– Мне нужно твое сердце, твои мысли, твое тело. – Джон наклонился и слегка коснулся губами ее губ. – Я хочу всю тебя – навсегда, – шепотом добавил он и обнял ее за талию.

Руки Джорджины уперлись ему в грудь, как будто она хотела оттолкнуть его. Но вместо этого она приоткрыла ему свои мягкие губы, и Джона охватила такая радость победы, что он едва устоял на ногах. Теперь он владеет ее душой и телом.

Джон оторвал Джорджину от пола и стал жадно целовать. Поцелуй превратился в жаркую схватку губ и языков, которая наполняла их наслаждением. Поставив ее на пол, Джон расстегнул молнию у нее на спине и спустил платье вниз, затем, стянув бретельки комбинации и бюстгалтера, сдвинул одежду к талии. Его взору открылась полная грудь Джорджины. Он немного отстранился, чтобы оглядеть то, что сулило ему райское блаженство, а потом, прижав ее руки к бокам, наклонился и лизнул языком торчащий сосок. Джорджина застонала и выгнулась ему навстречу. Он взял сосок в рот. Джорджина попыталась высвободить руки, но он крепко держал ее.

– Джон, – прошептала она, – мне хочется обнять тебя.

Он выпустил ее руки из плена и принялся за другой сосок. Он был готов. Он готов уже несколько месяцев. Ноющая боль в паху подталкивала его к тому, чтобы содрать с Джорджины одежду, прижать ее к стене и глубоко-глубоко ворваться в ее горячее влажное лоно. Немедленно.

Джорджина освободила руки от бретелек. Пока она вытаскивала рубашку из его брюк, Джон неотрывно смотрел в ее затуманенные страстью глаза. Он с трудом сдерживался, ему едва удавалось противостоять своему желанию разложить ее на полу тут же, у входной двери. Не в силах больше ждать, он схватил ее за руку и потащил в глубь дома.

– Где твоя спальня? – спросил он. – Знаю, что где-то здесь.

– Последняя дверь слева.

Джон вошел в комнату и замер, будто натолкнувшись на кирпичную стену. Кровать была застелена покрывалом в цветочек, а над кроватью висел кружевной полог. Вдоль изголовья было уложено с полдюжины подушечек с рюшечками. Цветы были и на обоях, и на обивке кресел. Огромный венок из цветов висел над туалетным столиком, и еще две вазы с цветами стояли по углам. У Джона возникло ощущение, что он перепутал двери и оказался в оранжерее.

Джорджина, придерживая на груди спущенное платье, вошла вслед за ним.

– В чем дело?

Джон оглянулся на нее, замершую среди этого изобилия цветов, с руками, прижатыми к груди в тщетной попытке прикрыть грудь.

– Ни в чем, если не считать того, что ты еще одета.

– Ты тоже.

Он улыбнулся и сбросил туфли.

– Это легко исправить.

За несколько секунд он полностью разделся, поднял глаза на Джорджину и едва не кончил. Она стояла в нескольких шагах от него, и на ней были только крохотные трусики и чулки, которые удерживались розовыми подвязками. Джон залюбовался ее пышными бедрами, красивой округлой грудью, гладкими плечами. Она была прекрасна. Джон подошел, притянул Джорджину к себе и с наслаждением ощутил прикосновение ее горячего и мягкого тела. Она олицетворяла для него все, что он стремился найти в женщине. Ему не хотелось спешить. Ему хотелось долго-долго любить ее и дарить ей удовольствие. Но он не мог. Он чувствовал себя ребенком, который со всех ног бежит к любимой песочнице. Единственное, что еще останавливало его, это незнание, с чего начать. Ему хотелось терзать ее губы и грудь. Хотелось целовать ее живот и сокровенное местечко между бедер.

Джон положил Джорджину на кровать и лег на нее сверху. Впившись в ее губы, он принялся снимать с нее трусики. Пока он сосредоточенно стаскивал их с ног, его член упирался ей в живот. Напряжение у него в паху все нарастало, и вскоре он ощутил, что вот-вот достигнет предела.

Но ему хотелось выждать. Ему хотелось убедиться в том, что и Джорджина готова. Ему хотелось быть нежным любовником. Встав над ней на колени, он снял наконец трусики и оглядел ее. Теперь на ней были только чулки с розовыми подвязками. Джорджина протянула к нему руки, и он понял, что больше ждать не сможет. Накрыв ее своим телом, он сжал ладонями ее лицо.

– Джорджина, я люблю тебя, – прошептал он, всматриваясь в ее зеленые глаза. – А ты любишь меня?

Джорджина застонала и, с силой проведя ладонями по его телу, обняла его.

– Я люблю тебя, Джон. Я всегда любила тебя.

Он погрузился в нее и только тогда вспомнил, что не надел презерватив. Впервые за многие годы он обнаженным членом ощутил прикосновение горячей и влажной плоти. Еще несколько мгновений он пытался контролировать себя, преодолевая настоятельную потребность овладеть ею, а потом, отбросив прочь все посторонние мысли, начал двигаться, и они одновременно вознеслись к вершинам блаженства.

* * *

Было три часа ночи, когда Джон выбрался из постели и стал одеваться. Джорджина сидела, прикрывшись простыней, и наблюдала, как он застегивает брюки. Джон уходил. Она знала, так нужно. Оба не хотели, чтобы Лекси узнала о том, что он провел здесь ночь. И все же ее сердце болезненно сжималось. Он сказал, что любит ее. И повторил это еще много раз. Однако ей с трудом в это верилось. И было страшно выпустить наружу радость, теплившуюся в глубине души.

Джон нашел рубашку. Джорджина почувствовала, как глаза ее наполнились слезами, и заморгала. Ей хотелось спросить, увидятся ли они вечером, но она опасалась, что у Джона создастся впечатление, будто она цепляется за него.

– Думаю, вам не стоит заранее приезжать на стадион, – сказал Джон. – Лекси не высидит весь матч, если вы приедете рано. – Он сел на край кровати и стал надевать носки и туфли. – Только оденьтесь потеплее. – Он встал, наклонился к ней и поцеловал. – Джорджина, я люблю тебя.

Она уже не надеялась снова услышать от него эти слова.

– Я тоже тебя люблю.

– Увидимся после игры, – проговорил он и еще раз поцеловал ее.

Джон ушел, оставив ее наедине с предостережением Вирджила, которое грозило разрушить ее счастье.

Джон любит ее. И она любит его. Но достаточно ли велика его любовь, чтобы отказаться от своей команды? И как она сможет жить с сознанием того, что он отказался от всего этого ради нее?

Подсвеченный синими и зелеными прожекторами стадион напоминал огромный котел. Шесть полураздетых девиц из группы поддержки танцевали под оглушающий рок, который несся из мощных динамиков. Басы бухали так, что Джорджина ощущала их отзвуки в желудке. Беспокоясь об Эрни, она повернулась и поверх головы Лекси, которая зажала уши руками, посмотрела на деда Джона. Судя по всему, этот страшный грохот старика совсем не волновал.

Эрни Максвелл мало изменился за эти семь лет. Только теперь он носил очки в черной оправе и слуховой аппарат за левым ухом.

Когда они с Лекси отыскали свои места, Джорджина с удивлением обнаружила, что их с нетерпением ждет Эрни. В первые минуты она держалась скованно, не зная, как поведет себя дед Джона, но тот быстро развеял все ее опасения.

– Здравствуй, Джорджина. Ты стала даже красивее, чем я тебя помню, – сказал он и помог им с Лекси снять куртки.

– А вы, мистер Максвелл, похорошели раза в два, – заявила Джорджина, одаривая его своей самой очаровательной улыбкой.

Эрни рассмеялся:

– Мне всегда нравились девушки с Юга.

Неожиданно музыка стихла, и погас свет. Теперь стадион освещали только две огромные эмблемы «Чинуков», расположенные по концам катка.

– Дамы и господа! Встречайте сиэтлских «Чинуков»! – объявил мужской голос, прозвучавший из громкоговорителей.

Под вопли обезумевших от восторга болельщиков на лед выехала команда. Их белые майки четко выделялись в неоновом свете эмблем. Со своего места, расположенного на несколько рядов выше синей линии, Джорджина внимательно разглядывала каждую майку, пока не нашла выведенные синим фамилию «Ковальский» и номер одиннадцать. Ее охватила гордость, сердце учащенно забилось. Этот огромный мужчина в белом шлеме, надвинутом на лоб, принадлежит ей. Осознание этого было внове для Джорджины, ей все еще не верилось, что Джон ее любит. Они не виделись с того момента, когда перед уходом он поцеловал ее, и за это время она пережила немало отчаянных минут, когда ей казалось, что прошедшая ночь была лишь сном.

Даже издали Джорджина разобрала, что под одеждой на Джоне надета защита. Большая пухлая перчатка защищала и руку, в которой он держал клюшку.

«Чинуки» объехали каток от ворот до ворот и остановились у линии в центре. Зажегся свет, и объявили о выходе «Койотов» из Финикса. Болельщики «Чинуков» – а их было подавляющее большинство среди зрителей – встретили их неодобрительным гулом. Джорджине даже стало жалко «Койотов», и она бы поприветствовала их, если бы не опасалась за свою безопасность.

Пять игроков из каждой команды остались на катке и заняли свои места. Джон остановился в круге вбрасывания, прижал клюшку ко льду и замер.

– Ребята, надерите им задницы! – заорал Эрни, когда шайба была вброшена и сражение началось.

– Дедушка Эрни! – возмутилась Лекси. – Ты сказал плохое слово.

То ли Эрни не услышал ее, то ли предпочел проигнорировать замечание правнучки.

– Тебе не холодно? – перекрикивая шум толпы, спросила Джорджина.

Лекси не поворачиваясь помотала головой. Она указала на Джона, который мчался в их сторону. Его свирепый взгляд был прикован к игроку команды противника, владевшему шайбой. Джон блокировал его и с такой силой бросил на борт что плексигласовая загородка задребезжала, а Джорджине показалось что они сейчас проломят борт и вывалятся в толпу. Она слышала, как они шумно выдохнули, когда столкнулись, и подумала что после такого удара игрока «Койотов» должны унести на носилках. Однако тот даже не упал. Несколько мгновений толкаясь, они боролись за шайбу, и в конечном итоге шайба заскользила к воротам «Койотов».

Джорджина наблюдала за Джоном. Он сновал от одного края катка к другому, то сбивая кого-то на лед, то отнимая у кого-то шайбу. Столкновения были очень жесткими и страшными, как автомобильные аварии на дороге, а она вспоминала прошедшую ночь и надеялась, что все жизненно важные органы Джона останутся невредимыми.

Толпа ревела, отовсюду слышались ругательства. Эрни предпочитал адресовать свое недовольство судьям.

– Открой глаза, козел! Следи за игрой! – вопил он.

Джорджине никогда прежде не доводилось слышать такое количество ругани за столь короткий период времени. А еще она впервые в жизни видела, чтобы так много плевались. Кроме ругательств и плевков, на нее произвело впечатление и то, с какой скоростью игроки обеих команд носились по льду, с какой силой ударяли по шайбе и с каким ожесточением сражались у ворот противника. К концу первого периода счет так и не был открыт.

Во втором периоде Джон получил взыскание за подножку и был удален с катка.

– Сукины дети! – заорал Эрни, обращаясь к судейской команде. – Реник сам запутался в своих чертовых ногах!

– Дедушка Эрни!

Джорджина не стала спорить с Эрни, но она-то видела, как Джон поддел клюшкой конек противника и слегка выставил ногу. Он проделал этот маневр с величайшей ловкостью. Когда он с невинным видом прижал руку в перчатке к груди, Джорджина подумала, что ей, вероятно, просто привиделось, как другой игрок, раскинув в стороны руки, падает на лед и на животе скользит вперед.

В третьем периоде Дмитрию наконец-то удалось забить «Койотам» гол, но десять минут спустя те сравняли счет. Стадион буквально звенел от напряжения, болельщики подскакивали от нетерпения. Лекси тоже не могла усидеть на месте и вскочила на ноги.

– Давай, папа! – закричала она, когда Джон стал отнимать у противника шайбу, а потом стремительно заскользил по льду.

Опустив голову, он пересек центральную линию, и тут игрок «Койотов» неожиданно врезался в него. Если бы Джорджина не видела все своими глазами, она бы никогда не поверила, что мужчина комплекции Джона может лететь, кувыркаясь в воздухе. Он упал на спину и лежал так, пока не прозвучал свисток. На лед выбежали инструкторы и тренер «Чинуков». Лекси расплакалась, а Джорджина затаила дыхание. У нее в животе появился неприятный холодок.

– Твой папа в порядке, – сказал Эрни, указывая на каток, – смотри, он встает.

– Но ему больно! – всхлипнула Лекси, наблюдая за тем, как Джон катится по льду, но не к скамье запасных, а к выходу в раздевалку.

– С ним все будет в порядке. – Эрни обнял Лекси и прижал ее к себе.

– Мама! – не успокаивалась девочка. – Отнеси папе пластырь. – Слезы текли у нее по щекам.

Джорджина сомневалась, что пластырь поможет. Ей тоже хотелось плакать, и она не отрываясь смотрела на лед, но Джон все не появлялся. Через несколько минут прозвучала, сирена, и матч закончился.

– Джорджина Ховард?

– Да. – Джорджина оглянулась.

Позади ее кресла стоял незнакомый мужчина. Она поспешно встала.

– Я Хауи Джонс, инструктор «Чинуков». Джон Ковальский попросил меня разыскать вас.

– Он серьезно ранен?

– Вообще-то я не знаю. Он попросил меня отвести вас к нему.

– Господи! – Джорджина не представляла, зачем она могла понадобиться Джону, если только он не был тяжело ранен.

– Ты бы поторопилась, – вставая, посоветовал Эрни.

– А как же Лекси?

– Я отвезу ее домой к Джону и посижу с ней, пока ты не вернешься.

– Вы думаете? – засомневалась Джорджина.

Мысли вихрем кружились у нее в голове, и она никак не могла сосредоточиться ни на одной из них.

– Конечно. А теперь иди.

– Я позвоню и расскажу, как дела. – Она поцеловала Лекси в мокрую щеку и взяла свою куртку.

– Думаю, у тебя не будет времени на то, чтобы звонить.

Джорджина последовала за Хауи к тому выходу, через который, как она видела, ушел Джон. Они прошли по пружинящим резиновым матам мимо людей в форме службы безопасности, потом повернули направо и оказались в большом помещении с перегородкой из тяжелой драпировочной ткани. У Джорджины от тревоги подкашивались ноги. Она подозревала, что с Джоном случилось что-то ужасное.

– Мы почти у цели, – сообщил Хауи, когда они шли по коридору через толпу мужчин, одетых либо в деловые костюмы либо в командные цвета «Чинуков».

Миновав комнату, на двери которой висела табличка «Раздевалка», они через двойные двери вошли в соседнюю.

В этой комнате на фоне большой синей эмблемы «Чинуков» сидел Джон и беседовал с телевизионным корреспондентом. Его кожа блестела от пота, а волосы были влажными, однако пострадавшим он не выглядел. Джон уже успел снять футболку и плечевые накладки и сейчас сидел в майке, которая до такой степени пропиталась потом, что прилипла к его груди. На нем все еще были спортивные трусы, полосатые гетры и объемная ножная защита, однако коньки он уже снял. Даже без полной экипировки Джон казался огромным.

– На последних пяти минутах игры ты получил хороший удар от Ткачука. Как ты себя чувствуешь? – спросил репортер и поднес микрофон к лицу Джона.

– Я чувствую себя великолепно. Конечно, будет синяк, но что поделаешь, это хоккей.

– Планируешь взять реванш в будущем?

– Ни в коем случае, Джим. Я скользил с опущенной головой, а с таким парнем, как Ткачук, во время игры нужно держать ухо востро. – Джон вытер лицо махровой салфеткой и огляделся по сторонам. Увидев стоявшую в дверях Джорджину, он улыбнулся ей.

– Сегодняшний матч был трудным. Ты доволен игрой.

Джон снова повернулся к репортеру:

– Естественно, мы никогда не будем довольны ничем, кроме победы. Совершенно очевидно, что нам нужно играть мощнее. И еще нам следует немного подтянуть нашу защиту.

– Тебе тридцать пять, но ты все еще занимаешь место в списке лучших игроков. Как тебе это удается?

Джон усмехнулся:

– Вероятно, это результат многих лет добропорядочного образа жизни.

Репортер и оператор засмеялись.

– А что уготовило Джону Ковальскому будущее?

Джон посмотрел на Джорджину и указал на нее рукой присутствующим.

– Это зависит вот от этой женщины.

Джорджина похолодела и медленно обернулась. В коридоре позади нее толпились только мужчины.

– Джорджина, дорогая, я имею в виду тебя.

Джорджина резко повернулась к нему и, ткнув себя пальцем в грудь, устремила на Джона вопросительный взгляд, как бы спрашивая: «Меня?»

– Помнишь, прошлой ночью я сказал тебе, что женюсь, если буду сходить с ума от любви.

Она кивнула.

– Так вот, я схожу с ума от любви к тебе. – Джон встал и протянул к ней руки. Словно зачарованная, Джорджина двинулась к нему и вложила свои руки в его. – Ты должна знать, что я не буду играть по правилам. – Он обхватил ее за плечи и силой усадил в кресло, из которого только что поднялся, а затем посмотрел на оператора. – Мы в эфире?

– Да.

Джорджина подняла на Джона глаза, полные слез. Она хотела обнять его, но Джон перехватил ее руку.

– Родная моя, не прикасайся ко мне, я ужасно потный. – Он опустился перед ней на одно колено. – Семь лет назад, когда мы познакомились, я причинил тебе боль. Я прошу прощения за это. Сейчас я совершенно другой человек, и в том, что я стал лучше, есть и твоя заслуга. Ты вернулась в мою жизнь и изменила ee. Когда ты входишь в комнату, я ощущаю тепло, как будто ты несешь с собой солнце. – Джон помолчал и крепче сжал ее руку. У него по лбу скатилась капелька пота. – Я не поэт и не романтик, – продолжил он слегка севшим голосом, – и я не знаю таких слов, которые могли бы выразить то, что я испытываю к тебе. Я только знаю, что ты для меня – как воздух, как биение сердца, как жизнь моей души, и без тебя я пуст. – Он прижался горячими губами к ее ладони и закрыл глаза, а когда снова посмотрел на нее, в его взгляде появилась настойчивость, а глаза потемнели. Сунув руку куда-то за пояс своих спортивных трусов, он достал маленькую коробочку. В окружении изумрудов там лежал бриллиант размером минимум четыре карата. – Выходи за меня замуж, Джорджи.

– О Боже! – Джорджина ничего не видела сквозь слезы. Она вытерла глаза. – Просто не верится, что все это происходит со мной. – Джорджина втянула в себя воздух и перевела взгляд с бриллианта на Джона. – Неужели все это настоящее?

– Естественно. – В голосе Джона послышалась обида. – Неужели ты думаешь, я дарю тебе искусственный бриллиант?

– Да я не о кольце! – Она покачала головой и снова вытерла бегущие по щекам слезы. – Неужели ты и правда хочешь жениться на мне?

– Да. Я хочу жить с тобой до старости, хочу, чтобы у нас было еще много детишек. Джорджина, со мной ты будешь счастлива, обещаю.

Она смотрела в его красивое лицо, и ее сердце учащенно стучало. Теперь у Джона нет дороги назад. Ведь все было зафиксировано камерой. И это кольцо с бриллиантом… Ночью она размышляла, каким будет его решение. И спрашивала себя, что ей делать, если он выберет не ее. И сейчас она получила ответ на оба вопроса.

– Да, я выйду за тебя, – наконец проговорила Джорджина, смеясь и плача одновременно.

– Боже мой, – облегченно выдохнул Джон. – Ты заставила меня поволноваться.

С трибун донесся грохот аплодисментов и рев – это тысячи болельщиков выражали свое одобрение. От их бурной радости задрожали стены стадиона.

Джон оглянулся на оператора:

– Нас показывают на экране?

Оператор поднял вверх большой палец.

Повернувшись к Джорджине, Джон взял ее левую руку и поцеловал.

– Я люблю тебя, – сказал он и надел ей на палец кольцо. Джорджина обняла его за шею и прижалась к нему.

– Я люблю тебя, Джон, – сквозь рыдания прошептала она ему на ухо.

Не отпуская ее от себя, он встал и посмотрел на мужчин, все это время молча стоявших вокруг.

– Это все, – обратился он к ним, и оператор выключил камеру.

Джорджина прижималась к Джону, когда их все поздравляли. Не отстранилась она и тогда, когда все вышли из комнаты.

– Ты сейчас пропитаешься моим потом, – с улыбкой сказал ей Джон.

– А, не важно. Я люблю тебя и люблю твой пот. – Приподнявшись на цыпочках, она еще крепче прижалась к нему.

Он обнял ее обеими руками.

– Знаешь, был момент, когда мне показалось, что ты ответишь отказом.

– А когда ты все это задумал?

– Кольцо я купил в Сент-Луисе четыре дня назад, а с телевизионщиками договорился сегодня утром.

– Ты был уверен, что я отвечу «да»?

Джон пожал плечами:

– Ты же знаешь, что я не играю по правилам.

Джорджина немного приподнялась и поцеловала его. Она так долго ждала этого мгновения, поэтому теперь всецело отдавалась своему счастью. Губы Джона, горячие и влажные, открылись ей навстречу. Она ласкала языком его язык, а ее пальцы теребили его влажные волосы.

На Джона мгновенно нахлынуло желание, и он поспешно отстранился от Джорджины.

– Перестань, – простонал он. – Из-за тебя мне в защите стало тесно.

– Так сними ее.

– Да там четыре слоя. К тому же мне надо еще кое-что сделать, прежде чем я начну докапываться до своего тела.

– Но что может быть важнее, чем освобождение своего тела от этих четырех слоев?

– Ничего.

Ощущение их близости друг к другу наполняло Джона восторгом, от которого начинало сильнее биться сердце. Он любит ее так, как никогда никого не любил. Она для него и друг, и женщина, которую он уважает, и любовница, способная в любую минуту вызвать у него эрекцию. И Джорджина любит его. Одного он не знает – почему она полюбила его. Ведь он своенравный хоккеист, который слишком часто сквернословит. Однако спрашивать ее об этом он не будет, чтобы не искушать судьбу.

Джону безумно хотелось поскорее привезти Джорджину домой и сорвать с нее одежду, но у него еще оставалось одно незаконченное дело. Взяв Джорджину за руку, он потащил ее за собой. Они вышли из комнаты и двинулись по коридору.

– Нужно кое-что прояснить, прежде чем я уеду.

Джорджина замедлила шаг.

– С Вирджилом?

– Да. – На лбу у Джона залегла тревожная складка. Он остановился и положил руки Джорджине на плечи. – Ты боишься его?

Джорджина покачала головой.

– Он может заставить тебя сделать выбор, так? Скажет, что ты должен выбрать между мной и командой? – Джорджина в мольбе прижала к груди руки. – А я не хочу, чтобы тебе пришлось выбирать.

Джон нежно поцеловал ее в лоб.

– Я никогда не стоял перед выбором. И никогда не предпочел бы тебе хоккейную команду.

– Но тогда Вирджил уволит тебя.

Джон хмыкнул и помотал головой:

– Вирджил не может уволить меня, солнышко. Он может продать меня в дешевую команду, если захочет. Но это произойдет только в том случае, если я его не опережу.

– То есть?

Он потянул ее за собой.

– Пошли. Чем быстрее мы покончим с этим, тем скорее окажемся дома.

На прошлой неделе Джон дал своему агенту зеленый свет в переговорах с Пэтом Куинном, главным менеджером ванкуверских «Чинуков». Ванкувер в двух часах езды от Сиэтла, а команде требовался центральный нападающий. Что касается Джона, то он нуждался в возможности самостоятельно распоряжаться своим будущим.

Ведя за собой Джорджину, он вошел в кабинет Вирджила.

– Так и думал, что найду вас здесь, – сказал он. Вирджил, в этот момент читавший факс, поднял голову.

– Ты времени зря не терял. Как я понимаю, твой агент связался с Куинном. Ты уже смотрел предложение?

– Да. – Джон закрыл за собой дверь и одной рукой обнял Джорджину за талию.

– Тебе тридцать пять. Меня удивляет, что он так много предложил.

Джон сомневался, что Вирджил действительно чем-то удивлен. Это был обычный способ выменивать капитана какой-то команды или привилегированных игроков.

– Я лучший, – уверенно заявил он.

– Жаль, что сначала ты не поговорил со мной.

– Разве? Мы поговорили в последнюю нашу встречу, и вы сказали, что я должен выбирать между Джорджиной и командой. А знаете, мне ведь даже не надо было размышлять над этим.

Вирджил посмотрел на Джорджину и опять перевел взгляд на Джона.

– Шикарное ты устроил шоу.

Джон крепче прижал к себе Джорджину.

– А я ничего не делаю наполовину.

– Верно, не делаешь. Но ты рисковал многим, не говоря уже о вероятности получить отказ на виду у тысяч зрителей.

– Я знал, что Джорджина скажет «да».

Своенравно выгнув бровь, Джорджина покосилась на него.

– Не слишком ли это было самонадеянно?

Джон не стал признаваться, что он пережил несколько неприятных мгновений. Это были те мгновения, когда Джорджина еще не ответила на его предложение и когда у него возникло дикое желание перебросить ее через плечо, выбежать из комнаты, спрятать ее в каком-нибудь укромном местечке и держать взаперти, пока она не скажет ему то, что он жаждет услышать.

– Так чего ты хочешь?

Джон снова сосредоточил свое внимание на Вирджиле.

– Что, простите?

– Я спросил, чего ты хочешь.

Внешне Джон остался невозмутим, но внутри его душил смех. Шах и мат. Старый поганец блефовал.

– За что?

– Я принял поспешное и чрезвычайно невыгодное с точки зрения бизнеса решение, когда пригрозил продать тебя. При каком условии ты останешься?

Джон покачивался с мыска на пятку и обратно, делая вид, будто обдумывает слова Вирджила. На самом же деле он давно был готов к тому, что тот пойдет на попятный.

– Инфорсер полузащиты мог бы убедить меня проигнорировать тот факт, что вы грозились продать меня. Причем я имею в виду не первогодка с линии ворот, которого вы можете взять, не особенно раскошеливаясь. Мне нужен опытный хоккеист. Такой, который не боится играть по углам и атаковать у ворот. Большой. С низким центром тяжести. Который сносит все на своем пути, как товарняк. Вам придется выложить немалые деньги за такого парня.

Вирджил недовольно фыркнул:

– Составь список и отдай его мне утром.

– Сожалею, но сегодня вечером я буду очень занят. – Джорджина сильно пихнула Джона локтем в бок, и он посмотрел на нее. – Что? Ты тоже будешь занята.

– Замечательно, – проговорил Вирджил. – Отдашь мне его на следующей неделе. А теперь прошу извинить меня, у меня много дел.

– Есть еще кое-что.

– Разве инфорсера за полмиллиона долларов мало?

– Мало, – кивнул Джон. – Извинитесь перед моей невестой.

– Не думаю, что это необходимо, – поспешила вмешаться в разговор Джорджина. – В самом деле, Джон. Мистер Даффи согласился на твое предложение. Полагаю, это великодушное…

– Позволь мне самому разобраться с этим, – перебил ее Джон.

На лице Вирджила появилось недоуменное выражение.

– Действительно, почему это я должен извиняться перед мисс Ховард?

– Потому что вы обидели ее. Она извинилась перед вами за свое бегство со свадьбы, а вы швырнули ее извинение ей в лицо. Джорджи очень ранима. – Джон наклонился к ней. – Правда, дорогая?

Вирджил встал. Несколько мгновений он молча смотрел то на Джона, то на Джорджину, затем пару раз прокашлялся. Его лицо стало пунцовым.

– Я принимаю ваше извинение, мисс Ховард. И прошу вас принять мое.

Джон подумал, что Вирджил мог бы более душевно попросить прощения, и уже открыл было рот, чтобы посоветовать ему предпринять еще одну попытку, но Джорджина остановила его.

– Конечно, – сказала она и предостерегающе постучала кулаком по спине Джона. – Давай оставим мистера Даффи, у него много работы, – предложила она.

Джон увидел, как задорно блеснули ее глаза. Он чмокнул Джорджину в губы и вывел из кабинета. Обнявшись, они медленно шли по коридору к раздевалке, и Джон вспоминал сон, который приснился ему этой ночью после того, как он вернулся домой. Вместо эротических фантазий, на которые его всегда вдохновляла Джорджина, он увидел совершенно другой сон. Он шел по огромной цветочной клумбе, а вокруг скакали и хихикали маленькие девочки. Похожие друг на друга девочки с маленькими, тоже похожими друг на друга собачками смотрели на него так, будто он был супергероем, который мог убивать пауков и спасать крохотных рыбок.

Ему понравился этот сон. Он хочет быть с Джорджиной. Хочет жить в окружении темноволосых неумолкающих девчушек, кукол Барби и лысых собак. Он хочет иметь кружевные покрывала, цветочные обои и женщину, которая тягучим южным акцентом будет шептать ему на ухо ласковые слова.

Джон улыбнулся и взял Джорджину под руку. Даже если у них никогда не будет других детей, у него все равно есть все, что ему нужно.

Абсолютно все.