Джейн была дурой. Столько раз. Сначала - когда влюбилась в Люка, хоть и знала, что он разобьет ей сердце. Затем - когда смотрела ему в глаза и рассказывала, что она и есть Медовый пирожок. Он не знал. Был шанс, что никогда и не узнает.

Но она знала. И это жгло ее так, будто тлеющие древесные угли были спрятаны у нее в груди. В конце концов, она бы сказала ему, чтобы спасти его рассудок. Люк просто сходил с ума, думая, что кто-то следил за ними из темноты… и Джейн полагала, что кто-то в самом деле следил. Она. Поэтому рассказала ему все, чтобы облегчить муки совести. Так почему же ей не стало легче?

Джейн бросила чемодан на пол и разрыдалась. Она провела семь часов в такси, аэропортах и самолетах, пытаясь добраться до дома. Пытаясь держаться. Она больше не могла. Боль от потери Люка терзала ее тело, а легкие разрывались от рыданий. Она знала, что терять его будет мучительно, но никогда не представляла, что такая боль возможна.

Лунный свет струился сквозь окна маленькой спальни, и Джейн, закрывая себя в темноте, задернула шторы. Она вылетела из Феникса первым же рейсом этим днем. У нее была двухчасовая остановка в Сан-Франциско, прежде чем полет продолжился до Сиэтла. Джейн истощилась физически и эмоционально. Она должна была уехать. У нее не было выбора. Она не могла войти в раздевалку следующим вечером и увидеть лицо Люка. Не могла рассыпаться на кусочки. Прямо там, на виду у игроков.

Прежде чем уехать, она позвонила Дарби и сказала, что у нее в семье несчастье. Ей нужно срочно домой, и она присоединится к команде, когда та вернется в Сиэтл. Хотя это не имело никакого отношения к Дарби, он помог ей организовать полет, и Джейн поняла, что Хоуг был кем-то большим, чем просто нахальным дельцом. Под этими костюмами за тысячу долларов и ужасными галстуками скрывалось доброе сердце. И может быть, Дарби будет достаточно хорош для Каролины.

Джейн также позвонила Кирку Торнтону. Тот не был таким понимающим, как Хоуг, и спросил, что за несчастье. Джейн была вынуждена солгать. Она сказала, что у ее отца сердечный приступ. Хотя на самом деле разбилось ее сердце.

Упав на кровать, Джейн закрыла глаза. Она не могла перестать думать о Люке или вспоминать, каким было его лицо, когда она вошла в бар гостиницы. Люк выглядел ошеломленным. Как будто кто-то ударил его кирпичом. Она помнила каждую мучительную деталь. А хуже всего была его забота о ней. И когда он, наконец, осознал, что она и есть Медовый пирожок, его забота обернулась презрением. В тот момент Джейн поняла, что потеряла его навсегда.

Она повернулась на бок и потрогала подушку, лежавшую рядом: Люк был последним, чья голова касалась ее. Джейн провела рукой по мягкой хлопковой наволочке, затем прижала подушку к носу: запах Люка... Она почти могла почувствовать его.

Сожаление и злость смешались с болью в ее душе, и Джейн хотелось, чтобы она не говорила Люку, что любит его. Ей хотелось, чтобы он не знал этого. А больше всего ей хотелось, чтобы ему было не все равно. Но это было не так.

«Тогда я не хотел бы увидеть, что ты творишь с теми, кого не любишь», - сказал он.

Отбросив подушку в сторону, Джейн села в кровати, вытерла слезы со щек и, надев огромную футболку, направилась по темной квартире на кухню. Открыла холодильник и заглянула внутрь. Прошло много времени с тех пор, как она размораживала его. Джейн взяла давным-давно открытую банку, где плавал один кусочек маринованного огурца, и поставила на стол. Достала пустую бутылку горчицы и пол-упаковки молока, у которого неделю назад закончился срок годности, и поставила рядом с банкой. Грудь болела, а голова была как будто набита ватой. Джейн с радостью бы заснула и спала, пока боль не исчезнет, но даже это было невозможно, потому что, проснувшись, она бы встретилась с этой болью снова.

Зазвонил телефон. Когда он замолчал, Джейн сняла трубку и положила рядом с аппаратом. Вытащив мусорное ведро и чистящее средство из-под раковины, она поставила их рядом с собой в круг света от холодильника. Она чистила его, чтобы чем-то заняться. Чтобы удержаться и не сойти с ума. Но это не помогало, потому что она вспоминала все прекрасные и волнующие, и ужасные мгновения, которые провела с Люком. Она вспоминала, как он бросал дротик, как будто мог силой добиться точности. Как он ехал на мотоцикле, и каково это было - сидеть позади него. Она вызвала в памяти точный цвет его глаз и волос. Звук его голоса и запах его кожи. Прикосновение его рук и тела, прижатого к ней. Его вкус у нее во рту. То, как он глядел на нее, когда они занимались сексом.

Джейн любила в Люке все. Но он не любил ее. Она знала, что между ними все закончится. В конце концов, рассказ о Медовом пирожке в «Хим» просто приблизил неизбежное. Даже если бы она не отослала его, даже если бы она никогда не написала его, их с Люком отношения не ждал бы счастливый конец, несмотря на то, что она надеялась на обратное. Кен был привязан к Барби. Мик встречался с супермоделями, а Брэд женился на Дженнифер. Точка. Такова жизнь. В этом разрыве не было ее вины. Люк бы все равно бросил ее. Может, даже лучше, что он ушел от нее сейчас, сказала себе Джейн, чем через несколько месяцев, когда она нашла бы еще больше причин любить его. Когда ей было бы еще больнее. Хотя она не могла представить себе, что боль могла стать еще сильнее. Она чувствовала себя так, будто часть ее умерла.

Поставив чистящее средство на столешницу, Джейн посмотрела на портфель, валяющийся на кофейном столике.

«В этой дерьмовой статейке о Медовом пирожке есть кое-что, слишком близкое к правде, чтобы это было простым совпадением», - сказал Люк.

Она всегда считала, что он узнает себя в рассказе, но никогда не думала, что он узнает ее. Она подошла к дивану и села. «Кое-что, написанное о нас с тобой, что на самом деле произошло». Вытащив лэптоп, Джейн включила его. Открыла папку «Медовый пирожок» и щелкнула по мартовскому файлу. До сих пор она не хотела читать эту статью. Боясь, что та ужасна и совсем не лестна, и не так хороша, как Джейн считала поначалу и какой намеревалась ее сделать. Читая, она оказалась поражена тем, насколько ясным сделала тот факт, что описанная женщина – это сама Джейн. Было бы удивительно, если бы Люк ничего не заподозрил. Чем больше Джейн читала, тем больше спрашивала себя, оставила ли она улики намеренно. Это было почти, как если бы она спрыгнула со страницы, размахивая руками и крича: «Это я, Люк. Это Джейн. Я написала это».

Хотела ли она, чтобы он понял, что статья была написана именно ею? Нет. Конечно, нет. Это было бы глупо. Это значило бы, что она намеренно разрушила их отношения.

Опустившись на диван, Джейн посмотрела на каминную полку на другой стороне комнаты. На свою фотографию с Каролиной. На хрустальную акулу, которую подарил Люк. Когда она влюбилась в него? Случилось ли это в ночь банкета? В первую ночь, когда он поцеловал ее? Или в тот день, когда он принес ей книгу про хоккей, перевязанную розовой ленточкой? Возможно, она влюблялась в него каждый раз.

Она полагала, что главным вопросом здесь был не вопрос времени. Было ли то, что всегда говорила о ней Каролина, правдой? Вступала ли она в отношения с мужчинами, стоя одной ногой за дверью? Со взглядом, устремленном к надписи «выход»? Намеренно ли она написала такую очевидную статью, чтобы прервать связь с Люком прежде, чем все зайдет слишком далеко? Если было именно так, то Джейн закончила все слишком поздно. Она влюбилась намного сильнее, чем когда-либо прежде. Она даже не знала, что можно так сильно влюбиться.

Раздался звонок в дверь, и Джейн поднялась с дивана. Было уже больше двух часов ночи, и она не могла представить, кто стоит на ее крыльце. Ее сердце сжалось, хотя она и сказала себе, что это не Люк, проехавший через всю страну, как Дастин Хоффман в фильме «Выпускник».

Оказалось, что это Каролина.

- Я обзвонила все больницы, - заявила та, крепко прижимая Джейн к груди. – Никто не дал мне никакой информации.

- О чем? – Джейн высвободилась из хватки подруги и сделала шаг назад.

- О твоем отце, - Каролина наклонила голову и посмотрела Джейн в глаза. – О его сердечном приступе.

Джейн покачала головой и потерла замерзшие руки о свою длинную футболку.

- У моего отца не было сердечного приступа.

- Мне позвонил Дарби и сказал, что был!

О, нет.

- Это то, что я сказала в газете, но мне просто нужно было вернуться домой, и я нуждалась в приличном поводе.

- Мистер Олкотт не умирает?

- Нет.

- Я, конечно, рада слышать это, - Каролина плюхнулась на диван. – Но я заказала цветы.

Джейн села рядом с ней.

- Прости. Можешь отменить заказ?

- Не знаю, - Каролина повернулась и посмотрела на подругу. – К чему эта ложь? Почему тебе надо было вернуться домой? Ты плакала?

- Ты уже читала «Медовый пирожок» в этом месяце?

Каролина обычно читала все статьи Джейн.

- Конечно.

- Это был Люк.

- Я поняла. Он был польщен?

- Совсем нет, - ответила Джейн, а потом рассказала подруге почему. Сквозь слезы, которые не могла остановить, она рассказала все. Когда она закончила, Каролина нахмурилась.

- Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать.

Да, Джейн знала. И в первый раз она по-настоящему слушала. Джейн всегда была самой умной из них двоих. А Каролина была красивой. Сегодня Каролина была красивой и умной.

- Ты можешь исправить это? – спросила Каролина.

Джейн вспомнила взгляд Люка, и как он велел ей держаться подальше от него и Мари. Он в самом деле имел это в виду.

- Нет. Теперь он не станет меня слушать, - откинув голову на спинку дивана, она уставилась в потолок. – Мужики – отстой, - Джейн повернула голову и посмотрела на подругу. – Давай договоримся завязать с мужчинами на некоторое время.

Каролина прикусила губу:

- Я не могу. Я вроде как встречаюсь с Дарби.

Джейн выпрямилась:

- В самом деле? Я не знала, что у вас все так серьезно.

- Ну, Хоуг, вообще-то, не совсем мой тип. Но он мил со мной, и он мне нравится. Мне нравится говорить с ним и нравится, как он смотрит на меня. И если посмотреть фактам в лицо, я нужна ему.

Да, определенно так и было. И Джейн полагала, что Дарби, вероятно, сможет обеспечить Каролину своей потребностью в ней на всю оставшуюся жизнь.

На следующее утро Джейн получила цветы от руководства «Чинуков» с выражением соболезнований. В полдень – цветы от «Таймс», а в час дня Дарби прислал свой букет. К трем – доставили цветы от Каролины. Все букеты были великолепны и чудесно пахли, и вызывали в Джейн чувство вины. Это было истинное возмездие, и Джейн пообещала Господу, что больше никогда не будет врать, если Он заставит поток цветов иссякнуть.

Той ночью по телевизору она наблюдала за матчем между «Чинуками» и «Койотис». Сквозь решетку маски на нее смотрели голубые глаза Люка, такие же холодные и жесткие, как лед, на котором он играл. Когда он не проклинал воздух перед своими воротами, его губы сжимались в суровую линию.

Люк поднял глаза, и камера поймала в них злость. Он был не в своей тарелке. Его личная жизнь влияла на его игру, и если у Джейн еще таилась какая-то скрытая надежда на то, что она сможет исправить ситуацию между ними, эта надежда умерла.

Все закончилось на самом деле.

Счастливчик заработал три штрафа, изливая свою злость на каждого, кто оказывался достаточно глуп, чтобы приблизиться к его вратарской площадке.

- В чем дело, Мартино́? – спросил форвард «Койотов» после первого нарушения. – У тебя что, месячные?

- Поцелуй мою волосатую задницу, - ответил Люк, цепляя парня за конек и сбивая с ног.

- Ты кретин, Мартино́, - сказал тот, растянувшись на льду и глядя снизу вверх. Раздался свисток, и Брюс Фиш отправился на скамейку штрафников вместо вратаря.

Люк взял бутылку и плеснул водой в лицо. К нему подъехал Марк Бресслер.

- У тебя проблемы с тем, чтобы держать себя в руках? – спросил капитан.

- Какого хрена ты так думаешь? – Вода капала с лица Люка и его маски. Джейн не было в ложе прессы. Ее даже не было в этом штате, но он не мог выкинуть ее из головы.

- Вот какого хрена я думаю, - Бресслер ударил Люка по плечу своей большой перчаткой. – Попытайся больше не зарабатывать нарушений, и мы сможем выиграть этот матч.

Он был прав. Люку надо было сконцентрироваться на игре, а не на тех, кто был или кого не было в ложе прессы.

– Больше никаких глупых штрафов, - согласился он. Но через несколько минут зацепил игрока противников за голень, и «койот» свалился как подкошенный.

- Разве это больно, котик? - сказал Люк, глядя на парня, схватившегося за ногу и корчащегося на льду. – Вставай, и я покажу настоящую боль.

Раздался свисток, и мимо проехал Бресслер, качая головой.

В раздевалке после игры была более подавленная атмосфера, чем обычно. «Чинуки» забили две шайбы в конце третьего периода, но этого оказалось недостаточно. Они проиграли со счетом 3-5. Спортивные журналисты из Феникса бродили по раздевалке в поисках каких-нибудь комментариев, но все игроки были не особо разговорчивы.

Отец Джейн перенес сердечный приступ, и «Чинуки» чувствовали ее отсутствие. Люк не верил в эту историю с приступом и был удивлен, что она убежала, поджав хвост. Это было не похоже на ту Джейн, которую он знал. Хотя, опять же, он на самом деле совсем не знал ее. Настоящая Джейн лгала ему и использовала его, и сделала из него дурака. Она знала о нем такое, чего он не хотел бы прочитать в газетах. Она знала, что он использовал лед для своих коленей, и что они не были в порядке на все сто процентов.

Он был идиотом. Какого черта он позволил маленькой журналистке с вьющимися волосами и острым языком войти в его жизнь? Она ведь ему даже не нравилась поначалу. Как он умудрился так сильно влюбиться в нее? Она перевернула его жизнь вверх тормашками, и теперь ему надо было найти способ выкинуть Джейн из головы. Чтобы вернуть свою способность концентрироваться. Он может сделать это. Он побеждал прежде и побеждал более страшных демонов, чем Джейн Олкотт. Люк считал: все что ему нужно - это решимость и немного времени. Дарби сказал команде, что Шарки не вернется на работу до следующей недели.

Неделя. Теперь, когда Джейн физически исчезла из его жизни, Люку не должно было потребоваться много времени, чтобы выбросить ее ко всем чертям из своей головы и мыслями вернуться к игре.

И неделю спустя он оказался прав. Во всяком случае, частично. Он снова был в ударе. Вернулся к мастерству вместо грубой силы, подогреваемой эмоциями. Но потерпел неудачу в попытках полностью выкинуть Джейн из головы.

В тот день, когда команда вернулась в Сиэтл, Люк чувствовал себя израненным внутри и снаружи. Он хотел просто сесть на диван и растечься по нему. И бездумно смотреть телевизор, пока Мари не придет из школы. Может быть, они бы сходили куда-нибудь и расслабились за ужином.

Ему следовало подумать получше. Как всегда с его сестрой. Вот все нормально, а через мгновенье - спокойная жизнь катится ко всем чертям. Только что Мари рассказывала ему о своем дне в школе, а затем сняла большую, громоздкую толстовку. Челюсть Люка упала, когда он увидел обтягивающую футболку и грудь, которая оказалась намного больше, чем когда он оставил сестру дома неделю назад. Не то чтобы Люк обращал внимание на такие вещи, но не заметить разницы было невозможно.

- Что это на тебе?

- Моя футболка из «Биби».

- Твоя грудь намного больше, чем была на прошлой неделе. Ты надела лифчик с подкладками?

Мари сложила руки на груди, как будто Люк был извращенцем.

- Это аква-бра.

- Ты не можешь носить это вне квартиры! - Он не мог позволить ей выйти на улицу с грудью, которая так и норовила вывалиться наружу.

- Я надевала его в школу всю последнюю неделю.

Твою мать! Он мог поспорить, что все парни в школе смотрели только на ее грудь. Всю неделю. Пока он был на играх. Иисусе, его жизнь была дерьмом. Наполненным доверху баком дерьма.

- Спорю, что парни в твоей школе по-настоящему здорово развлеклись, пялясь на твои буфера. А ты можешь поспорить, что они не очень хорошо думали о тебе.

- Буфера, - задохнулась Мари. – Это отвратительно. Ты так противно ведешь себя со мной. Ты всегда говоришь гнусные вещи.

Буфера – не плохое слово. Разве не так?

- Я говорю тебе, что думают парни. Если ты появляешься в огромном лифчике с подкладками и с выпадающей оттуда грудью, они думают, что ты вульгарна.

Мари посмотрела на него, как будто он был чудовищем, а не ее братом, который хотел защитить ее от маленьких извращенцев в школе.

- Ты больной.

Больной?

- Нет, я не больной. Я просто пытаюсь сказать тебе правду.

- Ты мне не мама и не отец. Ты не можешь указывать, что мне делать.

- Да, ты права. Я не твой отец и не твоя мать. И я также, может, не лучший из братьев, но я все, что у тебя есть.

Из ее глаз потекли слезы, размазывая макияж.

- Я ненавижу тебя, Люк.

- Нет, не ненавидишь. Ты просто брыкаешься, потому что я не хочу позволить тебе разгуливать повсюду в лифчике с подкладками.

- Спорю, тебе нравятся женщины, которые разгуливают в таких лифчиках. - На самом деле, у него развились любовь и страсть к маленькой груди. - Ты ханжа, Люк. Могу поспорить, твои подружки носят лифчики с подкладками.

Из всех женщин, что он знал, единственная, которая пленила его, не носила лифчик. Люк спросил себя, что это говорило о нем? Он пытался не тревожиться насчет этого, но его это тревожило. Его бак с дерьмом наполнился еще чуть-чуть.

- Мари, тебе шестнадцать, - попытался образумить сестру Люк. – Ты не можешь ходить в лифчике, который приводит парней в возбуждение. Ты должна надеть что-нибудь другое. Может быть, лифчик с амбарным замком, - последние слова он сказал, чтобы немножко развеселить Мари. Как всегда, она не смогла оценить его юмор. И разразилась слезами.

- Я хочу поехать в интернат, - выкрикнула Мари и убежала в свою комнату.

Упоминание об интернате заставило Люка замереть на месте. Он уже долгое время не думал об этом. Если он отошлет сестру в интернат, ему не надо будет беспокоиться о том, что она надевает лифчики с подкладками, когда его нет в городе. Его жизнь станет проще. Но внезапно мысль о том, чтобы отослать Мари, перестала привлекать его: она была унылой и одной сплошной нервотрепкой, но она была его сестрой. Он привык, что она рядом, и интернат больше не казался ему подходящим решением.

Люк последовал за сестрой в комнату и прислонился плечом к дверному косяку. Мари лежала на кровати, уставившись в потолок, раскинув руки, как мученица на кресте.

- Ты действительно хочешь поехать в интернат? – спросил он.

- Я знаю, что ты хочешь этого.

- Я никогда так не говорил. - Они уже обсуждали это прежде. – И это неправда.

- Ты хочешь избавиться от меня, - всхлипнула девочка. – Так что я уеду в школу.

Люк знал, что ей необходимо было услышать, и что ему нужно было сказать. Для нее, а также и для себя. Он слишком долго был нерешительным.

- Вопрос не обсуждается, - он сложил руки на груди. – Ты никуда не поедешь. Ты живешь со мной. Если тебе это не нравится - тем хуже для тебя.

Тогда Мари посмотрела на него:

- Даже если я хочу уехать?

- Да, - сказал Люк и был удивлен тем, что на самом деле имел это в виду. – Даже если ты хочешь уехать, ты застряла здесь. Ты моя сестра, и я хочу, чтобы ты жила со мной, - он пожал плечами. – Ты – заноза в заднице, но мне нравится, когда ты рядом и пристаешь ко мне.

Мари молчала в течение минуты, затем прошептала:

- Хорошо. Я останусь.

- Тогда ладно. – Люк оттолкнулся от косяка и пошел в гостиную. Он остановился у высокого окна с видом на бухту.

У него были не самые лучшие отношения с сестрой. Их совместное проживание оказалось далеко от идеального. Люк проводил в дороге почти столько же времени, сколько в городе. Но он хотел узнать Мари, прежде чем девочка отправится в колледж и станет взрослой.

Он должен был чаще встречаться с ней за эти шестнадцать лет. Он определенно мог бы это сделать. У него не было оправданий. Во всяком случае, приличных оправданий. Он так зациклился на собственной жизни, что совсем не думал о сестре. И это заставляло его чувствовать стыд за все те случаи, когда он был в Лос-Анджелесе и по-настоящему не пытался увидеть ее. Узнать ее. Он всегда знал, что это делает его эгоистичным ублюдком. И до сегодняшнего дня он даже не считал, что есть что-то неправильное в том, чтобы быть эгоистичным.

Услышав тихие шаги сестры, Люк повернулся. Со все еще мокрыми щеками и тушью, растекшейся по всему лицу, Мари обняла брата и положила голову ему на грудь.

- Мне нравится жить здесь и приставать к тебе.

- Хорошо, - он обнял ее. – Я знаю, что никогда не смогу заменить твою маму или отца, но я постараюсь сделать тебя счастливой.

- Я была очень счастлива сегодня.

- Тебе все еще не разрешается носить тот лифчик.

Мари помолчала секунду, затем испустила многострадальный вздох:

- Ладно.

Они долго стояли вместе у окна. Мари говорила о своей матери и рассказала о причине, по которой хранит засохшие цветы на своем комоде. Люк полагал, что понял, хотя все равно ему казалось, что это внушает страх. Сестра сказала, что говорила об этом с Джейн, и та считает, что однажды, когда Мари будет готова, она сможет выбросить цветы, которые взяла с могилы мамы.

Джейн. Что он собирался делать с Джейн? Люк всего лишь хотел спокойной жизни. Вот и все. Но у него не было ни одной спокойной секунды с тех пор, как он встретил Джейн Олкотт. Нет, неправда. В те короткие несколько недель, что они провели вместе, его жизнь была лучше, чем когда бы то ни было. Когда он был с Джейн, то чувствовал себя так, будто вернулся домой впервые, с тех пор как переехал в Сиэтл. Но все это оказалось просто иллюзией.

Джейн сказала, что любит его. Люк хорошо знал, что нельзя верить этому, но глубоко внутри, в местечке, которое было невозможно сбросить со счетов, он хотел, чтобы эта ложь оказалась правдой. Он был простофилей и болваном. Завтра вечером он должен будет увидеть Джейн в первый раз за неделю и надеялся, что, как и в случае с любой другой болью, после первого укола все в нем онемеет, и он больше ничего не будет чувствовать.

Вот на что он надеялся. Но этого не произошло, когда на следующий вечер Джейн вошла в раздевалку. Счастливчик почувствовал ее присутствие даже раньше, чем поднял глаза и увидел ее. Потрясение от того, что она стояла перед ним, ударило его в грудь и оставило бездыханным. Когда Джейн заговорила, ее голос струился сквозь него, и, несмотря на свою железную волю, Люк впитывал в себя каждое ее слово, как высохшая губка. Он влюбился в нее. Больше нельзя было отрицать это перед самим собой. Люк влюбился в Джейн и не имел понятия, что с этим делать. Он сидел, засунув ноги в незавязанные коньки, со шнурками в руках, и смотрел, как Джейн идет к нему. И с каждым ее шагом его сердце стучало все сильнее, будто норовило пробить дыру в его груди.

Одетая в черное, с гладкой белой кожей, Джейн выглядела так же, как всегда. Ее темные волосы вились вокруг лица, и Люк заставил себя зашнуровать коньки, когда на самом деле хотел встряхнуть ее, а потом крепко прижимать к себе, пока она не станет частью его.

Самым трудным из всего, что ей когда-либо пришлось сделать, оказалось зайти в раздевалку и встретиться с Люком. Когда Джейн приблизилась, он опустил взгляд на свои шнурки. В течение долгих секунд она наблюдала, как Счастливчик зашнуровывает коньки, и когда он не поднял на нее глаз, проговорила, обращаясь к его макушке:

- Большой тупоголовый придурок. - Джейн сжала руки в кулаки, чтобы удержаться и не протянуть руку, не коснуться его волос, и сказала: – Хочу, чтобы ты знал: я не собираюсь писать о тебе что-нибудь еще.

Он, наконец, посмотрел на нее. Его брови были нахмурены, а в голубых глаза бушевала буря.

- Ты ждешь, что я поверю тебе?

Она покачала головой. Ее сердце болело из-за него. Из-за себя. Из-за того, что у них могло бы быть.

– Нет, не жду, но я подумала, что все равно скажу тебе, - она в последний раз посмотрела на Люка и отошла. Присоединившись к Дарби и Каролине в ложе прессы, Джейн вытащила лэптоп, чтобы делать записи.

- Как твой отец? – спросил Дарби, наполняя ее еще большим чувством вины.

- Он чувствует себя намного лучше. Он уже дома.

- Его выздоровление - это просто чудо, - добавила Каролина с понимающей улыбкой.

После первого периода «Чинуки» забили гол «Оттава Сенаторз», а во второй половине «сенаторы» забили гол в свои ворота. И к тому времени как прозвучала финальная сирена, «Чинуки» вели со счетом 2-0.

Когда Джейн после матча направлялась в раздевалку, то спрашивала себя, как долго сможет выносить это. Постоянно видеть Люка - это больше того, что могло вынести ее сердце. Она не знала, сколько еще сможет освещать игры «Чинуков», хоть это и значило отказ от лучшей работы, которая когда-либо была у нее, и от шанса на лучшую карьеру.

Сделав глубокий вдох, Джейн вошла в раздевалку. Люк, как обычно, сидел перед своим шкафчиком - торс обнажен, руки сложены на груди. И смотрел на Джейн так, будто пытался решить ребус. Она задала несколько вопросов игрокам и поспешила удалиться, прежде чем разразится слезами перед всей командой. Игроки бы решили, что Шарки плачет из-за болезни отца, и, вероятно, послали бы ей еще цветов.

Джейн почти выбежала из комнаты, но когда была уже на полпути к выходу, остановилась. Если и было здесь что-то, из-за чего она должна была остаться и бороться, так это был Люк. Даже если он скажет, что ненавидит ее, по крайней мере, она будет знать наверняка. Джейн повернулась и прислонилась плечом к стене из шлакоблоков. В этом самом месте когда-то ее ждал Люк.

Счастливчик первым вошел в проход. Их глаза встретились, пока он шел к ней, выглядя неприлично красивым в костюме и красном галстуке. Сердце Джейн подпрыгнуло к горлу, она выпрямилась и встала перед Люком.

- У тебя есть минутка?

- Зачем?

- Я хотела поговорить с тобой. Мне нужно кое-что сказать тебе. Кое-что важное.

Он посмотрел назад в пустой проход, открыл кладовку, в который они уже были прежде, и втолкнул Джейн внутрь. Дверь закрылась за ними, запирая их вместе там, где однажды они так страстно целовались. Люк включил свет. Джейн взглянула на лицо Счастливчика: он не улыбался и не хмурился, его глаза были усталыми, но ничего не выдавали. Ни одну из тех эмоций, которые она видела раньше в раздевалке.

- Я думал, ты хотела что-то сказать.

Джейн кивнула и прислонилась спиной к закрытой двери. Запах его кожи наполнил ее глубокой жаждой и воспоминаниями. Теперь, когда время пришло, она не знала, с чего начать. Так что просто заговорила:

- Я еще раз хочу сказать тебе о том, как сожалею об этой статье про Медовый пирожок. Я знаю, ты, вероятно, не поверишь мне, и не виню тебя, - Джейн покачала головой. – В то время, когда я писала ее, я влюблялась в тебя и просто села и выплеснула на бумагу свои фантазии о тебе. Я даже не была уверена, собираюсь ли отсылать ее. Просто писала, а когда закончила, поняла, что это лучшее из всего, когда-либо написанного мной, - она оттолкнулась от двери и прошла мимо Люка в этой маленькой кладовке. Джейн не могла смотреть на него и рассказывать все, что нужно было рассказать. – Когда я закончила ее, то знала, что не должна отсылать, потому что понимала, что тебе это не понравится. Я знала, как ты относишься к выдумкам, написанным о тебе. Ты высказал это достаточно ясно, - повернувшись спиной к Люку, Джейн оперлась рукой на металлический стеллаж. – И все равно я отослала ее.

- Почему?

Почему? Это была самая трудная часть.

– Потому что я любила тебя, а ты не любил меня. Я не из тех женщин, с которыми ты встречаешься. Я маленькая и с плоской грудью, и плохо одеваюсь. Не думаю, что когда-нибудь волновала тебя так, как ты волновал меня.

- Так ты решила отомстить мне?

Джейн взглянула через плечо и заставила себя повернуться и встать с ним лицом к лицу. Лицом к презрению, которое она могла снова увидеть в его глазах.

- Нет. Если бы я хотела просто отомстить тебе за то, что ты не любишь меня, я бы сделала это анонимно, - она сложила руки на груди, как будто пытаясь не дать своей боли выплеснуться. – Я сделала это, чтобы закончить отношения, прежде чем они начались. Так, чтобы я могла обвинить статью. Так, чтобы все не успело зайти слишком далеко.

Он покачал головой:

- Это не имеет смысла.

- Да. Я уверена, что для тебя не имеет, но для меня имеет.

- Это самое путаное извинение, которое я когда-либо слышал.

Сердце Джейн упало. Люк ей не поверил.

- Я много думала в последнюю неделю и поняла, что во всех отношениях с мужчинами, которые были у меня, я всегда пользовалась аварийным выходом, просто чтобы меня нельзя было ранить. Рассказ о Медовом пирожке стал моим аварийным выходом в отношениях с тобой. Проблема в том, что я выбралась недостаточно быстро. - Джейн сделала глубокий вдох и медленно выдохнула: – Я люблю тебя, Люк. Я влюбилась в тебя и испугалась, что ты никогда не полюбишь меня. Вместо того чтобы думать, что отношения с тобой обречены на провал, я должна была бороться за то, чтобы быть с тобой. Я должна была… я точно не знаю, что сделать. Но знаю, что все закончилось плохо. И я виновата в этом. Прости. – Когда он ничего не ответил, сердце Джейн упало еще ниже. Ей было больше нечего сказать, кроме: - Я надеялась, что мы все же сможем остаться друзьями.

Люк с сомнением приподнял бровь:

- Хочешь, чтобы мы были друзьями?

- Да.

- Нет. - Она никогда не думала, что одно короткое слово может так сильно ранить. - Я не хочу быть твоим другом, Джейн.

- Я понимаю, - она опустила голову и двинулась мимо него к выходу. Она не думала, что у нее еще остались слезы, которые можно было пролить. Она считала, что выплакала их все, но оказалось, что ошибалась. Ей было все равно, если остальные игроки «Чинуков» могли оказаться в коридоре, она просто хотела выбраться отсюда, прежде чем разлетится на мелкие кусочки. Джейн повернула дверную ручку и потянула, но ничего не произошло. Она потянула сильнее, но дверь даже не приоткрылась. Потом повернула замок, но дверь все равно не открывалась. Джейн подняла глаза и, когда увидела руки Люка над своей головой, которые удерживали дверь закрытой, спросила, поворачиваясь к нему лицом:

- Что ты делаешь?

Люк стоял так близко, что ее нос оказался в дюйме от его груди, и Джейн почувствовала запах чистой хлопковой рубашки, смешанный с дезодорантом.

- Не играй в игры, Джейн.

- Я не играю.

- Тогда почему ты сначала говоришь, что любишь меня, а в следующее мгновение предлагаешь быть просто друзьями? – он поднял пальцем ее подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. – У меня есть друзья. От тебя я хочу большего. Я эгоистичный парень, Джейн. Если я не могу быть твоим любовником, если я не могу иметь всю тебя, тогда я не хочу ничего. – Он наклонил голову и поцеловал ее. Мягкое прикосновение его губ, и слезы, которые она старалась сдержать, наполнили ее глаза, а руки сжались на его рубашке: Джейн крепко вцепилась в нее. Она будет его любовницей. И в этот раз не станет изобретать причины, чтобы избежать отношений. Она слишком сильно хочет быть с ним.

Люк скользнул губами по ее щеке и прошептал ей на ухо:

- Я люблю тебя, Джейн. И я скучал по тебе. Без тебя моя жизнь была полным дерьмом.

Джейн отстранилась и посмотрела ему в лицо:

- Скажи это еще раз.

Он взял в ладони ее лицо и провел большими пальцами по щекам.

- Я люблю тебя, Джейн, и хочу быть с тобой, потому что ты делаешь мою жизнь лучше. – Он заправил прядь волос ей за ухо. – Однажды ты спросила меня, что я вижу, когда думаю о своем будущем, - он провел ладонью по ее плечу, взял за руку и сказал, поцеловав кончики ее пальцев: – Я вижу тебя.

- Ты не злишься на меня? – спросила Джейн.

Он покачал головой, и его губы потерлись о ее ладонь.

- Я думал, что злюсь. Думал, что буду злиться на тебя вечно, но нет. На самом деле, я до сих пор не понимаю, что заставило тебя отослать тот рассказ, но меня это больше не волнует. Думаю, больше всего я был в ярости из-за того, что чувствовал себя дураком, а не из-за самого рассказа, - Люк положил ладонь Джейн себе на грудь. – Когда я увидел, что ты ждешь меня, моя злость испарилась, и я понял, что буду еще большим дураком, если позволю тебе уйти. Я хочу провести остаток жизни, узнавая твои секреты.

- У меня больше нет секретов.

- Ты уверена, что нет хотя бы одного? – Счастливчик обнял ее и поцеловал в шею.

- Например?

- Например, что ты нимфоманка?

- Ты серьезно?

- Ну… да.

Джейн покачала головой и, прежде чем расхохотаться, умудрилась выдавить:

- Нет.

- Ш-ш-ш, - Люк отстранился и посмотрел ей в лицо. – Кто-нибудь услышит тебя, и нас арестуют.

Джейн не могла перестать смеяться, так что он заставил ее замолчать поцелуем. Губы Люка «Счастивчика» Мартинò были теплыми и манящими, и Джейн отдалась этому поцелую со страстностью истинной нимфоманки. Потому что в этой жизни Кен не всегда выбирает Барби. И за это должен быть вознагражден.

ЭПИЛОГ

Она бьет! Она забивает!

Выйдя из лифта на смотровую площадку «Спейс-Нидл», Люк повернул голову налево. Женщина в красном платье смотрела на великолепную панораму центра Сиэтла. Ее волосы темными завитками падали на плечи, а несколько прядей теплый августовский ветерок разметал по лицу. Они только что закончили ужинать в ресторане внизу, и, пока он ждал счет, она ускользнула от него на верхний этаж.

Она смотрела, как Люк приближается к ней, и уголки ее алых губ приподнялись в соблазнительной улыбке.

- Прекрасная ночь, чтобы понаблюдать за звездами, - сказал он.

Женщина в красном платье прикусила нижнюю губу, затем, чуть слышным шепотом, произнесла:

- А ты? Любишь наблюдать?

- Я больше люблю делать, - он обнял ее и прижал спиной к своей груди. - И прямо сейчас я хочу кое-что сделать со своей женой.

- Этого нет в сценарии, - сказала Джейн, растворяясь в его объятиях.

Они были женаты уже пять недель. Пять недель Люк просыпался с ней каждое утро.

Смотрел на нее за обеденным столом, а затем они вместе загружали тарелки в посудомоечную машину. Наблюдал, как она чистит зубы и натягивает носки. Никогда раньше, даже за все золото мира, он не подумал бы, что эти земные, повседневные дела могут быть такими сексуальными.

Больше всего ему нравилось наблюдать, как она работает. Создает все эти эротические истории в своей голове. Видеть настоящую женщину за внешностью обычной девушки.

Когда они обручились, Джейн перестала писать об одинокой жизни в Сиэтле. А Крис Эванс вернулся с больничного к работе над спортивными статьями. «Таймс» отпустила Джейн, и сейчас она была новым спортивным журналистом их конкурентов - «Сиэтл Пост-Интелидженсер».

Им пришлось планировать свадьбу во время игр плей-офф за Кубок Стэнли, и, так как половину этого времени Люк проводил вне города, Джейн, Мари и Каролина по большей части самостоятельно занимались всеми приготовлениями. Что жениха вполне устраивало. Все, что он должен был сделать, это появиться в смокинге и сказать:

- Согласен.

Эта часть оказалась легкой. А вот наблюдать, как жена танцует с каждым чертовым игроком «Чинуков» на свадебном банкете, было очень трудно.

За несколько месяцев до свадьбы Мартинò «Чинуки» добрались до финала, но были выбиты из борьбы за Кубок «Колорадо Эвеланш» в третьем раунде.

Люк опустил голову и зарылся носом в волосы Джейн. Всегда есть следующий год.

- Хочешь пойти еще куда-нибудь? - спросила жена.

Они проводили много времени, вместе исследуя Сиэтл. Он, Джейн и Мари. Джейн знала все хорошие места и те, которых следовало избегать.

- Я хочу домой, - сказал Люк. Мари ночевала у Ханны, и Счастливчик хотел воспользоваться преимуществом и провести немного времени наедине с женой. – Что ты на это скажешь?

Она повернулась и обняла его:

- Дом – мое любимое место.

Дом был и его любимым местом. Но для него домом стало любое место, где находилась Джейн. Никогда в своей жизни он никого так не любил, как любил ее. Так сильно, что это иногда пугало его.

Он прижимал ее к себе и смотрел на город. Он был влюблен в свою жену. Да, он знал, что это говорило о нем. Что он был конченым человеком. Стреноженным на всю оставшуюся жизнь. Погоняемый маленькой женщиной с большим характером.

Да, он знал, что это говорит о нем. И ему было наплевать.