Ник стиснул руль так, что побелели костяшки пальцев. Пульсирующий жар в паху подталкивал его развернуть джип обратно и найти облегчение от болезненного желания в объятиях Делейни. Но это, конечно, было невозможно. По многим причинам.

Конечно, Ник мог бы позвонить Гейл и встретиться с ней. Было и еще несколько женщин, которым он тоже мог позвонить. Но он не хотел заниматься сексом с одной женщиной, думая о другой. Желая другую. Все-таки он не такой ублюдок. И не настолько ему плохо.

Вместо того, чтобы кому-то звонить, Ник остановил джип неподалеку от обгорелых руин конюшни Генри и оставил мотор работать на холостом ходу. Ник сам не знал, зачем приехал сюда. Возможно, он пытался найти в почерневших развалинах какие-то ответы – ответы, которых, как он знал, ему не суждено найти.

«Этот город не для меня! Я его ненавижу! Я все в нем ненавижу! Не могу дождаться, когда отсюда уеду. Хочу снова вернуться в собственную жизнь». Слова Делейни до сих пор звучали в голове Ника. Ему по-прежнему хотелось схватить ее и хорошенько встряхнуть.

Но она права – Трули действительно не для нее. С той минуты, как Ник увидел рядом с гробом Генри Делейни в зеленом костюме и темных очках, его жизнь сильно усложнилась. Вернувшись в город, она привезла с собой прошлое. Те старые сложности, которых он никогда не понимал.

Ник опустил взгляд на свою расстегнутую рубашку и взялся за пуговицы. Тишину позднего утра нарушало только мерное урчание мотора джипа.

«Я тебя ненавижу», – прошептала Делейни, и Ник ей поверил. Раньше, когда он приехал к ней с новыми замками, у него не было намерения нарочно вызвать у нее ненависть, однако неожиданно для себя он преуспел в этом деле. И сейчас ему казалось, что если Делейни станет его ненавидеть – будет лучше для них обоих. Эта мысль даже принесла Нику некоторое облегчение, примирив его с ненавистью Делейни. Теперь все кончено. Больше никаких поцелуев и прикосновений. Больше он не ощутит в своей ладони тяжесть ее груди, не почувствует, как под его большим пальцем твердеет ее сосок.

Ник откинулся на спинку сиденья и уставился на брезентовый верх салона джипа. Стоило Делейни только раз взглянуть на него, и у него возникло желание взъерошить ей волосы. Стиснуть ее в объятиях. Поцелуями стереть помаду с ее губ. Возможно, Генри был прав – возможно, он знал то, в чем Ник отказывался признаться даже самому себе: его по-прежнему влечет к тому, что он не может получить. В прошлом, едва только Нику удавалось получить недоступную вешь, он тут же терял к ней интерес и переключал внимание на следующую. Но с Делейни – особый случай. Он не мог ее получить и не мог спокойно идти дальше. Если бы не завещание Генри, он бы уже давно занялся с ней сексом и к этому времени успел бы выкинуть ее из головы. В любом случае она не из тех женщин, с которыми ему нравится проводить время. У нее злой язычок, и одевается она очень странно. Она не самая красивая женщина среди его знакомых. А по утрам она вообще выглядит отвратительно.

Ник поднял голову и посмотрел вперед. Но почему-то для него это не имело значения. Ник ее желал. Ему хотелось целовать ее, сонную, целовать губы, мягкую кожу. Ему хотелось отнести ее снова в постель, на ещё не остывшие простыни, раздеть донага и погрузиться глубоко в нее.

Ему хотелось прикасаться к Делейни так, как он тысячи раз прикасался к ней в своих фантазиях, когда был еще мальчишкой. Как он прикасался к ней в ту ночь, когда она села в его машину. В ту ночь, когда он отвез ее в Энджел-Бич. Тогда она вела себя так, как будто тоже его хотела, и все же осталась с Генри. Она оставила его в одиночестве, наедине с его желанием. Еще одна нереализованная фантазия.

Ник негромко выругался и переключил передачу. Широкие колеса джипа вгрызались в грунтовую дорогу. Ник ехал в город. В офисе его ждало много работы; мать позвала его на ленч, однако он поехал на стройплощадку в Гардене. Субподрядчики, не ожидавшие его увидеть, были удивлены. Еще больше удивились плотники, когда Ник надел рабочие перчатки, взял в руки строительный пистолет и принялся с ожесточением вгонять гвозди в доски. Они с Луи уже несколько лет не принимали участия в работах на стройке, их деятельность состояла в основном из разъездов между площадками и переговоров с поставщиками и субподрядчиками. Если же Ник не сидел за рулем, не вел переговоры или не делал то и другое одновременно, то продумывал новые деловые проекты. Но после такого дня, какой выпал сегодня, ему хотелось пострелять, хотя бы только гвоздями в доски.

Домой Ник вернулся уже в темноте. Он бросил куртку и ключи от машины на мраморную столешницу в кухне и достал из холодильника бутылку пива. Из комнаты доносился звук телевизора, но Ника это не удивило. Ключи от его дома были у всех членов семьи, да и Софи частенько приходила посмотреть фильм по его телевизору с большим экраном. Ник направился в гостиную: стук его каблуков по деревянному полу гулко отдавался в помещении.

Экран телевизора погас, с бежевого кожаного дивана встал Луи и бросил пульт от телевизора на кофейный столик.

– Тебе надо позвонить матери и сообщить, что ты жив, а не лежишь мертвый в кювете.

Ник сделал большой глоток пива и посмотрел на старшего брата.

– Позвоню.

– Мы оба с полудня пытаемся с тобой связаться. Ты забыл, что собирался прийти на ленч?

– Нет, не забыл, просто передумал и решил съездить в Гарден.

– Почему ты не позвонил?

Потому что не хотел слышать разочарование в голосе матери или ощущать вину, которую она заставила бы его почувствовать.

– Я был занят.

– Почему ты не отвечал на звонки на мобильник?

– Не хотелось.

– Почему, Ник?

– Я сказал почему. И вообще, к чему весь этот разговор? Ты же не сидел и не ждал меня только потому, что я не отвечал на звонки.

Луи нахмурил брови:

– Где ты был?

– Я тебе уже сказал.

– Повтори еще раз.

Ник тоже нахмурился:

– Иди к черту!

– Значит, это правда. То, что говорят все. Что ты трахал Делейни Шоу на столе в ее салоне, на Мэйн-стрит, там, где любой прохожий мог видеть вас в окна.

Губы Ника дрогнули в улыбке, а потом он вдруг расхохотался. Но Луи не видел повода для веселья.

– Черт бы тебя побрал! – рявкнул Луи. – Когда мать сказала, что слышала, будто ты целовался с Делейни в «Хеннеси», я ей посоветовал не верить сплетням. Я сказал, что ты не такой дурак. Ха! Иисусе, Иосиф и Мария, а ты и впрямь дурак!

– Нет. Я не трахал Делейни ни в ее салоне, ни где-нибудь еще.

Луи фыркнул и поскреб шею.

– Может быть, пока и нет, но будешь. Я знаю, ты ее трахнешь и все потеряешь.

Ник поднес ко рту бутылку.

– Ну вот мы и дошли до истинной причины, объясняющей, почему ты здесь. Деньги. Тебе все равно, кого я трахаю, лишь бы это не помешало тебе застроить Силвер-Крик.

– Конечно, а почему нет? Я и правда так сильно этого хочу, что могу ночами не спать, думая о домах стоимостью миллионы долларов и о том, как я потрачу деньги, которые на этом заработаю. Но если бы даже этот кусок земли ни черта не стоил, я бы все равно пришел сюда, потому что ты мой брат. Ведь это я продирался с тобой через кусты. Подглядывал вместе с тобой. Спускал вместе с тобой шины на ее велосипеде. Тогда я думал, что мы это делаем потому, что ей купили новенький «швинн». Она получила то, что должно было достаться тебе. И я думал, что ты ее ненавидишь. Но ты ее не ненавидишь. Ты спускал те шины только потому, что хотел, чтобы она пошла домой пешком, с тобой вместе. Ты сказал, что пошел с ней, чтобы вас увидел Генри и разозлился, но это было вранье. Ты был на ней просто помешан. У тебя вставал член на Делейни Шоу с тех пор, как ты вырос настолько, чтобы у тебя начал вставать, а всем известно, что ты думаешь не головой, а членом.

Ник медленно поставил бутылку на мраморную каминную полку.

– Знаешь, тебе лучше уйти, пока я не выгнал тебя из моего дома пинками.

Луи скрестил руки на мощной груди. По его виду было не похоже, что он собирается уйти в обозримом будущем.

– Это еще один вопрос. Твой дом. Посмотри на него.

– Ну?

– Оглядись. Ты живешь в доме площадью три тысячи девятьсот квадратных футов. У тебя четыре спальни и пять ванных. И живет здесь один человек, Ник. Один.

Ник посмотрел на камин, выполненный из гладкого речного камня, высокий потолок с открытыми балками, широкие окна, обращенные к озеру.

– Ну и что ты хочешь этим сказать?

– Для кого ты его построил? Ты говоришь, что никогда не женишься. Тогда зачем тебе такой большой дом?

– Вот ты мне и скажи. Кажется, у тебя есть ответы на все вопросы.

Луи покачался на пятках.

– Ты хотел похвастаться перед Генри.

Ответ был достаточно близок к истине, и Ник не стал спорить.

– Это старая новость.

– Ты хотел произвести впечатление на Делейни.

– Ты порешь чушь! Она даже не живет в этом городе!

– Теперь живет, и ты готов пустить псу под хвост свою жизнь ради одной дорогостоящей задницы.

Ник показал на дверь:

– Уходи, пока ты не разозлил меня по-настоящему.

Луи шагнул вперед и остановился на расстоянии вытянутой руки от Ника.

– Что, младший братец, ты меня вышвырнешь?

– А ты хочешь заставить меня это сделать?

Ник был выше ростом, но Луи был мощным, как бык. Ник не хотел с ним драться не только потому, что он его брат, но еще и потому, что он знал: удар Луи подобен тычку бульдозера. И когда Луи покачал головой и пошел к двери, Ник испытал облегчение.

– Если ты собираешься заниматься с ней сексом, делай это сейчас. – Луи вздохнул и проследил взглядом за Ником, который принес из кухни свою куртку и бросил на кожаный подлокотник кресла. – До того, как к освоению Силвер-Крик подключатся другие подрядчики. До того, как ты свяжешься еще с какими-то инвесторами. До того, как я потрачу на него время.

– Ты напрасно волнуешься, – заверил Ник брата, следуя за ним к двери. – Я не собираюсь приближаться к Делейни, и у меня такое чувство, что она еще долго будет меня избегать.

– Тогда что же произошло сегодня в салоне?

Ник отворил тяжелую деревянную дверь.

– Ничего. Я менял ей дверные замки, вот и все.

– Сомневаюсь. – Луи сунул руки в рукава куртки и направился к лестнице. – Позвони маме. А чем скорее ты с этим покончишь, тем лучше.

– Сомневаюсь.

Ник покачал головой и вернулся в гостиную. У него не было настроения звонить матери, ему совершенно не хотелось выслушивать ее тираду по поводу Делейни. Он взял недолитую бутылку пива и через французские двери вышел из гостиной.

Над восьмиугольной ванной поднимался пар, Ник щелкнул выключателем и пустил воду. После работы в Гардене у него побаливало правое плечо. Он разделся и шагнул в бурлящую горячую воду.

Луи был прав по некоторым пунктам, а по некоторым – сильно ошибался. Первоначально Ник строил этот дом, чтобы показать себя перед Генри, но ему расхотелось что-то кому-то доказывать еще до того, как дом был готов наполовину. Что касается Делейни, то он не рассчитывал увидеть ее снова. С этой своей теорией брат попал пальцем в небо. Но насчет истории с велосипедными шинами Луи был близок к истине. Сначала Ник не собирался вести велосипед до самого дома Генри, но потом он увидел лицо Делейни, обнаружившей спущенные шины. Вид у нее был такой, будто она вот-вот расплачется, и Ник почувствовал себя ужасно виноватым и помог ей. Он даже угостил ее печеньем, а она дала ему жвачку. Мятную.

По другому пункту Луи тоже был прав, только Ник бы назвал свое отношение к Делейни не помешательством, а острым интересом. Но в отличие от того, что говорил Луи, Ник не собирался заниматься с Делейни сексом. Возможно, ему не удастся контролировать реакции своего тела, но он был совершенно уверен, что уж поступки-то свои он контролировать сможет.

Про него много чего говорят. Часть из этого правда, часть – нет. И ему это по большому счету безразлично. Но не Делейни. Ей сплетни причинят боль.

Ник снова приложился к бутылке и посмотрел в окно на озеро, в котором отражались звезды. Он не хотел, чтобы Делейни Шоу пострадала. И поэтому ему нужно держаться от нее подальше.

В доме зазвонил телефон. Ник подумал, надолго ли у матери хватит терпения ждать. Он знал, что она хочет обсудить с ним сплетни, считая, будто у нее есть некие материнские права на его жизнь. Луи не так сильно возражал против постоянного вмешательства в его дела, как Ник. Луи называл это любовью. Возможно, он был прав, но Ник хорошо помнил, что в детстве мать иногда обнимала его так крепко, что он едва мог вздохнуть.

Он поставил пиво на край ванны и глубже погрузился в горячую воду. Его мать не любила водить машину в темноте, поэтому ее приезда можно было не опасаться. А утром он позвонит ей и закроет тему.

Гвен, наверное, уже в пятый раз за последний час набирала номер телефона дочери.

– Наверное, Делейни положила трубку рядом с телефоном.

Макс прошел по толстому обюссонскому ковру и остановился за спиной у Гвен. Он взял из ее руки телефонную трубку и положил на рычаг.

– Если и так, то у нее, видимо, есть на то причины. – Он помассировал плечи Гвен. – Ты очень напряжена.

Гвен вздохнула и склонила голову набок. Ее мягкие белокурые волосы коснулись пальцев Макса, он ощутил легкий аромат роз.

– Меня беспокоят последние слухи про Делейни и Ника… он испортит жизнь моей дочери.

– Она справится с Ником.

– Ты не понимаешь. Он всю жизнь ее ненавидел.

Макс помнил день, когда Ник ворвался в его кабинет. Он был в ярости, однако у Макса не сложилось впечатления, что он держит зло на Делейни.

– Твоя дочь – взрослая женщина, она способна сама о себе позаботиться.

Макс положил руки на талию Гвен и привлек ее к себе. При каждой их встрече всегда происходило одно и то же. Гвен суетилась из-за Делейни, а ему хотелось ощущать себя ее любовником. После смерти Генри он виделся с ней довольно часто и несколько раз получал наслаждение в ее постели. Она была красивой женщиной, и ей было что предложить мужчине. Но Макса раздражало, что она целиком поглощена делами дочери.

– Как? Устроив скандал?

– Это ей самой решать. Ты свое дело сделала, ты ее вырастила. Теперь отпусти ее, иначе опять потеряешь.

Гвен взглянула на него, и Макс прочел в ее глазах страх.

– Я боюсь, что Делейни от меня уедет. Раньше я думала, что она не возвращается домой из-за Генри, но теперь я уже в этом не уверена. Несколько лет назад, когда она жила в Денвере, я приезжала ее навестить, и Делейни сказала, что в ее детские годы я всегда принимала сторону Генри. Она считает, что я ее не защищала. Конечно, я бы встала на ее сторону, если бы Генри не был прав. Но ведь ей действительно нужно было хорошо учиться и поступить в колледж, а не бегать по городу как сорванец. – Гвен помолчала и глубоко вздохнула. – Делейни упрямая и очень злопамятная. Я знаю, в июне она уедет и больше не вернется.

– Возможно.

– Но она не может уехать! Почему Генри не заставил ее остаться на больший срок?

Макс опустил руки.

– Он хотел, но я его отговорил. Судья мог бы опротестовать завещание, если бы он установил больший срок.

Гвен подошла к камину, ухватилась за полку и посмотрела на отражение Макса в зеркале.

– Он должен был что-нибудь предпринять.

Генри сделал все, что мог, чтобы и из могилы управлять судьбами людей, с которыми был связан при жизни. Он подошел к самой грани того, что на судебном языке называется «разумными и справедливыми ограничениями». Вся эта ситуация вызывала у Макса неприятие, и его тревожило, что Гвен поддерживает манипуляции покойного мужа.

– Делейни нужно остаться в городе, она должна наконец повзрослеть.

Макс посмотрел на Гвен: прекрасные голубые глаза, надутые губки, безупречная белая кожа, волосы цвета жженого сахара. В нем шевельнулось желание. Он подумал, что, возможно, Гвен просто нужно переключить мысли на что-то другое, и обнял ее, чтобы дать ей это самое другое.

Утром Ник не позвонил матери. В семь утра она сама позвонила в его дверь.

Бенита Аллегрецца положила сумочку на белую мраморную полку и посмотрела на сына. По-видимому, Ник считает, что может ее избегать, но ведь она его мать. Она дала ему жизнь и потому имеет право поднять его с постели. И совсем не важно, что ему тридцать три года и он живет отдельно.

Ник натянул потертые джинсы и черный свитер, но остался босиком. Бенита нахмурилась, подумав, что Ник вполне мог бы позволить себе одеваться и получше, но он никогда особенно о себе не заботился. Он не ел вовремя, проводил время с женщинами легкого поведения. Возможно, Ник считал, что мать не знает о его женщинах, но она знала.

– Почему ты не можешь просто держаться подальше от этой neska izugarri?

– Не знаю, какие сплетни ты слышала, но у меня с Делейни ничего не было.

Спросонья голос у Ника был хриплый. Он помог матери снять пальто и повесил его в шкаф.

«По-видимому, он к тому же считает, что может водить меня за нос», – подумала Бенита. Она проследовала за сыном в кухню и стала смотреть, как он достает из буфета две кружки.

– Тогда почему ты там оказался?

Ник наполнил обе чашки кофе и только после этого ответил:

– Я ставил новые замки в ее салоне красоты.

Бенита взяла чашку и посмотрела на сына. Он стоял возле кухонного стола с таким видом, будто в том салоне красоты ничего не произошло. Но она-то знала, что это не так. Бенита знала, что чем меньше Ник говорит, тем больше он оставляет недосказанным. Иногда из него просто невозможно что-нибудь вытянуть. И он уже давно такой.

– То же самое мне сказал твой брат. Но почему эта девчонка не могла нанять слесаря, как делают все нормальные люди? Зачем ей понадобился именно ты?

– Я сам предложил ей сменить замки. – Ник прислонился к столу и пожал плечами: – Все это дело выеденного яйца не стоит.

– Как ты можешь так говорить? Об этом судачит весь город! Ты прятался от меня и не отвечал на телефонные звонки!

Ник нахмурился, его брови сошлись на переносице.

– Я от тебя не прятался.

Прятался, и в этом виновата Делейни Шоу. С того дня как она вернулась в Трули, жизнь Ника сильно осложнилась.

До того как Генри женился на Гвен, Бенита могла говорить всем и самой себе, что Генри игнорирует Ника потому что не желает иметь детей. Но после его женитьбы все знали, что это не так. Генри не нужны были не дети в принципе, а конкретно Ник. Он одаривал вниманием и любовью падчерицу, но отвергал родного сына.

До появления в жизни Генри Делейни Бенита могла посадить Ника на колени, обнять, поцеловать, осушить слезы. После появления Делейни ни слез, ни объятий больше не было. В ее сыне не осталось нежности. В объятиях матери Ник деревенел и говорил, что он слишком большой, чтобы его целовала мать. За боль, причиненную сыну, Бенита винила Генри, но Делейни стала в ее глазах живым символом предательства и отторжения. Делейни получала от Генри все, что должно было достаться Нику, но ей этого было мало. Она стала для Бениты и ее сына источником неприятностей.

Делейни всегда умела выставить Ника в дурном свете. Как в тот раз, когда он бросил в нее снежком. Ему, конечно, не следовало этого делать, но Бенита почему-то была уверена, что «та девчонка» сама что-то натворила. Однако школьное начальство ее даже не расспросило. Всю вину за инцидент повесили на Ника.

А потом был тот ужасный случай, когда по городу поползли отвратительные слухи, будто Ник воспользовался Делейни. С тех пор прошло десять лет, но Бенита до сих пор точно не знала, что произошло в ту ночь. Она знала – в том, что касается женщин, Ник далеко не святой, но была совершенно уверена, что Ник не взял бы у Делейни ничего, что она бы сама не была готова ему отдать. Но потом она трусливо упорхнула и избежала сплетен, а расплачиваться за все пришлось Нику. И слухи, будто Ник воспользовался той девчонкой, еще не были самым худшим.

Бенита посмотрела на высокого красивого мужчину, своего сына. Оба ее сына добились успеха самостоятельно. Им никто ничего не принес на блюдечке, и Бенита ими очень гордилась. Но Ник… Ник всегда нуждался в том, чтобы она за ним присматривала, хотя сам он так не считал.

Теперь Бените больше всего хотелось, чтобы Ник остепенился, нашел себе порядочную молодую католичку, обвенчался бы с ней в церкви и был счастлив. Ей не казалось, что она хочет слишком многого. Ведь если Ник женится, всякие распутные женщины, особенно эта Делейни Шоу, перестанут за ним бегать.

– Даже если бы у тебя с той девчонкой что-нибудь произошло, сомневаюсь, что ты бы рассказал об этом матери.

Ник взял чашку и отпил кофе.

– Вот что я тебе скажу, мама. Если что-то и произошло, больше оно не повторится.

– Ты обещаешь?

Ник улыбнулся – улыбка призвана была успокоить мать.

– Конечно, Ата.

Но Бенита не могла быть спокойной – только не теперь, когда эта девчонка вернулась в город и снова поползли слухи.