Не могу не думать о Дексе. Знаю, что ничего у нас не сложится, что в сентябре он женится на Дарси. Но я живу сегодняшним, испытываю радость обладания и довольна этим. Ничто не длится вечно, говорю я себе. Особенно хорошее. Хотя обычно безвыходных положений не бывает. Вспоминаю то, что, так или иначе, заканчивалось. Учеба в университете, например. Я понимала, что уеду на четыре года, буду приобретать новых друзей, опыт, знания и что однажды, в определенный день, этот этап завершится. Тогда я получу диплом, сяду в поезд до Индианы, и жизни в Дьюке наступит конец. Глава будет окончена. Но это не мешало мне наслаждаться жизнью и пить чашу радости до дна.

То же самое и с Дексом. Не собираюсь думать о том, чем все закончится. Хочу жить сегодняшним.

Вечером, когда я уже дома, Декс звонит мне с работы. Просто здоровается и говорит, что скучает. Так мужчины обычно звонят своим возлюбленным. Безо всяких опасений. Мне кажется, что мы по-настоящему вместе. Как только вешаю трубку, телефон звонит опять.

— Да, — отвечаю я тем же расслабленным тоном, думая, что это снова Декс.

— Что у тебя с голосом? — спрашивает Дарси, возвращая меня к реальности.

— С голосом? Ну, устала. В чем дело? Она подробно рассказывает мне об очередном «кошмаре» у себя на работе — «кошмар» обычно сводится к тому, что сломался принтер. И сегодняшний случай — не исключение. Штатный корректор удрал на вечеринку в клуб. Подавляю в себе желание сказать, что ее клиенты все равно не заметят ошибок в правописании, но вместо этого спрашиваю, кто собирается в Хэмптонс на выходных. Слух у меня напряжен до предела — ожидаю услышать имя Декса. Он говорил мне, что поедет, и уговаривал ехать тоже. Могут быть неудобства, но оно того стоит, сказал Декс, ведь он все время будет меня видеть.

— Не знаю. Клэр останется в городе. Декс поедет.

— Да? Освободился наконец? — спрашиваю я, и в моем голосе звучит слишком много удивления. Тут же пугаюсь, но Дарси не замечает моей натянутости.

— Он только что провернул какое-то большое дело, — говорит она.

— Какое?

— Не знаю. Какое-то дело.

Дарси не интересуется его работой. Я много раз была свидетелем, как она прерывает его на середине рассказа и переводит разговор на собственные мелкие заботы. «Я не слишком полная? Мне это идет? Ты поедешь со мной? Пожалуйста, сделай это для меня». Я. Меня. Мне.

Словно в подтверждение моих мыслей она говорит, что собирается послать свою видеозапись на кастинг — хочет участвовать в телешоу. Эта мысль кажется ей забавной. Замашки эксгибициониста. Что может быть хуже того, чем стоять перед камерами и позволять всему миру тебя оценивать, судить и рвать на части.

— Как ты думаешь, меня возьмут?

— У тебя все шансы.

Она достаточно красива и обладает бурным темпераментом — как раз то, что нужно для реалити-шоу. Изучаю собственную физиономию в зеркале и думаю над тем, что сказал Декс: будто я выгляжу как модель художника. Да, может быть, я привлекательна. Но далеко не такая хорошенькая, как Дарси, с ее потрясающей фигурой, высокими скулами и изящно очерченными губами.

Та громко хохочет в трубку и уже рассказывает очередную историю о себе. Мне неприятно ее слушать. В голову приходит слово «скрипучая», и когда я снова рассматриваю свое изображение, то решаю, что, может быть, я далека от идеала, но зато у меня приятный голос, чего ей явно недостает.

Сейчас четверг, канун нашего отъезда в Хэмптонс. Декс у меня. Собирались подождать до следующей недели, чтобы увидеться, но сегодня оба рано управились с работой. И вот мы снова вдвоем. Мы занимались любовью. Теперь моя голова лежит у него на груди и слегка приподнимается в такт дыханию. Мы молчим, но вдруг он спрашивает:

— Что же мы делаем?

Вот оно!

Я сто раз об этом думала, задавала себе тот же самый вопрос, с той же самой интонацией. И каждый раз отвечала по-разному.

Мы следуем зову сердца.

Мы пользуемся случаем.

Мы спятили.

Мы губим себя.

Мы предаемся похоти.

Мы ищем выход из тупика.

Мы бунтуем.

Он боится брачных уз.

Я боюсь одиночества.

Мы влюбляемся.

Мы уже влюбились.

И скорее всего мы понятия не имеем, что делаем. Эту версию я и озвучиваю.

— И я тоже не знаю, — тихо отвечает он. — Поговорим?

— Ты этого хочешь?

— Не очень.

Мне становится легче. Потому что я тоже не хочу. Боюсь того вывода, к которому мы можем прийти. Любое решение меня пугает.

— Тогда давай не будем. Не сейчас.

— А когда? — спрашивает он.

Я почему-то говорю:

— После Дня независимости.

Говорю наобум, но середина лета — это всегда своего рода рубеж. Даже несмотря на то что после Дня независимости времени остается больше, оно всегда проходит быстрее, прямо-таки пролетает. Июнь всегда кажется более длинным, чем август, пусть даже в июне дни и короче.

— Ладно, — соглашается он.

— Никакого самоанализа до Четвертого июля, — твердо говорю я, как будто собираюсь сдавать экзамен в университете. Голос у меня решительный, хотя еще неясно, о чем мы на самом деле договорились. Что расстанемся после Четвертого июля? Или... нет, он не мог подумать, будто я намекаю на то, что Четвертого июля он должен признаться Дарси и расторгнуть помолвку. Об этом речь не шла. Мы приняли решение... не принимать никаких решений. Вот и все.

Выбор определенного дня всегда меня пугает. Воображаю себе гигантскую ленту дней, часов, минут и секунд, бегущую вспять. Как часы, которые в 1999 году отсчитывали в обратном порядке мгновения, оставшиеся до наступления нового тысячелетия. Помню, как иногда наблюдала за течением времени на таких часах на почте у главного вокзала. Эти часы меня бесили и нервировали. Хотелось тут же переделать все дела, позвонить всем, кому нужно, немедленно закончить начатое. И в то же время эти бегущие цифры меня буквально парализовали. Дел все равно слишком много; так зачем вообще за них браться?

Пытаюсь подсчитать, сколько часов осталось до Четвертого июля. Сколько еще ночей мы проведем вместе. Сколько раз будем заниматься любовью.

У меня урчит в животе. А может быть, у него. Трудно сказать, я плотно прижата к Дексу.

— Хочешь есть? Можно заказать еду, — говорю я и целую его в грудь. — Или я что-нибудь приготовлю.

Представляю себе, как это будет выглядеть. Не умею готовить, но надо научиться. Я могла бы стать замечательной, образцовой женой.

Он говорит, что не хочет тратить время на еду. Пере-кусит по пути домой. Или просто ляжет спать голодным. Ему хочется сделать это еще разок, пока не пришла пора расставаться.

На другой день я спрашиваю у Декса, не было ли у него проблем, когда он вернулся домой. Очень туманный вопрос, но он понимает, что имеется в виду, и говорит, что Дарси не было дома, так что он успел принять душ — так сказать, волей-неволей смыть следы моего присутствия. Она оставила ему сообщение. «Уже одиннадцать часов, а ты не берешь трубку и не отвечаешь на звонки. Должно быть, спутался с кем-нибудь. Так что я еду в магазин с Клэр».

Это ее обычная формулировка, когда Декс задерживается на работе допоздна. Она даже не подозревает, что он действительно на это способен. Каждый раз объектом ее иронии становятся женщины с редкими именами — коллеги Декса. Чем менее привлекательна сотрудница, тем больше веселится Дарси.

— Я знаю, ты влюблен в Нину! — Нина — толстая болтушка, и у нее накладные ногти с блестками.

Думаю о Дексе, о том, как он вернулся домой вчера вечером. В моем воображении возникает сцена — он прокрадывается в квартиру, торопится в душ, прыгает в кровать, дожидаясь, пока щелкнет замок, чтобы притвориться спящим, когда Дарси войдет в спальню. Она встает над ним и смотрит на него в темноте.

— Как прошло свидание с Ниной? — громко спрашивает она с кривой усмешкой.

Декс трет глаза, как это делают актеры, когда их герои просыпаются.

— Привет, — устало говорит он и делает вид, что снова засыпает. Она обнимает его и шепчет:

— Я люблю тебя.

Он стискивает зубы и говорит ей то же самое. А что ему остается?

Декс засыпает, думая обо мне. И о том, что ее подбородок, упирающийся ему в грудь, слишком острый.

Наблюдаю за ними на пляже, у воды.

Декс и Дарси стоят под лучами нежаркого июньского солнца. Это — первый выходной, когда я вижу их вдвоем, с тех самых пор, когда мы с Дексом сознательно и трезво занимались любовью. На мне темные очки, так что я могу смотреть на них, не боясь быть уличенной, в то время как Клэр болтает — догадайтесь о чем? — о свадьбе. Что, если вечер будет холодный? Может быть, купить какую-нибудь верхнюю одежду в тон — например, легонькие кардиганы? Киваю и бормочу, что это хорошая идея.

Декс только что искупался, хотя вода просто ледяная. Теперь они стоят рядом и болтают. Может быть, обсуждают температуру воды. Она задумчиво подходит к кромке прибоя, волна слегка касается ее ступней. Оба улыбаются. Декс ее обрызгивает, Дарси визжит, оборачивается и отбегает на несколько шагов. Вижу, как играют мускулы на ее длинных загорелых ногах.

На ней бикини телесного цвета. Волосы свободно падают на плечи, развеваются вокруг лица. Декс смеется; она грозит ему пальцем и снова возвращается к нему. Они поглощены игрой. Мне больно смотреть на них, но я не могу отвернуться.

Мне кажется, что они разыгрывают спектакль. Впрочем, Дарси всегда разыгрывает спектакль. А Декс добровольно в нем участвует. Конечно, он знает, что все мы за ним наблюдаем. Что я за ним наблюдаю. Когда кто-то отделяется от компании, чтобы пойти поплавать или побродить по воде, остальные непременно следят за ним! Океан — все равно что гигантская сцена. Естественно, что становятся зрителями, хотя бы ненадолго. Декс это знает и все же поддается этому душераздирающе игривому настроению. Он должен в задумчивости сидеть на своем полотенце, дремать или читать что-нибудь серьезное — так или иначе, показывать мне, что он растерян, расстроен, смущен. А вместо этого брызгается с Дарси и хохочет.

Маркус, приложив ладони ко рту, кричит им:

— Как водичка?

— Офигительно холодная! — сообщает Дарси и хлопает Декса по спине. Он мужественно говорит:

— Отличная вода, идите все купаться.

Ярость и боль. И зачем у нас с Дексом все это случилось? Как все глупо! Совершенно очевидно, что для него это почти ничего не значило. Я заставляю себя отвернуться и надеть наушники. На мои глаза наворачиваются слезы. Пересиливаю себя и не плачу.

Прежде чем успеваю включить плейер, Маркус интересуется, что я слушаю. После нашего свидания мы с ним виделись лишь однажды, но зато несколько раз говорили по телефону, и один разговор затянулся аж на час. Единственная причина, по которой не произошло второго свидания (по крайней мере он так думает), — простое стечение обстоятельств. Он занят. Я занята. Работы по горло. Потрясающая рутина. Тем не менее вариант с Маркусом все еще существует, чему я очень рада. Нужно уделять ему больше внимания. Когда расстанусь с Дексом, то может возникнуть к нему серьезное чувство. Улыбаюсь и говорю:

— Трейси Чапмен. Классный диск. Хочешь послушать?

Протягиваю ему наушники, в то время как Декс и Дарси идут к нам. Маркус слушает.

— Здорово.

Возвращает мне наушники и выуживает из сумки-холодильника колу.

— Будешь? — спрашивает он, когда Декс и Дарси почти совсем рядом.

Отвечаю: «Конечно», беру банку, отпиваю и вытираю крышку краем полотенца. Он следит за моими действиями добродушно-глуповатым взглядом:

— Я твоих микробов не боюсь. Разве что ты нахватаешься моих.

Смеюсь и качаю головой, как бы говоря: ах, Маркус, ах ты балда!

Маркус непонимающе моргает. Мне снова становится смешно.

Отличный расчет! Декс все видит. Я на него не смотрю. И не буду!

— Кто-нибудь пойдет купаться? — спрашивает он.

Клэр, как всегда, отвечает:

— Потом. Я еще не согрелась.

Маркус говорит, что вообще ненавидит плавать, особенно в холодной воде.

— Лучше понаблюдаю. Это забавно.

Дарси хихикает.

— Это не забавно. Это кошмарно.

Я ничего не говорю и включаю музыку.

— А ты, Рейчел? — спрашивает Декс, все еще стоя надо мной. Молчу, делая вид, что мне ничего не слышно.

Они с Дарси возвращаются на свои полотенца рядом с Клэр. Дарси стряхивает со ступней

песок, Декс уселся, скрестив ноги, и смотрит на океан. Боковым зрением вижу его плечи и спину. Пытаюсь не думать о том, какая у него гладкая кожа — если провести ладонью... Я не должна опять поддаться чувствам. Говорю себе, что на этом жизнь не заканчивается. Все перемены — только к лучшему.

Перед обедом, когда я переодеваюсь, Дарси заходит ко мне в комнату и спрашивает, нет ли у меня щипцов для ресниц. Говорю, что нет, такого не держу. Может быть, есть у Хиллари, но она сейчас в душе. Дарси садится ко мне на кровать и вздыхает. Выражение лица у нее становится томным.

— Сейчас у меня был самый классный секс, — говорит она.

Мне с трудом удается сохранить хладнокровие.

— Да?

Разумеется, сейчас начнутся подробности, но что еще сказать — не знаю. Лицо у меня пылает. Надеюсь, Дарси не заметит.

— Да-а, это было великолепно. Тебе не было слышно?

Это в духе Дарси — делиться такими деталями. Она не стесняется откровенничать об очень интимных вещах. Сообщает, кто что произнес в момент оргазма. Я всегда терпеливо выслушивала, смеялась, иногда мне даже нравились ее истории. Но те времена давно прошли.

— Нет. Наверное, была в душе, — говорю я.

— Мы тоже были в душе. — Она приглаживает мокрые волосы, потом мотает головой. — Ух!.. Уже несколько месяцев у нас такого не случалось.

Представляю себе, как прижимаются друг к другу их мокрые тела, и не могу решить, кого из них я ненавижу больше.

Уже поздно, около двух часов ночи. Я избегала Декса весь вечер, в доме и за ужином. Сейчас все мы в «Толкхаусе». Заказываю пару пива, себе и Хиллари, когда к бару подходит Декс.

— Привет, Рейч!

Я пьяна и потому развязна. Алкоголь приглушает страдание, оставляя только гнев и обиду. Этими эмоциями управлять проще всего, и они самые искренние.

— Правда?

— В чем дело? — спрашивает он.

— Ни в чем, — огрызаюсь я и порываюсь уйти.

— Погоди. Куда ты идешь?

— Отнести Хиллари пиво.

— Я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — стараюсь отвечать ледяным тоном.

— В чем дело?!

— Ни в чем! — Пытаюсь придумать что-нибудь едкое и мстительное. Никогда особенно не практиковалась, но, похоже, мой тон делает свое дело, потому что Декс выгля-дит уязвленным. Но не настолько, как я сегодня на пляже или во время беседы с Дарси. Он недостаточно оскорблен. Поднимаю брови, смотрю на него с легким отвращением, как бы говоря: «И что? Чем я тебе могу помочь?»

— Ты... ты сердишься на меня? — спрашивает он.

Смеюсь. Нет, скорее фыркаю!

— Сердишься? — настаивает он.

— Нет, Декс. Не сержусь, — говорю я. — Ты меня совершенно не волнуешь. И то, что у вас там было с Дарси.

Теперь он понимает, в чем дело.

— Рейчел... — произносит он и краснеет. Пытается объяснить, что это была ее инициатива, что Дарси начала первой...

— Она сказала, что это был лучший секс в ее жизни, — бросаю я, отходя. Он в одиночестве остается у стойки. — Классно. Мои поздравления.

Даже сквозь пары спирта понимаю, что у меня нет никакого права упрекать Декса. Он всего-навсего занимался любовью со своей будущей женой. Он ничего мне не обещал — ведь не случайно мы решили не обсуждать свой роман до Четвертого июля. Вполне могу оценить все здраво. Я попала в эту ситуацию по доброй воле, меня не втянули. На меня не давили — ни морально, ни физически. И все- таки я ненавижу его.

Оглядываю толпу и пытаюсь найти Хиллари. Декс идет следом и хватает меня за руку пониже локтя. Роняю стакан, он разбивается.

— Супер. Посмотри, что ты сделал, — говорю я, кивая на осколки.

— Сейчас куплю другой.

— Не надо.

— Рейчел, пожалуйста... я ничего не мог поделать. Дарси начала первой, я клянусь.

Внезапно позади нас появляется Хиллари.

— В чем дело?

Слышала ли она что-нибудь?

— Ни в чем, — быстро отвечает Декс. — Рейчел злится, что я уронил ее пиво.

— Выпей мое, — говорит Хиллари.

— Ничего, возьми, — говорю я, протягивая ей второй стакан. Она неохотно берет его и спрашивает, где Дарси. — Мы сами ее искали, — отвечаю я.

И смотрю на Декса. Он пытается притворяться, но ему это плохо удается. В его широко раскрытых глазах беспокойство, рот кривится в неловкой усмешке. Держу пари, что в душе, в обществе Дарси, у него было совсем другое лицо.

Конец, думаю я. Драматический вопль обманутой женщины. И отправляюсь на поиски Маркуса. Милого Маркуса, который предложил мне свою колу на пляже и который ни с кем не помолвлен.