На следующий день возвращаюсь с работы, забираю вещи из химчистки и проверяю почтовый ящик. Там лежит счет за спутниковую антенну, новый выпуск журнала «Стиль» и огромный, бежевого цвета, конверт, подписанный витиеватым, очень красивым почерком и украшенный двумя печатками в форме сердечка. Я понимаю, что это такое, еще до того, как успеваю рассмотреть обратный адрес — Индианаполис.

Говорю себе, что свадьбу не поздно отменить даже после того, как разосланы приглашения. Всего лишь еще одно препятствие. Да, оно усложняет жизнь, но ведь это просто формальность, техническая сторона дела. И все- таки голова кружится. Меня подташнивает, когда я открываю конверт и вытаскиваю из него другой, поменьше. На нем мое имя с унизительной припиской «на два лица». Откладываю открытку, на которой стоит «просьба ответить», и конверт. Серебристый листок падает на пол и ныряет под кушетку. У меня нет сил его доставать. Вместо того сажусь и делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости и прочитать набранные выпуклым шрифтом строчки, как будто они могут что-нибудь изменить:

Наша радость будет еще более полной, если вы удостоите своим присутствием бракосочетание нашей дочери Дарси Джейн и Декстера Тэлера.

Я смахиваю слезы и, едва дыша, дочитываю до конца:

Мы просим вас разделить нашу радость, став свидетелем брачной клятвы, и занять свое место среди госте на праздничном обеде в Карлайле после совершения церемонии.

Если вы не сможете присутствовать лично, мы просим молиться за нас.

Д-р Хьюго Рон с супругой.

RSVP

Да, от таких выражений становится еще хуже. Кладу приглашение на столик и смотрю на него. Представляю себе, как миссис Рон приносит конверты в почтовое отделение на Джефферсон-стрит и с материнской гордостью похлопывает по внушительной пачке. Слышу, как она говорит, по обыкновению, в нос: «Наша радость будет еще более полной, мы просим молиться за нас».

Я молюсь. Молюсь, чтобы свадьбы не было. Молюсь, чтобы мне пришло еще одно письмо:

Доктор Хьюго Рон с супругой извещают, что бракосочетание их дочери Дарси и Декстера Тэлера не состоится.

За такое послание я буду признательна. Коротенькое, любезное, прямо в точку. «Не состоится». Им придется отказаться от своего излюбленного напыщенного стиля. Не скажут же они: «Мы с глубоким прискорбием сообщаем вам, что жених влюбился в другую» или «Вынуждены поставить вас в известность, что Декстер разбил сердце нашей единственной дочери». Нет, это письмо будет сугубо деловым — дешевая бумага, обычный шрифт, стандартная марка. Миссис Рон вряд ли захочет тратиться еще раз, после того как столько денег уже вылетело на ветер. Вижу ее на почте: она уныло сообщает сотруднику, что на этот раз печатки в виде сердечек ей не нужны. Двести обыкновенных марок, пожалуйста.

Уже собираюсь спать, когда звонит Декс и спрашивает, можно ли ему прийти.

Я получила приглашение на его свадьбу и все-таки говорю: «Да, приходи. Прямо сейчас». Стыжусь собственной слабости, но потом вспоминаю всех, кто из-за любви выкидывал еще и не такие штучки. Важно одно: я люблю Декса. И дело совсем не в том, заслуживает он это или нет. Все равно я его люблю. И не собираюсь бросать.

В ожидании его приезда думаю, убрать ли приглашение с глаз или оставить на столе так, чтобы его можно было заметить. Наконец решаю засунуть между страниц журнала. Через пару минут иду к двери — в своей белой ночной рубашке.

— Ты уже собиралась спать? — спрашивает Декс.

— Да.

— Так давай вместе.

Ложимся. Он натягивает на нас одеяло.

— Ты такая славная, — говорит он, поглаживая мое бедро и ныряя рукой под рубашку. Пытаюсь его остановить, но уступаю. Мы встречаемся взглядами, и он меня целует. Не важно, что я на него сержусь. Просто не могу представить, чтобы я могла ему противиться. Когда мы занимаемся любовью, я почти не двигаюсь. Он все время что-то говорит, и это необычно. Не могу разобрать, что именно, но улавливаю «навсегда». Он хочет остаться со мной навсегда, думаю я. Он не хочет жениться на Дарси. Не может. Она ему изменила. Они друг друга не любят. Он любит меня.

Декс ласкает меня, а подушка мокрая от моих слез.

— Ты сегодня такая тихая, — говорит он.

— Да, — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Не хочу, чтобы он видел, что я плачу. Меньше всего я нуждаюсь в его жалости. Да, я слабая и нерешительная, но у меня тоже есть гордость, пусть и очень ограниченная.

— Поговори со мной, — просит он. — О чем ты думаешь? Я уже готова заговорить о приглашении, о планах на будущее, о нас с ним, но вместо этого бесстрастно роняю:

— Ни о чем. Просто хотела спросить, поедешь ли ты в Хэмптонс на выходные.

— Я вроде как обещал Маркусу. Он хочет поиграть в гольф.

— А-а.

— Ты, наверное, не собираешься ехать?

— Едва ли это хорошая идея.

— Ну пожалуйста!

— Нет, нет...

Он целует меня в затылок.

— Пожалуйста! Пожалуйста, поедем!

Три «пожалуйста» заставляют меня сдаться.

— Хорошо, — шепчу я. — Приеду. Засыпая, ненавижу саму себя.

На следующий день ко мне влетает Хиллари.

— Угадай, что я получила по почте?

Она как будто обвиняет меня! Никакого сочувствия в голосе.

Я как-то упустила из виду, что Хиллари тоже получит приглашение, и не приготовила на этот случай никакого ответа.

— Знаю, — говорю я.

— Вот тебе и ответ.

— Еще не поздно все отменить.

— Рейчел!

— Еще есть время. Помнишь, ты же дала ему две недели. Осталось несколько дней.

Хиллари поднимает брови и презрительно покашливает.

— Ты давно с ним виделась?

Хочу солгать, но сил не хватает.

— Вчера вечером.

Она недоверчиво смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Ты сказала ему, что получила приглашение?

— Нет.

— Рейчел!

— Что? — спрашиваю я. Мне становится стыдно.

— Только не говори мне, что ты одна из таких женщин.

Знаю, о чем она. Есть женщины, которые много лет

тянут связь с женатым мужчиной, надеются, даже верят в то, что однажды он прислушается к зову сердца и бросит жену. Вот-вот это случится — и если она сейчас отступит, то нет ей прощения. Но время идет, и с годами он находит все больше отговорок. Дети еще учатся, жена болеет, дочка собирается замуж, скоро появятся внуки. Всегда найдется какая-то причина сохранить все как есть. Потом пелена спадает, и в конце концов женщина осознает, что она всегда будет для него номером вторым и что он никогда не бросит жену. Тогда она решает, что это все же лучше, чем ничего. Покоряется судьбе. Сочувствую таким женщинам, хотя и не верю, что однажды вступлю в их ряды.

— Я не такая.

Хиллари смотрит так, как будто хочет сказать: «Неужели? »

— Декстер не женат.

— Да. Не женат. Но помолвлен. А это, может быть, еще хуже. Учти, он может все изменить. Но как раз этого-то и не делает!

— Хиллари, все это временно. Я пробуду такой женщиной самое большее еще месяц.

— Месяц? Целый месяц? Смотрю в окно.

— Рейчел, чего ты ждешь?

— Пусть он сам решит. Не хочу нести ответственность за... — Почему?

Я не отвечаю. Если она узнает об измене Дарси, то на стену полезет.

Хиллари вздыхает.

— Хочешь совет?

Не хочу, но киваю.

— Брось его! Немедленно. Сделай хоть что-нибудь, пока у тебя еще есть выбор. Чем дольше это будет продолжаться, тем хуже ты себя станешь чувствовать, когда будешь стоять в церкви и наблюдать, как они скрепляют свои обеты поцелуем, который Дарси наверняка затянет до неприличия. Когда будешь смотреть, как они режут свадебный торт и кормят друг друга, как она стирает крем с его физиономии. Как они будут танцевать весь вечер, а потом...

— Знаю. Знаю!

Но Хиллари еще не закончила.

— ...а потом отправятся в свадебное путешествие на эти чертовы Гавайи.

Вздрагиваю и говорю, что она очень живо все описала.

— Просто не понимаю, почему ты ничего не предпринимаешь и не торопишь его. Сделай хоть что-нибудь!

Снова отвечаю, что не хочу стать виновницей их разрыва. Декс должен решить сам.

— Это и будет его решение! Вовсе не нужно промывать ему мозги. Просто стремись к тому, чего хочешь. И почему тебе так не хватает уверенности, когда речь идет о чем-то важном и значительном?

Это необъяснимо. По крайней мере я не могу найти никакого аргумента, который она сочла бы приемлемым. Звонит телефон и прерывает наше тревожное молчание.

Смотрю на экран.

— Это Лэс. Лучше не заставлять его ждать, — говорю я и чувствую облегчение оттого, что допрос окончен. Не думала, что однажды наступит такой отвратительный день, когда я буду рада слышать Лэса.

Вечером я отрываюсь наконец от документов и при-двигаюсь вместе с креслом к окну. Смотрю на Парк-авеню. Улица заполнена людьми. Сколькими из них сейчас владеет отчаяние, радость или апатия? Интересно, многим ли из них предстоит потерять нечто столь же важное? Если у них вообще это важное было. Закрываю глаза и представляю себе те сцены, которые описала Хиллари. Добавляю еще и собственные: медовый месяц; Дарси в новом белье принимает сексуальные позы. Так отчетливо все это вижу!

И вдруг мне становится ясно, почему я не хочу давить на Декса. Почему не поговорила с ним после Дня независимости, и потом, и вчера вечером. Этого и следовало ожидать. В душе я не верю, что Декс решится отменить свадьбу и остаться со мной, и не важно, что я скажу или сделаю. Их свадьба и медовый месяц непременно будут, а я останусь за бортом, в одиночестве. Заранее чувствую скорбь, рисую себе нашу последнюю встречу, если только она уже не состоялась. Конечно, я придумываю и другой конец: мы остаемся вместе — но эти образы быстро тают. Им не покинуть пределов фантазии. Короче говоря, я просто не верю в свое счастье. И потом — Дарси. Это женщина, которая знает, что все свалится ей прямо в рот — так оно, собственно, и бывает. У таких, как она, всегда все складывается. Она побеждает, потому что заранее уверена в победе. А я ни на что не надеюсь, вот и не получаю того, чего хочу. Даже не пытаюсь.

Вечер субботы. Мы в Хэмптонсе. Я приехала утренним поездом, и теперь вся наша компания собралась на заднем дворе. Близость друг к другу — спасение от тоски. Джулиан и Хиллари играют в бадминтон. Спрашивают, не хочет ли какая-нибудь пара составить им компанию и сыграть двое на двое. Декс соглашается. Хиллари смотрит на него:

— С кем будешь играть в паре, Декстер?

Декс не знает, что ей все известно. Есть две причины, почему я держала его в неведении относительно этого: во-первых, не хочу, чтобы он рядом с ней чувствовал себя неловко, и, во-вторых, чтобы сам кому-нибудь не разболтал, следуя моему примеру.

Но Хиллари задает этот коварный вопрос таким тоном, который говорит сам за себя, особенно если ты участник событий. И судя по всему, Джулиан тоже осведомлен — и смотрит на нее предостерегающе. Ясно, что он ее поддерживает.

Она не останавливается:

— Ну, Декс, так с кем ты играешь?

Она подбоченивается и указывает на него ракеткой.

Декс изумленно смотрит на нее, судорожно стиснув зубы. Он зол.

— А что, если на это место две кандидатуры? — Что ни слово, то намек.

Он как будто не понимает. Так же, как Маркус и Клэр. Возможно, они просто привыкли к подобному тону. И к тому, что в Хиллари сидит прокурор.

Декс поворачивается и смотрит на нас:

— Кто-нибудь будет играть?

Маркус отмахивается:

— Нет, старик. Спасибо. Это игра для девчонок.

Дарси хихикает.

— Да, Декс. Ты похож на девчонку.

Клэр отказывается, она вообще ненавидит спорт.

— Бадминтон — не спорт, — говорит Маркус, открывая пиво. — Это все равно что назвать спортом крестики-нолики.

— Выбор между Дарси и Рейчел? Да? — напирает Хиллари. — Будешь играть, Рейч?

Замираю у стола. С боков меня прикрывают Дарси и Клэр.

— Нет, — спокойно отзываюсь я.

— Ты хочешь, чтобы я составила тебе компанию, милый? — спрашивает Дарси. Она смотрит через двор на Декса, заслонив глаза рукой.

— Конечно! Иди сюда!

Хиллари фыркает, а Дарси вприпрыжку несется к Дексу, провозглашая, что в бадминтоне она спец.

Декс смотрит себе под ноги, ждет, пока она возьмет ракетку и займет место на газоне, истоптанном сандалиями и кедами.

— Играем до десяти, — сообщает Хиллари, приготовившись подавать.

— А почему подаешь ты? — интересуется Декс.

— Потому что! — отвечает она, отправляя воланчик через сетку.

Декс отбивает и смотрит на нее.

Игра ожесточенная, но Хиллари и Декс не теряют самообладания. Воланчик становится оружием; они бьют по нему изо всех сил, целясь друг в друга. Маркус комментирует в стиле Говарда Козелла:

— Атмосфера накаляется, обе команды сражаются за чемпионский титул.

Клэр болеет за всех. Я молчу.

Счет девять — восемь, Хиллари и Джулиан ведут. Он делает хитрую подачу, Дарси визжит, размахивается, закрыв глаза, и просто по счастливой случайности попадает. Воланчик перелетает к Хиллари. Хиллари бьет, вкладывая в удар всю силу, так что перед нами вживую встает образ Венеры Вильяме. Воланчик взмывает и со свистом летит к Дарси. Она готовится отбивать, но Декс орет: — Аут! Аут!

Лицо у него красное, все в бисеринках пота.

Воланчик приземляется неподалеку от Клэр.

— Аут! — вопит Декс, вытирая лоб тыльной стороной ладони.

— Дьявол! Аута не было! — кричит Хиллари. — Мы выиграли матч!

Маркус добродушно замечает, что едва ли бывают матчи по бадминтону. Клэр встает со скамейки, идет туда, где лежит воланчик, и прижимает его мыском туфли. Хиллари и Джулиан подходят к ней. Пять пар глаз смотрят на объект спора. Джулиан говорит, что трудно решить. Хиллари бросает на него косой взгляд, и они с Дексом снова начинают орать друг на друга.

Клэр в своей излюбленной миротворческой манере предлагает повторить матч. Сразу ясно, она росла дома, а не на улице, поскольку не знает, что призыв к переигровке всегда становится поводом к серьезной распре. Хиллари живо это доказывает.

— Черта с два! Не будем мы переигрывать. Линия весь день была здесь.

— Весь день? Да мы всего двадцать минут играем, — хитрит Декс.

— Не думаю, что дело в линии, — говорит Дарси. Не то чтобы ее действительно это волновало. Насколько она любит состязаться в жизни, настолько же равнодушна к спорту и вообще к играм. Играя в «Монополию», она покупает собственность, ориентируясь на цвет, и ей кажется, что маленькие коттеджи куда привлекательнее, чем эти «огромные дурацкие домищи».

— Ладно. Если тебе так нравится все получать обманом... — заявляет Хиллари Дексу, пряча истинный смысл высказывания под дружеской улыбкой. Взгляд у нее при этом совсем невинный.

Мне кажется, я сейчас грохнусь в обморок.

— Ладно, вы победили, — соглашается Декс, словно его совсем не заботит. Мол, давайте считать, что Хиллари выиграла эту дурацкую партию.

Но Хиллари не хочет такой победы. Она, кажется, обескуражена и не знает, спорить дальше или радоваться. Мне страшно подумать, что еще она может ляпнуть.

Декс швыряет ракетку на траву под дерево.

— Я в душ, — роняет он и идет к дому.

— А он расстроился, — говорит ничего не понимающая Дарси. Конечно, она думает, что Декс не в духе из-за игры! — Декс не любит проигрывать.

— Да он просто большой ребенок! — не скрывает неприязни Хиллари.

Замечаю (с удовлетворением? надеждой? чувством превосходства?), что Дарси не вступается за Декса. Уж я бы на ее месте не выдержала! Конечно, если бы он был мой, Хиллари не буйствовала бы так на переднем крае.

Я смотрю на нее, взглядом предупреждая: довольно!

Она передергивает плечами, плюхается на траву и яростно чешет комариный укус на лодыжке, пока он не начинает кровоточить. Листиком вытирает кровь, поднимает на меня глаза и с вызовом спрашивает:

— Что?

Вечером, за ужином, Декс молчит. Это выглядит как грубость. Понять не могу, сердится он на Хиллари или на меня — за то, что я ей все рассказала. Он попросту игнорирует нас обеих. Хиллари платит ему тем же, лишь раз она подпускает шпильку, когда я предпринимаю робкую попытку заговорить с ним.

— Что ты будешь заказывать? — спрашиваю я, пока он изучает меню.

Он не смотрит на меня.

— Не знаю.

— Ну так думай! — бормочет Хиллари. — Почему бы тебе не заказать на двоих?

Джулиан трогает ее за плечо и извиняющимся взглядом смотрит на меня.

Декс поворачивается к Маркусу и все оставшееся время старается не замечать нас. Я охвачена беспокойством. Ты сердишься? Сердишься? Вот о чем я думаю, ковыряясь в рыбе. Пожалуйста, не сердись! Я просто в отчаянии. Порываюсь заговорить с Дексом и помириться — на все то время, что нам отпущено. Не хочу, чтобы наш роман закончился на такой грустной ноте.

Позже, в «Толкхаусе», мы с Дексом наконец остаемся наедине. Я уже готова извиниться за Хиллари, когда он поворачивается ко мне. Глаза у него горят. Он в гневе.

— Какого черта ты ей рассказала?

Я не привыкла к ссорам, и его враждебность меня пугает. Растерянно смотрю на него и делаю вид, что совершенно сбита с толку. Мне надо попросить прощения? Объясниться? Да, по взаимному негласному уговору мы решили хранить все в тайне. Но я вынуждена была рассказать.

— Ты рассказала Хиллари, — говорит он, откидывая со лба челку. Замечаю, что когда он злится, то становится еще красивее — у него очень решительно выдвигается подбородок.

Впрочем, наблюдения побоку — в душе у меня что-то срывается. Да как он смеет? Я ему ничего не сделала. Почему я должна чувствовать себя виноватой и даже не надеяться на прощение?

— Расскажу кому захочу, — говорю я и удивляюсь, как тверд мой голос.

— Вели ей, чтоб она об этом помалкивала.

— Помалкивала о чем, Декс? О нашем дурацком романе?

Он, видимо, удивлен. И уязвлен. Вот и славно!

— Он не дурацкий, — говорит он. — Положение — да, а роман — нет.

— Ты помолвлен, Декстер. — Мое возмущение переходит в ярость. — И не имеешь права об этом забывать.

— Знаю. Пока еще помолвлен... а ты крутишь с Маркусом.

— Что? — Я не верю своим ушам.

— Целовалась с ним в «Перекрестке».

Потрясающе. Не могу поверить! Сам помолвлен, а меня упрекает за какой-то пустяковый поцелуй! Интересно, давно ли он об этом знает и почему до сих пор молчал? У меня пропадает всякое желание каяться.

— Да, я целовалась с Маркусом. Подумаешь...

— Для меня это важно. — Его лицо так близко к моему, что я чувствую запах алкоголя. — Ненавижу. Не делай этого больше.

— Не указывай мне, — отчаянно шепчу я, и от злости на глаза у меня наворачиваются слезы. — Я же не диктую тебе, что делать? Ты не заметил? Может быть, и я хотела бы сказать... Как насчет того, чтобы поскорее жениться на Дарси? Мне, знаешь ли, наплевать!

Иду прочь и сама почти верю в то, что сказала. Впервые за все лето я чувствую себя свободной. А может, впервые за всю жизнь. Я владею ситуацией. Я решаю. Нахожу укромное местечко во дворике, там, где никого нет. Сердце у меня колотится. Через пару минут Декс находит меня и берет за локоть.

— Ты ведь не имела в виду, что на самом деле... тебе наплевать? — Теперь его очередь беспокоиться! Никогда не перестану удивляться этому элементарному правилу: человек, которому на все плевать (хотя бы внешне), всегда сильнее. Я доказала это еще раз. Стряхиваю его руку и равнодушно смотрю на него. Он придвигается ближе и снова ко мне притрагивается.

— Прости меня, Рейчел, — бормочет он, склоняясь к моему лицу.

Я не сдаюсь. Не сдамся.

— Я устала воевать, Декс. Все время надеяться, чувствовать вину и разочарование. Устала думать о том, чем все это закончится. Устала ждать тебя.

— Знаю. Прости. Я люблю тебя, Рейчел.

Чувствую, что слабею. Все еще сохраняю маску отчуждения, но его близость, его слова опьяняют меня. Смотрю ему в глаза. Все мои чувства и желания — всё во мне взывает, чтобы помириться. Сказать, что я его тоже люблю! Но я борюсь со своими порывами, как неопытный пловец с течением. Я знаю, что сейчас скажу. Я помню совет Хиллари — она наказывала мне не молчать. Но я это делаю не ради нее. Ради себя. Произношу то, что ношу в себе все лето.

— Я хочу быть с тобой, Декс, — твердо говорю я. — Отмени свадьбу. Останься со мной.

Вот оно. После двух месяцев ожидания и бездействия на кону— всё! Чувствую себя свободной и независимой. Другой. Я — женщина, которая ждет счастья. Ведь я его заслуживаю. Конечно, Декс сделает меня счастливой.

Он набирает воздуху, готовясь ответить.

— Не надо, — говорю я, качая головой. — Пожалуй-ста, не начинай все сначала, если только ты не хочешь мне сказать, что свадьбы не будет. А до тех пор нам не о чем разговаривать.

Мы встречаемся взглядами. Целую минуту, а то и больше, смотрим друг на друга. Декс первым отводит глаза.