Когда на следующее утро я просыпаюсь, образ развязной девицы, посасывающей молочные коктейли, уступает место кающейся грешнице. Вспоминаю о тридцати годах послушания. Больше не могу думать о том, что было. Я страшно виновата перед подругой: порваны сестринские узы. Оправдания этому нет.

И потому — план Б: представим, что ничего не случилось. Мой проступок так тяжел, что мне не остается ничего, как только поскорее все забыть. Жить как всегда. Начинается еще один обыкновенный понедельник. Я готова с этим смириться.

Принимаю душ, сушу волосы, надеваю свой любимый черный костюм и туфли на низком каблуке, еду на метро до Гранд-Сентрал, заказываю кофе, беру с журнальной стойки «Нью-Йорк тайме», поднимаюсь на эскалаторе, а потом на лифте в свой офис. Каждый шаг все больше отдаляет меня от Декса и от Того, Что Случилось.

Я прихожу в офис в двадцать минут девятого, по понятиям сотрудников юридической конторы — довольно рано. В коридоре тихо. Даже секретарши еще нет. Просматриваю колонки новостей и потягиваю кофе, как вдруг замечаю, что на моем телефоне поблескивает красный огонек,

одно неотвеченное сообщение — обычно это означает, что работы сегодня будет больше обычного. Какой-нибудь идиот, должно быть, позвонил в выходные, когда мне было не до того, чтобы проверять входящие. Мой заработок всецело зависит от Лэса— это самая важная шишка и самый большой придурок на все шесть этажей нашего офиса. Ввожу пароль и жду.

— Одно неотвеченное сообщение от внешнего абонента. Принято в семь часов двадцать минут, — слышу я. Ненавижу этот автоматический женский голос. Он постоянно сообщает мне самые плохие новости неизменно бодрым тоном. Нужно выпустить специальную запись для юридических контор с заунывным голосом на фоне мрачной музыки: «О-хо-хо, у вас четыре неотвеченных сообщения!»

Ну, что на этот раз? Нажимаю клавишу прослушивания записи.

— Привет, Рейчел. Это я, Декс. Хотел позвонить тебе вчера, чтобы поговорить о том, что случилось в воскресенье, но не смог. Думаю, нам стоит это обсудить. Перезвони, когда сможешь. Я буду на работе весь день.

Сердце у меня замирает. Почему бы ему не воспользоваться старой доброй тактикой «бегства от проблемы»: забыть и никогда больше об этом не заговаривать? Таков был мой план. Неудивительно, что я терпеть не могу свою работу. Я — человек, который ненавидит споры. Беру ручку и нервно постукиваю по столу. Так и слышу мамин голос, убеждающий меня не волноваться. Кладу ручку и смотрю на телефон. Женский голос спрашивает, что сделать с этим сообщением: прослушать еще раз, сохранить или удалить?

О чем он хочет со мной поговорить? Что здесь можно сказать? Слушаю опять, надеясь, что под звуки его голоса ответ придет ко мне сам. Не приходит. Прокручиваю еще и еще, пока голос не начинает  звучать неразборчиво. Так сливаются слова, теряя свой первоначальный смысл, когда произносишь их много раз подряд. Это была моя люби- & мая игра. Каша, каша, каша. Я повторяла и повторяла, пока мне не начинало казаться, что та желтая субстанция, которую я обычно ела на завтрак, называется теперь совершенно иначе.

Напоследок слушаю Декса еще раз и стираю сообщение. Определенно голос у него не такой, как всегда. Это важно, потому что и сам он в некотором роде стал другим. Мы оба стали другими. Потому что даже если я попытаюсь забыть о том, что случилось, даже если Декс выбросит это из головы после короткого и неловкого телефонного разговора, мы навсегда останемся в памяти друг друга — в том списке, который есть у каждого человека, будь это секретный дневник или отдаленные глубины сознания. Список короткий или длинный. Выстроенный в порядке поступления или по степени важности. С полным именем, дружеским прозвищем или просто характерной деталью. Так обычно запоминает Дарси: «Дельта Сигг, у которой потрясающая задница».

Декс оставил о себе добрую память. Не желая того, я вдруг снова вспоминаю о том, что было между нами. В те минуты он был просто Дексом, отдельно от Дарси. Таким ему уже давно не приходилось быть. С того самого дня, как я их познакомила.

Я встретила Декса, когда училась на юридическом отделении в Нью-Йоркском университете. В отличие от других студентов, которые пришли туда сразу после колледжа, потому что не смогли придумать ничего лучшего, Декс Тэлер был взрослым и опытным. Он работал аналитиком в фирме «Голдман Сакс», где я летом была на практике (моя работа заключалась в том, что я разбирала документы и отвечала на звонки). Декс был серьезный, спокойный и такой красивый, что трудно было его не заметить. Уверена, что в университете он играл ту же роль, что в школе — Блэйн Коннор и Дуг Джексон, вместе взятые. Разумеется, мы были уже отдаленно знакомы после первой недели занятий; девочки сплетничали о его семейном положении, отмечая, что кольца у него на безымянном пальце нет, но вместе с тем для холостяка он слишком ухожен и хорошо одет.

Но я сразу же выкинула его из головы, убедив себя, что его внешний блеск просто утомителен. Это был ловкий ход, потому что я знала: Декс — не моего поля ягода. Ненавижу это выражение, как и «по одежке встречают», но действительно трудно отрицать, что люди обычно общаются с теми, кто на них похож, а если нет — то это очень странно. Помимо того, я еще не зарабатывала тридцать тысяч в год, чтобы позволить себе отвлекаться на поиски парня.

При таком раскладе, весьма вероятно, за три года я бы с ним ни разу и не заговорила, но однажды мы вместе оказались на семинаре, который вел ехидный профессор Зигман. Хотя многие профессора в Нью-Йоркском университете придерживались метода сократической беседы, но только Зигман пользовался им для того, чтобы мучить и унижать студентов. Декса и меня объединила ненависть к этому мерзкому человеку. Я просто необъяснимо боялась Зигмана, в то время как чувства Декса были ближе к отвращению. «Вот задница, — обычно ворчал он после занятий, которые чаще всего заканчивались тем, что Зигман доводил очередного студента до слез. — Хотел бы стереть ухмылочку с этой самодовольной рожи».

Постепенно наше ворчание переросло в продолжительные разговоры во время прогулок по Вашингтон-сквер или за чашкой кофе в студенческой столовой. Мы начали вместе заниматься, готовясь к неизбежному — к тому дню, когда Зигман вызовет нас. Я с ужасом ожидала своего часа, понимая, что это будет избиение младенцев, но втайне не могла дождаться, когда придет очередь Декстера. Зигман измывался над слабыми и застенчивыми, а Декс был не робкого десятка. Я была уверена, что он не сдастся без боя.

Хорошо помню этот день. Зигман стоял за кафедрой, изучая список студентов, в котором были и наши карточки, вырезанные из общей фотографии курса (выбирая очередную жертву, он просто истекал слюной). Он взглянул сквозь маленькие круглые очки (точнее сказать, пенсне) в нашу сторону и сказал:

— Мистер Талер.

Фамилию Декса он произнес неправильно.

— Тэлер, — невозмутимо отозвался Декс.

Я затаила дыхание; еще никто не осмеливался поправлять Зигмана.

— Прошу прощения, мистер Тэлер, — отреагировал Зигман с легким лицемерным поклоном. — Итак, дело «Пальсграф против железнодорожной компании Лонг- Айленд».

Декс спокойно сидел с закрытым учебником, в то время как все остальные нервно искали это самое дело, которое нужно было изучить накануне. Речь там шла о железнодорожном инциденте. Пробираясь через толпу к вагону, служащий выбил из рук у пассажира упаковку динамита, нанеся тем самым телесные повреждения другой пасса-жирке, миссис Пальсграф. Судья Кардозо, соглашаясь с мнением большинства присяжных, утверждал, что случай с миссис Пальсграф не является «предсказуемым» и потому железнодорожная компания не обязана выплачивать ей предусмотренную компенсацию. Служащий, как объяснил судья, возможно, обязан возместить ущерб, нанесенный владельцу багажа — но не миссис Пальсграф.

— Должна ли была пострадавшая сторона получить компенсацию? — спросил Зигман.

Декс не ответил. На мгновение я испугалась, что он окаменел от страха, как и все его предшественники. «Скажи, что нет! — посылала я ему мощные мозговые импульсы. — Поддержи мнение присяжных». Но когда я увидела выражение его лица и сложенные 39

на груди руки, то поняла, что он просто выдерживает паузу. Большинство первокурсников отвечали быстро, нервно и путано, как будто скорость реакции Жим** могла искупить их незнание. Ничего похожего в случае с Дексом.

— Как я думаю? — спросил он.

— Я ведь к вам обращаюсь, мистер Тэлер. Стало быть, хочу знать ваше мнение.

— Я считаю, что — да, истица должна была получить компенсацию. Я согласен с точкой зрения судьи Эндрюса.

— В самом деле? — Зигман неприятно возвысил голос.

-— Да. В самом деле.

Меня удивил этот ответ, потому что сам Декс сказал мне перед началом семинара: «Я не уверен, что в 1928 году был широко распространен крэк, но, по-моему, судья Эндрюс здорово обкурился, когда писал свое заключение». А еще больше я была поражена этим дерзким «в самом деле», которое Декс повторил, словно с целью поддразнить Зигмана.

Впалая грудь профессора заметно заколыхалась.

— Итак, вы думаете, служащий должен был предвидеть, что безобидный на вид предмет, пятнадцати дюймов в длину, завернутый в газету, содержал взрывчатое вещество и мог нанести истице увечье?

— Разумеется, это было возможно.

— Стало быть, он должен был предусмотреть, что сверток мог нанести увечье любому человеку? — В голосе Зигмана нарастал сарказм.

— Я не сказал любому. Я сказал истице. Миссис Пальсграф находилась в опасной близости от него.

Зигман нервно приблизился к нам и положил свою «Уолл-стрит джорнал» на закрытую тетрадку Декса.

— Пожалуйста, верните мне газету.

— Я бы предпочел этого не делать.

Аудитория была в шоке. Большинство из нас подыграли бы ему и вернули бы газету, которую Зигман явно использовал в определенном качестве.

— Предпочли бы этого не делать? — Зигман склонил голову набок.

— И был бы прав. В нее может быть завернут динамит.

Полкласса затаило дыхание, полкласса фыркнуло. Разумеется, в рукаве у Зигмана был козырь, и он готов был в любой момент поймать Декса на слове. Но Декс все предусмотрел. Профессор был явно разочарован.

— Хорошо, давайте представим, что вы по моей просьбе решили вернуть мне газету, что в нее действительно был завернут брусок динамита и что он действительно нанес нам увечье. Что тогда, мистер Тэлер?

— Тогда я подам на вас в суд и скорее всего выиграю дело.

— А эта компенсация будет аналогична той, о которой говорит судья Кардозо?

— Нет.

— В самом деле? А почему?

— Потому что я подам на вас в суд за умышленное нанесение увечья, а Кардозо говорит о халатности. Ведь так? — Декс чуть повысил голос, как и Зигман.

Кажется, я совсем перестала дышать. Зигман сложил ладони и прижал их к груди, как в молитве.

— В этой аудитории вопросы задаю я. Если вас это не коробит, мистер Тэлер.

Декс кивнул, как бы говоря: ради Бога, я не против.

— Хорошо, давайте представим, что я случайно уронил газету на вашу парту, вы вернули ее и получили увечье. Мистер Кардозо подтвердил бы ваше право на компенсацию?

— Конечно.

— Почему?

Декс вздохнул, показывая, что все это ему надоело, и ответил — быстро и четко:

— Потому что совершенно очевидно, что динамит в принципе мог явиться причиной увечья. Вы уронили сверток, содержащий взрывчатое вещество, в опасной близости от меня, нарушая тем самым мои защищаемые законом права. Ваш непреднамеренный поступок стал причиной опасной ситуации, очевидной даже неискушенному взгляду.

Я изучала отчеркнутые строки учебника. Декс цитировал целые отрывки из вердикта судьи Кардозо, не заглядывая в книгу или в конспект. Аудитория была под впечатлением: никто на такое не способен, когда над тобой довлеет Зигман.

— А если мисс Майерс подаст в суд, — профессор указал на робкую Джулию Майерс в противоположном углу аудитории — свою предыдущую жертву, — то ей выплатят компенсацию?

— С точки зрения Кардозо или согласно решению судьи Эндрюса?

— Последнего. Поскольку вы не согласны с Кардозо.

— Да, выплатят. Каждый должен нести ответственность за поступки, угрожающие безопасности других, — произнес Декс, цитируя судью Эндрюса.

Все оставшееся до конца занятия время он очень решительно и спокойно разъяснял детали этого дела. Когда семинар закончился, Зигман сказал:

— Очень хорошо, мистер Тэлер.

Впервые на моей памяти.

Я покидала аудиторию с чувством торжества. Декс превзошел нас всех. Эта история распространилась среди первокурсников, и он стал еще популярнее у девушек — они окончательно убедились, что он не так уж недоступен.

Я рассказала обо всем Дарси. Она перебралась в Нью Йорк примерно в то же время, что и я, но совершенно при других обстоятельствах. Я приехала, чтобы стать юристом; а она появилась здесь, не имея ни работы, ни определенных планов, ни денег, ночевала на матрасе в моей комнате, пока не познакомилась с тремя сотрудниками авиакомпании «Американ эйрлайнз», которые подыскивали четвертого, чтобы имеете снять квартиру. Она одолжила у родителей денег, чтобы платить за жилье, пока не подыщет работу, и в конце концов устроилась официанткой в бар. Впервые за все время нашей дружбы мне было чем гордиться по сравнению с ней. Я тоже нуждалась, но по крайней мере у меня были планы. А перспективы Дарси, с ее средним баллом за успеваемость 2,9, были куда менее лучезарными.

— Тебе везет, — ныла она, когда я пыталась заниматься.

Нет, удача — это твоя привилегия, думала я. Удача — это когда ты покупаешь лотерейный билет и он оказывается выигрышным. Ничем в своей жизни я не была обязана везению — мне все доставалось тяжелым трудом и борьбой. Но конечно, я никогда ей об этом не говорила — просто сказала, что вскоре колесо Фортуны повернется и в ее сторону.

Разумеется, так оно и случилось. Через две недели в бар забрел какой-то парень, заказал виски и начал болтать с Дарси. К тому времени как он допил свою порцию, он успел пообещать ей работу в одном из лучших манхэттенских пиар-агентств и предложил прийти на собеседование, выразив при этом уверенность, что место она получит. Дарси взяла у него визитку, попросила меня перечитать ее резюме и отправилась на собеседование. Ей сразу предложили должность в штате. Ее начальная зарплата равнялась семидесяти тысячам долларов плюс оплата представительских расходов. То, чего могла бы достигнуть и я, если бы достаточно хорошо училась в школе, ставя себе цель получить престижную работу в Нью-Йорке.

И вот в то время как я вкалывала и едва сводила концы с концами, Дарси начала свою головокружительную карьеру. Она планировала вечеринки, продвигала последние новинки сезона, все получала бесплатно и встречалась с замечательными парнями. Через семь месяцев она распрощалась с сотрудниками авиалиний, с которыми снимала квартиру, и переехала к своей коллеге Клэр, высокомерной и весьма обеспеченной девушке из Гринвича.

Дарси пыталась втянуть в водоворот своей стремительной жизни и меня, хотя я редко находила время на то, чтобы развлекаться вместе с ней — ходить на вечеринки и встречаться с парнями, которые, по ее заверениям, были «крутыми перцами», на самом же деле — просто-напросто ее бывшими.

Из-за этого меня снова потянуло к Дексу. Я рассказала о нем Дарси и Клэр, расписав его, какой он невероятный — красивый и веселый. Если подумать — не знаю, зачем я это сделала. Возможно, потому, что Декс таким и был. Но может быть, я слегка завидовала их блестящей жизни и хотела немного самоутвердиться. А Декс был моим главным козырем.

— Так чем он тебе не подходит? — спросила Дарси.

— Он не моего склада, — сказала я. — Мы просто дружим.

И это было правдой. Конечно, были минуты, когда я ощущала определенный интерес и даже сердцебиение, когда садилась рядом с Дексом, но старалась не питать иллюзий, всегда памятуя о том, что парни вроде него ходят на свидания с такими, как Дарси.

Так продолжалось, пока в следующем семестре они не встретились. Группа бывших однокашников, включая Декса, собиралась в бар в четверг вечером. Дарси уже несколько недель просила познакомить ее с Дексом, так что я позвонила ей и пригласила к восьми в «Красный лев». Она пришла вовремя, а его все не было. Мне показалось, будто Дарси, оглядывая собравшихся, явно сожалела, что время подобных забегаловок для нее миновало и в эти многолюдные студенческие бары (которые она посещала всего несколько месяцев назад) путь ей уже закрыт. Она сказала, что оркестр плох и что, может быть, нам стоит пойти куда-нибудь в другое место, где собирается публика повыше сортом.

В этот момент в бар и вошел Декс — в черном кожаном пальто и изумительно красивом серо-желтом кашемировом свитере. Он подошел ко мне и поцеловал в щечку — як этому еще не привыкла. Уроженцы Запада не целуются при встрече. Я познакомила его с Дарси, и она тут же пустила в ход все свои уловки — хихикала, покручивала локон, выразительно кивала, что бы он ни говорил. Дексу она понравилась, но, очевидно, не заинтересовала его, потому что в один момент, когда она принялась небрежно упоминать кое-кого из своих «высоких» знакомых («Ты знаешь этих ребят?»), он, судя по всему, едва подавил зевок. В результате, попрощавшись, Декс ушел раньше всех, кивнув Дарси со словами, что ему было приятно с ней познакомиться.

По пути домой я спросила, что она о нем думает.

— Он классный, — ответила Дарси без всяких эмоций. Ее равнодушие меня обидело. Она не смогла оценить Декса, потому что ее чары на него не подействовали. Дарси всегда хочет быть объектом поклонения. Меня, признаться, тоже стало посещать такое желание.

На следующий день, когда мы с Дексом пили кофе, я ждала, когда же он заговорит о Дарси. Я была уверена, что заговорит, но он так этого и не сделал. Мне до определенной степени (а если честно — очень) не терпелось сказать Дарси, что ее имя так и не прозвучало. Вовсе не каждый обязан ставить все вверх дном ради нее.

Я должна была это предвидеть.

Неделю спустя Декс совершенно неожиданно спросил, как дела у моей подруги.

— Какой подруги? — спросила я, холодея.

— Ну, у той, с темными волосами, которая была с тобой в «Красном льве».

— А-а, у Дарси? — уточнила я и непосредственно перешла к делу: — Дать тебе ее телефон?

— Ну, если она свободна...

Я сообщила Дарси эту новость тем же вечером. Она снисходительно улыбнулась:

— А он милый. Я, пожалуй, встречусь с ним.

Потребовалось еще две недели, чтобы Декс наконец с ней созвонился. Если он медлил нарочно, то его стратегия творила чудеса. К тому времени как он пригласил Дарси в кафе «Юнион-сквер», она уже на стену лезла. Свидание, очевидно, прошло успешно, потому что на следующий день они отправились за город на пикник. А вскоре после того сошлись окончательно.

Вначале их роман протекал бурно. Дарси частенько устраивала настоящие баталии со своими парнями — и это было не смешно, потому что обычно драмой и не пахло, — но я верила, что Декс рационален и спокоен, что он выше суеты. Может быть, таким он и был с другими женщинами. Но Дарси втянула его в мир хаоса и бешеных страстей. Она обнаружила в одной из его тетрадей с конспектами телефонный номер (у нее всегда были наклонности сыщика), провела расследование, выяснила, что это его бывшая подружка, и отказалась с ним разговаривать. Однажды он явился на лекцию очень смущенный — у него был рассечен лоб, прямо над левым глазом. Дарси в приступе ревности запустила в него подставкой для телефона.

Был и другой способ. Когда мы выходили проветриться, Дарси начинала мило болтать у стойки бара с каким-нибудь парнем. Я наблюдала, как Декс поглядывал в их сторону — до тех пор, пока у него не заканчивалось терпение. Тогда он шел к ней, сердитый, но сдержанный, и я слышала, как она незамысловато объясняется: «Представляешь, наши братья, оказывается, болеют за одну и ту же команду. Господи, Декс, и вовсе незачем так волноваться!»

Но мало-помалу их отношения стабилизировались, поединки стали редкими и менее интенсивными, и наконец Дарси переехала к нему. Затем, прошлой зимой, Декс сделал ей предложение. Свадьба должна состояться в сентябре, и Дарси выбрала меня подружкой невесты.

Я первая с ним познакомилась. Аргумент слабый. Но я цепляюсь за него. Воображаю себе сочувствующую девушку на скамье присяжных, которая бросается в атаку, выслушав мою исповедь. Она даже предлагает принять во внимание тот факт, что «если бы не Рейчел, то Декс и Дарси никогда бы не встретились. Таким образом, Рейчел заслужила право на одно свидание». Остальные присяжные недоверчиво на нее смотрят, а дама в костюме от Шанель говорит, что это просто смешно и лишено смысла. «Фактически Рейчел сама себе навредила, — говорит она. — У нее был шанс заполучить Декса, но она давно его упустила. А теперь она — подружка невесты. Подружка невесты! Невероятное преступление!»

Работаю допоздна, оттягивая разговор с Дексом. Предпочла бы подождать до завтра, до послезавтра или вообще не звонить. Но чем дольше медлю, тем более меня страшит тот день, когда я снова его увижу. И потому заставляю себя сесть и набрать номер. Надеюсь услышать автоответчик. Время — половина одиннадцатого. Может быть, он уже ушел домой. К Дарси.

— Декс Тэлер слушает, — говорит он деловым тоном.

Он снова работает в «Голдман Сакс», мудро предпочтя банковское дело юриспруденции. Это интересно, да и платят не в пример больше.

— Рейчел! — Он явно рад меня слышать, хотя немного нервничает. Голос его звучит чуть громче обычного. — Спасибо, что перезвонила. Я уже начал бояться, что ты и слышать меня не хочешь.

— Я все время собиралась позвонить... в самом деле, было много работы. Безумный день, — бормочу я. Во рту у меня пересыхает.

— Да, у меня тоже. В общем, понедельник, — говорит он уже спокойнее.

— Ага...

Повисает тревожное молчание — по крайней мере оно кажется мне таким. Может быть, он ждет, что я первой заговорю о случившемся?

— Ну вот. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он чуть тише.

— Как я себя чувствую? — Я краснею, потею и с трудом подавляю нервную икоту.

— В смысле, что ты думаешь по этому поводу. — Он говорит тихо, почти шепчет. Может быть, осторожничает, чтобы никто в офисе его не услышал, — и потому его голос звучит очень интимно.

— Не понимаю, о чем ты.

— Чувствуешь себя виноватой?

— Конечно, чувствую. А ты? — Смотрю в окно на огни Манхэттена — в ту сторону, где находится его офис.

— Нуда, — искренне говорит он. — Разумеется. Этого не должно было случиться. Ни о чем не спрашивай. Это была ошибка. И не думай, пожалуйста, что... ну... что это для меня обычное дело. Я никогда прежде не изменял Дарси. Ты мне веришь?

Я говорю, что, конечно, верю. Мне хочется ему верить.

Пауза.

— В общем, это было в первый раз, — говорит он.

Пауза. Представляю, как он сидит, задрав ноги на

стол, — воротник расстегнут, галстук переброшен за плечо. Ему идет деловой костюм. Впрочем, он хорош в любой одежде. И без одежды тоже.

— М— Да, — говорю я. Стискиваю трубку так, что пальцам становится больно, потом разжимаю руку и вытираю потную ладонь о юбку.

— Мне так скверно, потому что вы с Дарси всегда были подругами, а эта штука, которая случилась... ставит тебя в очень паршивое положение. — Он прокашливается и продолжает: — И в то же время не знаю...

— Чего не знаешь? — спрашиваю я вопреки своему искреннему желанию закончить этот разговор, повесить трубку и сбежать. Инстинкт еще никогда не подводил меня.

— Не знаю... Я... ну, некоторым образом... честно говоря, я понимаю, что поступил подло. Но не чувствую вины. Это ужасно! Ты теперь будешь обо мне плохо думать?

Ума не приложу, что сказать. «Да» будет выглядеть суровым и грубым, а «нет» разом снимет все запреты. Выбираю золотую середину.

— У меня нет права кого бы то ни было судить. Я ведь... сделала то же самое.

— Знаю, Рейчел. Но это моя вина.

Вспоминаю лифт и то, как перебирала пальцами его волосы.

— Мы оба виноваты. Мы напились. Это все виски... я незаметно опьянела, и вдобавок еще на голодный желудок, — отвечаю я, надеясь, что сейчас мы закончим.

Декс перебивает.

— Я не был пьян, — спокойно, но твердо говорит он.

Не был пьян?

Будто прочитав мои мысли, он продолжает:

— Я хочу сказать, что, конечно, немного выпил, то есть в какой-то мере соображал чуть хуже, чем обычно, но понимал, что делаю, и даже, кажется, хотел, чтобы это случилось. То есть я сознательно это сделал. Не то чтобы спланировал заранее, но я и раньше об этом думал.

Когда? В университете? До или после встречи с Дарси?

Вдруг вспоминаю один случай, который произошел до его знакомства с Дарси, когда мы готовились в библиотеке к экзамену. Было уже поздно, нас слегка разморило — совсем ошалели от недосыпа и переизбытка кофеина. Декс начал подражать Зигману, цитируя его излюбленные словечки, а я до слез хохотала. Когда наконец я пришла в себя, он перегнулся через стол и стер слезинку с моего лица. Совсем как в кино, только там обычно плачут от горя. Наши взгляды встретились.

Я первой отвела глаза и снова уткнулась в книгу. Печатный текст так и прыгал перед глазами. Под страхом смерти я не смогла бы сосредоточиться на том, что читала. Все время ощущала прикосновение его руки к моему лицу. Потом Декс предложил проводить меня до моей комнаты. Я вежливо отказалась, сказав, что хочу побыть одна. Ложась спать, я решила, что у меня разыгралось воображение и что Декс всего лишь оказывает мне дружеские знаки внимания. Он просто любезен.

И все же потом я иногда гадала, что было бы, если б я тогда не перестраховалась и согласилась на его предложение. Думаю об этом и сейчас.

Декс продолжает разговор.

— Конечно, я уверен, что этого больше не случится, — твердо говорит он. — Так ведь?

Последнее слово он произносит с надеждой, почти жалобно.

— Так. Никогда-никогда, — говорю я и тут же сожалею, потому что это звучит по-детски. — Это была ошибка.

— А я не раскаиваюсь. Должен бы, да не могу, — отвечает он.

Просто рок какой-то, думаю я, но ничего не произношу. Просто сижу молча и жду, когда он что-нибудь скажет.

— В любом случае, Рейчел, мне жаль, что я поставил тебя в такое положение. Но наверное, ты знаешь, что я чувствую, — заканчивает он и нервно смеется.

Соглашаюсь и говорю, что надо жить дальше, а об этом забыть — ну и все прочее в том же духе, ради чего, как мне кажется, Декс и звонил. Мы прощаемся, я вешаю трубку и удивленно смотрю в окно. Разговор, который должен был все расставить по своим местам, еще сильнее меня взбудоражил. Я не знаю, как успокоиться.

Встаю, выключаю свет, спускаюсь вниз и пытаюсь выкинуть Декса из головы. Но пока я дожидаюсь поезда, мои мысли все время возвращаются к нашим поцелуям в лифте. Чувствую прикосновение его волос. Вспоминаю его в моей кровати, полуприкрытого одеялом. Эти моменты я помню лучше всего. Они — как фотографии бывшего парня. Ты в отчаянии хочешь их выбросить, но никак не можешь найти в себе силы. Вместо этого хранишь их в старой картонке из-под туфель в углу шкафа, воображая, что ничего страшного от этого не случится — даже если тебе захочется открыть коробку и вспомнить старые добрые времена.