Изумленный Мэлгон стоял посреди лесной прогалины. Ведь только что Рианнон, податливая и нежная лежала рядом – и вдруг, не сказав ни слова, стремительно исчезла. Точь-в-точь пугливый сказочный эльф, как назвал ее Гавран. Что он такого сказал? Чего она так испугалась?

Совершенно сбитый с толку, он отправился на поиски беглянки. В панике прорываясь сквозь заросли, она непременно должна была оставить некое подобие следа, который легко обнаружить в сухой листве, укрывающей землю.

Он нашел Рианнон в густых зарослях молоденьких березок. Забившись в самую чащу, она сидела на земле, обхватив колени руками, уткнувшись в них лицом. Король пробрался к жене, обнял ее за плечи и попытался вытащить из сплетения ветвей и тонких стволов.

– Нет, стой! Не надо! – пронзительно вскрикнула она и отчаянно вцепилась в дерн.

– Рианнон, это я, Мэлгон.

Но жена, казалось, не слышала его. Она отчаянно сопротивлялась и при этом даже глядела в сторону.

Муж выругался в сердцах и принялся отдирать пальцы Рианнон от травы и сучьев. Наконец, вытащил ее из зарослей и заключил в объятия. Но и тут она продолжала сопротивляться, извиваясь всем своим гибким телом.

Король боролся с насмерть перепуганной женой, и сердце его гулко ухало в груди. Ему казалось, он поймал в силки подраненную птицу, которая билась в них так отчаянно, что могла всерьез повредить свои хрупкие крылья. Все же он не выпускал тоненькие запястья из своих крепких, но осторожных рук и одновременно нашептывал слова утешения:

– Успокойся, Рианнон, успокойся. Это я, Мэлгон.

Мало-помалу она стихла, и тогда, крепко держа ее подле себя, он заглянул в ее глаза, полные неизъяснимого страдания.

Король глубоко вздохнул и обнял жену, прижав милое бледное лицо к своей груди.

– Все хорошо, Рианнон, – прошептал он. – Ты в безопасности. Никто не причинит тебе зла, я обещаю.

Наконец женщина замерла, успокоилась. Но Мэлгон слышал, как колотится ее сердце, и терпеливо ждал. Через несколько минут она тихонько вздохнула, словно изгоняя этим вздохом последние остатки наваждения.

– Пожалуйста, Рианнон, скажи мне, что случилось. Объясни, что тревожит тебя?

Она упрямо покачала головой.

– Но если ты не хочешь говорить со мной, то, наверное, есть кто-то, с кем ты делишься своими секретами. Может быть, это Гвеназет?

Она опять покачала головой. Мэлгон почувствовал свою полную беспомощность. Ведь если Рианнон откажется говорить о причинах своих страданий, то как же он сможет ей помочь?

– Но почему? Разве она тебе не нравится?

Жена внезапно подняла глаза и удивленно взглянула на Мэлгона.

– Конечно, нравится, – прозвучал ответ. – Она всегда была очень добра ко мне. Я действительно хорошо к ней отношусь.

– Но я не о том, Рианнон. Я хочу сказать... ты разве не считаешь ее своей подругой?

В глазах королевы промелькнула тревога.

– Я просто чувствую, что иногда она недовольна мною, что я ее разочаровываю.

Так вот оно что! Он и не подозревал, как одинока и уязвима его жена.

– Ну а на родине? В Манау-Готодин у тебя, наверное, был близкий человек?

Рианнон минутку подумала и ответила:

– Да, однажды у меня была хорошая подруга, но она умерла.

– Прости. – Мэлгон опасался выспрашивать дальше. Все же не удержался, спросил: – Как же это случилось? Как она умерла?

– Ее унесла лихорадка. Прошлой зимой.

Король в смущении кивнул. О чем же еще спросить? Совершенно очевидно, что смерть подруги была для Рианнон большим горем, но все же... Казалось, к ее страхам это не имеет отношения. Ее охватил ужас, когда он заговорил о целительстве. Да, о целительстве... Как странно... Гавран утверждает, что Рианнон достаточно опытна в этом деле, что она долго занималась с магом и знахарем по имени Алевенон. Однако сама она отрицает свое умение. Значит, то, что ее беспокоит... Значит, в этом разгадка?

Мэлгон испытующе посмотрел на жену. Ее прекрасные глаза блуждали где-то далеко-далеко, словно смотрели в прошлое и страшились того, что видели. В груди Мэлгона вскипел вулкан. Кто-то... или что-то в прошлом глубоко ранило его юную супругу, так искалечив хрупкую душу, что теперь даже его любовь и терпение бессильны излечить ее. Было ли то смертельное оскорбление? Или даже изнасилование, как предположила Гвеназет? Но кто же осмелился надругаться над дочерью вождя? Разве только очень могущественный человек, уверенный в том, что сможет пережить гнев Фердика. Значит, или другой вождь, или... – Мэлгон похолодел, – или шаман!

Оголенная правда явилась его сознанию; казалось, все встало на свои места. Значит, этот самый Алевенон овладел Рианнон против ее воли? Это объясняет и ее отвращение к искусству врачевания, которому обучал принцессу именно он, и прежнюю боязнь совокупления. И тогда понятно, почему Фердик изгнал из племени уважаемого барда и знахаря.

Мэлгон заскрипел зубами и метнул взгляд на жену. Но тут же снова отвернулся. Ему хотелось немедленно выяснить все до конца, найти подтверждение своим догадкам, но он не смел. Рана в душе Рианнон слишком глубока и болезненна, нельзя бередить ее. Он не мог допустить, чтобы она снова в ужасе бежала от него. Как-нибудь потом, позднее, он сумеет пролить свет на эти тайны, но только не теперь. Мэлгон погладил ее прекрасные волосы.

– Ах, cariad, все хорошо, моя дорогая, моя любимая. Я никому не позволю тебя обидеть.

– Он здесь, – прошептал Гавран.

Мэлгон проследил за его указательным пальцем, стараясь проникнуть взглядом сквозь плотный туман, висевший между деревьями. Наконец, глаза «выловили» в густой дымке силуэт огромного оленя. Он стоял в каких-нибудь тридцати шагах. Темно-рыжая шкура кровавым пятном выделялась на коричневом фоне осенней листвы.

– Господи, ты только посмотри, какой он огромный!

– Ну, на севере я видел и побольше, – не преминул похвастать Гавран. – Однако, признаться, подобных красавцев и у нас немного.

Охотники благоговейно разглядывали добычу, которую они преследовали уже несколько часов. Каждый дюйм оленьего тела свидетельствовал о силе и грациозности животного: и величественное древо рогов, и гладкая умная морда, и могучие плечи. Перед ними стоял настоящий владыка леса – король, и вошедшие в его царство люди, признавая это, смотрели на него восхищенно.

Олень беспокойно повел головой. Темные глаза высматривали малейшее движение в близлежащих кустах, ноздри настороженно ловили лесные запахи.

Мэлгон зашептал в самое ухо Гаврана:

– Целимся одновременно. Двумя хорошими стрелами мы сможем уложить его. Не то придется гоняться за ним по всему лесу, а это не самое приятное занятие.

Гавран молча кивнул. Они отправились на охоту одни, не взяв с собой даже собак, не говоря уж о лошадях или помощниках. Это походило на увлекательную игру и вместе с тем на серьезное испытание. Но теперь они поняли, что допустили ошибку. Ведь если поразить животное с первого выстрела, то придется прекратить охоту, и многочасовые поиски оленя окажутся напрасными. Если же, наоборот, им удастся завалить оленя, то встанет новая проблема: как дотащить тушу до Диганви?

Друзья молча переглянулись и приладили стрелы. Несмотря на холодный воздух поздней осени, по их лицам струился пот. Олень вновь поднял голову, принюхался.

– По твоему знаку, – едва шевельнул губами Мэлгон. Гавран кивнул.

– Давай.

Стрелы, взвизгнув, рванулись вперед, и олень в прыжке взмыл в воздух. Охотники едва успели разглядеть туманный силуэт, отскочивший на дюжину шагов и рухнувший на землю, с громким треском ломая ветки и сухие сучья. Мужчины издали победный клич:

– Мы сразили его!

– О да! Два превосходных выстрела.

Они обменялись восторженными взглядами, потом радостно обнялись, молотя друг друга по спине.

Наконец, отпраздновав победу, они поспешили к убитому зверю. Олень неуклюже развалился на земле, ноги подломились под ним. Величественная голова, увенчанная роскошными рогами, откинулась в сторону. Одна из стрел насквозь пронзила шею, другая же вошла глубоко в грудь, поразив сердце. Остекленевшие глаза животного были уже безжизненны, но бока все еще слегка подрагивали, и ноги бились в последних судорогах.

– Король, – прошептал Мэлгон.

– Да, – согласился Гавран.

Они говорили шепотом, – но как же иначе? Ведь было очевидно, что где-то неподалеку, в густом утреннем тумане, витает душа поверженного оленя.

С нечеловеческими усилиями мужчины перевернули огромную тушу на бок, и Мэлгон проворно вспорол оленье брюхо. Вынув внутренности, от которых еще шел пар, он засунул руку глубоко в грудную клетку и вытащил сердце. Потом принялся охотничьим ножом рыть яму в сырой холодной земле.

– Что ты делаешь? – удивился Гавран, пытавшийся вытащить стрелу из шеи оленя.

Мэлгон почти с детской серьезностью ответил:

– Совершаю жертвоприношение в честь этого великого короля.

– А я думал, ты христианин.

– Отчасти, – отозвался Мэлгон. – Но не только.

Гавран показал крупные белые зубы, какими гордились все бриганты.

– Тогда помолись и за меня почтенному Керунносу. Попроси, чтобы я благополучно добрался до дому.

Мэлгон важно кивнул и снова занялся своим делом – захоронением сердца жертвы. Закончив, он прошептал несколько слов благодарственной молитвы. Почему он сделал это – он не смог бы объяснить. Нет сомнения, что монахи из Лландудно сочли бы его богохульником, но здесь, в глухом лесу, та дань уважения, которую один король отдавал другому, казалась совершенно естественной.

Друзья закончили разделывать тушу и прикрыли большую ее часть дерном и листьями. Потом взвалили по четверти ляжки себе на плечи.

– Эх, надо было все таки взять лошадей, – закряхтел Гавран, согнувшись под своей пошей.

– Да, но только тогда уж пришлось бы вести с собой собак и других охотников, а это совсем другая охота.

– Верно, совсем другая, – согласился Гавран. – Наша – настоящая, благородная охота. Я теперь всю жизнь буду хвастать.

– Ах, так вот почему ты так торопишься домой – тебе просто хочется поскорее рассказать свои байки, – ухмыльнулся Мэлгон, но бригант неожиданно серьезно ответил:

– Да, мне действительно не терпится попасть домой, но совсем не для того, чтобы сидеть возле очага и болтать об охоте. Я ведь скучаю по жене... и по трем маленьким сыновьям.

– Так ты не нашел здесь подходящей женщины?

– Сам знаешь, я перепробовал почти всех девчонок в твоей крепости, – улыбнулся Гавран. – Но ведь это не то же самое. Нет ничего на свете, что могло бы сравниться с бригантской женщиной. У моей Тангвил самые густые и мягкие волосы на свете и прекраснейшая в мире белая грудь...

– Постой! – взмолился Мэлгон. – Замолчи, а то я отправлюсь к ней вместо тебя.

– О! Но у тебя у самого бригантская жена, Мэлгон, твоя волшебница Рианнон.

Король тотчас помрачнел.

– Рианнон едва ли похожа на настоящую бригантку – так она миниатюрна и хрупка. Скажи-ка мне, Гавран, тебе известно что-нибудь о ее матери или хотя бы о том, из какого племени она родом?

Приятель покачал головой.

– Лишь по слухам. Я знаю, что Фердик, едва успев стать мужчиной, привез из похода младенца и заявил, что это его дитя от иностранной принцессы. Рианнон выросла под присмотром матери Фердика, а потом его жены.

– Странная история.

– Да уж, особенно для такого человека, как мой король. Он мало интересовался Рианнон, по крайней мере пока она не превратилась в женщину. Тут-то он понял, что может с ее помощью найти хорошего зятя.

– Так ты считаешь, что Фердик не очень заботился о своей дочери, – задумчиво молвил король. – А я подозреваю, что девочкой вовсе никто не интересовался. – Мэлгон пристально взглянул на Гаврана. – Помнишь, ты упоминал человека по имени Алевенон, барда и целителя, у которого училась Рианнон? Что бы ты еще мог рассказать о нем?

Гавран сосредоточенно наморщил лоб.

– Он был довольно странным, очень замкнутым, однако все ученые люди одинаковы. После его ухода никто особенно не расстроился, разве что немного не хватало его рассказов у огня по вечерам.

– А как насчет женщин? Он часто приглашал бриганток к себе в постель?

– Никогда об этом не слыхивал, разве что он по секрету встречался с кем-нибудь. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, подумал... – Голос Мэлгона оборвался. Король не знал, как заговорить о возможном изнасиловании Рианнон. Слишком щекотливая тема для обсуждения с ее соплеменником, однако как иначе выяснить правду?

– Тебе не нравится, что Рианнон была ученицей такого человека? – спросил Гавран.

– Не совсем так. – Мэлгон глянул в глаза друга. – Не думаешь ли ты... В общем, могло ли так случиться, что этот человек, Алевенон, увел принцессу в лес и изнасиловал ее?

Гавран остолбенел.

– Тебе это сказала Рианнон?

– Она мне ничего не говорила. Мне просто так кажется.

– Что ж, я думаю, это вполне возможно. Она проводила с ним очень много времени... наедине в лесу. Да это и объясняет, почему вдруг, Алевенон впал в такую немилость у Фердика. Узнав, что его дочь осквернена, король должен был разъяриться. Может, и не столько из-за самой Рианнон, сколько потому, что посягнули на королевскую честь. – Гавран взглянул на приятеля, – Но что все это значит? Ты недоволен своим соглашением с Фердиком?

– Да нет, почему же... – Мэлгон на минуту задумался. Он не собирался обсуждать странное поведение Рианнон, не мог и открыто выказать свое недовольство поведением бригантского короля. Он лишь горестно улыбнулся. – Я просто стараюсь получше понять свою жену. Кто из нас не захотел бы получше понять своих любимых?

Бригант расхохотался:

– Не трать время попусту, Мэлгон. Женщину понять невозможно. Вот я женат уже добрых семь зим, но Тангвил по-прежнему остается для меня загадкой. И я решил, что, так даже лучше. Боюсь, что если узнаю ее мысли, они придутся мне не по душе!

Мэлгон одобрительно усмехнулся. После того приключения двухдневной давности в лесу Рианнон, казалось, успокоилась. Она стала чаще улыбаться, а когда вместе с Рином играла со щенками, король даже видел, что она смеется. Было ясно, что ей хочется забыть прошлое. Ради своей жены Мэлгон обязан был сделать то же самое.

Но когда-нибудь, король скрипнул зубами, когда-нибудь настанет день, и он спросит с Фердика за Рианнон. И разыщет это чудовище Алевенона. Он настигнет его и покарает злодея.

– Что тебя беспокоит, мой господин?

– Что? О чем ты?

– Ты даже теперь так сердито выглядишь.

Супруги были у себя; Мэлгон лежал на спине, а Рианнон ласково массировала его бедра. Король смертельно устал. Мускулы до сих пор ныли от тяжелой оленьей туши, которую пришлось тащить так далеко. Истинное расслабление никак не давалось ему; он непрестанно вспоминал разговор с Гавраном о Алевеноне и обдумывал самые страшные пытки, которых заслуживал насильник.

– Да нет, ничего, это всего лишь гримаса боли. – И он перевернулся на живот, чтобы подставить Рианнон плечи, а заодно и спрятать лицо. Жена склонилась над его спиной. Ее тоненькие пальчики глубоко прощупывали каждую мышцу. Мэлгон застонал.

– Должно быть, животное было огромно, – сказала Рианнон.

– Да, величественный олень. Рога с двенадцатью отростками.

– Подумай только, как долго он прожил на свете, чтобы вырасти таким большим. – Рианнон, казалось, огорчилась. Мэлгон возмутился: неужто она больше жалеет эту тварь, чем собственного мужа?

– Подумай, сколько прожил я, раз превратился в такого идиота: отправился на эту безумную охоту без лошади. Клянусь Ллудом, я слишком стар для таких мучений!

– Ты не стар, – успокоила его Рианнон. – Ведь у тебя всего несколько седых волос и твердый, подтянутый живот.

– Да, но сегодня у меня болит не живот, а спина и ноги. Ааа-х!

– Судя по тому, как ты рычишь и стонешь, массаж тебе не на пользу.

– На пользу, на пользу... да-да, вот здесь... аахх!

Поглаживая крепкую спину и плечи мужа, Рианнон закрыла глаза. Ах, если б изгнать скорбь из его сердца было так же легко, как смягчить боль в его теле.