— Итак, что нам известно, Джед? — спросил Уоррен Майклс, откидываясь на спинку скрипучего кожаного кресла. Было уже утро пятого июля. Хэкнер, пролистав свой блокнот, перечислил неудачи последних двенадцати часов:

— Все поиски и проверки на дорогах ни к чему не привели. Ночной дождь смыл следы, по которым можно было бы пустить собак. Доктор Купер в отпуске, и в отделе судебно-медицинской экспертизы мне сказали, что со вскрытием тела Рики Харриса, вероятно, придется подождать до завтра. Кстати, — добавил Хэкнер, — наш дорогой прокурор, глубокоуважаемый Дэниэл Петрелли, устроил переполох среди стервятников, дав сегодня утром интервью местным телепрограммам.

Майклс застонал.

— И что же сообщил этот мистер Голливуд?

— Что он собирается предъявить мальчишке обвинение как взрослому и запихать в тюрьму до конца жизни. Не исключает он и возможности смертного приговора.

— Ну конечно. Только вот судью, который согласится поджарить двенадцатилетнего пацана, ему придется поискать.

Майклс даже не пытался скрывать презрения к Петрелли, который еще пять лет назад заявил, что намерен баллотироваться в сенаторы от штата Виргиния.

Дэниэл Петрелли брался лично только за громкие и стопроцентно выигрышные дела. Майклс догадывался, о чем прокурор говорил в утренних интервью: во всех его предвыборных речах главной темой было падение нравов среди молодежи. До выборов оставалось всего четыре месяца, и Петрелли не мог упустить прекрасной возможности выступить со своей болтовней по телевизору.

— А нас он небось выставил неповоротливыми болванами, чтобы в случае чего все тумаки посыпались на полицию. Есть что-нибудь поинтереснее?

— Патрульные ищут мальчишку повсюду. Мы откопали хорошую его фотографию из школьного ежегодника. Здесь он в пятом классе. — Джед протянул снимок Майклсу.

— На убийцу не похож, — заметил тот. Голубоглазый мальчик на фотографии радостно улыбался, сверкая белыми зубами. Как не похож он был на фотографию, приложенную к его личному делу из ИЦП! Майклс вздохнул.

— Все уже собрались?

— Ага. Готовы и ждут напутственных речей.

Майклс и Хэкнер поднялись и отправились в небольшой конференц-зал, где уже собрались начальники других отделов. Майклс сразу перешел к делу:

— Вы все уже знаете, что прошлой ночью в ИЦП было совершено убийство, а подозреваемый гуляет по улицам города. Убийца — двенадцатилетний мальчик.

Пока Майклс говорил, Хэкнер раздавал копии школьной фотографии.

— Журналисты уже подняли шум вокруг этой истории, — продолжал Майклс, — мол, маленький мальчик перехитрил всю полицию города — вам все это знакомо. Я хочу как можно скорее закрыть это дело: Натан Бейли сегодня же должен оказаться за решеткой. Пока поиски ничего не дали. Сержант Хэкнер подключит к делу полицию штата, хотя я лично предпочел бы справиться собственными силами. Я доступно все объяснил?

Сидящие за столом дружно закивали.

— Хорошо. За работу.

На этом собрание завершилось. Уже подходя к дверям, Майклс услышал, как один из полицейских сказал: «Довольно милый паренек». Майклс остановился, посмотрел на говорившего и произнес:

— Должен напомнить тебе, Боб, что этот милый паренек ночью убил нашего коллегу — сотрудника охраны. И если ты хорошо выполнишь свою работу, ему не удастся сделать этого снова.

Натан проснулся раздетым. Он лежал посередине просторной кровати под теплым стеганым одеялом. Его разбудило солнце, ярко светившее прямо в глаза. Электронные часы на тумбочке у изголовья показывали 9.48. Натан заворчал и спрятал голову между подушек.

Через минуту комнату наводнили звуки музыки — включилось радио на часах. Музыка сменилась болтовней диск-жокея, на которую Натан попытался не обращать внимания в надежде заснуть снова. В конце концов она ему надоела, он перекатился на бок и вслепую стал нажимать на кнопки. Радио выключилось.

Снова оказавшись в тишине и покое, Натан постарался заснуть. Но сон уже не шел к нему: он окончательно проснулся и в его голове роились планы дальнейших действий.

На часах было 10.00. По кабельному сейчас показывают мультики. Ночью, когда Натан в темноте забрался в эту спальню, первое, что он заметил, был огромных размеров телевизор, стоявший перед очень большой кроватью.

Натан нашел на тумбочке пульт и нажал на кнопку. Огромный экран ожил, и Натан увидел свою фотографию размером со стол. Этот снимок был сделан в полиции, когда его арестовали. Затем на экране появился пожилой мужчина в костюме. Натану сразу не понравилось выражение его глаз. Титры внизу экрана сообщали, что это прокурор Дэниэл Петрелли.

— Невозможно переоценить всю серьезность преступления, которое мы расследуем, — говорил Петрелли. — Мы считаем, что Натан Бейли убил мистера Харриса и должен ответить за это преступление по всей строгости закона, в соответствии с надлежащими статьями Уголовного кодекса.

— Что будет, когда мальчишку поймают? — спросил голос за кадром.

Петрелли ответил не задумываясь:

— Когда его поймают, я лично буду требовать, чтобы его судили как взрослого. Если он смог совершить взрослое преступление, то сможет и ответить за него, как взрослый.

— Вы, конечно, не станете требовать смертной казни?

Петрелли усмехнулся:

— Давайте не будем забегать вперед. Сперва необходимо посадить преступника за решетку.

Смертная казнь! Электрический стул! Натан не мог оторвать взгляд от экрана.

Ведущий программы произнес:

— Джон Огилсви с самого начала следит за ходом расследования этого убийства. Скажите, Джон, вышла ли полиция на след Натана Бейли?

— Видите ли, Питер, — ответил Огилсви, — все утро полицейские округа Брэддок распространялись о предпринимаемых ими мерах, но ни словом не обмолвились о достигнутых результатах.

Картинка сменилась, и на экране возник усталый мужчина в красно-синей рубашке с коротким рукавом — это был лейтенант Уоррен Майклс из Полицейского управления округа Брэддок. Джон Огилсви комментировал за кадром:

— По словам лейтенанта Уоррена Майклса, с момента убийства до начала поисков прошло около двух часов, к тому же имело место довольно неблагоприятное стечение обстоятельств, затруднившее поиски: это и пробки на шоссе, и ливень, сделавший невозможным использование собак.

Натан выключил звук. Новости испугали его, но он был очень горд собой. Он скрывался уже двенадцать часов, и никто до сих пор не знал, где его искать. Значит, у него есть время подумать.

Натан уже забыл про мультики. Впервые он поверил, что действительно может всех перехитрить. У взрослых, к счастью, есть один недостаток — они всегда остаются взрослыми. Это даже забавно: дети почему-то всегда знают, о чем думают взрослые, а взрослые, которые все когда-то были детьми, при всем желании никогда не могут начать думать как дети.

Натан решил, что, возможно, в доме живет ребенок его роста. Он вышел в коридор. Первая слева дверь от спальни вела в комнату маленькой девочки: он увидел множество полок с Барби и разными кукольными принадлежностями. Натан пошел дальше по коридору.

За третьей дверью он наконец нашел то, что искал. На стенах висели плакаты — один с Майклом Джорданом в форме команды «Чикаго буллс» и два с мультяшными черепашками-ниндзя. До того, как Натан переехал жить к дяде Марку, у него в комнате висел похожий плакат. Все это вызвало печальные воспоминания, но Натан быстро отогнал их прочь.

С радостью убедившись, что комната принадлежит мальчику его возраста, Натан принялся рыться в большом шкафу. Там он нашел трусы, носки, футболку с эмблемой «Чикаго буллс» и джинсовые шорты. Все это было на два размера больше, чем нужно, но сидело гораздо лучше обезьяньего комбинезона из ИЦП. За обувью Натан отправился в чулан, где полки были забиты рубашками, штанами, свитерами, простынями и самой разнообразной обувью. Натан быстренько прихватил пару старых кроссовок «Рибок» нужного размера. Подошва почти сносилась, но ноге было в них удобно, а это Натан считал самым главным.

Одевшись, Натан вернулся в спальню и с опаской посмотрелся в большое зеркало. Выглядел он немного бледным и изможденным, но все же снова был самим собой. Всю кровь он смыл, волосы опять стали светлыми, синяк под глазом больше не был таким заметным. Одним словом, ему понравилось, как он выглядит.

Натан почувствовал себя уверенней и с надеждой подумал о будущем, чего с ним не случалось уже почти год — с тех самых пор, как дядя Марк упрятал его в тюрьму. Ну вот, снова эти кошмарные воспоминания! Нужно сейчас же прекратить думать об этом. Тягостные и мучительные мысли только пугали его и сбивали с толку, а этого сейчас никак нельзя было допускать.

В спальне снова включилось радио. Через несколько секунд Натан понял, что говорят о нем.

Дэниз Карпентер, мать-одиночка с двумя девочками-близняшками, уже почти пять лет трудилась Стервой на «Ньюсток 990». Она попала на эту роль столь неожиданно, что передача была просто обречена на успех.

В октябре, четыре года и восемь месяцев назад, Дэниз работала на радио — сообщала о пробках на дорогах. У нее было тридцать секунд эфира каждые полчаса. Однажды постоянный ведущий утренней передачи Босс Джонни позвонил из вашингтонской тюрьмы, куда его упекли по совокупности прегрешений разной степени тяжести — от уклонения от уплаты алиментов до покушения на убийство. Дэниз сказали, что у нее есть шанс попасть на «большое радио», и дали на раздумья двадцать минут — до начала утреннего шоу.

Она была достаточно умна, чтобы понять, какие перед ней открываются перспективы. В то время ее дочерям, Лоре и Эрин, было по пять лет и после всех выплат за квартиру и за няню денег едва хватало на то, чтобы прокормить семью. Ее подруга, социальный работник, говорила Дэниз, что та может получать талоны на еду, но она отказалась — не хотела, чтобы ее бывший муж Берни злорадствовал, видя, что она принимает благотворительную помощь. Развелись они по ее инициативе, она оставила себе обоих детей и наперекор увещеваниям судьи отказалась от алиментов. Последним, что Берни сказал ей, выходя из здания суда, было: «Без меня ты помрешь с голоду».

Спустя шесть лет она решила, что именно эти слова принесли ей удачу.

Дэниз решила использовать шанс, который выпадает только раз в жизни, и уверенно села за пульт ведущего. Через несколько лет ее тогдашний звукооператор, а теперь уже продюсер Энрике Самора признался: он в тот день проиграл двадцать долларов, поспорив, что Дэниз в слезах выскочит из студии еще до конца первой рекламной паузы.

«Я не тот голос, который вы ожидали услышать. Тот голос учится сейчас петь тюремные песни», — начала свой первый эфир Дэниз.

В течение следующих четырех часов Дэниз прошлась по самым животрепещущим темам, рассказывая о том, что считает неправильным в устройстве американского общества. При этом она не боялась порой переступать границы дозволенного и заходить на территорию, обычно считавшуюся запретной. Она сразу обозначила свою точку зрения на аборты — женщина имеет право сделать аборт, если это продиктовано обстоятельствами; однако если это делается исключительно из соображений контроля за рождаемостью, то обвинение в убийстве должно быть предъявлено всем, кто принимал участие, — и ей, и отцу, и врачам. Когда Дэниз попросили объяснить, почему она придерживается такой точки зрения, она ответила:

— Я не обязана что-либо вам объяснять. Я просто рассказываю о том, что думаю и чувствую, а если кому-то это не по душе, пусть нажмет на кнопочку приемника и больше меня не слушает.

Пока шла ее первая передача, все телефонные линии были забиты слушателями, желающими оспорить позицию Дэниз. Моментом истины стал звонок некоей Барбары из Арлингтона, штат Виргиния, которая сказала:

— Не обижайтесь, Дэниз, но, кажется, вы просто стерва.

— Большое спасибо, Барбара, — ответила Дэниз. — Вы правы. Но я не просто стерва, я официальная Стерва города Вашингтона.

В отрасли, где главное — эксклюзивность товара, Дэниз прочно закрепилась на позиции лидера. За первую неделю зарплата Дэниз увеличилась в пять раз. И это при том, что, казалось бы, она, чернокожая женщина, открыто и честно говорившая обо всем — от расизма до воспитания детей, — никак не должна была иметь успех на радио.

Через три недели после выхода ее первой передачи рейтинг «Ньюсток 990» вырос на шесть процентов. Через год Дэниз уже слушали в двенадцати штатах. Когда Натан впервые услышал ее голос, передачу Дэниз транслировали триста двадцать семь радиостанций по всей стране, а ее зарплата выражалась семизначным числом.

В своем утреннем монологе в тот день Дэниз клеймила упадок нравов среди американской молодежи, приводя в качестве примера историю двенадцатилетнего мальчика, убившего охранника и сбежавшего из тюрьмы.

— Прокурор говорит, что будет обвинять этого парня, как взрослого, и я считаю это правильным. Сколько раз вы слышали про убийства, совершенные подростками-чудовищами? Лично я устала от этого. Что касается меня, я готова встать и сказать: мужчина или женщина, ребенок или взрослый, если ты намеренно лишил жизни другого человека, я не хочу видеть тебя среди членов моего общества. Я хочу, чтобы ты гнил в тюрьме до конца дней своих, или по крайней мере до тех пор, пока ты не достигнешь возраста, когда тебя можно будет посадить на один из тех электрических стульев, которые без дела пылятся по всей стране. С него ты отправишься прямиком в ад, где у тебя будет отличная возможность целую вечность думать о том, какой ты крутой убийца.

Когда Дэниз закончила свою тираду, телефоны взорвались. Сказав, что поговорит с теми, кто дозвонился и ждет на линии, она включила рекламу.

— Половина звонящих хотят повесить мальчишку, а половина — тебя, — сказал Энрике в наушники.

Дэниз подняла голову и посмотрела на него через стекло своими черными глазами.

— Слушай, Рик, отсекай тех, кто считает, что мальчишка невиновен, ладно?

Энрике кивнул и поднял вверх большой палец.

— Будет сделано, Дэниз.

Натан уже двадцать минут сидел на краю кровати и слушал, как взрослые один за другим выносят ему приговор.

«Как они могут говорить такое?» — подумал он. Ведь их там не было. Они не слышали угроз Рики Харриса, не чувствовали его пальцев на своем горле. Они не знали, да и не хотели знать, что если бы он не убил Рики, то Рики убил бы его.

Чем дольше Натан слушал, тем яснее понимал, что всем наплевать на то, как в действительности обстояло дело. Им в голову не приходило выслушать его объяснения — всем было достаточно того, что рассказывали эти сволочи из полиции и ИЦП. Все верили вранью.

Но поток вранья можно было остановить — требовалось только взять телефон и позвонить Дэниз. Снять трубку и рассказать всю правду. Ведь один телефонный звонок не причинит ему никакого вреда? Если ему что-то не понравится, он просто повесит трубку.

На тумбочке рядом с часами стоял радиотелефон. Натан взял его и набрал номер радиостанции. Занято. Он набрал номер еще раз. И еще. И еще. Все время было занято. На девятый раз Натан услышал длинный гудок. Гудок прозвучал раз сто, прежде чем кто-то поднял трубку.

— Вы дозвонились до Стервы, — сказал голос. — О чем вы хотите поговорить?

— О Натане Бейли.

— Вы ребенок? Дэниз не разговаривает с детьми.

— Со мной она, наверное, захочет поговорить. Меня зовут Натан Бейли.

Дэниз уже сорок пять минут разговаривала со слушателями о Натане Бейли, когда у нее в наушниках раздался взволнованный голос Энрике:

— Переключись на шестую линию. Там мальчик, который назвался Натаном Бейли. Думаю, он не врет.

Дэниз забыла, что только что собиралась сказать. Если это правда, то этот звонок сильно поднимет рейтинг передачи. После непродолжительной паузы к Дэниз вернулось самообладание, и она отключила психиатра из Стокдейла, штат Аризона.

— Ага, кажется, к нам дозвонилась знаменитость. Натан Бейли, вы меня слышите?

— Да, мэм, — сказал детский голос.

В голосе чувствовалась уверенность. Дэниз гордилась своей способностью по голосу угадывать, что за человек ей звонит. Этот голос мог принадлежать бойскауту, игроку детской бейсбольной лиги, человеку очень честному.

Уоррен Майклс уже чувствовал результаты недосыпания, к тому же огромное количество выпитого кофе вызвало у него сильную изжогу. Он автоматически снял трубку после первого звонка:

— Лейтенант Майклс.

— Майклс, это Петрелли.

Только тебя мне и не хватало, подумал Майклс.

— Доброе утро, Дэниэл. Я вижу, вы рано встали и сразу поспешили к телекамерам?

Петрелли был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на колкости.

— Включите радио, — рявкнул он, — и настройтесь на «Ньюсток 990». Там сейчас этот мальчишка, Бейли, разговаривает с Дэниз Карпентер. Включите и послушайте. Я перезвоню вам позже.