Ветер постепенно оттащил облачко в сторону, и солнце стало бить прямо в глаза. Сергею это очень не понравилось. Он в очередной раз выглянул из кабины. Суета возле транспортера продолжалась. Кроме рассерженной Федоткиной, скучающего Володи Лобана и недовольных грузчиков в компании появился Барновский и, неизвестно — почему, заведующая столовой. По всей видимости, с оформлением груза произошла очередная накладка, и назревало разбирательство. Толпа шумела и размахивала руками. Водитель прибывшего грузовика на том конце транспортера тоже был крайне недоволен сложившимися обстоятельствами. Он не был виновен в накладке, быть крайним ему очень не хотелось, и поэтому он принимал активное участие в происходящем скандале, размахивал какими-то листками и, как мог, вносил свою лепту во всеобщий шум и гам. Пару раз включали транспортер, чтобы передать бумаги, потом грузчики, махнув рукой и предоставив начальству возможность разбираться, ушли в будку играть в домино. Волынка грозила затянуться надолго.

Сергею надоело щуриться от солнца, он вышел из машины и направился к забору, в тень. Там он сел на холодный бетонный бордюр и прислонился спиной к редкой дощатой ограде. Тотчас же от толпы отделилась высокая, длиннорукая и рыжеволосая фигура Володи и вразвалку приблизилась к Сергею.

— Привет, таможня, — сказал Сергей. — Даешь добро?

— С ними дашь, — махнул рукой Володя. — Заколебали, бюрократы… Тьфу ты! — воскликнул он. — Опять забыл: ты ж не куришь! Я-то думал, угощусь цивильной сигареткой. У грузил сроду приличного курева не бывает.

— И чего это тебя в последние дни на такие досмотры запрягают? поинтересовался Сергей. — Вроде, грузы не почтовые…

— Ой, Серега, не сыпь мне соль на раны, — сокрушенно сказал Володя. — Мы ж люди маленькие. Мне шеф сказал — я исполняю. Утром знаешь, какая почта была, о-го-го! Вспотел даже — столько посылок!.. И Федоткина сегодня тоже как ужаленная носится. Попала какая-то вожжа под хвост… Сейчас вон сюда всю мэрию сгонят! Сиди теперь, загорай, пока они выясняют отношения. Потом еще в консервах этих идиотских да в носках копайся. Чего уж они там хотят найти — не знаю. Сами с бумагами как положено не могут разобраться, а туда же лезут, сыщики несчастные…

Мимо них быстрым шагом к собравшимся прошли Нефедов с очень недовольным выражением лица и сумрачный Филин с неизменной «беломориной» во рту.

— Ну все… — проворчал Володя. — Груз принять не могут, а! Как первый раз замужем… Создали проблему из ничего, давайте будем все теперь на ушах ходить. Скажи, ну при чем тут я? Вот раньше было здорово: в день пара почтовых машин придет — и все! А то и одна. Так они все в первой половине дня приезжают, после обеда ты в принципе свободен. А теперь что? Как обычно, начальству в голову приходят идиотские идеи, а тебе расхлебывать. Эти промгрузы в любое время могут подогнать. Торчи тут из-за них целый день. Придумают же!

— Проси прибавку к жалованью, — усмехнулся Сергей.

— У них допросишься, кажется, — пробурчал Володя. — Как начнут ныть: «Бюджет, бюджет…» Любимое слово у начальства. Да мне и так как-то намекали, что я не перетруждаюсь. А спорить с ними… — Он махнул рукой. — Знаешь, дохлый номер… Они думают, будто рыться в чужих вещах — это очень приятно. Знаешь, как себя иногда чувствуешь? Как будто в замочную скважину подглядываешь. Вот смотришь на банку или на кулечек какой и думаешь: вскрыть не вскрыть? И вроде бы положено по инструкции, а с другой стороны, как потом перед людьми-то?.. Эх… — вздохнул он и почесал в затылке. — Где ж сигаретку стрельнуть?

— У Нефедова стрельни, — посоветовал Сергей. — Он начальник — у него, наверное, с фильтром. Если он курит, конечно.

— О! — выставил указательный палец вверх Володя. — Очень даже курит. Это идея. Начальник снабжения не может не снабдить себя цивильным куревом. Это мы мигом…

С этими словами Володя пошел с собравшимся, которые по-прежнему галдели, не переставая.

Сергей откинул назад голову и прикрыл глаза. Он был бы даже не прочь вздремнуть — минувшая ночь оказалась почему-то неспокойная. Опять снилась всяческая чушь. Он помнил лишь сцену, где присутствовали многие и многие: друзья, родители, жена и дочь, сослуживцы… Все поздравляли его с благополучным исходом из резервации, все наперебой хлопали его по разным местам и наперебой говорили всякие приятные вещи, а он все время ощущал себя не в своей тарелке. Что-то мешало его счастью, что-то давило на него, чувствовалась какая-та непонятная натянутость, кто-то мерзко и злорадно хихикал где-то глубоко внутри, и Сергей никак не мог понять, в чем дело. И только случайно подойдя к зеркалу, он с ужасом отшатнулся. Вместо привычного изображения он увидел в нем ухмыляющегося и взлохмаченного Яшку Кононова в засаленной телогрейке…

Вернулся Володя с довольным видом, пуская кольца из дыма.

— Опять с сертификатами накладки, — сообщил он. — Сейчас как завернут коробки обратно… Так еще, вроде бы, из «запрещенки» что-то пригнали! Лопухи какие-то. Чем думают — не знаю!

— Что такое «запрещенка»? — не понял Сергей.

— Как?.. Ну… Запрещенные продукты питания, — ответил Володя, слегка удивленно. — Ах, ты же недавно… Не знал, что ли?

— Не знал.

— Короче, есть же целый список продуктов, которые в резервацию запрещено ввозить и употреблять в пищу.

— Это почему?

— От греха подальше. Не дай бог, кто отравится… Знаешь, какой скандал будет?

— Даже если качественный продукт? — спросил Сергей. — Все равно нельзя?

— Неважно, качественный — не качественный… — отмахнулся Володя. — Нельзя и все! Перестраховка, короче. Думаешь, кто-нибудь хочет рисковать?

— Интересно, — сказал Сергей. — И что это за продукты?

— Да целый список, — ответил Володя. — Грибы, например. Во всяком виде. С грибов, кстати, все и началось…

— Что началось?

— Ну, ограничения-то эти!.. Ты Алика Пантилова знаешь?

— Я мало кого еще пока знаю.

— Ах да!.. — сказал Володя. — Все, почему-то, забываю, что ты… Короче, это давно же было-то. Еще в первый год. Жена у Алика тогда грибами отравилась. Температура под сорок и все такое… Наш-то Уманцев вокруг нее побегал, побегал — а толку? Везти ее надо было наружу, дело-то нешуточное. Кто знает, чем бы все обернулось? Плохо, короче, дело было. В общем, в ООНе стали срочно искать «заложника», кое-как нашли, значит, жену наружу отправили. Увезли куда-то в больницу. Я точно не знаю, но вроде бы ничего особо страшного у нее и не было. Ну, так чтоб здесь в резервации не справились. Короче, Валька его выздоровела, а Алику потом еще долго этим в нос тыкали. Да, и сейчас еще тычут. Да там и «заложник» к тому же попался какой-то скотский. Вот «чмо» был, я тебе скажу! Ходил весь такой важный из себя. Мол, вы тут все недочеловеки, а я, значит, вам сверходолжение сделал… Ну, сделал и сделал, так хоть не выеживайся! Правильно, ведь? Словом, гад, да и только. Целыми днями по резервации слоняется — а это летом было — и на мозги всем капает. Сожрет в столовке свой положенный харч и начинает ходить, говно пинать, да плакаться в жилетку, какой, мол, я добрый, да что бы вы без меня делали… Короче, кончилось тем, что кто-то из конторских не вытерпел и разбил ему рожу. Чуть нос даже не сломали. После того он заткнулся до самого конца. Вот как было-то. А в другой раз…

— Постой, а Алик? — спросил Сергей. — Как они?

— А ничего, — сказал Володя. — Он здесь, а она там. Живет тут недалеко, в какой-то общаге. На свиданки постоянно к нему бегает. Хорошо еще, что у них детей нет, а то бы вообще тоска… Алик, наверное, сам не рад, что затеял эту историю с «заложником». Хотя с другой стороны, его тоже можно понять: кому охота рисковать?

Он бросил окурок на землю, растоптал, и в это время его окликнули.

— Разобрались, похоже, — сообщил Володя. — Ладно, бывай. Пойду давать «добро». Эх, и почему я такой добрый? — проговорил он, удаляясь. — И откуда во мне его, этого добра столько?

Минуту спустя включился транспортер. Шумная толпа вокруг него стала постепенно рассасываться, и скоро восстановился обычный рабочий ритм, к которому Сергей уже успел привыкнуть. Он посидел у забора еще некоторое время, после чего вернулся в машину — ожидать окончания погрузки.

На глаза попался Артем. Он увидел его на той стороне дороги, в тени заброшенной автобусной остановки. Парнишка был в своей вязаной шапочке. Он бродил вдоль дороги и чертил в пыли какие-то фигуры. Иногда он совершал странные скачки в сторону и при этом смешно взмахивал руками. Сергей уже привык к тому, что Артема можно было встретить в самых разных уголках резервации в самое разное время. На эти обстоятельства здесь никто не обращал внимания; Артем давно уже стал неким символом резервации и ее непременным атрибутом.

Через пятнадцать минут погрузка закончилась, Сергею сунули в кабину бумаги, и он поехал к промтоварному магазину. Очевидно, обитатели его уже отчаялись дождаться товара, потому что пришлось несколько раз посигналить, дабы привлечь к себе внимание.

Из магазина вышел вечно помятый и вечно недовольный грузчик Витек, под два метра ростом, и стал ставить в двери распорки. При этом он не преминул поворчать в плане того, что, дескать, еще бы на ночь глядя привезли… «Давай не бухти, — дружелюбно сказал ему Сергей. — Работай, негр, пока солнце еще высоко». Витек уковылял открывать дверцу машины, а из магазина вышла светловолосая продавщица. О ней Сергей знал лишь то, что она обладала редким именем Тина и, в отличие от подавляющего числа женщин в резервации, хоть изредка, но бывала в компании с подругами в заведении Баркова. Сергей, как обычно, поздоровался с ней и протянул бумаги. Она забрала их и, как показалось ему, хотела что-то сказать, но потом передумала, какое-то время постояла, прикрыв глаза и подставив солнцу лицо, и затем исчезла в глубине магазина. Сергей навалился на руль и зевнул. Лечь сегодня, что ли, пораньше, подумал он. Черта с два получится с этими обормотами…

На этот раз Витек управился с коробками довольно быстро. Времени было уже четыре часа. Сергей развернулся и поехал к мэрии ставить машину на прикол.

У входа в мэрию он увидел Филина в компании с местным водителем мусоровоза по имени Клим. Этот тип был высок, худощав, немногословен и почему-то всегда небрит. При разговоре Клим постоянно щурился, отчего никогда нельзя было разглядеть выражение его глаз. Ходил он постоянно в коротких кирзовых сапогах с загнутыми голенищами, поскольку работа его была связана с мусором и свалкой, что находилась в самом северо-западном углу резервации, за пустырем, перед железной дорогой. Насколько Сергей уже успел понять, в резервации Клима недолюбливали, и никто практически с ним не общался. Сейчас они о чем-то негромко переговаривались с Филиным. Мусоровоз Клима стоял тут же неподалеку.

Сергей заглушил двигатель и вышел из машины. Филин махнул рукой, и Клим, сплюнув под ноги, побрел к своей машине, пиная по пути камешки. Попутно вытащив из нагрудного кармана портсигар, Филин неторопливо приблизился к Сергею.

— Как работается? — спросил Филин бесцветным тоном, словно это его ничуть не интересовало, и спросил он лишь, чтоб с чего-то начать.

— Ничего работается, — ответил Сергей, ловя на себе колючий испытывающий взгляд.

Впрочем, Филин быстро отвел глаза и стал прикуривать. Сейчас что-нибудь спросит, подумал Сергей с неприязнью.

— Хотелось бы узнать… — произнес Филин, пыхнув едким облаком «беломора», умолк, глубоко затянулся и выпустил дым через нос.

— Узнай, если хочется, — ответил Сергей бесстрастно.

— Хотелось бы узнать, — повторил Филин, кашлянув, — какие ты имел контакты с нашей конторой раньше?

— С какой «вашей конторой»?

— Не придуривайся. С Когановской конторой.

— Какие имел контакты? — переспросил Сергей.

— Да, — сказал Филин. — Кого из конторских ты знал до того, как попал в резервацию? Хотелось бы узнать.

— Так ты же спрашивал уже меня об этом, — сказал Сергей. — А я отвечал.

— Я спрашивал тебя о Зеленине, — сказал Филин.

— И о Кирилле и обо всех остальных, — сказал Сергей. — Я считал эту тему исчерпанной. Сколько можно повторять одно и то же?

— М-да?.. — проговорил Филин, кусая ус, — Ну, не знаю… Может, и спрашивал… Забыл, значит.

Черта с два ты забыл, подумал Сергей. Чего же тебе от меня надо-то? Чего ты все разнюхиваешь?

— Виктор, — сказал Сергей, — чего это ты так много внимания уделяешь моей персоне?

Филин криво ухмыльнулся.

— Не принимай на счет своей персоны слишком много, — произнес он, щурясь от дыма. — Что ты за птица такая, чтоб тебе уделять больше внимания, чем другим?

— Вот и я хотел бы знать. Мне кажется, что ты ко мне относишься как-то… ну, настороженно, что ли…

— М-да? — снова выдавил Филин. — Ну-ну… Мало ли, кому что может показаться. Бывают люди чересчур мнительные и впечатлительные, что тут сделаешь?.. Есть от этого одно хорошее средство. Знаешь, какое?

Сергей промолчал, и Филин продолжил, глядя куда-то в сторону:

— Больше заниматься делом и меньше забивать башку мыслями о своей персоне. Усекаешь? — Он снова вперил сверлящий взгляд в Сергея. — Каждый должен заниматься тем, чем ему положено. И не лезть со своим уставом в чужой монастырь.

— Я и занимаюсь своим делом, — холодно сказал Сергей.

— Ну, ну… — сказал Филин. — Давай занимайся… А мы посмотрим.

— И никогда не был мнительным, кстати. А насчет устава… — проговорил Сергей, нахмурясь. — Ты на что это намекаешь? Я, что, разве здесь какие-то права качаю? О чем это ты, Виктор?

— Даже не имея своего устава, нужно хотя бы подчиняться существующему. Вот о чем речь.

— Что-то не припомню, чтобы я в чем-то нарушил правила здешнего распорядка. Ты меня можешь в чем-то упрекнуть?

— К примеру, в том, — сказал Филин сухо, — что ты до сих пор не оформил расписку в отделе особого назначения.

— Что-что? — удивился Сергей. — Первый раз слышу. Какую еще расписку?

— Первый раз слышишь? — ухмыльнулся Филин. — Конечно, конечно.

— Да я серьезно ничего не знаю, — озадаченно произнес Сергей. — Объясни, что за расписка!

— Это тебе пусть Кравец объяснит, — проговорил Филин отрывисто.

— Хорошо, я к нему зайду и узнаю, — сказал Сергей. — Я все равно собирался…

— Что-то долго собирался, — заметил Филин и снова кашлянул.

— Сейчас зайду и разберусь, — сказал Сергей. — Счастливо оставаться.

Он пересек площадку и стал подниматься по ступеням.

— Давай, давай… — бросил ему в спину Филин. — Разбирайся. А мы посмотрим…

У самой двери Сергей оглянулся. Филин стоял и, прищурившись, смотрел ему вслед.

Кравца Сергей застал за перебором груды папок на своем столе. Очки лежали среди вороха бумаг, а вид у него был усталый.

— А-а, появились, — На лице Кравца мелькнула улыбка. — Проходите, молодой человек.

— Здравствуйте, Владимир Николаевич, — сказал Сергей, присаживаясь к его столу.

— Ну, как адаптация? — поинтересовался Кравец. — Вид у вас сегодня не такой мрачный, как в первый день. Сколько вы уже в резервации?

— Сегодня ровно две недели, — ответил Сергей. — Привыкаю потихоньку. Владимир Николаевич, есть некоторые неясности.

— Внимательно слушаю, — сказал Кравец, не переставая копаться в папках.

— От Филина я сейчас узнал о какой-то расписке, которую не дал. Вы ничего в прошлый раз не сказали…

— Ах, это… — поспешно сказал Кравец, — Я просто забыл или не успел. Нас, кажется, тогда прервали… Это обычная формальность. Погодите, я найду бланк…

Он полез куда-то в стол, порылся и извлек на свет листочек бумаги размером с тетрадный.

— Вот она, — сказал он, надевая на нос очки. — Ничего особенного. Я такой-то, такой-то с правилами распорядка проживания на территории резервации ознакомлен. Обязуюсь их соблюдать и так далее… Вот возьмите, — Он протянул расписку Сергею. — Внизу дата, подпись… У нас каждый дает такую расписку. Ну, знаете, на всякий случай, мало ли что. Положено и все, обычная перестраховка. Анкеты вполне достаточно. Понимаете, эта расписка возникла раньше, чем решили ввести анкеты. Уже после того, как все их подписали. Анкеты ввели, а про эти расписки просто забыли. Формально-то их не отменили, а смысла в них практически нет.

— Значит, проблема не стоит выеденного яйца, — проговорил Сергей. — Чего же он тогда так за это уцепился?

— Кто? — не понял Кравец.

— Да Филин, — ответил Сергей задумчиво.

— Не обращайте внимания, — посоветовал Кравец. — Филин любит придираться. Подпишите и все.

Сергей взял со стола ручку и поставил на листке подпись.

— Еще какие-нибудь неясности? — спросил Кравец. — Вы уже во всем разобрались?

— Хочу уточнить некоторые детали, — сказал Сергей. — Так сказать, из первоисточника. Официально.

— Пожалуйста.

— Например, как часто проводятся розыгрыши?

— Вообще-то, это не розыгрыши, — улыбнувшись, заметил Кравец. — Мы же не призы разыгрываем, как вы понимаете. Это в обиходе их «розыгрышами» окрестили. Официально они называются «жеребьевками». Вы спросили, как часто мы их проводим? Другими словами, вы хотите оценить свой шанс, так?

— Да, — сказал Сергей, — Просто хочется иметь полную картину.

— Ситуация выглядит следующим образом, — проговорил Кравец. — Никакого специального графика жеребьевок нет. Каждую жеребьевку мы проводим сразу после того, как произойдет исход из резервации очередного человека. То есть следующий человек определяется заблаговременно, чтоб не делать это в спешке. Потом он просто ждет своего часа.

— Мне говорили, что такой человек не один… То есть, я хочу сказать: вы готовите нескольких сразу?

— Да это так. Обычно их два-три. Буфер кандидатов, так сказать. По той же самой причине: перестраховка от всякого рода неожиданностей. Получается, что ближайшие два-три исхода всегда определены. С точки зрения тех, кому это выпало, разумеется. С точки зрения момента, когда это произойдет, — тут уж сами знаете… Как повезет. Как только очередной человек выбывает, проводится жеребьевка и определяется еще один. Так что наш буфер никогда не пуст. Понятно?

— Вполне.

— Теперь, что касается вероятности. Сразу скажу, что шанс при жеребьевке крайне мал.

— Один к тремстам двенадцати, насколько я понимаю.

— Почему? — удивленно спросил Кравец.

— Ну, вы же присвоили мне номер триста двенадцать…

— Дело в том, что у нас сквозная нумерация, — пояснил он. — Даже если человек выбывает, его регистрационный номер никому в последствии не назначается. Для облегчения учета. На сегодняшний день в резервации имеют право на выход двести шестьдесят два человека, включая вас. Так что ваша вероятность несколько выше — один к двумстам шестидесяти двум. Впрочем, это тоже негусто.

— Но все равно же есть какой-то средний показатель того, как часто люди покидают резервацию?

— Конечно, есть. Ну вот, смотрите… «Смертники», как их все называют, к нам попадают в среднем — один человек в два месяца. Сколько времени проживет «смертник» тоже вопрос открытый… За последний год, скажем, было шесть «смертников», в прошлом — семь… Так как каждый из них дает две нечетности, плюсовую и минусовую, то в год у нас происходит в среднем около пятнадцати исходов. Вот и считайте.

Сергей на минуту задумался.

— Если пятнадцать человек в год, — проговорил он, прикинув, — то получается что-то в районе семнадцати лет?.. Правильно? Значит, я смогу выйти отсюда через семнадцать лет?

— Ну, если вам будет хронически не везти в жеребьевках, то да, — сказал Кравец. — А не исключено, что вам повезет уже в на следующей жеребьевке. Тогда всего несколько месяцев.

— Мне никогда не везло ни в каких лотереях, — произнес Сергей хмуро. — Так что на этот счет я даже не обольщаюсь.

— Всего за все время существования резервации, ее покинуло сорок три человека, — подытожил Кравец. — Вот такая статистика.

— А из чистого любопытства… — сказал Сергей. — Когда ближайшая жеребьевка?

— Сейчас мы прорабатываем один вариант с реанимацией третьей клинической больницы. Конкретно ничего сказать не могу. Даст человек согласие — не даст, как у него будет течение болезни… Тут же очень много нюансов. Кстати, насчет процедурных моментов, если вы еще не знаете… Все делается гласно и законно. Каждый протокол жеребьевки подписывается членами комиссии и вывешивается в фойе на первом этаже в этот же день. В комиссию, кроме работников нашего отдела входят представители мэра в домах и общественные представители. Вот в таком разрезе, — подытожил Кравец. — Да вы, молодой человек, сильно мрачно на это не смотрите и на семнадцать лет вперед не загадывайте. Здесь об этом стараются не думать. Привыкли, может быть. Неизвестно, что будет через год, два…

— Но ведь четыре года резервация стоит и ничего ей не делается, — заметил Сергей.

— Так-то оно так, — вздохнул Кравец, отвернулся к окну и продолжил, глядя на улицу: — К сожалению, мы никак не можем увеличить число исходов. Эти-то «смертники» с такими усилиями достаются… Спасибо, что еще городские власти помогают. Итак, почти со всеми больницами города работаем непрерывно. Но выше головы не прыгнешь. Дело это добровольное и чрезвычайно щепетильное. Согласны? — спросил он.

— Согласен, — сказал Сергей.

— Никого же насильно не заставишь умирать именно здесь. Я вообще иногда удивляюсь, как там снаружи агенты еще умудряются уговорить этих одиноких бабушек и дедушек ехать сюда и отдать свою смерть на благо другим. Значит, мир все же не без добрых людей?.. Вот ведь что получается-то, молодой человек.

— А не одинокие? — спросил Сергей. — Они не соглашаются?

— Это бывает исключительно редко, — ответил Кравец, — Сами посудите: если у умирающего есть родня, зачем ей такие проблемы? Если и бывают такие случаи, то только за определенные деньги. Да, вот так, — Он отвернулся от окна и поймал удивленный взгляд Сергея. — А вы как думали? И деньги, между прочим, немалые. Хорошо, хоть, они идут из городской казны, а не за наш счет… Я могу посоветовать вам, молодой человек, только одну единственную вещь, — добавил Кравец, снял очки и устало помассировал веки. — Сами ищите «смертника». По нашим правилам, если вы находите такого, то одна ступень принадлежит вам, а вторая — власти, и идет, так сказать, в общий фонд.

— Не понял, — сказал Сергей. — Какая еще ступень?

— Имеется в виду плюс- или минус-нечетность, — пояснил Кравец. — Вы сами решаете, какой из нечетностей вам воспользоваться, а вторая остается в распоряжении резервации и идет на жеребьевки. Понятно?

— Где ж его найдешь? — пробормотал Сергей. — Этого «смертника»… И как? Да и вообще…

— Ну, вы помните в анкете вопросы о тяжелобольных родственниках и так далее? — Кравец глянул на него пристально. — Думайте сами. Тут уж нет никаких готовых рецептов.

— Да нет у меня, слава богу, никаких тяжелобольных… И живу я отсюда далеко. О, боже, — выдохнул Сергей. — И что, есть такие прецеденты?

— Бывали, — кивнул Кравец. — А что поделаешь? Это один из выходов. Больше ничего вам предложить не могу. Про льготы вы уже знаете? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Право на первоочередной исход.

— Слышал в общих чертах… Но лучше напомните.

— Конечно. Человек имеет первоочередное право покинуть резервацию в следующих случаях. Первое: если его жизни или здоровью угрожает серьезная опасность, второе: если он находится в резервации по договору временного пребывания, третье: если он имел законную возможность покинуть резервацию ранее, но по каким-либо причинам ею не воспользовался. Раньше льгота распространялась еще на одиноких детей, которые оказались здесь без родителей, но теперь таких уже нет. Нам повезло: их оказалось немного и мы переправили их наружу в первую очередь, как только представилась возможность. Вот такие наши дела.

— Владимир Николаевич, а откуда вы берете «временщиков»? — поинтересовался Сергей.

— Городские власти помогают, — ответил Кравец. — Куда мы вообще без помощи города денемся? Они ищут. Бывает, что сами находятся. Приходят и предлагают свои, так сказать, услуги. Но вы же понимаете, какой это, в основном, контингент? По сути, это люди, которые хотят заработать, ничего не делая. Мы стараемся их услугами пользоваться в исключительных случаях. Когда уж сильно прижмет. Допустим, по медицинской части. Вы же понимаете, что это за собой влечет. Право на первоочередной исход, который он как бы отнимает у людей. Вы, может быть, уже знаете, что их в резервации не очень-то любят. Кстати, редко, но были случаи, что «временщик» после истечения срока оставался в резервации.

— Даже так? — удивился Сергей. — Первый раз слышу.

— И тем не менее, такие случаи имели место быть.

— Но ведь бесплатное питание и прочее по истечении срока договора отменяются?

— Разумеется, — кивнул Кравец. — Вы знаете нашего мусорщика Шаповалова?

— Клима?

— Кажется, да… Пожалуйста, живой пример. Бывший «заложник». Передумал возвращаться обратно, устроился на работу здесь и все. Уже два года здесь живет. Хотя право на первоочередной исход за ним сохранилось. Он в любой момент может придти и потребовать, чтобы его вернули. И мы вернем.

— Забавно, — проговорил Сергей задумчиво. — Может быть, его по этому недолюбливают?

— Может быть.

— Чем же его прельстила резервация?

— В чужую душу не залезешь, — сказал Кравец и сделал паузу. — Ну, что? Есть еще какие-нибудь вопросы?

— Вроде бы, нет, — ответил Сергей и поднялся со стула.

— Кстати, я должен вас официально предупредить о следующем, — сказал Кравец. — Согласно нашего распорядка, если вам каким-то образом станет известно о возникновении в резервации незапланированной нечетности или угрозе ее возникновения, вы обязаны незамедлительно сообщить об этом мне, мэру или начальнику полиции. Запомните! Только этим трем лицам — больше никому! Информация такого рода, как вы должны понимать, является сугубо конфиденциальной. Не забывайте, что здесь не существует чьей-то частной смерти.

— Это я уже уяснил, — невесело сказал Сергей. — Только что вы понимаете под угрозой возникновения незапланированной нечетности? В переводе на нормальный язык, это если кто-то захочет покончить с собой тайком от всех?

— Не обязательно покончить, — сказал невозмутимо Кравец. — Может, кто-то просто пытается скрыть какую-то информацию, которая не принадлежит только ему. Понимаете о чем я говорю? Не обязательно сразу же сюда бежать, достаточно позвонить и сообщить. И главное, не принимать самостоятельных решений. Вот в таком разрезе. Теперь ясно?

— Пожалуй, да, — сказал Сергей. — Я это учту.

— Ну, тогда счастливо, — сказал Кравец. — Желаю вам удачи. Если возникнут вопросы, заходите.

Дым в «Мирке», как всегда, стоял столбом. Сергей прошел к стойке, сделав рукой приветственный жест Баркову.

— Чего изволите? — поинтересовался тот, привычно улыбаясь в бороду.

— Плесни кофейку, — сказал Сергей, — если есть, конечно.

— И все? — удивленно сказал Барков. — А кушать не станете разве?

— Ну, дай какой-нибудь бутерброд, — сказал Сергей, зная, что Барков все равно уговорит.

Аппетит, на который Сергей в последние дни не жаловался, сегодня почему-то опять улетучился. Впадать в меланхолию совершенно не хотелось. Как бы себе так приказать не впадать, подумал Сергей и поглядел через плечо на столы в баре. Ничего нового в этот день, как и в предыдущие, не произошло. Все те же лица все так же жевали, все так же курили и пили и все так же лениво вели свои все те же разговоры. За одним из столиков сидела женская компания. Среди женщин он заметил Тину и в тот момент, когда он взглянул на нее, ему показалось, будто она отвела взгляд.

— Ты чего опять кислый, братец? — спросил Барков, подвигая к нему блюдце с бутербродом и чашечку с кофе. — Видишь, у меня сегодня дамы. Иди, давай, к ним.

— Не обращай на меня внимания, — сказал Сергей, взяв чашку и сделав глоток. — Это у меня ненадолго.

— Есть причины? — спросил Барков. — Будем устранять.

— Да, в общем-то, причин нет… Так… Скоро пройдет.

— Значит, плохо работаешь над собой. Тщательнее надо, братец.

— У тебя будет сегодня пожрать? — с деланным недовольством спросил Сергей и взял с блюдца бутерброд. — Не переводи разговор в ненужное русло… Бутерброд-то короткий. Быстро кончится.

— Это другое дело, — удовлетворенно произнес Барков, — Такое русло Барков любит! Пятнадцать минут — и дело в шляпе! Нина уже поставила в духовку.

— И чего же она поставила?

— Чего поставила, того и будешь жрать, — заверил Барков. — Все равно не пожалеешь. Еще не было случая, чтобы у Баркова кто-нибудь о чем-нибудь пожалел!

— Немного саморекламы никогда не повредит, — заметил Сергей и откусил половину бутерброда.

— Никогда, — согласился Барков, — Так, если ты не идешь к дамам, то дамы идут к тебе… Привет, красавица.

У стойки возникла Тина.

— Виделись, как будто бы, — сказала она, усмехаясь.

— Это я, чтоб разговор завязать, — сказал Барков.

Лицо Тины было немного раскрасневшееся и возбужденное. Она сдула со лба волосы, мимолетно оглядывая Сергея.

— Ты лучше вина еще бутылку открой, — сказала она.

— О чем разговор, — проговорил Барков, — Сделаем, Тина. Сергей что-то тебя спросить хочет, — Он еле заметно подмигнул Сергею.

— Да? — сказала она, повернув к нему голову. Глаза у нее были голубые-голубые, а губы — тонкие и упрямые. — О чем же?

Рука Сергея с чашкой замерла возле рта. Барков ехидно посмеивался в усы, вытирая бутылку вина от пыли. Тина изучающе глядела на Сергея, поджав губы, а он оказался почему-то совсем не готов. Кусок пришлось срочно проглотить, не дожевав.

— Погоды нынче, э-э… — протянул Сергей, — стоят нестабильные… Резко… мнэ-э… континентальные. Не находите?

— Не искала, по правде говоря, — сказала Тина.

— Напрасно, — сказал Сергей. — Кто ищет, тот всегда найдет. А что новенького сегодня снаружи прислали?

— Не знаю, мы еще не разбирали, — ответила она. — Сам же на ночь глядя привез! И вообще, не надо про работу. Скучно.

— Вот что братцы, — произнес Барков, — Смотрю я на вас, смотрю… Мне кажется, вы друг другу подходите. Советую над этим подумать.

— Бутылку-то давай, — сказала Тина. — А то девки уже сигналят.

— Забирай и бутылку и Серегу, — сказал Барков, снова подмигивая Сергею. Парень, что надо. Свежак! Смотри Тина, уйдет ведь товар, не залежится!..

— Да перестань ты… — вставил Сергей, хотя это было совершенно бесполезно.

— Надеюсь, он не скоропортящийся? — спросила Тина насмешливо.

— Нет, что ты! — всплеснул руками Барков. — Но ты учти, что нет в мире ничего вечного. И у каждого товара есть свои сроки годности. Не мне тебе говорить, Тина.

— Учту, — произнесла она, улыбнувшись.

Барков откупорил бутылку и выставил ее на стойку.

Тина взяла бутылку, задержала на несколько секунд взгляд на Сергее, затем пошла обратно к своему столику.

— Ты подумай-подумай! — крикнул ей вслед Барков. — Только недолго!..

Сергей покачал головой и допил кофе.

— Не переживай, тезка, — заверительно сказал Барков, — Я этот вопрос еще поработаю. Сделаем в лучшем виде.

— Ты лучше сделай то, что у тебя там, в духовке, — сказал Сергей, Похоже, аппетит возвращается. Чего ты добавляешь в кофе, злодей?

— Секрет фирмы, — таинственно проговорил Барков. — Между прочим, я ведь не шучу насчет Тины…

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе необходимо к кому-то прислониться, пойми, — Тон у Баркова стал серьезным. — Я по себе знаю, как тяжело быть неприкаянному. Друзья — друзьями, а женщина — это другое. Я настоятельно советую, Серега, прислонись — легче будет. Всю жизнь к сестричкам Голубевым не побегаешь. Да и зачем тебе нужны места общественного пользования, скажи-ка? К тому же слухи бродят, будто кто-то из чиновников на наших систерз бочку стал катить. Кто-то в мэрии, видать, на них большой зуб имеет…

— Свято место пусто не бывает, — заметил Сергей.

— Так-то оно так, — согласился Барков. — Только ты все же прислушайся к моему совету. Ты же знаешь, что Барков просто так не посоветует.

— Стало быть, обзавестись семьей, — сказал Сергей с вздохом, — наплодить детей, отрастить живот… Да?

— Ну, детей в резервации не наплодишь — это ж под страхом смертной казни.

— Да, это я образно. Пузо, подтяжки, домашние шлепанцы… И ранняя мизантропия. Идилия — ничего не скажешь.

— Нет, Серега, а чем плох такой вариант, а? Скажи на милость!.. Я сам прошел этот путь. Глянь на меня, я вполне доволен и даже не рвусь на волю. Понимаешь, мне неплохо в резервации! Ну, подумаешь, свобода передвижения ограничена… А ты вспомни Робинзона Крузо! Ему было значительно хуже, но и то он обрел свое душевное спокойствие. Двадцать восемь лет, кажется, куковал, да? Главное найти свой смысл жизни в новых условиях, Серега. Не бороться с ними, а перестроиться под них, в таком вот ключе…

— А как же быть с прошлым? — спросил Сергей, — Оно, как известно, и составляет личность человека. Предлагаешь его забыть? Вычеркнуть?

— Прошлое? — сказал Барков, и по его лицу пробежала тень. — Если это необходимо, то забыть! Почему бы и нет? А ты найди в себе силы родиться заново! Конечно, это непросто… Но ты докажи всем назло, что это возможно!

— Разве это нужно, — сказал Сергей с сомнением, — кому-то что-то доказывать? Тем более, назло.

— Тогда докажи себе, — не унимался Барков. — Самому себе, в конце концов!.. — Он ненадолго умолк, задумавшись, и почесал бороду. — Возьми, к примеру, меня. Несколько лет назад я сказал себе: начни с нуля и докажи, что ты что-то можешь! Здесь не было ничего… Ни черта тут не было! Этот бар я как ребенка лелеял и выращивал вместе с Ниной. Вот этими руками… Я сам его придумал и сам создал. И покажи мне в резервации хоть одного, кто был бы этим недоволен! Ты думаешь, это было легко? Нет, Серега, мы с Ниной пахали как пчелки! И ничего у нас с ней не было, кроме голого энтузиазма. Ничегошеньки! Зато все эти годы мы были заняты и никогда не думали о тяжелой участи, не питали иллюзий относительно будущего. Времени просто на это не было. И сейчас я ни о чем не жалею. Наоборот, все больше идей в голову приходит… — Он с хозяйским видом оглядел бар. — Хочу я все-таки световое оформление здесь сделать. Как-никак, в конце двадцатого века живем… После перевыборов начну мэра обрабатывать насчет денег. Сейчас, перед выборами бесполезно… Они там, в мэрии все как ненормальные носятся… Но потом я все равно добьюсь, тезка. Если уж Барков что-нибудь удумал, он не угомонится, пока не сделает. Ладно, спохватился он. — Пойду, гляну — как там у Нины дела.

— Налей еще кофе, — попросил Сергей.

Барков поспешно сделал ему новую порцию кофе, посоветовал мужественно потерпеть еще минут десять и исчез.

Сергей мелкими глотками стал пить кофе и слушать музыку. Несмотря на то, что времени было уже шестой час, Кирилл не появлялся. Возник Барков с готовой выпечкой, и в баре возбужденно загудели. Народ потянулся к стойке. Сергей взял пару пышущих жаром и ароматно пахнущих пирожков и ушел вглубь зала, к стойке возле окна. Пирожки были очень горячие, аромат разжигал аппетит, но так просто к ним было не подступиться. Тем не менее, к половине шестого с пирожками все-таки было покончено. Кирилла по-прежнему не было. Это было несколько странно и совсем не походило на него. В легком недоумении Сергей покинул бар и пошел к Кириллу домой.

Кирилл оказался дома, но был крайне задумчив и хмур. Он даже не снял свою униформу. Словно лев в клетке, он расхаживал по комнате и остервенело грыз кончик фломастера. Какие-то бумаги были разбросаны по его письменному столу. Любезно отказавшись от предложения Анны Васильевны поужинать, Сергей бухнулся на диван и уставился на Кирилла, который чисто машинально поздоровался с ним, не выходя из своих размышлений.

— Кир, ты чего? — спросил Сергей.

Кирилл не ответил — он остановился посреди комнаты и посмотрел куда-то в пол.

— Новые проблемы? — сказал Сергей. — Издай хоть звук. Опять что-то стряслось? Новое ограбление?

— Переплюнь… — буркнул Кирилл, не поднимая взгляда.

— А чего ты тогда как маятник?

— Думаю, Серега, думаю… Черт знает, что делается. Дым скоро из ушей повалит!

— Слушай, хватит тут маячить, — недовольно сказал Сергей. — Ну-ка, сядь, родной, сюда. — Он похлопал по дивану рядом с собой. — Сделай перерыв-то.

Кирилл перестал ходить по комнате, но сел не на диван, а за стол с бумагами.

— Ну, — сказал Сергей требовательно. — Расслабься. Мы ж с мужиками договорились. Я тебя в баре жду…

Кирилл вздохнул и почесал в затылке.

— Забегался я сегодня, — проговорил он. — Вроде территория-то небольшая, понимаешь, а — забегался. Все пытаюсь с пропажей этой девчонки хоть как-то разобраться…

— Выясняешь обстоятельства исчезновения? — спросил Сергей.

— Ну да… — сказал Кирилл, — Пытаюсь выяснить. И ничего не понимаю!..

— Думаешь, можно что-то понять? — сказал Сергей. — Сам же говорил, что все концы, как в воду…

Кирилл в задумчивости стал кусать по привычке нижнюю губу.

— Чтобы это не было, за этим все равно стоят люди! — произнес он хмуро. Какие-то сволочи…

— Погоди, а почему ты так решил? — с сомнением сказал Сергей. — А вдруг за этим стоит резервация? И вообще, на фоне резервации с ее развеселыми принципами, пропажа человека выглядит куда менее таинственно. Согласись, Кир… Это здесь просто все привыкли…

— Никакая резервация за этим не стоит! — выпалил Кирилл и хлопнул ладонью по столу. — Не верю я в это! Сам посуди… — Он схватил со стола один из листков. — Я с утра, бегаю, так сказать, ищу следы… Смотри. Значит, Котельникова эта на предыдущей сверке в начале марта была? Была! Так. Дальше. Спустя две недели после сверки она берет какой-то бессрочный отпуск в конторе. Объясняет это тем, что ей надоело заниматься черчением и, дескать, она, вообще, хочет сменить сферу деятельности. Чем она собралась заниматься конкретно — не сказала. Были какие-то намеки на частные ясли или что-то еще в этом духе… По крайней мере, в мэрию с подобным заявлением она не обращалась. То есть — ушла с работы и все. И дальше никто не знает… Подруг в конторе у нее не было, никто ею больше не интересовался. Так, да? Идем дальше… Кирилл схватил со стола другой листок. — А дальше тоже интересно! Примерно в это же время она покидает свое место жительства. Ну, квартиру… Жила она в четырнадцатиэтажке, квартира сорок восемь. Семья Семеновых. Был я и у них. Интересная вещь, Серега, выходит! Семеновым она знаешь, что сказала?

— И что же она сказала Семеновым? — заинтересованно сказал Сергей.

— Она сказала им, что по ее просьбе ООН переселил ее в другую квартиру, в другом доме. Якобы к подруге!.. Прикидываешь?! — воскликнул Кирилл. — А наш народ ведь скромный, нос в чужие дела не сует, верит на слово… Ну, сказала, что переселяется — и слава богу. Глядишь, больше никого не подселят.

— Стало быть, история с ее переселением — это блеф? — спросил Сергей.

— Чистой воды! — ответил Кирилл. — Ты смотри, что получается!.. Котельникова пропадает с работы, пропадает из дома, никто про нее ничего не знает и не видел, на сверку она не является… Все это делается сознательно. Умышленно, понимаешь… Вот что все это означает!? А?

Сергей молчал. Кирилл вскочил из-за стола и опять начал бродить по комнате перед его носом.

— Постой, Кир… — сказал Сергей. — Если, ты говоришь, полтора года назад произошло то же самое…

— А это неизвестно! — вставил Кирилл. — То же самое или не то же… Это можно только предполагать.

— Ну, хорошо. Предположим, что случай аналогичный… Есть тут закономерность? Хоть в чем-то?

— Вот и пытаюсь выявить эту закономерность, — забормотал он, разводя руками. — Связать этот случай с прошлогодним…

— Я вижу, что пытаешься, — хмыкнул Сергей. — И как успехи? Есть она связь-то?

— Бог его знает… — бросил Кирилл. — Тут девчонка, там девчонка… У обеих примерно одинаковый возраст, обе работали в конторе. Обе исчезли почему-то незаметно для окружающих. Да так, что точную дату-то не установишь! Понимаешь, Серега, вроде бы и есть что-то общее, а зацепиться не за что!..

— Слушай, а тогда… Ну, полтора года назад… Ты же тоже все это выяснял. Тогда-то ты что выкопал?

— Да ни фига! — мрачно сказал Кирилл. — Бегал в мыле, как идиот… Ходил, вынюхивал. Шерлок Холмс, понимаешь… А с Бурзой тогда так вообще был дохлый номер. Полный ноль. По-о-лный!

— А это еще кто? — не понял Сергей.

— Бурза? Ну, парень-то тот конторский…

— Это который вторым пропал?

— Ну да. Я же рассказывал!.. Сначала Смирнова исчезла, потом он. Через несколько месяцев.

— Но ты не называл его фамилии. Ну, и что?

— Что, что?.. — Кирилл на мгновение остановился. — Я же говорю — ничего. Ни-че-го. Человек словно в воду канул. Ни единой ниточки. Вчера был человек, все его видели… А сегодня, бац — и не стало! И никто не знает и сказать ничего не может. У кого узнавать? Что узнавать?.. На тебе, Зеленин, разбирайся!.. Найди, блин, то, не знаю, что. Со Смирновой-то я в то время еще побегал немного. С тем поговорил, с этим… С хозяйкой квартиры, с Тиной…

— Погоди, — перебил его Сергей. — Ты говоришь, с Тиной?

— С Тиной, — сказал Кирилл. — А что? Да ты же ее знаешь! Продавщица из промтоварного…

— А она каким боком…

— Да подругами они были с этой Смирновой, подругами… Понимаешь, когда я с Тиной разговаривал, показалось мне, что она не все говорит. Вроде что-то скрывает. Но клещами же не станешь вытягивать! А может, и на самом деле показалось… Короче говоря, все с кем я тогда говорил, только руками разводили. А я, значит, вынь да положи результаты! Да еще в обстановки полной секретности! Серега, я чувствую себя полным идиотом! — сокрушенно проговорил Кирилл. — Мне уже тогда, в прошлом году это уже вот где сидело! — Он провел ребром ладони по шее. — А теперь снова за рыбу деньги… Еще раз молоть, понимаешь, воду в ступе! Никаких следов…

— Заранее-то не отчаивайся, — сказал Сергей. — Может, на этот раз повезет.

— Ага, жди… — буркнул Кирилл.

Он подошел к столу, взял с него карандаш и стал грызть кончик.

— А знаешь, что самое гнусное и непонятное во всех этих случаях? — спросил он.

— То, что ни разу не нарушилась четность? — предположил Сергей.

— Догадливый, — вздохнул Кирилл. — Все правильно. Вот в этом-то и дело. Не зафиксировано никаких отклонений… Что же получается, елки-палки, а? — Он всплеснул руками. — Они что, здесь где-то все прячутся? Так, что ли?! Или я чего-то не понимаю? Или мы тут все ни фига не понимаем?! Уф-ф!..

Кирилл, наконец, сел на диван рядом с Сергеем. Отбросив в сторону карандаш, он помотал головой и взлохматил волосы.

— Слушай, Серега, я уже полдня голову ломаю, — проговорил он уныло. — Что это за чертовщина? Барновский теперь не слезет с меня, пока я ему не предоставлю какие-нибудь результаты. Перед выборами все как на иголках сидят… А если еще начнутся панические настроения, совсем хорошо будет.

— Значит так, — заявил Сергей твердо. — На сегодня достаточно шевелить извилинами. Пошли, давай. Мужики-то ждут.

— Иди без меня, а? — сказал Кирилл. — Чего-то я не в духе…

— Но-но, — строго сказал Сергей. — Не выдумывай! Пойдем вместе.

— Серега, у меня такое настроение, — сказал Кирилл, — что, если я пойду, то сильно напьюсь. На душе у меня тошно от всех этих проблем. Все навалилось как-то сразу… Пропажи, грабежи, выборы… Как белка в колесе.

— Беда никогда не ходит одна, — сказал Сергей. — Ты же знаешь.

— Да, знаю… — вздохнул Кирилл. — Только не легче от этого.

— Я не понимаю, почему все на тебя повесили? — спросил Сергей. — А Филин у вас на что?

— Да у него тоже забот хватает, — отмахнулся Кирилл. — Он же как участковый у нас, по идее. Теперь еще с Петровичем вот наркотики ищут.

— Ладно, пошли — облегчишь душу, — сказал Сергей, заставляя Кирилла подняться с дивана. — Эка невидаль — напьешься!

— А, может, все-таки не надо? — нерешительно произнес Кирилл, почесывая затылок. — Я тут как раз пытаюсь вычислить…

— Сопротивляться не надо, — безапелляционно сказал Сергей. — Решение принято.

— А… Фиг с тобой, — буркнул Кирилл устало и равнодушно. — Пошло оно все к черту!..

— Вот именно, — сказал Сергей и поволок его выходу.

— «In vino veritas», — произнес Глеб, прикрыв глаза. — «Истина в вине». Поставив пустую рюмку, он критически осмотрел банку из-под шпрот. — Интересно, — процедил он, — какой мудрец поставил еду возле Серебряковича, а? Какой грубый политический просчет.

— Нет, я все время поражаюсь!.. — сказал Валера, жуясь. — Этот наглец ходит к своей Луизе и постоянно возвращается голодный. Да ты, между прочим, еще сюда должен приносить жратву! Заботиться, между прочим, о близких.

— Я вообще глубоко сомневаюсь, — заметил Глеб, — что у тебя внутри есть какие-то другие органы, кроме желудка. Знаешь, что напишут на твоей надгробной плите? «В его венах тек желудочный сок».

— Ладно, ладно, — отмахнулся Валера. — Да ты стрелки-то не переводи. Нет, ну почему тебя баба-то твоя не кормит? Ну, не хочешь сам — бери, значит, сухим пайком. Мы не гордые.

— Если бы я хотел есть, я пошел бы в столовую или в бар, — сказал Глеб надменно. — Для этого женщина не нужна. Щи — отдельно, знаете ли, мухи отдельно. Э, да что ты понимаешь в чистоте ощущений! В желудке, мой славный, таких нервных окончаний нет.

— Слушай, а тебя Луиза к себе насовсем не звала? — поинтересовался Сергей.

— Что за вопрос! — сказал Глеб. — Разумеется, звала. Но я, хоть и цинично воспринимаю мир, но не до такой же степени, чтоб согласиться. Как говаривал Портос: «Чем больше я узнаю женщин, тем сильнее привязываюсь к лошадям».

— Куда это вас снова понесло!? — выпалил Кирилл. — Мы совсем не про то говорили… Чего ты со своей жратвой!.. Я на чем остановился? Сам даже забыл…

— Вы были весьма недовольны существующей ситуацией. — Указательный палец Глеба грозно поднялся над головой. — А почему же, спрашивается? Ну? Вам, видите ли, не нравится эта волна насилия! И вы не понимаете, отчего вдруг так!?

— А ты понимаешь? — сдвинув брови, проговорил Кирилл.

— Вот объясните мне, гуманист… Мне — цинику, — продолжал Глеб. — Вы ж только что приклеивали на свои знамена ярлыки оптимизма! Когда же ваша доброта и любовь начнет спасать мир? А? Когда?

— Не туда ты, Май, попер! — воскликнул Кирилл и расстегнул воротник кителя. Щеки его раскраснелись. — Я тебе говорил, что если ситуация ухудшается, то мы… Понимаешь, мы сами!.. должны пытаться спасти положение. Своими руками…

— Сам ты не туда попер, — перебил его Глеб. — Ты удивлялся, почему, дескать, люди, чем дальше, тем больше сволочеют! Ты же об этом говорил. Почему это они, гады такие, не торопятся друг другу на помощь… Я, что ли, спорю, насчет спасения ситуации? Спасать ее родную рано или поздно все равно придется. Этим человечество только и занимается… Всю дорогу, после того как обгадятся, начинают спасать ситуацию. Сё, человек!.. — Он вздохнул. — Только вы-то, поручик, хотите чтоб изначально в людях присутствовало то, что не может в них присутствовать.

— Почему это не может! — сказал Кирилл рьяно. — Если этим никто никогда не занимался, то значит сразу и не может?! Ну, конечно, дерьмо разгребать никому не охота. Проще кричать, что это в принципе невозможно…

— А, старая песня, — ухмыльнулся Глеб, откидываясь в кресле. — Про воспитание нового поколения, про яблони на Марсе… «Мы наш, мы новый мир построим…»

— Воспитание, значит, ты тоже отрицаешь? — с напором спросил Кирилл.

— И не собирался, — ответил Глеб. — Я не люблю рубить шашкой с плеча. Воспитание — воспитанием…

— Но кто воспитает самих воспитателей? — изрек Сергей философски.

— О! — многозначительно произнес Глеб. — Считайте, что это я сказал… Так что же выходит? Воспитывали, значит, воспитывали, а потом таких вот воспитанных, таких вот добрых и сострадательных в один прекрасный момент какой-то любопытный малый взял, да и накрыл колпаком. Дай, думает, погляжу, чего будет? Или, положим, ничего не подумал этот малый, да?.. Накрыл себе полторы тысячи людишечек, да и ушел. Вот и спрашивается: сдюжит или нет наше воспитание? И что станется с хвалеными нравственными категориями в принципиально иных условиях? Не пошатнутся ли, родненькие? Или, положим, не обратятся ли в свою противоположность? Ну? Что вы имеете сказать за нравственные категории, обращенные в свою противоположность?

— К чему это ты клонишь? — нахмурился Кирилл. — Что ты опять гонишь? Словоблуд…

— К тому, мой Кирилл, — сказал Глеб с вздохом, — что против лома нет приема. Изначально хомо сапиенс есть овца с овечьими инстинктами, и приобретенные ею всевозможные коллективистские, стадные и братские привычки рассыплются в прах, когда столкнутся, допустим, с этим нашим любопытным малым. Неизменными останутся только инстинкты. Человек рождается один и умирает один! В муках, боли и непонимании. И нет ему дела до остальных.

— Почему это, собственно, инстинкты неизменны? — вставил Сергей. — Это, знаете ли, вопрос спорный…

— Да, погоди, Серега, — сказал Кирилл. — Не уводи, понимаешь, в сторону… А разум? Разум на что дан?!

— Ой, — испуганно сказал Глеб. — Опять магическое слово. Ты меня уже им стращал, полиция.

— Разум, — повторил Кирилл, пристально глядя на Глеба. — Как ни крути, он отличает человека от животного!

— Каждый вид животных чем-нибудь отличается от остальных, — сказал Глеб. У каждого своя гипертрофия. Ну, разум… Ну, и что с того? Вот вы, констебль, читали Экклезиаста?

— Пошел стращать своим Экк… — Кирилл запнулся. — Эзи… тьфу ты!.. Тоже мне!

— А вы все-таки почитайте на досуге, — посоветовал Глеб, поглаживая бороду. — Молиться на него не обязательно, а прочесть полезно. А вот я тебе даже процитирую…

Он встал со своего кресла и стал копаться в стенке, на полке с книгами.

— Я все равно считаю, — сказал Кирилл уверенно, — хоть резервация, хоть всемирный потоп, хоть конец света… Если людям даны мозги, то ими надо пользоваться. В любой ситуации. Правильно? И друг другу помогать. И если мы не можем разрушить резервацию, то мы должны хотя бы сделать так, чтоб каждому из живущих здесь не было плохо!.. Мы должны держаться друг за друга. А то ползает какая-то сука и грабит людей! — Он вдруг стукнул кулаком по столу. — Сволочь такая… Серега, дай-ка коньяк!

— Где это ты увидел коньяк? — недоуменно сказал Сергей, разводя руками. Ты, не иначе, провалился в прошлое.

— Хроноклазм, однако, — заметил Валера.

— Уже выжрали, — буркнул Кирилл и схватил бутылку с водкой. — Май, это ты, наверное…

— Это не я, а наш Аргентум, — пробормотал Глеб, продолжая перебирать книги. — Он же пьет все, что пахнет клопами. Да, где она?.. Аргентум, неужто ты взял Библию? Ты же язычник…

— Я бы, конечно, почитал, — сказал Валера, зыркая по столу глазами Бумага хорошая такая, мягкая… Палыч, наверное, опередил. Животом все маялся…

Кирилл плеснул себе водки, махом выпил и некоторое время сидел, молча и задумчиво уставясь на рюмку.

— А, может, ее для того и придумали, — проговорил он потом, — чтоб заставить всех сплотиться? А?! Резервацию-то эту проклятую… Чтоб мы все, наконец, чесаться начали?

— Все вместе? — тут же поинтересовался Глеб, не поворачиваясь. — Или каждый по отдельности? А как вы себе представляете коллективную ческу?..

— Все вместе, — буркнул Кирилл, неуверенно кивая. — Ну, и каждый сам, наверное, тоже…

— Нет, Кир, — сказал Сергей. — Слишком натянуто. Ты рассуждаешь так, будто этот наш некто, создавший резервацию, рассуждает так же как мы. А это совсем не обязательно.

— Ага, нашел таки, — сказал Глеб. — Сейчас, сейчас…

— Ну и пусть — натянуто, — сказал Кирилл Сергею. — Наплевать. Это будет моя личная гипотеза. Тут у каждого в резервации гипотез по несколько штук…

— Несколько десятков штук, — поправил Валера, снова набивая чем-то рот.

— Тем более, — сказал Кирилл. — Каждый выбирает ту, какая ему больше всего нравится. Я решил себе такую… И не приставайте к бедным полицейским.

— Вот, к примеру, — сказал Глеб, повернувшись с раскрытой книгой.

«Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе — животные: потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом; потому что все — суета!»

— Ну и что, — сказал Кирилл, нахмурясь. — Это личное мнение этого твоего… Эс… клиз… Как его там, гада? Что-то про клизму…

— Или вот еще, — задумчиво проговорил Глеб, шурша страницами.

— Ну, все, — сообщил Валера. — Кранты. Замкнуло. Сейчас будет читать от корки до корки. Самое-то обидное, что — вслух.

— Буквально ниже, господа, — произнес Глеб. — М-м… Ага, вот. «…ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?» Человека, имеется в виду.

— Это ты к чему? — спросил Кирилл, облокотясь на стол и доставая сигарету.

Глеб отложил книгу и вернулся в кресло.

— Ты тут конец света поминал, — сказал он и вздохнул. — Давайте будем помогать друг другу красиво умирать… Умрем тяжело, но достойно, да?

— Был такой фильм, — вставил Валера, откидываясь на диване. — Это точно.

— Причем здесь фильм? — не понял Кирилл. — При чем тут конец света? Чего вам всем от меня надо?

— Кстати, о конце света, — заметил Сергей. — В одной книжонке по экстремальным ситуациям говорилось, что конец света — это, безусловно, самая экстремальная ситуация, но должно успокаивать одно: она последняя.

— …А зачем? — продолжил Глеб, глядя на Кирилла. — Скажите на милость: какая разница, как умереть? В коллективе или в одиночку? В любви к ближнему или в ненависти? Надеюсь, ты не станешь мне тут гнать про царствие небесное и прочую муть?

— Да ничего я тебе не стану… — безразлично махнул рукой Кирилл. — Это ты у нас любишь обсасывать тему, пока от нее один скелет не останется. Философ, понимаешь…

— Ну, надо еще посмотреть из чего, собственно, состоит скелет, проговорил Глеб.

— Обсосет, понимаешь, обсосет… — проворчал Кирилл. — Мозги, значит, запудрит… Цитатами всякими завалит… А потом возьмет и забудет.

— Правильно, — согласился Глеб. — Не хватало еще все помнить. Делать мне больше нечего! Это только наш Валерик все записывает и подводит какую-то основу. Что с технократа взять? Валерик, ты уже закончил сто сорок восьмой том полного собрания гипотез? Серега, а ты себе подобрал?

— Чего? — спросил Сергей. — Где? Когда?

— Гипотезу, — пояснил Глеб. — Если надо, нет проблем — Серебряков даст. Бери из средних томов. Как пользоваться — знаешь? Берешь гипотезу, ставишь перед зеркалом, зажигаешь свечку, и каждый вечер по два молебна после еды…

— Ну, пошло-поехало, — скривился Валера. — Сейчас начнется словесный понос.

— Только ты, Сергей, определись заранее, — сказал Глеб. — С умыслом тебе нужна гипотеза или без умысла.

— Это как — с умыслом? — поинтересовался Сергей.

— Весь массив гипотез, — пояснил Глеб, откидываясь в кресле, — разделяется на два подмножества: одно — те, которые утверждают, что за резервацией стоит чей-то умысел, другое подмножество — гипотезы, говорящие, что все это не специально, дескать, так уж вышло. Так вот у нашего пищекиллера в арсенале только первый тип. Уж очень он любит инопланетные страсти. Лично я с подозрением отношусь к гипотезам, за которыми проглядывается чей-то умысел. Не лежит у меня душа ко всяким чуждым разумам… Есть в этом какая-то натяжка.

— А ты к любым гипотезам относишься с подозрением, — фыркнул Валера. — Это точно.

— Хорошо. Положим, не с подозрением, а просто несерьезно, — сказал Глеб. А как еще прикажете к ним относиться? Мало ли кому что в голову взбредет. Мне самому, бывает, взбредает. И свои мысли я рассматриваю точно также. Все это суета сует и томление духа. Вернее не скажешь, если уж мы стали изучать Экклезиаста. Кстати, Серж, существует один из самых нейтральных и ни к чему не обязывающих взглядов. Резервация — есть новое явление природы и все. Коротко и ясно, а главное — можно расслабиться. Попробуй-ка объять необъятное и прыгнуть выше головы.

— Но это же скучно, Маевский, — с вздохом сказал Валера. — И не оставляет никакой надежды.

— Интересно, — желчно сказал Глеб, — какие же надежды оставляют всякого рода инопланетные гипотезы? Кроме того, что это не скучно? К тому же это уже давно никого не вдохновляет. За четыре года, знаете ли, от любой идеи начнешь зевать. Если бы хоть что-то изменилось, если бы хоть какое-нибудь подтверждение хоть какой-нибудь маломальской мыслишки! Ничего ж не меняется, господа хорошие! Так какая разница, кому молиться? Воистину, блажен тот, кто угомонился… Кстати говоря, мсье, — сказал Глеб Сергею, — я вас вовсе не отговариваю. Если вы желаете, можете поупражняться вместе с Валерием Васильевичем в разгадывании наших тайн. Он у нас очень серьезно ко всему этому относится.

— А ты не лезь не в свое дело, — махнул на него рукой Валера. — Серега человек новый, ему еще интересно, и он еще не угомонился. Взгляд у него не замыленный. Это, между прочим, очень важно.

— Даже Кирилл себе гипотезу подыскал, — проговорил Глеб. — Четыре года держался и вот нашел. Сейчас, видимо, обретет покой.

— Чего пристали к бедным полицейским? — возмущенно сказал Кирилл. — Иди в баню со всеми гипотезами. Сдались мне все ваши гипотезы. Ни жарко от них, ни холодно… Роди лучше гипотезу, как эту сволочь поймать, которая с женщин золото снимает? Тогда обрету покой, может быть…

Глеб промолчал, затем закурил, пустил в потолок пару колец и закрыл глаза.

— Шутки шутками… — заговорил Валера, снова что-то перемалывая челюстями. — А если и вправду волна ограблений пошла… Вот ты, Кир, говоришь надо ситуацию исправлять, а как? Патрули что ли пускать по ночам будете? Или введете комендантский час?

— Не знаю… — процедил Кирилл и вперил взгляд куда-то за окно. — Вот будут перевыборы — пусть решают. И про грабежи, и про наркотики и про остальное.

— А этот самый грабитель… Он один? — спросил Валера.

— Вроде один, — вздохнул Кирилл. — Черт его знает. Эти бабы приметы толком описать не могут… У страха глаза-то велики. На лице какая-то сетка, фигура высокая… Ну, что я сейчас всех высоких подозревать буду? Ладно, дальше что? Хоть бы одну зацепку! Да и вообще, я же не следователь, в конце концов!

— Тебе еще вслед не ворчат: «И куда это, мол, полиция смотрит?» поинтересовался Глеб, не открывая глаз.

— Начинается потихоньку, — хмуро ответил Кирилл.

— Народ, — сказал Сергей, беря бутылку. — Что-то общественное настроение падает. Нехорошо это…

Народ согласился, тут же было разлито и выпито. Воцарилась некоторая пауза. Валера по своему обыкновению соорудил очередной огромный бутерброд и стал его с шумом пожирать, то и дело поправляя сползавшие очки. Кирилл подпер щеку ладонью и отрешенно смотрел в окно. Глеб вытащил из стопки книг под торшером одну и, покусывая ус, очень быстро ее листал и при этом щурился от сигаретного дыма.

— Я вот у тебя, Валера, — сказал Сергей, — все хочу спросить: ты на самом деле уверен в том, что существует некий замысел, за которым стоят… м-м… Ну, за которым кто-то стоит?

— Конечно, уверен, — Валера понизил голос и покосился на Глеба.

Тот лишь ухмыльнулся.

— Ты что, думаешь — я просто так?.. — снова заговорил Валера. — Я, между прочим, тебе не Маевский. Надо искать… Надо пытаться искать! Любая деятельность оставляет следы, так ведь?

— Ох, уж мне этот искатель внеземных цивилизаций! — пробубнил Глеб. «Орешек знаний тверд, но все же мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал „Хочу все знать!“.»

— Нет, ну ты чего встрял? — недовольно заворчал Валера. — Спи себе.

— Неужели ты полагаешь, что внеземная цивилизация оставит тебе такие следы, — сказал Сергей, — по которым ты их вычислишь? Расколешь их замыслы, стало быть, прибежишь и скажешь: «Ай-яй-яй! Нехорошо!». Это, по меньшей мере, странно.

— И прибегает, значит, наш искатель зеленых человечков, — ехидно вставил Глеб, — и страшно ругается на них. И кричит: «Нехорошо это! Не по-человечьи!» И зеленые человечки совсем зеленеют от страха и стыдливо прячут за спину глаза на отростках, и, сокрушенно вздыхая, выключают рубильник управления Оболочкой.

— А почему мы должны обязательно как-то воздействовать? — спросил Валера, не обращая внимания на реплики Глеба. — Да даже просто понять и то!.. Разве это плохая цель?

— Стало быть, ты считаешь, что можно понять? — спросил Сергей.

— Можно попытаться понять! — выпалил Валера. — Хотя бы попытаться! Между прочим, это интереснее, чем сидеть в кресле и всех критиковать как Маевский.

— Я согласен, Валера, — сказал Сергей. — Это, безусловно, интересней, но…

— Некоторым это кажется смешным — ну и что! Ну, не получится, ну, ошибешься… Не ошибается ведь тот, кто ничего не делает. Кстати, не так все и безнадежно…

Он сделал паузу. Сергей не мог понять к чему клонит Валера. Тот, как всегда в минуты возбуждения, стал размахивать руками. Его очки едва не свалились в тарелку.

— Ты понимаешь, — торопливо продолжал Валера и глаза его стали бегать, ведь информации вокруг много! Надо только захотеть ее увидеть и систематизировать! Задачка со многими неизвестными и, возможно, многими решениями. Разве приблизиться к пониманию хоть на йоту не интересно? Да здесь просто никто этим не занимается. Все на всё забили… Если резервацию нельзя понять с помощью приборов, то, значит, ее нельзя понять вообще — вот же их подход! А, между прочим, здесь живет полторы тысячи человек! И они, между прочим, оставляют массу следов. Так что пищи для размышлений достаточно.

— То есть ты полагаешь, что можно попытаться порешать эту задачку, исследуя людей в резервации? — спросил Сергей.

— А почему бы и нет? — сказал Валера. — Только не всех людей, а некоторых.

— Это каких же? — поинтересовался Сергей.

— Подозрительных, — ответил Валера. — Или странных.

— А-а, понял, — произнес Глеб. — Опять старая песня про инопланетных резидентов…

— Маевский, уйди! — недовольно рявкнул Валера. — Я не с тобой разговариваю. При чем здесь сразу инопланетные резиденты? Чего ты все утрируешь-то? Вообще, сиди и не вякай! Читай Экклезиаста.

— Тем не менее, — как ни в чем не бывало сказал Глеб. — Я хочу предупредить нашего новобранца. Наш сыщик грешен тем, что любит превратно истолковывать ситуации. К тому же он плохо разбирается в людях. Так что, Серж, будь начеку, когда он предложит тебе какую-нибудь аферу.

— Вот он и до Валеры добрался, — пробурчал Кирилл. Он сидел, понуро опустив голову и что-то чертил вилкой на столе. — Сейчас получите…

— И много ты лиц занес в список странных? — поинтересовался Сергей у Валеры. — Любопытно, любопытно.

— Их, может быть, не так и много, — сказал Валера, — но вполне достаточно, однако, чтоб поломать голову.

— Ну, кто, например?

— Ну, например, Клим, — ответил Валера. — Крайне подозрительная личность, я считаю. Можно сказать, что сам пришел в резервацию. По собственной воле. Зачем, спрашивается? Ведь он выполняет здесь самую грязную работу. Ни с кем не общается и живет где-то чуть ли, значит, не на свалке… Ведь может в любую минуту уйти, а сидит! Какого лешего он здесь сидит?

— Из чего непременно следует, что Клим является агентом чуждых сил, саркастично вставил Глеб. — Э-э, нет… Не стоит усматривать злого умысла в том, что можно объяснить глупостью.

— Чужая душа — потемки, — заметил Кирилл. — Кто знает, почему он тут сидит? А ты уж сразу…

— Между прочим, его прошлое никому неизвестно, — проговорил Валера. — И, между прочим, в резервации не он один без прошлого… Твой любимый мистер Барков, кстати, тоже.

— Барков?! — удивленно сказал Сергей. — Ну, что ты против него-то имеешь, Валера? Уж Барков-то…

— Да? — хмыкнул Валера, поправив очки. — А ты спроси-ка у него про его прошлое.

— Ну и спрошу, — сказал Сергей. — А что такого?

— Вот и спроси, — кивнул Валера. — Тоже пришелец из неизвестности. Откуда он взялся в резервации, кем был раньше — никто не знает.

— Но Барков, насколько я помню, — задумчиво произнес Кирилл, — появился здесь еще до возникновения резервации. Правда, совсем незадолго.

— Вот то-то!.. — изрек Валера. — Перед самым возникновением. Кстати, Кир, ты же как-то говорил, что он, значит, и не Барков вовсе.

— Я говорил? — удивился Кирилл. — Это когда?

— Да, давно говорил… По пьяни как-то.

— Может быть… — пожал плечами Кирилл. — Откуда я могу это знать? Я что, к нему в паспорт заглядывал?

— Ну, забыл ты уже, — сказал Валера. — Я же говорю: давно это было. То ли Филин тебе это сказал, то ли еще кто — я уж не помню… Но ты про Баркова говорил, это факт. Так что, он тоже шкатулочка с секретом.

— Ладно, бог с ним, — сказал Сергей. — А кто-с еще?

— Есть еще занятные личности…

— Понимаете, господа, — сообщил Глеб, — для нашего детектива все, кто поступает с его точки зрения нелогично, попадают в ранг агентов враждебных сил. Наш детектив считает, будто люди есть ходячие логические схемы, которым даешь на вход ситуацию, открываешь справочник и смотришь, какова же должна быть реакция. Ага, реакция не совпадает! Помечаем эту схему, как подозрительную…

— Вот, например, Артем… — Валера не обратил внимания на словоизлияние Глеба. — Я считаю, между прочим, что это не просто сумасшедший. Если он вообще сумасшедший.

— Что это ты имеешь в виду? — спросил Сергей настороженно.

— Да, — сдвинув брови, сказал Кирилл. — Что?

— А кто официально проверял его умственное состояние? — сказал Валера, хитро прищурясь под стеклами очков. — Дайте глянуть медицинское заключение! Хотя, в принципе, даже если оно и есть, это не так и важно… Ведь раньше Артем был вполне нормальный! Так Кирилл? Ты же должен помнить.

— Я помню… Раньше он, по идее, был нормальный. Обыкновенный был парень, учился в школе… А потом вдруг крыша стала съезжать. Как раз перед тем, как резервация… А-а, я понял к чему ты!.. — воскликнул Кирилл. — Ты опять хочешь увязать… Думаешь, что он прикидывается?

— Почему бы и нет? — сказал Валера.

— Но он же проходит через Оболочку! — сказал Кирилл.

— И что из этого следует?

— Значит, получается, что он на самом деле сумасшедший.

— Это мы так придумали! — выпалил Валера возбужденно. — Мы сами придумали! Для себя такое объяснение… Раз проходит, значит — псих. А вдруг это все совсем не так, вдруг это только прикрытие? Чтоб никто не домогался, почему ему можно через Оболочку, а другим, значит, нельзя?

— Ну, не знаю… — озадаченно пробормотал Кирилл и пожал плечами. — Все равно как-то странно…

Глеб хмыкнул и с вздохом покачал головой. Валера вытащил сигарету и торопливо закурил.

— Понимаешь, Серега, — заговорил он, — меня мало волнует, сумасшедший он на самом деле или нет. Меня другое интересует: зачем он постоянно в город ползает? И к кому?! Вот загадка.

— В город? — переспросил Сергей. — Артем ходит в город?

— А ты думал, что он только в лесу грибы собирает? — усмехнулся Валера. Нет, не только. Ходит он и в город, и черт его знает еще куда… Не проверишь, к сожалению. И иногда не с пустыми руками, между прочим. Вот Кир знает.

— Ну, бывают у него какие-то сумочки, — опять пожал плечами Кирилл. Барахло разное, тряпки… Ерунда всякая.

— А вы что, каждый раз его досматриваете? — с сомнением сказал Валера.

— Да как ты за ним уследишь? — недоуменно сказал Кирилл. — Ему же ничто не мешает ночью уйти или придти.

— То-то и оно.

— А что прикажешь его круглосуточно караулить? Это же смешно. И на каком основании, вообще? Да, и потом, у людей несчастье, а мы к ним с какими-то подозрениями… Не то все это, понимаешь? Не верю я, что Артем в чем-то замешан. Тут вон тоже по поводу наркотиков были гипотезы… Конечно, чисто теоретически можно предположить, что он может их в резервацию проносить. Ну, а практически? Это ж бред! Кому это нужно? Чистяковы — тихие и простые люди, всю жизнь здесь прожили… Какие, на фиг, наркотики?! А в то, что Артемку мог кто-то другой на это дело запрячь, я вообще не верю. Ну, не верю и все! Сами посудите, кто это станет в таком деле с ненормальным связываться?

— Нет, наркотики не то, — сказал Валера. — Это к делу не относится. Я даже в расчет не беру. Наружу он ходит для чего-то другого. Это точно.

— Да в магазин он ходит, господи, — лениво сказал из кресла Глеб. — У нас же вечно, кроме консервов, ни хрена нет! Или к родственникам в гости… Тоже мне, шерлоки-холмсы.

— Нет у них родственников снаружи, — хмуро сказал Кирилл. — Я точно это знаю.

— И магазины, между прочим, по ночам не работают! — язвительно бросил Валера в сторону Глеба.

— А ты видел, что он ходит по ночам? — озадаченно спросил Сергей у Валеры.

— Лично я не видел, — ответил Валера. — Но есть люди, которые видели. Так что информация к размышлению имеется.

— Да все равно я не могу понять, — произнес Кирилл, почесывая затылок даже если что-то и кроется за всем этим… Даже если за этим стоят какие-то силы… Зачем тому же Артему это нужно? Или другим, кого ты там подозреваешь… Идти против своих же? Как это так? У меня это в голове не укладывается тогда…

— А ты не думай, Кир, что все так просто, как в контрразведке, — сказал Валера. — Значит, пришел к кому-то из них зеленый человечек и завербовал. Это слишком примитивно. Да они, бедняги, могут этого и не знать! Даже не подозревать, что являются лишь исполнителями чьей-то воли.

— Ох, уж мне этот охотник за привидениями! — посетовал Глеб, — Вот что, Серега, я тебе скажу… Вы с Васильичем, видимо, скоро инопланетную малину пойдете брать. Будет тяжело, камарад, будет несладко, поэтому возьми мой старенький именной бластер. Правда, я им давненько не пользовался — луч может заклинить. Надо будет прочистить, смазать… В роще у свалки потом с Кириллом пристреляете.

— Май, дай поговорить с нормальным человеком спокойно, без твоих идиотских вставок! — воскликнул Валера. — Я вот иногда не пойму, откуда в такой мелкой сволочи столько желчи?! Иногда у меня не укладывается в голове.

— Каждый распоряжается принятым внутрь алкоголем по-своему, — заметил Глеб, разводя руками.

Кирилл вдруг встал, расстегивая на груди пуговицы куртки.

— Что-то жарко стало, — пробормотал он. — Пойду умоюсь чуток…

Нетвердой походкой он вышел из комнаты.

— Что-то наш коп ни черта не ест, — сказал Глеб задумчиво. — Только пьет и пьет. Опять все близко к сердцу принимает. Чего бы нам с ним сделать, совсем же смурной…

— Дай-ка мне Валера сигарету, — сказал Сергей. — Выйду-ка на балкон, подышу-ка воздухом, что-то и впрямь душно.

Он взял у Валеры сигарету, прикурил, поднялся с дивана и, откинув штору, вышел на балкон.

За две недели он уже успел привыкнуть к столь близкому соседству иного мира, и теперь научился смотреть на эти дома через дорогу спокойно и даже равнодушно. Уже темнело, поток машин на магистрали редел, а число освещенных окон в домах росло. Через пару минут на балкон выскочил Валера с зажженной сигаретой в зубах. Вид у него был взбудораженный, очки совершенно съехали вниз и были на грани падения. Он неожиданно прикрыл за собой дверь и вплотную приблизился к Сергею.

— Я не стал тебе при Маевском говорить, — понизив голос, лихорадочно забормотал он. — А то он опять все обгадит. Понимаешь, не все так эфемерно!.. Можно, конечно, ничего не замечать, если задаться целью ничего не замечать. А можно, ведь и наоборот, между прочим!

— Ты это о чем? — непонимающе проговорил Сергей.

— Есть у нас в конторе один мистер. По фамилии Лыткин, — Глаза Валеры бегали из стороны в сторону. — Довольно нелюдимый мужичок. Короче, себе на уме, это факт… Но в «Мирок» в последнее время частенько похаживает. И бывает — напивается. Я-то в «Мирке» редкий гость — ты же знаешь. Но как-то заглянул, было это месяца три назад, а, может быть и больше… Зимой, это точно. А он, этот Лыткин, там сидел за столом с какими-то местными мужиками. Все были основательно надрамшись. Ну, я взял чего-то пожрать и подсел к ним. Кстати, не специально — просто там место было…

Валера почему-то умолк, поправил очки, сделал несколько затяжек. Казалось, он погрузился в воспоминания. Сергей облокотился на перила и молча ждал.

— Разговор у них был пьяный, — продолжил Валера. — Все это неважно, а важен только один момент из их болтовни. Шла у них, значит, обычная перепалка, которые бывают между нашими и местными мужиками. Ты же представляешь себе такие наезды? Ну, вот… Лыткин-то, значит, и говорит: достали вы, значит, меня все уже! Имел я вашу резервацию и пошло-поехало в таком духе. А мужики на него: резервация, мол, такая же наша, как и ваша. А идите, говорит Лыткин, со своей разэтакой резервацией туда-то! Мне, говорит, здесь, значит, недолго осталось. Неужто в розыгрыше повезло, спрашивают мужики. А имел я ваши долбаные розыгрыши, говорит Лыткин. Я, мол, и без них обойдусь. Это как же так, спрашивают мужики. Тут он, значит, язык-то прикусил. Причем резко прикусил! Пьяный-пьяный, а какой-то контроль остался, это факт. Потом разговор на другую тему переключился… Да они и сами забыли уже через пять минут обо всем — я ж говорю: основательно нагружен народ был. Да только я-то, Серега, не забыл! Это факт. Я-то взял на заметку мистера Лыткина. Ты чуешь, чем пахнет? Валера заглянул Сергею в глаза.

— А чем тут может пахнуть? — с сомнением сказал Сергей. — Мало ли кто чего по пьяни ляпнет! Делать выводы из пьяной брехни — последнее дело, Валера.

— Не такая уж это пьяная брехня, — уверенно сказал Валера. — Я, кстати, пока и не предлагаю делать выводы. Я предлагаю пока за ним понаблюдать. Поработать вопрос-то. Ну, ты как? Согласен?

Сергей озадаченно молчал.

— Ну, ведь ты же еще не сломался! — с надеждой в голосе воскликнул Валера. — Я же вижу…

— Еще нет, — проговорил Сергей уверенно.

— Вот видишь! — выдохнул Валера. — Давай, Серега!.. Чем черт не шутит? Хотя бы ради прикола…

— Ну, хорошо… — после некоторого раздумья сказал Сергей. — Давай попробуем. Только я плохо представляю, как это будет выглядеть.

— Это уже детали, — торопливо заговорил Валера. — Главное, что мы решили взяться за дело! Одному как-то не с руки… А вдвоем легче, веселее, да и вообще… С теми парнями, — Он махнул рукой в сторону комнаты, — ничего не выйдет! Они не подходят. Вот ты — другое дело, Серега, я сразу смекнул.

— Не совсем, конечно, понял, что во мне такого… — произнес Сергей насмешливо. — Но все равно, спасибо за доверие.

Он сделал несколько затяжек. Странное, смешанное чувство вдруг овладело им. Он выстрелил недокуренную сигарету в сумерки.

— Я тебе его на днях покажу, — сказал Валера. — Посмотришь, что за фрукт. И, вообще, старайся при случае крутиться возле него. В баре или еще где… Он, между прочим, в баре постоянно торчит. И любит за воротник заложить. Прислушивайся… А я в конторе попробую чего-нибудь разнюхать. Следы все равно есть! — выдохнул он возбужденно. — Не может не быть следов… Проболтался раз, проболтался два, три… Должны быть следы. Это точно!

Он умолк ненадолго и забарабанил пальцами по перилам балкона.

— А знаешь, почему мне вдруг так стало неспокойно? — спросил он Сергея.

Сергей не ответил, глядя вниз на слабо поблескивающие в отсвете окон листья деревьев.

— Когда Кирилл недавно рассказал про очередную пропажу этой девчонки из конструкторского, — сказал Валера, — тут во мне что-то и екнуло… Оно, между прочим, и раньше екало, но тут… Вот чую, что это все не просто так! Люди в резервации исчезают бесследно, и четность не нарушается — значит тут что-то есть! Что-то не так в нашем королевстве, это точно. И делаются эти загадочные дела именно людьми! Людьми, а не неведомыми силами. Ну, или, если быть точным, — через людей. С помощью их. Значит, через людей можно попытаться выйти на эти силы!

— А вот Кирилл-то считает, что за этим стоит обычная уголовщина, — сказал Сергей.

— Да знаю я, — махнул рукой Валера. — У нашего Кирилла очень приземленное понимание всех вещей, поэтому я даже и не пытаюсь его на это дело подбить. Тем более, что у него своих проблем по горло. Да и фигура он в резервации известная… — Он вздохнул. — Я ведь, Серега, про Лыткина ни ему, ни Маю не говорил. Маю-то тоже бесполезно вкручивать — ты же видишь его подходы. Ведь ленивый он… Я предлагаю пока их вообще не вовлекать. И даже не говорить ничего. На первых порах… А вот ты, Серега, — это самое то! С тобой мы чего-нибудь сделаем. Хорошо, что ты вовремя нарисовался. В одиночку я бы не раскачался…

— Удачно, стало быть, я подвернулся под руку? — усмехнулся Сергей.

— Ты человек новый, — проговорил Валера. — Это многое значит, между прочим. У тебя еще не потухли все желания, у тебя еще свежий взгляд на вещи… Да и два ума всегда лучше. И потом еще одно, — хитро прищурился Валера. — На твоем неожиданном появлении здесь можно хорошо сыграть, однако.

— Например? — сказал Сергей.

— Допустим, ты — эмиссар снаружи… Или еще как-нибудь! Это мы обдумаем. Лыткин довольно пугливый — это нам на руку. Есть, кстати, такой вариант…

Балконная дверь распахнулась, и перед ними возник Глеб с раскрытой книгой в руке.

— Конспирируемся потихоньку? — изрек он. — Бесполезно. Дом окружен чекистами, господа офицеры. Ваша явка провалена.

Валера сокрушенно сплюнул вниз и выбросил вслед окурок.

— Ага! Так, так, — быстро переполняясь сарказмом, воскликнул Глеб. Согласно директиве Центра, главаря брать только живым, остальных — по усмотрению и по обстоятельствам! Из окружения будем выходить поодиночке, раненых не оставлять…

Из глубины комнаты на балкон выскочил растрепанный Кирилл. Лицо и шея его были мокрыми, куртка наполовину расстегнута.

— Ну, вот и конец балкону, — обронил Сергей. — И парашюты раскрыться не успеют…

— Слушайте, мужики, — проговорил Кирилл невнятно. — Там, кажись, Палыч очухался. Бормочет чего-то…

— Восставший из ада, часть сотая, — произнес Глеб. — Сходи, мой серебряный, глянь. Я что-то в последнее время перестал понимать его заклинания. Палыч, похоже, подключил себе другой тезаурус.

— Почему бы тебе не сходить? — недовольно сказал Валера. — Совсем обленился, волк.

— Ну, не упрямься, мой серебристый, — проворковал Глеб. — Давай скорее, пока отдельно стоящие предметы не начали падать. Сделай ему укол водки. У тебя лучше получается.

Сварливо бормоча что-то себе под нос, Валера ушел в комнату.

— Кажется, я в ауте… — тяжело проговорил Кирилл, мотая головой как собака, вышедшая из воды на берег. — Перебор… А ты чего опять с книжкой выпал? — рыкнул он на Глеба. — Я вот этого не понимаю… Как можно пить и одновременно читать книжки? А? — Он, качаясь, попытался заглянуть ему в глаза. — Маевский, как ты дошел до такой жизни?

— Вы действительно в ауте, поручик, — заметил Глеб. — Я вот тут вам хотел прочесть, кстати…

Он поднес книжку к лицу и прочел вслух:

— О! — изрек Кирилл и громко икнул. — Неужто он еще и стихи пишет?

— Кто? — не понял Глеб.

— Этот твой Клизо… м-м… э-э… глисто… аста… Блин, что-то там про астму, вроде…

— Тундра, — сказал Глеб. — Это уже не он.

— А хто? — с испугом сказал Кирилл. — Какая-то другая зверюга?

— Сирийский поэт десятого века, — ответил Глеб. — Хочешь почитать дам? Жандармам — вне очереди.

— Не надо, — сказал Кирилл и попятился. — Мне твоих цитат хватает.

Из комнаты донеслись возгласы Валеры вперемешку с бранью. «Маевский! — кричал он, — а ну иди сюда!..» Затем что-то с грохотом упало, и послышался приглушенный утробный звук.

— Ничего поручить нельзя, — посетовал Глеб с вздохом. — Только-только начался вечер поэзии…

Он захлопнул книгу и тоже ушел в комнату. Кирилл со второй попытки сунул в рот сигарету, но не зажег, а навалился на перила и замер, закрыв глаза.

— Кир, ты в норме? — спросил Сергей. — Вид у тебя, надо сказать…

— Не, все в порядке… — пробормотал Кирилл. — Пошло оно все к черту…

Потом он медленно открыл глаза и хотел было прикурить, но на полпути рука с зажигалкой замерла и опустилась обратно.

— Я тут подумал, Серега, — серьезным тоном сказал он, — и решил!.. И знаешь, что я решил?

Он развернулся к Сергею и его сильно шатнуло.

— Я решил, что с завтрашнего дня… ты будешь жить у меня, — сказал он заплетающимся языком. — Это лучше… И для тебя и для твоих этих… Галушко, да?

— Но… — удивленно произнес Сергей.

— Молчи! — рявкнул Кирилл, тыча пальцем его в грудь. — Решение окончательное и это… Обжалованию, короче, не подлежит… Ты понял? — спросил он, грозно надувая щеки.

— Но… — снова попытался что-то сказать Сергей.

— Не сопротивляться решению… э-э, представителя правопорядка! — выдохнул Кирилл и снова икнул. — А то я тебя арестую и доставлю силой. Понял? Вот и все.

Узкий длинный ноготь Тининого пальца прочертил на его груди белесую полоску. Она приподняла голову с подушки и заглянула ему в глаза.

— Ну, вот о чем ты опять думаешь? — спросила она с вздохом.

Он не ответил.

— Ну, скажи: о чем? — Тина подперла щеку ладонью. — Проснуться не успел и уже о чем-то думает… Скажи, а то укушу!

— Да так… — отозвался Сергей.

— Наверное, о своей семье переживаешь, да? — сказала она.

— Почему обязательно о семье? — сказал Сергей, не сводя взгляда с трещины на потолке. — Почему ты решила, что мне больше не о чем подумать?

— Ну, тогда скажи, о чем! — упрямо сказала Тина. — А то уставился в потолок! Там ничего интересного нет… Его белить давно пора, а вот все руки не доходят. Слушай!.. — ахнула она. — Такой позорный потолок, оказывается… Я чего-то давно внимания не обращала. И обои в большой комнате ужасные. Ты видел какие там обои? Видел?

Он снова промолчал.

— Мы ремонт последний раз делали, наверное, лет пять назад. Еще с моим дорогим. Слушай, а обои-то ведь снаружи заказывать придется — значит опять с наценкой… Ну, все равно же ремонт делать надо, так ведь? Тебя тоже запрягу на это дело. Сережка, ты же поможешь старой одинокой женщине? Да ведь? Э-эй!..

— Обои… Потолки… — вздохнул Сергей, переводя взгляд на окно. — Скажи, неужели тебе никогда не хотелось отсюда вырваться? За столько лет — и не хотелось?

— Мне? — спросила она. — Отсюда? А зачем?..

— Что значит «зачем»? Свобода есть свобода… Или она тебе тоже не нужна?

— Ну, а куда мне вырываться-то? — сказала она слегка недоуменно. — Кто мне разрешит-то вообще?

— Допустим, разрешили, — сказал Сергей. — И тебе и Дениске твоему. Не уйдешь?

— А куда? — искренне удивилась Тина. — Мне кто-то жилье, что ли, предоставит… обстановку и остальное!? Да кому мы вообще нужны-то!

— Ну, отыщешь своего муженька… Поможет, наверное.

— Ха-ха, — произнесла она. — Его теперь найдешь! А помощь мне его не нужна. Помощничек… Не напоминай мне про него, ладно?

— Ладно, — смиренно согласился Сергей.

Он повернулся к ней и стал теребить цепочку на ее шее.

— И про свободу такую твою, — сказала она с вздохом, — это несерьезно, Сережка. Такая свобода никому не нужна.

— Так уж и никому?

— Во всяком случае, женщине. Дур-рашка, — Она щелкнула его по носу. Разве ты не знаешь, что женщине не нужна свобода? Ей нужен ласковый и надежный присмотр. И опора. Не знал что ли? Ну, не щекочись…

— Да знал, — сказал Сергей. — Бывают же исключения, тем не менее. Хорошо, — сказал он. — Если тебе нужен присмотр и опора, почему ж ты тогда столько лет одна?

Лицо ее стало серьезным. Она села, натянув на себя одеяло.

— Привыкла, — ответила она, сдунув волосы со лба. — И потом, мне хватило моего дорогого. Я теперь разборчивая.

— Понятно, — сказал Сергей.

— Чего тебе понятно? — беззлобно проворчала Тина и снова щелкнула его по носу. — Если б в резервации была достойная кандидатура, тогда — другое дело.

— В конторе вон сколько мужиков, — сказал Сергей. — Выбирай — не хочу.

— Вот и не хочу, — сказала она. — Зачем строить серьезные отношения с человеком, который тут временно. Сегодня он здесь, а завтра его нет. Не игрушки же, правда?

— А я, Тина? — спросил Сергей.

— Что — ты?

— Я же тоже отношусь к рангу временных явлений. Сегодня я здесь, а завтра — нет. Зачем со мной связалась?

— А бог его знает… — после некоторой паузы ответила она. — Сама не понимаю.

Тина замолчала, внимательно посмотрела на Сергея своими голубыми бездонными глазами и поджала упрямые губы. Между бровей ее образовалась небольшая складка. Он нежно разгладил ее пальцем.

— Да не хмурься ты, — сказал он. — Я что-то не то сказал?

— Ты знаешь, — тихо произнесла она, — мне иногда кажется, что в твоем появлении здесь есть что-то мистическое… Я, почему-то, сразу обратила внимание на тебя. В самый первый раз, как только ты в магазин зашел.

— Да просто новое лицо, — сказал Сергей. — Это вполне объяснимо.

— Не знаю… — пожала плечами Тина. — Э-эй!.. Какая разница, в конце концов? Ты, что ли, уже пожалел, да?

— Ну вот, — сокрушенно заметил Сергей. — Совершенно нельзя задать абстрактный вопрос. Вот весь ваш брат такой! Или ваша сестра…

— Барков меня, наверное, заколдовал, — сказала она. — Ходил и бухтел над ухом: «Смотри, какой парень! За полцены уступлю…» Этот кого хочешь уболтает.

— Это точно, — согласился Сергей.

— Слушай! — сказала она. — Я поняла. Твой зеленоватый оттенок глаз, видимо, воздействовал мне на подсознание. Я же балдею от всего зеленого! Как в тот первый раз, неделю назад в баре глянула тебе в глаза — так и все.

Она потеребила его за нос и, вытянув шею, посмотрела на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке.

— Так уже одиннадцать часов! — воскликнула она и присвистнула. — Ну ты и даешь! Ну ты и монстр спать!

— Почему сразу я? — сказал Сергей удивленно.

— Да я сроду так поздно не вставала! — сказала она. — Это все твое влияние. Ты как мой Денис — тот тоже до полудня по выходным дрыхнет. Слушай, надо же чего-нибудь поесть сделать, а то встанет — ничего не готово… Сережка, а ты хочешь есть?

— Не хочу, — сказал Сергей. — Кофейку попью и пойду.

Тина стремительно выскочила из постели и набросила на себя халат.

— Хватит валяться, — сказала она. — Поимей совесть.

С этими словами она исчезла из комнаты, и через некоторое время с кухни стали доноситься бульканья и позвякивания. Сергей медленно сел на постели, посидел с минуту неподвижно, потом потянулся и стал одеваться.

Когда умывшись, он появился на кухне, Тина сидела на табурете и глядела в окно. На подоконнике шипела кофеварка, натужно выдавливая из себя капли жидкости в чашку. На плите в кастрюльке закипала вода. Сергей сел за стол.

— Кстати, о Баркове, — сказал Сергей. — Ты давно его знаешь?

— Сергея? — переспросила Тина. — Да, как только он у нас появился. Это было незадолго до резервации.

— А вообще, он откуда взялся? — поинтересовался Сергей.

— А кто его знает? — ответила она. — Я не спрашивала, а он не никогда не говорил. Помню только, что он как-то очень быстро сошелся со своей Ниной. Она его обогрела, приютила… Люди говорят, что Барков необычайно похож на ее покойного мужа — может, из-за этого Нина к нему и привязалась. У нее муж от рака лет семь назад умер. Или больше…

Зазвонил стоящий на подоконнике телефон.

— Все хочу у тебя спросить, — сказал Сергей, — на кой черт тебе телефон на кухне? Первый раз такое вижу.

Тина сняла трубку.

— Здравствуй, — сказала она и через некоторое время добавила: — У меня… А что, он может быть где-то еще, да?

— Кирилл, что ли? — спросил Сергей, вставая.

Она кивнула, однако трубку не отдала, а прижала к груди. Глаза ее хитро сощурились.

— Ну-ка, ну-ка!.. — прорычала она. — Где это, интересно, ты можешь быть еще?! Живо говори, а то укушу!

Он подпрыгнул к ней, стиснул в объятиях и отобрал трубку.

— Алло, — сказал он. — Привет. — Зажатая Тина покусывала его за плечо и щекотала бока.

— Ты это… на весь день пропал? — спросил Кирилл. Голос у него был озабоченный.

— Нет. Скоро приду, — Сергей с трудом сдерживал смех. — Что-нибудь случилось?

— Ничего… Я тут голову ломаю… — задумчиво заговорил Кирилл. Ерундистика, понимаешь, какая-то получается…

— Кир, ты хоть в субботу-то отдохни, — сказал Сергей сочувственно. Пальцы Тины продолжали яростно тыкать его между ребер.

Кирилл пробормотал в трубке что-то невнятное, потом посопел и сказал:

— Ну ладно, давай…

Трубка запикала короткими гудками, Сергей бросил ее на рычаг, перехватил Тинины запястья и стал кусать ее за шею. Она взвизгнула и, вырвавшись, отскочила.

— То-то, — назидательно сказал Сергей. — Смотри, а то съем.

Кофеварка уже завершила свой труд, и Тина поставила на стол дымящиеся чашки. Они сели.

— Может, тебе бутерброд сделать? — спросила она. — Я так ничего не хочу.

Он помотал головой и глотнул кофе.

— Чего это Кирилл такой? — спросила она. — Голос у него какой-то замученный.

— Проблем невпроворот, — сказал Сергей. — Видишь, даже по выходным работает. Хотя его никто не заставляет. Сам.

— Ну, он же очень ответственный, — согласилась Тина. — Я знаю. И добрый очень. О тебе вон как переживает: где ты, да как ты? Как будто ты куда-то можешь подеваться.

— Тина, — проговорил, задумавшись, Сергей. — Можно я спрошу у тебя об одной вещи? Из прошлого.

— Из прошлого? — повторила она с интересом. — Только не о муже.

— Нет, о другом, — сказал Сергей. — О той истории с пропажей твоей подружки… Скажи, ты тогда Кириллу все рассказала? Все, что знала?

По лицу ее пробежала тень. Она нахмурилась и опустила глаза.

— Или не все, Тина?

Она молчала. Только покусывала нижнюю губу.

— Ты что, не хочешь об этом говорить? — осторожно поинтересовался Сергей.

— Почему — не хочу… — пожала она плечами. — Странно… А зачем ты об этом спрашиваешь? Какое ты имеешь к этому отношение?

— Вообще-то, никакого, — ответил он. — Но просто… Раз Кирилл этим занимается…

— Кирилл занимается этим? — недоуменно произнесла Тина и пристально взглянула ему в глаза. — Он опять занимается этим?

Сергей замялся в нерешительности.

— Не понимаю, — отрывисто сказала она. — Зачем ворошить старое? Ну-ка, ты мне объясни!..

— Я подробностей не знаю… — Он попытался уклониться. — Это его полицейские дела…

— Давай не придуривайся! — строго сказала Тина. — Я все вижу. Не знает он! Что произошло-то? Говори… Я же знаю, что дело было практически закрыто! Зачем опять…

— Ну, почему — закрыто… — пробормотал Сергей. — Вовсе оно не было закрыто…

— Сережка, не юли! — требовательно сказала Тина. — Я тебя прошу. Мне-то ты можешь сказать? Могила. Ты что, мне не веришь?

— Да верю, верю, — сказал он с вздохом.

— Тогда выкладывай как на духу! — с напором сказала она. — Кстати говоря, ты сам затеял этот разговор! А теперь в кусты, да? А ну говори!

Не отвертеться, мелькнула у него мысль. Бесполезно.

— Снова девчонка из конторы исчезла, — проговорил Сергей. — Обнаружили после недавней сверки. Только, Тина, ради бога меня не закладывай!

Рука Тины, сжимавшая чашку, неподвижно замерла возле рта.

— Двадцати пяти лет отроду, — добавил он. — Очень похожий случай. И снова никаких концов.

Она молчала. Лицо ее стало вдруг серьезным-серьезным — ни следа не осталось от недавней Тининой веселости.

— Тина, что с тобой? — спросил Сергей, трогая ее за руку.

— Значит, это случилось снова, — произнесла она бесцветным голосом и поставила на стол недопитый кофе. — О, господи…

— Да в чем дело? — непонимающе сказал он. — На тебе лица нет.

Он присел перед ней на корточки, взял ее за плечи и заглянул в лицо.

— Тина, — сказал он, — Теперь мне, что ли, из тебя клещами вытягивать?

Она медленно подняла на него взгляд. Казалось, даже глаза у нее стали не голубыми, а серыми. И потухшими.

— Дай мне сигарету, — попросила она тихо. — На подоконнике…

Сергей протянул ей пачку сигарет и зажигалку. Она закурила и выпустила в пол струю дыма. В наступившей тишине стало слышно, как от кипящей воды мелко позвякивает крышка на кастрюльке.

— Кипит, — сказал он, покосившись на плиту.

Тина не обратила на это внимания. Она только плотнее запахнула халат и молча курила, делая одну короткую затяжку за другой.

— У меня такое чувство, — сказал Сергей, — будто ты что-то знаешь. Ведь знаешь, да? Ответь, Тина?

— Ничего не знаю… — хрипло произнесла она, и пепел сигареты упал на полу ее халата. — Все что знала, я Кириллу еще тогда рассказала.

— Так уж все? — сказал он. — Что-то не верится.

— Не хочешь — не верь, — после некоторой паузы сказала она.

— Тогда почему ты так расстроилась?

— Так… — Тина посмотрела куда-то в стену. — Неприятно и все. Разные воспоминания… Не обращай внимания. Слушай, — она повернула к нему свое хмурое лицо. — А в этот раз, говоришь, тоже ничего не выяснили?

Сергей отрицательно помотал головой.

— Никаких конкретных людей, фамилий?..

— А чего это ты так заинтересовалась? — спросил он. — То — «не обращай внимания», то…

— Ну, ты можешь сказать или нет!? — бросила Тина нервно. — Трудно тебе?!

— Ничего конкретного, — ответил он.

Она докурила сигарету и затушила окурок в пепельнице.

— Ты ничего больше не хочешь мне сказать? — осторожно поинтересовался Сергей. — Ну, не мне, так хотя бы Кириллу?

— Бесполезно это все, — тихо обронила Тина. — Пустая трата времени.

— Почему? — спросил Сергей.

— Не знаю — почему!.. — быстро сказала она. — Предчувствие… Интуиция, если хочешь. Никого здесь в резервации не найти.

— Но почему? — снова спросил он.

— Ну, говорю же, что не знаю! — недовольно ответила Тина. — Чувствую — вот и все! По крайней мере, Женьки Смирновой здесь точно нет.

— А другие?

Она пожала плечами.

— А как думаешь: есть ли хоть какая-то связь?

— Ничего я не думаю, — сухо проговорила Тина. — Откуда мне знать, в самом деле?

— А интуиция? — сказал Сергей, не сводя с нее взгляда. — Шестое чувство?

— Слушай, не надо, а! — раздраженно выпалила она. — Ну, не привязывайся к словам, ладно? Ничего я не знаю! И вообще, ничего я не говорила. Замяли…

Она поднялась, легко отстранила Сергея и подошла к плите, на которой продолжала неистовствовать вода в кастрюле.

— Тина… — начал было он.

— Хватит, Сережа, — уныло, но твердо сказала она, не поворачиваясь. Сейчас Денис проснется — кормить надо. Не хочу больше об этом. И вообще, у меня плохое настроение.

— Ладно, — пожал плечами Сергей. — Как скажете.

Тина вытащила из тумбы пакет с рожками и стала торопливо его надрывать.

— Тебе в чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Не надо, — ответила она, — Ребенка покормлю — буду стиркой заниматься. У меня стирки на целый день.

— Тогда я пошел, Тина, — сказал Сергей.

— Конечно, — обронила она, бросив на него мимолетный взгляд через плечо. Пока. Завтра позвони, ладно? А дверь захлопни.

Он покинул квартиру Тины, вышел на улицу и направился к дому. По дороге он размышлял о странностях женского характера и хроническом непонимании его мужчинами. А ведь Тина явно что-то знает и скрывает, думал он. Ну, ничего, сказал он себе, все равно узнаем со временем. Если сама раньше не расскажет.

Перед самым домом он вдруг вспомнил, что на днях собирался в очередной раз зайти к Ревичу. День впереди долгий, подумал он, и с Кириллом на пару вдвоем поскрипеть мозгами еще успеется, а старик будет рад поболтать. Наверное, опять рукопись начнет подсовывать… Ладно, зайду ненадолго, решил Сергей и свернул к четырнадцатиэтажке, где на восьмом этаже жил библиотекарь.

— Вопрос, конечно, интересный, — сказал Ревич. — Насколько Оболочка простирается вверх… Неизвестно, Сережа. Другими словами, вы хотите знать, пытались ли покинуть резервацию через верх?

— В общем-то, да, — кивнул Сергей.

— Пытались понять, каковы геометрические формы у Оболочки, но так толком ничего и не поняли. То, что не сфера — это точно. В конечном итоге, кажется, пришли к мнению, что Оболочка — это что-то типа столба. Есть ли у нее верх, где этот верх — неизвестно. Ее же ничем не исследуешь, да еще эта «полупроводимость» мешает… Как, спрашивается, оценить размеры Оболочки, ежели никакими приборами она не регистрируется? Да еще проблема в том, что снаружи, в принципе, можно понагнать ученых, техники, оборудования, то да се… И что? Кто сюда добровольно пойдет? Было несколько добровольцев, как водится, да только ничего из этого не получилось. Не так-то все просто. Поначалу думали как-то вертолеты приспособить, какие-то канаты, тележки… Еще были другие проекты. Даже самые неосуществимые… Дело-то понятное, людей жалко, с горяча чего не напридумываешь? Потом, когда один вертолет разбился, пыл очень быстро угас. Два летчика погибли, кстати говоря.

Ревич вздохнул, снял очки и умолк, потирая веки.

— А вглубь? — спросил Сергей.

— Что — вглубь?

— Насколько она вглубь уходит?

— А то же самое… Никто не проверял. Во-первых, я не представляю, как это можно сделать. А, во-вторых, зачем? Тоннель, скажете, рыть? Несерьезно, Сережа.

— А, например, канализация?

— Канализация? Помилуйте… Это только на Западе канализационные трубы такие, что можно идти во весь рост. А у нас… Чтоб помереть в нашей канализации и Оболочка не нужна! Вы понимаете… — Он на мгновение задумался. — Все это не то!.. Нельзя эту проблему пытаться решить примитивными способами. Не вяжется… Согласитесь?

— А кто-нибудь пробовал насильно пройти сквозь Оболочку? — спросил Сергей.

— Насильно — это как? — сказал Ревич, вскинув брови.

— Ну… Несмотря на ощущения.

— Но вы же пробовали! Разве вы не ощутили, что вот еще шаг и — конец?

— Ощутил, — сказал Сергей. — Тем не менее… Кто-нибудь проверял?

— Да, были такие, конечно, — сказал Ревич. — Поначалу-то. В самые первые дни. Рискнули. Один ведь что удумал? Решил не доверяться своим чувствам. Раз ноги подкашиваются, силы покидают, то он просто-напросто прикрутил себя к рулю грузовика, ноги — к педалям… Короче, продумал все до мелочей, и дал газу.

Ревич сделал паузу и водрузил очки обратно на нос.

— Ну и?..

— А как вы думаете? — Он невесело усмехнулся. — Хорошо, что на шоссе, ни в кого не врезался. Понимаете, мне кажется, нельзя так уж недооценивать ту силу, которая создала Оболочку. Ведь даже, едва столкнувшись с принципами резервации, уже сразу начинаешь понимать, что с нахрапу, с наскоку ничего тут не сделаешь! Вы согласны со мной? Если б все так было просто, господи!.. Потом еще кто-то один тоже возомнил себя «Икаром». Это быстро прошло. Такие примеры, хоть и чужие, здорово отрезвляют, поверьте…

— А отчего они умерли?

— Ни от чего. Просто перестали жить и все. Известен вам такой диагноз?

— Где-то я его уже слышал, — пробормотал Сергей.

— Хотите еще чаю? — заботливо поинтересовался Ревич, привстав с дивана.

— Нет, спасибо, Рудольф Анатольевич, — покачал головой Сергей. — Уже хватит.

— Ну, как хотите, — проговорил Ревич и сел обратно. — Я, пожалуй, тоже больше не буду…

Он откинулся на спинку дивана и скрестил на груди руки. В тишине было слышно тиканье настенных часов да приглушенные звуки хозяйского магнитофона за дверями комнаты.

— Я вам больше скажу, Сережа, — проговорил Ревич. — Было ведь, кстати, много попыток обмануть принцип разумности. Какие только пути не пробовали, э-э, что вы… Самое простое, конечно, это сон, да? Ну, первое, что в голову приходит… Пробовали сон. Что дальше? Анабиоз пробовали, гипноз пробовали все пробовали! Пьяными до бессознательного состояния напивались…

— А клиническую смерть? — спросил Сергей.

— Были и такие идеи, — кивнул Ревич, — Только с клинической смертью шутки-то, знаете ли, плохи. Она, между прочим, от обычной ничем не отличается, насколько я знаю. Да и затея эта сильно походит на русскую рулетку.

— Хотите сказать, что потом могут не откачать?

— Не только это. Неизвестно, как на это отреагирует Оболочка. Вы бы, например, рискнули? Вот видите… Ищи потом крайних! Я же говорю, это не та задачка, которую можно решить, посидев и пошевелив мозгами вечер-другой. Это было бы слишком просто.

— Как же, по-вашему, тогда эту задачу вообще решать? — спросил Сергей.

— Как угодно, но только не тривиальными методами! — вздохнул Ревич. Тривиальные методы заранее обречены на провал. Решение не лежит на поверхности, вот в чем дело.

— А есть оно вообще? — усомнился Сергей. — Решение-то?..

— Тут мнения расходятся, — произнес Ревич, разводя руками. — Каждый считает так, как находит нужным считать. Помните, я вам уже говорил, что здесь каждый сам для себя определяет, что такое для него резервация. И, может статься, что не следует даже пытаться найти какое-то общее решение. Понимаете меня? Я вам не рассказывал, Сережа, о проекте глобального анабиоза? — спросил он. — Был такой в свое время. Не рассказывал?

— Не помню что-то, — ответил Сергей. — Нет, наверное, не рассказывали.

— Знаете, в те времена, когда еще вокруг резервации отиралась всякого рода научная братия, среди прочих бродила одна идея. В этих самых научных кругах. Ну, их много всяких идей тогда бродило… — Он задумался на какое-то время. Так вот, согласно этой гипотезе, предполагалось, что Оболочка — есть некое биоэнергетическое образование и представляет собой как бы симбиоз, некоторый сплав, что ли, индивидуальных разумных энергетик всех населяющих резервацию людей. То есть, якобы, каждая конкретная энергетика мыслящего индивидуума в резервации представляет собой элемент Оболочки. Понимаете? Она состоит из них будто из кирпичиков. Получается, что население резервации само держит себя в энергетическом коконе. Причем кокон этот поляризован, что каким-то образом и связано с четным количеством индивидуальных энергетик. Чтобы разрушить Оболочку, утверждал автор, можно попытаться погрузить всех резервистов одновременно в анабиоз или какое другое состояние, что временно ликвидировало бы Оболочку, ну и так далее…

Он замолчал, что-то вспоминая, и Сергей поднялся с кресла.

— Как? — немного разочарованно произнес Ревич. — Посидите уж еще! Больно уж быстро… Чаю не хотите — тогда так просто побудьте!

— Нет, спасибо, — сказал Сергей. — Засиделся я у вас. Домой надо идти, а то у Кирилла там уже, наверное, предохранители в мозгу перегорели.

— М-да-а… — протянул Ревич. — Кирилл хороший. Вы держитесь за него, Сережа. В резервации многие изменились за эти годы. А Кирилл молодец. Сердцевина у него крепкая — без гнили.

Сергей направился было к двери, но тут Ревич воскликнул, вскакивая с дивана:

— Постойте! А рукопись? Вы, между прочим, обещали, что ознакомитесь с ней…

Сергей остановился и обернулся. Ревич сутулясь стоял посреди комнаты и с ожиданием смотрел на него.

— Понимаете, Сережа, — забормотал он, — мне будет очень приятно, что хоть кто-то заинтересуется моей работой. Я, знаете ли, в нее столько вложил…

— Рудольф Анатольевич, — заверил его Сергей. — Я и не отказываюсь от своих намерений. Только не сейчас, договорились? Мне Кирилл просто сейчас не даст отвлечься. Вот разберемся чуть-чуть с проблемами, и я обязательно ее у вас возьму.

— Возьмите, возьмите, — поспешно закивал Ревич.

— Кстати… Вы про рукопись заговорили, — сказал Сергей, — и я тут вспомнил… Я когда от своих прежних хозяев к Кириллу-то жить ушел, забыл у них одну любопытную тетрадку. Тоже какая-то рукопись… Мне ее хозяин квартиры навязал. Он эту тетрадку где-то в тайге нашел несколько лет назад. Все умолял прочитать.

— А что за тетрадь? — спросил Ревич.

— Сам не понимаю, — пожал плечами Сергей. — Что-то типа дневника. Описываются некие загадочные события, которые якобы произошли несколько лет назад в здешних лесах. Я ее начал читать — вроде, похоже на беллетристику, а с другой стороны… В наше время… В общем, странно. Надо будет как-нибудь зайти и забрать. Не люблю оставлять дела недоделанными.

— Значит, у вас уже образовалась очередь из рукописей? — шутливо заметил Ревич. — Прямо как в редакционном портфеле.

— Да вы не переживайте, я с этой тетрадкой быстро разберусь. Там не так уж много… Потом, может, и вы ей заинтересуетесь, а, Рудольф Анатольевич? Вдруг это не выдумки, вдруг это было на самом деле?

— Конечно, приносите, Сережа, — сказал Ревич. — Любопытно будет посмотреть. — Он помолчал и добавил: — Может все-таки, глянете на мои труды? Я не уговариваю сейчас их взять — потом, так потом, но… Просто хотя бы посмотрите, полистайте. Пять-то минут… А?

Взгляд у него был умоляющий, весь он казался каким-то беспомощным, и Сергей сдался.

— Ну, ладно, — смиренно сказал он. — Бог с вами, несите. Полистаем.

Кирилл отложил листки, встал с дивана и, скрестив руки на груди, снова стал расхаживать по комнате. Возле стола он на несколько секунд остановился, взял пустую пачку из-под сигарет, озабоченно повертел ее в руках и почесал в затылке.

— Может быть, — небольшой перерывчик? — предложил Сергей. — А то голова гудит…

— Я все равно чувствую, что это он, — пробормотал Кирилл, сверля взглядом пачку. — Не могу доказать, но вот чувствую! Я все равно это докажу, — твердо сказал он. — Рано или поздно.

Он бросил пачку обратно на стол и продолжил свое расхаживание.

— В конце концов, почему тебя заклинило именно на Климе? — спросил Сергей устало. — Среди полутора тысяч человек достаточно людей с таким же телосложением и ростом.

— Но среди людей с таким же телосложением и ростом будет очень немного тех, кто станет по ночам срывать с женщин сережки!

— Но это же не значит, что это обязательно Клим? — сказал Сергей. — Сам же говоришь, что чужая душа — потемки. И потом, тебе фигуру нападавшего описала только одна пострадавшая. А вдруг у нее такое же предвзятое отношение к Климу, как и у тебя? Я полагаю, что в резервации у многих предвзятое отношение к нему. Тут ничего удивительного нет.

— Да при чем здесь предвзятое отношение? — поморщился Кирилл. — Я же не говорю, что надо идти и арестовать его! Или, понимаешь, учинить допрос…

— А что же ты предлагаешь, Кир?

— Думать надо, — сказал Кирилл. — Пусть это окажется не Клим, пусть! Но я все равно его проверю. Понимаешь, Серега, меня беспокоит, что этот грабитель слишком нагло действует. Вот что непонятно. Или это непрофессионализм, или он просто не боится. Вопрос: почему он не боится? Если этим занимается Клим, то наступит момент, когда он допустит ошибку. А так как я взял его под пристальное наблюдение, то любой ближайший прокол его будет засвечен. Вот тогда он и будет у нас вот где! — Кирилл потряс в воздухе рукой, сжатой в кулак. — Он не понимает, что ситуацией можно элементарно воспользоваться! И вообще — у меня интуиция!

— Да?

— Да! Ты, что в интуиции не веришь?

— Почему же…

— Да он это, Серега, — проговорил Кирилл. — Чую я… Вот увидишь.

— А доказательства? — сказал Сергей.

— Хорошо, — вздохнул Кирилл после паузы. — Давай собирать доказательства, факты… Только на это опять уйдет время! Ты знаешь сколько времени ходит запрос, когда мы его посылаем наружу? Кстати, скоро должен придти, наверное…

— Кто должен придти? — не понял Сергей.

— Запрос, — ответил Кирилл. — Я просил Филина послать в город запрос насчет Клима. Он у нас запросами занимается. Пусть они там в городе проверят по своим каналам его прошлое. Так что темная лошадка должна скоро немного посветлеть. Дождемся, а там посмотрим.

— Слушай, давай все-таки немного передохнем, а? Чаю хоть хлебнем.

— Чаю, чаю… — пробормотал Кирилл. — Я вот сигареты, понимаешь, забыл купить. Идти придется.

Он сел на диван и откинулся на спинку, заложив руки за голову. Однако в этой позе он пребывал недолго. Резко развернувшись к Сергею, он заговорил:

— Тут вот что еще интересно… — Глаза его прищурились. — Ситуация с Климом имеет одну особенность. Дело в том, что Клим может покинуть резервацию в любой момент, когда пожелает! Прикидываешь?

— Постой. Что это объясняет?

— Да то, что если, предположим, Клим решил в ближайшее время слинять из резервации, что тогда?

— И что тогда?

— Да он хапает, по идее, все, что успевает. Потом ищи ветра в поле! По крайней мере, если он скоро подаст заявку в ООН, я не удивлюсь. Удобно, короче, устроился. Боюсь, только, если такое произойдет, то мы можем не успеть его взять.

— Кир, не беги впереди паровоза…

— Ну, ты сам прикинь: зачем здесь, в резервации, это награбленное золото?! Что с ним тут делать? Козлу ясно, что оно предназначено для переправки наружу. Ты чувствуешь, как все сходится?

— Я чувствую непреодолимое желание выпить чаю! — сказал Сергей с напором. — Очень непреодолимое.

— Ладно, черт с тобой, — махнул рукой Кирилл. — Иди делай чай, а я сбегаю до киоска, пока он не закрылся. Непреодолимо, понимаешь, охота курить.

С озабоченным видом Кирилл вышел из комнаты и через некоторое время входная дверь за ним захлопнулась. Сергей сгреб все листки с записями и направился на кухню, поинтересовавшись по пути у Анны Васильевны, не желает ли она чаю. Анна Васильевна поблагодарила его и отказалась. Она читала книгу.

На кухне Сергей включил под чайником газ, уселся за стол, нашел один из листков и пробежал его глазами. Прыгающим почерком Кирилла там было написано: «1) Смирнова Евгения Петровна, 29 лет, техник участка опытного оборудования, не замужем, Январская, 8 — 51, Ахметзянова К.С. 2) Бурза Андрей Владимирович, 33 года, ст. инженер отдела 08, женат, Солдатова 4 — 14, семья Турских, 5 мая не вышел на работу. 3) Котельникова Светлана Анатольевна, 25 лет, инженер-конструктор, не замужем, Солдатова 8 — 48, семья Семеновых». В результате взволнованных и эмоциональных рассказов Кирилла о своих попытках расследовать эти странные случаи, найти хоть какие-то следы, ведущие к разгадке, или хотя бы намеки на них, в результате их многочасовых обсуждений в течение последних нескольких дней в стремлении найти какую-либо общность во всех трех ситуациях исчезновений, вырисовывалась следующая картина. Примерное время пропажи первой девушки определялось как февраль-март прошлого года. Именно тогда она не появилась на очередной квартальной сверке в марте. Любопытным было и то, что незадолго до того, третьего февраля Смирнова неожиданно для всех уволилась с работы, не дав по этому поводу никаких вразумительных объяснений. Но на объяснениях никто особенно в то время и не настаивал (в конце концов, это личное дело каждого — когда и при каких обстоятельствах увольняться) и все прошло довольно незаметно, и никто не придал сему факту особого значения. Подруг, кроме Тины, у Смирновой, в резервации не было, да и Тина (как выяснил у Кирилла Сергей) практически ничего интересного не сообщила. С ее слов выходило, что для нее исчезновение Смирновой было такой же полной неожиданностью, как и для всех остальных. Бабка Ахметзянова, у которой жила Смирнова, была законченной алкоголичкой с весьма ограниченным кругом потребностей и индифферентным отношением ко всему окружающему. Она абсолютно никак не прореагировала на исчезновение своей квартирантки, и даже не смогла вспомнить, когда видела ее в последний раз. Второй человек в резервации исчез спустя два месяца. Случай с Бурзой выглядел чрезвычайно просто. Он просто не вышел на работу пятого мая, хотя четвертого был и на работе и дома. Прочесывание территории резервации опять ничего не дало. Но самое странное было в том, что в обоих случаях не нарушилась четность. Это было самое необъяснимое явление, которое давало пищу для всевозможных толкований. В кругах, имеющих доступ к этой информации, поговаривали даже о появлении нового принципа резервации, который еще только предстоит понять. Во избежание возможной паники, мэрия стала предпринимать отчаянные попытки, чтобы ограничить распространение информации о пропажах, и это ей вполне удалось. С необъяснимостью, как водится, смирились, а оба дела постепенно замяли. На последующих сверках никто больше не пропадал, и страсти постепенно улеглись. Возможно про все это со временем и забыли бы, если бы спустя год история вдруг не повторилась, причем с развитием событий по знакомой схеме.

Инженер-конструктор Котельникова почти точь-в-точь повторила сценарий исчезновения Смирновой с некоторыми непринципиальными различиями. Она не стала увольняться из конторы, а взяла бессрочный отпуск с двадцать четвертого марта этого года, спустя три недели после сверки. На работе она объяснила свой уход тем, что хочет попробовать себя в стезе воспитателя детишек, в семье хозяев сочинила что-то про переезд на другую квартиру, якобы по указанию ООНа. В общем, как и в первый раз, ни у кого не возникло никаких подозрений, и Котельникова благополучно канула в Лету, вплоть до нынешних дней, когда все это и всплыло наружу. Стабильность резервации снова оказалась нетронутой, и в очередной раз запахло паникой. Вырисовывалась таинственная система, по крайней мере, первый и третий случай имели явное сходство. Обе девушки были не местными, обе вели довольно отчужденный образ жизни и почти ни с кем не общались, обе жили на одиночном подселении — словом обе имели достаточно необходимых условий, чтобы исчезнуть, как можно более незаметно. Главнейшие вопросы при этом были в том, действительно ли они хотели этого и зачем они хотели этого, или же они стали слепыми жертвами чьей-то неведомой воли. Вот уже две недели Кирилл отчаянно пытался найти хоть малейшую зацепку в этом деле, целыми днями носился по резервации, поднимал материалы годичной давности, повторно опрашивал всех возможных и невозможных свидетелей. По вечерам он вовлекал в эту головоломку Сергея. С Кирилла ежедневно чего-то требовал Барновский, регулярно спрашивая у него о том, как продвигается дело. Ситуация осложнялась еще и тем, что через две недели в резервации предстояло отчетно-перевыборное собрание, вероятность утечки информации была очень велика, и все это, конечно, не играло на руку теперешней власти. Кирилл буквально лез из кожи, добросовестно пытаясь родить хоть какую-нибудь видимость результата, но дни шли за днями, ничего кроме абстрактных гипотез различного толка не появлялось, времени до выборов оставалось все меньше и меньше, лицо Барновского становилось все более хмурым, а вид у Кирилла — все измученней и измученней.

Чайник на плите закипел. Заваривая чай, Сергей продолжал размышлять. Вспомнилась его сегодняшняя случайная встреча с Лыткиным. Это произошло днем в столовой. Несколько дней назад Валера показал Сергею щуплого, приземистого, усатенького Лыткина. С того дня в разговорах между собой они стали называть его «клиентом». А сегодня Сергей заметил Лыткина за одним из столов и намеренно сел рядом. Он наблюдал за ним в течение всего обеда. Обыкновенный, заурядный, одинокий инженер в возрасте сорока с чем-нибудь лет. Ходит покорно на работу, кушает в столовке гречневую кашу с котлетой, ждет удачи в розыгрыше, ворчит на Вселенную и потихоньку спивается… Никак этот Лыткин не тянул на таинственную фигуру, знающую способ проникнуть через Оболочку. Ну, никак не тянул. Но переубедить Валеру, с азартом взявшего раскручивать это дело, было невозможно. Да с другой стороны Сергею и не особо хотелось его переубеждать. Будь, что будет, думал он. К тому же из головы в последнее время никак не выходила поговорка про тихий омут и его обитателей…

Вернулся Кирилл. Он бросил на стол уже распечатанную пачку сигарет и опустился на табурет. Сергей стал разливать чай в чашки. Кирилл бросил взгляд на листки с записями, лежащие на столе.

— Ну, что пришла в голову какая-нибудь светлая мысль? — спросил он. Сейчас Петровича встретил. Требует хоть что-нибудь. Я его понимаю, с одной стороны… Выборы на носу, по резервации всякие идиотские слухи ползают… Ну, что я ему дам? Рожу, что ли, этих пропащих душ? У нас народ ведь дурной разорутся на собрании, бочку на полицию начнут катить…

— И что, Барновского могут не переизбрать? — спросил Сергей, размешивая сахар.

— Теоретически, конечно, все возможно, — сказал Кирилл. — Да, дело-то, понимаешь, не в этом… Думаешь, Петрович об этом больше всего переживает? Ну, сместят его — а толку? Лично я считаю, что лучше кандидатуры все равно у нас нет. Барновский разве виноват, что такие дела пошли, да еще как назло перед самыми выборами? — Он торопливо отхлебнул из своей чашки, едва не обжегшись. Просто дурацкое стечение обстоятельств! Не переизберут Петровича — будет только хуже, вот и все.

— Слушай, Кир, — сказал Сергей, — а не может так быть, что кому-нибудь это на руку? Не в политических ли целях вся эта кутерьма? Чем черт не шутит, а?

— Ну, ты загнул… — искренне изумился Кирилл. — Ты что, Серега? Какие политические цели? О чем ты говоришь?! Снимать с людей обручальные кольца — в политических целях? Или исчезать по непонятной причине — в политических целях? Смешно! Ты что, как Май, что ли, заговорил там… о кризисе общества, или еще что-то в этом духе?..

— Ладно ты, не распаляйся, — проговорил Сергей. — Это я к слову…

— Распаляйся — не распаляйся, — вздохнул Кирилл, — а не сносить мне скоро башки, я чую. Затрещат мои косточки, ежели не найду хоть что-нибудь.

— Да ты-то тут при чем? — сказал Сергей. — Кир, ну ведь выше головы не прыгнешь, правильно? Придется тебе их действительно рожать.

— Это тоже отпадает, — снова вздохнул Кирилл. — Рожать-то запрещено, вот в чем фокус-покус… Начальству ведь тоже не всегда объяснишь, что выше головы не прыгнешь. Скажет: плохо работаешь Зеленин! Давай-ка прыгай милый выше головы!..

— Ну, а если нет их в резервации на самом деле? Этих исчезнувших-то… Не биться же лбом в стену!

— Да здесь они где-то, — отмахнулся Кирилл. — Как пить дать… Раз четность не нарушилась, значит — здесь! Ну, сам прикинь! Спрятались где-то не пойму только на кой ляд им это нужно? Ох, не пойму, Серега…

— Но почему ты обязательно считаешь, что они именно здесь? — спросил Сергей. — А тебе не приходило в голову, что они могли найти способ покинуть резервацию, не нарушая четность?

— Тайком от всех? — скривился Кирилл. — И как это «покинуть»? Да еще не нарушая? Никто не знает, как это сделать, а несколько человек знают и никому не говорят! С какой это стати? Для чего?

— Для чего, да почему — это уже второй вопрос, Кир, — сказал Сергей. — Кто знает с чем это связано? Может быть, это не каждому дано. Речь не о том, почему они себя так повели, а не иначе, а о том, какие вообще здесь можно делать допущения. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Да понимаю… — протянул Кирилл. — Ты хочешь все усложнить. А я, наоборот, пытаюсь упростить… Конечно, я не исключаю вероятности, что все это связано с чем-то таинственным. В конце концов, в резервации же живем, всякое, по идее, здесь возможно, но… — Он в озабоченности замялся. — Понимаешь, вот не верю я в сверхъестественность и все тут! Люди за всем этим стоят, понимаешь — люди! Их только надо раскусить. А ты что, веришь, что они действительно нашли способ уйти отсюда? — вдруг спросил Кирилл, пристально уставясь на Сергея. — Ну вот почему, объясни!

— Да не то, чтобы верю, — сказал Сергей. — Я тоже не любитель умножать число сущностей сверх необходимости… Просто я не сбрасываю это со счетов, Кир. Всегда как бы держу в голове такую вероятность. А ты сбрасываешь. И Барновский тоже сбрасывает, насколько я понял из твоих рассказов. Напрасно, я считаю, напрасно.

Наступила пауза. Из головы у Сергея все никак не выходили слова Тины о тщетности поисков пропавших. Кирилл шумно засопел и стал торопливо пить горячий чай большими глотками.

— Ну, не знаю… — бормотал он при этом. — Не знаю… Вот помнишь, ты мне на той неделе советовал прощупать, есть ли связь в работе Котельниковой, Смирновой и Бурзы? Помнишь? Кто какой тематикой занимался, и есть ли какие-то точки соприкосновения там…

— Конечно, помню. Ну и что?

— Да ничего. Два дня потратил на все это и ничего не выудил. Не было у них никакой связи в тематике. Смирнова так вообще техником работала, никакими разработками не занималась, чуть ли не провода на что-то там наматывала… Какая, по идее, тут может быть зацепка?

— Да там видно будет, — сказал Сергей ободряюще. — Ты накапливай себе информацию, накапливай. Никогда заранее не знаешь, что может пригодиться в будущем. Сейчас ты не видишь связи, а потом глядишь: хоп и осенило!

— Не, в конторских делах я больше копаться не буду, — заверил Кирилл. Только время терять. Ерунда все это. Не там надо искать.

— Но все трое были конторские, — напомнил Сергей. — Это о чем-то должно говорить.

— Это простое совпадение, — отмахнулся Кирилл. — Чего ты так прикопался к этой конторе? Ты как Филин, что ли, хочешь ее во всем обвинить?

— Интересно, а в чем это Филин обвиняет контору?

— Да во всех смертных грехах, господи… И в том числе, в возникновении резервации. Первый раз узнал, что ли? У Виктора-то свой, конечно, взгляд на нашу жизнь. С ним тут спорить бесполезно. Да ладно, это его личное дело… Ты мне лучше вот что скажи, — вдруг произнес Кирилл. — Появились у тебя все-таки какие-нибудь светлые мысли или не появились? Я же вижу что у тебя шарики-ролики скрипят. Давай подкинь чего-нибудь только не про контору, я прошу…

— Скажи-ка мне, Кир, — задумчиво проговорил Сергей, — а как после этих исчезновений повели себя родственники пропавших? Как они отреагировали?

— Да как еще они могут отреагировать? — удивился Кирилл. — Не знаю… Они же все за пределами резервации живут — как ты за ними углядишь? Им сообщили и все, а что еще-то? Что ты имеешь в виду, вообще?

— Что ты знаешь о дальнейшей судьбе родственников? Были ли там какие-то странности? Или этим никто не интересовался?

Кирилл пожал плечами.

— Можно сказать, что никто и не интересовался… А зачем? Допустим, пропажу Котельниковой недавно же обнаружили… Наверное, сообщили родителям. Я не знаю — это мэрия такими вопросами занимается.

— Хорошо, Котельникова — не в счет. Остальные?

— Ну, вот я помню только, что после пропажи Смирновой мать ее перестала сюда ходить. Так это понятно… А через несколько месяцев, она, кажется, уехала из города. Квартиру, вроде, продала и уехала куда-то к родне. Ну, а что тут странного? Они с матерью вдвоем жили, родня в другом городе… С одной-то стороны: чего ей тут делать? Вполне объяснимо, я думаю.

— Получается, что мать ее не считает, будто ее дочь где-то здесь прячется. Так?

— Да откуда я знаю, что там ее мать считает! — встрепенулся Кирилл. — Я с ней и не общался сроду. Ты что хочешь этим сказать?

— Ничего, — спокойно ответил Сергей. — Я только интересуюсь. Давай дальше.

— А что дальше… — Кирилл нахмурился. — К Бурзе этому тоже частенько жена бегала. Он исчез — она перестала бегать, вот и все.

— Она-то в другой город не уехала?

— Не слышал. Навряд ли, я думаю… Сынишка у них был еще маленький. Это надо узнавать, честно говоря…

— Вот и узнай, — сказал Сергей. — У вас же есть свои каналы в городских властях. Сделай запрос.

— Серега, — напористо произнес Кирилл. — Ты можешь конкретно сказать, что ты предлагаешь? Не ходи, понимаешь, кругами!..

— Объясняю конкретно, — сказал Сергей. — Я предлагаю попросить городские власти установить за семьей Бурзы и Котельниковой легкую слежку. Ненавязчивую такую. Желательно найти где-то фотографии пропавших или хотя бы составить их подробное описание. В общем, это уже дело техники. Многое зависит от того насколько власти согласятся нам помочь. Короче, идея-то тебе ясна? — спросил Сергей. — Нужно проверить не объявились ли наши пропавшие за пределами резервации. Только сделать это аккуратно, чтобы никто ничего не понял. Потому что наши ошибки должны оставаться только с нами. Просек?

— Ах, вот ты о чем!.. — несколько разочарованно протянул Кирилл. — Опять ты об этом… Это есть твоя светлая мысль?

— Но это лучше, чем ничего. А что тебе не нравится?

— Ну, я же говорю, что не верю я в это…

— Я не прошу тебя поверить, Кир, — настойчиво сказал Сергей. — Я прошу тебя выяснить. В конце концов, это ведь не очень сложно?

Кирилл вздохнул и почесал в затылке.

— Или это неосуществимо? — спросил Сергей. — Ты подумай.

— Да как сказать, — пробормотал Кирилл. — Сложно — не сложно… Барновского можно сюда подключить… Это через мэра надо все равно. Не нравится мне это, конечно. Но если ты считаешь…

— Других идей пока нет, — заметил Сергей. — А проверить никогда не помешает. Так же должен рассуждать полицейский, а? Если это можно сделать, то это надо сделать. Ну как?

— Ладно, — выдохнул Кирилл. — Попробуем что-нибудь придумать. По идее, ты прав: лучше хоть что-то предпринимать…

— Тем более, что тебе самому ничего не надо делать. Главное правильно обработать начальство. Ну, а если ничего не выйдет, то не страшно. Отрицательный результат тоже на дороге не валяется.

— Завтра, — проговорил Кирилл. — Завтра поговорю с Барновским. И с Посаженовым. Без него вряд ли получится…

Он замолчал, напряженно глядя в потолок.

— Ну, хватит напрягаться сегодня, — сказал решительно Сергей. — Пойдем лучше в бар!

Кирилл не отреагировал. Он навалился на стену, скрипнув табуретом, и вытянул ноги.

— А ты знаешь, о чем я тебе еще не рассказал? — устало усмехнувшись, поинтересовался он.

— О боже, — выдавил Сергей. — О чем же еще, черт тебя подери?

— Помнишь тогда с Валерой про Артема говорили? — медленно произнес Кирилл. — Ну, что он, мол, в город по ночам ходит. Помнишь? Валера еще какие-то гипотезы толкал… Мол…

— Да, помню, помню, — торопливо сказал Сергей.

— Я-то, конечно, во всякие эти идеи не верю, — сказал Кирилл. — Поговорили тогда и все, вроде бы? А что-то вот у меня внутри после того заело и все! Не выходит из головы, хоть тресни.

— Стал сомневаться? — спросил Сергей. — А нет ли в словах нашего Валеры частицы правды? Нет, Кир… Вряд ли, Артем прикидывается. Вот в это уже я не верю.

— Не в этом, понимаешь, дело! — сказал Кирилл. — Мне самому стало интересно узнать куда и когда он ходит. Вот зудит где-то внутри… Я знаю, что пока не выведаю, то так и будет зудеть. Короче, решил я, Серега, за Артемкой последить немножечко.

— А-а, — сказал Сергей. — Вон оно что! Ну, ну…

— Стал я, значит, за ним в последние дни приглядывать, — продолжил Кирилл размеренным тоном. — Стараюсь почаще возле их дома бывать. Особенно, ближе к ночи. И представляешь, Серега, вот смех смехом, а за эту неделю он дважды ходил в город ночью! Ты прикидываешь: ночью, блин! В город! Куда? Зачем?

Кирилл резко оторвался от стены и развернулся к Сергею.

— Ночью — это означает, чтобы никто не видел, — проговорил он сосредоточенно. — Это, вроде, так. Но вот на кой ляд?! Первый раз он пошел где-то после двенадцати, а вчера — в час.

— А я думаю, чего это вы так допоздна дежурить стали? — сказал Сергей. — А почему же ты раньше мне не говорил?

— Не хотел до времени, — ответил Кирилл. — Думал, мало ли что… А вчера-то я все же решил, что неспроста это, Серега. Ох, неспроста… Что-то тут есть! Понимаешь, оба раза у Артемки с собой ничего не было. Ни сумки, ни свертков никаких… Налегке шурует парень. И по одному, маршруту. Как из дома выходит, сразу сворачивает и мимо стройки прямиком к Магистральной. Прикидываешь? По этому маршруту его очень трудно засветить. Только если специально задаться этой целью, как я…

— А он тебя видел? — осведомился Сергей. — Или ты — перебежками?

— По разному, — сказал Кирилл. — Не должен был видеть, по идее… Но вот какая штука, — Кирилл щелкнул в воздухе пальцами. — Все время, пока я за ним шел, у меня было такое ощущение, что я не один его пасу. Словно затылком чувствовал и все! Как будто кто-то Артема контролировал… Не знаю, может, показалось… Ночью всякое может показаться, с одной-то стороны. Короче, чертовщина какая-то. Что все это означает, а? Ты знаешь, я даже в один момент засомневался: вдруг он вовсе и не того, — Кирилл покрутил пальцем у виска. Шутки шутками; Валера всякого может набрехать, конечно… Но даже я засомневался, Серега! Не так чтобы на полном серьезе…

— Погоди-ка, — сказал Сергей. — Что ты дальше-то решил делать?

— Пока ничего, — ответил Кирилл. — В личные контакты с семейством Чистяковых, я считаю, вступать еще рано. Пока копим информацию, наблюдаем… Я еще знаешь, что хочу? Попробовать в следующий раз дождаться его возвращения из города! Интересно, долго он там бывает или нет?

— Кир, мне не нравится, что ты шатаешься по ночам в одиночку, — серьезно сказал Сергей.

— А кого мне бояться? — воскликнул Кирилл.

— Не знаю, не знаю… Нехорошо это. Предчувствия, что ли…

— Вот веришь или нет, — вздохнул Кирилл, — а в последние дни у меня тоже какие-то такие ощущения появились… Сам не пойму. Ни с того, ни с сего! Что-то ноет и ноет… И еще странная штуковина, Серега! Сон вдруг стал сниться! Один и тот же, прикинь! Сроду со мной ничего подобного не было… Представляешь, Серега? Чтоб один и тот же сон по несколько раз снился… Чудно как-то…

Кирилл снова вздохнул и сдвинул брови.

— И сон-то какой-то странный. Будто иду это я неизвестно куда, а вокруг ничего не видно. Не то вечер, не то ночь — непонятно. Какие-то сумерки… И будто туман кругом… Я, значит, все иду и иду, ничего не понимаю, а из этого мрака какие-то тени выскакивают! Главное, мелькают передо мной, туда-сюда, слева направо… А я почему-то знаю, Серега, что это люди, но кто — различить не могу. Словно расплывается все перед глазами. И главное, я нутром чую, что это опасные тени, а сделать ничего не могу… Они, значит, мелькнут, эти призраки, и снова в сумерках исчезают. А я все иду и иду. И остановиться-то не могу. Или не хочу ли… А потом вдруг натыкаюсь на что-то невидимое, как бы на какую-то преграду, что ли… Неожиданно так, резко! И сон раз — и кончается. Представляешь? К чему это, а?

Он умолк, облизнул губы и пристально посмотрел на Сергея.

— Уже раза три или четыре снился, — сказал Кирилл. — Одно и тоже, блин. Серега, ты веришь в вещие сны?

— Я уж и не знаю, во что верить в вашей резервации, во что — нет, — сказал Сергей. — Но ночные слежки тебе одному лучше бы не производить.

В комнате зазвонил телефон.

— Петрович, наверное, — пожал плечами Кирилл и ушел с кухни.

Сергей допил остывший чай, встал и пошел следом. Когда он зашел в комнату, то застал Кирилла с недоуменным выражением на лице, стоящего возле телефона и вертящего в руках телефонную трубку.

— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Кто-то спросил, получили ли мы почту? И голос какой-то странный… Пацаны что ли балуются?

Он положил трубку на рычаг и почесал в затылке.

— Какую еще почту? — буркнул он непонимающе. — Мы сто лет уже ничего не выписываем… Мам! — крикнул он, выходя в другую комнату. — А где у нас ключ от почтового ящика?

Через минуту хлопнула входная дверь: Кирилл вышел из квартиры. Сергей сел на диван, и тут же вновь зазвонил телефон.

— Да, — сказал он, снимая трубку.

На том конце не ответили, только слышно было, как кто-то невидимый очень шумно дышит в трубку.

— Ну что, будем в прятки играть? — поинтересовался Сергей.

В трубке хихикнули, потом хриплый голос спросил:

— Ну?

— Баранки гну, — сказал Сергей.

В трубке не то засопели, не то зачавкали, потом раздались короткие гудки.

— Хм, — произнес Сергей задумчиво и положил трубку. — Пацаны, говоришь?..

Ему почему-то показалось, что не пройдет и минуты, как позвонят снова. Но прошло больше, чем минута, никто не позвонил, зато вернулся Кирилл. Выражение лица у него было странное-странное, какого Сергей еще никогда у него не видел. В руке он сжимал листок бумаги.

— Ты чего это? — удивился Сергей. — Что за письмо?

— А это не письмо, — осклабившись, проговорил Кирилл. — Полюбуйся.

Сергей взял протянутый ему листок бумаги. Он был сложен вдвое. На одной стороне его размашистыми печатными буквами было написано: «Зеленину», а на другой, такими же буквами — «Не суй свой нос в чужой вопрос. Меньше знаешь лучше спишь. Мы несколько раз предупреждать не будем».

— Забавно… — проговорил Сергей озадаченно. — Стало быть, «мы»?.. Слушай, сейчас опять кто-то позвонил!

— Что сказали?

— Ничего. Видимо, ждали, какая будет реакция. Кир, это не пацаны!

Кирилл бухнулся на диван и стал методично колотить ладонями по коленям. В его глазах сверкал огонь.

— Нет, ты посмотри! Кто-то будет меня учить, что ли?! — почему-то весело выпалил он. — Ну, что ты об этом думаешь?

— Да ничего пока что… — пробормотал Сергей. — Интересно, а какой чужой вопрос имеется в виду? Кир, а ты сам что думаешь? Какой вопрос-то?

— А это неважно! — воскликнул Кирилл. — Это, Серега, по идее, неважно…

Он опять вскочил на ноги и по своему обыкновению стал ходить по комнате, насупив брови и закусив губу.

— Это неважно! — повторил он, взмахнув рукой. — Они не будут несколько раз предупреждать… Ты понял главное-то, а?

— Нет, — честно признался Сергей. — Я вообще не понял, чему ты так обрадовался.

— Ты не понял? — Кирилл оживленно потер ладони. — Ты не понял главного?! Ну-ну!

— Нет, а что произошло, отчего у тебя так поднялось настроение?

— Да то! Это означает, — Он вырвал у Сергея записку и потряс ей в воздухе, — что мы на верном пути! Понял?! Это означает, что противник начал нервничать. Это означает, что мы их где-то зацепили! Зацепили, Серега, вот и все! А раз мы их зацепили… — Он подскочил к Сергею и ткнул пальцем его в грудь. — Раз зацепили, то рано или поздно должны клубочек этот распутать!

Нелепо размахивая руками и треща сучьями, он начал спускаться по склону в ложбину.

— Лешка!.. — выкрикнул я.

Но Прохоров никак не отреагировал. Он шел прямо туда, на свечение. Я не знал что мне делать: остановить его или нет. Я был в растерянности. Березин в нерешительности шевельнулся и посмотрел в мою сторону.

— Куда это он?! — вдруг встрепенулся Холодов, вытягивая шею. — Вы что? Верните его!

— Прохоров, стой! — крикнул я, но тот продолжал удаляться. — Саня, бросил я Березину. — Его надо остановить!..

— А если там радиация? — с опаской проговорил Березин. — Или еще какая холера…

— Нет там радиации! — выпалил Холодов. — Я же проверил… Да остановите его!

Он поднялся с травы, опираясь рукой о ствол дерева. Мы с Березиным, не дожидаясь его, стали торопливо спускаться в ложбину вслед за Прохоровым. И тогда мы столкнулись с еще одним феноменом этого странного свечения. По мере приближения оно нисколько не увеличивалось в размерах. Мы подходили к нему все ближе, расстояние до него сокращалось, но одновременно оставалось неизменным. Это было совершенно необъяснимо, это никак нельзя описать словами, и это настолько потрясало, что на какое-то время я даже потерял из виду фигуру Прохорова. Я был приворожен и загипнотизирован этим розовым светом, и в какой-то момент мне даже почудилось, что ноги сами несут меня к нему. Потом я словно очнулся и увидел, что Прохорова впереди уже нет. Когда и куда он успел исчезнуть, я не заметил. Очевидно, Березин испытал похожие ощущения, потому что мы одновременно застыли на месте и растерянно посмотрели друг на друга. До свечения оставалось не более двадцати метров. Прохоров никуда не мог ни свернуть, ни упасть на этом протяжении. Значит, он был внутри?!

— Что за черт?.. — прохрипел Березин, недоуменно таращась, то на меня, то на свечение. — Иван, он что, туда залез?

Нехорошие предчувствия стали овладевать мной. Даже в горле пересохло.

— Лешка! — прокричал я осипшим голосом. — Где ты?!

Прохоров не отозвался. Как вкопанные, мы стояли и не знали, что делать.

Сзади зашуршало — это нас догонял Холодов. Лицо его было очень озабоченное и серьезное.

— Что?.. — проговорил Холодов, отдуваясь. — Где он?

— Кажется, там… — произнес я.

— Ну, зачем?.. — как-то сдавленно произнес Холодов. — Что за ребячество, прямо!..

— А что? — вскинулся Березин. — Это опасно?

Он вдруг в два прыжка оказался возле Холодова и схватил его за отвороты плаща.

— Что теперь-то?! — со злостью выдохнул Березин ему в лицо и грубо встряхнул. — Что ты все молчишь как глухонемой?!

Холодов никак не ожидал такого поворота. Он ошеломленно выпучил свои бесцветные глаза и открыл рот, отчего стал похож на рыбу, выброшенную на берег.

— Мне надоело! — прорычал Березин и снова встряхнул его. — Ты нас сюда приволок неизвестно зачем… а теперь что?! Что теперь, я тебя спрашиваю?!

— Что эт-то значит?.. — вырвалось из Холодова. — Отпустите меня!..

— Саня, перестань! — сказал я. — Что ты в самом деле?

Но Березин не слышал меня. Он был напуган, он был зол. Он подтянул Холодова к себе вплотную и процедил:

— Может, ты желаешь туда? Вслед за ним? А то давай!..

— Иван… К-константинович… — запинаясь, вымолвил Холодов. — Скажите вы вашему… коллеге…

— Саня! — снова крикнул я. — Ну, причем здесь он? Он же тоже… Второй пилот!!! — рявкнул я раздраженно и тогда Березин остановился.

Он выпустил из рук Холодова и сник. С виска по щеке у него пробежала капля пота. Холодов обиженно засопел рядом. Я почувствовал внутри холодок. Я не знал, что делать. И самое паршивое, что этот Холодов, похоже, тоже не знал. Надо было принимать какое-то решение. И я так и не знаю до сих пор, какое бы я принял тогда решение, если бы в следующий момент не появился Прохоров.

Он возник в полной тишине, медленно проступив из свечения, словно изображение на фотографии, опущенной в проявитель. Он как будто вышел из облака. Я уже не помню точно, как он появился: сразу лицом к нам, или спиной, а потом уже развернулся. Он двинулся к нам, и каждый шаг, казалось, стоил ему огромных усилий, будто он шел на негнущихся ногах. Руки его безжизненно болтались вдоль тела, а на голове, почему-то, уже не было фуражки. Но самым странным было его лицо. Оно напоминало изваяние. Оно даже не было окаменевшим от шока или чего подобного, нет. Оно просто было лишено эмоций, как лица экспонатов в музее восковых фигур. Мы, потрясенные, смотрели, как он приближается, не в силах вымолвить ни слова. Не дойдя до нас каких-нибудь пять шагов, Прохоров упал плашмя, лицом в траву, словно подломленный.

В следующее мгновение в руке Березина появился пистолет. Он, наверное, и сам не понял, зачем вытащил его. Я поймал себя на том же порыве, но затем отдернул руку от кобуры. Какое, к черту, здесь могло быть оружие?! Помявшись в нерешительности, Березин спрятал пистолет обратно. Потом мы кинулись к лежащему Прохорову. Мы подхватили его за руки и ноги и стали выбираться обратно из ложбины. Прохоров был недвижим, и все время пока мы несли его, не издал ни звука. Глаза его были, тем не менее, открыты и устремлены куда-то к вершинам деревьев. Березин что-то рычал по дороге, но я уже не помню что. Холодов молчал. Я тоже молчал, в мозгу колотилась одна мысль: лишь бы с ним ничего не случилось! Только бы ничего не случилось!

Выкарабкавшись по склону из ложбины, мы снова остановились на ее краю. Прохорова мы прислонили спиной к стволу дерева. Он был жив и, на первый взгляд, нигде не пострадал. Если не брать во внимание его полнейшую неподвижность и очень странное выражение лица. Точнее отсутствие какого-либо выражения.

— Леша! — Я стал хлопать его по щекам. — Ты слышишь меня? Леша!

Прохоров медленно моргнул, не отрывая взгляда от неба, видневшегося среди кромок деревьев.

— Все, — вдруг отчетливо и ровно произнес он.

— Что? — Я даже подскочил. — Что ты говоришь?

— Все, — таким же бесцветным голосом повторил Прохоров. — Все значит все.

— Леша, с тобой все в порядке? — проговорил я растерянно. — Ответь, я прошу… Ты слышишь меня?!

— Слышу, — сказал Прохоров.

Рядом склонился Березин, утирая с лица пот.

— Как твое состояние? — спросил я.

— У меня его нет, — прозвучал странный ответ. Монотонный, безжизненный тон его голоса не менялся. — У меня нет состояния. У меня ничего нет. И меня тоже нет.

Мы переглянулись с Березиным.

— Ты идти можешь? — спросил Березин.

— Могу… — не сразу отозвался Прохоров. — Наверное. Но не хочу. А если не хочу, то, значит — не могу.

Березин нервно сплюнул на землю.

— Мы не понимаем, — с замиранием проговорил я. — Ты ногами можешь шевелить?

— Зачем? — произнес Прохоров. — С какой целью? Цели больше нет. Ничего больше нет. И никого больше нет. Все бессмысленно. Все.

— Тронулся, что ли?.. — прошептал Березин, облизывая губы. — Вот же, черт возьми!..

— Леша, что ты такое говоришь? — выдохнул я, теряясь. — Надо уходить, понимаешь меня?! Надо встать и идти!

— Идти некуда, — сказал Прохоров. — И незачем. Бесполезно. Несущественно.

— Спросите его, что там внутри… — робко вставил Холодов.

— Не лезь! — огрызнулся Березин.

— Что ты видел? — спросил я. — Можешь рассказать? Что там внутри?

— Там все, — ответил Прохоров после некоторой паузы.

— Что — все!? — выпалил Холодов, подвигаясь к нам.

— Все, значит — все, — снова сказал Прохоров. — Суть. Смысл. Все…

— Дохлый номер… — бросил Березин уныло.

— Чего — смысл? — спросил я. — Чего, Леша?

— Всего. Там смысл и истина. Все остальное — ложь. Все остальное ничтожно и глупо. Остальное — бессмысленно. И ненужно. Ненужно никому и ничему.

— О, господи боже!.. — вздохнул я и посмотрел на Холодова.

Он втянул голову и часто моргал. Березин мрачно косился то на него, то на свечение. Помнится, я пытался еще что-то выудить после этого из Прохорова, но он перестал отвечать так же неожиданно, как и начал.

— Ну что, Дмитрий Андреевич? — процедил я. — Как вы можете все это прокомментировать?

— Никак… — тихо отозвался Холодов. — Зачем он туда сунулся? Кто его просил…

— Давайте, мил человек, выкладывайте начистоту! — резко сказал я. — Я не прошу даже, а требую!

— А что выкладывать? — пробормотал Холодов. — Нечего, можно сказать…

— Ты тут не прибедняйся! — недовольно выкрикнул Березин. — Рассказывай все! Что это за хреновина, мать ее?! Только невинного из себя не строй! Чего с парнем стало?

— Я правда не знаю… — стал оправдываться Холодов. — Я понятия не имею, что с ним случилось! Понятия не имею, что там внутри… Честное слово!..

— А кто тогда знает?! — выпалил Березин. — Кто тогда знает?! Я, что ли? Кому сюда надо было, ни жить, ни быть, спрашивается?! Мне, что ли?..

— Саня, не кипятись, — Я попытался немного осадить Березина. — Дмитрий Андреевич, не хотите ли вы сказать, что вообще ничего не знаете про данное явление? Что вы, вообще, видите его впервые?..

— Это не совсем так…

— Простите, а чем же тогда занимается ваша комиссия?

— Многим занимается, — ответил Холодов. — В том числе и тем, что к этому случаю не относится…

— Это чем же? — осведомился Березин.

— Что к этому случаю не относится, — тихо, но твердо повторил Холодов.

— Но нас интересует этот случай, — сказал я. — И ему подобные. Так были подобные случаи, все-таки? Судя по вашим фразам в кабинете Медведева, они были.

— Были, — с вздохом сказал Холодов. — Хотя и немного.

— Ну и что? — сказал я, чувствуя, что его все время надо подпинывать. Говорите же, господи! Чего вы так трясетесь-то? Хотите, мы вам расписки напишем? О неразглашении, или еще там какие…

— Расписки вам и так придется написать, — заметил Холодов. — В любом случае. Такие у нас правила…

— Так в чем же дело!? — недовольно сказал Березин. — Чего тогда кокетку из себя строить, я не понимаю?!

— Послушайте вы! — нервно бросил Холодов ему. — Что вы постоянно мне тут… Как будто я виноват, что парень туда сунулся! В конце концов, взрослые же люди!..

— Ладно, тихо! — сказал я. — У нас нет времени выяснять отношения. Вы можете вразумительно сказать, что вы знаете об этой штуковине?

— Да практически ничего! — воскликнул Холодов. — Понимаете, практически ничего! В этом все и дело. Мы знаем только, что эти излучения возникают неожиданно и всегда в местах, достаточно отдаленных от населенных пунктов. Знаем еще, что они во время своего существования меняют цвет. Сами же видели…

— Ну, видели, — буркнул Березин.

— Но не это главное, — сказал Холодов. — Главное в другом. В том, что эти излучения существуют очень недолго! Всего несколько часов! А потом бесследно исчезают. И когда мы, предположим, прибываем на место, то уже все… В общем, не везло до сих пор. И никто из людей, по нашим данным, не был с этими явлениями в близком контакте.

— Значит, нынче повезло? — сказал я.

— Вот именно, — пробормотал Холодов, слегка возбуждаясь. — Вы, Иван Константинович, думаете, с чего такая спешка? Тут, можно, сказать, стечение обстоятельств… Я в городе, вообще, оказался случайно. Проездом просто. А тут, как обычно, со спутника засекли… Москва меня достала, начальство говорит, что хочешь сделай, но не проворонь. Тем более что не так далеко от города… Раньше гораздо дальше бывало. То где-то в степи, вообще за десятки километров… А тут такой шанс! Вы понимаете или нет?! — воскликнул он. — Мы с вами, можно сказать, первые люди, которые наблюдают это явление! Первые! До сих пор еще никому не удавалось! Понимаете вы?!

— Я понимаю только одно, — сухо сказал я. — Что мой бортинженер, молодой парень двадцати пяти лет влип в очень скверную историю. И ему сейчас нужна помощь. Вот это я понимаю!

— Конечно, конечно, — торопливо закивал Холодов. — Безусловно. Он, вообще, для науки сейчас бесценен! Он побывал там, в самом, так сказать… Это даже трудно переоценить…

— Перестаньте! — оборвал я его. — Это он для матери своей бесценен! Для невесты бесценен… А не для вашей науки! Вашей науке только бы лапу на что-нибудь наложить. Знаем вы вашу науку…

— Зря это вы так… — сконфуженно произнес Холодов.

— Да что ты с ним, Иван… — сказал Березин, морщась. — Ни чего он не знает. Время зря теряем. Что делать будем, командир?

— Носилки будем делать, — сказал я, выпрямившись.

Холодова мы оставили возле Прохорова — все равно толку в этом деле от него не было никакого — а сами пошли на поиски подходящего кустарника для носилок. На это у нас ушло минут, наверное, пятнадцать или больше. Уже потом, когда мы заканчивали делать носилки, Березин мне сказал:

— Знаешь, я, кажется, понял, что тут не так. В этом лесу.

Я в ожидании уставился на него, и он пояснил:

— Здесь тихо. Как в могиле. Птиц не слышно. И вообще, ни одной живности нету… Я, когда догадался, специально стал наблюдать вокруг. Хоть бы одна букашка! Шиш! Все будто повымерли…

— Но так в лесу не бывает.

— В том и дело, что не бывает… Это означает, знаешь что? — спросил Березин. — Они все ушли, понял?! Слиняли отсюда подальше. Животные они на такие дела чувствительные, я знаю… Дело запахло керосином — они и ушли.

— Это мне не нравится, — мрачно сказал я. Я понял, что Березин насчет живности был абсолютно прав. — Это погано, ой, как погано!..

— Тикать отсюда надо, Иван! — сквозь зубы сказал Березин. — Там смерть, Он указал рукой на розовое облако в кустах. — А если этот белобрысый артачиться начнет, я ему по-простому, по-нашенски объясню.

— Не переживай, — сказал я. — Не начнет. Он и сам напуган, по-моему.

Когда мы сделали, наконец, носилки и вернулись, то застали Холодова находящимся в крайней степени озабоченности. Он снова держал в руках видеокамеру.

— Мне кажется, он начинает менять свет, — сказал он. — А аппаратура не хочет работать, чтоб ее!.. Голову даю на отсечение: вернемся — заработает! Это его фокусы…

Вдруг Прохоров зашевелился. Он издал короткий стон и поднес руки к лицу. Мы стремительно присели рядом. Шок, наверное, проходит, мелькнула у меня мысль. Впервые за все это время глаза его задвигались, Прохоров медленно обвел всех взглядом и снова прикрыл веки.

— Командир, — хрипло выговорил он. — Уходите отсюда скорее.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я его.

— Бегите, — прошептал он, не открывая глаз. — Меня оставьте, а сами бегите. Слышите?

— Не болтай ерунды, Лешка! — строго сказал я. — Уже уходим. Все вместе.

— Отходняк, похоже, начинается, — произнес Березин.

— Это не ерунда, — продолжал Прохоров просящим тоном. — Бросьте меня. Я уже не существую, поймите… Иван Константинович, пожалуйста!.. Я прошу… Я никуда не хочу.

— Помолчи, — сказал я ему. — Все будет хорошо. Потерпи.

— Ничего не будет, командир, — проговорил Прохоров отчетливо. — Все уже было. Я вам хочу сказать кое-что…

Он сделал паузу, и мы насторожились.

— Я там видел… нас всех… Нет, не нас!.. — сбивчиво сказал Прохоров. Не совсем нас… Наши смерти. Вот что я видел там… Смерти. Каждого из нас! Я их видел отчетливо, как будто… Я не могу это описать… — Он запнулся, видимо, подыскивая слова. — Ну, словно картинки… Как стоп-кадры. Я про каждого могу сказать… Про каждого. Мы все умрем.

— Все когда-то умирают, — сказал я. — Ты главное — успокойся.

Бред у него, что ли, подумал я. Торопиться надо. Ох, парень, на что же ты нарвался-то, милый!..

— Вы не понимаете, — поспешно говорил Прохоров, по-прежнему не открывая глаз. — Я эти картинки и сейчас вижу… Вот они перед глазами. Я не знаю, откуда они возникли, не знаю!.. Но я видел, я и сейчас их вижу. Вот вы, Дмитрий Андреевич…

Холодов даже вздрогнул. Я тоже почувствовал, как от слов Прохорова по телу у меня пробежал озноб.

— Вас даже не видно — какая-то чернота вокруг… — бормотал Прохоров. — Но я знаю, почему-то, точно знаю, что это вы!

Он судорожно сглотнул. Лицо Холодова стало вытягиваться.

— Не могу это объяснить, не знаю как… — говорил Прохоров. — Вы будто бы висите в пространстве. В этой кромешной темноте. Я не вижу… я просто, как бы, знаю, что это вы. Я не понимаю, что это такое вокруг!.. Будто грязь. Или вода… И поза у вас такая странная… Глаза открыты, рот тоже…

— Постойте… — выдохнул Холодов еле слышно. — Что это значит?

— Бред у парня, — бросил Березин хмуро. — Вот что это значит. Ну, чего мы стоим?

— Погодите! — воскликнул Прохоров лихорадочно. — Еще не все. Теперь ты, Александр… Комната, мебель, настенные часы, окно наполовину зашторенное… Не то утро, не то вечер — неясно. Полумрак какой-то… В углу комнаты письменный стол, а ты лежишь за ним. Пистолет у тебе в руке. И дыра такая страшная в голове…

— Да? — мрачно ухмыльнулся Березин. — Детектив, да и только. Командир, недовольно сказал он, — время, время! Видишь, что с ним творится?

— А вы, Иван Константинович… — начал было Прохоров, но тут раздался удивленный возглас Холодова.

— Там что-то происходит! — Он махал рукой в сторону свечения. — Смотрите, смотрите! Оно уже оранжевое!

Внимание наше мгновенно переключилось на свечение. Какое-то время мы не обращали внимания на Прохорова, который продолжал и продолжал бормотать. Со свечением и впрямь что-то творилось. От розового света не осталось и следа теперь оно было густо оранжевым. Но это было еще не все. Свечение стало двигаться. Вернее, это сначала нам показалось, будто оно двинулось, потому что близлежащие кусты вдруг стали тонуть в оранжевом облаке. И только потом, спустя несколько секунд, стало ясно, что свечение не движется, а расширяется. Оно разбухало от своего невидимого центра во все стороны, словно круги на воде от брошенного камня. С каждым мгновением оно становилось больше, крупнее и захватывало все новые и новые участки территории. Оно было теперь похоже на некий оранжевый туман, настолько плотный, что поглощаемые им деревья, кусты и трава скрывались в жутком ядовитом чреве и уже больше не были видны. «Туман» наступал одновременно во все стороны со скоростью, равной скорости ходьбы человека. Пока мы, опешив, глазели на это зрелище, «туман» уже проглотил пространство радиусом около десятка метров и продолжал приближаться. При всем при этом плотность его нисколько не уменьшалась, а граница продолжала оставаться ровной, хоть и довольно размытой.

Мы спохватились как-то все сразу. Прохоров уже молчал — он снова отключился. Холодов испуганно стал пятиться, споткнулся и чуть не упал. Мы с Березиным торопливо переложили Прохорова на носилки, затем подняли. И начался кромешный ад…

Чтение настолько отвлекло его, что когда зазвенел телефон, Сергей даже вздрогнул. Отложив тетрадь, он сел на диване и снял трубку.

— Это Кирилл? — поинтересовались на том конце провода.

— Его нет, — ответил Сергей. — Что-нибудь передать?

— Серега, это Валера, — ответила трубка. — Это даже лучше, что Кирилла нет…

— Откуда ты? — спросил Сергей, косясь на настенные часы. Было уже около десяти часов.

— Я тебе из бара звоню, — очень быстро забубнил Валера. — Долго не могу с тобой говорить… Давай приходи.

— А в чем дело? — спросил Сергей и зевнул. — Времени, между прочим, знаешь сколько?

— Поговорить надо, а разговор не телефонный.

— Хорошо, сейчас приду.

Сергей встал с дивана, натянул джемпер и вышел из комнаты.

— Анна Васильевна, — сказал он матери Кирилла, — передайте Кириллу, что я ушел в бар.

Она молча кивнула.

— Если он, конечно, появится сегодня, — себе под нос заметил Сергей и стал обуваться.

В «Мирке» он застал Валеру сидящим в одиночестве за одним из столиком у стены. Перед ним стояло несколько банок пива. Сергей пробрался к столику и сел рядом.

— Выкладывай, — сказал он, открывая себе одну из банок.

— Свеженькая информашка, — негромко заговорил Валера. — Я тебя с утра хотел найти, да не вышло, однако.

— Наш подследственный здесь? — поинтересовался Сергей, оглядывая зал в поисках щуплой фигуры Лыткина.

— Здесь, здесь, — ответил Валера. — Он в последнее время почти каждый день здесь.

Лыткин пребывал в компании двух далеко не трезвых мужичков, и они о чем-то вяло спорили. На столе перед ними стояла далеко не первая бутылка водки и далеко не пустая пепельница. О чем спорила компания, не было слышно среди всеобщего гама, стоящего в баре. Лыткин был уже основательно нагружен. Он сидел, опершись на стол локтями и поджав губы, и очень часто прикрывал веки, замирая при этом и становясь похожим на некую рептилию, греющуюся на солнце.

— С ним кто? — спросил Сергей, прихлебывая пиво. — Не ваши, я полагаю.

— Не наши. Они вполне, кстати, могут впервые сидеть за одним столом. Местное мужичье любит наезжать на наших. По поводу и без повода, между прочим…

— Пиво — дерьмо, — процедил Сергей.

— Дерьмо, это точно, — согласился Валера. — Придется Баркову свою пивоварню открывать. Прибыльное, между прочим, дельце должно получиться. Короче… — Он сделал паузу, во время которой допил содержимое банки. Потом крякнул и продолжил: — У нас вчера в конторе была небольшая попойка. Юбилей у одного «зама» случился… Я бы сроду на эту пьянку не пошел, если б не наш клиент. Знал, что Лыткин там будет, ну и присоединился… Грех, думаю, случай-то упускать.

— Насколько я понял, ты его не упустил? — сказал Сергей.

— Ты слушай, — возбужденно продолжил Валера. — Пили, ели, то да се… Я постарался, безусловно, к Лыткину поближе пристроиться. Ну, значит, сначала все было скучно и неинтересно. Я уж подумал было, ничего стоящего не будет. Но под самый занавес, когда многие уже были хороши, подсаживается к Лыткину один наш мистер из седьмого отдела… И стал, значит, просить у того денег взаймы. Дай, говорит, на два месяца, я же, мол, знаю, что у тебя всегда есть. А Лыткин-то и говорит: какие, там, два месяца, меня, значит, уже пару недель здесь не будет! Во как! С языка, вроде как сорвалось! Второй-то спрашивает: а куда ты, значит, денешься? А Лыткин сразу вроде как спохватился, что не то ляпнул… Замялся поначалу, а потом выкрутился. Хоть и бухой, а сообразил! Да, повешусь, говорит, надоело все. И захихикал, значит. А я-то секу за ним и слушаю, только вида не подаю… Лыткин давай резко тему сворачивать, мол, нет денег, самому нужны и так далее… А я думаю: нет, брат, врешь! Слово, между прочим, не воробей. Раз разговор о сроках пошел, что-то тут не чисто. Лыткин же после того, как проговорился, даже помрачнел немного, протрезвел, замолчал… Затем домой засобирался… Вникаешь? — Валера выжидающе поглядел на Сергея. — Две недели, между прочим, срок маленький. Если тут что-то есть, Серега, то времени осталось всего ничего, понимаешь?

— Все это, конечно, забавно, — проговорил Сергей в задумчивости. — Ну, и какие шаги ты предлагаешь предпринять?

— Клиента надо брать! — уверенно заявил Валера и откупорил еще одну банку с пивом. — Отсчет на дни пошел, это точно. Предлагаю завтра встретиться и обсудить детали. Планчик набросаем. Угу?

— Лады, — не сразу ответил Сергей. — Надеюсь, ты не предлагаешь применять к нему меры физического воздействия? — усмехнулся он.

— О чем ты говоришь? — Валера всплеснул руками. — Мы воздействуем на него словом. Главное, не дать ему перехватить инициативу в разговоре! Я почему и говорю, что надо как следует подготовиться. Сценарий разработать, типа… Запасные варианты… А тебя разве что-то смущает? — спросил он.

— Да, по большому счету нет…

— Брось, Серега! — сказал Валера. — Отнесись к этому с некоторой долей несерьезности. Давай будем считать, что просто сыграем в такую игру. Даже если и за этим ничего нет, то это же не смертельно, в конце-то концов! Ну, поигрались, и ладно! Развеяли скуку, между прочим.

— Отчего бы не сыграть? — пожал плечами Сергей. — А в дураках мы потом не окажемся?

— Если только перед Лыткиным. Тебя это сильно волнует?

— Меня? — Сергей пожал плечами. — В принципе, нет. Меня другой момент интересует… — проговорил он озабоченно. — Если за этим что-то есть, как ты говоришь, то чего может стоить наша игра по нашим правилам? Может получиться, что мы влезем со своими правилами в чужую игру. А они могут не сработать.

— Ерунда! — уверенно заявил Валера. — Раз во всем этом замешаны обычные человеки, значит правила должны быть те же. Ну, хотя бы часть правил! Пойми, Серега, кто бы или что бы не стояло за спиной резервации, упирается то все в людей. Тут я с Кириллом согласен. Видишь ли, крайние-то все равно люди, даже если они лишь слепые исполнители. Согласен?

— Согласен, — произнес Сергей.

Некоторое время они молчали. Сергей допил свое пиво и покосился на стойку бармена.

— Не вижу Баркова, — сказал он. — Странно, даже.

— А они с Филиным в подсобку куда-то ушли, — сообщил Валера. — Минут уж пятнадцать, однако, прошло.

— С Филиным? — переспросил Сергей.

— Похоже по какому-то делу… Как зашел, сразу Баркова позвал, и они ушли. Вот это тоже, между прочим, странно, Серега. Какие это могут быть отношения у Филина с Барковым?

— Ну, значит могут быть… — проговорил Сергей.

— Долго, кстати, жить будет этот Филин, — хмыкнул Валера.

Сергей посмотрел в сторону подсобного помещения. Барков уже спешил к стойке обслуживать скопившихся там и ропщущих клиентов. Филин стоял в дверях и разминал в пальцах папиросу, медленно, внимательно и подробно оглядывая помещение бара, словно желая знать с точностью до мельчайших деталей, какие произошли изменения, пока его здесь не было.

— Вот ведь сканирует, — сказал Сергей. — Мюллер местного масштаба.

— К нам, кстати, идет, — бросил Валера. — Сейчас тебе, наверное, опять про этого транспортерщика вкручивать начнет.

Филин приблизился к их столику, но заговорил не сразу. Какое-то время он напряженно о чем-то размышлял, рассматривая пивные банки и ожесточенно продолжая мять папиросу.

— Кирилл где? — наконец поинтересовался он у Сергея сухим тоном.

— Не знаю, — ответил Сергей, внутренне приготовившись к выпадам в свой адрес.

— Ну, ну, — в усы произнес Филин и кашлянул. — Давай, давай.

— Это ты о чем? — спросил Сергей.

— Все о том же, — проговорил Филин. — Не рассказывай мне сказки. Не знает он, где Кирилл…

— Да я не видел его сегодня после обеда, — сказал Сергей. — И потом, насколько я знаю, он работает в твоем департаменте. И это я у тебя могу спросить: где Кирилл?

— Ну, ну, — снова сказал Филин. — Спроси, спроси. А ты что ли не в нашем департаменте?

— По-моему, нет, — сказал Сергей.

— А, по-моему, да, — сказал Филин, вонзая в него взгляд.

— Не понял, — сказал Сергей. — Виктор, перестань говорить загадками. У тебя ко мне вопросы по существу имеются?

— Все ты понял, — криво ухмыльнулся Филин, — А если не понял, то скоро поймешь. Всему — свое время. Вот так то.

Он наконец перестал теребить папиросу и закурил, выпустив из ноздрей струи дыма. Его колючий, исподлобья взгляд, казалось, пытался проникнуть Сергею в самую душу.

— Может быть, ты пива хочешь? — поинтересовался вдруг Сергей. Ему стало интересно, как отреагирует на это Филин.

— Может, и хочу, — произнес Филин. — И что тогда?

— Тогда садись и пей, — ответил Сергей.

Каким-то неведомым образом Филин в считанные мгновения нашел рядом пустой стул и сел за стол. Щурясь от дыма папиросы, зажатой в углу рта, он открыл банку и сделал несколько больших глотков.

— Значит, ты жаждешь вопросов по существу? — сказал Филин, вытирая пену с усов.

— Совсем не жажду, — сказал Сергей. — Я, может быть, наоборот, жажду у тебя что-нибудь спросить. Могу я хоть раз что-нибудь у тебя спросить, Виктор?

— Давай, давай, — проронил Филин, покручивая банку с пивом в руке. Отчего не спросить? Спроси, а мы посмотрим.

— Говорят, ты считаешь, что контора виновата в том, что появилась резервация? — осведомился Сергей осторожно.

— Кто говорит? — холодно поинтересовался Филин, пыхнув дымом.

— Не помню, — сказал Сергей. Ему не хотелось упоминать Кирилла. — Какая разница? Поделись взглядами, если не трудно. Чем же это бедная контора виновата?

— Бедная?! — желчно сказал Филин. — Ох, какая бедная!.. А ты не у меня спроси! — вдруг резко сказал он. — Ты вон у него спроси! — Указательный палец Филина выстрелил в грудь Валеры. — Пусть он тебе и расскажет, чем же она виновата!

— Пошло-поехало, — качнул головой Валера и отвернулся. — Слышали мы эти байки сто раз.

— Не нравится?! — с вызовом произнес Филин. — Видишь, ему не нравится! сказал он Сергею. — А ты поинтересуйся-ка у своего дружка, чем это таким они у себя в конторе занимались четыре года назад. Или у Когана узнай. Давай! Они думают, что никому не известно, на какое ведомство они тут работали!.. Сейчас-то уже, конечно, не те времена, сейчас-то вы на хрен ни кому не нужны со своей оборонкой. А в те годы все важные ходили, все секретные-секретные…

— Ну и что дальше-то? — недовольно бросил Валера через плечо. — Что из этого следует?

— Вот и расскажи своему дружку, что следует, — процедил Филин. Досекретничали, твою мать, вот и все! Про науку всё любили раньше говорить… Она же требует жертв, ошибки неизбежны — и так далее!.. Что не ту кнопку нажали, да? Не тот контакт припаяли? Или, может, не та реакция пошла? Обкакались, бедненькие, да?! Не думали, что так все выйдет?

— Почему же не думали? — сухо заметил Валера. — Все продумали, все рассчитали. И нажали ту кнопку, какую должны были. Почему ты решил, что произошла ошибка? Все прошло по плану, между прочим. Эксперимент не шуточный, задуман на несколько десятилетий, как сверху говорят, так и делаем.

— Давай, давай, — сквозь зубы сказал Филин. — Шутник… Что ты еще можешь сказать в свое оправдание!

— Была нужда оправдываться, — хмыкнул Валера. — Заняться, что ли, больше нечем?

— А чем вам еще заняться? — скривился Филин. — Кому вы нужны? Сначала спороли какую-то херню, наломали дров и теперь героически страдают! Корчат из себя самых несчастных в резервации и чего-то еще и хотят! Подавай им отдельные права! Привилегии, мать твою!..

— Оказывается, мы здесь обросли привилегиями! — сказал Валера саркастично. — Не знал, не знал…

— Только не надо из себя дурочку строить! — бросил Филин зло. — Не вы одни здесь такие умные…

— Погоди, Виктор! — встрял Сергей. — Ведь это же только эмоции. Известно тебе хоть одно реальное доказательство?

— Какое еще тебе доказательство? — Филин вновь пронзил его взглядом. Лично мне никакие доказательства не нужны, понял? Я себе давно уже все доказал! Кстати говоря, — произнес он, поднеся указательный палец почти к самому носу Сергея, — ты на досуге изучи внимательно карту резервации и посмотри, что находится в самом ее геометрическом центре!

— Ну, видимо, контора? — предположил Сергей после некоторой паузы.

— Вот и думай теперь, — как-то зловеще ухмыльнулся в усы Филин, — с кем ты пьешь пиво.

Валера лишь фыркнул, мотая головой, и взял со стола очередную банку.

— Но как тогда быть с другими резервациями? — сказал Сергей. — Если для тебя уже все ясно — объясни. Разве там есть подобные конторы?

— А ты был в других-то?! — глухо сказал Филин. — Или хочешь там побывать? Давай, иди! Запомни, я не был в других резервациях, и мне глубоко начихать, что там в других резервациях! Понятно тебе? Меня волнует то, что происходит здесь! Потому что я родился здесь, вырос здесь и живу здесь всю жизнь! Не как некоторые, которые приехали сюда неизвестно зачем!

— А-а, намек ясен, — сказал Сергей. — Больше вопросов не имею.

— Зато я имею, — проговорил Филин.

— А я не имею желания на них отвечать, — сказал Сергей твердо. — Ты ведь, Виктор, сюда не за этим приходил?

Филин вдруг метнул на него подозрительный взгляд.

— Ну, ну, — произнес он, кивая.

Затем он затушил папиросу, в несколько мощных, звучных глотков осушил банку пива и встал.

— Что ж, — проговорил он, рассматривая пустую банку на ладони, веселитесь дальше. Только один совет, Шепилов, — Он недобро прищурился. — Не думай, что ты здесь один такой умный.

Он с хрустом сжал банку в кулаке, бросил ее на стол, развернулся и направился к выходу.

— Каждый сходит с ума по-своему, — заметил Валера.

Возле столика возник Барков. Вид у него был усталый. Он сел на стул, где только что был Филин.

— Здорово, братцы, — сказал он. — Мне показалось, у вас был, какой-то напряженный разговор?

— Да пошел он, — обронил Валера. — Шизофреник какой-то…

— Ничего особенного, — сказал Сергей. — Все было вполне в его стиле.

— А это у него бывает, — согласился Барков. — Мой вам совет: просто не обращайте внимания. Его же тоже можно понять в какой-то степени. Эту его ненависть к конторе. Не оправдать — нет — а просто понять.

— Неужели? — удивился Сергей. — Никогда бы не подумал.

— Ты просто, видимо, не знаешь эту историю, — произнес Барков, поглаживая бороду.

— Это что-то про его дочку? — сказал Валера. — Как-то что-то слыхал про это… Давно, правда… Все равно, пошел он подальше.

— Что за история? — спросил Сергей.

— Очень грустная, — сказал Барков, вздохнув. — Это случилось где-то года два или три назад… Вот не помню точно, хоть убей. Короче… У Филина есть дочь, ей тогда было лет семнадцать, кажется. Аней зовут. И жил у Филина на подселении в то время один конторский. Молодой такой парень, двадцати с чем-то лет… Очень красивый был, надо сказать. И завязался у него с дочкой Филина, значит, роман. Обстоятельства, сам понимаешь, провоцирующие… Но роман завязался, надо сказать, не сразу, а в один прекрасный момент. Так-то он был тихий, скромный парень, и к дочке Филина, как бы, и не лез. Тут, вроде, все ясно, папаша — мужик серьезный, не дай бог, дочку его обидеть. Тем более Филин в ней души не чает… Одним словом, рискованное это было дело — клеиться к Филиновой Анютке. И тут происходит следующее. На каком-то из розыгрышей парню этому выпадает жребий, понимаешь? Это означало, что жить в резервации ему оставалось, ну, два-три месяца от силы. Вот… Пацан-то и смекнул, видимо, что раз через два месяца его здесь не будет, то можно, дескать, этим воспользоваться. А информация о кандидатах в то время была еще более секретная, чем сейчас. То есть, даже Филин, работник полиции, не знал о том, что его жилец скоро исчезнет. Знал бы, так, может, и не случилось бы ничего… Ну, и вот. Зная свою, потенциальную безнаказанность, паренек ей и воспользовался. Уж неизвестно, каким образом он охмурил Анютку, но факт — есть факт. Много ли пацанке такой надо, господи?! Семнадцать лет… Короче, он ей напел на уши и про женитьбу и что никуда из резервации не уедет, и все в таком духе… Вскружил девке голову на полную катушку! Каким-то образом он уговорил ее ничего не говорить родителям, в общем — полная конспирация. И вот попользовался он ею, попользовался какое-то время, а в один прекрасный день раз — и, как положено, исчез. Ищи ветра в поле… Для Анютки Филиновской это был удар, братец, сам понимаешь. В общем, ее чудом откачали — она наглоталась каких-то таблеток. С месяц, наверное, Филин с женой ее выхаживали. Понимаешь, жить-то она осталась, но… Совершенно девчонка переменилась. Сначала думали, что с ума сошла, но нет, вроде, не сошла — резервация ее чувствует… Но интерес к жизни утратила почти полностью. Какой-то у нее внутренний надлом произошел. Человек стал совсем другим. Психика уже не та. Ничего в жизни не надо, сидит весь день дома. Ну, сам понимаешь… У кого есть дети, тому больше и объяснять не надо. Что может быть хуже, чем поломанная судьба ребенка?

Барков замолчал, грустно глядя в окно. С минуту он что-то рассматривал там, а потом продолжил:

— С тех пор Филин и возненавидел контору и все, что с ней связано. В первые дни он вообще сам не свой по резервации носился. Хотели даже у него оружие забрать — боялись, как бы не пристрелил кого из конторских. Вот так вот, тезка. Такие невеселые дела… Время, конечно, лечит раны, но не до конца. Рубцы все равно остаются. Ладно, мужики, — Барков тяжело поднялся. Болтать можно долго, а работать все одно надо… Может пожрать чего хотите?

— Да нет, не стоит, — ответил Сергей. — Мы не хотим. Да и грешно есть-то в это время.

— И впрямь времени-то… — присвистнул Барков. — Скоро выгонять всех придется. Вот что за народ: знают все, что до одиннадцати, а все равно приходится выпинывать!

Он всплеснул руками и удалился к стойке усталой походкой.

Выпив по последней баночке в полном молчании, Сергей и Валера покинули бар и разошлись каждый в свою сторону.

Когда Сергей пришел, Кирилла все еще не было.

Сергей разделся, прошел и поинтересовался у Анны Васильевны, не появлялся ли Кирилл. Кирилл не появлялся, ответила она обеспокоено. Несколько раз ему звонил Барновский, был очень озабочен и недоумевал, почему Кирилл до сих пор не объявился. Звонил ли кто-нибудь еще, спросил Сергей у Анны Васильевны. Она ответила, что еще пару раз в течение получаса кто-то звонил, но ничего не говорил — только молчал, а потом вешал трубку. Сергей бухнулся на диван, но сообразить ничего не успел — раздался телефонный звонок. Опять Барновский, подумал он. Что за привычка такая? До завтра, что ли, не терпится?

Он снял трубку.

Это оказался не Барновский — это оказалась Тина.

— Привет, — произнесла она каким-то странным голосом. — Я звоню и звоню… Ты где ходишь?

— Дела, Тина, — ответил Сергей. — Что-то стряслось?

— Приходи, — проговорила она. Тон у нее был не то замученный, не то испуганный. — Мне жутко одной. Мне страшно… Надо поговорить.

— Тина, что произошло? — снова спросил он.

— Приходи немедленно, — требовательно сказала она. — Слышишь?! Сейчас же!

Сергей ничего не успел больше ответить, потому что Тина бросила трубку.

Нет, подумал он, тихий уютный вечерок сегодня вполне определенно не получится. Только-только собрался капитально расслабиться… Растопить, допустим, камин, зажечь под образами свечи… Потом согреть кувшин грога, укрыться пледом в кресле-качалке и, попыхивая в полудреме трубкой из слоновой кости умиротворенно слушать раскаты грома и завывания ветра за стенами замка. И предаться размышлениям о странностях человеческого бытия. М-м-да. Есть на этот счет, барон, большие сомнения…

Тину в таком состоянии он увидел впервые.

Лицо ее было серьезное и очень взволнованное. В глазах ее сквозил страх, и она нисколько не пыталась его скрыть. Держа в руке зажженную сигарету, Тина все время куталась в вязаную кофту. Вслед за ней Сергей прошел на кухню. Тусклый светильник на стене над столом освещал пепельницу полную окурков, початую бутылку коньяка и рюмку.

— Ты это чего? — озадаченно спросил он, поглядывая по сторонам. — Денис уже спит?

Тина села на табурет и вжалась в угол. Он примостился рядом и взял ее за руку.

— Выкладывай, — потребовал он, заглядывая ей в потухшие глаза.

— Помнишь наш разговор о Женьке? — тихо спросила Тина, глядя в пол. Несколько дней назад?

— Конечно, помню.

— Я тебе тогда сказала неправду, — проговорила она. — Вернее, не всю правду…

Сергей молчал. Тина сделала несколько затяжек. Пальцы ее слегка подрагивали.

— А теперь? — спросил он после паузы.

— Теперь я хочу, чтобы ты знал все, — сказала она. — Я все эти дни думала, думала… Решала, имею я право говорить или нет… Потом я решила… — Она запнулась и стала кусать губы. — Не хочу, чтобы что-нибудь случилось с Кириллом. Не хочу, чтобы что-нибудь случилось с тобой. И вообще, я не хочу, чтобы с кем-нибудь что-нибудь случилось!

— Это очень опасно, Тина? — спросил Сергей. — Ну, посмотри на меня…

Она, наконец, подняла на него свой печальный взгляд.

— Не знаю, — одними губами сказала она. — Но я боюсь, очень боюсь!.. Я не знаю, что за этим стоит и чем это может обернуться!.. Мне очень страшно, Сережа! — дрожащим голосом воскликнула она. — Не уходи сегодня никуда, ладно? Живи пока у меня! Я боюсь одна оставаться дома…

— Тина, Тина, — успокаивающе заговорил Сергей, поглаживая ее по волосам. Во всем разберемся… Я только ничего не могу понять. Ты объясни…

— Я тогда сказала, — торопливо заговорила она, — что Женьку бесполезно искать в резервации… Это правда так, потому что я точно знаю, что ее здесь нет. Ее давно уже здесь нет, Сережа. Она ушла отсюда тогда навсегда, понимаешь? Я давно об этом знала.

— О чем знала? Что она собирается покинуть резервацию?

— Нет, подожди… — замотала головой Тина. — Послушай меня… Не перебивай. Это не так. — Она затихла, глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и затем продолжила: — Я не знала, что Женька собирается покинуть резервацию. Она мне никогда об этом не говорила… Правда однажды — это где-то за несколько месяцев, кажется, до ее исчезновения было — она спросила меня, как, мол, я отнесусь к тому, что когда-нибудь она исчезнет из резервации? Я, помнится, тогда ответила, что буду только рада за нее… Я-то ведь не восприняла это всерьез! Это сейчас, когда я вспоминаю наши разговоры, мне кажется, что она мучилась этим… Понимаешь, ей, видимо, надо было с кем-то поделиться, но она очень боялась. И потом она никогда больше об этом со мной не говорила… Ведь когда она пропала, для меня это тоже оказалось полной неожиданностью, и я, так же как и все ничего не понимала! До того момента… — Тина облокотилась об стол, и пепел рассыпался по белой пластиковой поверхности. — …пока не получила от Женьки письмо. Примерно через полгода после ее пропажи. Представляешь мое состояние? Я три ночи не спала…

Она замолчала ненадолго, докурила сигарету и затушила окурок в пепельнице.

— Хочешь коньяка? — спросила она.

Сергей отрицательно помотал головой.

— Обратного адреса не было, — продолжила хмуро Тина. — Женька писала, что никто не должен знать про это письмо, чтобы я сразу же его уничтожила… Что жива-здорова, что они продали квартиру и уехали к родственникам, писала, как пытаются обустроиться на новом месте, ну и все такое… О самом главном почти ничего. Только в самом конце… — Она тяжело вздохнула.

— Ты можешь показать мне это письмо? — вставил он. — Или ты его тоже выбросила?

— Почему — тоже? — пожала плечами она. — Я его сохранила. Конечно, я тебе его покажу, если уж решила все тебе рассказать.

Она встала, подошла к настенному шкафчику и извлекла оттуда несколько сложенных вдвое листков бумаги.

— Вот, — сказала Тина и положила письмо на стол. — Читай. Только все не надо, там ничего интересного — я тебе уже сказала, что там… Вот отсюда читай, — Она показала пальцем, затем отошла к окну и стала смотреть в темноту двора, скрестив на груди руки.

Сергей склонился над письмом.

«… И еще, Тиночка, — гласили мелкие, прыгающие строчки. — Ты, наверное, читаешь и удивляешься, почему я ничего не пишу о том, как я выбралась оттуда. Поверь мне, лучше тебе этого не знать… Я меньше всего на свете хотела бы, чтобы ты когда-нибудь узнала всю правду. Потому что это так страшно. Страшно и больно. Может быть, когда-нибудь ты и узнаешь правду. Может быть, ты и поймешь меня, а, может — и нет… Я сама себя с тех пор не понимаю. Прошло уже три месяца, а я по-прежнему просыпаюсь по ночам от кошмаров и спрашиваю себя, неужели это все произошло со мной? Неужели это была я?! Дело в том, что я пожалела о случившемся уже через день. И с каждым днем я все больше и больше ненавижу и проклинаю себя. Господи, ведь я наказала себя до конца жизни! Никому — понимаешь, Тинка, никому! — не пожелаю испытать то, что испытала я. Иногда просыпаюсь утром и задаю себе вопрос: ну, зачем я проснулась? Зачем живу, и стоит ли, вообще, жить-то дальше? Зачем? Как?

Последнее, Тина. О тех людях, которые и устроили все это. Мне следовало бы молчать, но совсем молчать я не могу. Потому что в резервации осталась ты и другие. Я хочу, чтоб ты знала, кто замешан в этой истории. Да, ты, наверное, их знаешь. Это сантехник из ЖКО, Чистяков. Маленький такой, лысенький, сын у которых еще тронутый. Ну, и жена его еще. В общем, семейка… Живут они в своем доме на окраине резервации. Упаси тебя господь, Тина, когда-либо связаться с ними. Заклинаю, держись от них подальше! Это страшные люди, если их, конечно, можно назвать людьми… Говорю про них только тебе одной, на всякий случай — мало ли что. Просто помни об этом и не говори никому, если не хочешь несчастья мне. Хотя, какое тут может быть счастье? Но если когда-нибудь ты увидишь или узнаешь, что у вас в резервации начнет твориться что-то похожее, если кому-нибудь может угрожать опасность — тогда попробуй что-нибудь сделать. Не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал еще. А если из-за этого пострадаю я — что ж, значит такова судьба моя. Значит, мне суждено выпить мою чашу до самого дна. Если, я, конечно, к тому времени не наглотаюсь таблеток. Знаешь, есть такая мысль… Наглотаться с вечера, чтоб больше поутру никогда не задавать себе эти дурацкие вопросы. Тинка, родная, прости еще раз, что я молчала так долго, прости, что заканчиваю на такой мрачной ноте, но — так уж вышло… Только бог знает, будет ли мое следующее письмо. Будь счастлива и не поминай меня лихом. Женька».

Какое-то время Сергей сидел молча и барабанил пальцами по поверхности стола. Тина тихо подошла сзади и положила руки ему на плечи. Спокойствие, нарушенное еще в баре, теперь окончательно испарилось.

— Стало быть, Чистяков, — медленно произнес он. — Сантехник из ЖКО, да? Хорошенькое дело… Сантехник Чистяков! Все очень просто.

— Ты знаешь, — сказала Тина уныло, — я как письмо получила, так больше в ЖКО ни ногой. Кран уже полгода течет, надо чинить, а как подумаю… Дрожь берет.

Черт подери, думал он, к чему бы все это? Интересно, не принесет ли чего Кирилл на закуску?.. Впрочем, Кирилла я увижу только завтра. Хотя, если у него чего есть на закуску, он поднимет из постели в любое время… Нет, ну каково тебе, родной, а? Сантехник из ЖКО — видали?! Вот тебе и тихая семейка, вот тебе и несчастные родители, вот тебе и на. В тихом омуте, в тихом омуте… Хотите покинуть резервацию, сэр? Это, знаете ли, элементарно, Ватсон! Идете в ЖКО и оформляете заявку… А что тут удивительного? У нас с этим, знаете ли, любой сантехник справляется…

— … не слышишь, что ли?! — заглянула ему в лицо Тина.

— Извини, — пробормотал Сергей.

— Я говорю, придумайте с Кириллом как-нибудь, чтоб Женька не пострадала, а? Ведь можно же? А то начнут докапываться до ее родственников, адрес вычислят и все такое…

— Это, конечно, может быть, — согласился он и снова задумался.

Сидит себе, значит, такой сантехник, размышлял он, вентили починяет, прокладки меняет, а на досуге, значит, может при желании кого-нибудь наружу переправить. В свободное, разумеется, от работы время! Не вытирая промасленных рук… Ох, не боги горшки-то обжигают, ох не боги!..

— «Сидит сантехник на крыше…» — невесело пропел Сергей и ухмыльнулся, качая головой. — М-да, Тина…

— Ну, а что мне теперь делать? — в отчаянии спросила она. — Я и Женьку не хочу подставлять с одной стороны, а с другой… Я все эти дни сижу и не могу решить… А потом, думаю: а вдруг ее уже нет в живых? Не дай, конечно, бог… Но на самом-то деле… А я тут сижу и скрываю, получается!.. Ну, что делать, Сережка?!

— Да, погоди, Тина, — сказал Сергей озабоченно. — Никто же завтра не побежит этого Чистякова арестовывать. Во-первых, должно быть какое-то основание, во-вторых, тут надо хорошо подумать и все прикинуть… Ох, и будет мозгового скрипу, чувствую!

Он снова пробежал глазами письмо. Тина тем временем налила себе в рюмку коньяку и выпила.

— Вот теперь ты представляешь мое состояние?! — сказала она жалобно. — Ты когда в тот раз мне сказал — у меня настроение на весь день… Лучше б мне было вообще ничего не знать!

— Слушай, Тина, — сказал Сергей. — А почему она пишет про какие-то три месяца?

— Я тоже этого не поняла, — пожала плечами Тина. — Письмо пришло через полгода, после того, как Женька исчезла. Не знаю даже…

— Ты мне его отдашь? — спросил он. — Хотя бы эту часть?

— Господи, возьми целиком, — вздохнула она. — Какая теперь разница…

— Замечательно, — произнес Сергей, пряча листки во внутренний карман. Кирилл будет страшно доволен. Представляю его физиономию.

Тина обвилась вокруг его шеи и он почувствовал ее горячее дыхание с привкусом коньяка.

— Знаешь что? — прошептала она ему в ухо. — Давай сегодня больше об этом не будем? Давай ляжем спать?

— Ты думаешь, мы сможем спать? — с сомнением сказал он. — Когда вокруг такое?

Тина села к нему на колени и положила голову на плечо.

— Я думаю — сможем, — грустно улыбнувшись, сказала она. — У нас же еще целая бутылка.

Кирилл вздохнул и несколько минут задумчиво глядел на крышу соседнего дома. Потом он заметил, что сигарета в его руке давно потухла и выбросил ее вниз.

— Еще день прошел, — сказал он Сергею, прислушиваясь к доносящимся из комнаты возгласам. — Устал сегодня опять как собака. Все будто очумели, все чего-то требуют. Только и слышишь целыми днями: выборы, собрание!.. Заиграло очко-то у начальничков! Второе число совсем скоро. А результатов — ноль.

— Хочешь результат бросить к ногам избирателя? — спросил Сергей.

— Это не я хочу, — проговорил Кирилл. — Это они хотят. Барновский хочет, мэр хочет… Мне-то что? И вообще, у меня какое-то нехорошее предчувствие. Что-то скоро произойдет.

— Это ты о чем? — спросил Сергей. — Опять про свой сон?

— Не только… Обо всем, — ответил Кирилл хмуро. — О нашей ближайшей жизни. Вот сидит где-то внутри червяк и все. И точит, и точит, гад… На душе неспокойно. Кстати, ты пока молчи про Чистякова. Ни к чему сейчас об этом трепаться.

— Само собой, — сказал Сергей. — Ты знаешь, и мне почему-то кажется: что-то случится скоро… Совпадение?

— А бог его знает…

Возгласы в комнате стали громче.

— Чего это они звук прибавили? — сказал Кирилл. — Опять нашла коса на камень. Иваныч, пошли в комнату, ну их в баню, эти проблемы!.. Хотя бы до завтра. Завтра на трезвую, понимаешь, голову…

Они вернулись в комнату.

Схватка между Глебом и Валерой была в самом разгаре. Валера со сползшими, как обычно, на нос очками стоял посреди комнаты и размахивал какой-то газетной вырезкой.

— Васильич, ты это чего? — недоуменно воскликнул Кирилл. — Тоже начал, что ли, цитатами бросаться? Май, это ты его заразил?

— Кир, погоди! — возбужденно бросил Валера.

— Май, не знал, что твоя болезнь заразная, — сказал Кирилл весело. Интересно, каким она путем передается?

— Воздушно-капельным, — ответил Глеб из своего кресла. — Вам тоже передать? Заходи на эстакаду…

— А я думал — половым, — разочарованно сказал Кирилл. — А то капельным…

— Это, смотря откуда капли, — заметил Глеб, поглаживая бороду

— Да подождите вы!.. — выпалил Валера нетерпеливо. — Ты послушай, между прочим!..

— Нет, как вам это понравится? — сказал Глеб сокрушенно. — Мы тут, положим, заговорили об абсолютах мироздания, а этот тип выволок какую-то инопланетную петицию…

— Сам ты петиция! Это не петиция…

— Ну, вот что с парня взять? Глобальнейший, так сказать, философский вопрос… Снова все опошлить каким-то инопланетизмом.

— Да пошел ты со своим инопланетизмом!.. — запальчиво сказал Валера. — Ты же не слушаешь меня!.. Я тебе про что говорю-то? Ты же тут начал логику абсолютизировать!..

— Минуточку! — строго произнес Глеб, поднимая вверх указательный палец. Что значит — абсолютизировать? Ты, вообще, представляешь себе, на чем зиждется традиционная логика человеческого мышления?

— Болван, я тебе про это и стал говорить!..

— Нет, ты мне начал совать под нос какие-то марсианские хроники…

— Заткнись и послушай! — сказал Валера недовольно. — И вы тоже все заткнитесь и послушайте.

Он поправил очки и стал читать с расстановкой:

— «…Пользуясь вашим математическим языком, можно сказать, что ваша логика базируется на дискретном фундаменте вместо непрерывного. Причем за основу принята самая примитивная функция, имеющая всего два значения. Отсюда напрашивается неизбежный вывод, что если ваш метод оценки бытия и можно назвать мышлением, то эта система мышления является самой примитивной из всех возможных…»

Он сделал паузу, чтоб перевести дух.

— Ну и что? — с напором вставил Глеб.

— Ну и что? — непонимающе изрек Кирилл.

— Ну и что? — сказал Сергей за компанию с ними.

— Заткнитесь, — процедил Валера. — «Дискретность логики и принцип счета принуждают вас полагать число признаков предмета конечным и давать названия каждому из них. Отсюда появляется весьма сомнительная возможность отчленять одни признаки от других. Прием, называемый вами абстрагированием. Движение по ступенькам абстрагирования к все более общим признакам считается единственно верным путем познания истины, между тем, как это движение является движением, уводящим в обратную сторону…»

Валера сделал еще паузу и, воспользовавшись этим, Глеб выпрыгнул из кресла, выхватил у него газетную вырезку.

— Чего это он такое выкопал, вообще… — пробормотал Глеб, хмурясь и забираясь обратно в кресло. — Так… Угу… «Третье обращение к человечеству, принятое в 1929 году от…» М-да… Ну и что? Так… «Мир хаотичен. В нем нет ничего незыблемого, в том числе и мерности. Мерность пространства во Вселенной колеблется и плавно меняется в весьма широких пределах. Наилучшим условием для возникновения органической жизни является мерность пространства, равная числу „пи“. Значительное отклонение от этой величины пагубно действует на живую природу». Да уж, — вздохнул он и отложил листок в сторону. — Сурьезный документ, что и сказать. Тоже, что ли, подписаться? Родный, где ты оформлял подписку на инопланетный вестник? И почему, собственно, он отпечатан на нашей земной бумаге? Экономный они все же народец, эти зеленые!

— Ну, началось, — скривился Валера, махнул рукой и свалился на диван. Старый пердун.

— Минуточку, лектор, — сказал Глеб. — А вы что, собственно, имели сказать-то?

— Тебя я имел, — бросил Валера недовольно. — Сдохнешь ты от своей желчи, это точно. Захлебнешься как-нибудь во сне… Чего ты прицепился к этой бумажке? Это, что ли, важно: что за бумажка, откуда она?.. Я только оттуда тебе, кретину, мысль хотел зачитать.

— Но ты же зачитал, — сказал Глеб невозмутимо.

— Погоди, а что за мысль?.. — спросил Кирилл, наморщив лоб. — Я или не понял, или пропустил чего-то…

— Да нельзя к непрерывному миру применять дискретные методы познания! воскликнул Валера, всплеснув руками. — Вот в чем все наши проблемы!

— А-а, — сказал Кирилл и почесал в затылке. — А, может, тогда лучше — по водке?..

— Дорогой мой, — сказал Глеб Валере с вздохом. — Кто ж с этим спорит? Только в этом-то и состоит самый главный парадокс мышления. С одной стороны: в мире нет ничего абсолютного, а с другой — мы сами должны придумать себе эти абсолюты, дабы нам было от чего отталкиваться в своем убогом миропонимании. Познание требует догм, милейший.

— Мне по этому поводу, — заметил Сергей, — вспомнилось из законов Мерфи. «Наука — это создание дилемм путем планомерного уничтожения загадок».

— Мудро, — сказал Глеб. — Слушай, Валерик, а может эти твои «гремлины» для этого и наплодили резерваций по всей планете? Может, положим, нас здесь хотят научить непрерывной логике? Или, положим, у нас здесь другая мерность пространства, а?

— А я все-таки предлагаю: по водке, — проговорил Кирилл, поморщившись.

— Ладно, ладно, — проворчал Валера. — Идите все в баню, я лучше что-нибудь съем.

С этими словами он взял кусок хлеба и стал накладывать на него из всех тарелок подряд.

— Вы мне лучше вот что скажите, — сказал Сергей. — Кто-нибудь задумывался над таким фактом, что принцип однократности в нашей резервации стоит как бы особняком? Это единственный из принципов, который действует избирательно на каждого индивидуума! Все остальные — на резервацию в целом.

— О, я смотрю у вас, стажер, еще не угас пыл задавать вопросы! — сказал Глеб. — Сколько ты у нас здесь? Уже ведь почти месяц? Ну, хотя, еще можно, пожалуй…

— А Серега прав, — сказал Кирилл озадаченно. — Мне так это даже в голову не приходило.

— Ну, и что с того? — пожал плечами Глеб. — Подобных вопросов можно родить мешок. Что дальше-то? Я, помнится, в свое время тоже в часы уединения рождал их пачками. Хотите?

— Нет, — незамедлительно вставил Валера, жуясь.

— Например, — продолжил Глеб, — может ли возникать больше одного Прохода одновременно? Или: где образуется Проход, если от точки нарушения четности до Оболочки существует, положим, два абсолютно одинаковых перпендикуляра? Вот в каком месте он появится?

— А действительно, в каком? — сказал Сергей. — Но ведь это, наверное, при большом желании, можно экспериментально установить?

— Заставить умереть какого-нибудь очередного «смертника» на улице? насмешливо поинтересовался Глеб. — В том месте, где ему укажут?

— Да кто ж на это пойдет? — пробормотал Кирилл. — И кто разрешит? Чего вы несете?

— К тому же, неизвестно, — заметил Глеб, — как резервация исчисляет эти пресловутые перпендикуляры. И с какой точностью. До метра или до микрона?

— И где именно начинается Оболочка? — вставил Валера с набитым ртом.

— Или, например, такие вопросы… — Глеб развалился в кресле. — Что будет, положим, если стоять с внешней стороны Оболочки очень долго? И вообще, насколько жестко фиксированы границы резервации? Может, они как-то меняются со временем? Сжимаются, положим, или расширяются, или колеблются?.. Чем отличаются форма и время существования плюс-Прохода от минус-Прохода?

— Да Серега-то имел в виду не это, — произнес Кирилл. — Он хотел сказать, что если один из принципов чем-то отличается от других, то может быть, здесь есть какой-то намек? Так да, Серега? Я правильно понял?

— Не-не… Вот еще, кстати, интересный вопрос… — проговорил Валера. Существуют ли между резервациями какие-либо каналы связи? Я имею в виду специфические каналы. Мы, может, о них и не подозреваем…

— Биополя, что ли? — нахмурился Кирилл.

— Почему обязательно биополя? — сказал Валера. — Биополя — это уже неинтересно…

— Каналы связи? — язвительно сказал Глеб. — Ох, уж мне этот технократ… Не пойму только, как его технократскую душу вынесло на непрерывную логику? Технократ — и глаголет о непрерывной логике! Это нелогично. И вообще, господа, — сказал Глеб, скептически глядя, как Валера старательно работает челюстями. Крайне необходимо немедленно выпить, пока наш Кулибин не сожрал всю закуску!

— А я о чем, блин! — с недовольством воскликнул Кирилл.

Глеб разлил, и они выпили. Какое-то время было тихо.

— А представьте себе, господа, — проговорил Глеб, закусывая, — что все резервации являются чем-то вроде раковых опухолей на теле планеты. Этакая болезнь планетарного масштаба. Почему бы нашей старушке Земле не подцепить какую-нибудь заразу на космических задворках? Воздушно-сопельным путем.

— Тогда, по идее, это не рак, — сказал Кирилл. — Раковые опухоли разрастаются. И заразиться раком нельзя…

— Ну, сифилис, — смиренно согласился Глеб. — Или старческие пигментные пятна. Чай, не девка уже.

— Только не надо здесь устраивать соревнования, — заметил Валера, — кто больше всех не понимает в медицине. Дайте поесть-то.

— Нет, — сказал Кирилл. — Тогда лучше не так. Резервации — это лепрозории, где происходит изоляция больных. Или, понимаешь, исправительно-трудовые колонии… Или ЛТП.

— Да было дело, разрабатывали и эту тему… — продолжал Глеб. — В свое время популярно было считать, что смысл резервации заключается в том, чтобы якобы сформировать в изолированном сообществе людей некоторые качества. Некоторые новые, так сказать, свойства. Мне всегда было смешно слушать такие рассуждения. Тоже мне, — мастерская по переделке хомо сапиенса… Все это опять оттого же, что людям очень нравится считать себя пупом земли.

— Ну, может, не создание новых свойств, а поиск их у кого-то? — сказал Сергей. — Скажем, своеобразный отсев? Изолировали, стало быть, людей и рассматривают, выискивают каких-нибудь этаких индивидуумов… С какими-нибудь этакими отличиями.

— Ясно, ясно, — закивал Глеб и осклабился. — Формирование спецотряда для полета на Нептун. Или в таком духе… Хе-хе…

— Не так утрированно, — заметил Сергей. — Не так утрированно. Вы здесь четыре года живете, ничего на себе, как бы, не ощущаете, так? А, может быть, за это время на вас провели массу исследований! Вас, скажем, прощупали неведомыми нам способами. Ну, просто надо было, чтоб кролики не разбегались вот и посадили их в клетку. На Нептун лететь совсем не обязательно. Впоследствии этот наш весельчак «некто» напишет, скажем, диссертацию и откроет клетку. И кролики разбегутся, так никогда и не узнав, на предмет чего их исследовали.

— Или, положим, не откроет клеточку, — ухмыльнулся в бороду Глеб. — На кой ляд она после всего сдалась? Какая-то ржавая, кривая, да к тому же, вся в экскрементах, клетка…

— Или не откроет, — согласился Сергей.

— А весь этот сволочизм?! — выпалил Кирилл. — Который в последнее время происходит? Это тоже часть диссертации?

— А, может быть, так и задумано, — произнес Сергей. — Просто на определенном этапе исследования наш славный «некто» решил усложнить правила игры в резервации. Нагнать немножечко страху, ну, и посмотреть, что получится. Как кролики отреагируют?

— Да, это тоже было уже… — вяло отозвался Кирилл.

— Что было? — сказал Валера, не переставая жевать.

— Не так давно, вроде, — сказал Кирилл. — Май, ты же тогда толкал свою очередную идею!

— Какую это? — спросил Глеб, поглаживая бороду.

— Да, про кроликов в лаборатории… Забыл что ли? Или это зимой еще было?..

— Ах, это… — вспомнил Валера. — Маевский тебе тогда доказывал, что — не кролики, значит, а крысы.

— Ни фига он мне не доказал, — проворчал Кирилл. — Я это к тому что, тоже тогда все выясняли: вдруг, мол, резервация — это испытание? Проверка там каких-то качеств, или проверка на выживаемость, еще чего то… Что ты там еще говорил-то?

— Минуточку, минуточку, — грозно сказал Глеб. — Вы, лейтенант, не приписывайте мне своих заморализованных подходов! Я говорил, что, может быть и проверка, может быть и испытание — почему бы и нет? Но ни про какие-то там качества я не поминал. Это ты потом стал гнать чушь про испытание качеств. Благородство, коллективизм, смелость…

— А ты не гнал, да? — язвительно сказал Кирилл.

— Это не мой стиль, — ответил Глеб. — Ты можешь до такого бреда додуматься, не спорю. Тебе бы только нравственную основу подвести подо все. Хлебом не корми — дай поделить любое явление на плохое и хорошее, на доброе и злое…

— А тебе лишь бы обгадить, — заметил Кирилл недовольно. — Все отвергнуть. А почему бы, понимаешь, не поделить явление на плохое и хорошее, а? Если явление связано с людьми — как его не делить-то? Скажи-ка на милость!.. Если человек так устроен! Если вокруг него все построено по принципу добра и зла…

— Это твоему человеку только так кажется! — воскликнул Глеб. — Это он по своей глупости и мании величия так возомнил. Тоже мне, царь природы! Больная разумом обезьяна… Кир, ты, как обычно, ставишь человека в центр Вселенной в этом и беда. Вот когда ты перестанешь его туда ставить, когда ты поймешь, что Вселенная вертится вовсе не вокруг него, тогда тебе станет ясно, что нельзя везде и всюду пихать человеческие оценки. Представь себе, что этого «весельчака», как его обозвал наш Серж, может, больше всего интересует твоя мочеполовая система, а не твои моральные устои. Если его вообще что-либо интересует.

— Пока я человек, я буду ставить человека в центр Вселенной, — сказал Кирилл упорно. — И ты меня в этом никогда не переубедишь. Вот и все. Вот овца, по идее, думает, что она — центр Вселенной. И кролик так же думает, наверное. Каждый считает себя…

— Позвольте не согласиться! — перебил его Глеб. — Ни кролик, ни овца, к счастью, ничего такого не думают. Они кушают себе травку и планов на завтра не строят. Тем и счастливы. Нам у них учиться надо, сапиенсы!

— А откуда вы вообще знаете, что думают кролики? — изрек Сергей. Дарвинисты хреновы…

— Ладно, я беру тайм-аут, — сказал Кирилл. — От меня отстань. Вон Серегу обрабатывай, философ. Я это все уже слышал не один раз. Я лучше бутерброд съем, пока Васильич все тут не сожрал.

— Меньше надо копья ломать, однако, — посоветовал Валера, усердно ковыряясь вилкой в банке тушенки. — А то машут-машут сначала мечами, а потом начинают жратву искать… Когда уже поздно, между прочим. Кстати, сейчас хорошо бы кофе пошло, — заметил он.

— Кофе? — вскинул бровь Глеб. — Это такое жидкое и черное? Которое из кофеина делают?

— Нет, — качнул головой Валера и поправил очки. — Его из кофеина только выращивают. Из молотого.

— А кто у нас сегодня за Махмуда? — спросил Кирилл.

— Драйвер, драйвер, — произнес Глеб.

— Тогда поджигай, — сказал Валера Сергею.

— Только сначала еще по одной! — потребовал Кирилл. — Сегодня классно идет.

Они выпили еще по одной. Глеб поднялся из кресла и стал копаться на полке с книгами. Валера откинулся на спинку дивана. Бросив в рот ломтик лимона, Сергей пошел на кухню разогревать чайник.

Кое-как он нашел спички в одном из настенных ящичков и зажег газ на плите. Он даже не посмотрел, есть ли в стареньком двухлитровом чайнике вода, и когда тот покорно зашумел, Сергей приблизился к грязному оконному стеклу. Улица Магистральная была сегодня особенно заполнена транспортом. И людей, неторопливо плетущихся вдоль тротуаров, казалось, тоже стало больше. А может, действительно, это ему только казалось? Может, он раньше просто-напросто не обращал внимания на такие мелочи? И теперь эти мелочи, эти отблески чужой жизни стали вдруг особенно заметными? Болезненно заметными… Со стороны, ведь, как водится, всегда виднее. Недосягаемое всегда интересно, а запретный плод всегда сладок…

Он не заметил, как в кухне появился Глеб, держа в руках маленькую раскрытую книжку, похожую на томик стихов.

— Вот послушай, — сказал он, поглаживая бороду. — Каково сказано…

Он перелистнул страницу и прочел вслух:

— Ты это про что? — Сергей с вздохом отвернулся от окна.

На него в упор смотрели серые глаза Глеба.

— Это не я, — медленно сказал Глеб, усмехнувшись в усы. — Это Мандельштам. Осип.

— Погоди… Ну-ка, повтори.

Глеб повторил. Возникла небольшая пауза.

— Люблю, знаешь ли, красивое слово, — сказал Глеб, щелкнув пальцами. Ничего с собой поделать не могу.

В дверном проеме появился Валера и пристально оглядел их обоих.

— Какого черта? — сказал он. Потом он встал между ними, отобрал у Глеба книжку и бросил ее на холодильник.

— Уже все сожрал? — поинтересовался Глеб. — А здесь ничего нет, милейший.

— Я кофе хочу! — требовательно заявил Валера. — В конце-то концов!

— Тогда стой и дуй на газ, — посоветовал ему Сергей. — Ты, что, правда все съел?

— Что за вопрос? — фыркнул Глеб. — Я бы на его месте обиделся.

— Конечно — не все? — сказал Сергей.

— Конечно — все! — сказал Глеб.

— А ну-ка… — пробормотал Валера и открыл холодильник.

— Смотреть на это не могу, — сказал Глеб скорбно. — Идемте скорее отсюда, Серж.

— Сигарету оставь! — буркнул Валера, звякая в недрах холодильника стеклом.

Они покинули его и вернулись в комнату. Внезапно из недр маленькой комнаты донесся глухой демонический звук, напоминавший рев слона, от которого, казалось, задрожал листок календаря, приклеенный булавкой к обоям.

— Палыч!.. — с восхищением и замиранием произнес Сергей. — Неужели выходит на свет божий?

— Э-э… — протянул Кирилл, наморщив лоб и прислушиваясь. — Чего это он пробудился?

— Т-с-с!.. — зашипел Глеб, прыгая к дверям и прикладывая ухо.

Спустя пару секунд воздух прорезал второй трубный стон, но громкость у него была уже заметно ниже. Глеб озадаченно почесал затылок, осматривая стол в поисках чего-нибудь съедобного.

— Все схавал, животное… — пробурчал он. — Чем прикажете сейчас Палычу рот затыкать?..

Прошло еще несколько секунд, но звуки за дверями больше не повторились.

— Расслабься, — посоветовал Кирилл. — Это он просто на другой бок переворачивался. Или зевал.

Удовлетворенно крякнув, Глеб вернулся в свое кресло и задрал ноги на стол.

— Па-а-прашу соблюдать общественный порядок! — тут же гаркнул Кирилл. — А то репрессирую, на фиг! Депортирую, понимаешь, и реабилитирую!.. Посмертно.

— Кстати, господа, насчет лепрозориев, — произнес Глеб. — Вариант с психушкой, по-моему, интереснее. Это будет самое то. По крайней мере, в отношении нашей резервации. Ситуация с Артемом, как нельзя более точно показывает, кто здесь нормален с Вселенской точки зрения.

— Они просто хотят нас всех свести с ума, — сказал Кирилл. — Я понял, мужики! Подталкивают к этому…

— Интересно, с какой целью? — спросил Сергей. — В чем тут прикол-то?

— А без всякого прикола, — ответил Кирилл и рубанул ладонью воздух. — Без всякой цели. А может, они нашим разумом питаются? Интеллектом, блин, нашим…

— Ничего-то вы не просекли, — покачал головой Глеб. — Они же намекают на то, что свобода и разум — это несовместимые вещи! Подумайте, как это верно! Разум — есть оковы чувствам и инстинктам, ибо он способен их подавить. Правильно?

— Чего? — грозно сдвинул брови Кирилл.

— Подавляя инстинкты, человек разумный заставляет себя жить в соответствии с вымышленными ценностями, а не с теми, которые ему свойственны от природы. Всю свою разумную жизнь человек стремится к достижению счастья, идеал которого придумал себе сам…

— Эк, его опять понесло, — сказал с вздохом Кирилл.

— А зачем, скажите, придумывать идеал счастья, если он есть, если он дан изначально? — продолжал Глеб, размахивая над головой указательным пальцем. Нужно лишь убрать это гадкое препятствие, называемое разумом, чтобы оно не мешало смотреть на вещи непредвзято и видеть их такими, какие они есть. Не искать в вещах смысла, а пользоваться ими! Только лишенная разума особь может быть воистину свободна, ибо она не связана никакими внутренними и внешними обязательствами, ибо она делает всегда то, что хочет. Она не строит планов на будущее и живет настоящим. И самое главное, она имеет минимум потребностей, и потребности эти по своему составу приближаются к возможностям! А если возможности сближаются с потребностями, что мы получаем, скажите мне?

Глеб умолк, крякнув, и достал сигарету.

— А я вот тебе ничего не скажу, — сказал Кирилл. — Сам мучайся.

— Мы получаем практически идеально счастливую особь! — проговорил Глеб, прикуривая. — Спросите об этом у сумасшедших. Или, положим, у тех же кроликов. Так что, господа резервисты, решение находится рядом, его даже не надо искать. Надо только найти в себе мужество и волю его исполнить. Мужество и волю… задумчиво повторил он, пуская кольцо дыма. — Знаете, что произносили английские рыцари круглого стола на своих заседаниях? — поинтересовался он, обводя всех взглядом. — «Господи, дай нам мудрость найти правду, волю, чтобы выбрать ее и силу, чтобы добиться ее». Я это в каком-то фильме смотрел… Вот то-то, господа. Вся суть в этом, и лучше не скажешь. Так что — долой разум! Да здравствует свобода и счастье! — А ты чего стоишь? — спросил он строго в сторону двери. — Опоздавшие в зрительный зал не допускаются.

— Ты уже все? — участливо поинтересовался Валера с порога комнаты. Быстро, однако.

Он сел на диван. В руках у него была открытая банка с каким-то салатом.

— Оставь немного-то, — проговорил Сергей, подвигаясь к нему.

— Черт подери, — пробормотал Кирилл. — Где же проходит эта самая идиотская граница?

— Какая граница? — спросил Валера, очень стремительно набивая рот салатом.

— Немного-то оставь, — повторил настойчиво Сергей, прицеливаясь вилкой в банку.

— Ну, которая разделяет нормального от ненормального! — сказал Кирилл, почесывая в затылке.

— Разве она существует? — Глеб пускал над головой какие-то невообразимые дымовые узоры. — В непрерывном-то мире? Спроси-ка у нашего апологета абсолютной относительности.

Кирилл хлопнул ладонью по столу.

— Для резервации граница существует! — выпалил он. — И резервация, сволочь этакая, умеет определять кто псих, кто нет!.. Возьми, к примеру, Филинскую девчонку. У нее явно что-то с головой случилось, это, может, и незаметно со стороны… Но какие-то отклонения все равно есть, по идее. Мне Виктор сам как-то говорил. Ну, это же ясно: душевная травма и все такое… Какие-то следы остаются. Ан нет же! Не пускает ее Оболочка, хоть тресни! Вот в чем фокус-покус.

— А они пробовали? — спросил Валера, старательно работая челюстями. — Они, может, и не пытались…

Сергей улучил момент и выхватил у него банку с салатом, пока еще в ней что-то было.

— Да пробовали!.. — махнул рукой Кирилл. — Я это точно знаю. Бесполезно.

— Погодите, народ, — проговорил Сергей, тоже жуясь. — Я вот что хочу сказать… Ты, Глеб, говоришь: путь к свободе через отказ от разума, да? Вроде как намек такой нам дают, да?

— Да он тебе еще не то наговорит! — скривился Валера. — Ты вот у него завтра спроси…

— Я не об этом! — перебил его Сергей. — В каждой шутке и в каждой правде есть доля истины. А что если путь к свободе — через смерть?

— Ты чего-то загнул… — протянул Кирилл. — Как это: путь?.. Через смерть…

— Между прочим! — воскликнул Валера. — Дайте пожрать-то чего-нибудь, в конце-то концов!.. Серега, что за банка у тебя в руках? Где ты ее взял, обжора?

— «Memento mori», — проговорил Глеб размеренно. — «Memento vivere», но и «memento mori». Жизнь и смерть — одно не без другого. В сущности, господа, что мы знаем о смерти?

— А что о ней знать? — хмуро отозвался Кирилл. — Переходишь себе в мир иной, вот и все.

— Ну, что с копа взять? — произнес Глеб. — Не скажи, не скажи… Я считаю, что смерть является самой малоизученной областью жизни.

— Слушайте, смените тему, а?! — буркнул Кирилл. — Чего вы тут про смерть начали гнать? Больше не о чем поговорить? Не хочу про смерть.

— Что с вами, прапорщик? — спросил Глеб. — Какой-то вы чувствительный стали. Раньше за вами этого не замечалось.

— Горит на работе синим пламенем, — сказал Валера, сокрушенно вздыхая. Как стахановец, это точно.

— Если какая-нибудь сволочь сейчас начнет про работу расспрашивать, процедил Кирилл, — сразу предупреждаю: дам в ухо. И открою огонь на поражение.

— Какая такая работа? — Глеб непонимающе вскинул брови. — Этот парень разве где-то работает? — спросил он, показывая пальцем на Кирилла. — И вообще, кто это такой? Кто привел сюда ОМОН? Это что, обыск?

— Чего пристали к бедным полицейским? — прорычал Кирилл. — Было приказано сменить тему! Почему не выполняете?! Лечь — встать, лечь — встать!

— Прошу прощения, ваше высблродие, — пролепетал Глеб, — не было указано, на какую именно тему… Не соблаговолит ли вашество уточнить: какой компакт-диск поставить?

— Давай про баб, — смягчившись, сказал Кирилл. — По ним сегодня еще не проезжались.

— А политика была? — осторожно поинтересовался Валера. — Нельзя ведь до политики… Есть же какие-то каноны, в самом-то деле!..

— Ну, хотя бы и про баб? — сказал Глеб, поглаживая бороду. — Вот, положим, по конторе усиленно циркулируют слухи, что у славных сестричек Голубевых отбирают-таки лицензию. Вот и ответьте, надзиратель, как представитель власти, — правда это или нет?

— Ничего про это не знаю, — пожал плечами Кирилл. — По-моему, это слухи.

— Дыма без огня не бывает, — покачал головой Глеб. — Власти резервации, вообще-то, понимают, что это означает? Прикрыть деятельность сестриц! Глупее решения не бывает. Если оно существует, то его принимал импотент. Ну, не станет Голубевых — появятся Синичкины, Воробьевы и тэ пэ.

— Может быть, это предвыборная провокация против нынешних властей? предположил Сергей.

— Самое главное, что результат будет обратный, — сказал Глеб. — Во-первых, пользователи из разряда легальных перейдут в разряд нелегальных, только и всего. Во-вторых, бюджет резервации получит меньше налогов.

— А в-третьих, — добавил Валера, — поднимется народное восстание. Контора объявит, значит, голодовку. Нет, тут палку перегибать опасно, это факт.

— Тем более у наших мужиков, — заметил Глеб, хохотнув. — Так просто не перегнешь. Не иначе, каким-то тетушкам-католичкам из мэрии по ночам плохо спится. Деятельность девочек, видимо, подрывает их пуританские устои.

— Да просто кому-то никак не дают покоя их доходы, — сказал Сергей. Ничего тут нового нет.

— А я от кого-то слышал, — сказал Валера, — что дело, между прочим, связано с каким-то эксцессом.

— Может, со СПИДом? — сказал Кирилл.

— Нет, — сказал Валера. — Какая-то темная история про телесные повреждения… И клиент, вроде бы, даже из местных…

— Телесное повреждение типа «СПИД», — проговорил Глеб. — Хо-хо-хо. Как вам, а? Неважно: местный — не местный… Бочку покатят все равно на наших.

— Это точно, — согласился Валера.

— Я уже предвижу жуткую картину, — зловеще произнес Глеб, откидываясь в кресле. — Митинги протеста на улицах. Плакаты с непристойностями, ультиматумы… Обнаженные по пояс снизу мужики штурмуют мэрию… Публичное изнасилование жен мэра и его заместителей… Сестры Голубевы стремительно приобретают статус «жанн-де-арок»… В итоге сексуальный бунт однозначно перерастает в государственный переворот. А дальше… Вижу безумный блеск в глазах, костры на улицах, обесточенные дома с выбитыми стеклами, разграбленные склады, перевернутые киоски, разбухшие трупы чиновников на столбах…

Глеб умолк, налил себе соку и отпил из стакана.

— А, может, это они сами? — сказал Сергей. — Устроили сестрички шумиху, чтоб тариф поднять? Хороший прием.

— Но-но — поднять! — недовольно сказал Валера. — Куда еще поднимать-то? Совсем, что ли, уже… А ты вообще! — сказал он Сергею. — Не слышишь, что чайник кипит? Ты, между прочим, воду-то туда наливал?

— Разве ее там не было? — удивленно спросил Сергей, вставая с дивана.

Компания с жаром принялась обсуждать высокие тарифы на услуги сестер Голубевых, а Сергей снова поплелся на кухню.

Видимо, какое-то количество воды в чайнике все же присутствовало, потому что он отчаянно трубил струей пара в окно. Сергей выключил под ним газ и подошел к подоконнику. Стекло оказалось полностью запотевшим и через матовую пелену уже не был виден тот чужой, параллельный мир. Что-то скоро случится, подумал он в который раз. И откуда взялось это предчувствие, преследовавшее его в последние дни? Может быть, я его сам себе сочинил, мелькнула у него мысль. Он нарисовал пальцем на запотевшем стекле кружок. Словно замочная скважина в двери, думал Сергей, глядя через него на крохотный кусочек чужого мира. Чайник еще продолжал агонизировать паром, и кружок довольно быстро затянулся снова. Будто Проход в Оболочке. «Нет, врешь», — с упрямством процедил Сергей и нарисовал его опять.