Трудным было прощание с Гомелем. Не только потому, что нравился мне этот уютный город на самом юге Белоруссии, и не потому, что здесь удачно сложились служебные дела у Анечки, довольны были мальчики прекрасной школой рядом с домом, а Верочка была любимицей всех воспитателей детского садика. Даже не потому, что квартира здесь была лучше всех предыдущих и у нас было много милых друзей на работе, хороших соседей по дому, а дети не так заметно, как раньше, чувствовали своё еврейское происхождение. Больше из-за того, что испытывал чувство унижения и оскорбления фактическим изгнанием из коллектива, который стал мне родным и близким, того самого, которому служил верой и правдой, где так много было сделано для его расширения, развития и превращения предприятия из отстающего в передовое. Угнетала несправедливость предпочтения пусть плохого, но своего Синицына, пусть даже и лучшему, но чужому властям Гимельфарбу. До слёз было обидно чувствовать свою второсортность, которая так отчётливо проявилась в моём конфликте с директором. Жаль было, что из-за недостатка времени не удалось осуществить многое из задуманного, особенно в области технического творчества. Впервые так сложилось, что за полтора года здесь не было внедрено ни одной собственной разработки по усовершенствованию техники и технологии.

Не хватило сил и мужества пойти на комбинат, чтобы попрощаться с коллективом и передать дела тому же Тарнопольскому, у которого я их ещё не так давно принял. Я отдал ему ключи от кабинета и шкафов и ответил на все его вопросы дома. Сюда же пришел начальник отдела кадров Полежанкин, который принёс мне трудовую книжку.

Попрощаться пришли многие рабочие, инженеры и служащие, а также друзья. Особенно тёплым было прощание с Григорием Афанасьевичем Любаном, с которым у меня сложились очень близкие дружественные отношения. Он лучше других понимал моё состояние и старался, как мог, меня поддержать. В отличие от меня он расценивал мой уход с комбината не как поражение, а как победу добра над злом, правды над ложью, совести над наглостью.

Нашему отъезду из Гомеля больше всех сопротивлялись дети. Они просили оставить их здесь до лета, до окончания учебного года. Так мы и решили на семейном совете.