После памятных заседаний правления “Русского клуба”, на которых было осуждено поведение Малкина и принят сценарий проведения вечера, посвящённого 50 летию Победы, предложенный Цыпенюком, в клубе уже не было того единства и сплочённости, которыми он отличался в первый год своего существования. Из общества друзей и единомышленников, созданного на идеях благородства, взаимоуважения, бескорыстия он всё более становился похожим на дискуссионный клуб с критикой снизу и борьбой мнений, в нём всё отчётливее стали проявляться до боли знакомые черты общественных организаций, действовавших на нашей бывшей родине.

В числено возросшем правлении, насчитывающем около двадцати человек, стали разворачиваться многочасовые дебаты и оно стало трудно управляемым. Отдельные его члены всё чаще стали выражать недовольство стилем и методами работы президента, обвиняя его в самоуправстве и диктаторстве. У них нашлись сторонники и среди рядовых членов клуба.

Во главе недовольных был Аркадий Цыпенюк - человек эрудированный, высокообразованный, всю жизнь отслуживший на лоне культуры. Его богатый жизненный опыт, знания и способности могли быть весьма полезными в клубной работе и потому отношение к нему президента и членов правления поначалу было в высшей степени уважительное. Тому способствовал и почтенный возраст - ему было около восьмидесяти. Аркадию поручили чтение лекций по истории кино, его ввели в состав редколлегии.

Первые выступления Цыпенюка на воскресных встречах членов клуба, его стихи и фельетоны в клубной газете были с интересом восприняты слушателями и

читателями, получили высокую оценку правления. Президент Шусторович был к нему предельно внимателен и оказывал Аркадию всемерную помощь. Поначалу он всё это благодарно принимал, но по мере расширения сферы его участия в различных клубных мероприятиях, Цыпенюк стал терять меру скромности, тактичности и вежливости. Он часто нарушал регламент при чтении лекций (вместо отведенных 30-45 минут они продолжались более двух часов), чем срывались другие плановые мероприятия, проявлял грубость при проведении репетиций, неуважительно относился к президенту клуба.

Эти и другие нарушения принятых в клубе правил поведения тогда ещё не казались серьёзными и могли быть легко изжиты, если бы Аркадий внял советам президента и сделал для себя должные выводы. Однако, его реакция на замечания была чаще отрицательной. Взаимоотношения Цыпенюка с Шусторовичем становились всё более неприязненными и со временем переросли в открыто враждебные. Аркадий искал любой повод скомпрометировать Женю. Он обвинял его в апартеиде, узурпации власти, публично навешивал на него обидные и оскорбительные эпитеты.

На одном из заседаний редколлегии, в котором мне довелось участвовать, Цыпенюк не только резко критиковал президента за “гнёт цензуры”, но и призывал к открытой конфронтации с ним и выходу из его подчинения.

Идеи “свободы и демократии”, которые проповедовал Аркадий, нашли поддержку у некоторых членов правления, которые вслед за ним заявляли: “Мы в свободной стране и вольны делать всё чего желаем”.

Не осознав ещё в полной мере степень опасности, которую таила в себе небольшая группа возмутителей спокойствия, руководство клуба терпеливо им разъясняло, что свобода имеет свои границы и делать всё, что тебе угодно, можно только у себя дома и то в пределах рамок общепринятых норм морали и уважения к другим членам своего семейства. Даже в Америке, самой демократической стране, существуют жёсткие нормы поведения на работе и в общественных местах. По крайней мере грубость, нарушение правил общения, законов и уставных требований и здесь никому не дозволено.

К сожалению, “идеи” оппозиции оказались заразительными. Недовольство стилем работы президента стали выражать редактор газеты Шапиро, клубные

активисты Гальперина, Юзбашева, Сегал. Они упрекали Шусторовича в нарушении демократии и диктаторстве.

Хоть группа недовольных была ещё малочисленной и их поимённо можно было сосчитать на пальцах одной руки, они уже представляли серьёзную опасность единству клуба. Это были высокообразованные, эрудированные люди. Их знания, способности, опыт президент высоко ценил и по его желанию они в своё время были введены в состав правления.

Критикуя действующий в клубе порядок и стиль работы правления, они, наверное, сравнивали их с практикой работы общественных организаций на нашей бывшей родине, где практиковались бесконечные дискуссии и все решения принимались большинством голосов.

В этом смысле наш клуб действительно имел существенные отличия. Его создатели, и в первую очередь президент Шусторович, не руководствовались привычными по прошлой жизни нормами советской демократии. Они объединили попавших на чужбину русскоязычных эмигрантов с целью удовлетворения их потребностей в общении, получении необходимой информации о жизни на их бывшей родине и в других странах, реализации творческих способностей и использования своего свободного времени с максимальным интересом, удовольствием и моральном удовлетворении. Именно эти цели и были записаны в клубный Устав. Девизом клуба стали слова: терпение, взаимоуважение, взаимовыручка. Не было там других широкомасштабных задач и идеалов из памятного кодекса строителей коммунистического общества, вроде равенства, братства, свободы и счастья для русскоязычных евреев Америки.

Во имя достижения поставленной цели самоотверженно работали Шусторович и его немногочисленные сподвижники, труд которых был сравним с подвигом. Уверенные в том, что служат правому делу, они отдавали ему все свои силы, знания, способности, не желая растрачивать их на бесконечные дискуссии и споры со своими оппонентами.

Да, Шусторович не все вопросы работы клуба выносил на правление, а при рассмотрении там своих инициатив проявлял порой излишнюю жёсткость, принципиальность и настойчивость, отстаивая свою позицию. Наверное, в стиле его руководства чувствовался принцип единоначалия, унаследованный им от многолетней практики руководства социалистическим промышленным предприятием, но от этого

не было вреда общине. Скорее наоборот: принципиальность, настойчивость, решительность при осуществлении его идей стали главными слагаемыми успеха и процветания “Русского клуба”.

Руководствуясь Уставом, Женя требовал соблюдения общепринятых правил общения и дисциплины поведения от всех членов клуба, независимо от возраста, общественного положения и образования. Недовольным он советовал воспользоваться принципом добровольности членства в клубе и возможностью создания своего сообщества единомышленников. Он не раз заявлял о готовности передать свои полномочия кому-нибудь другому, кто даст на то согласие и кого пожелают избрать члены правления.

Желающих возглавить клуб, однако, не нашлось, а критика в адрес президента разгоралась с новой силой. Странную позицию в этом противостоянии занимал народ. Хоть подавляющее большинство членов клуба в душе поддерживало Женю, мало у кого хватило смелости открыто осудить поведение его противников, которые становилось всё более агрессивными и резкими. Многие занимали позицию невмешательства, руководствуясь принципом: “моя хата с краю, я ничего не знаю”.

Последующие за этим драматические события в жизни клуба подтвердили пагубность такой позиции.