Проснулись до общего подъёма из-за шума множества автомобилей, заполнивших школьный двор и прилегающую площадь. За все месяцы войны мне впервые приходилось видеть такое множество автомобилей.. До сих пор все переходы, передислокации и маршруты полка, в том числе и на довольно большие расстояния, мы совершали пешим маршем, а тут такая техника! Мы даже уже потеряли веру в то, что в нашей армии есть такое множество автомобилей.

Мы их раньше почти не видели, а танки советские нам встретились только раз, когда они колонной шли к Киеву. В нашей дивизии танков вообще не было и предыдущие военные операции осуществлялись без их участия. Как нам сказали, их не будет и в предстоящей операции по освобождению Краснограда.

А вот автомобили нам сегодня подали и мы разместились в них довольно удобно. В семь утра колонна тронулась. Боря и Женя были рядом. Наш пулемётный взвод с материальной частью, станковыми пулемётами и запасом боеприпасов разместился на двух больших автомобилях.

Настроение у всех было боевое. В новом чистом обмундировании, с подготовленными к бою винтовками и автоматами, бойцы сидели стройными рядами и выглядели довольно браво. Хоть мы втроём были самыми молодыми во взводе и многим по возрасту в дети годились, но зато были уже обстреляны и имели какой-то опыт, чего не было у большинства пожилых солдат из нового пополнения.

Дорога шла в тыл, погода была пасмурной, что ограничивало действия авиации противника, и мы благополучно, без приключений, к исходу светового дня прибыли к месту разгрузки, небольшому селу, расположенному на окраине берёзовой рощи, в нескольких километрах от Краснограда.

Уже темнело, когда мы разгрузились и в пешем порядке двинулись на исходные позиции. Навстречу нам, по дороге к селу двигались раненые из частей, которые уже пытались освободить город. Некоторые шли сами, других несли на носилках. Слышна была артиллерийская перестрелка, вой мин и автоматные очереди.

Мы заняли позицию на краю лощины, у открытого поля, отделяющего нас от окраины города. К вечеру похолодало, ожидались заморозки. Получили команду окапываться. Хоть земля была мокрой и глинистой, мы быстро справились с этой задачей и вырыли себе три удобных окопа рядом и гнездо для пулемёта. Поблизости от Бори окопался его второй номер - дядя Матвей.

Когда стрельба прекратилась, мы получили право на несколько часов отдыха. Задолго до рассвета объявили подъём, и полк двинулся по мёрзлому полю к городу. Вода в лужах замёрзла и мы старались не ступать на лёд, чтобы не вызвать шума. Скрытно подобрались к окраине города и залегли. Было тихо, немцы, вероятно, не заметили нас. Лейтенант предупредил, что атака начнётся по сигналу ракеты.

И вот сигнал получен, и мы с шумом, криками «ура», под аккомпанемент пулемётных и автоматных очередей ворвались в город.

Немцы, казалось, были застигнуты врасплох и, отстреливаясь, стали отходить к центру. Видны были фигуры бегущих солдат и по ним можно было вести прицельный огонь. На нашем пути уже встречались убитые и раненые немцы, а мы, воодушевлённые успехом атаки, рвались вперёд. Казалось, ничто не сможет спасти фашистов от поражения.

Однако, по мере нашего продвижения к центру сопротивление противника всё усиливалось, и мы попали под заградительный автоматный, пулемётный и миномётный огонь. Слышны были стоны раненых, зовущих на помощь. Лейтенант Скиба скомандовал занять оборону, и мы быстро разобрались на местности, используя для укрытия дома, сараи, заборы. Подсчитали первые потери: двое раненых и один убитый. Все из нового пополнения.

Во время атаки и сейчас я, как обычно, держался рядом с Борей и Женей. Заняли пустой сарай и подготовились к возможной контратаке противника. Стало светло и мы установили, что здорово потеснили немцев и дошли почти до центра города. На какое-то время огонь стих и они не проявляли активности. Успех операции уже не вызывал сомнения и, казалось, что ещё одной нашей атаки будет достаточно для освобождения города от десанта. Кто-то пошутил, что обедать завтра будем в ресторане. Настроение было приподнятое. Не часто доводилось видеть бегущих немцев в начале войны.

Боря организовал завтрак сухим пайком и стали ждать команды к очередной атаке. И тут мы услышали шум моторов. Это были немецкие танки, движущиеся со стороны поля, прилегающего к городу, того же поля, с которого на рассвете началась наша атака.

Одновременно немцы открыли шквальный огонь по нашим позициям из миномётов, из центра города. И хоть танки были лёгкими и их было немного, этого оказалось достаточно для паники. Немцы начали контратаку под прикрытием града огня из всех видов оружия, включая пушечный обстрел из танков. Первыми дрогнули и побежали новички. Мы видели, как двинулись в обратную сторону и части других подразделений, участвовавших в штурме города.

Лейтенант Скиба дал команду отходить. Короткими перебежками, под прикрытием домов, дворовых построек и заборов, отстреливаясь, мы двинулись к полю, примыкающему к городу. Я старался не отрываться от Бори и Жени, которым пришлось тащить ещё и станковый пулемёт. Они определяли маршрут движения, время и длительность передышек, и старательно обходили движущиеся по улицам танки противника. Оказалось, что в городе с танками бороться не легче, чем на открытой местности.

Старались двигаться по тем же улицам, переулкам и дворам, по которым мы утром наступали к центру города. Удачно маневрируя, мы благополучно вышли на окраину и укрылись в одном из дворов, дожидаясь подхода отступающих бойцов нашего взвода. Разместившись в сарае и заправив свежую ленту в «Максим», подготовились к возможной атаке немцев.

Двигаться через открытое поле нельзя было, так как оно простреливалось из миномётов и стрелкового оружия. Боря обследовал ближайшие дворы и в одном из них разыскал лейтенанта Скибу, Василия Степановича и нескольких бойцов из нашего взвода. Комвзвода приказал дожидаться сумерек, а затем добираться до лощины, где ждать дальнейших указаний.

Хоть дни в октябре и короткие, но время тянулось долго. К тому же немцы продолжали беспорядочный огонь по окраине города из миномётов, а затем начали прочёсывать дворы с участием мотоциклистов-автоматчиков.

Четыре автоматчика на двух мотоциклах появились и в нашем дворе. Опасаясь быть обнаруженными, мы открыли огонь первыми. После нескольких пулемётных очередей и короткой перестрелки мы стали владельцами немецких автоматов, а четыре трупа солдат и два мотоцикла остались в этом дворе.

Под покровом вечерних сумерек двинулись к лощине. Короткими перебежками под беспорядочным миномётным и оружейным огнём, нам удалось преодолеть открытое поле, но когда мы достигли её и казалось, что всё самое страшное позади, немцы открыли по лощине ожесточённый миномётный огонь. Думаю, что этим огнём кто-то довольно точно управлял, так как мины разрывались именно там, где скапливались группы отступающих бойцов.

К вечеру похолодало, и вода по обе стороны дорожки, ведущей к селу, покрылась тонким слоем льда. Кустарники были низкими и редкими, укрыться, практически, было негде. Боря крикнул нам сойти с дорожки, где мины ложились чаще, а мы стали для них открытой мишенью. Он велел рассредоточиться и двигаться через кустарники в направлении села. Я свернул с дорожки вправо, а Женя влево. Боря продолжал с перерывами свою перебежку по дорожке, наблюдая за нами по обе стороны от себя. Быстро двигаться мы не могли из-за большого веса амуниции и разобранных станковых пулемётов Со всех сторон рвались мины, многие из которых попадали в цель, унося жизни наших солдат. Когда я пробежал половину пути и уже просматривалось поле, отделяющее лощину от села, услышал вой мины, летящей, как мне казалось, прямо на меня. Успел прижаться к земле, но это не помогло. Я услышал разрыв большой силы и меня куда-то унесло...

Очнулся от холода и желания пить. Вокруг было темно. Я лежал в воде, покрытой тонкой коркой льда. Попытался прильнуть губами к жиже, в которой лежал. Из левого глаза хлынула кровь и я почувствовал острую боль в левом коленном суставе. Нельзя было оставаться лежать в ледяной воде и я, опираясь на руки, стал двигаться к стожку сена, находящемуся поблизости. Когда мне это, наконец, удалось и я устроился в сухом, приятно пахнущем сене, вдруг услышал невдалеке немецкую речь. С трудом присмотревшись через щелочку в сене, я увидел на дорожке, идущей к селу, машину и несколько немецких солдат с автоматами. Они направлялись в сторону моего укрытия, осматривая по пути трупы наших солдат и подбирая кое-что из оружия. Чувствуя себя в полной безопасности, они громко разговаривали, шутили и посмеивались. Один из них возился с трупом, лежащим рядом со стожком сена, укрывшем меня, и стал своим тяжёлым солдатским ботинком на палец моей руки. Хоть между пальцем и ботинком был какой-то слой сена, боль была невыносимой. Немец поднял лежащий рядом автомат, порылся в вещмешке и карманах убитого и всё продолжал стоять, сжимая мой палец. Он подозвал другого солдата, передал ему трофеи и тщательно осмотрел участок вокруг моего укрытия, пользуясь фонариком. Силы покидали меня из-за сильной боли в пальце, ранений в ногу и голову, а больше из боязни быть обнаруженным немцами. Любой мой звук или движение неминуемо бы привели к этому.

К счастью всё обошлось. Немцы закончили осмотр и уехали в направлении Краснограда.

Кругом было тихо. Рассвело. Я мог уже видеть, как много однополчан полегло в этой лощине. Было ясно, что полк ушёл в направлении села, а немцы вернулись в город. Нужно было что-то делать, ибо здесь меня поджидала смерть от потери крови, голода, холода и жажды.

Я попытался что-либо поесть из остатков сухого пайка и обнаружил, что кроме уже известных мне ранений, один из осколков мины пробил щеку и выбил несколько зубов, что вызывало сильную боль при попытке жевать пищу. Единственное, что мне удалось, это проглотить несколько кусочков размокшего в моём вещмешке сахара, что вызвало ещё большую жажду, утолить которую было нечем.

Взошло солнце. Потеплело. Нужно было покидать своё тёплое убежище и искать спасения. Я отчётливо понимал, что вторую ночь мне здесь не выжить. Дожидаться помощи своих было опасно, ибо лощина обстреливалась немцами и находилась под их контролем. Скорее можно было дождаться второго прихода сюда немцев.

Попытался подняться, но невыносимая боль в ноге и головокружение свалили меня. Я подобрал лежащую невдалеке палку и, опираясь на неё, стал медленно передвигаться к дорожке, ведущей в село. Каждое движение отдавалось сильной болью в колене, из-за которой я не чувствовал боли от нескольких других ран, которые я успел обнаружить, если не считать того, что совсем не видел левым глазом.

Было тихо. Только изредка слышны были одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Я так ослабел, что приходилось отдыхать через каждые 10-15 минут. И всё же, к полудню мне удалось добраться до поля. Были видны белые хаты на краю села и слышен лай деревенских собак.

Двигаться в село через открытое поле днём было опасно, так как я стал бы живой мишенью. Решил дождаться сумерек и уж тогда рискнуть добраться до села. Уверенности в том, что там ещё находятся наши части не было. Я отполз от дорожки и устроился на сухом месте под кустарником. Мучила жажда. Чувствовал, что появился жар. Невдалеке паслась корова, и одолевала мысль подползти к ней и попытаться надоить молока. Но силы покидали меня и я то ли уснул, то ли потерял сознание. Очнулся, когда начало темнеть, от услышанной поблизости русской речи. Собрав последние силы, я позвал на помощь. Подбежали два солдата. По наличию у них сумок с изображением красного креста, я догадался, что это наши санитары. Они напоили меня водой, дали несколько глотков спирта и, соорудив самодельные носилки, потащили к селу. Двигались ползком, так как поле простреливалось. Добрались благополучно и довольно быстро. Меня занесли в чистую комнату, посреди которой стоял стол, покрытый белой скатертью, уставленный фруктами, овощами, творогом и приятно пахнущей колбасой. Вероятно это была хата медсанчасти полка. Санитары пытались меня накормить, но, кроме молока, я ничего не мог есть. Одного из санитаров звали Васей и он был рыжим, почти красным. Его доброе отзывчивое лицо я помню до сих пор. Вася сказал, что из села все ушли,нужно уходить и нам. Он измерил мою температуру и заторопился. Меня раздели, сняли сапоги, наскоро перевязали раны и уложили на телегу, стоящую в хлеве. Запрягли лошадь, и мы покатили к какой-то небольшой железнодорожной станции.

По дороге я несколько раз терял сознание. Боль в ноге всё усиливалась. На станции дождались санитарного поезда, следовавшего на станцию Лозовая. Мест в поезде не было и меня уложили в проходе. Пришёл врач, бегло осмотрел мои раны, пощупал пульс и велел сделать несколько уколов.

В сознание пришёл в госпитале. Как мне стало известно позднее, он находился на станции Лозовая. Я лежал в небольшой палате, где, кроме меня, было ещё несколько тяжелораненых. В палате было тепло, чисто и тихо. Изредка слышались стоны. Подошла сестричка и предупредила, что меня вскоре повезут на операцию. Не было сил даже что-либо ответить ей. Пробежали только мысли о последнем бое с немецким десантом, о страхе и бессилии перед вражескими танками, о друзьях-товарищах Боре и Жене, о лейтенанте Скибе и Василии Степановиче. Что с ними теперь? Взяли ли Красноград?

Подкатили стол на колёсах. Два санитара легко перенесли меня с кровати и покатили в операционную. Было очень больно от любого толчка или прикосновения. Операцию делали под наркозом. Я проснулся ночью и понял, что наложили гипс, лишивший меня возможности даже сидеть. Оказывается было ещё ранение в поясницу. Я мог лежать только в одном положении на спине. Меня напоили из чайника каким-то бульоном. Боль утихла и мне стало немного легче.

Через несколько дней в палату привезли тяжелораненого молодого бойца, которому тут-же ампутировали ногу. Когда он, после операции, пришёл в сознание, то рассказал, что участвовал в повторном штурме Краснограда. Кроме нашей дивизии в нём участвовали другие воинские части, оснащённые артиллерией и танками. Много наших солдат полегло в том штурме, но город освободили.

Стало как-то легче на душе от того, что не зря пострадал я в том, последнем для меня, сражении большой войны, которая только по настоящему ещё начиналась.

Я вступал в новую битву за собственную жизнь, в которой никто не мог предсказать, кто окажется победителем.