До производственной практики оставалось несколько недель и, воспользовавшись горящей путёвкой в одесский санаторий «Коммунарка», я на следующий же день после последнего экзамена отправился на шестнадцатую станцию «Большого Фонтана».

Как оказалось, это был тот же санаторий, в котором я лечился от бронхиальной астмы в далёком 1936-ом году. Знакомые очертания спальных корпусов, столовой, клуба и санаторного парка навеяли горькие воспоминания о трудном детстве, милых и добрых братьях Сёме и Зюне, которые тогда привезли меня сюда, так заботливо за мной ухаживали и так рано ушли из жизни.

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей о прошлом и невесёлого настроения, вызванного разрывом с Анечкой, всё свободное время я проводил у моря, где смог убедиться в его поистине волшебных целебных свойствах.

На этот раз уже знакомый мне санаторий не произвёл такого впечатления, как в далёком детстве. Может быть потому, что время то было более трудным, а может потому, что всё это было тогда впервые в жизни, а сейчас я очень скучал за Анечкой, но было мне в санатории довольно грустно, с нетерпением ждал я окончания курса лечения и возможности возвращения домой.

Несколько раз меня навещали мои друзья - Коля, Рома и Костя. Они рассказывали о делах в институте и жизни в общежитии, передавали привет от Анечки.

Когда были выполнены все назначения врачей и до срока путёвки оставалось несколько дней, я попросил досрочной выписки и с радостью покинул санаторий.

На следующий же день взялся за общественные дела в профкоме, где накопилось много работы, которая поглотила всё свободное время.

Когда впервые после месячного перерыва мы случайно встретились с Анечкой в вестибюле института, я поразился нескрываемой радости, которая исходила от неё. Она засыпала меня вопросами, как это делают близкие друг другу люди, потому что долго не виделись и очень соскучились. Мы поднялись в профком и наша беседа продолжалась не меньше, чем тот последний разговор на Тираспольской площади, который должен был прервать наши отношения. О нём никто из нас и не вспомнил, как будто его и вовсе не было.

Не хотелось расходиться и мы побрели по улице. Стоял жаркий день, какие бывают в Одессе в конце июня. Солнце стояло в зените и жгло невыносимо. Нас потянуло на Греческую площадь, где можно было посидеть под тентом за порцией мороженного и попить холодной зельцерской воды. Там, как и на улицах города, было мало людей. Все, кто свободен от работы, в такую жару покидают город и наслаждаются прелестью моря на многочисленных одесских пляжах. Нам же хотелось побыть именно здесь наедине. Мы долго сидели за столиком, ели мороженное, запивали водичкой и говорили...

Темы разговора менялись и касались различных аспектов жизни. Вспоминали подробности последней сессии, говорили о предстоящей практике и о многом другом, но ни разу не вспомнили ту размолвку и всё, что было с ней связано. Не выясняли мы также своих отношений и не выражали чувств, но без слов было понятно, что мы не можем больше так долго быть врозь.

Долго бродили мы ещё в тот день по безлюдным улицам и переулкам, любовались фонтанами на Дерибасовской и Преображенской улицах, пока не добрались до той же Тираспольской площади, где сели в трамвай, идущий на Ближние Мельницы и Одессу-Товарную.

Прощаясь в тот вечер с Анечкой, я понял, что не можем жить друг без друга, что оба стремимся к большей близости, что отношения наши перешли в другую фазу, когда нужно принимать серьёзные решения о будущей жизни.