Зоркие глаза Волчьего Сновидца беспокойно бегали от одной старухи к другой. Щеки его запади, длинные волосы свисали беспорядочными космами по обеим сторонам лица, подчеркивая его полуистощенный вид. Печальная морщина рассекала его юношеский лоб; боль отражалась в углу его рта. Он двигал ладонями взад-вперед, работал челюстью; мускулы у него на щеках дрожали.

— Говори. — Спокойный голос Цапли смешался с потрескиванием огня. Чум озарился рыжеватым пламенем, осветив высохшее лицо Обрубленной Ветви.

— Народ, — прошептал он. — Видение мое шатко и туманно, но я вижу — он умирает.

Цапля опустила глаза и задумалась, обхватив подбородок рукой. Обрубленная Ветвь слушала его, тихо сидя в сторонке. Она помешивала огонь куском кости карибу

— Что еще? — спросила Цапля. Он покачал головой:

— Там женщины… пленные… Несколько… Нет, это так неясно… не разобрать.

— Что ты чувствуешь?

— Я чувствую чье-то присутствие. Как будто кто-то идет сюда, кто-то уже за горизонтом. Как Долгая Тьма… но иначе. — Он облизал губы. — Как будто ночь приходит не с востока, а с запада.

Цапля удивленно подняла бровь:

— А что это значит, ты понимаешь?

— Нет.

— Ничего не умеешь, — разочаровано промолвила Цапля. — Хорошо, что хоть ходить наконец научился. Теперь надо разучить несколько движений Танца.

— Чего?

— Надо научиться управлять своими видениями, задерживать их, когда надо. А не то ты себя уморишь.

Он нахмурился: ощущение пустоты и беспокойства в желудке было таким знакомым!

— Кое-что я умею. Я вызывал карибу… Она покачала головой:

— Нет, я не о том. Каждый танцует свой собственный Танец, но на самом деле есть только Один — Единый Танец.

«Она всегда говорит так непонятно. Тут Один, там Единый. Почему бы не сказать попросту?»

— Я все же не понимаю.

Она подняла руку, и ее темные глаза проникли в его душу, как бы вытягивая ее наружу. Она подтянула на плечах волчью шкуру и помешала огонь ложкой, сделанной из лопатки какого-то животного, равномерно распределяя горящие угли, жутковато мерцавшие при дуновении бриза.

Не отводя взгляда от глаз Волчьего Сновидца, она сжала пальцы в кулаки и подвигала ими, как бы разминая мускулы. Она склонилась над углями; ее черные волосы, посеребренные сединой, развевались по ветру.

Сложив пальцы вместе, она закрыла глаза и, глубоко дыша, запела священную песнь. Лицо ее вздрогнуло и словно помолодело — морщины разгладились, линии смягчились. Она потянулась вперед, положив обе ладони на горячие угли и перенеся на них всю тяжесть своего тела.

Волчий Сновидец тяжело дышал, вопросительно глядя на Обрубленную Ветвь. Вид Цапли, берущей руками угли, до смерти испугал его. Она поднимала ладони над головой, и между ее пальцами дрожали красноватые огоньки.

Сколько еще? Он затаил дыхание. Опять и опять…

Продолжая петь, Цапля положила уголек себе на губы, потом на лоб. Наконец она взяла кусочек угля в рот и повертела его там, прежде чем выплюнуть. Угли упали на шкуру, лежащую перед ней. Шкура сразу же потемнела, волоски ее задымились, издавая неприятный запах. Глаза ее все еще были закрыты; лицо исказила напряженная гримаса; пение прекратилось. Она глубоко вздохнула и выпустила воздух через нос.

Волчий Сновидец потянулся к ней и коснулся ее лица: кожа в тех местах, где только что лежали угли, была такой же прохладной и мягкой, как везде.

Она открыла глаза. Сначала они смотрели рассеянно, как бы ничего не видя. Потом она моргнула и, покачав головой, поглядела на Волчьего Сновидца.

— Твое лицо… и руки… — прошептал он. Жилы его наполнял ужас.

Она подняла сперва одну руку, потом другую, потом стала вращать головой, подставляя свету каждую щеку. Он потянулся к дырам, выжженным на шкуре, и, обжегшись, отдернул руку.

— Как это получается?

— Даже волдырей нет. — Она поправила волосы, спадающие на плечи.

— Такого быть не может! Ты же сказала, во всем есть законы!

Цапля с обыденным видом собрала угли и бросила их обратно в костер, едва обращая внимания на Обрубленную Ветвь, застывшую в немом восхищении.

— Закрой рот, старая ведьма, — бросила ей Цапля. — Мух наловишь.

Обрубленная Ветвь безмолвно повиновалась.

— Как это у тебя выходит? — спросила она.

— Я танцую с этими углями. Волчий Сновидец посмотрел на Цаплю, чувствуя, что до него начинает доходить смысл ее слов.

— С ними?

— С ними, а не против них.

— Ты хочешь сказать, что ты соприкоснулась с Танцем углей… вступила в него на мгновение?

— Не совсем так. Кроме Танца углей есть еще Единый Танец. В него-то я и вступила.

— Как?

— Я на мгновение обрела тишину.

Он почесал переносицу. Ах уж эта проклятая тишина, что таится за шумом, эта неподвижность по ту сторону движения… Старая ведьма совсем сведет его с ума! Скрипнув зубами, он переспросил:

— Как?

— Я остановила мой собственный Танец.

— Остановила… — растерянно покачав головой, произнес он.

Обрубленная Ветвь кашлянула и сурово поглядела на Цаплю:

— Я так и знала. Ты и впрямь свихнулась. Выжила из ума.

— Может, за несколько недель я сумею тебе это рассказать, — ответила Цапля Волчьему Сновидцу. В глазах ее блестела насмешка.

Подумав, он потянулся к углям.

— Ты должна была здорово обжечься, когда впервые делала это?

Она криво улыбнулась, понимая, что он пока не в силах до конца осознать происходящее.

— У меня все время оставались рубцы.

— Смогу ли я… — Он недоверчиво покачал головой. — Смогу ли я…

— Я бы не показывала это тебе, если бы считала тебя тупицей. Но это как пересекать горы — подъем всегда труден. Ты ничего не поймешь о мире как о целом, пока не научишься смотреть на него с другой стороны. — Она подняла указательный палец. — Это еще один шаг на пути к верховной Вещей Силе, Силе Сновидца. Блеск в ее глазах вызывал у него дрожь.

— Еще один?

— Да, и очень важный: ведь иначе отдельные Танцы, в окружении которых ты окажешься, в один прекрасный день доведут тебя до смерти!