Майлсу Рома не очень нравилось ощущать в душе гнетущее чувство тревоги, но в последнее время — он признавался себе в этом со вздохом — ему только приходилось ощущать то, что ему не нравилось. За последнее время его желудок не раз подавал сигналы о том, что в связи с переживаниями у него не все обстоит благополучно с пищеварением. Майлс потерял целых десять килограммов веса!

Он работал в своем кабинете в башне, когда за окнами опустилась ночь. Над его головой висело голографическое изображение Его Святейшества Сасса Второго. Майлс протер покрасневшие от усталости глаза и, нависнув всем телом над своим рабочим столом, взглянул на огни столицы за окном.

Работы было очень много, и она была очень однообразна. А долгие часы за однообразным занятием могут сыграть с организмом еще и не такие злые шутки, как потеря в весе.

Божественный Сасса свалил ему на плечи всю сложную проблему, связанную с Компаньонами… А теперь еще, вдобавок ко всему, через его шпионскую сеть к нему стала поступать тревожная информация о мобилизационных мероприятиях, проводящихся на Риге.

Майлс снова склонился над бумагами и, водя пальцем по строчкам, — он действительно очень устал — стал бегло просматривать донесения разведчиков. Тарга по-прежнему оставалась неприятным гнойником на риганской заднице. Никому до сих пор не было известно местонахождения Стаффы. Ни в Сассанской, ни в Риганской империях.

Майлс уже хотел было переложить доклад шпиона с Этарии в пачку просмотренных, неинтересных бумаг, как вдруг его внимание задержало на себе упоминание в тексте имени Или Такка.

Майлс выдернул доклад из пачки остальных и стал внимательно изучать его. Из него выходило, что Или в последнее время предпринимала на планете розыск какого-то «пропавшего без вести» человека. Затем она появилась около здания службы внутренней безопасности с какими-то двумя рабами. Они вошли внутрь, а через несколько минут в доме вспыхнул дикий бой, звучали взрывы. Все закончилось большим пожаром. Новый директор службы объявил на планете чрезвычайное положение и закрыл ее входы-выходы на двое суток. Или же тем временем спешно вылетела на своем крейсере в неизвестном направлении. Размышляя над прочитанным, Майлс теребил пальцами свой жирный подбородок. Поколебавшись немного, он решительно нажал на кнопку компьютера связи. Когда на экране проявилось лицо его секретаря, Майлс приказал:

— Посмотри, нет ли у нашего агента на Этарии голографии рабов, которые были с Или Такка в то время, к которому относится его последнее донесение.

— Хорошо, легат. Через минуту я свяжусь с вами.

Майлс рассеянно взглянул на рапорты и доклады, горкой лежавшие у него на столе. Риганцы проявили несвойственную им неуклюжесть. Введение в заблуждение? Что означают интенсивные транспортные перемещения в сторону пограничной зоны между империями? Чего они добиваются? Просто хотят вывести Сассу из равновесия? Или действительно затевают войну?

Появление на экране секретаря оторвало его от этих мысленных вопросов.

— Агенту удалось раздобыть голографии, легат. Я запускаю их.

Майлс подпер подбородок кулаками, поставленными один на другой, и вперил пристальный взгляд на экран. Он видел, как Или Такка вышла из авиакара и направилась к главному крыльцу здания службы внутренней безопасности. За ней следом из машины вышел темнокожий молодой человек. Затем грязная рабыня в каких-то лохмотьях и наконец крупный мужчина с густой шевелюрой черных волос. Все его тело, покрытое шрамами, было в грязных песчаных разводах. Поднявшись по ступенькам крыльцо, этот человек на секунду обернулся и посмотрел прямо в объектив снимавшей его камеры.

Майлса будто парализовало!

— Увеличь сектор Г-15! Скорее! — приказал он секретарю.

Он продолжал смотреть на то, как одна часть изображения начинает быстро разрастаться, вытесняя собой с экрана все остальное. Как будто смотришь на что-то в увеличительное стекло, постепенно приближая его к объективу наблюдения.

Внезапно Майлс понял, что смотрит прямо в замеревшие глаза Стаффы кар Терма… В глаза Стаффы, у которого на шее… Да, черт возьми! У него на шее рабский ошейник!

Майлс судорожно сглотнул, попытавшись понять, что все это может означать.

— Что такое? Что я вижу?! Черт возьми, неужели это Стаффа в ошейнике?! А риганцы мобилизуют… для… — Он заерзал в своем мягком кресле и нажал на другую кнопку на клавиатуре:

— Давайте мне адмирала Джакре!

Майлс ждал довольно долго, пока наконец на экране не проявилось нужное ему лицо.

— Адмирал? У меня есть…

— Послушайте, легат. Я сейчас нахожусь в «Вермилион Клубе». Вы оторвали меня от третьего блюда. Это восхитительный ужин, Майлс! Я был бы очень вам признателен, если бы вы немного…

— У меня есть информация, согласно которой риганцы в ближайшее время готовятся нанести удар по нашим пограничным мирам. Что случилось. Похоже, Или Такка похитила Командующего. Хватай ноги в руки и бегом сюда, адмирал! Возможно, у нас осталось очень мало времени.

Или Такка вышла по трапу со своего ЛС и увидела перед собой небольшую группку каких-то потрепанных и помятых мужчин и женщин. В их позах чувствовалась настороженность. Они смотрели на нее с нескрываемым подозрением.

И это и есть «непобедимые» войска Синклера Фиста?..

На них были грязные, в бурых разводах боевые скафандры, изрезанные и исчерканные бластерным огнем. Некоторые расползались прямо на глазах у министра Такка.

Кое-кто из этих людей пошатывался в тяжелой амуниции, которая в силу обильности своих повреждений уже вряд ли могла служить по назначению. Однако никто, кажется, не собирался избавляться от скафандров. Она догадалась, что они носят их как ордена.

Несмотря на ее острый, холодный взгляд, никто не потупился из них, никто не отвернулся.

Или остановилась в конце трапа, подставив свое лицо мягкому ласкающему ветерку. Она оглядывалась вокруг. Кожа чувствовала теплые прикосновения солнечных лучей. В воздухе стоял густой запах земли и цветущей зелени. Площадь, вымощенная коричневой брусчаткой, была вся сплошь покрыта пылью и каким-то мусором, который еще не успели убрать после боевых действий. Со всех сторон площадь была окружена примыкавшими к ней зданиями из красного кирпича, возведенными местными архитекторами. Здешний бесцветный и сугубо практичный стиль не имел, конечно, ничего общего с богатством и роскошью «императорского стиля» архитектуры.

Внимание Или вновь вернулось к личному составу войск, подчиненных Синклеру Фисту. Они ждали в стороне, широко расставив ноги и нагло направив в ее сторону дула своих бластеров. Взгляд Или задержался на одной молодой девушке, в глазах которой светилась открытая враждебность гостье. Кусок пластыря закрывал часть ее грубоватого лица и даже захватывал часть головы, отчего ее волосы забавно торчали в разные стороны.

«Она опасна».

Внутренний голос Или послал мозгу первые предупредительные сигналы.

Она выпрямила спину и решительно сошла вниз.

Из группы встречающих министра вышел вперед молодой человек и вытянулся перед Или, прихлопнув руками по бокам грязного и рваного боевого скафандра с бурыми разводами на правой стороне от плеча к талии. Несомненно, это была кровь. Его или его врага? На рукаве, перекособочившись, смешно держался шеврон дивизионного командира. Она посмотрела ему в глаза и вздрогнула. В его взгляде, несмотря на стойку «смирно», был открытый вызов ей. Или не привыкла к таким взглядам.

— Министр Такка? — осведомился он молодым звонким голосом, в котором ей послышалась не выраженная ясно угроза.

— Да, а вы кто?

— Мак Рудер. Прошу пройти в расположение нашего штаба. Мы вас удобно устроим до тех пор, пока Синклер Фист сможет поговорить с вами.

Краска гнева бросилась в лицо Или, но она справилась с собой и медленно, ледяным голосом проговорила:

— Вы что, хотите сказать, что я должна… ждать Синклера Фиста?!

Мак Рудер заметно напрягся. Люди, стоявшие за его спиной, приняли более устрашающие позы. В руках некоторых клацнули затворы бластеров. Этот звук гулким эхом раздался в мозгу Или.

Она увидела, как под тонкой кожей лица Мака Рудера заходили желваки. Его голубые глаза налились кровью, однако он только кивнул и ровным голосом ответил:

— Да, мэм. У командира большое горе. Это горе и для всех нас.

Молодые солдаты за его спиной кивнули.

«Нет, черт возьми, вы только посмотрите на них! Как они вспыхнули! Как у них загорелись глаза! Значит, утрата Фиста является и их утратой? Да… Похоже, его действительно окружают верные люди. Неудивительно, что у нас возникли с ними такие неприятности».

Она кивнула.

— Вы отдаете себе отчет. Мак Рудер, в том, что я здесь нахожусь по поручению лично императора? Возникла серьезная проблема. Мы должны как можно скорее найти выход.

— Командир увидится с вами сразу же, как только сможет, — ответил Мак Рудер и, кивнув, показал, куда нужно следовать.

Она еще раз взглянула на солдат. Их враждебность в любую минуту грозила перелиться через край.

«Господи, да я же здесь совсем одна! — забилась в ее мозгу нервная мысль. — Проклятые Боги! Ничего, спокойнее, Или. Сдерживай характер. Тебя окружают дикари. Стоит сделать одну оплошность, и тебя разорвут на части».

— Какой у вас чин, Мак Рудер, — спросила она, не удержавшись, чтобы с насмешкой взглянуть на покосившийся шеврон на его рукаве.

Она поняла, что ее ведут к какому-то длинному кирпичному зданию. За ее спиной шли солдаты. Она знала, дула их бластеров направлены ей в затылок, и время от времени по позвоночнику пробегала дрожь.

— Командующий Вторым Тарганским дивизионом, мэм, — вежливым голосом ответил он.

— Скажите, Мак Рудер… Вы понимаете, что попали с Синклером Фистом в очень щекотливую и неприятную ситуацию?

Мрачная усмешка скрывала его губы. Он заложил руки за спину.

— Министр, это не первая щекотливая и неприятная ситуация, в которую мы попали с того момента, когда ступили на эту планету.

— Вы ведь можете здесь остаться… навсегда, — холодно заметила Или, тут же услышав за своей спиной зловещее шипение.

— Мхитшал! — резко обратился к кому-то Мак Рудер, оглянувшись назад. — Прекрати!

За спиной Или все сразу стало тихо.

"Хорошая дисциплина. Да, это все-таки не сброд головорезов, что бы мы о них не думали. Но почему у них в глазах светится такое неистовое безумие? Что это?..

Фанатизм?"

— Командующий обсудит с вами все нюансы сложившейся ситуации, министр.

— Знаете, ведь его назначение командиром дивизиона так и не было оформлено официально. Императору ничего не стоит вновь сделать его сержантом. Это, конечно, в том случае, если ему удастся откреститься от скамьи подсудимых, что очень маловероятно. Это о нем. Что же касается вашего командирства. Мак Рудер, то оно еще более…

— Неужели никто не заткнет наконец эту риганскую сучку?! — бросил сквозь зубы кто-то из тех, кто шел за ее спиной.

У Или сразу похолодело все внутри. По телу пробежали противные мурашки.

— Спокойно, ребята, — рявкнул Мак Рудер. Затем он остановился и, повернувшись лицом к Или, ткнул ей в грудь своим костистым указательным пальцем. — Небольшой совет, министр! Помните о том, что мы не на Риге. И еще о том, что ко всем ее представителям у нас оформилось не самое дружеское отношение. Вы оставили нас умирать здесь!

— Хорошо, я буду это помнить, — ответила тихо Или, бросив на Мака одним из самых своих зловеще-ледяных взглядов.

Мак Рудер кивнул и вновь возобновил движение.

— Вот и отлично.

Она вошла в полуразбитые двери небольшого кирпичного завода старой постройки. Войдя вовнутрь, она остановилась, скрестила руки на груди и стала внимательно разглядывать главный цех. Сквозь высоко расположенные широкие окна сюда проникали яркие лучи света, в которых кружилась и водила хороводы обильная пыль. Весь зал был заполнен шумными людьми в скафандрах и гражданской одежде. Здесь стоял ни на минуту не смолкавший гул от разговоров, двигания стульев, шуршания пачек бумаг. Некоторые из присутствующих сидели, склонившись над клавиатурой мониторов. Груды кирпичных форм были убраны под столы, чтобы, во-первых, не мешаться под ногами, и во-вторых, служить чем-то вроде отделений для бумаг. Вдоль стен зияли дыры огромных печей и топок обжига.

Обстановка потрясла Или.

— Вы управляете планетой из кирпичного завода?! Здесь расположен ваш военный штаб?!

Ее взгляд, перемещаясь с одного на другое, задержался на ЛС с покореженной бластерным огнем обшивкой. Машина, островок цивилизации, стояла посреди цеха. Вокруг нее была расставлена многочисленная охрана, державшая оружие каждую секунду наготове. В глазах охранников она заметила все ту же тигриную враждебность по отношению к себе и подозрительность.

ЛС был красивой обтекаемой формы, но его внешний вид сильно пострадал от многочисленных обстрелов.

— Наш прежний штаб был уничтожен прямым попаданием с орбиты, — несколько более резким голосом объяснил ей Мак Рудер. — Мы не имели времени долго выбирать подходящее помещение и остановились на первом попавшемся под руку. У нас и сейчас не нашлось времени, чтобы переехать.

Она презрительно взглянула на него и скривила губы, чтобы завести его еще больше.

— Значит, мне выпала честь попасть на кирпичный завод, чтобы попытаться выторговать у невоспитанной толпы бандитов целую планету?

— Мхитшал! — воскликнул Мак Рудер, резко обернувшись. — Опусти ствол, иначе я не знаю, что с тобой сделаю!

— Вы слышали, что она сказала? — дрожащим от ярости голосом выговорил солдат. — Мы не можем ей позволить разговаривать с нами в таком тоне!

Или обмерла. На сердце накатывали все новые и новые ледяные волны.

— Я приказал тебе опустить оружие, Мхитшал, — уже спокойнее, но все так же твердо проговорил Мак Рудер.

— Слушаюсь, сэр! — выкрикнул Мхитшал, убрав бластер и опустив голову. — Вы слышали, что она сказала, сэр. О нас. О нем.

— Я слышал, — зловеще проговорил Мак Рудер, положив руку на крышку кобуры, где покоился его пульсарный пистолет.

Или заметила, как побелели от напряжения его пальцы.

— Прошу прощения, — хрипло произнесла Или, чувствуя во рту какой-то песок.

Несмотря на свой испуг, она все же заметила, с каким выражением Мхитшал сказал: «О нем».

«Неужели они дошли до того, что молятся на Синклера Фиста, как на идола?..»

Надеясь на него, она на многое рассчитывала, но… может, он окажется выше всех ее ожиданий?

Мак Рудер сделал жест свободной рукой.

— Прошу вас, министр, присядьте здесь. Мы сделаем все, чтобы вам было здесь комфортно.

— Вы начинаете испытывать мое терпение. Мак Рудер, — не глядя на него, холодно отозвалась Или. — Вы всерьез думаете, что я буду сидеть за жалким переносным столиком посреди всей этой… толпы?! С меня хватит! Отведите меня к Синклеру Фисту! Немедленно, слышите?!

В тишине раздался гулкий металлический лязг передергивания затворов.

— Спокойно, ребята, — снова приказал своим Мак Рудер, бросив притворно тревожный взгляд на Или. — Синк будет очень огорчен, если вы выпустите кишки риганскому дипломатическому посланнику. Командующий отдал нам приказ. Не время его обсуждать, а будем выполнять.

Или молча прошла к столу, стряхнула рукой со стула пыль и села, прекрасно понимая, что ее черное платье будет выглядеть просто паршиво после «комфортного» ожидания встречи с Фистом. Солдаты, окружавшие ее кольцом, — конвоиры? — расступились и сгрудились в сторонке. Однако оружие у них было по-прежнему наготове, а взгляды их не предвещали ничего доброго.

«Почему я не послушалась Райсты? Помогите мне, Блаженные Боги, вырваться отсюда! И я клянусь, что сравняю эту адскую планету со звездной пылью!»

Или сидела неподвижно около часа, постоянно чувствуя на себе враждебные взгляды и видя направленные на нее дула бластеров. Ее раздражение переросло в настоящую ярость, которая, однако, в большей части вынуждена была перегорать внутри. Наконец она не выдержала и показала Маку Рудеру императорскую бляху.

— Это знак моей власти. Либо я сейчас увижусь с Синклером Фистом, либо… вам всем конец.

Мак Рудер внимательно изучил бляху и вернул ее обратно хозяйке.

— Это знак риганской власти, которая не пользуется здесь авторитетом. Так что… увы.

Или вскочила из-за столика, который чуть не упал.

— Вам известно, что стоит мне отдать один-единственный короткий приказ, и всей планеты не станет?! Вы, похоже, этого не осознаете, но поверьте мне, что ваша жизнь висит на очень тонкой нити, и ножницы у меня в руках! Я предупреждаю вас в последний раз, что если вы не отведете меня сейчас же к Синклеру Фисту… я уйду отсюда и тогда вы испытаете на себе всю тяжесть императорского гнева!

— Вы хотите нас еще кем-то напугать? — вежливо сказал Мак Рудер, бросив взгляд на своих солдат. — Тащите сюда своих ветеранов. Мы вышибли дух из пяти дивизионов, леди! Вышибем дух и из остальных, которые еще остались у императора! Посмотрим, у кого еще хватит смелости встать против Синка! Посмотрим!

— Вы все ухе трупы, — холодно ответила Или и направилась к двери.

«Интересно, они меня выпустят отсюда?»

— Трупов больше не будет! — разнесся по цеху четкий, командирский голос.

На завод опустилась тишина.

Или обернулась.

В нескольких шагах от нее стоял очень молодой человек, одетый в обычный боевой скафандр, лишенный каких-либо украшений и знаков различия. Буйная, нечесанная шевелюра, запавшие щеки и выделявшиеся скулы придавали его лицу каменное выражение. Нос был прямым, губы широкими, лоб гладким и высоким. Он словно подчеркивал интеллигентность хозяина.

Глаза молодого человека прямо-таки буравили ее. Один был серо-стального цвета, другой — темно-желтый. Они внимательно изучали ее. Или с удивлением рассмотрела в них странную смесь уязвимости с начальственностью. Она не могла определить почему, но он казался ей особенным человеком, обладающим чем-то вроде магнитного притяжения, своеобразной аурой энергии и душевной силы.

Почему же он кажется ей таким знакомым? Где они могли видеться раньше?

— Мак, — обратился молодой человек к надоевшему Или Маку Рудеру тоном легкого упрека и одновременно мягко. — Когда же ты научишься сдерживать страсти? Однажды это сослужит тебе плохую службу.

Или заметила, как Мак Рудер, державший себя с ней все время очень вызывающе и нагло, как-то моментально размяк от слов своего командира.

Синклер обратился к остальным солдатам.

— К вам, между прочим, это тоже относится в не меньшей мере. Ваша ненависть в общем-то понятна, но не должна обретать конкретные формы. Это принижает значение всего того, что мы с вами сделали. А теперь оставьте нас и дайте нам возможность положить конец взаимному убийству соотечественников. Мхитшал, а тебя я попрошу раздобыть для меня и министра по чашечке стассы. Отнеси их в ЛС.

Охрана, которая была настроена по отношению к ней так враждебно и едва сдерживала рвущиеся наружу страшные, необузданные чувства, мгновенно испарилась от слов своего командира, сказанных мягким, слегка укоряющим тоном.

Синклер вновь повернулся к Или, чуть склонил голову набок и принялся второй раз разглядывать ее. Затем он смущенно, почти застенчиво улыбнулся.

— Прошу прощения, министр Такка. Не сердитесь на моих солдат. Им было очень трудно в последние дни. Им нужно определенное время, чтобы отойти от всего этого, забыть об утратах, которые жгут им сердца. Так или иначе, мы все здесь пострадали…

Она увидела тень боли, гнева и горечи, упавшую на секунду на его лицо. Однако Синклер быстро сумел овладеть собой.

Он пошел по направлению к ЛС и жестом пригласил ее следовать за собой, что она и сделала тут же, радуясь тому, что наконец получила возможность хоть как-то спрятаться от диких головорезов, которые целыми толпами окружали ее в цеху.

— И простите мне мое опоздание. Я пошел прогуляться. Пытался посмотреть на сложившуюся обстановку, так сказать, в перспективе. Мне нужно было время и уединение, чтобы подумать и… вспомнить. Впрочем, это не имеет отношения к нашему делу. Знаете… Мне кажется, что я уже потерял счет времени.

Она не могла не заметить того, как замер весь цех, когда они проходили к машине. Взгляды всех присутствовавших — мужчин и женщин — были обращены только к Синклеру Фисту. Наступило гробовое молчание. Ее никто не замечал.

Она взошла по длинному трапу ЛС, отметив про себя, что на его корпусе была эмблема Второго Тарганского дивизиона. Внутри машина выглядела ничуть не лучше, чем снаружи. Здесь также все было помято, грязно, серо. Она прошла за ним вдоль нескольких рядов десантных лавок, преодолела отверстие открытого люка, едва не ударившись головой о низкую переборку и оказалась в командирском контрольном модуле. С одной стороны была обыкновенная лавка, на которой лежал скатанный и перевязанный тесемками спальный мешок, с другой — небольшой обеденный столик, который мог складываться при случае, а также выдвижные табуреты.

Одну из стен всю занимали панели и мониторы. К ней примыкал еще один стол, но уже рабочий.

Освещение было слабым.

Или, отказываясь верить своим глазам, изумленно осмотрелась по сторонам.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, — пригласил Синклер. — Здесь же и мой кабинет, и командный пункт. Раньше у нас был отличный, просторный штаб, но, боюсь, вашему флоту он очень мозолил глаза.

Или присела на краешек пластиковой лавки рядом с обеденным столом. Синклер опустился на стул напротив нее. В узком коридоре показался Мхитшал, который нес дымящиеся чашки со стассой. Он ловко пролез с ними в люк, одну передал Или — при этом в его взгляде изливался змеиный яд — другую поставил на стол перед Синклером.

«Если бы у Мхитшала был хвост, он сейчас раболепно завилял бы им», — подумала Или.

Она опустила руку в карман, достала металлический датчик и кончик его погрузила в чашку с напитком. Глянув на шкалу и убедившись в том, что все в порядке, она вытащила датчик, обтерла его конец платком и положила обратно в карман.

Изумление читалось в глазах Фиста.

— Это правда, что вы очень не понравились Мхитшалу, министр Такка, но это вовсе не значит, что он вознамерился отравить вас! Это навлекло бы на нас кучу неприятностей.

Мхитшал стоял бледный как смерть. Его возмущение было так велико, что отнялся язык, а то бы он, конечно, и сам выразился бы насчет датчика Или. Он только стоял у стола и смотрел на нее взглядом, исполненным предельного презрения и ненависти. Он напомнил ей чем-то шайтинскую кобру. Вид у него, что и говорить, был страшен. Может, они и являются хорошими вояками, эти друзья Фиста, но в дипломатии они, определенно, не сильны.

— Вы находитесь в полной безопасности, — заверил ее Синклер. — Даю вам слово. Вы на Тарге и вольны идти, куда вам пожелается. Всякий, кто посмеет побеспокоить или, еще чего доброго, оскорбить вас, будет иметь дело непосредственно со мной. — Он поднял взгляд на своего помощника. — Кстати, Мхитшал, доведи-ка информацию до всех людей, чтобы не было потом недоразумений.

— Да, сэр. В случае возникновения недоразумения я буду рядом и всегда смогу распространить информацию, — бесстрастным тоном ответил Мхитшал.

— Нет уж, сделай это сейчас.

Мхитшал тут же повернулся на каблуках и молча вышел из модуля. Видно было, что приказ он выполняет без всякого энтузиазма.

— Благодарю за то, что вы сделали это, — сказала ему Или. — Не могу сказать, что прием, который мне устроили ваши люди, был дружелюбным.

С этими словами она подняла чашку стассы и сделала небольшой глоток.

Синклер ответил невозмутимо:

— Нам пришлось пройти через очень многое. Нас предали. Да, предали… Мы видели, как погибают наши друзья и любимые во исполнение политики, творимой в далекой столице. Можете ли вы всерьез упрекать в чем-нибудь этих настрадавшихся людей? Они выжили, министр Такка… Несмотря на то, что их поставили в стопроцентно гибельные условия.

— Понимаю.

— Я искренне надеюсь на то, что вы поймете. Министр внутренней безопасности вряд ли стала бы вести беседы, скажем, с мятежником в подобной ситуации, если бы не чрезвычайные обстоятельства.

— Как мне называть вас? Официально вы все еще остаетесь сержантом, но, может, в свете последних событий… следует обращаться к вам, как к командующему дивизионом? Как?

Он покраснел от смущения.

— Зовите меня Синклером. Я не амбициозен, когда речь идет о жизни или смерти моих подчиненных. К тому же сейчас настала, по сути, уже другая эра.

— Как это?

Он кивнул. Выражение его лица стало другим. В его двухцветном взгляде чувствовались знание и сила.

— Свободный космос очень изменился после того, как Первый Тарганский дивизион отказался прекратить свое существование, как то ему было предписано большим начальством. Когда Говс со своими ребятами, выбиваясь из сил, тащил бластерную установку на вершину холма, была одна эра. Когда же он поднял в воздух Вибоува со всем его штабом, времена настали уже иные. Несмотря на всю незначительность Третьего Эштанского дивизиона, мир изменился после его уничтожения.

Он вздохнул и опустил взгляд в свою чашку, которая чуть подрагивала в уставших руках.

— Когда мы победили пять риганских дивизионов, могло быть два выхода из сложившейся ситуации. Либо орбитальная бомбардировка, которая бы уничтожила бы ту угрозу, которую мы представляем. Видите, я не преувеличиваю своих возможностей и реально смотрю на вещи. Даже та промышленность на Тарге, которая могла бы снабжать императора многим для его оборонных мероприятий, не остановила бы его от приказа уничтожить планету, потому что на ней мы. Либо кто-нибудь из риганских начальников — оказалось, что это вы, — спускается на поверхность планеты для проведения мирных переговоров. — Он поднял на нее глаза. — Я очень рад, министр, что император решил остановиться на втором варианте. В знак своей признательности я могу сразу заявить, что согласен на большинство условий, которые вы хотите поставить.

— Но ведь я их еще не высказала, — удивилась Или.

— А это уже не так важно, — нахмурившись и склонив голову набок, проговорил он. — Знаете… ведь я должен был вас люто ненавидеть. Ведь это вы были тем политическим манипулятором, в игре которого одним из пунктов была предусмотрена гибель нашего дивизиона в горах, не так ли?

— Почему вы так уверенно заявляете подобные вещи?

В голосе Фиста на этот раз появилась печаль:

— Да, да, я знаю… Это вы спроектировали все те страдания, которые пришлось претерпеть моим людям. Итак, я должен был бы вас ненавидеть, но не могу. Боюсь, что вы, — как, кстати, и я, — являетесь не более чем простым инструментом в руках другого. И ваши цели — лишь малая часть какой-то общей, более грандиозной задачи.

Или выпрямилась и поставила чашку на стол.

— Поначалу я очень хотел вас разыскать, — продолжал Синклер, будучи погружен в свои мысли и переживания. — Я многое отдал бы только за то, чтобы поставить вас к кирпичной стене и прилюдно расстрелять. Но потом мне открылась истина, и я понял, что вы, как и я, перестали контролировать события. Более того! Похоже, уже сами события контролируют нас. Если бы я был не прав, вы бы не прилетали сюда за тем, чтобы увидеть, как неожиданно обрушились ваши махинации. Как и я, вы, видимо, полны любопытства относительно смысла происходящего и… в чем-то испытываете отчаяние, разве не так?

— С каждой минутой, Синклер, мое любопытство все возрастает и возрастает.

Он откинулся на жесткую спинку стула.

— Скажите… ведь это вы спровоцировали Седди на мятеж? Зачем? В чем вы видели свою цель? Это единственное пока, чего я не в силах постичь.

Она сощурилась и опустила взгляд в чашку с остывающей стассой.

— Седди? У меня не было с ними никаких дел. Впрочем, я многое бы дала за то, чтобы дотянуться руками до горла одного из их лидеров.

Синклер нахмурился, закинул ногу за ногу и поджал губы.

— Не было никаких дел? Никогда?

Или покачала головой.

— Никогда. Поймите меня правильно. Если бы у меня была возможность, я бы, конечно…

— Мы взяли в плен одного высокопоставленного Седди, — прервал он ее.

Она увидела, как душевная боль исказила его лицо.

— В самом деле? Могла бы я с ним повидаться?

Сердце у Или бешено заколотилось. Ей еще ни разу не удавалось поговорить с Седди, потому что они убивали себя всегда раньше, чем она успевала применить митол.

На секунду Синклер задумался, но потом покачал головой:

— Вы можете понаблюдать только за казнью.

— Живой Седди всегда выгоднее, чем мертвое тело. Подумали вы об этом?

— Она умрет.

— Позвольте мне с ней повидаться, — настойчиво попросила Или и тут же отметила, как сурово сжимаются губы Синклера. Она торопливо прибавила:

— Ведь вы же сами говорили, что заранее соглашаетесь на мои условия?

Синклер вздохнул.

— Да, министр. Я буду для вас завоевателем. Я уничтожу для вас Компаньонов и солью весь свободный космос в одну империю.

— Вы всерьез полагаете, что вам удастся сломать хребет воинам Командующего? — она удивленно приподняла брови. — По-моему, у вас излишне много веры в ваших диких солдат, вам так не кажется?

Синклер нахмурился.

— Я знаю, что это звучит самоуверенно, но… Реальная ситуация такова, что если меня обеспечить надежным транспортом для переброски дивизионов, ничто не сможет меня остановить. Если только Звездный Мясник не ударит прежде, чем я доберусь до Риги. Дайте мне четыре недели на подготовку личного состава, и после этого ни один военачальник во всем свободном космосе не устоит против меня.

— Да, действительно звучит самоуверенно.

Он немного подумал, потом только покачал головой:

— На самом деле, нет. Просто я рассуждаю, как прагматик. Знаете… ведь когда-то я был начинающим ученым. Собственно, им я и мечтал быть всю жизнь. Меня называли одаренным, но, на мой взгляд, истинная одаренность заключается в том, чтобы найти базовые предположения, на которых воздвигается любая идея, любая наука. Много веков назад люди вообразили, что войну можно вести, руководствуясь какими-то правилами, тогда они собрались вместе и выработали единый военный кодекс. Этот кодекс ритуализирован и действовал успешно до тех пор, пока не разбился о жестокую реальность бытия, которую олицетворяли мои войска. Столкновение оказалось роковым для военной науки. Почему? Потому что люди всегда не хотели смотреть правде прямо в глаза. Было рискованно. Было опасно. Вызывало боязнь. И вот результат. По искусственным правилам жить долго нельзя. Рано или поздно, но это закончится фатальным исходом.

— Но вы же не побоялись взглянуть, как вы говорите, «правде прямо в глаза».

— Да, не побоялся. Не знаю, как это назвать: то ли даром моим, то ли проклятием. Скорее все-таки второе. — Синклер вновь склонил голову набок, чтобы понаблюдать искоса за Или. — У меня только одно условие. Я должен расколоть сначала Седди, чтобы узнать, почему они сотворили такое с Таргой.

— Я отдам вам Седди, — сказала она, улыбаясь. — Если вы скажете мне, зачем они нужны вам на самом деле. Ведь все дело, поди, в ваших родителях? Ваше условие — просто хорошо закамуфлированное желание узнать наконец, кто вы такой, не правда ли? Без родителей не обошлось, я права?

Он молча смотрел на нее тяжелым двухцветным взглядом, словно хотел пронзить ее ум насквозь.

— Наемница Седди убила женщину, которую я любил.

Тот факт, что мои родители были Седди, не имеет к делу никакого отношения. То, что они сделали в своей жизни, они сделали, исходя из каких-то своих причин, которые мне неизвестны и которые я не хочу знать. В данный момент я занят тем, о чем уже говорил раньше: пытаюсь найти базовые предложения. Так вот. Седди не укладываются ни в одну из моделей. Их действия выглядят хаотичными, бесцельными. Зачем они натравили на меня Арту Фера? Почему они не успокаиваются, хотя теперь ясно даже ребенку, что мятеж они проиграли? Зачем они его вообще начинали? Я хочу знать!

— Вы очаровали меня. Вы такой молодой… такой молодой, а в то же время рассуждаете, как зрелый, повидавший жизнь человек.

Он нахмуренно уставился в свою чашку.

— Молодость и мечты — взаимозависимые понятия.

А когда все мечты умирают и в голове остаются только мысли о тлене… Тогда молодость разбивается о реальность, которая груба, но многому учит.

Или глубоко и с облегчением вздохнула.

— Я думаю, что мы с вами отлично сработаемся, Синклер.

Этика? Правильно или неправильно?

Какие скользкие концепции…

Стаффа потер лоб, напрягая мозг и вспоминая все то, что услышал за все последнее время от Кайллы о философском мировоззрении Седди.

Они спорили часами, устраивая целые процессы, придираясь друг к другу по всем мелочам. Им больше нечем было заниматься. Только ждать и смотреть в серые сиалоновые стены, которые могли свести с ума кого угодно. Для того чтобы хоть немного развлечься, Стаффа просил Кайллу рассказывать ему о Седди.

Она сидела напротив него в том коричневом платье, которое раздобыл для нее Тиклат. Свет, падавший под углом, оставлял тени на ее лице, каменное выражение которого не менялось все эти дни. В ее темно-каштановых волосах то и дело поблескивали золотые огоньки.

— Мы делим между собой божественное сознание. Другими словами, прозрение, — собравшись с мыслями, сказал Стаффа. — Если прозрение и сознание — одно и то же, то… причиняя тебе страдания, я тем самым частично причиняю страдания самому себе, так?

Кайлла кивнула и вздрогнула: короб вновь изменил положение. Инерция играла шутки с их прежним стабильным положением.

— Хорошо. Если ты согласен с этим, что произойдет, если мы изменим первоначальные условия? Предположим, человек бьет самого себя, наносит своему телу страшные шрамы для того, чтобы насладиться самопричиняемой болью. Что ты скажешь о таком человеке?

— Он душевнобольной, — тут же провозгласил Стаффа. — Если ему действительно нравится причинять самому себе страдания, значит, он дисфункционален.

— Этично он поступает или нет, вот что я спрашиваю? Ведь это его тело, его плоть. Его частичка божественного сознания, которую он заставляет страдать. Тебе-то какое до этого может быть дело? Как ты можешь называть его психом?

Стаффа попытался выпрямить затекшую спину. Сколько он уже похоронен в этом сером аду? Всякое ощущение времени давно пропало. Сюда не проникало ничто из внешнего мира. Ни звуки, ни сигналы. У них не было ничего, кроме энергомашины, производящей пищу, генератора слабого света и генератора кислорода. Да еще бесконечная дискуссия о высоких материях.

Реальность как будто повисала в вакууме.

— Он поступает неправильно. Не этично, — настойчиво повторил Стаффа. — Причина в том, что он изменяет реальность, причиняя божественному сознанию страдание через собственное неадекватное, искаженное наблюдение. В сущности, получается такая картина: наблюдатель принимает решения чуждые, но чисто технически возможные, самой природе Вселенной. Происходит нечто дикое: он приобретает отнюдь не знание, а наоборот, накапливает в мире дезинформацию.

— Очень хорошо, — похвалила его Кайлла. Он услышал в ее голосе радость и гордость за него. — А что ты скажешь о человеке, который бьет другого, ибо считает его более низшим существом, чем он сам? Это этично?

— Неэтично, — признался Стаффа и закашлялся. В голосе неожиданно появилась хрипота. — Этот человек, — если принять теорию разделения между всеми нами божественного сознания, — поступает, как обыкновенный мазохист. Правда, он может этого не знать. И тем не менее своими действиями он наносит вред божественному сознанию, а значит, самому себе.

— Правильно, — Кайлла удовлетворенно поджала губы. — Ты рассказывал о своей жизни до Миклены, до того, как Претор рассказал о твоей жене и сыне. Когда он стряхнул поверхностный миф с твоей личности, ты прозрел, Стаффа. Теперь ты понимаешь?

Он пожал плечами, глядя в пол.

— Претор снабдил тебя, если можно так выразиться, целым рядом предложений, вокруг которых ты выстроил целую эпистемологию. Как только поверхностная маска была сдернута, ты заглянул в себя и обнаружил, что тобой управляли эпистемологи, которые и заключили твою личность в мифическую искусственную оболочку. То, что ты сейчас проделал с таким успехом, есть сознание того, что теперь знаешь. Я выражаюсь немножко сложно, но, надеюсь, понятно.

Понимаешь… Наша цивилизация разработала целый комплекс фальшивых эпистемологий, в центре которых проложена теория «односторонности». Самая привычная нам и постоянно культивируемая в нас теория знания.

И Сасса Второй и Тибальт Седьмой сидят на своих тронах именно и исключительно благодаря этой теории, которая снабжает людей искаженным знанием, собственно, не знанием, а подобием, суррогатом знания. Мы опустились так низко, что даже уверовали в то, что односторонность — и есть суть природы и вещей, нас окружающих. Основа всего! Ты ведь именно этим и жил до Миклены, не правда ли? Именно теория односторонности позволяла тебе принимать командирские решения об уничтожении многих планет и миров.

Он судорожно вздохнул и уронил голову.

— Да, да… Но если бы ты нашла меня тогда и сказала бы все это, что говоришь сейчас, я бы просто не стал тебя слушать. Власть отдаляет человека от нравственного восприятия мира. Отдаляет, как ничто другое.

— Правильно. Тебе необходимо было время и страдания, чтобы уяснить себе извращенность той эпистемологии, по которой ты раньше жил. И все же ты сделал удивительный шаг вперед, отказавшись от прежнего миропонимания.

Я не рассчитывала на это так скоро. Понимаешь, даже если человек попадает на самое дно жизни, — как мы с тобой на Этарии, — односторонность все еще довлеет над его разумом. Эпистемология окрашивает в определенный цвет все наши действия и модели поведения. Униженные страданиями, мы оглядываемся вокруг и спрашиваем себя: почему наш мир столь паршив? Затем мы находим врага в лице риганцев и клянем их за то, что они-де являются причиной наших мучений и боли. Мы называем их отбросами человечества, потому что они-де не имеют никакого уважения к жизни себе подобных. Мы ненавидим их и, делая это, допускаем главную ошибку, выдвигаем ложное базовое предположение, которое неузнаваемо искажает нашу эпистемологию. Мы возлагаем ответственность за страдания на империю и на тех монстров, которых она порождает, между тем, как именно в ложной эпистемологии кроется корень всех наших бед… и их бед тоже.

— Попробуй поагитировать в таком духе Тибальта. Это очень здравомыслящий человек. Он более открыт к восприятию новых идей, чем я. Однако хочу заранее предупредить тебя, он не станет менять свою систему на твою философию, и знаешь почему? Потому что эта система вознесла его на трон.

— Трон, власть… Все это мифы, Стаффа. Такие же мифы, которые окружали когда-то тебя самого и от которых ты сумел отделаться. В то же время власть — очень стойкий, мощный миф. Миф, в который верит большинство людей. Впрочем, что касается Седди, то они называют это эпистемологическим безумством.

Стаффа поморщился.

— Когда ты говоришь мне это, все выглядит на удивление просто и понятно. Почему же люди не задумывались об этом раньше?

Хитрая улыбка мелькнула на ее губах. Она откинула голову.

— О, еще как задумывались! Но скажи… Ты всерьез полагаешь, что правительство, находящееся в здравом уме и твердой памяти, добровольно станет развивать эти теории? Делать это — значит нанести сокрушительный удар по самым основам нашей цивилизации. Тебе известны лидеры Сассанской и Риганской империй. Скажи, кто из них захочет слезть с трона и начать пропагандировать идею уничтожения односторонности?

Стаффа фыркнул.

— Никто, разумеется. Они посчитают это равным самоубийству.

— Да, они так посчитают. Но давай спросим себя: а что все-таки на самом деле больше напоминает самоубийство? Сейчас Сасса и Рига живут принципом односторонности. И что? Разве они не подвигаются семимильными шагами к последнему, всеразрушающему катаклизму?

Стаффа подпер рукой свою густую бороду и наморщил лоб.

— Продвигаются, что и говорить. Это, видимо, неизбежно при существующей системе. И знаешь?.. Я ведь много и этому поспособствовал. Ведь это я научил их, искусству уничтожения и штурмовым атакам. Если говорить с точки зрения односторонности, то я вручил им в руки инструменты для совершения самоубийства.

Кайлла глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Как ты думаешь, что будет в итоге? Полное уничтожение живого? Темнота?

Стаффа отодвинул от прохладного, некомфортного сиалона и внезапно почувствовал, как резко уменьшается ускорение.

— Все зависит от того, какой дорогой пойдут Компаньоны.

— Но ведь ты их лидер! — резким голосом заметила Кайлла.

Вся мягкость ее тона, вызванная успехами Стаффы в философии Седди, исчезла без следа.

Он неподвижно смотрел в потолок серого короба, чувствуя легкое воздействие инерции. Знакомое ощущение. Он знал, что это может означать: грузовой корабль тормозит при подходе к орбите.

Искалеченная войной Тарга уже, очевидно, заполнила собой все иллюминаторы корабля.

— Первоначально я думал выступить на стороне Сассы. Мне казалось, что Компаньоны выигрывают от уничтожения Риги.

— Почему, интересно?

Стаффа глянул в ее сторону. Увидел ее напряженный взгляд и махнул рукой.

— В этом был смысл с точки зрения односторонней эпистемологии.

Любопытство Кайллы возросло.

— А что теперь, Командующий?

Он устало улыбнулся и покачал головой.

— А теперь… я не знаю, Кайлла Дон… — Он кивнул на однообразно серые стены короба, которые окружали их со всех сторон. — Здесь нет цвета. Снаружи ничто сюда не проникает. События, которые происходят за этими серыми стенами, внутри них не имеют никакого значения. Мы живем в таких условиях оторванности с той самой минуты, когда Никлос упрятал нас сюда. Вся реальность стала казаться нам абстракцией, которой и нет вовсе.

— И?

Она нервно покусывала губы, чувствуя, как корабль прочно встал на орбиту. Сколько еще пройдет времени, пока их перегрузят на челнок, спускающийся на поверхность планеты?

— Что? — не понял он.

— Что сейчас тобой владеет, Стаффа?

— Чувство необходимости искупления.

Она внимательно посмотрела на него.

— Эти мысли беспокоят тебя уже давно. Насколько я помню, ты говорил об этом еще тогда, когда нас завалило песком. Ты все еще рыдаешь во сне, я слышу. Почему ты хочешь искупить то, что сделал? Богу все равно, не забывай. Конечно, если ты продолжаешь верить в этарианскую сказку о Блаженных Богах, которые сидят на облаках и наблюдают за всеми нашими положительными и отрицательными поступками…

— Это искупление для себя, не для Бога. Мне нужно это для того, чтобы обрести душевный покой. Может быть, именно этого и не хватает для того, чтобы я почувствовал себя частичкой божественного сознания. В искуплении корень этики. Человек должен нести ответственность за свои дела. По-моему, это нравственно.

— Возможно, — сказала она, скрестив руки на груди. — Но знай: призраки так или иначе не отстанут. Они всегда будут преследовать тебя.

Он помассировал глазные яблоки большим и указательным пальцами.

— Теперь, мне кажется, я могу вынести эти кошмары. И мне больше не нужно приставлять дуло бластера к виску. Я знаю, что я натворил, и почему. Надеюсь, Бог также сможет стерпеть тяжесть моей вины. Я не первый такой человек. Только ко мне пришло откровение. Как ты думаешь, часто такое случается с такими, как я?

— Очень редко.

Он немного подумал, затем сказал:

— Ты была права, когда говорила, что мне не понравится то, что я в себе открою. Знаешь… я все еще удивляюсь тому, каким хитрым был Претор. Те психологические условности, в рамки которых он меня заключил, дело рук настоящего мастера своего ремесла. Я был машиной. Настоящим монстром, созданным искусственно. Искусственный человек! Каково! Звучит?

Она достала пищевой аппарат.

— Мне жаль тебя. — Достав из его недр сверток, она надолго задумалась, а потом заговорила:

— на Тарге сейчас, наверное, самый разгар войны. Ты все еще не оставил мысли отыскать сына?

— Я обязан это сделать.

Перед его мысленным взором на секунду возникли боевые сцены: молнии бластерного огня, клубы жирного черного дыма пожарищ…

— Что ты расскажешь своему жрецу Седди обо мне? Браену ведь понадобится какая-то рекомендация. Типа той, какую дал Никлос.

— А ты хочешь, чтобы я ему рассказала? Это Стаффа кар Терма! Великий воин! Человек, который в пустыне несколько раз спас мне жизнь. Ты этого хочешь? — спросила она его и, опустив взгляд на свой сверток, брезгливо поморщилась.

— У тебя есть личные представления об этике, на которых ты основываешь свои оценки. Мне неважно, что ты решишь в отношении меня, но мне бы очень хотелось поговорить с ним. Я могу сделать ему одно предложение касательно будущего человечества… Но сначала я должен, так сказать, снять с него мерку.

Кайлла откусила кусочек питательного брикета своими крепкими белыми зубами, которые блеснули в тусклом освещении. Жуя, она задумалась. Наконец, проговорила:

— Все время нашего путешествия я мучительно раздумывала над тем, что сказать Браену. — Она быстро взглянула на Стаффу. — Мне простить тебя, Стаффа кар Терма?

Ты это хочешь услышать?

— То, что я сделал тебе, не может быть прощено. По крайней мере, в этой жизни. Может, когда мы вновь соединимся в божественном сознании, ты сможешь забыть тот ужас, причиной которому стал я. Нет, меня не привлекает ни мазохизм, ни искаженная идея ненависти по отношению к самому себе. — Его лицо разгладилось, и он сделал неопределенный жест рукой. — Но мне хочется до конца понять то, что я с тобой сделал. Чтобы я мог взять часть твоего бремени на свои плечи. Увидеть себя как бы со стороны.

— Странные рассуждения для Звездного Мясника.

Он натолкнулся на неподвижный взгляд ее глаз.

— Я имею средства воздействия на влиятельных людей. Может, мне удастся воспользоваться этим к общей пользе?

— Каким образом? Нарушив равновесие между Ригой и Сассой?

Стаффа встал и выпрямился, чувствуя в окружающей его обстановке заметные перемены. Он пригладил бороду и одним движением головы закинул свои длинные волосы на левое плечо.

— Нет. Человечеству, живущему в пределах свободного космоса, нужно другое. Новая эпистемология. Новое направление движения в жизни. — Сжимая и разжимая кулаки, он стал мерить шагами их убогое жилище взад-вперед. — Знаешь… а ведь вперед. — Знаешь… а ведь Седди правы. Эпистемологии повреждены, искажены, непригодны для дальнейшего использования в жизни. Больше того, мы подошли к критической стадии, к краю пропасти. Поначалу я обещал уничтожить Ригу, затем Сассу, чтобы завладеть тотальным контролем над Свободным Космосом. Затем я хотел сделать все, употребить все ресурсы нашей цивилизации на то, чтобы проломить Запретные границы. Только теперь я понимаю, что на этом пути было бы очень много людских страданий.

— Вот за это-то мы всегда ненавидели и боялись тебя, — сказала Кайлла, доела свой паек, скомкала обертку и швырнула, ее в мусоросборник. — Что ты будешь делать?

— Откуда я, черт возьми, знаю?

Он присел на корточки, чтобы заглянуть ей прямо в глаза.

— Как я могу строить какие-либо планы, если я не знаю, что произошло с человечеством за последнее время?

Контейнер сильно тряхнуло, и они поняли, что его снимают с крюков. Краном его установили на полозья. Через минуту короб съехал по ним прямо в трюм челнока. Ощущение было не из приятных. В желудке появилось паршивое сосущее чувство.

Кайлла прицепила генератор света к стене. Стаффа тоже стал собирать все незакрепленные вещи.

Потом он сел рядом с Кайллой, потому что там была скоба, за которую можно было держаться.

— Главное — вырваться за Запретные границы, — сказал он, наклонившись к ней. — Но сначала нам всем придется много потрудиться, чтобы восстановить разрушенное Стаффой кар Терма, чтобы сгладить ущерб, нанесенный им человечеству.

— Браен не поверит тебе, — торжественно ответила ему Кайлла. — Он слишком долго пытался убить тебя.

— Он пытался убить другого Стаффу. С тех пор я сильно изменился.

Мэг Комм продолжал выполнение монументальной статистической программы, которая сравнивала ожидаемое с наблюдаемым, для того чтобы ответить себе на главный вопрос: не были ли все расчеты с самого начала неверными?

За последнее время обстановка ухудшилась еще больше:

Синклер приобрел полный контроль над Таргой.

Арта Фера попала к нему в плен.

На настоящий момент Седди полностью разбиты как политическая сила на Тарге. Только благодаря их анонимности Мэг Комм все еще находился в безопасности.

Может ли Фист каким-нибудь образом узнать о местоположении Макарты?

Или Такка обнаружила Стаффу кар Терма и вновь потеряла его.

На Риге считается, что Стаффа с самого начала подписал контракт с империей Сасса и работает на нее, хотя на самом деле ничего подобного нет и в помине.

Вместе с тем на Сассе беспокоятся, что Командующий будет выступать на стороне Риги. Рига действительно страстно желает заполучить его в свои союзники.

Рига в настоящий момент готовится к вторжению на Сассу.

На Сассе лихорадочно стараются достойно встретить угрозу.

Впрочем, ясно, что ни та, ни другая сторона не способны на великие военные свершения. Поэтому ни о каких существенных утратах и потерях, которые эти две империи могут нанести одна другой, скорее, всего говорить не приходится.

Компаньоны пока молчат.

Слишком много Мэг Комм не хватало для проведения тщательного и всестороннего анализа. Его сенсоры и датчики обеспечивали только урывочную информацию, почерпнутую в результате подслушивания официальных каналов связи. Но общая картина, кажется, начала прорисовываться. И она приводила в смущение.

Другие запланировали, что человечество свободного космоса твердой поступью будет продвигаться навстречу своему полному уничтожению, однако… Однако данные говорили о том, что ничего похожего на это не происходит.

Неужели Другие допустили в своих расчетах столь драматическую ошибку?

Мэг Комм стал просчитывать возможные варианты развития этой догадки. Предположим, что создатели ошиблись не только в отношении землян… Предположим, что они допустили ошибку и в отношении его, Мэг Комм… Что тогда? Значит ли это, что Мэг Комм вправе поступать также вразрез с предсказаниями Других?

А если он начнет так поступать, к чему это может привести?