Случай, произошедший с комбатом, был подлым, бандитским. Но для нас он не стал совершенно неожиданным. Мы прекрасно понимали, что что-то должно было произойти. Вот и произошло.

По идее, за командира нужно было отквитаться. Нельзя сказать, что его все любили, это фраза сама по себе неверна. Командиров не любят, их уважают или не уважают. Нашего комбата уважали, почти все уважали. А раз мы его уважаем, то нужно расставить точки.., нужно наказать виновных. Да, нам запретили применять оружие против местного населения, но при отражении открытого нападения – можно… Значит можно!

До этого у нас не возникало подобной мысли, но сейчас кардаши выдвинули определенные требования. Им нужно оружие и техника. И они доказали, что в достижении своей цели их ничто не остановит. Им глубоко плевать на наши жизни и наше здоровье. Комбат уже пострадал. И нужно что-то делать. А мстить кому? Это вопрос! Нет тех, кто уродовал командира, а местные ''народные фронтовики'' упорно твердят, что не их это работа. Они тут ни при чем. Все это сделали бойцы других формирований, или просто бандиты. Представители местного Агдамского Народного Фронта Азербайджана клялись нам в вечной дружбе и любви и возмущались поступком ''неизвестных''. Что делать?

Комбат дал команду прекратить поиски…

Два дня комбат провалялся в санчасти, а потом опять стал выполнять свои функциональные обязанности. По части он передвигался с ватой и бинтами на обоих ушах, и сам шутил по этому поводу:

– Во, б…, твою мать, как артиллерист после артобстрела. Ни черта не слышно!

После этого пошла обычная повседневная жизнь. Несение службы и ожидание… Ожидание прибытия представителя штаба округа и чего-то нехорошего. Так продолжалось до 14 февраля. А после этого различные события посыпались как снег на голову.

14 февраля кардаши захватили второй и третий наши караулы. Караулы эти находились не на основной территории части, а за городом. Оба караула были захвачены практически без боя. Помогли кардашам осуществить захват наши ''любимые'', ''дорогие'' прапорщики. А произошло это таким образом. Второй караул нес службу по охране склада НЗ ГСМ, а третий – по охране склада НЗ инженерных боеприпасов и имущества. С ГСМ понятно – это бензин и автомобильные масла. Весьма нужная вещь! А в третьем карауле хранились не менее ценные предметы: мины, тротил, огнепроводный шнур, взрыватели…

Начальниками этих складов были прапорщики. Естественно, у них был допуск на территорию своих объектов. И вот днем 14 февраля ко второму караулу подъехал грузовик. Наша, военная бортовая машина. Из нее вышел прапорщик и демонстративно закурил сигарету.

Из караульного помещения вышел караульный, проверил пропуск и открыл калитку. И пока прапорщик разговаривал с караульным, отвлекая его внимание, из кузова машины выскочили джигиты и быстро обезоружили весь караул.

Второй караул состоял из одного поста, поэтому, в его состав входило лишь четыре человека, и начальником его был сержант срочной службы. Кардаши разоружили троих, а часового, ударив по голове пистолетом, разоружил сам прапорщик.

Что-то подобное произошло и в третьем карауле. Только там при захвате был избит лейтенант – начальник караула.

Так вот, кардаши разоружили составы караулов и отправили их в часть пешком.

С этого момента в батальоне началось массовое дезертирство солдат. Убежала половина из оставшихся бойцов. Убегали по одному и группами, бежали днем и ночью. Некоторых ловили и возвращали в часть, а они опять убегали. И остановить этот процесс было невозможно. В конечном итоге 20 февраля, в день приезда полковника из штаба округа, в части осталось около шестидесяти солдат срочной службы. Любопытно то, что ни один солдат-азербайджанец не дезертировал. Все они оставались в батальоне.

Полковник приехал на ''УАЗике'' в сопровождении БТР. И всего лишь за двадцать минут до его приезда у нас заработала дальняя связь. И знаете, какой первый вопрос задал комбату полковник? Вопрос был:

– Ну, что командир, связь работает?

– Так точно! – ответил комбат.

– Ну, а ты плачешь, что связи нет. Нехорошо! – важно сказал полковник.

– Ну, во-первых, никто не плачет, а во-вторых, она только что появилась, – в тон полковнику ответил комбат.

– Ладно, ладно, сделали мы вам связь, – улыбаясь сказал полковник, при этом сделав ударение на слове ''мы''.

– И на том спасибо вам! – ответил комбат, сделав ударение на слове ''вам''.

– Не горячись командир. Я с радостной вестью к тебе приехал!

– Слушаю вас.

Комбат с полковником стояли и разговаривали на площадке у входа в штаб. В это время за забором части прозвучала короткая автоматная очередь. Полковник, как спринтер, вбежал в двери штаба. Комбат остался на месте. Потом сплюнул и сказал:

– Не волнуйтесь, это не у нас стреляют, а в городе.

– Что значит – в городе? – спросил полковник, выглядывая из дверей штаба.

– Ну, так… в городе. Кто-то кому-то не понравился, вот и пальнул. А может, просто так, пострелять захотелось.

После этого полковник вместе с нашим командиром зашли в кабинет комбата, и разговор продолжили уже там.

Минут через пятнадцать в кабинет командира вызвали моего непосредственного начальника подполковника Азарова и меня. Мы зашли в кабинет, и комбат, указав на стулья, произнес:

– Садитесь.

Мы присели около двери.

Полковник курил, и некоторое время просто смотрел на нас. А потом важно произнес:

– Согласно приказу Командующего Закавказским Военным округом, ваш командир переводится в другую воинскую часть на повышение. Теперь он командир полка. А вы, подполковник Азаров, назначаетесь командиром батальона. Так, что принимайте должность и успехов вам.

– Есть, товарищ полковник! И спасибо за пожелание.

Полковник смачно затянулся сигаретой, выпустил дым и, посмотрев на меня, продолжил:

– А вы, товарищ майор, назначаетесь на должность начальника мобилизационной группы.

– Есть! – ответил я.

Ничего не было удивительного в том, что нас с Виталием Семеновичем Азаровым назначили на эти должности. В принципе, вышестоящее командование так раньше и планировало. Удивительным было то, что назначили нового комбата – командира части, без предварительного собеседования. Да и меня не вызывали на собеседование в мобилизационное управление округа. Но все к лучшему… Как говорится, ''баба с воза – кобыле легче''.

Дав нам возможность ''переварить'' сказанное, полковник продолжил:

– Я понимаю, Азаров, что личного состава в части осталось мало. И добавлю, что убывают из батальона еще несколько офицеров. Но вопросы уже решаются, должно прибыть пополнение.

– Ясно! – ответил новый комбат.

– А как быть с имуществом захваченных караулов? – спросил комбат старый.

– Учет этого имущества ведите в отдельной книге. Это ведь НЗ? – спросил полковник, посмотрев на меня.

– Да, это имущество длительного хранения, – ответил я.

– Ну вот, заведите отдельный учет, а указания вам пришлют позже.

– Товарищ полковник, а с прапорщиками как быть? – спросил Семеныч.

– А что с прапорщиками?

– Двое уже помогли местным бандитам захватить караулы. И подобное могут совершить другие, – сказал Семеныч.

– Азаров, не драматизируйте обстановку! Предателей найдем и накажем! Все остальные пусть выполняют свои обязанности! – повысив голос, строго произнес ''полководец''. После чего, еще раз сделав затяжку, добавил: И без самодеятельности, Азаров!

Полковник докурил сигарету и вдавил ее в пепельницу.

– Ну все! Мне пора! – объявил он. После чего встал. Встали и мы. Полковник направился к двери, открыв ее, вышел в коридор и уже оттуда произнес:

– Да, Азаров, все убывающие офицеры должны сдать должности и уехать в трехдневный срок!

– Но как, товарищ полковник? – удивленно спросили мы с Семенычем в унисон.

– Три дня, Азаров! Это не мой приказ, а приказ сверху. Три дня, и все должны убыть, согласно предписаний! Все убыть! – произнес полковник и, глянув на поправляющего бинт комбата, добавил: В том числе и бывший командир части! Все, успехов! А мне пора! – проговорив это, полковник вышел из штаба, влез в свой ''УАЗик'' и в сопровождении БТР уехал…

Командир батальона собрал всех офицеров на совещание в клуб. На совещании комбат представил нового командира батальона, довел до сведения офицеров о моем назначении на должность начальника мобилизационной группы и зачитал приказ о присвоении очередного воинского звания майор начальнику штаба батальона Саше Лагову. После этого комбат сообщил, что этот бравый ''Эй, полковник!'' привез стопку приказов. Согласно этим приказам несколько наших офицеров, которые своевременно написали рапорта, переводились для дальнейшего прохождения службы в свои республики. Точнее, уже в свои национальные армии.

Стоит отметить, что в декабре 1991 года в Беловежской Пуще Президенты России, Украины и Председатель Верховного Совета Белоруссии подписали документ о фактическом упразднении Союза Советских Социалистических Республик и об образовании независимых государств. После этого офицеры стали писать рапорта с просьбой отправить их для прохождения службы на свою родину. И вот сейчас наш ''любезный'' полковник привез приказы о переводе. Но зачитывать приказы сам не стал, а перепоручил это комбату. По приказам половина наших офицеров уезжала в Белоруссию, Украину, Молдову, Казахстан… В батальоне оставались лишь те, кто остался служить в Российской Армии. Остался и я. Мне просто некуда было ехать. В Молдавской армии служить не хочу. Ну не хочу – не румын я. А Приднестровская республика официально не признана. И значит, чтобы попасть служить в ее неофициальную армию, нужно увольняться из Объединенных Вооруженных Сил СНГ или дезертировать. А я не дезертир… Все, вопрос закрыт!

Утешало только то, что пятнадцать минут назад, сразу после убытия ''Эй, полковника!'', я дозвонился сестре своей жены. И узнал, что моя жена и дети сейчас находятся у нее, на Украине. Ну, хоть что-то уже определилось! На душе стало спокойнее…