Той ночью, когда все в доме заснули, я достала альбом в котором хранила фотографии всех детей, которых воспитывала. Я называла его галереей озорников. Я пересмотрела снимки. Некоторые были постановочными, другие сделаны, когда детей заставали врасплох, на пикнике у реки или просто бегающими в саду. Дети всех возрастов и национальностей, от крошки Джейсона, который прибыл к нам двух дней от роду, до Марты, непокорной и обозленной семнадцатилетней девушки, которая теперь стала врачом.
С некоторыми из них я больше никогда не общалась, но многие по-прежнему звонили мне и писали. Четверо оставались со мной больше года, и все четверо до сих пор время от времени навещают меня — они стали частью нашей немаленькой семьи. Листая страницы, я вспоминала их нравы и проблемы — все такие разные. И никого из детей я не подвела. До настоящего момента. Здесь все еще не было фотографий Джоди, но я уже знаю: когда у меня дойдут руки вклеить их в альбом, они станут последними. Каких бы способностей или талантов к этому делу я ни имела прежде, можно считать, что их больше нет. Моя уверенность пошатнулась. Я решила впредь не заниматься патронатом.
Прошло три дня, пока мне наконец сообщили о дальнейшем ходе развития событий, и все это время Джоди казалась замкнутой и по-прежнему безразличной ко всему. Я даже не заговаривала о том, чтобы пойти в школу. Какой смысл? Теперь она существовала в собственном мире. Как-то мы пережили эти дни. Я читала вслух, разговаривала с ней, заставляла хоть немного поесть. Эдриан. Люси и Пола тоже пытались растормошить ее.
Вскоре после моего возвращения с того самого совещания я собрала всех за столом и сообщила, что Джоди покидает нас. Дети не выразили открыто своих чувств, и их молчание подсказывало, что они и сами понимают, в каком серьезном положении находится Джоди. Всегда грустно, когда очередной ребенок уходит, но раньше это сопровождалось осознанием: он уходит в лучшее будущее (к своей семье или к приемным родителям), он уходит другим, лучше, чем был, когда попал ко мне. С Джоди такого утешения не было. Несмотря на все наши усилия, нам не удалось помочь ей, и никого это не оставило равнодушным.
— Не вините себя, — сказала я, вспоминая слова Джилл. — Мы сделали все, что могли, остальное не в наших силах.
Но это были лишь слова, и я знала, что мои дети, как и я, чувствуют свое поражение.
Четыре дня спустя пришло известие от Рона Грэма. В конверте я нашла письмо для меня и еще один конверт — для Джоди. В письме ко мне Рон представился и сообщил, что вскоре позвонит, чтобы договориться о встрече. Что же касалось второго — стоило ли мне отдать его Джоди нераспечатанным? Я отдала его ей после обеда. Она взяла конверт подозрительно, потом прочитала на нем свое имя. Внезапно ее глаза загорелись.
— Мне? От кого?
— Открой его, и все сама узнаешь. Похоже, это что-то важное.
Я убрала ее тарелку, и она быстро разорвала конверт и развернула сложенный лист желтоватой бумаги. Текст был напечатан жирным красным шрифтом, а в одном уголке была нарисована улыбающаяся мордашка. Это вызывало симпатию.
— Мне? — повторила она.
— Да. Прочитать тебе?
Она отдала его мне с опаской, и я прочитала, водя для нее пальцем по строчкам.
Дорогая Джоди!
Меня зовут Рон, а мою жену — Бетти. С нами живет много детей в большом доме за городом. Мы помогаем им решать их проблемы, и нам бы хотелось приехать к тебе и рассказать о себе.
Ждем встречи с тобой,
До свидания,
Рон и Бетти.
Просто, но очень умно обставленное представление, и она была так рада, что кто-то прислал письмо лично ей! Она попросила перечитать его еще раз, а потом — еще.
— Когда они приедут? — спросила она с интересом, которого я не слышала у нее уже с месяц.
— Пока не знаю. Они позвонят.
— Хорошо бы поскорее. Они хорошие, да, Кэти?
— Да, они хорошие, милая.
Она засунула письмо обратно в конверт и весь день таскала его с собой. Когда вернулись Эдриан, Люси и Пола, она попросила их прочитать письмо вслух, и ее энтузиазм удивил их не меньше моего. Никто ничего не сказал, но все почувствовали облегчение. Как одно письмо от постороннего человека смогло сделать то, чего не смогли сделать месяцы любви и заботы?
Когда Джоди уже легла спать, позвонил Рон. Я рассказала ему о положительной реакции.
— Дети вроде нее редко привязываются к кому-то, — сказал он, моментально подмечая мои невыраженные чувства. — Это не ваша вина, Кэти.
Он расспросил меня о нашей семье, о том, как Джоди общается со всеми ее членами. Он описал процедуру знакомства: письмо — это ее начало, а их с женой совместный визит к нам на следующей неделе станет продолжением.
— Никогда не нужно торопить события. Джоди вам доверяет, и нужно какую-то часть этого доверия перенести на нас.
Он говорил, а я удивлялась: сколько он знает о Джоди! Он, должно быть, изучил ее дело от корки до корки — мы говорили больше часа. Было приятно общаться с человеком, который знает, что делает. Он совсем не походил на всех остальных. Джилл, конечно, делала все, что в ее силах, но она была лишь винтиком в огромной машине, и изменить что-либо было не в ее власти. Она могла только предполагать и задавать вопросы. Эйлин должна была проявить заинтересованность как социальный работник, но демонстрировала свою профнепригодность, некомпетентность и, если уж совсем честно, халатность по отношению к делу. Год спустя она все еще почти ничего не знала о деле Джоди, она не потрудилась даже познакомиться с ней поближе или хотя бы формально выполнять свои обязанности. Только разговаривая с Роном, я почувствовала, что часть той ноши, которую я так долго несла в одиночку, переложили на чужие плечи. Я даже не понимала до сих пор, насколько одинокой была. Все это время только мы вдвоем, я и Джоди, сражались за нее, в то время как неповоротливая система социальной помощи топталась на месте. Теперь я наконец верила в то, что Джоди небезразлична еще кому-то.
На вопрос, что мне сказать Джоди об их визите, он попросил не говорить многого, но записать все ее вопросы и сказать, что Рон и Бетти на них ответят, когда приедут.
Я отправилась спать счастливее, чем обычно. Джоди обрадовалась, и Рон казался разумным и ответственным человеком. Может, они были нравы, может, все к лучшему…
На следующее утро, когда все ушли в школу, я рассказала Джоди, что звонил Рон.
— Чего ему надо? — фыркнула она, отталкивая тарелку с овсянкой, которую только что сама просила.
Может, она не поняла, что Рон — это тот человек, который прислал ей письмо?
— Спрашивал про тебя. Он прислал тебе то чудесное письмо, помнишь? Они приедут к тебе на следующей неделе.
— Не хочу. Замолчи. Уйди.
— Джоди… — начала было я, но решила не давить на нее. Сделаю, как советовал Рон, и не буду говорить много.
На следующий день она не вспоминала ни о Роне, ни о Бетти, ни о письме, а снова погрузилась в себя и все больше молчала. Укладывая ее в постель, я увидела, что она разорвала письмо на кусочки и бросила на пол. Не обратить на это внимания было бы странно, ведь я достаточно хорошо знала Джоди: именно так она выражает свою злобу. Я подобрала обрывки и присела на край кровати.
— Я знаю, что это все непросто, солнышко. Всем нам непросто. Расскажи мне, что ты сейчас чувствуешь. О чем думаешь? Я могу тебе помочь?
Она вся сморщилась и бросилась мне в объятия. Я крепко обняла ее, прижимая ее голову к груди, а она жалостно плакала.
— Что такое, Джоди? Расскажи мне, пожалуйста. Я правда хочу помочь.
Она немного подумала и выпалила:
— Они сделают то же, что и остальные. Не хочу. Это больно. Ты сказала, что больше этого не будет.
— Что ты, милая, нет! Они очень хорошие, очень добрые люди. Они никогда не сделают тебе ничего плохого.
Но Джоди не могла мыслить так же, как и я. В ее мире незнакомый взрослый человек — это тот, кто причиняет боль и страдания. Сколько раз такое с ней уже случалось. Сама мысль о чужом взрослом человеке рядом с ней пугала Джоди. Плюнув на совет Рона говорить поменьше, я попыталась все объяснить.
— Рон и Бетти — они как я. Они помогают детям, которых обижали, только они умеют это делать лучше меня. Они знают, что нужно сказать. Они помогли сотням детей, и тебе они тоже помогут. Они хотят только поговорить. Я все время буду вместе с тобой. А они расскажут нам о месте, где они живут, и о других детях, которые живут с ними.
Она шмыгнула носом:
— Они не пойдут в мою комнату? И я не хочу садиться в их машину.
— Нет, конечно нет! — Я повернула к себе ее лицо. — Джоди, с тех пор, как ты со мной, ты встречала много-много взрослых, и никто не обижал тебя. Я не позволила бы им прийти, если бы не была уверена, что все будет хорошо. Ты ведь мне всегда верила, да?
Она кивнула.
— Тогда, пожалуйста, поверь мне и сейчас.
Она позволила вытереть ей слезы, но я не была уверена, что полностью успокоила ее. Все же со мной она живет не так долго, если сравнивать с восемью годами в родительском доме. С точки зрения Джоди, этот мой мир был исключением, а ее — нормой.
Я прочитала ей сказку и уложила спать. Выходя из комнаты, я услышала, как Эми сказала Джоди:
— Кэти можно верить. Честно-честно.
По мере приближения назначенного дня состояние Джоди становилось все более нестабильным. Она то и дело отдавалась во власть Рега и Эми, и в промежутках между приступами тоже было мало хорошего. Когда мне удавалось поймать настоящую Джоди, я пыталась хоть как-то задержать ее, но она сразу пряталась в свою раковину, и я снова натыкалась на ничего не видящий, рассеянный взгляд. О школе не шло уже и речи, и, если не считать необходимых походов в магазин, мы вообще не выбирались из дома.
Утром в день визита все было без изменений, и я переживала, как бы она не разошлась еще сильнее от встречи с чужими людьми. Бетти позвонила из машины сказать, что они подъезжают через пятнадцать минут, и я сообщила ей о своем беспокойстве.
— Самое главное, вы все делали правильно, — успокаивала она меня так же проникновенно, как и ее муж. — Как только мы придем и познакомимся с ней, сразу станет легче.
Меня это не убедило. Я вернулась в гостиную, где начала складывать пазл в надежде, что Джоди заинтересуется.
— Это были Рон и Бетти, — весело сказала я. — Они скоро приедут. Хочешь поскладывать пазл?
К моему удивлению, она слезла с дивана, подобрала фрагмент мозаики и передала мне. Я положила его на нужное место, и на рисунке можно было различить кошачью мордочку.
— А где кот? — спросила она неожиданно.
— Спит в корзине у батареи.
— А у них есть кот?
— Не знаю. Но спросим.
Она передала мне еще фрагмент, и я прикрепила его тоже. Когда позвонили в дверь, Джоди осталась сидеть на полу и выглядела как совершенно нормальный ребенок, который занят игрой.
Я проводила Рона и Бетти в гостиную. Они были примерной парой под пятьдесят, хорошо одетые, их лица были открытыми и добрыми.
— Здравствуй, Джоди, — весело поздоровалась Бетти. — Очень рада с тобой познакомиться. — Она присела и изучила рисунок. — Очень хорошо. Тебе нравится собирать пазлы?
Джоди кивнула.
— А это мой муж Рон.
Джоди подняла голову и улыбнулась Рону, который незаметно уселся в кресло около нее.
— Джоди интересовалась, есть ли у вас кот, — сказала я.
— Кота нет, — ответила Бетти, — но за домом есть поле, и там пасется много коров.
— Коров? — внезапно заинтересовалась Джоди. — Да. По утрам слышно, как они мычат, а потом
приходит фермер и уводит их доить. Детям всегда нравится наблюдать за ними. Иногда коровы подходят так близко к забору, что их можно даже погладить.
— Правда? — Она была довольна.
Я удалилась в кухню и сварила кофе.
Тоша, заслышав новые голоса, лениво выползла из своей корзинки и пошла оценить обстановку. Джоди представила ее:
— Это Тоша, но она меньше коровы.
— Верно, — согласилась Бетти. — Намного меньше. Наверное, Джоди что-то увидела в Роне и Бетти, потому что она вела себя так, что была не похожа на ту девочку, которую я им описывала, и мои слова могли быть подвергнуты сомнению, если никто их не подтвердит.
Я принесла поднос. Бетти как раз помогала Джоди закончить картинку. Я села и похвалила их. Джоди схватила пирожное и села на диван рядом с Бетти.
— А какие еще игры ты любишь? — спросил Рон, ненавязчиво включаясь в разговор. Он говорил мягко и уж точно не мог напугать ее.
— Рисовать люблю. В парке гулять.
— Очень хорошо. — Он улыбнулся ей, и Джоди улыбнулась в ответ.
Мы немного поговорили про парк, после чего Рон постепенно перевел разговор на Хай Оукс, рассказывая о том, чем занимаются там. Он достал из кармана проспект — детская версия того, что раздавали нам, — и все мы собрались вокруг Джоди, пока она изучала его. Она переворачивала страницу за страницей, а Рон тем временем рассказал, как они там живут, упомянул про других детей. Джоди спросила, есть ли у них телевизор и во сколько они ложатся спать.
Рон и Бетти провели у нас еще два часа, разговаривали и играли с Джоди и даже показали нам небольшой видеофильм про Хай Оукс, где мы увидели и комнаты, и дворик.
Почувствовав, что Джоди готова, они предложили нам приехать как-нибудь к ним в Хай Оукс на следующей неделе.
— Хочу сейчас, — воскликнула Джоди, подпрыгивая на месте.
— Ну нет, — улыбнулась Бетти. — Мы хотим сначала подготовить твою комнату.
Впервые была упомянута «ее комната», то есть возможность, что она останется там жить. Я наблюдала за реакцией Джоди.
— А можно Кэти поедет?
— В гости? Конечно, — ответил Рон. — Она привезет тебя на машине, вы вместе посмотрите твою комнату и познакомитесь с другими ребятами. А когда приедешь в следующий раз, можешь остаться на ночь, а Кэти приедет и заберет тебя на следующий день.
— А мне можно будет погладить корову? — спросила она.
— Ну ты наверняка сможешь на нее посмотреть, а погладишь или нет — зависит от того, как близко она подойдет к забору.
Я внутренне улыбнулась. Коровы явно заменили котов в списке интересов Джоди, точно так же, как Рон и Бетти заменили меня. Мы проводили их, попрощались, и весь день Джоди не теряла бодрости и воодушевления. Какое-то время она порисовала, и, когда я пришла посмотреть на ее творение, она с гордой улыбкой продемонстрировала мне рисунок, на котором были нарисованы большой красный дом, стоящий посреди поля, и три пятнистые коровы.