Расстрига запил. Случилось это накануне именин Агнии. Никиты Захаровича в тот день дома не было. Сергей ушел на охоту. Василиса Терентьевна уехала с дочерью к Дарье Видинеевой, которая жила на даче в в трех верстах от города.

В доме оставалась одна лишь работница Мария. Никодим явился в полдень и, закрыв на ключ свою комнату, вынул из-за пазухи бутылку водки.

С тяжелым вздохом Никодим налил стакан, посмотрел на свет жидкость и с жадностью ее выпил. Налил второй и так же молча опрокинул его в рот. Он обвел мрачным взглядом стены, потолок и, опираясь рукой о стол, поднялся со стула.

Комната наполнилась печальным гудением:

— Милая Стеша, мать дьяконица, подруга дней моей молодости. Спишь в земле. А я вот бодрствую и не могу найти покоя.

Расстрига тяжелым шагом подошел к висевшей в углу иконе и опустился на колени.

— Да вознесется молитва моя, как фимиам перед лицом твоим, — произнес он глухо…

В комнате послышался звук, похожий на рыдание. Закрыв лицо руками, Никодим прошептал молитвенно:

— Господи, владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, не даждь ми…

Огромное тело Елеонского было распростерто на полу. Стукнувшись лбом об пол, расстрига поднялся на ноги, подошел к столику и, взяв бутылку, с жадностью припал к ее горлышку. Через несколько минут он, прищелкивая пальцами, весело горланил, искажая арию герцога из «Риголетто»:

…Если красавица, В объятия кидается, Будь осторожен… —

и, промычав концовку, он раскрыл в пьяной улыбке широкий рот.

Дня через два расстрига явился в дом Фирсова в рваной рубахе и в старых галошах на босую ногу. Он хотел было проскользнуть незаметно в свою комнату, но неожиданно столкнулся в коридоре с Никитой.

— Как погулял, добрый молодец? — спросил тот ехидно и, сделав строгое лицо, добавил: — Следуй за мной.

Закрыв дверь, Фирсов подошел к Никодиму и, не спуская с него ястребиных глаз, жестко сказал: — Если ты не умеешь держать себя в моем доме, можешь итти на все четыре стороны. Понял?

— Хорошо, — хмуро ответил тот и повернулся к выходу. — Я уйду, но без меня тебе будет плохо, жалеть будешь, ибо одна у нас с тобой дорога — в геенну огненную, а итти туда тебе одному как-то скучновато, — усмехнулся он.

— Убирайся вон! Кутейник! — затрясся от злобы Фирсов. — Кто из нас угодит к сатане, будет видно. Но пьяницам туда дорога верная.

Никодим выпрямился.

— Сколопендра ты рода человеческого, — язвительно сказал он и, хлопнув дверью, вышел.

Оставшись один, Никита забегал по комнате.

«У меня ли ему не житье? Обут, одет, при деньгах, что еще надо?» Успокоившись, Фирсов сел к столу и забарабанил пальцами. «Пожалуй, зря его выгнал, — подумал он с раскаянием, — пригодится еще. С интендантством хлопот много. Сергей молод, а на того ученого надеяться нечего», — вспомнил он про старшего сына.

Сергей вернулся с охоты под вечер. Узнав от отца, что он прогнал Никодима, забеспокоился.

— Надо его найти и привести домой, — заявил он решительно отцу. — Никодим честный человек.

— Не вижу.

— Если вы не хотите видеть, так я знаю. Его нужно найти сегодня же, — заявил твердо Сергей.

— Ну, пошли работника по кабакам, раз он так уж тебе нужен, — сердито произнес Никита.

В это время пьяный расстрига спал в харчевне.

Проснулся Елеонский от ощущения, что его кто-то сильно толкает в плечо. Открыв отяжелевшие веки, он равнодушно посмотрел на запачканные стены трактира, на стоявшего перед ним Сергея.

— Пойдем, Никодим Федорович, домой, — сказал тот мягко.

— Милое чадо! Нет у меня пристанища на земле, ибо я уподоблен древнему Иову и валяюсь где попало. Сир и наг и деньги все пропиты.

— Пойдем, я дома достану.

Никодим грузно поднялся со стула и тяжелым взглядом посмотрел на юношу.

— Запой у меня, — положив руку на плечо юноши, сказал он глухо. — Не бросай меня, Сергей. Пригожусь тебе еще в жизни. Поддержи в эти минуты. А то свихнусь, — вырвалось у него. И, повернувшись к своему другу, он вместе с ним вышел из харчевни.