Из темных дебрей стагфляции (забыл, что за хрень) выплывают истории одна чудесней другой. На них лишь слабый налет желтизны, на них лишь скромный панцирь камуфляжа. А в остальном они предельно жизненны. Самое деятельное участие принимают в них бывшие рублевские жены и мужья, любовники и любовницы, чиновники, клоуны, газовщики, автогонщики и европейские посредники между нашей страной и ее украинским соседом. Но больше обычных людей, будничных. Из тех, что на лакированных тачках проезжают мимо нас по грязным улицам Москвы, трясутся в вагонах метро или ходят по магазинам. И современная пресса ломится от подобных историй. Но та, которая известна мне, самая интересная.

Хотелось сразу сказать: потом она ему показала, как это правильно делается. Как это должно быть по-современному, модно и со вкусом. И он, усвоив очередной урок, медленно шел в кухню заваривать для нее «Капуччино»: этот вид кофейного продукта она предпочитала всем иным напиткам, за исключением шампанского эпохи Бальзака.

А в самом начале он и подумать не мог о том, чтобы под крики диджея Васи или на «Дискотеке 80-х», в мигающем грохоте массовых музыкальных прыжков или в запойной тишине обособленной комнаты ворвалась в его жизнь эта длинноногая женщина с движениями порывистыми и не всегда предсказуемыми. (О, это юное тело! О, эта острая ее наблюдательностью, способная гармонировать с ее же тонкостью манер! О, этот безупречный вкус! О, эта ее упругая задница! Все пожилые джентльмены легко угадывают ее в натуральных блондинках, а то и в брюнетках!)

Дважды, а то трижды он, потерявшись от счастья, поскальзывался на влажном кафельном полу и, чтобы сохранить равновесие, схватывался за белое махровое полотенце. Полотенце обрывалось с треском, он — то же обрывался. Она кричала: «Ты, милый, не ушибся головой об плитку?» Он медленно поднимался, говорил, что вот ведь надо же таким неловким оказаться. А после тело ее оказывалось настолько тяжелым, что он с трудом доносил его до кровати.

Весила она 68 килограммов при росте 1 метр 72 сантиметра. И будь он не столь пожилым джентльменом, то наверняка бы на вытянутых руках донес ее длинное тело до края нашей небезупречно круглой планеты, а не до свежезастеленной кровати.

Всю оголтелую фантастику, которую она придумывала на всем пространстве этой кровати, описать ни в каком рассказе не получится, даже в таком подробном, какой можно встретить на страницах газет и журналов. Можно только сказать, что и вся безудержная сексуальная терминология тоже не в состоянии объяснить ничего. И он после каждой ночи ощущал нечто фантастическое, почти необъяснимое. И что-то пробовал вспомнить. Но ничего не вспоминал, кроме ночной феерии звуков и светомузыкальных па. А после город пробуждался за окном, и в неярком свете нового дня он понимал, что где-то неподалеку лежит и молчит длинная женщина, которая ему совсем небезразлична, словно чулки, которые она разбросала по всей комнате. Он думал: «Вот ты теперь спишь… Ты спишь, а ведь еще вчера кричала так, что и в кухне было слышно. А сегодня чего ж не кричишь?»

И потом он думал об этом, когда готовил для нее «Капуччино», и в ушах его не замолкал этот вчерашний крик наивысшего наслаждения.

Чаще сливаясь духовно, они кушали тоже вместе. Он вырывался из тяжелого ужаса семейного быта; она — из жарких объятий значительно более молодого любовника, чем он. И с разных концов столицы летели оба туда, где можно было спокойно вместе покушать. Рослый бородатый дедушка в фуражке с золотым околышем и бардовой ливрее удачно распахивал перед ними тяжелую дверь знаменитого столичного кабака, и специальными щипчиками она ловко взламывала панцирь громадного лангуста, а он смотрел на то, как она взламывает, и думал о том солнечном зеленом майском дне, когда в магазине «Седьмой континент» он показал ей впервые такого лангуста.

Пускались оба они, что называется, и в захватывающий тур по самым опасным местам. Оттуда, с одной стороны, вид открывался на Воробьевы Горы, с другой — на Великую Китайскую стену, а с третьей — на вечные снега Килиманджаро. И выбегали дикие зебры из зарослей саванных, и оба путешественника на взятых на прокат африканских мотоциклах спасались от рыжих разъяренных львов и темнокожих повстанцев.

И если однажды из одного из таких путешествий вернулась она без него, а он без нее, то это всего лишь случай, способный поразить не только мое воображение, но и ваше. И я, пораженный, решительно ставлю здесь многоточие…