На берегу моря сидел Лев Толстой, задумчиво перебирал шелковистую бороду.

Причалил баркас.

Это приплыл с Капри Горький, с бабушкой.

Горький увидел Толстого и нервно задергал прокуренными усами.

Толстой тоже приметил Горького и плюнул в воду. Обнаружив же бабушку, перекрестился.

Цепким писательским глазом зафиксировав плевок Толстого, Горький обиделся.

— Глыба ты! — крикнул он.

Толстой зорко посмотрел на утиный нос Горького.

«Не любят его женщины, — мелькнуло в его мозгу. — И собаки…»

— Зеркало ты! — еще более вызывающе крикнул Горький.

Толстой изумленно взметнул брови на бабушку Горького.

Бабушка сама с опаской поглядывала на внука.

— Матёрый ты человечище! — совсем уже вызывающе крикнул Горький, и добавил фистулой. — Нет Бога, нет!

Бабушка дико посмотрела на внука. Толстой же напротив, отвернулся. Далеко в море белел одинокий парус.

— Буревестники почему-то есть, — мудро прошамкал Толстой, — а бури все нет. Да и не буревестники это вовсе! Глупые пингвины! Прячут, сволочи, тела в утесах!

Бабушка громко высморкалась в пестрый ситцевый платок, с жалостью посмотрела на внука.

Горький заплакал. Слезы обтекали утиный нос.

— Пойдем, внучок, — речитативом предложила бабушка. — Я тебе пряничка дам, песенку спою.

Горький напоследок глянув со смутной надеждой на сгорбленного Льва Толстого, поплелся за широкой спиной бабушки.

Толстой все смотрел в море. Белый одинокий парусник подплыл к берегу. Парус оказался вовсе не белым. Алый!

— А хоть бы и глыба! — озорно сверкнул глазами Толстой. — Пусть даже и зеркало!..

Толстой молодо вскочил. Взял бритвенноострую косу. Обтер лезвие лопухом.

«Жаль буревестников только нет, — с сожалением подумал Толстой. — Но буря будет! Скоро грянет буря!»

Лев Толстой с лаской и жалостью посмотрел на маячившие вдалеке спины Горького и бабушки. Там же, вдалеке засвистал курьерский поезд.

Толстой удалился косить.