Матильда готовилась к приезду Филиппа. Она даже забросила рисунки полностью и посвятила себя дому. Поменяла шторы в библиотеке. Вместо старых зеленых она купила светло-коричневые с золотистым узором. До блеска натерла паркет во всех комнатах, убрала пыль, полила цветы. Кроме того, были кое-какие новшества и в спальне.

Спальный гарнитур они купили недавно: белый, с большими зеркалами. Матильда давно мечтала о таком. На широкой кровати лежало голубое атласное покрывало с кружевами, а на окнах висели такие же шторы. Вчера, совершая прогулку по магазинам, она увидела пару изящных миниатюрных бра с матово-голубыми плафонами. И сейчас они красовались над кроватью, создавая таинственную бело-голубую гармонию.

Матильда смотрела на свое «творение», а на душе становилось грустно и горько. Если бы это было для нее и Бернара… Какие прекрасные ночи они могли бы здесь проводить. Она засыпала бы поздно у него на плече и просыпалась от ярких лучей солнца, заливающих спальню, в его объятиях…

Безусловно, здесь все было создано для любви пылкой и страстной. Но ее не было. И с этим надо было смириться.

С утра пораньше она успела сходить на рынок. Филипп всегда отдавал предпочтение овощам и блюдам из них. Она рассортировала по тарелкам помидоры, перец, капусту. Сегодня она решила приготовить рагу, которое очень любил Филипп. Чувствуя свою вину, ей хотелось сделать для него что-то приятное. Глубоко в душе ей было очень жаль его. Этот честный, порядочный человек, который столько для нее сделал, был жестоко и нагло обманут. Она никогда себе этого не простит.

Нет! Все должно быть хорошо! Они скоро уедут. Все забудется, утрясется…

Но мысли о Бернаре все равно не давали покоя. Их вчерашний разговор… Он был так резок…

День был чудесный, и она широко открыла окно. Да, нужно намолоть кофе. Они не покупали растворимый, Филипп считал его недостаточно крепким. Матильда включила кофемолку.

— Объясни мне, пожалуйста, почему ты боишься меня? — она обернулась и в оконном проеме увидела Бернара.

— Не сердись, — ласково сказала Матильда. Как бы там ни было, она была рада видеть его. — Я была немного расстроена.

— И поэтому повесила трубку?

— Вспомни, как ты разговаривал со мной. Будто ты полицейский, а я просто воровка. Бернар, так нельзя. Войди.

Он вошел в дом. Там ароматно пахло кофе, но Бернар не заметил этого.

— Но почему, почему у нас с тобой все так складывается? — Он взял ее за плечи.

Бернар давно об этом думал и не мог найти ответа. Они были молоды и часто ругались. Не могли друг без друга, но и вместе быть тоже не могли. Ну ладно, можно многое списать на молодость и глупость, но сейчас! Ничуть не сомневаясь в своей любви, они тем не менее не могли найти гармонию, да попросту нормально ладить, понять друг друга. Почему она отдаляется? Зачем им рвать свои отношения, когда могут быть так счастливы вместе.

— Садись, — сказала Матильда.

— Я на минуту. Так устал, что больше не могу, — он закрыл лицо руками.

— Я тебе вот что скажу, Бернар, — она подошла к окну.

— Ну что еще? — он нервничал.

Всю жизнь она не могла терпеть лжи. А с тех пор, как они встречаются с Бернаром, она все время лгала. И от этого становилось все противнее. Появилось даже отвращение к самой себе. Несколько раз она пыталась все рассказать Филиппу, но не смогла. Он был так добр к ней… И какой же омерзительной была ее расплата.

Во что бы то ни стало она должна искупить свою вину, хотя понимала, что это невозможно. Такие вещи не прощаются.

— Да, я тоже хотел сказать Арлетт, но не смог.

Он лгал. Он никогда не думал об этом. Вернее, он чувствовал свою вину, но признаться… Нет, нет! На это у него никогда бы не хватило смелости.

— Так больше продолжаться не может, — ее голос звучал уверенно и твердо. — Через пару недель мы уедем. У Филиппа отпуск. И вся эта история сама собой кончится.

Бернар отпустил голову. Возможно, она была права. Их связь не могла длиться вечно. В один прекрасный день надо было бы все равно что-то решать. К сожалению, быть вместе они не могли. У каждого была семья, особые обязательства перед ней. Тем более, Тома… Уж его-то он не мог вычеркнуть так просто.

— Ты мне сказал когда-то одну фразу, — продолжала Матильда. — Как она мучила меня тогда: «Всякая любовь — пьеса, в ней есть свое начало, кульминация и финал».

Она вопросительно посмотрела на него.

— Это верно, совершенно верно.

Бернар подошел к ней и коснулся ее талии.

— Я возьму себя в руки. У тебя не будет больше причин обижаться на меня. Мы станем друзьями, как были прежде. Я обещаю.

— Прежде чего? — она грустно улыбнулась.

Бернар опустил руки.

— Смешно. Ну все, я, пожалуй, пойду, — он погладил ее плечо. — Надо идти.

А уходить ему не хотелось. Но так уж решено, и возвращаться к старому было бы просто глупо.

Он вышел на улицу. Матильда выглянула в окно.

— А что ты скажешь Арлетт, если она увидит тебя?

Бернар пожал плечами. Он как-то не подумал об этом.

— Скажи, что помог мне починить морозилку.

— Хорошо. Так и скажу, — он вздохнул облегченно. — Все хорошо. Наконец я могу вздохнуть спокойно. Наконец.

Он поспешил к дому. Душа ликовала. Все! Кончено! Он теперь опять будет жить, как и жил, вновь обретя покой и семью. Ему не надо больше врать, а потом мучиться, нервничать, не спать. Арлетт! Только она! И никого больше. И вновь все будет чудесно.

Тома катался на качелях.

— А вот и мой Тома! — Бернар подхватил его на руки и покружил в воздухе. — О чем задумался, малыш?

Его ребенок, его сын! Разве мог он оставить его ради какой-то любви? К черту, все к черту. Теперь он будет любить только его. Он купит ему велосипед. Тома уже давно просил, а ему некогда было заняться этим. Все! Все свое время он будет думать, заботиться только о нем, этом маленьком, милом создании, кусочке его, Бернара.

Он посадил ребенка на качели и поспешил домой.

Арлетт хозяйничала на кухне. На столе лежали вымытые овощи для салата и на маленьком блюдечке мелко нарезанная зелень.

Она готовила фарш для котлет.

— Чем ты занимаешься? — Бернар поцеловал жену.

— Готовлю на завтра обед.

— О, нет, нет! — он был непривычно оживлен. — Займемся этим потом. Звони Аннет, чтобы посидела с Тома.

Арлетт улыбалась, но была несколько удивлена. Последнее время Бернар был вспыльчив, рассеян, постоянно нервничал. Произошедшая перемена показалась еще более странной.

— Мы едем в Гренобль, сказал Бернар. — У меня сегодня праздник: кино, ресторан…

Нет, он всегда был непредсказуем. Она знала его шесть лет. Пять с половиной они были женаты. И каждый раз она заново открывала своего мужа. Он мог сидеть хмурым и злым, дуясь и не разговаривая, а потом вдруг вскакивал, хватал Арлетт, и они занимались любовью прямо на диване в гостиной под звуки информационной программы. Или… Арлетт почему-то вспомнилась эта смешная история. Тогда они еще не были женаты. Она училась и снимала меблированные комнаты на улице Сен-Ло. Однажды ночью она проснулась от шума. Она узнала голос Бернара. Ее хозяйка и он о чем-то громко спорили в гостиной. Потом Бернар, как вихрь, ворвался в ее спальню: «Одевайся».

Она ничего не понимала, но спорить не захотела. Ничего не спрашивая, она послушно оделась. Ей было интересно, что он надумал.

Они вышли на улицу. Была осень, и парижские ночи стояли холодные и дождливые.

Он обнял ее, и они пошли. Шли долго.

Арлетт очень тогда замерзла, но, конечно, в этом не призналась. Дождь лил все сильнее. Оба промокли до нитки. Бернар остановился у Триумфальной арки. На этом месте у них было первое свидание.

— Ты должна стать моей женой, — его голос звучал решительно и твердо.

От причуды Бернара и от неожиданности Арлетт покатилась со смеху. Она хохотала долго и все никак не могла успокоиться.

А Бернар, напротив, в промокших туфлях и прилипшей к телу куртке, был серьезен, как никогда.

Вместо ответа она обняла его шею, холодную и липкую от дождя и потянулась, чтобы поцеловать его губы. Худенькая и маленькая Арлетт казалась крошкой рядом с могучим, чуть ли не двухметровым Бернаром.

Как разъяренный тигр, он схватил ее в объятия, и они целовались, не замечая ни холода, ни дождя. В ту ночь она впервые отдалась ему. А через две недели стала его женой. И ровно через девять месяцев родился Тома.

* * *

Довольные и веселые, крепко обнявшись, они выходили из кинотеатра. Фильм был потрясающий. Арлетт обожала детективы.

Они долго решали, в какой ресторан пойти, и в конце концов отдали предпочтение «Кальберу». Там была прекрасная кухня. Впервые за последнее время Бернар почувствовал настоящий аппетит.

— Очень занятно, но мне больше нравятся фильмы про индейцев. И я этого не стыжусь.

За столиком они все еще продолжали обсуждать картину.

Подошел официант. Они заказали устриц, говядину, запеченную под сыром, несколько салатов, словом, кучу всяких деликатесов и с аппетитом взялись за еду. Говядина была великолепной. А салат из крабов — ну просто объеденье.

— Сегодня, милый, ты немного успокоился, — Арлетт поправила ему галстук.

— А я всегда спокоен…

Бернару и в голову не приходило, что она могла что-то заметить. Хотя, действительно, он вел себя странно, а Арлетт не настолько глупа, чтобы ничего не видеть. Сердце заколотилось. Господи! Только бы она не узнала правду. Чтобы не выдать своих переживаний, он стал торопливо есть.

— Напрасно волнуешься, — сказала Арлетт. — Но ты изменился. У тебя случилось что-нибудь?

Он взял ее руку. Сказать было нечего. Оправдываться, врать, придумывать небылицы… Нет. Ничего не надо. Скоро и так все забудется и станет на свои места.

— Послушай, — Арлетт вдруг оживилась, — хочешь мы с Тома уедем к матери в Сентбери? Тебе стоит побыть одному. А она давно просит привезти Тома. Поживешь один.

Боже! Откуда у нее такие мысли?! Может, она уже догадывается? Может, их кто-то видел с Матильдой и все рассказал? Нет. Исключено. Арлетт не смогла бы молчать. Она не знает правды.

— Нет, нет! Это ни к чему. Как только появится возможность, я возьму отпуск — вместе поедем куда-нибудь в небольшое путешествие. В Африку. Возьмем Тома.

* * *

Вдруг они увидели мадам Жюво. Опираясь на трость, она спускалась по винтовой лестнице в сопровождении Ролана и Бенито.

Бернар и Арлетт поспешили им навстречу.

— Здравствуйте, мадам.

Они поздоровались. Бернар погладил лохматого Бенито.

— Должна сказать вам, что Париж — сущий ад, — сказала мадам Жюво, усаживаясь за соседний столик.

— Там все словно с ума сошли.

Подошел официант.

— Два салата, гарсон.

Бенито забрался под стол. Он что-то вынюхивал.

— Посмотрите, что с Бенито, — заметил Бернар.

— Он сердится на меня, — ответила мадам Жюво. — Не любит, чтобы его бросали.

Ролан обожал сухие вина. А тем более сегодня стоило выпить. Ему больше не придется скучать.

— Вы сбежали из дома на вечер? — мадам Жюво повернулась к Бернару и Арлетт.

— Да. Сначала мы посмотрели фильм.

— Какой?

Называется «Бегущая смерть»! — Арлетт была очень веселой и оживленной. — Это про одно преступление.

Мадам Жюво сюжет показался знакомым.

— Это про ревнивого мужа, — сказал Бернар. — Он подозревает ее, а она — ангел во плоти. Не знаю, не знаю, но эта влюбленная убивает мужа.

— Да нет, Бернар, — возразила Арлетт. — Он покончил с собой, да так, что все думают об убийстве.

Она удивленно посмотрела на мужа. Бернар не ожидал, что окажется в столь глупом положении. Мысли о Матильде, о пережитом в последнее время не давали покоя. Весь фильм он думал, что-то вспоминал, так и не смог сосредоточиться, даже не понял смысла картины. Он почувствовал неловкость и слегка покраснел.

— Точно! Я его видела, — вспомнила мадам Жюво. — Очень странный фильм. Муж закрепил нож на двери…

— А нож, — добавил Ролан, — оказался в гостиной. Он отлично знал, что обвинят жену.

Бернар растерялся. Он совсем ничего не помнил и не понял. Как глупо.

— Нож в одной комнате, труп в другой, и все верят в убийство.

Ролан заметил, что Бернар смотрел куда-то в окно, задумавшись о своем.

— Вы не слушаете? — спросил он.

— Да, да… — Бернар как будто очнулся.

— Задумались о ваших милых танкерах? — вдруг спросила мадам Жюво.

Общество весело засмеялось.