Только что сложившиеся пары всегда будут флиртовать друг с другом; из морально-этических соображений необходимо, чтобы им не позволялось делать это на публике. Не стоит, чтобы их видели одних в городе, особенно в театре. И места за обеденным столом должны выбираться так, чтобы эти двое не сидели напротив друг друга. Они будут только дразнить и смешить друг друга, а это непозволительно.

Мистер Л. А. М. Брекенридж. Этикет высшего общества

Генри утешало только то, что правила этикета, предписывающие, как вести себя за столом, были предельно лаконичны, ясны и понятны. Так что ему, к счастью, не пришлось разговаривать со своей будущей женой на протяжении всего вечера. За это время на столе успели смениться шесть блюд – званый обед в честь помолвки. Генри даже взглянул несколько раз через широкий, отделанный ониксом стол на Элизабет Холланд, сияющую и прекрасную, но слишком скромную и скучную, на его вкус. На ее руке теперь сверкал его подарок, гордость «Тиффани». Генри долго смотрел на камень, столь огромный, что скрывал сам палец, и в конце концов понял, что ведет себя грубо. А понял он это, когда его нареченная деликатно кашлянула. Камень был слишком крупным, кольцо было лишено изысканности и, как казалось Генри, не имело к нему никакого отношения. Генри остановил пробегавшего мимо слугу и попросил еще бокал.

Отец, похоже, был доволен и даже немного смущен всеми этими потоками льстивых поздравлений. Очевидно, в этот раз он не заметил, что Генри решил напиться. Старик сидел в кресле во главе стола, громко изрекая высокопарные фразы. Справа от отца расположилась Изабелла. Генри усадили между ней и младшей сестрой, Пруди, которая мнила себя интеллектуалкой, а потому облачалась исключительно в черный муслин и ни с кем не разговаривала. С другой стороны стола, слева от старого Шунмейкера, восседала миссис Холланд с каким-то парнем по имени Бреннан. За ними сидела Элизабет, задумчиво перемешивая в своей тарелке салат из лобстеров.

Через два места от нее сидела Диана, юная и обворожительная. Но вместо того чтобы вести себя сдержанно и спокойно, как требовали приличия, она вертелась, жестикулировала, смеялась, надувала губки, в результате чего и платье, в которое ее впихнули, и сама комната стали выглядеть нелепо и чопорно. Ее глаза то сверкали гневом, то лучились радостью, и в сравнении с ее постоянно меняющимся сияющим взглядом золото на столе выглядело грудой потускневшего железа, а все окружающие казались лишь бесцветным фоном для нее, такой живой и такой прекрасной.

Генри представил ее в своей шляпе и улыбнулся про себя. Целовать младшую сестру через полчаса после предложения руки и сердца старшей – так далеко он еще никогда не заходил! Время от времени он пытался поймать взгляд Дианы, но ей каким-то непостижимым образом удавалось смотреть на все что угодно, кроме него.

– Вы читали «Пробуждение»? – спрашивала она того игрока в крикет из Пенджаба, или кто он там был, расположившегося рядом с ней. Предполагаемый принц качал головой, улыбаясь и продолжая бесцеремонно разглядывать ее.

– Говорят, произведение слишком скандальное, и его вряд ли еще раз опубликуют. Но это гениальная вещь!

– Я впечатлен тем, как много вы читаете, – Принц с такой фамильярностью придвинулся к Диане, что Генри захотелось встать и хорошенько ему врезать, – Когда я жил в Англии, мне казалось, что леди совсем ничего не читают.

– О, да, я порой чужда условностям, – ответила Диана с теми же сияющими глазами, что так вскружили голову Генри в прошлое воскресенье.

Он посмотрел на стол и с радостью заметил полный бокал скотча, появившийся словно по мановению волшебной палочки. Став свидетелем публичного унижения Пенелопы, официально обручившись с ее лучшей подругой и обнаружив, что неотвратимо влюбляется в ее младшую сестру, Генри прибегнул к выпивке как к единственной безопасной тактике. Он повернулся вправо, перегнулся через Пруди к своему другу Тедди и поднял бокал.

– Веселись и благодари Бога, что ты в этом не замешан. Ты можешь сидеть спокойно и наблюдать, как я прохожу через все эти круги ада.

Тедди оторвал взгляд от миловидной кузины Холландов, сидевшей рядом с ним с другой стороны.

– Поздравляю! – ответил Тедди, поднимая свой бокал. – За моего удачливого друга. Ты ее не заслуживаешь.

– Что это значит? – полюбопытствовал Генри.

– Ничего, ерунда, – рассмеялся Тедди. – Пей и не будь таким угрюмым, хорошо?

Генри тяжело вздохнул и залпом опрокинул в себя почти целый бокал крепкого напитка. Его терзали противоречивые чувства, и он сейчас был совершенно не в состоянии в них разобраться. С одной стороны, он уже начал видеть в предстоящем браке определенные плюсы. А с другой стороны… Он всеми силами пытался не думать о том, что его холостяцкая свобода и запретные развлечения в другой, менее элегантной части города навсегда останутся в прошлом. Генри отодвинул бокал с остатками скотча и уставился на блестящие красные грейпфруты, лежащие на блюде в центре стола.

– Ну так как, мисс Диана, – звенящим голосом обратилась Изабелла через стол, – Вы с мисс Холланд уже выбрали цвета для свадьбы? Знаете, сейчас самым модным для невест оттенком считается розовато-лиловый. На моей свадьбе…

– Розовато-лиловый – вчерашний день, – обрубила Диана. Несколько темных завитков упали на шею, словно подчеркивая ее неодобрение.

– О нет, – вмешалась Элизабет, – Это прелестный цвет. Хотя… – тут она понизила голос, словно заметила кусочки еды на чьем-нибудь подбородке, – Он слишком популярен.

– О, я понимаю, что вы имеете в виду, дорогая. Но представьте: ваши семь самых близких подруг в этом дивном цвете…

Генри снова попытался встретиться взглядом с Дианой, заглянуть в ее огромные живые глаза. Его постоянно отвлекали: вокруг стола суетились слуги, молодые люди хлопали в ладоши и пронзительно кричали, и Генри это начинало раздражать. Он все больше и больше чувствовал в Диане родственную душу, он знал, что она тоже считала все эти разговоры о свадьбе скучными и бессмысленными. И внезапно он осознал, насколько ему стали безразличны и неинтересны привычные балы, вечеринки, развлечения… Все, чего он жаждал сейчас, – поговорить с Дианой и очередной раз убедиться, насколько совпадают их вкусы и предпочтения.

Ее взгляд долго блуждал по потолку и стенам, но в конце концов Генри дождался своего. Она все же посмотрела на него, и долгое время он удерживал ее взгляд. Затем Диана встряхнула волосами, решительно встала из-за стола и поспешила выйти из комнаты.

– Сэр, могу я забрать вашу тарелку?

Генри в замешательстве поднял глаза на одного из нанятых официантов.

– О, да, – ответил он, глядя, как исчезает наполовину съеденное блюдо из лосося в кремовом соусе. Отец все еще был занят дискуссией о ценах на сталь. Изабелла и Элизабет спорили о достоинствах барвинка и лаванды. Миссис Холланд пожирала счастливыми глазами обручальное кольцо своей дочери, а Пруди бормотала что-то невнятное, держа в руке стакан с красным вином. В углу тихо пела виолончель. Генри зажал в руке бокал с плескавшимся на дне скотчем и бесшумно выскользнул из-за стола.

Он вышел в коридор и направился в ту сторону, откуда раздавались шаги. Фигура в светло-розовом платье спешно удалялась от него. Она исчезла за углом, но Генри уже заметил ее. Он быстрым шагом последовал за девушкой, пытаясь не выронить из рук бокал.

Она свернула в другой длинный коридор. Внезапно он споткнулся на небольшом пролете и ввалился в оранжерею, чуть не подвернув ногу и едва не разбив стакан. До девушки, влечение к которой разгоралось с каждой секундой, оставалось всего несколько шагов. Один из ее больших пышных рукавов соскользнул, обнажив плечо, но Диана словно не замечала этого. Она подняла голову и встряхнула кудрями, любуясь молчаливым великолепием этого места: стеклянный купол, влажный воздух, изобилие растений. Он молча стоял и смотрел, как она глубоко вздохнула, а затем приблизила лицо к большой голубой гортензии.

– Они прекрасны, не правда ли? Теперь вы знаете, почему моя семья никогда не посылает за свежесрезанными цветами… – Генри небрежно прислонился к двери и отпил глоток скотча, – Но, увы, они совсем не пахнут.

Диана медленно повернула голову в его сторону.

– А, это вы… Да, я знаю, что они не пахнут, – она посмотрела на гортензию и пожала плечами, – Думаю, вы хотите вернуть шляпу.

– Нет, она теперь ваша. На вас она смотрится куда лучше, чем…

– Да, вы это уже говорили, – с горечью в голосе оборвала его Диана. – Очень мило…

– Мисс Диана, почему вы столь строги со мной? – Генри саркастично улыбнулся, задействовав столь часто используемый тон и тему. – Разве вы не хотели, чтобы я последовал за вами? Почему же тогда вы так демонстративно сбежали?

– Я ушла, потому что более не могла выносить ваш взгляд! – Глаза Дианы затуманились гневом. Она отпустила цветок и посмотрела по сторонам, – Кажется, у вас только одно достоинство, мистер Шунмейкер, – продолжила она уже более сдержанным тоном. – Это ваша оранжерея. А сейчас мне нужно идти.

Она шагнула к двери, но Генри, не привыкший к столь пренебрежительному отношению к себе со стороны женщины, загородил ей дорогу. Глаза Дианы вновь возмущенно сверкнули, но это лишь прибавило ей очарования.

– Вы хотите, чтобы эта оранжерея стала вашей, а не Элизабет? – засмеялся он.

– О, я вас умоляю! – Диана оттолкнула его, и Генри, улыбаясь, покорно отстранился. Когда она проталкивалась мимо, он почувствовал жар ее тела и громкое биение сердца.

– Даже слышать такое противно. Я вам не игрушка, Геи…

Но, не успев договорить, девушка споткнулась и чуть не упала. Платье чуть задралось, и она лихорадочно схватилась руками за стену.

– Вы в порядке, мисс Ди? – Генри не смог сдержать ехидный смешок.

Диана резко выпрямилась, гневно поправила подол, стиснула кулаки и обернулась к Генри.

– Я никогда не завидовала и не буду завидовать сестре со всеми ее дурацкими желаниями и фальшивыми успехами. Я их терпеть не могу. А с этого дня не могу терпеть и вас.

Она двинулась обратно по коридору размашистым, почти мужским шагом – такой походки он не видел ни у одной леди Нью-Йорка. Не успел Генри решить, хочет он остановить ее или нет, Диана уже исчезла.

Он допил скотч, вздохнул и посмеялся над собой, попавшим в очередную нелепую ситуацию. Выждав некоторое время, Генри вернулся в гостиную, где уже подавали десерт. Слава богу, никто не заметил его отсутствия. Но мимолетная радость быстро сменилась разочарованием. Все, что он видел перед собой – все эти лица с тоннами макияжа, склоненные над едой, пронзительный смех над старыми надоевшими шутками, – было столь жалким и скучным, что его захлестнула волна отвращения. За столом была только одна пара живых глаз, и они старательно его избегали. Когда он вернулся на свое место, вежливо кивнув Элизабет и ее матери, он казался себе отвратительным, как только что назвала его в приступе ярости Диана своим невероятно нежным голосом.