Одна прелестная юная леди затмевает всех своей скромностью, достоинством и очарованием. Мисс Элизабет Холланд, дочь покойного Эдварда Холланда, словно диадема среди отдельных ярких рубинов, блистала спокойствием и утонченной красотой в своем костюме пастушки, сшитом на заказ парижским портным. Мы уверены, что она окажет самое прекрасное и благотворное влияние на общество.
Из «Нью-Йоркских новостей», воскресенье, 17 сентября, 1899 год 

Элизабет Холланд всегда ненавидела воскресные дни. Впрочем, как и Диана: младшая сестра первой осознала свою неприязнь к этим дням, потому что они обычно начинались с церкви и заканчивались неофициальными визитами, хотя «неофициальные» – совершенно неподходящее слово для их описания. Все было самым лучшим образом подготовлено и тщательно спланировано матерью, разведенной тетей Эдит и небольшой «армией поддержки». Радовало лишь одно: этим утром им не пришлось тащиться в церковь. Когда сестры спустились в гостиную, мать объявила, что им Нужно серьезно поговорить.

И вот они сидели в этой мрачной комнате, словно в заточении, – во всяком случае, Диана ощущала себя пленницей, когда ее заставляли проводить время в окружении родственников и гостей, поддерживать чинные благопристойные разговоры и вести себя как леди среди всей этой никому не нужной роскоши.

Пол в гостиной застелен персидскими коврами, а стены украшали картины в массивных золоченых рамах, изображавшие, помимо всего прочего, суровые лица предков. Поверх деревянной обшивки стены покрыты тисненой кожей оливкового цвета. Потолок отделан красным деревом, а лепнина украшена филигранным золотом. Мраморный камин был таким огромным, что в нем можно легко спрятаться. Что, впрочем, Диана и Элизабет часто проделывали, будучи детьми. И младшая мисс Холланд до сих пор время от времени мечтала о том, чтобы забраться в камин и укрыться в нем от посторонних глаз, особенно в скучные часы воскресных визитов.

В комнате было расставлено множество диванов и кресел с подушками самых разных стилей и расцветок, чтобы гостям было где присесть. Впрочем, уютной эта комната не казалась. С тех пор как умер отец, гостиная утратила свое очарование. Мистер Холланд обладал прекрасным чувством юмора и, бывало, втихомолку подшучивал над официальным приветственным стилем миссис Холланд. После возвращения из Европы Элизабет стала намного серьезнее относиться к своей роли и к домашним обязанностям, а вот Диана, вернувшись домой, начала бунтовать еще больше. У нее появилась привычка во время официальных визитов демонстративно уходить в дальний угол гостиной, в турецкий уголок, где прямо на полу лежали дюжины полосатых подушек с кисточками. Она и теперь сидела там в окружении трех огромных ленивых персидских кошек Лили, Лангтри и Дездемоны. Младшая мисс Холланд всегда знала, что унаследовала характер отца. Оба они были романтиками, в то время как ее мать и Элизабет – холодными реалистами.

– В чем дело, мама? – спросила Элизабет, устраиваясь на своем привычном диване под большим портретом отца. На этой картине он был изображен облаченным в цилиндр и элегантный черный фрак, с кустистыми бровями и надменно-печальным выражением лица. Диане вдруг нестерпимо захотелось, чтобы отец сейчас был с ними, сидел рядом и разговаривал. Посмотрел бы на Элизабет своим насмешливым ироничным взглядом, и та почувствовала бы себя глупо из-за своей чопорности и высокомерия, из-за всех этих утомительных и никому не нужных лицемерных визитов.

– О чем ты хотела с нами поговорить, мама? – продолжила Элизабет, грациозно сложив руки на коленях.

Диане вдруг почудилось, будто лицо Элизабет на какое-то мгновение исказилось гримасой боли и страха. Нет, показалось… Когда она взглянула на сестру, ее лицо вновь было спокойным и невозмутимым. Мать молча встала и подошла к камину. В своем плотном, черном, застегнутом наглухо платье она выглядела особенно мрачной и суровой. Волосы ее были собраны в тугой узел и прикрыты вдовьим чепцом. Она задумчиво смотрела в камин, в котором потрескивали только что брошенные поленья. Миссис Холланд хранила напряженное молчание. Было заметно, что ее что-то останавливает. Тетя Эдит жестом велела Клэр, накрывавшей чайный столик, выйти из комнаты. Через несколько секунд миссис Холланд повернулась к дочерям:

– Во-первых, я хотела сказать, что была очень рада увидеть о вас столь приятные отзывы в прессе. Все они в один голос твердят о твоей красоте, Элизабет, и это очень… – миссис Холланд помолчала, дождавшись, пока Клэр исчезнет за дверью, – очень поможет нам в трудные времена.

– Что ты хочешь сказать, мама? – Улыбка Элизабет заметно поблекла.

Миссис Холланд повернулась, чтобы посмотреть на них, и от ее пронзительного ледяного взгляда у девушек по спинам пробежали мурашки.

– Очень важно, чтобы сказанное мной осталось в тайне.

– О, когда-нибудь все обо всем узнают! – дальновидно заметила Диана. Все эти ужимки, недомолвки и театральные намеки казались ей странными, хоть и разжигали любопытство. Интересно, что она должна была хранить в столь жутком секрете?

– Но тайны таких семей, как наша, – особенный случай, – вставила тетя Эдит, взмахнув рукой.

Она сидела в углу, облокотившись на маленький игральный столик из малахита. Диана провела с ней все лето в Саратоге, и за это время тетя часто говорила, как они похожи и внешне, и в желаниях. Замужество тети Эдит было недолгим и мучительным, и издевательства герцога Гильермо де Ганзы, похоже, до сих пор висели над ней мрачной тенью.

Но Диане казалось, что тетя заслужила свою сегодняшнюю свободу, прожив в скуке и унижениях добрый десяток лет.

– Мама, так в чем дело? – нетерпеливо спросила Элизабет, не обращая внимания на сестру, – Что ты имеешь в виду? Когда папа умер, вот тогда было трудное время. А сейчас…

Диана отвела взгляд от сестры, чей мягкий голос был напоен печалью, и вздохнула. Она тосковала по отцу каждый день, каждую минуту, но он наверняка хотел бы, чтобы они перестали оплакивать его и жили дальше, счастливо и беззаботно.

– Сейчас мы с Дианой вернулись домой, – продолжила Элизабет своим обычным, более звонким и выразительным голосом, – и хотели бы жить так, как раньше. Радоваться очередному сезону…

– Именно, – миссис Холланд медленно подошла к креслу со спинкой, похожей на веер, стоявшему возле Элизабет, и положила на него руку. – Смерть вашего отца ударила по семье сильнее, чем мы думали. Но узнали об этом не сразу. С завещанием все оказалось куда сложнее, чем вы полагаете. Мы вынуждены держать минимум прислуги, и, я боюсь, придется отказаться от преподавателя. Элизабет, ты будешь руководить занятиями сестры. Видите ли, девочки… – Она замолчала, вздохнула и коснулась ладонью лба. Диана чуть подалась вперед, глядя на мать расширенными от любопытства и ужаса глазами. Она чувствовала, что сейчас услышит нечто чудовищное, и привстала с подушек, чтобы не упустить ни слова. Сестра держала руки в том же положении и низко склонила голову, так что никто не мог разглядеть ее лица.

– Я сама почти ничего не понимаю, – продолжила их мать громким монотонным голосом, чеканя каждое слово, – хотя Бреннан объяснял мне столько раз! В голове не укладывается. Ваш отец перед смертью оставил немало долгов и очень мало… денег. Конечно, мы все равно Холланды, из рода Холландов – уже одно это что-то да значит!

Она подняла глаза к потолку и издала звук, похожий на сдавленные рыдания.

– Но мы не богаты, – добавила она, наконец, – Нас уже нельзя назвать богатыми людьми…

Элизабет прикрыла рот ладонью. Диана же лишь насмешливо хмыкнула. Она видела, в каком состоянии пребывала мать, и какую реакцию вызвала эта новость у старшей сестры, но все равно не смогла сдержаться и громко хлопнула в ладоши.

– Какая прелесть! Мы бедны, – преувеличенно громко вздохнула она, и три пары встревоженных округлившихся глаз разом уставились на нее.

– Диана, умоляю, – прошипела мать. Она повернулась к младшей дочери с застывшим ужасом на лице.

– Да, да, я знаю, – с готовностью отозвалась девушка. Она все еще не могла поверить, что с ней случилась такая романтичная вещь. Она чувствовала, будто стоит на самом краю громадного обрыва, и, что бы она ни сделала в следующую минуту, ее жизнь будет похожа на полет, на свободное парение. Да. Она чувствовала себя свободной. Больше никаких драгоценностей, никаких доставок от парижской модистки… – Но я собираюсь нести бремя с достоинством. Это будет так весело. Мы похожи на героинь Бальзака, на…

– Диана! – строго перебила миссис Холланд.

– Но теперь мы и вправду можем быть кем угодно! Бродягами или грабителями поездов, уличными торговцами или музыкантами. Можем поехать в Кубу или во Францию, или… – Диана запнулась на полуслове, заметив, что ее сестра что-то беззвучно говорила.

Миссис Холланд одарила Диану мрачным тяжелым взглядом и повернулась к старшей дочери.

– Теперь, Элизабет, ты видишь, почему всё, абсолютно всё теперь зависит от тебя. От тебя и от того, что ты успеешь сделать до конца сезона. Я надеялась… – Миссис Холланд замолчала, потому что в комнату проскользнула Клэр.

– Простите меня, миссис Холланд, – растерянно произнесла она, уставившись в пол, – К вам посетитель. Мистер Тедди Каттинг оставил свою визитку в фойе и желает узнать, дома ли вы.

Миссис Холланд глубоко вздохнула, выдавила почти устрашающую улыбку и велела пригласить гостя. Женщины Холланд облегченно вздохнули и заметно оживились: тягостный разговор был прерван, и сейчас им предстояло совершить обычный воскресный ритуал, такой привычный и такой необременительный. И своего первого воскресного гостя они встретили столь радостными улыбками и громкими приветствиями, что тот даже растерялся.

Диана практически никогда не использовала пудру и румяна. Ей нравилось, когда чувства играли, расцвечивая кожу естественным румянцем. Сидя в своем уголке на шелковой подушке, она чувствовала, как горят ее щеки, и не могла скрыть радостного волнения. Всю эту ситуацию она считала весьма занятной. Ей до смерти хотелось, чтобы произошло что-нибудь очень важное, чтобы что-то перевернуло ее жизнь. И теперь, когда перед ее семьей замаячила перспектива бедности, может быть, она, Диана, сумеет наконец-то обрести что-то особенное. Начать жить настоящей жизнью. Мысли девушки лихорадочно скакали, она уже рисовала в своем воображении яркие безумные картины гордого и романтичного нищенского существования. Она не понимала, как остальные члены семьи Холланд могут вести себя так глупо, делая вид, что ничего не произошло. И притворяясь, что они по-прежнему так же богаты, как их воскресные гости. Сердце ее бешено колотилось, и ей ужасно хотелось прямо сейчас совершить какой-нибудь безумный, из ряда вон выходящий поступок.

– Мисс Холланд, я спешу выразить вам свою радость от того, что вы наконец-то вернулись! Никогда не видел ничего более прелестного, чем вы в костюме пастушки на балу в Ричмонд Хейз, – рассыпался в комплиментах Тедди Каттинг, расположившись на диванчике расцветки павлиньих перьев, что стоял рядом с Элизабет.

Элизабет застенчиво улыбнулась и легко подняла руку, словно отмахиваясь от комплимента, а потом вновь аккуратно вернула ее на место.

– Цвет слоновой кости вам невероятно идет, как, впрочем, и небесно-голубой.

В тот момент на Элизабет было бело-голубое льняное платье с высоким воротом. Впрочем, неискушенному мужскому взгляду оно, возможно, казалось именно небесно-голубым. Диана сидела и думала, что ее сестра похожа на бездушную фарфоровую куклу.

– Тедди, скажите, на этой неделе вы собираетесь кататься на яхте? – спросила Элизабет. Это был искусный ход, призванный вернуть разговор к гостю, увлечь его. Она отлично справлялась со своей ролью: утренний разговор, видимо, не прошел даром… Диану в очередной раз передернуло от явной абсурдности подобного поведения.

– О, Тедди, – спародировала девушка, взмахивая руками в фальшивом экстазе, – вы должны рассказать мне, собираетесь ли вы кататься на этой неделе на яхте!

Она театрально закатила глаза, покачала головой и добавила громкое «ха!», чтобы усилить эффект. Эти никчемные трусы могут притворяться кем угодно, думала она. Правила этикета, по которым жили и умирали богатые, больше не имели к ней никакого отношения. Конечно, она еще не полностью осознала сделанное матерью заявление, но не могла побороть в себе чувство, что ее жизнь – ее настоящая жизнь – начнется с минуты на минуту, Тедди и Лиз повернулись к Диане, словно только что вспомнили о ее существовании.

– Мама? – многозначительно произнесла Элизабет.

– Разве Диане не нужно быть сейчас в другом месте? – Миссис Холланд хлопнула узловатой ладонью с длинными пальцами по маленькому карточному столику, за которым они играли с тетей Эдит, Зловеще помолчав, она добавила: – Диана, ты все утро ведешь себя странно. Может быть, тебе нездоровится? И вообще, ступай в свою комнату.

– Я никогда не болею, и вы все об этом знаете. – Диана с шумным шелестом перевернула страницу книги. – Разговор о поездке на яхте и в самом деле был слишком скучным. Разве есть смысл его продолжать?

Повисло неловкое тягостное молчание, и Диане показалось, что Тедди начал нервно ерзать. Элизабет растерянно опустила голову, а рот миссис Холланд искривился от ярости.

– Диана, – изрекла она металлическим голосом. – Ты не должна так говорить. Наш гость может тебя неправильно понять.

Луиза повернулась к Тедди.

– Конечно же, она хотела сказать, что разговоры о яхте не могут не волновать всех нас. Ведь мистер Холланд так любил кататься на них!

Диана закатила глаза, услыхав эту свежую ложь. Все прекрасно знали, что отец никогда не интересовался никакими судами вообще. Она вновь безмятежно растянулась на подушках, в то время как мать, сестра и тетя сидели с перекошенными напряженными лицами.

– Да, конечно… Я и в самом деле собираюсь покататься на яхте, – кашлянув, произнес Тедди, деликатно обходя неловкий момент, – Мы отправимся, как только сможем, мы с Генри…

– Кстати, как поживает Генри? – перебила его миссис Холланд.

– О, как обычно, лучше всех! Но никогда не знаешь, чего от него ждать. Вот почему все вечно хотят поговорить с ним, но никому это не удается, – рассмеялся Тедди, закрыв этим тему.

Он посидел еще пятнадцать минут – чтобы время его визита составляло точно предписанные обществом полчаса – и затем, отпустив миссис Холланд положенные комплименты, похвалив ее прелестных дочерей и поблагодарив за столь освежающий чай со льдом, отправился дальше с визитами.

Диана без тени сожаления смотрела, как он уходил. Поскольку Тедди Каттинг был безупречно вежливым, он всегда казался Диане скучным и однообразным. Да, он довольно мил, – думала она – но не более того… Юную мисс Холланд коробил и еще один нюанс всех этих визитов – по правилам приличия, джентльмены навещали дам, в то время как дамам предписано было лишь сидеть и с приклеенной улыбкой выслушивать комплименты. Это значило, что дама, или леди, или как там еще следовало называть себя Диане, никак не могла выбирать тех, кто бы к ней приходил. И сама проявить инициативу тоже не имела права.

– Диана! Как ты могла? – Диана очнулась от задумчивости и подняла глаза на мать. Та стояла со сжатыми кулаками; ее лицо было покрыто красными пятнами и искажено гневом, – Как ты можешь так позорить семью? – завывала она, – Ты понимаешь, что могло произойти? Понимаешь?

– А что случилось-то? – недоумевающе воскликнула Диана, – Все равно довольно скоро все об этом узнают! Как только ты перестанешь платить портнихе и торговцу цветами, и начнут копиться счета…

– Замолчи! – завопила мать. Диана посмотрела вокруг, но не встретила ни одного сочувствующего взгляда. Тетя сидела, в ужасе закрыв рот рукой. Элизабет сидела с каменным непроницаемым лицом. Клэр, стоявшая у двери, старалась не встретиться с Дианой глазами, – Ты непослушная, дрянная девчонка, Диана, и ты немедленно пойдешь в свою комнату! Будешь читать Библию и вспоминать, что обязана повиноваться родителям!

Она резко замолчала, опустив глаза, и Диане показалось, что она увидела блеснувшую слезу.

Девушка почувствовала холод в животе и дрожь во всем теле. Она не могла поверить, что с ней собираются обойтись так жестоко.

– Я хочу сказать, что если ты собираешься наказать меня за то, что я говорю правду о нашем положении…

На этот раз миссис Холланд прервала дочь взглядом, еще более суровым и колючим, нежели ее слова.

Клэр отделилась от стены, чтобы препроводить Диану в комнату. Она посмотрела на юную госпожу умоляющим взглядом и выразительно приподняла свои золотистые брови. Диана громко вздохнула, с силой швырнула книгу на пол красного дерева и выбежала из гостиной. За ней быстрым шагом последовала Клэр.

– Элизабет, слава Богу, я хоть на тебя могу положиться, – взволнованно произнесла за ее спиной миссис Холланд. – Спасение этой семьи в твоих, и только в твоих руках.

Диана услышала слова матери, будучи уже в дверях, и поняла, что мать впервые разговаривала с Элизабет о замужестве в таком ключе. «Выходи замуж не ради денег, – говорила миссис Холланд в лучшие времена, – просто они должны там быть». Она довольно часто повторяла это раньше, но было понятно, что теперь намерения матери изменились. Сейчас деньги решали все.

Она не смогла удержаться и, остановившись в дверях, обернулась через плечо. Девушка увидела, как сестра сидит в молчаливом оцепенении, бледная и неподвижная, словно изваяние. Диана разозлилась на нее. И это ее родная сестра, Элизабет, тихо сидит и покорно, как бессловесная кукла, внимает матери. Диана попыталась представить себя на месте сестры, но не смогла. Она бы уж наверняка вела себя по-другому!