или «Паровоз», потому что, возвращаясь с улицы, он пыхтел за четверых и сразу заполнял собой весь дом. Свистнет напоследок внизу мальчишкам — потом пыхтенье и топот по лестнице, точно подымается стадо слонов. И вот уже звонок в передней.
— Привет, мам!
Влетает, запыхавшись — и сразу на кухню.
— Саша!
Оглядывается: за ним по всему полу ошметки спрессовавшейся на подошвах грязи.
— Ботинки!
Вечно он забывает переобуться в передней. Так бы сам себе и двинул по уху. Ведь заранее известно, что будет дальше, некоторые фразы он помнит назубок, как стихотворение: «Если еще хоть раз я увижу тебя с этими Соммром и Слипейшем, можешь больше домой не показываться! Ты только взгляни на себя!»
Какой у него вид, он отлично знает. Потому-то и хотел через кухню прошмыгнуть в ванную. Но теперь покорно возвращается, снимает башмаки, подбирает с линолеума грязь (только пусти этого мальчишку на улицу, он за час перемажется по уши!) и обещает:
— Я отмоюсь.
Запирается в ванной и откручивает кран так, что водогрей с шумом вспыхивает (чтобы мать слышала), а брызги разлетаются во все стороны. Из-за двери сквозь плеск льющейся воды доносится приказ:
— Ноги тоже!
— Хорошо, мам.
Осмотрев прожженную майку, он сует ее в корзину с грязным бельем, на самое дно.
— И уши!
— Ладно!
Включает душ. Струйкой воды подталкивает лежащую на дне ванны пластмассовую лодочку. Другой рукой размазывает на груди и животе боевую индейскую татуировку.
— Саша!
Вздрагивает. Голос с другой стороны, не из кухни.
— Сейчас, пап!
Еще раз пускает по воде лодочку. Вытирается, половину грязи оставляя на полотенце. Снова натягивает трусы. Из кармана брюк выуживает спичечный коробок. Прячет его. Проводит по зубам щеткой с пастой «Жемчужина». У пасты привкус апельсина. Полминуты сплевывает белую сладкую пену. Потом отпирает дверь и выходит.