В воскресный полдень туман рассеялся, но над городом собрались темные тучи, холодный ветер порвал желтую предупреждающую ленту, ограждавшую выжженный дом Эстер Стоваль, и играл ею как новогодним дождиком на вечеринке.

Хотя никакой вечеринки на самом деле не было, молодая пара, живущая по соседству, Нил и Кейт Финни, от нее бы не отказалась. Они загружали в грузовик вещи для переезда. Пара жила в одном из пяти домов, подлежащих сносу, на месте которых по предложению Брина скоро будет кондоминиум и торговый центр.

—У нас были только незначительные повреждения от дыма и воды, но теперь, когда миссис Стоваль мертва, нет никаких причин задерживаться здесь еще на день, — Кейт катила тележку, нагруженную высокими коробками к грузовику. — Теперь дом принадлежит компании Лукаса Брина, и это значит, что мы наконец получим наш чек.

—Гонолулу, мы едем! — крикнул Нил из грузовика. На нем была яркая гавайская рубашка и шорты, несмотря на прохладную погоду. Явный признак энтузиазма уехать как можно скорее.

—Вы даже не скрываете, что счастливы из-за ее смерти, — сказал Монк.

—Нисколько, — ответил Нил.

—Вы были ее ближайшими соседями. Она стояла между строительством нового комплекса и вашим чеком на приличную сумму. Теперь она мертва, а вашей следующей остановкой будут Гавайи, — говорил Монк. — Вас не беспокоит то, как это выглядит со стороны?

—Мы, разумеется, оставим полиции наш новый адрес, — Кейт подкатила коробки к мужу, подождала, пока он их выгрузит, и пошла за новой партией вещей.

—У вас лучший из возможных мотивов убийства, а вы даже не стараетесь скрыть это, — удивился Монк.

—Это наша лучшая защита, — ответил Нил, расставив коробки в грузовике. — Сейчас мы получили все, что хотели, а совершив поджог в ее доме, были бы полными идиотами.

—Это может быть вашим хитрым планом, — усомнился Монк. — Настолько очевидно, что вы могли сделать это, что никто не подумает на вас, даже если вы это и сделали!

—Мы ужинали в Ружерио с двумя другими парами, когда начался пожар, — заявил Нил. — Знай я, что произойдет, взял бы на две бутылки вина больше и забрал чек с собой.

—Одинокая старушка была убита перед пожаром, — проговорила я. — Неужели Вам на это наплевать?

—А хорошо ли Вы знали Эстер Стоваль, и что значило быть ее соседом? Так не судите меня, леди!

Мне не понравились эти люди, их эгоизм и неприкрытая жадность. Может, они продали свои души Лукасу Брину вместе с домом?

Я подумала о своем доме, и что он значит для меня. Мы с Митчем нашли, полюбили и купили его вместе. Наша дочь родилась под его крышей. Я все еще могу чувствовать присутствие Митча в стенах, в воздухе и в свете, льющемся через окна. Кроме Джули, дом — это последнее, что связывает меня с мужем. Я бы не смогла продать его даже под сильным давлением соседей.

—А вам не приходило в голову хотя бы на секунду, что она не хотела продавать дом не из вредности или злого желания не дать вам разбогатеть? — спросила я. — Может быть, дом имел для нее большую сентиментальную ценность. Может, ей нравилось жить здесь и не хотелось никуда уезжать.

—Она могла бы остаться, — сказала Кейт, когда прикатила еще несколько коробок из дома. — Застройщик предложил ей взять одну из квартир в новом комплексе в бесплатную аренду до конца ее жизни, плюс к этому он предлагал большие деньги за ее дом. Более щедрого предложения ей никто бы не сделал. А она отказалась.

—Это не то же самое! — я испытала отвращение и отошла, чтобы они были за пределами моей слышимости, но чтобы Монк был в поле зрения, если я ему понадоблюсь. Я бы не выдержала еще и минуты рядом с ними.

Монк немного задержался и задал еще несколько вопросов. Не знаю, о чем. Может, он спросил их, каково живется без души. Или каково больше ценить деньги, чем право ближнего на счастье. Но, зная Монка, могу с уверенностью сказать, что он попросил их переставить коробки в грузовике, чтобы они стояли наружу одним боком.

Обри Брудник был ученым сорока с небольшим лет, работал в аналитическом центре Сан-Франциско и жил за домом Эстер Стовал.

—Мне платят за мои мысли, — проговорил он через нос, пожевывая свою трубку. — Если я не думаю, то голодаю. Поэтому я ненавидел Эстер Стоваль.

Судя по его двойному подбородку и пузу, ему бы не помешало немного поголодать. Он носил украшенный витым орнаментом свитер поверх белой футболки, коричневые вельветовые брюки и черные кожаные беговые ботинки Экко. Его ноги лежали на заваленном книгами столе, который стоял перед окном, выходящим на обугленные останки дома Эстер.

—Вы не могли думать рядом с ней? — задал вопрос Монк.

—Дело скорее не в ней, а в кошках. — ответил Брудник.

—Мы слышали, она подбирала много бродячих? — спросила я.

—Их были дюжины! И они были не просто бродячие, — с отвращением проговорил Брудник. — Они были экзотическими. Она ходит по приютам и ищет редкие породы. Всего несколько дней назад она притащила домой турецкого вана, пушистая порода, известная как белая кольцехвостая или русская длинношерстная.

Он взял книгу со стола, нашел нужную страницу и протянул мне. Это была книга с изображениями кошачьих пород, он ткнул на картинку с турецким ваном - белой кошкой с похожей на кашемир шерстью.

—Вы следили за ее кошками? — спросил Монк.

—Это мой недостаток. Если пролетает птица, я непременно должен узнать, какая она. Если автомобиль припаркован, мне нужно знать его историю. Если я слышу, что кто-то насвистывает мелодию, мне нужно знать имя и полную биографию композитора, — со вздохом проговорил Брудник. — Мое интеллектуальное любопытство — это моя большая неудача, но и большой подарок.

—Я понимаю, что Вы чувствуете, — проникновенно сказал Монк.

—В этом одна из причин, почему я считал ее кошек сбивающими меня с толку. Каждый раз, когда я видел их, начинал исследовать проклятых животных, — говорил Брудник. — Второй причиной, конечно, был запах. Ее дом был похож на огромный мусорный ящик, и в дни бриза этот запах разносился по округе, отсюда и мое раздражение.

—Вы что-нибудь пытались сделать в связи с этим? — спросил Монк.

—Я говорил с ней, — ответил Брудник. — Но она посоветовала мне заниматься своим делом, что в ее устах звучало довольно иронично.

—Почему же?

—Потому что старая карга всегда подглядывала в мои окна, разбирала почту в моем ящике и читала мои журналы, — недовольно пробурчал Брудник. — Я начал ходить по своему дому голым, чтобы добиться хоть какой-нибудь приватности.

Монк содрогнулся при мысли об этом, я тоже.

—Вы никогда не думали предпринять более решительные действия? — спросил Монк.

—Вы имеете в виду, что-то вроде поджигания ее дома?

Монк кивнул. Брудник засмеялся.

—Я думал об этом целый день. Вместо этого продал дом Брину, надеясь, что в ближайшем будущем мой новый дом окажется подальше от Эстер Стоваль и ее кошачьего зверинца.

—Значит, Эстер не просто превращала Вашу жизнь в ад, — заметила я. — Она стояла между Вами и удачей.

—Она не была моей любимой соседкой по кварталу, это правда. Но я не желал никакого насилия по отношению к ней.

—Где Вы были между девятью и десятью вечера в пятницу? — спросил Монк.

—Наслаждался горячей ванной и свежим номером Американского Наблюдателя. — ответил Брудник.

Заданный образ теперь будет преследовать меня.

—Вы были один? — продолжал Монк.

—К несчастью, да. — сказал Брудник. —Но это в прошлом, так как я уже нашел женщину, с которой смогу разделить ванну и Американского Наблюдателя.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я удивилась, как мне хватило силы самоконтроля не стошнить и с криком ужаса не убежать из его дома в этот момент.

—Вы видели или слышали что-нибудь необычное той ночью? — спросил Монк.

—Нет, до тех пор, пока не загорелся ее дом, — ответил Брудник. — Это было, безусловно, необычно.

Ситуация была угнетающей. Другие соседи Эстер по эту сторону улицы так же относились к ней, как и Брудник с семейством Финни. Никто ничего не видел, не слышал и не был огорчен. Все горячо ждали свои чеки и снос домов.

Мы перешли через улицу, чтобы узнать мнение других соседей, не продающих свои дома и не получающих выгоды от смерти Эстер.

Мы нашли Бартона Джойнера, тощего безработного инженера-программиста, в его гараже, лежащим под капотом старого ЭйЭмСи Пакера, похожего на беременный Форд Пинто — мою первую машину, которую я водила, пока мой отец не услышал, что они могут взорваться от попадания жука в лобовое стекло, и не купил мне Плимут Дастер. У Джойнера также были ЭйЭмСи Гремлин и ЭйЭмСи Амбассадор, припаркованные на обочине.

—Буду честен с Вами, мистер Монк. Я рад, что она ушла. — сказал Джойнер, что-то затягивая гаечным ключом.

—Она не ушла, — возразила я. — Вы так говорите, будто она уехала в Палм Бич. Ее убили.

—Эстер была жертвой плохой кармы, которую сама же и создала. Она была подлым человеком, который портил жизнь всем в районе. Вы уже можете почувствовать разницу на улице. Уровень стресса понизился.

—И стоимость недвижимости возрастет, — заметил Монк. — Как только новое строительство закончится.

—Строительство не очень важно для меня. Оно не поменяет мое материальное положение, потому что я остаюсь здесь. Я из тех парней, что любят ладить с людьми. — Джойнер откинулся назад и вытер руки об джинсы, размазав масло по ним. — «Живи и дай жить другим» — вот мое кредо.

—И мое тоже, — сказал Монк. — Вы вытерли руки о штаны.

—Эстер не любила людей вроде нас с Вами. Она сидела перед окном с биноклем, делая заметки и фотографии, вторгаясь в дела, которые ее не касаются. Она увидела, что я смотрю футбол на одном из платных каналов, позвонила в кабельную компанию и настучала им, что я ворую их сигнал незаконным конвертером.

—А Вы не воровали? — поинтересовалась я.

—Не в этом дело, — ответил Джойнер. — Как ее может волновать, что я сижу на своем кресле в своей гостиной и смотрю футбол по телевизору?

—Вы испачкали свои штаны, — произнес Монк.

—Все в порядке, это рабочие штаны. — ответил Джойнер. — Приведу вам другой пример. Мое хобби — коллекционирование и реставрация старых автомобилей ЭйЭмСи. Я продал пару из них, чтобы срубить немного налички, пока не найду работу. Эстер сфотографировала людей, которые покупают у меня машины, и подала жалобу налоговому инспектору, который оштрафовал меня на две тысячи долларов за занятие бизнесом на дому без лицензии.

—Она что-то имела против Вас? — спросил Монк.

—Абсолютно ничего. Я ей ничего плохого не делал. Она так ко всем относилась. У нее было свое представление о жизни, и она ожидала, что все будут ему соответствовать. Безумие, правда?

—Полное безумие, — подтвердил Монк. — Вы можете пойти переодеть штаны, мы подождем Вас здесь.

—Я не хочу менять штаны.

—Но Вам это необходимо! — настаивал Монк.

—Да мне и в этих хорошо.

—Потом меня поблагодарите!

—Нет! — вскрикнул Джойнер. — У Вас еще есть какие-нибудь вопросы? Я хотел бы вернуться к работе.

—Где Вы были в пятницу между девятью и десятью вечера? — уже в который раз за сегодня задал Монк этот вопрос.

—Я был дома, занимался стиркой.

—Я вижу, — произнес Монк. — Значит, Вы не отрицаете, что у Вас есть чистая пара брюк, которые Вы можете надеть вместо этих?

—Да что с Вами такое? — воскликнул Джойнер.

—Подумайте о карме, которую создают Ваши брюки! — не унимался Монк. — Вы не видели кого-нибудь, посещавшего Эстер в пятницу вечером?

Джойнер покачал головой.

—Я не шпионю за своими соседями; не отслеживаю, кто приходит и уходит, или что они смотрят по телевизору.

Он вытер руки об рубашку — сознательно, я полагаю — взял свой гаечный ключ и вернулся к работе.

—Зачем Вы это сделали? — спросил его Монк. — Теперь Вы должны переодеть и рубашку.

—Пойдемте, мистер Монк, — позвала его я. — Нам нужно поговорить с другими соседями.

—Но мы не можем его просто оставить вот так!

—Пойдемте, — я схватила его за плащ и потащила наружу.

Он вышел, крайне удрученный, продолжая оглядываться на дом Джойнера.

—Не понимаю, как ты можешь закрывать глаза на страдания других людей!

—Он не страдает, — возразила я.

—А я страдаю. — простонал Монк.

Выслушав историю Джойнера и других соседей, я начала задумываться, как тяжело было Нилу и Кейт Финни. Все доказывало, что Эстер Стоваль ничем не заслужила теплоты и понимания от окружающих ее людей. Я представила, как относилась бы к Эстер, живя на одной улице с ней год за годом. Возможно, я бы тоже танцевала с ликованием после ее смерти.

Оставался последний сосед, которого Монк собирался опросить, поскольку в квартале было по шесть домов с каждой стороны, а он не мог пропустить четные номера.

Лиззи Драпер жила в викторианском доме на углу. Ее дом был поделен на жилую часть и художественную мастерскую. Это было светлое, открытое и проветриваемое помещение, наполненное красочными букетами цветов, один из которых она использовала в качестве модели для натюрморта, который рисовала. Я поняла почему. Букет великолепно сочетал в себе зеленые орхидеи, голубые гортензии, красные и желтые лилии, оранжевые розы, коралловые пионы, фиолетовые трахелиумы, желтые целозии и красные амарилии.

Печально, что у нее не было таланта отобразить яркие цвета и естественную красоту букета. Примеры ее других рисунков, эскизов и скульптур были повсюду, и я, признаться честно, видела работы получше в дни открытых дверей в школе Джули.

Единственной скульптурой, заслуживающей внимания, была ее грудь: огромные импланты, как два баскетбольных мяча, выпирающие из-под джинсовой рубашки свободного покроя. У нее были расстегнуты три кнопки, провоцируя заглянуть в глубокое декольте.

—Меня зовут Эдриан Монк, а это Натали Тигер, — представил нас Монк. — Мы помогаем полиции в расследовании убийства Эстер Стоваль.

Монк уставился на ее грудь. Ей это польстило, но я-то знала, что его внимание привлекла не грудь, а три кнопки. Если она не расстегнет еще одну или, напротив, не застегнет, его может хватить удар.

—Я бы хотел задать вам троим несколько вопросов, — сказал он.

—Троим? — переспросила она.

—Думаю, он имел в виду три вопроса, — уточнила я. — Не так ли, мистер Монк?

—Видели ли Вы или слышали что-нибудь необычное в пятницу вечером? — обратился он к пуговицам.

—Меня не было дома, — ответила она. — Я была на работе. Я бармен в Флакксе.

Знаю это место. Это клуб на Маркет стрит, куда красивые, молодые и богатые люди ходят, чтобы показать всем, какие они красивые, молодые и богатые. Я пыталась устроиться туда на работу, но мне не хватило квалификации. Монк по-прежнему стоял, уставившись на нее.

—Так Вы не художник? — спросила я.

—Это лишь работа, а не то, что я творю. Это поддерживает меня, но не то, чем я живу. Это...

—Кажется, я понимаю, — сказала я, прерывая ее.

Она снова посмотрела на Монка, все еще пялившегося на ее кнопки.

—А во сколько вы вернулись домой с работы? — ему становилось все труднее сосредоточиться. Как и дышать.

—За полночь, — ответила Лиззи. — Вся улица была перекрыта. Повсюду стояли пожарные. Я не могла поверить, что это случилось.

Его внимание к ее груди, наконец, даже ей показалось чрезмерным. Она согнула колени, чтобы посмотреть ему в глаза, но он повторил ее маневр, по-прежнему сосредоточившись на кнопках.

—Мистер Монк, Вы не смотрите мне в глаза с тех пор, как зашли в мой дом!

—Простите, это все Ваши кнопки, — оправдывался он. — Они очень отвлекают.

—Мои кнопки? Как мило! — Лиззи выпрямилась и улыбнулась, явно неправильно поняв его. — Я не хотела смущать Вас. Они новые, и мне нравится показывать их.

—Хорошо, когда их две, — сказал Монк.

—Так и предназначил Бог.

—Или четыре.

—Четыре?

—Но это не естественно, — заявил Монк, показывая на ее декольте. — Вы должны срочно исправить это.

—Что ты сейчас сказал мне? — ее улыбка превратилась в злобную усмешку. Это было не симпатично.

—Думаю, вы просто друг друга не поняли, — подала голос я. Это было похоже на попытку остановить мчащийся поезд, после того, как он сошел с рельсов и врезался в детский дом. — Он не имел в виду то, что Вы подумали.

—Не нужно расстраиваться, это очень легко исправить, — говорил Монк. — Вы сами сможете сделать это.

Она подошла к двери и распахнула ее:

—Убирайтесь! Живо!

Монк поднял руки в знак капитуляции, посмотрел на меня и ушел. Я попыталась извиниться, но она выставила меня за дверь и хлопнула ею за моей спиной.

—Как можно доверять таким людям? — он покачал головой. — Они злятся по пустякам.