Весь вечер я сижу у себя в комнате одна-одинешенька, обняв колени. Джессика, как только мы вернулись, отправилась к себе и занялась Шекспиром — нянчится с ним и закармливает его любимыми вкусностями. Джоанна на баскетбольной тренировке. В доме стоит неестественная тишина.

Я не могу танцевать.

Я не могу разочаровать мисс Камиллу.

Что же мне делать?

На этот счет у меня нет ни единой мысли.

Я решаю найти перепачканный счастливый шарфик и постирать его, пока мама не увидела, во что он превратился. В коридоре, по дороге к комнате Мейсона, я вдруг понимаю, что не слышу стука мяча. Так вот почему в доме так тихо!

Дверь комнаты Мейсона приоткрыта. Я заглядываю в щелку.

Мейсон стоит на левой ноге, а правой делает великолепный пируэт.

Я замираю.

Он делает шассе — следующее движение в нашем танце.

Пока я смотрю в щелку, Мейсон успевает станцевать весь наш танец — по крайней мере это очень-очень похоже на наш танец, и мне так никогда не станцевать.

Я возвращаюсь к себе.

Не может быть! Мой брат — вредный брат, который стянул у меня шарфик, слопал сельдерей и без конца стучит мячом — танцует лучше меня!

Меня переполняют самые разные чувства — я завидую, злюсь и испытываю отчаяние. Но сквозь них пробивается еще одно: тонкая ниточка надежды.

Я вспоминаю слова мисс Камиллы: если ты хочешь чего-то добиться, сделай для этого все, что сможешь.

Даже если тебе придется просить помощи у младшего братишки.

Я снова выхожу в коридор и иду к комнате Мейсона. Теперь он играет с грузовиком на дистанционном управлении — гоняет его меж препятствий, которые сам же и соорудил из кубиков, книжек и плюшевого крокодила.

— Слушай, Мейсон… — говорю я.

— Чего? — он ловко проводит грузовик вокруг крокодильего хвоста и вгоняет в стенку из кубиков. Стенка рушится.

Слова не идут у меня с языка, но в конце концов я все-таки справляюсь с собой.

— Помоги мне выучить танец, а?

Мейсон смотрит на меня снизу вверх.

Грузовик лежит на боку, колеса крутятся.

— Ты хочешь, чтоб я тебе помогал?

Я киваю.

— А с какой стати? — говорит он. — Ты меня не любишь, и вообще…

Его слова больно ранят, а печальный взгляд добавляет горечи.

— Мейсон… да нет же, я тебя люблю. Ты же мой братик.

— А почему тогда ты никогда со мной не играешь? И всегда говоришь, что я все делаю не так.

Я хочу возразить, но тут понимаю: он ведь прав. Я и в самом деле не хочу играть с ним, потому что боюсь, что он устроит у меня в комнате беспорядок. Я и вправду всегда говорю ему, что он все делает не так, потому что сама я сделала бы все совершенно иначе.

Я вдруг понимаю, что вела себя совершенно по-свински. Особенно в последние несколько недель, со всеми этими тревогами по поводу концерта.

Оправдания этому нет. Даже танец перед самой мисс Камилллой — не оправдание.

Я сажусь на корточки рядом с ним и говорю ему:

— Извини меня, Мейсон. Я и в самом деле плохо с тобой обращалась. Понимаешь, мне просто важно, чтобы все было как надо. И я ужасно расстраиваюсь, когда другие люди…

Я уже готова сказать «устраивают беспорядок», но тут понимаю, что на самом деле не так.

— …делают все по-своему. Но ты же все равно мой брат, и я тебя очень люблю.

Он смотрит на меня большими карими глазами.

— Правда?

Я киваю.

Мейсон вскакивает и лезет ко мне обниматься. Я крепко-крепко обнимаю его в ответ.

Потом я встаю, чтобы выйти.

— Погоди, — говорит он. — Я тебя научу. Ну, если ты еще хочешь.

Я раздумываю.

— Ладно, — говорю я. — Но знаешь, если я буду тебя обижать, можешь просто уйти. Идет?

— Идет, — улыбается он.