Кол сидел по-турецки на своей кровати с посылкой от матери на коленях. Его спальня, каждый дюйм которой был украшен изображениями лошадей, включая пуховое покрывало и шторы, была залита золотым вечерним солнцем. Ему нравилось, что его окружают лошади, хотя они ни в какое сравнение не шли с Жаворонком — настоящим, живым пегасом. В этом окружении он обычно чувствовал себя в безопасности, но от пакета у него в руках исходила угроза, как от неразорвавшейся бомбы. У него были основания нервничать: по опыту он знал, что от материнских подарков не следует ждать ничего хорошего. Он думал, что никогда не оправится от того случая, когда ему подарили трещотку гремучей змеи — вместе с ее обладательницей — на его третий день рождения. Несчастье предотвратило только своевременное вмешательство бабушки. Его мать просто проверяла, унаследовал ли он ее особый дар, и, казалось, была удивлена тем, что выбранный ею подарок вызвал такое возмущение у всей семьи. Что ж, по крайней мере, этот подарок не производил впечатления живого: Кол уже потыкал в него палочкой, прежде чем занести в комнату.

Что сказала его мать? Он уже взрослый. Он видел опасность и сумел победить свой страх.

Он разодрал упаковку и облегченно рассмеялся, когда к нему на колени упало блестящее круглое зеркало, украшенное с обратной стороны бронзовой головой змееволосой горгоны. Следом вылетела записка. Он увидел затейливый почерк матери, она писала зелеными чернилами:

«Бери его с собой, когда идешь навестить меня. Помни, что первый человек, оседлавший пегаса, не побоялся горгоны; поступай так же — и тебе нечего будет бояться».

Конечно, Кол знал, на что она намекает: древнегреческий герой Персей смог противостоять убийственному взгляду горгоны, глядя на нее в зеркальную поверхность своего щита. Как гласит легенда, из ее крови, пролитой в этом поединке, родился первый пегас, которого затем и оседлал Персей. Однако для Кола гораздо важнее было то, что его мать, по сути, приглашала его прийти к ней: впервые она признала в нем посредника пегасов и равного себе. Ее манера выбирать подарки явно менялась к лучшему. Он дохнул на зеркало, протер его и бережно убрал в рюкзак, решив, что однажды — и очень скоро — он покажет ей, что так же храбр, как Персей.

…Ему не пришлось долго ждать случая. Кол ночевал под открытым небом вместе с Рэтом. Они ежевечерне ухаживали за животными в импровизированной лечебнице, которую Рэт устроил для них под автобусом. Для начала Рэт показал Колу, как наложить шину на крыло черного дрозда, которого они подобрали на дороге. Потом он стал знакомить Кола с другими своими подопечными: лисицей с забинтованным хвостом, двумя осиротевшими крольчатами и фазаном со сломанной лапкой. Кол только диву давался, как их пес по кличке Волк — внушительных размеров рыжая с черным немецкая овчарка — позволяет всем этим обитателям спокойно жить в двух шагах от своего носа.

— Он старый добряк. Ты узнаешь, если познакомишься с ним поближе, — сказал Рэт, когда Волк показал Колу зубы и зарычал.

— Да что ты? — сказал Кол, не убежденный этими словами.

— Он делает то, что я ему говорю, — пожал плечами Рэт, — даже присматривает за ними, когда меня нет. Мне большего труда стоит убедить лису не трогать остальных.

Кол подумал, что лиса и вправду казалась несколько обиженной, когда они с Рэтом запирали кроликов и фазана обратно в их временную клетку. Черного дрозда Рэт разместил в автобусе, на приборной панели, невзирая на требования матери убрать отсюда это гадкое животное.

— Она не всерьез, — беспечно сказал он Колу. — Когда она действительно так считает, голос ее звучит совершенно по-другому. На самом деле она так не думает.

Теперь они лежали под открытым небом, уютно завернувшись в спальные мешки, и разглядывали созвездия над головой. Оказалось, что Рэт очень много знает о звездных системах — этими знаниями он был обязан лету, проведенному в Кромере у кузины, которая зарабатывала себе на жизнь предсказаниями судьбы.

— Все это чушь, конечно, — весело признался он, — но она и вправду увлекалась наблюдением за звездами, науками там всякими и прочей ерундой. Гадала только для того, чтобы собрать деньги на более-менее приличный телескоп.

Кол приподнялся на локте и на секунду всмотрелся в острый профиль своего друга — тот, к его удовольствию, нашел еще два созвездия — Большую и Малую Медведицу.

— По мне, так не шибко они на медведей похожи, — говорил Рэт. — Разве что если представлять их как медвежьи скелеты, тогда сработает…

— Рэт? — внезапно окликнул его Кол.

— А? Что?

— Пойдешь вместе со мной в школу после каникул?

Рэт как-то подозрительно замялся и отвернулся.

— Конечно, я пойду в школу. Это ведь закон, верно?

— Что ж, если пойдешь, — сказал Кол, снова откидываясь на спину, — то, может, больше сможешь узнать обо всех этих планетах и звездах на уроках естествознания. Ты и сейчас в этом здорово разбираешься.

— Правда? — Казалось, Рэт был польщен.

— Ага.

Они помолчали, потом Рэт снова заговорил:

— Я не умею читать. Не то чтобы я был дубиной или что-то в этом роде, — прибавил он, как будто защищаясь. — Просто как-то руки не доходили.

Кол удивился: Рэту прекрасно удавалось скрывать то, что он не умеет читать.

— Тогда пойдем со мной в школу. Ты быстро освоишься.

Они лежали в тишине, слушая шелест ночного ветерка. Под его легкое дуновение листья что-то шептали друг другу; из основного лагеря были слышны отдаленные взрывы смеха; на соседнем дереве мрачно ухала сова. Ночь разорвал вой полицейской сирены. «Кто это вызвал суматоху?» — подумал Кол. Может быть, отец Рэта и его товарищи опять вторглись на территорию строителей? Они угрожали разрисовать их «Джей-си-би» светящейся зеленой краской. Или кого-нибудь из них обнаружили в убежище в зоне, предназначенной для вырубки на следующий день?

Дыхание Рэта стало глубоким и ровным: он уснул. Кол положил руку под голову; он думал о Конни — так часто бывало, когда он на мгновение задумывался. Он скучал по ней: ему хотелось поговорить с ней о своей матери, познакомить ее с Рэтом. Он чувствовал, что они бы хорошо поладили. А ей так интересно было бы узнать о горгоне. Он знал, что она должна ужасно себя чувствовать без своих мифических друзей. Неужели действительно нет никакого способа с ней увидеться?

Он разглядывал звезды, входившие в созвездие Пегаса, и представил себе Жаворонка: где-то он теперь? Ему ужасно захотелось полетать вместе с ним высоко по небу; когда он слишком долго не общался с пегасом, Кол начинал слабеть, как будто не хватало важной части его самого. Вероятно, Жаворонок гоняется за ветром в какой-нибудь отдаленной части торфяников. Скоро они увидятся. Кол перевернулся на бок и погрузился в сон.

— Колин?

Несколько часов спустя он проснулся, оттого что кто-то решительно тряс его за плечо. Он резко сел и оказался лицом к лицу со своей матерью. Ее светлые волосы сияли под луной холодным светом, на глаза падала тень.

— Что случилось? — зевнул Кол.

— Ничего. Тебе пора пойти со мной. — Она покосилась на Рэта. — Но друга с собой не бери — это касается тебя одного.

Кол, все еще туго соображавший спросонья, протер глаза кулаками, чтобы прогнать дремоту. Казалось, что сейчас ему самое время быть начеку. Выбравшись из спального мешка, как мотылек из куколки, Кол сгреб свои вещи и затолкал их в рюкзак. Когда он это делал, его рука нащупала что-то холодное и гладкое; он вытащил зеркало и положил в карман куртки. Мать молча наблюдала за его сборами. Как только он был готов, они двинулись в путь. Они шли все дальше в глубь леса. Кол сжимал в руке зеркало, чувствуя, как приятно его коже прикосновение этой холодной твердой поверхности.

— Куда мы идем? — спросил Кол. Он инстинктивно понизил голос.

— На встречу с ней, разумеется. Она желает видеть моего детеныша.

— Твоего — кого?

— Тебя.

Кол нервно сглотнул. Когда дело касалось его матери, могла быть только одна «она» — горгона.

Заставляя себя следовать за матерью, он шагал за ней в чащу. Лес был полон едва уловимых теней неведомых существ, которые носились в пятнах лунного света. Легкий шелест крыльев привлек его слух, и мимо него пронеслось нечто, что он принял за летучую мышь. Мать вела его в ту часть леса, где он никогда раньше не был: в самую глубокую, самую дремучую чащу, где росли дубы и кусты остролиста. Колючки цеплялись за его одежду и впивались в пальцы, когда он пытался их стряхнуть. Казалось, что они не желают его пропускать.

— Еще далеко? — спросил он.

Кассандре колючки были не помеха. Казалось, она легко проскальзывала мимо любых препятствий.

— Нет, недалеко. Это особое место, Колин. Приведя тебя сюда, я доверяю тебе самую большую свою тайну.

Кол почувствовал прилив гордости.

— А как оно называется — это место, куда мы идем?

— Змеиная лощина. Горгона всегда сюда возвращается — здесь ее гнездо, здесь вылупляются ее волосы-змеи. Она должна возвращаться сюда каждый год.

— А если она не сможет?

— Тогда ее змеи не обновятся, и она погибнет.

Они дошли до насыпи, которая круто спускалась с выступа скалы. Кассандра остановилась на самом краю и показала:

— Пещера, где у нее гнездо, отсюда недалеко, там она и ждет тебя.

— Меня? А ты что… ты не пойдешь со мной? — У Кола дрогнул голос. Ему вовсе не хотелось оставаться наедине с Горгоной.

И тут Кассандра сделала нечто, чего она не делала уже много лет. Она взяла сына за плечи, притянула к себе и обняла. Кола охватила волна неистовой любви к ней. Он так изголодался по любому проявлению чувств с ее стороны, что этот маленький жест произвел настоящую бурю в его душе.

— Нет, она хочет встретиться с тобой один на один — без присутствия других людей. Она хочет кое-что объяснить. Выслушай внимательно то, что она скажет. Я хочу, чтобы ты был на нашей стороне, когда все случится.

— Когда что случится? Мама, о чем ты?

Кассандра пропустила его вопрос мимо ушей.

— Я спущу тебя на край уступа и подожду здесь, пока ты не вернешься. Не забудь: используй зеркало — и тебе нечего будет бояться. — Она опять в нерешительности замолчала, потом прокашлялась. — И еще, Колин, не серди их.

— Их?

Она покачала головой в капюшоне, отказываясь объяснить, что имела в виду.

— Дай мне руки: я буду любить тебя, как только смогу, если ты сделаешь эти последние несколько шагов по краю уступа. Понимаешь?

Кол сглотнул и подумал, не поздно ли еще повернуть назад. Но как мог он предать ее веру в него, отказавшись идти вперед? Его отношения с матерью были такими хрупкими: если он так поступит, то наверняка разрушит ее доброе о себе мнение. Она была так фанатично предана своей подопечной, что никогда не видела опасности для других людей в своем стремлении сделать для горгоны все, что в ее силах. Вот и сейчас: казалось, она не видела ничего такого в том, чтобы спустить свое единственное дитя на этот утес. Прежде чем он успел принять решение, мать взяла его за руки и повела на скалу.

Он должен это сделать: падение лучше, чем провал.

Кол покорился неизбежному. Они оба опустились на колени; спиной Кол прижимался к скале, а ноги его почти не имели опоры.

— Ну иди же, — сказала Кассандра. — Уверена, ты справишься.

Пока Кол осторожно сползал вниз, мать держала его за руки, вытянувшись всем телом. Вскоре он понял, почему сюда нельзя было спуститься по камням: этот уступ был, по сути, краем отвесной скалы; только насекомое могло сползти вниз по этому склону. Теперь он висел в пустоте, и запястьям было больно от хватки, которой сжимала их мать.

— Я отпущу тебя на счет три. Будь осторожен!

— Запоздалое предупреждение, тебе не кажется? — пробормотал он.

«Нужно наклонить корпус вперед — не назад», — внушал он сам себе, отчаянно желая только не потерять равновесия на этом уступе. Одна ошибка — и он полетит по этому склону прямо на камни.

— Раз, два, три! — Она разжала руки, и Кол упал на уступ. Он качнулся вперед и схватился за скалу, ударившись при этом о камни виском. Он был внизу. Над ним появилась голова Кассандры.

— Я же говорила тебе, что все будет хорошо. Теперь обойди скалу слева. Уступ приведет тебя к пещере. Я подожду здесь, чтобы помочь тебе подняться наверх.

И она исчезла. Ни слова похвалы за то, что он целым и невредимым спустился вниз, ничего. Кол начал пробираться по узкой тропке, и страх пронизывал его, как электрический разряд. Ступив на осыпающийся край утеса, его левая нога потеряла опору. Вниз с отвесной скалы полетели камни, а он уцепился за край, чтобы не упасть. Ногти его царапали по голым камням. Схватившись за корень дерева, он сумел удержаться. Снова подтянулся вверх, забрался на уступ и, задыхаясь, упал, прижавшись спиной к скале.

Цепляясь за скалу, как муха лапками, Кол ясно видел нелепость своего положения. Невольно из груди у него вырвался безумный смех. Он рисковал разбиться насмерть ради того, чтобы встретиться с одним из самых опасных существ. Да он, должно быть, сошел с ума.

Но ему ничего другого не оставалось, кроме как идти дальше. Он полз вперед, пока не повернул за угол. Тропинка кончалась ступеньками, ведущими в черное сердце этого леса. Их начало размывать дождем, от чего покрытая грязью скала скользила под ногами. К его огромному облегчению, он обнаружил, что может ухватиться за три свисающие ветки и держаться за них, чтобы быстрее и безопаснее спуститься. Впереди, во мраке он различал темную дыру. Может быть, это был вход в пещеру?

Настало время «быть осторожным».

Он нащупал в кармане куртки зеркало, вытащил его и стал держать перед собой так, чтобы хорошо видеть вход в пещеру. В тусклом лунном свете пещера казалась пустой. Внутри мерцал оранжевый свет. Так у нее там горит огонь!

— Эй! Я здесь. — Его голос эхом отразился от скал — насмешливо и издевательски перевирая слова: «Э! Есть!» Другого ответа не последовало. Кол продвинулся вперед и остановился на расстоянии вытянутой руки от входа. Что ему делать теперь? Рискнуть войти или дождаться приглашения?

Он попробовал еще раз:

— Это я — Кол.

И тут за тихим шумом дождя, стучащего по листьям вокруг него, Кол расслышал изнутри пещеры шипение, напоминающее шварканье старой метлы по дорожке. Звук прекратился, сменившись тихим голосом, говорившим присвистывая и пришептывая:

— С-ступай с-сюда. Вс-стань ко мне с-спиной. Держи зеркало так, чтобы ты мог увидеть меня.

Вовсе не уверенный в том, что ему хочется увидеть того, кто говорит, Кол шагнул через проем и развернулся лицом ко входу. Дрожащей рукой он поднял зеркало, не сразу сумев найти нужный ракурс, в котором существо было бы ему видно. Горгона бронзовым пятном мелькнула в поле видимости, а затем, когда рука его перестала дрожать, четко сфокусировалась в центре зеркала. Абсолютно черные глаза смотрели на него с лица в форме сердца, с кожей, отливавшей при свете костра темным золотом. Длинные вьющиеся пряди волос ниспадали на плечи этого существа, выглядя до странного жесткими, как будто вырезанными из песчаника. На первый взгляд горгона казалась закутанной в покрывала из шелковой материи, но потом Кол увидел, что она завернута в свои собственные золотые крылья. Он был в изумлении: ведь он воображал себе нечто чудовищное и внушающее ужас, но только не такую красоту.

— Ты хотела что-то рассказать мне? — спросил он прерывающимся от страха голосом.

Она кивнула, и при этом движении один из ее длинных локонов упал на стройное плечо, холодно сверкнул в сторону Кола черными глазками и пополз обратно, чтобы присоединиться к своим сестрам. Кол содрогнулся, тут же попытавшись замаскировать это кашлем.

— Что ж, я слушаю, — сказал он, с тревогой сознавая, насколько беззащитна его спина, приди в голову какой-нибудь из этих благодушных змеек напасть на него. Дождь теперь стекал у него по лбу и заливал глаза, размывая отражение в зеркале и искажая лицо горгоны, так что она, казалось, растворяется в слезах. Он быстро протер зеркало рукавом куртки, при этом выпустив из виду отражение ее лица.

— Войди в пещ-щеру, — тихо сказала горгона. — С-сядь здесь, и мы поговорим.

Колу не было видно, куда она указывает, и ему не слишком нравилось это приглашение, но он вспомнил, что говорила ему мать о том, чтобы не сердить «их». Может быть, она имела в виду змей? Он попятился задом, пока не наткнулся пяткой на препятствие. Пошарив у себя за спиной, он нащупал плоскую поверхность валуна. Он сел и в следующий миг почувствовал, как что-то нежно скользнуло у него по воротнику. Инстинктивно он отпрянул, думая, что это одна из змей нанесла ему визит, но ошибся. Это рука горгоны, прохладная и сухая на ощупь, гладила его по щеке; теперь он краем глаза мог рассмотреть кончики ее миндалевидных ногтей.

— Да, Кас-сандра с-сказала, ты с-сильный мальчик… Я вижу это по твоему лицу и плечам. С-скоро ты с-станеш-шь прекрас-сным мужчиной.

Кол неловко заерзал от прикосновения горгоны, одновременно и сконфуженный, и польщенный ее словами. Расправив плечи, он решил больше не уклоняться от ее руки.

— Мама — Кассандра — сказала, что скоро что-то случится. Ты об этом хотела со мной поговорить? — Он обвел зеркалом потолок и стены пещеры, пока снова не поймал в него ее отражение.

— Ха! — Горгона резко расхохоталась, заставив его вздрогнуть. К ужасу Кола, от смеха ее рот широко раскрылся — шире, чем любой человеческий рот, и обнажились огромные зубы в зловещем прикусе: на нижней челюсти они были загнутые и напоминающие клыки вепря, а с верхней челюсти к ним спускались похожие на кинжалы клыки. — Может быть, что-то уже проис-сходит, но нам кое-кто нужен, чтобы это получилос-сь. — В красном провале ее глотки мелькнул черный язык.

Кол, завороженный контрастом между ее гладкой красотой, когда ее лицо было спокойно, и чудовищными зубами, обнажившимися, когда она говорила, только наполовину понял, что она сказала. Это было как наблюдать за питоном, который внезапно просыпается, почуяв добычу: тонкая линия его закрытого рта внезапно превращается в разверстую пасть, он шипит, и с клыков его капает яд.

— И к… кто же должен вам помочь? Я? — пробормотал он.

Она загадочно улыбнулась:

— А почему бы и не ты, мой с-смельчак? Мы, с-сущ-щес-ства, должны боротьс-ся за с-свое с-сущ-щес-ствование, иначе люди уничтожат нас-с. Пос-смотри, что проис-сходит с-со мной, с-с моим пос-следним прибежищ-щем. Даже его у меня с-собираютс-ся отнять. А вс-се почему? — Она снова горько засмеялась, откинув голову назад, — при этом все ее змеи встрепенулись, почуяв нарастающий в ней гнев. — Кас-сандра рас-ссказала мне, что этот лес-с обречен, потому что из-за него человечес-ская дорога делает петлю и это замедляет с-скорос-сть ваш-ших маш-шин. — Локоны-змеи переплетались друг с другом в зловещем танце, окружая ее голову извивающимся ореолом и всеми своими глазами следя за Колом в отражение зеркала. — И это вс-се, чем люди могут оправдать то, что лиш-шают другие с-сущ-щес-ства дома — с-ставят многих из нас-с на грань вымирания? Неужели ты позволиш-шь этому произойти? Или поможеш-шь нам с-спас-стис-сь? С-спас-сеш-шь меня? — Ее голос понизился до мягкой просьбы, змеи больше не извивались яростно в воздухе, а плавно покачивались, свисая ей на плечи, все так же не сводя с него множества глаз. Их взгляд был подобен сквозняку, от которого холодела спина; под этим наблюдением он легко мог понять силу ее убийственных глаз.

— Конечно, я не хочу, чтобы это произошло. Что я могу сделать?

— С-сражатьс-ся вмес-сте с-с нами. Не дожидайс-ся, пока маш-шины раздавят нас-с, дейс-ствуй с-сейчас-с.

Если бы Кол мог толком поразмыслить, ее доводы показались бы ему подозрительными, но он был зачарован отражением горгоны в зеркале. Ее слова рисовали в его воображении заманчивый образ юного воина, готового к битве.

— Расскажи мне, что я должен делать, чем я могу помочь? — с готовностью предложил он.

Горгона улыбнулась и кивнула:

— Хорош-шо. На это мы и надеялис-сь: ты с-созрел для того задания, которое мы тебе приготовили.

— Задания?

— Твоя мать рас-сскажет тебе об этом подробнее, когда придет время. — Она снова погладила его пальцем по щеке. — Мне нужно занятьс-ся с-своими змееныш-шами. Ты должен уйти.

Когда Кол поднялся на ноги, он чуть не обернулся, чтобы взглянуть на нее на прощание, но вовремя спохватился.

— Идиот, — зашипел он на себя. Если он собрался помогать горгоне, не стоило с самого начала превращаться в камень.