Окна моего кабинета выходят на улицу, по которой сейчас медленно тянулся похоронный кортеж судьи Робинсона. За гробом следовала бесконечная вереница черных лимузинов.

Я уже собирался покинуть наблюдательный пост, как вдруг заметил в толпе зевак на противоположном тротуаре Джонаса Хэтфилда. Его широкополая фетровая шляпа резко бросалась в глаза на фоне соломенных канотье. Рядом с ним стояла какая-то женщина. Время от времени Хэтфилд наклонялся и что-то говорил ей. Я мигом выкатился на улицу, но с досадой обнаружил, что придется подождать, пока проедет кортеж.

Евангелист и его спутница неторопливо двинулись по тротуару. Она оказалась значительно моложе, чем я думал: лет тридцати с хвостиком, приятной наружности, живая и бойкая. Короче, одна из тех легкомысленных простушек, с кем нетрудно завести разговор. Осторожно следуя за ними, я услышал голос Хэтфилда.

— Я обедаю с адвокатом. А вы куда? Обратно в отель?

— Да. Так я жду вас к ужину?

Они попрощались, и молодая женщина свернула к Сидер-стрит. Я тут же поспешил в редакцию. Полистав подшивку «Гэзет», быстро нашел объявление евангелиста. Самые последние из них заканчивались фразой: «Мистер Хэтфилд выступает в сопровождении мисс Хэрриет Бентли, сопрано».

Я достал из ящика стола бутылку виски, сунул ее в карман и через пять минут уже входил в холл отеля «Мэдисон». Набрав номер мисс Бентли, я представился и попросил о встрече.

— Конечно, мистер Спенс. Вы можете подняться минут через пять? — В ее голосе звучала едва сдерживаемая радость.

Я вошел в номер, состоящий из гостиной и спальни, и сразу понял, что эти пять минут молодая женщина провела не без пользы: она успела напудриться, подкрасить губы и причесаться. Видимо, евангелист рассказал о нашей встрече, однако мисс Бентли явно не испытывала ко мне недоверия.

— Я так давно мечтала познакомиться с вами, мистер Спенс! А знаете, я родилась здесь, в Мидленде. — И она тут же призналась, что всегда с величайшим азартом следила за успехами нашей футбольной команды. Мисс Бентли помнила даты, результаты матчей, имена игроков, давно улетучившиеся из моей памяти. По ее мнению, нынешние команды «и в подметки не годятся той прежней могучей дружине, которую выводил на поле Джерри Спенс».

— Нечасто встретишь среди женщин такого знатока!

За целый час я так и не успел даже заикнуться о цели своего визита, а потому пригласил ее пообедать. Мисс Бентли с удовольствием согласилась и предложила заказать обед в номер.

В четыре часа я откланялся и ушел, весьма удовлетворенный. Мисс Бентли не пришлось тянуть за язык, и я выяснил все, что хотел.

Войдя в кабинет, я нашел на столе записку, что звонила Эллен Робинсон, и набрал ее номер. Эллен предложила поужинать вместе, сказав, что будет одна, и мы сможем поговорить.

— Невозможно — я немного пьян.

— А не рано?

— Так вышло. Я не мог поступить по-другому.

— Однако по голосу не скажешь, что вы не в себе.

— Да нет, все нормально, просто я хотел вас предупредить.

— Тогда я жду.

— Хорошо, в семь буду. Мне тоже есть что порассказать.

Майлс накрыл на террасе под навесом. Поужинав, мы уселись в кресла друг напротив друга. Солнце медленно опускалось за горизонт. Мы немного помолчали, выжидая удобного момента начать серьезный разговор.

— Что вы хотели мне рассказать? — наконец, спросила Эллен.

— Может, отложим до завтра? Сегодня вы слишком устали.

— Вы обдумали мои слова?

Я ответил не сразу — очень уж не хотелось причинять ей боль.

— Я выяснил… насчет Хэтфилда и вашего отца. Хотите знать, что?

— Разумеется.

— Дело в том, что это не очень украшает вашего отца, Эллен.

— Говорите.

На мгновение я замялся, подбирая слова.

— Хэтфилд приехал в Мидленд в апреле. Он раскинул шатер, собрал приверженцев и уже объявил о предстоящих проповедях, как вдруг сопровождавшая его женщина (она играла на клавесине и пела священные гимны) внезапно куда-то уехала. Хэтфилд не музыкант — у него вообще нет слуха. Евангелист обратился в агентство, и ему прислали замену — Хэрриет Бентли. За два часа он обратил ее в свою веру. Гимны мисс Бентли знала, оставалось лишь освоить тонкости ремесла. Хэтфилд обещал помощнице третью часть доходов, и у нее хватило ума потребовать письменное обязательство.

Уже на первые проповеди пришло множество народу, но сборы несколько разочаровали мисс Бентли. Однако Хэтфилд — не дурак. Он живо объяснил, что ему всегда удавалось завлечь одного-двух богатеев и немного порастрясти их кошельки.

Как-то вечером на одно из этих сборищ зашел ваш отец и присел в глубине шатра. Как он туда попал — неизвестно.

— А я знаю. Это случилось в понедельник. Папе весь день нездоровилось. К вечеру он окончательно извелся и попросил Майлса отвезти его на машине в Роуздейл. Он вышел у кладбища, где похоронена мама, пробыл там примерно полчаса, а потом сказал Майлсу: «Скоро я встречусь с ней». На обратном пути они увидели шатер Хэтфилда. Там пели псалом «К новым берегам». Папа остановил машину и, приказав Майлсу подождать, вошел в шатер. Шофер ждал больше двух часов. Когда отец вышел, его трясло, и он казался измученным. По дороге домой Майлс то и дело слышал, как отец, всхлипывая, бормотал: «Да простит меня Бог!» — Эллен умолкла. На последних словах ее голос сорвался. Но после долгой паузы она продолжила: — Джерри, я готова ко всему, но не могу оставить мысль, что его страх и жажда искупления не имеют под собой реальной почвы. Папа лишь воображал, будто в чем-то виноват.

— Возможно. Я не знаю его тайных побуждений. Мне известно лишь, что случилось в шатре. Хэтфилд проповедовал, то есть грозил слушателям, что они будут жариться в аду, если сию секунду не обратятся к Господу. Вы знаете, как это делается. Обращенные в приливе раскаяния поднимаются на сцену и начинают молиться и каяться во всех смертных грехах. Хэрриет Бентли как раз встречала тех, кто жаждал преклонить колени. Она сразу узнала вашего отца. Пока он бил себя в грудь, женщина успела нацарапать Хэтфилду записку: «Обратите внимание. Старик в рединготе — судья Робинсон, очень богатый и влиятельный человек».

Эллен приглушенно вскрикнула.

— Хэтфилд тут же принялся за вашего отца. Так все и началось. А потом судья стал ходить туда каждый вечер.

— Пока Хэтфилд не перебрался к нам?

— Да. Проповеди прекратились в середине мая. Однако евангелист и не думал уезжать из Мидленда. Ваш отец дал ему денег. Хэрриет Бентли потребовала свою долю. С тех пор Хэтфилд не раз пытался отделаться от нее. Они терпеть не могут друг друга, но ни за что не расстанутся, пока перед носом маячит хоть один доллар.

— Неужели они посмеют требовать деньги, которые папа завещал Хэтфилду?

— Да, и не только это.

— Что вы имеете в виду?

— Сам еще не знаю. Кажется, эти пройдохи считают, что нашли способ вытянуть еще больше.

— Из меня?

— И из вас, и из вашего дяди. Хэрриет Бентли сама призналась мне в этом. Она точно не знает, какие у Хэтфилда козыри, но, во всяком случае, убеждена, что ваш отец не напрасно мучился угрызениями совести.

— Да что они могут знать? Папа был просто не способен поступить против чести.

— Вы уверены?

Она вздрогнула, как от пощечины.

— А вы считаете, что он мог совершить бесчестный поступок?

— Простите, Эллен, но вы сами хотели…

— Отказаться?

— Да, я готов забыть об этом.

— И вы бы пошли на это ради меня?

— Конечно.

Она сжала мою руку и дрожащим голосом проговорила:

— Джерри, вы не можете бросить это дело.

— Почему? Полиции ничего не известно. Все слишком заняты Мэджи. А ваш дядя сумеет разобраться с Хэтфилдом. В крайнем случае, купит его, и честь Робинсонов будет спасена.

— Нет, Джерри, я хочу, чтобы доктор Уилкс дорого заплатил за убийство моего отца.

Я вернулся к столу и зажег лампу. Потом обнял Эллен за плечи.

— Вот что я вам скажу. Если буду продолжать это дело, то уже не остановлюсь. А к чему мы придем — один Бог знает. Уилкс, конечно, заплатит, но не исключено, что и вам это дорого обойдется. Вам или вашей семье. Ясно?

— Да.

— Подумайте, Эллен, это очень серьезно. Ваш отец погиб, потому что знал какую-то страшную тайну.

— Он вообще слишком много знал об Уилксе. Со вчерашнего дня я не перестаю думать об этом. Поэтому отец и не соглашался на наш брак, и Уилкс решил отделаться от него.

— Согласен, и все это придется раскапывать. Но поймите, Эллен: то, что знал ваш отец, компрометировало не только Уилкса, но и его самого. Отсюда и угрызения совести. Поэтому судья стал такой легкой добычей для Хэтфилда: жить оставалось недолго, а смерти он боялся.

— Если отец и сделал ошибку, то уже заплатил. Теперь — очередь других.

— Пусть так.

На следующий день мне пришлось уехать из Мидленда — важное дело требовало моего присутствия в Чикаго. Вернулся я через неделю. Тем временем, убийство судьи настолько заполонило газетные полосы, что не хватало места даже для внешней политики.

«Город охвачен ужасом — Мясник Мэджи все еще на свободе». «Завещание судьи Робинсона признано законным. Назревает процесс». «Мясник Мэджи сеет ужас в предместьях». «Мэджи еще не арестован. Предупреждение полиции».

— Если до конца недели я не отправлю Мэджи за решетку, дело примет очень скверный оборот. Кого тогда все будут обвинять? Конечно, Лаудербека! — угрюмо проговорил капитан, поздоровавшись со мной.

— Я вас поддержу, старина. Распишу, что только ваша бдительность и заставляет Мэджи запрятаться поглубже.

— Сегодня ночью нам позвонили из автомата в аптеке Маккинли, и я поехал сам, потому что звонивший заявил, будто не только видел Мэджи, но маньяк даже погнался за ним. Мы приехали в аптеку. Тот парень ждал нас вместе с женой. Выяснилось, что он видел Мясника милях в четырех отсюда, на дороге возле своей фермы. Мы тщательно, но, увы, безрезультатно прочесали всю округу, потом я проводил обоих домой и оставил охрану. Уверен, этот парень и в самом деле видел Мэджи.

— С чего вы взяли?

— Фермер лег спать, но около полуночи вдруг проснулся и вспомнил, что оставил машину на обочине. Решив загнать ее в гараж, он вышел, сел за руль и зажег фары. Тут-то он и заметил, что по дороге приближается Мэджи.

— А почему он решил, что это Мясник?

— Парень очень точно все описал: походку, характерное размахивание руками, большой молоток. Кроме того, одет он был в форму и фуражку с кожаным козырьком — как раз то, что снял с Кеннеди. Внезапно оказавшись в свете фар, Мэджи замер и прыгнул в кювет. Фермер пулей вылетел из машины и помчался домой. Оружия в доме не было, он разбудил жену, и оба решили бежать. Благо, мотор работал. В считанные секунды парень развернул машину и рванул в город. Обернувшись, жена увидела, что Мясник бежит следом.

Я оставил там трех своих людей. А то, как бы Мэджи не прикончил беднягу…

Наконец город вздохнул спокойно. Специальный выпуск «Гэзет» оповестил читателей о смерти Мэджи.

«Маньяк-убийца Мясник Мэджи, сбежавший из Грейстоуна девять дней назад, убит сегодня вечером в окрестностях Хенли-Хайтс недалеко оттого места, где был захвачен полицией шесть лет назад.

Ноэль Ленахан, тридцатидевятилетний безработный каменщик, положил конец кровавой карьере Мясника Мэджи, разрядив в него оба ствола своего охотничьего ружья. Бродя по лесистым холмам в надежде подстрелить кролика на ужин (безработным тоже надо кормить семью!), он вдруг увидел Мясника Мэджи. Опасный преступник скрывался в заброшенном сарае…

„Сначала я хотел позвать полицию, — заявил Ленахан репортерам „Гэзет“, — но испугался, что, пока меня не будет, маньяк может скрыться. Я спрятался в кустах возле двери и стал его поджидать. Как только Мясник показался на пороге, я и шарахнул с обоих стволов. Ну, а с шести шагов…“

На Мэджи все еще была форма и фуражка Говарда Кеннеди, охранника, убитого им во время побега из Грейстоуна. Полиция обнаружила похищенные в лечебнице молоток и скальпель, а также спрятанную в сарае связку ключей Кеннеди. Оба выстрела попали в цель: первый ранил Мэджи в левый бок, раздробив руку и плечо, второй пробил брюшную полость. Смерть наступила мгновенно».

Читая газетный заголовок, я мысленно представил себе другой: «Выстрел Ленахана вдребезги разбивает хитроумную теорию Джерри Спенса».

Я никак не мог прийти в себя, с тех пор как узнал о смерти Мясника Мэджи. То же самое, наверное, испытывает человек, много дней подбиравший по цвету части головоломки, и вдруг с изумлением обнаруживший, что кто-то сбросил всю его работу на пол.

Это не значит, что я уже нашел решение задачи, но моя версия позволяла связать несколько узелков и давала надежду, что, в конце концов, удастся справиться с остальными. А сейчас в руках остался лишь моток перепутанных нитей, и я совершенно не представлял, что с ними делать. Кому еще я мог рассказать об этом, как не Эллен? Лишь она одна все поймет. Без сомнения, только мы продолжали считать убийство судьи Робинсона загадочным.

Теперь, когда город избавился от страха перед Мэджи, внимание обывателей не замедлит переключиться на менее кровавую тему: тяжбу Хэтфилда с наследниками судьи. Что до Лаудербека, то он наверняка вздохнул с облегчением и уж постарается отоспаться за девять бессонных ночей.

Об этом я и размышлял, гуляя по аллеям сада за домом Эллен. Когда я приехал, ее не оказалось дома. Но мне нужно было обязательно ее дождаться.

Наконец, на аллее показалась машина Эллен, и я поспешил навстречу девушке.

— Вы чем-то озабочены, Джерри? Что-нибудь не так?

— Да все!

— Пойдемте, вы мне сейчас расскажете.

Мы устроились на террасе.

— Смерть Мэджи совершенно выбила меня из колеи!

— Почему?

— Я выстроил превосходную версию. Все сходилось. Увы! Выстрел каменщика не только убил Мэджи, но и разрушил все мои надежды.

— Не понимаю.

— Я считал, что Мэджи давно мертв.

Вернувшись в редакцию часам к четырем, я застал в приемной Хэтфилда и пригласил его в кабинет.

— Я хотел бы поговорить с вами, мистер Спенс, — заявил он с порога.

— Слушаю вас, мистер Хэтфилд.

Он наклонился ко мне, опираясь руками на край стола.

— Меня преследуют, а к кому обратиться за помощью — не знаю. Пошел было в полицию, но это пустая трата времени. Они уверяют, будто я ошибаюсь или преувеличиваю. Я просил разрешения на оружие — отказали. Им нужны доказательства, что мне угрожают. Что же делать? Никаких писем с угрозами я не получал…

— А кто вас преследует?

— Я… я не знаю. Все это так странно! То на улице ко мне подходит человек и шепчет: «Убирайся, откуда приехал!» То другой поджидает у входа в отель. Он может заговорить или не заговорить со мной, но во всем его облике сквозит угроза. Иногда их бывает трое или четверо, в синей машине. Когда я иду по тротуару, они тормозят рядом, словно собираются напасть. А сами только смотрят. Но стоит мне отойти чуть подальше, все начинается сначала. — Хэтфилд провел рукой по пересохшим губам. — Я хочу, чтобы меня защитили, а полиция отказывается даже слушать. Так к кому же мне обратиться, мистер Спенс?

— Не знаю.

— Но должен же быть какой-то выход? А представители закона отказывают мне в защите!

— Когда открыто выступаешь против Эндрю Робинсона, на закон рассчитывать не приходится. Разве он не обещал выгнать вас из города?

— Этому не бывать!

— Дело ваше! Вы пришли за советом — я откровенно ответил.

— А я-то думал, вы сможете написать об этом. Если бы «Гэзет»…

— Исключено. Мы не называем имен, не имея достаточных доказательств. К тому же вам бы это не помогло: читателей не интересует ваша особа. Вы имеете дело с Эндрю Робинсоном. Не забывайте, в Мидленде его прозвали Большим Боссом. Это Робинсон решает, кому представлять нас в Сенате, а кому быть губернатором или мэром. И от него же зависит, останется ли Джонас Хэтфилд в Мидленде требовать у Робинсона пятьдесят тысяч долларов… а то и больше.

— Он не сможет заставить меня уехать!

— Восхищаюсь вашим упрямством, но предупреждаю: вас ждут тяжелые испытания. Если вы что-нибудь знаете о судье, то почему бы вам не продать этот секрет его брату? Тот охотно заплатит, лишь бы избавиться от вас. Правда, он может посчитать, что семейную тайну лучше похоронить вместе с тем, кто ее выведал. Надеюсь, вы меня поняли?

Хэтфилда передернуло.

— Эндрю Робинсон осмелится меня убить?

— Ну, что вы! Сам Большой Босс и пальцем не шевельнет — теперь вами занимается Джек Керфью.

— Этот гангстер?

— Ничего подобного: бизнесмен. Он контролирует все развлекательные заведения в городе: дансинги, притоны и так далее. Иногда Джек нарушает закон, но во время предвыборной кампании ему цены нет — у него голосуют «за» и колеблющиеся, и даже противники. А еще Керфью прекрасно умеет очистить город от разных нежелательных личностей, даже если одну из них зовут Джонасом Хэтфилдом. — Я немного помолчал, давая ему время обдумать мои слова, потом продолжил: — Если хотите, могу вам кое-что посоветовать. Итак, вам предлагают убраться из Мидленда. Рано или поздно придется подчиниться. Но зачем же уезжать с пустыми руками? Коль вы решили всерьез досадить Робинсонам — уезжайте, спрячьтесь в надежном месте и передайте мне доказательства, которые у вас есть против них. Неопровержимые, разумеется. «Гэзет» готова очень щедро оплатить интересные сведения.

Хэтфилд прищурился.

— Сколько?

— Все зависит от ценности самой информации. А о чем речь?

Хэтфилд довольно долго разглядывал собственные ногти, потом как бы нехотя выдавил:

— У меня еще нет доказательств… неопровержимых, как вы говорите.

— Но что-то вы знаете? Так давайте работать вместе! Мы вам поможем собрать все необходимое.

Евангелист колебался. Вдруг он резко поднял голову и недоверчиво посмотрел на меня.

— Мы всегда ведем честную игру, — попытался я его успокоить.

Хэтфилд встал, подошел к окну и несколько минут смотрел на улицу, не говоря ни слова. Я ждал, с трудом сдерживая нетерпение. Действовать следовало осторожно, не подавая виду, как страстно я хочу узнать его тайну. Вскоре он повернулся и снова подошел к столу.

— Я еще не готов говорить.

— Понимаю. Вы думаете, Робинсоны заплатят больше.

— В любом случае, прежде всего мне нужно найти надежные доказательства. С другой стороны, я твердо намерен получить пятьдесят тысяч долларов по завещанию судьи. Я уже подал в суд и не собираюсь отступать.

— Вы, может быть, и выиграете… если доживете до решения суда.

— Доживу. В крайнем случае, все это время просижу в номере.

— Попытайтесь. А где вы остановились?

— В «Савое».

Я одобрительно кивнул.

— Там вам вряд ли что угрожает. Какой этаж?

— Третий.

— Поменяйте номер. Попросите другой, повыше. И позаботьтесь, чтобы окно не выходило на пожарную лестницу. Думаете, я преувеличиваю? Напрасно, это очень серьезно.

— Я, конечно, приму все меры…

— Без этого не обойтись. И еще: наймите частного детектива. Телохранителя. Обратитесь в агентство «Стар» — это наиболее надежное.

Лицо Хэтфилда прояснилось.

— Позвоню туда, как только вернусь в отель.

— Хотите, я позвоню? Через десять минут они пришлют кого-нибудь прямо сюда.

Он протянул мне руку.

— Благодарю, вы очень любезны, но лучше я сам.

Евангелист ушел. Я бы не сказал, что он был храбр, скорее, просто упрям. Ко мне его привели страх и отчаяние. Я так и не выяснил ничего нового, но, по крайней мере, внушил Хэтфилду доверие. А потом, кто знает…

Часов в пять я позвонил в агентство «Стар» — Хэтфилд к ним не обращался.

— Вот идиот! Он мне нужен живым.

В «Савое» ответили, что евангелист еще не вернулся. Тогда я набрал номер Хэрриет Бентли в «Мэдисон». Мы не виделись с тех пор, как пообедали вместе. Я объяснил, что уезжал из города, и мисс Бентли принялась весело щебетать. Однако через пять минут мне все же удалось узнать, что Хэтфилда она сегодня не видела.

После ужина я еще несколько раз звонил в «Савой»: Хэтфилд не вернулся и к девяти. Я помчался к Лаудербеку домой. Услышав звук клаксона, капитан вышел и подсел ко мне.

— Боюсь, с Джонасом Хэтфилдом что-то случилось.

— Было бы неплохо. Этот тип приходил ко мне…

— Да, я знаю. Он просил у вас защиты, а вы отказали.

— Еще бы! Наплел небылиц о каких-то загадочных угрозах — и хоть бы тень доказательств!

— Все понятно: приказ есть приказ.

— На что вы намекаете, Джерри? Не могу же я поставить всю полицию на ноги ради первого попавшегося…

— Ну, разумеется.

— В конце концов, за все платит город, а этот хмырь — вообще не из Мидленда.

— Послушайте, в другое время я бы плюнул на все, но Хэтфилд мне нужен, и я не хочу, чтобы его разобрали на части. А Большой Босс поручил его Джеку Керфью. Вам ведь понятно, что это значит?

— Нет.

— О'кей. В следующий раз отвечу вам так же.

Лаудербек окинул взглядом пустынную улицу.

— Не валяйте дурака, Джерри. Вам отлично известно, что я ничего не могу сделать для Хэтфилда.

— Теперь уже нет. К сожалению, слишком поздно. Но постарайтесь хотя бы узнать, что с ним.

— Ладно. При условии, что вы не станете печатать ничего такого…

— По-моему, я вас еще ни разу не подводил!

А наутро я нашел на рабочем столе записку: «Городская больница, палата 35».

Хэрриет Бентли каждый день сообщала мне о состоянии Хэтфилда. На шестой день больного перевели из городской больницы в клинику «Сент-Люк», и молодой женщине разрешили его повидать. По ее словам, Хэтфилд был совершенно неузнаваем и с трудом выговаривал слова. На десятый день я не выдержал и поехал в клинику сам. Мисс Бентли не преувеличивала. На Хэтфилда и в самом деле было жалко смотреть. Даже за полторы недели врачам не удалось вернуть его лицу нормальный вид. Распухшие веки почти не открывались, а бесформенный разбитый рот с трудом ронял редкие, односложные слова. Евангелист лежал в шезлонге. Я осторожно пожал ему руку и сел в кресло рядом. Медсестра явно не собиралась оставлять нас наедине.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Лучше, — выдохнул Хэтфилд.

Медсестра вышла в ванную, но позаботилась оставить дверь открытой.

— Вы скоро поправитесь. В следующий раз осторожнее переходите улицу.

— Да… я… сам… виноват…

Казалось, Хэтфилд говорит с набитым ртом.

Хэрриет Бентли предупредила меня, что в больнице евангелист заявил, будто попал под машину. Но я-то знал, что ему это объяснение подсказали.

Медсестра вышла из ванной, и я внимательно посмотрел на нее. Эту женщину я уже видел в компании ребят Джека Керфью. Она так и осталась в палате, и мы с Хэтфилдом стали говорить о всяких пустяках. Но взглядом я старался дать ему понять, что еще вернусь.

Минут через десять я покинул палату. Эта сестра дежурила с семи утра до семи вечера. Вернувшись в «Сент-Люк» в девять часов, когда последние посетители как раз уходили домой, я решительно взбежал по лестнице на третий этаж. Путь преградила дежурная, но мне удалось найти убедительный аргумент — пятидесятидолларовая бумажка сделала свое дело.

Хэтфилд уже лежал в постели, и я примостился на краешке. Нужно было торопиться — вряд ли нам дадут больше десяти минут.

— Ваша сиделка — из их банды.

— Тогда мне конец!

Евангелист начал было рассказывать, как на него напали, но я остановил его.

— Знаю. Вас ждали у выхода из редакции.

Хэтфилд вздрогнул и побледнел.

— Меня привезли в какой-то дом и били всю ночь.

— Знаю-знаю, у нас нет времени. Вам наверняка сказали, что это только цветочки…

— Потом меня отвезли в больницу и велели сказать, будто я попал под машину.

— Когда вас выпишут?

— Завтра.

— И что вы собираетесь делать?

Хэтфилд застонал.

— Время идет! — напомнил я. — Надо решаться!

Евангелист испуганно посмотрел на меня.

— Я боюсь. Такого мне больше не выдержать.

— Вполне понятно. Вы, конечно, пообещали забрать иск против Робинсонов?

— Да.

— И уже сделали это?

— Пока нет.

— Завтра утром, прежде чем уехать из клиники, позвоните адвокату. Другого выбора нет. Я вас предупреждал. Вы ведь не хотите умереть, не правда ли?

— Мне уже все равно… но только не так…

— Увы, именно так, если не заберете иск. Не пройдет и двух дней, как вы вернетесь сюда, только на этот раз проваляетесь месяц. Это не стоит пятидесяти тысяч долларов… и даже ста. Они спрашивали, что вам известно о судье?

Я взял его за руку.

— Расскажите мне. Это будет вашей местью, к тому же я хорошо заплачу. Так что вам известно?

Он посмотрел в потолок, словно не зная, на что решиться. В коридоре послышались шаги.

— Скорее! Говорите же!

Хэтфилд перевел взгляд на меня.

— Ну?

— Тут замешана женщина… Ее зовут Оливия Клейтон. Судья…

Он умолк. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала сестра.

— Еще пять минут, — умоляюще попросил я.

— Вам нужно уходить!

— Три минуты!

— Старшая сестра знает, что вы здесь, но думает, будто я вас не видела. Она послала меня…

— Хоть минутку!

— Не могу.

Дверь снова распахнулась, вошла старшая сестра и, хмуро посмотрев на меня, процедила:

— Что вы здесь делаете? Посещения разрешены только до девяти часов.

— Я не думал, что уже так поздно. Извините…

— Я никак не предполагала, что он еще здесь, мисс Чейз, — вмешалась дежурная. — И вообще не видела, как он вошел.

— Немедленно уходите! — сухо бросила мне мисс Чейз.

Я взял шляпу с кровати и, нагнувшись к самому уху Хэтфилда, прошептал:

— Завтра утром поезжайте отсюда прямо ко мне домой. Это в Бэкингеме. И не забудьте сначала позвонить адвокату.

На пороге я обернулся — Хэтфилд кивнул. Очевидно, он меня понял.

На следующее утро, уезжая из дому, я предупредил портье:

— Сегодня я жду знакомого — его зовут Хэтфилд. Не знаю точно, когда он приедет. Проводите гостя ко мне и попросите подождать. Хэтфилд — высокий и худой, на прошлой неделе он попал в аварию, и синяки на лице до сих пор не прошли. Так что, узнать его легко.

— Хэтфилд, — медленно повторил портье, стараясь запомнить имя. — Хорошо, сэр.

Вечером Эллен ждала меня к ужину, и я вовсе не собирался отказывать себе в таком удовольствии. К шести часам, когда я заскочил домой переодеться, Хэтфилд еще не приехал. Уходя, я снова объяснил все ночному портье, только что заступившему на дежурство, и попросил позвонить к Эллен, как только приедет мой гость. Возможно, врач решил оставить Хэтфилда в больнице еще на день. Я бы мог сам позвонить в «Сент-Люк», но из осторожности решил не делать этого.

Эллен сразу же сообщила мне, что утром Хэтфилд забрал иск, но для меня это не было новостью.

— Странно, что он так внезапно передумал, — добавила она.

— Хэтфилд, кажется, был нездоров и даже лежал в больнице.

— А что с ним такое?

— Да так… легкое недомогание…

— Ох, Джерри, а это не…

— Угу, ребята Джека Керфью слегка намяли ему бока.

Мы сидели рядом в большом низком гамаке, привязанном к стойкам крыльца. Эллен медленно покачала головой и отвернулась.

— Как можно отдавать такие приказы! — прошептала она.

— Сам нарвался. С жуликами такое часто бывает.

— Какая разница, что он за человек. Все равно так нельзя!

— Не стоит убиваться из-за Хэтфилда. Он уже здоров. А воспоминание о выволочке пойдет ему только на пользу. Давайте о другом, Эллен. Вы не знаете женщину по имени Оливия Клейтон?

Она задумчиво повторила явно незнакомое имя.

— Нет, не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Пока это тайна, Эллен. Я попытался выяснить, что тревожило совесть вашего отца. И, кажется, тут замешана женщина, эта самая Оливия Клейтон. Я сам о ней ничего не знаю, но через два-три дня надеюсь разузнать.

— У папы с дядей Эндрю когда-то был компаньон — адвокат по имени Клейтон, Уэсли Клейтон. Их контора называлась «Робинсон и Клейтон».

— Так-так.

— Я мало что помню, просто кое-что слышала. Папа ушел из конторы, когда его выбрали судьей. Лет двадцать семь назад. Хотите, могу уточнить.

— Не надо. Предоставьте это мне.

К крыльцу подъехал автомобиль Эндрю Робинсона. Большой Босс с улыбкой посмотрел на меня.

— Ну, и дела! Джерри Спенс — в гамаке у Робинсонов, да еще на их крыльце!

— И к тому же — с дочкой Робинсона! Что только не творится на белом свете!

Эллен смутилась.

— Дядя шутит, Джерри. Он прекрасно знает, что вы часто навещаете меня.

Но я, по-прежнему саркастически, продолжал:

— Быть может, сэр Эндрю предпочел бы, чтобы я проникал сюда тайком, как в детстве, прячась за кустами.

— Да, вы наловчились действовать исподтишка.

— Не стану спорить. Это все же лучше, чем подстраивать несчастные случаи на дорогах.

Мы пристально смотрели друг другу в глаза, улыбаясь одними губами.

Эллен попыталась разрядить атмосферу, но голос ее звучал напряженно.

— Дядя Эндрю, ты останешься ужинать? Джерри я уже пригласила.

— Я бы с удовольствием, но меня ждут в другом месте. Я просто привез бумаги — тебе нужно их подписать. Наш друг Хэтфилд, — добавил он, обращаясь ко мне, — решил отказаться от иска. Весьма разумное решение.

— Эллен успела порадовать меня этой новостью. Не сомневаюсь, что вы обязаны победой только своему поразительному красноречию!

Он молча посмотрел на меня, затем резко повернулся к племяннице.

— Эллен, будь добра, оставь нас с Джерри на минутку.

— Конечно. Кстати, пойду, посмотрю, как там ужин.

Девушка вошла в дом и закрыла за собой дверь. Эндрю Робинсон сел в гамак, и я опустился рядом.

— Вы — стоящий парень, Джерри. Такие мне нужны.

— Благодарю. А на какой предмет?

— Переходите к нам. Будете моим заместителем — первым человеком в городе после меня самого. Это не ловушка и не попытка подкупить вас. Двадцать пять лет ваш отец пытался свалить меня, можете продолжать еще четверть века — все равно это ничего не изменит.

— Тогда зачем же я вам понадобился?

— Я уже сказал. Вы кажетесь мне стоящим парнем. Но, главное, я вижу, какие чувства вы испытываете к Эллен — отсюда и предложение. Сама она мне ничего не говорила, но я догадываюсь, что и вы ей не безразличны. Неужели вы надеетесь сохранить верность этой… дружбе, оставаясь политическим противником нашей семьи?

— До сих пор мне это удавалось.

— Но так продолжаться не может. Рано или поздно придется выбирать!

— Тогда и наступит время принимать решение.

— Но мои условия уже будут другими.

— Понимаю, и все же отказываюсь.

— Почему? Я вам не нравлюсь?

— Дело не в личных симпатиях, мне не нравятся ваши методы.

— Слишком грубо?

— Да, и дурно пахнет.

— Вся эта чувствительность улетучится, мальчик мой, как только вы научитесь разбираться в политике. Во всяком случае, я не вижу, чем моя грубая сила хуже вашей привычки всюду пробираться тайком. Пусть этим занимается Лаудербек. Настоящий мужчина идет напролом и всегда готов поработать кулаками…

— Причем желательно чужими.

— Когда как. Я предупреждал Хэтфилда. У него было время.

— Не думайте, что я испытываю к нему симпатию. Хэтфилд получил по заслугам. Но методы…

Робинсон посмотрел на часы и встал.

— Советую пораскинуть мозгами. Сейчас самое время перейти на нашу сторону. Скоро — выборы.

— Я помню. Но подождем.

Эллен открыла дверь.

— Джерри, вас к телефону.

— До свидания, — сказал Эндрю. — Пока, Эллен, я заеду за бумагами завтра.

Я вошел в дом.

— Это насчет вашего друга мистера Хэтфилда, — раздался в трубке голос портье. — Он уже у вас.

— Спасибо. Попросите его подождать. — И я повесил трубку.

Сразу после ужина я заторопился домой. Хэтфилд ждал уже больше часа, но я рассчитывал, что от этого он станет только сговорчивее.

— Мистер Хэтфилд еще не ушел? — спросил я у портье в холле.

— Разумеется, нет, сэр.

Негр-лифтер встретил меня широкой улыбкой.

— Ну, и набрался же ваш друг, мистер Спенс!

— Он был пьян?

— Мертвецки! Его едва тащили трое.

У меня перехватило дыхание. Как только лифт остановился, я бегом бросился к своей двери. В гостиной — пусто.

Хэтфилд лежал у меня на кровати в спальне. Казалось, он спит, но уже с порога я понял, что евангелист не дышит. Покрывало укутывало тело до плеч, руки были скрещены на груди, глаза закрыты.

Я сбросил покрывало — одеяло покраснело от крови. К лацкану редингота была приколота почтовая квитанция. Я снял ее и увидел пулевую рану.

На квитанции печатными буквами был написан мой адрес: «МИСТЕРУ ДЖЕРРИ СПЕНСУ, „БЭКИНГЕМ АПАРТМЕНТС“. ДОСТАВКА ОПЛАЧЕНА».