Нажимая на звонок, Кэйт чувствовала себя виноватой, потом вспомнила о ключах, что ей дал Майкл. Она тихо проклинала себя, а взглянув на часы, еще сильнее расстроилась, так как было уже без четверти час. Кэйт была уверена, что Майкл уже спит, как и в том, что ей не хотелось бы, чтобы он почувствовал запах пива, исходивший от нее. Тем не менее вполне нормально сходить в бар и выполнить свой долг перед друзьями, ведь речь не шла о развлечении.

Когда Майкл подошел к двери, еще одетый, но уже протирая слипавшиеся глаза, она отблагодарила его крепкими объятиями и прошла в узкую прихожую.

— Тебе не следовало ждать, — сказала она. Что она подумала в действительности? Что ей нужно было идти домой, в свою квартиру, или, еще лучше, и вовсе не отправляться в Бруклин.

Но Майкл просто зевнул и потянулся.

— Пора идти спать, — сказал он.

Кэйт кивнула, но направилась в ванную.

— Мне надо пописать, — сообщила она.

Закрыв дверь, Кэйт вымыла лицо, почистила зубы, прополоскала горло и еще раз почистила зубы. Она поймала взглядом свое отражение в зеркале, потянувшись за полотенцем. Она выглядела так… воровато. С минуту Кэйт рассматривала скулы, форму глаз, линию волос, находя поразительное сходство с отцом. Дрожь пробежала по телу. Затем ей показалось, что еще сильнее физического сходства был виноватый, вкрадчивый язык тела и выражение лица, вызывавшие в памяти его образ. Она неподвижно стояла в свете голой лампочки холостяцкой ванной Майкла и смотрела сама себе в глаза. Ей не за что чувствовать себя виноватой, сказала она себе. У нее нет причины чувствовать вину, если Майкл так зациклен на своем расписании. Выпила с подругами — здесь не за что винить себя.

Но Кэйт знала, что все не совсем так. Ее мысли о Билли Нолане были из ряда вон. Она не хотела думать, как думала, и чувствовать то, что чувствовала, флиртуя с ним. И пусть даже она делала это ради Бины, пусть даже обманывала Билли, но фактически действовала так, как если бы встречалась с другим мужчиной, и этот мужчина поверил в это. Обманывала ли она этим Майкла? Воспитывавшаяся при жизни матери в католичестве, Кэйт никогда до конца не преступала заповедей, страшась грехов вольных или невольных. Была ли она виновата в совершении последних?

Она вернулась сюда, чтобы спать со своим любовником, и испытывала неприятное чувство, словно была потаскухой. И вовсе не пивные пары в ее дыхании и не запах сигарет от одежды смущали ее. Нет — то были ее собственные чувства.

Кэйт быстро помылась и вышла из ванной в трусах и бюстгальтере. Проходя в спальню Майкла, она с ужасом заметила, что он зажег свечу на ночном столике и лежал под простыней полностью раздетым. Обычно Майкл спал в пижамных брюках и футболке. Их отсутствие и горевшая свеча посылали ясный сигнал.

— Могу я занять твою рубашку? — кротко спросила Кэйт.

Майкл кивнул и рукой указал на комод. Она вынула простую белую рубашку «Фрут оф зе Лум» и, надев ее, скользнула к нему в постель.

— Было весело? — спросил Майкл, закидывая руку вокруг нее.

— Совсем нет, — ответила Кэйт. — И я так устала, — она умолкла. Майкл был знаток в таких сексуальных нюансах. Она выждала минуту. — Можем мы просто полежать вместе? — спросила она и повернулась спиной к нему, ощущая его грудь своими лопатками.

— Конечно, — ответил Майкл, и Кэйт почувствовала облегчение, не уловив разочарования в его голосе. Он, отвернувшись на секунду, задул свечу, потом прижался к ней своим телом. Кэйт вздохнула и от стыда, и от утомления, и, возможно, от пива, закрыла глаза и уснула через несколько минут.

Воскресным утром они с Майклом выполняли свой обычный ритуал. Он покупал «Нью-Йорк таймс» и багет, и они проводили пару часов, читая выдержки из газеты друг другу и поедая маленькими кусочками сливочный сыр. Кэйт развернула раздел «Стили», чтобы прочесть продолжение статьи о салонах красоты в Афганистане, и случайно наткнулась на страницу «Свадьбы/Поздравления». Это было то, чего она старалась избегать, нечто неприятное, — похожее ощущение испытываешь, проходя мимо мертвого голубя, лежащего на тротуаре.

Затем она стала читать этот раздел, как обычно делала, если не забывала пропустить его. Это было жестокой ошибкой. Колонка за колонкой перечислялись счастливые союзы, списки родственников женихов, невест, цитировались поздравления их братьев и сестер, описывались празднества, и это всегда вгоняло Кэйт в депрессию и наводило на мысль, что она не как все. Если она выйдет замуж за Майкла, что сможет написать об этом «Таймс»? «Невеста, почти тридцати двух лет и сирота, выбрала скромную свадьбу. „Я не могу себе позволить большой праздник, и у меня мало родственников и друзей, которые могли бы присутствовать на нем, — говорит Кэтрин Джеймсон-Этвуд. — По правде говоря, я не уверена, что сделала правильно, но тогда — кто поступает правильно?“» Тайком она всматривалась в Майкла поверх газеты и представляла себе, как он мог бы выглядеть на одной из серых зернистых фотографий, склонив голову к ее голове. Она свернула газету и отложила ее.

Разволновавшись, Кэйт встала и подошла к окну. Дом Майкла, огромный белый кирпичный комплекс послевоенных лет, состоял из нескольких сотен однообразных квартир, но вид с верхних этажей открывался живописный. Она смотрела в окно на Тартл-Бей. Вдали можно было разглядеть даже мерцание Ист-Ривер.

— Похоже, собираются облака, — сказала она.

Майкл подошел к ней сзади и обхватил ее грудь и плечи рукой, наподобие высокого воротника.

— Ну, — сказал он, — мы можем пойти покататься наперегонки на скейтборде или же полежать в спальне. Тебе выбирать.

Кэйт рассмеялась и позволила ему взять себя за руку и отвести к постели, хотя не была уверена в своем настроении. Но, когда они легли и он стал раздевать ее, она расслабилась под его поцелуями. Он нежно покусывал ее шею сзади, отчего приятная дрожь пробежала по спине. Кэйт забывалась в трансе сексуального блаженства, медленно возраставшего, подобно приливу при полной луне. Она чувствовала скольжение его рук по своему телу, проворных и умелых, хотя немного предсказуемых. Когда он повернул ее и лег сверху, она уже желала его. Кэйт, увлекаемой ритмом его движений и собственным страстным порывом, стало хорошо впервые за этот уикенд. Кэйт закрыла глаза и предвкушала приближение оргазма. На пике она прошептала: «Да» и зажмурила глаза, и тут лицо Билли Нолана возникло перед ней так же явно, как прошлым вечером. Она задержала дыхание и издала стон, но это уже было не от блаженства.

Когда Майкл кончил, Кэйт поняла, к своему ужасу, что ей стало легче.

Пока они лежали вместе, Кэйт размышляла о походе в боулинг. Кэйт не могла представить Майкла кидающим кегли, но ей надо было идти с ним, иначе Билли продолжал бы считать ее своей партнершей. Ей нельзя было идти с Эллиотом, поскольку любой мужчина догадался бы, что между ними ничего нет, во всяком случае, в смысле секса. Вина подспудно призывала ее решить вопрос как можно скорее.

— Майкл, — прошептала она, — ты заснул?

— Не совсем, — пробормотал он.

— Я хочу тебя о чем-то спросить.

Он повернулся к ней с тем видом «оленя в свете фар», который принимают мужчины, когда они думают, что с ними собираются говорить об «отношениях».

— Как ты относишься к боулингу? — спросила Кэйт.