Каким бы чутьем ни обладал Эллиот, как бы часто ни попадалась Кэйт ему на глаза в школе, ей удавалось не заронить в нем подозрений и избежать допросов, отчего она в эти дни выглядит такой счастливой. Возможно, он приписывал это чувству освобождения после разрыва с Майклом, и это тоже было верно. Хотя они с Эллиотом частенько ссорились и не разговаривали потом день-другой, но друг другу они никогда не лгали, и Кэйт не хотелось создавать подобный прецедент. Невольный грех всегда предпочтительнее лжи. Эллиот был настоящей ищейкой, он не мог пропустить такую пикантную новость, и Кэйт со страхом сознавала: рано или поздно он разнюхает все — это было только делом времени. Он раскроет причину ее солнечного настроения, и тогда соберутся грозовые тучи.

Кэйт стояла в освещенном солнцем пятне и наблюдала за детьми вокруг. Эндрю Кантри относилась к немногим городским школам, где можно было поддерживать видимость обстановки загородного лагеря. Старые деревья, прекрасные вылизанные лужайки создавали окружение, напоминавшее двор колледжа в Новой Англии.

Кэйт думала, что ее первый год работы был удачным, но не была уверена, что доктор Мак-Кей разделял ее мнение. Когда Майкл предположил, что она сможет оставить Эндрю Кантри, она неожиданно для себя вдруг поняла, насколько важна для нее эта работа, какое удовольствие она ей доставляет. Окружавшая ее обстановка так подкупала, а работа с детьми была так важна, что она не представляла, что могла бы расстаться со всем этим. Неприятный внутренний голосок нашептывал, что достичь личное счастье невозможно без некоторых профессиональных потерь. Само собой, это была глупость, бессмыслица, и Кэйт в ней распознала свои страхи из детства, которые, видимо, всегда, как призрак, возникали в те моменты, когда все шло хорошо.

Кэйт убрала с лица выбившуюся прядь волос и запихнула ее обратно под берет. Группа пятиклассниц, сидевших на солнечной лужайке, вызвала в памяти томных и ярких женщин Клода Моне.

— Здравствуйте, доктор Джеймсон! — кричал Брайан Конрой, выбегая на траву, и Кэйт поморщилась. Доктор Мак-Кей маниакально берег лужайку, и бегать по ней было строго запрещено. Но Кэйт не была расположена журить мальчика. Он выглядел счастливым, по крайней мере в эту минуту.

Ветер стих, и солнце припекало все сильнее. Кэйт сняла свитер, завязав его вокруг шеи, и продолжала рассматривать школьный двор.

Она вспомнила о Билли и улыбнулась. Конечно, если она позволяла себе размышлять, то сомнениям и вопросам не было конца. Не заблуждается ли она, расценивая Билли как подходящего мужчину для себя? Бруклин, алкоголь, ирландские мужчины, неблагополучные семьи — как она могла окунуться во все то, от чего бежала?

Чтобы не нарушить ощущение счастья, Кэйт выкинула думы о Билли и о будущем из головы и продолжала просто глядеть на детей, игравших и бегавших вокруг. Она улыбнулась. Команды, игры менялись все время, напоминая движение волн морского прилива: в дальнем углу бушевал вихрь, в середине уже затихал, а дальше, в сторонке, было совсем тихо.

Снова волосы вырвались на волю и упали на лицо. Убирая их, ее пальцы проделали тот же путь, что и пальцы Билли, ласкавшего ее всего несколько часов назад. Легкая дрожь пробежала по спине, в животе что-то сжалось. Спать с ним было чем-то невероятным: и страсть, и нежность — даже подумать об этом, казалось, было небезопасно, и Кэйт страшилась того, что после пробуждения от сна вдруг обнаружится холодная реальность.

Она подошла к иве, но не села на скамейку возле нее. Всем было известно, как доктор Мак-Кей хмурился, заметив, что преподаватели во время дежурства в школьном дворе сидят. Поэтому она лишь оперлась рукой на спинку скамьи, другой рукой взялась за ветвь ивы и подняла лицо к солнцу. Ее изумляло, что жизнь может меняться так неожиданно и глубоко. В эту минуту она считала себя счастливицей — одной из тех людей в мире, у кого все получается, кто просто может жить и вдыхать теплый воздух без усилий. У нее появилось чувство, что она получит все, что только захочет.

Однако Кэйт вовсе не была уверена в том, что ей хотелось общаться с доктором Мак-Кеем: она повернула голову и увидела его, быстро шагавшего к ней по выложенной плитами дорожке. Она напряглась, и ивовая веточка, за которую она еще держалась, обломилась. Она еще не разговаривала с ним после тех звонков, когда отсутствовала на работе. От одной мысли она покраснела.

— Доктор Джеймсон, — начал доктор Мак-Кей, — я хотел поговорить с вами.

У Кэйт опять сжалось в животе, но на этот раз не от наслаждения. Может, он собирался укорить ее за мечтательный вид или за то, что она не соизволила отчитать девочек, сидевших на лугу, несмотря на запрет? Или, хуже, он хотел отклонить продление ее контракта? Неужели тот зловещий голос нашептывал правду?

Но доктор Мак-Кей смотрел на нее с некоторым подобием улыбки, и, к ее облегчению, на сей раз он не обратил внимания на свой драгоценный газон.

— Рад, что застал вас здесь, — его голос в этот момент звучал почти сердечно. — Ваш контракт подлежит продлению, и департамент образования, как и я, хотели бы его подписать. — Он остановился. — Я полагаю, что вы вносите важный вклад в продолжение традиций дневной школы Эндрю Кантри.

— Благодарю вас, — сказала Кэйт. — Я счастлива работать здесь, и я рада быть полезной.

Доктор Мак-Кей кивнул, его лицо снова приняло строгое выражение, словно он израсходовал всю свою сердечность.

— Хорошо. Вера подготовит документ о продлении контракта.

Когда он уходил, Кэйт смотрела на его узкую спину и даже чувствовала некоторую привязанность к нему, несмотря на то что он все же жестом прогнал девчонок с лужайки.

Раздался звонок, дети стали строиться, и Кэйт могла теперь вернуться в свой кабинет. Когда она шла по коридору, в дверях своего класса появился Эллиот.

— Ты избегаешь меня? — спросил он.

Она отвела глаза.

— Нет, разумеется.

— Знаешь, я догадался. Я знаю, кто твой таинственный мужчина и почему ты не посмела рассказать это мне.

— Тс-с, — предусмотрительно произнесла Кэйт, потянув его за рукав. — Пойдем в мой кабинет.

Она была в ужасе. Эллиот знает, и он расскажет всем, и Бруклин будет жужжать об этом.

Войдя в кабинет, Эллиот закрыл дверь, и она повернулась к нему.

— Я догадался, — повторил он самодовольно, — это Макс. Ты спишь с Максом, и ты этого стесняешься. Но в этом как раз нет ничего плохого. Я всегда считал, что в нем есть что-то классное. Возможно, будет неудобно, когда ты с ним расстанешься, поскольку он живет наверху. Но в беде любая поддержка хороша.

Сначала Кэйт подумала, что она оставит Эллиота в заблуждении, будто он и правда разгадал ее тайну. Но она просто была не в состоянии обманывать своего близкого друга.

— Хорошо. Тогда что же? — нажимал Эллиот, после того как она мотнула головой.

— Доктор Мак-Кей хочет продлить мой контракт.

— А я не об этом спрашиваю. — Эллиот вдруг умолк и вгляделся в нее. — Ты встречаешься с ним, так? — произнес он с упреком.

Вновь Кэйт могла упрекнуть цвет своего лица в предательстве. Багрянец выступил на щеках, она потупила глаза.

— Да, — призналась она.

С минуту Эллиот потрясенно молчал. Потом покачал головой:

— Ах ты, бесстыжая. Я должен был догадаться, что с тобой что-то неладное. Я думал, ну, подозревал, что ты опять мечтаешь об этом идиоте Стивене. Но нет, ты откопала кое-что похлеще. А я-то думал, что ничего хуже Стивена Каплана уже быть не может.

Кэйт хотя и готовилась к этому, но была сражена наповал.

— Ты даже не знаком с Билли. Для тебя он разве что только обаятельный колдун, статистическое недоразумение.

— А для тебя он кто? Классный трахатель? Похоже, на это только он и пригоден.

Кэйт побелела, кровь теперь отхлынула от ее лица, у нее от этого почти кружилась голова.

— Я уважаю твое мнение, — сказала она холодно. — Но не думаю, что ты разбираешься в этом настолько, чтобы судить.

— Верно! Я же не был свидетелем всех колдобин и зигзагов твоей так называемой любовной жизни за последние десять лет. Ты забыла, с кем говоришь, Кэйт. — Он указал на рисунки на стенах, некоторые из них были новые, подаренные детьми ей на память. — Ты хочешь разрушить свою жизнь? — спросил он, понижая голос. — В этом году я заметил, что ты повзрослела. Майкл был неподходящим для тебя парнем, но он уравновешен, он — профессионал и, возможно, неплохой потенциальный отец. — Он приблизился к ней, но Кэйт отпрянула назад. Если бы он прикоснулся, она бы, наверно, ударила его по руке.

— Ты несправедлив и отвратителен, — сказала Кэйт, понимая, что это звучит почти по-детски. Она глубоко вздохнула. Она много хорошего видела от Эллиота: его лояльность, дружелюбие, помощь в учебе в аспирантуре, участие в обретении столь любимой работы. Но все это не давало ему права судить о ней, и тем более о Билли таким образом. — Тебе не понять, — добавила она.

— О, разумеется. Мне известно, что такое мазохизм. И я вижу пример перед глазами.

— Замолчи, — бросила Кэйт, голос ее сорвался на шепот.

Эллиот пожал плечами и отвернулся. По дороге к двери он все же оглянулся и произнес:

— Из огня да в полымя. Это уже становится для вас образом жизни, мисс.