Утром следующего дня Лилию Горную разбудил надрывный телефонный звонок. Он кромсал тишину вдоль и поперек, перекрывал щебетанье птиц во дворе.

Лилия выскочила из-под теплого одеяла, пробежала на кухню, сорвала трубку и грубо просипела в нее:

– Слушаю вас…

– Дочка! Дочка! – закричал в трубку папа. – Что случилось? Говори! Папочка все должен знать!

– Ничего не случилось, – зевнула Лилия. – Ты слушал мой вчерашний эфир?

Праздный вопрос. Конечно, папа впитал ушами все, что она проговорила, прощебетала, выдохнула вчера в «Перьях и судьбах».

– Да, дочка, конечно, не сомневайся! Но я хочу сейчас побеседовать с тобой не о творческом процессе, о житейских делах. Говорю прямо: с каким мужчиной ты провела прошедшую ночь?

Лилия вздрогнула. Ну, начались родительские глупости, допросы, тревоги. Как будто ей снова шестнадцать лет и она – выпускница последнего класса.

– Одна провела, од-на! – членораздельно выговорила радиоведущая.

– А почему, когда я звонил тебе, заметь, поздним вечером, можно сказать, ночью, к телефонному аппарату подошел чужой баритон?

В папином голосе звучали отчаяние, укор любящего сердца.

– Ну, мужик один подвозил до дому. Я была в туалете. Он и подошел. – Лилия сочинила вялую версию оправдания.

– Я знаю тебя, детка, как никто не знает, – мягко пояснил папа. – Учти, разбивать семью – великий грех. Ты всегда у нас с мамой была сексуальной. Этому способствовали необычные обстоятельства твоего зачатия.

– Сами сотворили, сами и виноваты, – улыбнулась радиозвезда, переминаясь с ноги на ногу.

…Семейная легенда гласила: родители зачали Лилию Горную в новогоднюю ночь под речь Леонида Ильича Брежнева.

Событие это произошло в казенных стенах, на сдвинутых восьми казенных стульях. Папа-библиотекарь в то благословенное время подрабатывал сторожем в одном институте – сутки через трое, и ему выпало дежурить в Новый год.

Мама, конечно, не стала куковать дома за праздничным столом одна, а взяла и решительно приехала к молодому трудящемуся мужу. В сумке она везла гору бутербродов, конфеты, бутылку шампанского и замерзший ананас, который ей всучил в подземном переходе мужик в шлепанцах.

– Дай рубль – ананас подарю! – подмигивал странный прохожий, удерживая маму за рукав пальто. Чтобы отвязаться от «проходимца-алкоголика», мама сунула ему рубль, ананас плюхнулся в сумку и через полчаса уже украшал родительский новогодний стол.

А вот с шампанским произошла грустная история. Когда маме оставалось пройти несколько метров до подъезда института, бутылка взяла и взорвалась прямо в сумке. Почему так случилось – непонятно, но папа впоследствии посчитал это добрым знаком.

– Бутерброды мы с мамой съели мгновенно, конфеты тоже, ананас погрызли и стали обниматься, – задушевно рассказывал папа. – Дочка, не думай, ты – не дитя карнавала, ты – дитя родительской любви. Пить-то было нечего, вот и целовались, как умели.

Узнав, что отец поведал дочери тайну истока ее рождения, мама занервничала, покраснела и сердито сказала:

– Совсем сбрендил! Впервые он сошел с катушек, когда ты родилась. Пришел к роддому встречать нас с тобой с шубой, чтобы не замерзли в троллейбусе, и это – в сентябре. Помешался, ей-богу. Его поступки с тех пор стали неадекватными. За примером ходить далеко не надо: ну, зачем он рассказал тебе, ребенку, интимные подробности?

И мама вопрошающе посмотрела на Лилию. Будущая радиозвезда пожала плечами…

Сбрендил папа или нет, Лилия Горная всерьез не судила, но то, что он всегда был внимательным нежнейшим родителем, – сущая правда.

Как Ленин некогда посвятил себя делу коммунистической партии, так отец посвятил свою жизнь дочери. Он таскался с ней по театрам, выставочным залам, музеям, водил в гости к знакомым. Среди них были некая Ванда Яковлевна, собиравшая комнатные растения, жена авиаконструктора Шарова, заядлая курильщица Альбина Иосифовна и бывшая балерина Елена Ивановна Вихорь.

Ходил он к этим дамам не случайно. Был в жизни папы такой период, когда он захотел изменить профессии библиотекаря. Где-то услышал, что массажисты гребут деньги лопатой, поступил на соответствующие курсы, и вот, пожалуйста…

Ванде Яковлевне отец массировал спину, Альбине Иосифовне – плечи и шею, а Елене Ивановне Вихорь – натруженные балетом пятки и икроножные мышцы. Последняя как-то обронила:

– Милый доктор, не ждите, что праздник на вашей улице упадет как снег на голову. Сделайте этот праздник сами. Чтобы ваша дочка стала личностью, воспитывайте ее на великих примерах. Мне моя мать постоянно твердила про Анну Павлову, Матильду Кшесинскую, и вот результат – перед вами лежит балерина.

Отец поймал этот совет на лету и на следующий день начал кропотливую работу. Завел толстую тетрадь (со временем тетрадей стало двенадцать штук) и принялся заносить туда факты из биографий знаменитых женщин. В ход шли вырезки из газет, журналов, брошюр, если источником информации оказывалась книга, отец переписывал нужный фрагмент от руки.

Отныне каждый шаг Лилички Горной имел комментарий. Если она канючила, чтобы ей купили куклу, вон ту, с желтыми волосами и в длинном зеленом платье, папа бодро включался и говорил:

– Дочка, когда Екатерина Вторая была девочкой твоего возраста, у нее была одна-единственная игрушка – мяч из конского волоса. И ничего, терпела, не упрашивала родителей, чтобы они ей что-то купили. Заметь, после этого она стала русской императрицей.

Когда Лиличка приносила из школы двойку, отец долго изучал страницу в дневнике, потом обязательно изрекал примерно следующее:

– Софья Ковалевская, женщина-математик, получив двойку по истории в пятом классе, не успокоилась. Взяла и выучила за ночь весь учебник. Какая умница!

…Папа методично, упорно воспитывал дочку на великих примерах, правда, серьезной промашкой его была следующая: он все никак не мог определиться с будущей карьерой любимого чада. То мечтал, чтобы она стала генералом, эдакая а-ля современная кавалерист-девица Дурова, то страстно хотел, чтобы Лилия повторила судьбу актрисы Веры Холодной, и расстроенно вздыхал:

– Как жаль, дочка, что немое кино кануло в Лету. Тебя зовут так, как необходимо для немого кино. Вера Холодная, Лилия Горная – это же одно и то же!

То папа заявлял, что женщин мало в политике, и политика – это непаханое поле, на котором ни одна лошадь толком не валялась, поэтому дочери необходимо настраиваться на серьезный лад, учить языки, читать газеты, ходить на диспуты (куда? какие?), чтобы жизнь не прошла даром.

В общем, папу терзали метания, обуревали предположения, мечты. Но на одном он стоял твердо, говоря:

– Моя дочь будет крупной творческой личностью. Будет – и точка!

Ах, папа, папа! Была у тебя еще одна серьезная промашка: ты и не предполагал, что в любом творчестве – бочке меда – всегда присутствует своя ложка дегтя – гормональные особенности данного человека. И одно без другого просто не существует. И чем страстнее, живее, эмоциональнее человек, тем ярче и необычнее то дело, которому он служит.

Творческие ростки проклюнулись в Лилии Горной довольно рано: они заключались в том, что девочка чувствовала слово.

В десять лет Лилия написала письмо-призыв своему однокласснику Андрею Галицинскому. Суть послания была такова: если я тебе нравлюсь, приходи после уроков к котловану за школой.

На месте школы, в которой тянула учебную лямку будущая радиозвезда, век назад стояла церковь, естественно, некогда ее окружало кладбище, и в тот момент, когда сочинялось письмо-призыв, экскаватор грыз землю бывшей вечной юдоли. В скором времени здесь должны были возвести школьный спортивный зал.

Пробудившийся гормональный фон и литературные наклонности достигли результата: Андрей явился после уроков на свидание, и Лиличка вместе с ним миленько прогулялась вдоль котлована. Причем дурак Галицинский время от времени хватал из отвала полуистлевшие человеческие кости и начинал совать их в девчоночье лицо. «У-у!» – кричал он победно. «А-а!» – вопила Лиличка Горная, убегая.

Это был самый яркий эпизод из истории первой любви будущей радиозвезды.

В четырнадцать лет Лилия влюбилась в парня из параллельного класса, прозвище ее очередного избранника было Коська Блок.

Этот Коська был длинным, узкоплечим, с вьющимися жесткими волосами и классическим потусторонним взглядом поэта. О взгляде, кстати, здесь говорится не случайно: Коська действительно сочинял стихи и охотно читал их только что установившимся тенором. На всю оставшуюся жизнь Лилия запомнила строки, обращенные к ней:

Эта «грусти прядь» заинтриговала Лилию ужасно. Был период, когда она по сто раз на дню, как маньячка, останавливалась перед зеркалом и пыталась разглядеть поэтическое Коськино наблюдение у себя в глазах. Но попытки эти остались безуспешными: на Лилию таращилась из зеркала веселая девочка со смеющимися губами, искрящимися глазами, измученная все возрастающим гормональным фоном. Его, кстати, в зеркале заметно не было.

Девочке из зеркала смертельно хотелось, чтобы Коська Блок в один прекрасный момент прекратил гундосить собственные вирши, обнял ее, поцеловал и произнес вечную прозу, которую хотят услышать все девочки, девушки, женщины и, вероятно, старухи планеты Земля: «Я тебя люблю».

Переполненная бесплодным ожиданием решительных мужских действий и слов, Лилия Горная снова села к столу и написала Коське Блоку письмо-призыв. Оно получилось вполне талантливым (творческие ростки со времен Андрея Галицинского окрепли, вытянулись), необыкновенно романтичным, мол, думаю о тебе, мечтаю, храню в сердце каждый звук твоих шагов, и когда же, когда почувствую на своих губах сладость твоих поэтических уст, Коська?

Реакция последовала через пару дней. Сладость Коськиных уст Лилия Горная ощутила в подъезде, на лестнице, соединявшей первый и второй этажи. Младой поэт целоваться не умел, тыкался закрытым ртом в пылающие девичьи губы (правда, Лилия и Коська бурно дышали, обнимались), и созревающая девушка успевала уловить примерно такие мелькающие в голове обрывки мыслей: «Вот это да… Сумасшедший… Навеки вместе…»

Там, в темном подъезде Коська чуть осевшим от волнения тенором сказал Лилии:

– Ты мне очень нравишься.

Странно, она ничего не почувствовала, услышав слова, близкие к желаемым, но голову – благодарно – уткнула Коське в узкое, нетвердое плечо.

История с поэтом началась в январе, завершилась в апреле. Коська Блок, провожая Лилию Горную из школы домой, прямо в День смеха, 1 апреля спокойно сообщил:

– Нам не стоит больше встречаться. Ты мне больше не нравишься.

Ладно, все переживаемо под солнцем и луной. Коська Блок стал невыносимо противен Лилии, к лету она уже вспоминала о нем как о пройденном этапе.

Иногда девушка спрашивала себя: «Почему Коська меня отверг?» И сама себе отвечала: «Наверное, наши гормональные фоны не совпали. Как утверждает медицина, мальчики в своем физическом развитии отстают от девочек…» Эта мысль успокаивала Лилию.

Отстрадав, отмучившись, отплакав, надежда отца и будущая радиозвезда продолжала жить с высоко поднятой головой. Она начала пописывать втайне от всех стихи, сказки, много читала. Так вызревала творческая личность – Лилия Горная.

Шло время. Добрая нежная мама Лилички не знала, куда девать дочь после девятого класса – в детский оздоровительный лагерь ее уже не брали, дачей родители не обзавелись. А лето стояло что надо. Не лето – душистый пряник! Ласковое солнце, море зелени, ароматы трав и цветов, легкие теплые дождички. Неужели в такую погоду в квартире сидеть? Мама отчаялась и купила дочери путевку в дом отдыха.

С ее стороны это был смелый шаг. Правда, по просьбе мамы с Лилией в дом отдыха отправилась ее пожилая сослуживица, но когда старые бонны были преградой юным чувствам?

На второй же день пребывания в доме отдыха на Лилию «положил глаз» отдыхающий по имени Геннадий Степанович. Бонна даже глазом не моргнула, ничего не почувствовав.

Геннадий Степанович – крепкий, загорелый, сорокалетний дядька, стоящий на пороге критического возраста, когда мужчины или все бросают, или со всем смиряются, пришелся Лилии по душе, тем более, она впервые в жизни имела дело со взрослым, искушенным ухажером.

Что он только не вытворял! Утрами в раскрытое окно на тощее одеяло, закрывавшее ноги девушки, клал пышные букеты полевых цветов. Закармливал Лилию шоколадными конфетами – в коробках и вразвес. На прогулках переносил на руках через быстротекущие ручьи. Читал стихи, правда, не свои, а чужие, но идущие прямо из глубин сердца. И самое главное – Геннадий Степанович умел целоваться. Губы его были всегда открыты в момент поцелуев, а язык во рту двигался, как змея, разбуженная горячими солнечными лучами.

Лилия соврала Геннадию Степановичу, что ей семнадцать лет (на самом деле было пятнадцать), он клялся в испепеляющей любви, сносящей все преграды, страстным шепотом просил возлюбленную подождать год, пока он разведется с женой. Потом выстраивал горячечный план, как приедет в Москву (сам Геннадий Степанович был жителем города Мариуполя), схватит девушку в охапку и сочетается с ней законным браком.

Все это было жутчайшей ахинеей, но Лилия ее сладострастно выслушивала. Потом пробил час прощания, сорокалетний Ромео укатил в Мариуполь. Искушенный в любовных атаках мужчина и школьница девятого класса вступили в переписку.

Она длилась два или три месяца. Лилия пулеметно строчила в Мариуполь письма-призывы, оттачивая свой литературный талант, Геннадий Степанович регулярно и длинно отвечал, начиная свои эпистолы с необыкновенного обращения «моя колдунья». Когда приходил очередной пухлый конверт с Украины, в школе на уроках верные подруги Лилии – Ируня, Зойка и Людка – с Лилиного, естественно, разрешения читали страстные послания Геннадия Степановича и восхищенно комментировали их на переменах:

– Ну ты даешь! Мужика в самом деле колбасит! Мать, ты – роковая!

Замусоленные письма мариупольского ухажера Лилия Горная хранила под матрасом. В один пасмурный денек тайное стало явным: отец перетряхивал дочкину постель и обнаружил московско-мариупольскую переписку. В доме начался «последний день Помпеи». Отец кричал, что когда мать придет с работы, он подаст ей ремень, сам тоже возьмет что-нибудь, чем можно колотить чадо, и они в четыре руки с ней разберутся.

– Объясни мне только одно, почему этот человек называет тебя колдуньей?! – истерично, через слово вопрошал отец.

В конце концов Лилия изловчилась и выхватила из рук родителя страстные послания Геннадия Степановича, заскочила в туалет, спрятала их в трусы, прокралась в общий коридор и выбросила домотдыховскую любовь в вонючие недра мусоропровода…

Не надо делать ошибочный вывод, что Лилия Горная была помешана на мужчинах и бежала, высунув по-собачьи язык, за каждыми брюками. Параллельно с набуханием и созреванием тонких чувств шла обычная девичья жизнь. В ней падал снег, шли дожди, прочитывались книги, имели место встречи с верными подругами Ируней, Зойкой и Людкой. В обычной жизни Лилия сдавала экзамены, смотрела телевизор, строчила на швейной машинке какие-то юбки и блузки (есть такой период в жизни любой девочки, когда собственными руками она хочет сотворить из себя, простой смертной, принцессу), звонила по телефону и мечтала.

Без мечтаний нет будущего. Мечтания – ключ к заветным целям. И тот человек счастлив, кто в юности сказал себе: «Буду полководцем». Или «Разобьюсь в лепешку, но стану парикмахером». Решительные «буду», «разобьюсь» означают: человек не поленился, соорудил себе на туманной линии горизонта заманчиво сияющий маяк и отправился к нему, сметая на пути преграды.

Каким же маяком завершились девичьи мечтания Лилии Горной? Сделав над собой усилие и проанализировав первый отрезок жизни, она поняла: ничто так не имело успеха в ее жизнедеятельности, как письма-призывы. Мальчики и мужчины реагировали на них, словно мореходы на голоса сирен: парализованные, мчались на встречу с неизвестностью. «Мои письма – показатель, что я талантлива, – решила Лилия Горная. – Талант – не семечко подсолнуха, не буду зарывать его в землю. Мое будущее – работа со Словом. Стану столпом литературы».

На далеком горизонте туманного будущего Лилии загорелся манящий в путь маяк. Но одного осветительного прибора ей оказалось мало. Она возвела в мечтах второй и третий.

Второй маяк можно было назвать скромно, без затей – «настоящий мужчина». Да, Лилия Горная, если бы ее кто-либо спросил впрямую, не постеснялась бы признаться, что с юных лет мечтала встретить в жизни великую любовь, которую ей сможет подарить только настоящий мужчина.

Третий маяк «вытекал» из второго: Лилия жаждала родить ребенка. Не сию секунду, оканчивая общеобразовательную школу, а в неком обозримом будущем. Появление ребенка подчеркнуло бы женскую суть, оправдало бы то биологическое предназначение, которое даровала женщине природа…

Мама, скромно улыбаясь знакомым, говорила:

– Я советую дочери поступать в медицинское училище. Выучится на медсестру, всегда у нее работа будет, в тепле станет сидеть, уколы делать, карты заполнять. Медсестры во все времена нужны.

Бедная наивная мама! Бедный папа, так и не получивший ответа на вопрос, почему Геннадий Степанович звал Лилию «колдуньей»! Знали бы они, что задумала их дочь! Если они хотя бы догадались о заветных маяках Лилии, то принялись бы разбираться с ней не только в четыре руки, но и в четыре ноги. Она рушила их представления о мире, потому что возмечтала стать Столпом, Любовницей и Матерью.

В конце выпускного класса Лилия и ее верные подруги Ируня, Зойка и Людка как с цепи сорвались. Они постоянно собирались у кого-нибудь на квартире, хохотали, гадали на картах, обжирались сладостями, сплетничали, а в мае почти каждый день гуляли под цветущими вишнями и яблонями соседних дворов. Наверное, девушки предчувствовали, что очень скоро жизнь разведет их, и хотели насытиться девическим общением.

Однажды, когда Лилия шла из магазина с молоком и хлебом, к ней на улице прицепилась цыганка.

– Девушка, девушка, давай погадаю. Девушка, девушка, всю правду про тебя скажу, а, девушка? – однообразно клянчила она.

Лилия отмахивалась от цыганки, даже в ее сторону не смотрела. Лишь ловила боковым зрением гладкий смоляной пучок на затылке, пеструю юбку, цветастый платок на плечах.

– Слушай, девушка, ты проста, ох, проста. Видно, девушка, все видно. Я тебе про тебя без денег скажу, остановись, – не отставала цыганка. – Доверчивой не будь, обычной не будь, все у тебя в жизни сложится. Слышишь? Не беги как ужаленная… Влюбчивая ты, девушка, мужчинам будешь нравиться. Твой главный мужчина большой будет. Независимый. Гордый. Все по-своему станет делать. Трудный мужчина. Любовь про меж вами будет сумасшедшая. До гроба запомнишь этого мужчину.

Тут Лилия Горная оторвалась от цыганки и, как заяц, перебежала через проезжую часть улицы. Девушку и гадалку разделил поток машин. Лилия неслась дальше. А вслед несся крик цыганки:

– Узнаешь того мужчину по трем макушкам на голове! Три макушки, запомни, дурочка!

В этот момент интуиция девушки встрепенулась (а по мере взросления Лилии она все чаще давала о себе знать) и поддакнула: «Да-да, Он будет с тремя макушками!»

Когда будущая радиозвезда оглянулась, цыганка исчезла. По противоположному тротуару спешили разные другие люди: дядьки с полиэтиленовыми пакетами, парни – в ушах клипсы плееров, мамаши с малышами, старухи, тянущие за собой груженые сумки на колесиках. Цыганка испарилась.

Лилия облегченно перевела дух, нащупала в своей сумке батон, оторвала горбушку, начала ее грызть.

Весна кипела в городе. Весна кипела в жилах девушки. И тот день врезался в память Лилии навечно. Информацию про три макушки она запомнила без усилий. Потому что никогда не встречала людей с рогами, копытами, тем более с тремя макушками.

…Когда Лилия Горная с выпученными глазами рассказала о цыганке и трех макушках подружкам, Людка – самая смешливая из четырех подруг – начала хохотать и носиться по комнате как ошпаренная.

– Значит так, мать, – наконец остановилась она у окна. – Даю инструкцию. Как только кого встретишь, не мешкай, сразу заламывай мужика вот так, заваливай его на колени и немедленно изучай череп.

Людка попробовала проделать с Лилией какие-то дикие упражнения, но будущая радиоведущая не поддалась ее кипучей энергии. Девушки повалились на тахту и начали щекотаться.

Дело происходило в квартире Ируни, которая не любила вольностей.

– Ну-ну, – почти сердито сказала хозяйка квартиры. – Девчонки, вы как лошади. Сейчас папа Вадя придет.

…Господи, ведь были же времена, когда они побаивались родителей, Ируниного папу Вадю в том числе. Дядька был как дядька, молчаливый, некомпанейский, откровенно терпел, когда у дочери резвились подруги. А когда они уходили, включал телевизор, ложился на диван…

После школы подруги поступили в разные высшие учебные заведения: Ируня – в педагогический, Людка – на юридический факультет университета, а Лилия и Зойка – в пищевой, чтобы выучиться на бухгалтеров производства. Чего их туда понесло? Наверное, легкость поступления.

Папа Лилии пребывал в ужасе.

– Дочка, – чуть не плакал он, – ты загубила себя! Закопала свои возможности в землю! Скажи, кем ты будешь, на каком поприще пройдет твоя жизнь?

– Отстань, пап, – отмахивалась Лилия. – Только громких фраз не надо. Сейчас главное получить образование.

…Пищевой институт будущая радиозвезда окончила с отвращением. Ни о какой карьере бухгалтера производства она не мечтала и начала поиски себя с нуля.

Лилию Горную мотало то поварихой в геологические партии, то воспитателем в детский сад, то менеджером в туристическую фирму, то еще куда-то. Затем вырисовалась последняя прямая: администратор в пансионате «Омутище», оператор сбербанка и наконец обретение самой себя, венец творческих процессов – ведущая радиостанции «Утренний брысь».

К этому времени у Лилии Горной было все, о чем мечталось и чему были посвящены девичьи мысленные маяки: дочь Гортензия, муж Барашек. Теперь – вроде бы – во всю мощь засиял маяк под названием «Литературный столп». Став ведущей, Лилия сама сочиняла тексты своих программ, и не только ее низкий вечерний голос был причиной всенародного обожания. Талантливые тексты, конечно, тоже.

Но все ли сбылось, как мечталось?

Нет-нет, но Лилия вспоминала о предсказании цыганки: мол, главный мужчина в твоей жизни будет с тремя макушками. У мужа Барашка, сколько Лилия ни изучала его голову, была одна-единственная макушка. Вот и делай соответствующие выводы.

…Утренний разговор с папой не нравился Лилии Горной, тем более что ей опять надо было нестись, как и вчера, на работу. Сегодня эфир «Лунных новостей», а завтра – «Ужастик для взрослых».

– Пап, давай договоримся, – оптимистично сказала радиозвезда, – как только в моей жизни произойдет что-то глобальное, я тут же тебе сообщу. Первому.

Папа в ответ тяжело вздохнул.

– Але, пап, – еще более оптимистично проговорила Лилия Горная, – вспомни, сколько мне лет!

– Я об этом помню каждое мгновение, – выспренно сообщил папа.

– Ну и слава богу! Согласись, я уже не сижу в песочнице?

– Да, но для отца с матерью ты будешь всегда маленькой девочкой, которую надо направлять на путь истинный, – выдал тираду родитель. Это была домашняя заготовка, которую отец наверняка шлифовал в уме неоднократно.

– Я согласна, пап, – легко выдохнула Лилия, – маленькая, так маленькая. Отпусти меня, я пипи хочу.

В ответ родитель смущенно фыркнул и сказал:

– Лиля, детка, сейчас отпущу. Скажи только, у тебя ничего не произошло вчера вечером? Мое сердце что-то чувствовало.

Господи! Неужели папа имеет в виду историю у Зойки-Гонсалес Поплавковой? Это немыслимое происшествие на кухне? Нет! Нет! Никому ни за что она не расскажет, что с ней случилось! Даже родному отцу, чтобы не тревожить его, не мучить, не приносить лишних волнений!

– Не выдумывай, пожалуйста, глупостей, папочка, – медово проговорила Лилия. – Вчера у меня был на удивление редкий вечер, все было прекрасно.

– Ладно, иди пипи, – вздохнув, разрешил отец. – Помни, я сегодня снова буду слушать твой эфир… Драгоценная моя девочка.

Так патетически окончился первый телефонный разговор радиозвезды.

…После душа, легкого завтрака Лилия села к столу и быстро написала текст к сегодняшним «Лунным новостям». Эта программа давалась ей играючи, наверное, потому, что радиоведущая ни от кого здесь не зависела, только от фантазий собственной головы.

«Лунные новости» задумывалась как развлекательная, весело щекочущая нервы слушателя программа, факты – сказка, выдумка, игра остроумия, от них требовалось единственное: заставить улыбаться. Но все равно: время от времени Лилия Горная и радиостанция «Утренний брысь» получали от народа письма с просьбами, вопросами, личным опытом. Народ упорно верил в чудеса, считая «Лунные новости» правдивой новостной программой.

«В прошлый раз вы говорили, что в Ульяновске живет правнучка барона Мюнхгаузена и что она вяжет из козьей шерсти целебные сапоги, – писал пенсионер В.Б. Колобков из Тарусы. – Я держу с 1932 года коз. Все эти годы не знаю, куда девать шерсть домашних животных. Хочу познакомиться с правнучкой барона с целью создания крепкой семьи. Мне 85 лет. Дайте адрес женщины».

Или вот такой перл. «Здравствуйте. Меня зовут Алена. Рост у меня небольшой, отчего и страдаю. Вы сообщили старинный рецепт, который хочу взять на вооружение. Мол, если в лунную ночь съесть мешок свежей моркови, то можно вырасти на 2 сантиметра. Я готова есть морковь, но сообщите, какой сорт лучше всего действует на рост?»

Лилия Горная обожала юмор, поэтому собирала образцы человеческой глупости и наива в средний ящик письменного рабочего стола. Там среди сотен писем лежало и это. «Лунные новости» – моя любимая передача. Поэтому посылаю вам свое сообщение. Я заметила, что если ровно в полночь съесть подряд шесть глазурованных сырков, то на следующий день обязательно найдешь на дороге монетку. Хотите верьте, хотите нет, но вот уже восемь лет я ем сырки, потом иду на рынок, хожу там по два-три часа, глядя под ноги, и обязательно нахожу то 10 копеек, то 5, два раза находила по 50 копеек. Уверена, во всем виновато магическое действие луны. Ваша постоянная слушательница Злата Сергеевна, 39 лет, место проживания г. Гороховец».

Итак, сегодня, в очередную среду под мерцающие мяукающие звуки компьютерной мелодии (звукорежиссер Галя Зосимова уверяла, что музыку для «Лунных новостей» написал по заказу «Утреннего брыся» модный одесский композитор Генрих Гейне, тезка немецкого поэта), Лилия Горная прочитает следующее:

« Ведущая . Здравствуйте. С вами Лилия Горная и программа «Лунные новости». Поговорим о могилах и могильниках. Никому не запрещено насторожиться, услышав необъяснимые факты. Насторожиться – значит быть во всеоружии.

Отбивка

Ведущая . Это случилось в мае 1901 года, в Шотландии, в графстве Абердин. Короткими майскими ночами из гробницы потомственных хозяев этих мест раздавались леденящие душу громкие крики. Население, перепуганное насмерть, обратилось к священнику, пресвитеру Ричарду Иголтону с просьбой – войти в гробницу и выяснить причину ужасающих звуков. Пресвитер Иголтон ранним утром 31 мая исполнил наказ своих прихожан. Глазам изумленного священника предстала жуткая картина: трупы в склепе находились в позах, выражающих страх и отчаяние, у всех покойников, даже у детей 8 и 10 лет, оказались совершенно седые волосы… После посещения пресвитером гробницы ночные вопли прекратились, но до сих пор осталось загадкой, что происходило в фамильном склепе в далеком 1901 году.

Отбивка

Ведущая . Другой необъяснимый факт. Венгрия, холодный октябрь 1938 года. Барон Герман фон Капочи загонял волка по мокрым полынным пустошам и, замерзнув, решил смочить горло коньяком. Спешившись у столетнего дуба и привязав коня к старому могильному кресту, барон достал флягу и, скосив глаза, прочитал на могильном камне: «22 июня 1941 года Адольф Гитлер нападет на СССР». Герман Капочи счел своим долгом донести эту информацию до Иосифа Сталина и остался в истории первым человеком, кто предупредил вождя красной России о надвигающейся катастрофе. Но Сталин не поверил честному барону, потому что не верил никому. Вопрос: кто из могилы предупредил барона Германа Капочи о трагических событиях, которые изменили ход истории ХХ века?

Отбивка

Ведущая . В это трудно поверить, но что было, то случилось. Новая Зеландия, город Веллингтон, самое начало 60-х прошлого столетия. В рыбный порт под разгрузку вошел австралийский траулер «Мария Левеншельд» с грузом свежемороженной рыбы. В течение двух дней улов был поднят из трюмов и отправлен на переработку. В этот момент на судне обнаружилась пропажа капитана и его старшего помощника. Последним человеком, кто видел исчезнувших, был вахтенный матрос Исаак Коперфильд. Через два месяца в полицию города Веллингтона поступило 184 банки сардин. Из разрозненных фрагментов, находящихся в банках, были полностью составлены тела капитана и старшего помощника… Кому и зачем понадобилось перерабатывать храбрых моряков в рыбные консервы, осталось тайной.

Отбивка

Ведущая . Это случилось не с вами. Но все-таки – берегите себя и не ройте могилу другому. Прощайте до следующей встречи. Ваша Лилия Горная и программа «Лунные новости».

Когда Лилия поставила последнюю точку, зазвонил телефон. Он напоминал: есть мир реальный и кто-то от Лилии чего-то хочет. Радиоведущая, тряхнув головой, согнав с лица блуждающую улыбку, всегда витавшую на ее лице, когда она сочиняла «Лунные новости», сняла трубку.

– Лилия Дмитриевна, голубушка, это вы?

До чего знакомый женский голос! Где? Где она слышала его? Наваждение! Раньше узнавала говоривших по дыханию и сопению, а теперь баба сказала целую фразу, и Лилия – ни бум-бум.

– Да, это я, – выдавила радиозвезда, скрывая досаду.

– Как ваше самочувствие? Мы вчера так перепугались, увидев вас на полу кухни.

Теперь понятно. Лилию тревожила госпожа Визуаль, доктор психологических наук с вампирьими глазами.

– Все нормально. Уже приступила к работе, – вежливо сказала Лилия.

– Не таитесь, дорогая, скажите правду, что с вами случилось? Я не спала ночь, размышляя о вашем обмороке, – ворковала доктор психологических наук.

Ни за что! Никогда! Никому! Лилия Горная пройдет жизнь, состарится, уйдет в могилу, но тайну Зойкиной кухни сохранит в своем сердце. Есть на свете вещи, о которых не говорят, которые не обсуждают, пытаются забыть. Пытаются… Выкинуть из памяти весь вчерашний вечерний кошмар Лилия не сможет до конца дней. Будет мучится своим знанием, жуткой тайной, та станет изъязвлять душу радиозвезды, как ржавчина железную бочку, о, какое это мучение!

Чтобы пустить разговор по другому руслу, Лилия промолчала, будто не расслышала вопроса про свой обморок, и вежливо спросила:

– А как ваше самочувствие?

– Мое? – страшно удивилась Визуаль. – Мое самочувствие? Почему вы меня о нем спрашиваете?

– О, господи, да из вежливости, – пояснила Лилия. – Вы спросили меня про мое здоровье, я вас – в ответ – про ваше.

– Вежливость здесь неуместна! Разве я плохо выгляжу? Неужели такое впечатление, что дышу на ладан? Неужели ваша прославленная интуиция подсказывает мой близкий летальный исход? Это вы, а не я, упали в обморок! Мне все говорят, что я прекрасно выгляжу. Мой гомеопат прописал мне замечательный оздоровительный курс витаминов, трав, минералов, солей. Я на ночь, да будет вам известно, натираю все тело средством царицы Клеопатры – жидкая глина вперемешку с медом, сметаной и тертым хреном. Я молодею на глазах, а вы – такая нечуткая, так грубо меня спросили про мое самочувствие. Ах, ах, ах!

Радиозвезда устала от монотонных обвинений госпожи Визуаль, не хотела слушать утренний выговор и аханье чужого человека. Поэтому ловила хотя бы крошечную паузу в словесном потоке звонившей, чтобы пробурчать «простите, я спешу» или «ой, кто-то позвонил в дверь».

Вдруг госпожа Визуаль переменила тему разговора.

– Эмоции в сторону, Лилия Дмитриевна. Ближе к делу. Согласны? – жестко, хладнокровно предложила доктор психологических наук. У нее был такой тон, словно она говорила пароль на явке.

– Согласна, – ни с того ни с чего ответила Лилия. Сама же мгновенно подумала: «Да пошла ты!»

– Лилия Дмитриевна, беру быка за рога, резко, без лишних объяснений! Я много лет дружу с вашим шефом Алесем Валерьевичем, вернее, с его семьей, его женой. Мы близки, так сказать, домами.

У Лилии упало сердце. С этой стороны она никак не ждала удара. Нет, ее точно попросят с работы. Алесь Валерьевич подпишет приказ об ее увольнении сегодня до обеда. Эта дура Визуаль расскажет ему по-семейному, по дружбе, как она, радиоведущая радиостанции «Утренний брысь», произвела фурор в квартире Поплавковых-Гонсалесов, как бесшабашно танцевала, затем свалилась без сознания на кухне, как ее выволакивали на улицу… О, боже!

– Очень приятно, – выдавила Лилия. – Алесь Валерьевич – наш любимый главный редактор.

– Может быть, – сурово констатировала Визуаль. – Я сейчас о другом. Несколько лет я возглавляю агентство психологических услуг «Импульс». Выезжаем с другими психологами на тестирования в различные учреждения, консультируем физические лица по вопросам бизнеса, семейных отношений. Наши услуги стоят недешево!

Последнюю фразу доктор психологических наук сказала почти агрессивно.

– Я не нуждаюсь в услугах агентства «Импульс», – выговорила Лилия. Горло ее пересохло, стало отчего-то трудно дышать.

– А я и не предлагаю вам наши услуги, – бесстрастно отпарировала Визуаль. – Я предлагаю вам деньги. Ту сумму, о которой вы говорили с Алесем Валерьевичем.

– Двадцать пять тысяч долларов? – пискнула радиозвезда. Голова ее совсем пошла кругом.

– Люди бизнеса не называют суммы по телефону. Они намекают, – тихо и твердо поставила на место Лилию Горную госпожа Визуаль.

– Понятно. «Ромашка, ромашка, я – топинамбур. Жду от вас зеленую капусту. Двадцать пять тонн капусты», – съязвила Лилия.

– Ну, примерно, так, – благосклонно согласилась психолог.

– Что я должна делать? Как гласит старинная английская мудрость – сыр «Рокфор» бывает бесплатным только в мышеловке.

В какую-то секунду радиоведущая обрела спокойствие и даже начала привычно шутить.

– Вы должны сделать со мной три интервью в новую рубрику, которую вам поручил Алесь Валерьевич. Мы будем говорить о взаимоотношениях полов. За эту работу наше агентство заплатит вашей радиостанции капусту в вышеуказанных тоннах. – Тон госпожи Визуаль был бессстрастен и сух. Лилия представила, как психолог своими въедливыми вампирьими глазами буравит перед собой пространство, и возрадовалась, что не сидит перед хозяйкой агентства «Импульс».

– Минуту назад вы сообщили, что капусту получу лично я, а не радиостанция, – строго сказала радиоведущая. – Без гарантий работать не буду.

– Правильно, – согласилась Визуаль. – Ваши гарантии – это полное к вам расположение Алеся Валерьевича… – Тут психолог понизила голос и интимно сообщила: —Я все знаю, Лилия Дмитриевна, все…

– Что все? – опешила радиозвезда.

– Про танец в кабинете, латиноамериканскую студию, про стихи, в которых есть строки: «Ты – моя нимфа. Я – твой заяц»… Алесь сделал правильный выбор: регулярные встречи со страстной творческой женщиной продляют жизнь.

Лилия Горная готова была расхохотаться. Какая чушь!

Лилия Горная готова была бросить госпоже Визуаль обидную фразу типа «не суй свой нос в чужой вопрос».

Лилия Горная готова была шваркнуть телефонную трубку мимо аппарата, чтобы перезванивающая по ее номеру психолог в течение полудня слышала одноообразные короткие «пи-пи-пи».

Но Лилия Горная не сделала ни того, ни другого, ни третьего. Ей были нужны двадцать пять тонн зеленой капусты, то бишь двадцать пять тысяч долларов. Позарез нужны.

Радиоведущая сделала вид, что не расслышала последний комментарий госпожи Визуаль, и по-деловому спросила:

– Вы готовы уделить мне час, чтобы я записала с вами первое интервью?

– Да, – также по-деловому ответила психолог. – Где? Когда? Во сколько?

– На радиостанции «Утренний брысь», сегодня, в 21.00, – четко ответила Лилия. – Будете?

– А то как же! – воскликнула доктор психологических наук Визуаль и положила на рычаг трубку.