Как только Лилия показалась из арки двора, встала у фонарного столба и приготовилась от души повыть и поплакать, глядя в небо, на улице рядом с ней мягко притормозил голубой «Лексус». Задняя его дверца бесшумно распахнулась. Вот это номер! За рулем – дневной знакомый, обладатель породистых ушей.

– Здравствуйте, – пробормотала радиоведущая, приземляясь на гостеприимное упругое сиденье.

– Здравствуйте еще раз, Лилия Горная, – ответил мужчина.

Он даже не повернул в ее сторону голову, вел бесстрастно машину, не утруждая себя комментариями по поводу их второй за день встречи. Разве не подозрительно?

Лилия начала разглядывать правое ухо мужчины: что за наваждение? Не ухо, а магнит! – и заметила в облике обладателя «Лексуса» перемену – на носу отсутствовали черные очки.

– Куда мы едем? – через полминуты поинтересовалась она. – Хотя бы намекните, если не умеете объяснять свои планы просто и доходчиво.

– Догадайтесь с трех раз, – спокойно ответил мужчина.

– Вы – нахал, – отпарировала Лилия.

– Вам виднее, – согласился мужчина и включил печку.

Это было самое необходимое в ту минуту: находясь на радиостудии «Бим-бом», возясь с тонущим в ванне Огурановым, труся по дождливому двору, Лилия успела слегка замерзнуть.

Теплые волны воздуха, льющиеся из печки, мягко обволакивали удрученную радиоведущую. Если бы незнакомец помчал ее сейчас куда-нибудь на пикник или в загородный ресторан и она не была бы озадачена своим опозданием на работу, самое милое дело было бы сию минуту закрыть глаза, расслабиться…

– У вас есть несколько минут, чтобы вздремнуть, – посоветовал мужчина, словно прочитав ее мысли. – Сон – лучшее лекарство от проблем.

– Вы что – доктор Айболит? Я не намерена выслушивать ваши дурацкие советы! Ответьте мне… пожалуйста… («пожалуйста» она произнесла с угрожающим нажимом) куда мы все-таки едем? – упорствовала Лилия Горная.

– Странная женщина, – бесстрастно проговорил владелец «Лексуса». – Я не серый волк, а вы не жалкая овечка, чтобы я волок вас в темные леса… Почему у вас нет мобильника?

– Потому что мобильники я постоянно дарю поклонникам! – с вызовом доложила Лилия. Не будет же она с ходу признаваться, что забыла сотовый дома.

– Нате, сообщите, что через три минуты будете на месте.

Он протянул ей, не оглядываясь, мобильный телефон в футляре из крокодиловой кожи. Сам аппарат оказался стильный, крошечный, по последнему слову техники. «Пижон морковный», – промелькнуло в голове Лилии Горной.

Однако она воспользовалась предложением незнакомца: взяла трубку, набрала телефон студии и, когда звукорежиссер Галя Зосимова ответила ей на другом конце провода, сказала:

– Привет, Галюш! Буду через пять минут.

– Лилечка, тут Анкундинов уже полчаса икру мечет. Кричит, что ты – динамо и все такое, – мелодично сообщила звукорежиссер. – Я его успокаиваю.

– Как? – машинально поинтересовалась Лилия.

– Как-как? Народным способом. Купили брют, цедим помаленьку.

– Дело хорошее, – одобрила Лилия. – Но все же пожалей печень Анкундинова.

– А чего ее жалеть? Печень не моя, Анкундинов тоже не мой, – меланхолично заметила Галя Зосимова. – Хочет надраться – пусть. В конце концов, взрослый же мальчик.

На этом месте разговора владелец «Лексуса» молча протянул руку, чтобы взять мобильник. Голову в сторону радиоведущей он так и не повернул.

– Ой! – сказала Лилия. – Галюш, прости, меня из телефонной будки выгоняют. Ждите!

Она нажала на кнопку «off» и быстро набрала номер соседки Лены.

– Лена, привет, это ваша соседка Лилия, – пулеметно проговорила она. – Вы ничего не сообщите мне? Никого не видели?

– Ой, Лилия, видела, видела! Возвращалась после педикюра, выходила из лифта, а он выходил из вашей квартиры. Я – не будь дурой – снова нырнула в лифт, спустилась вниз. Столкнулась с ним лицом к лицу в подъезде! Я его знаю!

– Кто это?! – закричала Лилия Горная, как подраненная серна.

– Это мужчина!

– Господи, я понимаю, что он – это мужчина! Кто этот мужчина?!

– До вас в квартире жили Духовы. Жена, ее зовут Маринка, крутила с этим мужиком шашни. Кажется, его фамилия Сломайбородько… Лилия, случайно Сломайбородько не достался вам по наследству?

Тут соседка Лена захихикала и зашмыгала носом.

У Лилии не оставалось времени на споры и оправдания, потому что хозяин «Лексуса» снова требовательно протянул руку за мобильником. Чтобы не укусить эту руку, Лилия упала на сиденье и умоляюще протараторила:

– Лена, вы не знаете, где эта Марина сейчас работает?

– Знаю, она с Духовым развелась, а с новым мужем открыла пельменную на Лесной улице.

– Все! Спасибо! – выдохнула радиозвезда, глядя как загипнотизированная на неумолимо открытую ладонь «лексусника».

Лилия Горная снова нажала на кнопку «off», сунула мобильник в требовательную протянутую длань.

– Вы всегда так невежливо забираете телефон у дамы? – съехидничала радиозвезда.

– Да. Когда дама болтает о пустяках, – хладнокровно пояснил он. – Терпеть не терплю.

За окнами «Лексуса» уже мелькали знакомые до боли дома: салон красоты «Снежинка», рыбный магазин «Невод», булочная «Джек и Мария», магазин автозапчастей «Покрышкин сын».

…Лиля Горная лихорадочно размышляла: они с Барашком живут в этой квартире десять лет, ровно десять лет прошло с тех пор, как бывшие хозяева выехали в неизвестном ей направлении. Но замок от входной двери ни она, ни Барашек поменять так и не удосужились. Да, помнится, Марина – полная женщина с блондинистым коком над куриной головкой – отдала ей два ключа от этой двери. Так и сказала: «Два – моих с мужем, а третий – запасной, простите, запропастился». Значит, был и есть третий ключ от квартиры. И он до сих пор существует, им пользуется мужчина Сломайбородько… У нее, несчастной, загнанной, измученной жизнью Лилии Горной есть два выхода: или поменять замок от входной двери, или отыскать коварного Сломайбородько. Какой вариант действий выбрать?

На газоне перед зданием радиостанции «Утренний брысь» полным ходом шла собачья свадьба: за рыжей лохматой сучкой с бессмысленными глазами бегали цугом пять разнокалиберных кобелей. У всех у них были высунуты языки и брачные копья.

Лилии Горной стало отчего-то стыдно из-за этой естественной картины, щеки даже покрыл жгучий румянец, и когда «Лексус» остановился у дверей «Утреннего брыся», она протараторила:

– Большое вам спасибо. Большое! Вы спасли мою жизнь и репутацию! Если б не вы!..

Тут Лилия заметила, что владелец «Лексуса» внимательно смотрит на собачьи игры. Энергичные манипуляции кобеля-блондина, оседлавшего сучку-лохматку, занимали мужчину больше, чем искренняя благодарность радиозвезды.

«Чтоб тебе пусто было!» – в сердцах подумала Лилия, вылезла из авто и хлопнула дверцей. Вот они, мужчины, все таковы, у них только собственные соображения в голове! И уж хлебом не корми, но на собачью свадьбу посмотреть дай!

Стоя в кабине лифта и разглядывая в зеркале свое расстроенное лицо, поправляя бретельки платья и пряди волос, Лилия вдруг пожалела: «Что я за дура такая, с мужиком даже не познакомилась. Почему имя не спросила? Несмотря на то что он – нахал, мне сегодня уже второй раз помог. Интересно, случайно у него это вышло или нет?»

В студию она влетела за семь минут до эфира.

У пульта, как голуби, голова к голове сидели режиссер Анкундинов и звукорежиссер Галя Зосимова.

У Анкундинова была внешность опереточного героя: узкие плечи, смоляные, расчесанные на прямой пробор волосы, лукообразные, красные, капризные губы. Все на «Утреннем брысе» знали, что он – нервная, творческая личность, что у него бурная личная жизнь – десятки незавершенных романов на стороне, что он любит сыр «Дор блю» и жить не может без своей жены Томочки. Томочка однажды появилась в ресторане, когда радиостанция корпоративно праздновала очередной Новый год. Ничего особенного в ней сотрудники радиостанции не заметили: маленькая, кругленькая, с прической, которую только что оплатила в салоне, глаза навыкате, костюм, купленный у китайцев на рынке… Но Анкундинов не отходил от жены ни на полшага, шептал ей на ухо нежности, которые она воспринимала с пустым лицом.

У режиссера Анкундинова была мечта: поставить радиоспектакль «Алло!» в десяти частях. Он жаждал озвучить с помощью ведущих артистов текущей эпохи телефонную книгу Москвы. Да так, чтобы слушатели, сидя у приемников, плакали и смеялись, как дети…

А вот звукорежиссер Галя Зосимова слыла на радиостанции более загадочной личностью, чем Анкундинов, Мишка Розенберг и даже Алесь Валерьевич вместе взятые. Она была женщиной-серым кардиналом, женщиной-спасательным кругом, той, вокруг которой, если она пожелает, будет крутиться стар и млад, продюсер и редактор, курьер и шеф.

Галя Зосимова ни с кем не дружила по принципу «не разлей вода», не болтала по душам в баре за бокалом коктейля, не шла с перекошенным ртом на приступ временного прилавка во время распродаж.

Галя обладала лучистыми, мудрыми глазами, плавной походкой сытой пантеры, меткими суждениями о процессах, происходящих в мире и на радиостанции.

Что интересно: именно ей первой представляли своих бойфрендов и женихов сотрудницы радиостанции, именно ей и только ей мужчины «Утреннего брыся» доверяли сердечные, лирические, драматические тайны. А что творилось у нее дома, как к ней относится муж – молодой человек с льняными волосами и васильковыми глазами по имени Гендрюс, похожий на европейского инфанта, не знал никто. Если Зосимову спрашивали: «Как твой Гендрюс?», в ответ она молча улыбалась. Улыбка эта была без оттенков – ни печальная, ни задорная, ни светская, ни разочарованная. Удивительная никакая улыбка.

Лилия Горная не могла забыть, как впервые увидела Зосимову. Шла какая-то ноябрьская вечеринка, к стеклам студии лип скользкий снег, настроение у собравшихся было грустное, переходное из осени в зиму. Пили портвейн, закусывая плавленым сыром «Виола». Тоска московская.

Вдруг с треском открылась дверь, на пороге появилась женщина в пестром крепдешиновом платье. На ногах – туфли на высоченных каблуках, которые то и дело подворачивались. Веселая женщина ворвалась в студию, от нее пахло цветами и шоколадом. Сзади шел улыбающийся Гендрюс с ящиком шампанского.

За полчаса Галя Зосимова (а это была, конечно, она) напоила скучный народ шампанским, начались сумасшедшие пляски, смех, радость повисла в воздухе. А звукорежиссер также внезапно, как пришла, внезапно исчезла, исчез и неотразимый Гендрюс. Откуда они явились, что праздновали, зачем возникли на вечеринке без приглашения, не знал никто, но после их ухода осталось ощущение, что радиостанцию посетило ушедшее лето.

Зосимова запросто могла стать королевой «Утреннего брыся», первой дамой на главных ролях, но она не добивалась этого. Ей хотелось жить в тени, и она жила так, как ей хотелось.

Итак, режиссер Анкундинов и звукорежиссер Галя Зосимова сидели рядышком, как голубки. Они воровато оглянулись на дверь, когда та хлопнула: перед ними среди кипы бумаг стояли два одноразовых поллитровых стакана с надписью «Суп „Knorr“.

– Видишь, как замаскировались? – доверительно сообщила Зосимова. – Если кто спросит, что пьете, я отвечу: «Суп холодный, горим на работе!»

Галя достала из-под пульта бутылку шампанского и плеснула себе и Анкундинову в «Knorr» внушительные порции брюта.

– Ты что, забыла – эфир не должен молчать! – рявкнул режиссер Лилии Горной. – Я с тобой инсульт получу или поседею во всех местах разом!

Глаза у Анкудинова были напряженные, красные, как у кролика перед казнью. Конечно, он переживал, бедный Анкундинов, что радиоведущая не придет, надо будет ставить повтор «Перьев и судей», потом объясняться с начальством, мямлить и блеять оправдания, но видя перед собой опоздавшую радиозвезду, как Афродиту, рожденную из пены, постепенно отмякал, оттаивал. Громы и молнии миновали его пока слегка затуманенную алкоголем голову, а кроличьи глаза меняли выражение. Через пятнадцать секунд на Лилию смотрел не обреченный грызун, а гордый лев.

– Мар-рш к микр-рофонам, – рыкнул он. – Текст с собой?

– Ага, – выдохнула Лилия, исчезая за дверью студии.

Она уселась в удобное кресло, надела наушники, достала три листочка, которые сунула полтора часа назад в сумочку, взглянула через стекло на Анкундинова и Зосимову: они остались там, в аппаратной, в шумном мире, в суете, дурацких заморочках. Она же – королева эфира, неотразимая радиозвезда – парила теперь мысленно над планетой Земля – городами и весями, морями и реками, островами и горами, готовая в любую минуту открыть рот и доверительно сообщить своим слушателям:

– Здравствуйте! С вами – Лилия Горная.

Лилия знала: сейчас радиоприемники включили ее папа-фанат и хлопотливая мама, муж Барашек, Зойка Гонсалес-Поплавкова, австралийский поклонник, каждый вечер присылающий ей по электронной почте два русских слова с двумя ошибками: «Спакойной нотчи!» И король далекой африканской страны, предлагавший ей руку и сердце через переводчика. Бедняга, наверное, грустит сейчас у дорогущей радиоаппратуры в летнем дворце из бамбука, ожидая услышать ее, Лилин голос.

Вне всякого сомнения, ее приготовились слушать бабушки и дедушки, мальчики и девочки, охранники во всех офисах России, оставив разгадывание газетных кроссвордов на потом. Наверное, сейчас нервно нащупывает волны эфира бог-путешественник Федор Конюхов, наплевав на шторм и очередное почечное недомогание.

Депутаты Госдумы столпились в просторной курилке с мраморными полами и рвут из рук друг друга японский приемничек. Победил господин Жириновский, он прижал трофей к уху, и по его лицу расплывается медленное блаженство, такое, как появляется у детей, когда они смакуют мороженое.

Кто знает, может, сам Владимир Владимирович, мчаясь сию минуту по Рублевскому шоссе в бронированном лимузине, попросил телохранителя найти в эфире «Перья и судьбы»… Неужели он, мужчина с тремя харизмами, сделает выбор в пользу молодежной радиостанции «Коньки и лыжи», где с утра до утра усердствуют намакияженные куколки «Тату», поющие плохие рифмы и скользкие мысли? Нет, Владимир Владимирович со всем народом страны, он – наш человек. Он – человек Лилии Горной…

В наушниках затрещало, зашелестело, меланхоличный голос Гали Зосимовой произнес:

– Лиль, выходим на финишную. Готовься. Мы в прямом эфире.

Головы Зосимовой и Анкундинова то появлялись, то исчезали за стеклом, разделяющим аппаратную и студию. «Кукольный театр какой-то», – машинально подумала Лилия Горная.

В ушах зазвучал джингл «Перьев и судеб» – заставка, придуманная в заветную творческую минуту Анкундиновым: несколько нот взбесившейся виолончели, пара переливов равнодушной арфы на фоне истерического кряканья дикой утки. В конце джингла как точка звучал вулканический раскат. Все эти звуки должны были символизировать философское отношение к жизни.

Радиоведущая сбросила правую туфлю с ноги (так она делала всегда, чтобы передача прошла без сучка без задоринки) и проговорила:

– Здравствуйте, в эфире – Лилия Горная и программа «Перья и судьбы».

Далее Зосимова и Анкундинов пустили трехсекундный росчерк пера в прямой эфир – гениальная звуковая иллюстрация писательского каторжного труда. Причем маячки Анкундинов давал Лилии не рукой, как обычно, а стаканом «Knorr», наполненный сухим шампанским.

– Сегодня я расскажу вам о всемирно известном французском писателе, мастере детективного жанра Жорже Сименоне, – начала читать Лилия Горная. – Родился он в городе Льеже. Сочинять стал с отроческих лет, а творческую деятельность начал как газетный репортер. Написал более двухсот детективно-психологических романов. Главный литературный герой Сименона – полицейский комиссар Мегрэ.

…Зосимова подняла большой палец вверх, мол, все идет отлично, Анкундинов вознес над головой стакан «Knorr», что означало: будь здорова, мать!

Лилия Горная продолжала:

– Самые необычные сведения о жизни творца можно получить из анекдотов. Чтобы не утомлять вас, дорогие радиослушатели, академической лекцией, расскажу несколько анекдотов о Жорже Сименоне.

…Зосимова и Анкундинов исчезли. За стеклом, в аппаратной никого не было. «Наверное, вышли в туалет или упали», – отметила про себя Лилия.

Делать было нечего, она читала дальше:

«Честный ответ.

Как-то у Сименона спросили:

– Вы были счастливы в детстве и юности?

Писатель ответил:

– Я и сейчас, в зрелости, счастлив, когда ем чебуреки с салом.

Праздничные пирожные.

У Сименона был младший брат, в детстве они часто ссорились. Брат дразнил Жоржа козлом, а Жорж называл его бараном.

Семья Сименонов была небогата: экономили каждый сантим. Поэтому во время праздников родители покупали только три пирожных. По одному брали себе, третье давали Жоржу и говорили:

– Сынок, мы не так богаты, как хотелось бы. Поделись с младшим братом. И мы поступим так же.

– Ничего я ему не дам, – отвечал юный Сименон, – баранам сладкого не положено.

Писатели, билеты и женщины.

Старик Сименон давал интервью. Его спросили:

– Кто ваши любимые писатели?

Последовал ответ:

– Вы бы еще поинтересовались, скольких женщин я поцеловал за свою жизнь и какое количество билетов оторвал в трамваях! Не помню я ни первого, ни второго, ни третьего. Помню только, что меня зовут комиссар Мегрэ».

…Во время этого прямого эфира Лилию волновало единственное: после каждого анекдота Анкундинов и Зосимова должны были давать отбивку – все тот же гениальный росчерк пера. Но как они могли его давать, если за стеклом в аппаратной были видны только букет подсохших флоксов, спинка кресла и наглухо закрытая дверь?

В самые трудные минуты жизни Лилию выручала ее знаменитая интуиция, которая сейчас подсказала: не теряйся, делай росчерки сама.

И радиоведущая, прочитав очередной анекдот, принималась чиркать ручкой по листу бумаги. Получалось довольно неплохо, чувствовалась рука мастера.

«Халат.

Мать сшила подростку Сименону красно-желтый халат из плотной ткани.

– Он такой теплый, что наконец-то ты перестанешь простужаться, – сказала она.

– Наконец-то я удивлю булочницу Катрин, – пробормотал Сименон.

На следующее утро, закутавшись в халат и в шлепанцах на босу ногу, он отправился за хлебом. За прилавком стояла не девушка Катрин, чье внимание пытался завоевать Жорж, а ее отец. Взглянув на Сименона, он сказал:

– Дожили. В Париже – египетские оккупанты.

Рождение на камбузе.

У Сименона была большая яхта под названием «Остгот», на которой он плавал по всем рекам Франции. Однажды на яхте окотилась бродячая кошка. Сименон погладил ее и сказал:

– Мадам, ни один прохожий не подозревает, что на «Остготе» – две роженицы. Вы родили трех смешных котят, а я – комиссара Мегрэ. Жаль только, что у меня нет грудного молока, а то я вскормил бы моего новорожденного полицейского, как родного сына.

Спор поклонников.

Как-то поспорили три поклонника Сименона, кто из них лучше знает творческую кухню писателя.

– О комиссаре Мэгре Сименон написал более 80 романов, – сказал один.

– Да, это так, – согласился второй. – Став известным писателем, он сочинял 3–4 романа в год, а когда был молод, пересылал в издательства ежегодно по 12 романов.

– Естественно, вы оба правы, – подтвердил третий поклонник. – Но вы не знаете того, что много лет подряд ежедневно по сотне раз Сименон говорил, глядя на дверь: «Пошел вон, скотина!»

– Откуда тебе это известно? – удивились собеседники.

– Я был фанатом Сименона и все время подглядывал за ним в замочную скважину».

…Внезапно Зосимова и Анкундинов появились. Откуда, Лилия не успела заметить, но мгновенно отметила: оба пребывали в лирическом расположении духа, они обнялись и покачивались. «Танцуют, сволочи, – подумала радиозвезда. – Но как они успеют дать в конце джингл? Если не дадут, обоих Алесь уволит не моргнув».

Прямой эфир продолжался, и Лилия задушевно читала:

«Сименон-спринтер.

Однажды у Сименона спросили:

– Я поспорил со своим другом, что напишу такое количество страниц, что если их выложить в одну линию, они составят расстояние от Льежа, где я родился, до Парижа, – последовал ответ.

– И на что же вы поспорили?

– На бутылку шампанского! Мне осталось всего двадцать семь километров, – сказал азартный Сименон.

– Как много!

– Всего одиннадцать романов, – успокоил собеседника Сименон.

Мультмиллионер.

Надоедливые журналисты обступили Сименона.

– У вас много денег, господин Сименон?

– Я – мультмиллионер.

– Вы им стали, сочиняя книжки?

– Естественно.

– Но говорят, вы сколотили состояние, торгуя десять лет на нью-йоркских улицах попкорном?

– Чушь собачья! – отрезал Сименон. – О попкорне слышу впервые! Я – потомок крестьян. А мы, крестьяне, не унизимся до торговли всякой ерундой.

Статистика.

В конце жизни Сименон, устав от одних и тех же вопросов, давал журналистам одно и то же лаконичное интервью:

– Месье, предваряя ваше профессиональное любопытство, я ставлю вас в известность: у меня было две жены, одна возлюбленная, четверо детей, тридцать два собственных дома и одна тысяча семьсот тридцать четыре носовых платка».

…Дорогие радиослушатели! На этом я прощаюсь с вами, До новых встреч, с вами была Лилия Горная и программа «Перья и судьбы».

Анкундинов и Зосимова продолжали за стеклом романтические покачивания. Причем Лилия разглядела: режиссер плачет, повиснув на плече звукорежиссера.

Что было делать? Они должны были нажать кнопку на пульте, чтобы заключительным аккордом в эфире прозвучал джингл – виолончель, арфа, кряканье утки и вулканический раскат. Без этих звуков слушатели не вздохнут удовлетворенно. У папы-фаната поднимется давление, Зойка Гонсалес витиевато выругается, африканский король в сердцах стукнет палкой по бамбуковой стене, и его летний дворец рухнет, словно карточный домик. Федор Конюхов нырнет в океанскую волну, чтобы остудить нервы, и чем этот акт кончится, один Нептун ведает. А Владимир Владимирович, мужчина с тремя харизмами и тысячей обязанностей в сутки, печально свесит нос на лацкан безупречно сшитого пиджака – расстроится…

Лилия Горная скинула туфлю и с левой ноги. В мгновение ока ласточкой она пролетела от микрофона к стеклу, благо на полах в студии лежал плотный, пожирающий любой шорох палас, и подняла над головой руки крестом. Это была поза либо великомученицы, либо героического матроса, подающего сигнал «SOS» с палубы тонущего судна.

Бог есть!

Галя Зосимова из-за головы плачущего Анкундинова заметила руки-крылья Лилии Горной, мгновенно, не отрываясь от режиссера, нажала на пульте нужную кнопку, подняла вверх большой палец левой руки, мол, классно получилось, и с сопереживающим лицом продолжила лирический танец.

Джингл прозвучал. Прямой эфир завершился.

Лилия влезла в алые туфельки и выскочила в аппаратную. Там звучала бессмертная мелодия Сен-Санса «Умирающий лебедь».

– Ребята, вы что, с ума сошли?! – завопила радиозвезда. – Я и читала сама, и росчерки делала, а когда вы чуть джингл не проворонили…

– Ну не пукнула же, и, слава богу, – спокойно заметила Галя. – Читала – классно, чиркала – тоже классно. Это твой лучший эфир. А у Мусика проблемы.

– Какого такого Мусика? – закричала радиоведущая.

– Да вот у этого. У Мартына Марленыча Анкундинова, – ласково сообщила Зосимова, танцуя. – Кошка вчера родила семь котят.

– Господи! При чем здесь котята?! – опять взорвалась Лилия. – Я ей про бузину, она мне про дядьку в Киеве!

– Да при том. Мусик, когда женился на своей Томочке, дал мужскую клятву, обет, что всех котят, которые родит кошка Томочки – Шушера, он пристроит, не утопит ни одного. Шушере сейчас восемнадцать лет, рожает она по три раза в году. Вот наш Мартыночка Марленочка и носится как угорелый после работы, пристраивает котят всю свою супружескую жизнь. А сейчас у него сил нет, надорвался, готов и кошку задушить, и котят порушить. Но Томочка говорит: «Если ты это сделаешь, я уйду от тебя, аспид»… Лиль, не мешай, тут Шекспир отдыхает.

– Ладно, ребята, я пошла, – устало сказала Лилия Горная. – У меня послезавтра «Ужастик для взрослых», а «гвоздя» программы все нет.

На часах было ровно 18.00.