Крушение антисоветского подполья в СССР. Том 1

Голинков Давид Львович

Глава шестая. Решающие победы над внешней и внутренней контрреволюцией (1919 г.)

 

 

1. Политическое разложение и военное поражение крупнейших очагов контрреволюции в стране

Начавшаяся осенью 1918 г. перегруппировка сил внутри антисоветского лагеря закончилась к весне 1919 г., когда на передний край борьбы против Советской власти выдвинулись наиболее реакционные контрреволюционные круги.

К весне 1919 г. при политической, военной и материальной поддержке империалистов Антанты на территории России оформилось несколько крупных антисоветских военно-политических объединений, возглавляемых военными диктаторами — монархистскими генералами. На востоке таким диктатором был «верховный правитель России» вице-адмирал А. В. Колчак, на юге — «главнокомандующий вооруженными силами Юга России» генерал А. И. Деникин, в районе Петрограда — генерал Н. Н. Юденич. Политическим ядром этих военно-диктаторских режимов явились монархистские и кадетские организации.

Сразу же после своего «воцарения» Колчак стал восстанавливать старые порядки. Повсеместно были назначены главные начальники с правами генерал-губернаторов, восстановлена охранка, введены законы о смертной казни. Вынесение приговоров поручалось офицерской «тройке», военно-полевому суду. Посылались специальные карательные экспедиции против крестьян, не желавших воевать за колчаковский режим; карательные отряды заливали кровью деревни. В этих экзекуциях особой жестокостью отличались такие подручные Колчака, как казачьи атаманы Семенов, Анненков, гепералы Розанов, Красильников, Волков. Были расстреляны, повешены, замучены, живыми зарыты в землю многие тысячи трудящихся. По официальным данным, только в Екатеринбургской губернии колчаковцы расстреляли не менее 25 тысяч человек. В Кизеловских копях было расстреляно и заживо погребено около 8 тысяч, в Тагильском и Надеждинском районах замучено около 10 тысяч, в Екатеринбургском и других уездах — не менее 8 тысяч, около 10 процентов населения губерний — мужчины, женщины, дети — было подвергнуто жестокой и унизительной порке. Из Тюмени официально сообщалось: «Количество убитых разными способами и поротых красноармейцев и рядовых обывателей-граждан совершенно не поддается никакому учету».

По далеко не полным данным, только в нескольких губерниях Сибири колчаковцы сожгли около 10 тысяч домов, разорили десятки тысяч хозяйств.

Но несмотря на все ужасы «колчаковского правления», его правительство, возглавляемое сначала кадетствующим сибирским деятелем П. В. Вологодским, а затем В. Н. Пепеляевым, пыталось изображать себя «либеральной властью». Даже иностранные буржуазные дипломаты отмечали двуличие колчаковщины. 10 августа 1919 г. американский генерал Грейвз в своем донесении военному департаменту США дал такую характеристику колчаковскому правительству. «Правительство, — писал он, — делится на две различные части: одна — выпускает прокламации и распространяет сообщения для иностранного потребления о благожелательном отношении правительства к созыву Учредительного собрания и готовности осуществить его созыв, другая часть тайным образом строит планы и заговоры с целью восстановления монархии… Лицемерное правительство пытается убедить крестьян, что их задача заключается в предоставлении продовольствия, и ищет психологического момента для восстановления монархии. Колчак окружил себя офицерами старого режима, спасение которых в будущем зависит только от восстановления монархии».

В качестве «либерала» в колчаковском правительстве, на посту заместителя председателя Совета министров, подвизался один из лидеров антисоветского «Национального центра» А. А. Червен-Водали. Были в правительстве и ренегаты из правосоциалистических партий. Бывший царский министр иностранных дел С. Д. Сазонов, исполнявший в Париже обязанности представителя Колчака, образовал там комитет-совещание в составе бежавших из России князя Г. Е. Львова и члена ЦК кадетской партии В. А. Маклакова для работы среди иностранцев в пользу Колчака. В секретной телеграмме на имя колчаковского министерства иностранных дел от 15 января 1919 г. Сазонов писал: «Требуется участие в совещании левых элементов. Пока некого взять… Единственный человек из находящихся здесь, который мог бы сыграть эту роль, — Савинков… Его позиция совершенно согласна с нами. По словам его, у него много сторонников в России среди не социалистических, но демократических радикальных элементов, а также среди офицерства. Он сам очень желает быть приобщенным к совещанию, о чем нам прямо заявил… Мы хотим поручить ему агитацию среди демократических элементов и с этой целью для себя используем его спутников. Просим вашего одобрения. Вместе с тем просим все-таки изыскать способ удовлетворения его денежных притязаний».

Так был куплен еще один «левый элемент» — бежавший из России ренегат Савинков, «работу» которого оплачивал теперь Колчак.

Соблазняя иностранных капиталистов богатствами края, колчаковское правительство рассчитывало с их помощью восстановить старый строй, вернуть помещикам их прежние владения, капиталистам — заводы и фабрики. Созданное с этой целью «Особое совещание» занималось финансированием фабрикантов и заводчиков. Колчаковский Совет министров чуть ли не каждый день отпускал десятки миллионов рублей разлитым акционерным компаниям. Был учрежден Военно-промышленный комитет, в котором верховодили деятели кадетской партии. В этом комитете безнаказанные хищения и растраты достигли невероятных размеров. Иностранным капиталистам колчаковцы отдали тысячи предприятий Сибири для эксплуатации.

Призвав на помощь иностранные войска, колчаковцы содержали и бесплатно перевозили их по железным дорогам. Они передали правительствам и капиталистам Антанты за поставки оружия огромное количество золота (около 148 тонн) из захваченного контрреволюционерами в Казани золотого запаса государства.

Не менее реакционной, чем колчаковщина, была господствовавшая на занятой контрреволюционерами территории Юга России деникинщина.

В апреле 1919 г. «Особое совещание» — совещательный орган при штабе Деникина — представило официальным миссиям правительств стран Антанты декларацию (она широко распространялась в листовках и среди населения), содержавшую политическое кредо деникинщины. В ней объявлялось, что целью Деникина является уничтожение большевизма, водворение в стране «правового порядка», «восстановление могущества единой и неделимой России». Деникин туманно обещал созвать Национальное собрание (лозунг созыва Учредительного собрания исчез из лексикона деникинщины), дать широкое самоуправление местам, областную автономию, «гражданские свободы», осуществить «земельную реформу для устранения земельной нужды трудящегося населения», ввести рабочее законодательство, «обеспечивающее трудящиеся классы».

Но это были только слова. За наступавшей Добровольческой армией двигался, как тогда говорили, «помещичий шарабан», пассажиры которого немедленно вступали во владение своей бывшей собственностью в селах и городах. Вся полнота государственной власти переходила в руки «главнокомандующего Добровольческой армии» и назначенных им начальников. Открыто восстанавливались порядки и законы царской России. Русская православная церковь объявлялась «первенствующей»; русский язык — государственным; царский трехцветный флаг — государственным флагом. Вместо обещанной земельной реформы жестко проводился принцип «сохранения за собственниками», то есть помещиками, их «прав на землю». Мало того, Деникин издал закон, по которому крестьянин, засеявший до прихода деникинцев землю помещика, должен был не только возвратить ему землю, но и отдать треть урожая 1919 г. Жестоко подавлялись малейшие проявления национального самосознания всех нерусских народов. Разгонялись рабочие организации. Эту политику Деникин проводил террористическими методами, при помощи карательных экспедиций.

При деникинском «Особом совещании» существовал так называемый «Осваг» — осведомительное агитационное агентство, симбиоз органа пропаганды с контрразведкой. Газеты «Освага», выходившие большими тиражами, вели антисоветскую, погромную агитацию, травлю большевиков. Ярко выраженный черносотенный характер носили плакаты и лубки. Среди деятелей деникинской печати подвизался и Пуришкевич, издававший в Ростове-на-Дону погромный журнал «Благовест».

Поначалу в деникинское «Особое совещание» в качестве «советников» входили деятели кадетской партии, крупные промышленники, торговцы и финансисты: член руководства «Национального центра» Н. Астров (председатель «Совещания»), С. Маслов, М. Федоров, А. Нератов, О. Герасимов, В. Степанов, Д. Шипов, С. Безобразов и другие. Позже «Особое совещание» было ликвидировано и вместо него создано «правительство» под председательством генерала А. С. Лукомского.

Опорой деникинцев на территории захваченной ими Украины явились южнорусское объединение «Национального центра», возглавляемое бывшим членом Государственной думы монархистом В. В. Шульгиным, и возникший еще в октябре 1918 г. в Киеве «Совет государственного объединения России», состоявший из буржуазных деятелей бывших Государственной думы, Государственного совета, земских и городских самоуправлений, крупных торговцев, промышленников, земельных собственников, церковных деятелей и финансистов. Председателем «Совета» состоял барон В. В. Меллер-Закомельский, бывший председатель Петербургской губернской земской управы и член Государственного совета; товарищами председателя — бывший царский министр земледелия А. В. Кривошеин, профессор П. Н. Милюков, бывший член Государственной думы А. М. Масленников и от торгово-промышленной группы — С. Н. Третьяков; членами «Совета» были профессор Е. Н. Трубецкой, князь А. Д. Голицын и другие. Самой «левой» легальной организацией Юга России при деникинщине был южнорусский «Союз возрождения России»; к нему примыкал «Совет земств и городов Юга России». Как и в центральных губерниях, в южнорусский совет «Союза возрождения России» входили так называемые государственно мыслящие народные социалисты, левые кадеты, некоторые правые эсеры и меньшевики. Председатель южнорусского совета «Союза возрождения России» народный социалист В. Мякотин впоследствии рассказывал, что его организация считала нужным поддерживать борьбу Деникина с Советской властью. Делегации «Союза возрождения», игравшего роль легальной оппозиции при Деникине, неоднократно рекомендовали военному диктатору различные проекты «улучшения» деникинского аппарата произвола и насилия. Но Деникин отмахивался от этих рекомендаций: дескать, с социалистами поговорим потом.

Деникинщина оставалась такой откровенной террористической диктатурой, что даже активные сподвижники Деникина вынуждены были признать это. Среди командиров Добровольческой армии находились известные своими грабежами населения казачий генерал-лейтенант А. Г. Шкуро и генерал Султан-Гирей Клыч. Много лет спустя Шкуро говорил на суде: «Я не могу припомнить всех фактов истязаний и зверств, проводимых подчиненными мне казаками, но продвижение моих частей сопровождалось массовыми грабежами, убийствами коммунистов и советских работников. Такие действия поощрялись генералами и офицерами Добровольческой армии». Особенными зверствами отличалась казачья «волчья сотня» Шкуро. Крупный землевладелец генерал Султан-Гирей Клыч, командовавший в деникинской армии «дикой дивизией» из горцев Северного Кавказа, также показывал на суде: «Возглавляемая мною «дикая дивизия», действуя на протяжении всего периода гражданской войны на Кавказе, чинила грабежи, насилия и издевательства в отношении мирного населения… Всадники моей дивизии принимали участие в убийствах советских людей».

Третьим из наиболее крупных военных диктаторов того времени стал генерал от инфантерии Н. И. Юденич, избравший районом своей деятельности Северо-Запад России. Это был не выделявшийся какими-либо особенными способностями и талантами генерал, ставший популярным в первую мировую войну благодаря успехам Кавказской армии, в которой он служил. Это был убежденный и откровенный монархист. Еще во времена керенщины его отстранили с поста главнокомандующего Кавказским фронтом как сопротивлявшегося распоряжениям Временного правительства.

После Октября Юденич вел контрреволюционную подпольную деятельность в Петрограде, ориентируясь на Германию. Главной целью его был военный захват Петрограда, чтобы сокрушить большевизм в самом его центре. Достичь этого он надеялся с помощью немецкого вторжения. Но после поражения Германии в войне Юденич изменил ориентацию. В ноябре 1918 г. он бежал из революционного Петрограда в Финляндию, где во главе государства в то время стоял бывший придворный русского царя генерал-майор Маннергейм, с помощью немцев потопивший в крови революцию финских рабочих и крестьян. Юденич вел переговоры с Маннергеймом о совместном выступлении против Советской России, носился с планом создания фронта против Петрограда, используя «берега Финского залива и территории прибалтийских провинций». Он просил помощи и поддержки финансами, оружием и другими средствами, заверял, что признает Антанту, и выражал готовность подчиниться ее руководству. Уверял, что он не монархист и не республиканец и вообще не интересуется политикой и что единственной его программой является уничтожение большевизма в России.

В Финляндии в то время существовала колония русских белоэмигрантов — около 20 тысяч человек, из них — 2–2,5 тысячи офицеров. Главную роль среди белоэмигрантов играли промышленники и финансисты, имевшие связи и средства, а также представители царской высшей бюрократии. Они образовали «Русский политический комитет» явно монархистского направления. Возглавлял его бывший царский премьер-министр А. Ф. Трепов, придерживавшийся германской ориентации. После поражения Германии в январе 1919 г. из Петрограда в Финляндию нелегально прибыл один из лидеров «Национального центра», бывший министр Временного правительства профессор богословия А. В. Карташев. Когда он стал председателем правления «Русского политического комитета», тот принял «союзническую ориентацию». «Русский политический комитет» поддержал Юденича, мечтавшего о захвате Петрограда, и выдвинул его в качестве лидера антисоветского движения на Северо-Западе. При Юдениче было создало «Политическое совещание».

При поддержке деятелей «Национального центра» Юденич в январе 1919 г. обратился к Колчаку с посланием, в котором признал для себя обязательной его платформу, предложил Колчаку свой военный план и просил помощи, в частности поддержки перед Антантой. Колчак охотно согласился и даже прислал Юденичу миллион рублей «на наиболее срочные нужды». Финансово-промышленные русские белоэмигрантские круги также субсидировали Юденича (они дали ему 2 миллиона рублей), и с согласия Маннергейма он начал тайно формировать белогвардейскую армию в Финляндии. Большие надежды возлагал Юденич на то, что ему удастся подчинить себе обосновавшиеся в Эстонии остатки белой Северной армии, разгромленной красноармейцами в конце 1918 г. под Себежем и Псковом («Северный корпус»). В мае 1919 г. на предложения Юденича откликнулась Англия, тайно заверившая его в том, что она окажет ему помощь для осуществления его планов. К Юденичу прибыла английская военная миссия.

Пока шли все эти приготовления, «Северный корпус» из Эстонии под командованием генерала А. П. Родзянко, независимо от Юденича, начал наступление на Петроград, но потерпел поражение. Изменение военной обстановки ускорило приход Юденича к власти. 24 мая 1919 г. Колчак предложил ему принять командование «всеми русскими силами на Северо-Западе». Летом 1919 г. Юденич переехал в Эстонию, чтобы оттуда начать свой «марш» на Петроград.

Англичане позаботились о том, чтобы Юденич имел «надлежащее правительство», которому они могли бы доверять. Формирование «правительства» походило на фарс. Английский генерал Марш вызвал к себе из Финляндии в Ревель членов «Политического совещания» при Юдениче. Когда они (А. В. Карташев, В. Д. Кузьмин-Караваев, М. Н. Суворов и С. Г. Лианозов) явились в английское консульство в Ревеле, генерал Марш пригласил их в комнату, где уже находились белоэмигранты — полковник К. А. Крузенштерн, К. А. Александров, М. М. Филиппео, М. С. Маргулиес, В. А. Горн, Н. Н. Иванов — и корреспондент английских газет Поллак. Здесь же присутствовали и представители американской и французской миссий.

Белоэмигрантам было предложено немедленно, буквально не выходя из комнаты, образовать «северо-западное русское правительство» и заключить договор с эстонским правительством о признании независимости Эстонии и совместной борьбе против Советской России. Генерал Марш передал присутствующим заготовленный заранее «список членов правительства», в который он включил нужных ему лиц.

Было 18 часов 20 минут. Коверкая слова, Марш по-русски предупредил: «Если к 19 часам правительство не будет создано, всякая помощь союзников будет немедленно прекращена. Мы вас бросим».

Когда присутствующие стали ссылаться на то, что неизвестно, подпишет ли Юденич заявление о признании независимости Эстонии, Марш пригрозил: «В таком случае у нас будет другой главнокомандующий». С этими словами он удалился вместе с американским и французским представителями.

Предложение было принято. Так за 40 минут появилось еще одно «правительство» в составе: председатель С. Г. Лианозов, министр внутренних дел К. А. Александров, военный министр Н. Н. Юденич, министр торговли и промышленности М. С. Маргулиес, министр юстиции Е. И. Кедрин, министр продовольствия Ф. Г. Эйшинский, министр просвещения Ф. А. Эрн, министр общественного призрения А. С. Пешков, государственный контролер В. А. Горн, министр земледелия П. А. Богданов, министр вероисповеданий Н. Ф. Евсеев и министр почт и телеграфа М. М. Филиппео.

Старый царский дипломат К. Набоков, выполнявший в Англии роль представителя Колчака, в своем сообщении от 20 августа 1918 г. писал: «Решительно во всех кругах (это) новое пр-во вызывает лишь негодование либо смех».

Наряду с колчаковским, деникинским и юденичским очагами контрреволюции Антанта создала районы открытой оккупации, откуда велось наступление на Страну Советов.

На Севере, в районе Архангельска и Мурманска, действовали английские, американские и французские войска под командованием генерала Айронсайда, сменившего Ф. Пуля, и белогвардейцы, возглавляемые с января 1919 г. генералом Е. К. Миллером.

В Прибалтике германские войска под командованием генерала фон дер Гольца, выполнявшего директивы Антанты, а также польские отряды, финские наемники-егеря, эстонские, латышские, литовские буржуазно-националистические воинские части и русские белогвардейцы при помощи английского флота свергли рабоче-крестьянскую власть и образовали вооруженный фронт против Советской России.

На юге России хозяйничали интервенционистские войска Антанты под командованием французского генерала д'Ансельма, численность которых к 15 февраля 1919 г. достигла 130 тысяч человек.

В Дагестане после поражения Турции в войне с Антантой появился английский отряд, а при Горском правительстве Тапы Чермоева — военная миссия во главе с полковником Роландсоном. Теперь Горское правительство, раньше тесно связанное с Турцией, пресмыкалось перед новыми «союзниками». Территория Северного Кавказа, в том числе и Дагестана, вскоре была занята деникинцами. Деникин заявил, что он не признает Горской республики и требует подчинения Дагестана его власти.

Бесчинства белогвардейцев были такими, что даже союзный Меджлис горских народов Кавказа, находившийся в Тифлисе, в протесте, поданном «союзным» представителям 10 сентября 1919 г., в таких словах характеризовал вторжение деникинцев в пределы Горской республики: «Железом и кровью прошла Добровольческая армия по территории горских народов, оставляя после себя пепел аулов, убийства, грабежи, виселицы, изнасилованных женщин, оскверненные мечети… На днях были стерты с лица земли два наиболее цветущих ингушских селения Экажевское и Сурхохи, не говоря уже о тридцати аулах Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана, подвергшихся разгрому при вторжении Добровольческой армии в пределы Республики… Меджлис полагает, что эти меры Добровольческой армии среди горских народов есть не что иное, как проведение под благовидным предлогом заранее обдуманного плана физического истребления горских народов. Инстинктивно чувствуя эти коварные замыслы вождей Добровольческой армии, горские народы стихийно восстают, как это имело место в Ингушетии, Чечне, Дагестане, предпочитая погибнуть лучше под родным небом Кавказа, защищая свои очаги, свободу и независимость…». Меджлис потребовал от представителя «союзников» в Тифлисе полковника Хаскеля передать его правительству протест и принять немедленные меры к очищению территории Горской республики от Добровольческой армии.

О том, какие «меры» против бесчинств деникинской армии приняли «союзники», свидетельствует воззвание к населению Дагестана, опубликованное и распространенное в сентябре 1919 г. полковником Роландсоном, ставшим теперь главой английской военной миссии при генерале Деникине. «Англия, — говорилось в нем, — помогает Деникину снаряжением, танками, аэропланами, пушками, пулеметами и будет помогать до исполнения Деникиным его цели. Англия дала для этого своих инструкторов. Будет очень жалко, если придется обратить это оружие против горцев и их аулы будут разрушены… Нет сомнения, что Россия, очищенная огнем и кровью, станет Великой и Неделимой. Она тогда справедливо воздаст тем, кто помогал ее возрождению, а те, кто мешал этому, будут наказаны».

Эта прямая угроза населению Дагестана вызвала всеобщее негодование горцев.

Особое возмущение горцев вызывало то обстоятельство, что полковник Роландсон раньше состоял представителем английского командования при Союзе горцев Кавказа и даже был облечен званием «главнокомандующего всеми горскими вооруженными силами». А теперь Роландсон угрожал горцам английским оружием.

Так же вели себя «союзники» и в Закавказье. Азербайджан был оккупирован английскими войсками. Генерал Томсон объявил себя губернатором города Баку. В Грузии меньшевистское националистическое правительство вело подрывную работу против Советской России. Фактически там тоже распоряжались английские войска.

В Крыму после ухода немцев 15 декабря 1918 г. «правительство» Сулеймана Сулькевича «самоликвидировалось». Усилиями буржуазии и по указанию Добровольческой армии, вступившей в Крым, было создано новое «правительство» под руководством табачного фабриканта Соломона Крыма, ориентирующегося на деникинцев.

В Закаспийской области 31 декабря 1918 г. английские колониальные войска (сипаи) разогнали митинг трудящихся Красноводска, выражавших недовольство оккупацией города, и заняли все административные учреждения. А потом небезызвестный английский капитан Реджинальд Тиг-Джонс, вместе со своим агентом в Закаспийском правительстве — начальником розыскного бюро Дружкиным, произвел «государственный переворот» — разогнал эсеровское «правительство» Фунтикова. Англичане предложили образовать новое правительство — Директорию.

Один из членов Директории, Л. А. Зимин, впоследствии описал некоторые подробности этого события. Он рассказал, что местный Исполнительный комитет избрал в Директорию генерала Крутена, Белова и Зимина. Но Тиг-Джонс приказал заменить Крутена Дружкиным, а Крутену предоставить право присутствовать на заседаниях с решающим голосом. В состав Директории были избраны на съезде туркменов Хаджи-Мурат и Овез-Баев. По требованию же Тиг-Джонса вместо Овез-Баева был введен в Директорию Ораз-Сердар. Закаспийская Директория была марионеткой в руках англичан. «Особенно же тяжелым, — писал Зимин, — оказалось то, что введенный в Директорию англичанами Дружкин, используя, с одной стороны, свою зависимость от англичан, с другой стороны, сосредоточив в своих руках заведование тайной полицией, стал постепенно пользоваться все большей властью».

Все это оказывало влияние на состояние фронта борьбы с внутренней контрреволюцией в тылу Советской страны. Агенты Колчака, Деникина, Юденича, Антанты продолжали создавать подпольные организации и плести заговоры в тылу борющейся Красной Армии. Их подрывная деятельность увязывалась с военными действиями мятежных генералов и международных империалистов. Место правосоциалистических партий в качестве руководящих органов антисоветского подполья заняли преимущественно кадетские организации «Национального центра». Кадеты стали соучастниками монархистской контрреволюции.

Так, к весне 1919 г. определились главные борющиеся классовые и политические силы в Советской стране. По одну сторону фронта стояли рабочий класс и революционное крестьянство во главе с большевистской партией и Советским правительством, по другую — буржуазия и помещики в союзе с империалистами Антанты.

Руководствуясь ленинскими принципами внешней политики, Советское правительство делало все зависящее от него для прекращения войны. Оно не раз выступало с мирными предложениями правительствам США, Англии, Франции, Италии и других капиталистических государств. Но эти предложения оставались без ответа — Антанта не хотела смириться с существованием первого в мире социалистического государства и продолжала поддерживать антисоветских мятежников.

В этих условиях партия главное внимание уделяла военным фронтам, усилению Красной Армии. Вся страна была объявлена единым военным лагерем. 30 ноября 1918 г. под председательством В. И. Ленина ВЦИК образовал Совет Рабочей и Крестьянской Обороны, который так определил стоявшие перед страной задачи:

«Необходимо обеспечить армию снабжением и для этого повысить производительность труда.

Необходимо обеспечить продовольствием армию и флот, а также Москву, Петроград и все другие центры формирования и труда.

Для этого нужно заставить все продовольственные и железнодорожные органы в центре и на местах работать с высшим напряжением и высшей добросовестностью.

Не только в армии и во флоте, но и в продовольственном и транспортном деле, а также в области военной промышленности должен быть установлен военный режим, т. е. режим суровой трудовой дисциплины, отвечающей положению страны, которую бандиты империализма вынудили превратить в военный лагерь».

В стране сложилась система хозяйственных отношений, вошедшая в историю под названием «военного коммунизма». Государство установило принудительные нормы, регулировавшие сельскохозяйственное и промышленное производство, распределение товаров и продуктов, дисциплину труда в интересах победы на фронте. Были полностью национализированы и централизованы крупная, средняя и часть мелкой промышленности. Сердцевину этой системы хозяйственных отношений составляли продовольственная разверстка и запрещение свободной торговли. Согласно декрету, принятому в январе 1919 г., Советское правительство определяло, сколько хлеба и фуража необходимо для нужд государства, и требовало, чтобы крестьяне производящих губерний сдавали установленное количество по твердым ценам. Свободная торговля хлебом была запрещена; у крестьян изымались все излишки хлеба.

Суровые правила осажденного лагеря поддерживались всеми сознательными рабочими. Подавляющее большинство крестьянства, заинтересованное в избавлении от помещиков, которые возвращались в свои бывшие имения вслед за войсками белогвардейцев и интервентов, согласно было нести тяготы войны. В результате сложился военно-политический союз рабочего класса и крестьянства, явившийся основной предпосылкой победы.

Серьезная угроза со стороны общероссийской контрреволюции и интервентов Антанты, нависшая весною 1919 г., создавала одинаковую опасность для всех существовавших тогда советских республик. Необходимо было объединить их совместные усилия в борьбе против общего врага. Это сознавали все рабочие и крестьяне Советской страны.

В мае 1919 г. В. И. Ленин разработал «Проект директивы ЦК о военном единстве», который был принят ЦК партии и послужил правовой основой военно-политического союза советских республик. 1 июня 1919 г. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет утвердил декрет, в котором говорилось о необходимости провести тесное объединение: 1) военной организации и военного командования; 2) советов народного хозяйства; 3) железнодорожного управления и хозяйства; 4) финансов и 5) комиссариатов труда советских социалистических республик России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии и Крыма, чтобы руководство указанными отраслями народной жизни было сосредоточено в руках единых коллегий. Вскоре были заключены двусторонние соглашения между РСФСР и советскими республиками о военно-политическом союзе в общей борьбе с силами внутренней контрреволюции и иностранной интервенции.

Так военно-политический союз рабочего класса и крестьянства, сложившийся к весне 1919 г., дополнился тесным единством всех советских республик в их борьбе против общего врага.

Вооруженные и поддерживаемые международным империализмом, Колчак, Деникин, Юденич развернули активные военные действия против Советов. Гражданская война вспыхнула с еще большей силой.

Первой в начале марта 1919 г. в наступление на Восточном фронте перешла колчаковская армия, поддерживаемая Деникиным на юге, генералом Миллером на севере и белогвардейцами в Прибалтике. 13 мая начал поход на Петроград командующий белогвардейским «Северным корпусом» генерал Родзянко. Усилиями Красной Армии войска Колчака и Родзянко были остановлены и потерпели поражение. Одновременно ВЧК раскрыла и ликвидировала контрреволюционный заговор «Национального центра» в Петрограде.

Во второй половине 1919 г. по плану Антанты главный удар должен был нанести генерал Деникин с юга. Предполагалось также наступление войск Колчака на востоке, генерала Миллера на севере и Юденича в районе Петрограда. Деникин захватил Донбасс, Грозный, Царицын; к середине октября 1919 г. его войска заняли Украину, Курск, Орел, угрожали Туле и Москве. Это наступление также было сорвано. Провалились планы заговорщиков организовать антисоветское восстание и в сердце страны — Москве.

В октябре войска генерала Юденича вновь начали движение на Петроград. Им удалось захватить Ямбург, Красное Село, Гатчину, Детское Село и приблизиться к окрестностям Петрограда.

В октябре Красная Армия остановила наступление Деникина, а в ноябре разгромила Юденича под Петроградом. Новые удары получило и контрреволюционное подполье.

 

2. Эволюция колебаний мелкобуржуазных партий

Разложение контрреволюционных режимов на территориях, занятых белогвардейцами, поражения, нанесенные им Красной Армией, не могли не оказать влияния на позиции мелкобуржуазных и буржуазно-националистических партий.

В августе 1919 г. часть правых эсеров, заключившая ранее от имени членов съезда Комуча соглашение с Советским правительством об отказе от вооруженной борьбы, образовала группу «Народ». Ее руководящая «восьмерка» — К. Буревой, В.Вольский, И. Дашевский, Н. Ракитников, Н. Святицкий, Л. Либерман, Н. Смирнов, Б. Черненков — провозгласила основной задачей группы борьбу против белых генералов в защиту Советской республики. Группа направила ряд своих членов в распоряжение военных органов Советской власти для борьбы с деникинщиной. В ответ на это ЦК партии правых эсеров распустил, а впоследствии и исключил из партии членов группы «Народ», которая затем существовала как самостоятельная организация меньшинства партии. И все же под влиянием политической обстановки ЦК партии правых эсеров вынужден был заявить о своем отрицательном отношении к белогвардейщине.

Ряд мелкобуржуазных партий — социал-демократы интернационалисты, РСДРП (меньшевики), Бунд, УКП (боротьбисты), революционные коммунисты, эсеры-максималисты и другие объявили о мобилизации своих членов для защиты Советской республики. Постановлением Президиума ВЦИК от 27 ноября 1919 г. этим партиям было предоставлено по два-три места на предстоящем VII Всероссийском съезде Советов.

На VII съезде Советов в декабре 1919 г. представители этих партий выступили с лозунгом создания единого революционного фронта. Лидер меньшинства партии правых эсеров К. Буревой в своем выступлении отметил: «Тяжелые уроки кровавого опыта, выпавшие на нашу долю, крайне губительно отразились не только на самой партии эсеров, но и на деле завоевания и укрепления российской революции. Этот опыт показал, что борьба с Советской властью неизбежно сосредоточивает вокруг себя врагов трудового народа, выдвигает и усиливает контрреволюцию, дает мощь мировой реакции». Аналогичные заявления делал на съезде и лидер меньшевиков Ф. Дан.

Одпако политические позиции мелкобуржуазных партий не отличались устойчивостью. Их словесные декларации часто расходились с их практикой. Во время успехов контрреволюционных сил даже левые элементы мелкобуржуазной демократии проявляли шатания, колебания, готовность пойти на сговор с реакцией.

Большевистская партия, Советское правительство зорко следили за зигзагами в поведении этих партий и решительно пресекали их, когда это шло во вред рабочему классу и Советскому государству.

В феврале 1919 г. провокационный, опасный характер приобрела пропаганда меньшевистской газеты «Всегда вперед», и Советское правительство запретило ее издание. В специальном постановлении Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета от 26 февраля 1919 г., проект которого написал В. И. Ленин, говорилось: «В газете «Всегда вперед» партией меньшевиков, которая на словах провозгласила разрыв с буржуазной контрреволюцией и на словах же признала необходимость поддерживать Советскую власть как единственную в настоящее время революционную власть, ведется агитация, целиком направленная не только к возможному ослаблению Советской власти, но и к нанесению ей военного удара смертельными врагами рабочего класса и трудового крестьянства. Так, в номере от 20/II—19 г. в статье «Прекратите гражданскую войну» газета обличает перед трудовым народом, в особенности перед крестьянством, Советскую власть в том, что она расходует много материальных средств, в частности продовольствия, на поддержание Красной Армии, и в качестве вывода отсюда требует от Советской власти прекратить гражданскую войну».

В постановлении указывалось, что требование прекратить гражданскую войну, обращенное к Советской власти, означает попытку разоружить рабочий класс и крестьянскую бедноту перед лицом наступающих со всех сторон врагов, что представляло в тех условиях самый злостный вид государственного преступления — измену рабочему и крестьянскому государству. «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет считает допустимой и полезной деловую критику работы Советской власти во всех областях. Но Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет не может допустить, чтобы в тылу у рабочей и крестьянской Красной Армии, за ее спиной, под ее защитой велась разнузданная агитация, которая может иметь только одну цель и один результат: ослабить Советскую Россию перед лицом ее многочисленных врагов». ВЦИК утвердил постановление Президиума ВЦИК о прекращении издания меньшевистской газеты до тех пор, пока меньшевики делами своими не докажут «решимости последовательно порвать с Колчаком и твердо встать на защиту и поддержку Советской власти». Постановление заканчивалось предупреждением: «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет напоминает всем так называемым оппозиционным элементам, что Советская республика есть военный лагерь, что на всех ее фронтах, истекая кровью, лучшие рабочие и крестьяне отстаивают великие завоевания революции, и предупреждает меньшевиков, что продолжение ими контрреволюционной работы вынудит Советскую власть выслать их в пределы колчаковской демократии» К

В июле 1919 г. меньшевики опубликовали декларацию под названием «Что делать?». В ней они потребовали расширения избирательных прав в Советы, «восстановления свободы печати, собраний», ликвидации чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и отмены смертной казни. Они хотели «в корне изменить экономическую политику» Советского государства, передать в частные руки или в аренду кооперации большинство предприятии страны, изменить аграрную и продовольственную политику.

На территориях же, занятых белогвардейцами, меньшевики по-прежнему приспосабливались к монархической контрреволюции и сотрудничали с белогвардейцами под предлогом «защиты профессиональных интересов рабочих». В марте 1920 г. Киевский чрезвычайный революционный трибунал рассмотрел дело о группе лидеров меньшевистской партии, действовавших в городе в период деникинщины. Суд установил, что ответственные деятели этой партии — Кучин-Оранский, Романов, Ланда, Шпер, — будучи членами Центрального бюро киевских профсоюзов, сотрудничали с белогвардейской властью и владельцами промышленных предприятий. Они даже обращались к деникинцам с ходатайством о выдаче ссуды Центральному бюро профсоюзов и кооперативу «Сила». Будучи членами правления профсоюзов, меньшевики составляли предательские обращения к рабочим организациям Западной Европы, в которых заявляли о «крахе» Советской власти. Члены Комитета киевской организации меньшевиков — Кучип-Оранский, Биск, Скаржинский, Семковский, Сумский-Каплун и Балабанов — послали представителей своей партии в городскую управу (восстановленную с приходом деникинских войск), несмотря на ее черносотенный характер. Своей политикой соглашения с буржуазией и белогвардейщиной меньшевики способствовали контрреволюции в удушении Советской власти. Аналогичное дело — о сотрудничестве меньшевиков с деникинцами на Дону — рассматривалось в 1921 г. в Верховном революционном трибунале. Именем своей партии меньшевики прикрывали белогвардейский террор.

Не лучшим было и поведение правых эсеров. Весной 1919 г., в грозный момент наступления белогвардейских войск Колчака, Деникина и Юденича на Советскую республику, эсеровский ЦК обратился к Советскому правительству с «ультиматумом», требуя провести «свободные перевыборы Советов».

28—30 июня 1919 г. IX совет партии правых эсеров, собравшийся на территории Советской России, принял резолюцию, основное содержание которой гласило: «Партия самостоятельно ведет борьбу и с реакцией, и с большевизмом…», но «перед лицом… опасности, грозящей всем завоеваниям революции… от рук Колчака, Деникина, Юденича и других представителей внутренней и внешней реакции, учитывая соотношение наличных сил, IX совет п/артии/с.-р. одобряет и утверждает принятое всеми правомочными партийными органами решение прекратить в данный момент вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой». Вместе с тем в резолюциях того же совета отмечалось, что «выдвигаемая в настоящее время политическая ситуация отказа партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой… должна истолковываться лишь как тактическое решение, продиктованное положением вещей и расчетом наиболее целесообразного употребления партийных и народных сил». Таким образом, партия эсеров официально признала, что провозглашенная ею политика отказа от вооруженной борьбы с Советской властью является лишь тактическим маневром.

Но и эти резолюции не проводились в жизнь всеми организациями партии. Правоэсеровская группа лидеров, выброшенных колчаковцами за границу, — Авксентьев, Зензинов, Аргунов, Роговскин, а также Керенский, Бунаков-Фундаминский и другие — открыто выступила против линии ЦК. Эти эсеры считали, что партия должна и теперь продолжать вооруженную борьбу против Советской власти в войсках Деникина, Колчака, Юденича, что ее задача должна сводиться лишь к содействию «демократизации» режимов этих военных диктаторов. Они требовали, чтобы партия ориентировалась на интервенцию империалистических государств против Советского государства. На такой же позиции стояли и правые эсеры, находившиеся на территориях, занятых деникинцами: они предпочитали «не ссориться» с Деникиным. Для них постановления IX совета партии оказались необязательными.

В дальнейшем позиция ЦК партии эсеров все более сближалась с позицией правоэсеровской группы Авксентьева — Зензинова. На сентябрьской конференции 1920 г. эсеры приняли резолюцию, в которой заявили, что «конференция предвидит неизбежность в будущем восстановления партией вооруженной борьбы с большевистской властью».

В. И. Ленин в письме ЦК РКП (б) к организациям партии «Все на борьбу с Деникиным!» дал исчерпывающую характеристику антисоветского лагеря в 1919 г. Он писал: «…за прямой и открытой контрреволюцией, за черной сотней и кадетами, которые сильны своим капиталом, своей прямой связью с империализмом Антанты, своим пониманием неизбежности диктатуры и способностью осуществлять ее (по-колчаковски), — за ними плетутся, как всегда, колеблющиеся, бесхарактерные, словами прикрашивающие свои дела, меньшевики, правые эсеры и левые эсеры.

Никаких иллюзий на этот счет! Мы знаем «питательную среду», порождающую контрреволюционные предприятия, вспышки, заговоры и прочее, знаем очень хорошо. Это среда буржуазии, буржуазной интеллигенции, в деревнях кулаков, повсюду — «беспартийной» публики, затем эсеров и меньшевиков. Надо утроить и удесятерить надзор за этой средой. Надо удесятерить бдительность…

Относительно меньшевиков, правых и левых эсеров надо учесть последний опыт. Среди их «периферии», среди тяготеющей к ним публики, несомненно, есть сдвиг от Колчака и от Деникина в сторону сближения с Советской властью. Мы этот сдвиг учли, и каждый раз, когда он хоть в чем-нибудь реальном проявляется, делали известный шаг навстречу с своей стороны…

Но в данный момент мелкобуржуазная демократия с эсерами и меньшевиками во главе, бесхарактерная и колеблющаяся, как всегда, держит нос по ветру и колеблется в сторону победителя Деникина…

Наше дело — ставить вопрос прямо. Что лучше? Выловить ли и посадить в тюрьму, иногда даже расстрелять сотни изменников из кадетов, беспартийных, меньшевиков, эсеров, «выступающих» (кто с оружием, кто с заговором, кто с агитацией против мобилизации, как печатники или железнодорожники из меньшевиков и т. п.) против Советской власти, то есть за Деникина? Или довести дело до того, чтобы позволить Колчаку и Деникину перебить, перестрелять, перепороть до смерти десятки тысяч рабочих и крестьян? Выбор не труден».

Указания В. И. Ленина и были положены в основу борьбы с контрреволюцией в тот период.

 

3. Карательные меры органов борьбы с контрреволюцией в 1919 г

Начавшееся весной 1919 г. наступление крупных антисоветских военных сил, резкая активизация подрывной деятельности в тылу, раскрытие одного за другим опасных заговоров против Советской власти показали, что главные силы внутренней контрреволюции еще не разбиты. Обстановка требовала усилить меры борьбы с антисоветским подпольем.

Когда в марте 1919 г. контрреволюция предприняла диверсии в тылу Красной Армии (на Петроградском фронте), председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский довел до всеобщего сведения: «Ввиду раскрытия заговора, ставящего целью посредством взрывов, порчи железнодорожных путей и пожаров призвать к вооруженному выступлению против Советской власти, Всероссийская Чрезвычайная комиссия предупреждает, что всякого рода выступления и призывы будут подавляться без всякой пощады. Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская Чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания». В другом объявлении ВЧК тогда же предупредила: «Пусть помнят враги Советской власти, что великодушие восставшего рабочего класса может быть исчерпано и карающий меч революции может опуститься на головы изменников и всех пособников контрреволюции… Во имя спасения завоеваний Октябрьской революции она (ВЧК. — Д. Г.) беспощадной рукой подавит всякие попытки к восстанию и заглушит призывы к свержению Советской власти».

Весною 1919 г. ВЦИК подтвердил, что ВЧК и губернским чрезвычайным комиссиям принадлежит право непосредственной расправы (вплоть до расстрела) за контрреволюционные и некоторые другие преступления в местностях, объявленных на военном положении. После расстрела заговорщиков, готовивших мятеж в районе Кронштадта, ВЧК 12 июля заявила: «Опыт полутора лет гражданской войны показал, что иностранные и отечественные империалисты не надеются в открытом бою победить революцию… Одним из главных средств борьбы у контрреволюции является дезорганизация нашей обороны, нашего тыла». Указав, что контрреволюция пытается заговорами и предательством, изменой и шпионажем победить рабочих и крестьян, Всероссийская Чрезвычайная комиссия объявила о необходимости строже наказывать виновных в подобного рода преступлениях и тем самым помочь Красной Армии как можно скорее покончить с внутренними и внешними врагами. «Никакой пощады изобличенным в белогвардейских заговорах и организациях не будет», — говорилось в этом заявлении. Обращаясь с последним предостережением ко всем тем, кто оказался втянутым в белогвардейские организации по неосмотрительности или излишней доверчивости, ВЧК предлагала им в недельный срок явиться в ВЧК, гарантируя «явившимся и раскаявшимся полную безнаказанность».

Принимая решительные меры борьбы против вражеской агентуры, ЦК Коммунистической партии и Советское правительство вместе с тем предостерегали от возврата к методам массового красного террора. После взрыва в помещении Московского комитета партии, организованного анархистами и левыми эсерами, пленум ЦК РКП (б) рассмотрел вопрос о красном терроре и опубликовал извещение, в котором указывал, что это новое преступление может побудить рабочих расправиться с заложниками и находящимися на свободе представителями буржуазных и правосоциалистических партии. Однако ЦК считал, что взрыв в помещении Московского комитета не должен отразиться на обычной деятельности ВЧК и губернских ЧК, ибо Советская власть настолько окрепла, что может навести страх на врагов и обезвредить их организации, «не впадая в нервность, сохраняя обычный темп работы трибуналов и комиссий по борьбе с контрреволюцией, не допуская случайных ошибок…».

Исключительная опасность контрреволюционных заговоров, злодейский взрыв в помещении МК РКП (б), естественно, вызвали суровые репрессии: эти дела рассматривала внесудебным порядком ВЧК. Активные участники этих преступлений были расстреляны. Но, как правило, подавляющее большинство дел о контрреволюционных преступлениях рассматривалось не чрезвычайными комиссиями, а реорганизованными и ставшими вполне эффективными органами советского правосудия — революционными трибуналами. Весьма гибкая тактика применялась в отношении обвиняемых из мелкобуржуазных слоев.

Согласно постановлению Президиума ВЦИК об амнистии, в ноябре 1918 г. было прекращено расследование по известному делу «рабочей конференции» и освобождены видные меньшевики и правые эсеры, арестованные в июле того же года. 30 июня 1919 г. Верховный революционный трибунал при ВЦИК освободил от суда и наказания обвинявшихся по делу саратовской, петроградской и московской организаций правых эсеров, выразивших солидарность с резолюцией конференции своей партии об отказе от вооруженной борьбы с Советской властью. 5 ноября 1919 г. Советское правительство в дополнение к общей амнистии в ознаменование годовщины Октябрьской революции опубликовало решение «освободить из мест заключения и концентрационных лагерей всех членов тех политических групп и партий, которые объявили мобилизацию своих членов в защиту Советской республики, как это сделали интернационалисты, революционные коммунисты, поалейционисты, группа социалистов-революционеров «Народ», РСДРП (меньшевиков) и бундовцы, за исключением тех из них, которым предъявлены обвинения в участии в контрреволюционных организациях».

Вместе с тем советские органы принимали решительные меры пресечения деятельности мелкобуржуазных партий и их «активистов», когда они наносили вред обороне республики. Были такие моменты в годы гражданской войны, когда в «профилактических целях» приходилось заключать в места лишения свободы правых и левых эсеров и часть активных меньшевиков и анархистов. Однако они рассматривались не как наказуемые, а как временно, в интересах революции, изолируемые от общества.

В отчетном докладе VIII съезду партии 18 марта 1919 г. В. И. Ленин говорил: «Главный урок — быть чрезвычайно осторожным в нашем отношении к среднему крестьянству и к мелкой буржуазии… От нас потребуется частая перемена линии поведения, что для поверхностного наблюдателя может показаться странным и непонятным. «Как это, — скажет он, — вчера вы давали обещания мелкой буржуазии, а сегодня Дзержинский объявляет, что левые эсеры и меньшевики будут поставлены к стенке. Какое противоречие!..» Да, противоречие. Но противоречиво поведение самой мелкобуржуазной демократии, которая не знает, где ей сесть, пробует усесться между двух стульев, перескакивает с одного на другой и падает то направо, то налево. Мы переменили по отношению к ней свою тактику, и всякий раз, когда она поворачивается к нам, мы говорим ей: «Милости просим». Мы нисколько не хотим экспроприировать среднего крестьянства, мы вовсе не желаем употреблять насилие. по отношению к мелкобуржуазной демократии. Мы ей говорим: «Вы — не серьезный враг. Наш враг — буржуазия. Но если вы выступаете вместе с ней, тогда мы принуждены применять и к вам меры пролетарской диктатуры»».

Гибкая тактика по отношению к мелкобуржуазным слоям населения и их партиям в годы гражданской войны помогала Коммунистической партии, Советскому правительству и органам борьбы с контрреволюцией одерживать все новые победы в борьбе с врагами Советской власти.

 

4. Разоблачение подпольной преступной деятельности «Национального центра»

Весною 1919 г., когда белогвардейский «Северный корпус» под командованием генерала Родзянко готовился в Эстонии к наступлению на революционный Петроград, в тылу советских войск Петроградского фронта стали совершаться диверсионные акты. Налицо была и открытая измена. В. И. Ленин придавал серьезное значение этим фактам, полагая, что здесь действует антисоветская организация, имеющая связь с наступающими белогвардейскими войсками. В обращении к народу 31 мая 1919 г. В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский призывали:

«Смерть шпионам!

Наступление белогвардейцев на Петроград с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройства восстаний в тылу, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций…

Все сознательные рабочие и крестьяне должны встать грудью па защиту Советской власти, должны подняться на борьбу с шпионами и белогвардейскими предателями. Каждый пусть будет на сторожевом посту — в непрерывной, по-военному организованной связи с комитетами партии, с ЧК, с надежнейшими и опытнейшими товарищами из советских работников».

12 июня командный состав форта «Красная Горка» во главе с комендантом форта, бывшим поручиком Неклюдовым, спровоцировал часть гарнизона на мятеж. Одновременно бунт вспыхнул на фортах «Серая лошадь» и «Обручев». Мятежники открыли огонь по Кронштадту, требуя, чтобы и кронштадтцы присоединились к ним, сдали крепость врагу.

Произведенным позже расследованием, которым занимался Особый отдел ВЧК, было установлено, что мятеж готовился подпольной военной организацией, связанной с английской шпионской сетью. Эта организация распространяла свои действия на Кронштадт, Ораниенбаум, форт «Красная Горка», Красное Село и, по показанию члена организации А. М. Анурова, строилась на конспиративных началах: одному члену было известно не более трех других членов организации, передача сведений происходила устно. Ближайшей своей задачей организация ставила подготовку мятежей на важнейших подступах к Петрограду — в Кронштадтской крепости, на фортах «Красная Горка», «Обручев» и других с целью сдачи их белогвардейским армиям, наступавшим на Петроград. Начало восстания увязывалось с военными действиями белогвардейских армий и приурочивалось к моменту приближения их к Петрограду. В частности, предполагалось начать выступление с «Красной Горки», мятеж на которой должен был послужить сигналом для других фортов и Кронштадта. В случае нежелания какого-либо форта присоединиться к мятежу предполагалось обстрелять его с «Красной Горки».

Последующие события рисовались мятежниками так: вслед за «Красной Горкой» мятеж вспыхивает в Кронштадте и на других фортах, к нему просоединяются крупнейшие корабли; затем в Неву входят английские военные суда; с «Красной Горки» мятежники нанесут удар по Гатчине, перережут Николаевскую железную дорогу, связывающую Петроград с Москвой, и… займут Петроград. В сообщении о ликвидации мятежа отмечалось: «В общий, выработанный совместно с союзниками план входили:…военные действия финско-эстонско-английских вооруженных сил, сдача частей (3-й стрелковой), сдача фортов («Красная Горка») и вооруженное восстание буржуазии в Петербурге… Все это при одновременном нажиме со стороны Колчака и поляков».

Произошло, однако, не так. Сигналом к восстанию послужил происшедший 12 июня на форту «Павел» взрыв минного склада. Через несколько часов после этого взрыва комендант форта «Красная Горка» Неклюдов решил начать выступление (в то время белогвардейские части находились в 8—10 километрах от форта). Заранее подготовленные группы мятежников заняли штаб, советские учреждения, телеграф и телефонную станцию, помещение ЧК и арестовали около 350 коммунистов и беспартийных бойцов и командиров. Среди арестованных находились председатель Кронштадтского Совета М. М. Мартынов и работник трибунала Артемьев. Заговорщики заперли коммунистов в бетонированный каземат, а затем часть из них расстреляли.

Между тем к восстанию не присоединились дредноуты «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», на которые рассчитывали мятежники, не присоединились и кронштадтцы. Напрасно Неклюдов беспорядочно обстреливал из 12-дюймовых орудий соседние форты и Кронштадт, надеясь вызвать восстание и там.

В ночь на 16 июня мятеж был подавлен.

Одновременно с расследованием дела о мятеже партийные п советские органы Петрограда при активном участии представителя ЦК РКП (б) И. В. Сталина и других посланцев партии приняли решительные меры к очистке города от контрреволюционных элементов. Свыше 15 тысяч питерских рабочих вместе с сотрудниками Чрезвычайной комиссии под руководством заместителя председателя ВЧК Я. X. Петерса провели массовые обыски в подозрительных квартирах, в некоторых консульствах и посольствах враждебных Советской России держав. Были изъяты 6626 винтовок, 141 895 патронов, 644 револьвера, пулеметы, бомбы и пироксилиновые шашки; в некоторых консульствах были обнаружены драгоценности, принадлежавшие богатым, именитым русским семьям. В доме румынского посольства оказалось даже орудие. Чекисты задержали сотни контрреволюционеров, часть которых выслали из города.

Во время обысков в Петрограде чекистам удалось обнаружить документы (письма, донесения белогвардейских агентов, шпионские сводки и т. п.), свидетельствовавшие о том, что в городе существует широко разветвленная организация, которая направляет действия контрреволюционеров, — «Национальный центр». В одном попавшем в руки чекистов документе содержались и данные о деятельности этого кадетско-белогвардейского центра контрреволюции. Однако раскрыть руководящее ядро этого центра тогда еще не удалось.

В июне на Лужском направлении Петроградского фронта красноармейский секрет заметил человека, который пытался пробраться в расположение врага. Красноармейцы открыли по нему огонь. При убитом были обнаружены документы на имя бывшего офицера А. Никитенко. Сотрудники военно-разведывательных органов внимательно осмотрели вещи убитого и в мундштуке одной из папирос нашли записку: «Генералу Родзянко или полковнику С. При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу. Во избежание подобных ошибок просим Вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова «во что бы то ни стало» и слово «ВИК» и в то же время дотронется рукой до правого уха, тот будет известен нам, и до применения к нему наказания не откажите снестись со мной. Я известен господину Картышеву, у которого обо мне можете предварительно справиться. В случае согласия вашего благоволите дать ответ по адресу, который даст податель сего». Записка была подписана неизвестным, скрывшимся под кличкой «ВИК».

В июле на финляндской границе задержали изменников: начальника сестрорецкого пограничного пункта А. Самойлова и агента того же пункта Н. Борового-Федотова, которые намеревались перебежать к противнику. При аресте Боровой-Федотов выбросил пакет, но красноармейцы заметили это и подняли его. В пакете оказалось письмо от 14 июля, адресованное «дорогим друзьям». Оно содержало сведения о дислокации войск Красной Армии. В письме, между прочим, сообщалось и о группировках контрреволюционных сил, имевшихся в Петрограде. «Здесь работают, — писал шпион, — в контакте три политические организации… В нац. (в «Национальном центре». — Д. Г.) все прежние люди… Все мы пока живы и поддерживаем бодрость в других… В Москве было несколько провалов тамошней военной организации… С израсходованием средств прекратилась наша связь с остатками этой военной осведомительной организации. Москва нам должна за три месяца. Москва говорит о каком-то миллионе… Просим экстренным порядком все выяснить нам и, если можно, немедленно переправить деньги, иначе работа станет. Между тем сейчас наша работа могла бы быть особенно полезной и ценной. Мы взялись за объединение всех военно-технических и других подсобных организаций под своим руководством и контролем расходования средств, и эта работа продвинулась уже далеко». В письме был назван представитель генерала Юденича, с июня возглавившего белогвардейские силы Северо-Запада, генерал Махров, с которым организация «находится в контакте, объединяя работу всех технических сил». Это письмо-донесение, как и письмо, найденное у убитого офицера Никитенко, подписал «ВИК». Допросив Борового-Федотова и Самойлова, чекисты выяснили, что донесение для передачи в штаб Юденича они получили от некоего Штейнингера.

В. И. Штейнингер оказался петроградским инженером, совладельцем фирмы «Фосс и Штейкингер», членом партии кадетов. Он вначале отказался давать объяснения, но вскоре признался, что «ВИК» — его конспиративная кличка. Было установлено, что В. И. Штейнингер — член руководства петроградского отделения кадетской контрреволюционной организации «Национальный центр», имеющей тесные связи с Деникиным, Колчаком, Юденичем и другими белыми генералами.

Арестовав Штейнингера, чекисты оставили в его квартире засаду и вскоре задержали М. Махова, явившегося туда для связи. Махов был тем самым представителем Юденича — генералом Махровым, о котором говорилось в письме от 14 июля. Чекисты задержали также пришедшего в квартиру Штейнингера известного петроградского меньшевика-оборонца В. Н. Розанова.

Штейнингер и другие арестованные назвали на допросах имена лишь тех своих сообщников, которых они считали погибшими, разоблаченными или перебравшимися за линию фронта, но умолчали о центре организации и руководящих лицах. Поэтому ВЧК, к началу августа закончившая расследование, на первых порах смогла обезвредить только небольшую часть заговорщиков, в частности арестовать помимо названных барона А. А. Штромберга, князя М. М. Андронникова (личного друга Распутина), князя М. В. Оболенского, генералов Н. И. Алексеева и А. А. Дмитриева. Тогда же выяснилось, что мятежники на «Красной Горке» и изменники — военные специалисты из Кронштадта — тоже состояли в «Национальном центре».

В письме от 14 июля, изъятом у Борового-Федотова, имелись сведения о существовании помимо петроградского еще и московского отделения «Национального центра», однако ничего существенного о нем выяснить тогда не удалось.

27 июля сотрудники милиции, проверяя документы граждан, проезжавших через село Вахрушево Слободского уезда Вятской губернии, задержали неизвестного, который назвался Николаем Карасенко. При обыске у него нашли около миллиона рублей «керенками» и два револьвера. Карасенко заявил, что везет деньги в Москву по поручению «киевского купца Гершмана». 5 августа Карасенко допросили в Вятской ЧК, и он признался, что в действительности является Николаем Павловичем Крашенинниковым, сыном помещика Орловской губернии, и служит в разведывательном отделении колчаковского штаба. В начале июня ему поручили отвезти деньги в Москву и сдать их человеку, который должен был встретить его на Николаевском вокзале, назвав сумму и воинскую часть, которой он послан.

Из Вятки Крашенинникова отправили в Москву. Он долго упорствовал, не хотел больше ничего сообщить. Некоторое время его не беспокоили. Решив, видимо, что его оставили в покое и что за ним не наблюдают, Крашенинников передал однажды из заключения две записки. В одной из них он интересовался судьбой некоего «В. В. М.», а в другой писал: «Арестованы ли Н. Н. Щ. и другие, кого я знаю?» Чекисты перехватили эти записки, и, когда предъявили их Крашенинникову, он заговорил. Оказалось, что ему было поручено доставить в Москву деньги для организации «Национальный центр» и передать их «Н. Н. Щ.» — Николаю Николаевичу Щепкину и Алферову и что «В. В. М.» — это Василий Васильевич Мишин (Москвин), который должен был доставить из штаба Колчака для московского отделения «Национального центра» еще миллион рублей.

22 августа 1919 г. ВЧК сообщила В. И. Ленину о раскрытии центральной организации «Национального центра» и намеченных в связи с этим операциях по аресту членов этой организации. Прочитав сообщение, Ленин в письме Дзержинскому подчеркнул, что на эту операцию «надо обратить сугубое внимание. Быстро и энергично и пошире надо захватить».

В ночь на 29 августа чекисты арестовали бывшего члена Государственной думы III и IV созывов, крупного домовладельца кадета Н. Н. Щепкина и супругов Алферовых. Щепкин оказался виднейшим деятелем московского отделения «Национального центра», а А. Д. Алферов — директором школы, которую он вместе с женой превратил в конспиративный пункт этой организации.

Во время обыска у Щепкина чекисты нашли во дворе жестяную коробку с шифрованными и нешифрованными записками, шифром, рецептами проявления химических чернил и фотографическими пленками. Записки были написаны очень мелкими буквами на узких полосках бумаги (чтобы удобнее было конспиративно переправлять их через фронт) и содержали сведения о планах действий Красной Армии и ее вооружении. Там же было обнаружено письмо от 27 августа, адресованное начальнику штаба любого белогвардейского отряда прифронтовой полосы. «Прошу в самом срочном порядке протелеграфировать это донесение в штаб Верховного разведывательного отделения полковнику Хартулари», — говорилось в этом письме. Затем в нем излагались сведения о советских войсках, о предположительном плане действий Красной Армии, о силах деникинцев в Москве. Наконец, в коробке оказалось письмо Н. Н. Щепкина от 22 августа деятелям кадетской партии, находившимся при штабе Деникина. В письме высказывалось предположение, что недели через две может произойти восстание в Москве. «На этот случай, — просил Щепкин, — вам надо подготовить нам помощь и указать нам, где ее найти и куда послать для установления связи…».

Чекисты проявили найденную у Щепкина фотопленку. На ней оказались письма деятелей кадетской партии, состоявших при штабе Деникина, — Н. И. Астрова, В. А. Степанова, князя Долгорукова. Из писем стало ясно, что Щепкин регулярно поставлял деникинцам шпионские сведения. В одном из писем Астров писал: «Пришло длинное письмо дяди Коки (кличка Щепкина. — Д. Г.), замечательно интересное и с чрезвычайно ценными сведениями, которые уже использованы… Наше командование, ознакомившись с сообщенными вами известиями, оценивает их очень благоприятно, они раньше нас прочитали ваши известия и весьма довольны».

Не мепее эффективным оказался и обыск, произведенный у директора школы Алферова. Этим обыском руководил член Коллегии ВЧК В. А. Аванесов. Старый чекист Ф. Т. Фомин, участвовавший в операции, рассказывает: «…под самое утро взгляд Аванесова остановился на мраморном пресс-папье, украшавшем письменный стол. Аванесов осторожно развинтил его, снял верхнюю мраморную плитку, и мы увидели под ней сложенный вдвое небольшой листочек тонкой бумаги, сплошь исписанный бисерным почерком — длинный перечень фамилий.

В старых брюках Алферова я нашел записную книжку. На первый взгляд в ней не было ничего подозрительного. Что-то вроде счетов, словно хозяин записывал за своими знакомыми одолженные суммы. Например: «Виктор Иванович — 452 руб. 73 коп.», «Владимир Павлович — 435 руб. 23 коп.», «Дмитрий Николаевич — 406 руб. 53 коп.» и т. д. Эти цифры показались мне подозрительными: а не шифр ли это? Может быть, номера телефонов? А что, если попробовать позвонить? Отбрасываю все «руб» и «коп» и прошу телефонистку соединить меня с номером 4-52-73. Слышу в трубке мужской голос. Спрашиваю:

— Виктор Иванович?

— Я у телефона.

— Очень хорошо. Алексей Данилович (Алферов. — Д. Г.) срочно просит приехать вас к нему, как можно быстрее!

Моя догадка подтвердилась. В записной книжке были зашифрованы телефоны многих участников заговора».

В квартире Щепкина была оставлена засада, и вскоре чекисты арестовали явившегося туда деникинского курьера Г. В. Шварца; бывшего офицера штаба главнокомандующего, а к моменту ареста окружного инспектора Всевобуча П. М. Мартынова; профессора Института путей сообщения кадета А. А. Волкова; видного члена партии народных социалистов В. В. Волк-Карачевского; жену генерала Н. Н. Стогова. Шварц приехал из Екатеринодара с подложным документом на имя В. Клишина. За несколько дней до этого он передал Щепкину фотопленку, а когда пришел за ответом для деникинского штаба, был арестован. Волков хранил при себе часть расшифрованных и еще не расшифрованных сообщений.

Изучение донесений, найденных при обыске у Щепкина, и сопоставление их с данными командования Красной Армии показало, что сведения собирались шпионами-специалистами, имеющими доступ в советские военные и гражданские учреждения. ВЧК установила, что сводные донесения, направляемые в штаб Деникина, редактировались генералом Н. Н. Стоговым, который возглавлял так называемый «Штаб добровольческой армии Московского района», и полковником В. В. Ступиным — начальником штаба этой организации, поддерживавшей тесную связь с «Национальным центром». «Штаб добровольческой армии Московского района» имел широкую сеть агентов в военных учреждениях Красной Армии. Один из арестованных на квартире у Щепкина, офицер Мартынов, как раз и являлся членом этой организации. Его показания сыграли важную роль в раскрытии дела.

П. М. Мартынов был завербован в контрреволюционную организацию присяжным поверенным, бывшим членом Государственной думы, кадетом Н. А. Огородниковым, который ввел его в военную организацию — «Штаб добровольческой армии Московского района» — и направил к одному из руководителей — генерал-лейтенанту В. И. Соколову. Последний предложил Мартынову собирать военно-шпионские сведения о Красной Армии и положении на фронтах и дал ему явку к генералу Б. Левицкому (начальнику разведки организации), с которым он и «работал», получая ежемесячно жалованье в размере 1200 рублей.

В сентябре 1919 г. ВЧК арестовала ряд активных деятелей контрреволюционного «штаба», в том числе генерала Н. Н. Стогова и генерала С. А. Кузнецова, возглавлявшего оперативный отдел Главного штаба Красной Армии. Спустя некоторое время был арестован и последний главарь «штаба» — полковник В. В. Ступин.

«Штаб добровольческой армии Московского района» разработал согласованный с «Национальным центром» план восстания в Москве, в котором должны были участвовать курсанты некоторых подмосковных военных училищ и многие бывшие офицеры. Ф. Э. Дзержинский в докладе на общегородской конференции Московской организации РКП (б) 24 сентября 1919 г. говорил: «Цель их была захватить Москву и дезорганизовать наш центр. На своих последних заседаниях они уже подготовляли окончательно свое выступление. Даже час назначен: 6 часов вечера.

Они надеялись захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть радио и телеграфом, оповестить фронты о падении Советской власти и вызвать, таким образом, панику и разложение в армии. Для осуществления этого плана они скапливали здесь своих офицеров, и в их руках были три наши военные школы. Они предполагали начать выступления в Вишняках, Волоколамске и Кунцеве, отвлечь туда силы, а затем уже поднять восстание в самом городе… Москва была разбита на секторы по Садовому кольцу; за Садовым кольцом на улицах предполагалось устроить баррикады, укрепиться по линии Садового кольца и повести оттуда в некоторых пунктах наступление к центру…

Чтобы привести свой план в исполнение, им надо было иметь оружие. Они сосредоточивали его незаконным образом в школах, которые были под их влиянием, а также закупали его в наших складах и образовывали свои склады.

Силы их, по подсчетам, равнялись 800 человек кадровых офицеров, и, кроме того, они рассчитывали на некоторые части, в которые им удалось послать своих людей для подготовки почвы. Благодаря большим связям в штабах им удавалось посылась своих людей всюду, где это было необходимо».

Все эти планы были сорваны. С помощью партийных организаций и рабочих ВЧК арестовала около 700 контрреволюционеров.

В октябре 1919 г., когда войска Юденича второй раз подошли к Петрограду, в советском тылу снова активизировалось контрреволюционное подполье.

4 ноября 1919 г. работники Особого отдела 4-й пограничной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией задержали студента юридического факультета Петроградского университета М. М. Шидловского, намеревавшегося перейти линию фронта на сторону наступающих войск Юденича. Это задержание явилось результатом умело проведенной чекистской операции.

В октябре бортмеханик Ораниенбаумского воздушного дивизиона Дмитрий Солоницын сообщил чекистам, что начальник дивизиона Б. П. Берг тайно посылает летчиков отряда перелетать в Финляндию и передавать там военные сведения для Юденича. Солоницын был одним из вовлеченных Бергом в шпионскую работу лиц, но он, не желая быть предателем, решил сообщить об этом в Особый отдел ЧК. Солоницыну поручили наблюдать за шпионской деятельностью Берга и сообщать в Особый отдел.

Вскоре Б. П. Берг предложил Солоницыну переправить через линию фронта связиста с очень важными сведениями для войск Юденича. Действуя по указанию чекистов, Д. Солоницын согласился выполнить это задание.

3 ноября связной из Петрограда — это был М. М. Шидловский — вместе с начальником воздушной обороны Петрограда С. А. Лишиным прибыл в Ораниенбаум к Бергу. После совещания связной получил от Берга и Лишина секретную военную информацию, записал ее на бумаге и зашил записку в сапог. Кроме того, он должен был устно передать некоторые сведения и прокомментировать свою записку в штабе войск Юденича. На следующий день М. М. Шидловский вместе с «проводником» (Дмитрием Солоницыным) отправились в путь. Солоницын привел связиста в место, указанное чекистами. Здесь его встретил заместитель председателя 4-й пограничной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией Ф. В. Григорьев, переодетый в форму белогвардейского офицера. Полагая, что он находится в «белогвардейском штабе», Шидловский рассказал особистам о полученном от Берга задании и передал записанную им краткую сводку шпионских сведений, которую он и прокомментировал.

Чекисты немедленно арестовали Б. П. Берга, и он сознался в своем участии в шпионаже. «Я главный агент белой разведки, — показал он, — инструкции получаю от разведочной конторы в Стокгольме, военного совета в Лондоне, связи имею с Финляндией… Моими обязанностями были военная и морская контрразведка и общие политические… сведения, которые я доставлял раз в неделю».

Так чекисты раскрыли английскую шпионскую сеть, в которую входили кроме уже известных Берга, Лишина еще и В. В. Еремин — начальник отряда Ораниенбаумского воздушного дивизиона, В. Е. Медиокритский — начальник сухопутного оперативного отдела штаба Балтийского флота, Н. А. Эриксон — начальник оперативного отдела флота, В. А. Германович — флаг-секретарь штаба флота, Б. Ф. Копытковский — морской летчик и другие лица.

Организатором английского шпионажа являлся агент английской секретной службы «Интеллидженс сервис» Поль Дюкс (клички Павел Павлович, Шеф). Этот разведчик, заброшенный в Россию еще до революции, имел большие связи среди русских, хорошо владел русским языком. После Октября он получил в Англии задание приступить к антисоветской работе в России. Под маской «социалиста, сочувствующего идеалам революции», в ноябре 1918 г. он, переодетый в крестьянскую одежду, нелегально перешел финляндскую границу и возвратился в Россию. Ему удалось войти в доверие некоторых советских учреждений, создать шпионскую сеть и организовать передачу сведений в Лондон через английские консульства в Гельсингфорсе и Стокгольме.

Помимо шпионской группы Берга на английскую разведку, под руководством Поля Дюкса, в Петрограде работал старый опытный разведчик И. Р. Кюрц — бывший агент царской контрразведки. Этот «преподаватель французского языка в средней школе» имел большие связи и не гнушался никакими грязными приемами «работы» (даже соучастники называли его «прохвостом высшей марки»). Среди участников шпионской сети Кюрца были военные специалисты, служившие в советских военных учреждениях: полковник В. Г. Люндеквист — бывший начальник штаба 7-й советской армии, оборонявшей Петроград, В. И. Карпов — командир 4-го минноподрывного дивизиона, В. Я. Петров — командир роты того же дивизиона, В. М. Смирнов — флаг-минер дивизиона. Кроме того, Кюрц поддерживал отношения с бывшим вице-адмиралом М. К. Бахиревым, помощником присяжного поверенного А. Я. Лихтерманом, проникшим в Коммунистическую партию и занимавшим пост уполномоченного Реввоенсовета по перевозкам инженерных войск, и другими контрреволюционерами. Эти лица образовали в Петрограде военную шпионскую и подрывную группу.

Наконец, Поль Дюкс поддерживал отношения с руководящими деятелями петроградского и московского отделений «Национального центра» (Штейнингером, Щепкиным): он наладил финансирование этих организаций и использовал их для шпионажа в пользу Англии.

В процессе расследования дела Особый отдел Петроградской ЧК (начальник Н. П. Комаров) вскрыл в Петрограде шпионскую сеть французской разведки (под руководством резидента Э. В. Бажо) и выявил шпионов резидента разведки Северо-Западной белогвардейской армии 10. П. Германа.

Когда Поль Дюкс 30 августа 1919 г. решил покинуть Россию, он передал свои связи по шпионажу активистке «Национального центра» Н.В.Петровской (клички Марья Ивановна, Мисс). Эта особа (по профессии врач), проникшая в Коммунистическую партию, активно работала в петроградском контрреволюционном подполье. После отъезда Поля Дюкса она по его указанию связалась с И. Р. Кюрцем, и они совместно руководили антисоветской деятельностью связанных с ними контрреволюционных и шпионских групп в Петрограде, поддерживая наступление войск Юденича.

Центральной фигурой петроградской военной подпольной организации являлся полковник В. Г. Люндеквист — бывший начальник штаба 7-й советской армии. Хорошо осведомленный о силах и расположении советских войск под Петроградом, Люндеквист разработал и передал в штаб Юденича план наступления на Петроград, который предусматривал прорыв обороны. Одновременно военно-морской флот должен был помогать бомбардировкой сухопутному фронту, а воздушный флот — совершить налет на Петроград. В соответствии с планом самолет должен был сбросить на Знаменскую площадь (сейчас площадь Восстания) пятипудовую бомбу (без взрывателя), что означало сигнал к восстанию внутри города.

Когда осенью 1919 г. наступление Юденича было отражено, другой изменник, полковник В. Е. Медиокритский, составил для передачи ему новый план наступления на Петроград. Этот план должен был доставить в штаб Юденича связной Шидловский.

Белогвардейская военная организация разработала подробный план восстания в Петрограде, руководить которым должны были полковник Люндеквист и адмирал Бахирев. Город разбивался на 12 участков, специальные отряды выделялись для захвата Смольного, телеграфа и телефонной станции, стоявшего на рейде близ города военного корабля «Севастополь» (заговорщики намеревались использовать его для обстрела важных объектов города).

В одном из писем Люндеквист писал генералу Юденичу: «…ставлю Вас в известность о том, что предполагается выполнить при приближении Ваших войск к Петрограду: а) создание паники и беспорядка среди войск, расположенных на позициях против Финляндской границы (на Карельском секторе к северу от Петрограда); б) инсценировка в Петрограде погрома и налеты для овладения телефонной и телеграфной станциями, комиссариатом путей сообщения, Смольным институтом и тому подобное; в) создание паники и беспорядка среди войск, защищающих подступы к Петрограду со стороны Царского села и Гатчины. Все действия должны произойти одновременно в определенный день и час по особому указанию. Выбор момента для наступления, если не последует особых указаний от Вас, будет согласован с событиями на фронте… Командование красных войск, растерявшееся в первый момент, постепенно овладевает обстановкой. Город готовится оказать сопротивление внутри, расчет, главным образом, на коммунистов и рабочих… Каждый лишний день передышки играет в руку командованию красных… Связь Вы можете поддерживать через Павловск при помощи той воинской части, к которой принадлежит податель настоящего донесения, об этом Вас уже просил И. Р. Кюрц телеграммой»

Еще до наступления генерал Юденич поручил петроградскому отделению «Национального центра» взамен дискредитированного «правительства» С. Г. Лианозова, созданного «в полчаса» англичанами, сформировать другое «правительство», которое в случае вступления его войск в город могло бы сразу приступить к управлению. Главою «правительства» намечался профессор Технологического института кадет А. Н. Быков.

Осенью 1919 г. вопрос о формировании «правительства» приобрел конкретную форму. В результате всех совещаний и переговоров среди членов организации «правительство» было сформировано в следующем составе: председатель — А. Н. Быков, министр финансов — бывший товарищ министра в царском правительстве С. Ф. Вебер, министр путей сообщения — инженер М. Д. Альбрехт, морской министр — адмирал А. В. Развозов (временно, ввиду болезни Развозова, его должен был заменить адмирал М. К. Бахирев), министр просвещения — бывший попечитель Петроградского учебного округа монархист А. А. Воронов, министр внутренних дел — М. С. Завойко, министр религиозных культов — в прошлом член Временного правительства А. В. Карташев. Петроградским градоначальником намечался полковник В. Г. Люндеквист. Уже обсуждалась даже будущая программа «правительства».

Однако вынашиваемые контрреволюционерами планы не имели под собой реальной основы. Судя по показаниям заговорщиков, в момент восстания они могли рассчитывать на 400 человек, в том числе на завербованных Кюрцем уголовников. События показали полное бессилие контрреволюции. Войска генерала Юденича были отброшены от Петрограда, заговор своевременно раскрыт. Большинство его участников во главе с «министрами» (за исключением Карташева, находившегося за границей) были арестованы и понесли заслуженное наказание.

Осенью 1919 г. за ликвидацию «Национального центра» ВЦИК наградил большую группу чекистов правительственными наградами; среди них был и заведующий Особым отделом МЧК Е. Г. Евдокимов, удостоенный ордена Красного Знамени.

 

5. Взрыв в Леонтьевском переулке

25 сентября 1919 г. в помещении Московского комитета РКП (б) в Леонтьевском переулке собралось около 100–120 ответственных работников большевистской партии, лекторов и агитаторов. Сюда должен был приехать и В. И. Ленин. Обсуждался вопрос о заговоре «Национального центра». Около 9 часов вечера в зал, где происходило собрание, была брошена бомба. От взрыва погибли 12 и получили ранения 55 человек. Среди погибших был секретарь МК РКП (б) В. М. Загорский, ранеными оказались А. Ф. Мясников, М. С. Ольминский, Ю. М. Стеклов, Е. М. Ярославский, М. Н. Покровский и другие большевики.

Злодейское преступление вызвало возмущение рабочих города. На состоявшихся 26 сентября митингах принимались резолюции такого содержания: «Заслушав… сообщения о попытке контрреволюции уничтожить наших товарищей и представителей районных комитетов, собравшихся в Московском комитете партии, рабочие районов призывают рабочих Москвы и всей России стать грудью на защиту своего дела, дела пролетарской революции. Белогвардейцы жадно стремятся восстановить власть помещиков и капиталистов. Чтобы достичь своей цели, чтобы утопить в крови дело рабочих и крестьян, они идут на все средства. Гнусная политика — превратить лучших рабочих-коммунистов в кровавое месиво во славу помещикам и фабрикантам — пусть покажет всем рабочим, что несут им белогвардейцы, которым помогают изменники, на которых работают предатели из бывших социалистов. Рабочие Москвы над телами предательски убитых товарищей заявляют: тот, кто в этот момент не станет активно в наши ряды на защиту рабоче-крестьянского дела, тот враг рабочего дела, изменник и помощник царских генералов.

Вечная память погибшим товарищам. Да здравствует борьба рабочих за укрепление своей власти. Да здравствует Коммунистическая партия. Смерть врагам пролетарской диктатуры»

Через некоторое время в Москве появилась нелегально изданная листовка, в которой говорилось, что взрыв совершен «Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан» в знак «отмщения» большевикам за расстрел в Харькове нескольких махновцев по приговору революционного трибунала. Наряду с типичными анархистскими высказываниями, содержавшимися в этой листовке, «повстанческий комитет» заявлял, что он ставит своей целью стереть с лица земли советский строй.

2 октября в поезде около Брянска чекисты задержали анархистку украинской группы «Набат» С. Каплун, у которой нашли письмо одного из лидеров «Набата» — С. Барона (Факторовича), адресованное единомышленникам. Барон писал: «Теперь Москва начеку. Пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка. Дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня нет ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человек, мнящий себя Наполеоном. Они сегодня, кажется, публикуют извещение, что это сделали они». Итак, из письма следовало, что террористический акт совершили анархисты-подпольщики и что легальные анархисты знают преступников. Однако представители московских легальных анархистов, к которым обратились советские органы, отказались что-либо сообщить о террористах.

В конце октября Московская чрезвычайная комиссия обнаружила, что в квартире, где прежде жила известная анархистка Мария Никифорова, бывают какие-то подозрительные лица. В квартире произвели внезапный обыск и оставили засаду. Вскоре туда явился неизвестный. Когда его попытались задержать, он стал стрелять и ранил одного из сотрудников ЧК, но в перестрелке был убит. Убитый оказался Казимиром Ковалевичем, служащим Московско-Курской железной дороги и, как позже выяснилось, вожаком анархистского подполья. Воспользовавшись суматохой, вызванной перестрелкой, проживавшие в квартире А. Г. Восходов и какая-то женщина скрылись. Через несколько дней чекисты установили адрес еще одной конспиративной квартиры, куда перебрался Восходов, и произвели там обыск. Им удалось найти приходо-расходные записи о поступлении и использовании средств анархистской подпольной организацией, списки ее членов, бомбы, револьверы, руководство по вскрытию несгораемых шкафов и другие вещественные доказательства и арестовать несколько участников подпольной организации.

4 ноября в Б. Гнездниковском переулке (где оставалась засада) в перестрелке с двумя сотрудниками ЧК был убит второй вожак анархистского подполья, Петр Соболев. При себе он имел три револьвера и записную книжку с пометками о выдаче денег бывшему члену ЦК партии левых эсеров Д. А. Черепанову.

После неоднократных бесед в Чрезвычайной комиссии один из задержанных, анархист М. В. Тямин, осудил действия своих сообщников и рассказал о преступлениях анархистов подполья. Тямин подтвердил, что это они организовали взрыв в помещении МК РКП (б). Из его показаний стало известно, что «подпольщики» сняли дачу в поселке Красково под Москвой, устроили там свою штаб-квартиру и оборудовали типографию и лабораторию для изготовления бомб.

В ночь на 5 ноября отряд чекистов окружил дачу. Находившиеся там анархисты на предложение сдаться ответили огнем, а затем, после почти двухчасовой перестрелки, подожгли и взорвали дачу. При взрыве погибли анархисты Яков Глазгон, Василий Азов (Азаров), Дмитрий Хорьков, неизвестные по имени Захар (Хромой), Миша и Таня.

Во время допросов арестованных были выяснены подробности подготовки взрыва в Леонтьевском переулке. Анархист А. Н. Попов (Барановский) показал: «Взрыв в Леонтьевском переулке был произведен анархистами подполья. В нем участвовали пять человек — я, Петр Соболев (он бросал бомбу), Миша Гречанников, Федя Николаев и один, который убит на даче в Краскове, фамилию его не назову».

Анархисты Ценципер и М. Л. Гречанников показали, что намечались и другие террористические акты. Левый эсер Ф. Н. Николаев в числе участников взрыва назвал и Черепанова. Тот признал на допросе, что «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан» организован им совместно с Казимиром Ковалевичем. Главной своей целью комитет считал осуществление террористических актов, одним из которых и был взрыв в Леонтьевском переулке. Подготовка этого взрыва была возложена на Д. А. Черепанова.

Итак, выяснилось, что во «Всероссийском повстанческом комитете революционных партизан» и в его преступлениях участвовали не только анархисты, но и левые зсеры.

Один из организаторов «Всероссийского повстанческого комитета революционных партизан» Казимир Ковалевич принадлежал к той части московских анархистов, которые и после разоружения анархистских групп оставались на позициях «активного» терроризма и вооруженной борьбы против Советской власти. В мае 1919 г. Ковалевич выехал в Харьков и встретился там с Глазгоном, Цен-ципером и другими анархистами, служившими ранее у Махно. Здесь и зародилась подпольная террористическая организация. «Решено было, — говорил один из анархистов, арестованных ЧК, — начать бить по центру, то есть по Москве, откуда все зло». Возвратившись в Москву, Ковалевич с несколькими единомышленниками (к ним вскоре примкнул экспроприатор Петр Соболев, который внес «на организационные расходы» 300 тысяч рублей, добытых грабежами) основали «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан».

Организация, насчитывавшая не более 30 человек, делилась на три части: литературную, ведавшую изданием листовок и нелегальной газеты, типографскую, обслуживавшую типографию, и группу боевиков, занимавшуюся экспроприациями, добыванием взрывчатых веществ и подготовкой террористических актов.

Первым нелегальным изданием организации была листовка «Правда о махновщине» (10 тыс. экз.), вторым — листовка «Где выход?» (15 тыс. экз.), в которой содержался призыв к восстанию. 12 августа экспроприаторы ограбили в Москве 9-е отделение Народного банка, 18 августа — отделение банка на Большой Дмитровке (ныне ул. Пушкинская), 29 августа похитили из кассы патронного завода в Туле 3480 тысяч рублей. На эти деньги подпольщики приобрели типографский станок, оружие, взрывчатые вещества, сняли дачу для штаба, выпустили два номера газеты «Анархия» и листовки. Петр Соболев собирался закупить 60 пудов динамита, чтобы, как он говорил, «взорвать Кремль».

Деятельность подпольщиков особенно усилилась после установления связей с группой московских левых эсеров, которую возглавлял Черепанов. Эта группа выступала за активное продолжение борьбы с Советской властью. При аресте у одного из членов группы было обнаружено письмо, автор которого сообщал своим друзьям о сотрудничестве московской организации левых эсеров с анархистами и ставил задачу «по всей России организовать этот Повстанческий штаб революционных партизан из нас и анархистов (настоящих), где они есть, и действовать от их имени».

Политическое кредо объединенной левоэсеровской и анархистской организации — «Повстанческого комитета» — представляло собою смесь путаных мелкобуржуазных идей и демагогических требований, сдобренных псевдореволюционной фразой. В уже цитированном письме говорилось: «Сейчас для масс ясны два имени: большевики и Деникин. Надо популяризировать третье — Повстанческий штаб, за этой третьей силой, революционной силой, будут все — вот, товарищи, наш план- действий, которого не дал партии ЦК в течение долгого времени…»

В сущности, раскрытая подпольная организация, совершившая ряд кровавых преступлений, представляла собой небольшую группу уголовников, выдававших себя за «революционеров». Московская чрезвычайная комиссия пресекла деятельность заговорщиков. М. Л. Гречанников, А. И. Попов (Барановский), Ф. Н. Николаев, А. Г. Восходов, Л. В. Хлебныйский (Дядя Ваня — участник многочисленных грабежей), Ценципер, П. Е. Исаев, предатель А. П. Домбровский (пробравшийся в члены Коммунистической партии) были расстреляны. Д. А. Черепанов выслан в Сибирь, где позднее заболел тифом и умер.

 

6. Политический бандитизм (петлюровщина, григорьевщина, махновщина)

Социально-политическая обстановка на Украине весною 1919 г. была крайне сложной. Только что освобожденная от гетманщины, немецких оккупантов и петлюровцев, Украинская Советская республика вновь оказалась перед лицом смертельной опасности: на нее надвигались войска Деникина и интервентов, занявшие ряд ее южных портов и городов.

В тылу Советской власти на Украине контрреволюция вела разнузданную агитацию среди крестьян, разжигая ненависть к диктатуре пролетариата и к братскому русскому народу. Эта злобная агитация и подрывная деятельность вызвали волну антисоветских заговоров и вооруженных выступлений. Основной силой их стало кулачество, которое стремилось привлечь на свою сторону среднее крестьянство. Антисоветские выступления носили крайне ожесточенный, кровавый характер. Это были проявления типичного политического бандитизма.

Оценивая политический бандитизм 1919 г., V Всеукраинская конференция КП(б)У отмечала: «В зависимости от характерных для различных районов Украины социальных группировок в селе восстание отличается по различным районам и основным кадрам его участников и своей идеологией. В Александровско-Гуляйпольском районе основной массой восстающих являются хуторские элементы с анархистско-махновской идеологией, а в Александрийско-Одесском районе основную массу восстающих составляет кулацкий элемент с погромно-бандитской идеологией, в Правобережье — бедняцкие и деклассированные элементы с самостийно-шовинистической идеологией. Но при всем различии основных кадров восстания характерным, типичным для всех районов является:

а) полный распад социальных связей в особенности города с деревней, превращающий село в самостоятельное, самоснабжающееся, в себе замыкающееся феодального типа «государство»;

б) восстание экономически возглавляется кулацкой… верхушкой села, идейно возглавляется или националистическими элементами украинской интеллигенции, или анархистско-левоэсеровскими отбросами рабочего города;

в) в силу политической нерасслоенности села и значительного участия в восстании его беднейших элементов лозунги восстания во всех районах носят исключительно «советский» характер (Григорьев — за «самостiйную Советскую власть», Зеленый, «незалежники» — за «самостiну вiльну Радянську Украiну», Махно — за «вольные Советы»)».

Самым распространенным и опасным было петлюровское движение, получившее свое название от фамилии одного из его руководителей, украинского «социал-демократа» С. В. Петлюры. Идеология петлюровщины — буржуазный национализм — направляла политику «правительств», созданных украинскими националистами, и деятельность их подпольных организаций в советском тылу. В задачу подпольной петлюровщины входило поднять массы на восстание против Советов, на войну против братского русского народа, вырвать власть из рук рабочего класса, передать ее «самостийникам» и образовать буржуазно-демократическую республику на украинской земле. Главными организаторами и руководителями движения являлись деятели украинской Директории, ставшей к тому времени откровенно буржуазно-кулацким правительством. Директория продолжала войну с рабоче-крестьянской властью. Организаторами подрывной работы в советском тылу выступили представители украинских националистических партий, в том числе и так называемых «социалистических». Украинские эсеры и социал-демократы — наиболее многочисленные партии мелкой буржуазии — переживали расколы и шатания. Левая часть этих партий заявляла о готовности пойти на соглашение с большевиками. В украинской партии социал-демократов (партии Петлюры) во время восстания против гетманщины образовалась левая группа «неза-лежников». После разгрома Петлюры и восстановления Советской власти на Украине она образовала самостоятельную партию с «советской ориентацией». Но уже через несколько недель под влиянием колебаний мелкобуржуазной массы «незалежники» встали во главе антисоветского восстапия во имя «самостийной украинской Советской власти». В феврале 1919 г. они образовали подпольный «Всеукраинский резком» для руководства восстанием. Во главе «ревкома» стоял «незалсжник» Драгомирецкий. Командующим повстанческими силами был назначен Юрий Мазуренко (он скрывался под прозвищем Кладун), начальником штаба — Малолитко (Сатана), начальником политического отдела — Яворский. Мазуренко удалось объединить под своим руководством ряд петлюровских банд (Зеленого, Соколовского, Ангела и других).

Весной и летом 1919 г. антисоветские отряды, различные по численности и по направлению, бесчинствовали на всей украинской земле. На север от Киева, в Чернобыльском районе, оперировал отряд бывшего петлюровского офицера Струка; к западу от Киева, в Радомысльском и Житомирском районах, — отряд Соколовского, сына дьяка из села Горбылева; к югу от Киева, у местечка Триполье, — крупный отряд «незалежника», бывшего учителя Д. П. Терпило, носившего прозвище Зеленый. В районе г. Умани орудовали отряды Тютюнника, Клименко, Попова; в Таращанском районе — отряды Яцепко, Голуба, полковника Нечая. В окрестностях г. Гайсина обосновался отряд бывшего учителя Волынца. Близ Брусилова разбошшчал отряд бывшего офицера Юрия Мордалевича, в районе Липовца бесчинствовал отряд бывшего мирового посредника Соколова, вокруг г. Бахмача действовал отряд бывшего офицера, атамана Ангела. В г. Златополе хозяйничал отряд под командованием Лопаты, в Переяславле — отряд Лопаткина. Многие из этих атаманов (Зеленый, Тютюнник, Соколовский, Струк, Лопата, Лопаткин и другие) были изменниками: в 1918 г. они возглавляли партизанские отряды, боровшиеся с гетманщиной, затем вступили в Красную Армию и, наконец, стали атаманами отрядов, выступавших уже против Советской власти.

Народный комиссар по военным делам Украины Н. И. Подвойский, объясняя колебания в политических настроениях крестьянских отрядов и их атаманов в 1919 г., писал: «Повстанцы рекрутировались в огромной массе из сел и деревень, снесенных и сожженных германскими карательными отрядами. Эти повстанцы искренно мнили себя большевиками. Но их большевизм легче укладывался в рамки анархического партизанства… и разбойничьего бандитизма… чем в рамки организованной государственной диктатуры пролетариата… Пропитанная насквозь мелкобуржуазными, анархическими и бандитскими вожделениями, она (партизанщина. — Д. Г.) постепенно становилась серьезной угрозой Советском власти».

Вооруженные банды петлюровцев нападали на местечки, города, громили советские учреждения, жестоко расправлялись с советскими активистами, коммунистами, продовольственными работниками, совершали дикие, кровавые погромы. «Братья крестьяне! — обращались к бандитам в одной из прокламаций «незалежники». — Всем нам известно, как издевается над нашим бедным народом партия российских коммунистов. Они грабят вас, хлеб и все продовольствие вывозят в Москву… На Правобережье все крестьянство восстало… Остановка за вами… Поднимайтесь же с оружием в руках и расправляйтесь как следует с коммунистами. Вперед же, братья, на врага, на коммуну». Воспламененное такими погромными призывами, зеленовцы только во время одного из погромов в г. Фастове убили около тысячи человек. В июне 1919 г. в районе м. Триполье от рук зеленовцев погибло несколько сот киевских комсомольцев; многих из них бандиты заживо закопали в землю или утопили в Днепре. Это событие вошло в историю Коммунистического союза молодежи как «трипольская трагедия».

Крупнейшим антисоветским кулацким мятежом на юге Украины в 1919 г. было восстание, руководителем которого стал штабс-капитан царской армии, сторонник Центральной рады, затем гетмана Скоропадского, а с декабря 1918 г. петлюровский атаман Н. А. Григорьев. Это был честолюбивый человек, из семьи кулаков Александрийского уезда Херсонской губернии, политически неграмотный и беспринципный.

В конце января 1919 г., когда власть петлюровской Директории зашаталась, Григорьев, учитывая изменения в настроениях украинского крестьянства в пользу Советской власти, заявил о переходе со своими отрядами на сторону Красной Армии.

В телеграмме на имя Александровского советского ревкома этот «атаман партизан Херсонщины и Таврии» и «честный революционер» писал: «Все двадцать моих партизанских отрядов борются с самостийниками и с соглашателями мировой буржуазии, мы идем против Директории, против кадетов, против англичан, и немцев, и французов, которых на Украину ведет буржуазия… Наш девиз — вся власть Советам и диктатура пролетариата».

Григорьевцы образовали 1-ю Заднепровскую украинскую советскую бригаду в составе дивизии под командованием П. Е. Дыбенко, а затем были переформированы в 6-ю украинскую советскую дивизию. Штаб Григорьева, возглавлявшийся петлюровцем Ю. Тютюнником, стал прибежищем антисоветских элементов. Вскоре и сам Григорьев открыто примкнул к ним.

В марте — апреле 1919 г. дивизия Григорьева вместе с советскими войсками участвовала в боях за Николаев, Херсон, Одессу.

После занятия Одессы Григорьев заполнил свои склады мануфактурой и другими товарами, захваченными у неприятеля, и как «победитель» раздавал их солдатам и окрестным крестьянам. Потом Григорьев самовольно отвел свою дивизию «на отдых» в район Елисаветграда (ныне Кировоград). 7 мая он отказался выполнить приказ советского командования о переброске дивизии на Румынский фронт. В тот же день, арестовав всех политработников-коммунистов, Григорьев на митинге в Елисаветграде объявил свой «Универсал», которым призвал украинский народ к всеобщему восстанию против Советской власти.

В «Универсале» провозглашался лозунг «Власть Советам народа Украины без коммунистов». В угоду кулачеству Григорьев ополчился против «коммуны», «московских комиссаров», продовольственной разверстки, «реквизиций», «чрезвычаек» и обещал установить «подлинную Советскую власть».

9 мая григорьевцы разогнали Елисаветградский Совет, расстреляли более тридцати руководителей советских и партийных организаций города, убивали и грабили население. Только 15–17 мая бандиты убили в Елисаветграде 1526 человек. В городе Александрия пьяный Григорьев скакал на коне впереди погромщиков и рубил беззащитных людей. Кулаки близлежащих деревень толпами приходили в города и местечки, громили склады и учреждения, нападали на советских работников и не причастных к политике обывателей, грабили и убивали их, увозили награбленное имущество с собой.

На 18–20 мая Григорьев назначил съезд «представителей от крестьян и рабочих» Александрийского уезда для организации власти. Но даже этот созванный мятежниками съезд высказался за прекращение погромов и предложил начать мирные переговоры с Советским правительством.

Мятеж, не поддержанный народными массами, был обречен на провал. Только внезапность выступления позволила Григорьеву с его «войском» в короткое время захватить Елисаветград, Николаев, Херсон, Кременчуг, Александрию, Знаменку, Христиновку и другие важные пункты.

22 мая 1919 г. части Красной Армии под командованием К. Е. Ворошилова (Кременчугское направление) и А. Я. Пархоменко (Екатеринославское направление) повели наступление на григорьевскую банду и в результате упорных боев нанесли ей поражение. К концу мая были освобождены почти все занятые григорьевцами города и населенные пункты.

Григорьевский мятеж облегчил Деникину наступление на Южную Украину и помешал переброске советских войск на Румынский фронт. Самому Григорьеву некоторое время все же удавалось сохранить довольно крупные силы, и они продолжали разбойничать на Херсонщине до июля 1919 г., пока не были поглощены махновским движением.

Махновщина зародилась в большом селе Гуляйполе Александровского уезда Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровской области).

Главарь движения — Нестор Махно — происходил из крестьян села Гуляйполе, с четырнадцати лет работал маляром, а затем литейщиком на Гуляйпольском заводе сельскохозяйственных машин. Войдя в местную анархистскую группу, распространял революционную литературу, участвовал в экспроприациях и террористических актах против царской администрации. В течение 7 лет отбывал наказание (каторжные работы) и был освобожден лишь после Февральской революции 1917 г. В родном селе крестьяне избрали его председателем крестьянского Совета. Защищая их интересы, он выступал против помещиков и Временного правительства, что создало ему авторитет среди населения.

Когда Украина оказалась под игом немецких оккупантов и гетманщины, Махно бежал из села, но в августе 1918 г. вернулся и организовал небольшую подпольную группу из анархистов, которая вскоре объединилась с группой Федора Щуся, скрывавшегося в лесах. Отряд вырос до 15 человек и все увеличивался за счет примыкавших к нему крестьян. Партизаны нападали на гетманцев, немцев, австрийцев, а нередко громили и воинские части.

Повстанцы объявили Нестора Махно своим батькой — атаманом — и беспрекословно подчинялись ему.

26 декабря 1918 г. по договоренности с большевистским подпольем махновцы под видом рабочих вступили в Екатеринослав, занятый войсками Директории.

Одновременно в городе подняли восстание екатеринославские рабочие, руководимые подпольным большевистским ревкомом. В результате 7-тысячный петлюровский гарнизон был разгромлен. Большевистский ревком назначил Махно «главнокомандующим советской революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района». Но Махно не стал укреплять фронт, и через два-три дня петлюровцы крупными силами перешли в контрнаступление, подавили рабочее восстание и выбили махновцев из города.

Между тем отряды Махно продолжали расти за счет крестьянских повстанцев. Как утверждал Виктор Белаш, которого Махно назначил своим начальником штаба, к концу января 1919 г. у Махно было 29 тысяч бойцов и, кроме того, невооруженный резерв, насчитывающий 20 тысяч человек.

В январе — феврале 1919 г. деникинцы подступили к самому центру махновского движения. Это обстоятельство, а также недостаток оружия и боеприпасов вынудили Махно искать соглашения с Красной Армией. 26 января по поручению Махно его помощник Алексей Чубенко встретился в Синельникове с начальником Заднепровской советской дивизии П. Е. Дыбенко и после переговоров заключил с ним военное соглашение о совместной борьбе против белогвардейцев и петлюровцев. Все отряды Махно входили в состав Красной Армии и образовывали 3-ю бригаду Заднепровской дивизии. Они получали военное снаряжение, продовольствие согласно штатному расписанию Красной Армии и подчинялись начальнику дивизии и командующему фронтом. Махно назначался командиром бригады; советское командование посылало политических комиссаров с обязанностью политического воспитания частей и контроля над проведением распоряжений центра. Вместе с тем махновские части сохраняли свою прежнюю внутреннюю организацию и выборность командиров. Это соглашение было утверждено командующим советскими войсками Украины В. А. Антоновым-Овсеенко.

Махновекая бригада участвовала в боях с деникинцами в составе 2-й и 13-й армий. Советское военное командование делало все, чтобы повысить дисциплину в махновских частях и превратить их в боеспособные войска. Однако все большее влияние на махновское движение оказывали мелкобуржуазные политические партии, и прежде всего анархисты.

В ноябре 1918 г. на Украине образовалась анархистская конфедерация «Набат», в которую вошли небольшие группки украинских анархистов-коммунистов и анархистов-синдикалистов. «Набатовцы» усмотрели в махновском движении родственные им черты и стали проникать в махновские отряды. Они посылали туда анархистскую литературу, направляли своих активистов — Иосифа Гутмана, Макса Черняка, Михаила Уралова. Кроме того, Махно разыскал известного анархиста П. А. Аршинова (подлинная фамилия Марин), с которым отбывал наказание в Бутырской тюрьме, и назначил его редактором газет «Путь к свободе» и «Повстанец», а также заведующим «культурно-просветительной частью» своего штаба.

К махновцам примкнули и скатывавшиеся к анархизму авантюристические, левоэсеровские элементы. К Махно пошел служить, например, бывший командир отряда ВЧК Д. И. Попов, активный участник левоэсеровского мятежа в Москве.

Уже в феврале 1919 г. созванный Махно в Гуляйполе «2-й районный съезд Советов» принял резолюцию, выражавшую анархистское отрицательное отношение ко всякой государственной власти, в том числе и к Советской власти, осуществляющей диктатуру пролетариата. Съезд протестовал также против декрета Украинского Советского правительства о создании совхозов и требовал передачи всей земли в пользование крестьянам по уравнительному принципу.

В махновских отрядах шел процесс организационного разложения. Зачастую махновцы представляли собой беспорядочную массу недисциплинированных вооруженных людей. После проникновения в отряды анархистов, деклассированных, авантюристических, а порою и уголовных элементов процесс разложения приобрел угрожающий характер — в занятых ими районах махновцы нередко грабили население. Вступив в Красную Армию, Махно ничего не сделал, чтобы прекратить беспорядки в своих отрядах. Не только рядовые махновцы, но и сам Махно не хотел мириться со строгой дисциплиной советской Красной Армии. На словах признавая подчинение, Махно фактически не выполнял распоряжений командования Красной Армии и постоянно подчеркивал свою самостоятельность и независимость.

Эти черты махновщины неизбежно должны были привести к трениям и конфликтам между Махно и Советской властью.

10 апреля 1919 г. махновский штаб, вопреки запрещению советского военного командования, созвал «3-й Гуляйпольский районный съезд», на котором присутствовали представители 72 волостей Александровского, Мариупольского, Бердянского и Павлоградского уездов, а также делегаты от махновских воинских частей. Съезд провозгласил анархистскую платформу. «Требуем, — говорилось в резолюции, — немедленного удаления всех назначенных лиц на всевозможные военные и гражданские ответственные посты; протестуем против всякой системы назначенчества… Требуем полной свободы слова, печати, собраний всем политическим левым течениям, т. е. партиям и группам, и неприкосновенности личности работников партий левых революционных организаций…».

Это были демагогические, псевдореволюционные требования. Они отражали посягательство мелкобуржуазных элементов на важнейшие принципы демократического централизма и диктатуры пролетариата, положенные в основу Советской власти. Махновщина превращалась в явно антисоветское движение.

В мае 1919 г. командование 2-й советской армии по ходатайству Махно намеревалось преобразовать его разросшуюся бригаду в дивизию. Учитывая беспорядки в махновских частях, командование Южного фронта не утвердило реорганизацию. Тогда махновский штаб разразился заявлением, которое прозвучало как прямой вызов Советской власти. Объявив о «категорическом несогласии с постановлением Южфронта», штаб решил все 11 вооруженных полков пехоты, 2 полка конницы, 2 ударные группы, артиллерийскую бригаду и другие свои вспомогательные части преобразовать в самостоятельную повстанческую армию, поручив руководство этой армией Махно. Эту «армию» махновцы объявили подчиненной Южному фронту с условием, что. «оперативные приказы последнего будут исходить из живых потребностей революционного фронта».

Реввоенсовет Южного фронта объявил, что «действия и заявления Махно являются преступлением. Неся ответственность за определенный участок фронта 2-й армии, Махно своими заявлениями определенно вносит полную дезорганизацию в управление, командование и предоставляет частям действовать по усмотрению, что равносильно оставлению фронта. Махно подлежит аресту и суду ревтрибунала…».

События нарастали, 30 мая махновский «Военно-революционный совет» постановил созвать на 15 июня 1919 г. экстренный съезд Гуляйпольского района. В мотивировке этого решения махновцы выразили недоверие Советскому правительству, заявив, что «выход из создавшегося положения может быть указан только самими трудящимися массами, а не отдельными лицами и партиями». Советские органы запретили созыв съезда.

Учитывая предупреждение военного командования, Махно решил уйти с поста командира бригады Красной Армии. С небольшой группой приближенных он оставил войска в тяжелый момент деникинского наступления. Дезорганизаторские действия Махно и его отрядов нанесли большой вред фронту. «Махновщина принесла плоды гораздо более горькие, чем можно было предполагать раньше, — писала большевистская газета «Коммунар». — Наши неудачи в бассейне (речь идет об отступлении советских войск в Донецком бассейне. — Д. Г.) отнюдь не объясняются силой неприятельских войск… Единственная причина их победы — тот ужасающий яд махновского разврата, партизанства, самоволия и безволия, который заразил наши части, приходящие в соприкосновение с махновским фронтом».

Вскоре вокруг Махно, порвавшего связи с Красной Армией, стали вновь группироваться вооруженные отряды. Приведи к нему свои части и бывшие махновские командиры (Калашников, Буданов, Дерменжи). Анархисты-«набатовцы» расценили конфликт Махно с Советской властью как отражение борьбы «вольной трудовой коммуны… свободного крестьянства с государственниками-большевиками» и приняли сторону Махно. В августе 1919 г. в махновский лагерь прибыл лидер «набатовцев» — известный анархист Волин (В. М. Эйхенбаум), который стал председателем махновского «Военно-революционного совета». Теперь «набатовцы» в полном смысле превратились в партию махновщины, а махновцы начали открытую борьбу с Советской властью.

В июле 1919 г. в район расположения махновских отрядов вошли уцелевшие григорьевцы. После переговоров Махно и Григорьева последовало решение об объединении махновских и григорьевских отрядов. А через несколько дней Григорьев был убит махновцами.

Бывший член махновского штаба Алексей Чубенко, арестованный впоследствии ГПУ, описывал это событие так. Рядовые махновцы были недовольны союзом с Григорьевым, которого они обвиняли в связи с деникинцами, и требовали, чтобы Махно покончил с этим контрреволюционером. 27 июля в селе Сентове Херсонской губернии (близ Александрии) на съезде повстанцев Чубенко выступил с обвинениями в адрес Григорьева.

«Сначала я ему сказал, — показал Чубенко в ГПУ, — что он поощряет буржуазию… Затем я ему напомнил, что он оставил у одного помещика пулемет, два ящика патронов, несколько винтовок и 60 пар черных суконных брюк… Потом я ему еще сказал, что он действительно союзник Деникина и не хотел наступать на Плетеный Ташлык, так как там были шкуровцы… Григорьев стал отрицать, я ему в ответ: «А кто же и к кому приезжали офицеры, которых Махно расстрелял?» Как только я это сказал, то Григорьев схватился за револьвер, но я, будучи наготове, выстрелил в упор в него… Григорьев крикнул: «Ой батько, батько!» Махно крикнул: «Бей атамана!» Григорьев выбежал из помещения, а я за ним и все время стрелял ему в спину. Он выскочил на двор и упал. Я тогда его добил. Телохранитель Григорьева выхватил маузер и хотел убить Махно, но Колесник стоял около него и схватил его за маузер… Махно в это время забежал сзади телохранителя и начал стрелять в него».

После убийства Григорьева Махно распорядился оцепить и разоружить войска Григорьева, которые в основной своей массе затем присоединились к махновцам.

Петлюровщина, махновщина, григорьевщина и другие антисоветские движения лета 1919 г. крайне обостряли политическую обстановку в стране и подрывали тыл Красной Армии. Части Красной Армии в таких условиях вынуждены были отступить с украинской территории. 31 августа 1919 г. петлюровцы заняли Киев, но подошедшие деникинцы выбросили их из города. Украина оказалась во власти злейшего врага украинского и русского народов — Деникина.

 

7. Борьба с вражеским подпольем на Украине

Борьба с тайной подрывной, шпионской, диверсионной и террористической работой вражеских элементов в тылу Советской Украины требовала создания специальных органов. Их организацией Украинское советское правительство вплотную занялось в конце 1918 г., тотчас же после свержения гетманщины и восстановления Советской власти. Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и ее работа в Советской России послужили примером для образования органов борьбы с контрреволюцией на Украине.

Впервые чрезвычайные комиссии стали возникать здесь по решениям местных военно-революционных комитетов. Например, в м. Почепе, освобожденном от гетманцев, уже в августе 1918 г. начала свою деятельность чрезвычайная комиссия, которая в ноябре, после занятия советскими войсками г. Клинцы, была преобразована в Черниговскую губернскую чрезвычайную комиссию. Такие же комиссии создавались в отдельных уездах, районах и даже волостях Харьковской губернии. В Одессе после освобождения города чрезвычайная комиссия была сразу же образована из членов группы большевистской «контрразведки», созданной во время немецкой оккупации для борьбы с провокаторами и собирания сведений, необходимых подпольной организации.

28 ноября 1918 г. Временное рабоче-крестьянское правительство Украины приняло декрет «Об организации власти на местах» и определило в нем, что при военно-революционных комитетах на местах должны образовываться отделы по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем.

3 декабря 1918 г. правительство утвердило декрет «Об организации Всеукраинской Чрезвычайной комиссии», которым был создан централизованный аппарат государственной безопасности на Украине. Декрет регламентировал порядок образования ВУЧК, губернских и уездных чрезвычайных комиссий, их права и компетенцию, взаимоотношения с органами НКВД и НКЮ. В сущности, декрет повторял «Положение о чрезвычайных комиссиях», действовавшее в Советской России.

Как известно, в Советской России, согласно «Положению о ВЧК» от 17 февраля 1919 г., право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в чрезвычайных комиссиях, было возложено на революционные трибуналы, и лишь в местностях, объявленных на военном положении, чрезвычайные комиссии сохранили право непосредственной расправы с виновниками особо опасных преступлений. В условиях украинской действительности эти правила ограничивали средства борьбы с врагом, прибегавшим к особо острым формам вооруженных выступлений и политического бандитизма. Поэтому 20 февраля 1919 г. Всеукраинский ЦИК постановил предоставить чрезвычайным комиссиям Украины по любым делам особой важности, требующим «безотлагательного решения», право «самостоятельно выносить приговоры», доводя об этом в каждом отдельном случае до сведения революционных трибуналов.

В целях достижения единства действий в борьбе с контрреволюцией Украинское правительство постановило, чтобы местные чекистские органы руководствовались в своей работе указаниями и инструкциями ВЧК.

Первым председателем Всеукраинской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией был профессиональный революционер, большевик с 1899 г., член ЦК КП(б)У И. И. Шварц (Товарищ Семен). В апреле 1919 г. на Украину был командирован член коллегии ВЧК М. Я. Лацис с группой работников для помощи в организации чекистского аппарата. Согласно постановлению Украинского правительства, М. Я. Лацис сменил И. И. Шварца и был назначен председателем ВУЧК.

Сложная обстановка требовала скорейшей организации чекистского аппарата на Украине, а от его работников — большого напряжения сил, преданности и добросовестности в работе. Всероссийская чрезвычайная комиссия оказывала братскую помощь в организации и налаживании украинского чекистского аппарата, посылала туда своих сотрудников, брала на себя значительную часть работы. И все же подготовленных, знающих дело кадров не хватало, нередко в аппарат проникали случайные люди.

Весной 1919 г. В. И. Ленину стало известно о непорядках в украинском чекистском аппарате. В связи с этим 4 июня он писал М. Я. Лацису: «Каменев говорит — и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, — что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся.

Надо построже проверить состав, — надеюсь, Дзержинский отсюда Вам в этом поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся.

При удобной оказии сообщите мне подробнее о чистке состава Чека на Украине, об итогах работы».

Выполняя эти указания В. И. Ленина, партийные и советские органы Украины провели проверку чекистского аппарата и навели в нем порядок.

30 мая ВУЦИК утвердил новое «Положение о Всеукраинской и местных чрезвычайных комиссиях». ВУЧК стала органом Народного комиссариата внутренних дел, работающим на правах одного из его отделов. Усиливался контроль исполкомов Советов над местными чрезвычайными комиссиями. Исполкомы получили право приостанавливать исполнение постановлений местных чрезвычайных комиссий до их санкции вышестоящим органом ЧК и во всех случаях по своему усмотрению передавать дела, находившиеся в ЧК, судебным и обычным следственным учреждениям. «Положение» определило компетенцию чрезвычайных комиссий и регламентировало права Народного комиссариата юстиции и его органов на местах по надзору за расследованием и рассмотрением дел в ЧК.

Украинские чекисты направили свои силы главным образом на борьбу против наиболее опасных в то время петлюровских подпольных организаций, руководивших многочисленными бандами. Партия украинских «незалежников» была объявлена партией контрреволюции. Чрезвычайные комиссии закрыли ряд печатных органов этих заговорщиков и приняли другие административные меры к подавлению их антисоветской деятельности. Большая работа велась по разоблачению агентуры, засылавшейся в советский тыл главным штабом петлюровской армии и деникинцами.

Вот несколько фактов.

30 марта 1919 г. на фронте под Коростенем красноармейцы задержали двух подозрительных лиц, пробиравшихся в советский тыл. Один из них вначале назвался Василием Янцевичем, а во время допроса в Особом отделе 1-й украинской советской армии сознался, что в действительности он Антон Андриенко и является агентом разведки главного штаба петлюровской армии, посланным для связи с киевскими подпольщиками. Андриенко сообщил, что ему известны конспиративные квартиры, куда обычно приходят агенты петлюровской разведки за шпионскими сведениями, и согласился помочь раскрыть подпольные организации. Начальник Особого отдела Ф. Т. Фомин поручил сотруднику отдела Суярко пойти с Андриенко на конспиративные квартиры. На первой из них, по Трехсвятительской улице, в доме профессора Яхонтова, Андриенко и Суярко встретились с петлюровской резиденткой Ксенией Сперанской. Как было условлено заранее, Андриенко предъявил Сперанской полотняное петлюровское удостоверение, спрятанное в свежеиспеченном хлебе, и представил Суярко сослуживцем по работе в контрразведке. Суярко хорошо сыграл свою роль. Сперанская проинформировала его о военно-политическом положении в Киеве и сообщила важные шпионские сведения. Она указала и источники информации. Резидентку тут же арестовали. По дороге в Особый отдел она пыталась выбросить находившиеся при ней записи. Но разорванные клочки были собраны, склеены и послужили серьезной уликой. Сперанской пришлось рассказать о гнезде петлюровских шпионов и заговорщиков в Киеве. Были арестованы бывший редактор петлюровской газеты «Трибуна» доктор Бийский, делопроизводитель отдела всеобщего военного обучения Павловский и другие. Бийский занимал видное положение в петлюровском движении, имел связи с Петлюрой, направляв диверсантов в Черниговский уезд для разрушения железнодорожных путей и телеграфных линий. Павловский поставлял петлюровцам шпионские военные сведения. Таким же способом чекисты-особисты арестовали ряд других заговорщиков.

В августе 1919 г. Секретный отдел ВУЧК раскрыл в столице. Украины петлюровскую подпольную группу, готовившую государственный переворот и захват власти. Чекисты получили сведения о том, что в одном из домов по Миллионной улице состоялось заседание этой организации под председательством студента, назвавшегося Назаром Стодоля. Петлюровцам удалось завербовать одного из советских командиров. Этот предатель обязался предоставить в распоряжение заговорщиков солдат, настроенных «против коммуны». В вооруженном выступлении заговорщиков должны были участвовать кулаки киевского пригородного села Веприки (ими руководил кулак Г. Р. Квасец) и петлюровские банды, действовавшие недалеко от города. Подготовка, как стало известно Чрезвычайной комиссии, зашла так далеко, что Назар Стодоля поспешил выехать в Жмеринку, чтобы оттуда пробраться в штаб Петлюры, проинформировать его и получить инструкции. Группа предполагала после переворота удерживать власть в Киеве до прихода «правительства Директории».

Медлить было нельзя, и чекисты приступили к ликвидации петлюровской группы. У арестованных обнаружили компрометирующие их письма, полевые карты, винтовки и другое оружие. Из писем выяснилось, что заговорщики находились в тесной связи с бандами Зеленого, Ангела, Соколовского. В одном из захваченных при обыске документов — приказе главного штаба петлюровских войск на имя «атамана повстанческих войск на Черниговщине» Ангела — излагался план действий петлюровских банд в поддержку готовившегося в Киеве переворота. Одновременно с выступлением внутри города планировался захват бандами населенных пунктов, которые нужно было удерживать до соединения с мятежниками из Киева. Лишь своевременная ликвидация заговора сорвала эти планы.

В ряде случаев партийные, комсомольские организации и отдельные коммунисты самостоятельно раскрывали контрреволюционные подпольные группы. Так, например, в ночь на 29 марта 1919 г. на вокзале Конотопа был задержан подозрительный человек. При обыске у него нашли документы, свидетельствовавшие о том, что он состоит в конотопской подпольной петлюровской организации. Заговорщики готовились к вооруженному выступлению против Советской власти, назначенному на 6 часов утра 30 марта. Коммунистическая организация Конотопа немедленно мобилизовала все свои силы, образовала Чрезвычайный военный штаб и приступила к ликвидации готовившегося восстания. Заговорщиков арестовали до начала выступления.

В другом случае благодаря бдительности членов коммунистической ячейки села Ивашкова Городиянского уезда в июле — августе 1919 г. был раскрыт кулацкий заговор в Черниговской губернии.

Накануне этих событий в Городнянском уезде происходили беспорядки, вызванные кулацкой агитацией против объявленной мобилизации в Красную Армию. 27 июня 1919 г. в селе Хриповка (в 3 верстах от уездного города) собралось около 500 человек, отказавшихся от явки на мобилизацию. Верховодили среди них кулаки, подстрекавшие молодежь пойти в город и разогнать исполком. Появилось оружие, доставленное кулаками из Тупичевской волости. Бунтовщиков возглавил местный житель, бывший офицер Онищенко. Село Хриповка превратилось в военный лагерь. На всех дорогах были выставлены заставы. Как только стало известно о готовящемся нападении на уездный город, Городнянский исполком и уездная коммунистическая партийная организация мобилизовали отряд (60 человек пехоты и 20 конников), который под командованием председателя исполкома направился в Хриповку. Беспорядки были ликвидированы без кровопролития. Новобранцы явились на мобилизацию. Однако сами события говорили о том, что в уезде действует контрреволюционная организация.

В августе члены коммунистической ячейки села Ивашкова стали замечать, что у местного кулака Павла Шика по вечерам собираются какие-то подозрительные личности. Однажды, когда к Шику зашли трое неизвестных (об этом рассказали коммунистам сельские бедняки), члены ячейки решили задержать их. Окружили хату кулака, зашли в нее и обнаружили там какого-то «доктора» из села Тереховка, бывшего подпоручика царской армии П. Е. Тищенко (из села Выхвостово), бывшего гимназиста гайдамака А. Н. Гвинтовку (из Городни) и сына черниговского священника Величковского. У задержанных оказались списки членов антисоветской подпольной организации, два револьвера, бомбы. В списках членов антисоветской группы значились исключительно кулаки. Эта группа являлась частью черниговской губернской подпольной организации деникинского толка, руководимой полковником И. Г. Пикусом.

О раскрытии антисоветской группы коммунисты сообщили в уездный исполком, откуда тотчас же прибыли председатель исполкома Черноус и несколько милиционеров. Черноус лично занялся расследованием. Задержанный «доктор» отказался назвать свою фамилию, но заявил, что он из Чернигова. Черноус решил выехать вместе с «доктором» в Чернигов. Когда подвода проезжала болото между Тереховкой и Ивашковкой, «доктор» неожиданно вырвал у Черноуса винтовку, пытался застрелить его и бросился бежать на болото. Милиционеры открыли огонь, заговорщик был смертельно ранен и вскоре скончался. В ожидании, пока прибудут оповещенные работники Черниговской губернской чрезвычайной комиссии, Черноус вызвал в Ивашково на помощь членов соседних сельских комячеек и продолжал расследование. Один из жителей села явился к Черноусу и сообщил, что его склоняли к вступлению в контрреволюционную организацию, и помог раскрыть дело.

Черниговская губернская чрезвычайная комиссия расследовала все обстоятельства заговора, который имел своей целью способствовать наступлению деникинских войск. Как оказалось, тупичевской волостной контрреволюционной организацией, в которую входила и ивашковская, руководил студент-медик Карл Лайкс-Шантель из Чернигова: тот самый «доктор», который был убит при попытке к бегству. Этот студент под предлогом занятий медицинской практикой поселился в селе Тереховка Черниговского уезда, откуда разъезжал по селам и создавал повстанческие группы из недовольных Советской властью кулацких элементов. Ему удалось сколотить такие группы в Городне, Ивашкове, Куликове, Тупичевке, Выхвостове, Хриповке, Петрушине, Репках, Звеничеве, Сидневе, Тереховке, на хуторе Глебовка. Ближайшими помощниками Лайкса-Шантеля являлись: бывший офицер (убийца уездного военкома) Н. М. Панченко из Чернигова, кулак Н. К. Ковбаса с хутора Глебовка, кулак С. Д. Кашко из села Ку-ликовка, сын священника М. А. Митропольскнй из села Тупичевка, бывший офицер П. Е. Тищенко из села Выхвостово, кулак П. Я. Шик из села Ивашково, бывший офицер Онищенко, руководивший бунтом мобилизованных в селе Хриповка, гимназист А. Н. Гвинтовка из Городни, кулак Ф. И. Качный из села Ивашково, кулак А. Довгопол из села Тупичевка. Бунт мобилизованных в селе Хриповка 27 июня был одним из результатов «работы» этой организации.

Черниговская губернская чрезвычайная комиссия изъяла у арестованных много оружия и боеприпасов. В крыше сарая кулака Качного в селе Ивашково чекисты нашли список лиц, которых бандиты, планируя захват Чернигова, намеревались убить. Около 40 активных участников заговора были преданы суду чрезвычайной сессии губернского революционного трибунала и сурово наказаны.

Немало пришлось чекистам бороться и с остатками черносотенных, белогвардейских и монархических организаций, свивших свои гнезда на Украине в период немецкой оккупации и гетманщины.

В 1919 г. в Киеве совместными усилиями ВЧК и ВУЧК были раскрыты две нелегальные монархические группы, существовавшие здесь с 1918 г. Во главе одной из них стоял некий Крылов. Обманным путем, под фамилией Чернявский, он проник в большевистскую партию, служил в советском военном учреждении и передавал своему контрреволюционному центру в Москву секретные военные сведения. Крылова арестовали в момент, когда он готовил очередное шпионское донесение. Вскоре была ликвидирована и белогвардейская организация князя Касаткина-Ростовского. Среди арестованных монархистов находились: бывший гвардейский поручик помещик Власов, бывший царский следователь Чекмарев, штаб-ротмистр Милобенный. Киевские монархистские организации сыграли зловещую роль в борьбе с так называемым куреневским выступлением кулаков.

8 ряде сел неподалеку от Киева в марте — апреле 1919 г. происходили кулацкие волнения. Среди крестьян здесь действовали и петлюровские, и черносотенно-монархистские агенты, распространявшие нелепые слухи о «коммуниях», о «комиссарах», о «преследовании» православной церкви и т. д. Вражеские агитаторы подбивали крестьян к наступлению на Киев. В то время вокруг Киева действовали вооруженные банды Струка и Батрака, которые убивали сельских советских активистов, учиняли погромы.

9 апреля в Киеве был образован оперативный штаб для борьбы с антисоветскими выступлениями. Во главе штаба стояли командующий корпусом войск ВУЧК Ф. И. Николаенко и председатель Киевской губчека И. 3. Сорин. В тот же день небольшой конный отряд чекистов во главе с Ф. И. Николаенко и командиром батальона М. Финкельштейном двинулся в район Куреневка — Новопетровка, где находились банды. Бандиты выслали навстречу советскому отряду своих гонцов с предложением начать «переговоры». Николаенко и Финкельштейн бесстрашно отправились к мятежникам. Однако бандиты и не думали вести переговоры: они зверски убили мужественных чекистов.

10 апреля толпы вооруженных кулаков и их сторонников сосредоточились в предместье Киева — Куреневке. Многие шли с мешками в надежде поживиться при грабеже города. В толпу втерлись и городские громилы, хулиганы, уголовники. Здесь шныряли и агитаторы монархических организаций, которые подстрекали толпу к погрому, к нападению на город под лозунгом «За веру православную!». Озверевшая толпа принялась разбивать и грабить лавки на базаре, убивать ни в чем не повинных обывателей. Бандиты загнали в захваченное ими помещение районной милиции около 150 человек и открыли по ним стрельбу через окна. Было убито 15 человек, в том числе женщины и дети. Двинувшись затем через Подол на Киев, бандиты обложили казармы 1-го украинского запасного полка, вступили в перестрелку с красноармейцами, напали на городской банк и телеграф, подожгли ряд домов на Подоле.

Советские и партийные организации города решительно выступили против погромщиков. Председатель ВУЦИК Г. И. Петровский, председатель губисполкома А. С. Бубнов, наркомвнудел УССР К. Е. Ворошилов вместе с рабочими и чекистскими отрядами лично участвовали в борьбе с бандитами. Нарком по военным делам Н. И. Подвойский обратился к населению с воззванием, в котором заявил: «Куреневка последнее время явилась притоном бандитов, выпущенных петлюровцами из Лукьяновской тюрьмы. К этим профессиональным громилам примкнули заведомые контрреволюционеры и кулаки. Одни шли ради грабежа, другие для борьбы с Советской властью. И те и другие скрыли свои настоящие цели под маской выступления «за веру»… Заявляю, что Красная Армия не даст себя обмануть… Она знает, что не за веру, а против трудящегося народа идут погромщики, бандиты и контрреволюционеры. Пусть же они не ждут пощады!».

В начавшихся боях советские отряды нанесли поражение бандитам как на подступах к Киеву, так и в самом городе. Банда Батрака была разгромлена, наступление банды Струка на Днепре отбито. Мужество и героизм проявили чекисты, участвовавшие в боях с бандитами. Председатель губчека И. 3. Сорин, несмотря на два ранения, продолжал руководить боем. К вечеру 10 апреля бандиты повсюду были разбиты, их выступление подавлено.

Чекисты арестовали и расстреляли несколько главарей и организаторов погромного выступления. Это были: руководитель киевского отделения монархистского «Союза русского народа» бывший генерал Петров; княгиня Урусова; известный черносотенец доктор М. Котленко — участник расправы над Ф. И. Николаенко; штабс-капитан М. Бородинский, задержанный в момент распространения погромных прокламаций; монархист В. Соколов, пойманный с винтовкой в руках; бывший чиновник особых поручений при царском министерстве внутренних дел И. П. Шкотт. Всего было арестовано около 150 человек. Крестьян — рядовых участников беспорядков, признавших свою вину, освободили из-под ареста.

Важным направлением чекистской работы на Украине была борьба с подрывной и шпионской деятельностью разведок и дипломатических служб империалистических держав и их агентуры.

В 1919 г., после поражения Германии, главная роль в подрывной деятельности империалистических сил против Советской страны, в том числе и на Украине, перешла к дипломатическим заговорщикам и разведчикам стран Антанты. Хотя Украина по существовавшему между империалистическими хищниками разделу входила в «сферу влияния» Франции, здесь действовали подрывные и шпионские организации не только Франции, но и США, Англии, разведывательные службы пограничных «буферных» государств, особенно польская разведка Пилсудского.

В ряде случаев чекисты производили осмотр помещений иностранных миссий, где укрывались заведомые шпионы и заговорщики. В городе Николаеве, например, чекисты обнаружили в английском консульстве документы, свидетельствовавшие о связях английских дипломатических представителей с генералом Деникиным, о помощи, которую правительства стран Антанты оказывали белогвардейцам. В шведском «нейтральном» консульстве, взявшем на себя защиту интересов французских и английских подданных, чекисты нашли шпионские документы и конфисковали много оружия.

Учитывая огромный вред, наносимый стране подрывными действиями иностранных империалистов, в июне 1919 г. ЦК КП(б)У образовал «Особое совещание» по борьбе с подрывной деятельностью на Украине международного империализма. В состав этого «Совещания» входили секретарь ЦК КП(б)У, председатель Совета Народных Комиссаров, председатель ВУЧК и народный комиссар по иностранным делам. «Особое совещание» решило изолировать на время гражданской войны иностранных подданных тех государств, которые участвовали в интервенции. ВУЧК энергично выполняла эту работу.

Основной польской контрреволюционной организацией в советском тылу была «Польска организация войскова» («ПОВ»), возникшая в 1917 г., она имела большие запасы оружия, спрятанного при ликвидации польских легионов.

Ее лидеры мечтали об отторжении в пользу Польши западных земель Советской страны (белорусских, украинских, русских). На Украине они поддерживали петлюровщину, не гнушались помогать и всякому иному антисоветскому движению, любым авантюристам, способным нанести вред государству рабочих и крестьян. Польская разведывательная служба активно занималась шпионажем на советской территории.

В 1919 г. ВУЧК раскрыла в Киеве ответвления польской центральной разведывательной и подрывной организации. Вот как была ликвидирована одна из групп этой организации. В Киеве на Рейтарской улице помещалась столовая, которую посещали студенты киевских высших учебных заведений, преимущественно польского происхождения. Чекисты обратили внимание на то, что в столовой вечерами происходят какие-то таинственные сборы. Чекисты проникли в столовую и произвели там обыск. Здесь были найдены шапирограф и заготовки для печатания антисоветских прокламаций.

Расследование показало, что задержанные студенты являются членами антисоветской польской молодежной группы, примыкающей к «ПОВ». Они пропагандировали буржуазно-националистические и антисоветские идеи среди польской молодежи, занимались шпионажем и поддерживали отношения с украинскими и русскими антисоветскими организациями «для борьбы с уничтожающей силой большевизма». Руководители группы — сынки польских дворян Марьян Непраш, Петр Борковский, Иосиф Керницкий, Тадеуш Савицкий и Карл Басинский — были наказаны.

Одной из задач чекистов было пресечение дезорганизаторской деятельности махновцев и примкнувших к ним анархистов и уголовных элементов.

В 1919 г., после того как Махно оставил фронт борьбы с деникинцами, ВУЧК произвела расследование преступлений штаба бригады Махно на Южном фронте и арестовала начальника штаба Озерова и ряд других махновцев. Расследование показало, что их дезорганизаторская работа привела к разложению бригады, благодаря чему деникинцы прорвали фронт как раз на участке махновцев, зашли им в тыл и нарушили связи между частями Красной Армии. Судебный процесс по делу членов махновского штаба происходил в Чрезвычайном военно-революционном трибунале Донецкого бассейна в Харькове. Подсудимые были признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания.

 

8. Конец стрекопытовщины

В конце января 1919 г. в Гомель, незадолго до того освобожденный от немецкой оккупации, прибыла 2-я (Тульская) бригада 8-й стрелковой дивизии Красной Армии (в составе 67-го и 68-го полков), передислоцированная сюда в связи с военными действиями против петлюровцев. Положение в городе в это время было весьма напряженное. Советская власть находилась в стадии организации. Повсюду действовала вражеская агентура. Нелегально существовал антисоветский «Полесский повстанческий комитет», готовивший восстание. Некоторые командиры бригады поддались на вражескую агитацию и вступили в этот комитет. Среди них были начальник хозяйственной части Стрекопытов (в прошлом офицер), бывший полковник Стенин, командир 68-го полка Мачигин и другие.

18 марта бригада получила приказ отправиться на фронт, и 20-го ее части повели наступление на Овруч, но, не выдержав вражеского артиллерийского огня, отступили. В то же время некоторые подразделения, особенно разложившийся 1-й батальон 67-го полка, вообще отказались занять боевые позиции и начали митинговать. Они решили бросить фронт, возвратиться в Гомель, а оттуда — по домам, в Тульскую губернию.

Выступление, таким образом, вначале выглядело как протест преобладавших в бригаде мелкобуржуазных крестьянских элементов, выражавших недовольство тяготами гражданской войны — мобилизацией, нехваткой продовольствия и обмундирования и другими трудностями. Но этим немедленно воспользовались контрреволюционеры.

Когда бросившие фронт красноармейцы в ночь на 24 марта прибыли на станцию Гомель-Полесский, здесь их встретили вожаки контрреволюционного «Полесского повстанческого комитета» и изменившие воинскому долгу командиры. Недовольную массу разложившихся красноармейцев контрреволюционеры направили против Советской власти.

Между тем городские партийные и советские организации готовили отпор мятежникам. Был образован военно-революционный штаб в составе председателя ревкома С. Комиссарова, председателя Чрезвычайной комиссии И. Ланге, редактора газеты «Известия ревкома» Н. С. Билецкого (Езерского), чекиста Я. Фрида и Гулло. Коммунисты и советские активисты заняли боевые позиции. Дали знать о событиях в губернский центр. Вооруженных защитников города, однако, было мало. Они не могли оказать длительного сопротивления взбунтовавшимся солдатам бригады, которыми командовали офицеры.

Со станции мятежники повели наступление на город, захватили тюрьму и освободили около 400 заключенных, главным образом уголовников. Вскоре в их руках оказалась значительная часть города. Лишь гостиница «Савой», превращенная в опорную базу сопротивления, здание ЧК и телефонная станция все еще оставались в руках защитников города.

Утром 25 марта мятежники начали обстрел из артиллерийских орудий и миномета гостиницы «Савой». Положение осажденных стало катастрофическим. Они вынуждены были вступить в переговоры с мятежниками. Последние согласились отпустить по домам всех 65 человек, находившихся в «Савое». Но когда коммунисты сложили оружие, контрреволюционеры, вопреки обещанию, задержали ответственных работников и, избив, отправили их в тюрьму. Вскоре власть в городе повсеместно перешла к вооруженным мятежникам.

«Полесский повстанческий комитет» и военное командование мятежников выпустили несколько воззваний к населению города и уезда. В одном из воззваний они так сформулировали цели и лозунги своего движения: «1. Вся власть Учредительному собранию. 2. Сочетание частной и государственной инициативы в области торговли и промышленности… 3. Железные законы об охране труда. 4. Проведение в жизнь гражданских свобод. 5. Земля — народу. 6. Вступление Русской республики в лигу народов». В «Приказе № 1 по гарнизону г. Гомеля» от 26 марта было сказано: «С сего дня в городе и уезде объявляется свободная торговля всеми товарами».

Таким образом, мятежники пытались изобразить контрреволюционное выступление в Гомеле как «демократическое» движение. Но оно фактически вылилось в белогвардейский мятеж, руководимый бывшими царскими офицерами, и тотчас же привело к установлению личной диктатуры руководителя переворота Стрекопытова.

Население города и уезда, видя контрреволюционное существо выступления, не поддержало мятежников. Лишь незначительные группы бывших офицеров, чиновников и несколько советских служащих примкнули к ним.

Назначенный Стрекопытовым комендант города — бывший полковник Степин — в первый же день издал приказ, в котором говорилось: «Лица, коим известно местопребывание скрывшихся большевистских комиссаров и коммунистов, а также и домовладельцы, где они проживают, должны немедленно донести мне. Виновные в укрывательстве будут караться по всей строгости осадного положения». Этот приказ послужил как бы сигналом к началу белого террора. Участник событий, бывший председатель упродкома В. Селиванов, впоследствии рассказывал: «По Замковой улице и по другим прилегающим улицам к станции начался поголовный грабеж населения. В домах забирали все, что было ценным. На улицах раздевали встречавшихся частных граждан. В советских учреждениях разбивали несгораемые кассы, забирали денежные знаки, рвали и сжигали дела, нагружали продовольствие из складов упродкома и райсоюза и отправляли на Полесскую станцию… В городе творилась такая вакханалия, которую может себе представить только переживший эту «историю»».

26 марта стрекопытовцы отобрали в тюрьме группу ответственных работников города и увезли их на Полесский вокзал. Судьба их до подавления мятежа оставалась неизвестной.

Между тем на помощь Гомелю с разных сторон шли отряды трудящихся и части Красной Армии: партийные дружины коммунистов из Могилева, Бобруйска, курсанты Могилевских командных курсов, отряд из Смоленска, крестьянский отряд из Почепа, части Брянской дивизии.

В ночь на 29 марта стрекопытовцы вынуждены были оставить Гомель. Когда курсанты Могилевских курсов заняли станцию Гомель-Полесский, они обнаружили в «вагоне смерти» изуродованные трупы 14 ответственных работников города. Мятежники зарубили и замучили председателя ревкома С. Комиссарова, председателя Чрезвычайной комиссии И. Ланге, редактора газеты Н. Билецкого (Езерского), заведующего отделом юстиции Б. Ауэрбаха-Подгорного и других. Кроме того, 17 товарищей было убито в городе.

Из Гомеля стрекопытовцы отступили к Речице. Вскоре Красная Армия окончательно разгромила их. Часть мятежников и их главари (Стрекопытов, Степин и другие) бежали в Польшу, откуда перебрались в Эстонию. Там они вступили в армию Юденича, а после ее разгрома были интернированы. Ряд захваченных участников мятежа в Гомеле предстали перед судом.

 

9. Борьба с басмачеством

Бежав из Коканда после разгрома движения «Кокандской автономии», вожак басмачей Иргаш обосновался неподалеку, в кишлаке Бечкир. Он превратил кишлак в крепость, перегруппировал здесь свои силы, устроил мастерские для изготовления боеприпасов, обложил окрестное население «налогами». Реакционное мусульманское духовенство, согласно старинному обычаю, с соблюдением религиозных церемоний, подняло этого разбойника на белой кошме как религиозного вождя, после чего он объявил себя «борцом за ислам», «защитником угнетенных», присвоил титул «амири муслимин» — «верховного предводителя воинства ислама» — и начал «священную войну» против Советской власти. Со всех сторон к нему стекались люди, которые становились басмачами.

Распространение басмачества объяснялось тем, что их ряды пополнялись малосознательными дехканами, находившимися под влиянием духовенства и баев. Это были люди, недовольные хозяйственными и политическими мероприятиями советских органов — запрещением торговли на базарах, монополизацией и конфискацией хлопка и т. п. Коренное население Туркестана нередко возмущалось также неправильным поведением некоторых представителей местных советских органов, в которые на первых порах проникали старые чиновники и другие лица, не изжившие еще колонизаторских привычек. Используя это недовольство, реакционное духовенство, возглавляемое панисламистской организацией «Улема», буржуазные националисты из пантюркистской организации «Иттихад ва таракки» («Единение и прогресс») и другие попытались поднять дехкан на борьбу под флагом «защиты ислама», «туркестанской автономии», «независимости» и подстрекали их к вступлению в отряды «борца за ислам» — Иргаша. Басмачей пытались превратить в политическую силу, направленную против рабоче-крестьянской власти.

В 1918–1919 гг. Советское правительство из-за военных действий с дутовскими бандами было практически лишено возможности непосредственно руководить советским строительством в Туркестане. Средством связи центра с краем были только телеграф и радио. Тем не менее правительство неоднократно указывало туркестанским работникам на необходимость установления правильных отношений с местным мусульманским населением. В телеграмме, посланной в апреле 1918 г. Народным комиссариатом по делам национальностей в Туркестан, говорилось: «Не отрицание автономии, а признание ее является очередной задачей Советской власти. Необходимо только автономию эту построить на базисе Советов на местах. Только таким путем может стать власть народной и родной для масс». На основе этих указаний V краевой съезд Советов, проходивший в апреле — мае 1918 г., провозгласил автономию Туркестана в составе РСФСР.

В органы краевой и местной власти стали привлекаться в большем, чем ранее, количестве местные кадры, постепенно исправлялись и ошибки хозяйственного порядка.

Принципиальные основы политики Советской власти в отношении местных национальностей были сформулированы в радиограмме ЦК РКП (б) от 10 июля 1919 г. на имя ЦИК Туркестанской республики и краевого комитета Коммунистической партии: «Необходимо широкое пропорциональное привлечение туркестанского туземного населения к государственной деятельности, без обязательной принадлежности к партии, удовлетворяясь тем, чтобы кандидатуры выдвигались мусульманскими рабочими организациями. Прекратить реквизицию мусульманского имущества без согласия краевых мусульманских организаций, избегать всяких трений, создающих антагонизм».

Между тем буржуазно-националистические элементы туркестанской реакции при поддержке международного империализма развертывали свою преступную работу все шире, ввергая отдельные слои населения края в кровавую борьбу с Советской властью.

Басмаческий вожак Иргаш постепенно захватил власть в сельской местности вокруг Коканда. Он совершал налеты на кишлаки, на русские селения, нападал на небольшие отряды красноармейцев, обычно легко уходя от преследования.

В 1918–1919 гг. в Фергане помимо банды Иргаша действовало еще около 40 банд (наиболее крупные из них Хал-ходжи, Махкам-ходжи, Рахманкула, Аман Палвана, Муэтдина). Вскоре среди басмачей выдвинулся Мадамин-бек (его полное имя — Мухаммед-Аминбек Ахметбеков), ранее служивший начальником уездной милиции в Маргелане. Летом 1918 г. он создал из подчиненных ему милиционеров-узбеков отряд басмачей. Поначалу тесно сотрудничая с Иргашем, Мадамин-бек после нескольких ссор отделился и начал самостоятельные действия. Замыслив стать во главе басмаческого движения в Фергане, он ввел в отряде строгую дисциплину. К нему потянулись и русские белогвардейцы, которых он не только охотно принимал, но и назначал на командные посты.

В ноябре 1918 г. Мадамин-бек вместе со своим подручным, отчаянным головорезом и грабителем Хал-ходжой, повел свой отряд в 500–700 человек на русские поселки Благовещенское и Спасское, сея смерть и грабя поселенцев. Эти кровавые рейды вызвали стихийное движение крестьянской самообороны. В Благовещенском и Спасском возник отряд самообороны в 60 человек. Красноармейцы дали крестьянам несколько винтовок. Этим было положено начало организации «крестьянской армии».

Туркестанские власти, испытывая недостаток вооруженных сил, решили легализовать самооборону и предложили населению русских поселков «сорганизоваться в правильные отряды и избрать штаб».

Так, в конце 1918 г. официально была учреждена добровольная «крестьянская армия Ферганы». Ее задачей была защита от нападений басмачей.

«Крестьянская армия» строилась по территориальному принципу и включала в свой состав всех мужчин поселков в возрасте от 17 до 50 лет. Подчиняясь командующему Ферганским фронтом, получая от него вооружение и боеприпасы, «крестьянская армия» вместе с тем пользовалась значительной автономией. Ее командиры избирались; управлял армией выборный военный совет, в состав которого в качестве обязательного члена входил военком города Джалял-Абада.

Легализовав «крестьянскую армию», местные власти, несомненно, допустили ошибку. Подавляющее большинство ее участников являлись переселенцами, в свое время помещенными царским правительством на отобранных у коренного населения землях и превратившимися в кулаков. Хотя они и объявили себя сторонниками Советской власти, в силу своей социальной природы эти кулаки не были и не могли быть последовательными союзниками государства диктатуры пролетариата. Отряды «крестьянской армии» нередко притесняли и грабили коренное население. Такие действия усиливали недовольство местного населения, которое отождествляло ее с Красной Армией.

С введением на территории Туркестана экономической политики «военного коммунизма», затронувшей непосредственные интересы крестьянства, население русских поселков, в первую очередь кулачество, стало проявлять недовольство Советской властью. «Крестьянская армия» превратилась во враждебную силу, находившуюся в распоряжении кулацких заправил.

В мае 1919 г. «военный совет крестьянской армии» избрал командующим К. И. Монстрова, в прошлом конторского служащего, подрядчика, а с 1914 г. владельца земельного надела в Джалял-Абадском районе.

Тогда-то Мадамин-бек, прежде грабивший крестьянское население русских поселков, решил сговориться с кулацкой частью русской «крестьянской армии» для совместной борьбы против Советской власти и начал активно действовать в этом направлении. Несомненно, такой поворот был подсказан Мадамин-беку русскими белогвардейцами, с которыми он был связан. Монстров пошел навстречу Мадамин-беку.

25 июня 1919 г. состоялась их первая встреча, 10 июля — вторая. Они заключили тайное соглашение, по которому Мадамин-бек обязался не нападать на русские поселки, а Монстров — до 10 сентября не принимать участия в военных действиях против басмачей. Тогда же они обсудили и планы совместного выступления против Советской власти.

Об антисоветских замыслах Монстрова уже давно догадывались. Советское военное командование решило ликвидировать и разоружить «крестьянскую армию». Но Монстрову путем хитрого лавирования, а иногда и бегства от красноармейских частей, высланных против него, до поры до времени удавалось избегать открытого конфликта и разоружения.

Летом 1919 г. в Туркестане была введена хлебная монополия и объявлена продовольственная разверстка. От так называемой «советской ориентации» кулаков ничего не осталось. Они решительно выступили против продразверстки, 22 августа «военный совет крестьянской армии» принял решение, ставшее платформой кулацкого выступления. В нем были выдвинуты следующие требования: «Отстранение и перевыборы всех Советов, исполкомов и комитетов — лиц администрации Туркестанской республики на основании всеобщего, равного, прямого и тайного голосования с предоставлением мусульманам половины мест. Предоставление всем без исключения гражданам свободы труда, свободы торговли и передвижения и всех прочих гражданских свобод… упразднение… Особого отдела, чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, политических комиссаров… Отмена хлебной монополии… Возвращение всех крестьян с политических фронтов в свои районы» и др. Эти требования кулаки грозили отстаивать «силой оружия». В сущности, это были обычные кулацкие требования ликвидации Советов и других органов диктатуры пролетариата, реставрации капиталистических отношений под видом восстановления свободы торговли. Своеобразие заключалось лишь в том, что кулацкие заправилы, являвшиеся, по сути, колонизаторскими элементами, попытались выступать не только от своего имени, но и от имени мусульманского населения.

На этом же заседании «военный совет крестьянской армии» поручил штабу выработать условия соединения с Мадамин-беком и просить того «представить данные о своей политической платформе». Мадамин-бек поспешил с ответом, в котором объявил, что он всецело присоединяется «к протоколу военного совета крестьянской армии от 22 августа 1919 г.». Свой ответ он подписал как «командующий Мусульманской белой гвардией».

1 сентября между Мадамином и Монстровым был заключен формальный договор о совместных действиях.

Объединенная банда русских кулаков и басмачей выросла в значительную силу. Командовали ею русские белогвардейские офицеры (например, генерал Муханов), присоединившиеся к восстанию. Недаром эти силы пытался включить в общероссийское контрреволюционное движение и Колчак, присвоивший Мадамин-беку чин полковника.

Начав крупное наступление, мятежники на первых порах заняли город Джалял-Абад, превращенный ими в центр движения, захватили Ош и к 18 сентября окружили и осадили 20-тысячной армией город Андижан.

Однако союз между кулаками и басмачами оказался непрочным. Басмачи отказывались воевать вместе с русскими кулаками, которые раньше притесняли их. Русские крестьяне колебались и не хотели драться с русскими рабочими, защищавшими Советскую власть.

23 сентября, разбитые частями Красной Армии под Андижаном, первыми бежали с поля боя басмачи киргизского манапа Хал-ходжи. Это бегство повлекло за собою отступление всей кулацко-басмаческой армии. 26 сентября советские войска заняли город Ош, 30 сентября — центр кулацкого восстания Джалял-Абад. Русские крестьяне стали разбегаться из мятежной армии по домам. «Крестьянская армия» разваливалась.

Мадамин-бек открыто высказывал недоверие и сомнение в боеспособности русских крестьян. Он объявил Монстрову о намерении расторгнуть заключенный между ними договор. Хотя Мадамин-бек тут же взял обратно свои слова, все же в «союзе» между Монстровым и Мадамин-беком образовалась трещина.

В дело вмешались английские агенты, заинтересованные в сохранении «союза» и развитии антисоветского движения. Бывший царский консул в Кашгаре Успенский, действовавший по поручению англичан, предложил создать так называемое «Временное ферганское правительство» и активизировать вооруженную борьбу с Советской властью. Переговоры между Успенским и Монстровым и Мадамин-беком закончились решением создать «правительство». Главою нового «правительства» и главнокомандующим стал Мадамин-бек. Монстров теперь довольствовался положением заместителя. В состав «правительства» были введены еще генерал Муханов (военный министр), бывший крупный торговец хлопком Хаким-джан Азизханов (министр финансов) и присяжный поверенный Ненсберг (министр внутренних дел и юстиции).

Начался второй тур кулацко-басмаческого движения. Теперь движение испытывало серьезный спад. Помимо уже указанных, причиной его стали и важные политические перемены, начавшиеся в Туркестане.

Осенью 1919 г. Красная Армия, разгромив банды Дутова, воссоединила Туркестанский край с центром. ЦК РКП (б) и Советское правительство получили наконец возможность непосредственно вмешаться в ход советского строительства в Туркестане.

8 октября 1919 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление о создании Комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана (сокращенно Турккомиссия) в составе Ш. 3. Элиавы (председатель), М. В. Фрунзе, В. В. Куйбышева, Ф. И. Голощекина, Я. Э. Рудзутака, Г. И. Бокия. Комиссия была уполномочена представлять ВЦИК и СНК в пределах Туркестана. Этой же комиссии ЦК РКП (б) поручил осуществлять «высший партийный контроль и руководство от имени ЦК».

В ноябре В. И. Ленин счел нужным лично обратиться к коммунистам Туркестана. «Установление правильных отношений с народами Туркестана, — писал он им в известном письме, — имеет теперь для Российской Социалистической Федеративной Советской Республики значение, без преувеличения можно сказать, гигантское, всемирно-историческое.

Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч и миллионов людей будет иметь практическое значение отношение Советской рабоче-крестьянской республики к слабым, доныне угнетавшимся народам.

Я очень прошу вас обратить на этот вопрос сугубое внимание, — приложить все усилия к тому, чтобы на примере, делом, установить товарищеские отношения к народам Туркестана, — доказать им делами искренность нашего желания искоренить все следы империализма великорусского для борьбы беззаветной с империализмом всемирным и с британским во главе его, — с величайшим доверием отнестись к нашей Туркестанской комиссии и строго соблюсти ее директивы, преподанные ей, в свою очередь, от ВЦИК именно в этом духе»

V Туркестанская краевая конференция Коммунистической партии, состоявшаяся 20–27 ноября, ответила В. И. Ленину: «Приступая к исправлению ошибок прошлого, мы торжественно обещаем Вам, дорогой товарищ, точно руководствоваться всеми указаниями ЦК РКП (б), строго соблюдая все его директивы, и выполнить великое дело освобождения Востока от гнета империализма, как бы это трудно ни было и каких бы жертв и усилий это ни стоило. Лучшим доказательством нашего искреннего желания выполнить это великое дело является наше твердое решение провести в жизнь все резолюции, принятые на данной краевой конференции, в которых красной нитью проводятся принципы самоопределяющегося начала туземных народов, правильного разрешения вопросов нашей национальной политики и в основу которых положено стремление вызвать к деятельности угнетенное местное коренное население и дать ему полную возможность свободного развития и строительства своей жизни».

Выполнение указаний Советского правительства по урегулированию отношений с коренным населением положительно сказалось на ходе борьбы с басмачеством.

Еще летом 1919 г. Туркестанский ЦИК объявил амнистию тем басмачам, которые добровольно прекратят бандитскую деятельность. Была создана Особая чрезвычайная комиссия ЦИК и СНК по борьбе с басмачеством (председателем ее был Сорокин), которая занялась проведением необходимых мер. Начался и процесс отрезвления среди басмачей. 31 января 1920 г. на сторону Советской власти перешли отряды Махкам-ходжи и Акбар Али в составе 600 вооруженных и 2 тысяч невооруженных басмачей, 2 февраля — отряд Парпи численностью 3 тысячи человек. Иргаш был убит своими сторонниками.

Мадамин-бек прилагал отчаянные усилия, чтобы сохранить боеспособность своей банды и укрепить басмаческое движение. Как председатель «Временного ферганского правительства» он проводил разные «реформы» на занятой территории. В декабре 1919 г. к нему прибыла афганская делегация. Она пыталась примирить Мадамин-бека с другими главарями басмачества, не желавшими ему подчиняться, создать между ними согласие, обещала помощь деньгами и оружием. Но тщетно. Все более обострялись отношения между кулацкой русской частью антисоветского «воинства» и мусульманской.

Наконец Монстров понял бесперспективность антисоветской позиции и «союза» с басмачами и решил тайно вступить в переговоры с Советской властью. 13 января 1920 г. через своего представителя Петра Боцана он заявил о намерении перейти на сторону Советов. Советские военные власти потребовали от него полной капитуляции.

Узнав о намерении Монстрова, Мадамин-бек в момент переговоров напал на его отряды. Монстров бежал. 17 января он явился в Джалял-Абад и сдался Советской власти, признав свою вину. Вслед за Монстровым из стана Мадамин-бека бежали и другие главари русских кулаков (Васильев, Боцан, Плотников и даже генерал Муханов). Они понесли заслуженное наказание по приговору революционного трибунала. Сдавшиеся рядовые отрядов Монстрова были амнистированы.

Ожесточенная борьба с бандами Мадамин-бека продолжалась до февраля 1920 г., когда наконец, потерпев решительное поражение в боях со 2-й Туркестанской советской стрелковой дивизией, Мадамин-бек объявил о признании им Советской власти и в марте начал переговоры о сдаче. Реввоенсовет Ферганского фронта обещал, что его отряд в случае сдачи будет зачислен па советскую службу в качестве самостоятельной войсковой единицы, входящей в тюркскую бригаду, 6 марта об этом было заключено соответствующее письменное соглашение.

* * *

1919 год стал годом решающих побед Советской власти над внутренней и внешней контрреволюцией. Были разгромлены мощные армии Колчака, Юденича, Деникина, а также войска интервентов на Севере, Западе и Юге страны. Ряд сокрушительных ударов получили силы мелкобуржуазной и националистической контрреволюции. В тылу сражающейся Красной Армии были вскрыты и уничтожены контрреволюционные организации, занимавшиеся подрывной деятельностью против Советской власти. Усилились колебания и разложение мелкобуржуазных политических партий. Советская страна вступила в завершающий этап гражданской войны.