Сцена первая.
Санкт-Петербург. Сумерки. Зима. Метель. Воет ветер. Лают собаки. В левой части сцены – дверь квартиры на одной из центральных улиц. Над ней горит фонарь. В стороне светится витрина "Булочной-Кондитерской". В направлении двери движется субтильный востроносый юноша, с несколько женственными повадками. На вид – никак не более двадцати лет. Воротник приталенного пальто поднят. На голове каракулевая шапка с козырьком и опущенными ушами. Под мышкой портфель. Это юный Гоголь.
Дойдя до двери, Гоголь мнется в нерешительности. Потом истово крестится и целует дверь – как икону. Тянется к звонку, но в последнюю минуту Гоголь руку одергивает и пятится назад.
В этот момент из двери кондитерской вываливается подвыпивший господин в форме прапорщика.
Прапорщик (юноше, строго): Стихотворец?
Гоголь (нервно): Що вам потребно? Идите сообразно со своим направлением. Сие до вас не касательно.
Прапорщик (дружелюбно): Ликерца для придания духа, а? (поясняет) Чтоб с Пушкиным наравне. (с уважением кивает в сторону двери) Вот уж кто в питии искусник несравненный, я вам доложу! И по части женских чар…
Гоголь демонстративно отворачивается и отходит в сторону. Прапорщик машет него рукой и, пошатываясь, идет ловить извозчика.
Прапорщик (громко, в сторону извозчика): Эй! Душа в тулупе! Увези меня отсюда! Убей и ограбь по дороге! Чтоб в "Ведомостях" отразили: мол, найдено тело… без опознавательных примет…
Прапорщик исчезает во тьме. Голос его тоже исчезает. Гоголь подходит к двери "кондитерской" и сталкивается с выходящей из нее упитанной экономкой. В руках экономки большая корзина, краем которой она бесцеремонно пихает Гоголя в грудь.
Поликарповна (игриво): Примит-ка сторону, вашблагородь! Помну ить – все невесты разбегутся (смеется).
Гоголь не реагирует. Он молча протискивается в дверной проем, прокладывая себе дорогу острыми локтями.
(с уважением) Ишь настырный какой!
К дверям булочной подходит другая экономка.
Никаноровна: Свежи ли калачи, Поликарповна?
Поликарповна сквозь витрину наблюдает за действиями молодого нахала в кондитерской. Отвечает, не глядя на собеседницу.
Поликарповна: Калачи-то горячи, Никаноровна… (восхищенно) Ух ты! Промочил клювик зельем!
Никаноровна: Хто?
Поликарповна (неопределенно): Та, зяблик один…
Поликарповна, удовлетворив любопытство, поворачивается к собеседнице.
(строго) Подовый не бери – сыроват.
Поликарповна уходит. Никаноровна берется за ручку двери. Ее едва не сбивает с ног Гоголь. Он вываливается на улицу, сжимая в руке свою каракулевую кепи. На его голове "творческое каре". Под носом – жиденькие усики. В фигуре – действительно, есть что-то птичье.
Гоголь (передразнивает): …"Шартрез! Езуитова микстура!" Тьфу!
Никаноровна (качает головой): Как есть зяблик.
Никаноровна заходит в булочную. Гоголь, слегка покачиваясь, идет к двери-иконе и звонит. За дверью шевеление. Звук засова. Дверь приоткрывается. В проеме слуга – в картузе и накинутой на плечи шинели.
Гоголь (сбивчиво): Имею честь представлять Малороссию… в сонме смиренных почитателей безмерного дара… коим Творцу угодно было облистать…
Слуга (перебивает): Вам Александр Сергеевич надобен?
Гоголь (торопливо): Дома ли?
Слуга (нехотя): Почивать изволят.
Гоголь (удивленно): Об эту пору?
Слуга молча усмехается. Гоголь спохватывается и досадливо хлопает себя ладонью по лбу.
Тю, дурный!.. (заискивающе) Господин Пушкин, верно, всенощно труды полагал на алтарь аполлонический, дабы прославить отечество…
Слуга (заговорщицки): В картишки дулся. Одних свечей полпуда извёл…
Обескураженный Гоголь, молча, натягивает каракуль на голову, разворачивается и собирается уходить.
Как прикажите доложить?
Гоголь (потеряно): А? Що?
Слуга: Благоволите представиться.
Гоголь (бесцветно, скороговоркой): Хохоль-Яновский Николай Васильевич. Литератор. Малоросс.
Слуга (сочувственно): Издалека, стало быть…
Гоголь, не обращая внимания на слова слуги, на негнущихся ногах идет в булочную. Весь облик его выражает крайнюю степень растерянности. Слуга с усмешкой смотрит ему в след и запирает дверь.
На пороге булочной спавший с лица Гоголь натыкается на выходящую Никаноровну с полной корзиной разнообразной выпечки.
Никаноровна (сочувственно): Поперли, чё ль из департамента? Аль невеста кого почище подобрала?..
Гоголь (взвизгивает): Прочь, баба!
Никаноровна, нехотя, сторонится. Юноша резко распахивает дверь.
(с вызовом) Езуитской горилки! Штоф! Мне!
Вваливается в булочную.
Тем временем в правой части сцены – за закрытой дверью пушкинской квартиры – загорается свет. Александр Сергеевич в ночной рубашке сидит на краю постели. Перед ним столик, заваленный листами писчей бумаги. В руке гусиное перо.
Пушкин (громко): Кто?
Слуга (с усмешкой): "Смиренный почитатель". Малоросс.
Пушкин: В свитке?
Слуга заглядывает в пушкинскую спальню.
Слуга: Нет, в партикулярном.
Пушкин (задумчиво): В партикулярном…
Слуга: Сказал, как велено: картежничал мол всенощно. Дабы эту… (вспоминает) римоньё Ваше, Александр Сергеевич, стало быть, в целости соблюсти…
Пушкин (поправляет): Реноме.
Пауза.
Слуга (осторожно): Александр Сергеевич, голубчик. Нельзя же вторую ночь кряду так-то…
Пушкин (выходя из задумчивости): А? Не хлопочи. Ступай… Тут у меня… (снова задумался)
Слуга (мнется): Позвольте полюбопытствовать…
Пушкин (выходя из задумчивости): А?.. (кивая на бумагу, поясняет) Безделица одна затеялась… в итальянском вкусе, да на русский лад… Вот послушай, коли есть досуг…
Затемнение.
Сцена вторая.
Судя по пейзажу, место действия – одна из южных губерний Российской империи. По губернскому тракту мчит рессорная коляска. В ней два господина лет не более тридцати. Тот, что правит лошадьми (Криспин), одет в аглицкий костюм для подвижных игр и верховых прогулок. Другой (Зачатьев), судя по прижатому к груди объемистому саквояжу – случайный попутчик. На нем изрядно поношенное, но чистое платье. На вид – домашний учитель или мелкий чиновник. Говорит, в основном хозяин коляски. Пассажир – молча слушает и напряженно думает о чем-то своем. Мы не поспели к началу их разговора…
Зачатьев: …Да, чувствительное повествование. За малым слезу не проронил.
Криспин (беспечно): А, пустое. Вырос в господском доме. Грамоте сызмальства обучен. Благодетели мои промеж собой все больше о высоких предметах. И меня поощряли… Я ж и нынче-то на ярмонку для пополнения библиОтики господской мчу. Доверительностью обязали: коляска, платье вон – сыночка их. (поясняет) До заграниц великий охотник. И до картежной игры…
Зачатьев: А денег изрядно дали?
Криспин: У барина с книгопродавцами свой расчет. (с усмешкой) А ты для чего интересуешься?
Зачатьев (мрачно): Вот решаю: убить тебя из корысти или не стоит овчинка выделки.
Криспин (прыскает): Худая овчинка. Целковый-другой на гостинцы…
Пуаза. Криспин понукает лошадей.
(поощрительно) А ведь изрядно нафантазировал! За мной тож сей грех водится… Сочинительствую.
Зачатьев: Пописываешь?
Криспин (кивает): Барин, когда эту мою черту приметил, хотел было приохотить к бумаге да перу. "Записывай, говорит, свои враки – выбьешься в литераторы".
Зачатьев: А ты?
Криспин (мнется): Не стал. Стыдно… Барин рукой махнул: мол "ври так, что с тебя взять".
Зачатьев (с подозрением): Может ты и про сиротскую долю наплел? И про барина? И про тома для библиОтики?
Криспин (лукаво): Ага. А сам – первостатейный тать. Нынче вот (кивает) на пожитки твои зарюсь. Тпру!
Резко останавливает лошадей.
(холодно) Выходи.
Озабоченно шарит рукой во внутренних карманах.
Где бишь у меня пистолет?
Парализованный ужасом Зачатьев непроизвольно поднимает дрожащие руки к лицу, защищаясь от воображаемой пули. Шутник Криспин потрясен этим душераздирающим зрелищем и уже жалеет о своей неосторожной шутке.
(заботливо) Ты чего? Эй.
Криспин опускает руки попутчика и осторожно гладит его плечо.
Ты ж сам почал про злодейство врать. Вот я и…
Зачатьев приходит в себя и обижено плечо отдергивает.
Зачатьев (зло): Пшол прочь! За малым сердце не выпрыгнуло.
Пытается сойти с коляски – ищет ногой ступеньку.
Криспин (догадывается): Правда, что ль злодей?
Зачатьев замер и сосредоточенно посмотрел на собеседника.
Зачатьев (твердо): Нет. Но готов ко злодейству, если утвердительно буду знать, что сие мне добудет десять тысяч рублей.
Криспин: Серебром или ассигнациями?
Зачатьев (нехотя): Можно ассигнациями. Но никак не векселя, закладные и прочая…
Криспин (перебивает): А на что тебе десять тысяч?
Пауза.
Зачатьев (торжественно): Знаешь ли ты, что может составить твое счастие? (с нажимом) С полнейшей достоверностью! Так, чтобы достиг – и в сей же миг блаженство!
Криспин (не раздумывая): Нет.
Зачатьев: А я знаю!
Пауза.
А коли так, сообрази: могу ли я…
Криспин (перебивает, недоверчиво): Десять-то тыщ не в каждом кармане сыщешь.
Зачатьев (оправдывается): Ну, не знаю… Коляска, платье. Картина ясная: барин-картёжник на ярмонку мчит… Шанс, – думал. Счастливый билет.
Криспин смотрит на него с состраданием – будто ему совестно за то, что не оправдал ожидания собеседника – не составил его счастия.
Криспин: Может попробовать кассу в кредитном заведении… или полковую казну?
Зачатьев (кивает): Тут недалече гусары стоят. Казенную повозку, я давно приметил. Ставят ее всякий раз у палатки полкового командира. (заговорщицки) Если пластуном пролезть в траве, разнуздать лошадь, накинуть петлю на дышло, потом ретироваться и потянуть за веревку… Вообрази состояние чувств часового. Повозка движется. Сама!.. Бьюсь об заклад, часовой от зрелища сего лишится рассудка и не протрубит!
Пауза. Зачатьев с видом триумфатора смотрит на собеседника. Тот – непроницаем.
Дальше просто: в двух трех верстах от лагеря есть овраг. Сталкиваю повозку – она разбивается о камни. Железный ящик – тож. Собираю деньги в мешки…
Криспин: Так за чем же дело стало?
Зачатьев (нехотя): Не дополз. Часовой окликнул. Взяли под стражу. (передразнивает) "А не шпион ли ты турецкого паши?". "А не подмочен ли тобой, змей, казенный порох?".
Криспин (перебивает): А если у государя десять тысяч попросить?
Зачатьев: Просил.
Криспин: Под какой резон?
Зачатьев: Без резона. С того и начал. "Государь! – говорю, – Как я есть выходец из духовного звания, ради оставления стоп отца своего, связавший судьбу со вдовицей-бесприданницей, через что взем на раменА своеЯ вЕлие скорби споспЕшествования преуспеянию чуждых мне чад…".
Криспин (нетерпеливо): Как же ты от вдовицы к десяти тысячам-то перескочил?
Зачатьев недовольно покосился на нетерпеливого собеседника и, не удостоив его ответом, продолжил.
Зачатьев: "…То есть, не имею никаких прав и оснований вытребовать себе оную сумму. Но, ваше величество! Волшебственные свойства монаршей милости таковы, чтобы чуждаться образцов и резонов. О сем и в Святом Писании сказано…".
Криспин (перебивает): Не ответил государь?
Зачатьев (нехотя): Нет. Хотя надежды не оставляю.
Криспин (покосившись на свой костюм): Может англичан побудить?..
Зачатьев (кивает): Есть прожект. Известно, что народ сей отменно самолюбив и высоко ставит все необычное… (увлеченно) Ну так вот. Вообрази послание: "Господа англичане! Я побился об заклад с ненавистником славного племени вашего об тысячу рублей, что вы не откажите ссудить меня десятью тысячьми. На авантюру сию я решился, памятуя о вашем всему миру известном великодушии и достохвальной щедрости! Не дайте пропасть!..".
Криспин: Так в чем загвоздка?
Зачатьев (хмуро): Не знаю: кому послание сие адресовать. Хотел начертать на конверте "аглицкому народу", да, боюсь, не дойдет.
Криспин: Может с бароном Ротшильдом снестись?
Зачатьев (кивает): Начал было… Но тут (мнется) потребно литературное дарование сверх обычного. Иначе дело не выгорит. Барона ж надо изрядно развлечь, развеселить, подарить ему миг душевного отдохновения… Анекдотец должен быть на десять тысяч! Не меньше! Чтоб Ротшильд из одной лишь признательности, глазом не сморгнув, отсчитал.
Криспин (воодушевленно): Вот нива для современных литераторов! А то рядятся – кто средь них главнейший. (поясняет) Барин охоч до журналов литературных. Ну и я, стало быть, с ним…
Зачатьев (мучительно соображает): Погоди, друг. Дай мысли простор. Тут надобно…
Криспин (азартно): Да чего там! Берешь листы. На каждом пишешь: "Уповаю на спасительную силу вашего несравненного таланта. По достижению успеха сего начинания обязуюсь обнародовать имя благодетеля моего, и тем прославить его в веках". Надписываешь конверты – по адресам первейших перьев и…
Зачатьев (подозрительно): Постой, а ты сам-то – не того… не воспользуешься моей доверительностью?
Криспин (недоуменно): Зачем мне десять тысяч?
Зачатьев (облегченно вздыхает): И то верно… (усмехается) А ведь, я как вообразил, что ты, презрев долг дружбы и честь… за малым не обосра…
Криспин (перебивает): Но, сказать по чести, полковая казна – все ж таки верней. Уж больно перья наши тупы. Рублей десять – еще куда ни шло…
Привстает со своего места.
(радостно): О! А вот и ярмонка! Вишь, там – за пригорком…
Зачатьев его не слушает. Уснувшие было сомнения, стали терзать его с прежней силой.
Зачатьев: Побожись, что не воспользуешься!
Криспин (истово): Холера меня побери!.. (другим тоном) Слыхал, до соседней губернии сия напасть добралась. Карантины теперь введут… (вздыхает) Добро хоть ярмонку отменить не успели.
Пауза.
Зачатьев (задумчиво): А может казне микстуру от холеры продать? Выпил десять капель натощак – и здоров. За десять-то тыщ, а?
Затемнение.
Сцена третья.
Просторная прихожая квартиры четы Пушкиных. На полу ковер. В углу – диван с креслами и небольшой столик, заваленный бумагами. На диване как-то неловко, бочком присел Гоголь – тот же "зяблик", только усы стали несколько погуще. Очевидно, его пустил в прихожую слуга. В данный момент Гоголь ожидает Пушкина, голос которого доносится из кабинета. У Пушкина посетитель – кто-то из друзей-литераторов. Голос пушкинского собеседника не слышен. До прихожей долетают только обрывки пушкинских реплик.
Тем временем Гоголь украдкой читает листы, лежащие поверх одной из стопок бумаг на столе. Он уже разобрался – где интересующий его текст заканчивается, отложил соответствующие листы в сторонку. В ногах у него открытый портфель. Гоголь внимательно прислушивается к голосу Пушкина в кабинете. В момент, когда кажется, будто Пушкин вот-вот выйдет в прихожую, Гоголь молниеносно сует в портфель пушкинские черновики и сидит, как ни в чем ни бывало с отсутствующим видом.
Голос Пушкина (возбужденно): …И слушать не хочу! Мы как на спасову икону должны молиться на журнальную критику! На каждого – слышишь: каждого! – кто не из праздности, а от живого пытливого ума, с болью сердечной берется разбирать новейшие произведения…
Пауза. Пушкин молча выслушивает возражения собеседника.
(перебивает) Ну, так что ж с того? Эта простодушная грубость, вызывающая твое неудовольствие – вернейший залог любви к истине! Ты забываешь, что суетная образованность коренных жителей света, коей мы кичимся, весь этот паркетный лоск – не более чем игра фортуны. Случай, а не правило. И худого тут, пожалуй, больше, чем доброго. Среди неимущих да полуобразованных нынче скорее отыщешь…(замолкает)
Пауза. Собеседник не сдается. Пушкин слушает его, но в какой-то момент не выдерживает и взрывается.
(с вызовом) Да! И Белинский тоже! Даже в первую голову! (веско) Ругань не ранит, когда исток ее – живое переживание. И узость – не порок. Дай мне десяток таких "узких виссарионов", чтоб каждый свое гнул и рвал нашего брата-литератора на клочки, а заодно и друг дружку – и у России будет великая литература!.. Зло – не узость. Зло – (перечисляет) преобладание одной узости над остальными, мелкомыслие и самодовольное невежество!
На последних словах, голос Пушкина усиливается – он подходит к двери. Именно в этот момент Гоголь осуществляет свой маневр с пушкинской рукописью и торопливо застегивает портфель.
(у двери, тихо, но отчетливо) Меня тут малоросс один поджидает. Погодин хвалил. Неудобно… На минуту – не более.
Пушкин появляется в прихожей. Гоголь вскакивает со своего места, прижимая к груди портфель, и вытягивается перед ним в струнку, как перед генералом. Пушкин, не обращая внимания на гоголевские "строевые упражнения", садится на диван, кладет ногу на ногу и жестом предлагает Гоголю вернуться в исходное положение.
Пушкин (сдержано, но доброжелательно): Чем обязан?
Гоголь (заученно): Принадлежа к избранному кругу ценителей подлинно высокой поэзии, считаю непременным долгом своим, выразить всецелое восхищение…
Пушкин (перебивает): У вас дело кто мне?
Гоголь (торопливо): Господин Погодин заверил в том, что вам был передан сборник малороссийских вещиц под общим наименованием…
Пушкин (заканчивает): "Вечера на хуторе близ Диканьки".
Гоголь: Да. (уточняет) Название лично господин Погодин изволили сочинить.
Пушкин (подсказывает): Вы бы желали получить отзыв.
Гоголь: Так.
Пушкин встает.
Пушкин: Увы. Не могу быть Вам полезен. Не ознакомился. За недосугом.
Гоголь обескуражен. Он тоже встает, прижимая к груди портфель.
Вы к Погодину обращайтесь. Я ему отпишу. Если случится прочесть.
Гоголь молча кланяется и "на ватных ногах" плетется к двери. Пушкин сочувственно смотрит ему вслед. У дверей появляется слуга.
(окликает) Молодой человек.
Гоголь: А?
Пушкин: Вы, должно быть, читаете новейшие произведения…
Гоголь (неопределенно): Ну…
Пушкин (продолжает): …И у вас, верно, есть о прочитанном какие-то мысли, мнения.
Гоголь мычит нечто еще более неопределенное.
Не желаете испытать себя на поприще литературной критики? Свежий взгляд был бы полезен. Я, как издатель "Современника", со своей стороны, готов содействовать.
Гоголь останавливается. У него, похоже, затеплилась робкая надежда на продолжение разговора.
Ну, Бог в помочь. (слуге) Проводи.
Собирается идти обратно в кабинет, но останавливается у столика с черновиками. Тем временем слуга выпроваживает Гоголя. В прихожей появляется молодая жена Пушкина. Она подходит к нему сзади.
Наталья Николаевна: Какой у тебя, однако, беспорядок в бумагах.
Пушкин (не оборачиваясь): Черновики. Надо бы разобрать…
Подходит слуга.
Слуга: Александр Сергеевич, посетитель в ваше отсутствие позволил себе листами распорядиться…
Наталья Николаевна (брезгливо): Какая, право, нечистоплотность.
Пушкин (слуге, не глядя): Пустое. Ступай.
Слуга уходит. Пушкин поворачивается к жене и берет ее за руку.
Пушкин (тепло): Заскучала, душа моя? Ты развлеки себя пока… (неуверенно) Вышиванием что ли. Не знаю… Я с делами покончу – и весь вечер наш (понижая голос) И ночь.
Наталья Николаевна заграждает ему пальцами уста и удаляется, как испуганная нимфа. Пушкин быстрыми шагами направляется в кабинет – к своему давешнему собеседнику.
(на ходу, собеседнику в кабинете, громко) Ты про "Лекарство от холеры" слыхал?
Вопросительный шум за стенкой.
(нетерпеливо) Ну, стихи какого-то нахала. Прескверные. Распространились в списках чрезвычайно.
Исчезает из виду.
Ну, и, по обычаю, публика приписала сие безобразие мне. Вообрази: так и значится на титуле: "Сочинение господина Пушкина". Государь объяснений потребовал. Еле отбился…
Затемнение.
Сцена четвертая.
Прихожая дома губернатора. На пороге жандармский офицер. Перед ним губернатор – 50-летний господин, честно дослужившийся до генеральского чина. В облике его за внешней суровостью явственно читается простодушие и незлобие. Голова губернатора украшена седыми бакенбардами и начинающейся плешью. За ворот заложена салфетка, указывающая на неоконченный семейный обед…
Губернатор (с тихим бешенством): …Я очень, рассчитываю, офицер, – очень! – что вы изыщете доступное человеческому уму объяснение сему неслыханному проникновению. В обеденный час! В мирный дом губернатора вашего! Война с турками меня устроит. Ну-с. Нас атаковали янычары?
Офицер: Виноват.
Губернатор: Отчего ж? Коли атаковали, напротив – отличился.
Первая вспышка гнева миновала. Губернатор смотрит на офицера с насмешливым интересом.
Офицер: Ваше высокопревосходительство! Нами взят под стражу человек. (понижая голос) Думали: шпиён. А он – государев крестник.
Губернатор (иронично): Хорошо хоть не сам государь. Давай-ка, сынок всё в подробностях.
Офицер: Караульный взвод соблюдал порядок на ярмонке. Глядь – толпа. Рассредоточились по периметру. Рассеяли прикладами. Там человек – рукав разодран, кровь в угле рта. Особо ретивых придержали. Доносят: смуту производил, корил санитарными нормами. В виду холеры. Вопиющее, говорит, несоответствие. Ярмонку, мол, отменить надо, торговцев и товары – под арест. Те возбудились – удавить, думали, смутьяна по-тихому. Да замешкались, а тут мы…
Губернатор: Допросили в арестантской? (нетерпеливо) Ну давай, не томи! Что за мякоть у сего фрукта?
Офицер (мнется): Так это… ваше высокопревосходительство… (понижая голос) затронуты имена августейших особ… Дерзну ли я…
Отступает к двери.
Он самолично тут. В преддверии. Если будет угодно…
Губернатор: Ладно. Тащи смутьяна.
Срывает салфетку и небрежно бросает ее на столик.
(в сторону, с досадой) Пропал обед.
В прихожую вводят Криспина. На нем прежнее платье и описанные офицером следы избиения. Несмотря на вооруженный караул, Криспин ведет себя на удивление свободно. Если не сказать: развязно.
Губернатор (Криспину, строго): Кто таков? Откуда прибыл? Кем наущен? Ну! Отвечай! Как на духу. Без утайки.
Криспин как будто не слышит губернаторский рык. С видом музейного посетителя он разглядывает обстановку. Берет какие-то предметы со столика. Караульные рефлекторно кидаются воспрепятствовать, но в последний момент замирают и не решаются.
Криспин (добродушно): Ну что ж, таким я себе и воображал жилище наместника одной из провинций незабвенного отечества моего.
Подбегает к стене с изразцами.
(восторженно) Ба! Да ведь это – печь. Верно?
Разглядывает изразцы, как диковину.
Нельзя ли взглянуть на жерло – куда помещают древесные части для последующего их горения?
Губернатор (офицеру, вполголоса, язвительно): Хорош "царёв крестник"! (караульным) Ну-тко, ребята. Вяжите его шарфами – и в лазарет.
Криспин (спохватившись): Вы, сударь, верно, приняли меня за помешанного.
Смеется.
Откуда, мол, такая ажиотация при виде столь естественного в здешних климатических условиях предмета?
Подходит к губернатору вплотную и пристально смотрит в глаза.
(требовательно) Ведь так?
Обескураженный губернатор неопределенно пожимает плечами и робко кивает. Криспин ему весело подмигивает, плюхается на диван и закидывает ногу на ногу.
Не вы первый, Аркадий Львович – так, кажется? – не вы первый…
Замечает салфетку на столике.
Трапезничали, да? А тут мы… (караульным, с упреком) Нехорошо, бойцы! Не война чай, чтобы вот так вторгаться. В обеденный час.
Встает.
(губернатору) Прошу о снисхождении, Аркадий Львович, к молодцам. Из одной токмо ревностности…
Откланивается и идет к двери.
(караульным, на ходу, иронично) Ну, пошли что ли, пластуны.
Обнимает караульных за плечи.
(назидательно) Это ж, братцы, начальник ваш! Тут деликатность – первое дело! А то валились, как матросы в тавэрну – с ружьями, в сапогах…
Губернатор (опомнившись): Отставить!
Криспин оборачивается.
Криспин: Прикажете задержаться? (восторженно) Узнаю великодушие вельможи вновь обретенной родины моей!
Криспин идет к дивану.
(караульным, через плечо) Идите, идите. Сокройтесь с глаз. И молитесь. О прощении…
Берет губернатора под руку.
(жалуется) Соскучилось сердце мое, Аркадий Львович! Столько в нем смуты! Столько неизлитого! Столько невысказанного!..
Офицер (перебивает): А я?
Криспин (не глядя): И ты иди, командир. Неси службу. Бди и салютуй.
Жестом предлагает губернатору присесть на диван. Сам садится первым. Офицер и караульные выскальзывают за дверь.
Сцена пятая.
Там же. Криспин и губернатор усаживаются на диван. Губернатор недоверчиво хмурится.
Криспин: Воображаю Ваше смятение, Аркадий Львович. Появляется некто. Поведение – совершенно несообразно нравам и обычаям здешним. Платье драное. Сам – бит и препровожден в узилище до выяснения…
Губернатор что-то хочет возразить, но Криспин его останавливает.
Воздержитесь, Аркадий Львович, покуда не выслушаете историю мою. Вы, должно быть, слышали о кругосветной экспедиции Брокгауза? Нет? А знаете почему?
Пауза.
(торжественно) Сведения эти составляют государственную тайну. Посему, раскрывая их вам, я… Впрочем, могу ли я сомневаться в порядочности!..
Губернатор мычит нечто нечленораздельное и кивает. Криспин встает, подходит к окну, по-наполеоновски скрещивает руки на груди и задумчиво смотрит вдаль. Пауза.
(сухо) На третий год непрерывного морского странствия суда наши потерпели крушение в одном гиблом месте подле Африканского Рога. Господь изволил сохранить жизни двум матросам, ученому секретарю и одному чудесному младенцу, о коем после…
Пауза.
Матушка моя – в девичестве княжна… (осекся) Впрочем, поступок ее семья не приняла. Посему прошлое свое она решительно предала забвению. Софья Брокгауз. И только… Про отца не скажу ничего. Ибо неволен…
Пауза.
Экспедицию снарядили при государе императоре Павле Петровиче. В последний его год. Швартовый отдали в ту страшную ночь.
Оборачивается.
(со значением) Вы понимаете, о чем я говорю?
Губернатор молча кивает и торопливо крестится.
(продолжает) Матушка моя, дабы избежать разлуки, переоделась корабельным юнгой. На исходе первого года плаванья, когда головной фрегат вошел в Бабдельмандебский пролив, пряный воздух Азии огласил крик младенца. Мужеска пола. Мальчик рос крепким и смышленым. Всё перечеркнул роковой риф…
Криспин закрыл лицо руками. Плечи его сотрясли беззвучные рыдания.
Губернатор (робко): А мальчик?..
Криспин: Мальчик выжил. Товарищи по несчастью души в нем не чаяли и положили за долг чести хотя бы отчасти заменить ему безвременно утонувших родителей…
Пауза.
В беспрестанных скитаниях по африканскому континенту мы претерпели многое. Вам случалось бывать в Абиссинии?
Губернатор (напряженно): Мммм. В Крыму бывал. В Бессарабии. Узурпатора до самого Парижа гнали. (увлеченно) Наш гусарский полк однажды попал в западню. В Пруссии. Французы воспользовались рельефом местности – схоронились в овраге. Только кончики пик на виду. (заводится) Однако, вообразите бонапартову хитрость! Отыскал место, где разрослись камыши и…
Криспин (перебивает, задумчиво): А в Абиссинии нет камышей. Суглинок. Солнцем палимый. В трещинах весь. Как у старинных мастеров. На полотнах… (жестикулирует) Всюду скелеты погибших животных. Случалось ли Вам, Аркадий Львович, наблюдать скелет слона?.. (другим тоном) Впрочем, я увлекся. Не буду томить в неведении. Вы – опытный человек с острым пронзительным умом и наметанным глазом… Скажите, кто, по-вашему, этот чудесный младенец? (в сторону, с грустью) Впрочем, давно уже не младенец…
Губернатор: Вы!
Криспин (восторженно): Извольте видеть: возможно ль что утаить от старого солдата! (торжественно) Да, это был я.
Пауза.
Вам, должно быть, не терпится разгадать секрет маневра: как из Абиссинии я очутился здесь – пред вашими очами? В разодранной рубахе. С поврежденным лицом.
Губернатор: Да, признаться.
Криспин (сосредоточенно): К четырнадцатому году я – закаленный пустынножительством дерзкий юноша – и заменивший мне мать и отца ученый секретарь достигли пределов египетской Александрии. Поиск судна для доставления в пределы отечества нашего затрудняла война с Наполеоном.
Губернатор: А матросы?
Криспин (беспечно): Один пал, укушенный скорпионом. Другого съели абиссинцы.
Губернатор поражен.
(соглашается) Да, да. Свирепость и дикость тамошних племен – это…
Бурно жестикулирует, подыскивая слова, не находит их, ничуть этим не смущается и продолжает.
Ну так вот. За войной вышла задержка. И тут…
Патетическая пауза.
Эпидемия холеры! Спутник мой заболевает. На моих глазах – все течение недуга. Не отхожу от больного ни на миг. Сплю, склонившись к изголовью. Вот этими (показывает) руками закрываю ему глаза. У гроба дорогого для меня существа приношу клятву: жизнь положить на изучение причин сего поветрия и изыскание способов противодействия… Изъездил африканские пределы – из конца в конец. Бывал всюду, откуда приходили вести о вспышке. Посетил Индию, Цейлон. Ночевал с медицинским персоналом. А бывало – среди больных. Одного справа положишь (показывает). Другой – слева примостится. Я посерёдке… (поясняет) У больных жар – естественный обогрев через это осуществляется.
Подсаживается к губернатору. Тот на него смотрит опаской – как на потенциального вирусоносителя.
Сам, как видите, уцелел. Удивительная невосприимчивость к заразе! Врожденная. (сентиментально) А может за святые молитвы матери Господь уберег? Видит же, небось, чадо свое с Небеси. И отец-герой…
Пауза. Криспин вытирает увлажнившиеся глаза губернаторской салфеткой и продолжает свой рассказ.
От русского посланника узнаю, что холера вплотную подступила к святым рубежам отечества нашего. Думаю: судьба! На фрегат – и в Одессу. Оттуда на перекладных в Санкт-Петербург. В Адмиралтействе нахожу боевых товарищей отца. Натурально делаю доклад. В пяти частях. По обстоятельствам странствия своего. Светила Академии дают заключение о беспримерной ценности для науки. Докладывают государю…
На этих словах губернатор непроизвольно встает. Встает и Криспин.
Обнял меня вот так (показывает) наискосок. И прослезился. Щека до сих пор солонА. Если палец увлажнить и вот так провесть…
Облизывает палец, проводит им по щеке, пробует на вкус, удовлетворенно кивает и щедро протягивает палец губернатору – на дегустацию. Тот не решается.
(продолжает) Во Христа крестихомся и в Него же облекохомся в Петропавловском соборе. Государь восприемствовал. Дальнейшее развивалось со скоростью калейдоскопической. Беспримерная осведомленность моя по части поветрия, уж повсеместно охватившего державу нашу, заслужила мне чин действительного тайного советника и поручение: исследовать состояние губерний – как уже охваченных заболеванием, так и находящихся под угрозой. И вот я здесь.
Криспин придвигается вплотную к губернатору.
(заговорщицки) Миссия моя, как Вы понимаете, огласке не подлежит… Каждый день на высочайшее имя подробнейший отчет. И список мер предупреждения и контроля над распространением. Всего не перескажешь. Тут, брат, целая наука…
Откидывается на спинку.
Губернатор (осторожно): Ну а, положим, наша губерния…
Криспин (смеется): Хороша губерния! Задала перцу государеву крестнику!
Губернатор смущен.
Полно, Аркадий Львович. Не тревожитесь. Конфуз сей до сведения Его Величества доведен не будет. Тут ведь моя промашка. Имел неосторожность лично санитарным просвещением торговцев озаботиться. А надо было сразу к Вам.
Губернатор (осторожно): Нельзя ли указать: какие именно нестроения беспокойство вызвали? Я хоть губернию принял в прошлом годе, но за правило взял входить во все аспекты, так сказать, жизнеустройства. Лично распорядился: всех больных с подозрением – в одном лазарете собрать. Лавочникам роздано предписание. Бродяги, как вероятные разносчики препровождены в арестантский дом. Что ещё? Крыс потравили.
Криспин (важно): Сие мне ведомо. Всецело поддерживаю. Да вот с ярмонкой загвоздка выходит. Тут ведь не уследишь. На моих глазах мужик (показывает) цап сельдь за морду и тянет из бочонка. А у самого руки… Знаете, этак о передник оттёр и тащит. А на переднике том заразы, я извиняюсь, как на шелудивом блох! В иное время ладно: вспучило, колики – два пальца в рот и поминай как звали. Но ввиду распространившейся холеры такая непопечительность сродни государственной измене.
Губернатор в ужасе встает со своего.
Губернатор (в ярости): Где? В каком ряду этот демон?!! Я его в кандалы!!!
Криспин: Да разве в селедке соль? Ярмонка – явление такого порядка, что приставь к каждому торговцу по солдату – всё одно. Вон сахарные петушки. Сам видал: запас держат на несвежей рогожке. Лошади, простите за тонкость, мечут яблоки из-под хвоста рядом с провизией. Пряники содержатся вперемешку с мылом. Калачи…
Губернатор (потеряно): Закрывать, стало быть, ярмонку-то?
Криспин (веско): Аркадий Львович, голубчик. Верьте слову: последнее, чего б я желал – повредить Вам по службе… Сегодня ввечеру казенная карета ждет меня на постоялом дворе в трех верстах отсюда. Через весьма непродолжительное время я предстану перед государем и сделаю ему всесторонний доклад. Долг служебный велит мне со всевозможной дотошностью изложить все, до последней мелочи, нарушения санитарной целесообразности…
Губернатор лихорадочно расстегивает ворот и вытирает салфеткой пот со лба.
…Но долг гостя, принятого с истинно русской радушностью в теплом семейном кругу…
В глазах губернатора вспыхивает огонёк надежды.
…Одним словом, я настроен дать хвалебный отзыв. Мол, (декламирует) в виду эпидемической угрозы благоразумным попечением губернатора срок действия ярмонки своевременно сокращен. Возможные очаги заражения решительно устранены. Губерния готова во всеоружии противостать…
Губернатор не дает Криспину закончить и заключает его в объятия.
Губернатор (между лобзаниями): Отец родной! Благодетель! (в сторону столовой) Матушка, душа моя! Иринушка-лапушка! Владыко! Радость у нас! Такого человека Господь послал! Если б вы только могли…
В дверном проеме появляется супруга и дочка губернатора.
Губернаторша и Ирина (хором): А мы все слышали…
Затемнение.