Едва оказавшись в своей квартире, Бэби увидела, как мигает индикатор на автоответчике. Поступило лишь одно сообщение. Прослушает его она позже. Скорее всего, контора интересуется, куда она делась. Сейчас ей хотелось встать под душ – и поскорее.

Она скинула платье, бросив его на пол, и поспешила в ванную.

Если бы только Ирвинг Форбрац так не потел! Это сводило ее с ума. Трахаться с ним – все равно что плавать в поту. К тому же, в отличие от Джо Стоуна, у него была волосатая спина. Притом Джо никогда не выходил из нее, не кончив. Должно быть, Ирв просто стар, хотя и старается. О, как он старается!

И еще ей не хотелось бы заниматься этим в гостинице, но Ирвинг считал, что ее квартира в самом центре города слишком опасна для него. Всегда могут увидеть, как он приходит или уходит. Можно подумать, что его не замечают швейцары или лифтеры в „Бикмане". Как она догадалась, Ирвингу было достаточно одного взгляда на ее хозяйство, и он решил, что у „Бикмана" будет лучше. Конечно, он с женой живет в „Тауэр Трамп", а горничная вкалывает у них целый день. Апельсинная кожура под кроватью и нижнее белье в холодильнике, вероятно, надоели ему.

Пусть так, но номер актера – тоже не рай. Заставлен массивной мебелью, повсюду на восточных коврах валяются подушки, все такое громоздкое, будто специально подобранное для настоящих мужчин. Поневоле приходится вести себя чуть ли не по-королевски. Ирвингу было там жутко душно, и его ужасал вкус актера. Бэби чувствовала, что у нее мурашки бегут по коже, и знала, что шитый полог, из-под которого не был виден потолок спальни, укреплен ста двадцатью золотыми гвоздиками. Она сосчитала их, пока Ирвинг трудился над ней.

Через пять минут после того, как они встретились, она уже догадалась, каков он в постели. Бэби не раз имела дело с такими. Ирвинг из того мира, где мужчины думают только о своих членах, любят, чтобы женщина говорила с ними детским голоском и называла их члены разными именами: Длинный Носик, Тигренок или Большой Мальчик. Член Ирвинга получил имя Мистер Счастливчик. Он был такого же размера, как большой палец Ирвинга, и заметно увядал, когда тот принимался за дело во второй раз. Она делала вид, что не замечает этого, и уверяла Ирвинга, что Мистер Счастливчик – просто молодец.

Она не знала, какими именами женщины называют влагалище, но полагала, что если ее тело обладает достоинствами, известными всему городу, то они должны иметь имя собственное.

Она поняла, что Ирвингу нравится, когда она, занимаясь с ним любовью, произносит грязные слова. Потому она и считала эти золотые гвоздики. Иной раз ей приходилось придумывать не менее десяти синонимов избитого словосочетания „трахай меня".

Ей льстило, что Ирвинг, знакомый со многими знаменитостями, считается известной личностью. Ее приводило в сексуальное возбуждение даже то, что он не только знает законы, но и умеет их обходить. Но она не смогла бы влюбиться в Ирвинга, поскольку ей удалось так легко его соблазнить. Как любовник он не был ей интересен, но они могли пригодиться друг другу.

Бэби уже давно поняла, как следует прокладывать путь наверх. Еще во время школьных экзаменов и только начав работать, она научилась пускать в ход свою соблазнительную задницу. Образно говоря, проценты с этого капитала давали ей неплохие доходы; когда же речь шла о власть имущих, Бэби безошибочно находила среди них сексуально озабоченных.

Того же плана она придерживалась, взяв на прицел Джо Стоуна. Но тут она крупно просчиталась. Ей следовало догадаться, что он производит такое впечатление лишь потому, что недавно развелся. Он был так растерян и раним, что секс казался единственным способом улучшить ему настроение. Теперь, когда Джо ясно дал понять, что не поможет ей занять место Лолли, она считала его не таким уж интересным. Последней каплей стало то, что он отказался пойти с ней вместе на панихиду. С тех пор она с ним вообще не разговаривала.

Она приподняла волосы, подставив затылок и плечи под горячие струи воды, потерла красные пятна, оставшиеся от грубых подушек в номере актера, и вспомнила столик Ирвинга в „Ле Серк".

Пару раз она бывала в этом ресторане, обедая с мелкими чиновниками из „Паблик релейшнз", но их размещали так близко к кухне, что оттуда явственно доносились все запахи. Когда же она пришла туда с Ирвингом, метрдотель, казалось, готов был сдувать пылинки с его одежды. Бэби еще не успела осмыслить этого, как их уже усадили за первый от входа столик.

Все, кто входил в зал, посматривали на них. Многие останавливались и разговаривали с Ирвингом. У всех были знакомые лица. То же самое она испытала и в „21", но тамошних завсегдатаев она знала не так хорошо. Кроме, конечно, мэра. Он остановился у их столика и болтал минут пять, тогда как его спутники переминались у дверей. Ирв знакомил ее со всеми.

– Это мисс Байер, – говорил он. – Она пишет для „Курьера".

Когда Ирвинг сообщил это и мэру, тот попросил, чтобы Бэби позвонила помощнице Грейси Мэншин. Та должна была внести ее имя в список приглашенных на ежемесячный ленч для прессы.

– Ну еще бы! – прошептала она Ирву, как только мэр со своим эскортом покинул их. – Его помощница! Хорошо, если она не заставит меня взять с собой его туалетную бумагу.

Нельзя сказать, чтобы Ирвинг был совсем не интересен. В конце концов она не обязана стать для него искусной собеседницей. Ей следует расспрашивать его о нем самом и не отвлекаться от этой темы. Чуть позже она пустила в ход свое тело.

Она могла думать о чем-то своем и покатываться со смеху над его шутками и анекдотами. Все это она слышала еще в старших классах и в колледже, и уже тогда они не считались особо остроумными. И пока левое полушарие пребывало в покое, правое обдумывало следующий ход в игре с влиятельным мистером Ирвингом Форбрацем – мистером Пустое Место.

Бэби сжала тюбик с шампунем, и он потек щекочущей струйкой между грудей и по животу. В этот момент она вспомнила самое интересное из того, о чем говорил Ирвинг.

Разумеется, он был центром каждой своей истории, но все они содержали упоминания о знаменитостях, намеки и сведения, поиски которых отняли бы у нее недели.

И все, о ком он говорил, были его клиентами! Она попыталась представить себе, как реагировали бы все эти бедные идиоты, которые обманывали налоговое ведомство, своих жен и грабили людей, узнав, что их адвокат нашептывает ей на ушко. Ох, когда-нибудь она пустит в ход эти истории! В ней так и кипели замыслы. Не удивительно, что Ирв и Лолли Пайнс поддерживали столь тесные отношения. Этот человек – золотоносная жила.

Время от времени в течение обеда Бэби, извинившись, удалялась в дамскую комнату. Заперевшись в кабинке, она садилась на стульчак и торопливо делала заметки. Довольно скоро она стала прихватывать с собой один из тех маленьких диктофонов, что умещаются в сумочке.

Петра Вимс, эта сука, удавилась бы от зависти, знай она, какой информацией обладает Бэби. Она не могла дождаться момента, когда как бы вскользь упомянет кое о чем, а у Петры вытянется физиономия.

Она стояла в ванной с феном в руке, когда ей показалось, что звонит телефон. Выключив фен, Бэби услышала, как Ирвинг говорит автоответчику:

– Это я, сладкие мои титечки. Я только что пришел домой. И вот сижу тут, думаю о тебе, и Мистер Счастливчик стоит колом.

Лифтер „Тауэр Трамп" сидел возле лифтов, предназначенных для обитателей дома, задрав ноги на высокий мраморный мусорный ящик, когда появился Ирвинг. Лифтер вскочил.

– Добрый вечер, мистер Форбрац, – самым вежливым голосом сказал он.

– Как дела, Мэтью? – обронил Ирвинг, заходя в лифт и не трудясь выслушать ответ. Он бросил взгляд на часы. Уже третий час, Нива, конечно же, давно спит.

Он очень тихо открыл дверь и на цыпочках прошел по ковру к себе, заметив, что дверь их спальни в конце холла слегка приоткрыта. Там было темно.

Он поспешил в кабинет и прослушал автоответчик. Звонков было много. Он прислушался, не донесутся ли звуки из спальни, но тишину нарушало лишь тиканье антикварных часов на его столе и гудение кондиционера. Ирвинг бесшумно прикрыл дверь кабинета и сел в широкое кожаное кресло рядом с автоответчиком.

Два раза звонила Вивиан, настойчиво осведомляясь, куда он делся; „Уорлд" желал узнать, когда Мария Лопес сможет принять их репортера с Западного побережья и дать ему интервью. Адвокат Кико Рама из Лос-Анджелеса требовал, чтобы завтра Ирвинг был на месте.

Последним, к его удивлению, звонил Таннер Дайсон.

Ирвинг перемотал пленку и прослушал Таннера еще раз, не веря такой удаче. Ирвинг любил, когда хорошие вести приходят неожиданно: они гораздо приятнее тех, что подготовлены твоими трудами.

– Добрый вечер, Ирвинг, – произнес голос. – Говорит Таннер Дайсон. Прости, что беспокою тебя дома, но у меня спешное дело. Я хотел бы, чтобы ты представлял интересы моей жены в связи с небольшим издательским проектом. Не можешь ли завтра позвонить в мой офис?

Ирвинг долго сидел, улыбаясь в темноте и вспоминая о трогательной родинке на бедре Бэби. Представив себе густую растительность у нее на лобке, он убедился, что у него наступает эрекция. Он понимал, что уже поздно, но не мог совладать с собой: ему очень хотелось поговорить с ней.

Он снова прислушался, нет ли звуков из спальни, и снял трубку.

После четырех гудков включился автоответчик. Ирвинг знал, что она ответит, услышав, что это он. Он сложил ковшиком руку и сказал:

– Это я, сладкие мои титечки...