Перевод Б. Бурьяна

 

Вступление

 

Мать Земля, мы изучили тебя до песчинки, мы обошли и объехали все твои пути-дороги, заглянули в самые недоступные уголки. Мать Земля, мы сыны твои! Ты дала нам силу, разум, стремительные мечты, ты нас вскормила, вспоила..

И вот перед нами новая дорога — на Луну. Тяжкий путь, далекий путь!.. Но мы не устанем и в таком пути…

Перед необыкновенным путешествием мы оглядываем твои просторы, любуемся чудесными ландшафтами. Какая вокруг даль! Она раскинулась во все стороны то полями с перелесками, то синими в сверкании рос лугами, то цепью невысоких холмов; она встала во весь рост могучим сосновым бором, полным песен и торжественного шума.

А дальше посмотри — там море… Оно кажется грозным, пустынным. Но море — колыбель жизни. Первая крохотная клетка была разбужена его исполинским дыханием. Море породило океан жизни. Он кипит, звенит, поет, этот океан, переливаясь разными тонами красок, и конца ему нет и края.

А некогда на Земле были пустынные моря, голые скалы, мертвый воздух. Возникла жизнь — вместе с ней появилась и красота.

Кто соткал узорчатые ковры из цветов и трав на лугах, кто наполнил воздух свистом крыльев и звоном песен? Жизнь!

Кто поднял, поставив один к одному, стволы крепких дубов и стройных берез, кто одел их листвою, дал им цепкие, сильные корни, кто создал стаи рыб, огромных китов, стада лосей, зубров и быстроногих оленей? Жизнь!

Кто дал Земле хозяина, рачительного и заботливого, смелого и неутомимого, властелина дум и желаний, созидателя и борца, каким является Человек? Жизнь!

Она — могущественна, стремительна, неугасима. У нее было когда-то начало; конечно, ей не будет конца. Как же иначе: жизнь сильнее смерти!

Смотри: синим, ласкающим взгляд озером разлились вокруг, не ведая границ, зацветающие льны.

Послушай, как шепчут усатые, склоненные к самой земле колосья ржи. Тебе понятен этот неторопливый шепот — своеобразная песнь радости и изобилия.

В нерушимом покое вековая дремучая дубрава. Там тишина, прохлада, чуть мерцающие в тусклом свете звонко-стеклянные родники. Войди под тенистую сень, полюбуйся, как струятся сквозь кроны деревьев солнечные лучи, как сказочной красотой зажигают они светлые полянки.

Вон там, на краю Земли, разматывается выброшенный откуда-то из-за горизонта огромный вал темно-синей тучи. Сверкает молния, зигзагами перечеркивая небо, — и по всей округе протяжно прокатывается гром.

Все стихло, замерло. Минута — и откуда-то налетел ветер. Сначала его порывы слабы и несмелы. Но вот он взыграл сильнее, погнал по земле прошлогоднюю пожухлую листву, всколыхнул вершины сосен — и они отозвались протяжным стоном. Гроза близка!

Уже слышно влажно-тревожное дыхание тучи, уже вокруг разлит освежающий, бодрящий аромат озона. Какое удивительное возбужденно-радостное чувство охватывает тебя в такие, полные ожидания минуты…

Но смотрите — туча над головой! Несколько крупных капель падает на горячую, истомленную жаждой землю. Шевелится листва деревьев, приподнимаются травы. Молния сверкает снова. Туча как будто раскалывается на части, расползаясь по всему небу, и тогда ливень — бурлящий и стремительный — сплошной стеной обрушивается на травы, деревья, кусты.

Сердце невольно замирает, и в этот момент видишь и чувствуешь, как сразу вокруг все обновляется, становясь необычно дорогим, милым, неповторимым.

Счастливые мгновения… Тебе, как никогда, понятны единство и неразрывная слитность всей земной природы.

Есть чудо Вселенной: возникновение и существование мириадов звезд раскаленных солнц. Но еще большее чудо наша Земля, планета, на которой мы живем.

Была пора — жизнь на ней только зарождалась. Пришло время — и Земля стала одним из форпостов познания и завоевания необъятных космических пространств. Природа создала Человека. Но он не стал ее рабом. Нет! Он заставил природу покориться, овладев ее несметными богатствами. Человек — властелин. Человек — творец! Коль это так, может ли он непродуманно расточать великие блага Земли, богатства природы, созданные для его процветания и счастья?

Когда-то казалось, что в недрах Земли — неисчерпаемые кладовые каменного угля, нефти, всевозможных руд, что дремучие леса, покрывающие целые материки, не отступят под натиском людей и за тысячелетия, что никогда не обмелеют бурные, порожистые реки, всегда будут урожайными засеянные Человеком поля.

Так казалось… Но каждый прожитый день — это гигантский шаг человечества вперед. Густо дымят над городами трубы фабрик и заводов. Строятся новые домны, железные дороги. Всюду — на дорогах, на полях, в воздухе — машины, машины… Это работают на Человека железо, уголь, нефть.

И Человек задумался: надолго ли хватит запасов в подземных кладовых? Как утверждают некоторые ученые, каменного угля осталось на двести лет, железа почти на такой же срок, а нефти только на восемьдесят лет. А дальше?.. Неужто погаснут печи мартенов, умолкнут гудки фабрик и заводов? Неужели цветущая планета, опоясанная мириадами электрических огней, залитая волнами зреющей ржи, вдруг навеки застынет без тепла, света и радости?

Нет! Такого никогда не будет! Мы взяли в плен атом, разгадали его тайны. Двадцать миллионов градусов тепла таит в себе это маленькое солнце. Тепло — это хлеб, жизнь, движение, полет.

Каменный уголь больше не понадобится для домен и паровозов. Из него будут делать одежду, обувь, красивые легкие ткани, он пойдет в лечебницы, чтобы уничтожить болезни.

Нефть потечет по трубам туда, где умелые машины и ловкие руки переделают ее в спирт, жиры, каучук.

Леса — краса земли — падали под топором дровосека, исчезали бесследно в штреках шахт, сгорали в печах, превращаясь в пепел и дым. Пусть стоят, раскинув зеленые шатры, манят к себе человека и щедро дарят ему тень, прохладу, будоражащие сердце запахи.

Так должно быть, так будет! И во имя этого будущего мы говорим: берегите Землю! Она — наш дом, наш необыкновенный корабль, мчащий нас по необъятному океану Вселенной.

Берегите каменный уголь, нефть — они созданы природой не для печей!

Охраняйте фабрики кислорода — наши чудесные леса. Срубили одно дерево — посадите десять. Вам будет легче дышать, отраднее будет ваш отдых. Исчезнут леса — песчаные бури овладеют планетой.

Никогда не высохнут моря, а вот реки могут обмелеть и исчезнуть с лица Земли. Следите за реками, берегите их чистые, кристальные воды. Пусть себе текут на просторе, радуют взоры людей, несут на своих волнах искристые отблески солнца…

Чтобы цвели всегда наши нивы и пшеничный колос украшал наш государственный герб, будьте заботливыми хозяевами полей.

Берегите Землю, дорожите ею!

Завтра мы откроем люк ракеты, сядем в кабины. Мы направляемся в небывалое путешествие по зову сердца, по воле разума. Глаза смотрят остро и внимательно, дышится легко и свободно.

Завтра — в полет! Быстрее поворачивайся, Земля, выходи на небесный простор, скиталица Луна. Столетиями ты взирала с высоты на влюбленных, теперь ты увидишь мужественных, дерзновенных завоевателей космоса!..

На западе садится солнце. Синеватая дымка, ниспадая откуда-то сверху, окутывает простор. Вечереет. Прощай, радость Земли — великий солнечный день!

Мы долго с упоением и любовью всматриваемся в широко распахнутую даль. Мы прощаемся с тобой, Земля! Мы будем видеть тебя издали, окутанную голубой воздушной лентой. Лети по своей орбите, планета-корабль, знай, что ты наша песня, надежда, радость, ты будешь для нас заветным маяком и компасом.

Мы кланяемся на север и юг, на восток и запад и с трепетным чувством берем каждый по горсти сырой земли. Пусть она будет нашим талисманом, свидетелем всех наших дел: коль будут подвиги — подвигов, коль встретятся трудности — трудностей, а случись неудача — пусть будет с нами и в этот трудный час!

Мы пойдем только вперед, с мыслями, устремленными в будущее, в наше счастье. Иного пути мы не знаем. Всегда и всюду: за далью далей, за теменью бесконечных ночей — мы будем радоваться и страдать за тебя, Земля.

Люди, берегите Землю, будьте внимательны к ней!

Она наша мать, наше утешение и радость. Она наша жизнь и будущее.

Скорее вращайся, Земля, лети навстречу лучезарному Солнцу! Завтра осуществится заветная мечта человечества. Впервые твои сыны покинут земной простор, направляясь в далекое, небывалое путешествие. Каким бы ни был результат его, ты будешь гордиться своими сыновьями.

На западе трепещет, угасая, заря. Всюду, сколько хватает глаз, — огни, огни, огни… Огромный огненный купол приподнял величественное ночное небо.

Вернемся ли когда-нибудь на Землю? Вернемся! Обязательно!

Мы оставляем заповедь:

— Люди, любите Землю, дорожите ее богатствами и красотой!

 

Глава первая

Серый зимний вечер, подсвеченный трепетно-ярким заревом электрических огней, воцарился над городом. Улицы сразу приобрели нарядный вид, превратясь в бурлящие реки: по ним лились одновременно три совершенно не похожих друг на друга потока — машин, людей и света. Ансамбли зданий, невесомые арки над входами в парки и сады, витрины магазинов выглядят в этом свете как-то по-новому и по-новому радуют глаз прохожего.

Воздух чист и морозен. Возле тротуаров высокие липы раскинули отяжелевшие от инея ветви, стоят, блестя в потоках света, будто принарядившиеся на какое-то торжество красавицы.

Их торжество — весна. И она, если судить по незлобному дыханию ветра да по оледенелым возле водосточных труб тротуарам, не за горами.

На улицах, площадях, на главном проспекте шумно, как днем. Город живет бурной, неутомимо-стремительной жизнью. Все куда-то идут, торопятся, но людской поток, хотя его поглощают широко распахнутые двери магазинов, кинотеатров, дворцов культуры, нисколько не уменьшается.

Вот из невысокого длинного здания, украшенного мраморными колоннами, стремительно выбежала девушка. Как легко затеряться в толпе, раствориться в пестром мелькании шляп, воротников, шарфов, пальто! Но фигура этой еще довольно молодой девушки, ее походка невольно привлекают внимание. Почему у нее такое взволнованное лицо, обиженный взгляд? Что случилось?

Наташа смотрит на знакомые очертания зданий, на шумную толчею толпы, и сердце ее в отчаянии сжимается, замирает. Еще бы! Девушка мечтала, надеялась, стремилась к чему-то прекрасному и светлому. Где все это? Ее оскорбили, грубо попрали ее права. Что же делать? Конечно, бороться! И не одной, а вместе с друзьями. Федоров, разумеется, негодяй, но он хитер, изворотлив, и не так просто его вывести, как говорится, на чистую воду. Начиная борьбу, Наташа ошиблась, понадеявшись только на свои силы.

На перекрестке улиц девушка остановилась, поджидая, пока пройдет очередной поток машин. И вот зеленым огоньком мигнул светофор. Наташа перебежала проспект, подняла воротник пальто и зашагала по знакомой липовой аллее.

На улице Янки Купалы, подойдя к двухэтажному особняку, она открыла калитку и, взбежав по ступенькам террасы, позвонила.

Дверь через минуту отворилась, и полная круглолицая женщина, вежливо улыбаясь, спросила:

— Это вы, Наташа? Так рано? У вас же, вы говорили, комсомольское собрание.

— Окончилось… — заставила себя солгать девушка и, не задерживаясь, прошла в свою комнату. Включив свет, она быстро разделась. Взгляд невольно остановился на столе. Новенькие, в пластмассовой оправе часы… Раскрытая недочитанная книга… А что это — откуда-то письмо? Размашистый почерк, знакомый адрес. От Виктора!

Радость, возникшая так неожиданно, горячей трепетной волной обдала ее всю от ног до головы.

Письма Наташа ждала давно. Что оно принесло ей?

Будто опасаясь чего-то неведомого, а скорее всего просто так, от девичьего волнения, она закрыла глаза и разорвала конверт.

В памяти ярко и четко вырисовывался образ Виктора: руки заложены за спину, лицо простое, спокойное, и, если приглядеться, кажется серьезным. Но глаза выдают его настоящий характер — улыбаются, горят озорством, молодым задором.

— Здравствуй, Виктор! — прошептала Наташа, развертывая листок бумаги. Припала глазами к первым строкам и забыла обо всем на свете.

* * *

Это случилось несколько месяцев тому назад под Москвой. Они — Наташа и Виктор — познакомились в Галактике — городке Института межпланетных сообщений.

Наташа в то время оканчивала Институт связи и телевидения. Перед выпуском студентам приходилось много времени отдавать практике, чтобы стать настоящими специалистами своего дела. Наташа не только обучалась вести прием разных депеш и шифрованных телеграмм, но и по нескольку часов дежурила в радиорубках ракетопорта. Это была по-настоящему ответственная работа.

Однажды по городку разнеслась тревожная весть ракетоплан, которым управлял курсант специальной школы астронавтов Виктор Машук, потерпел аварию. По трассе полета ракетоплана от Москвы до Байкала начались поиски. В эфир летели позывные, но все напрасно — Виктор не отвечал. Что же случилось? Катастрофа? Но где, в каком месте? Самолеты, посланные на поиски, безрезультатно возвращались на базы, не удавалось найти каких-либо сигналов и в эфире.

И все же никто не верил в гибель астронавта. Поиски продолжались. Вновь и вновь вылетали на трассу самолеты, вертолеты, внимательно прощупывался эфир. Особенно настойчива была Наташа Гомон. Несколько суток подряд она сидела в аппаратной, не отходя ни на минуту от рации.

Часто забегали к ней подружки, заглядывали служащие ракетопорта. Но удивительно — девушку будто приковало к аппарату чужое горе. Низко склонясь в черных наушниках, она сидела почти неподвижно, ссутуля плечи, и ждала, ждала…

Особенно тяжело приходилось ночью. За окном — мрак, посвистывает, скользя по стенам, ветер, а в комнате душно, непривычно тихо. Сидишь, сидишь и не замечаешь, как сон неслышно кладет на плечо мягкую лапу, прижимает к столу. Что ни говори, нужны крепкие нервы и воля, чтобы, вот так ночь за ночью бороться с дремотой. А в эфире — тишина. Умолкли, затерялись где-то голоса десятков сотен коротковолновых станций. Крутишь ручки настройки, светлый лучик бежит по шкале — и вот в наушниках звучит запоздалый голос диктора, слышно надоедливое щелканье «морзянки», а иногда и музыка. Нервы напряжены, слух обострен. Вот-вот, кажется, светлый лучик замрет и послышится голос Виктора Машука. Где же ты, мужественный астронавт? Что с тобой? Почему молчишь? Отзовись!

Но эфир безмолвен, безрадостен, как темная ночь за окном.

В конце третьих суток Наташа заметила, что стала выбиваться из сил. Сон подступал более настойчиво, чем накануне, более бесцеремонно сводил веки, туманил сознание. И в одну из таких минут, когда она, будто пьяная, клонилась головой к лежащей на столе руке, откуда-то вдруг послышался слабый, едва слышный голос: «Я — в тайге… Я — в тайге… Координаты 100° долготы, 52° широты».

Наташа, хотя ей это стоило большого труда, заставила себя поднять голову. Поправив волосы, упавшие на глаза, она огляделась, словно пытаясь понять, где находится и что с ней.

За окном — темная, с резким ветром ночь. Вокруг аппараты, аппараты и синяя лампочка под плафоном потолка. Нет, она, кажется, не спит, но удивительно — наушники молчат, А где же голос, который только что нашептал ей удивительную сказку о каких-то координатах, о тайге? Что это было: явь, сон или игра усталого воображения?

Наташа встала, прошлась, чтобы окончательно стряхнуть дремоту. В дежурке было тихо-тихо. Мигая синеватым глазком, прямо на девушку смотрел аппарат. Наташа поправила наушники. Опять тоскливая потрескивающая пустота. Где же тот тревожный далекий голос? Ее руки судорожно вцепились в колесики настройки. Один поворот, другой — ничего! Девушка смотрела на аппарат растерянно и тревожно. Скажи, какая загадка! А в ушах звучали таинственные координаты: «100° долготы, 52° широты». «На всякий случай надо их записать», — решила Наташа и, взяв карандаш, склонилась над блокнотом.

Нет, теперь она не только не могла уснуть над аппаратом, но даже задремать. До самого утра девушка сторожила каждый звук и шорох безбрежного эфира. Но сигналы не повторялись. Оставалось думать, что ей все померещилось, она просто услышала то, что ей очень хотелось услышать. Наташа загрустила.

Когда утром в дежурку забежали подружки, они увидели Наташу по-прежнему молчаливую, задумчивую, с наушниками на голове.

— Молчит? — осторожно спросила одна из девушек. Наташа протянула листок бумаги. Лица подружек засветились радостью.

— Он жив!

— Что же ты молчишь, Наташка! Координаты! Это же прекрасно!

Наташа обернулась, устремив на девушку усталый, тоскливый взгляд. Потом тяжело вздохнула и сказала:

— Да, координаты. Но не радуйтесь. Они, кажется, не из эфира, а…

— Откуда? — допытывались девушки, переглядываясь между собой.

— Отсюда, — показала рукой Наташа. — Из головы…

— Мы тебя не понимаем. — Девушки метнулись стайкой к подружке. — Расскажи, что случилось…

— Произошло все как-то странно, — проговорила Наташа и начала рассказ о ночном наваждении.

Когда она кончила, девчата с минуту — молчали, не решаясь сразу что-либо сказать.

— Я поверю, что во сне может пригрезиться все, о чем думаешь, — вдруг горячо и взволнованно проговорила Зина Кужель, — но только не координаты. Наташка, они пришли к тебе из эфира. Даю слово. Не веришь?

Наташа встала, резко провела рукой по разгоряченному лбу, будто разом смахивая многосуточную усталость, и подошла к окну.

Девушки теперь знали, что делать. Они, не медля ни минуты, позвонили начальнику ракетопорта. Он сразу, как говорится, двумя руками, схватился за координаты. Вскоре со взлетной дорожки стартовал реактивный самолет и, молниеносно набрав скорость, ушел на восток. Весь городок насторожился, ожидая вестей из далекого края.

И вот — радость! Днем из Иркутска пришла радиограмма: ракетоплан Виктора найден, астронавт возвращается в Москву.

Никто так не радовался этой неожиданной волнующей вести, как студенты астрономического городка. Еще бы! Ведь в том, что найден ракетоплан и спасен Виктор Машук, заслуга Наташи Гомон — студентки Института связи и телевидения. Вот какая она молодчина! Не жалея сил и здоровья, забыв про еду и сон, она выловила из эфира — этого хаоса шумов и приплясывающих свистов — несколько драгоценных слов.

О Наташе говорили повсюду. Однако девушка не слышала похвал. Добравшись до общежития, она, не раздеваясь, повалилась на кровать. Подружки уже сами прикрыли ее простыней и прибрали сброшенные возле кровати туфли.

Когда же, наконец, пришла радиотелеграмма, девушки, — это можно понять, — сразу бросились из института в общежитие. Прибежали и, сгрудившись у кровати, взволнованно зашептались. Наташа спала безмятежным, крепким сном.

— Может, разбудим? — предлагали некоторые, нетерпеливо порываясь к кровати. Но большинству девушек было ясно: пусть, спит, пусть набирается сил, новость от нее никуда не уйдет.

Однако девушкам еще раз пришлось возвратиться к спящей Наташе. Часа через три, после полудня, в фойе общежития появился высокий стройный юноша в летной форме. Со смущенной улыбкой он попросил, чтобы из девичьей комнаты пригласили Наташу Гомон.

Студентки в первый момент растерялись. Они недоуменно, искоса поглядывали на незнакомца, будто не понимая, чего он от них хочет. Но юноша настойчиво повторил свою просьбу. Тогда Зина Кужель шагнула вперед и с ноткой дерзости сказала:

— Вызвать не можем. Она отдыхает…

— Я понимаю, — мягко перебил юноша. — Она устала, ей требуется отдых. Но мне на одну минуточку… Я был бы счастлив увидеть ее даже спящую…

Студентки встрепенулись, заволновались, догадываясь, что настоянию молодого летчика они не вправе перечить, — перед ними Виктор Машук!

И вот в фойе робко и как-то неловко вышла Наташа.

Она была свежа, чиста, как наступающее майское утро. Это сходство тем более бросалось в глаза, что на ней было нежно-голубое простенькое платье. Две черные косы, уложенные на голове венком, лишний раз подчеркивали молодость и привлекательность их обладательницы.

Виктор, конечно, смутился. Но, решив не пасовать, поправил непокорный рыжий чуб и смело шагнул навстречу девушке.

— Так вот кто меня спас! Здравствуйте! Рад познакомиться… — Он крепко пожал протянутую руку.

Наташа взволнованно и как-то нежно разглядывала парня.

— Значит, я не ошиблась? Это не сон?.. Вы на самом деле подали сигналы? Что же случилось? Расскажите, пожалуйста, — попросила она.

Виктор сел на диван, широкой ладонью снова пригладил волосы.

— Турбина расплавилась… Сплав, видимо, не совсем… При посадке здорово покорежил машину… Вот и все. Когда пришел в себя, вижу: вся аппаратура поломана… Бросился к рации — не работает. Два дня сидел, ремонтировал. Потом включил. Батареи были разряжены… Я даже не надеялся, что меня кто-нибудь услышит… Еще раз благодарю вас, Наташа, — тепло и сердечно сказал Виктор.

Они говорили, говорили… Потом шли по широкой аллее парка. Вечерело. Сквозь густую листву лип струился белый свет фонарей. Высоко над головой, опоясанная багряными кругами, плыла луна. Было тихо, красиво, торжественно.

Наташа не верила, что рядом с ней шагает тот самый Виктор Машук, которого трое суток настойчиво искали сотни людей. Искали, тревожась за его судьбу, за его жизнь. И вот она с ним говорит, слушает его…

В разговорах и воспоминаниях незаметно прошло время. Услышав из репродуктора звуки гимна, Наташа заторопилась.

— Я провожу вас, — предложил Виктор и шутливо добавил: — Доставлю в целости и сохранности, откуда взял.

Но шутка не удалась. Наташа, недовольно сверкнув на своего попутчика глазами, как-то вдруг насторожилась и, такая недавно веселая, задорная, как бы замкнулась в себе.

— Нет, нет! Благодарю вас! — Она, неприметно высвободив пальцы из его руки, как птичка, порхнула в сторону.

Виктор недоумевал. «Вот те раз! — огорченно думал он. — С чего бы это? Обиделась? Но за что?»

Постояв немного, юноша смущенно улыбнулся и неторопливо зашагал домой.

* * *

Начались государственные экзамены. Наташа кончила институт с отличием и получила направление на работу в Минск. Девушка была довольна. Одно немного беспокоило ее — она покидает Виктора. Хотя, как известно, их первая встреча окончилась досадным недоразумением, они все же не переставали думать друг о друге. И, конечно, вскоре им представился случай встретиться снова.

Оба молодые, задорные, жаждущие познать и обнять своими страстными руками всю планету, найти то счастье, ту особенную земную радость, что предназначалась только им, они не могли не подружиться.

Незаметно, день ото дня крепла эта хорошая юношеская дружба. Узнав о назначении Наташи, Виктор загрустил. Он даже предложил ей отказаться от работы, чтобы только остаться в Москве. Но Наташа категорически отклонила такой совет.

И вот Наташа — в Минске. Встретили здесь девушку приветливо, радушно. Она стала одной из сменных дежурных на радиолокационных установках. Эта была интересная и ответственная работа. Хотя календарные листки отсчитывали 196… год, не везде еще на свете торжествовали правда и справедливость. Совсем недавно отгремели взволновавшие весь мир события во Франции и Италии. Врезались в память сообщения газет о настоящих «боях» во французском парламенте. Пять суток подряд там шла борьба между коммунистами и социалистами, с одной стороны, и пужадистами — с другой, за принятие новой демократической конституции. На пятые сутки весь мир узнал — победили коммунисты и социалисты. Ликование в Париже… Красные знамена над Марселем…

А Римская эпопея?.. Выступление Арджини… Сговор Сулини… Ничто не помогло реакции! Итальянский народ смело перешагнул рубикон своей судьбы. Была объявлена война безработице, нужде.

За океаном, уцепившись за богатейший материк планеты, доживал свои дни старый одряхлевший мир. Разъяренные от ненависти к миру социализма миллиардеры готовили войну против страны Советов. На ее территорию засылались сотни шпионов, организовывались провокации, диверсии.

Военщина в Штатах бесновалась. Почти каждую ночь с западных военных баз стартовали ракетопланы, направляясь на восток, чтобы пролететь над территорией Советского Союза и собрать шпионские сведения. В придачу — воздушные шары. Гонимые ветром, они сотнями устремились к границам нашей родины, неся на борту то шпионскую литературу, то призванные сеять смерть бактерии, то зажигательные бомбы.

Навстречу ракетопланам, взмывая вихрем, летели зенитные ракеты. Из-за туч, полыхая огнем, низвергались обломки и хоронили под собой залетных гостей.

Но вот воздушные шары… С ними сладить было труднее. Они шли целыми потоками, и некоторые из них, конечно, прорывались.

Служба связи и оповещения у западных рубежей нашей родины стояла на страже.

Наташе приходилось нелегко. Все чаще и чаще ночи выдавались неспокойными, тревожными. Сидя за пультом локатора, надо видеть все: и как, стартовав из Минского ракетопорта, уходит в дальний путь межконтинентальный лайнер, и как идет своим курсом учебный самолет, и как летит воздушное такси. Но среди мирных и добрых знаков, что раз за разом вспыхивают на молочно-синеватом экране, вдруг замечаешь что-то чужое… Да, в этом квадрате и в это время не должно быть наших машин. Скорее надо включать сигнальные кнопки, оповещать сторожевые посты!

Полгода уже работала Наташа. Сколько она перехватила в небе подозрительных полетов и путешествий будь то с визами или без виз! Более того, налаживая аппараты, она все глубже вникала в их устройство и работу. Однажды, устраняя неисправность триодов, девушка задумалась, нельзя ли повысить их чувствительность. Вскоре вместе со сменным инженером она разработала новую схему размещения триодов. Опробовав аппараты с такой схемой, все были поражены — да это же здорово! К Наташе пришел законный авторитет. Теперь никого не удивляло, что к недавней студентке обращаются за советами и добрым словом.

И вдруг — неприятная история… Девушка из планового отдела радиолокационного центра однажды рассказала Наташе, что их начальник Федоров нечист на руку — недавно присвоил крупную сумму денег, предъявив фиктивные документы на ремонт аппаратуры. Наташа, возмущенная, набросилась на подругу:

— А ты молчишь? Советоваться пришла? Что тебе после этого сказать? Трусиха ты, вот что!

— Так ведь начальник…

— А если начальник, значит, ему все можно? Ну нет, мужества у тебя не хватает. Это я вижу сразу…

На следующий день о недостойной проделке Федорова знал весь радиолокационный центр. Секретарь комитета комсомола, встретив Наташу, похвалил:

— Молодец! Давно пора взяться за него.

В бухгалтерии заработали комиссии, из министерства приехали контролеры. Федоров ходил угрюмый, подавленный. Но он не думал сдаваться. Наташе передали, что на одной из вечеринок он, подвыпив, поклялся жестоко отомстить ей. Наташа только усмехнулась. Пусть угрожает! Что он может сделать? Работает она хорошо, добросовестно, он сам не раз объявлял ей благодарности.

Федоров ждал случая, чтобы нанести ответный неотразимый удар. И этот случай вскоре подвернулся.

Однажды в радиолокационный центр пришло сообщение, что в городке Приднепровске на территорию важного завода упал чужой воздушный шар. От взрыва сгорел один цех. Из Приднепровска запрашивали, почему не было предупреждения о приближении опасности.

Дежурные операторы заволновались. Сразу же началась проверка метеорологических данных, перечитывались записи в журналах. И удивительно та роковая ночь была на редкость спокойной! Ни на одном из экранов никто из дежурных операторов не заметил посторонних воздушных объектов. Высказывались разные догадки.

В радиолокационный центр срочно был вызван Федоров. Попросив сводки погоды и журналы с записями, он надолго закрылся в своем кабинете, что-то высчитывал, прикидывал.

Наконец в операторскую вошла взволнованная секретарша.

— Наташа Гомон, к начальнику…

Девушка, удивленно пожав плечами, вскочила со стула. Подруги почувствовали, что вызов Наташи в такой момент не сулит ничего хорошего. Они знали об угрозах Федорова. За присвоение государственных денег его едва не сняли с работы. Но он нашел мягкие сердца, дал десятки обещаний и в результате отделался, как говорят, легким испугом — ему вынесли по партийной линии строгий выговор.

Наташа неторопливо вошла в кабинет. Тихо поздоровалась. Федоров сидел за столом из орехового дерева, обложенный со всех сторон папками и картами. Наташа только мельком взглянула на его лицо и сразу увидела, что в притворно-сочувственном взгляде серо-зеленых глаз ее начальника притаилась бешеная злоба. Чем она вызвана, было легко догадаться — на столе лежала развернутая карта воздушных наблюдений. Через один из квадратов была проведена жирная красная линия…

— Видите, — начал Федоров, постукивая карандашом по карте, — случилось несчастье… Я всегда предупреждал, что легкомыслие и самоуверенность страшные враги человека. Вот они вас и подвели…

— Меня? — не поверила Наташа.

Федоров криво усмехнулся. В глазах его мелькнули нехорошие огоньки.

— А то кого же? Думаете, сожженный цех — это так себе, пустячки… Возьмите карту и подумайте, как случилось, что вы просмотрели в вашем секторе опасный воздушный объект.

Предупреждения подруг сбывались.

Федоров нанес, наконец, заранее подготовленный удар. Он мстил…

Наташа закусила губы, заставила себя не волноваться. А сухой, басовитый голос не умолкал:

— Здесь мною все проверено, учтено. Шар был в вашем секторе. Вы его не заметили. Вот и надейся на вас! Скажите, у вас нет родственников за границей?

Это было уже чересчур. Наташа посмотрела горячим, гневным взглядом на расплывшееся, с двойным подбородком лицо Федорова и, не сдержавшись, крикнула:

— Клевета!.. Нечестно! Вы… хотите…

От отчаяния и обиды запершило в горле. Прикрыв лицо руками, Наташа выбежала из кабинета. Ее обступили сотрудники, начали расспрашивать, успокаивать. Но горькая обида не давала выговорить ни слова. Наташа выбежала из операторской на улицу. Ей хотелось побыть одной.

 

Глава вторая

Случилось необычное: впервые в истории главный город Штатов был разбужен глубокой ночью. Нет, над ним не гремела канонада, не проносились вражеские ракетопланы… Ночное безоблачное небо было спокойно-торжественным. На нем, как и всегда, горели тысячи звезд. Жители города выбегали на улицы и площади, стремительно поднимались в лифтах на верхние этажи небоскребов, взбирались на крыши.

Где-то завывали полицейские сирены, гудели колокола. Казалось, город обезумел. Толпы людей двигались к Унион-скверу. Стоял неистовый шум. В воздух взлетали шляпы, кепи, букеты цветов. Какой-то толстяк в экстазе разбрасывал над толпой долларовые бумажки…

Высоко в небе над городом висел огромный шар, излучавший мягкий желтый свет. Вокруг него, на черном бархате неба, всплывали, растекаясь вправо и влево, огненные слова:

«Луна — народу Штатов. Покупайте акции на участки! Вы будете самыми богатыми людьми в мире. Один доллар на Земле — миллионы на Луне».

Торгашеский азарт, жажда наживы затуманили уму крупных и мелких бизнесменов. Они неистово кричали, пробиваясь вперед, падали, вставали, отрясая с коленок пыль, и снова бежали… Лица их были потны и жалки. Пронырливые, жадные глаза налились кровью…

А вокруг — над фасадами ресторанов, кинотеатров, над дверьми ночных кабаре — оторопело и лихорадочно сверкали, то подмигивая, то приплясывая, огни реклам. Из открытых окон баров и кинозалов доносились пронзительные звуки джазов.

До самого утра буйствовал огромный, потрясенный невиданной сенсацией город.

Но едва взошло солнце, вся огневая мишура, все мятущееся и яркое, словно по мановению волшебного жезла, исчезло, сникло. Небоскребы и кварталы фешенебельных дворцов теперь были похожи на обыкновенные каменные утесы, угрюмые и молчаливые.

Угас прибой огней и кричащих реклам. Но деловая азартная жизнь города только начиналась.

Первый день продажи акций на участки на Луне… Бизнесмены тряслись в горячке: скажи пожалуйста, какой небывалый подвернулся бизнес! Дворец «Король Республики» — высочайшее здание на Унион-сквере сделался похожим на огромный муравейник. Здесь разместилась главная маклерская биржа по продаже акций. На пятнадцати этажах — более трех тысяч касс. В огромных залах и фойе не видно людей — одни только шляпы и модные кепи. Под расписанным и украшенным тяжелой люстрой потолком — синеватое облако сигаретного дыма.

В конце большого зала, возле зарешеченного окна, высокий и плечистый джентльмен, стоя на сплетенных руках своих коллег, произносит речь. Слов не слышно, он энергично машет руками, горделиво встряхивая головой…

И вот на двух противоположных стенах в плетеных золотых рамах вспыхивают молочно-белые экраны.

Толпа замирает. Черные шляпы сгрудились плотнее, жмутся к стенам. На экранах появляется добродушное лицо сенатора Уолтера… Он вытирает платочком пот и, не торопясь, говорит:

— Поздравляю вас, дорогие соотечественники, с большим праздником. Сегодня мы разделим самый жирный пирог, дарованный нам самим небом. Видит Бог, мы умеем жить, мы знаем цену жизни и ее красоту. У нас существует право доллара и больше никаких прав! Луна — наша, потому что у нас доллары. Мы построим там отели, железные дороги, рестораны. Кто хочет завтра проснуться богатым, немедленно покупайте акции нашего концерна. Сегодня каждый квадратный метр Луны — доллар. Завтра за эту цену вы его уже не купите. Леди и джентльмены, мой давнишний друг Фрэнк Уэст купил все Море Дождей. Летом он приглашает вас отдохнуть в его небесном санатории. Торопитесь! Подсчитывайте доллары! К вашим услугам открываются кассы… — закончил сенатор и, обнажив плешивую голову, церемонно поклонился.

Открылись окошечки хрустальных кабин, на стенах и окнах загорелись названия участков на Луне, цифры их стоимости. Зашелестели чеки…

Необычная торговля началась…

* * *

Сенатор Уолтер, заложив руки за спину, медленно прохаживался по комнате. На диване синего плюша сидели Фрэнк Уэст и генерал Коллинг. Они густо дымили сигарами, молчали. Бритое лицо Коллинга блестело, как медь. Под рыжими жесткими бровями таращились выпуклые глаза.

Уолтер остановился, посмотрел в огромный проем окна и принялся удовлетворенно насвистывать какой-то бравурный мотив. Там, на улицах, гудела, пробиваясь к двору, толпа. Там плыло его богатство.

Какая это могучая сила — золото! Оно — властелин жизни, законодатель, источник радости и наслаждения, оно возводит города, зажигает огни, превращается в бомбы…

Золоту поклоняются, как богу. И вот, в конце концов, пришло время, когда оно хлынуло рекой в его, Уолтера, сейфы. Дрожите, люди! Теперь Уолтер — король Земли и Луны, владелец банков и биржи. Там, за океаном, есть над чем поработать. Он постарается сделать так, чтобы снова забушевала война. К дьяволу это наскучившее и набившее оскомину «мирное сосуществование»! Земля одна, и на ней должен властвовать капитал!

Сегодня сенатор стал известен всему миру. На столе — ворох телеграмм. В каждой — поздравления, приветствия, пожелания. Фрэнк Уэст и генерал Коллинг приехали, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение сенатору, Уолтеру, конечно, приятна эта любезность. Она лишний раз свидетельствует о том, какую силу и власть обрел он в Штатах за последние месяцы. Это были на редкость удачливые месяцы. Он, Уолтер, еще подумает и, возможно, выставит свою кандидатуру на ближайших президентских выборах…

— Продолговатое, изрезанное морщинами лицо сенатора сияло от торжества и возбуждения. Он не мог удержаться, чтобы, повернувшись к гостям, патетически не заявить:

— Джентльмены, вы знаете мой девиз: не успею чего-либо пожелать, как уже беру руками! Я приказал построить двадцать космических ракет. Я еще перекую, джентльмены, нашу серебристую Луну в золото. Слово чести! Пусть господь приговорит меня к вечным мукам, если я не достигну этого.

Фрэнк Уэст, хмыкнув, заставил себя улыбнуться. Ему не нравилась заносчивость сенатора. Когда-то президент атомной фирмы сам мечтал послать экспедицию на Луну, открыть там первые урановые рудники. Но Уолтер — эта старая хитрая бестия — смешал его карты. Теперь Уэсту ничего не оставалось, как терпеливо выслушивать преуспевающего босса и заискивающе улыбаться. Так сложилась ситуация: от милости сенатора в дальнейшем будут во многом зависеть дела фирмы.

— Джентльмены, позвольте пригласить вас отобедать со мной, — сказал сенатор, отходя от окна.

Генерал Коллинг поднял голову, будто просыпаясь, и, прищурив глаза, проговорил:

— А вы опередили меня, сенатор. Благодарю за гостеприимство, но я уполномочен с глазу на глаз передать вам приглашение в ресторан «Золотой метеор». Там уже ждут нас!

Уолтер, смущенный неожиданным поворотом беседы, насторожился. В словах генерала он почуял намек на какую-то таинственную могущественную силу, против которой бороться ему просто рискованно. Но гордость за себя, за свой высокий титул сенатора вызвали в нем сопротивление.

— Извините, генерал, — мягко сказал Уолтер, — сегодня у меня, как вы знаете, необычный день. Я ступил одной ногой на Луну. Я завладел небом… Вы мой гость, и я хочу вас видеть в своем доме.

— Вы забываетесь, сенатор, — сдержанно заметил на это Коллинг, — вы хотите завладеть небом, не испросив разрешения у бога…

Уолтер недоуменно заморгал глазами. Генерал говорил явно не от своего имени. Неужели Коллинг агент, а может быть, и лидер «Синдиката убийц»? Могущество этого синдиката было хорошо известно в Штатах. Он верховодил преступным миром всего государства, вел тайную торговлю, контролировал деятельность крупнейших политиканов, следил за ростом прибылей миллиардеров.

Чтобы не выдать своей растерянности, сенатор шутливо бросил:

— Я послал богу свои молитвы… — и тут же осекся, встретив холодный и отсутствующий взгляд Коллинга.

Восторженная радость разом померкла в душе сенатора. Вот тебе и день всевластия… Уолтер достал из коробки сигару, задымил. Руки его незаметно дрожали.

Фрэнк Уэст, почувствовав себя лишним при этом разговоре, поклонился и поспешно покинул кабинет.

Генерал Коллинг сразу приободрился, встал с дивана и, шагнув навстречу Уолтеру, сказал:

— Я вас, сенатор, понимаю с полуслова. Почему же вы не хотите понять меня? — Потом, осмотревшись по сторонам, поинтересовался: — Кстати, нас не могут подслушать, записать разговор?

— Не беспокойтесь, генерал. Кроме сейфов, здесь ничего нет.

— Сейфы? — еще больше оживился Коллинг. — Это как раз то, что нам сейчас нужно. — Его зеленоватые глаза торжествующе сверкнули. — По поручению нашего синдиката я хочу оставить в ваших сейфах наше слово. Оно стоит недорого — 50 000 долларов! — Заметив, как вздрогнул Уолтер, генерал засмеялся. — Признайтесь, не ждали? Ха-ха-ха! Коллинг и синдикат — что тут общего? Правда? Открою вам глаза: я связан с ними, как небо с землей. Теперь, я думаю, вы все поняли. Одевайтесь, нас ждут!

Уолтер замер в нерешительности, раздумывая. Потом перевел взгляд на генерала и в отчаянии махнул рукой. Нет, перечить синдикату рискованно. Это равносильно самоубийству.

Подойдя к телевизофону, он нажал кнопку и, когда засветился экран, приказал суетливому человеку с усиками:

— Воздушный автомобиль!..

— Есть, сэр!

— Поторопитесь…

Вскоре Уолтер сидел в компании крикливо одетых молодчиков. Среди них нетрудно было определить заправил преступного синдиката, державшего в послушании многих магнатов. Уолтеру было известно, что щупальца этого синдиката простирались даже в апартаменты Белого дома.

 

Глава третья

Наташа приникла глазами к знакомым, написанным смелой размашистой рукой строчкам. Девушке стало даже жарко, когда она прочла:

«Ты далеко от меня. Но ничто нас не разлучит — ни время, ни расстояние. Ко мне пришла ослепительная, как солнце, радость. Я ничего не замечаю вокруг себя. Если бы снова увидеть тебя — смотрел не насмотрелся бы… Ты такая добрая, смелая, ласковая. Помнишь нашу первую встречу в парке? Помнишь, я хотел проводить тебя, а ты шутливо увернулась и побежала домой одна. Теперь я с улыбкой вспоминаю те минуты. А тогда растерялся и, сказать по совести, даже рассердился. Мне казалось, что ты просто хотела посмеяться надо мной. Прошло время — и я все это увидел в ином свете. Да, чтобы девушку уважали, она должна быть гордой.

Наташа, пиши о своих новостях и знай, что каждая твоя радость будет радостью и для меня. Как идет работа?..»

Девушка облегченно вздохнула. Тоска, отчаяние, тревога, только что клокотавшие в душе и обессиливавшие ее, внезапно исчезли, не оставив и следа. Строчки письма были, как маленькие родниковые ручейки — их хотелось пить жадно и бесконечно. Наташа еще и еще раз пробегала их глазами, желая убедиться, что все написано так, как она прочитала.

— Виктор! — шептали уста. — Ты пришел мне на помощь. Спасибо тебе! Мне было тяжело, горько, обидно. И ты сердцем почувствовал…

Подойдя к окну, Наташа прижалась лбом к холодному стеклу. В саду, на сизом снегу, как на экране, отражались желтые прямоугольники света. Рядом вырисовывалась замысловатая вязь тополевых ветвей. Лениво падали снежинки. Там, где-то далеко-далеко, за пологом темной ночи, горят огни подмосковного городка. Что делает теперь Виктор? В письме он ни словом не упоминает о своей работе. Скоро ли будет подготовлена на Луну космическая ракета? В Москве Виктор много говорил об этом. Он мечтал о полете. Вообще, Виктор мечтатель…

Если бы он знал, как ей тяжело! Федоров уволит ее с работы — в этом нет сомнения, а может, и до суда дело дойдет. Только нет! Она будет бороться, не даст себя в обиду. Федоров, как и всякий подлец, воспользовался случаем. И надо было обрушиться такой беде! Пролетел шар, пожаром уничтожен цех…

Все же Наташа не верила Федорову. Воздух — это стихия. Мало ли откуда могло занести шар в Приднепровск. Она в ту ночь, как всегда, внимательно следила за аппаратами. Нет, ошибки быть не могло!

Что делать? Написать Виктору? А разве он у нее единственный друг? И здесь ведь есть друзья. И неплохие, кажется. Они должны помочь.

За окном плыла ночь. Она шелестела черными лапами ветвей, шуршала легкой поземкой — на дворе дул ветер. Наташа видела, как прямо перед ее глазами на стеклах окон все отчетливее вырисовывался причудливый ледяной узор. Вглядываясь в замысловатый морозный рисунок, она почему-то с облегчением подумала о завтрашнем дне. Все будет хорошо, все станет на место…

Отойдя от окна, Наташа направилась к гардеробу. В маленьком нижнем ящичке лежит небольшая пачка конвертов, перевязанная красной ленточкой. Здесь воспоминания и мечты, здесь ее любовь, ее прошлое и, может быть, будущее…

Развернув на коленях аккуратно сложенные листочки, девушка на миг залюбовалась ими. Это были первые Викторовы записки.

«Буду ожидать возле кинотеатра, под башней, в 7 часов».

«Зачем ты пошла на концерт одна? Я скучал и хотел было вернуться домой, но Зина Кужель напросилась, чтобы проводил ее до гастронома. Она хорошая девушка, но какая-то, право, неуравновешенная…»

«Я все дни ожидал твоего звонка. Не выдержал, пришел навестить, но не застал. Кажется, ты нарочно прячешься от меня. Может быть, между нами возникло недоразумение? Обязательно хочу встретиться. Звони. Виктор».

Наташа невольно прижмурила глаза. И сразу же воспоминания, нахлынув целым потоком, завладели сердцем. Как хорошо жить на свете, когда где-то есть любимый человек. Она уважала Виктора, верила в его чувства. И в этот момент девушке сильно захотелось поговорить с кем-либо, поделиться мыслями. К друзьям идти далеко, а Виктор был с нею рядом. Она села за стол, приготовила лист бумаги, И сердце ее заговорило:

«Виктор, я только теперь начинаю понимать, что ни один человек на земле не может жить, не зная самого святого и заветного чувства — чувства дружбы. Дружба для человека, что солнце. Она его согревает теплом, вдохновляет на подвиги, зовет вперед, живит его радости и надежды. Дружба это высшая награда человеку от человека. Не правда ли? По-моему, в дружбе доказываем мы свою искренность. Дружить, — значит, быть искренним и преданным. Иной дружбы я не понимаю.

Признаюсь, меня очень тронуло твое письмо. Я начинаю убеждаться, что у нас во многом сходные мысли и чувства. Мы понимаем друг друга, и этому не смогут помешать ни расстояние, ни горе, ни неудачи. Знать, что о тебе всегда думает и заботится другой человек…»

В передней зазвенел звонок. Не успела Наташа встать из-за стола, как в комнату вошли гости.

— Что же это ты, Наташа, забилась в клетку, как синица? Ночь-то вон какая… — с веселой укоризной проговорил Юзик Хлебцевич, снимая пальто, на воротнике которого таяли, угасая, яркие снежинки.

Вожак комсомольцев радиолокационного центра, веселый компанейский парень, Юзик часто заходил к операторам, радистам. Любил пошутить, незаметно дать совет, а то и просто поговорить по душам. Вместе с ним пришла низенькая, с черными глазами девушка.

Наташа сначала растерялась. Этот визит для нее был неожиданным. Поспешно спрятав письмо, она засуетилась:

— Садитесь, пожалуйста, садитесь!

Юзик и Оля как бы принесли с собою в комнату морозную свежесть ночи и задорный блеск глаз.

— Весна под окном, а морозик берется на ночь сердитый, — потирая руки, говорил Юзик. — Ты нас не ждала, Наташа? А мы к тебе с новостью.

Наташа вопросительно посмотрела на него.

— Пришел пакет из Москвы. Тебя зовут в Галактику, — сказал Юзик и посмотрел на девушку, будто желая увидеть, какое впечатление произведут его слова, а потом весело добавил: — Я слышал, будто уже подготовлена в первый рейс космическая ракета. Вот тебя и вызывают…

— Ух! — вздохнула с облегчением Наташа. — Гора с плеч.

Юзик, поправив волосы, вдруг стал строже, угрюмее.

— Мы тоже рады за тебя, Наташа, — промолвил он тихо. — Но, понимаешь, Федоров будет противиться. Что ни говори, вычисления показывают, будто шар… ну, тот самый… летел через твой участок наблюдения.

— Юзик! — воскликнула в отчаянии Наташа. — И ты мне не веришь? Скажи правду — не веришь? Да?

В глазах ее — она это знала — горел лихорадочный огонек надежды и тревоги. Рядом были ее друзья. Неужели она их безвозвратно потеряла и они тоже не верят ей?

— Я жду… — сказала Наташа тихо, почти шепотом, потом отошла в сторону и, тяжело вздохнув, добавила безразличным расслабленным голосом: — Ты молчишь, Юзик. Теперь я понимаю: не веришь…

— Верю, Наташка!

Юзик подошел к девушке, взял ее за горячие руки. Взгляды их встретились. Оба они почувствовали, что знают правду, что будут отстаивать ее вместе до конца.

— Спасибо, Юзик…

— В твоих руках — рука друга. Мы тебе поможем, Наташа. Ты поедешь в Москву.

 

Глава четвертая

Лишь к вечеру сенатор Уолтер возвратился из Нью-Джерси в столицу Штатов. Запыленный, он сменил помятый смокинг на пижаму и прошел в бассейн-ванную. Мылся долго, старательно. Долго плавал. Мраморное дно бассейна светилось цветом морской волны. Это освежало и успокаивало. Потом слуга — молодой атлет-негр — сделал ему массаж. Кровь в жилах запульсировала быстрее, тело налилось бодростью. Когда он вышел из ванной, нельзя было поверить, что этот человек провел весь день в хлопотах.

В гостиной на широкой тахте его дочь просматривала книжку с яркой обложкой — «Семнадцатый муж леди Брейсон — убийца». Едва завидела отца, отложила в сторону книгу и поднялась навстречу ему.

— Наконец-то! — проворковала она, изобразив на лице неподдельную радость. — Па, где так долго пропадал? Едва дождалась…

— Кто хочет жить под солнцем, тот меньше должен бывать под крышей своей виллы, — сказал сенатор и, поцеловав дочь в лоб, спросил: — Что ты мне хотела сказать, моя девочка? Или попросить, шалунья?

— О, у меня не совсем обычный разговор…

Сенатор с любопытством вскинул голову.

— Не совсем обычный? Хорошо, пойдем, все мне расскажешь.

Они прошли в столовую. Это был просторный, высокий зал с двумя рядами розового мрамора колонн. Окна венецианские, до самого пола. Посреди зала круглый стол и несколько удобных кресел. Здесь собиралась четырежды в день семья сенатора. Собственно, не семья, а Элси и сенатор.

Пожилой слуга с серебряной цепочкой на груди принес ужин и положил перед сенатором карту французских вин:

— Какое прикажете подать?

Уолтер пробежал глазами карту, ткнул пальцем. Слуга почтительно склонился и вышел из столовой.

Сенатор был в отличном расположении духа. Дела шли как нельзя лучше. Все «земельные» участки Луны были распроданы. Полным ходом строились космические ракеты. Слава Уолтера росла с каждым днем. Он сам начинал верить, что в недалеком будущем Штаты от его имени будут диктовать свою волю Земле и Небу.

Выпив бургундского, Уолтер еще больше повеселел. Он посмотрел на притихшую дочь.

— Ну, рассказывай, Элси. Что ты мне приготовила?

Глаза Элси горели нетерпением. Она пододвинулась ближе к отцу, ласково обняла его за плечи и смело сказала:

— Поль просит моей руки, па. Я согласна, па..

— Что? — Сенатор отбросил в сторону салфетку, удивленно раскрыл глаза. Потом дожевал ветчину, вытер губы и, обернувшись к Элси, спросил: — Что случилось, Элси? Я тебя не узнаю…

— Я выросла, па! — воскликнула дочь и тонкой белой рукой с браслетами ласково обвила шею отца.

— Вырасти — выросла, а когда ты станешь, наконец, здравомыслящей?

На румяных щеках Элси появились багровые пятнышки.

— Па, за что ты на меня сердишься?

— За Поля! Он тебе не пара.

Элси вскочила с кресла. На ее лице нетрудно было заметить мучительное волнение.

— Я его люблю, па! Ты понимаешь, что такое любовь?

Сенатор забарабанил пальцами по столу, потом глубоко вздохнул.

— Любовь, милая девушка, это только слово, — сказал он. — Оно для меня пустой звук. Я оцениваю человека по одному умению — умению роскошно жить. Если он способен на это, все остальное приложится. Кстати, я хотел тебе сказать: ты можешь сделать хорошую партию с сыном Коллинга.

— Па, ты упрямый человек… Ты на жизнь смотришь с высоты золотой горы. Пойми, я; люблю Поля, я верю в него. Он умный, смелый! И если хочешь знать, он не так уж беден, он — богат…

— Хе-хе-хе! — засмеялся Уолтер. Его по-прежнему не оставляло хорошее настроение. — Моя доченька, о чем ты мне говоришь? Единственное богатство Поля его наглость. И я должен заметить, что он умело применяет ее.

Элси замахала руками, отошла от окна и, резко повернувшись, с обидой в голосе спросила:

— Па, ты можешь сделать, чтобы я была счастлива? Скажи, можешь?

— Конечно.

— Тогда разреши мне выйти замуж за Поля!

Уолтер ласково усмехнулся и неодобрительно покачал головой.

— Эх, молодо-зелено! Куда вам так спешить? Разве не знаете, что быстрая река до моря не доходит. Подумать нужно, обсудить. А то вдруг: «Любите Поля, потому что я его люблю!» Нет, Элси, ты заботься не только о себе, но и о своих родителях. А нам есть о чем подумать.

Уолтер окинул взглядом низкие ореховые серванты, сияющие тонким хрусталем посуды, открытый рояль в углу, потом посмотрел на Элси. Избалованная красотка… И ему вдруг стало ясно, что он не сможет переубедить дочь. У нее такой характер! Она научилась требовать, брать, не думая ни о чем.

— Вот что, Элси, — проговорил Уолтер, вставая. — Я высказал свое мнение и хочу просить, чтобы ты считалась с ним. Я слов на ветер…

— Па, ты не знаешь Поля. Он умный, смекалистый парень. Ты с гордостью будешь называть его своим сыном. Дай только срок — и ты убедишься, что я говорила правду.

— А что я тебе говорю, Элси? — Сенатор подошел к зеркальной стене и, осмотрев в ней свое лицо, продолжал: — Правильно, время — великий судья. Мы возложим на него все свои надежды. Согласна, Элси?

— Хорошо, па. — Элси встрепенулась, порывисто подошла к отцу, поцеловав его в щеку, на прощание сказала: — Я заставлю вас с Полем подружиться. Он тебе понравится. Жди его сегодня…

Сенатор возвратился в свой кабинет, сел в высокое кресло и закрыл от усталости глаза. Если сказать по совести, жизнь не баловала его. Он, сегодняшний сенатор, начинал с лавки, которую завещал ему после смерти отец. Уже тогда он понял, что жизнь ничего не отдает так, даром, что все, чего хочешь добиться, нужно брать силой и хитростью. Богатство пришло не сразу. Из-за него не одному сопернику пришлось перегрызть горло. Только на сороковом году жизни был сколочен достаточный капитал. Уолтер купил спичечную фабрику, потом машиностроительный завод. Через несколько лет его избрали в сенат, и он стал заметной фигурой в своем штате. Уолтер умел делать доллары, умел, как говорят, выгребать каштаны из огня чужими руками. Так он стал любимцем фортуны.

А время шло. Незаметно подкралась старость. Сенатор чувствовал, что силы с каждым годом покидают его. В разговорах он все чаще и чаще сетовал на всевышнего и очень сожалел, что того не существует в действительности. Можно бы и с ним столковаться…

Надеждой и радостью для него была дочь. Уолтер тайком подбирал ей жениха. Дело не в том, будет ли жених ей по сердцу. Главное — чтобы на него можно было положиться. Останется же капитал в миллиарды долларов, десятки крупных предприятий, биржи и банки. Имя Уолтера не умрет вместе с ним. Его должен сохранить и сберечь будущий зять…

И вдруг — каприз дочери… Уолтер был бы менее озадачен, если бы ему сообщили, что он обанкротился.

В кабинете сгущались сумерки. За окнами горело небо, превращенное торгашами в огромную рекламную витрину.

Неожиданно отворилась дверь, и сразу вспыхнул свет. Сенатор открыл глаза. Перед ним стоял высокий молодой человек с загорелым лицом, на котором выделялись длинныи, с горбинкой нос и большие глаза. Сняв шляпу, он поклонился и вежливо поздоровался:

— Хэлло, сэр! Вот и я пришел. Вы, вероятно, не ожидали…

Сенатор смерил гостя взглядом.

— Как вы миновали контрольный пост и швейцара?

— Я Поль Арноль, сэр. Ваш будущий зять.

— Это еще не дает вам права входить ко мне без разрешения.

— Виноват, сэр, — снова поклонился Поль Арноль. — Я знаю, что вы любите деловых и смелых людей. Я — один из таких!

— Ошибаетесь, мистер, — сказал сенатор и отвел взгляд в сторону, не желая смотреть на гостя. — Я люблю богатых!

— Зато мы с вами одинаково сильно любим Элси, — воскликнул гость, блеснув белозубой улыбкой. — У нас есть основание для переговоров. Я думаю, мы их начнем!

— Вы серьезно?

— Разве вам Элси ничего не говорила?

Сенатор Уолтер сначала заставлял себя спокойно наблюдать за наглой развязностью безусого молодчика, но дерзость Поля перешагнула все границы. Откинувшись на спинку кресла, сенатор изобразил на лице маску того величественного и могущественного Уолтера, которого, затаив дыхание, слушали в сенате, перед которым дрожали мелкие, средние и крупные бизнесмены Штатов.

Поль был одет соответственно этикету. Клетчатый пиджак хорошо сидел на широких сильных плечах. Ярко-синий галстук с красными горошинами был аккуратно завязан.

— Разрешите сесть?

— Выходит, вы еще не лишены учтивости, — заметил сенатор. — Садитесь. Но я надеюсь не на вашу учтивость, а на рассудительность, если вы ее тоже сохранили.

— Конечно, сэр. Мы — люди дела. Нам без рассудительности пришлось бы туго.

— Мудрые слова, — сказал сенатор. — И вы ничего лучшего не придумали, как идти к богатству через мнимую любовь к Элси? По-вашему, это наиболее короткий путь? Вы понимаете, что делаете? Вы позорите меня, мою семью, — проговорил он сдавленным, глухим голосом. — Ничего у вас, молодой человек, не получится. Запомните, кто богат, тот и славен…

— Мистер Уолтер, — сказал Поль Арноль, нисколько не смутившись. — Я хотел сегодня засвидетельствовать вам свое почтение, сказать несколько теплых, добрых слов об Элси. Вы попрекаете меня бедностью. Напрасно! Я добьюсь высокого положения в обществе. Я выхожу на арену борьбы с засученными по локоть рукавами. У меня такой закон: ни перед кем не кланяться, ни у кого ничего не просить! И знайте — у меня все будет! Придет время, когда вы будете рады, что отдали за меня свою дочь.

— Как вы самонадеянны! — воскликнул Уолтер, и на его губах мелькнула какая-то странная злорадная усмешка. — Боюсь, вы накличете на себя гнев фортуны. Она не жалует таких!

— Каких это — таких?

— Самонадеянных.

— Благодарю за правду, сэр. Теперь я в некоторой степени чувствую вашу благосклонность к себе. Вы поняли меня и мое — положение.

— Оно довольно таки незавидное, — заметил сенатор.

— Но не безвыходное. И знаете почему? — Не дожидаясь ответа, Поль весело сказал: — Потому что меня любит ваша дочь, сэр.

— Вы, по-моему, сказали все? — Уолтер отвернулся, делая вид, что не обращает никакого внимания на гостя.

Поль Арноль встал, раскланялся и зашагал к двери.

— С вашего разрешения я забираю Элен ужинать, а потом — в мюзик-холл, — сказал он. — Вы слышите?

Уолтер ничего не ответил. Однако, когда Поль Арноль вышел из кабинета, он тотчас же вскочил. Дочь подвела его! Вытащила туза, а он — пятый. О, господи! За что ты так наказываешь меня? Но пока еще Земля вертится, он, Уолтер, не допустит, чтобы она вращалась по своему произволу! Теперь все будет зависеть от хитрости. Угрозы, как видно, делу не помогут. Теперь молодежь такая, что переубедить ее очень трудно. Ну что ж, он сделает иначе.

Открыв ящик с сигарами, Уолтер закурил. Постепенно приходило успокоение. В голове рождались новые мысли… Главное, не волноваться. Удар болезненный, жестокий. Но искры посыплются не из его глаз…

* * *

Сидя в кресле, сенатор задремал. В руке, дотлевая, едва дымилась сигара. Неожиданно появился слуга и сообщил, что пришел Фрэнк Уэст.

Уолтер оживился. Фрэнк Уэст никогда понапрасну его не беспокоил, и сенатор был всегда рад с ним поговорить.

— Просите! — приказал сенатор.

Король атомной фирмы крепко пожал руку хозяину и направился к ближайшему креслу.

Усевшись поудобнее, Фрэнк осмотрел кабинет, вытянул короткие, в узких брюках ноги и спросил:

— О чем вы думаете, старина? Как дальше будем жить?

— А что такое? — насторожился сенатор.

— Возникла большая опасность… — сказал Уэст, рассматривая узор персидского ковра на полу.

В глазах Уолтера вспыхнули жадные огоньки.

— Всякая опасность сулит доллары, сэр!

— На этот раз будет иначе, — ответил Уэст и, повернувшись к сенатору, спросил: — Вам ничего не говорил Коллинг?

— Смотря о чем…

— О вашей медлительности, сэр! — отрубил Уэст и с упреком посмотрел на сенатора.

— Ничего не понимаю. Что вас беспокоит?

— Море Дождей. В этом году красные посылают на Луну экспедицию. Они хотят построить научный городок близ Моря Дождей… Это точные сведения, сэр.

Сенатор закрыл глаза и, откинувшись на высокую спинку кресла, молчал. Казалось, он вдруг онемел.

На столе в красивой оправе из рубиновых камней стояли атомные часы. Фрэнк не без удовольствия рассматривал клеймо своей фирмы. Все-таки по его часам отмеривается время жизни Уолтера и всей планеты.

Сенатор зашевелился, приподнял отяжелевшие веки. Глаза смотрели спокойно, сосредоточенно.

— Не стоит волноваться, старина, — сказал он тихо. — Мы найдем способ обогнать русских.

— Я не совсем понимаю.

— Через три месяца пошлем ракету.

— Подождите, сэр. Насколько мне известно, наши ракеты еще далеки от совершенства.

— Да, — подтвердил сенатор, — вы правильно информированы. Они могут достичь Луны и только. На обратный путь нам не удается обеспечить их топливом.

— Что же вы думаете предпринять? — Уэст с любопытством уставился на сенатора.

— В каждой игре выигрывает тот, кто рискует. Проигрывать нам нельзя. Мы, — проговорил он твердо и решительно, — объявим набор добровольцев на первый космический рейс. Наши парни доставят на Луну флаг Штатов, передадут оттуда первое радиоизвещение для всего земного шара.

Фрэнк Уэст удовлетворенно потер руки.

— Честное слово, вы умеете, сэр, ловить судьбу за хвост, — сказал он с усмешкой. — И просто, и дешево…

— Вы же имеете дело не с кем-нибудь, а с сенатором Уолтером. Запомните это, — медленно проговорил хозяин. — Мы в скором времени заставим платить доллары всех, кто будет пользоваться даже светом Луны… Хе-хе-хе! — Лицо сенатора сияло добродушием. Размашистым жестом он показал на карту спутника Земли, что висела на стене возле дивана, и добавил: — Завтра объявим набор первых жителей Луны.

— Сэр, не жителей, а смертников, — поправил своего коллегу Уэст.

Уолтер усмехнулся.

— Уэст, зачем такой цинизм? Их жизнь окупится бессмертием…

Фрэнк Уэст возвратился домой поздно вечером. Он был доволен визитом к сенатору.

 

Глава пятая

Наташа проснулась рано. За окнами еще стояла густая, непроглядная тьма. Только далеко-далеко за горизонтом едва заметно трепетал рассвет.

Откинув занавеску, Наташа долго всматривалась в темноту. Мигали, переливались, как изумруды, звезды. Круто вниз, к краю неба, сбегала дорожка Млечного пути.

За окнами рождался новый день…

Новый день рождается, как известно, каждый раз по-новому. Он не только поднимает на небосвод солнце он катит к берегу жизни, как волны, новые свершения, заботы, обязанности; он зовет человека к подвигу, труду, любви, к борьбе.

Вчера сходили с конвейеров автомашины, тракторы, комбайны. Люди удовлетворенно думали: как прекрасно видеть деяния своих рук! Они гордились своим трудом, они наслаждались, наблюдая рождение нового.

Но вот родился очередной день, и то, что было вчера прекрасно и ново, стадо уже прошлым, пережитым, обыденным. Новый день требует новых мыслей, новых дерзаний и свершений, он встает над миром, раздвигая тучи, прокладывая нелегкую дорогу в ту сияющую, как рассвет, даль, которую мы называем — будущее.

Каким бы вчерашний день ни был удачным, чудесным и красивым, люди с нетерпением, с чувством радостного ожидания и волнения встречают новый, наступающий день.

Многого ожидала от этого дня Наташа. Новый день был желанным и обнадеживающим не только потому, что она стремилась как можно быстрее сесть за пульт радиолокатора. Наташа нетерпеливо ждала встречи с друзьями. И только где-то там, в глубине души, не улеглась вчерашняя обида.

Наташа вошла в троллейбус, села и задумчиво начала рассматривать город через разрисованное морозом стекло.

Десять минут езды — и вот он, радиолокационный центр. Возле табельной доски она остановилась и удивленно пожала плечами. Ее номерок был снят. Девушка растерянно осмотрелась по сторонам.

В конце коридора послышались шаги.

— Товарищ Гомон, познакомьтесь с приказом, — подойдя к Наташе, сказал дежурный по участку и протянул бумажку.

Девушка опешила, лицо ее передернула судорога. Чтобы сдержать себя, не выдать боли, она вдруг сжала кулаки. Это помогло. Она стояла нерешительная, но не подавленная.

— Наташка! — вдруг услышала девушка знакомый голос. — Пойдем к Федорову. Там у него секретарь партбюро…

Наташа обернулась и с благодарностью глянула в лицо Юзику. Парень чувствовал себя неловко. Видимо, и для него приказ начальника был не меньшей неожиданностью, чем для нее.

— Никуда я не пойду, — упрямо ответила девушка. — Мне все понятно.

Юзик схватил ее за руку.

— Ты комсомолка… Мы постоим за тебя. Пиши заявление.

Наташа едва сдерживала слезы.

— Я не хочу с ним разговаривать, видеть его не хочу… — сказала она задрожавшим голосом и, швырнув под ноги приказ, повернулась и пошла к двери.

Понять горе человека, боль, обиду дано не каждому смертному. Одни люди бывают настолько равнодушными к чужим тревогам и неудачам, что даже удивление берет. Что им эти тревоги? Они спокойны за себя, за свою судьбу и должность. Это — самое главное для них в жизни.

Есть и другого сорта люди. Они, казалось бы, и дают советы, стараются успокоить попавшего в беду, возмущаются несправедливостью, ищут правды… Однако, если нужно человеку помочь не словами, а делом, они вдруг потихоньку отходят в сторону, затихают: мол, моя хата с краю… Чем они лучше тех равнодушных?

Искренность — та же смелость. Искренность заставляет человека быть чутким, внимательным, справедливым. Искренность, если говорить откровенно, делает людей красивыми, чистыми, роднит их между собой. Люди такой души всегда готовы стать тебе другом, товарищем, братом, смело идут на помощь, на выручку, в бой.

Таким вот был Юзик с радиолокационного центра. Он никогда не давал в обиду товарища. И теперь парень готов был подставить свое плечо. Но этот Федоров, скажи, так подтасовал карты! Да, именно подтасовал. Ведь Юзик в душе не верил, что девушка виновата…

Пригладив взлохмаченные волосы, он посмотрел вслед Наташе, исчезнувшей за стеклянной дверью, и медленно побрел по коридору.

У кабинета начальника невольно остановился. Парень как будто что-то решал, что-то обдумывал. Вдруг распахнулась дверь и он едва не столкнулся с Федоровым. Начальник был чем-то раздражен и вылетел из кабинета как угорелый.

— Вас можно на минутку? — остановил его Юзик, загораживая дорогу. И сразу же пошел, как говорится, в атаку: — Комсомольцы операторской просят расследовать дело Наташи Гомон. — Потом, глядя прямо в глаза Федорову, решительно заявил: — Мне кажется, так нельзя поступать с человеком. Это, если хотите знать, самоуправство…

В дверях показался секретарь партбюро.

Юзик ждал ответа.

Федоров скривил губы в презрительной усмешке.

— Оставь свои слова, парень, на другой раз, — сказал он. — Они теперь ни к чему…

— Как это ни к чему? — возмущенно воскликнул Юзик.

Федоров пробубнил что-то невнятное под нос и зашагал в операторскую. Юзик проводил начальника недоуменным взглядом.

— Выслушать не захотел? — весело улыбаясь, спросил секретарь партбюро. — Вижу. А ты не горюй, Юзик. Наташа Гомон будет наша, — шутливо заключил он.

— О чем вы говорите? Он согласен с вами? Да? — сверкнув глазами, обрадованно спросил парень.

— Его нелегко убедить, Юзик. Ты знаешь, — задумчиво протянул секретарь и закурил. — Конечно, всякому ясно: Наташа не виновата…

— Совсем?

— Да, — ответил секретарь партбюро. — Иностранные шары летят теперь не простые. Они, видишь ли, поглощают ультракороткие волны. Вот на экранах локаторов их и не видно.

— Ишь ты! Ловко придумали, негодяи, — посуровев, возмутился Юзик.

Они постояли немного, поговорили. Хотя условия работы на радиолокационном центре теперь усложнялись, им было приятно, что Наташе Гомон возвращено доброе имя.

— Что ни говорите, а это все-таки победа, — радовался Юзик.

— Конечно! — весело ответил секретарь. — И немалая: мы вернули в коллектив человека. А это не шуточки…

* * *

Будущее рисовалось ей каким-то расплывчатым, неопределенным. Почему так? Может, потому, что на глаза навертывались слезы, а в груди затаилась обида? Лежа на диванчике, Наташа вспомнила первые дни работы, волнующие радости, веселые вечера в клубе. Как все было хорошо! И вот встретился на ее пути Федоров…

Наташа закрыла глаза, стараясь отогнать от себя воспоминания. Зачем вспоминать? Прошлого не воротишь…

Вдруг в передней позвонили. Может, к ней? Нет, все подруги на работе.

Наташа даже вздрогнула от неожиданности, когда соседка сказала, что пришли к ней.

— Кто? — поправляя косу, тревожно спросила девушка.

В дверях появился Юзик. Остановившись на пороге, он смотрел на Наташу тем добрым взглядом, который был так понятен девушке. На устах его блуждала добродушная лучезарная улыбка.

— Я приехал за тобой, — сказал он, снимая шляпу, усыпанную снежинками. — Знаешь, у нашего Федорова большой кулак, да размах короткий, и, довольный шуткой, засмеялся.

— Я ничего не понимаю, — искренне удивилась девушка. — О чем ты говоришь, Юзик?

— Ты будешь работать. Приказ отменен! И знаешь почему? — Он подробно рассказал о новых заграничных шарах.

Наташа успокоилась. Она шагала по комнате из угла в угол, слушала Юзика, иногда прерывая его:

— Ну вот видишь… Оказывается, дело выглядит посложнее. А Федоров… Это такой человек! Эх, да что о нем толковать…

— Ну, так собирайся на смену, — напомнил Юзик, когда обо всем было переговорено. — Поедем вместе.

И он предупредительно снял с вешалки Наташину шубку.

Наташа благодарно кивнула ему и сунула руки в рукава.

— Я поеду с тобой, — покорно и тихо промолвила она, — но, видно, это в последний раз… Ведь я собралась…

— В Москву?

— Да. Это я твердо решила, — сказала Наташа. — Там меня ждут…

— «В Москву! В Москву!» — тосковали три сестры в пьесе Чехова, — пошутил Юзик.

 

Глава шестая

Надо отдать справедливость, новый управляющий на ракетном заводе Билли Спайт, заменивший Чарли Пэтона, вел дела довольно умело. Главное, о чем он заботился, — чтобы непрерывно росли прибыли сенатора Уолтера и компании. Ракетопланы марки «Метеор», построенные заводом, курсировали на многих транспортных линиях, они рекламировались повсюду как последнее чудо техники. В ракетопланах были спальные салоны, буфеты, они по желанию пассажиров могли делать по нескольку витков вокруг Земли и были своего рода небесными санаториями. В популярности ракетопланов Билли Спайт видел и свою заслугу. Но теперь дела завертелись еще лихорадочнее и Билли некогда было вздохнуть.

Как известно, после распродажи участков на Луне началась срочная постройка целой эскадры космических ракет. Уолтер спешил, он, как всегда, хотел делить пирог первым.

Не все в конструкции космической ракеты было доведено до конца: задерживалась разработка нового атомного двигателя. Но это не должно было помешать осуществлению задуманного проекта.

Космическая ракета — огромный корабль длиной до 200 метров — состоит из трех ступеней. Одна из них, по замыслу конструкторов, должна иметь воздушно-реактивный двигатель, вторая — прямоточный и лишь третья, которой предстояло доставить пассажиров в далекие космические пространства, — атомный. Проекты первых двух ступеней были разработаны точно. С них и начиналось это грандиозное по масштабам строительство.

Но Билли Спайту на сей раз труднее было реализовать планы своего босса. Дело в том, что на заводе компании дохнуло приближением бури. И этого надо было ожидать.

Рабочие и служащие все чаще требовали улучшения условий труда и сокращения непомерных штрафов и поборов. Билли Спайт приумножал доходы компании, всякими ухищрениями снижая оплату труда рабочих. В цехах все громче слышался ропот: рабочие не могли внести очередные взносы за квартиры и автомобили, купленные в рассрочку.

Все свои надежды Билли Спайт возлагал на членов Федерации труда, которые были фаворитами дирекции. Эти люди сдерживали рост недовольства на заводе, сеяли вражду между рабочими, выдавали зачинщиков стачек и забастовок.

Однако буря близилась. Стихийно возникали митинги. На трибуну, правда, пробирались и члены Федерации труда, но их освистывали.

И наконец прорвалось…

В тот день, придя на дневную смену, рабочие неторопливо занимали свои места. Многие стояли у станочных пролетов, спорили, другие, наоборот, были угрюмыми, настороженными. Станки не работали. По цехам плыл гул возмущенных голосов.

Билли Спайт переполошился: он никак не ожидал такого оборота дела. Пришлось срочно собрать доверенных людей и послать во все цехи. Им было приказано сорвать забастовку в самом ее начале. Но это только подлило масла в огонь.

Оказывается, уже действовал забастовочный комитет, были назначены делегаты для переговоров с Уолтером. Над огромной заводской территорией запели гудки. Забастовка началась!

Как раз в это время на плоскую крышу здания заводоуправления опустился воздушный автомобиль. Все догадались — «сам босс!»

Сенатор, выйдя из кабины, надвинул на вспотевший лоб шляпу и начал рассматривать заводский двор. То, что он увидел, казалось, нисколько его не встревожило. С миной всесильного человека сенатор подошел к лифту и опустился в центральную контору завода.

— Что здесь происходит? — властно спросил он Билли Спайта, принюхиваясь к знакомому запаху сигары «Вирджиния».

Спайт, тонкий, сухой, с козлиной бородкой, услужливо просеменил к хозяину и, взяв у него из рук шляпу и трость, положил на стол. Лицо управляющего было растерянным и беспомощным. Он погасил сигару и, разводя руками, тихо проговорил:

— Ничего не понимаю, сэр. Кажется, бастуют!

— Заткните им глотку! Слышите? «Кажется»… Я не позволю!

— Но как же… — Билли осекся.

— Где их делегаты? — резко Опросил сенатор. — Вызвать ко мне!

Когда Билли Спайт сказал, что сенатор Уолтер ждет делегатов забастовочного комитета, рабочие удивились. Это было невероятно — сам босс хотел говорить с бастовавшими.

— Пошли, ребята! — предложил председатель забастовочного комитета двум своим товарищам-делегатам.

Сенатор встретил их хотя и сдержанно, но не враждебно. Повернувшись в кресле, он спросил:

— Что вам нужно? Каковы ваши условия?

— Мы требуем увеличить заработную плату, ликвидировать штрафы, предоставлять всем рабочим трехнедельный отпуск за счет предприятия.

— Всё?

— Да, сэр. Это наши минимальные требования.

Сенатор поморщился, нахмурился. Какая беззастенчивая наглость! Эти красные… О, они знают, когда нанести удар из-за угла. Именно теперь, именно в разгар важнейших работ. Всякое промедление — это крушение детально продуманного плана.

Время, почему ты не подвластно человеку?! Если бы найти способ по своему усмотрению сокращать его или растягивать, даже останавливать, когда заблагорассудится… Он бы показал им, этим дьяволам в рабочих блузах! Они бы у него поплясали! Однако пока что приходится считаться со временем и… уступать. Дело не терпит промедления. Иначе потеряешь пальму первенства, рухнет мечта, взлелеянная тобой! Иначе — крах… Это не в правилах Уолтера. Он саркастически усмехнулся и негромко проговорил:

— А не кажется вам, мои мальчики, что у вас слишком дерзкие головы? Боюсь, вы можете потерять их. Ваши требования лишены всякой почвы. Каждому бог отвел определенное место на этой грешной земле. Тот, кто забывает…

Вперед вышел седовласый рабочий, с прокуренными усами, посмотрел прямо в глаза Уолтеру и веско, раздельно произнес:

— Мы полагали, сэр, что вы деловой человек. Выходит, ошибались. — Он повернулся к товарищам: — Пошли отсюда, ребята.

Сенатор встал и, опершись ладонями о спинку кресла, решительно и громко выкрикнул:

— Остановитесь! — Потом через силу выдавил хриплое: — Согласен… Я согласен… Вы правы, ребята, я человек деловой. Пускай рабочие развязывают свои кошельки: туда будут сыпаться доллары. Долларовый дождь, ребята! И так будет три месяца. Ровно три. Ни одним часом больше. Ступайте! — выкрикнул он снова, метнув из-под бровей суровый взгляд.

В кабинете остались двое — сенатор и Билли Спайт. Сенатор, заложив пальцы за борта жилетки, несколько раз привстал на носки и расправил сутулые плечи. Билли Спайт выжидательно следил за ним.

— Вы поняли меня, Билли? Нет! Жа-аль… Это — ход конем. Это маленькая жертва, к которой призвал меня бог. Я заткнул им глотки, этим дармоедам! И выиграл три месяца.

— Догадываюсь, сэр… — неуверенно проговорил Билли.

— Вы еще и тугодум, мистер Спайт. В три месяца мы закончим строительство космической ракеты «Анаконда». Мы должны обогнать русских и попасть на Луну первыми.

Билли Спайт старался сохранять спокойствие, хотя и сразу понял, что придется перестраивать всю работу на заводе: снова начнется спешка, тревожные дни.

— Вы что, испугались? — всматриваясь в лицо управляющего, спросил сенатор. — Не справитесь? Скажите откровенно. Я ведь…

— Этого никогда не было, сэр, — угодливо ответил Спайт. — Ваши слова наши дела!

Сенатор возбужденно зашагал по кабинету. Он говорил, говорил… Потом подошел к окну, круто повернулся.

— Включите телевизор. Проверьте, возвратились ли рабочие в цехи.

Управляющий с неожиданным для его лет проворством исполнил приказ хозяина. Щелчок — вспыхнул экран. Цех № 1, цех № 2…

— Рабочие успокоились, сэр, станки работают…

— Я хочу пройти по цехам, — вдруг сказал сенатор, останавливаясь посреди комнаты. — Проводите меня!

— Я к вашим услугам, сэр.

Эллипсовидная из пенопласта калитка автоматически открылась, и они вошли в цех. Над головой висела выгнутая между двумя высокими стенами стеклянная крыша, переплетенная паутиной металлических конструкций. В цехе было тяжело дышать. Работали станки-автоматы, гудели моторы. Посреди цеха шла длинная лента конвейера.

Сенатор постоял минуту, осматриваясь, затем взмахнул тростью и бодро зашагал вперед. Почти никто из рабочих не обращал на него внимания. Подбегали только мастера и вместе со Спайтом направлялись вслед за сенатором, готовые ответить на любой вопрос босса.

Обходя длинный ряд станков, сенатор то и дело останавливался. Постоит, опершись на трость, подумает о чем-то и идет дальше. Со стороны можно было подумать, что он любуется работой машин, которые сами вращали сверла, вырезывали канавки на деталях, переносили их на ленту транспортера. Сенатор был горд: он владел всеми этими умными механизмами. Но еще больше согревала его душу мысль о своей всесильной власти над людьми, которые обслуживают эту технику, Возле маленького столика стоял рослый юноша в коричневом комбинезоне. Он держал в руках какой-то валик и улыбался. Уолтер приказал Спайту подозвать рабочего.

Тот медленно подошел и с улыбкой сказал:

— Чем могу служить, сэр?

В глазах Уолтера запрыгали холодные искорки.

— Почему ты смеешься, дурак? — почти закричал он.

— Мне весело, вот я и улыбаюсь, — ответил рабочий. — Я уверен, что за это наш уважаемый Билли Спайт не оштрафует.

— Наглый щенок! — прошипел сенатор. — Ты забыл, что праздные шутки на предприятиях моей компании раз и навсегда запрещены? Мне тут нужны только руки и мускулы. Ступай прочь! — распорядился он в сердцах.

Юноша повернулся и, беззаботно насвистывая мотив «Крошка Дженни», зашагал к столику.

Билли Спайт растерянно заморгал безресничными веками: дьявол подсунул боссу этого бестолкового молокососа! Сегодня ему, Билли, весь день не везет. Ну ладно, парень этот еще наплачется!..

Уолтер стукнул тростью и, указав ею на станки, спросил:

— Мистер Спайт, вы ничего не замечаете?

— Это автоматическая линия, сэр, — услужливо ответил управляющий.

Сенатор повертел головой.

— Вы — слепец, Билли, вы ничего не видите дальше своего носа, — недовольно пробурчал он. — Ваши рабочие работают и улыбаются. А почему? Сенатор обвел взглядом весь цех. — Смотрите: стены розовые, станины станков — красные. Любо посмотреть, а? Не хватает только красного флага! Неужели вы не понимаете, что красный цвет вызывает коммунистические настроения и неповиновение? Вы ограниченный человек, Спайт. Из-за вас я теряю доллары…

Управляющий склонил голову:

— Виноват, сэр…

— Рабочих нужно приучать не к улыбкам и шуткам, — поучал сенатор. — Тогда у них никогда не возникнут мысли о забастовках. Советую вам сегодня же перекрасить стены цехов в черный цвет, станки и машины — в зеленый. Слышите? Вы сами завтра скажете, насколько я практичный и прозорливый человек.

Билли Спайт почтительно заглянул в глаза хозяину.

— Все будет сделано, сэр!

— Вот это разговор, — приходя в равновесие, ответил Уолтер. — Что ж, на сегодня хватит.

 

Глава седьмая

Скоростной экспресс мчался легко и быстро: его вел атомный локомотив. Хромированный, яркий, с округлым корпусом, он напоминал скорее всего ракету.

Вслед за локомотивом, радуя взор широкими овальными окнами и блеском лакированных крыш, катились вагоны. Они были двухэтажными, но казались не очень высокими. Широкая — более четырех метров — колея позволяла конструкторам удобно распланировать всю площадь вагонов.

Купе нижнего этажа оборудованы, как судовые каюты-люкс, — со столиками, диванами и гардеробами для одежды. Пассажир может принять ванну, хорошо отдохнуть.

На втором этаже размещены комфортабельные салоны, кинозал, ресторан.

Наташа ехала в купе одна. Прошло уже больше часа, как она выехала из Минска, но путешествие ей не только не надоело, а, наоборот, становилось все интересней и даже очаровывало.

За окном кружились, уплывая назад, неповторимые белорусские ландшафты. Экспресс то вдруг стремительно пролетал по узким коридорам темных боров, то властно вздымался на зеленовато-рыжие пригорки, то грохотал между тяжелых ферм мостов и вырывался на луговой простор..

Хотя в купе веяло покоем, уютом, тишиной, в душе, возникало ощущение стремительного полета. Можно было включить телевизор и посмотреть передачу из любого города этих краев, но иное привлекало Наташу. Она стояла возле окна и никак не могла оторвать взгляда от весеннего раздолья. Поля уже почти очистились от обильных в ту зиму снегов. Возле самого железнодорожного полотна вилась проселочная дорога. На ней то там, то здесь вспыхивали серебристые зеркала полноводных луж, в которые смотрелись белые, вымытые первыми дождями облака.

Весна… Пробуждалась природа, дышало теплом небо. Для Наташи эта весна была по-особому прекрасной: девушка ехала навстречу своему будущему.

Ничто так не волнует человека, как предчувствие перемены в жизни. Возникают новые и новые мысли, планы, предположения. Человека всегда манит что-то новое, неизведанное. Он стремится в грядущее время всеми силами души. Но не всегда прекрасные мысли сбываются. Жизнь идет извилистыми тропами и требует от людей не одних только мечтаний, а поступков, действий, борьбы.

Под вечер у самого горизонта возникли окутанные тучками очертания высотных зданий. Приближалась Москва.

Перестук колес на стрелках. Разветвление десятков рельсовых путей — и экспресс остановился. Наташа первой выбежала на платформу вокзала. Теплый весенний ветер мягко ударил в лицо, распахнул полы пальто. Весна и Москва было от чего закружиться голове. Ведь Наташа так ждала этой встречи…

Людской поток вынес ее к метро. Москвичи — народ торопливый, и Наташа вдруг тоже заспешила. Взбежав на дорожку эскалатора, вдруг вспомнила, что совсем близко, на Арбате, живет ее подруга Зина Кужель. «Заеду посмотрю», — решила Наташа.

Когда она подходила к легкому зданию, облицованному плитами уральского Лабрадора, солнце уже садилось. Камень горел багрянцем. Наташа поднялась на лифте на двадцатый этаж и здесь лицом к лицу встретилась с подругой.

— Зина!

— Наташка! — воскликнула та, не веря своим глазам. — Ты ли это?

Они поцеловались, и Зина отступила на несколько шагов, чтобы лучше рассмотреть подругу.

— Вот какая ты стала! Повзрослела, стала красивее и даже, кажется, вытянулась.

Наташа отмахнулась.

— Это каблуки. Уже не расту. Растут только годы — и впрямь взрослеем… Веди показывай, где живешь. И лучше о себе расскажи. Может, есть причина поздравить? — хитровато намекнула Наташа.

— Ой, не говори, Наташка. Рано вроде бы замуж. А? И страшно. А вдруг ошибешься… В век электронных машин, знаешь, нельзя ошибаться… Вот мое жилище, — сказала Зина, пропуская вперед подружку. — Скромно, но одной хорошо.

В комнате было уютно и пахло мягкими духами. Здесь, возле небольшого стола стояли два стула, над аккуратной чистенькой кроватью висело круглое зеркало, в углу — диванчик с двумя вышитыми подушками.

— В самом деле хорошо. Удобно, тихо, уютно, — искренне призналась Наташа. — В Минске у меня тоже была комната. А вот уюта недоставало…

Черные ниточки Зининых бровей взметнулись, выражая удивление. Она подошла к подруге, взяла за руку, спросила:

— Ты говоришь о Минске… в прошлом времени: «была»?

— Да, я в Минск больше не вернусь. Так уж получилось… Хочешь, расскажу кое-что?

— Подожди, я поставлю кофе, — прервала ее подруга, — Ты с дороги, проголодалась поди. За столом и расскажешь.

Наташа осталась в комнате одна. Сначала она рассматривала вышитые цветы на подушках, потом подошла к столу, заметив на нем портрет подруги. Зина на фотографии, прищурив глаза, лукаво улыбалась. Ничего не скажешь, красивая! Наташа невольно протянула руку к портрету, и вдруг из-под рамки выпал конверт. Она было хотела положить его на место, но одного взгляда хватило ей, чтобы прочитать в нижнем углу конверта два слова: «Виктор Машук…»

Наташу будто кто-то ударил по щекам. Виктор пишет письма Зине?! Задрожали руки. Лицо вспыхнуло огнем.

В коридоре послышались шаги. Наташа поставила на место рамку с портретом, провела ладонью по лицу. Удастся ли ей скрыть свое волнение?

Зина, мурлыкая новый мотивчик, вошла в комнату, ловко накрыла стол, достала из небольшого шкафчика чашки с блюдечками.

— Ну, вот и готово!

Наташе все здесь уже казалось чужим. Хотелось поскорее выбежать на свежий воздух, на улицу. Но так ли все это, как она думает? Может, Виктор написал Зине деловое письмо. Может, оно первое и последнее. Конечно, так оно и есть — он ведь признавался в глубокой и искренней любви к ней, Наташе! Эта мысль немного успокоила ее. Она вздохнула и спросила:

— Тебе Виктор часто пишет?

— Часто, — улыбнулась подруга. — У меня писем целая пачка накопилась. После того, как вы поссорились, он пишет только мне и, когда бывает в Москве, заходит.

— Поссорились? — удивилась Наташа и тут же спохватилась — она же выдавала себя! Чтобы успокоить подружку, она печально добавила: Получилось очень несуразно, из-за пустяка… — Потом, минуту помолчав, резко повернулась к Зине. — Покажи, пожалуйста, хоть одно письмо. Ты можешь это сделать?

Зина встряхнула черными волосами.

— А почему же нет? Могу. Пишет он красиво, от сердца…

Зина открыла чемоданчик, достала несколько разноцветных конвертов. С нарочитой гордостью в звонком голосе прочитала:

«Я полюбил тебя с первого взгляда. Я тогда уже понял: нелегко мне будет завоевать тебя. Так оно и получилось. Ты была жестокой, недоступной. Но это меня еще больше разжигало. Бурная юношеская влюбленность сменилась настоящей любовью. Я не жил, а мучился. Ты упрекала меня Наташей. Что ты, голубка! Разве можно сравнить ее с тобой. Она — обыкновенная, как и все. В ней нет ничего особенного. Я не любил ее, а только был благодарен ей за спасение…»

— Довольно! — глухо проговорила Наташа и выхватила из рук подружки письмо, исписанное ровными, аккуратно выведенными строчками. — Это ложь! Мне стыдно слушать! Если хочешь знать — мы никогда с ним не ссорились, он мне до последнего времени писал такие же письма. Пойми, Зина, так поступают… — Наташа хотела сказать «нечестные», но произнесла иное: — так поступают не совсем честные люди..

Зина отшатнулась, опустилась на кровать.

— Я тебе не верю, — с трудом проговорила она. — Покажи письма!

— У меня их не меньше, чем у тебя, Зина, — как будто жалуясь, сказала Наташа. — И тебе и мне он лгал. — Она открыла свою сумку, достала перевязанную красной лентой пачку аккуратно сложенных писем. — На, полюбуйся!..

Зина лихорадочно развернула первый попавшийся листок. Да, это была правда! Зачем он все это делал? Зачем давал клятвы и обещания? Ему хотелось насмеяться над девичьей гордостью…

— Негодяй! — сказала она тихо и отвернулась от окна.

Наступили сумерки. Небо посинело. Сюда, на двадцатый этаж, едва долетал шум автомашин и троллейбусов с улицы. Там, внизу, жил своей привычной веселой жизнью многолюдный Арбат — любимец москвичей. Зина смотрела на выступ дома, что стоял на другой стороне улицы, на каменные изваяния каких-то фигур, с давних пор застывшие возле портика. В молчании прошло несколько томительных минут.

— Тебе тяжело? — вдруг спросила Наташа, обнимая подругу за плечи. — Мне тоже. Не будем думать об этом. Вон и кофе остывает…

А себе она твердила одно: «Успокойся, Натка, возьми себя в руки. Натка, не распускай нюни…»

— Знаешь, давай-ка выпьем, Наташа, не кофе, а «Мукузани», — вдруг сказала Зина и, принужденно улыбаясь, добавила: — Есть такое грузинское вино «Мукузани».

— Я твоя гостья. Что поставишь на стол, то и хорошо.

Как все необычно в жизни: случится у тебя горе тоскуешь, терзаешься, не находишь места. Все, кажется, кончено. Но стоит пойти к друзьям, открыть перед ними душу рассказать о невыразимой боли, как сразу же становится легче, будто друзья берут на свои плечи часть тяжелой ноши.

Что-то подобное происходило и с Наташей.

Девушки сидели за столом, сначала молчаливые, задумчивые, не находя для продолжения беседы ни слов, ни чувств. Потом что-то сказала Зина, Наташа ей поддакнула — и вновь слово за слово потекла задушевная беседа.

Незаметно, исподволь они вернулись к наболевшей теме и сошлись на том, что письма Виктора нужно уничтожить, сжечь.

Так и сделали. Не долго думая, Зина зажгла газовую плитку, и через минуту, будто совершая какой-то таинственный обряд, они держали над синим трепещущим пламенем аккуратно исписанные листки. Пламя, гудя, бежало вверх по бумаге — и мгновенно таяли, исчезая, коварные строки…

 

Глава восьмая

Поль Арноль, прогуливаясь по Пятой авеню, заходил в магазины и пристально высматривал среди многочисленных сувениров какую-нибудь оригинальную безделушку. Он хотел сделать подарок. Кому? Конечно, Элси! Поль подолгу маячил у роскошных витрин, бравурно напевая какую-то песенку. Но пока ничего подходящего не попадалось. Диадемы, сверкающие изумрудами, золотые, тонкой работы браслеты, традиционные сережки — все это старо, банально.

Поль вышел из магазина и медленно зашагал вдоль улицы, раздумывая, куда бы еще заглянуть. В это время, скрипя тормозами, перед самым его носом остановился коричневый лимузин. Раскрылась дверца, и элегантный мужчина с круглым лицом и усиками, кивнув Полю, как давнишнему приятелю, протянул визитную карточку. Поль не успел ничего толком сообразить, как машина, с места набрав скорость, исчезла, точно ракета.

«Что за чертовщина!» — хотел воскликнуть Поль. Но, посмотрев на карточку, он увидел броскую надпись: «Мы — Сегодня, Завтра, Навсегда!»

«Боже, это ведь девиз Черного Легиона!»

Поль едва не пустился в пляс от радости. Ему хорошо был известен смысл этого таинственного послания. Еще бы, он так давно его ждал! И вдруг он вспомнил: сегодня назначено свидание с Элси! Что делать? Она будет ждать, волноваться. Ну и пусть! В этом случае любовь не должна приниматься в расчет.

Как только стемнело, Поль на собственной машине выехал за город. На окраине парка, в тени платанов, стоял трехэтажный каменный дом. Он снизу доверху был оплетен диким виноградом, от него веяло какой-то таинственностью, суровостью.

Поль остановил машину и вышел.

Вокруг царила тишина. Над зданием крикливо и ярко вспыхивали неоновые огни. «Святой Дракон» эмблема Черного Легиона, которой поклонялись все его рыцари, — яркими вспышками освещал прилегающие аллеи. Поль постоял несколько минут, присматриваясь к игре света и тьмы, затем бодро зашагал к парадному подъезду.

Дверь широко распахнулась, и он вошел в просторный зал. Тут царил полумрак. Посреди зала, как над могилой, возвышался стеклянный светящийся крест. Человека, впервые входящего сюда, охватывала ледяная жуть. Но Поль не трус, чтобы замедлять шаг и чего-либо бояться. Он направился прямо к кресту, вокруг которого сидело человек тридцать странно одетых людей. Все как один — в белых островерхих капюшонах и в длинных, наброшенных на плечи мантиях. Застывшие, окаменелые лица, острые, пронизывающие насквозь взгляды. И странно — ни единого шороха, ни единого движения в этом похожем на склеп зале. Казалось, здесь сидели какие-то призраки, вызванные заклинанием всемогущего мага.

Но эти призраки дышали тем же воздухом, что и люди, ходили по земле, пили и ели, сплетничали, кощунствовали, любили. Они вели тщательно замаскированную, мало понятную для других жизнь. Многие из них занимали ответственные государственные посты, держали в руках бразды правления полиции, судов, вершили судьбы сотен и тысяч людей.

Поль Арноль узнал среди легионеров Горного Барса, который в отличие от других лидеров легиона был облачен в красную, сверкающую золотыми блестками мантию. Поль высоко поднял голову и, сделав рукой приветственный знак, остановился. Зал с черными людьми таинственно молчал.

— Брат, скажи, зачем ты сюда пришел? — неожиданно спросил один из призраков, сидевших возле самого креста.

— За венцом славы, братья! — выкрикнул Поль и с радостью почувствовал, что его нисколько не испугала эта необычная толпа людей.

— Был ли ты всегда верен Богу, Штатам, Легиону? — послышался после продолжительного молчания новый вопрос.

— Да, был! Свидетели тому Небо и моя совесть!

— Брат, подойди к кресту, — сказал Горный Барс шамкающим ртом, в котором блеснули золотые зубы.

Легионеры сидели один возле другого, образуя правильный круг. После команды Горного Барса их строй немедленно разомкнулся, и Поль Арноль шагнул в середину круга.

Сердце Поля затрепетало. Вот она, торжественная минута! На полу что-то прошуршало. Поль заметил, как кто-то проворно разостлал перед его ногами огромную шкуру тигра. Он сразу же все сообразил и послушно упал на колени. Светлые и рыжие тигровые полосы заплясали в глазах…

Ну конечно, все происходит так, как он и предполагал. Как важно для него, Поля, в эти последние минуты не сорваться на каком-нибудь пустяке, не оконфузиться.

Красный свет от креста лился прямо в лицо. Поль прикрыл глаза, и ему вдруг почудилось, что вокруг течет кровь. Нет, он не испугался этого. Нисколько! Он хорошо знал, что кровь при известных обстоятельствах сулит богатство и славу. О, в этом деле он не наивный мальчик!

Поль обвел заискивающе-почтительным взглядом рыцарей Легиона. Они были неподвижны, как статуи. Они ждали. На скамье возле каждого лежали направленные в центр круга пистолеты.

— Брат Арноль, — сказал Горный Барс, — мы, рыцари Великого Легиона, видим в твоем лице верного и искреннего друга. У тебя крепкое слово, верный глаз, закаленное сердце. Ты достоин своих великих предков, Скажи, мы правильно думаем о тебе?

— Правильно! — сразу же ответил Поль. — Я буду таким…

— Все присутствующие здесь братья — воины за правду и справедливость. Ты разделяешь эти великие человеческие идеалы?

— Да! — торжественно и высокопарно произнес Поль.

— Коль так, ты должен знать наши задачи. Слушай и запоминай! Мы, рыцари Черного Легиона, взяли на себя великую миссию провести грешную Землю через чистилище атомного огня и пепла. Негры, евреи и красная нечисть должны исчезнуть. Штаты и вся Земля — для белых! Это наш священный завет, и мы ведем борьбу ради него. Скажи, брат, ты веришь в правоту и грядущее торжество нашего дела?

— Верю, братья!

Горный Барс встал со своего кресла. Он сбросил с плеч мантию, и все увидели на его груди огромный золотой крест. В скупом красном свете он засверкал ярко и зловеще.

Горячим, устремленным вверх взглядом Поль смотрел на властелина Легиона. Движения Горного Барса были неторопливы, полны величественного покоя. Он снял крест и, окропив голову Поля какой-то водой, осенил его заветным знамением.

Поль покорно склонил долу очи и замер. Вот он сейчас пройдет через Великое Признание — и ему откроется новый, удивительный мир.

Закончив таинственный обряд, Горный Барс что-то пошептал вполголоса, затем требовательно прокаркал:

— Брат наш, чтобы не искусил тебя дьявол, испей собственной крови. И достань ее без ножа!

Поль сначала не понял приказа Великого властелина и растерянно оглянулся. В высоком полусумрачном зале стояла напряженная тишина. Сквозь прорези белых капюшонов с немым любопытством смотрели на него глаза черных неподвижных фигур.

И в тот же момент Поль как бы пробудился. Он понял, что должен сейчас сделать ответственный, самый важный шаг в своей жизни. Мгновенно созрел ясный и точный план. Одним ловким и точным движением он закатал рукав нейлоновой рубахи и, нацелившись, как шакал, на локтевой сгиб, где, явственно синея, пульсировала вена, хватанул ее зубами. В лицо ударила струёй кровь. Поль инстинктивно отдернул назад голову и закрыл глаза. Но тут же, боясь показаться малодушным, припал губами к ране.

По залу пролетел одобрительный гул. Через минуту в круг черных балахонов вбежал юркий человек. Он остановился возле Поля, схватил его руку и начал старательно перевязывать.

Поль, тряхнув головой, оглянулся на Горного Барса. Властелин Легиона снова встал со своего кресла и замахал перед лицом Поля золотым крестом.

— Встань, рыцарь Легиона! — воскликнул он с радостным воодушевлением. — Будь всегда готов бороться за Штаты, за господство белых, за Черный Легион!

В зале зашумели. Черные люди-уроды в одном стремительном порыве протянули к Полю Арнолю руки, которые в красном свете зажженного креста казались обагренными кровью.

— Поздравляем тебя, брат! Поздравляем! — кричали они наперебой. — Ты теперь наш — кровью и телом.

Черный круг балахонов разомкнулся, и тот же юркий человечек сунул в руки Полю небольшой сверток.

Поль развернул его и обрадованно улыбнулся: перед ним лежало одеяние рыцаря Черного Легиона. Суетясь и путаясь в длинных полах, он накинул на плечи легкую прорезиненную мантию. Затем натянул на голову капюшон и смешался с толпой своих новых братьев.

И вдруг над островерхими капюшонами поднялся крест Горного Барса.

— Братья, подождите! — крикнул он строго, загораживая путь к выходу. — Подождите, — повторил лидер Легиона черных призраков. — Еще не все сделано. Мы приняли в свои ряды нового рыцаря. Брат, — обратился он к Полю, — знаешь ли ты хоть одного из наших врагов?

Нет, Поль не вздрогнул, не растерялся от неожиданного вопроса. Если говорить правду, он его ждал, внутренне приготовился к ответу.

— Братья! Славные Рыцари! — подняв руку, заговорил он взволнованно. — Я знаю много врагов! Мои враги — наши враги. Сегодня, как мне стало известно, в дансинге «Капитель» собираются черномазые слушать своего певца Томсона. Цель их сборища очевидна — они готовят предательский заговор против Америки.

Горный Барс, приподняв огромную голову, спрятанную под островерхим капюшоном, обвел легионеров долгим испытующим взглядом.

— Кто хочет быть героем, прославить вовеки свое имя? — спросил он. — Братья мои, обращаюсь к вам!

Вверх поднялись крепко сжатые кулаки. Грозно сверкнули вороненой сталью пистолеты. Со всех сторон послышались возгласы:

— Смерть черным свиньям! Смерть!

Среди диких злобствующих голосов нетрудно было отличить пронзительно-ликующий тенор Поля. Как же, он был на высоте счастья! Прием его в когорту невидимой империи прошел как нельзя более благополучно.

Неоновый крест медленно и неслышно поднялся над черной озверелой толпой и поплыл к выходу. Все понимали — церемониал окончен. Неуклюжие фигуры двигались плотной угрожающей стеной.

Черные призраки шли уничтожать жизнь.

 

Глава девятая

Массивная, осиянная блеском никеля центрифуга лихорадочно вращалась. Не было слышно ни шороха, ни малейшего гула. В сторонке, за двумя столиками, покрытыми обыкновенной клеенкой, восседали три человека в белых халатах. Прошло несколько минут. Вот высокий мужчина, подняв руку, посмотрел на часы и взмахнул флажком. Центрифуга остановилась. В одной из ее стенок распахнулся широкий люк, и на бетонную площадку вышли два молодых парня.

Лица у них были потные, усталые. К парням подбежали врачи, стали осматривать приборы, прикрепленные к их рукам и груди.

— Голова не болит?

— Тошноты нет?

— Равновесия не потеряли? — сыпались вопросы врачей.

Парни глядели друг на друга, весело улыбаясь. Первого, с рыжим чубом, узнать легко. Это — Виктор Машук. И второй парень — белобрысый, с медленными и уверенными движениями, — наш старый знакомый. Это Олег Дрозд, который, еще будучи пионером, летал на космическом корабле. На нем — легкая куртка с небольшими лацканами, зеленый шлея. Лицо задумчивое, веснушчатое, глаза смотрят остро, с любопытством…

Они давно знакомы. Олег первый узнал в товарище Витьку Водяного, с которым они так необычно встретились во время путешествия по озерам Белоруссии.

Только что им пришлось выдержать большую перегрузку, давление крови увеличилось, пульс стал чаще, но оба чувствовали себя хорошо.

Такой тренировкой они занимаются третью неделю, и уже заметно, что их организмы в новых, необычных условиях все меньше и меньше устают. Парни радовались. Как же! Они кандидаты в экипаж первой космической ракеты, которая должна достигнуть Луны.

— Смотри, — показал Олег Дрозд на шкалу специального прибора, висевшего у него на груди, — сегодня я весил 295 килограммов. И знаешь — ничего. Только с глазами не мог справиться — закрылись веки и, хоть ты плачь, не мог раскрыть…

Виктор Машук пригладил рукой волосы и, посматривая на высокого мужчину в халате, сказал:

— Я не чувствую усталости, но почему-то очень захотелось спать.

— Все понятно, — сразу же ответил тот. — У вас, молодой человек, частит сердце. Вы перед тренировкой не отдыхали. Да?

— Возможно.

— Смотрите, чтобы больше этого не было. Приказываю вам сейчас же покинуть тренировочную станцию и ехать в санаторий. Завтра повторная тренировка. Понятно? А у вас, — повернулся доктор к Олегу, — пока все в порядке. Держитесь! Вы будете первым кандидатом в штурманы корабля.

Парни распрощались и пошли в павильон переодеваться. Вышли оттуда в летной форме и направились к автостраде. Неподалеку, на бетонной площадке, стояла каплеподобная, с хвостовым оперением машина. Длинный кузов, из легкой и прочной пластмассы отливал синевой. Но где же в машине дверца? Как ее найти и открыть. Виктор Машук нажимает кнопку — и дверца, почти незаметная на гладкой обтекаемой поверхности кузова, услужливо распахивается. Просто, удобно и хорошо!

Олег сел за руль, Виктор, как обычно, устроился рядом с ним. Выехав на магистраль, Олег включил автомат управления. Так надежнее и удобнее: ведь машина мчится со скоростью более 200 километров в час!

Рокота мотора не слышно. Под бетон дороги уложены электрические кабели. Токи высокой частоты образуют переменное магнитное поле, которое и возбуждает ток в двигателе.

Приятно ехать в такой стремительной наземной ракете. С непривычным металлическим шелестом свистит ветер. Шипят, будто сердясь, резиновые шины. А посмотри по сторонам — и не различишь деревьев и кустов: они слились воедино, образовав бегущую светло-зеленую полосу, которая делается вдруг то ярче, шире, то, наоборот, становится узкой, прерывистой.

Олег включил телевизор. Прямо перед Виктором засветилось окошечко экрана. Выступала молодая певица — мелодичный, высокий голос.

Виктор закрыл от удовольствия глаза, задумался. Голос певицы очень похож на Наташин. Где она теперь? Вчера Виктор узнал, что ее пригласили на работу в Галактику. Хорошо ли это? Мысли бегут и бегут, как бесконечная лента дороги за окном…

Кто-то легко коснулся его плеча. Конечно, это Олег. Виктор открыл глаза. С экрана в упор на него уставилась певица: я, мол, так стараюсь, а ты и не слушаешь…

Но не из-за певицы потревожил Олег друга.

— Виктор, взгляни, — показал он куда-то в сторону, — не наш ли это Иван Иванович?

Виктор повернулся и замер: над пшеничным полем парили, как птицы, двое мужчин.

— Конечно, это Денисов! — обрадовался Виктор.

— Передай, пожалуйста, ему привет, — попросил Олег.

Виктор наклонился к щитку, нажал на блестящую пуговку. Экран телевизора погас. Вместо него загорелся зеленый глазок рации.

— Иван Иванович, мы вас узнали, — проговорил в микрофон Виктор. — Куда торопитесь? Олег Дрозд шлет вам привет.

— Олег? — сразу же послышался из динамика мягкий густой голос. — Голубчик, где ты?

— Мы на шоссе, в машине, — ответил Олег.

— Приказываю сейчас же остановиться!

— Хорошо, Иван Иванович. Мы вас ждем.

Олег включил торможение. Машина замедлила ход, остановилась. Парни вышли из кабины. Невдалеке от дороги белела стволами небольшая березовая рощица. Ветра не было, но оттуда долетал таинственный шепот листвы. В ветвях деревьев распевали птицы.

Виктор и Олег перешли на другую сторону дороги. Вдали отчетливо вырисовывались две фигуры. Они приближались быстро и уверенно. Вот уже можно рассмотреть лица путешественников, прикрытые прозрачными колпаками. Иван Иванович Денисов радостно улыбается, приветливо машет рукой.

Наконец воздушные путешественники плавно спланировали и опустились на землю. Парни побежали им навстречу.

На Денисове и его спутнике были надеты алюминиевые ободы наподобие спасательных кругов. Ни крыльев, ни пропеллера! Подъемную силу создавал дисковый реактивный двигатель. Он не сложен по устройству, легок, удобен и в последнее время стал незаменимым для небольших загородных путешествий и прогулок.

Денисов отстегнул моторчик и в радостном порыве обнял Олега.

— Где ты пропадаешь? Покажись, покажись… Подрос ли хоть немного? — заговорил он, разглядывая парня.

— Как не расти? Расту, Иван Иванович. Меня же небо притягивает…

Денисов повернулся к своему спутнику, весело кивнул ему:

— Видишь, Вилли, чем Земля наша хороша. Парнями! Знакомься, они тебе, я думаю, понадобятся…

Юноши догадались: перед ними стоял Вилли Рендол, конструктор космических ракет. Американец по происхождению, он нашел в Советском Союзе свою вторую родину. Здесь он имел все: и работу, и радость, и покой. Правда, больше года ему пришлось вести борьбу за семью, оставшуюся в Штатах. Но и это минуло… Теперь Нелли, как и прежде, встречает мужа после работы на пороге родного дома. Ей очень нравится Галактика — этот прекрасный, полный романтики городок. Дети Рендолов — Феми и Джони — уже выросли и учатся в институтах.

Вилли Рендол радостно улыбался. Он был высок ростом, широкоплеч; задумчивое, сухощавое лицо озаряли голубые, как весеннее небо, глаза. Простой спортивный костюм очень шел к его ладной, атлетической фигуре.

Денисов был немного ниже Рендола, но в его неторопливых движениях, в привычке широко, по-хозяйски ставить ноги тоже чувствовались сила и уверенность.

— Почему не звонил, Олег? — спросил Денисов, закуривая папиросу. — Может, неприятности какие?

— Все в порядке, Иван Иванович. Тренируемся, набираемся сил.

Лицо Виктора было хмуро и озабоченно, будто что-то беспокоило его. Денисов заметил это.

— А вы, молодой человек, что нос повесили?

Виктор посмотрел Денисову в глаза и, отважившись, сказал:

— Видимо, напрасно мы стараемся. В Штатах строится ракета для полета на Луну и обратно. Весь мир об этом трубит. А о нашей ничего не слышно.

Денисов и Рендол переглянулись. Потом Иван Иванович, прищурясь, ответил:

— Они испекли один жиденький блин и тот, как говорят, на решето выложили. А мы люди дела. Похвалимся тогда, когда сделаем. А что у нас строится ракета, и не такая, как там, а понадежнее, можете не сомневаться.

— Там, в Штатах, умеют звонить, — сдержанно заметил Вилли Рендол. — Только звон остается пустым звоном… Так, товарищи штурманы?

— Ваша правда, — весело ответил Олег. — Мы будем ждать и надеяться. А вы, Иван Иванович, — вдруг спросил парень ученого, — как очутились в наших краях?

Денисов добродушно улыбнулся.

— Мы с товарищем Рендолом совершаем прогулку. Тренируемся. Закаляем тело. Чтобы не подвел мотор, — он показал на сердце. — А как же! Нам тоже нужны силы.

Виктор и Олег удовлетворенно переглянулись. Им было приятно видеть Ивана Ивановича по-прежнему бодрым, полным сил и по-юношески неунывающим.

— А еще, если хотите знать, ребята, — добавил Денисов, — никак не могу наглядеться на нашу Землю. Летишь себе, как птица, — и нет у тебя никаких забот. Взору открываются небо с неповторимой чистотой всех его красок, реки, озера, бескрайние урожайные поля…

Олег оживился и хитровато спросил:

— Теперь, видимо, вы никогда не решитесь покинуть планету?

Иван Иванович захохотал и шутливо погрозил пальцем.

— Ох, Олег, вижу тебя насквозь, — сказал он. — Ты мне бросаешь вызов!

— А хоть бы и так!

— Так знай: я вечный путешественник! И не скоро согнусь под этим небом.

Иван Иванович и Вилли Рендол подошли к своим аппаратам. Парни помогли им одеть металлические ободы.

— Ну что ж, до встречи! — задорно сказал Олег, показывая рукой в небо.

Денисов кивнул головой. В тот же момент из моторчиков вырвались газы, и ученые медленно начали набирать высоту. Олег и Виктор проводили их долгим взглядом.

— Вот они какие, сыновья Земли… — сказал задумчиво Олег.

Парни сели в машину и снова помчались по красивой лесной дороге туда, куда звали их молодые сердца.

 

Глава десятая

Вставать не хотелось. Болела голова, звенело в ушах. Перед глазами даже и тогда, когда он закрывал их, не исчезали видения вчерашней ночи. Славно ты поработал, Поль Арноль! Братья по Легиону видели, как ты первым растолкал негров, пробрался к сцене, сбил с ног певца Томсона, вцепился ему в горло.

Что было потом, трудно описать. Несмотря на сопротивление возмущенной толпы, он и остальные легионеры схватили Томсона и еще десять человек негров, прорвали кордон и вывезли их за город. А там долго-долго избивали резиновыми палками. Били все по очереди. Это было истязание. Поль помнит, что негры под его ударами исторгали мучительные стоны. В клочья рвалась одежда, из ран брызгала кровь. А он все бил, бил, бил…

На столе лежал ворох утренних газет. Поль взял верхнюю — «Уолл-стрит джорнэл». Так он и знал — газета отвела целую полосу вчерашним событиям, описывая все в туманных выражениях. Пола самодовольно улыбнулся: на снимке среди черных фигур он распознал свою. Как хорошо, что было закрыто лицо. Кому не следует знать, тот никогда не узнает, что в погроме в дансинге «Капитель» отличился он, Поль Арноль.

Его усердие заметили: Поль нынче утром получил чек на две тысячи долларов. Кругленькая сумма! Он скажет сегодня Элси, что ее отец должен стать более благожелательным. Поль Арноль не позволит пренебрегать им. Даже сенатору, черт бы его побрал!

Поль пробежал глазами хронику. «Боб Снайдер играл на саксофоне 14 часов без передышки!» Каждый делает деньги как умеет. «Марго Файт снимается в новом кинобоевике — ее гонорар…» Вся газета пестрит цифрами: доллары, доллары…

Перевернув страницу, Поль уставился в крупный заголовок. Сенсация! Можно заработать пять — пять! миллионов долларов за несколько дней. «Первый полет на Луну, — прочитал он в волнении, — сделают бравые парни Штатов. В экипаж набираются только три человека. Полет намечен на июнь месяц. Требуются добровольцы. Нужны бесстрашные янки. В мире много счастливчиков, на этот раз их будет только три! Эта троица и прославит Штаты в веках. По возвращении героев ожидает вознаграждение — пять миллионов долларов!»

Поль отбросил газету и соскочил с кровати. Это непростительно! Он все проспал! Уже, видимо, записался миллион добровольцев…

Он подбежал к телефону. Волнуясь, набрал номер космодрома.

— Я — Поль Арноль, — закричал он в трубку. — Запишите меня добровольцем.

По его лицу пробежала тень возмущенного нетерпения. Да, предчувствия его не были напрасны: уже набрано более семи тысяч добровольцев и запись прекращена.

Уныло опустив голову, Поль возвратился в спальню. Медленно и неохотно начал одеваться. Поднял с пола газету, еще раз посмотрел на крупный заголовок сенсационного извещения.

Вдруг его осенила счастливая мысль — попросить у сенатора Уолтера разрешения на первый необычный полет. Это ничего, что записано более семи тысяч добровольцев. Сенатор может сделать все, что захочет…

О, это было бы превосходно! Он, Арноль, возвратится из путешествия, получит деньги, и тогда ни один сенатор не откажется от близкого родства. Пять миллионов для начала — такое не снилось в свое время даже Рокфеллеру и Моргану.

 

Глава одиннадцатая

На окраине Галактики стоит пятиэтажное, прямоугольной формы здание с массивной колоннадой. С самого утра сюда по прямым асфальтированным дорожкам, омытым дождями, подъезжают автомашины, такси, автобусы.

Нынче Виктор Машук и Олег Дрозд прибыли первыми. Они были одеты в светлые летние костюмы. Виктор расхаживал вдоль парадного подъезда, часто останавливался, что-то обдумывая, Олег сидел у массивной железной ограды, под ветвистыми старыми липами, и просматривал свежий номер научного журнала. Их пригласили в Дом ученых. Интересно, неужели на обыкновенную лекцию?

Неожиданно у подъезда остановилась сигароподобная, сияющая никелем и стеклом автомашина. Из нее вышли Денисов и Рендол.

Парни поздоровались, Денисов дружелюбно взмахнул шляпой.

— Смотрите, не задерживайтесь! — сказал он, озорно сверкнув глазами. — А то все проморгаете.

— Иван Иванович, что сегодня за лекция? — едва поспевая за ученым, спросил Олег. — У кого ни спрашиваем, никто не знает.

— Как люди нашли Архимедов рычаг, — ответил не то в шутку, не то всерьез Денисов. — Правда, Вилли?

Рендол, улыбаясь, кивнул головой.

Олег и Виктор недоуменно переглянулись: что за иносказание? Спроста ли это?

По широким гранитным ступенькам ученые дошли в здание. В светлом просторном зале ряды кресел поднимаются амфитеатром. Зал полон людей. Как только собравшиеся заметили Денисова и Рендола, сдержанный гул пробежал по рядам.

Ученые направились к столу президиума, накрытому зеленым сукном. Постепенно глухой шум сменился тишиной. Рендол сел к столу, осматривая зал проницательным взглядом.

Денисов снял пенсне, протер стекла и подошел к трибуне. Он слышал, как кто-то назвал его имя. Все, видимо, догадывались, что он пришел к ним ученым, инженерам, летчикам, студентам, простым рабочим и служащим — с какой-то важной вестью.

— Друзья! — Иван Иванович облокотился на край трибуны и сразу же почувствовал себя просто и легко. — Мы все с вами немного мечтатели, немного поэты. Мы живем не только тем, что приносит нам каждый день наших будней, но и стремимся посмотреть дальше, в наше будущее.

А дела на Земле, скажу я вам, разворачиваются небывалые. Когда-то люди относили к области утопии, фантазии мечту о выходе человека за порог родной планеты, в глубины космоса. Но заветная мечта, как магнит, притягивала лучшие умы человечества, звала их вперед, к необычным открытиям и свершениям.

И как радостно сознавать, что именно наша страна явилась колыбелью этой светлой мечты. Вспомните Кибальчича, Цандера, Циолковского — трех русских ученых, энтузиастов и открывателей. Они, как прожектором, осветили путь дальнейших наших поисков, которые не замедлили дать самые удивительные результаты.

В 1957 году Советская страна впервые в истории цивилизованного мира запустила в космос первый искусственный спутник, или «Бэби-Луну», как называли ее американцы. А спустя три года на космическом корабле «Восток» облетел вокруг нашей планеты русский летчик Юрий Гагарин.

Великое свершилось! 12 апреля 1961 года вошло в историю как первый день эры космических путешествий, как маяк величайшей победы человеческого разума.

Затем трудами наших инженеров и рабочих были созданы прекраснейшие сооружения — космические станции, которые бороздят на разных орбитах заоблачные высоты.

Теперь во весь рост встала новая ответственная и величественная задача — шагнуть дальше в космос, побывать на Луне, достигнуть Венеры и Марса. Сможем ли мы это сделать, по плечу ли нам эта задача?

— Сделаем! Конечно, по плечу! — не удержавшись, самозабвенно воскликнул Олег, сидевший в первом ряду партера.

— А что для этого нужно? — повернулся к молодому летчику Денисов.

— Отвага и дерзость! — выпалил Виктор, пока Олег собирался с мыслями.

— Нет! — возразил ученый. — Отвага — это еще не все. Надо астронавтам дать настоящий корабль-жилище, чтобы они могли спокойно и уверенно вести его по намеченной трассе. Мы уже, как вам известно, снабдили ракеты атомными двигателями. Но, скажу прямо, они не удовлетворяют нас. Нет! Почему? Чтобы совершить путешествие, приходится брать с собой жидкий окислитель, или, как мы его называем, рабочее тело. В результате получается, что ракета громоздка, а полезный вес ее все-таки недостаточен.

Где же выход? Вначале устремления ученых разных страд были направлены к тому, чтобы приручить для космических полетов термоядерную реакцию. Как вы помните, предлагалось немало остроумных и привлекательных проектов нового чудесного реактора. Но, к сожалению, их пришлось, даже не доведя до экспериментальной стадии, отклонить. Световая энергия излучения была так мала, что давала очень небольшую, можно сказать, мизерную тягу кораблю.

Казалось, мы зашли в тупик, и, кроме урана, нам ничто не может дать мощной энергии — в виде ли потока элементарных частиц или фотонов света, способных развивать тяговые усилия и нести межпланетные корабли к неведомым мирам космоса. Но в последнее время наука сделала еще один смелый шаг вперед. Молодой советский ученый Надежда Хлебникова, работая на межпланетной станции, долгое время изучала космические лучи. И ранее знали, что в космических лучах иногда встречаются античастицы. Но только Хлебникова оригинальным экспериментом смогла заключить их в специальный циклотрон, сделать, так сказать, подопытными объектами. Точно так же, как врачи, найдя вирус-возбудитель болезни, сразу же отыскивают действенные методы борьбы с ним, так и Надежда Хлебникова не сомневалась, что, укротив античастицы, она найдет метод получения их в чистом виде на Земле.

Иначе быть и не могло. Ведь цивилизованный мир в своем развитии ежечасно, ежедневно расточал огромные богатства планеты и стоял перед недоброй перспективой остаться, так сказать, обкраденным самим собою. Сама жизнь, само развитие науки и человеческого общества настоятельно требовали найти новые резервы, новые источники дешевой энергии.

И вот пал под натиском ученых еще один бастион науки — энергия аннигиляции в наших руках! Это, дорогие товарищи, величайшее завоевание науки и техники, бесценный, неиссякаемый источник нашего богатства и богатства будущих поколений. Теперь, разумеется, есть полная возможность построить фотонную ракету, способную совершать самые далекие космические путешествия. Что я могу сказать в связи с этим? Только одно — слава замечательным ученым, слава гению великого советского народа!..

Зал загремел от оваций и в едином торжественном порыве встал. Все — и пожилые, с бородами академики, и важные, солидные деятели науки и техники, восседавшие в первых рядах, и молодые безусые парни, и юные девушки самозабвенно и горячо приветствовали радостную, удивительную весть.

Ликовал и сам Иван Иванович Денисов. На его глаза от избытка чувств навернулись слезы. Он медленным, неторопливым движением пригладил седую прядь, спадавшую ему на лоб, и перевернул несколько листков блокнота, в котором были тезисы выступления.

Когда зал отликовал, затаенно притих, Денисов продолжал:

— Теперь, дорогие друзья, когда мы искусственным путем получили античастицы, встает вопрос конструирования новой модели ракеты. Конечно, мы и в дальнейшем не отказываемся от услуг атомной энергии. Как известно, атомный двигатель крайне необходим в начале старта и во время приземления, когда требуется погасить колоссальную скорость корабля. Двигатель же, работающий на аннигиляции, то есть на потоке сливающихся в одну огненную реку частиц и античастиц вещества, будет включаться астронавтами за пределами родной планеты, когда сильно ослабнет гравитационное поле и когда потребуется колоссальный разгон корабля вплоть до скорости, близкой к скорости света.

На такой ракете, получившей максимальный разгон, для космических путешественников вступят в действие законы, открытые Альбертом Эйнштейном. Время для них будет протекать в тысячи и миллионы раз медленнее, чем на оставленной планете. Жизнь астронавтов как бы продлится. Но сами они этого не заметят. Вот, друзья, каковы чудеса полетов со скоростями, близкими к световой.

Денисов говорил спокойно, неторопливо, будто беседуя с глазу на глаз с приятелем. Но какие это были слова! Весомо-зримые, вдохновенные, звучавшие живой легендой, восславляющей дерзость и щедрый талант людей советской науки.

Разумеется, как только Иван Иванович закончил выступление, его буквально засыпали вопросами. Задавались вопросы, как правило, в письменной форме. Но наиболее нетерпеливые и неистовые, вскакивая с мест, волнуясь и глотая слова, спрашивали об отдельных деталях необычного научного эксперимента, требуя немедленного ответа.

И Иван Иванович, конечно, отвечал, отвечал то шутливо, непринужденно, то вдруг раздумчиво и серьезно, то с дипломатической уверткой. Наконец он сказал:

— Осталось еще, друзья, пять вопросов. Но на них ответить я не берусь. Не потому, что устал, а по другой причине — ответы не будут достаточно исчерпывающими, убедительными и вас могут не удовлетворить. Было бы очень хорошо, если бы мой друг, — он показал взглядом на Вилли Рендола, — помог мне.

Рендол встал, и все увидели, какой он седой и строгий. Но было в его продолговатом мужественном лице и крепко сбитой фигуре что-то чарующе-молодое, привлекательное. Он медленным взглядом черных глаз, в которых светилась затаенная мысль, обвел зал и как-то просто и тихо произнес:

— Дорогие товарищи и друзья!

Английский акцент, простота слов встрепенули зал.

Но Рендол, словно не обращая внимания, слегка приподнял голову и продолжал:

— Сегодня я, как гражданин Советского Союза, готов с каждым поделиться своею радостью: величайшее открытие советских ученых знаменует собой полное и безраздельное господство человека над миром, над дальнейшей судьбой нашей планеты, стоявшей накануне энергетического голода. Теперь все позади: и трудности поисков ученых, и трудности в развертывании новых промышленных мощностей, способных обеспечивать непрерывный рост потребностей цивилизованного мира.

Кроме того, новая энергия позволяет расширить программу космических исследований и непосредственно поставить на повестку дня вопрос о космических путешествиях на другие планеты. Теперь можно приступить к созданию фотонного двигателя, о котором мечтали лучшие умы науки.

Многие интересуются, какова будет сила тяги ракетного корабля, оснащенного реактором, работающим на принципе аннигиляции вещества. Скажу прямо: ее будет достаточно, чтобы залететь в любой уголок Вселенной и, конечно, возвратиться назад. Как вам известно, давление лучей Солнца на каждый квадратный метр земной поверхности составляет 0,4 миллиграмма. Мало заметная, почти ничтожная величина! Но благодаря давлению солнечного света, кометы, двигаясь по орбитам, приобретают чудовищно громадные хвосты, занимающие пространства в миллионы километров.

Фотонный двигатель сам по себе довольно прост: он состоит из системы циклотронов, дозирующих устройств, смесительной камеры и мощных электромагнитов, необходимых для создания надежного сопла — канала, по которому будет выбрасываться пульсирующая реактивная струя света. Да, друзья, так можно, упрощая, конечно, сказать — струя света. Этот свет будет необычно ярок, необычно интенсивен. Все, что окажется поблизости его, в одно мгновение превратится в пар. Да, друзья, именно в пар. Ведь реакция аннигиляции происходит при чудовищно высоких температурах — в миллиарды градусов тепла. Коль это так, по логике выходит, что и ракета не избежит уничтожения. Но достижения науки и техники наших дней так велики, что они быстро меняют представления о многих вещах. Для предупреждения сгорания ракеты предлагается корпус космического корабля делать из самого прочного, из самого стойкого к температурам материала, созданного в необычных условиях, при огромнейших давлениях, из почти оголенных ядер вещества. Конечно, поверхность такого материала требует идеальной зеркальности и чистоты. Все это уже может дать наша промышленность, наши экспериментальные научные лаборатории.

Сейчас, разумеется, трудно установить более или менее точно силу тяги будущего космического корабля. Но теоретические расчеты дают возможность предположить, что она, эта сила, будет вполне достаточной для эффективного разгона ракеты…

Рендол замолчал, смахнул платочком, зажатым в руке, пот с лица и зашелестел записками, сложенными на краю трибуны.

— Да, вот еще любопытный вопрос, — оживился он, оглядывая притихший зал. — Летчик Виктор Мащук интересуется, за какое время ракета с фотонным двигателем может развить скорость света. На это я отвечу так: за четыре месяца беспрерывной работы, при условии, конечно, если гравитационное поле незначительно… Вас это удовлетворяет, товарищ Машук? — вдруг весело блеснув глазами, спросил Рендол.

— Вполне! — послышался задорный голос юноши.

Зал удовлетворенно зашумел, затем кто-то на задних рядах восторженно захлопал в ладоши. И сразу же буря овации всколыхнула дворец. Цветущие улыбки людей как бы опьянили Рендола, и он стоял, оглушенный и радостный, не зная, как угомонить этот людской разбушевавшийся шквал.

Наконец аплодисменты постепенно утихли. Денисов объявил, что лекция окончена. Но люди не торопились уходить. Многие инженеры, конструкторы пробивались через плотную людскую толпу к Рендолу и Денисову, чтобы лично познакомиться с этими приятными и милыми людьми и высказать свое мнение о чудесном открытии советской науки.

Виктор и Олег вместе вышли на площадку парадного подъезда. Оба были взволнованы, оба смотрели горячо, завороженным взглядом. Они будто впервые увидели, как удивительно прекрасна залитая солнцем даль, как ярко и празднично дымятся, звеня серебристым звоном, мощные фонтаны — настоящие гейзеры. А дальше, среди густой зелени садов и парков, светится чистый мрамор дворцов, бронза скульптур, осиянные блеском зеркала водоемов. И над всем этим, над богатой, прекрасной, как утро, землей таинственной синью сверкает огромное бесконечное небо. Теперь оно не так уж далеко от людей…

 

Глава двенадцатая

После завтрака Поль сел за рояль и начал наигрывать какую-то полузабытую мелодию. Водопад звуков наполнил комнату. Они то лились со звучанием горного ручья, то вдруг ниспадали мягким летним дождем. Поль волновался перед встречей с Элси, и это волнение заметно сказывалось в музыке.

Он накануне снял этот номер в одном из самых роскошных отелей города и уже освоился здесь как дома. Ему показалось, что в номере прохладно. Азартно ударив последний раз по клавишам, он встал из-за рояля. Повысить температуру в номере просто: опусти монету в автомат климатической установки — и получай дозу тепла или прохлады. Возле окна на лакированной подставке стоит телевизор. Он молчит. Но и его можно заставить работать: брось в медную шкатулку несколько центов и, пожалуйста, — можешь полчаса слушать и смотреть любую программу из любого телецентра Штатов.

Поль сидел за столом, дымил сигарой и не заметил, как в номер вошла Элси. Она настороженно остановилась у двери, трепетная, легкая. Неслышно подошла к своему возлюбленному, закрыла руками его лицо.

— Кто это? — притворно-испуганным голосом воскликнул Поль.

Он нащупал пальцы Элси, узнал и, обняв ее за талию, посадил себе на колени.

Она припала к его груди.

— Разбойник! Где пропадал два дня? Звонила по всем телефонам — как в воду канул. Не надумал ли изменить мне?

— Что ты, Элси! — Поль поднял голову. — Я был в городе. Нужно было обтяпать одно дельце. А какое, не спрашивай, не скажу. Одно ты должна знать — это был настоящий бизнес.

Элси испытующе посмотрела ему прямо в глаза. И — поверила. Убедившись в этом, Поль осторожно посадил Элси в кресло напротив, забросил одну ногу на другую и серьезно спросил:

— Элси, скажи напрямик, ты очень любишь меня?

Брови девушки вздрогнули, сошлись у переносья.

— Что за вопрос?! — удивилась она.

— Тебе нужен богатый муж, — сказал Поль. — А я — нищ.

Она закрыла лицо руками.

— Ты хочешь меня оставить? Отца испугался! — всхлипнула она.

Поль разнял ее руки, положил их себе на плечи и стал перед ней на колени.

— Девочка, — заговорил он, — я не представляю себе жизни без тебя. Ты, только ты мне нужна. Я обожаю тебя и только потому мечтаю разбогатеть. Слышишь? Мне нужно получить те пять миллионов, что обещаны твоим отцом путешественникам на Луну.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Ты с ума сошел, — прошептали ее губы. — Подумай, о чем ты говоришь?

— Элси, — сказал он так же тихо. — Да, я рискую. Ты сама знаешь: любовь требует жертв. Любое испытание будет для меня радостью. Слышишь, Элси? Если любишь меня, помоги и мне доказать свою любовь..

Элси бросила на Поля опечаленный взгляд.

— Чего ты хочешь? — устало спросила она.

— Попроси отца, чтобы он зачислил меня в экипаж ракеты. Тебе это просто сделать. Через неделю после взлета ракеты я стану богатым. Черт побери, как здорово чувствовать себя достойным человеком в этом мире. Элси, я стану твоим мужем, добрым зятем твоего отца.

Элси обняла его, припала к груди.

— Глупый мальчик, ты ищешь смерти… Я так боюсь за тебя… Мне так страшно…

— Я неумолим, Элси, — сказал он. — Любовь и богатство вселяют в человека смелость и уверенность. Ты должна убедить отца. Дай мне слово, что поговоришь с ним. Слышишь, Элси?

Она встала с кресла, возбужденно зашагала по комнате. Подошла к телефону, набрала номер.

Поль подбежал к Элси, стал рядом с нею.

— Па, — сказала девушка в трубку. — Ты укомплектовал экипаж ракеты? Ого, больше семи тысяч добровольцев! Слушай, па, я хочу спросить тебя — только ответь прямо и искренне: полет рискованный или нет? Нет! Это точно? Спасибо, папочка. Я буду сегодня с тобою говорить об одном важном мероприятии. Ну вот и все. Гау ду ю ду…

Она повернулась, красивыми, тонкими пальцами взяла со стола сигарету, закурила.

— Если папа сказал — это надежно и верно, — проговорила она после минутного молчания. — По этому случаю мы должны выпить немного вина.

Поль нажал на белую сигнальную кнопку, и вскоре в дверях номера неслышно возник слуга. Как говорят, во мгновение ока был сервирован стол и подана закуска. Поль сам смешал и сбил коктейль «Зеленая ящерица» со льдом.

— Моя маленькая леди, — шутливо сказал Поль. — Ты моя повелительница. Давай выпьем за успех моего путешествия и за наши первые пять миллионов. Тебе улыбается такое начало?

Элси наклонилась к Полю, поцеловала его в лоб.

— Мой маленький мальчик, я пью за любовь, — сказала она чуть укоризненно и маленькими глотками начала отпивать из рюмки «Зеленую ящерицу».

Поздно вечером Поль отвез Элси домой. В машине они поцеловались еще раз — на прощание.

 

Глава тринадцатая

— Приехали! — сказал Олег, выключая мотор.

Виктор неохотно вышел из машины. Снова его упрекали доктора на тренировке. Завели такие строгие порядки — хоть плачь. Выпил кружку пива, закурил, позже, чем нужно, лег спать… Ну и что из того? Он чувствует себя великолепно, а у них только и разговоров, что о каком-то давлении, которое неожиданно поднимается, о шумах в сердце. «Шум в сердце…» Знали бы они, что творится в этом сердце! Сегодня даже сказали, что могут не допустить к проверке государственной комиссией…

«Ну, это мы еще посмотрим, кого допустят, а кого нет! — не без гордости подумал Виктор. — Кто-кто, а пилот Машук не нуждается в особых рекомендациях. Нас-то знают…»

Должно быть, потому, что день выдался солнечнопестрый и в зеленой листве парка тут и там вспыхивали озорные зайчики света, Виктор вдруг загляделся на двоих девчат, которые легко перепрыгивали со ступеньки на ступеньку широкой мраморной лестницы. На портике здания четко выделялись буквы: «Санаторий «ЗВЕЗДНЫЙ ДОЖДЬ». Вот уже неделю Виктор с Олегом жили здесь, отдыхая и готовясь к тому долгожданному дню, когда они предстанут перед государственной комиссией. Порой становилось скучно, и Виктор невольно начинал присматриваться к девчатам.

Эти две нарядными бабочками спорхнули с лестницы и скрылись, смеясь и пританцовывая, в тени древнего огромного дуба, что возвышался неподалеку на поляне. Раздольно раскинута его темно-зеленая крона, ствол — в несколько обхватов, сучья — узлами. Сколько песен он слыхал-переслыхал на своем веку! Сколько свиданий, радостных и печальных, перевидал в своей тени! Патриарх лесов…

Виктору нравилось, что живет он рядом с таким богатырем; он любил покурить в его тени, подобрать прошлогодние, крепкие, как нестрелянные гильзы, желуди. Тут хорошо мечталось…

За поляной, за дубом, — темнеет лесная чаща. Весело мелькают в ней белые стволы берез, отливают бронзой мачтовые сосны, устремленные островерхими кронами в самое небо, — туда, куда направит свой лет ракета с первыми космонавтами.

Проводив взглядом девчат, Виктор подумал, что хорошо было бы свести с ними знакомство. Взяли бы они лодку, сели бы с этими щебетуньями… Но тут перед ним возникло строгое лицо главного врача, грозившего «не допустить», и он понял, что не побежит вдогонку за девчатами.

Он обернулся к Олегу.

— Ну что, будем отдыхать?

— Не имею ни малейшего желания, — ответил тот. — Гроза, кажись, надвигается.

— Вот и хорошо: завалимся и вздремнем на славу.

— Как хочешь. Сегодня я тебе не товарищ, — сказал Олег и свернул в сторону от парковой дорожки.

Вскоре он попал в чащобу. Деревья глухо, таинственно шумели. В лицо дохнуло свежестью, крепким сосновым настоем. Где-то за лесом, приближаясь, грохотала туча: с минуты на минуту можно было ожидать дождя. Олег не торопясь шел от дерева к дереву, останавливался, смотрел на муравейники, прислушивался к птичьему пересвисту. И уходил все дальше в лес.

Неожиданно деревья расступились, и совсем близко — рукой подать сверкнула гладь лесного озера. В нескольких шагах от берега Олег заметил незнакомую девушку. Остановился поблизости, удивленный. Что такое?.. Она не могла не слышать его шагов, она наверняка знала, что кто-то остановился у нее за спиной, но не обращала внимания, сидела в неподвижной задумчивости.

Озеро было спокойным, молчаливым, но уже не голубого цвета, а темно-синего. На его поверхности, внизу, под невысокой кручей, как в зеркале, отражалась фигура девушки. Олег смутился. Вот ведь недогадливый: девушка и не оборачиваясь видела его, следила за ним.

— Здравствуйте! — сказал он негромко. — Вы не боитесь грозы? У воды в такую пору сидеть небезопасно — молния…

— Вы так беспокоитесь за мою жизнь? — ответила незнакомка, не глядя на Олега. — Может быть, она ничего не стоит… — И умолкла.

Видимо, ей хотелось, чтобы ее не донимали разговорами. Олег сорвал травинку и присел неподалеку на камне. В озере отражались, как в зеркале, две светлые фигуры.

Тяжелая туча была уже совсем близко. Все озеро потемнело. Подул ветер, и озерная гладь порвалась, зашелестела волнами. Грохнул гром. С кручи, шелестя, посыпался песок.

Олег посмотрел на девушку. Она не пошевелилась, будто ничего не слыхала. «Что за упрямство? — подумал парень. — Приближается гроза, а она хоть бы что…»

Вдали над озером повисла мутная сетка дождя. Редкие крупные капли и здесь уже падали на воду — одна за другой. Размашисто сверкнула, переламываясь в туче, яркая молния.

— Чего сидите? Вы же промокнете…

Девушка оглянулась. Потом поднялась. Олег протянул ей руку.

— Бежим под дерево!

Она, ни слова не говоря, послушно побежала за ним. Олег заметил густую ель, и они нырнули под ее шатер, стали у самого ствола. Только теперь он рассмотрел спутницу. На ней было простое платье в горошинку, на плечах синяя косынка. Грустный взгляд. Крепко сжатые губы. Что привело ее в такую пору на берег лесного озера?

Олегу вдруг захотелось бродить с ней по лесу весь день и всю ночь. Бродить без дорог и тропок напрямик, смотреть на звезды, дышать теплым утренним туманом…

Дождь неожиданно перестал. Туча расползлась, выглянуло солнце, и все вокруг заблестело, будто земля засветилась изнутри.

Девушка зябко повела плечами, повернулась к Олегу.

— Прощайте! — бросила она и синеватым легким облачком мелькнула среди берез.

— Подождите! — спохватился Олег, но было поздно: девушка исчезла бесследно.

Долго Олег не мог понять, как все это произошло. Прекрасная лесная чародейка была рядом — и вот ее уже нет! Он не узнал даже ее имени. Встретятся ли они когда-нибудь? Олег еще раз посмотрел на тропинку, по которой только что бежала, скрываясь от него, незнакомка, и ему вдруг стало тоскливо. Незваная, беспричинная грусть овладела им.

Звенели, срываясь с листьев и хвои, тугие капли, где-то в чащобе кричала незнакомая птица, а Олег будто и не замечал всего этого. Медленно побрел он к санаторию.

У окна, на своей кровати, спал, уронив на пол «Поднятую целину», Виктор. Темнело. За окном догорала вечерняя заря. Высоко над лесом поднимался густой пар: омытая дождем земля, казалось, дышала в небо, чистое и высокое. Клочья большой тучи отползли к горизонту и лежали там, покорные и усталые.

Олег раскрыл окно. Ленивый ветерок тронул занавески, поплыл в комнату. На кровати зашевелился Виктор.

— Вставай, ужин проспишь, — сказал Олег.

— Я, брат, все проспал, даже не слышал грозы. Зато не будут сетовать доктора. Завтра явлюсь в отличной боевой форме.

— Не верится. Днем выспался, а ночью снова куда-нибудь исчезнешь…

— Никуда не пойду, даю слово.

— Виктор, — вдруг спросил Олег, посматривая в окно, — ты встречал когда-нибудь лесных чародеек?

Виктор с усмешкой, снисходительно посмотрел на друга.

— Знаю я этих твоих чародеек! Сегодня чародейка, а завтра повиснет «Анной на шее»..

Олег насупился, прошагал из угла в угол.

— Ошибаешься, Виктор. Вот я встретил сегодня девушку, так и спать, видимо, не смогу. Не скажу, чтобы она больно уж была красива. Не то слово. Это осколочек солнца. Только чур — без шуток…

— Ну, брат, я вижу, ты влюбился наконец, и должен сказать — по самые уши. Какая же она из себя?

— Смуглая. Глаза… В общем, такие теплые, доверчивые. Брови черные. Удивится — они у нее выгибаются кверху. Еще? Косы уложены венком…

— Постой, постой! — остановил его Виктор. — Эту девушку не Наташей зовут?

— Не знаю… — Олег пожал плечами. — Может, и Наташей. Не спросил.

Виктор весело засмеялся.

— Вот так познакомился! Имени не знает! Ха-ха-ха!

— Тебе не понять, — вздохнул Олег. — Не понять этого…

 

Глава четырнадцатая

— Вы сумеете разбогатеть — у вас есть дерзость, — сказал сенатор Уолтер Полю Арнодю, — Уважаю предприимчивых людей. Вернее — ценю. Моя дочь говорила со мной, и я согласен на ваш полет. Дай руку, Поль. Заранее поздравляю с успехом!

Поль Арноль до мелочей запомнил этот счастливый в его жизни день. С сенатором произошло что-то невероятное: он стал даже ласковым. Похлопывал по плечу, смеялся. Поль поверил в искренность большого босса. Все-таки сердце не камень, сенатор не мог быть врагом своей дочери, передумал обо всем, стал мягче.

Они долго и подробно говорили о будущем полете.

— Ты должен для этого путешествия иметь самое главное — здоровье. Как себя чувствуешь?

— Мистер Уолтер, будь здесь парочка африканских львов, я наглядно показал бы это. А так, если похвастаюсь, вы не поверите.

Сенатор ласково улыбнулся.

— Что ни говори, ты, Поль, славный парень. Недаром тебя полюбила Элси. Правда, у тебя до отказа не наполнены карманы, но это дело времени, ты будешь еще счастливчиком.

— Значит, моя кандидатура верная? — переспросил Поль, боясь, что сенатор передумает.

— О да!

— И я могу об этом сказать Элси?

— Конечно. Кстати, я позову ее сюда.

— Я ценю ваше доверие. Тысячу раз благодарен!

В этот момент дверь отворилась и седой лакей, склонившись в поклоне, спросил, чем может быть полезен.

— Позовите мисс Элси, — приказал сенатор.

Вскоре она вошла — в синем нарядном платье, счастливая, радостная.

— О, милый Поль! По глазам вижу, ты по душам поговорил с па, — сказала она, садясь рядом с ним, — Ты счастлив?

— Да, ты угадала — я чувствую себя на седьмом небе, — согласился Поль. — Теперь все решено — и мы будем вместе! Не так ли, мистер Уолтер?

— Сэр, я дал слово и выполню свой отцовский долг. Элси, люби этого мальчика. Он неуравновешен и жаден. За ним нужен хороший глаз.

— Па, я сегодня счастлива. Прикажи, пожалуйста, накрыть стол. Мы так давно не сидели вместе в нашей дружной семье…

Они все трое, будто и впрямь одна семья, прошли в зал. Пока говорили о разных городских новостях, лакей неслышно накрыл стоп. Сенатор выглядел немного торжественно. Поль тоже.

В золоченых ведерках, заполненных льдом, стояло шампанское, отдельно были поданы вина французских и испанских погребов.

— Этот маленький банкет разрешите открыть, — сказал, ласково улыбаясь, сенатор, — тостом за победу нашего дела, за славу Штатов.

Элси приятно было видеть, как блеснули глаза Поля. Он охотно выпил и старательно занялся крабами.

После вина разговор стал оживленнее. Поль Арноль заговорил без излишней скромности:

— Я не сомневаюсь, что оправдаю доверие нашего президента, нашего народа. История Земли, можно считать, уже окончена. С этих пор начинается история Луны. И создадим ее мы, сыны Штатов. За Луну, за пять миллионов, Элси!

Ее тонкие губы немного раскрылись и лицо засветилось улыбкой.

— Мой милый мальчик, ты сегодня дважды счастлив! — сказала Элси и, наклонившись, поцеловала Поля в щеку.

После обеда Поль и Элси на воздушном автомобиле направились на прогулку за город.

* * *

Прошло почти два месяца. Это время Поль отдал изучению космической ракеты, секретов управления ею. В экипаж вместе с ним попали еще два парня Макс Велл, бывший рыбак, и негр Роб Питерс. Поль занимался отдельно от них, он был капитаном космического корабля.

Незадолго до дня отлета Поль решил все же поговорить со своими спутниками. Они встретились на космодроме, в баре, где заблаговременно был подготовлен удлиненный столик.

— Вы будете очень полезны в нашем путешествии, — сразу же сказал Поль. — Я поведу вас к славе. Мы откроем для людей Новый Мир. Будет бит козырный туз испанца Колумба, заслонявший собою любое открытие. Джентльмены! — Он перевел дыхание и сказал страстным шепотом: — Мы не только откроем Новый Мир, мы усеем наши жизненные пути долларами. Макс Велл, кем ты был раньше?

— Рыбаком, сэр, в Ки Уэсте, — гордо ответил Макс. — Отличным рыбаком. Я дважды выходил в море с самим Хемингуэем.

— Почему ты захотел лететь со мной?

— Затонул мой бот, и я остался с голыми руками. А руки у меня — сами видите.

— Не унывай, ты станешь богатым человеком! Удача будет покорно семенить за нами на лапках, как хорошо выдрессированная болонка за своим владельцем! У тебя есть невеста?

— Есть, сэр.

— Она будет самой счастливой невестой янки. Мы первыми попадем на Луну, мы обшарим ее горы и ущелья. Возможно, привезем на Землю алмазы, золото, рубины и сапфиры… Это будет неплохим пополнением наших карманов, в которых уже, можете считать, лежат пять миллионов долларов. Попомните мое слово!

Макс кисло хихикнул.

— О, я молю нашего бога об этом. Однако, сэр, не забывайте: мы рискуем — можем попасть черту в зубы!

Поль Арноль это замечание своего подчиненного встретил недовольной гримасой: сжал зубы и прищурил глаза.

— Вы не верите в наше дело? Значит, не верите Штатам! — зло бросил он в лицо Максу.

— Зачем такие выводы, сэр? — возмутился в свою очередь рыбак. — Мой бот затонул в ста милях от берега, а мы же очутимся в нашей посудине значительно дальше. Я говорю так, чтобы предупредить вас, капитан! Некоторые газеты пишут, что наш полет-авантюра.

Арноль поднял голову, насторожился. По телу пробежал холодок недоброго предчувствия. Раньше он и не задумывался об опасности. Неужели Макс прав? Но, вспомнив об Элси, о последнем разговоре с сенатором Уолтером, он успокоился. Лицо его снова подобрело.

— Я не думаю, Макс, — успокаивающе сказал он, — что нас посылают на гибель. Если ты слышал что-нибудь, то это выдумки красной пропаганды.

— Дай бог, чтобы это было так, сэр, — примирительно сказал рыбак. — Но предостережение никогда не мешает, капитан.

— Слушайте, Макс, некоторые люди находят счастье своей жизни в риске. Вот и мы в некоторой степени рискуем… — подумав, согласился Поль.

С Робом Питерсом Арноль не разговаривал, даже не смотрел в его сторону. Узнав, что в экипаже ракеты будет негр, он ужасно возмутился и заявил протест администрации космопорта и Уолтеру.

— Скажите, как попала к нам черная свинья? — зло спросил он. — Неужели из семи тысяч добровольцев нельзя было выбрать подходящего парня? Я требую заменить его. Черная кость на корабле — дурная примета!

— Скажи, Поль, кто служит белым в Штатах?

— Негры! — не задумываясь, ответил тот.

— Так чего же ты кипятишься? В твоем экипаже должен быть хороший, надежный слуга. Мы тебе его и дали.

Поль закусил губу, замигал глазами. Прекословить больше не имело смысла. На этом конфликт и кончился.

И вот Роб Питерс попал в бар. Он слушал разговор внимательно. Пухлые губы его не шевелились, но в чистых огромных глазах отражалась тщательно скрываемая ирония. Роб был портовым грузчиком, но последние два года не работал, как и многие миллионы людей в Штатах. Он голодал, страдал, не имел над головой крова. Как хорошо, что он первым записался в добровольцы! Теперь Роб сыт, спокоен, хотя на душе у негр все же тревожно. Он, вероятно, лучше своих спутников понимал рискованность задуманного полета, но молчал, боясь потерять выгодное место.

Теперь он сидел в баре и с показной вежливостью слушал хозяина.

Поль Арноль тем временем поучал:

— Мне нужны преданные люди. И, мне кажется, вы понимаете это. Предупреждаю, опасайтесь пророчеств красных. У вас должны быть стальные нервы, твердые сердца. Трудностей будет много, мы пойдем им навстречу, мы их победим. И вот что: никакого самовольства, все делать по моему приказу. Понятно?

— Да, сэр, — ответили Макс и Роб в один голос.

— Больше я вас не задерживаю, — сказал Поль и встал из-за стола. — Допейте свой джин, набирайтесь сил в дорогу.

Макс и Роб поклонились.

Поль Арноль вышел из бара.

Макс и Роб еще долго сидели за джином, но говорили мало. Неизвестность будущего и манила их и одновременно пугала.

Это были отважные, отчаянные парни — их такими сделала жизнь. За время подготовки к полету Макс и Роб сблизились, но между ними еще не было полного доверия.

В противоположность тихому, замкнутому Робу Макс, наоборот, словоохотлив, дерзок, суетлив. О чем ни спросишь — все ему известно, обо всем у него свое мнение. Равнодушным он оставался только к самому себе.

В баре было много народу. Синеватой тучей стоял под потолком папиросный дым. За ближайшим столиком четверо мужчин с крепкими жилистыми шеями и сильными руками что-то возбужденно обсуждали.

Макс хлебнул джина, прислушался.

— У них нет опоры в жизни, вот они и согласились, — сказал один из мужчин.

— Когда человек в отчаянии, он теряет голову, — глубокомысленно заметил второй.

— Мы не можем жить без сенсации и одного дня, — долетели до Макса слова третьего мужчины; и он понял, что говорят об их экипаже. «Пожалуйста — вот мнение людей, — угрюмо подумал он. — И чем мы думали, когда впутывались в это дело?»

До слуха опять донеслись слова. На этот раз говорил, видимо, четвертый джентльмен. Голос у него густой, низкий.

— Есть упрямые люди — хотят обязательно умереть. И везде они ищут смерти. По-моему, эти парни из тех, кого называют сорви-голова.

Макс, посмотрев на Роба, кивнул в сторону стола.

— Ты слышишь, о чем говорят? — спросил он приятеля.

Роб равнодушно кивнул головой.

— Уйдем отсюда, — старина, — заторопился Макс. — Не хочу отравлять душу болтовней этих завистников. Как ты думаешь, они от зависти так говорят? Если бы им предложили наши места — на седьмом небе были бы, — сказал он, не ожидая ответа товарища.

Роб поднялся из-за стола и пошел за Максом к выходу.

Вечерело. Над городом, опередив вечернюю зарю, вспыхнуло зарево огней. По широким тротуарам медленно и важно прогуливались с собаками на цепочках богатые леди и джентльмены.

Роб остановил Макса, показал рукой в сторону.

В нескольких шагах от них переходила дорогу группа людей с большой свитой слуг. Впереди шла собака из породы догов с алмазным ошейником и ярким бантом.

— Собака миллионера, — заметил кто-то из прохожих.

Макс сплюнул.

— Роб, — вдруг остановил он товарища, — ты знаешь, в баре незнакомцы говорили правду. Может, передумаем?

— Нет! — решительно сказал негр, и глаза его упрямо загорелись. — У меня больная жена, голые дети; я должен в наше жилище приносить деньги. Пусть даже с самого неба…

Макс участливо посмотрел на него.

— Понимаю, — сказал он тихо. — Такая уж у нас судьба. Полетим, Роб, вместе! С таким человеком, как ты, я охотно разделю все будущие страдания и неудачи.

На углу улиц они тепло простились.

 

Глава пятнадцатая

20 мая 196… года.

Виктор сказал правду: я люблю! Встретил ее сегодня, и так неожиданно, что растерялся. Проклятие! Откуда у меня эта стеснительность? Снова я не мог поговорить с нею, только успел поклониться. Заметил вывеску на доме, куда она вошла: «Радиолокация неба». Должно быть, девушка там работает. Неужели я трус? Говорят, в любви нужно быть тоже бойцом. Я не ошибся в тот день — она очень красивая! Какая гордая походка! Девушка на этот раз была в черном шелковом платье, в лакированных туфлях. Я видел ее улыбку. Нет, она не была гордой, насмешливой. Это была улыбка друга, который искренне рад встрече. Но так ли это? Может, я ошибся. Обидно за себя. И в самом деле, я такой нерешительный, неповоротливый. Можно было сказать слово, остановить ее. Не повернулся язык.

Может, это смешно? Я полюбил ее с первого взгляда — ее лицо, голос, фигуру, даже ее девичью неприступность. Чувствую: она не просто встречная, она моя спутница. Я постараюсь обратить на себя внимание, заслужить доверие, дружбу, добиться права на первое свидание. Если для этого нужен будет подвиг — совершу его, если понадобится большее — и тогда не остановлюсь.

23 мая.

Поздно вечером возвратился Виктор, злой, встревоженный. Я спросил: «Что с тобой?» Ничего не ответив, не раздеваясь, он лег в костюме на постель, зарылся головой в подушку. Я долго стоял у его кровати, стараясь понять, что случилось с приятелем. Заболел? Не похоже. Скорее всего виною тут любовь. Это меня удивило. Он же так легко и просто относится к — девчатам, «слабому полу», как он говорит.

24 мая.

Виктор проснулся раньше меня, что очень редко случалось. Я посмотрел на него. Ничего особенного не заметил, только глаза — круглые, голубые, — казалось, потеряли блеск. Видимо, всю ночь не спал. Выдержит ли Виктор сегодня тренировку? Уже дважды его не допускали в центрифугу. Если сорвется и сегодня, он не пройдет комиссии. Так ему и нужно! Космонавт — это прежде всего человек воли, выдержки.

Я умылся и, возвратясь в комнату, спросил: «Виктор, ты на себя не похож. Что с тобой случилось, чего ты раскис?»

Он махнул рукой и с отчаянием сказал: «Знаешь, приехала Наташа». — «Так чего же ты повесил нос радоваться нужно!» — говорю ему.

Он подошел ко мне, схватил за плечи и зло спросил: «Признайся, ты приворожил Наташу?» Я удивленно уставился на него. Одурел парень? О чем он говорит?

Виктор объяснил: «Я встретил ее вчера. Она не захотела со мной разговаривать, притворилась, что не узнала. Она же меня спасла от смерти. Я ее полюбил, у нас такая была переписка…»

Я встревожился. Неужели Викторова Наташа и моя незнакомка — одна и та же девушка? Не может быть! Я не хотел верить этому. А Виктору сказал: «Ты глупости говоришь, приятель. Подумай сам, могла ли девушка, встретив случайно даже красивого парня, сразу же отдать свои чувства ему, забыть того, с кем дружила».

Он подумал, согласился со мной и как будто немного успокоился. Когда мы пошли в столовую, он все время расспрашивал у меня о той девушке, которую я встретил у озера во время грозы, интересовался ее ростом, цветом волос, одеждой. Я, признаться, умышленно говорил не то. Думал: кто знает, может, это и в самом деле была Наташа, пусть человек успокоится, перестанет волноваться.

Скоро мы отправимся в космос. Нехоженные, неизведанные дороги, метеориты, космические лучи… Немного страшновато. И хочется, чтобы отправление нашего корабля затянулось. Очень уж интересные события разворачиваются на Земле!

27 мая.

Сегодня суббота. День прошел незаметно. Мы тренировались в надевании и сбрасывании космического костюма. Возвратясь с тренировочной станции, начали готовиться к вечеру. Решили пойти на танцевальную веранду нашего парка. Мне нужно было зайти в парикмахерскую. Возвратился, вижу:. наша комната на замке. Где же Виктор? Было еще только семь часов вечера. Соседи сказали, что за Виктором зашли какие-то парни и они вместе куда-то отправились. Виктор передал, чтобы я не ждал его и шел в парк.

Что было делать? Пошел. Смех, песни, музыка. Над головой зеленая крыша — деревья сплелись ветвями. Невольно подошел к танцевальной веранде. Здесь было много молодежи. Протиснулся сквозь стену шелковых платьев, бостоновых костюмов. Кружились пары. Оркестр играл краковяк. Когда танец окончился, мимо меня прошли две девушки. Одна из них была моя незнакомка.

Сердце мое дрогнуло — она здесь! Я могу ее видеть, любоваться ею. Уже одно присутствие этой девушки наполнило меня радостью. Я смотрел на нее, но она, видно, меня не замечала.

Не скрою, я хотел хоть немного нравиться этой девушке. Я искал с нею встречи, старался обратить на себя внимание. Неужели я не стою ее? В этот вечер надеялся осуществить свое намерение — познакомиться с нею.

Мне дорого стоило заставить себя близко подойти к девушке. Она разговаривала с подругой, тихо смеялась. Подойти, заговорить? Нет, нет! Это будет похоже на нахальство.

Оркестр заиграл «Амурские волны». Этот старинный вальс всегда вызывал у меня сложное чувство какой-то светлой грусти и радостного порыва. Не знаю, как это подучилось, но я вдруг подошел к незнакомке и довольно непринужденно пригласил ее на танец.

— А я вас едва узнала, — сказала девушка, доверчиво положив руку мне на плечо.

Мы закружились в танце. Нет, это был не сон. Я чувствовал ее близость, дыхание, взгляды наши часто встречались.

Я не знаю, догадывалась ли девушка о моих чувствах, но если и не догадывалась, она могла в это время слышать, как сильно, взволнованно бьется мое сердце.

Я спросил:

— Вы помните тот день, когда вы сидели у озера и нас застала врасплох гроза?

— Конечно, помню, — ответила она.

— Вы смелая… — проговорил я, но окончить начатой мысли не мог и вдруг замолчал.

— Откуда вы знаете?

— Одна в лесу, гроза — и вам не страшно!

— Ну, это еще не доказательство… — возразила она.

Неожиданно звуки оркестра оборвались: танец окончен. Я укоризненно посмотрел на музыкантов. Какие недогадливые люди! Прервали танец как раз тогда, когда мы разговорились.

Я проводил девушку к ее подружке и отошел в сторону. Мне было жарко. Достал платочек, помахал перед лицом. Вдруг как из-под земли вырос Виктор. Он смотрел на меня зло, вызывающе.

— Олег, — начал он, и я заметил, что Виктор едва сдерживает злость. — Я хочу знать, на каком основании ты отбиваешь у друга девушку?

Я пожал плечами, спросил:

— Какую?

— Ты танцевал с Наташей! Я запрещаю подходить к ней? Слышишь?

— Виктор, чего ты кричишь? Я же не знал, что это твоя девушка.

От Виктора попахивало вином. Я боялся, что он начнет скандалить, и, взяв его под руку, отвел в сторону.

— Ты мне зубы не заговаривай, — не мог успокоиться Виктор. — Тебе придется рассчитываться за подлость. Так не поступают честные люди…

— Я поступил подло? Виктор, о чем ты говоришь! Мы с ней встретились случайно, я не знаю даже ее имени.

— Предупреждаю, не приставай к ней. Если я встречу вас вместе — не сносить тебе головы?

— Виктор, хватит! А носить мне голову или нет, не от тебя зависит. Ты очень много берешь на себя, не на шутку разозлился я.

Он сердито фыркнул, отошел в тень.

До чего же неприятная история! Я задумался: как мне быть? Конечно, если Наташа — подруга Виктора, о близком знакомстве с ней не может быть и речи.

На душе у меня было неприятно и горько, глаза искали в толпе Наташу. Где она? Ах, вон, и возле нее Виктор: он раскланивается, приглашает танцевать. И что такое — Наташа отказывает ему?

Нет, брат, что ни говори, не я виноват в капризах твоей бывшей возлюбленной. Ты, верно, сам хорош, насолил, а теперь прощения просишь. И правильно Наташа делает — не прощает! Что же между ними будет дальше? Я видел, как Виктор схватил Наташу за руку, грубо потянул к ограде площадки. Она стукнула его кулаком по руке, возмущенно заговорила. Что-то подталкивало меня: подойти к ним, защитить девушку! Но я сдержался.

«Они дружили, — рассуждал я, — и пусть разбираются сами…» Я пошел прочь с танцевальной площадки. Долго один блуждал по аллеям парка и возвратился домой только в полночь.

28 мая.

Виктор сердится, не разговаривает со мной. Чудак! Я желаю ему всего самого лучшего. О Наташе — ни слова. Мне о ней тоже хочется забыть, но это, кажется, выше моих сил. Она пробудила в моей душе какое-то неведомое мне до сих пор чувство. Я даже сержусь на себя. Неужели я такой безвольный? Имею ли я право на ее внимание? К тому же, я дал слово Виктору, что не буду мешать ему…

Но, даже хорошо понимая это, я несколько раз ловил себя на том, что думаю о Наташе. Больше того, среди прохожих я невольно ищу ее знакомую фигуру…

Я остро ощущаю ее отсутствие. Мне хочется куда-то идти, чего-то искать, бороться и побеждать. А события разворачиваются очень интересные.

Сегодня в Институте межпланетных сообщений на лекции «Материальная часть ракет» нам сообщили, что мы в своей ракете будем иметь дополнительный двигатель, работающий на фотонной энергии. Мы бесконечно обрадовались. Ура! Слова Денисова и Рендола осуществляются.

Я не только штурман, мне нужно овладевать профессиями радиста, картографа, метеоролога, кроме того — кинооператора. Виктор — второй штурман корабля, к тому же он должен будет вести физические и химические опыты, собирать минералогические и петрографические коллекции на Луне.

Состава экипажа мы еще не знаем. Теперь от нас требуют одного — учебы, тренировок, знаний.

10 июня.

Сегодня мы не занимались. Утром вся школа отправилась на ракетодром. В центре поля увидели огромную металлическую башню, в середине которой стояла хвостом вниз ракета. Возле башни ходили люди, сновали автомашины, тягачи. Нам сообщили: это автоматическая ракета «Алмаз». Она направится сегодня к Луне, станет ее искусственным спутником.

Сотни аппаратов и приспособлений, установленных на ракете, дадут возможность лучше изучить Луну, выбрать надежную площадку для посадки пассажирского космического корабля. Как это верно, умно! Мы не имеем права рисковать жизнью человека. Каждый шаг в неизведанное должен быть продуман, надежен. Ракета «Алмаз» проложит окончательную трассу к Луне, произведет последнюю разведку.

Приближалось время старта. Огромная башня разделилась на две части, далеко раздвинувшиеся в стороны. На поле, на сером бетонном постаменте, застыла ракета. У нее тонкое изящное тело, она похожа на огромное сказочное копье.

Над ракетодромом взлетела зеленая сигнальная ракета, и мы один за другим вошли в бетонные укрытия. Теперь мы наблюдали за ракетодромом через толстое кварцевое стекло и специальные подзорные трубы.

И вот — что это: обвал, землетрясение? — бетонный дот пошатнулся, как будто попал в огромную упругую волну. Заныло в висках. Гул, громовой, раскатистый, заполнил пространство. Мелькнули и тотчас исчезли в клубах дыма снопы багряного бешеного пламени. Мы обернулись к радиолокатору. На мягком беловатом экране его стремительно неслась ввысь черная стрела.

В добрый час! Теперь можно готовить настоящий штурм безбрежного шестого океана и его цитадели Луны. Мы — капитаны космических крейсеров — по следам Юрия Гагарина поведем их вперед. Звезды будут нашими маяками, сердца — заветным компасом.

Ракета «Алмаз» трехступенчатая. Первые две ступени отпали в первые минуты полета. Мы видим, как они опускаются на землю на парашютах. Теперь в ракете работает атомный реактор. Скорость полета увеличивается. Три… четыре… пять километров в секунду. А вот и проектная — 11,2 километра!

Как точно, строго работают автоматы! Радиоимпульсы локаторов будут сопровождать ракету на всем ее пути. Если понадобится изменить курс полета, он будет изменен. И это сделает человек с Земли, находясь далеко от космического корабля…

Трудно передать чувство, охватившее нас. Мы кричали «ура!», обнимались, поздравляли друг друга с победой. И как было не волноваться! Вслед за этой ракетой полетит другая, наша…

13 июня.

«Алмаз» достиг Луны. Полет продолжался немногим больше 33 часов. Получены первые телевизионные передачи. Строго по заданной программе корабль начал облет Луны на расстоянии нескольких сот километров от ее поверхности. Горы, кратеры, расщелины видны отчетливее, чем с борта обычного винтового самолета. Удивительное, сказочное зрелище! Тобой, Луна, могли любоваться влюбленные и поэты, но ходить по твоим просторам будут только храбрые, с дерзкими сердцами люди.

Да! Едва не забыл записать. Поздно вечером был дан небывалый в истории человечества салют. С борта ракеты «Алмаз» ровно в 22 часа по московскому времени на неосвещенную часть Луны были посланы несколько снарядов, начиненных специальной горючей смесью. Со всей европейской части Земли, в Азии и Африке люди наблюдали за удивительными фиолетово-синими вспышками. Казалось, на Луне началась гроза. Огненные взрывы и сполохи напоминали удары молний.

Я был так взволнован, что долго не мог уснуть. Мне вдруг пришло в голову: видела ли вспышки на Луне Наташа? Хотелось знать, с кем в этот вечер она наблюдала космический фейерверк, какие говорила слова? Хотя на душе радость, даже ликование, где-то под сердцем — чувствую это отчетливо и остро — живет тоска. Раньше я никогда этого не зная. Как от нее избавиться? Видимо, сделать этого я не смогу. Она так привязана ко мне, как наша ракета к Луне. Значит, тоска станет моим спутником! Как же все-таки избавиться от нее?

15 июня.

Мы до мельчайших деталей изучили трассу полета к Луне. Каждый день расчеты, задачи, таблицы. Самостоятельно составляем небесные карты. Знаем график рейса наизусть. Если бы меня разбудили ночью и спросили, с какой скоростью будем лететь на расстоянии 120 тысяч километров от Земли, я сразу дал бы безошибочный ответ. Кстати, нам дано право в полете опробовать фотонный двигатель. Но вряд ли мы будем его включать, направляясь к Луне. Вот когда побродим по ее ландшафту, когда выполним главное задание, тогда, на обратном пути, можно будет заняться и экспериментами. К тому же для разгона ракеты с включенным реактором аннигилирующих частиц потребуется трасса в миллионы километров. Что ж, мы сделаем бросок к орбите Марса или Венеры — пространства во Вселенной хватит.

В последние дни часто брожу по лесу. Я люблю лес, люблю слушать его протяжный величавый шум. Мне кажется, лесным шумом, таинственной дремучей прохладой можно исцелять любые раны.

Несколько раз приходил к лесному озеру. Искал глазами Наташу. Ее не было. А я так хотел бы хоть издали увидеть ее.

Сегодня у меня особенно радостный день. Нам сообщили, кто летит первым рейсом на Луну. Я лечу! Нет, не каждый может понять, что это значит для меня. Счастье? Нечто большее! Триумф? Одним словом: лечу к звездам! Вместе со мной готовится в рейс Виктор. Начальником экспедиции назначен Иван Иванович Денисов.

За несколько минут до старта «Алмаза» мне довелось увидеть Денисова. Невольно вспомнил минувшие годы, первый свой полет на Малую Луну. Какой у меня тогда был вид! Меня, как безбилетного зайца, вытащили из ракеты. Я не знал, что делать. Но настойчивость не оставила меня. Это заметил Иван Иванович и на свой риск разрешил мне лететь. Таких счастливых случайностей очень мало бывает на Земле.

Сердце бьется ровно, горячо. В груди — радостное ожидание встречи с неизвестным, немного загадочным грядущим днем. Я полностью предаюсь мечтам. Обхожу лесные тропинки, луга, пробираюсь сквозь густые заросли бузины.

Я скоро покину тебя, лес, буду грустить о тебе! Слышишь?

Не заметил; как подошел к озеру. Шум леса и шум волн — как много в них разного. Но они рождены одним дыханием, одним взглядом великого творца жизни — лучистого неугасимого Солнца.

Я осмотрелся. Над кручей — высокая белоногая березка, невдалеке серый растрескавшийся пень. Знакомое сердцу место! Я невольно присел на камень. Шумели, выкатываясь на желтый берег, волны. Над головой, под едва заметной радугой, двигались облака. Я люблю наблюдать за тихими, спокойными небесами. Их простор, холодноватые глыбы белоснежных облаков чаруют сердце и как бы охлаждают чувства.

Но особенно прекрасным становится небо, когда оно вдруг загрохочет, заговорит могучим властным голосом. Тучи, кажется, в эту пору делаются гулкими, как колокола. И хотя их рассекают острые клинки молний, тучи не расползаются, а плывут дружно, угрожающе, и целые водопады обрушиваются на поля, луга, леса…

Сколько я сидел у озера, не знаю. Неожиданно почувствовал легкое освежающее дуновение ветра. Нет, он доносил до меня не влагу озера, — это я отчетливо заметил, — а пахучую влагу далеких лугов, душистый настой цветов.

Я глянул на небо. О! Скоро гроза. Хотя ветер не был сильным, но тучи в вышине неспокойно передвигались, свертываясь в черный, огромный узел. Тучи ползли не со стороны озера, а из-за леса. И не успел я вскочить на ноги, как по листьям деревьев, по траве, по моей фуражке забарабанил дождь.

В эту минуту послышались девичьи голоса. Я вздрогнул. Из молодого ельника выбежали несколько девушек. Они суетились, искали под деревьями укрытия. Наконец подбежали к старому, с пышной кроной вязу, но одна из девушек отделилась от подружек, заторопилась к одинокой густой ели — к той самой ели…

Вот так неожиданность. Это же Наташа! Ноги сами понесли меня к знакомому дереву. Наташа услышала шаги, оглянулась, в мою сторону и радостно закричала: «Скорее! Скорее!»

Мокрый, запыхавшийся, я остановился, поздоровался кивком головы.

— Как вы сюда попали? — спросил я девушку.

Она ответила:

— Дождь пригнал. И удивительно — снова мы с вами вместе…

— Благодаря грозе..

— Да, — подтвердила Наташа, потом, помолчав немного, добавила: — А знаете, это хорошая примета. Слушайте, как вас зовут?

— Олег.

— Красивое имя…

— А я и не замечал, — пошутил я.

Она немного печально и укоризненно ответила:

— Стремление не замечать — плохая черта у людей. Постепенно они свыкаются с этим и становятся черствыми, сухими.

— Вы меня в чем-то обвиняете? — почему-то испуганно спросил я и посмотрел прямо в ее карие, с золотой искринкой глаза.

— Да! — отрезала девушка. — Почему вы убежали с танцев? Помните?

Я опустил долу очи.

— Голова заболела, — наконец нашелся я, чтобы хоть что-нибудь ответить. — И мне стало грустно…

— Я тоже загрустила… А вы, верно, по своей всегдашней привычке не заметили? — с иронией спросила девушка.

— С вами был Виктор… А я друзьям не мешаю.

— Ах, вот вы какой! Заботитесь о Викторе, а обо мне даже и не подумали? — и, своенравно крутнув плечами, она убежала под вяз к подругам.

Девушки весело смеялись.

Я тоже вышел из-под сосны и медленно побрел по берегу озера. Наташа смотрела мне вслед, — это я инстинктивно чувствовал, — смотрела с печалью и упреком. Мне хотелось остановиться, позвать ее с собой, чтобы пройтись рядом под этим густым, душистым, освежающим дождем. Но я даже не обернулся. Сзади звенел девичий смех, вздыхало под кручей озеро.

Нет, я не был в отчаяньи. Я понимал, что случилось чудо — любимая, чего уж таиться, девушка обратила на меня внимание. Теперь не было никаких сомнений… Мне хотелось идти на край света, прыгать и петь, целовать всех встречных, крепко жать им руки.

Шумела гроза. Не только в небе, но и в моей душе.

И вот на западе опять, как тогда, раздвинулись тучи, в их просвете по-молодому живо и весело засияла синева. Она была мягкой, свежей, цвета морской воды.

Издалека донеслась песня. Она рассказывала о встречах, больших, нерастраченных чувствах.

 

Глава шестнадцатая

В столичном пресс-клубе было полно народа. Здесь — место рождения сенсаций и самых невероятных вымыслов, которые с такой охотой подхватывает вся пресса Штатов. Сюда собрались корреспонденты сотен газет со всех концов мира.

На пресс-конференции ожидалось выступление Поля Арноля. Он расскажет о цели полета ракеты «Анаконда» на Луну и ответит на вопросы. Так задолго до полета имя жениха Элси стало известно газетам. А газеты — реклама. А реклама — доллары. Славно начато!

В зале стоял невероятный шум: между корреспондентами шел оживленный обмен новостями. На столиках трещали пишущие машинки, вертелись диски магнитофонов, шелестела бумага. Не хватало мест. Были заняты все проходы и верхние балконы.

И вот на возвышение, украшенное двумя флагами — звездно-полосатым, национальным, и синим главного города Штатов, — вышел президент пресс-клуба мистер Дэвид в сопровождении Поля Арноля, Макса Велла и Роба Питерса. В зале послышался свист, редкие аплодисменты, топот каблуков.

Мистер Дэвид, сутуловатый, с морщинистым лицом завсегдатая ночных клубов, поставил на стол традиционную серебряную кошку с круглыми большими глазами. Это означало: все, о чем здесь будет сегодня рассказано, не составляет секрета и может открыто комментироваться в печати. Вступительная речь мистера Дэвида была краткой и строго официальной. Настал черед Поля Арноля. Он взошел на трибуну медленно, уверенно, с самодовольной усмешкой.

— Господин председатель! Леди и джентльмены! Я понимаю интерес, проявляемый во всем мире к нашему необычайному путешествию, — начал он. — Колумб открыл когда-то новый мир — Америку. Мы взяли на себя более трудное обязательство — открыть для Штатов Луну. Завтрашний день — исключительный день в моем календаре. Я со своими коллегами покидаю нашу старушку — Землю. 380 тысяч километров — небывалый путь. Он еще не проложен никем из людей, но усеян золотом, лавровыми венками славы. Мы доставим эти венки сюда, в наш достопочтенный город. Я простой человек. Мой отец — владелец небольшого консервного завода. Мой друг Макс по профессии — рыбак, Роб — грузчик. Мы — верные сыны Штатов и Бога… Нам лестно прославить в веках наши Штаты, наш большой город. У нас — самая счастливая страна. Нашими президентами избираются такие же сыны Штатов, как мы. У нас можно лечь спать бедняком и назавтра проснуться богачом. Сто часов полета ракеты дадут нам пять миллионов долларов. В наших Штатах — все для человека дела. Мы делаем свое счастье и счастье свободной державы…

Совсем другие порядки у коммунистов. Вы знаете, леди и джентльмены, что Советы послали ракету на Луну. Там она — увы! — и осталась. Вы хотите знать — почему? Пожалуйста: ракета не могла захватить с собой на обратный путь топлива. Не от хорошей жизни, леди и джентльмены, швыряются они ракетами…

Нам известно, что в скором времени русские пошлют на Луну вторую ракету, на этот раз с пассажирами. Но заметьте, экипажу не обещано ни цента вознаграждения. Они будут покорно исполнять свои обычные служебные обязанности. Это, я скажу, бесчеловечно, жестоко! Так могут поступать только в стране, где человек приравнен к обыкновенным бездушным механизмам. Они хвастают своими идеями. А что такое идея? Ее не положишь в карман и из нее не поджаришь бифштекс.

В наших Штатах деловая жизнь питается не идеями, а долларами. Как известно, человек от рождения ненасытен. Доллары — будь это бумажки или золотые монеты, — множество долларов, овладев душами людей, становятся непременно материальной силой. Она все может сделать — превратить планету в цветущий сад или разбить ее вдребезги. Вы знаете, это не секрет: чтобы стать богатым, нужно быть сообразительным, прозорливым и таким трудолюбивым, как Бог в первый день творения Вселенной…

Мы летим в далекий путь с большой человеческой миссией. Миллионы лет Луна была привязана к колеснице Земли, являлась ее рабыней и слугой. Теперь наступает конец этой несправедливости: ее мертвая пустыня будет превращена в один из красивейших оазисов нашей скучной пока что Галактики.

Это — не декларация, а серьезное и обоснованное предвидение. Мы не демагоги, мы люди дела. Можете сообщить в своих газетах, — подчеркнул Поль Арноль, — что ровно через трое суток флаг Штатов будет развеваться на Луне. После этого пусть летят русские. В день создания Вселенной Бог завещал Луну Штатам. Мы исполним свой долг, возьмем себе то, что нам по праву принадлежит.

Да здравствуют Штаты! Да здравствует президент!

Речь Поля Арноля не оставила собравшихся равнодушными. Они довольно охотно и долго аплодировали ему, выкрикивали приветствия, энергичными жестами выражали свое одобрение. В пресс-клубе стало сразу шумно, оживленно. Некоторые журналисты, покинув зал, спешно направились в рабочие комнаты, чтобы передать по телеграфу, телетайпам и телефонам в своп газеты первые вести о сенсационном выступлении.

Стол, за которым сидели космические путешественники, был окружен толпой фоторепортеров. Щелкали фотоаппараты, ослепительно вспыхивали «блицы».

По традиции пресс-клуба вскоре открылся форум. На стол посыпались карточки с вопросами. Журналисты, как известно, пронырливые, изобретательные и резкие в своей прямоте люди. Они задали немало сложных вопросов, над которыми Полю Арнолю пришлось немало поломать голову.

Поль наконец выбился из сил. Его выпуклый лоб покрылся испариной. Он усталым взглядом обвел зал, взял очередную карточку, пробежал глазами по строчкам. Сразу исчезло чувство усталости. В карточке было написано: «Брат, сегодня вечером тебя ждет Горный Барс. Приходи! Не забывай, ты дал клятву своею кровью».

Поль заволновался. Возникло опасение, что вожаки легиона могут помешать ему осуществить заветную мечту. «О великий боже! Пронеси беду стороной!» прошептал Арноль и спрятал карточку в карман.

Заключительная часть пресс-конференции прошла менее интересно. Поль Арноль был не в настроении, не старался больше отвечать метко, шутливо.

Все же, когда президент пресс-клуба стукнул молотком, объявив окончание форума, Поля окружила тесным кольцом возбужденная толпа журналистов, репортеров, которые торжественно вынесли его из пресс-клуба на руках. На шею Арнолю был повешен огромный венок с надписью: «Великому национальному герою Штатов, который оставит первый след человека на Луне».

Сам президент пресс-клуба Дэвид проводил Поля домой.

* * *

Ровно в двенадцать часов ночи Поль Арноль с душевным трепетом остановился у подъезда знакомого трехэтажного здания.

Казалось, в зале, куда вошел молодой легионер, никого не было. Но вот в одном углу кто-то пошевелился. Поль присмотрелся. Жестом руки его звал к себе владыка Легиона. Поль покорно подошел, поклонился и сделал левой рукой знак приветствия.

— Брат! — сказал длинный, сухой человек в черном плаще и капюшоне. — Я твой судья и владыка Горный Барс. Ты наш верный и надежный легионер. Тебе хорошо известно: Штаты в опасности. Нужно уничтожить черных и красных дьяволов на Земле. Ты один из тех, кто готов это делать денно и нощно. Если бы все легионеры были такими, как ты, ровно через три месяца мы управляли бы Штатами. Хорошие слова сказаны тобой нашему народу в пресс-клубе. Брат, черный человек пошевелился, взял в руки неоновый крест, — мы желаем тебе успехов, удачи. Но, не обижайся на наше слово, ты можешь погибнуть, и пять миллионов долларов останутся в сейфах сенатора Уолтера. Подумай, брат, как сделать лучше.

— Я заключил контракт, — ответил в отчаянии Арноль и почувствовал, что его плохо держат ноги. — В случае… — Он замялся, потом добавил: — Деньги получит отец.

— Брат! — воскликнул черный человек, и в щелях маски по-кошачьи засветились глаза. — Ты совершил промах. Мы все знаем! Завтра ты оставишь Землю и, может быть, навсегда. Твои братья легионеры будут прославлять твое имя, будут помнить твой подвиг. Ты должен завещать пять миллионов нам!

Поль Арноль едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Он отступил шаг назад, пошатнулся и упал бы, если бы не схватился за ореховую подставку, на которой стоял магнитофон.

Длинная черная рука подняла багряный крест, поднесла к лицу молодого джентльмена.

— Спокойно, брат, спокойно! Не забывай, ты — наш сын. Мы приняли твою кровь, твое тело.

Поль Арноль увидел, как откуда-то из темноты выплыл белый лист бумаги, лег перед ним на круглом маленьком столике.

— Подпиши, брат! Мы — не твой отец, мы вытянем из Уолтера или эти деньги, или его жилы!

Полю показалось, что ему приснился какой-то тяжелый, кошмарный сон, что пройдет минута — все это исчезнет, развеется и он облегченно вздохнет.

Но это был не сон. Перед ним в скупо освещенной полутьме белела зловещая маска, за которой пряталось жестокое лицо Горного Барса.

О, Поль знает о его подвигах. Ему самому нравились холодная — рассудительность, бесцеремонность и жестокость Барса.

Что оставалось делать? Поль склонился над столиком и, не читая, подписал бумагу.

— Брат! Будь готов бороться за свою честь, за свой дом, за Легион! Иди!.. — каркнул старчески-надтреснутым голосом Горный Барс и поставил неоновый крест в левый угол зала.

Полю почудилось, что кто-то дал ему сзади хорошего пинка. Он согнулся и выбежал из ужасного здания. Было такое ощущение, словно кто-то нагло, на глазах людей, средь бела дня залез в его карман, забрал все деньги.

Но свежий воздух, яркие огни города, перед которыми, казалось, бледнели даже звезды в небе, постепенно возвратили Полю способность рассуждать. Почему он обязательно должен погибнуть? Нет, все расчеты сделаны точно, риск невелик.

«Я получу все пять миллионов, — думал он. — Из них, правда, придется выделить немного Максу, Робу и, конечно, в кассу Легиона. Однако я не буду в убытке. Нет, нужно сделать так, чтобы Робу и Максу не понадобилось вознаграждения. Тогда их долю получит Легион и я стану богатым, черт побери!..»

Поль зашагал быстрее. На площади стояли сияющие лаком и золотом роскошные лимузины. Тысяча чертей! Не все пропало, есть верные гарантии, что и Элси, и доллары будут принадлежать ему.

Город еще не спал. Из баров и ресторанов доносились песни, крики, звон хрусталя. Но он ничего не замечал. Перед глазами Поля стояли лица Макса, Роба, Элси и багряный неоновый крест.

 

Глава семнадцатая

19 июня.

Виктор по-прежнему почти со мной не разговаривает, держится подчеркнуто строго, сдержанно. Потому я чаще, чем когда-либо, обращаюсь к дневнику — моему верному другу.

В нашей Галактике ничего примечательного не произошло. Но в мире много интересного. Нынче газеты сообщили, что на Луну отправлена первая космическая ракета Штатов. Командир корабля Поль Арноль произнес довольно воинственную речь. Чудаки! Мало того, что они уже раскупили по частям Луну, они собираются установить пошлины для кораблей других стран, которые будут туда прилетать.

Во Франции, Болгарии, Польше общественность заявляет против этого решительный протест. Претензия Штатов на Луну — беспрецедентный случай в истории.

И чего они так стараются? Конечно, их генералы мечтают построить на Луне атомные военные базы, чтобы держать всю Землю под постоянной угрозой космической войны. Владельцы компаний и монополий уже наметили участки для своих рудников! Злые, бездарные маньяки! Я верю — они при такой политике обзаведутся только шишками на лбу.

Пресса Штатов подняла бешеный вой, клевещет на советскую науку, дает восхищенные отзывы о качествах ракеты «Анаконда». Правда ли это? Почему-то не верится. Боюсь, чтобы их стремление к первенству в завоевании Луны не таило в себе какой-нибудь авантюры.

Кто такой Поль Арноль? Говорят, он вовсе не профессиональный космонавт. Никто ничего не слышал о Максе и Робе. Я считаю, что хотя управление ракетой почти полностью осуществляется с Земли, на борту нужно иметь опытных, умелых, закаленных людей.

20 июня.

Был в ракетопорту. Заокеанская ракета как раз проходила 170-ю тысячу километров. Специально назначенные инженеры и ученые, следившие за ее полетом, сказали, что график движения ракеты выдерживается точно. Там был также Иван Иванович Денисов, он больше других интересовался полетом заокеанских коллег. Оно и понятно. Нелегко сознавать, что не он и его друзья первыми ступят на Луну.

Неожиданно я заметил, как опечалились его глаза. В чем дело? Что такое с Денисовым? Другие тоже заметили неожиданную перемену в настроении ученого. К нему подошел главный инженер ракетопорта.

— Что с вами, Иван Иванович? — поинтересовался он.

— Присмотритесь, пожалуйста, к ракете. Мне кажется, ее размеры недостаточно велики, — сказал он задумчиво и тихо. — Прошу вас, проверьте…

Главный инженер направился к вычислительной машине, нажал на какие-то кнопки и застыл в ожидании. Вскоре крайний из аппаратов щелкнул, выбросив на стол бумажку. Инженер некоторое время рассматривал ее, потом быстро подошел к Ивану Ивановичу.

— Смотрите!

Денисов поднес бумажку к маленькой синей лампочке. Вдруг он резко поднял голову, обернулся к служащим телевизионной станции и ученым.

— Друзья! Одно из двух: или наши соперники применили для двигателя ракеты какое-то неизвестное нам интенсивное топливо, или… — Он вдруг умолк и, опустив голову, добавил: — Вы сами должны догадаться…

— Не хватит, чтобы возвратиться обратно? — спросил Вилли Рендол, который тоже находился здесь… Иван Иванович посмотрел в глаза Вилли.

— Да, — выдохнул он.

— Но в ракете же зять Уолтера! — воскликнул Рендол. — Не может быть, чтобы сенатор рисковал его жизнью…

— Э, милый, подожди, — остановил его Денисов. — Здесь может быть определенный расчет. Вы не помните, как однажды там, в их Атланте, один джентльмен, желая разбогатеть, застраховал свою мать на 500 тысяч долларов и посадил ее в самолет одной богатой компании. Самолет взорвался в воздухе. Погибла мать джентльмена и более 30 пассажиров. Что же джентльмен придумал? Послал с матерью багаж, в котором была спрятана адская машина. Он и получил бы эти 500 тысяч долларов страховки, если бы не поторопился и не выдал себя. Вот какие там приключаются истории… — окончил Иван Иванович и закурил.

— Зачем же Уолтеру богатеть? — возразил кто-то. — Арноль — небогатый человек. Говорят, отец его всего-навсего владелец небольшого консервного завода.

— Значит, он — плохой жених… — отрезал Денисов. — Одним словом, свадебного путешествия у него не предвидится…

Открытие Денисова насторожило всех. Я внимательно следил за дальнейшими показаниями приборов. «Анаконда» пролетела большую часть пути и уже приближалась к Луне. Опасения за жизнь иностранных коллег уменьшились. Я уже, признаться, мало верил в предупреждение Денисова.

На другой день поздно ночью ученые, инженеры, штурманы собрались у телевизора. На ярком, с округлыми краями экране по-прежнему двигалась ракета. Скорость ее с каждой минутой увеличивалась. Да, она падала на Луну. Мы замерли в напряженном ожидании: вскоре произойдет посадка — один из самых ответственных моментов полета.

Экран мигает. Уже почти половину его заняло изображение рябоватой поверхности Луны. Оно грозно надвигается на экран пирамидальными пиками и широкими овалами. Вот уже видна каждая расщелина, каждый самый маленький кратер.

— Сейчас… — сказал не то с каким-то отчаянием, не то с тоской в голосе Денисов, когда «Анаконда» вышла на границу торможения.

Я, признаться, закрыл глаза руками. Катастрофа казалась неминуемой. И вдруг все облегченно вздохнули, зашевелились. Я глянул на экран. В передней части ракеты как будто выросли усы — пышные, длинные. Они начали торможение! Потом ракета скрылась. Я посмотрел на Ивана Ивановича. Он положил мне на плечо руку, спокойно и бодро сказал:

— Молодцы! Торможение провели правильно.

— Где же ракета? — воскликнул кто-то.

— Сейчас увидите…

Прошло несколько минут напряженного ожидания. И вот в правой стороне экрана появилась серая сигара корабля. Ракета делала круговой облет Луны.

У меня в душе были и радость, и недовольство. Хотелось сказать Денисову;

— Первенство за ними! Нам придется только повторить чужие подвиги. Эх, Иван Иванович!..

Не знаю, каким образом, но он угадал мои мысли. Подойдя ко мне, крепко сжал плечо, тихо сказал:

— Не огорчайся, парень, выигрывает тот, кто умеет ждать!

Изображение ракеты на какое-то время отодвинулось за рамку, исчезло. Минута — и на экране, заняв всю его площадь, появилось лицо человека с довольной, гордой улыбкой. Черный, с иголочки смокинг, яркосиний галстук в крупные горошины. Нетрудно было догадаться: это Поль Арноль. Сделав жест, достойный театрального героя, он заговорил:

— Мистер президент! Леди и джентльмены Штатов и всего мира! Слушайте и смотрите на нас! Мечта человечества осуществлена. Мы приблизились к Луне, она под нами. Хэлло, друзья! Полет прошел отлично. Самочувствие у нас самое наилучшее. Элси, я верю и надеюсь: ты видишь меня. Мне не достает твоей руки, твоих глаз и губ. Готовься к встрече на Земле. Мы выполним задание Штатов.

Пусть знает весь мир — с этой минуты наша страна увеличивается на один штат. Губернатором его по приказу президента назначен я. Слушайте и смотрите все, все! Первая передача с борта «Анаконды» оканчивается. Экипаж ракеты готовится к насадке. Мы развернем полотнище флага Штатов в кратере Коперника. Да здравствует новый штат! Слушайте и смотрите наши следующие передачи…

Хотя Арноль говорил по-английски, все присутствующие в этом зале понимали его. Олег посмотрел на Рендола. Этот всегда спокойный человек сегодня нервничал. Мускулистое продолговатое лицо было напряжено, глаза сузились. Морщины на высоком лбу как будто стали глубже.

Я понял его настроение. Он никогда не мог терпеть самодовольных болтунов — и вдруг такая речь Арноля! Если бы этот иностранный пустомеля был близко, я уверен, что Рендол, не сдержавшись, грянул бы своим зычным басом:

— Хватит! Слезай!

Иван Иванович Денисов стоял в стороне, наблюдал за всеми и улыбался. О чем он думал? Трудно сказать. На лице его можно было заметить пренебрежение к зазнавшемуся иностранному «колумбу», но, мне кажется, он все же немного жалел Поля Арноля. Неужели угадывал его незавидную дальнейшую судьбу? Или верил, что советская экспедиция будет горда не такими мелочными подвигами?

Мы возвращались домой вместе с Виктором. Конечно, комментировали последнее событие. Я почувствовал в его словах какое-то безразличие к предстоящему нашему полету. «Все это ненужная выдумка! — говорил он. — Луна… Луна… Подумаешь, новость! Что Луна даст людям? Она ж мертва, пустынна. Ее саму природа обобрала до нитки. Так нет же, затрачивают средства, готовят людей, строят махины — и все для того только, чтобы потом сказать: «Мы прилетели на Луну. Смотрите, какие мы молодцы!» А пользы от этого — ни на грош».

И трудно сказать, было ли это всерьез продумано или говорилось просто так.

Я, конечно, не согласился с ним. Мы спорили горячо, бурно, затем я спросил: «Может, ты откажешься лететь? У тебя же такие рассуждения…»

Он умолк и несколько минут шел, как будто думая о чем-то про себя. Затем, резко остановившись, сказал: — А знаешь, ей-богу, отказался бы. Но ты летишь, и я от тебя не отстану» — «Боишься, что славу всю заберу?» — спросил я насмешливо. Он ничего на это не ответил. Я вижу: мы все более и более отдаляемся друг от друга. Жаль!

Когда ложился спать, невольно подумал о Наташе. Дружит ли Виктор с нею? Несколько дней нигде ее не видел. Не забывается последняя встреча. Как искренне она говорила! И последние ее слова… Нет, она не любит Виктора, не любит!

 

Глава восемнадцатая

Сенатор Уолтер встретил Фрэнка Уэста на пороге.

— Хэлло! Очень рад видеть, — весело проговорил он. — Как дела фирмы?

— О-о, вери гуд! — протягивая хозяину руку, довольно ответил Фрэнк Уэст.

— Вы не опоздали. Заходите, полюбуйтесь: наши парни черту рога сбивают. Знаете, сэр, я утверждал и сейчас утверждаю: величайшим полководцем нашего времени является Доллар! Он выигрывает такие битвы, что любой генерал может позавидовать. Как вы думаете?

Фрэнк Уэст вежливо улыбнулся:

— Я преклоняюсь перед вашим полководцем, сэр, уже более сорока лет и полностью согласен с вами в оценке его достоинств.

Долговязый лакей с усиками распахнул перед ними дверь. Сенатор проводил своего старого друга в гостиную, где белел огромный экран телевизора.

— Включаю Луну, — не без гордости проговорил сенатор, настраивая аппарат. — Эй, парни, где вы?

Некоторое время экран был чист. По нему пробегали лишь продолговатые волны-сполохи. Потом мелькнули какие-то тени, и в матовом окне зашевелилась, как огромный футбольный мяч, Луна.

— Вот она, наша красавица! — сказал Уолтер, самодовольно поглаживая бритый подбородок. — Должен вас обрадовать: все идет по плану. Акции нашего концерна поднялись еще на несколько пунктов. Вы слышали, сэр? — не оборачиваясь к Уэсту, спросил сенатор.

— Я завидую вам. Необыкновенный спрос на акции «Ракета энд индустри» вызвал переполох у большинства предпринимателей страны. Их концерны и компании переживают спад. И все это из-за вас, сэр.

— А мне наплевать, — бросил сенатор.

Он настроил телевизор на другую волну. Потянулись горные цепи, крутые овалы цирков, черные щели. И вот рука Уолтера вздрогнула, застыла. Фрэнк Уэст услышал его приветливый голос;

— Хэлло, мистер Арноль! Очень рады вас видеть. Посмотрите на меня, мой мальчик.

Поль Арноль учтиво поклонился, приложив руку к груди. На его губах блуждала радостная улыбка.

— Вы славно потрудились, Арноль! Ты, сказать правду, удачлив, как черт! Готовитесь к посадке?

— О да, сэр! Надеюсь, вы не забыли: там меня ждут чек на пять миллионов и моя Элси.

— Конечно, конечно… Когда посадка?

— Скоро. — Поль посмотрел на часы. — Макс, приготовиться!

Уолтер и Уэст застыли в неподвижных позах. Сенатор волновался. Он глубоко дышал и морщил лоб. Затем помахал космонавтам рукой, пожелал:

— Успехов вам, сыны Штатов!

Уэст внимательно следил за экраном. Он думал о Море Дождей, о первых рудниках, которые он обязательно откроет там, чтобы разработать урановые залежи, о курсе акций…

— Лишь бы они удачно прилунились, — проговорил тихо сенатор. — Элси! Элси! Иди сюда. Разве тебя не интересует корабль Арноля. Слышишь?

Элси выглядела посвежевшей. Черное декольтированное платье поблескивало, переливалось огнями, как будто было соткано из самоцветов.

— Я волнуюсь, па, — сказала она. — Мне почему-то страшно.

— Помолись богу. Тебе станет легче, — посоветовал сенатор.

Между тем ракета замедлила падение и пошла в круговой полет вокруг Луны.

— Не кажется ли вам, что двигатели прекратили свою работу преждевременно? — спросил Фрэнк Уэст сенатора.

— Через сколько секунд?

— Признаться, не заметил, — ответил Уэст. — Думаю, не выдержан график…

— Пока на это не похоже. Слава богу, ракета летит.

Сенатор Уолтер взял Элси за руку, притянул к себе.

— Позвони в космопорт, — сказал он озабоченно. — Спроси, как проведено торможение, почему ракета не идет на посадку?

Элси побледнела. Она не догадалась, а скорее почувствовала сердцем: случилось что-то страшное, непоправимое. Почти машинально Элси набрала номер.

— Мистер Уолтер! — зашептал Уэст, обернувшись к своему приятелю. — Я ничего не понимаю. Объясните! Ракета делает повторный кольцевой оборот вокруг Луны. Это же не предусмотрено. Она потеряла управление…

Элси выронила трубку: она все слышала.

— Поль! О, Поль, ты погиб ради меня! — Элси в отчаянии заметалась по гостиной.

Сенатор сжал плечи дочери, усадил ее в кресло.

— Успокойся, не все еще потеряно. Твой мальчик вернется, он будет жить!

Он сам подошел к телефону. Из космопорта сообщили, что корабль Арноля начал торможение точно в установленное время, вышел на круговую орбиту Луны и вдруг потерял управление. С кораблем прервана радиосвязь. Что случилось неизвестно.

— Не станет ли ракета спутником Луны? — спросил сенатор.

— Нет, сэр, — отчетливо проговорил голос в трубке, — не станет.

— Надо немедленно предпринять что-то! Чем им можно помочь?

— Помочь не удастся. У нас нет надежных ракет, сэр. Корабль мистера Арноля ровно через десять часов должен врезаться в скалы Луны.

Сенатор опустил поседевшую голову и молча покинул гостиную.

— Па, не оставляй меня одну! Будь со мной! — закричала со слезами в голосе Элси.

— Детка, ты должна… мы все должны примириться с судьбой, — ласково проговорил сенатор, остановившись в дверях и не оборачиваясь. — Поль национальный герой Штатов. Его будут помнить в веках.

Элси еще некоторое время видела перед собою его черную спину, и ей показалось, что это не спина отца, а стена — глухая и непроницаемая. Элси закрыла лицо руками. Плечи ее содрогнулись от рыданий.

* * *

— Какой удивительный мир! — воскликнул Макс, разглядывая через широкий иллюминатор крутые каменистые бока Луны.

Потное лицо бывшего рыбака светилось радостью.

Вскоре их экипаж выполнит самое главное задание развернет звездно-полосатый флаг Штатов над кратером Коперника. Пусть видит вся Вселенная! Теперь мысли Макса были на Земле. Там, в столице Штатов, для него приготовлен чек. У него будут деньги, он купит самый лучший рыболовный траулер и заживет тихо, спокойно, богато. Макс замурлыкал какой-то веселый мотив.

— Ты доволен? — спросил Поль Арноль. — Как видите, мальчики, нам сопутствует удача. Мы удивили весь мир. Это называется чистая работа. Так, Макс?

— Конечно. Только, сэр, мы ведь еще не произвели посадку.

— Сядем, не беспокойся. Самое опасное позади, — бодро ответил Арноль и, думая о чем-то своем, ухмыльнулся.

Между тем ракета достигла границы ночи и дня, вошла в густую непроглядную темень. Совсем иным стало небо. На нем по-новому засиял оранжево-голубой шар Земли.

Поль стал к пульту управления и приказал Максу сделать несколько фотоснимков.

— О кей! — выкрикнул он. — На посадку!..

Солнце выглядывает из-за зубчатого горизонта Луны. Видно, как бежит вспять тень. На Луне снова занимается день. Пора!

На экране телевизора возникает фигура грузного, в мешковатом костюме человека.

— Готово, капитан? — спрашивает он нетерпеливо.

— Да, мистер! Принимайте управление!

Огненные факелы газовых потоков вспыхивают впереди ракеты. Она вся дрожит, как будто напрягаясь.

— Снижаемся! — громко шепчет Макс.

Хотя при торможении возникает не такая уж большая перегрузка, но путешественники свалены на спины. Только Поль Арноль стоит перед экраном телевизора и все что-то говорит, передает на Землю.

Макс испытывает радостное предчувствие конца первого этапа путешествия. Скоро они возвратятся на Землю. Конечно, он женится на Эдит, обзаведется хозяйством. У него обязательно будет каменный домик, автомашина. Появятся дети. Зацветет садик возле дома. Каждый день его будут встречать на берегу жена, дети. Он — хозяин! Его будут уважать, при встрече кланяться, пожимать руки. И, конечно, станут шутить: «Ну как, мистер Макс, не собираетесь снова на Луну?» А он снисходительно улыбнется, ответит: «Нет, сэр, мне еще не надоело жить на Земле».

В каюте слышен ровный гул. Над головой вентиляторы гонят свежий прохладный воздух. Грудь стеснена от перегрузки, но Макс не замечает всего этого. Пройдет минута-другая — и они ощутят удивительную, неземную легкость в теле…

Неожиданно у пульта управления послышался крик. Макс и Роб вскочили с диванчиков. На полу неподвижно, как мертвый, лежал их капитан. Макс приблизился первым, посмотрел на Поля и все понял. Нужно же было ему стоять! Из носа и рта у капитана текла кровь. Глаза закрыты, лицо землисто-синеватого цвета. Поль был без сознания.

— Друг Роб, лекарства! — попросил Макс.

С трудом переставляя ноги, Роб подошел к светлому пластмассовому ящику. В этот же миг Макс почувствовал, как тело его вдруг стало невесомым.

— Слава всевышнему! — сказал он. — Двигатели выключены. Летим по инерции.

Рыбак осторожно поднял Поля, положил его на мягкий губчатый диванчик и привязал специальными ремнями. Роб принес лекарства и проделал то, чему обучали его на Земле медики. Капитан пошевелился, но глаз не открывал.

— Мистер Поль! Проснитесь! — звал Макс. — Вы нас видите?

Роб приложил к груди Арноля ухо, прислушался.

— Дыхание неглубокое, прерывистое, — сказал он. — Нужно дать кислород…

Оттолкнувшись от стенки, он поднялся в воздух и, как самый виртуозный акробат, сразу же очутился в другом конце каюты. В санитарном ящике Роб нашел баллончик с кислородом. Даже удивился: как трогательно позаботились о них, все мелочи учтены.

Вдохнув кислород, Поль сразу раскрыл глаза и удивленно посмотрел вокруг.

— Где я? Что со мной? — испуганным голосом спросил он и приподнялся на диване.

— О кей! Не волнуйтесь, сэр…

— Мы снижаемся?

— Да, сэр. Двигатели уже выключены.

Поль Арноль отвязался от диванчика, подошел к пульту управления и посмотрел на высотомер.

— 800 километров … — проговорил он тихо, настороженно. — Почему мы летим, черт побери? Когда же начнется посадка?

— Не знаю, сэр, — растерянно пожал плечами Макс. — Управляют посадкой с Земли…

Поль нажал кнопку телевизора. Вспыхнул экран. Что это? Телевизор молчал, на экране не возникло ни фигур, ни теней. Авария? Поль отыскал взглядом блестящий циферблат показателя горючего. Стрелка стояла на ноле.

— О боги! Мы погибли! — устало проговорил он и опустился в штурманское кресло. Глаза его лихорадочно бегали по приборам, как будто искали спасения. Потом Поль вскочил, резко повернулся в сторону Макса.

— Какого черта ты делал? Как все произошло? — загремел он на всю каюту. — Отвечай.

— Сэр, полет проходил нормально, — проговорил штурман. — Вот мои записи. Потом вы потеряли сознание, я и Роб поспешили к вам. Мне кажется, — сказал он твердо, — мало работали двигатели. Вот мы и летим по круговой орбите вокруг Луны.

— А почему не работает радио, телевизор? — спросил капитан и крикнул: — Произошла авария. Клянусь небом, это так! Куда ты смотрел, Макс? — наступал на штурмана Арноль. — Ты должен был предотвратить аварию! Должен! Что показывали локаторы?

Макс достал из аппарата пленку, подал Полю. На пленке был отмечен след двух небольших метеоров, которые пронеслись в 50 километрах от корабля.

— Как видите, мистер, — проговорил Макс, — метеоры здесь ни при чем.

— Ослы! Идиоты! Отвечайте, что случилось! — хрипел от злости Поль, размахивая сжатыми кулаками. — Ты умрешь, Макс! Ты нас подвел.

— Мистер, я не прошу пощады, но я невиновен…

Арноль стал у пульта управления, начал вертеть рычаги, нажимать кнопки. Контрольные и измерительные приборы были в исправности. Тогда он включил реактор и приказал специальным машинам подать жидкий водород. Машины заработали, но бесполезно: в реактор не попадало ни одной капли топлива.

— Мистер, мы зря теряем время, — проговорил Макс. — По моим подсчетам, наша ракета не может стать спутником Луны. Разрешите проверить антенну. Нам нужно связаться с Землей.

— Идите!

Макс с помощью Роба быстро облачился в космический костюм, наполнил баллон воздухом и вошел в шлюзовую камеру. Роб включил вакуумные помпы, потом открыл внешнюю дверцу ракеты.

Слегка оттолкнувшись ногами, Макс вылетел в черную бездну. Оглянулся: корабль стоял неподвижно. Вот чудо! И сам он никуда не падает, не летит, хотя внизу, под ногами, жуткая бездна, усыпанная бесчисленным количеством звезд.

Где же здесь низ, верх, стороны света? Их нет. Только черная молчаливая глубина, поглотившая все — и Луну, и Солнце, и их корабль…

Неужели ракета стоит все-таки на месте? Нет! Она летит и очень быстро. Ее неподвижность мнимая, относительная.

Что же случилось с ней? Макс включил реактивный моторчик и костюмный фонарь. Приблизившись к серебристой стальной громаде, он направил луч фонаря на носовую часть корабля.

Что такое? Антенны нет. Макс похолодел от ужаса. Вот так штука! Неужели это конец? Беда не только в том, что не хватило топлива, теперь нет никакой возможности послать в эфир сигналы бедствия, просить Землю о помощи.

Макс пристально осмотрел место соединения антенны с бортом корабля. Над стальной обшивкой торчали куцые медные стержни. На корабле отсутствовала и телевизионная антенна.

Все стало понятным. Видимо, от вибрации во время торможения антенна, не выдержав нагрузки, отломалась. Беспредельный космос сомкнулся в одной точке: теперь они были оторваны от Земли, от жизни, от радости. Их корабль превратился в металлический гроб. Страшно подумать, но это было так.

— Макс? — спрашивал по радиотелефону Поль. — Почему молчишь? Мы ждем твоих сообщений. Что с антенной?

— Беда, мистер, большая беда, — тяжело вздохнул штурман. — Мы погибли. — И он подробно рассказал о своем открытии.

— Поищи вокруг ракеты и быстрее обратно!

— Будет исполнено, капитан!

Макс включил моторчик и помчался за корму ракеты. Свой путь он освещал фонарем. Если бы антенна по инерции летела вслед за ракетой, она попала бы в луч света. Но нет, нигде никакого следа.

И вдруг Макс увидел нечто такое, что заставило его машинально протереть глаза. Впереди показалась круглая, величиной с футбольный мяч звезда. Она росла с каждой секундой, становясь все более яркой. Да это же советская автоматическая ракета! Как раз на этой высоте проходит ее орбита. Сердце у Макса затрепетало. Мысль, дерзкая, отчаянная, овладела всем его существом. Не сам ли бог хочет помочь им? Когда ракета приблизится, можно будет прицепиться к ней, забраться в каюту и дать ва Землю сигнал о бедствии.

Долго не думая, Макс на всю мощность включил моторчик и помчался наперерез советской ракете.

— Мистер Поль! — крикнул он в микрофон. — За нами следом летит советская ракета «Алмаз». Я хочу пересесть на нее, чтобы воспользоваться рацией. Не падайте духом, сэр…

«Алмаз» двигался между звезд довольно приметно. Макс, не сводя глаз, следил за ним. Вот уже виден не кружок, а продолговатая сигара.

Скорее! Скорее!

Необычайная встреча приближалась. Расстояние все меньше и меньше… И вот над головой проплыло стрелоподобное тело стального корабля. Макс выбросил вперед руки и, подтолкнутый портативным двигателем, ударился о металлическую обшивку «Алмаза». Руки скользнули по металлу.

Неужели неудача? Нет! Он, кажется, за что-то держится. Так оно и есть. Макс поднял голову и счастливо улыбнулся. Расчет был правильным: руки крепко сжимали металлическую сетку направляющей антенны.

— «Анаконда»! «Анаконда»! Мистер Арноль! Докладываю: операция удалась. Скоро буду в каюте «Алмаза». Вы слышите меня? Слышите?

Ответа не последовало. И понятно: его и «Анаконду» разделяло большое расстояние. Радиотелефон позволял вести переговоры только на расстоянии 300–400 километров. Макс с тоской посмотрел назад. «Анаконда» была едва видна.

— До свидания, Роб! — прошептал Макс, и слеза скатилась по его щеке. Не теряй надежды, старина. Мы еще встретимся! Слышишь?

Эфир молчал.

Макс теперь без риска мог оторваться от «Алмаза», облететь его со всех сторон, поискать вход: он приобрел ту же скорость полета, какую имел советский спутник Луны.

* * *

Сенатор лежал на богатой тахте, просматривал газеты. Штаты жили небывалой сенсацией. Вся пресса на разные лады комментировала загадочную аварию на космическом корабле «Анаконда». Давали свои интервью самые крупные ученые Штатов. Большинство из них придерживалось мнения, что ракета явилась жертвой столкновения с метеоритом. В подтверждение этого они ссылались на неожиданный перерыв радио— и телесвязи с экипажем.

В газетах помещались портреты Поля, Макса и Роба в черных траурных рамках. «Они погибли, прокладывая небывалые пути в космосе. Их долго будет помнить человечество. Чудесная, красивая смерть. Им завидует все молодое поколение мужчин Штатов», — кричали черные жирные заголовки на первых полосах.

Совсем иным был тон прогрессивных газет. Их комментаторы обвиняли организаторов космического рейса в поспешности, давали подробное описание торможения перед посадкой на Луну и приходили к выводу, что при конструировании ракеты были допущены просчеты.

«В погоне за долларом еще раз доказав авантюризм планов некоторых боссов Штатов. Мы не должны были так рисковать. На совести Уолтера и К° жизнь загубленных людей».

Сенатор, прочитав это, затянулся сигарой и удовлетворенно захохотал:

— Тысяча чертей! Не всегда, оказывается, ослы бывают глупыми. Пишут, как в воду смотрят.

Газетные статьи заинтересовали его. Он оживился, стал более внимательно просматривать их. Развернув газету «Трибюн», — орган Союза рабочих «Республиканцы за мир», — он насторожился. Заголовок на первой странице гласил: «Загадочное убийство экипажа космического корабля «Анаконда». Нечистая игра Уолтера. Удивительная ситуация на корабле. Поль был бедным, нелюбимым зятем».

Нет, это уже наглость! Он, Уолтер, заставит этих болтунов пожалеть о том, что они взялись за перо. За клевету и оскорбления они будут сидеть за решеткой. Слово джентльмена — он им не простит.

Отбросив в сторону газету, сенатор начал одеваться. Бледное лицо со сжатыми губами было непроницаемым, холодным. Уолтер был готов дать бой. Нужно заткнуть глотку этой газете, иначе ее выдумка будет подхвачена другими, и тогда… Тогда катастрофически упадет курс акций, компания понесет миллионные убытки и его, Уолтера, действиями может заинтересоваться сенатская комиссия. Нет, этого он не допустит!

Войдя в кабинет, сенатор снял трубку телефона, набрал номер.

— Мистер Коллинг? Это вы? Хэлло, сэр! Нужна ваша помощь. Вы читали, что выдумала газета «Трибюн»? О, вы догадливый человек. Сегодня же будет переведен чек. Завтра на обед? Вери-вери гуд!

Уолтер, заложив руки за спину и выпятив живот, взволнованно зашагал по кабинету. Блеклые его глаза вспыхнули, засияли — это говорило лучше слов: он был доволен.

Вызвав слугу, Уолтер спросил:

— Мисс Элси дома?

— Да, сэр, в своей комнате.

— Скажите, пусть зайдет ко мне.

Элси вошла в кабинет притихшая, задумчивая. Она села на диванчик, положила на колени атласную подушечку и с надеждой посмотрела на сенатора.

— Есть новые сообщения, па?

— Элси, — посматривая в раскрытое окно, с нескрываемой злостью проговорил Уолтер, — перестань думать о нем. Не будь наивной — он не вернется. Ты дочь бизнесмена. Будь равнодушной к судьбам черни.

— Я его люблю, па, — сказала тихо Элси. — Вам этого не понять…

— Элси, я знаю: это ранило твою душу. Перестань волноваться. Я постараюсь залечить ее.

— Я одинока. Мне никто не мил, па, — опустив голову, сказала она.

— Ты, детка, просто безвольная. Неужели ничего не унаследовала от меня? Я умею править судьбами миллионов людей, а ты владела сердцем только одного человека, теперь уже мертвого! Научись быть жестокой, Элси. Таков мир…

— Па, не говори так! — затопала ногами дочь. — Ты унижаешь меня!

— Нисколько, голубка. Я преподал тебе небольшой урок жизни.

— Это и все, что ты хотел сказать?

Уолтер подошел к диванчику, сел рядом с Элси. Она положила свою руку ему на плечо, он поцеловал ее пальцы.

— Ты любишь своего старого отца, любишь? — спросил он, заглядывая в широко раскрытые глаза дочери. Немного помолчав, сказал: — Есть новость. Мы с тобой приглашены к Коллингу на обед. Домой возвратился его сын. На Мадагаскаре военные действия окончены. Он станет видным советником в Главном штабе. Ты, Элси, должна произвести на него впечатление. О, я буду доволен вашей дружбой…

— Он свободен? — тихо, нерешительно спросила Элси.

— Да. Обо всем остальном забудь. Договорились?

Она утвердительно кивнула головой, поднялась с диванчика и вышла из кабинета.

Сенатор закурил сигару и теперь уже окончательно успокоился. Дела налаживались. Завтра неожиданным налетом неизвестных людей будет разгромлена редакция газеты «Трибюн», завтра он будет присутствовать на обеде в загородной вилле Коллинга, завтра Элси должна полюбить другого…

 

Глава девятнадцатая

Необъятная пустота раскинулась вокруг. Километр за километром пролетали с молниеносной скоростью, но никаких новых горизонтов не открывалось. Спокойно в тоскливом мраке сияли звезды, едва-едва двигались Солнце и Земля.

Зато Луна, огромная, выпуклая, занимавшая в этой дикой черной пустыне самое большое место, быстро меняла свои фазы. Серп освещенной ее части то на глазах сужался, исчезал, то вдруг рос, ширился, и ночное светило вставало тогда во всей красе — яркое, сияющее, как будто отлитые из металла.

Любуясь пейзажем Вселенной, еще и еще раз обдумывая свой необычайный поступок, напоминающий поступок озорного мальчишки, который на полном ходу автомашины цепляется за ее борт, Макс не заметил, как отстал от ракеты. Он спохватился, включил моторчик.

Но что это? Сзади вспыхнул огненный клубок газов и тотчас погас. Сила отдачи толкнула Макса вперед, и он стал приближаться к «Алмазу». По спине побежали холодные мурашки. Все понятно: в баллоне окончилось горючее. Он посмотрел на циферблат манометра. Так и есть: стрелка показывала ноль.

Неужели толчка газов будет недостаточно, чтобы достичь ракеты? О, великий боже! Беда, снова беда! Макс в отчаянии замахал руками, как будто хотел этими движениями ускорить свое приближение к «Алмазу». Сто метров, семьдесят, пятьдесят… Он движется, расстояние уменьшается! Еще несколько минут томительного ожидания. Макс отчетливо видит широкие, овальной формы сопла в корме ракеты, сверкающие в лучах солнца хвостовые кили. Но теперь расстояние между ним и ракетой не уменьшается, а увеличивается. Взято неправильное направление — сила инерции несет его в сторону.

Тревога охватила его. Неужто конец? Он скоро отдалится от ракеты, бесследно затеряется во Вселенной. Через несколько часов иссякнет в баллоне кислород, он задохнется, и космический холод сделает из его тела обыкновенную ледяную каплю.

Ничего в мире не боялся Макс, но теперь испугался. Не хотелось умирать в одиночестве в этой черной ледяной пустыне. «Люди, — шептал Макс, — помогите мне. В чем моя вина? Почему отреклась от меня Земля? Я хочу умереть среди вас, на ваших глазах, на глазах моей любимой Эдит. Я ничего не попрошу для себя: ни рыбачьего тральщика, ни каменного дома, ни автомашины, Буду несказанно счастлив, если увижу свет дня, услышу пение птиц, дыхание ветра, людские голоса… Я взойду на высокую вершину горы, скажу вам, как сильно, горячо любил я жизнь, боролся за нее, и там же, на той горе, умру. На могиле моей напишите слова: «Он искал счастья далеко от Земли, не зная, что оно было у него под ногами…»

На лбу Макса выступил пот. Ракета постепенно отдалялась. Но и теперь по-прежнему она манила к себе, звала сияющей чистотой освещенного солнцем борта, решетчатой антенной, которая полчаса назад помогла ему стать ее спутником. Один неосторожный шаг — и все пропало! Судьба насмехалась над ним. Безграничная пустота угнетала своим страшным, холодным спокойствием.

Однако в душе Макс не мог примириться со смертью. Напряженно работала мысль. Что делать? Движения рук и ног ничем не могли помочь. А может, в баллончике осталось хоть немного горючего? Сифон не достает до дна, и там иногда остаются капли горючей жидкости.

Макс дрожащими руками ощупал баллон, потряс его и тотчас включил моторчик. Тщетная надежда! Баллон был пуст.

«Стоп! — встрепенулся Макс. — Нет горючего — поможет физика! И как это раньше не пришло в голову? Кто борется за жизнь, должен бороться до конца».

Как отвинтить баллон? Он находится на спине, очень неудобно доставать руками. Минут пятнадцать возился Макс, вертелся, как волчок, на месте, и вот, наконец, баллон у него в руках. Макс смотрит на него с надеждой и верой. Он здесь не имеет никакого веса, но у него есть масса. Если бросить баллон в пространство, рука найдет опору и как бы оттолкнется от него.

Макс зажал в руке баллон, широко замахнулся. Р-раз — и баллон полетел вдаль. Макс сразу же почувствовал, что он как будто сдвинулся с места, поплыл. И хорошо поплыл! Но вот беда — снова не прямо к ракете, а выше ее. Вот уже и корма рядом, до нее — рукой подать, а он летит дальше, не останавливаясь. Что теперь будет? Он перегонит ракету, удалится от нее. Макс не сдержался, выругался. Что еще есть в запасе? Мотор? Не жалко! Теперь он не нужен.

Расставшись с мотором, Макс, наконец, подплыл к носовой части корабля, крепко обхватил ее руками. Теперь можно с облегчением вздохнуть. Макс смотрел на отполированное металлическое тело «Алмаза» и не верил своим глазам. Неужели его не оставила удача? Отдышавшись, он вдруг заметил, как сильно устал. Ныло в груди сердце. Звенело в ушах, кружилась голова.

Скорее бы в каюту! Там воздух, тепло, покой. Он сразу же сообщит по радио и телевидению об аварии на «Анаконде», он расскажет о своих приключениях…

Макс окинул взглядом Вселенную. Представилось, что он плывет в своем рыбачьем баркасе по океану, в черную Пучину которого заброшен сказочно большой звездный невод. Уже пойманы, шевелятся в нем удивительные фантастические рыбы, сияющие огненные скаты…

Медлить нельзя! Прошло уже немало времени. Иссякло больше половины кислорода. Хочется пить и есть. Но как попасть в каюту?

Макс осторожно прополз по носовой части ракеты. Вон видна решетчатая, похожая на чашу антенна. Хорошо бы ухватиться за нее руками! Для этого нужны ловкость, расчет, уверенность движений. Макс напрягся и, крепко оттолкнувшись ногой, полетел вперед. Ему стало страшно, закружилась голова. Но руки действовали ловко. Они сжались как раз в тот миг, когда коснулись металлического переплетения антенны.

— «Есть! — едва не вскрикнул от радости Макс. — Отсюда до двери каюты совсем недалеко. С какой же она стороны? Ну конечно, с правой».

Он переполз на освещенную Солнцем сторону ракеты. Обшивка здесь сильно нагрелась, обжигала руки. Но Макс не обращал на это внимания: через несколько минут за все свои злоключения он будет вознагражден заслуженным отдыхом.

Осмотрев правый борт, Макс сразу заметил внизу ручку дверцы. Минута и он уже у входа. Теперь осталось повернуть ручку. Скорее же, скорее!

Небольшое напряжение мускулов, ручка повернулась, и Максу даже показалось, что она по-земному, по-домашнему скрипнула. Рывок на себя! Что это? Не открывается? Не может быть!

Макс оперся о борт корабля ногами, напрягся и снова дернул дверцу на себя. И опять тщетно! Неужели заперта? Замочной скважины нигде не видно. Почему же она не открывается? Почему?

«Глупец я, глупец! — вдруг зло выругал он себя. — Неужели нельзя было догадаться об этом раньше. Ракета же автоматическая, она управляется при помощи радио, и дверь может открыться только по команде с Земли. Так, значит, смерть?»

Макс в отчаянии склонил голову. Безразличным, печальным взглядом он смотрел в звездную даль. Руки, ноги разом обмякли, как будто их навсегда оставила сила.

Но неужели отчаяние сильней отваги и храбрости, которые жили у него в душе и которыми он гордился? Нет! Нужно их собрать в разбитом теле, нужно… Но мускулы почему-то не слушаются. Где же воля, сила, жажда жизни?

Вокруг туман, туман… И что это? В тумане вспыхивают искры, суетятся, кружатся роем. Нет, это не искры, а пчелы. Они скоро облепят его, начнут жалить…

Макс, вздрогнув, удивленно посмотрел вокруг. Что это — сон, галлюцинация?

Он не понял, а скорее почувствовал сердцем: густой туман скоро может совсем поглотить его. Большим усилием он заставил себя выпрямиться, поднять голову. Взгляд сразу стал проницательным, живым, в голове возникла отчетливая мысль.

Да, над его шлемом торчит антенна. Он может подключить ее к антенне «Алмаза» и попытаться послать в эфир сигнал. Антенна корабля строго ориентирована к Земле, и сигналы могут не пропасть, могут, хотя это мало вероятно, быть перехвачены земными наблюдателями.

Нет, у него не хватало смелости даже подумать, что он будет спасен. Но он должен испробовать последнее средство, должен!

Макс напрягся, оттолкнулся от двери и взлетел над стальной громадой ракеты. Расчет был точен — руки сразу же вцепились в антенну. Теперь остается подключить к ней антенну своего шлема.

Дрожат руки, дыхание становится тяжелым и частым. Кончается воздух? Да, это первая примета. Нужно использовать последние его струи, чтобы сказать несколько слов людям, Земле, Солнцу. Руки еще только пристраивали антенну, а из уст уже рвались слова:

— Откройте дверь «Алмаза». Откройте!.. Задыхаюсь… Я Макс Вэлл. Люди, слышите меня? Я погибаю без воздуха…

 

Глава двадцатая

22 июня.

Все мы верили, что наши инженеры и конструкторы создадут совершенную ракету, позволяющую смело бороздить пространство Вселенной. Сегодня нам сообщили: монтаж космического корабля окончен. Мы от радости подбрасывали вверх шапки. Конечно, я и Виктор были приглашены осмотреть наш корабль, проверить все аппараты и механизмы. Утром мы сели в автомашину и вместе с Иваном Ивановичем Денисовым направились в новый космопорт. Подмосковные рощи сменились раздольем полей, затем степными просторами, в которых мы за целый час езды не встретили ни единого деревца. Только видели, как в высоком выцветшем небе тоскливо кружили стрепеты. Далеко это от столицы нашей.

Машина шла на огромной скорости. Неожиданно на горизонте вырисовалась длинная линия металлических ферм. Это была взлетная эстакада.

Когда машина остановилась, ее сразу же окружили рабочие-монтажники, служащие космопорта, инженеры, конструкторы. Многие были в комбинезонах. Они и сегодня еще кропотливо проверяли механизмы, готовя ракету к ответственному полету. Мне запомнился молодой широколицый казах, который, подойдя к Ивану Ивановичу, сказал:

— Мы рады вас видеть в этой степи, начальник, потому что ее любят орлы.

Иван Иванович удовлетворенно улыбнулся.

— Я уже старый орел, вот посмотрите на молодых, — и он представил меня и Виктора.

С нами тепло поздоровались. Расспрашивали о здоровье и, конечно, шутили:

— Ну как, не страшно оставлять Землю?

— Не страшно, — ответил я. — Мы же надеемся на вас.

— О! — воскликнул казах, и глаза его заблестели. — Мы подготовили такую птицу, что можете лететь хоть на край света.

Издали космопорт представлялся нам зигзагообразной линией каких-то неуклюжих сооружений. А здесь он предстал перед глазами во всем величии и красоте.

Конечно, гордостью космопорта была взлетная эстакада, которая величественно простерлась по степи на три километра в длину. На большой территории, сколько окинешь взглядом, стоят куполообразные здания, стальные башни, какие-то тяжелые приземистые сооружения. Во все стороны от космопорта идут бетонные ленты дорог. Здесь нет ни деревьев, ни газонов, ни клумб. Зато везде видны фонтаны. Они высоко выбрасывают студеные струи воды, сияют под солнцем, шумят, как настоящие водопады. Воздух чист и свеж.

Нас провели к огромному, будто сплетенному из железа ангару. Толстое кварцевое стекло, которым он был покрыт, поглощало много света, и в ангаре чувствовался приятный холодок, мягкие краски не утомляли глаз.

Вот она, наша красавица! Ракета лежала на специальных стапелях, соединенных со взлетной эстакадой. Острым носом она была устремлена на восток, как будто готовая лететь навстречу мощному светилу, бросить ему вызов. Сам вид ракеты подчеркивал стремительность, скорость ее полета. Серебристая громада казалась высеченной старательным мастером из одного огромного куска металла.

Я увидел, как радостно загорелись глаза Ивана Ивановича. Он подошел к ракете и ласково провел ладонью по гладко отполированной обшивке.

— Не подведешь? — как к живой, обратился к ней Денисов.

Ракета лежала безмолвная, неподвижная, тая свою силу и свой громовой голос до заветного дня.

Главный конструктор Вилли Рендол медленно подошел к небольшой дюралюминиевой лестнице, пригласил следовать за ним и нас. И вот мы в пассажирской каюте ракеты.

Конструкторы хорошо продумали ее планировку. По каюте можно свободно ходить, здесь удобные кресла, которые при необходимости легко превратить в мягкие диванчики. — Впереди штурманская рубка. Я сел в специальное кресло, проверяя его удобство. А сколько здесь знакомых приборов! Все это — мои помощники. Толково! Во всем чувствуется точный расчет, забота о человеке.

В стороне, рядом со штурманской рубкой, — обсерватория. На космическом корабле она тоже необходима: нужно следить за небесными маяками — звездами, проверять точность полета, рассчитывать курс..

Большие и маленькие экраны радиолокаторов, телевизоры, радиостанция, портативная электронная машина для сложных вычислений, мощные электромагнитные пушки для уничтожения мелких метеоритов — все это большое хозяйство будет принадлежать нам, штурманам, и Ивану Ивановичу Денисову.

Иван Иванович проверил работу воздушно-кислородных аппаратов, электронную машину — мозг ракеты. Интересно было наблюдать, как на пульте управления сразу вспыхнули зеленые, синие, желтые огоньки сигналов. Они докладывали, требовали, предупреждали. Штурману нужно быть очень бдительным, сноровистым. Ведь достаточно небольшой заминки, достаточно ошибиться в расчетах на каких-либо полградуса — и залетишь, как говорится, черту в зубы.

Непередаваемое волнение охватило нас, когда мы вошли в машинное отделение. Здесь было царство никеля, платины, каких-то золотистых сплавов. Вот оно перед нами — последнее слово науки и техники! Мы с гордостью осматриваем панель, откуда ведется управление работой циклотронов. Здесь и чересполосица каких-то шкал, и принципиальные схемы различных агрегатов и узлов, контролирующие и регулирующие приборы и, конечно, разнообразие лампочек и кнопок.

Молодцы наши инженеры и ученые! Десяток лет назад не могло быть и речи о том, чтобы на космическом корабле установить столь сложное и точное оборудование. За панелью возвышались аспидно-черные стены из необычайно плотного вещества. За ними припрятаны камеры, трубы, мощные электромагниты. Придет время — и поворотом небольшого ключа будет вызвана к жизни чудодейственная сила аннигиляции. Из сопла вырвутся огромные потоки энергии, и ракета, как будто подхваченная вихрем, взлетит высоко над Землей. Густые облака закроют чарующий облик родной планеты, и мы очутимся в бескрайнем космическом океане. Грозный, таинственный, загадочный, он давно манил к себе людей, чтобы испытать их силу, мужество, упорство.

Иван Иванович Денисов дал высокую оценку всем проверенным машинам.

— Отличная конструкция, чудесная работа, — удовлетворенно сказал он. Не машина, а сама крылатая мечта!

— В этом еще предстоит убедиться, — сдержанно заметил Рендол. — Конечно, мы старались. А как получилось, будет видно позже.

— Скажу одно, друг Вилли: я со спокойной душой полечу на вашей ракете, — растроганно проговорил Иван Иванович, обнимая Рендола за плечи. Он подписал акт приема ракеты, собственными руками опломбировал входы в каюту и в машинное отделение.

Теперь все зависит от Правительства СССР. Когда оно даст разрешение на полет — неизвестно. В душе вместе с радостью поселилось нетерпение. Хочется быстрее сесть в штурманскую рубку за пульт управления. Смотрите, люди! Начинается новый, небывалый путь к Солнцу, к звездам.

Когда мы возвращались в Галактику, всю дорогу только и было разговоров, что о ракете. Я сказал Денисову:

— Ракета чудесная. Только бы диверсанты к ней не подобрались.

Денисов немного помолчал, потом проговорил:

— Законная тревога у тебя, Олег. Нужно помнить: чем больше у нас успехов и радости, тем сильнее злятся наши враги. Но им не удастся пробраться на наш космодром — руки коротки!

— Это верно, — поддержал Виктор. — Но я за то, чтобы взять с собой в полет и оружие. Чем черт не шутит, может, встретимся с Полем Арнолем. А он, видно, такой парень…

— Если понадобится, — ответил Денисов, — мы с Арнолем справимся и без оружия. Я все думаю о его ракете. Загадочная история. Вы не помните, когда они совершают посадку?

— Сегодня утром, Иван Иванович, — ответил я.

— Эх, как нехорошо получилось, — пожалел он.

Затем посмотрел на часы и оживленно сказал: — Включи, пожалуйста, радиоприемник. Теперь как раз четыре. Послушаем последние известия.

Я повернул ручку настройки. В радиоприемнике послышался треск, шум. Потом зазвучал голос диктора:

«Слушайте экстренное сообщение Белого дома. Ракета «Анаконда», которая сегодня утром начала посадку на Луну, потерпела аварию. Связь с экипажем прервана. Причины аварии неизвестны».

— Ну вот, то страшное, чего я ожидал, случилось, — сказал Денисов тихим голосом. Откинувшись на спинку сидения, он закрыл глаза.

Признаться, у меня по телу пробежала холодная дрожь. Вот тебе и космические дороги. Первый полет — и катастрофа… Если нет связи с ракетой, то и думать долго не приходится: она встретилась с крупным метеором.

До самой Галактики ехали молчаливые, озабоченные.

Наконец вдали из-за леса показался серый купол обсерватории. Там внимательные глаза телескопов, с неослабевающим вниманием следящие за большой Солнечной Республикой. Неподалеку от обсерватории стоят мощные направляющие антенны радиолокационных установок, радиостанций, космических телепередатчиков.

Широкое бетонное шоссе круто свернуло в сторону. Реактивный ЗИЛ остановился.

— Иван Иванович, приехали! — напомнил я Денисову. Он раскрыл глаза, удивленно оглянулся. Конечно, он не спал, а что-то мучительно обдумывал. Выйдя из кабины, Денисов торопливо зашагал по широкой аллее. Куда? Я пошел за ним следом.

И вот мы сидим в круглом зале, в котором царит полумрак. Вдоль стен щиты управления, огромные матовые экраны. Они пульсируют миллионами разноцветных точек.

Денисов кивком головы поздоровался с операторами радиолокаторов, сел возле экрана, на котором сразу увидел силуэт «Анаконды».

— Сигналов нет? — спросил он.

— Нет, Иван Иванович.

Денисов тяжело вздохнул. Он предчувствовал беду, но не такую. По его расчетам, ракета Штатов если и должна была потерпеть аварию, то из-за недохватки топлива. А здесь случилось совсем неожиданное. Погибли люди… Они не успели даже послать в эфир понятное на всех языках «SOS».

До самого вечера просидел он у аппарата, записывая данные полета ракеты, определяя ее орбиту. Потом поднялся, устало сказал:

— Завтра ракета разобьется о лунные скалы. Им нужно помочь! Проверьте еще раз и сообщите мне.

— Хорошо, Иван Иванович, — торопливо проговорил старший оператор.

И только он подошел к двери, как на щитах вдруг загорелись красные огоньки ламп. В зале послышался какой-то гудок, сбоку вспыхнул небольшой экран телевизофона.

Я остолбенел от неожиданности. Прямо мне в глаза смотрела Наташа. Лицо ее было взволновано, лихорадочно горели глаза.

— Начальник операторской! Товарищ начальник, — говорила она с каким-то отчаянием в голосе. — С ракеты «Алмаз» идут странные сигналы. Включаю центральный зал. Слушайте! Слушайте!..

Денисов круто обернулся, вскинул голову. Откуда-то, как будто из-под потолка, долетал едва слышный голос на английском языке:

— Откройте дверь «Алмаза». Откройте… задыхаюсь!..

 

Глава двадцать первая

— Роб, я с ума сошел или мне приснилось? Что это придумал Макс? Он же погубил себя, — говорил растерянно Поль Арноль.

Роб стоял у иллюминатора притихший, задумчивый. Сквозь звездную суету черного неба перед ним вырисовывалась фигура больной, обессиленной жены. Не она ли это говорит, шепчет с упреком посиневшими сухими губами:

— Роб, ты погубил себя…

Он все-все помнит до мелочей. Эсланда сердцем чуяла беду. Она не была рада тем пятистам долларам, которые он с гордостью вложил в ее руку в день, когда был зачислен в экипаж ракеты.

— Это нехорошие деньги, раз они заработаны таким способом… Роб, одумайся. Поищи другую работу. Я подожду… Я не умру…

Она уже не могла говорить, только едва-едва шевелила губами. В груди что-то хрипело, ее бил сухой, мучительный кашель. Эсланда смотрела ему в лицо с мольбой и упреком. Жизнь оставляла ее тело, одни глаза — глубокие, впалые — еще горели мерцающим огнем, видели свет, людей.

Он не сдержался, заплакал. Она гладила его волосы, поцеловала в лоб. Уста были холодные, шершавые. Ему показалось, что жена дотронулась ими до сердца. Оно болезненно встрепенулось.

— Пожалей детей. Погибнешь ты, не дотяну до осени и я. Они останутся сиротами… Роб…

Обессиленный, убитый горем и грозным страшным предупреждением, он не мог пошевелиться. Он лелеял заманчивые планы, летел, как на крыльях, домой, неся эти деньги, чтобы обрадовать жену, детей. А получилось, что он принес тревогу, мучительные мысли, страх.

И только когда в узкую, тесную комнату вошел доктор, которого он пригласил по телефону еще в городе, Роб тихо поднялся с кресла, чтобы показать ему больную.

Он не понес назад денег, не отказался от далекого опасного путешествия. Доктор уверял, что больная поправится, если будет лечиться. А чтобы лечиться, нужно иметь деньги. Это был заколдованный круг, из которого он не мог вырваться…

— Роб! Черт побери! Ты выводишь меня из терпения! — загремел капитан ракеты.

Роб сразу оторвался от своих воспоминаний.

— Слушаю, сэр!

— Макс нас покинул. Как ты считаешь. Роб, это хитрость, специальный расчет или сумасшествие? Ответь мне, слышишь!

На лбу Роба сошлись морщинки. Он провел по ним рукой и, обернувшись к Полю, сказал:

— Макс — умный человек. Я верю ему. Если он что-нибудь задумал обязательно сделает.

— В таком случае он может спастись?

— Да, он может, — подтвердил Роб.

Поль закусил губу, зло отбросил в сторону записную книжку, которую держал в руках.

— Негодяй! Он спасся, собака!.. О, небо… А нам придется умирать…

Роб с отвращением смотрел на капитана. Как быстро слетели с него спесь, самолюбование, чванство. Вот он во всем своем ничтожестве. Это не человек, а зверь. Осужденный на смерть, он негодует из-за того, что кто-то другой оказался счастливее его.

— Сэр, успокойтесь, — сказал Роб. — Я молюсь о Максе. Да-да, молюсь. Пусть он выживет, доберется до советской ракеты. Увидите, если счастье нас не оставило, он поможет нам. «Макс! Макс! Доброго тебе пути, друг, — мысленно добавил он. — Если мы погибнем, ты расскажешь о нас. Расскажи все-все и — самое главное — зайди к моей семье, низко поклонись жене, детям. Пусть не ждут меня, не осуждают. Мы сами себе вырыли могилу…»

— Он поможет… Черта с два! Я хочу видеть его здесь, свернуть ему шею! Это он виноват во всем, он… Прохлопал ушами — и вот… Куда мы летим, куда? — кричал Арноль, брызгая слюной и бросаясь то к иллюминатору, то к пульту управления.

Неожиданно от сильного толчка он оторвался от намагниченного пола и повис в воздухе. Судорожно взмахивая руками, он еще громче закричал:

— Роб! Я погибаю, не видишь, пучеглазый черт. Я куда-то лечу… Спасай!..

Робу даже смешно стало. Скажи, до чего доводит человека страх перед смертью. Он схватил Поля за руки, помог ему сесть в кресло штурмана, привязал ремнями.

Поль широко раскрытыми глазами смотрел на Роба, как будто видел его впервые.

— Роб! Где ты? Ты не удрал еще, собака? — с прежней злобой, но более тихим и спокойным голосом спросил капитан ракеты.

— Что вы, сэр? Куда удирать? От смерти не убежишь, если она совсем близко.

— Нет, ты хитришь! Ты что-то задумал! — бесновался Поль. — Я знаю вас. Вы хотите погубить Штаты.

— Выпейте вина, сэр. — Роб протянул ему резиновую бутылку. — Вам станет лучше.

Поль жадно припал к бутылке. Затем швырнул ее в угол каюты и затих, уставившись себе под ноги. Казалось, он был углублен в какие-то тяжелые — вычисления.

Так прошло несколько длинных, мучительных минут. Роб внимательно наблюдал за капитаном. Наконец Поль, быстро подняв голову, бросил лихорадочный взгляд в его сторону и, освободившись от застежек, встал. Слегка пошатываясь, он направился к задней стенке каюты, достал ключ и открыл какой-то секретный ящик.

Что он задумал? Нет, это не обман зрения — Роб увидел в руках у Поля небольшой тупорылый пистолет.

Поль медленно закрыл ящик, круто повернулся. В его кошачьих глазах блестели холодные льдинки ненависти. Видимо, ему еще была чужда мысль о близкой смерти. Он что-то задумал. А что? Может, решил убить его, Роба, чтобы знать, что он умирает здесь, в этом черном подземелье Вселенной, последним. Для чего же понадобилось ему оружие? Роб застыл в напряженном ожидании.

— Роб, — властно и сурово загремел Поль. — Ты видишь вот эту штуку?

— Вижу, сэр, — покорно ответил тот.

— Я приказываю тебе думать!

— О чем, сэр?

— О нашем спасении. Даю ровно сто двадцать минут. Если ничего не придумаешь, убью. Засекаю время! — И он, усевшись на диван, стал помахивать зажатым в руке пистолетом.

Нельзя сказать, чтобы Роб испугался. Однако он довольно поспешно поднялся на ноги, окинул каюту долгим, изучающим взглядом. Умереть ему было не страшно, но умирать от пули этого негодяя не хотелось.

Роб подошел к штурманской рубке. Большая часть приборов работала. В исправности была также портативная электронная машина. На стене висела огромная карта участка неба, который занимали Земля и Луна. Теперь она была особенно важной.

Конечно, сначала нужно было определить путь ракеты, расстояние до Луны, учесть притяжение, скорость полета и только после этого делать какие-то выводы, принимать решения.

Эллипс, который делала ракета вокруг Луны, заметно сузился. Намного уменьшилось расстояние до огромного сияющего холодным светом шара. Когда его закрывала тень и он светился одной узкой стороной, казалось, что ракета летит навстречу скале, отломанной от какой-то удивительной серебристой горы. Неприятный холодок страха охватывал сердце. В небольшой телескоп были видны все подробности ландшафта. Хотелось крикнуть во весь голос:

«Луна, ты же дочь Земли, почему ты такая суровая, жестокая, почему ты стала мертвой каменной грудой? Где твоя вода, воздух? Где твои леса, реки, бурные моря? Если ты уснула, проснись! Прими нас, несчастных. Слышишь, мы просим тебя!..»

Но каменная глыба с острыми скалами и унылыми провалами цирков молчаливо проплывала за широким иллюминатором.

Роб тяжело вздохнул, записал последнюю цифру сделанных измерений. Теперь заработала электронная машина. Минута — и вот уже получен окончательный расчет. Роб снял ленту, невольно зажмурился. На ней был выведен их смертный приговор. Лучше бы не знать, когда пробьет их час, потому что легче умереть вдруг, неожиданно.

Но рядом сидит Поль Арноль. Слышно, как тяжело он дышит, поворачивается в кресле. Вурдалак! Перед тем как умереть, он хочет видеть чужую смерть. Тысяча чертей! Этого не случится. Он, Роб, попробует еще бороться и что-нибудь предпринять.

Сколько же остается времени? Он раскрыл глаза и застыл от ужаса. Поль Арноль более снисходителен, чем смерть. Она требовала своих жертв ровно через тридцать минут!

В первую минуту у него перехватило дыхание и он не мог произнести ни слова. Пересилив оцепенение, Роб медленно и совсем, казалось, равнодушно сказал:

— Капитан, дела наши плохи, через тридцать минут ракета похоронит нас под камнями Альп.

— Проклятие! — выругался Поль. — Роб, как же идти на тот свет живым? Ты не боишься? Скажи?

— Странный вопрос, сэр, — ответил он. — Я ведь тоже человек.

— Что же делать, Роб? Ты башковитый, подумай! Иначе выброшу за борт.

— Хо, капитан! — вдруг радостно захохотал Роб. — Хорошо вы придумали: щуку пустить в воду.

— Что ты болтаешь, глупец? Чего смеешься? — загремел на всю каюту Поль с нескрываемой злостью.

— У нас есть возможность сохранить себе жизнь, капитан.

— Пустые слова. Ты испытываешь меня, Роб. Смотри, твоя насмешка будет дорого стоить. Первым откроешь дверь в преисподнюю.

— Я это знаю, сэр. Нам нужно торопиться…

— Куда?

— Делать на Луне посадку. — И Роб объяснил свой смелый план.

У Поля вспыхнули глаза. Черт побери, еще есть искорка надежды! И в самом деле, как это просто и умно. Они захватят с собой баллоны с воздухом, выпрыгнут из ракеты и самостоятельно пойдут на посадку. Это не так уж и трудно: у них за спиной надежные реактивные аппараты. Жизнь будет продлена еще на два — три дня. Целая вечность!

— О, слава всевышнему! — с облегчением вздохнул Поль. — Мы умрем, Роб, в кратере Коперника под флагом Штатов. Где бы ни высадились, мы должны дойти туда. Слышишь, Роб!

— Слышу, сэр. На сборы остается двадцать минут. Нужно в последний раз подкрепиться…

— Мудрое решение, — подхватил Поль, и они, усевшись за специальный столик, начали усердно набивать животы.

Тоска по родной Земле охватила сердце Роба. Он представил себе на мгновение шумные, оживленные улицы и площади городов, праздничные толпы людей. Там из раскрытых окон домов льется музыка, доносится смех, песни. Там — радость, счастье, веселье… Как это все далеко и недосягаемо для них!

Пленники Луны! Они хотели первыми ступить на ее поверхность, нарушить своими шагами вечную тишину мертвой пустыни. И первыми стали жертвами… Было мучительно сознавать свою осужденность, бессилие.

В тесной, залитой ослепительным светом каюте стояла тишина. Слышно было только, как энергично работали челюсти. Поль торопился, глотал пищу целыми кусками, не пережевывая. Никто в мире, видимо, так не старался быть перед смертью сытым, как он.

Робу казалось, что все это происходит в каком-то кошмарном сне. Он тоже торопился: стрелки часов неумолимо отсчитывали минуты.

— Капитан, пора! — вскочил он наконец с кресла. — В запасе у нас только семь минут. Смотрите под ракетой Луна.

В самом деле, за толстым стеклом иллюминаторов звездная дорожка в черной бездне сменилась причудливыми очертаниями мертвой планеты.

Поль затолкал в рот последнюю плитку шоколада, вытер губы и, схватив бутылку с водой, всю до дна выпил.

Надевая костюм, он приказал:

— Роб! Я вынесу баллоны с воздухом. Захвати сколько сможешь шоколада и воды. Понятно?

— Да, сэр!

— Пошли!

Автоматически открылась дверь люка-шлюза. Роб в последний раз обвел глазами уютную каюту, которая так хорошо служила им во время путешествия. Для чего они хотят обмануть себя? Разве можно успокоить сердце тем, что на несколько часов будет отдалена смерть? Не лучше ли умереть здесь, в привычной обстановке каюты, а не в тяжелом неуклюжем костюме, в котором придется мучиться, голодать и, наконец, задохнуться от недостатка воздуха.

— Может, останемся в ракете, капитан? — нерешительно спросил Роб.

— Прыгай! — крикнул в микрофон Поль и первым вылетел в пространство.

Роб почувствовал, как какая-то теплая, легкая струя омыла сердце. В глаза ударили искрящиеся потоки света. Внизу поворачивалась голыми каменными боками Луна. Все было видно до мелочей. Вот кратеры Геродот и Аристарх. Дальше простерлась знакомая равнина Моря Дождей.

И всюду, куда ни глянь, круги и овалы цирков большие, средних размеров и совсем маленькие, как воронки от взрывов. Казалось, это был какой-то полигон, на котором испытывались атомные бомбы.

— Роб, клянусь небом, ты заморочил мне голову, — закричал в микрофон Поль.

— А что такое, капитан?

— Я забыл пистолет… — Поль произнес это таким растерянным, тревожным голосом, как будто оставил в ракете все свое состояние.

Роб ничего не ответил, только оглянулся и укоризненно посмотрел на скрюченную неловкую фигуру капитана. Они летели на высоте ста километров. Впереди небесных путников медленно двигалась металлическая громада космического корабля.

— Капитан, пора! — закричал Роб и включил свой реактивный двигатель, чтобы затормозить полет.

Сразу показалось, будто он попал в воду и с трудом пробирается вперед. Костюм плотно облепил тело, сжал его. Скорость сокращалась. Ракета, наоборот, как бы ускорила полет, стремительнее понеслась вдаль и вскоре исчезла из виду.

Два человека, будто два удивительных крылатых существа из какого-то фантастического мира, парили над унылой каменистой пустыней Луны.

 

Глава двадцать вторая

У него ослабли руки и ноги. Весь он дрожал. Голова полнилась назойливым, протяжным звоном. Но человек еще находил в себе силы и тихо шевелил губами. Может, он прощался с друзьями, с невестой или вымаливал у врага пощаду? Нет, он, как несчастный замерзающий нищий, стоял перед тяжелой бронированной дверью и умолял спасти его. Только спасти…

Звон в голове становился все более назойливым. Вот опять глаза подернуло туманом. Сердце в груди трепещет, как раненая, обессилевшая птица. Скоро конец. Но еще нужно вымолвить слово, еще…

Он шептал что-то и смотрел все время в одну точку. Она вспыхивала перед ним искоркой надежды, заставляла страдать, бороться, жить.

Сколько прошло времени, человек не знал. Но он догадывался и даже ощущал, как постепенно смыкалась вокруг него тьма, как гасли разбросанные в безбрежном безвоздушном океане звезды. Вдруг — внезапное удивительное облегчение во всем теле, приятная усталость охватила ноги, голову. Он засыпал, вернее, умирал…

И все же глаза человека с мольбой и надеждой продолжали шарить по двери ракеты. То ли взгляд этот был таким гипнотическим, то ли отрывочные слова услышали на Земле, но вдруг…

Да-да, ручка, наконец, повернулась, и человек увидел перед собой овальное отверстие камеры-шлюза. Он заморгал глазами, веря и не веря в это неожиданное чудо. «Это все обман, галлюцинация, — уверял он себя. — Это напоследок так жестоко шутит со мною жизнь…»

Чтобы убедиться в том, что на самом деле люк открыт, нужно напрячь силы и заставить себя двигаться. А как не хочется этого делать! Приятно лежать, не шевелясь, ни о чем не думая.

Но человек еще был жив. И он хотел жить! Машинально напряглись мускулы его ног, он вздохнул глубоко-глубоко, так, что жгучая боль пронизала грудь, и сделал осторожное движение к спасительному отверстию. Вытянутые вперед руки оперлись о стальную обшивку дверцы, и человек — головой вперед — вплыл в камеру-шлюз.

В то же мгновение дверь закрылась. Сбоку что-то зашуршало, загудело. Человек инстинктивным движением руки нажал на специальный клапан шлема. Шлем открылся, и человек, обессиленно скользя по стене, сполз на пол. Ему показалось, что он провалился куда-то в бездну…

Очнулся он неожиданно. Что это? Где-то вверху над ним двигаются прохладные плотные тучи, шелестит напористый ветер и неподалеку по крыше какого-то здания постукивают тугие капли дождя. Счастливая улыбка мелькнула на его устах. Человек не мог пошевелиться, раскрыть глаза, боясь, что вдруг все это исчезнет и снова к нему вернутся мучения, страх, смерть…

Он никогда не замечал раньше вкуса воздуха и был уверен, что воздух не имеет вкуса. Как бы не так! Теперь он знает, что воздух и сладок, и душист, и свеж, как ключевая вода.

Мало-помалу к человеку возвращалась жизнь, силы, мысли. Он уже различал удары сердца. Уже руки и ноги могли свободно двигаться, их сковывала только тяжелая одежда.

Человек поднялся. Теперь это был уже не просто человек, а Макс Велл, мученик и все же удачник, бывший штурман ракеты «Анаконда». Расправив плечи, он сбросил космический костюм. Камера-шлюз была полна воздуха. Это он оживил Макса, вернул ему силы. Осмотревшись, Макс нажал на зеленую кнопку. Тотчас же бесшумно раздвинулись створки в стене, и он торопливо шагнул в каюту ракеты.

Прямо перед ним — пульт управления: множество разных циферблатов, лампочек и рычагов. Потом взгляд остановился на маленьком ящичке, в котором лежали яблоки и черная резиновая бутылка. Макса как бы кто-то подтолкнул вперед: он вдруг почувствовал тупую, тошнотворную боль в желудке. Это были муки голода. Он ничего не ел больше двух суток. Сразу же его охватило жадное, неутолимое желание: есть, есть! Он жадно схватил яблоко, откусил и стал запивать шоколадным молоком из черной бутылки. Макс пил, утоляя жажду и голод, и не мог нарадоваться своему неожиданному спасению.

Только что он был осужден на смерть, беспомощно бился, зажатый костлявыми лапами, и вот его услышали, пришли на подмогу, спасли!..

Свет, тепло, воздух… Ты можешь отдохнуть. Макс Велл! Выходит, тебя заранее тут ждали? Смотрите, даже приготовлены яблоки, молоко. А если поискать, то и еще что-нибудь найдется… Ракета «красных», но бог подумал о тебе, Макс Велл!

И вдруг неожиданный удар по голове сбил Макса с ног. Он, как подкошенный, свалился на пол. Руки инстинктивно вцепились в какую-то металлическую скобу.

Не поворачивая головы, Макс прислушался. Почему же ничто не валится на него, не трещит, не грохочет? Если бы произошло столкновение с метеоритом, в одно мгновение исчез бы из каюты воздух. Но Макс свободно дышит, и вокруг царит прежняя тишина.

Значит, это не катастрофа. Он хотел обернуться, чтобы осмотреть каюту, и тут же затаил дыхание. За спиной отчетливо послышались чьи-то шаги.

Мать родная! Неужели он здесь не один, неужели попал к кому-то в гости?

В предчувствии следующего удара Макс напряг мускулы, подтянул к груди ноги. Но, видимо, его больше не собирались бить. Кто-то склонился над ним и тяжело задышал в самое ухо.

Что за чудо? Его целуют? Нет, это не ошибка! Он отчетливо почувствовал на своей щеке прикосновение мокрых губ. Макс скосил глаз и моментально вскочил на ноги. Перед ним, медленно раскачиваясь коротким туловищем, стояла… обезьяна.

Некоторое время они смотрели друг на друга, пораженные неожиданностью встречи.

Макс отодвинулся в сторону, зло выругался. Обезьяна тоже завизжала что-то свое, замотала головой. Не иначе, она обижалась, что нарушили ее покой, отняли завтрак.

Макс некоторое время смотрел на кривляния обезьяны, потом от души рассмеялся.

Если подумать, не такая уж и плохая у него спутница. Заботясь о ней, люди, конечно, заготовили немало разных продуктов. Значит, здесь можно будет жить без тревоги и особенных забот довольно долго. Хвала тебе, небо, хвала!

— Ну, Чита, расскажи, что ты здесь делаешь? — спросил насмешливо Макс. — Какие у тебя обязанности?

Обезьяна гневно махала лапами, недовольно щелкала зубами.

— Проспала завтрак? — с выражением сочувствия на лице сказал Макс. — А как тебя кормят?

Он подошел к ящику, осмотрел его. Это был специальный автомат, который в определенное время выставлял для обезьяны необходимую пищу. Как он действует, нетрудно было догадаться.

Макс нажал на перламутровую кнопку — и сразу же на столе появились бутылка и банан. Обезьяна, увидев угощение, радостно завизжала, ловко схватила все в лапы и, отскочив в угол, начала жадно пить и есть.

— Ну, теперь довольна? — добродушно бросил в ее сторону новый житель каюты.

Она молчала, усердно расправляясь с бананом и молоком.

Макс заинтересовался пультом управления. Он подошел к нему, привычно опустился в кресло, потянулся рукой к одному из приборов и только теперь заметил, что пульт управления находится за прозрачным толстым стеклом. Макс улыбнулся: конечно же, нельзя передавать обезьяне управление ракетой.

Через минуту справа на стенке что-то тихо затрещало. Макс обернулся. Прямо перед ним светился телевизионный экран. Оттуда на него смотрели светлые строгие глаза девушки.

— Хэлло, мистер! Как чувствуете себя? — спросила она по-английски.

— О, мисс, как в раю. Я обязан вам жизнью. Не знаю даже, как благодарить вас.

— Вам не скучно?

— Нисколько, мисс, — и, улыбнувшись, Макс показал на обезьяну. — Разве не видите, у меня такая веселая спутница… Правда, я не могу ей ничего рассказать о моих приключениях… Быть может, вы послушаете, мисс?

— С удовольствием, мистер, — ответила девушка. — Если вы не возражаете, я запишу ваш рассказ на пленку.

Макс в знак согласия кивнул головой, удобнее уселся в кресле, готовясь начать рассказ об удивительном путешествии.

 

Глава двадцать третья

Сенсационная весть облетела весь мир. Везде только и говорили, что о Максе, о его необычайном приключении. Человек в космосе пересел на другую ракету, спасся от неминуемой смерти… Это было невероятно! Во всех газетах всех стран на первых полосах печатались интервью Макса Велла, которые он давал с борта советской автоматической ракеты «Алмаз».

Много высказывалось разных догадок, делалось предположений о дальнейшей судьбе его коллег — Поля Арноля и Роба Питерса.

Как никогда, в те дни было оживленно в городке астрономических институтов, обсерваторий и специальных школ по космонавигации — Галактике. Здесь каждый был внимательным слушателем и зрителем «Последних известий» и все подолгу толпились у выставленных на улице телеэкранов. Новости поступали часто, вызывая новые споры, предположения…

Иван Иванович Денисов позвонил из Института межпланетных сообщений в космопорт и предупредил Олега и Виктора, чтобы те никуда не отлучались, были начеку. С минуты на минуту ожидалось из Москвы заветное разрешение старт, полет, путешествие на Луну, поиски ракеты, спасение Макса Велла…

Звонок Ивана Ивановича не застал друзей врасплох: они, как всегда, были заняты своим будничным делом.

Работали Олег и Виктор вместе в небольшой учебной комнате, отведенной специально для них. Юноши успели уже обжиться на новом месте, и все здесь было им мило и дорого: портреты Циолковского и Гагарина на стенах, высокие зашторенные окна, телевизор на красивой подставке…

Ровно в восемь утра, после зарядки, Виктор развертывал карту, подготавливал циркуль и цветные карандаши, Олег раскрывал толстый, в коленкоровом переплете журнал — и трудовой день начинался.

Сегодня ребята решили еще раз проверить, какие метеорные потоки могут встретиться на их трассе в ближайшие дни. Виктор в полосатой тельняшке что-то нервно чертил на карте неба. Олег в белом кителе, при галстуке сидел у окна и просматривал принесенные из обсерватории сводки. Строго сжатые губы, задумчивый, сосредоточенный взгляд подчеркивали внутреннюю собранность юноши.

Провести корабль в безбрежном океане всемирного пространства не простое дело. Это не плавание в обыкновенном море, где каждый пункт давно изведан, каждый остров нанесен на карту. Если ты ведешь корабль, внимательно смотри на компас, знай скорость хода, и в любое время ты можешь точно сказать, когда, в котором часу придешь в нужный порт.

В космосе же ничто не стоит на месте. Все там: Земля, Солнце, планеты, мириады метеоритов от мизерных пылинок до огромных скалистых обломков — все летит, кружится, прокладывает себе пути. Ими, управляют, их ведут вперед сложнейшие законы небесной механики.

Мы часто любуемся Луной, подолгу в ясные ночи наблюдаем за ней. И кажется, что ночное светило, которое так величественно и торжественно сияет над нашей головой, совершает очень простое странствие по небу. Но это не так. Оказывается, чтобы предсказать ее будущий путь, ученым приходится делать сложнейшие вычисления. Нужно учесть добрую сотню больших и во много раз больше второстепенных причин, которые влияют на движение Луны.

Со скоростью 30 километров в секунду летит по своей орбите Земля. Все время меняет свое место и Луна. Фактически, чтобы попасть в нее, нужно метко прицелиться. Корабль, который прилетит к пункту рассчитанной встречи, скажем, на минуту позже, чем нужно, не найдет своего космодрома. Придется догонять Луну или возвращаться назад на Землю. Такой просчет может дорого стоить. Вот где нужны бдительность, точность, твердая рука, надежный глаз.

Сделав какие-то записи, Олег отложил в сторону сводки, пододвинулся к Виктору и стал разглядывать карту. На ней в загадочном лабиринте переплетались десятки разноцветных линий и штрихов. Одни из них показывали поля притяжения планет, Солнца, другие их пути в океане космического пространства.

А что означают эти пунктирные линии? Как не понять — это потоки метеоритов. Они являются своеобразными облаками в космосе.

— Значит, с 20 по 30 июня на Землю выпадают боотиды, — задумчиво проговорил Олег.

— Из созвездия Волопаса, — подтвердил Виктор.

— Самый большой звездный дождь от них наблюдался в 1944 году. Если верно, что основная масса боотидов пролетает возле Земли через каждые 20 лет, тогда… — он умолк на минуту и озабоченно провел рукой по лбу. Потом, обернувшись к Виктору, окончил: Нужно держать ухо востро.

— Как ни держи ухо, а если суждено встретиться с ними, встретимся. Судьбу не обойдешь. Если бы от меня зависело, я назначил бы полет на февраль и март месяцы. Тогда можно было бы не бояться встреч в небе. Так нет же, нужно куда-то торопиться…

— Что ты говоришь, Виктор?! — вскинул глаза на друга Олег. — Как же не торопиться? Люди гибнут, просят помощи. А у нас ракета уже готова. Боотиды не так уж и страшны. Видишь, они проходят возле Земли узкой полосой, ее легко можно «пробить», если вылететь ровно в полдень. Смотри, эта трасса самая надежная, — показал он пальцем на жирную коричневую линию на карте.

— Это как сказать, — возразил Виктор. — Я слышал, Денисов говорил, что поток боотидов очень изменчив и в этом году может близко подойти к орбите Земли. Это должно нас насторожить…

— Это правильно, — согласился Олег. — Но я не верю в большую опасность. Скажу тебе другое. Многие наши ученые думают, что большая часть метеоров не куски камней и Железняков, а крупинки льда замерзших газов. Если это так, обшивка корабля — надежная наша защита. И учти еще магнитно-электронные пушки.

— Мало они помогут, если встретится целая скала. В таких случаях выручают только руки и глаза.

— Конечно, — согласился Олег. — Для чего же мы будем в ракете? Долетим, Виктор, долетим! — шутливо сказал он. — Если ты в ракете, можно считать, что победа обеспечена.

Виктор с упреком посмотрел на друга.

— Смеешься? — спросил он тихо.

— Нисколько. Тебе же имя дано в честь победы, — разъяснил Олег.

— А-а-а! — Довольная улыбка расплылась по лицу Виктора. — Виктор, Виктория… Победа… И в самом деле, это обнадеживает.

Неожиданно дверь в комнату открылась, и парни увидели на пороге Ивана Ивановича Денисова. Он был в парусиновом светлом костюме, сидевшем на нем немного мешковато, в легкой шляпе из рисовой соломки. Профессор был чем-то взволнован. Он осмотрел прищуренными глазами комнату, снял шляпу и, бодро взмахнув ею, подошел к парням.

— Ну, как вы здесь? Не дрожат хвосты?

— Страшно, Иван Иванович, — ответил Олег. — Страшно потому, что живем в какой-то неизвестности. Полетим или нет — никто не знает.

— Полетим! — обнадежил профессор и, обняв парней за плечи, тихо добавил: — Могу вам сообщить по секрету: на корабль погружают оборудование для ретрансляционной телевизионной станции.

— Наконец-то! — воскликнул Олег и, по-военному вытянувшись, спросил: Товарищ командир корабля, что прикажете нам…

Денисов остановил его:

— Запомни, Олег, я начальник экспедиции и никакой не командир.

— Корабль и без командира? Странно. — Олег пожал плечами.

— Напрасно ты так думаешь. Он есть, — пояснил Денисов. — Но клянусь, не я!

— Кто же? — в один голос спросили Олег и Виктор.

Иван Иванович хитро прищурил глаза.

— Это тайна. Придет время, он сам объявится…

Парни удивленно посмотрели друг на друга, не понимая, шутит Иван Иванович или говорит правду.

— Ну, друзья, пришло время штурмовать первую цитадель неба…

Они, как будто сговорившись, вместе подошли к высокому раскрытому настежь окну. Перед ними лежала во всем величии и вечерней красоте Земля колыбель ума, крылатой мысли, дерзновенных сердец. Иван Иванович вытер платочком лоб. Голубые глаза его блестели нетерпеливой радостью, на устах застыла улыбка.

Неожиданно в комнате послышался низкий протяжный гудок. Денисов круто обернулся. Он не ошибся: вспыхнул экран телевизофона. Чернобровая, с пухлыми губами девушка, глядя прямо в глаза Ивану Ивановичу, проговорила:

— Говорит Москва! Слушайте экстренное сообщение Правительства Союза ССР. 23 июня со специального космодрома в 12.00 будет дан старт ракете «Вулкан», которая возьмет курс на Луну. Осуществляется вековая мечта человечества…»

В глазах Олега поблескивали слезы. Денисов, увидев их, обнял парня за плечи.

— Дождался, сынок, — сказал он ласково и отошел от телевизофона.

* * *

Члены экипажа «Вулкана» прилетели на космодром на воздушном автомобиле. Всходило солнце. Дымилась утренними росами степь. Хотя облака в небе почти стояли на месте, нетрудно было заметить, как они, расплываясь, постепенно таяли.

Космонавтов встретили члены правительственной комиссии и корреспонденты разных газет мира. Провожающих было очень мало, потому что район космодрома являлся опасной зоной. Старт должен передаваться телецентрами крупнейших городов страны, и его увидят миллионы людей.

Денисов, Виктор Машук и Олег Дрозд… Казалось, это стояли два сына с отцом, одетые по-дорожному, в одинаковых костюмах. Вспыхивали огни «блицев», стрекотали кинокамеры. Такими — гордыми, со сдержанными улыбками — видели их в эту минуту в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске…

Наконец к Денисову подошел начальник космодрома.

— Иван Иванович, извините, последний раз беспокоим. Вас просят зайти со своими орлами на санитарный пункт.

— Ох эти мне проверки! Измучили они нас, — вздохнул профессор и кивнул парням, чтобы те следовали за ним.

Они опустились по бетонным ступенькам в подземное помещение. Олег волновался. Он мало спал в эту ночь: не мог отделаться от беспокойных раздумий. Перед глазами мелькали корабль, пустое черное небо, представлялись неожиданные встречи с метеоритами. И вдруг вспомнилась Наташа… Она что-то говорила ему, что-то наказывала, предупреждала. Он видел ее отчетливо и близко, слышал даже легкий шелест шелкового платья, тревожное дыхание. Только к утру, когда начали таять сумерки, он уснул. Проснулся с шумом в голове. В мышцах чувствовалась какая-то скованность. Лишь когда принял холодный душ, бодрость вернулась к нему.

На санитарном пункте, где все сияло чистотой, белыми стенами и халатами, космических путешественников окружила целая толпа врачей. Слышались приветствия, смех, шутки.

— Выпустите нас живыми. Ей-богу, измучили, — говорил Иван Иванович высокому, в очках профессору. — Пульс, давление, дыхание — все в норме.

— Нет, голубчик, нет, мы еще посмотрим, — чувствуя свою власть над будущими героями, шутливо отвечал тот и старательно выстукивал грудь.

Виктор Машук стоял у диванчика, одевался.

— У вас, молодой человек, здоровья на пять полетов, — сказал удовлетворенно председатель комиссии, осматривая его мускулистое тело.

— Если у него на пять, у Олега на десять, — в тон ему заметил Иван Иванович Денисов. — Мы с ним уже старые путешественники…

Но осмотр Олега что-то затягивался. Рыжеволосая женщина подозрительно вглядывалась в его лицо, несколько раз прощупывала пульс и, наконец, предложила измерить температуру.

Олег недовольно поморщился. Подошел Иван Иванович Денисов и стал нетерпеливо ожидать результатов осмотра.

— 35,1 градуса, — сообщила врач, удивленно вскинув глаза. — Переутомление… Что с вами случилось, голубчик?

— Ничего особенного, — ответил Олег, — Маловато поспал, вот и все.

— Все же я вынуждена задержать вас, — строго сказала она и повернулась к Денисову. — Иван Иванович, у вас есть запасные люди?

Денисов недовольно сверкнул глазами:

— Наталья Степановна, что же это получается? Вы насильно отбираете у меня бывалого штурмана…

— Все это верно, но у нас такое правило: разрешать полет только здоровым. Понимаете?

Денисов волновался, горячился:

— Наталья Степановна, вы же сами знаете: Олег прошел все тренировки, показал наилучшие результаты. Я уверен в нем, надеюсь…

Олег испугался, побледнел. Скажи, какая неприятная история! Понадеялся на организм, не заставил себя выполнить распорядок дня — и вот, хлопай глазами.

Виктор, услышав возбужденный разговор Денисова с врачом, подошел к ним. Что-то дерзкое и гневное мелькнуло в его улыбке, которую он сразу же поторопился погасить. Некоторое время Виктор стоял неподвижно, как будто что-то обдумывая. Затем резко и грубо тронул за плечо Олега.

— Схитрил? Да? — тихо, с нескрываемой ненавистью спросил Виктор. — Но имей в виду: победитель получает все!

— Виктор, о чем ты? — испуганно посмотрел на товарища Олег. Потом все понял, укоризненно покачал головой и сказал: — Странные у тебя мысли, Виктор. Я думал, ты умнее… — и отвернулся в сторону.

Врачи оживленно спорили, что-то доказывая друг другу. Олег понимал: у них не было единого мнения. Наконец Олегом заинтересовался главный врач. Он сам осмотрел его, выслушал.

— Голова не болит?

— Нет.

— Усталости не чувствуешь?

— Нет.

— Хочется лететь?

— Что за вопрос, доктор! — взволнованно ответил Олег.

— Вижу, вижу, товарищ Дрозд, — улыбнулся главный врач. — Ваше счастье, что я хорошо знаю вас и могучий ваш организм. Не то пришлось бы у телевизора скучать. Одевайтесь!

Олег чуть не подпрыгнул от радости, как мальчишка. Когда путешественники начали прощаться, парень искренне, благодарно пожал руку главному врачу и шутливо сказал:

— Я верю, доктор, придет время, и вы будете специально посылать больных на Луну, где мы построим санатории, больницы.

Когда они вышли из санитарного пункта, их снова окружила шумная толпа. К ним тянулись блокноты, какие-то книги, и они торопливым росчерком самописок оставляли там свои автографы.

И вот высоко над степью взлетела ракета.

— На старт! — прозвучала команда.

Откуда-то выбежали пионеры с пышными букетами цветов и вручили их под аплодисменты провожающих смелым путешественникам.

— Смотрите не заморозьте, — дал наказ кто-то из толпы.

Денисов, Виктор и Олег, попрощавшись со знакомыми и служащими космодрома, двинулись по бетонной дорожке ко взлетной эстакаде. Следом за ними неслись торжественные возгласы, гремело нестройное, но радостное «ура».

И вот неподалеку — длинный веретеноподобный корпус «Вулкана». Казалось, это лежал могучий океанский кит, каким-то чудом вытянутый из воды. Нестерпимым блеском отливали под солнцем крутые бока корабля.

Иван Иванович Денисов медленно поднялся по дюралюминиевой лестнице ко входному люку, раскрыл его и обернулся в сторону толпы. В тот же момент широким прибоем зазвучала торжественная, мощная мелодия гимна. Путешественники вошли в каюту.

Олег посмотрел в иллюминатор. В небо взвилась новая ракета. Все, кто был на космодроме, заторопились в убежища. Несколько минут — и члены экипажа заняли свои места. Старт начался совсем неожиданно. Уже бежали в каком-то лихорадочном разгоне за иллюминаторами покатые бетонные стены зданий, высокие башни, антенны локаторов, бассейны, фонтаны, ленты дорог, а в ракете еще никто не чувствовал движения. Наконец послышался пронзительный свист, вдруг превратившийся в громовой грохот.

Эластичный матрац провис под Олегом, и юноша отчетливо почувствовал, как на грудь навалилась незримая тяжесть.

— Иван Иванович, летим! — вскрикнул он радостно и от удовольствия зажмурил глаза.

Все тело, казалось, было чем-то перетянуто, сжато, не хватало воздуха. На лбу выступил холодный липкий пот. Почувствовав это, Олег заволновался: не сверх ли нормы увеличивается ускорение? Он нажал на специальную кнопку, и в ракете послышался голос:

— Высота 20 тысяч метров, температура минус 42 градуса, ускорение 3,5 метра в секунду.

Это говорил автоматический индикатор, который при помощи миниатюрной электронной машины через каждую минуту полета мог давать все необходимые для экипажа сведения.

Олег успокоился. Полет проходил точно по плану. На третьей минуте индикатор сообщил:

— Высота 2 тысячи километров, температура минус 215 градусов, под нами Сахалин, ускорение 5,7 метра в секунду.

Еще несколько томительных минут ожидания, и «Вулкан» набирает скорость 7,8 километра в секунду. Выключаются двигатели. Ракета делает широкий виток вокруг Земли.

Путешественники встают с резиновых диванчиков и, превратив их в кресла, усаживаются. За толстым стеклом иллюминаторов сквозь мглистую дымку видны очертания суши, морей, гор. Время от времени внизу, словно подхваченное вешним потоком крошево льдин, проплывают цепи перламутровых и серебристых облаков.

Олег смотрит в черное как сажа небо и настраивает рацию.

— «Вулкан»! «Вулкан»! — доносится из эфира. — Мы видим тебя. Прими поздравления от «Амура».

— Мы с «Дуная»… Мы с «Дуная»… Добро дошли! Кланяйтесь от нас Луне.

Затем слово было дано «Луаре», «Варшаве» и «Кавказу» — всем надземным космическим островам, которые курсировали по своим дорогам-орбитам вокруг родной планеты.

Скоро «Вулкан» должен был приблизиться к «Звезде КЭЦ», принять от нее подготовленный окислитель, необходимый для дальнейшего путешествия ракеты.

Олег включил телевизор. На пульсирующем, похожем на жидкое стекло экране вырисовалось огромное обод-колесо. Оно сияло, переливаясь сотнями огней. Там жили, работали люди. Такая форма искусственного спутника была не случайной. Она позволяла ему не только лететь по своей орбите со скоростью до восьми километров в секунду, но и вращаться вокруг оси. А как это важно! На спутника все вещи и люди приобретают вес, создается привычная земная обстановка.

— Друзья! Мы подходим к вам, встречайте! — проговорил Олег, увидев на экране капитанскую каюту и веселые лица ее обитателей.

— Мы готовы! Высылаем на вашу орбиту скоростные ракеты с цистернами, — послышалось в ответ.

Олег переключил телевизор, чтобы посмотреть, как из этих цистерн будет перекачиваться окислитель.

Пятнадцать минут — и «Вулкан» был заправлен. Теперь он выходил на трассу своего большого полета.

Обод «Звезды КЭЦ» спрятался за рамку экрана, сверкнув двумя яркими снопами прожекторов. Прощай, маленькая Земля! Ты последней провожаешь нас в дальний путь, желаешь счастья и успехов.

Хотя путешественники прошли все тренировки на Земле, но потеря веса вызвала не очень приятные ощущения. Казалось, они куда-то падают, проваливаются. Ныло, замирая в груди, сердце…

Только здесь, на космическом корабле, можно понастоящему понять, каким обетованным, воистину чудесным краем была для них родная Земля с ее горами и реками, лесами и садами, с ее материнской лаской и влюбленностью в человека, в каждую маленькую былинку и козявку, в их жизнь и движение.

Столетиями мечтал человек преодолеть силу тяготения, чтобы, высоко взмыв над родной планетой, одним взором окинуть ее необозримые пространства, взглянуть со стороны на вуаль ее белых облаков, на горные отроги и хребты, покрытые ледниками, на всю ее, стремительно летящую в бездне космоса и несущую неумолкаемую, неусыпную, клокочущую радостью и счастьем жизнь.

Сила тяготения… С ней упрямо боролся человек, но она не была и не могла, конечно, быть его врагом. Подумайте, что стало бы с Землей, если бы вдруг в один прекрасный момент исчезла сила тяготения? Нет, этого никак нельзя представить! Ведь не будь этой силы, все — города и села, реки и океаны, все движимое и недвижимое — оторвалось бы от Земли, низвергаясь в черную бездну. Да и сама планета взорвалась бы, как бомба, разлетаясь в пространстве косматым облаком песчинок и каменных глыб. Ведь не забывайте, изнутри Землю распирают колоссальные силы давления.

Но и наоборот, только в космосе, при полете по инерции, приходится встречаться с невесомостью. Если бы в ракете все вещи не были прикреплены к стенам специальными скобами, крючками и резиновой тесьмой, они стронулись бы с мест, полетели, блуждая, как живые, из угла в угол.

Иван Иванович Денисов сидел у телескопа, Виктор занял место у пульта управления. Олег хотел воспользоваться свободным временем и отдохнуть. Он несколько раз закрывал глаза, заставляя себя ни о чем не думать. Но уснуть не мог.

Тем временем «Вулкан» увеличил скорость и по широкой полуэллиптической кривой направился на стационарную орбиту. Проходя по ней, ракета будет как бы привязана к одному и тому же пункту Земли.

Спокойно движутся стрелки приборов. Медленно бежит время. Но что это? Над циферблатом показателя скорости вспыхивает красный огонек. Ага, ракета в своем полете отстает от графика на 500 метров!

Виктор обернулся к Олегу, кивнул головой: мол, посмотри, сделано первое предупреждение штурману. Но он даже и не прикоснулся к приборам. Зачем? Они сами выправят ошибки аппаратов, дадут команду увеличить скорость.

Так оно и случилось. Тревожная весть об отставании была принята своевременно, и теперь Виктор наблюдал, как стрелка показателя скорости начала быстро склоняться к желтой черте. Еще минута — и красный тревожный огонек погас. Ракета идет точно по графику.

Виктор весело встряхивает волосами, смотрит на задумчивое, сосредоточенное лицо Ивана Ивановича и вдруг шутливо начинает:

Иван Иванович довольно улыбается. Виктор оставляет штурманскую рубку, подходит к нему, становится за спиной.

подхватывает песню Денисов. Присоединяет свой голос и Олег.

И вот трое космических путешественников, обнявшись, сидят перед широким окном каюты и поют веселую озорную песню. Перед глазами, во всю ширину окна, висит Земля, светясь ласковым голубым сиянием. Она напоминает школьный глобус, который кто-то незаметно поворачивает, знакомя наблюдателей с земными ландшафтами.

Денисов пел старательно, задушевно. Густой, с приятной хрипотцой голос, добродушная улыбка под узкими аккуратными усиками — все в этом человеке подчеркивало какую-то притягательную душевную чистоту.

Олег стоял сбоку, опершись о плечо Ивана Ивановича. Свободной рукой он живо и энергично размахивал в такт песне. Вьющиеся его волосы рассыпались, широко раскрытые глаза светились задором. Усталость, которая чувствовалась в начале полета, бесследно исчезла. Хорошо натренированный организм юноши победил. На лице Олега светился здоровый румянец, движения были спокойные и уверенные.

Виктор сидел вполоборота к Денисову. Он смотрел прямо в его лицо, следил, как шевелятся его пухлые яркие губы, изо всех сил стараясь петь с ним в такт. Денисов иногда подмигивал ему, и Виктор в такие минуты оживлялся.

Наблюдая за Иваном Ивановичем, Виктор невольно подумал, что тот на кого-то очень похож. Но на кого? На благородного капитана Немо, полярника Седова или Циолковского? На всех вместе и ни на кого. У него было какое-то особенное лицо, отличные, надолго западающие в память черты.

Одно слово много говорило о нем: пионер космоса! Несколько лет назад он первым согласился возглавить экспедицию ученых на Малую Луну и теперь в свои преклонные годы не побоялся пуститься в далекий, опасный путь с дерзновенными молодыми орлятами. Денисова манил космос. Только с ракеты, с искусственного спутника мог он поговорить по-настоящему со своими старыми знакомыми — с Большой Медведицей, Близнецами, Орионом, Драконом, Андромедой, Козерогом, — с тысячами звезд и созвездий, к которым у него на всю жизнь сохранились большая любовь и уважение…

Когда песня кончилась, Денисов пригладил редкие волосы и, переводя дыхание, сказал:

— А теперь, друзья, послушаем, что скажет Земля.

Он нажал на кнопку, и все обернулись к стенке. По вспыхнувшему экрану пробежали тени потревоженного эфира. Затем словно откуда-то из глубины долетел не то шепот, не то едва уловимый шум морского прибоя. Наконец, прорвав магнитное поле Земли, звуки усилились, зазвучали широкой упругой волной. Теперь хорошо можно было различить: из динамика телевизора долетали не какие-то неясные призывы, тревожные вопросы, а песня. Земля отзывалась космическим путешественникам знакомым голосом доброй и заботливой матери:

— Это о нас, — кивнул головой Денисов.

Олег и Виктор слушали песню молча, словно зачарованные. Каждый думал о своем. Широкая, ласковая мелодия рождала чувство радостной окрыленности, необычной легкости. Песня звала куда-то лететь, что-то завоевывать в подарок людям. Совсем новое, неиспытанное чувство охватило Олега. Оно было похоже одновременно и на радость и на печаль.

В чудесном сплетении голосов, певших песню, Олегу послышался голос Наташи. Она провожала его в далекий путь, желала ему радости и удачи. Хотелось сказать Виктору: «Ты слышишь, нам поет Наташа!»

Да, это был ее голос, полный тепла и тоскливой тревоги, голос надежды и дружественного напутствия. Казалось, она первой затянула песню, придумала для нее слова, а потом уже песню подхватили десятки и сотни голосов, и она зазвучала широко и привольно, — не песня, а торжественный, праздничный гимн в честь человека, его дерзаний и отваги.

Звучала песня… Они смотрели на родную планету, и им казалось, что пела вся Земля. Нет, они не летели в бездну космоса, а плыли по какой-то знакомой, милой сердцу реке.

Звучала песня… Хотелось бесконечно слушать ее нежные, тихие всплески, похожие на вздохи, освежать сердце в ее бодрящих струистых потоках.

Песня оборвалась не сразу. Она точно начала отставать от ракеты, удаляться. Вот она еле-еле слышна, кажется даже, что песенники напрягают голоса, но напрасно: она отстает, обессиленная в пути, слабеет, слабеет…

Да, Земля пела им, но не могла отдать навсегда свою песню! Оно и понятно. Сколько еще героев и славных сынов осталось на ее широком раздолье. Всех их нужно направить в большой жизненный путь, вдохновить, согреть. А кто может сделать это лучше всех, поговорить с человеком искренне, задушевно, с заботливостью преданного друга? Конечно, песня! Она ведет людей в походы, вдохновляет на подвиги, благословляет на большие дела. Песня живет в человеке и для человека.

Она — трепет его взволнованного сердца, его теплое, ласковое дыхание, взлет его мыслей и мечты. Песня это улыбка души, это боль и радость, печаль и нетерпеливое желание… Хотя песни уже давно не было слышно, Денисов, Олег и Виктор все еще стояли перед широким зеркалом экрана и в волнении молчали.

Наконец Олег обернулся к Ивану Ивановичу, сказал:

— Какая хорошая песня.

Денисов как будто проснулся от мыслей.

— Хорошая… А теперь, друзья, — Иван Иванович вдруг стал серьезным, даже озабоченным, — начинаются наши космические будни. Вы знакомы с графиком дежурств, и прошу его строго выполнять. Сколько времени осталось до выхода на стационарную орбиту?

Виктор, взглянув на часы, ответил:

— Двадцать пять минут, Иван Иванович.

— Вот и отлично. Держите ухо востро: можем встретиться с метеорами.

В каюте было тихо. Каждый занялся своим делом.

Денисов, припав к окуляру телескопа, застыл возле него и стал пристально рассматривать Марс. Иван Иванович летел на Луну, а уже приглядывался к далекому приятелю Земли, потому что, видимо, собирался побывать и там.

Олег подготовил кинокамеру. Программа съемок на этом участке пути была скромной: предстояло заснять Солнце, этот огненный вулкан, который бесконечно живет, бунтует, животворит. Правда, не так просто подступиться к нему. Солнце сияет, пылает, слепит глаза. Олег опустил на окно специальную шторку.

И вот Солнце перед ним. Оно крупнее, нежели это кажется с Земли, и не круглое, как диск, а лохматое, разбухшее, трепетное. Олег несколько минут смотрел на главу планетной семьи, невольно любуясь его своеобразной красотой и ярким излучением силы.

Много тайн хранило Солнце, много загадок. Люди знали, что на нем существуют пятна, но никак не могли пока объяснить, почему вдруг Солнце посылало на Землю дождливые лета, суровые зимы, заставляло ходить по морям тайфуны, поднимало небывалые штормы.

Когда Олег прикрыл светило специальным кружочком, возникла удивительная картина: казалось, происходит настоящее солнечное затмение. Вокруг Солнца образовалось серебристо-жемчужное лучистое сияние. Корона выглядела особенно пышной, даже нарядной, потому что на светиле в это время было много пятен, свидетельствовавших о наступлении периода бурной солнечной деятельности. Вытянутые с двух противоположных сторон сияющие вееры необыкновенного для человеческих глаз пламени напоминали крылья.

— Смотрите, Иван Иванович, — обратился Олег к начальнику экспедиции. — Наше Солнце, оказывается, крылатое!

Денисов повернулся к окну и удивленно вскинул брови.

— Ого, как оно расходилось! — воскликнул он. — Очень интересно… Снимайте, Олег. Такие минуты не часто повторяются.

Затем, записав какие-то данные в специальный журнал, встал с кресла и сказал:

— Давайте я сниму корону сам. Боюсь, вы не совладаете.

— Конечно, — улыбнулся Олег. — У такого царя она тяжеловатая…

Несколько минут монотонно стрекотал аппарат. Денисов старался снять не только общий вид короны, но и отдельно ее разные стороны. Наконец он что-то удовлетворенно замурлыкал и передал аппарат Олегу.

В этот момент его позвал Виктор. Штурман озабоченно посматривал на четыре овальных окошка, видневшиеся перед ним, показывая на них рукой.

— Иван Иванович, входим в опасную зону, — сказал он сдавленным голосом. — Со всех сторон метеоры…

— Этого и следовало ожидать, Виктор, — ответил совсем спокойно Денисов и, осторожно переставляя ноги в тяжелых намагниченных ботинках, подошел к пульту управления. — А ну, дайте взглянуть!

На четвертом экране локатора, перечеркнутом тонкой координатной сеткой, была видна черная мушка, которая наискось ползла по затуманенному стеклу.

— Ничего себе камешек догоняет нас, — озабоченно заметил Денисов и стал вслух считать: — 500… 350… 200 километров …

Услышав цифру «двести», невольно обернулся к друзьям и Олег. Приближение метеора на такое расстояние было опасным.

— Включить магнитно-электронные пушки, — крикнул Денисов и сам застыл в напряженном ожидании. На щите управления вспыхнули предупреждающие сигналы. В это же время послышался густой голос диктора электронной машины:

— Тревога! Тревога!

Дальнейшее промедление могло стоить жизни. Виктор, прильнув к окну телеэкрана, включил пушку. Корпус ракеты судорожно задрожал. Казалось, что-то неудержимо-стремительное отделилось от корабля, понеслось вдаль. В то же мгновение зловещий отблеск осветил первый экран локатора.

— Метеор! — схватился Денисов за хромированную рукоятку. — Поворот два градуса!

Мускулы на лице Ивана Ивановича напряглись, застыли. Глаза смотрели пристально и остро. Возбуждение, вызванное опасностью, вмиг изменило этого человека.

Поворот сделан! Всех троих сразу бросило в сторону, и они едва удержались на ногах. Черная мушка На экране локатора исчезла, и снова он осветился красивым голубовато-зеленым мерцанием.

Денисов, Виктор и Олег с облегчением вздохнули.

Они поняли — метеор пролетел мимо. Магнитно-электронная пушка расколола его надвое, но совсем уничтожить не смогла. В чем дело?

Денисов, резко повернувшись к Виктору, раздраженно бросил:

— У вас не настроена пушка. Сбита фокусировка…

Виктор покраснел и, склонясь над замком пушки, уверенно, наметанным взглядом стал проверять установку прицела. Через минуту он выпрямился, удивленно развел руками.

— Что за чертовщина? Пушка в порядке…

— Не может этого быть! — недоуменно воскликнул Денисов и, повернувшись к Олегу, попросил: — Посмотри ты, пожалуйста…

Но ничего, как ни старался, не нашел и Олег.

— Разрешите, Иван Иванович, осмотреть обшивку корабля, — обратился он к начальнику экспедиции. — Мне кажется, здесь какая-то загадка.

Денисов в знак согласия кивнул головой.

Олег, быстро облачившись в скафандр, попросил Виктора проводить его из ракеты. Открылась камера-шлюз, заработали компрессоры, и вот уже распахнулся внешний люк. Оттолкнувшись от борта ракеты, Олег вывалился в черную бездну космоса. За кормой косматым клубком пламени желтело Солнце. По спине пробежал неприятный щекотливый холодок, заныло сердце. Но это были первые, быстро исчезнувшие ощущения.

Ракета как будто стояла на месте, повиснув в черном безбрежном океане. Олег включил фонарик, и яркий луч скользнул по корпусу корабля. Что же в конце концов случилось? Ото, обшивка на корме в трех местах повреждена. Правда, пробоин не видно. Какое счастье, что так удачно разошлись с метеором!

А это что еще? Какая-то звездочка сверкает невдалеке от корабля. И не просто сверкает, а летит, как мотылек…

Олег несколько секунд недоумевал, потом невольно повернулся и, используя силу толчка, поплыл вперед, чтобы догнать звездочку. Вблизи она сияла еще более привлекательно — каким-то чарующим малахитовым светом.

Вот так диво! Звездочка была не чем иным, как обыкновенным камешком. Не задумываясь, Олег схватил блуждающий метеор рукой. Такую находку стоит показать друзьям! Но только космонавт подтянул руку, в которой была находка, как сразу почувствовал, что в ней появилась заметная тяжесть. Руку свело точно судорогой. Сначала Олег не обратил на это внимания. Долетев до середины ракеты и схватившись за дверную скобу, он остановился. Чудо! Повторилось то же самое! Только руку, занесенную вперед, на этот раз высоко отбросило вверх, и парень явственно почувствовал, что его камешек выскользнул из крепко сжатой ладони. Олег на мгновение застыл, пораженный. А камешек тем временем, освободившись от власти человека, полетел в пустоту. Олег догнал его и снова зажал в руке. Вот так чудеса! Что за диковинная сила таится в этом на первый взгляд обыкновенном камешке? Олег решил повторить эксперимент. На этот раз, крепко зажав камешек в ладони, он сильно размахнулся, будто готовясь к броску. И снова находка проявила просто-таки магическую силу. Камешек, конечно, не смог вырваться из руки, но зато повлек за собой в полет космонавта.

Олег чуть не вскрикнул от ужаса. Ведь такого не может быть! Да, не может! Вес камешка должен быть ничтожно малым по сравнению с массой его собственного тела.

В чем же дело?

Олег включил реактивный моторчик и взволнованно заговорил в микрофон:

— Иван Иванович, готовьтесь принять на борт. Возвращаюсь с большой новостью.

Погасив падение, он при помощи моторчика стал осторожно приближаться к ракете. Вот уже видна корма и черные цилиндрические сопла. Вот уже рядом обведенная медной полоской дверь.

Прошло несколько минут. Олег, вспотевший, но довольный и радостный, стоял перед Денисовым. Здесь же, у ног его, лежал сброшенный в спешке космический скафандр.

Денисов пристально рассматривал зеленоватый, светящийся изнутри шарик, затем попробовал подбросить его вверх и словить. Это ему удалось сделать не хуже, чем жонглеру в цирке. Но вдруг глаза Ивана Ивановича испуганно сверкнули. Что за оказия? В стороне, на стенке, угрожающе замерцали сиреневым огоньком тонкие трубки. В кабине — радиоактивные излучения!

Олег тоже успел заметить тревожный сигнал. Испуганно вздрогнув, он крикнул Денисову:

— Иван Иванович! Прячьте находку!

Но Денисов уже и сам все понял. Он быстро подбежал к лаборатории, нажал нужную кнопку — из стенки выдвинулись два тяжелых свинцовых круга. Иван Иванович положил между ними камешек, и автоматы немедленно упрятали их внутрь стенки.

От волнения на лбу у Виктора выступил холодный липкий пот.

— Ух, — облегченно вздохнул он и недовольно поглядел на друга. — Как маленький, игрушки ему нужны…

Денисов, как бы выгораживая Олега от упреков, промолвил:

— Не ворчи, Виктор, сейчас речь не об этом. Олег! — Он, встревоженный, подошел к парню, тронул его за плечо. — Как ты себя чувствуешь?

Олег сидел в кресле бледный и растерянный, с посиневшими губами. Руки его дрожали.

— Кружится голова. Тошнит…

— А видишь хорошо?

— Все как в тумане, — прошептал Олег, обводя вокруг руками. — Подойдите ближе. Я вас совсем не вижу…

Денисов растерянно засуетился, но затем, резко взмахнув руками, оторвался от намагниченного пола и направился в дальний угол кабины. Там он достал из белого эмалированного шкафчика черный флакон с резиновой трубкой и быстро возвратился назад.

— Выпей, пожалуйста, это. Как рукой снимет. Слышишь, Олег?

Олег слышал голос Денисова, но не мог уже видеть ни его лица, ни принесенного им флакона с лечебным препаратом. По телу разлилась тяжелая истома, невольно закрывались веки.

— Вот трубка, — помог Олегу Денисов. — Отклонись назад и пей, скорее пей!

Забулькала, выливаясь, жидкость. Олег не успевал ее глотать, и несколько капель пролилось; они, блестя, словно ртуть, повисли рядом в воздухе, плавали и колыхались перед глазами.

Денисов опутал Олега проводами и тонкими резиновыми шлангами. Затем включил специальные аппараты для наблюдения за больным. Рядом на щитке засветились два ряда разноцветных огоньков, что-то, пульсируя, застучало. Аппараты показывали направление и силу кровообращения, наличие радиоактивности в разных частях тела.

Исцеление происходило прямо на глазах. Вскоре продолговатая трубка, показывавшая, как кровь снабжает кислородом мозг, засветилась голубовато-синим светом. Денисов радостно улыбнулся. Силы возвращались к Олегу.

Чтобы предупредить лучевую болезнь, Иван Иванович и сам отпил несколько глотков чудодейственного напитка, а затем передал флакон Виктору.

Опасность поражения экипажа корабля интенсивным радиоактивным излучением была ликвидирована. Вот сколько хлопот принесла с собой необычная находка в космосе.

Что же это был за камешек? Как ни удивительно посланец Сириуса. Когда Олег, оправившись от болезни, узнал об этом, он не поверил. Небывалый случай! Ведь известно, что одной из величайших загадок для ученых всего мира является небольшая звезда, находящаяся невдалеке от Сириуса. Она состоит из вещества в 60 тысяч раз более тяжелого, чем вода. Никогда человек еще не видел такого вещества. И вот оно побывало в его руках. Теперь понятно, почему с ним происходили такие странные приключения. Иначе и быть не могло! Хотя камешек и не имел веса, он обладал огромной массой, значительно превышавшей массу человеческого тела. Можно представить, какое небывалое давление царит в недрах звездного шара, пославшего нам этот, на первый взгляд, безобидный камешек. Атомы-ядра там оголены, лишены электронов, и, таким образом, самой природой создано вещество неслыханной плотности.

— Ну, гора с плеч, — сказал Денисов, когда в ракете после неожиданного происшествия, воцарился порядок. — Теперь надо поговорить с Землей. Пусть знают все — сделано небывало важное научное открытие. — Подойдя к радиоаппаратам, он включил один из них и стал вызывать главную станцию наблюдения за космосом.

Олег тем временем встал и с неожиданной ловкостью прошелся по каюте.

— Ты, брат, должно быть, в сорочке родился, — шутливо сказал Виктор. — В пекло лезешь, и хоть бы что!

— Со счастьем хорошо и по грибы ходить, — сдержанно заметил Олег.

Виктор склонился над маршрутной картой, одновременно ведя строгое наблюдение за приборами управления. Олегу тоже не хотелось сидеть сложа руки, чувствовал он себя довольно бодро. Взяв кинокамеру, подошел к иллюминатору и начал снимать Землю, светившуюся в стороне оранжево-голубым шаром.

Трудно было оторвать взгляд от этой необычной картины. В голове одна за другой возникали мысли — яркие, горячие, стремительные.

В жизни своей Олег насчитывал уже несколько важных событий. Самое главное из них произошло недавно. Он жил и не догадывался, что жизнь может быть такой удивительно интересной, содержательной и красивой…

Олег обернулся к Денисову и невольно вздрогнул. На мозаике экрана, в который пристально всматривался Иван Иванович, трепетным сиреневым пламенем мелькнуло девичье платье. Денисов незаметно качнул вариометр настройки, и эфир тотчас же вынес на экран легкую, подвижную фигурку девушки.

Наташа! Вот так встреча. Олег едва не вскрикнул от радости — такая она была желанная и неожиданная. Наташа приветливо улыбнулась, кивнула головой. Взглянув на Олега и Денисова, спросила:

— Где Виктор? Как он себя чувствует?

Виктор, услышав свое имя, повернулся в широком штурманском кресле и посмотрел на экран. Сразу загорелись, засияли глаза! Виктор не мог скрыть своей радости.

— Спасибо, Наташа. Мы чувствуем себя хорошо. Летим точно по графику.

— Не волнуешься? — спросила она.

— Все-все тревоги я оставил на Земле, — сразу же ответил Виктор. Он лукаво улыбнулся и медленным жестом взбил рыжеватый чуб на голове.

Но Наташа не улыбнулась в ответ, была по-прежнему подчеркнуто строгой, как человек, который выполняет служебные обязанности. Олегу она ничего не сказала, только посмотрела на него долгим, проникновенным взглядом, который говорит больше любых слов.

— Иван Иванович, включаю Академию наук, — сказала Наташа. В динамике послышался глубокий вздох, и ласково-светлый облик девушки потерялся где-то в черной пустоте эфира.

Виктор украдкой взглянул на Олега. «Ты хотел нас поссорить с Наташей, — казалось, говорил его взгляд. Но напрасно. Она возвратилась ко мне, будет ждать». Взявшись за штурвал, он сидел с нескрываемым чувством превосходства и собственного достоинства. Руки его работали ловко и быстро. Посмотрев на приборы, Виктор вдруг торжественно объявил:

— Внимание! Выходим на стационарную орбиту.

Наступил самый, быть может, ответственный момент: старт с этой орбиты следовало произвести безукоризненно. Требовалось предельно точно определить время с тем, чтобы в момент приближения ракеты к Луне можно было поддерживать связь с наземными радио- и телестанциями управления. Иными словами, территория СССР должна оказаться в зоне прямого просмотра.

Включено электронно-счетное устройство. Ракета во власти автоматического управления. Все внимание экипажа приковано к показаниям приборов и циферблатам часов. Со стороны можно было подумать, будто люди сохраняют хладнокровие, однако и Денисов, и Олег, и Виктор в душе волновались. Им сейчас было не до песен и не до раздумий на лирические темы. Воля, расчет, точность — вот что нужно в такие минуты.

Вспыхнула сигнальная лампа — и тотчас заработали двигатели. Скорость увеличена ровно на один и две сотых километра в секунду.

Снова на людей наваливается незримая тяжесть, сковывает тело, сжимает в своих жестких объятиях. Еще несколько мгновений — и опять облегчение: ракета набрала скорость, летит по инерции, вроде кометы или астероида.

Пытливо вглядываются члены экипажа в приборы. Механизмы действуют четко. Ясны показатели радиолокаторов. «Вулкан» пробивает гравитационное поле Земли, унося в космос трех смельчаков. Они в кабине ракеты, среди приборов и аппаратов, и вместе с тем — в безбрежном океане тьмы, которым поглощены и Земля, и Луна, и Солнце, и все-все звезды Вселенной, но чувства заброшенности, одиночества нет и в помине. Они стоят на вахте возле механизмов, готовые в любой миг обратиться к помощи своих знаний и своего умения.

Видавший виды Иван Иванович и совсем юные Олег и Виктор в эту пору не думали о том, что человек властелин машины, даже такой сложной, как ракета «Вулкан». А это было так. Корабль, шедший на штурм цитадели неба, выполнял их волю. Им же самим казалось, что они делают только то, что делал бы на их месте любой космонавт, если б ему пришлось быть пассажиром «Вулкана».

Через два часа пути Денисов приказал отдыхать Виктору и сам прилег. Олег вел наблюдения и записывал данные в вахтенный журнал. Скорость движения корабля сокращалась: это «Вулкан» выходил из зоны гравитационного земного поля.

Вдруг на панели тревожно замелькали огоньки. Олег судорожно вцепился в подлокотник кресла. Его придавила к сиденью внезапная тяжесть ускорения.

В чем дело? Не пущен ли в действие фотонный двигатель?

Стрелка указателя скорости неумолимо ползла кверху: 12 километров … 13… 14…

— Иван Иванович! Ракету несет…

— Вижу! — стараясь сохранить хладнокровие, сказал Денисов, сон с которого как рукой сняло. — Удивительно, фотонный двигатель, кажется, бездействует. Откуда же такая скорость?

Олег недоумевал. Штурман корабля, он не мог ответить на простой, казалось бы, вопрос: откуда ускорение, если фотонный двигатель не работает? Словно бы ища подсказки, взглянул на Виктора. Тот свел брови к переносице и сосредоточенно думал о чем-то.

А Денисов действовал. Он проворно приблизился к телевизофону, нажал кнопку и немного хрипло заговорил:

— Земля! Земля! Говорит «Вулкан». Объясните, почему увеличилась скорость ракеты. Что случилось?

Длились томительные минуты. Из динамика долетал сухой треск электрических разрядов, протяжное тоскливое гудение. На экране то вспыхивали какие-то суетливые тени, то он спокойно светился миллионами едва заметных синеватых точек. Земля молчала. Лицо Ивана Ивановича заметно побледнело.

Олег докладывал:

— Перегрузка резко увеличивается. Скорость 22 километра в секунду. Ракета сбилась с трассы. Ее несет в направлении созвездия Лебедя…

Олег попробовал было включить двигатели для торможения и исправления курса полета, но напрасно: ракету как будто подхватила какая-то мощная волна, увлекая в темную даль Вселенной. «Вулкан» несло не носом вперед, а боком. Корабль вышел из повиновения людям.

Молчала Земля, оглохшая, онемевшая. Катастрофа?..

— Впереди метеоры, — сдавленным голосом доложил Олег.

Виктор и Денисов сорвались с кресел, но тотчас же были вынуждены лечь на них снова. Стучало в висках, кровь прихлынула к сердцу, заставила его сжаться, мелко задрожать. Проклятое ускорение! Оно сделало людей беспомощными, приковало их к креслам…

Виктору недоставало воздуха. Он судорожно хватался руками за грудь, пытаясь разорвать рубаху. Послышался его глуховатый, полный отчаяния крик:

— Все пропало. Гибель!..

 

Глава двадцать четвертая

Вот она — доселе неведомая человеку планета. Горизонт узкий, резко очерченный. Внизу каменистые острые пики гор, вверху и по сторонам — низкое траурное небо. Тишина. Спокойствие. Онемелость.

Роб заметил, как у него под ногами проплыл зубчатый гребень горы, и невольно содрогнулся. Скорость полета еще довольно велика. Стоит зазеваться — и тебя ждет гибель.

Включив моторчик, он свернул к широкой равнине, которую различил вдалеке.

Нужно было предупредить об опасности Поля. Роб оглянулся и едва не вскрикнул от неожиданности: Поля не было.

— Где вы, капитан? — быстро заговорил в микрофон Роб. — Я вас не вижу! Берегитесь: впереди гребень горы.

Поль не отвечал. Будь проклят этот пустынный каменный мир! Он коварен и жесток, равнодушен и холоден. На каждом шагу тебя подкарауливают неприятности.

Внизу, под ногами, молча проплывали цепи холмов, высокие волнообразные валы, черные расщелины провалов… Вот, наконец, и та широкая, пепельного цвета равнина. Роб резко затормозил. Минута — и началось свободное вертикальное падение. Ноги коснулись грунта. Путешественник облегченно вздохнул… Все же нельзя жить, когда ноги твои болтаются в пространстве.

Правда, сейчас под ногами Роба не песок и не глина, а сплошная каменистая плита. Не слышно ни единого шороха. Куда ни взглянешь — голые долины, мертвые равнины, застывшие плоскогорья. Небо черно и тоже мертво. Нигде на нем ни облачка, ни тучки. Кажется, что оно придавило голую планету. Солнце — огромное, огнедышащее — стоит низко над горизонтом. Тени от холмов, каменистых выступов и овалов цирков такие резкие и длинные, что кажутся черными зияющими провалами.

Высоко над головой висит далекая Земля. Родная, обжитая Земля! Там зеркальные воды озер и морей, привольные голубые небеса с синеватыми облаками и сполохами зарниц, тенистые зеленые леса. Все — там…

Диск Земли огромный, зеленоватый, с едва размытыми краями. Здесь, в небе Луны, этот диск не всходит и не заходит. Только сияет заманчивым далеким светом, который тревожит и больно трогает душу. На Земле остались его дети и жена, их улыбки и слезы… Там есть далекие дороги, по которым можно идти бесконечно в поисках работы, уюта и — пускай призрачного, — но счастья…

Хотя Роб совсем обессилел, новизна только что открытого им мира манила и приказывала осваиваться в нем.

Интересно, как здесь можно передвигаться? Роб сделал усилие, и — вот чудо — какая-то сила перенесла его на добрых пять шагов вперед. Не следует торопиться! Ведь сила тяжести на Луне в шесть раз меньше, чем на Земле!

Удивительно легки движения рук. Ровно и мягко бьется сердце.

Роб сделал пробежку. Он мчался, как настоящий бегун на Олимпийских играх. Чтобы получить еще больший эффект, включил реактивный моторчик. Газовый поток подбросил его высоко вверх. Похолодело внутри. С замирающим сердцем Роб парил над безжизненной унылой долиной.

Впереди из-за горизонта показался длинный горный хребет. Черные глыбы камней — навалы в виде пирамид, башен, заостренных пик…

Как узок круг небосвода! Протяни руку — и, кажется, он прямо перед тобой. Где же Поль? Его не видно. Отстал? А может быть, разбился…

— Мистер Арноль! Мистер Арноль! Вы слышите меня? Я сделал посадку. Где вы? — заговорил в микрофон Роб.

Ответа не последовало. Ну вот, называется собрались вместе умирать. Судьба не переставала жестоко насмехаться над ними и в последние минуты жизни. Неужели он погибнет здесь, такой одинокий и несчастный?

Вдруг в наушниках что-то щелкнуло, зашумело. До слуха долетел невыразительный прерывистый шепот:

— Герои «Анаконды»… Телеграмму… Вы живы?..

Роб вздрогнул, насторожился. Говорила Земля! Она посылала тревожные вопросы в мрачную глубину космоса, требовала ответа. Еще несколько слов, незабываемых и дорогих. Говорили люди, они волновались, переживали, томились неизвестностью.

Затем далекие невнятные голоса замерли, и в наушниках снова зазвенела гнетущая тишина.

Вот и все! Он, Роб, больше никогда не услышит людских голосов! В последний раз Земля прощалась с ним.

Отчаяние и горе сжали сердце. Он умрет, и тело его будет лежать здесь вечно. Когда-нибудь, возможно, прилетят сюда люди и узнают о загадочной трагедии.

— Люди! Земля! Родина! Я — ваш сын! Не забудьте — в предсмертный час я думал о вас! — проговорил он с невыразимой тоской.

Могли ли его услышать там, на бледно-зеленоватом диске, который называется Землей? Конечно, нет! Мизерна сила электромагнитных волн его передатчика…

Измученный горестными раздумьями мозг и усталое тело требовали отдыха. Роб сел на большой валун и стал наблюдать за Солнцем. Оно плыло, клубилось огнем, но все усилия этого светила были напрасными: по-прежнему черным и тяжелым был купол неба. Его как бы разделяла надвое большая светлая дорога — Млечный Путь. Ярко и неповторимо красиво светились Марс и Юпитер.

Сон сводил веки. Обогревшись, Роб совсем по-земному сладко захрапел.

* * *

Пробуждение было внезапным. Роб почувствовал, что все его тело сковал холод. Вокруг царили зеленоватые сумерки. Сияли крупные звезды. Ландшафт казался срисованным с какой-то романтической сказочной картины: ломаная линия небосвода, покатые стены скал, черные провалы ущелий, хаос камней — и все это залито ласковыми волнами скупого удивительного света.

Теперь Земля не была каким-то придатком неба — она светила ярко и ровно. Здравствуй, Земля! Ты светишь молчаливо и торжественно, будто стала в почетный караул близ своих сынов, осужденных на смерть.

Хотелось есть. Роб нашел ртом эластичную резиновую трубку, и несколько минут в его опустевший желудок вливалась живительная сладковатая жидкость. Чтобы согреться, он включил атомный нагреватель.

А теперь — в дорогу! Нужно искать Солнце. Где оно, в какой стороне? Вон ярко горит какая-то продолговатая звезда. Так это же вершина высокой горы! Так оно и есть: «звезда» с каждой минутой все уменьшалась и, наконец, совсем погасла.

Направление известно! Роб легко вскакивает на ноги и, сделав разбег, включает реактивный двигатель. Сразу в фантастическом свете ожило все вокруг. Роб до боли в глазах всматривается вдаль. Здесь нужно быть осторожным: один неверный шаг — и поминай как звали. Все дальше и дальше назад отодвигаются унылые щели, ущелья, отвесные скалистые кручи.

И вот на горизонте снова зажглась далекая продолговатая звезда. Роб догонял Солнце. Через несколько минут на черном бархатном небе запылали пирамидальные пики и уже отчетливо угадывались под ними очертания гор.

Солнце… Яркое и горячее… Снова оно смотрит Робу в лицо, горит на низком небосводе.

Неподалеку ущелье — крутое, отвесное. Он приблизился к нему, заглянул в глубину. Почему закружилась голова? Роб пошатнулся и едва не полетел в черную бездну. Хорошо, что рядом торчал какой-то каменный столб. Он обхватил его руками и устало сполз на серую почву.

Как часто и тревожно бьется сердце… Отчего? От усталости? Нет, какой же он все-таки недогадливый — с каждой минутой труднее и труднее дышать. Не хватает воздуха? Да, манометр воздушного баллончика показывает уже совсем ничтожное давление.

Довольно странствовать тебе, Роб, по Луне, шутить с Солнцем, рассматривать причудливые кратеры цирков, летать над ними стремительной фантастической птицей. Слишком мало отпущено тебе судьбой времени, чтобы ты мог любоваться этой каменной застывшей пустыней. Пора вспомнить о закате своего жизненного дня.

В голове мелькнула ленивая, но еще довольно яркая мысль. Может, где-нибудь неподалеку Поль? Нужно с ним распрощаться, сказать свое последнее слово.

— Мистер Поль! Капитан «Анаконды». Слышите вы меня? Я приготовился уже идти на покой. Это моя последняя ночь. Она надвигается, идет на меня.

О, боги! Неужели это все? Смерть наступает без боли и страданий? Тело охватывает сладкая истома…

— Прощай, капитан! Мы встретимся с тобой! Аминь!

Роб выпрямил ноги, и они провалились в черную бездну ущелья. Нет, так умирать неудобно. Нужно вытянуть ноги в направлении Солнца, смотреть на него, пока не угаснет взгляд.

Роб сделал небольшое усилие и отодвинулся от ужасного темного провала. Когда он повернул голову в сторону, ему показалось, что неподалеку возникла какая-то синеватая дымка. Сквозь нее, как сквозь кисейную занавеску, сияла вдали изуродованная беспорядочно разбросанными скалами и каменными глыбами пустыня.

Что за диво? Неужто это застилает глаза липкий, предсмертный туман? Нет, быть не может! Смелее посмотри, Роб, вперед. Смелее! Ты должен все увидеть и все разгадать. В голове, охваченной нудным, назойливым звоном, блеснули искорки надежды. Глаза Роба вдруг ожили. Какой он недогадливый! Это же, видимо, дым от «Анаконды». Она должна быть здесь, совсем недалеко!

Если так, нужно обязательно провести свои последние минуты у ракеты.

Роб сделал усилие и встал на ноги. Над остробокими скалами по-прежнему переливалось синеватое марево. Хотя дрожали колени, пересохло в горле, несчастному путешественнику очень хотелось увидеть место, где нашла свою гибель «Анаконда». Он сделал отчаянный прыжок и высоко взлетел вверх. Затем усилия его мускулов заменила газовая струя моторчика. Роб снова летел над Луной.

Вот высокий вал какого-то небольшого цирка… Дно его плоское, ровное, как будто залитое черной смолой. А вон извилистая неглубокая щель, которая очень напоминает высохшее русло. Была ли когда-нибудь здесь вода? Наверно, никогда. А сколько ее там, на Земле. Эх, если бы сюда хоть половину Средиземного моря! Здесь же как будто специально подготовлены бассейны для воды — цирки. Не была бы тогда такой страшной и черной извечная спутница Земли.

Сердце билось часто и гулко. Его удары Роб чувствовал не только в висках, но и в руках и ногах. Соленый горячий пот обливал тело, казалось, разъедал его.

Наконец цирк остался сзади. Впереди виднелось широкое плоскогорье, кое-где утыканное одинокими глыбами скал.

А это что? Дымок? Да, это не обман зрения, не мираж. В самом деле, из черной щели вырывался фонтан синего газа и тотчас таял, исчезал. На месте его оставалась едва приметная дымка.

Роб выключил реактивный двигатель, медленно опустился на рыхлую почву. Радость охватила душу. Ему казалось, что он встретился с давно знакомым другом.

«Анаконда» разломалась на две части. Одна часть торчала в глубокой развороченной яме, другая лежала на поверхности.

Печальная и страшная картина. Роб потянулся рукой к голове, как бы намереваясь снять шапку. Он забыл, что был в космическом костюме и не мог почтить память погибшего корабля. Тогда он подошел к носовой части, которая высовывалась из почвы, стал на колени.

Теперь он мог хорошо рассмотреть ракету. Из серебристой она сделалась грязной, черной. Бортовая обшивка изорвалась, изогнулась. Роб заметил, что неподалеку еле заметно вздрагивала, пульсировала почва. Что это? Когда присмотрелся получше, все стало понятным. Не было сомнения: через какое-то отверстие вырывался воздух. Роб обошел ракету. В носовой части в борту виднелась большая пробоина. Хотя Роб едва дышал от недостатка воздуха, он решил обязательно пробраться в пассажирскую каюту. А вдруг там что-либо сохранилось? Обнадеживающая мысль! Плечи его распрямились, и он решительно подошел к отверстию.

Неужели тщетны надежды? Каюту нельзя было узнать: все искорежено, поломано, свалено в кучу. Битое стекло, черные обгорелые доски и вода… Да, посреди каюты маленькой лужицей блестела вода. Она откуда-то выливалась. Нужно остановить! Скорее! Глаза лихорадочно забегали по сторонам. А это что? Разорванные взрывом кислородные баллоны? Неужели ни один не уцелел? О, небо! Хоть бы глоток чистого свежего воздуха! Только один глоток! Он был бы на вершине счастья.

Роб суетливо побежал к баллонным нишам. Осмотрелся по сторонам. Ниши пустые. Обессиленно опустились руки, задрожало тело. Он в отчаянии сел.

Да, заколдованный круг сомкнулся. Он снова был в ракете, которая на этот раз станет его гробом.

Сильно запотело стекло. Дыхание сделалось частым, неглубоким. Погасли, исчезли мечты о спасении. Хотя бы один глоток воздуха… Земля, помоги! Дохни свежестью дождя, порывистым душистым воздухом!

Роб закрыл глаза, и ему вспомнилось детство. Плато Колорадо… Сухая сизая степь. Они с отцом едут на телеге по пыльной песчаной дороге. Кое-где в степи виднеются гигантские стрельчатые кактусы. Небо высокое, безоблачное. Набегает порывами ветер. И всюду — в небе и на земле — плывет тихий, едва уловимый звон. Что это? Песня? Кто ее поет — цикады, ветер, люди или сама степь? Нельзя разобрать. Душно, жарко. Истома разливается по телу. Хочется спать, но уснешь ли в такую жару? Солнце взобралось под самый купол неба, плывет, растекается оттуда огненной рекой. И нигде не найти от него спасения. Даже под кактусами испарились тени.

Ho что это? Пахнет рыбой, костром, влажной тиной. Роб поднимает голову, смотрит вдаль. Как низко опустился горизонт! Он залил голубизной весь простор, степь отступила от него, резко подрезанная наискось. Какое чудо — небосвод волнуется, плывет.

Так это же река!

Лошади идут быстрее, легко катится телега. Скорей, скорей к воде! Вот и круча, обласканная солнцем, ветром и волнами. Некогда любоваться ею сердце замирает.

Вскинуты вверх руки, разгон — и вот она, желанная, ласковая глубина. Глоток воды, свежей, обжигающе-холодной. Как хорошо!

Роб глубоко вздохнул и почувствовал, как горло перехватила жгучая боль. Он инстинктивно вскочил на ноги, осмотрелся. Исчезло красивое, как мираж, родное, далекое Колорадо. Никогда ему не доведется больше стоять на гулких крутых берегах, слушать ласковое журчание волн.

Стекло шлема заволокло паром. Угрюмый, чужой мир отступал, качался под ногами. Роб сделал несколько шагов к отверстию, которое едва-едва светилось перед глазами. Неожиданно пошатнулся и, чтобы не упасть, расставил руки в стороны. Схватившись за какую-то скобу, повис на ней. Но ненадолго. Она тотчас как будто вырвалась из стенки. Роб упал, и его накрыла тонкая металлическая стенка. В тот же момент по ней что-то покатилось. Роб увидел черный выпуклый цилиндр и сразу догадался, что это было. Воздушные баллоны! Если они катятся, значит, целые, не взорванные.

Боже милосердный! Неужто это правда?

Роб дохнул полной грудью, вылез из-под тонкой металлической стенки. Он даже толком не помнит, как руки схватили один из воздушных баллонов, прикрепили его к костюму вместо использованного, пустого.

Теперь можно было спокойно и внимательно осмотреть ракету. Он зажег фонарик, пробежал ярким белым лучом по полу. Какое богатство — два, три, семь… двадцать баллонов! Это на добрых двенадцать дней жизни!

Хотелось кричать, прыгать, смеяться. Смерть отступила.

Слышишь, Земля! Роб еще будет смотреть на тебя, любоваться твоей красотой!

Больше часа обследовал он ракету. Поиски были не напрасными. Нашлась вода, кое-что из пищи, запас горючего для реактивных моторчиков. Теперь можно спокойно жить и даже написать об этой трагической истории. Одно плохо: придется все время быть в костюме, а он очень мешает во время ходьбы и работы.

Роб сел на какой-то ящик, чтобы подумать о том, что делать дальше. Он спасся, а что сталось с Полем? Почему молчит, не отвечает на сигналы? Может, он теперь где-нибудь корчится от боли, задыхается. У него же только два воздушных баллона.

Роб от рождения не был мстительным, злым человеком. Он все простил в это время Полю, даже его чванство и высокомерие. Теперь, на Луне, Поль простой, обыкновенный человек. Если он еще не погиб, ему угрожает смерть от удушья.

Где-то неподалеку погибает человек! Что же он, Роб, сидит здесь? Неужели этот запас воздуха — настоящее богатство на Луне — сделал его равнодушным к чужой судьбе? Нет, неправда! Роб найдет товарища по несчастью, разделит с ним остатки воздуха. И если придется умирать, они умрут вместе. Он до конца останется честным, правдивым, добрым.

Роб недолго рассуждал. Заправив топливом моторчик и взяв про запас несколько воздушных баллонов, он через отверстие выбрался из ракеты.

Солнце снова пряталось за небосклон. Видна была только половина диска. Перед Робом раскинулась таинственная, с необычным пейзажем даль. Нигде ни дороги, ни тропинки. Куда, в какую сторону идти, чтобы возвратиться назад, не заблудиться? Роб долго и внимательно всматривался в небо, память запечатлела рисунки звезд и созвездий: вот Большая Медведица, Малый Пес, Орион, и Земля. Она никогда не сойдет с этого места, вечно будет висеть над головой.

Закат Солнца… Без вечерней зари, розового сияния небес. Небосвод был неизменным, угольно-черным.

И вот Солнце совсем исчезло. Только вдалеке, как волшебные фонари, пылали не прикрытые сумраком вершины неизвестных гор.

Какая удивительная зеленовато-голубая даль! Робу казалось, что он находится на дне какого-то фантастического океана.

Но хватит медлить! Повернувшись лицом к Ориону, Роб оттолкнулся и помчался в противоположную от Солнца сторону. Где-то там сделал посадку Поль. Его нужно найти!

* * *

Если бы не те необычные условия, которые создает уменьшенная в шесть раз в сравнении с земной сила тяжести, ни о каких пеших путешествиях по Луне не могло бы быть и речи. Попробуй пройди по каменистой, изрытой цирками и щелями местности, преодолей почти отвесные скалы, взберись на крутые хребты и цепи гор, которые сплелись на горизонте в тугой узел. Это выше человеческих сил.

Но Роб весил здесь не больше 12 килограммов. Без особого напряжения он мог перепрыгивать рвы шириной в 16 метров. И в придачу у него был чудесный реактивный моторчик. И не нужны были ему крылья — Роб летел, как птица, легко изменял направление, то высоко вздымаясь, то касаясь почвы ногами.

Время от времени он кричал в микрофон, звал Поля. Никакого ответа.

— Поль, где ты? Отзовись!

Неужели он напрасно тратит время, не найдет, не спасет гибнущего человека?

Роб решил подняться на крутую черную скалу, мрачным привидением нависшую над плоской долиной, чтобы еще раз окликнуть Поля в эфире.

Моторчик стреляет белым пламенем, подгоняет в спину. Довольно! Скала недалеко, и теперь можно спокойно планировать. Легкий толчок — и Роб почувствовал под ногами опору. Внизу на многие мили раскинулась долина, кое-где вспученная мелкими цирками и перечеркнутая угловатыми унылыми тенями.

Роб глубоко вздохнул, и его тревожный, полный отчаяния голос зазвучал в эфире. Чувство какого-то страха, одиночества охватило душу. Как сильно ему захотелось увидеть, встретить человека! Это удивило даже самого Роба. Должно быть, так создан человек: он не может жить один, если не для кого жить…

Роб закрыл глаза и скрестил на груди руки. Значит, все? Нужно возвращаться назад к ракете?

Но что это за звуки в наушниках? Не показалось ли ему? И удивительно слышен не голос, а какой-то хрип.

— Поль? Это вы? Ответьте, капитан. Я вас ищу. Слышите, Поль? Слышите? Я — Роб, Роб…

И Поль услышал. Он отвечал очень тихо, сбивчиво, и Роб догадался, что капитан корабля впал в полузабытье.

Скорее на помощь! Смерть стояла над Полем, отсчитывала его последние минуты.

Роб оттолкнулся от скалы и, включив на всю мощность моторчик, помчался туда, откуда эфир донес глухой предсмертный человеческий стон.

Господи, не опоздал ли он? Поль лежал неподвижно, как труп. От недоброго предчувствия у Роба задрожали руки, он поспешно склонился над Полем, сменил баллон. Когда в глотку Поля хлынула струя освежающего кислорода, он вдруг пошевелил губами и начал тихо дышать.

Роб поднялся во весь рост. Какая радость! Он спас от смерти человека! Черт возьми, не часто это случается! Да еще здесь, на Луне…

Теперь он не один на этой дикой, неприветливой планете. Вместе с Полем они будут бороться за свое существование, глядеть в минуты тоски на Землю, вспоминать свою жизнь и сетовать на злополучную судьбу. Все же легче, нежели одному…

Торопиться было некуда, и Роб, прислонившись спиной к круглому камню, стал ждать, пока к Полю возвратятся силы.

* * *

Роб не заметил, как задремал, а очнулся потому, что ему показалось, будто его целует жена, горячо обнимает и что-то шепчет, шепчет… Он раскрыл глаза и вздрогнул от неожиданности: прямо в лицо ему смотрело низкое Солнце. Сколько же прошло времени? А Поль — что с ним?

Тот, вытянувшись во весь рост, спал безмятежным сном.

Вокруг простиралась по-прежнему немая, окаменевшая даль. На ней были два тона красок: сверкающе-яркий — от солнечных лучей и угольно-бархатный, который создавали огромные косые тени утесов. Что это — утро?

Роб не имел никакого представления о времени. Сколько прошло часов с тех пор, как Поль уснул, он не знал. Но если взошло Солнце, — значит, наступило утро.

Утро здесь ничем не отличается от вечерней зари нигде не видно ни росы, ни инея, ни теплых тучек. Солнце светит ровно, безразлично, без той игры лучей и теней, которую мы видим на Земле.

— Мистер Поль, вставайте! — тронул Роб за плечо капитана корабля. Доброе утро!

Поль что-то пробормотал, потянулся и открыл глаза. Потом поднялся на ноги, осмотрелся.

— Где я?

— На той же дороге, — ответил Роб, улыбаясь, — по которой вы шли в ад.

— Господи! Ты спас меня… сжалился… — зашептал Поль, простирая к небу руки. — Ты прислал ко мне Солнце и моего верного слугу Роба, Прими искреннюю благодарность, господи… Я никогда не забуду тебя…

Роб смотрел на высокую фигуру капитана корабля, на его озаренное счастьем лицо и радовался.

— Неужели это не сон? — говорил Поль, еще не веря, что избавился от кошмара ужасных страданий. — Снова надо мной бездна звезд, под ногами твердая почва. Роб, — обратился он к негру, — как ты нашел меня? Откуда появился кислород? Я же задыхался, умирал…

— О, мистер, — не без удовольствия проговорил Роб. — Нам повезло…

И он подробно рассказал обо всем.

Когда он сообщил, что в ракете нашлось двадцать воздушных баллонов, пища и вода, Поль еще больше оживился.

— Какое счастье! Моя звезда еще не угасла, — прошептал он, почти физически чувствуя, как его переполняет радость жизни. Он долго стоял, приняв важную позу, потом вдруг спросил: — Скажи, Роб, ты нашел только двадцать баллонов. И не больше?

— Зачем, сэр, такой вопрос? — обиделся Роб.

Поль промолчал. Но его тайную мысль легко можно было прочесть на лице. Он не верил. Горько и обидно стало на душе Роба. Не жалея себя, он искал своего капитана по всей этой мертвой планете. Нашел, спас от смерти — и вот благодарность!

— Идем! — сказал он тихо и начал искать глазами созвездие Ориона. — Сами увидите…

Роб хотел успокоиться и не мог. В голове беспорядочно путались мысли. Неужели Поль на самом деле не верит ему? Или здесь кроется что-то большее он хочет снова стать хозяином, диктовать свою волю?

«Черта с два! — выругался в мыслях Роб. — Прошли те денечки, мистер, когда вы могли издеваться над людьми. Потеряли вы свою власть…»

Они летели в глубоком молчании. Солнце оставалось за спиной и с каждой минутой больше и больше клонилось к горизонту.

Удивительное явление! Оно заходило в той же стороне, где и взошло. Это объяснялось просто: Луна очень медленно вращается вокруг своей оси и путешественники обгоняли это вращение.

Потом Солнце спряталось совсем. Хороводы звезд теснее скучились вокруг зеленовато-голубого мерцающего шара Земли. Хотя она светилась чужим, отраженным светом, но была все же очень красива. Всем известно, какие чудесные бывают ночи, когда на безоблачном небе светит полная Луна. Еще более величественна, феерична картина ночи на Луне. В ее небе висит огромный диск, поперечник которого в четыре А, раза больше знакомого лунного диска на земном небе.

Наконец путники остановились.

— Вот наша «Анаконда», — печально проговорил Роб и показал рукой на бесформенную груду металла и развороченной почвы.

Поля меньше всего интересовали подробности катастрофы. Он резко спросил:

— Где же воздушные баллоны, вода, пища?

— Разве вы проголодались, сэр? — вежливо осведомился Роб.

Поль передернул плечами, потом, брезгливо искривив рот, сказал:

— Твои вопросы неуместны. Не забывай, с кем ты говоришь. Мне нужны воздух, пища и вода! Куда ты их спрятал?

Робу показалось, что его вдруг схватили за воротник и окунули в ледяную воду. По всему телу пробежала неприятная дрожь. Какой наглец! Он уже предал забвению все, что было несколько часов назад, и ведет себя, как распоясавшийся плантатор из Джорджии: орет, командует… Роб тяжело вздохнул и сдержанно сказал:

— Мистер Поль, вы забыли, где находитесь. Луна — планета свободы. Здесь негры такие же люди, как и белые. Мы теперь равны…

— Что? — Глаза у Поля округлились, лицо побледнело. — Что это за причуды, Роб! — надменно крикнул он и гневно топнул ногой. — Не валяй дурака…

Роб гордо взглянул на своего капитана.

— Я только напоминаю, капитан, что здесь вам надо оставить старые привычки. Хоть последние шестеро суток проживите так, как это подобает человеку.

Теперь Роб уже знал, что спас не друга — врага.

Что ж, коль скоро дело дошло до борьбы, он будет бороться, потому что твердо решил отдать богу душу свободным человеком!

Конечно, Полю было странно в былом, слуге увидеть непокорного противника. Он задумался, как бы оценивая положение. Выходило, что в предстоящей борьбе перевес может оказаться на стороне Роба — он сильный, у него крепкие, узловатые руки, которые умеют работать заступом.

«Чепуха, — решил Поль. — Выигрывают, как известно, не силой, а хитростью!»

— Таким образом, ты совершаешь революционный переворот? — насмешливо спросил Поль. — Значит, у нас устанавливается коммунизм?

— Нечего смеяться!

Поль видел, что Роб не на шутку рассердился, и отступил на несколько шагов. Все-таки лучше держаться подальше от кулаков черномазого.

— Отдай мою долю воздуха, воды и пищи и проваливай ко всем чертям, — примирительно сказал он.

— Не будет этого, — ответил Роб. — Запасы пищи и воздуха — общие. Их будем распределять каждый день поровну. — Он помолчал, что-то обдумывая, и сказал: — На нашу долю выпала большая ответственность…

— Какая же это? — с нескрываемой иронией перебил Поль. — Не умереть ли в дружеских объятиях?

— Вам весело? Неужели вы не считаете делом своей совести поведать людям о нашей печальной судьбе?

— Хм! Каким это образом?

— В каюте уцелели чистые блокноты. Есть и авторучки. Понятно?

— Ну вот, садись и пиши! Это мой приказ, приказ капитана корабля, торопливо подхватил Арноль и тут же добавил: — А что касается твоей непокорности, так об этом будет особый разговор. Теперь нужно осмотреть «Анаконду». — Он повернулся и, обходя со всех сторон глубокую котловину, внимательно стал изучать покорёженные куски ракеты.

Роб стоял у гранитного камня и следил за каждым шагом Поля. Что ж, пусть посердится, раз не хочет понимать простых человеческих отношений. Нет, мистер, здесь не сорок девятый штат! И все-таки надо быть бдительным: Поль, конечно, не примирится со своим положением. Ведь в прежней его, земной жизни никто, а тем более негр, не смел возражать ему. А здесь — настоящий бунт! Иначе он и не мог расценивать перемену во взаимоотношениях с Робом на Луне…

Когда Поль приблизился к носовой части ракеты, Роб сказал:

— Я покажу вам все наши запасы.

— Нельзя ли без сопровождающих? — зло глянул на своего компаньона Поль Арноль.

— На этот раз нельзя, сэр!

Первым протиснулся через рваное неширокое отверстие Роб. Он стал у входа, зажег фонарь.

— Прошу!

Поль пробормотал какое-то проклятие, просунул в отверстие голову; глянул по сторонам и только после этого перевалился всем телом в каюту. Включив свой фонарь, принялся ее осматривать.

Тем временем Роб достал из небольшого шкафа блокнот, примостился у высокого металлического ящика и сделал первую запись о путешествии на «Анаконде»…

Если бы в каюте был воздух, можно было бы слышать, с каким бешенством и злостью швырял капитан разные вещи, которые попадались ему под руки. Он обследовал все до мелочей, заглядывал в самые потайные уголки, что-то настойчиво искал и не находил. Наконец, в отчаянии толкнул тяжелым ботинком разорванный баллон. Тот, как снаряд, врезался в дальний темный угол и рикошетом затронул ящик, на котором сидел Роб.

Это было чересчур. Роб поднялся и, сдерживая гнев, спросил:

— Вам здесь не нравится, сэр?

— Где мой пистолет? — выкрикнул тот в ответ, — Я оставил его в ящике. Ты его взял?

— Зачем вам оружие, сэр? — Глаза у Роба сузились, в зрачках сверкнула ненависть.

— Я ищу вещи, принадлежащие мне. Если взял, отдай! — загремел Поль.

— Сэр, должен вам сказать: угрожающий вид и голос не очень украшают вас. Если вы будете и впредь так вести себя, я попрошу капитана Поля Арноля оставить каюту.

О, небо! Как ты могло подсказать Робу, чтобы он спас от смерти тигра? Что замышляет негодяй — ему нужен пистолет! Видимо, не на шутку готовится к борьбе. Негр мешает ему и на Луне…

Шесть дней жизни… 144 часа земного времени… Неужели их нельзя прожить дружно? Уязвленное самолюбие? Нет, здесь иная причина. Единственным богатством этих людей на Луне были спасенные запасы кислорода, пищи и воды. И конечно, Поль хочет стать обладателем этого богатства, которое позволит ему продлить жизнь и, — кто знает, — может, даже принесет спасение.

Поль пренебрег последними словами Роба. Горделиво прошелся по каюте, потом, будто что-то вспомнив, остановился перед Робом и более миролюбиво произнес:

— Ты хвастал — у тебя есть бумага. Дай блокнот и карандаш.

Роб испытующе посмотрел в лицо капитану и удовлетворенно сказал:

— Давно бы так. Клянусь вам, настоящая работа успокаивает любые нервы. К тому же, вы в большом долгу перед людьми Земли. Нужно торопиться, сэр! Пишите. Когда-нибудь ваши дневники будут изданы миллионными тиражами…

Поль хотел отойти в сторону, но неожиданно остановился, и глаза его злорадно заблестели.

— Кстати, штурман, вы не отыскали в каюте флага Штатов?

— Он сгорел, мистер.

— Отлично! — с какой-то зловещей ухмылкой воскликнул Арноль. — Я так и думал… Теперь все понятно.

Он примостился в дальнем углу каюты, поставил возле себя фонарь и, хитровато прищурившись, начал писать.

Перо бегало по бумаге быстро, размашисто, почти машинально. Роб наблюдал за своим компаньоном, стараясь угадать, какие лихорадочные мысли тот излагает в блокноте. Конечно, тот делал записи не для будущих исследователей Луны.

Прошло около часа. Роб немного устал, потому что писать в космическом костюме было нелегко. От долгого сидения отекли, онемели ноги. Он отодвинул в сторону блокнот, поднялся и, подойдя к отверстию в борту «Анаконды», стал вглядываться в черное небо.

Как много в небе звезд! А каждая звезда — это особый большой мир. «Вероятно, во многих углах Вселенной есть жизнь», — подумал Роб. Ему вдруг захотелось узнать, какая она, жизнь, может быть там. Неужели и в других мирах царит неравенство в отношениях между людьми? Кто придумал такие позорные порядки: одним жить роскошно и богато, другим — страдать от голода, холода и несчастий?

Много видел Роб за свою жизнь горя и беды. Он вставал вместе с солнцем, а ложился спать после заката, и все равно ему, бедняку, едва удавалось сводить концы с концами. Потом появилась семья. Какой-то отблеск счастья мелькнул перед ним и угас. С женой стало жить легче, но вскоре — она заболела чахоткой. Вот два года страдает…

Теперь судьба разлучила их навсегда. Что будет с женой, с детьми? Пятьсот долларов, которые он получил от компании Уолтера, конечно, немалые деньги. Может, Эсланда поправится и тогда, бог даст, выведет детей в люди.

Пятьсот долларов — это фактически плата за его жизнь. Как мало стоит жизнь человека у него на родине!

Стало тоскливо и горько. Глаза от воспоминаний о детях затуманились слезами. Очень уж нелепо все получилось. Не послушал совета жены, позарился на подачку Уолтера — и вот, сиди здесь, глотай слезы. А он же сильный, крепкий, Роб, он никогда не плакал…

Поль Арноль тоже время от времени переставал писать и отдавался воспоминаниям. Что он вспоминал? Землю! На Земле, там вверху, как ему казалось, оставил он все, что было дорого ему. Черт побери, разве на это рассчитывал он, когда торжественно давал обещание сенатору водрузить знамя Штатов на одном из хребтов Луны? Мерзнуть и обливаться потом, голодать и глядеть в пустые глазницы смерти, молчать и мириться с вызывающим поведением черномазого? Дудки! В его мечтах такого не было и в помине.

Закурить бы сейчас сигару из отменнейшего табака сорта «Вирджиния», а после смешать коктейль из виски и того чудотворного вина, название которого он сейчас — тысяча чертей! — позабыл. О-о, коктейль «Зеленая ящерица»! Глоток — и ты опять на коне, ты снова властелин своих нервов и причуд Элси… Дайте ему, дайте один только глоток этого божественного напитка, тогда вся Вселенная поймет, на что способен он, Поль Арноль.

Ему самому не очень-то нравилось то, что он все же не мог отвязаться от земных впечатлений и привязанностей. Что поделаешь, человек есть человек. Ему дорог тот сизоватый ароматный дымок от «Вирджинии», которому на Земле мы не придаем никакого значения. Зато негр везде негр. И негру никто не позволял и никогда не позволит повышать голос и повторять разные там бредни «красных», этих коммунистов. Ишь ты равенство! Этак ведь дойдет и до того, что в столице Штатов чистильщики башмаков и посыльные из отелей вздумают считать себя равными с майорами и полковниками Пентагона!

Элси! Элси! Ниспошли мне сюда тысячу долларов и тысячу своих улыбок я буду вооружен для борьбы с этим черномазым негром, которого мы там, на Земле, и на порог не пустили бы…

Роб долго стоял, тихий, задумчивый, у выхода из ракеты, смотрел на Землю, на далекие звездные миры, которые веселым хороводом проплывали над его головой.

Но нужно было браться за работу. Повернувшись к ящику, он смущенно замигал глазами: подле него стоял Поль! Зачем он сюда пришел? Поинтересоваться, как Роб ведет запись истории путешествия? Нет, видимо, не для этого.

Поль подтянул к ящику другой, поменьше, и начал что-то из них мастерить.

— Сэр, что вы делаете? — спросил Роб удивленно.

— Трибуну, — с вызовом бросил Поль и добавил: — Вы удовлетворили свое любопытство?

— Мой милый друг, в в тон ему проговорил Роб. — Мне кажется, вас нужно лечить. Вы начали забываться…

— Бросьте болтать, штурман! — холодно отрезал Арноль. — Начнем судебное заседание. Вы, Роб Питерс, на скамье подсудимых…

Роб от неожиданности остолбенел. Не сошел ли с ума этот человек?

Он спокойно подошел к «трибуне» и в упор посмотрел на Арноля.

— Комедию придумали? Ну-ну, любопытное зрелище. — Роб гордо скрестил на груди руки и застыл в такой позе с затаенной улыбкой на устах.

Поль Арноль развернул блокнот, кашлянул для важности и заговорил:

— Именем президента Штатов, его большого и непобедимого народа объявляю обвинительное судебное заключение по делу штурмана космического корабля негра Роба Питерса.

Штурман Роб Питерс обвиняется в измене Штатам, оскорблении президента, в намерении передать Луну в руки красных.

Когда во время аварии космического корабля «Анаконда» капитан Поль Арноль, приняв решение спасаться с помощью костюмных реактивных моторчиков, приказал штурману корабля Робу Питерсу спасти флаг Штатов и доставить его к кратеру Коперника, штурман с явно предательской целью не выполнил этого приказа и флаг нашей великой нации погиб.

Кроме того, штурман Роб Питерс, пользуясь трудными обстоятельствами, вызванными неожиданной катастрофой «Анаконды», решил завести на Луне коммунистические порядки, ведет враждебную Штатам и нашей нации пропаганду, дискредитирует людей высшего звания.

В связи со всем перечисленным я, Поль Арноль, от имени президента и самого бога объявляю: негр Роб Питерс обвиняется по статье 205 уголовного кодекса Штатов, которая требует самого сурового наказания — смертной казни.

Чтобы придать своей обвинительной речи большую силу и убедительность, он в заключение воздел вверх руки и зашептал молитву.

Робу стало неловко и смешно. Неужели этот молодчик до сих пор не понял, где он находится?

— Подсудимый Роб Питерс, признаете себя виновным? — крикнул Арноль, рассерженный молчанием штурмана.

Роб ехидно спросил:

— Господин судья и прокурор, кто может подтвердить вашу идиотскую выдумку? Где свидетели?

— Свидетелем всему бог! — отрезал холодно Арноль.

— Нет, не бога вы избрали себе в свидетели, — горячо выкрикнул Роб. — Может быть, у вас такой бог, как вы сами…

— Подсудимый Роб Питерс, говорите по существу дела.

— Я и говорю по существу дела. Это вас нужно судить, любезный капитан! Вы — ничтожный трус. Когда мы оставляли борт корабля, вы были пьяны. Разве вы могли отдать разумный приказ? Вы спасали собственную шкуру…

— Хватит! — оборвал штурмана Поль. — Суд верит слову капитана корабля.

— Мистер Арноль, — выходя из терпения, проговорил Роб. — Мне кажется, я вас начинаю по-настоящему ненавидеть. Бросьте эту комедию! Имейте в виду, я не потерплю издевательств над собой. Слышите?

— Ваши угрозы напрасны. Я не покину этого места, пока не доведу дело до конца.

— Как хотите, — безразлично заметил «подсудимый». — Посмотрите на часы пора обедать. Стоит и вам подкрепиться, господин судья!

Это подлило масла в огонь. Поль Арноль сверкнул глазами и ногой толкнул негра в грудь.

— Как ты осмелился, черная свинья?

Это было уже слишком. Роб развернулся и ударил противника кулаком.

Началась жестокая, беспощадная драка. Сыпались удары за ударами. Противники то сходились близко и душили друг друга, то отскакивали в стороны, тяжело дышали, отдыхали, чтобы снова броситься в атаку. Наконец в ход пошли разные вещи, попадавшие под руку. По каюте из угла в угол летали ящики, металлические скобы, ножки сломанных кресел.

Получасовая жестокая стычка не дала никаких результатов. Космические костюмы надежно охраняли своих владельцев от опасных ударов. Поняв, что драка напрасна и не принесет ни одной из сторон победы, противники, как бы договорившись, разошлись и заняли удобные для наблюдения посты. На военном языке это означало: наступило продолжительное перемирие. Скучно и томительно медленно шло время. Каждый думал о своем.

Необычные события развернулись на Луне — настоящая война. Два человека на всей планете и, смотрите, не могли ужиться! Этому сумасброду Полю и здесь захотелось власти. Но не на того напал.

Поль Арноль неожиданно прислонился к стенке, и Роб Питерс услышал в наушниках ровный, негромкий храп.

Неужели уснул? Слава тебе, господи! Наконец ты нашел способ успокоить негодяя.

Роб встал, зашагал по каюте. Гудели ноги, подкашиваясь от усталости.

Выйдя из ракеты, он нашел самую темную щель в почве и, удобно примостившись на узком каменном ложе, закрыл глаза. «Спать, спать», требовало тело, и через минуту Роба охватил глубокий сладкий сон.

 

Глава двадцать пятая

Олег Дрозд, тщетно испробовав все способы вернуть ракету на рассчитанную трассу, с виноватым видом посматривал на Ивана Ивановича. Посматривал и недоумевал.

Денисова, судя по всему, интересовали не приборы на пульте управления, а иллюминатор, в который он вглядывался, прикрыв глаза черными очками. Что-то изменилось в его настроении. Даже скулы на лице не выступали так подчеркнуто резко, как несколько секунд назад. Обернувшись, он сказал:

— Друзья! Нас застигла небывалая магнитная буря. Смотрите, как беснуется Солнце!

Когда темная шторка заслонила иллюминатор, путешественники увидели поистине феерическую картину. На небе, разбросав длинные щупальца ослепительно-белых протуберанцев, распласталось огромное Солнце. Парни испуганно замерли: не произошел ли на светиле гигантский взрыв? Это угрожало бы катастрофой не только космическому кораблю, но даже планетам. Тотчас были включены автоматические счетные аппараты. Несколько напряженных минут — и вот они, результаты. Да, и впрямь размер протуберанцев небывало большой, около миллиона километров… На Солнце произошёл взрыв, но он не был угрожающим, потому что протуберанцы уже шли на убыль.

— Ох, — облегченно вздохнул Денисов. — Видите, и Солнце умеет шутить…

— Что же делать, Иван Иванович? — все еще тревожно спросил Олег.

— Крепче держаться за скамейки! Учись у Виктора. — Это было произнесено не без иронии.

Виктор лежал, прижмурив глаза. Руки его заметно дрожали, на лбу выступила испарина.

— Виктор, как самочувствие? — серьезно обратился начальник экспедиции к штурману.

— Ничего… Это пройдет… Сильно давит на грудь…

— Не только на грудь. Испытывается наша выдержка… — тихо добавил Олег, как бы раздумывая вспух.

Ускорение ощущалось довольно долго. Наконец стрелка застыла на цифре «10 метров в секунду». Перегрузка, что и говорить, большая. Члены экипажа были измучены. Они даже не решались разговаривать друг с другом: берегли силы. Кто знает, сколько времени будет свирепствовать бешеная магнитная буря! Нужно выдержать, все преодолеть, спасти корабль и обязательно привести его в назначенный пункт. Обязательно!

Как далеко родная планета! Она светит в небе, как немного увеличенный диск Луны. Значит, корабль отдалился от нее на добрый миллион километров. В эфире — ни слова, ни звука. Оно и понятно — магнитная буря…

Земля! Земля! Суждено ли твоим посланцам в космос возвратиться обратно?

* * *

25 июня. 3.00.

Ускорение упало до 6 метров в секунду. Я почувствовал себя лучше и занял место за пультом управления. Побаливает голова, ноют спина и ноги. Но пока у меня одна забота: я слежу за метеорами. Они в этой части космоса редкие гости…

Денисов приказал мне вести дневник наблюдений. Листки бумаги, исписанные моим почерком, — вот, казалось бы, и все… Дневник! Ты становишься членом экипажа. Поздравляю тебя, друг! Когда разговариваю с тобой, как легко становится на душе. Ты будоражишь мысль, даешь название мечте, ты отгоняешь тоску и тревогу. Перед тобою, как перед совестью, не солжешь…

То, что случилось с нашим кораблем, могло иметь трагический исход. Когда мы собирались в путешествие, никто не предупредил о грозной опасности. А это уже серьезный просчет науки. Товарищи ученые, что вы скажете по этому поводу?..

К нашему счастью, «Вулкан» обеспечен новым совершенным двигателем. Денисов считает, что с его помощью мы скоро вернемся к орбите родной планеты. Теперь нас отделяет от Земли расстояние в 4 миллиона километров. На черном, как сажа, небе она светится совсем небольшим диском. Невероятно, как говорится, но факт. Что и говорить — даль! Раньше нам не верилось, что небо может быть таким пустынным и неприветливым. То самое небо, под которым мы на Земле любим подруг, уходим в ночное, разводим лесные костры, пускаемся в далекие, океанские плавания… Она все уменьшается и уменьшается, наша Земля, и готова вот-вот превратиться в малозаметную звезду.

Скорость ракеты невероятная — 40 километров в секунду. Если мы не начнем торможения, нас вынесет за границы солнечной системы и ракета превратится в обыкновенный блуждающий болид. Не очень-то привлекательная перспектива!

Денисов и Виктор все время следят за короной Солнца. Могучее светило, оно по-прежнему бушует раскаленными газами, задыхаясь от дыма огромных вулканов. Но постепенно огненная лихорадка затихает. Солнце будет жить, светить, как и светило!

Очень удобно наблюдать за Юпитером, Марсом и Сатурном. С Плутоном происходят какие-то чудеса: он немного отклонился от своей орбиты. Что это? Результат прежних неправильных вычислений или на планету влияют какие-то неведомые нам посторонние силы? Ответить на эти вопросы я пока затрудняюсь.

26 июня. 3 часа 15 минут.

Работают атомные двигатели ракеты. Начинаем торможение… Нас снова приковывает к диванчикам, и мы с затаенным дыханием следим за показателями измерительных приборов.

Земля! Смотри, мы не забываем тебя. Мы победили бурю, бешеную силу стихии, и скоро поднимем парус обратного плавания.

Страшно ли было нам, когда неожиданно попали в беду? Конечно, страшно. Прожить всего только двадцать пять лет и погибнуть, притом так нелепо… Нет, человеку дана только одна жизнь. Ее нужно прожить разумно, с пользой для самого себя и человечества.

И еще: в жизни обязательно надо изведать счастье.

Я часто думал о том, что такое счастье.

Счастье! Его не выдумали люди, это не призрак, за которым каждый гонится и хочет поймать. Без счастья жизнь серая, невеселая, как скучная дождливая осень. Его нужно не ловить, а бороться за него! Человек рождается для счастья, как птица для полета.

Спросят: как же бороться? Может быть, копить деньги, подкарауливать под дверью ресторанов, ловить подачки в лихорадочной суете человеческих тел, возбужденных джазами и вином? Кое-кто верит в такое, мнимое счастье мещанина.

Настоящее счастье может дать только вдохновенный труд! Если бы не существовало труда — творческого, красивого, радостного, который наполняет душу человека, внушает ему смелые мысли и обогащает солнечными чувствами, — не было бы и счастья.

Вообще, как мне кажется, человек без труда не изведал бы никогда радости и не знал бы, что такое счастье.

Оно приходит тихо и совсем буднично, без бравурных маршей и торжественных песен, приходит и занимает свой уголок в сердце, давно для него приготовленный. Счастье, по-моему, имеет даже свои очертания, вес, цвет. Мне оно не раз представлялось светлой бесшумной снежинкой. Это, должно быть, потому, что снежинка тает так же незаметно и легко, как счастье. Нужно не только овладеть счастьем, но и уметь удержать его. А это — снова труд. Труд сердца, рук, разума.

Был ли я когда-нибудь счастлив? По-моему, нет. Я стану счастливым, когда смогу перед друзьями, перед всем миром сказать: смотрите, я боролся, страдал, смотрел смерти в глаза — и я победил! С каким нетерпением я жду этого часа!

Возможно, все это не совсем скромно — «я» да «я», — но так я сейчас думаю…

26 июня. 6.00.

На земле начинается день. В отличие от землян, мы, космонавты, как бы издали следим за его рождением. Там, над еще серыми и мрачными просторами, едва-едва подогретыми зарей-заряницей, звучат в это время позывные и до боли знакомый голос диктора нашего радио: «Говорит Москва! Доброе утро, товарищи!»

Пробуждаются улицы, текут потоки людей. Какая-то вечно юная энергия ощущается в говоре толпы, в шуме машин и моторов, в перекличке гудков… Там — на родной нашей планете. А мы уже истосковались по Земле…

Целыми часами мы только и знаем, что лежим, лежим и ждем. Ничто так не изматывает душу, как ожидание. Утешает только одно — ожидание наше имеет свою цель.

Вот уже ракета изменила направление полета — летит вспять к Земле. Чтобы долго не блуждать в космосе, возвратиться быстрее к окрестностям родной планеты, мы включили фотонный двигатель. Сначала роль его в полете была мало заметной, но через некоторое время приборы на пульте управления показали: произошел перелом, двигатель потянул, что называется, запрягся. Это была победа. Ракету унесло так далеко — на 5,5 миллиона километров, — что если бы мы имели только атомный двигатель, нам никогда бы не удалось даже приблизиться к Земле. В лучшем случае ракета стала бы спутником планеты.

Таким образом, фотонный двигатель работает. Нам нужен разгон, головокружительный полет, стремительность! Магнитная буря несла ракету со скоростью 40 километров в секунду. И обратно возвращаться мы должны с не меньшей скоростью. Стрелки на пульте вздрагивают, покачиваются, и вот уже можно заметить, как растет, увеличивается ускорение.

В двигателе идет бурный процесс аннигиляции. Выбрасываются потоки протонов и антипротонов, с невероятной скоростью они соединяются, образуют новый поток — более стремительный и мощный, и он выливается через сопла чудесной ослепительно белой рекой.

Ой, как трудно и мучительно телу! Кажется, к сердцу привешен камень. Оно бьется так замедленно, что холодеют руки, лоб, ноги. Не хватает, кажется, крови, не хватает воздуха. Тошно, тоскливо, жутко. Но нужно, сжав зубы, молчать. Да, нужно! Мы должны догнать Землю.

Все снова повторяется, как в фильме, запущенном с конца. Мы неподвижно лежим на диванчиках, молчим и даже ни о чем не думаем… Конечно, включены все рации и телевизофоны. Записанный на пленку голос Денисова посылается в эфир. Но с Земли не слышно ответа. Почему? Может, еще не совсем успокоилась магнитная буря и в ее мощном дыхании теряются наши сигналы? Нет, видимо, дело не в этом: Земля просто не знает, где находится ракета, в какую сторону направить антенны. Вот потому и трепещут целыми часами экраны телеаппаратов, молчаливые и пустынные.

Теперь утро на Земле… Сияет солнце, курятся над озерами туманы, стынут на травах росы…

А что здесь у нас: день, ночь или тоже утро? Нет, здесь что-то вообще не похожее на обычные земные понятия. Здесь Солнце живет как бы само по себе, светит да и только, а Луны мы видим две — это обычная Луна, очень сжатая по сторонам и какая-то белая, и наша Земля, чистая, легкая, окруженная мягким голубовато-синим сиянием.

Далекая краса наша! Мы, твои сыны, любуемся тобой. С чем тебя сравнить — с кометой, бриллиантовой звездой? Нет, для тебя нет сравнений, потому что ты создана для жизни, для счастья. Мы счастливы уже тем, что родились на твоих просторах, дышали твоим воздухом, видели рощи и дубравы, слушали материнские песни…

26 июня. 12.00.

Скорость полета невероятная — 60 километров в секунду. Но мы приближаемся к Земле со скоростью вполовину меньшей. Чем это объясняется? Очень просто — Земля ведь тоже не стоит на месте, мчится по своей орбите в космическом просторе. Значит, мы не просто летим к родной планете, а догоняем ее.

Денисов все время сидит за своим столиком, наблюдает за небом, делает расчеты. Виктор принял снотворные порошки и спит. Скоро ему заступать на вахту. Несчастный! Далось ему это ускорение! Оно его едва не удавило. А все потому, что на Земле не любил тренироваться. Думал, будет легкая прогулка. А вот как оно обернулось…

Час тому назад на экране телевизора возникли длинные бесформенные тени. Одни из них напоминали фигуры людей, другие — какие-то удивительные машины.

Мы застыли в радостном ожидании. Неужто это Земля? Почему же из динамика не слышно ни звука, почему? А вот и тени уже исчезли. Только что-то едва заметно шевелится как бы по ту сторону экрана. Мы пристально и долго всматриваемся, но все напрасно.

Что такое? Может, это какие-то далекие загадочные передачи? Нам, необычным путешественникам космоса, конечно, хотелось бы увидеть другую жизнь, существующую где-нибудь в одном из далеких уголков Вселенной. Виктор вдруг оживился:

— Смотрите, на экране квадратная голова с одним глазом… Не верите? Ей-богу, человеческая голова. Вот она, вот…

Но мы с Денисовым ничего не замечали. Виктор даже обозлился, назвал нас близорукими. Он был твердо уверен, что перехвачены передачи из далекого, чужого мира.

Прошли минуты. Мы ожидали разгадки, И вот с экрана телевизора на нас вдруг уставился человек.

Перед нами была Земля. Виктор виновато потупился, опустил голову. Предсказания его не сбылись. Но мы с не меньшим интересом стали рассматривать облик нашего земного друга. Ведь трое суток корабль блуждал по холодной неизведанной пустыне, трое суток молчало радио и телевизоры, разлучив нас с родной планетой. Человек на экране улыбнулся, и мы отчетливо увидели его маленькие раскосые глазки.

— Привет из Пекина! Мы приняли ваши сигналы, но долго не могли найти ваш корабль. Вансуй — десять тысяч лет жизни!

Сколько искренности и тепла было в этом братском приветствии! Милая, родная Земля, ты красивая и славная, могущественная и величавая! Пять миллионов километров разделяют нас, но мы как будто не замечаем этой бесконечной дали, смотрим друг другу в лицо, говорим, говорим…

Нас разыскала Земля! Глаза наши ярко и победоносно светились, в сердцах появилась неутомимая жажда действия и борьбы. Мы связались с Москвой и, рассказав о своих приключениях, начали советоваться, как лучше войти в орбиту Земли и приблизиться к Луне.

Вскоре был выключен фотонный двигатель. Если дать ему волю, он мог бы разогнать ракету до чудовищной скорости — 290 тысяч километров в секунду. Но с такой скоростью нужно подождать. Она понадобится в будущем, когда отважные космонавты направятся в путь к ближайшей от Солнца звезде.

Невесомость дала нам возможность заняться работой. Иван Иванович снова заинтересовался Плутоном. Долго возился с приборами, делал какие-то вычисления. А когда я сдавал вахту Виктору, он вдруг подошел к нам, обнял за плечи и с глубокой печалью сказал:

— Вот что, соколы, у нас сегодня траурный день.

— В чем дело? — испуганно спросил Виктор.

— Плутон приказал долго жить, — тихо сказал Денисов. — Случилось страшное и непоправимое — он сошел со своей орбиты. Оторвался…

Мы все поняли. Я не сводил взгляда с лица Денисова. Не шутит ли он? Новость была такой неожиданной и дикой, что не хотелось верить.

Это же ужасная катастрофа! Теперь понятно, она — результат взрыва на Солнце, небывалой магнитной бури.

Много ли было нужно Плутону? Он находился от Солнца на расстоянии в 6 000 000 000 километров, где сила солнечного притяжения очень незначительна. Открытый только в 1930 году, он даже в мощные телескопы был едва-едва виден, — слабая звезда без заметного диска.

Отклонение Плутона от орбиты, отрыв от Солнца давно предсказывались учеными. Дело в том, что планеты хоть и медленно, но все дальше и дальше отходят от нашего светила. И, конечно, Плутон, находясь на самой крайней границе солнечной системы, должен был удалиться на такое расстояние, где оканчивалась власть Солнца. Он не дождался этого времени. Гибель его ускорила магнитная буря.

Прощай, Плутон! Очень жаль, что ты поторопился оставить нас. Если бы раньше были найдены фотонные двигатели, люди уже обязательно навестили бы тебя. Были бы заблаговременно установлены автоматические радиостанции, и ты не сразу затерялся бы в преисподней необъятной Вселенной, долго посылал бы на Землю сигналы, рассказывая людям про свой путь в поисках более надежного пристанища.

27 июня. 10 часов 15 минут.

Мы летим! Не летим, а, кажется, проваливаемся в бездну. Полет по инерции — это своеобразное свободное падение, которое вызывает состояние невесомости. Легкость движений возбуждает нас, хочется куда-то идти, бежать, торопиться.

Не очень приятно привыкать к таким необычным обстоятельствам. Приходится пристально следить, чтобы не потерять равновесия, не оторваться от намагниченного пола. Каждый здесь по-своему передвигается по каюте.

Я, признаться, люблю оттолкнуться от пола и одним махом достигнуть нужного места. Правда, бывают просчеты, и я попадаю в довольно смешное положение. Так, иной раз, не рассчитав как следует, сильно отталкиваюсь от пола, лечу, ударяюсь о противоположную стенку и тут же отскакиваю от нее. Бывает и наоборот: разгона не хватает и я повисаю в воздухе, барахтаюсь, как рыба в воде. Тогда на помощь приходят Денисов или Виктор.

Уже прошли сутки, как наш корабль взял направление к Земле. Хотя мы летим с небывалой скоростью, картина Вселенной не изменяется. Впереди, под нами и по сторонам — одни и те же удивительно причудливые россыпи созвездий. Если бы немного не увеличился диск Земли, нельзя было бы даже сказать, что мы движемся. Прямо перед нами лежит мерцающий берег Млечного Пути, к которому словно бы штормом согнаны вспененные туманности и крупная галька отшлифованных в космическом океане звезд.

С Землей корабль все время поддерживает связь. Иван Иванович сообщил в Москву и всем иностранным обсерваториям о судьбе Плутона. Уже известно, что наблюдения Денисова подтвердились.

Сегодня у нас праздник. Когда Денисов кончил передавать на Землю результаты своих астрономических наблюдений, вдруг на корабль поступила телеграмма. Начальник Московского ракетопорта поздравлял Виктора Машука с днем его рождения. Виктор был тронут: сам он забыл, что в этот день ему стукнуло двадцать пять лет.

Конечно, по случаю такого торжества завтрак был особенным.

— Двадцать пять лет — круглая дата, — сказал Иван Иванович с улыбкой. — Здесь не обойдешься без шампанского.

Виктор не находил себе места от радости. Его день рождения отмечается в космосе! Первому в мире выпало такое счастье!

За столом было оживленно, шумно. Я тоже захотел выпить, но Иван Иванович не разрешил, потому что мне нужно было заступать на вахту. Обращаясь к имениннику, он сказал:

— Помни, Виктор, двадцать пять лет — это рубеж юности и зрелости. Ты вырос, возмужал и даже закалился. Пойми: дерево держится за землю корнями, а человек за жизнь — правдой. Поздравляю тебя, желаю счастья и удачи.

Я всегда восхищался Денисовым, а сегодня открыл у него новую черту отцовскую заботливость, гордость за человека. Может, Виктор был немного удивлен афоризмом Ивана Ивановича, но я понимал, в чем тут соль. Быть правдивым — это значит быть честным и чистым душой. Денисов был прав, когда в день рождения напомнил об этом Виктору.

Я ждал, что Виктор получит новые телеграммы. И, конечно, очень боялся, что одна из телеграмм придет от Наташи. К счастью, моя тревога оказалась напрасной. Наташа молчала. Ее почему-то не было видно и в студии телецентра.

Как скучал я без нее, без ее голоса и сдержанной ласковой улыбки.

Наташа, эти слова посвящаю тебе. Из глубины ужасного мрака, с далекой космической дороги шлю тебе привет. Ты знаешь, какая беда встретила нас. Мне было очень трудно. Я, казалось, потерял все: силу воли, трепет сердца, огонь души. Но я жил, боролся, ждал. И в минуты отчаяния я думал о тебе. Да, это не только красивые слова, это чистая, светлая правда. Я смотрел в иллюминаторы, видел через них звезды, а мне казалось видел блеск твоих глаз. Хотя уныло и тревожно светились экраны телевизоров, мне приятно было смотреть на них: они трепетали мягким светом, и мне чудилось, что это ты оставила для меня улыбку, которая живет здесь, бодрит, сулит счастье.

Хорошая девушка нашей Земли! Я вспоминаю наши короткие встречи, те бессвязные слова, которыми мы с тобой обменялись, и мне хочется снова увидеть тебя, хотя бы на экране телевизора. Приди в наш корабль, девушка планеты Земля! Будь с нами в этом полете! Со мною…

Я вижу в тебе, Наташа, своего друга, спутника, доброго и строгого судью. Теперь, как никогда, мне ведома цена тоски, горькой и щемящей — по близкому, дорогому человеку. В душе моей возникли новые представления о жизни, о неповторимой ее красоте. Кажется, что прежде я смотрел на мир суженными, затуманенными глазами.

28 июня. 14.00.

Сменился с вахты. Денисов приказывает лечь отдохнуть. Но куда там! За иллюминаторами творится такое, о чем можно писать разве только стихами…

Вечная темень космоса как будто отступила перед красавицей-планетой. Небо уже не столь страшно и неприветливо. Вот когда мы можем твердо сказать: для нас наступило утро!

Ракета уже не летит вслед за Землей, а поворачивается к цели нашего путешествия — Луне. Виктор время от времени включает и выключает атомные двигатели. Нам нужна замедлить полет.

Что там на Луне? Удастся ли найти погибшую «Анаконду»? Какая судьба постигла Поля Арноля и Роба Питерса? Конечно, трудно предположить, что они живы. Бедняги! Катастрофа до сих пор остается загадкой. Быть может, мы разгадаем ее?

Прошло шесть дней, как наш корабль покинул Землю. И мы могли погибнуть трагически и неразумно. Сколько неожиданностей подкарауливало нас, сколько преодолели мы опасностей! Бдительность, настойчивость и выдержка уберегают нас.

Уже заметно вырос диск Луны. Правда, мы видим только узкий, продолговатый серп.

Земля все время ведет для нас передачи. Скоро она возьмет на себя управление кораблем.

29 июня. 3.00.

Хотя Земля затянута дымкой туч и облаков, по едва заметным очертаниям мы видим, что она повернута к нам восточным полушарием. Вон там должна быть Москва.

Я включаю телевизофон и, хотя на экране никого пока что не вижу, вежливо улыбаюсь и докладываю:

— Земля! Земля! «Вулкан» вступил в зону притяжения Луны. Двигатели выключены. Скорость падения 2 километра в секунду. Через пять часов посадка!

Серп Луны растет, увеличивается. Никто не спит. Мы ждем встречи с неизвестным миром. Беги скорее, время! Цель близка!

29 июня. 7.00.

Луна — под нами. Ее уже нельзя назвать Луной. Это серая каменная чаша, которая занимает большую половину неба и уже совсем не светится. Отчетливо и ярко видны вершины небольших гор, очертания разбросанных цепями кратеров.

Корабль ускоряет падение. Вскоре будут пущены двигатели в носовой части. Мы заблаговременно устраиваемся на диванчиках. Ровно и точно работают контрольные приборы. Мы не сводим с них глаз: хоть бы не подвели! Нет, не подведут…

29 июня. 8.00.

Тормозим. Ракета, совершив маневр, летит параллельно поверхности Луны. Скорость — 1 590 метров в секунду, высота — 200 километров. Мы восторженно приветствуем суровую планету. Панорама ее раскрывается перед нами во всех подробностях.

Вон Море Облаков — ободы застывших кратеров, Я узнаю их. Это — Питат, Пурбах, Вернер, Понтан, Альманун, Полибий…

Дальше рубеж света и темноты. Минута — и корабль окутывает мрак. Но мы по-прежнему хорошо различаем необычный для глаза ландшафт, залитый зеленоватым отсветом Земли, «Вулкан» летит над полушарием, которое прежде человек мог видеть только на телеэкране да на фотоснимках, доставлявшихся на Землю автоматическими ракетами. Нигде ничего нового. Те же широкие щели, провалы, островерхие утесы, горы кратеров.

— Олег, включи дозиметрические аппараты. Живей! — приказал вдруг мне Денисов.

— Зачем? — не понял я приказа.

— Мы должны отыскать «Анаконду». Аппараты нам сразу покажут: где радиоактивное излучение там и ищи ее..

— И в самом деле!

Теперь Виктор и Денисов следили за Луной через иллюминатор, а я — по показаниям аппаратов. Прошло всего несколько мгновений — смотрю, а на стекле рентгенометра закачалась стрелка и медленно поползла вверх. Есть!

— Иван Иванович! — кричу я взволнованно. — Смотрите! Ракета близко. Мы попали в зону мощной радиоактивности: 50 рентген в час!

Денисов неотрывно смотрит в иллюминатор. Он, должно быть, надеется заметить не только место катастрофы, но и членов экипажа ракеты.

Неужели Поль Арноль и Роб Питерс валяются трупами где-нибудь под обломками своего корабля? Мы должны отыскать, увидеть их живыми, спасти!

Гляжу на шкалу рентгенометра. Что это? Здесь, над этой местностью, и вдруг — 100 рентген в час! Нет, даже разбитый атомный реактор «Анаконды» не может дать такой радиоактивности да еще на большой площади…

Денисов в тот же миг, точно почувствовав что-то недоброе, оборачивается к пульту управления и бросает пытливый взор на шкалу аппарата. Хмурит брови.

— Какое открытие! Однако нам оно может дорого стоить, — говорит он сдержанно. — Таких мощных залежей урановых и ториевых руд нет нигде на Земле…

Пока мы принимали меры предосторожности против невидимых лучей, корабль миновал зону опасной радиоактивности.

29 июня. 10.00.

«Вулкан» совершил круговой облет вокруг Луны, покрыв расстояние в 12 177 километров. Еще в трех местах были обнаружены зоны высокой радиоактивности. Мы их сфотографировали и нанесли на карты.

29 июня. 10 часов 20 минут.

Ура! Последнее торможение! «Вулкан» идет на посадку. Мы с затаенным дыханием следим, как ракета постепенно приближается к поверхности Луны. Иван Иванович ведет репортаж для Земли, рассказывает, уточняет данные о ландшафте. Интересно наблюдать за горизонтом. Он мало-помалу суживается: горы вдали и по сторонам исчезают, как бы врастают внутрь планеты. Внезапно иллюминаторы и широкое окно обсерватории затягивает непроглядным мраком.

Я схватился за штурвал и невольно зажмурился. Что делать? Дать полный вперед?

На мое плечо вдруг легла рука Денисова. Я обернулся. Иван Иванович погрозил мне пальцем.

— Что такое? — выдохнул я с трудом и, робея, с недоумением посмотрел на окна: за ними по-прежнему стояла темень.

— Неужели не догадаешься? — сказал Денисов, — Мы попали в облако пыли.

Вот оно что! Напрасны были все мои опасения.

В этот момент мы ощутили толчок. Двигатели выключились, и сразу же унылая тишина воцарилась вокруг нас. Луна!

Экипаж «Вулкана» начал готовиться к высадке из ракеты.

29 июня. 10 часов 40 минут.

Иван Иванович Денисов закончил репортаж. Перед нами вспыхнул экран телевизора. Раздвинулась занавеска — и мы увидели президента Академии наук. Президент поздравил нас с удачным прилунением, затем, потрогав усы над пухлой губой, шутливо спросил:

— Иван Иванович, какая погода там у вас?

— Ожидается град, Алексей Гаврилович, — в тон ему ответил начальник экспедиции. — Из камушков и валунов. У нас здесь дырявое небо…

— Если так, то остерегайтесь, — уже всерьез сказал президент. — Ждем от вас новостей. За вами следит весь мир. От души радуемся вашим успехам! Наш народ гордится отважным экипажем «Вулкана».

Никогда еще я не видел таких счастливых лиц, как у Денисова и Виктора. Верно говорят — сила наших переживаний зависит от силы наших желаний… Не совсем складно, зато верно сказано. Однако все остальное я выражу стихами:

Мы выходим из ракеты по узкой капроновой лестнице. Мы наконец-то ступаем на почву Луны, ступаем осторожно, сначала пробуя ее ударами ботинок, чтобы неожиданно не провалиться, как в трясину. Ничего, почва как почва. Удерживает нас, удерживает ракету.

Здравствуй, ночное светило, холодная и безгласная пустыня! Вот мы, наконец, привезли и тебе человеческое тепло и любовь. Бери, пользуйся!

Тысячелетиями люди мечтали вблизи увидеть твои просторы, коснуться руками твоей почвы… И это осуществлено.

Иван Иванович Денисов поднимает камень. Камень Луны! Разминает, крошит на ладони, показывает нам.

— Ей-богу, — говорит он с улыбкой, — здесь с успехом может расти пшеница…

Взглядами ищем дорог и троп. Разумеется, их здесь нет. Мы делаем первые шаги, прокладываем первый след. Легкость движений, необычная резвость — и вдруг хочется поозорничать. Виктор подпрыгивает, затем мы бежим вперегонки. Словно на Земле, в подмосковной роще.

Стоп! Хватит! Денисов поднимает руку и зовет нас.

Что такое?

Назад, в ракету! Мы не должны терять ни минуты времени — за работу, за работу!

Я остался внизу. Денисов и Виктор выносят из корабля разные ящики и передают мне. Я их бережно складываю в длинный штабель. Затем Иван Иванович дает мне кирку, чем-то нагружает Виктора. Мы втроем идем к высокой скале, что стоит неподалеку. По выступам и угловатым краям взбираемся наверх. Денисов приказывает посередине каменной площадки выдолбить отверстие.

Сыплются удары кирки. Скала дрожит. Эй, Луна, мы разбудим тебя трудом!

Готово! Я выпрямляюсь, отхожу в сторону.

Денисов укрепляет на скале высокий металлический шест с блоком и проволочным тросиком.

Он произносит короткую речь. Волнуется. Я поднимаю флаг. Советская страна и люди всей планеты видят на экранах своих телевизоров волнующее, незабываемое событие.

Полотнище красного флага неподвижно застывает вверху. Ура!

Потом Иван Иванович Денисов разрезает красную нить на покрывале, наброшенном на довольно высокую скульптуру. Ее вынес из ракеты Виктор.

На нас и на суровые окрестные ландшафты Луны приветливо и как бы немного удивленно смотрит человек в старомодной одежде и шляпе.

— Циолковский! — восторженно вскрикиваем мы. — Так вот кто был у нас командиром корабля!

Я нагибаюсь и перечитываю надпись, высеченную на мраморе постамента. Слова эти известны мне, они врезались в мою память:

«Основной мотив моей жизни — сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить напрасно жизнь, продвинуть человечество хотя немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы — возможно скоро, а возможно и в отдаленном будущем — дадут обществу горы хлеба и бездну могущества».

— А теперь, друзья, достаньте компасы. Определим местонахождение, — приказал Иван Иванович. — Готово?

— Готово! — ответили мы. — Где же здесь север?

Денисов делает широкий жест, показывает на яркое созвездие Орла. Мы ориентируемся. Оказывается, у Луны есть магнитное поле. Отлично! Оно нам очень поможет в составлении карты и в поисках иностранной ракеты «Анаконда».

Мы работаем с увлечением. Наконец Денисов приказывает отправляться в путь. На всякий случай надежно закрываем дверь камеры-шлюза. Вокруг царит тишина, вечный покой.

По Луне шествуют победители!

 

Глава двадцать шестая

Перед Робом Питерсом неожиданно возникло какое-то страшилище. Лохматое, пучеглазое, оно катилось прямо на него, угрожающе грохотало мощными колесами, застилая горизонт клубами черного дыма. Роб весь сжался и затаил дыхание. Ему хотелось бежать, удрать отсюда. Но куда? Сзади — черные щели, провалы. Ступишь шаг — и полетишь в бездну.

Нет спасения. Гибель все же настигла его…

Роб закрыл лицо руками, и вот — удивительное превращение! — это не страшилище перед ним, а обыкновенный дачный поезд. Окна вагонов открыты, возле них стоят люди.

О, милосердный боже! Чье это лицо в окне локомотива? Так это же Эсланда, его жена! Она приветливо машет рукой, на устах улыбка. Вот странно, неужели за это время жена успела стать машинистом!

Образы были такими яркими и убедительными, что им нельзя было не верить.

Вдруг поезд тронулся с места. И что он видит?

В каждом вагоне, у окон, стоят его дети. Да-да, вот длинноногий Боб, в другом вагоне — щебетунья Мери, а дальше самый маленький — Марк.

Роб хотел крикнуть, но что-то навалилось на грудь, и поезд бешеным огненным дьяволом помчался вдаль.

Эсланда, останови на минуту поезд! Скажи, ты поправилась, Эсланда?

Но лохматый дьявол был уже где-то далеко. Только тяжелый гул колес и дрожание рельсов доносилось до слуха.

А он стоял уже не у бездны, а на безлюдной тихой станции, залитой вечерними тихими огнями.

Господи, сколько здесь рельсов? Но нигде ни одного локомотива. Как же он догонит жену, детей? Бежать следом? Нет, лучше он крикнет громко, на весь мир. Она услышит его, обязательно услышит! И Роб, собрав силы, закричал:

— Родная, ответь: ты выздоровела?

Закричал и очнулся. Что это? Где он?

Над головой — черная глубина неба, усыпанная множеством звезд и подернутая белыми и розовыми туманностями.

Так это же он еще на Луне! Проклятие! Так и не пришлось даже во сне догнать Эсланду, Боба, Мери и маленького Марка. Но почему так дрожат стенки щели?

Роб пошевелился и хотел встать. В этот момент над щелью выросло какое-то страшилище. Роба охватил ужас. Он торопливо отодвинулся в сторону, прижался к крутой стенке. И увидел: на то место, где он спал, свалился большой круглый валун. Тяжело вздрогнула почва.

— Ну, вот и вся твоя свобода, Роб Питерс! — послышался довольный голос.

Так это ведь Поль Арноль! Он стоял над краем щели и был хорошо виден на фоне звездного неба.

Вот негодяй! Роб до боли сжал кулаки. Хотелось выпрыгнуть из ямы, толкнуть его самого в черную ее глубину, забросать камнями. Но это был минутный гнев. Через минуту Робу стало даже смешно.

— Хелло, мистер! — сказал Питерс, нарочно не показываясь из ямы.

Поль вздрогнул, заметался над краем щели.

— Клянусь Юпитером, это голос Роба, — дрогнувшим голосом сказал он себе, направляя в щель луч фонаря.

— Вы не ошибаетесь, сэр. — Роб с ловкостью акробата выпрыгнул из ямы и стал рядом со своим врагом.

Поль хотел его ударить, но Питерс успел схватить капитана за руку.

— Сэр, подождите! Я заметил камень вашей ненависти. Вы придавили им свою совесть. Однако с этим все кончено. Знайте, я не мстителен. Чтобы впредь ничего неприятного не случилось, я, мистер Арноль, вынужден буду поселиться в каюте ракеты.

Поль Арноль все понял. Он ничего не ответил и быстро направился к останкам «Анаконды». Роб прикусил губу. Затем медленно, переваливаясь, пошел вслед за капитаном.

Так и есть — Поль стоял на страже у входа в каюту. Роб Питерс распрямил сутулые плечи и, сжав кулаки, остановился возле ракеты.

— Слушайте, сэр, — сказал он сдержанно. — Ваше упрямство погубит вас…

Не успел он договорить, как Поль вдруг навалился на него. Роб упал. Перед глазами, как в лихорадке, закружилось небо, пошатнулась, вздыбилась унылая пустыня с угловатыми острыми скалами. Они душили друг друга, дико хрипели…

* * *

Пошатываясь, как пьяный, Роб медленно брел к ракете. Сколько времени он боролся с Полем? Кто его знает. Вокруг по-прежнему царила ночь. По телу пробегала холодная дрожь. Не заболел ли он случайно? Дрожат и подгибаются ноги. Конечно, надо отдышаться, отдохнуть. На этот раз Поль был особенно упрям и крепко помял его в драке. Но ничего! Победа все же на его, Роба, стороне. Пусть полежит, постонет, гад!

Роб пролез через отверстие в ракету, забаррикадировал вход какими-то ящиками.

А теперь можно и устроиться. Он нашел обгорелый диванчик, лег на него, свободно вытянув обессилевшие ноги. Сразу возвратилось спокойствие. В голове появились сначала сбивчивые, а потом все более отчетливые мысли.

Хватит! Надоело! Он и так долго церемонился с этим мерзавцем. Он, Роб, наконец научит горделивого Поля уважать людей.

* * *

На шестые сутки из-за горизонта взошло солнце. Это были последние сутки жизни двух человек на Луне.

Роб Питерс из 72 часов, которые оставались у него после последней встречи с Полем, совсем немного потратил на отдых. Он был доволен: перед ним лежали три толстых исписанных блокнота.

Таким образом, путешествие оканчивалось. Можно было спокойно умирать. Люди когда-нибудь найдут эти записи и узнают о мучительных, драматических часах их жизни.

Луч солнца пробился в каюту через узкую щель, весело затрепетал на осколке стекла, что лежал на полу. Роб посмотрел на него, и мысли о смерти сразу исчезли.

Смерть! Это же мрак, холод, ужасная бездна. И неужели все-таки придется покориться ее холодным, жестким объятиям? Никогда! Он, Роб, ляжет у ракеты лицом вверх, будет смотреть, смотреть на Землю, невидимыми нитями свяжется с ней и, когда настанет последняя минута, пошлет к ней свою душу, сердце, свои несбывшиеся мечты и порывы.

Он родился на Земле, и ей, только ей одной должен отдать всю свою жизнь до последнего вздоха. Тело, конечно, останется здесь. Что же, пусть! Оно будет напоминанием об отваге — и несгибаемом мужестве человека.

Роб встал из-за высокого ящика, который служил ему письменным столом, связал блокноты шпагатом и положил на самом заметном месте.

— Вот и все, — сказал он тоном человека, который знает: он сделал все, что мог. — Теперь не грех и отдохнуть.

Он поймал руками солнечный луч, смотрел на него с минуту, затем решительно подошел к отверстию и разбросал по сторонам ящики, доски, куски железа, заграждавшие вход.

— Арноль, вы живы? — сказал он в безлюдное тихое пространство. — Заходите. Я вас жду.

Через минуту неподалеку от ракеты зашевелилась длинная тень и вслед за нею появился Поль Арноль. Куда девалось его высокомерие? Это был уже совсем другой человек — с серым сумрачным лицом, с потухшими глазами. Безволие, безразличие ко всему, сонливость овладели его телом и душой. Потеряв власть, он потерял и интерес к жизни, отупел.

Поль дрожал, как в лихорадке, облизывал языком пересохшие губы.

— Холодно? — сочувственно спросил Роб.

Поль ничего не ответил.

Роб Питерс молча прошелся по каюте и, остановившись у большого солнечного пятна, лежавшего перед отверстием, сказал:

— Хочу сообщить вам, Поль: я свою работу окончил. История нашего путешествия будет известна людям. А теперь разделим остатки наших запасов. Их хватит ровно на 24 часа… — Он остановился, как будто что-то обдумывая, потом повернулся лицом к своему компаньону и продолжал: — Где ваше обвинительное заключение, сэр? Надеюсь, оно вам больше не понадобится…

Поль Арноль, услышав эти слова, вздрогнул, как будто проснулся, затем нехотя повернулся, достал из кармана сложенные бумажки и порвал их.

Это было немного неожиданным для Роба: смотрите, Поль поумнел!

Таким образом, конфликт между двумя жителями Луны был ликвидирован.

— Поль, скажите мне что-нибудь, — обратился Роб к капитану ракеты, когда они позавтракали и наполнили свои баллоны остатками кислорода.

Поль тяжело вздохнул и уныло опустил голову.

— Что я могу сказать? — проговорил он тихим, печальным голосом. — В душе — пусто, в голове — пусто, а на сердце — камень. Лучше давайте молчать, сэр.

— Я не согласен с вами, Поль, — энергично махнув рукой, ответил штурман. — Молчать — это значит отдать себя смерти. А я не хочу сдаваться ей, не хочу! Слышите? Я попробую бороться с ней! — горячо воскликнул он в заключение.

— Я уже боролся с нею. Помните? — хмуро бросил Арноль.

— А я не думаю пользоваться вашими методами. Насколько мне известно, хитрость еще никого не выручала, кроме лисиц да шакалов.

Поль поднял голову и обжег Роба злым долгим взглядом. Уста его зашевелились, он что-то хотел сказать, но Роб не дал ему вымолвить слова.

— Не будем сводить счеты, капитан, — сказал он мягко. — Я рад, что мы стали с вами друзьями. Дайте руку, мистер Арноль. Выйдем из этой клетки. Здесь тесно и сумрачно. Нам нужно увидеть все: Солнце, Землю, небо и нашу пустынную планету.

Поль покачал головой. На лице его нельзя было прочитать ничего, кроме какого-то детского любопытства. Роб помог ему встать. Они друг за другом пролезли через отверстие ракеты.

Светило Солнце. Над головой висел серый, побледневший диск Земли.

Два человека настороженно оглянулись. Вес попрежнему: ни деревьев, ни кустов — мертвая однообразная пустыня. Хребты невысоких гор со всех сторон замыкали небосвод. Камень, мрак и Солнце — больше ничего. Безжизненный и бескрайний простор…

И еще — тишина. Она угнетала, давила на сердце какой-то неимоверной тяжестью. Такой, наверно, бывает предсмертная тишина…

Небо — черный, молчаливый океан, — неужели ты не можешь хотя бы вздрогнуть от грома в тучах, зажечь радугу, зашуметь молодым весенним дождем?! Небо молчало. И вокруг ужасающая тишина. Спят камни, спит пустыня, спит небо…

Значит, все? А ты, Земля? Что нам ответишь ты?!

* * *

Роб Питерс первым почувствовал, что ему не хватает воздуха. Но он ничего не сказал Полю. Больно защемило в груди сердце, а тело все скрючилось, словно туго перевязанное окаменевшими мускулами. Он стал дышать не так глубоко, небольшими глотками. Сначала удалось прийти немного в себя, но скоро что-то жгучее, тяжелое подкатилось к горлу, ножом впилось в грудь. Роб задышал чаще. Пересыхало во рту, и он не успевал облизывать языком сухие губы!

Он умирал. На него равнодушно и холодно взирал окружающий мир. Роб закрыл глаза — только на одну минуту, — и ему показалось, что он летит куда-то в бездну. Это его напугало.

Оглянулся. Рядом лежит Поль Арноль. Он сладко и беззаботно спит. «Разбудить? Зачем? — спросил какой-то внутренний голос. — Чтобы он увидел твои мучения? Разве не лучше умереть молча, не прося пощады? Так молчи, терпи, крепись!»

Роб крепко сжал зубы, чтобы скорее погасить едва пульсирующую жизнь. Но ненадолго ему хватило терпения. Жизнь сопротивлялась, она, непокорная, вспыхнула с новой силой в его груди, как будто раскручивалась там стальной пружиной.

Роб разжал зубы, долго с невыразимой печалью смотрел на голубой, большой шар Земли и вдруг вздохнул. Вздох был глубоким и совсем не мучительным. «Ну вот и хорошо, — мелькнуло в голове. — Мне стало легче, даже приятно и хорошо».

Куда девалась тупая боль в горле, слабость и онемение тела? На смену им пришла сладковатая усталость, какое-то умиротворение.

Как тихо вокруг! Даже не звенит в голове, видно, потому, что ее оставили мысли. А что это вверху? Какая-то черная, печальная река? Куда она течет? Как страшно и жутко: она вливается в его душу, затопляет ее тяжелым жгучим свинцом. Где ты, небо, Земля, Поль?.. Все исчезло, поглощено небывалым черным шквалом…

…Нет, он не умер еще, он видит над собой круглое светлое пятно, оно колеблется, дрожит, то исчезнет на минуту, то снова появится. Что это? Он напрягается, хочет овладеть собой. На какое-то мгновение ему это удается, и он вдруг слышит тихий разговор.

Господи! Сон это или загробное видение? Нет, отчетливо слышны человеческие голоса, притом на непонятном языке. И он куда-то плывет, едет. О, небо! Какая красивая смерть!

Роб собирает последние силы и улыбается.

Улыбка надолго застывает на устах…

 

Глава двадцать седьмая

На Луне начались обычные трудовые будни. Уже третий день у кратера Бург, который находится на южном берегу Моря Ясности, идут работы по сооружению телевизионной ретрансляционной станции. Окончен монтаж легкой дюралюминиевой вышки, на которой установлена мощная автоматическая антенна.

Теперь рабочая площадка переместилась к подножию высокой каменной стены. Космонавты пробивают в ней коридор, вырубают в скалах помещение, где будут установлены основные приборы и аппараты солнечной энергостанции.

Неподалеку уже стоят огромные зеркала, ловят Солнце, дают энергию для миниатюрных буровых машин и отбойных молотков.

Вот упрямо налегает на твердый каменный пласт высокий, в голубом костюме человек. Отваливается глыба, он ловко отскакивает в сторону и довольно улыбается. Белесые волосы, смуглое лицо, галстук в красную горошину… Так это же Поль Арноль, капитан погибшей «Анаконды»!

А где же Роб Питерс? Что-то его не видно. Не погиб ли?

Нет, он жив. Помощь пришла своевременно. Но муки «воздушного голода» так обессилили его, что он не может ходить и лежит в каюте ракеты.

Поль Арноль старается за двоих. Он хочет быть заметным, хочет показать сообразительность, ловкость. И понятно, с какой целью, — чтобы заслужить похвалу этого сдержанного, с проницательными глазами Денисова, который все время пристально присматривается к нему.

Поль совсем спокоен. Только один вопрос тревожит его: как он объяснит своим хозяевам, заправилам Штатов, причину катастрофы. Конечно, его постигла неудача, хотя это было горько и обидно сознавать. Он не сделал самого простого — не спас флага Штатов, перед которым там, на Земле, поклялся, что доставит его на Луну. Флаг сгорел, превратился в пепел.

Вместо него на высокой скале, возвышающейся серой массивной пирамидой, горит, гордо взлетев в высоту, багряный, как солнце, флаг. Флаг другой страны, чужого народа…

Что теперь будет? Разве он виновен? Роб, и Макс, и он сам докажут, что все дело в просчетах конструкторов. А если нет, то здесь какая-то загадка, тайна. Как разгадать ее, как вырваться из-под удара судьбы?

Поль Арноль сел на отваленный камень, задумался. Вдруг он заметил, что неподалеку проскользнула тень. Подняв голову, он встретился взглядом с Денисовым. «Неужели он видит, — подумал капитан «Анаконды», — что я мучаюсь, волнуюсь? А может, рассказать ему, и он что-нибудь подскажет?»

Денисов подошел ближе, спросил:

— Ну как, мученик, все думаете?

— О да, сэр, — ответил, вежливо наклонив голову, Арноль.

— И отгадали загадку?

— Нет, сэр. Мне трудно делать выводы…

Иван Иванович Денисов прищурился, отбросил в сторону камешек, который держал в руке, и рассудительно сказал:

— Оно верно: когда говорят доллары, правда молчит. Однако подумайте..

— А что мне думать? Теперь все пропало: и Элси, и слава, и пять миллионов. Если Уолтер и простит, меня все равно разорвут на части владельцы акций его компании. Как видите, не очень приятное будущее…

— Откровенно говоря, я вам не завидую, — сдержанно произнес Иван Иванович Денисов и отошел в сторону.

Он не напрасно интересовался Полем. Хотя экипаж «Анаконды» был спасен от гибели, всех его членов — и Поля, и Роба, и Макса — ожидали на родине большие неприятности. Авантюристический план Уолтера провалился, и сенатор, конечно, чтобы выйти сухим из воды, постарается переложить всю вину на космонавтов. Можно заранее предполагать, что их обвинят во всех смертных грехах.

Денисова удивила молчаливость и непонятная замкнутость Поля Арноля. Почему он не хочет ни с кем посоветоваться, рассказать о своей беде? Может, он на что-то надеется, а от них сознательно прячет правду?

Интересно было бы поговорить с Робом Питерсом. Но штурман еще очень слаб.

Сегодня по плану работ Виктор был послан к кратеру Эвдокс, чтобы там провести разведку, определить районы залегания радиоактивных руд. В помощь ему Денисов дал Поля Арноля.

— Смотри, Виктор, — предупредил начальник экспедиции. — Задание ответственное. Будьте осторожны.

Виктор озорно улыбнулся и, по-приятельски хлопнув Поля по плечу, сказал:

— Я с таким богатырем сверну там все горы…

— Такие высокие, — чуть приподнял руку Олег, — как болотные кочки?

Виктор Машук криво усмехнулся: шутка ему не понравилась.

— Не хвастай, ты сам на кочке сидишь!

Олег чувствовал, что между ними по-прежнему сохраняется скрытая неприязнь. Он ничего не ответил, повернулся и пошел к гранитной скале, где они с Денисовым сооружали солнечную энергостанцию.

Виктор вскинул на плечи рентгенометр, кивнул головой Арнолю, и они, включав костюмные моторчики, стремительно понеслись вдаль.

— Скажи, пожалуйста, какой петух! — проговорил неожиданно Виктор. — Издевается, насмехается.

— О ком вы, сэр?

— Разве не догадываетесь? О Дрозде!

— О, это славный малый… Ваш большой друг, да? — сказал Поль, стараясь вызвать спутника на откровенный разговор.

— Большой друг? Просто товарищ.

— У вас в Советах все — товарищи. Не правда ли? — спросил Поль Арноль и посмотрел исподлобья на Виктора.

Неожиданная мысль мелькнула в его голове: а что, если воспользоваться этим штурманом — сыграть на его честолюбии, а там… Тысяча чертей! Он возвратился бы обратно на Землю не обесславленным неудачником, а настоящим героем. Отличная мысль! Капитан «Анаконды» вместе с советским штурманом овладевают «Вулканом»…

«Если бы что-нибудь случилось с Денисовым и Олегом Дроздом, — думал он. — Скажем, неожиданно свалился на них метеор… Стоп! — остановил он свои мысли. — А чего ждать? Можно что-либо подстроить».

Поль Арноль кашлянул и неожиданно спросил:

— Мистер Машук, скажите, вы счастливы?

— Конечно, — ответил Виктор, удивленно глядя на спутника.

— Вы богаты?

— Разве вы не слыхали: миллионер!

— Сколько же у вас миллионов? — вытаращил глаза Поль.

— 200 с лишним миллионов, которые работают на меня, а я на них!

— О мистер, это похвально! Но не ново. Кажется, — он прищурил глаза, как бы стараясь скорее вспомнить, — кажется, вы повторяете чужие слова…

— Да, слова моего соотечественника, — ответил Виктор.

Как известно, так в свое время оборвал наглого и высокомерного бизнесмена Валерий Чкалов.

Поль Арноль был озадачен ответом Виктора. Но он не хотел отступать.

— Я знаю, вы это говорите неискренне. Вы рассчитывали на эффект.

— А вы на что рассчитываете, сэр? — зло блеснул глазами Виктор. — Хватит! Мне все понятно.

— Сэр, — не унимался Поль. — Я хотел вам просто напомнить, что человек должен брать от жизни все, что можно, даже при неблагоприятных обстоятельствах.

— Мы все и берем, мистер.

— Для ваших 200 миллионов? — ехидно проговорил капитан «Анаконды». — А вот мы берем для самих себя. Вы знаете, что в сейфах наших Штатов приготовлены для трех человек пять миллионов долларов? Вы представляете эту бездну денег? Но вот немножко неловко получается — у нас не хватает третьего человека…

— А Макс Велл? Вы о нем забыли? Он ведь живой, здоровый…

— Но повис в космосе, не долетел до Луны. Он исключается из расчета, — категорически заметил Поль Арноль.

— Значит, вы ищете претендента на его долю?

Поль Арноль оживился и, заглянув в лицо Виктору, радостно сказал:

— О, вы понимаете меня с полуслова, мистер! Это похвально, очень похвально.

— Конечно, понимаю, — уже совсем весело проговорил Виктор, которого забавляли наивные старания чужеземца. Он помолчал минуту, потом добавил: На чужом горбу хотите в рай пробраться?

Поль Арноль прикусил губу. Этот русский парень заядлый коммунист. Видишь, какой неприступный и колючий! Голой рукой не возьмешь…

Капитан «Анаконды» помрачнел. Он так надеялся! Значит, его план номер один провалился. Что же придумать теперь?

Виктор Машук остановился, посмотрел на карту.

— Ну, мистер, — сказал он. — Мы здесь должны расстаться. Вы пойдете по правой стороне Эвдокса, а я по левой. Видите по своей карте?

— Вижу, сэр.

— Если что заметите, передайте по радио. Встретимся на южном склоне кратера.

Поль молча кивнул головой и, выбрав ориентир — тупой пик какой-то горы, видневшийся на горизонте, медленно направился по маршруту.

Теперь эта прогулка потеряла для него всякий интерес. Он подпрыгивал, высоко взлетал вверх, подолгу останавливался на выпуклых валах цирков, заглядывал в широкие черные щели. За показаниями рентгенометра не следил. Зачем? Служить коммунистам? Это уже чересчур. Если Уолтер узнает, будет лишнее основание судить его, как предателя.

Долетев до горы с тупой вершиной, он начал старательно обследовать ее. Выступы скал светились на солнце, склоны тонули в густом непроглядном мраке.

Неожиданно Поль остановился. Что это там блестит? Да так ярко, лучисто. Господи, не алмаз ли такой большой?

Сердце сильно забилось, затрепетало. Поль, не сводя глаз с чудесного огонька, направился вперед. Широкий прыжок, и вот — одинокая, похожая на башню скала.

Руки нетерпеливо потянулись к ее шершавым, серо-черным бокам. Он отбил кусок скалы, жадно впился в него глазами. На ладони лежал какой-то камень с синеватыми, красными и зелеными прожилками. Под лучами Солнца он вспыхивал то огнями алмаза, то удивительным сапфиром, то зеленоватым малахитом.

Но нельзя было с уверенностью сказать, что это алмаз. Поль загрустил. Как ему не везет! Все же он положил свою находку в сумку, чтобы показать ее советским астронавтам.

Сел на камень, задумался. Что делать? Душу жгли нехорошие предчувствия. Он на мгновение вспомнил Элси. Два дня назад, после прихода в лагерь советских астронавтов, он послал ей телеграмму. Но она что-то не ответила. Забыла, нашла другого или ей приказано молчать? Видимо, не только Элси, но и все в Штатах не очень радовались их спасению.

Повернув обратно, он увидел вдалеке высокие горы, которые очень напоминали унылые грозовые тучи. Это Кавказ. Не обследовать ли его? Может, там что-нибудь найдется неожиданное?

Не долго думая, он оставил берег кратера и помчался к сияющим, освещенным солнцем хребтам.

Вот круглая каменистая чаша большой ямы, какие-то волнистые горные цепи, широкая котловина, зажатая скалами. А дальше… Он даже остановился, чтобы немного отдышаться. Перед ним громоздились, теснясь одна к другой, каменные громады гор-небоскребов. «Это немножко похоже на главный город Штатов, — подумал Поль. — Вон там, кажется, должен быть Бродвей, а немного в сторону — Уолл-стрит. Эх, пусть бы это был в самом деле родной город», — печально вздохнул Поль.

Долго он стоял неподвижно, очарованный увиденным зрелищем.

Затем резко взмахнул руками, подпрыгнул вверх и полетел к плоской каменистой скале. Долго он блуждал по теснинам, склонам, взбирался на высокие скалы, опускался в холодные сумрачные щели — и все напрасно. Под руки попадались известные на земле минералы: горные шпаты, слюда, гранит и только. Нигде ни одного алмаза! «Какая бедная планета, — подумал Поль. — Даже первых своих гостей не может ничем вознаградить».

Путешествие по Кавказу не было легкой прогулкой. На каждом шагу его подкарауливали неожиданности. Опускаясь на отдельные горные площадки, он то вдруг тонул в мелкой, рыхлой, как зола, пыли, то летел в бездну вслед за отломанными кусками породы, которая тотчас же рассыпалась мельчайшим порошком.

Посмотрев на часы, Поль встревожился. Оказывается, пять часов пробыл он в каменных ущельях Кавказа. Нужно было торопиться к кратеру Эвдокс.

И вдруг… Что это? С горы свалился камень и летит вниз, в бездну? Поль от неожиданности застыл на месте. Нет, это не камень. Он отчетливо увидел две ноги, обутые в ботинки. «Кто же это? — молнией мелькнула мысль. — И почему он летит вниз головой, не использует своего моторчика?»

Холодок пробежал по телу Поля. Он еще долго стоял, всматриваясь в унылые островерхие хребты гор, ждал, что вот-вот из далекой теснины вынырнет фигура человека.

Наконец продолговатое лицо Поля расплылось от удовольствия.

Да, Поль радовался. Он видел, как погиб человек. «Конечно, — думал он злорадно, — это или Денисов, или Олег Дрозд. Ну вот, исполняются мои желания…»

Перебравшись через гребень невысокой горы на другую сторону, Поль что было сил помчался к кратеру Эвдокс. Там его ждал Виктор.

На просьбу рассказать, что он заметил на своем маршруте, Поль учтиво улыбнулся и проговорил:

— Пожалуйста, мистер Машук. Вот точный план. Я считаю: здесь целое сокровище для всей Земли…

— Да, — согласился Виктор, — большое будущее у Луны. Скоро здесь возникнут настоящие городские поселки…

— И один из них назовут городом Машук…

Виктор обернулся, испытующе посмотрел на своего попутчика. Смотри ты, как старается. С чего бы это?

— Я, мистер Арноль, не претендую ни на деньги, как вы знаете, ни, тем более, на славу, — медленно произнес он.

— О, мне нравится ваша независимость!

На этом разговор окончился. Конечно, Виктор не мог догадаться, что Поль подсунул ему ложный план радиоактивного участка.

Довольные друг другом, они направились в обратный путь.

В лагере было пустынно и тихо. Ракета, как величественный обелиск, возвышалась на скалистом берегу Моря Ясности. Виктора немного удивила унылая тишина. Потом он успокоился. «Видно, устали за день, отдыхают», подумал он.

Денисов был в ракете. Он сидел у постели Роба, о чем-то с ним разговаривал.

— А-а! Наконец-то! — воскликнул Иван Иванович. — А мы с Робом начали уже волноваться… Пора, друзья, обедать, — встал он с легкого плетеного кресла. — Но вот что-то Олег задерживается…

— А где он? — спросил Виктор.

— Часа три назад попросился на прогулку с кинокамерой. Хочет целый фильм привезти на Землю.

— О, это похвально с его стороны! — воскликнул Поль Арноль, и глаза его хитро заблестели. — Он такой деловой, инициативный. Клянусь, мистер Дрозд далеко пойдет. У него — талант!

Иван Иванович долгим, пристальным взглядом посмотрел на капитана «Анаконды», затем добродушно спросил:

— Меня интересует, мистер Арноль, с каких это пор вы стали предсказателем судьбы?

— Когда учуял свою беду, — хихикнул Виктор.

Поль Арноль сначала нахмурился, но потом беззаботно захохотал и сам.

— А вы юморист, мистер Машук, хе-хе-хе! В моей стране любят таких людей.

Задержка Олега уже не на шутку волновала всех. Денисов несколько раз подавал сигналы по радио, хотел связаться с парнем, спросить, чего он медлит, но Олег молчал.

Что за напасть? Не забрался ли он куда-нибудь далеко?

Они больше не стали ждать и собрались в столовой обедать.

 

Глава двадцать восьмая

В высоком зале с белыми и черными щитами, расставленными широким полукругом, царила настороженная тишина. Мягко и ровно светились огоньки разных приборов на щитах, мелькали какие-то черные, усыпанные звездами экраны.

В стороне застыла в ожидании небольшая группка людей. Все взгляды были направлены на бархатный экран осциллографа. По нему, выписывая дугу, ползла зеленоватая полоска. Радиолуч шел вслед за астероидом, показывая его путь. Сбоку, тихо гудя, работала электронно-счетная машина. Она регулярно давала точные справки о местонахождении астероида, о скорости, о его орбите…

Получив сообщение Денисова о встрече с небывалым метеором, ученые Центрального штаба космопорта направили в небо телескопы. Им удалось увидеть лишь едва приметную звездочку. Решено было следить за астероидом при помощи радиолокаторов.

Астероид назвали «Гвидоном». Как показывали вычисления, он вошел в орбиту Земли по крутой параболической кривой. Ясно было, что астероид этот из необычно плотного вещества. Теперь он принадлежал к странникам солнечной системы. Откуда и когда «Гвидон» попал к нам, трудно было сказать.

Астероид произвел настоящую сенсацию во всем мире. Буржуазная пресса дошла До того, что начала утверждать, будто вслед за ним должны появиться метеоры значительно больших размеров. Они, дескать, уже откуда-то летят, посланцы космоса, приближаются и создадут большую угрозу планетам солнечной системы, ибо могут столкнуться с Венерой, Меркурием, Землей, а тогда… Конечно, тогда — конец света… Возносите молитвы богу, кайтесь, грешники…

Смысл шумихи разгадать было нетрудно: «свободная пресса» тщилась посеять среди людей неуверенность и принизить значение выдающегося подвига, совершенного советскими космонавтами, которые попали в космосе в магнитную бурю. В самые трудные минуты трое мужественных людей боролись за торжество человеческого разума над слепыми силами природы. На Земле, между тем, многие считали, что «Вулкан» погиб — ни звука, ни сигнала.

Однако, когда Солнце успокоилось и в космическом пространстве установилось прежнее равновесие неподвластных человеку титанических сил, космонавты дали о себе знать. И спасать их не нужно было, они сами пробили дорогу обратно, к Земле, и этим еще раз удивили весь мир. У русских фотонный двигатель! Это было невероятно.

И вот советские астронавты уже на Луне! Конечно, им не удастся перевернуть там какие-то горы, но все же они первыми проложат на голой, застывшей планете след человека-победителя. За первым следом появляется тропа, затем дорога — так начинается жизнь в безлюдных просторах и творится история…

Об этом думали все и в Галактике. Наташа работала в отдельной комнате. Перед нею стоял широкий, в огромной раме, экран. До приема передачи с Луны еще оставалось добрых тридцать минут, а несколько часов назад она вела разговор с Олегом. Он собирался пойти «поблуждать по окрестностям с кинокамерой». Как Наташа завидовала парню! Он рассказал много интересного и удивительного. На Луне, оказывается, очень легко ходить. И даже не ходят они там, а больше всего летают. Такому фантастическому способу передвижения очень помогают костюмные моторчики.

Наташа прикрыла веки. Померещилось, будто это она находится в лунной долине среди завалов каменных глыб. Перед глазами Наташи какие-то камни. Угловатые, острые, точно расколотые ударами тяжелых молотов, они сияют и светятся разными цветами, а некоторые горят багряным пламенем. Здесь была гора, и она, видимо, развалилась под толчками вулкана, неожиданно пробудившегося ото сна. Камни и мрак. Мертвая пустыня раскинулась во все стороны…

Куда ты завело меня, воображение? Довольно! Но разбуженную фантазию нелегко погасить. Вот она уже нарисовала перед Наташей образ Олега. Парень стоит среди камней, в центре мертвой планеты, сильный, красивый и радостный. Черный фон неба подчеркивает его собранную, мускулистую., фигуру. Сколько силы и задора у юного путешественника!

Он уже не стоит, а идет. Идет твердым размашистым шагом. Перед ним скалы, камни, черные щели. Он ступает на камни — и они рассыпаются пылью; он трогает рукой скалы, — и они раскалываются пополам; как от удара молнии. Ну как не любоваться парнем? Он смелый, могучий, несгибаемый. Такой никогда не устанет в дороге. Он знает цену жизни и будет ее беречь. «Милый…» — невольно, прошептали, губы, и. Наташа даже вздрогнула, поняв, что выдает свои тайные чувства.

Девушка сознавала всю опасность путешествия отважных космонавтов. Их каждый шаг — открытие! Каждый шаг — опасность! Но они идут вперед, сыны Земли, без хныканья и жалоб. И покоренная природа выкладывает перед ними свои дары.

Очень мало знает Наташа Олега. Всего несколько раз они встретились, сказали друг другу считанные слова. Но эти встречи надолго запали в душу. Конечно, Наташа любит Олега, но не знает и сама, скажет ли когда-нибудь ему об этом.

Девушка подошла к окну, села на подоконник. Внизу шумел город. Сердце билось тревожно, словно в предчувствии чего-то опасного, грозного. Да и как не тревожиться?! Где-то там, в небе, в неизвестном мире, ходит, самый желанный, самый лучший человек. У него мягкий голос, открытый взгляд. Нет, не один он там, а два таких человека. Первого она уважает и только, второго — любит.

Однажды встретив Олега, Наташа боялась его потерять. А судьба не баловала путешественников космоса. Она то шутила с ними, то вдруг делалась суровой и жестокой.

«Вулкан» в просторах Вселенной…

Наташа знала, что есть девчата, которые любят моряков, — на море этих ребят ждут самые внезапные опасности; есть влюбленные в летчиков — и эта профессия не из легких. Существуют отрасли науки, деятели которых подвержены смертельным воздействиям радиации… И все-таки никто из ее подруг и однокашниц пока что не изведал, что такое любить и ждать здесь, на Земле, человека, взлетевшего в звездный простор и совершившего впервые в истории посадку на Луне.

Наташа познала это. Тревога и робкая надежда на счастье не покидали ее. Все вокруг представлялось ей будничным и до смешного мелочным. Повседневные хлопоты и суета людей забавляли ее. Уважением Наташиным в эти дни пользовался лишь тот, кто своим трудом помогал успеху путешествия экипажа «Вулкана».

Как томительно тянутся минуты! Ждешь, ждешь… Когда же в конце концов снова настанет время сеанса «Земля — Луна»?!

За окном густо-зеленые кроны тополей отбрасывают на тротуары большие тени, солнечные зайчики вспыхивают в никеле реактивных автомобилей, проносящихся по нагретому асфальту широких улиц Галактики. Едва слышно доносится щебетание птиц. Обычный день на Земле… А там — на Луне? Что он сейчас делает, Олег, думает ли о ней?

Вдруг до ее слуха долетело негромкое и призывное:

— Наташа-а!..

Наваждение какое-то: кто может окликать ее с улицы в такое время? Просто, наверное, померещился голос Олега… Но тут ее снова окликнули. Наташа выглянула в окно и увидела в кустах роз белое платьице и чью-то руку. Лица разглядеть ей не удалось. Она сняла трубку селектора.

— Что там такое? — спросила девушка дежурного.

— Вы свободны, Наташа? К вам гость…

Наташа повесила трубку и сбежала вниз, в зал. Еще издали в полумраке узнала: у двери стоит Зина Кужель. Ну, конечно, не выдержала, пришла наконец… Как хорошо она сделала! Ребятам будет приятно увидеть ее, особенно Виктору. Они поздоровались и молча прижались друг к дружке. Потом Наташа взяла подружку под руку и увлекла за собой.

— Как там? — спросила Зина, не уточняя, где это «там».

— Хочешь их, увидеть? Минут через двадцать…

— Ты счастливая, Наташка. Разговариваешь с ними…

— Как говорится, долг, — сказала не без гордости подруга.

— А Виктор… Обо мне не спрашивал?

— Не спрашивал, но, наверно, думает…

— Говори, — опустила глаза Зина, — Разве ему до меня!

За большими окнами коридора открывалось взгляду поле ракетодрома. Вдали медленно поворачивались огромные телескопические антенны. К стартовой площадке подошли грузовые платформы, на которых лежали в разобранном виде составные ракеты.

Девушки некоторое время наблюдали за работой машин и людей. Зина поправила золотистые локоны и кокетливо обернулась.

— Виктор, небось, и там грезит о тебе, — проговорила она. — Молчишь? Значит, это правда…

Наташа потупила взор и сдержала тяжелый вздох.

— Там Олег, — только и смогла она промолвить.

— Олег Дрозд? Славный парень.

— Стеснительный, — вдруг сказала Наташа.

— Что они делают теперь? — задумчиво спросила Зина.

— Разошлись кто куда. Виктор отправился в горы вместе с Полем Арнолем…

— С капитаном «Анаконды»? — переспросила Зина, и в голосе ее прозвучала тревога.

— А что может случиться?

— Поспорят. Потом, чего доброго, подерутся. Виктор — парень горячий.

— Зато Полю Арнолю там нужно быть тише воды и ниже травы.

Послышались чьи-то шаги, Наташа обернулась и увидела, что их догоняет Юзик Хлебцевич. Вот уж в самом деле нежданно-негаданно…

— Юзик? — словно не веря себе, спросила Наташа. — Какими ветрами?

— Батюшки! Наташка! Ты же меня напугала. Ведь собирался разыскать тебя, навестить, а ты… Как поживает наше небо? Докладывай! — Юзик встретил Наташин открытый и чуть-чуть гордый взгляд.

— Небо наше, Юзик, как ты знаешь, штурмуют ребята: «Виктор с Малой Бронной и Олег с Моховой…» Дай им в придачу к ракете рычаг, Луну бы стронули с места…

— Да, парни подобрались напористые, — согласился Юзик. — Но теперь девчатам нужно остерегаться.

— Почему? — удивилась Наташа.

— Целоваться ночью под Луной нельзя. Сверху им видно все, ты так и знай!..

— Да ну тебя, Юзик! — шутливо замахала руками Наташа. — Ты все переиначишь на свой лад. Лучше скажи, как дела у нас в Минске?

Правду говоря, Наташа тосковала иногда по Минску, и ночами ей порою снились залитые ровным вечерним светом площади — имени Якуба Коласа и Центральная, Комсомольская улица и наполненный зеленым шумом парк перед оперным театром. Так уж устроены люди: не забываем мы тех мест, где в юности ступали наши ноги в сторожкой тишине весенних сумерек или зимнего первого снега. Наташа знала и видела в кино, как почти начисто был сметен с лица земли этот город в Великую Отечественную войну. Каждый камень там был поднят руками вчерашних солдат и партизан, памятники которым воздвигнуты благодарными горожанами. В Минске Наташа жила предчувствием большой и светлой любви, сердце ее тревожно и сладко замирало, когда в аллеях парка Челюскинцев она замечала целующиеся парочки. Каждый раз девушка стыдливо отворачивалась. Душа Наташина была открыта людям. И в том же городе ей довелось пережить, быть может, самые жестокие обиды, какие выпадают на долю человека: ее обвинили в преступной халатности, выразили недоверие… Правда восторжествовала, но все равно такое не забывается…

Юзик вскидывал непокорный чуб и все тараторил о минском житье-бытье. Смеялся чему-то, кого-то бранил. Вдруг насупился и проговорил, избегая встречаться с Наташей глазами:

— И у меня тоже дороги с Федоровым разошлись. Раз и навсегда!

— Тебя уволили? Сняли с работы? — удивилась Наташа.

В ответ Юзик рассмеялся и уже смело поглядел в лицо девушке.

— Уволили. Только не меня. Федорова — в три шеи! Разоблачили хапугу-карьериста и предали суду. Оказывается, сей муж в наше время гонялся за материальными благами и всюду рвал и рвал деньгу.

— Он был членом партии, — растерянно вспомнила Наташа.

— Точно: был. Исключили. Не простили ему и издевательств над тобой, снайпер эфира в юбке, — попытался шутить Юзик.

— Перестань шутить. Это ведь серьезно, — строго сказала Наташа. — А ты по-прежнему секретарь комсомола?

— Принял участок. В начальство выбиваюсь! Сегодня здесь утверждали. Экзамен был серьезный.

— Выдержал? Поздравляю тебя, Юзик! Дай руку…

Он задержал ее плотную ладонь в своей крупной пятерне, густо покраснел и, словно с трудом подыскивая нужные слова, проговорил:

— Знаешь, я тебе хотел… Предложить… Нет, пригласить. Поедем, Наташа, в Минск. Вместе. Я все обдумал. Ты ведь здесь одна..

Наташа крепко пожала Юзику руку.

— Спасибо! — сказала она просто. — Я этого сделать не могу. Пойми, у меня… У меня там, — Наташа кивнула головой вверх, в небо, — забота. Большая забота, — добавила она, смутившись.

— А-а! — только и смог выговорить парень. Потом встряхнул головой и, чтобы вернуть разговору прежнюю непринужденность, пошутил: — Я ничего не знал. Оказывается, небо не такое уж и пустое.

— В нем бездна всяких тайн… — в тон ему ответила Наташа.

Этим было сказано все. Юзик тепло распрощался и ушел. Вскоре его сутулая фигура исчезла за поворотом коридора.

Наташа извинилась перед Зиной за то, что заставила ждать себя, и повела подругу в свой рабочий кабинет. Придвинула новый стул, поставила рядом со своим и сказала:

— Садись. Будь как дома…

Зина Кужель не без волнения рассматривала огромный экран. Ведь на этом экране она и встретится с открытым взглядом Виктора. Готова ли она к этому? Поймет ли он ее? Не разрыдается ли она, как провинившаяся школьница?

Наташа почему-то очень бережно поправила уложенную на голове черную косу и включила экран. Он вспыхнул ярко и весело, и Зине показалось, что она смотрит на светлый лесной родник, в котором вот-вот отразятся голубое небо, белесые тучи, зеленые деревья.

На экране возникло приветливое лицо человека, одетого в костюм космического путешественника. Сначала он вроде и не замечал, что за ним следят, потом вдруг встрепенулся.

— А-а! Мисс Гомон? Не забываете? Вери-вери гуд! — прозвучал его басовитый голос. — Как там у вас в Москве?

— Беспокоимся о вас, уважаемый Макс Велл, — ответила Наташа. — Хорошо ли вам? Как здоровье?

— Не беспокойтесь. Я здесь близок к самому богу, — ответил с улыбкой Макс, — и нашел способ вымаливать у него все, что мне нужно.

— Как это? Что вы с ним сделали?

— Ничего особенного. Просто взял его за бороду.

Зина Кужель от души рассмеялась. Какой милый и непосредственный этот чужеземец. В тех обстоятельствах, в которых он очутился, было не до шуток. А он пожалуйста!

— Мистер Макс, — вдруг спросила Зина. — Теперь вы знаете цену подвига. Скажите, пожалуйста, в другой раз вы полетели бы на Луну?

Чужеземец нахмурился и отвел взгляд в сторону, потом медленно сказал:

— Полетел бы… Только… на советской ракете.

Наташа попросила Макса сообщить, как ведет себя его спутница-обезьяна. Макс оживился и с беззаботным видом начал рассказывать о приключениях Читы. Чужеземец умел вести беседу с юмором, и, слушая его неторопливый голос, нельзя было удержаться от смеха.

Наконец Наташа вежливо помахала Максу рукой, пожелала запастись терпением и ждать возвращения на Землю. Макс кивнул головой и моментально исчез с экрана, как будто растаял.

— Пора включать Луну, — забеспокоилась Зина, посматривая на свои ручные часы.

Наташа, склонившись к панели настройки, начала искать в космосе встречные потоки электромагнитных волн. Вот они пробились откуда-то, заглянули сначала в уголок экрана, а потом хлынули в него целой рекой, затрепетали причудливыми тенями.

Девушки затаили дыхание. Перед ними сидел человек в строгой задумчивой позе, подперев обеими руками голову. Взгляд его был направлен куда-то вниз. Наташа нетерпеливо поправила косу и, всматриваясь в знакомую седину человека, шепотом позвала:

— Иван Иванович…

Денисов опустил руки, посмотрел на девушек, и они сразу почувствовали, что случилось что-то непоправимое.

— Олега нет… Ушел и не возвратился. — Денисов умолк, и на лбу его собрались глубокие морщины.

— Как это нет? — не проговорила, а, кажется, простонала Наташа. — Почему же не ищете? Иван Иванович… — Сердце у нее в груди оборвалось, покатилось вниз.

Денисов смущенно покачал взлохмаченной головой, потянулся рукой к наушникам рации.

— Не волнуйся, Наташа. Мы приняли все меры. И ты нам помоги… Зови его с Земли. Видимо, сигналов наших раций он не слышит…

Наташа, конечно, не упала, не закрыла лица дрожащими руками, хотя страшная беда свалилась на ее плечи. Но Зина не могла не заметить перемены в поведении подруги. Теперь она поняла, кем был для нее Олег. Зина взяла Наташу за руку и прижалась к ней.

Где-то гулко, тяжелым обвалом прогремел гром. Едва заметно дрогнул под ногами пол. Наташа подошла к окну, отбросила тяжелые шторы. Шумел на дворе ветер. Плыли низкие хмурые тучи. По стеклам сбегали живым серебром капли дождя… Наташа смотрела в серое нависшее небо с тоской и тайною надеждой. Неужели это тот океан, волны которого поглотят воздухоплавателя-космонавта Олега Дрозда?

 

Глава двадцать девятая

Беда пришла в лагерь астронавтов. Поиски в окрестностях Моря Ясности не дали результатов. Денисов был угрюм и подавлен. Согласно плану, нужно было собираться в путь, но пропал человек. Что с ним случилось? Где его искать?

Виктор нервно расхаживал по каюте, останавливался, вслушивался в монотонное гудение динамиков и снова начинал метаться из угла в угол.

Поискам мешало присутствие в лагере иностранных космонавтов. Денисов не доверял им. Посланцы Штатов, они могут пойти на любые авантюры.

Роб Питерс выздоровел и чувствовал себя хорошо. Денисову и Виктору он нравился: скромный, вдумчивый, непосредственный. Правда, все это могло быть показным: в человеческую душу не заглянешь… Одно их обнадеживало и давало основания видеть в Робе не врага, а друга — то, что он настоящий рабочий человек. Денисов говорил с Робом и знал, что долгое время тот бродяжил безработным, познал горе и бедность.

Но Поль Арноль! Коварная птица… Этот неудачный завоеватель Луны имел власть над Робом и мог использовать его для осуществления своих планов.

А что какие-то планы у Поля были — это несомненно. Стоило лишь попристальнее приглядеться к нему: он не мог спрятать холодной надменности, которая иногда отражалась в его взгляде.

Найдя какой-то удобный предлог, Иван Иванович попросил Роба и Поля на время оставить его с Виктором наедине. Когда те надели космические костюмы и вышли, Денисов сел напротив Виктора, задумчиво сказал:

— Волк линяет, но нрава не меняет.

— Вы о ком это? — не понял сразу Виктор.

— Известно о, ком — о Поле Арноле! Не нравятся мне его угодливые улыбки, предупредительность.

— Хитер, — согласился Виктор. — Я же вам говорил: он меня уже покупал.

— Что вы думаете о Робе?

— Кажется, наш человек. Нужно по душам поговорить с ним. Если он будет на нашей стороне, тогда Поль не страшен.

— Правильно, так и сделаем, — согласился через минуту Иван Иванович. Позови его.

Роб возвратился в каюту, разделся и по приглашению Денисова присел с краю диванчика. Наступила неловкая тишина.

Руки Роба, волосатые, крепкие, спокойно лежали на коленях. Нельзя было не проникнуться уважением к этому сильному человеку.

— Дорогие друзья, — наконец сказал Роб густым приятным басом, — я чувствую себя виноватым перед вами.

— В чем? — недоуменно спросил Иван Иванович.

— Я не знаю, как отблагодарить вас за спасение… Произошло чудо… Я никогда не думал, что останусь живым.

— Товарищ Питерс, не волнуйтесь. Мы рады, что спасли людей. То, что вы живы, дорогой Питерс, является лучшей для нас благодарностью. Вот и мы, как видите, попали в тяжелое положение, — продолжал как будто между прочим Денисов. — И нам нужна помощь…

— О, товарищ Денисов, — горячо воскликнул Роб. — Рассчитывайте на меня, как на самого себя. Я к вашим услугам!

Иван Иванович довольно кивнул головой. Нельзя было не поверить в искренность Роба. Начальник экспедиции взял его руки в свои, сжал их крепко, по-дружески и спросил:

— А что вы можете сказать о своем капитане?

Роб опустил голову. Ему трудно было сразу ответить. На виске его взволнованно пульсировала тонкая синеватая жилка.

— Это дьявол! — выкрикнул он вдруг с нескрываемой злобой. — Не смотрите, что у него хвост лисий, зато зубы тигра! Ох и повоевал же я с ним здесь, пока вы нас нашли, — сказал он и облегченно вздохнул.

— А что такое было? — заинтересовался Денисов.

— А вы не читали моих записей? — удивился Роб. — Разве их не заметили в ракете?

— Как не заметили? Вот они, — показал Виктор старательно перевязанные шпагатом блокноты.

— Прочитайте — и вы все поймете.

Прошло добрых полчаса. Наконец Иван Иванович Денисов встал, отложил в сторону записи и радостно сказал:

— Вы — молодец! Вы — наш друг. А у нас говорят: для друзей — пироги, для врагов — кулаки. А теперь, дорогие мои, давайте посоветуемся, как отыскать Олега.

Советовались они недолго.

* * *

На поиски направились все: Денисов и Виктор, Роб и Поль. Было решено как следует обследовать весь северный участок Моря Ясности, а также гряду Кавказских гор. Эти участки Луны были наиболее интересными для кинооператора. Денисов направился к Кавказу, Роб — к кратеру Мазон, а Виктор с Полем — на равнину, лежащую у кратеров Эвдокс и Аристотель.

Легко лететь в безвоздушном пространстве Луны. Все окрестности сияют от солнечного света. Яркость пейзажа еще больше подчеркивается черным как сажа небом.

Взгляд Ивана Ивановича жадно ищет среди унылой пустыни следы человека.

Где ты, Олег? Что с тобой, родной?

Покореженная, изрытая ямами цирков даль была безмолвна. Не доходили до Олега и радиосигналы. Казалось, тяжелый горизонт был наглухо припаян к голой каменной планете и электромагнитные волны не могли его пробить.

Денисов увидел впереди ряд заостренных сияющих вершин. Сердце тревожно забилось. Иван Иванович догадывался, что Олег мог попасть в беду только где-нибудь в горах. Он замедлил полет и стал более внимательно рассматривать окружающую местность.

Вот длинная серо-бурая равнина, ровная и чистая, как будто заасфальтированная. Денисов опустился вниз и тяжелыми ботинками прошелся по почве. Удивительно, не остается никакого следа. Тогда он вернулся назад и направился к зубчатой линии небосвода. Вскоре перед ним предстало сложное сплетение горных кряжей. Перспектива гор, открывшаяся взгляду, поразила Денисова. Это было царство странных пиков и скал, обрушенных и разбитых на мелкие куски глыб.

Ничто здесь не напоминало о присутствии человека, о его труде и деятельности. Все было мертвым, унылым.

— Олег! Олег! Отзовись, мы ищем тебя! — в отчаянии закричал Иван Иванович.

Он долго стоял неподвижно, чутко прислушиваясь.

Неожиданно длинная тень от далекого горного пика, лежавшая у его ног, покачнулась и, как будто кем-то срезанная, исчезла. Иван Иванович испуганно отступил назад. Вдали, на месте пика, поднялся высокий столб пыли. Казалось, вот-вот теснины гор заполнятся протяжным громовым гулом обвала. Но здесь о нем напомнило только едва заметное сотрясение почвы. Что случилось с пиком? В него врезался метеор или там неосторожно ступил Олег?

Перескакивая через щели и обрывы, легко и ловко отталкиваясь от каменных глыб и небольших площадок, Денисов направился в глубь гор. Из-под ног вырывались камни, откосы скал даже при слабом прикосновении рассыпались в мелкую пыль, но Иван Иванович каждый раз успевал своевременно включать моторчик, и это его спасало от гибели.

И вдруг — что это? Взгляд на одно мгновение схватил очертания вмятины на одном из горных склонов, а сердце затрепетало: это же след человека! Денисов, полный радостного предчувствия, взволнованно закричал в микрофон, требуя, чтобы Олег отозвался. Постоял немного, послушал. В наушниках — ни звука, ни шороха.

— Где же ты, Олег? Что с тобой случилось, дорогой?

По узкому откосу скалы Денисов перебрался к гряде невысоких гор.

И вот длинная цепь парных вмятин. Да, это следы человека! Иван Иванович наклонился, присмотрелся. Что за напасть? След был крупный и ничем не напоминал форму ботинок Олега. Для большей убедительности Иван Иванович рядом выдавил след своей ноги. Новая загадка — здесь был человек, который носил ботинки иностранной фирмы! В этом не было никакого сомнения: специфическая полукруглая форма каблука, широкие носки на шипах.

Кто же оставил эти следы? Конечно, Поль Арноль! Вместе с Виктором он обследовал район кратера Эвдокс. Как же он мог попасть сюда?

«Значит, обманул нас, — мелькнула ужасная мысль. — Он встретил Олега и…»

У Ивана Ивановича перехватило дыхание, перед глазами, как живые, зашевелились, замелькали утесы, скалы, покатые серо-черные цепи отгорий.

Он его убил… Об этом и думать нечего. Какой ужас!..

Иван Иванович проследил направление следов, затем начал обследовать бездонные щели и узкие ущелья. Нигде никакого следа. Даже тела Олега нигде нет. Что за чертовщина!..

Наконец Денисов остановился, тяжело вздохнул. Он плохо видел: на глаза набегали слезы.

Постояв немного, он повернул назад и, запустив моторчик, начал по узким коридорам выбираться на равнину.

* * *

Виктор Машук возвратился в лагерь раньше, чем Денисов и Роб. Оставив Поля у ракеты, он вошел в каюту.

Олега не отыскали… Олег погиб… Только теперь впервые Виктор почувствовал, как он уважал Олега. Правда, в последнее время между ними появилась какая-то отчужденность. Но это же было, можно сказать, недоразумение.

Виктор посмотрел по сторонам. Вот здесь вчера, за этим столиком, сидел Олег, шутил, смеялся. «Где ты теперь, друг? Скажи, как тебе помочь?»

Раздевшись, Виктор закурил и задумался.

Через иллюминаторы лился яркий солнечный свет, в воздухе совсем по-земному прыгали, вертелись пылинки, однотонно отсчитывали минуты часы, вмонтированные в переднюю стенку каюты.

«Уже прошел 21 час. Олег! Олег! А ты помнишь, сколько вместе передумали, какие строили планы! Нам повезло — нам доверили первыми ступить на Луну. Нелегко было, но выдержали, не сломились. Как же мы будем без тебя?..»

Виктор только теперь заметил, что сидел перед зеркалом телеэкрана. Он нажал кнопку. Экран засветился, и Виктор от неожиданности вздрогнул. Прямо на него, не мигая, печально смотрела Наташа и отчаянно звала:

— Олег! Олег! Ты слышишь? Я ищу тебя! Отзовись!

Виктор был потрясен. Наташа страдает! Значит, она на самом деле любит Олега! А он? Что ему делать?

Виктор вскочил и, впившись глазами в застывший взгляд Наташи, неподвижно стоял несколько минут, не зная, что делать.

Она заметила Виктора, и до его слуха вдруг долетел ласковый, тоскующий голос:

— Здравствуй, Виктор! Почему ты в каюте? Почему не ищешь Олега?

Виктор вздохнул, и злость вдруг исчезла. Он по-прежнему ревнует? И не стыдно! Он почувствовал себя виновным не только перед Олегом, но и перед Наташей.

— Наташа, не горюй, не теряй надежды! Мы найдем Олега. Мы возвратимся вместе на Землю.

Он видел: девушка, услышав его слова, встрепенулась, ожила. В ее ласковом взгляде можно было прочесть глубокую сердечную благодарность.

Виктор стал одеваться. Уже открыв дверь камеры-шлюза, он не выдержал и еще раз посмотрел на экран.

Наташа следила за ним. Хотя лицо и поза ее не изменились, но он заметил в ее глазах слезы. «Она любит Олега! Она даже не скрывает этого, подумал он. — Я — третий лишний…»

Стало жаль себя. Сам виноват! Разве не помнишь писем, которые писал Зине Кужель? Чудак! Любовь не терпит пренебрежения, насмешки. Вот теперь и расплачивайся! Потерял девушку… Ее избранник — Олег. И все же надежда не покидала его. А может…

Виктор по-дружески кивнул Наташе и закрыл за собой дверь. Ничего, он еще покажет себя, он заставит Наташу переменить мнение о нем. Еще неизвестно, кто третий лишний! Да, он приведет Олега из каменных ущелий этой мертвой планеты, поставит его перед телеэкраном и скажет:

— Смотри, Наташа, я поклялся, и я нашел его!

Тогда она должна все понять, вернуть ему доверие, уважение, ласку и искреннее чувство. Любовь, как и счастье, не приходит сама — ее завоевывают!

Спрыгнув с лестницы на светло-коричневую базальтовую площадку, Виктор остановился, оглянулся. Удивительный ландшафт, как будто обожженный небывалым пожаром, открылся перед ним. И он сразу почувствовал себя одиноким, даже беспомощным. Чувства и мысли, волновавшие его, казалось, вырвались из души и исчезли в этой безбрежной сухой пустыне.

Куда же идти искать Олега?

К нему подошел Поль.

— Мистер Машук, смотрите, кто-то возвращается…

Из-за колоннады диких мрачных скал, загораживающих западную сторону Моря Ясности, появилась фигура человека. Он торопился, летел, как будто гонимый бурей.

Не прошло и минуты, как путешественник остановился у ракеты. Тяжело, неуклюже он сделал несколько шагов в сторону Поля, и Виктор понял: это был Денисов. Вот он, наконец, остановился, уставившись в чужеземца тяжелым суровым взглядом.

— Что вы сделали с Олегом? — не сказал, а процедил сквозь зубы Иван Иванович. Лицо его сделалось черным от гнева и ненависти.

Поль Арноль вздрогнул, потом криво усмехнулся:

— Ничего не делал, товарищ начальник, — спокойно сказал он и, немного помолчав, добавил: — Нельзя ли немного вежливее, сэр?

Иван Иванович не обратил внимания на его слова.

— Вы были на Кавказе?

— Да, был, — согласился Поль.

— И подкараулили там Олега?

Поль на какое-то мгновение растерялся. В голове его лихорадочно проносились тревожные мысли. Конечно, его прежний план срывался. О том, чтобы расправиться по отдельности с каждым членом экипажа советской ракеты и захватить «Вулкан», теперь не могло быть и речи. Оставалось одно: он знает, где Олег, и должен извлечь из этого наибольшую пользу. Денисов вел поиски на Кавказе и Олега не нашел. А он, Поль, хорошо заметил высокую плоскую вершину, с которой Олег летел в бездну.

Поль глянул на Денисова.

— Говорят, что собака, которая лает, держа в зубах добычу, глупа, — захохотал Поль. — Так, сэр?

Денисов и Виктор удивленно переглянулись.

— Я вас что-то не понимаю, — сказал Иван Иванович.

— А здесь и понимать нечего, — оживился Поль. — Я знаю, где Олег. Только не думайте, что существует какая-то связь между мною и его нелепой судьбой…

Виктора как громом поразило. Значит, Поль знал об Олеге и молчал! Это было так чудовищно, что он не сразу поверил чужестранцу, думая, что тот издевается над их чувствами к погибшему другу.

А Поль говорил дальше, рассказывал о подробностях неожиданной встречи в горах.

Денисов даже застонал от горя. Виктор схватил Поля за плечо, заторопился:

— Скорее покажите то место…

— Минутку! — воскликнул Поль с нагловатой ухмылкой, — Вам сначала следует подумать…

— О чем, сэр? — перебил его Виктор.

— Об оплате, — нисколько не смутившись, выкрикнул Поль. — Чтобы быть до конца деловым человеком, я требую выкуп за Олега в сумме 20 000 долларов.

Виктор отшатнулся от Поля, сжал кулаки. Но Денисов нисколько не удивился нахальству чужеземца. Оп сурово сжал губы и, сделав шаг к Полю, тихо спросил:

— Неужели вы не знаете, сэр, что на свете существует чувство собственного достоинства и человеческая гордость?

— Это политика, мистер Денисов, — сдержанно ответил Поль. — И пусть ею занимаются те, у кого пустые головы и карманы.

Денисов криво усмехнулся. Ему стало вдруг понятно, что никакими средствами не удастся убедить чужестранца, разжалобить его человеческим горем.

Речь шла о жизни Олега, и он, как начальник экспедиции, должен был принять скорое и разумное решение. «Если Поль затеял такую игру, пусть позабавится», — подумал он и, вдруг оживившись, сказал:

— Будет по-вашему, сэр. Договорились?

— Я на слово верю только богу. Выкладывайте контракт на бочку.

— Что ж, можно и контракт. Вы не доверяете?

— Конечно, мистер Денисов, — с кривой усмешкой сказал Поль Арноль.

Когда были окончены все формальности, Поль повел советских космонавтов к Кавказским горам.

 

Глава тридцатая

Олег слышал густой, несмолкающий шум. Что так могло шуметь — море, река или поезд, приближающийся к станции? Нет, так шумит только лес! Он хотел поднять голову, но не мог.

Проклятый надоедливый шум! Он заполонил собою все пространство. Олегу казалось, что он плывет в этом шуме, временами погружаясь в его черную глубину. В такие минуты он старался бороться, напрягал силы и как будто выплывал снова на поверхность.

Бесконечно тянулось время. Олег замечал его только потому, что этот мучительный тяжелый шум сменялся иногда долгими снами.

Вот снова подступает сон со своим особым миром, своими ощущениями, неразгаданными тайнами. Олега охватил ужас. Когда все это кончится?

Вдруг перед ним вспыхнуло какое-то зарево. Разорвав мрак, его лиловые отблески озарили окрестность. Нет, теперь Олег не мог быть равнодушным к увиденному. Он даже почувствовал, как лицо омывает свежий ласковый ветер. Это возвращение обратно, в мир жизни? Как хорошо!

В глубине души что-то накапливается, шевелится, просыпается…

Какая вокруг красота! Тревожный, надоедливый шум исчез. Он не ошибся: это шумел лес. Вот оно царство дубов, берез, осин и елей, которые, раскинув ветки, растут дружно, вольно и весело, создавая зеленые острова, полные прохлады, тишины и свежей влаги.

Олег понял, что видит лес, разбуженный весной. Он не раз наблюдал в детстве, как белостволые березы гонят сок к своим ветвям и набухшим почкам. Едва тронешь ножом или топором бересту — и сладкий прозрачный сок брызнет из раны.

Когда лопаются почки, березы стоят серо-прозрачные, потом как бы окутываются изумрудной дымкой и, наконец, делаются пышными, светло-зелеными.

Березы… березы… Над ними плывут тихие, как лебеди, облака, дуют свежие ветры. И где-то тихо, осторожно гремит гром…

Олег смотрел и не мог насмотреться на буйную земную красоту. От непривычки туманилась, наливалась тяжестью голова.

Он отчетливо слышал шепот, приглушенный не то шумом ветра, не то шелестом листвы деревьев. Что-то похожее на сполохи молний освещало сознание. Перед его глазами куда-то далеко отодвинулся лес с белыми колоннами берез. Теперь он слышал, как бушевала гроза. Радостный весенний дождь стучал по пыльной дороге, бежал за ним. Он хотел спрятаться, найти ширококронный дуб… И в это время — не сон ли это? — он услышал голос, проникший в душу, как глубокая печаль, как невысказанная тревожная радость.

— Олег! Олег!..

Он вдруг почувствовал, что лежит на спине и не может пошевелиться. А дождь шумит, шумит… Где-то со звоном падают капли, шевелят травы, листву, прибивают пыль. Олег раскрыл рот — хоть бы одна капля охладила горячие уста, дала силы, чтоб свалить с плеч невыносимую тяжесть.

А чей-то голос, полный отчаяния, ожидания и неразгаданной тоски пробивался сквозь шум дождя и ослепительные отблески фантастических молний, звал, тревожил:

— Олег!.. Олег!..

Теперь он начал вспоминать, кто знает его имя, кому он нужен? Может быть, это отец, мать? Нет! Это говорит какая-то девушка… Он узнает ее, видит ее лицо, глаза.

— Наташа, ты?!

И в это мгновение он отчетливо почувствовал — у него пошевелились веки. Значит, он спал? Олег хотел увидеть небо, солнце. Но где они? Вокруг черная унылая тишина. А что там, вверху? Неподвижная звездная паутина? Там же небо! Ох, какое оно высокое и недосягаемое!

А в наушниках слышится тот же осторожный шепот. Наташка, милая, ты разбудила меня. Я знаю: я жив! Откуда ты говоришь? С Земли? Жди, дорогая! Я приду к тебе, я вернусь!

Олег пошарил руками вокруг, осмотрелся. Он лежал на каменной площадке, окруженной отвесными скалами. Страшная усталость чувствовалась в теле. Однако он собрал силы и встал.

Далеко-далеко вверху виднелось небо. Теперь он вспомнил, что произошло, — сорвался в бездну. Где кинокамера, с которой он блуждал по горам? Конечно, ее ни за что не отыскать.

Сколько прошло времени, где друзья, что с ними?

Он, видно, еще долго бы лежал, если б не разбудила Наташа. Она не спит, не знает покоя там, на Земле, скучает, тревожится, ждет…

Скорее выбраться наверх! Все, все увидеть своими глазами.

Олег включил моторчик, и его легко понесло вверх.

Отвесные стены теснины рассечены каменными карнизами, гротами. Запыленный фонарь выхватывает из темноты застывшие внизу и по сторонам скалы, похожие на замки, башни и обелиски. Казалось, это сооружения каких-то далеких, неизвестных времен.

И вот небо расступилось. Наконец-то! Перед глазами огромный черный хребет Кавказа.

Олег облегченно вздохнул: беда и муки остались позади. Но слабость не проходила. Он осторожно сел возле острой скалы, выпил шоколадное молоко, которое брал в дорогу, и вскоре почувствовал, что может встать на ноги и даже идти.

Светило солнце. Вокруг все сияло от блеска горных вершин. Вдали виднелась однообразная гладь «моря», скупо расцвеченная какими-то жилками и пятнами.

Было тоскливо и радостно. Перед ним лежал необъятный, как счастье, мир. Хотя в нем не было ни дорог, ни полей, ни того высокого недосягаемого неба, дышавшего чистым живительным воздухом, по которому двигаются облака, он чувствовал дыхание жизни, слышал ее призывные звуки.

А что это там? Не обманывают ли его глаза?

Вдалеке, на хребте, виднелись фигуры людей.

В груди сильно забилось сердце. Не было сомнения — там Денисов, Виктор и еще кто-то…

— Друзья… Товарищи! — закричал Олег, и ему показалось, что от его голоса содрогнулся весь окаменевший, холодный мир.

Его услышали, спешили на помощь. Но он и сам пробирался через ущелья, островерхие хребты, бездонные котловины навстречу своим друзьям.

* * *

Они вошли в каюту ракеты. Иван Иванович пропустил первым Олега и приказал ему сразу же раздеваться. Теперь можно было рассмотреть лицо юноши. Оно было бледным, исхудалым, даже не верилось, что за одни сутки можно так отощать. Только глаза Олега попрежнему светились горячо, задорно.

— Ну, расскажи, как все случилось? — сказал Денисов, садясь рядом с Олегом.

— Как говорят, черт понес на гнилой мост… Вот полез на скалу за этим камнем и сорвался.

Виктор Машук протянул руку.

— Покажи.

Камень с одной стороны оголенный, как будто сложенный из отдельных цветных плиток, с другой был покрыт каким-то бархатным мхом. Виктор тронул этот мох рукой и удивленно посмотрел на Денисова.

— Иван Иванович… — пробормотал он. — Что за чудо?

Денисов оторвал кусочек мха и, сев за столик лаборатории, несколько минут смотрел на него через микроскоп. Затем медленно обернулся и глубокомысленно проговорил:

— Жизнь скупа — и одежда такая же…

— Так это растительность? — удивился Олег.

— Она, — выдохнул Денисов и медленно зашагал по каюте. — Нежданно-негаданно… Видишь, какова сила жизни. Без воздуха, воды, а смотри ты…

— Как это объяснить? — спросил Виктор Денисова. — Мне не верится…

— Объяснение здесь простое, друзья, — ответил тот. — Жизнь всемогуща. Как видите, она завоевала Луну раньше человека. И это не удивительно: и на Земле есть микроорганизмы, которые не боятся холода и большой жары.

Парни были в восторге. Пусть жизнь здесь убогая, но она украшает этот застывший мрачный мир, цепляется за камни, согревает их своим несмелым дыханием.

— Ты не напрасно, оказывается, страдал, Олег, — сказал искренне Виктор. — Я завидую тебе…

Олег пристально присмотрелся к товарищу. Виктор держался необычно просто, был веселым, довольным. Олег вспомнил о Наташе и насторожился. Не помирились ли они? Могла же она подумать, что он, Олег, погиб и навеки потерян для нее!

Олег сокрушенно вздохнул.

Денисов успел заметить озабоченность на его лице и спросил:

— Тебя что-то тревожит?

— Земля… — признался Олег. — Она разбудила меня, шептала какую-то сказку… Что там?

— Ничего особенного. Видишь, висит на месте.

— И вот там, — показал рукой Виктор, — самая светлая точка. Это островок твоего Желания.

— Ты издеваешься надо мной, Виктор! — нахмурив брови, сказал Олег.

— Хватит! — остановил парней Денисов, боясь, что они начнут ссориться. — Все конфликты решите позже. Сидите смирно, включаю Землю!

Вспыхнул широкий экран телевизора. В каюту ворвались звуки музыки, голоса. И вот на светлой мозаике появилась легкая фигура девушки с тугим венком косы на голове.

Взгляды Олега и Наташи встретились. Наташа даже отступила немного назад, пораженная неожиданностью. Только что она звала его, искала в эфире, и вот радость — он жив и здоров, стоит перед экраном.

— Олег!

— Наташа!

Только эти два слова смогли они проговорить, умолкли и смутились. Наташа улыбалась сквозь слезы. И улыбка ее была такая тихая, ясная, счастливая, что даже Денисов не выдержал и часто заморгал.

— Ох, как жарко в каюте, — проговорил он, словно оправдываясь. — Веки потеют…

Прошли минуты неловкого молчания. Наташа подняла голову. Она была по-прежнему строгая и гордая, хотя еще заметно было, как взволнованно вздымалась под платьем ее грудь.

— Благодарю тебя, Наташа. Ты спасла, нашла меня…

— И не Полю Арнолю, а вам, Наташа, придется получать выкуп за Олега, — шутливо сказал Денисов.

— Какой выкуп?.

Иван Иванович объяснил:

— Мелочи, Наташа. Наш гость, мистер Арноль, хотел немного заработать. Хе-хе-хе!.. — засмеялся он и посмотрел на Поля.

Тот сидел в углу каюты и с нахальной развязностью в упор смотрел на Денисова. Он понимал, что говорят о нем, и хотел показать свою независимость и даже пренебрежение.

— Я тебе расскажу обо всем на Земле, — проговорил Олег. — Ладно?

— Ладно, — ответила девушка с легким вздохом.

Зеркало экрана вспыхнуло ярче и угасло. Олег отошел в сторону.

Какие это были счастливые минуты! Через ледяные просторы Вселенной, через черные бездонные ее недра потоки электромагнитных импульсов донесли горячую улыбку девушки, ее чистый голос и невысказанную печаль.

Как ни велика Вселенная, но всюду, куда ни попадет человек, за ним следует, его ищет спутница жизни и молодости — святая, гордая любовь.

* * *

На следующий день жители Луны собрались на совещание. По заданию Денисова Олег сделал расчеты на старт и теперь рассказывал друзьям о возможностях возвращения на Землю.

Дело усложнялось. Атомного топлива в ракете оказалось мало. Его хватало только, чтобы поднять ракету и двух человек.

Все сидели строгие, задумчивые. На иллюминаторе лежал кусок черного неба с голубыми искорками звезд.

Иван Иванович, заложив руки за спину, ходил по каюте.

— Здесь нужна голова Соломона, — сказал наконец Виктор.

— На Соломона надейся, а сам не плошай, — заметил Денисов.

Роб Питерс взлохматил черные волосы и, подняв голову, сказал:

— Что ж, мы останемся. Нам не привыкать с Полем. Будем вести наблюдения за приборами, делать записи, помогать вам оборудовать научный городок…

Поль со злостью метнул взор на своего соотечественника.

— Иди ко всем чертям, Роб! — сказал он. — Я не хочу оставаться в этой адской пустыне. Я уже заболел от холодных камней. У меня — грипп!

Олег улыбнулся:

— Причина серьезная, друзья. Мы не можем рисковать будущим этой планеты. Она должна быть чистой…

На горизонте заходило Солнце. Длинные тени от высоких горных вершин с каждым часом все ближе и ближе подступали к ракете.

Олег некоторое время рассматривал суровый ландшафт Луны, затем отвел взгляд от окна и, показав на макет ракеты, висевший на стене, сказал:

— Есть единственный выход — спять антенны.

— А что еще? — недовольно и насмешливо проворчал Денисов. — Можно выбросить телевизоры? Так?

Олег смутился.

И вот поднялся Роб, сильный, рослый. Своей спиной он закрыл иллюминатор, и в ракете сразу стало темнее.

— У меня есть предложение, — сказал он хрипловатым низким голосом. — Оно очень простое: я сам для себя найду топливо!

Все удивленно посмотрели на негра. О чем он говорит, на что надеется?

Иван Иванович даже привстал с места.

— Говорите, Роб!

— Мы забыли об «Анаконде». Алюминиевый и магниевый лом — отличное топливо, — проговорил тот и медленно опустился в кресло.

— Это то, что нам нужно! — воскликнул Денисов. — Вы молодчина, Роб!

Установилась напряженная тишина. Только слышно было, как часы отсчитывали время и как стучали в груди сердца. В углу каюты, на диванчике, ерзал, как на иголках, Поль Арноль. Все догадывались, что так волнует капитана «Анаконды».

Роб встал и начал собираться в дорогу. Денисов развернул карту, вычертил маршрут и вручил ее Робу. Тот аккуратно свернул карту и положил в целлулоидный планшет. Затем, обернувшись к Арнолю, сказал:

— Мистер капитан, нам пора!

— А вы захватите с собой и мою долю, — не то насмешливо, не то всерьез произнес Арноль и неохотно направился к гардеробной, где висел его космический костюм.

— Неужели вы не знаете, что здесь не осталось дураков, чтобы служить вам? — сказал с нескрываемой злобой Роб. — Быстрее шевелитесь, Поль! Вам подвернулся счастливый случай живым возвратиться на Землю, а вы медлите!

* * *

Час спустя Роб и Поль, обливаясь потом, возвращались к «Вулкану». Плечи их горбились под тяжестью громоздких нош. Неуклюжие фигуры отбрасывали длинные уродливые тени, и людей можно было принять за каких-то чудовищ, вылезших из черных щелей планеты.

* * *

Тем временем члены советской экспедиции решали, кто поведет ракету на Землю.

— Придется лететь тебе, Виктор, — сказал Иван Иванович Денисов после долгого раздумья. — У Олега здесь много дел…

Виктор исподлобья посмотрел на начальника экспедиции. Парень понял: наконец настало время, когда он должен показать всю свою гордость и вместе с тем пренебрежение к опасности. Тогда он заслужит высокое право на уважение девушки, которую любит… Опустив голову и сдерживая какую-то внутреннюю лихорадочную дрожь, Виктор спросил:

— Иван Иванович, я имею право на подвиг?

— Конечно, — ответил тот, не понимая, к чему клонит штурман.

— Тогда дайте мне возможность остаться с вами…

Денисов озабоченно потер подбородок и исподтишка глянул на Олега. Скажи на милость, сошлись упрямые и милые соперники! И как хорошо, что любовь не сделала их врагами! Они соперничали скрыто, но честно.

Любовь стала для них тем огнем, который закалял их характеры, зажигал сердца жаждой творчества, труда и подвига.

Румянец залил лицо Олега. Он не понимал Виктора. «Отступился? — подумал парень, — Нет, на это не похоже…»

Денисов невольно улыбнулся: вспомнилось ему, как Маяковский в каких-то стихах (чертовщина, на Луне позабыл, в каких именно!) сдавил такую любовь, при которой завидуешь не удачливому соседу, а Копернику и вскакиваешь с постели, чтобы топором нарубить, играючи, дров… Кажется, так? Со стихами у него дела не ладились…

— Чему вы улыбаетесь, Иван Иванович? — недоуменно и растерянно спросил Олег, ожидая любого приказа начальника экспедиции.

— Припомнилось одно стихотворение. Процитировал бы, да в точности его не воспроизведу. Выветрилось. Скажу только — вы настоящие друзья! Настоящие. Должны понимать друг дружку. Коль скоро Виктору первому пришла в голову мысль о подвиге…

— Да! — выкрикнул Виктор. — Мне…

— Только я на твоем месте не называл бы это громко «подвигом», а просто считал бы работой. Трудом, Виктор, — наставительно и почти строго проговорил Денисов.

— Я это понимаю, Иван Иванович. И вы, вижу, все понимаете, вот только Олег… Друг мой Олежка что-то отмалчивается.

— Хорошо. Я согласен, Виктор, — негромко сказал Олег.

* * *

На следующий день «Вулкан» был подготовлен к отлету. Поль Арноль и Роб, тепло простившись с Денисовым и Виктором, начали взбираться по капроновой лестнице к шлюзовой камере ракеты.

Олег стоял на базальтовой площадке, слушал последние распоряжения Денисова.

— Когда примете Макса с «Алмаза», сделаешь круговой облет Луны. Над Морем Нектара — выходишь на курс…

— Понятно, Иван Иванович, — бодро проговорил Олег и по-военному козырнул.

— Счастливого пути! — скрывая волнение, напутствовал его начальник экспедиции.

Виктор Машук подошел к Олегу и, по-мужски обняв его, сказал:

— Ты встретишь Наташу? Ты должен повидать ее…

— Постараюсь.

— Передай, пожалуйста: я перед нею виноват.

Виктор был таким серьезным, что Олег почувствовал, как в его душе вдруг оборвалась какая-то туго натянутая струна и вдруг затуманились глаза. Виктор редко разговаривал с ним так искренне.

— Передам, Виктор, обязательно передам! — голос его дрожал, хоть он и старался не выдать волнения.

Они простились.

«Вулкан» стартовал с Луны.

 

Эпилог

Прошло несколько дней. Олег отлично привел на Землю свой космический корабль. Он никогда не забудет той встречи, которая была приготовлена им, людям, повидавшим воочию Луну.

Москва — в цветах. Георгины, гладиолусы, флоксы… Звучали оркестры… Морским прибоем катилось «ура»…

Конечно, его отыскала Наташа. Они крепко и нежно поцеловались. Это был поцелуй, который дорого стоил Наташе — ей пришлось отдать Олегу сердце. И вот два сердца бьются согласно: его и ее…

Они вдвоем. Не очень пышно обставлена квартира, зато сколько в ней света, солнца, воздуха! Окна раскрыты настежь, как и их молодые сердца. С четвертого этажа открывается широкая перспектива Ленинских гор. Высится окруженный розовой дымкой Университет, отливает золотом мрамор колонн дворца, возвышаются стрельчатые башни. Легко и величаво переброшены через реку фермы мостов.

Под окном — сад. Яблони — все в плодах. Где-то в ветвях поет пичужка. Олег застыл у окна, зачарованно слушает ее. Как она старается, какие выводит трели и рулады!

— Ты знаешь, о чем она поет? — задумчиво спрашивает Наташа, становясь рядом.

— О голубизне неба и облаках. О грозах и ветрах. О лесах, сверкающих росами, — обо всем том, о чем тоскует сердце и что зовется красотою, — ответил Олег.

— Ты угадал, мой хороший, — вздохнула Наташа. — Я только хочу добавить: поет она о нашем счастье и о наших друзьях.

Олег все понял и улыбнулся. Они вместе, одним завороженным взглядом отыскали в небе серый, точно замшелый диск Луны и долго смотрели на него. Там работали и жили Денисов и Виктор…

— Это правда… — Олег обнял Наташу, и они оба долго стояли так, думая каждый о своем.

— Мой милый, мой непокорный и гордый…

— Не говори так, — сказал Олег ласково. — Не то возьму тебя и увезу на Луну. Будешь плакать по Земле…

— С тобой я готова лететь хоть на Марс… — Наташа посмотрела на него глазами, полными слез.

— Что это? Ты плачешь? — спросил он удивленно.

— Да, плачу… Это бывает.

— Почему?

— Вспоминаю. Веришь, пока ожидала тебя… Ты не обращай внимания. Это хорошие слезы. Душа прощается с тоскою.

В окна ворвался свежий ветер. Шумел сад, метались тени, разбегались в небе тучки. Перед ними лежал большой мир радости и счастья, тонул в море солнечного света, в зеленом море вечно молодой и всегда чарующей природы планеты Земля.

* * *

Бежали косые, с намыленными чубами волны. За ними вдали угадывалась близкая земля. Наконец горизонт приподнялся, и даже из иллюминатора стали видны далекие огромные здания главного города Штатов.

Поль Арноль вышел на палубу. Громко кричали чайки. Океанский лайнер, нервно вздрагивая просоленными бортами, стремительно взлетал на крутые говорливые волны. Поль подошел к мостику, наклонился. Синий океан глянул ему в глаза. Закружилась голова, и он, прикрыв лицо ладонью, отошел в сторону. Смутная тяжесть легла ему на грудь. Недалеко была родина. Плохую встречу приготовила она ему.

Еще в первый день путешествия Поля встретили служащие тайной полиции Штатов и учинили допрос. Он охотно обо всем рассказал и всю вину свалил на штурманов. Конечно, Роб и Макс были тотчас арестованы и взяты под стражу. Поля оставили в покое, но предупредили, что его ждет судебный процесс, о котором, верно, будет трубить весь божий свет.

Тысяча чертей! Никогда Поль не чувствовал себя так скверно и неуверенно, как в эти дни. Лицо его сузилось и заострилось, только черные глаза горели углями под круглым лбом, словно выискивали надежную бухту или тихую гавань.

Почему ему не везет? Почему к нему так неблагосклонны люди? А вот Роб, — казалось бы, беден, гоним, — а чувствует себя счастливцем. В чем дело? Неужели все-таки честность, искренность и простота сильнее золота?

Встречный ветер налетал тугими порывами, толкая в грудь, путая на голове волосы. О борт лайнера плескались волны и как бы шептали: «Что будет, что будет?..»

На горизонте появилась черная коса земли. Точно подрезанная океаном, она казалась легкой и неустойчивой. Но на ней надежно и крепко стояли прямоугольные небоскребы. От сильного напряжения слезились глаза. Неожиданно на плечо Поля легла чья-то сильная, грубоватая ладонь. Он обернулся и увидел… Роба.

— Ты?!

— Как видите, сэр. Не ждали? Правда? Вы хотели отыграться на нас — не удалось! Главный город Штатов протестует против нашего ареста. И вот мы освобождены…

Поль заморгал глазами.

— Вы довольны новостью, сэр? — с издевкой бросил стоявший рядом с Робом Макс. — Говорят, Земля вертится и не дается в руки. Луна тоже не подвластна вам…

Поль пронзил Роба и Макса уничтожающим, полным презрения взглядом, молча повернулся и, ссутулившись, побрел по палубе. Вдогонку ему летел громкий торжествующий хохот.

В порту было полно народу. Не успели Роб Питерс и Макс Велл сойти с трапа и поздороваться с родными, как их подхватили на руки и с триумфом понесли к портовой площади. Пусть не очень удачным был полет на Луну, однако они были героями, победителями в суровой борьбе на великой трассе, открытой человеческим гением во мраке Вселенной.

Космические путешественники как подобает отпраздновали свое возвращение на Землю. У Роба была двойная радость: вместе с ним за столом сидела его жена, снова здоровая и бодрая, готовая делить с Робом все грядущие невзгоды жизни. Макс Велл, возвратившись на родину, конечно, не пошел искать высокую гору, чтобы оттуда высказать своим землякам рожденные в муках мысли о счастье и радостях земной жизни. Он обвенчался и вместе с женой поехал по Штатам, надеясь найти… работу.

А что сталось с Полем Арнолем? Где он?

Говорят, что хоть Поль и потерял Элси, попал в немилость к Уолтеру, но не оставил мысли разбогатеть. Он избрал самый короткий путь: его встречали в черных капюшонах воина Невидимой Империи. Он — завсегдатай богатых дансингов, где отмечает особенно выдающиеся успехи. Когда на счету его скопилась круглая сумма, которая открыла перед ним дверь в высший свет, где царили власть, и сила, случилась беда. Как-то в городе Атланта тайные агенты Легиона заварили такую кашу, что поставили под угрозу будущее Невидимой Империи. Поль Арноль завязал драку с неграми.

В уличном столкновении он был серьезно ранен и через сутки скончался на госпитальной койке в городе Атланта.

Так замкнулся для него заколдованный круг поисков богатства и счастья.