— Помогайте, помогайте мне, царица! — заклинал Паском, совершая какие-то манипуляции над ее разрываемым болью телом.
И, давясь криком, она шептала слова призыва души, а потом снова скатывалась в обморок. Снова и снова Учитель возвращал ее, заставляя продолжать и бормоча вместе с нею.
— Он очень далеко, очень далеко от нас, Танэ-Ра, и поэтому нам нужно выложиться без остатка, чтобы его «куарт» услышал нас! Помогайте мне!
Она уже не боялась смерти и небытия. Она была согласна на окончательную гибель, лишь бы прекратились эти пытки. Что-то шло не так, Танэ-Ра чувствовала, как еле сдерживает панику Паском, всегда спокойный и самоуверенный.
— Что происходит? — не стерпев, зарыдала она.
— Кажется, он потерял путь…
— А мой сын? Что там? Ну говорите же!
— Нет сердцебиения.
Танэ-Ра выгнулась в судороге. Так подступает Изначальное, карая всех — заслуженно и незаслуженно.
— Помогайте мне, Танэ-Ра! Не смейте отвлекаться! Продолжайте звать его!
Выкрикивая слова, которые отказывался понимать разум, она впилась руками в свои бока и вытолкнула из себя нестерпимую боль. Сквозь какую-то пелену увидела советника. В его руках лежало что-то безжизненное. Ее сын умер, ее сын родился мертвым…
— Пропади ты пропадом, проклятый разбойник! — едва ли соображая, что несет, заверещала Танэ-Ра. — Я вызываю тебя на Поединок! И если ты мужчина, то не посмеешь отказаться!
Паском вздрогнул, и тут же с его стороны донесся требовательный вопль болотного кота, застигшего врасплох соперника на своей территории.
— Ты действительно… самый невероятный мой ученик, Тассатио, — качая головой и протягивая орущего, как оглашенный, младенца Танэ-Ра, с облегчением проговорил духовник. — Отныне тебя будут звать Алэ — Горящий. И да сотрутся деяния мятежного Тассатио из памяти твоей, мой мальчик!
— Благодарю, — прошептала царица, заглядывая в серые глаза сына. — Мне было бы невмоготу называть его прежним именем, к тому же зная…
— Да, — перебил Учитель. — Алэ теперь многое придется вспомнить. А вам, моя царица, — забыть. Хотя бы на время этой жизни.