Кавалергарды в 1812 году

Уже с 1811 г. началась подготовка предстоявшей кампании против Наполеона. В связи с этим 1 марта 1812 г. у нас в полку было приказано бросить жребий между тремя средними эскадронами, кому из них оставаться запасным. Жребий пал на 2-й эскадрон Ершова.

Еще в декабре 1810 г. генерал Депрерадович был назначен начальником 1-й кирасирской дивизии с оставлением командиром полка. В январе 1812 г. он был назначен начальником всей гвардейской конницы, с сохранением обоих предыдущих должностей, поэтому, когда 17 марта полк выступил в поход на Вильну, в составе 1-го Шефского, 3-го, 4-го и 5-го генеральского эскадронов, то шел он под временным командованием старшего полковника С.Н. Ушакова. 2-й эскадрон, в составе сводно-кирасирского полка, выступил в тот же день на г. Остров. Этим полком командовал полковник конной гвардии Протасов.

Весь поход проходил в очень тяжелых условиях. Сильно ощущались резкие переходы от оттепели к морозам и еще сильнее отчаянное состояние продовольствия полка. 1811 г. в Северо-Западном крае был неурожайным, голодным годом, а интендантство по-прежнему ничего не заготовило, и все местные склады и магазины были пусты. Прошло ровно пять недель с момента выхода из С.-Петербурга, а Депрерадович уже был принужден принять крайние меры — реквизицию. В приказе от 24 апреля было отдано: «Так как полк имеет большой недостаток в фураже и затруднение в заготовке оного, то предписываю для отыскания фуража посылать всех г.г. обер-офицеров, кроме командующих эскадронами».

Кавалергарды на французской гравюре первой половины XIX века

Это хаотичное состояние интенданства имело неизбежными последствиями самоуправство частей, жалобы, бесконечные приказы, предписания и указания штабов и рапорты, отписки и доклады полков.

Если крестьянское население действительно бедствовало, то помещики имели всего вдоволь. Но, состоя в подавляющем числе из польской шляхты, с нетерпением ожидавшей прихода Наполеона и обещанного восстановления Польского государства, они всячески задерживали и затрудняли сдачу продуктов, имея в самой Главной квартире государя таких всесильных ходатаев, как князь Чарторийский и Огинский. Наконец, уже перед самым переходом неприятелем государственной границы штаб армии приказал полкам собрать сведения о количестве продовольствия у помещиков, и если продукты и фураж, согласно разверстке, ими не сданы, то произвести так называемую экзекуцию, т. е. отобрание всего, что подлежало сдаче.

Кавалергарды стояли в местечке Опса и в соседних деревушках, в которых они снова очутились 103 года спустя. На их долю выпало применение такой экзекуции к владельцу м. Опса и Бельмонта, уездному предводителю дворянства графу Станиславу Мануцию, за которым числилась недоимка на сумму 10 тысяч рублей. На это граф Мануций подал прошение Депрерадовичу и в Брацлавский нижний земский суд, протестуя против экзекуции. Суд переслал прошение графа Мануция в полк, предлагая руководствоваться при экзекуциях не одними только русскими законами, но и Литовским статутом, о котором в полку навряд ли кто имел малейшее понятие. 12 июня вся эта волокита была разрешена Наполеоном — Великая армия перешла Неман.

Во время марш-маневра 1-й армии на соединение с армией князя Багратиона кавалергардский полк состоял в составе кирасирской дивизии, в отряде генерала Дохтурова. 16 июля из Лезны Дохтуров отправил вперед генерала Депрерадовича с кавалергардами, конной гвардией, финляндцами, лейб-егерями, сводным гренадерским батальоном и с 1-й пешей и 1-й конной гвардейскими батареями. Несмотря на страшную палящую жару, на тяжелые песочные дороги, Депрерадович блестяще выполнил полученное задание: пройдя 75 верст в 38 часов, он 18 июля был в Смоленске. Своей выносливостью отряд Депрерадовича, в особенности его пехота, не только сравнялся с суворовскими чудо-богатырями, но их превзошел. Это занятие Смоленска Депрерадовичем, а затем подоспевшим Дохтуровым обеспечило соединение наших армий, которое состоялось 22 июля. В последующих боях у Смоленска полк не принимал непосредственного участия.

22 августа наша армия стала на позиции у Бородина. 26-го, в 4 часа утра, в темноте, одетая в полную парадную форму, Великая армия Наполеона выстраивалась для предстоящего боя. Взошедшее солнце разогнало туман и осветило русские позиции, где сплошной стеной, держа ружья у ноги, стояли, также в парадной форме, русские полки. Ровно в 6 часов утра с французской батареи Сорбье грянул первый выстрел. Русские батареи ответили и скоро все слилось в один общий гул. Так началось Бородино. Тот бой, в котором наш полк вторично пожертвовал собой для спасения своей пехоты и артиллерии.

В этом бою кавалергарды вместе с конногвардейцами составляли гвардейскую бригаду 1-й кирасирской дивизии. За болезнью Депрерадовича дивизией командовал также кавалергард генерал Н.М. Бороздин, бригадир — генерал Шевич, полком — полковник барон Левенвольде. Обе кирасирские дивизии и Бороздина и Дуки входили в общий резерв армии.

По ходу боя общий резерв постепенно втягивался в бой, и когда, незадолго до падения батареи Раевского, Барклай послал своего адъютанта за резервом, то единственным кавалерийским резервом всей армии оставалась одна бригада Шевича. В ответ на переданное приказание Барклая «идти вперед рысью», раздалось оглушительное «ура»…

Дойдя до перекрестка дорог, почти у самой батареи Раевского, бригада была остановлена и построена «ан-эшикие» за небольшой складкой местности (развернутыми эскадронами, в шахматном порядке). К моменту подхода бригады батарея Раевского уже была взята французами. Конница Латур-Мобура, отбитая огнем пехоты, отхлынула назад, тогда как полки конного корпуса Груши, поддержанные своей пехотой, опрокинули несколько каре 7-й пехотной дивизии и врубилсь в батарею Костенецкого.

Увидя отход нашей пехоты, подпоручик 2-й гвардейской конной батареи барон Корф, по собственному почину, вынесся с двумя взводами на гребень и открыл огонь по неприятельской пехоте, которая была частью уничтожена, частью отхлынула назад. Но конница Груши, несмотря на огонь орудий Корфа, продолжала преследование 7-й дивизии, а один, ближайший к орудиям, эскадрон пошел на них в атаку. Когда неприятель был уже у самых пушек, барон Корф выскочил на гребень, за которым стояли кавалергарды, и крикнул командиру головного взвода Шефского эскадрона: «Башмаков! Выручай орудия!» Не ожидая приказания, Башмаков выскочил со своим взводом вперед, «и в одно мгновение передовые французские всадники были уничтожены». Орудия были спасены.

В это время к бригаде подъехал Барклай и приказал Левенвольде атаковать. С громким «ура» полк тронулся вперед. Головных два эскадрона — Шефский на гнедых конях и 4-й на вороных — шли под командой полковника барона Левенвольде. За ними, во второй линии, «ан-эшикие», под командой полковника В.В. Левашева, шли 3-й эскадрон на серых конях и 5-й на гнедых.

В небольшой пологой ложбине, прямо против атакующего полка, строились в эскадронные колонны только что отбитые полки корпуса Латур-Мобура. Впереди саксонские гард дю кор, за ними саксонские кирасиры Цастрова, а еще подальше несколько полков польских улан. Не заметив вовремя подхода кавалергардов, неприятельская конница стала разворачиваться слишком поздно.

«Галопом! Марш!» — скомандовал Левенвольде и только успел крикнуть командиру 4-го эскадрона Давыдову: «Евдоким Васильевич! Командуйте левое плечо вперед!» — как упал замертво, вместе с конем, оба пораженные картечью. Первая линия, потеряв своего командира, слегка замялась, но, поддержанная второй, все эскадроны одновременно врубились в колонну неприятельской конницы и смяли в общую кучу саксонские полки. Польские уланы, стоявшие поодаль, успели развернуться и в свою очередь атаковали фланг и тыл кавалергардов. Последние были выручены конной гвардией, атаковавшей польские полки. Началась общая конная схватка, в которой приняли участие и полки корпуса Груши, и подошедшие части наших II и III кавалерийских корпусов изюмские гусары, псковские драгуны и польский уланский полк.

«Рукопашный бой между массами смешавшихся наших и французских латников представлял собою зрелище в своем роде великолепное и напоминающее битвы древних рыцарей или римлян, как мы привыкли их себе воображать. Всадники поражали друг друга холодным оружием, среди груды убитых и раненых…»

Неприятельская конница была разбита и опрокинута. Барклай приказал трубить «аппель», но за грохотом выстрелов и в пылу боя многие кавалергарды не слышали сигнала, упоенные победой, на плечах бегущего врага доскакали до Семеновского ручья, где собрались и вновь выстраивались французские кавалеристы. Более сотни кавалергардов разных эскадронов стали собираться к своим офицерам и также выстраивать фронт. Старшим из них оказался поручик Шкурин. Оба фронта, в нерешимости, неподвижно стояли друг против друга. В таком положении застал кавалергардов адъютант дивизии М.П. Бутурлин. «Что мне делать? — спросил его Шкурин. — Если поверну налево кругом — они сядут мне на плечи! С другой стороны, полковые трубачи подали "аппель"». Бутурлин ответил, что, по его мнению, единственный выход — это атака. Шкурин согласился и просил Бутурлина передать еще приказание атаковать. «С места, марш-марш», — скомандовал Шкурин. Кавалергарды рванули вперед, снова врубились в неприятеля и откинули его за Семеновский ручей. Таков был кирасирский подвиг кавалергардского полка 26 августа под Бородином.

По приказанию Барклая вступивший в командование полком Левашев отвел полк в резерв к селу Михайловскому. Полк потерял убитым командующего полком барона К.К. Левенвольда. По характеристике М.П. Бутурлина, он был высокий стройный красавец, очень спокойный. Был любим и уважаем всем полком и исключительной храбрости.

Штабс-ротмистр Римский-Корсаков, окруженный неприятелем, на все предложения сдаться отвечал ударами палаша, пока не был убит выстрелом из карабина. Убит также поручик П.П. Валуев, адъютант графа Остермана. Ранеными полк потерял 10 офицеров: полк. П.И. Каблукова, ротм. барона Е.В. Давыдова, шт. ротм. В.М. Бороздина, шт. — ротм. Уварова, пор. барона Е.К. Арнсгофена; корн. Г.В. Шереметова, корн. Г.Г. фон Смиттена, корн. А.И. Пашкова, корн. Г.Ф. Орлова, адъютанта 1-й кирасирской дивизии М.П. Бутурлина. Кавалергардов убито и без вести пропало — 22, ранено — 71. Лошадей убито 87, ранено — 48.

Командующий полком полк. Левашев награжден орденом Святого Георгия 4-й степени, шт. — ротм. М.С. Лунин, С.П. Ланской и корн. К.В. Левашев — золотым оружием. 63 кавалергарда награждены Георгиевскими крестами, из них 18 вахмистров и унтер-офицеров, из которых один за взятие в плен французского офицера, 39 рядовых, из которых шесть за спасение своих офицеров, под которыми были убиты лошади, три за взятия в плен французских офицеров, пять за то, что вынесли тело убитого командира полка, два эстандарт-юнкера, три юнкера и один трубач, состоявший при ген. Шевиче. Всем нижним чинам было выдано по пять рублей. 7 эстандарт-юнкеров и юнкеров были произведены в корнеты полка.

Бородинский бой был последним сражением, в котором в течение 1812 г. полк принял целиком непосредственное и деятельное участие. Только его 2-й эскадрон, в отряде графа Витгенштейна, в боях под Полоцком 6 августа и 6 октября и в сражениях под Чашниками и у Студянки на Березине вписал новые лавры в зарождавшуюся боевую летопись полка.

По первоначальному плану 2-й эскадрон, в составе всех запасных частей, предназначался для формирования пополнений для своего полка, но по приходе в г. Остров выяснилось, что численность Русской армии совершенно недостаточна, чтобы противостоять Великой армии Наполеона. Поневоле пришлось отказаться от организации и перейти к импровизации. Все запасные батальоны и эскадроны были соединены в действующие сводные полки. 2-й эскадрон, вместе с эскадронами лейб-гвардии Конного полка, двумя лейб-кирасирскими и Астраханским эскадронами, вошел в состав сводно-кирасирского полка, командиром которого был назначен конногвардеец полк. Протасов. Сводный полк вошел в 9-ю кавалерийскую дивизию кавалергарда князя Н.Г. Репнина и с нею в отряд ген. от кав. графа Витгенштейна.

При отходе 1-й армии из Дрисского лагеря в его районе был оставлен 25-тысячный отряд гр. Витгенштейна для прикрытия Петербургского направления.

Вместе с тем на него возлагалась оборона Риги от стоявших на Двине корпусов Макдональда и Удино, а затем и от подошедшего корпуса Сен-Сира.

3 августа князь Репнин с отрядом в составе сводно-кирасирского полка, двух батальонов пехоты и двух орудий был послан к г. Диена для уничтожения моста. Отбросив неприятеля за Двину, Репнин переправил вплавь сводно-кирасирский полк, который и занял город, уничтожив мост и имевшиеся там склады оружия.

Сен-Сир, сменивший раненого в предыдущих боях Удино, решил атаковать Витгенштейна на следующий день. Ввиду сильного утомления своих войск атаку он назначил на 5 часов вечера, и ровно в назначенное время раздался одиночный выстрел, а за ним залп из 60-пушечной батареи. Подготовка и само выполнение операции были для войск гр. Витгенштейна до того неожиданны, что сам начальник отряда едва успел вскочить на лошадь, когда французская пехота ворвалась в помещение штаба. Центр нашего расположения был прорван. Застигнутая на биваках, наша пехота сбилась в отдельные кучки и, отбиваясь на все стороны, медленно отступала.

«Такая неожиданная атака не внесла никакого беспорядка в русские ряды. Они схватились за оружие и сражались доблестно, — так пишет в своих воспоминаниях участник боя французский генерал барон Марбо. — Но на войне, — продолжает он, — неожиданное событие, зачастую меняет всю обстановку и положение вещей». И таким неожиданным случаем 6 августа, под Полоцком, явилась атака кавалергардского и конногвардейского эскадронов, под командованием полковника Протасова.

Отступающая русская пехота наткнулась в тылу нашего лагеря на эскадрон 2-й кавалергардов, бывший в тот день под командой штабс-ротмистра Авдулина, заменявшего в этот день командира эскадрона полковника Ершова. Построив 120 кавалергардов эскадрона, Авдулин атаковал в конном строю 26-й линейный полк французской пехоты, но атака была отбита после ожесточенной схватки. Тогда, повернув эскадрон, он бросился прямо через лагерь, полный пехотных солдат-португальцев, баварцев и швейцарцев, занятых грабежом оставленного русскими имущества. Не выдержав атаки, вся эта масса ринулась в бегство. Кавалергарды, рассеянные на огромном пространстве лагеря, рубили их на ходу, таким образом эскадрон дошел до швейцарского пехотного полка, в центре каре которого находился Сен-Сир.

Чтобы остановить панику, охватившую его пехоту, Сен-Сир направил всю свою конницу в атаку. В голове шла бригада Кастекса, за нею бригада Корбино, имея в резерве, в третьей линии, всю дивизию Думерка. Атака конницы была поддержана огнем сорокаорудийной батареи. Навстречу французской кавалерии пошли в атаку гродненские гусары и рижские драгуны. Увидя подход неприятельской конницы, командующий кавалергардским эскадроном Авдулин быстро собрал свой эскадрон и атаковал фланг головного полка бригады Корбино. Атака была настолько неожиданна и стремительна, что французы дрогнули и дали тыл. Подоспевший эскадрон конной гвардии с таким же успехом атаковал следующий полк Корбино. Поражение всей неприятельской конницы было довершено полковником Ершовым, который с лейб-кирасирским и Астраханским эскадронами врубился в неприятеля. Обе французские бригады в своем бегстве смяли дивизию Думерка и увлекли ее за собою. Сводно-кирасирский полк, на плечах французов, ворвался на прикрывавшую атаку конницы батарею и захватил 15 орудий. Но за недостатком упряжек орудийная прислуга ускакала на уносах, удалось вывезти только два орудия, остальные были заклепаны, и лафеты у них поломаны.

Марбо пишет дальше: «Панический страх охватил три наших полка, которые скакали полным карьером к Полоцку. Сен-Сир приказал командиру батареи открыть огонь по беглецам, чтобы заставить их атаковать русскую гвардию, но командир батареи, желая спасти жизнь всадников Корбино, не торопился исполнить приказание и открыл огонь только тогда, когда они скрылись из вида». Сам Сен-Сир едва не попал в плен, выброшенный из экипажа подхватившими лошадьми (вследствие раны он не мог ездить верхом).

Снова обратимся к Марбо: «Поднявшись с земли, Сен-Сир оказался посреди неприятельского эскадрона и поспешил спрятать свои ордена за отвороты сюртука. Русские проскакали мимо него, не обратив внимания, занятые захватом наших пушек, которые наши артиллеристы старались увезти в разные стороны».

В пылу боя эскадрон конной гвардии заскакал под самые стены Полоцка и рисковал быть отрезанным от своих. Адъютант сводно-кирасирского полка кавалергард корнет Г.А. Окунев, одним из первых вскочивший на батарею, под картечными выстрелами на мосту, трубил «аппель» для сбора оного.

Несмотря на неоднократные атаки, кавалергарды понесли сравнительно малые потери. Убиты корнет С.П. Воейков и 13 кавалергардов. Только тела восьми из них удалось вынести с поля битвы. Ранено 19 кавалергардов и убито 20 лошадей. Полк. Ершов и шт. — ротм. Авдулин награждены Георгиевским крестом 4-й степени. Корнет Окунев — золотой шпагой «За храбрость».

Вечером граф Витгенштейн отступил от города и ушел на 50 верст к северу от Полоцка. Трудно назвать бой 6 августа победой Витгенштейна. Он не только не сохранил за собой поле боя, но очистил всю захваченную до того местность. Его отряд был спасен от полного поражения исключительно личной инициативой Протасова, Ершова и Авдулина и стремительным всесокрушающим порывом всех эскадронов сводно-кирасирского полка, перешедшим, по выражению первого историка кавалергардов Висковатова, «за предел обыкновенной отваги».

Далее, во втором бою под Полоцком 6 октября взвод кавалергардов с ротмистром Белкиным был послан из резерва «для спасения подбитой нашей пушки, что исполнил под сильными выстрелами и не допустил неприятельских стрелков овладеть оною и вывез с места сражения…».

Поздно вечером 7-го, когда французы окончательно очистили город, Полоцк был занят нашими войсками.

В реляции, поданной графом Витгенштейном императору Александру, довольно глухо говорится о всех подробностях взятия Полоцка. Совершенно умалчивается о временном пленении Витгенштейна, о его освобождении Альбрехтом и ничего не говорится о действиях сводно-кирасирского полка, кроме спасения Белкиным подбитой нашей пушки. Зато роль, которая выпала на полк в этом бою, очень подробно описана в рапорте начальника 9-й кавалерийской дивизии князя Репнина, поданном цесаревичу Константину.

«Господин корпусный командир (граф Витгенштейн), увидя, что неприятель обратил все свое внимание на левый фланг, приказать изволил сводно-кирасирскому полку примкнуть из резерва к Рижскому драгунскому полку.

Храбрый сей полк и в сии дни поддержал ту славу, которую приобрел он в сражении 6 августа. По прибытии на место сражения оный был поставлен на линию с пехотой и связал через сие левый наш фланг с центром. Полковник Протасов с тремя эскадронами: кавалергардским, конногвардейским и кирасирским Его Величества стоял под жестоким огнем с неприятельских батарей. Потом, увидя, что колонна конноегерей покушалась ударить на наших стрелков, атаковал оную и прогнал до самых укреплений, после чего опять стал на прежнее место и тем удержал французскую кавалерию, которая неоднократно высылала свои эскадроны, но, видя оный полк, не осмеливалась сделать в сем пункте второй атаки.

Граф П.Х. Витгенштейн. Художник Дж. Доу

Неприятель, видя, что, несмотря на все его усилия, не может иметь успеха на левом фланге, выслал колонну латников против центра нашей линии. Почему и приказано было сводно-кирасирскому полку атаковать оных, что храбрый сей полк успешно исполнил, ударив стремительно в правый их фланг под картечными их выстрелами и, опрокинув их, преследовал до самых укреплений, поражая беспрестанно остатки бегущих. Потом, собравшись, опять ударил на показавшуюся другую колонну кавалерии и обратил ее в бегство и преследовал даже за городские укрепления. Полковой командир и все штаб- и обер-офицеры оказали чудеса храбрости и покрыли себя новой славой.

При сем случае не могу умолчать об отличном подвиге эскадрона кавалергардского унтер-офицера Петренко, который во время второй атаки, увидя, что под полковником Ершовым убита лошадь, под жестоким огнем добровольно отдал ему свою и, видя, что двое латников напали на него в то время, когда он садился, с отчаянным мужеством бросился на них, сбил одного с лошади, другого обратил в бегство и поспешил догнать своего полковника на французской лошади. Поставляя деяние сие в виду Вашего Императорского Высочества, осмеливаюсь просить об исходатайствовании храброму сему воину примерного награждения производством его в офицеры в армейский полк…»

Все сказанное князем Репниным относительно действий полка полностью подтверждено наградными листами.

23 октября полковник Протасов со сводно-кирасирским полком и двумя эскадронами митавских драгун выбил кавалерийскую бригаду Кастекса из м. Лукомль, но затем был выбит подошедшей пехотой. Бригада Кастекса переправилась через р. Лукомля и вышла во фланг отряда Протасова. Полковник Ершов с двумя гвардейскими эскадронами кавалергардским и конногвардейским полковника барона Кнорринга, немедленно атаковал конницу Кастекса, отрезал ее от брода и опрокинул в реку, «так что она не попала к броду, в замешательстве бросилась в реку, причем немало из нее перетонуло…». Полковник Протасов был произведен в генералы и получил иное назначение. В командование сводно-кирасирским полком вступил полковник Ершов.

Последнее участие 2-го эскадрона в боевых действиях 1812 г. была его совместная с конногвардейским эскадроном атака под Студянкой, на Березине 16 ноября. В этой атаке был ранен командир эскадрона ротмистр Белкин.

Кавалергарды, дойдя до Вильны, простояли в ее окрестностях до конца года. 1 января 1813 г. полк перешел по льду через Неман и вступил в пределы Пруссии.

 

Из прошлого кавалергардов. Поход 1813 года

11 декабря 1812 г. Александр I приехал в Главную квартиру в. Вильно. Встреченный главнокомандующим, государь после продолжительного с ним разговора с глазу на глаз пожаловал фельдмаршалу знаки ордена Георгия 1-й степени.

Несмотря на желание Кутузова дать войскам длительный отдых, во время которого отсталые могли бы догнать свои части, а резервы и пополнения влиться в армию, 18 декабря был отдан приказ войскам быть в полной готовности к выступлению. Кавалергарды выступили в поход из Вильно вместе с полками лейб-гвардии Конным и Казачьим. При выходе из города император смотрел полк и остался очень доволен его состоянием.

В присланном затем цесаревичем рескрипте на имя командующего полком полковника Ненашева было сказано: «Объявив сего числа (28 декабря) войскам, в команде моей состоящим, Монаршую благодарность Кавалергардскому полку за совершенную исправность и чистоту, в коей Его Императорское Величество изволил его найти, я долгом поставляю объявить всем господам офицерам и нижним чинам совершенную мою благодарность за тот порядок и устройство, с которыми полк сей во все время сей кампании находился, к чему присовокупляю, что всегда был доволен сим полком, но ныне не нахожу уже слов, как оный благодарить.

Константин».

1 января, после новогоднего молебна, полк перешел у местечка Пршелай по льду через Неман и вступил в пределы Пруссии. «Мы перешли границу в самый Новый год», — писал отцу М.П. Бутурлин. 25-го к полку присоединился в Плоцке 2-й эскадрон из отряда Витгенштейна. Несмотря на подход запасных частей, боевой состав армии был в большом некомплекте. «The season continues terribly severe — 25° of cold. The Russian army is reduced almost to nothing. One Battalion of Guards musters only 200», — доносил представитель английского двора при Главной квартире Вильсон. Кутузов настаивал на приостановке дальнейшего движения хотя бы на две недели, чтобы дать время подойти армейским резервам, но государь не согласился и приказал продолжать наступление.

В первых числах февраля, по случаю установления медали в память 1812 г., по армии был отдан Высочайший приказ, в котором было сказано: «Славный и достопамятный год, в который неслыханным и примерным образом поразили и наказали дерзнувшего вступить в Отечество ваше лютого и сильного врага! Славный год сей минул, но не пройдут и не умолкнут содеянные в нем громкие дела, и подвиги ваши потомство сохранит в памяти своей… в ознаменование сих незабвенных подвигов ваших повелели Мы выбить и освятить серебряную медаль, которая с начертанием на ней прошедшего столь достопамятного 1812 года долженствует на голубой ленте украшать непреодолимый "Щит Отечества" — грудь вашу…

Александр».

Продолжая свое движение, армия подошла к Калишу, где 21 марта, в честь приехавшего туда прусского короля, состоялся парад. «Мы принимали короля с большим парадом, — писал отцу М.П. Бутурлин. — Три корпуса войск были в строю. Особенно наш кирасирский имел славный вид на большом поле. Десять полков в одной линии, и к тому же день был прекрасный, точно как летом, и до того, что даже жарко было с полудня».

Перед войсками стоял фельдмаршал, не имея больше сил сесть на коня. Это было последнее появление Кутузова перед армией. 16 апреля он скончался. При нем находился его бессменный вестовой кавалергардский унтер-офицер Домбровский. После смерти светлейшего ему был выдан аттестат. «Дан сей находящемуся при покойном генерал-фельдмаршале князе Михаиле Ларионовиче Кутузове-Смоленском Кавалергардского полка унтер-офицеру Домбровскому в том, что отличное поведение в службе, исправность его к порученному делу, с доброй волей сопряженное, были лично известны Его Светлости и он неоднократно отдавал ему начальническую справедливость. Во время сей кампании находился в делах противу неприятеля августа 24 и 28, при городе Можайске (Бородинское сражение), 6 октября при Тарутине, 6 ноября при Красном и за отличие награжден знаком Военного ордена, что, как старейший Его Светлости адъютант, поставляю приятным долгом свидетельствовать.

Бунцау, апреля 21 дня 1813 года. Гвардии ротмистр и кавалер Дишканец».

Тело покойного фельдмаршала сопровождал по Высочайшему повелению до Петербурга состоявший при нем бывший офицер полка граф Л.И. Соллогуб. Смерть Кутузова была неизмеримой потерей для армии. «Если бы он был жив, мы не потерпели бы многих неудач, встретившихся впоследствии», — записал в своих воспоминаниях кавалергард князь С. Волконский.

В последующих боях — поражениях союзных армий — у Люцена и Бауцена, полк не принимал непосредственного участия. 24 мая было заключено перемирие на шесть недель, по истечении которого союзники возобновили наступление. Свои полумиллионные силы союзники разделили на три армии, причем несмотря на то, что Россия совершенно одна самостоятельно вынесла на своих плечах всю тяжесть борьбы с Наполеоном, никто из ее военачальников не получил в командование ни одну из этих армий.

Самая многочисленная Главная армия, иначе — Богемская, 237 000 бойцов, находилась под начальством австрийского генерала князя Шварценберга. Силезская армия — 100 000 человек, под начальством прусского генерала Блюхера и Северная армия, 115 000 человек, под начальством наследника шведского престола Бернадотта.

К этим армиям надо добавить еще Резервную Польскую, находившуюся еще в формировании в Польше исключительно из русских частей под начальством русского генерала Беннигсена.

Кавалергарды Главной квартиры, при которой находились император Александр и король прусский, сильно отягчали и без того нелегкую походную жизнь полка. Как из рога изобилия сыпались на полк смотры, парады и разводы караулов. Полковые приказы за 1813 и 1814 гг. полны распоряжений цесаревича, отданных им по гвардейскому корпусу, и, читая их, можно думать, что они отдавались не в боевой обстановке, когда надлежало напрячь все усилия, чтобы разбить врага, а писались для какого-нибудь парада на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге: «Его Высочество соизволил приказать: дабы бакенбарды отнюдь ниже рта не носить, кольми паче не запускать под бородой». «На походе сидеть по правилам, поводьев не распускать, чтобы кисть левой руки была бы всегда между пистолетами большим пальцем вверх по гриве». «Завтрашнего дня имеет быть поход полку. Расчет сделать таким образом, чтобы лучшие лошади были бы на правых флангах отделений, когда полку будет приказано парадировать справа по шести и справа по три». «Кавалергардского полка корнеты Пашков и Шереметом командируются в другие дивизии для показания всем офицерам приема салютования палашом…»

Удачно начатое 13 августа сражение у Дрездена, с прибытием туда 15-го самого Наполеона, окончилось поражением союзников, не превратившемся в катастрофу и полный разгром Главной армии только потому, что у французов не было достаточно конницы, и главным образом потому, что граф Остерман-Толстой своевременно разгадал план Наполеона и, вопреки приказу Барклая, остался на занимаемой позиции. Отступление армии под проливным дождем было хаотичным. «Погода была преужасная, — пишет Бутурлин отцу. — Почти 200-тысячная расстроенная и изнуренная армия отступала в непроницаемом мраке, при сильном ветре и дожде, имея грязь по колено. Я такой ночи не запомню».

В течение двух дней, 15 и 16 августа, отряд Остермана сдерживал бешеные атаки Вандамма, пытавшегося пробиться в тыл Главной армии. Положение под конец стало критическим. Но «вдруг что-то блеснуло вдали. При выходе из ущелья засветились медные оклады касок наших кирасир, заиграли трубы и вместе с сим просияла искра надеждах в сердце каждого солдата. Приспели кирасирские полки 1-й дивизии, и правое крыло мое стало неодолимым», — доносил Остерман государю.

Согласно диспозиции, 1-я кирасирская дивизия, переночевав в Диппольдисвальде, продолжала свое движение к Теплицу, в районе которого ей был назначен ночлег. Как в канун Аустерлица, никто в дивизии не помышлял о бое и все были настолько уверены в относительно мирном переходе, что и начальник всех кирасирских дивизий князь Голицын, и начальник 1-й кирасирской дивизии Депрерадович отправились вперед вместе с квартирьерами в Теплиц.

Пока шли горами, кругом царила полнейшая тишина и звуки боя в отряде Остермана до полков не доходили. Но едва, авангард отряда — кавалергарды — начал спускаться с гор и втягиваться в долину, как сразу стал слышен отдаленный гул канонады. Затем прискакал квартирмейстерский офицер из отряда Остермана с просьбой о подкреплении.

Оставшийся за старшего в 1-й кирасирской дивизии командир лейб-гвардии конного полка Арсеньев, в отсутствие старших начальников, был в нерешительности, что делать, но после настойчивого совета адъютанта дивизии кавалергарда Бутурлина приказал полковнику Ершову вести кавалергардов к месту боя.

Полк подошел на рысях к деревне Карбиц и выстроил боевой порядок на левом фланге Тенгинского пехотного полка, занимавшего деревню. Предупрежденные Арсеньевым, князь Голицын и Депрерадович прискакали к месту боя, и вслед за ними стали подходить остальные кирасирские полки.

Против строящейся в боевой порядок 1-й кирасирской дивизии французы выслали своих стрелков и фланкеров и пытались ими перейти овраг, разделявший обоих противников.

Депрерадович, с своей стороны, выслал кавалергардских фланкеров, 125 человек при четырех офицерах: ротмистре С.Ф. Колычеве, штаб-ротмистре Б.И. Белавине и М.И. Бердяеве и корнете графе П.С. Минихе. Фланкеры завязали перестрелку с французами и не допустили их перейти овраг. В 6 часов вечера кавалергарды были сменены австрийскими драгунами.

В 9 часов вечера подошел Милорадович с гренадерами Раевского, 2-й Гвардейской пехотной дивизией, бригадой прусской гвардии и вступил в командование всеми войсками у Кульма. На следующий день бой возобновился атакой французов. Но когда у них в тылу раздались орудийные выстрелы обходившей колонны Коллоредо, Вандамм понял опасность своего положения и решился пробиться из окружения.

Он бросил в атаку конницу Корбино. Первое, что ей попалось на пути, была прусская батарея, уничтоженная в походной колонне. Затем Корбино налетел на прусскую пехоту, смял ее и обратил в бегство.

Корбино пробился, но пехота Вандамма, втянутая в бой, с трудом начала свой отрыв от противника.

Получив донесение от кавалергардских фланкеров об отходе французов. Депрерадович приказал полковнику Каблукову с дивизионом подкрепить фланкеров. Вслед за ним пошел и полковник Ершов с остальными эскадронами. Увидя подходивший полк, штаб-ротмистры Беляев и Бердяев бросились с фланкерами в атаку и захватили два орудия.

Когда полк вместе с конной гвардией вышел на высоту нашей пехоты, Милорадович остановил бригаду. Преследовать французов был отправлен лишь лейб-эскадрон Каблукова. Каблуков гнал противника на протяжении 6 верст и отбил 20 орудий, из которых 16 оказались прусскими.

Перед деревней Ноллендорф французы пытались остановить кавалергардов, но Каблуков стремительной атакой сбил пехоту, захватив еще 4 орудия, взяв в плен трех офицеров и 370 солдат, и отбил денежный ящик нашего гвардейского экипажа.

Всего под Кульмом было взято в плен 5 генералов во главе с Вандаммом и его начальником штаба генералом Хаксом, более 10 тысяч пленных, 81 орудие, из которых 26 были взяты кавалергардами. Два орла и более 200 зарядных ящиков и амуничных фур дополнили трофеи.

Полк потерял убитыми 2 унтер-офицеров, 2 кавалергардов и 44 лошади. Ранеными: штаб-ротмистров барона Арпсгофена штыком в ногу и Белавина пулей, 1 унтер-офицера, 2 трубачей, 30 кавалергардов и 35 лошадей.

Депрерадович был произведен в генерал-лейтенанты, полковники П.И. Каблуков и Ершов в генерал-майоры. В командование полком вступил полковник В.И. Каблуков.

Штаб-ротмистры Белавин и Бердяев были награждены Георгиевскими крестами 4-й степени, поручик С.П. Неклюдов и поручик Д.Е. Башмаков — золотыми шпагами «За храбрость».

Старший вахмистр Василий Денисов, вахмистра Василий Олейкин, Никита Ефремов, Николай Федоров, унтер-офицеры Василий Менщиков, Петр Мартынов, кавалергарды Яков Адаменко, Иван Михота, Иван Шульга, Влас Трач, Степан Богун, Алексей Красунов, Матвей Литвин, Иван Рубан, Федор Запеченко, Семен Силенко и Алексей Сапожников награждены Георгиевскими

крестами. 35 офицеров и 787 кавалергардов получили от прусского короля крест, специально установленный для русских участников этого сражения, так называемый Кульмский крест.

Во время Кульмского сражения поручик П.П. Ланской был послан с приказанием. Проезжая со своим вестовым по полю битвы, сплошь покрытому телами убитых и раненых французов, он услыхал раздирающий крик. Обернувшись, увидел раненого французского драгунского офицера, над которым вестовой Ланского уже занес палаш.

Собрав последние силы, француз сделал над своей головой условный знак, известный среди масонов под названием «A moi, les enfants de la Veuve».

Ланской не был масоном; но, как многие в то время, он кое-что из их ритуала знал. «Стой! — крикнул он вестовому. — Лежачего не бьют».

Француз безостановочно его благодарил, все время называя братом. «Вы ошибаетесь, — сказал ему Ланской, — я не масон, mais a double titre de chretien et de Chevalier-Garde, je ne puis rester sourd a l'appel d'un frere d'Armes».

Затем отвез его в ближайшую деревню и поручил его уходу местного жителя.

Француз все пытался узнать имя Ланского. «Это ни к чему. Мы все равно вряд ли с вами увидимся». — «Mais ma mere pourrait au moins prier pour celui qui Lui a conserve son fils». — «Quant a cela pas de refus. Pour vous je suis Chevalier-Garde, pour elle je me nomme Pierre. Et la-dessus bonne chance, camarade, et adieu».

В сражении под Лейпцигом, в знаменитой Битве народов, полк находился в резерве и активного участия в бою не принимал. 7 октября император Александр и король прусский въехали в город непосредственно с атакующими частями.

Король саксонский смотрел из окон дворца на входящие союзные войска. Король был объявлен военнопленным и под конвоем отправлен в Берлин.

Управление Саксонским королевством было поручено кавалергарду князю Репнину.

Тяжелая задача выпала на долю Репнина. Разорение Саксонии было полное, большая часть городов и селений была выжжена. В стране свирепствовала эпидемия тифа, местами — холера. Более 50 тысяч раненых разных армий находились в госпиталях, казна королевства была почти пуста.

Благодаря неутомимой энергии Репнина финансы страны быстро поправились и вместе с ними и общее благосостояние страны.

При назначении на пост наместника саксонского Репнину было приказано разыскать и изъять из обращения фальшивые русские ассигнации, выпущенные Наполеоном в 1812 году. Угроза ссылки в Сибирь за сокрытие ассигнаций сильно ускорила их сдачу. В самый короткий срок было сдано их на 7 миллионов рублей и на один миллион было найдено и отобрано у придворного банкира Фреге, получившего их на хранение лично от самого короля Фридриха-Августа. Фреге подлежал за сокрытие ассигнаций ссылке в Сибирь. Заступился за него перед императором Александром сам Репнин, объяснив поступок придворного банкира как вызванный верноподданническими побуждениями перед своим государем.

После Лейпцигского сражения союзные армии продолжали свое движение в направлении Франции.

Чтобы дать возможность австрийскому императору вступить во Франкфурт раньше императора Александра, Шварценберг изменил распределение и маршруты русских войск. Однако Александр I разгадал скрытую причину такого несуразного перемещения русских войск: с правого фланга на левый. Он отдал приказ Барклаю немедленно отправить усиленными переходами гвардейскую кавалерию и все кирасирские дивизии с их артиллерией к Франкфурту, никому об этом не донося.

«О прибытии нашей кавалерии к Франкфурту не объявляйте, ибо Его Величеству угодно прибыть туда с войсками не позже австрийцев».

24 октября весь кавалерийский корпус в полной парадной форме свалился как снег на голову австрийцам и подошел к Франкфурту. Государь, в первый раз за войну, в кавалергардском мундире вступил в город во главе своих войск за сутки до императора Франца.

Ноябрь и декабрь прошли в сосредоточении армий для предстоящего перехода французской границы и были использованы полком для перековки лошадей на зимние подковы и для обучения и спайки полученного пополнения.

 

Из прошлого кавалергардов. Поход 1814 года

1 января утром кавалергарды перешли Рейн и стали на бивак во французской деревне Мефферен.

Рознь между союзниками, уже появившаяся сразу после разгрома Наполеона в России, постепенно усилилась. Начала сказываться разница в интересах между Россией, Австрией, Англией и в меньшей степени — с Пруссией. Единственно, что их еще связывало, — это был страх перед Наполеоном. Этим страхом отчасти объясняются все неисчислимые марши и контрмарши, наступления и отступления, которые были вынуждены переносить войска.

В один из таких переходов цесаревич Константин нагнал полк. Увидав, что командующий полком В.И. Каблуков едет в строю не в каске, как это требовал устав, а в фуражке, цесаревич подскакал к Каблукову, наговорил ему кучу резкостей, сорвал с него фуражку и ускакал. На первом же ночлеге Каблуков собрал всех офицеров и передал им свое решение немедленно подать в отставку. Возможно, что цесаревич не знал или забыл, что Каблуков был ранен в голову и поэтому имел право ехать на переходах в фуражке. Еще в марте 1808 года полковой врач штаб-лекарь Флеров доносил, что «господин ротмистр Каблуков, вследствие полученных им ран в голову и грудь, имеет в сих частях тела сильную ломоту и на голове не может носить каски». Но все же это не могло оправдать тех резких выражений, которые были допущены Константином Павловичем в отношении Каблукова и самого полка: «Бархат-ники, якобинцы, вольтерьянцы!»

Офицеры единодушно одобрили решение своего старшего полковника и все также подали в отставку. В этом они были поддержаны и генералом Депрерадовичем и шефом полка генералом Уваровым, тоже подавшим в отставку. Решения Каблукова, офицеров полка, Депрерадовича и Уварова получили молчаливое одобрение государя. На первой же дневке в полк приехал цесаревич и произвел полку смотр. После смотра он собрал всех офицеров и в их присутствии извинился в тех обидных и незаслуженных словах, которые были им сказаны в отношении «храброго полковника и кавалера Каблукова и сверх доблестного полка». «А если, — добавил великий князь, — господа кавалергарды не удовлетворены его извинениями, то он готов каждому в отдельности дать сатисфакцию».

Конечно, Каблуков от имени полка сказал, что кавалергарды вполне удовлетворены словами великого князя, но тут из задних рядов выступил 19-летний корнет М. Лунин и сказал, что «честь, предложенная вашим высочеством, так велика, что я не вправе от нее отказаться». Каблуков его прервал, и на этом инцидент был окончен, но с этого момента цесаревич искренне привязался к Лунину, взял его впоследствии к себе в адъютанты и, когда Лунин был замешан в Декабрьском восстании, всячески старался облегчить его участь.

В ночь на 11 марта партизанскими отрядами кавалергарда Чернышева и Тетенборна были перехвачены неприятельские курьеры с депешами. Депеши были исключительно важного содержания и оказали непосредственное влияние на коренное изменение стратегического плана союзников.

В одной из них министр полиции доносил Наполеону о положении во Франции: «Les caisses publiques, les arsenaux et les magasins sont vides. On est entierement a bout de ressources. La population est decouragee et mecontente. Elle veut la paix a tout prix».

Другая депеша, адресованная императрице Марии-Луизе, была от самого Наполеона. В ней он говорил, что принял решение двинуться к Марне, «afin de pousser les Armees ennemies plus loin de Paris et de me rapprocher de mes places. Je serai ce soir a Saint-Diziers».

Было перехвачено также подтверждение приказания маршалам Мармону и Мортье с их корпусами, генералам Пакто и Амэ с их дивизиями спешить в С.-Дизье. Основываясь на всех этих сведениях, союзники подчинились настойчивому требованию императора Александра и решили, оставив против Наполеона заслон, спешить всеми силами к Парижу.

13 марта началось это движение, приведшее через шесть дней к капитуляции столицы Франции. В этот день произошел последний бой, в котором кавалергарды приняли участие, когда они в целом ряде атак добавили в свою боевую летопись к именам Аустерлица, Полоцка, Бородина, Березины и Кульма Фер-Шампенуаз.

Сражение, происшедшее в районе деревни Фер-Шампенуаз, является, в сущности, двумя совершенно раздельными боями, из которых каждый, в свою очередь, состоит из целого ряда самостоятельных столкновений. Общее между ними лишь то, что со стороны союзников в них участвовала исключительно конница со своей конной артиллерией.

Первый бой начался в 9 часов утра у деревни Soude-Ste-Croix, затем продолжался в 10 часов утра у Somme-Sous, в 12 часов у Chapelaine-Vaurefroy, в 2 часа 30 минут у Connantray, в 3 часа у Fere-Champenoise и закончился в 4 с половиною часа у Connantre разгромом корпусов Мортье и Мармона.

Второй бой начался немного позже 10 часов у Villeseneux, затем в 12 часов у Clamangec, в 2 часа у Ecuries-le-Repos и окончился в 5 часов у Aulnay-aux-Planches сдачей в плен остатков дивизий Пакто и Амэ. В обоих этих боях участвовали кавалергарды.

Маршал Мармон, герцог Рагузский, со своим корпусом и маршал Мортье, герцог Тревизский с корпусом Молодой гвардии выступили, согласно полученным приказаниям, на присоединение к Наполеону.

13 марта Мармон был атакован у Soude-Ste-Croix русской конницей и, не имея возможности пробиться к Наполеону, начал отход на Фер-Шампенуаз. Задержавшись на короткое время у Somme-Sou, чтобы дать время подойти Мортье, французы продолжали отход под прикрытием своей конницы — кирасирской дивизии генерала Бордесулля и драгунской дивизии генерала Русселля. Около 12 часов корпуса Мармона и Мортье остановились на высотах за деревнями Chapelaine и Vauzefroy, упираясь флангами в реку Сомм и в ручей де Ож.

Когда в Главной квартире услыхали отдаленный орудийный огонь, Швар-ценберг приказал войскам ускорить шаг и спешить на выстрелы. Барклай хотел послать туда 3-ю кирасирскую дивизию, но Депрерадович, ввиду отдаленности этой дивизии от места боя, просил разрешения идти самому с 1-й кирасирской. С кирасирами пошел цесаревич с гвардейской легкой кавалерией: гусары, драгуны и уланы.

Пройдя деревню Montepreux, цесаревич, отправив вперед лейб-улан, кавалергардов и кирасир Его Величества, с прочими полками пошел в обход неприятельской позиции. Лейб-гусары еще раньше были оставлены для прикрытия нашего левого фланга.

Кавалергарды и кирасиры предназначались лишь для подкрепления лейб-улан, «но я, — доносил Депрерадович, — приказал кавалергардскому полку на все те части, которых лейб-гвардии Уланский полк занять не мог, атаковать неприятеля».

Кавалергарды атаковали и опрокинули кирасир Бордесулля и гнали их совместно с лейб-уланами «более мили». В этой атаке кавалергарды захватили 6 орудий и взяли в плен 2 офицеров и 147 солдат. За неприятельской кавалерией оказалась пехота. Но полк был выпущен Депрерадовичем из рук и гнал французских кирасир. С трудом Депрерадовичу удалось остановить эскадрон Храповицкого и направить его на французское каре. При поддержке огня четырех конных орудий Храповицкий несколько раз атаковал пехоту и преследовал ее за Фер-Шампенуаз.

Пройдя деревню, Депрерадович «приказал полку кавалергардскому трубить "аппель" и собраться у Фер-Шампенуаза, а его светлости принцу Кобургскому преследовать неприятеля с полком лейб-гвардии Кирасирским Его Величества». Пока шел бой с корпусами Мортье и Мармона, дивизии Пакто и Амэ шли на присоединение к маршалам, чтобы совместно подойти в район С.-Дизие. В 10 часов 30 минут утра, вместо маршалов, обе дивизии столкнулись у деревни Villeseneux с русской конницей. Огромный продовольственный транспорт, конвоируемый Амэ: 200 000 дневных полевых рационов и 80 повозок с боевыми припасами, сильно затруднял и замедлял движение. В деревне Clamanges генералы решили бросить все повозки и спасти только лошадей.

Не успели кавалергарды отдохнуть после атаки, как Депрерадович получил приказание от самого государя: «Сколь можно скорее поспешить с кавалерией 1-й кирасирской дивизии к неприятелю другого корпуса, показавшемуся у нас в тылу». Тогда Депрерадович «в ту минуту поворотил Кавалергардский полк и рысью повел его к месту сражения». Одновременно им было послано приказание принцу Кобургскому идти следом за кавалергардами. По дороге он присоединил к себе 4 орудия 6-й конной роты поручика Пухинского.

Перестроив полк «ан-эшикие», Депрерадович подходил к месту боя, когда «в то самое время, — доносил он, — увидел скачущую расстроенную нашу кавалерию против самого кавалергардского полка и часть французской кавалерии, преследовавшую оную». Тогда «приказал полковнику Уварову атаковать сего неприятеля, который тогда же сим эскадроном уничтожен».

Остатки дивизий Пакто и Амэ, свернувшись в полковые каре, невзирая на предложение положить оружие, продолжали пробивать себе путь штыками, ища спасение в С.-Гондских болотах.

Князь Шварценберг приказал Депрерадовичу перерезать полком путь отступления французам и не допустить их до С.-Гондских болот. Перехватив у деревни Aulnay-les-Planches дорогу, вдоль которой отступал неприятель, Депрерадович направил в атаку дивизион полковника Уварова, эскадрону Храповицкого приказал поддержать атаку, а поручику Пухинскому открыть картечный огонь по каре. Французы встретили атаку кавалергардов картечью из четырех орудий, а пехота открыла «сильный батальный огонь». Эскадроны Уварова замялись, но, поддержанные прочими эскадронами полка, «снова бросились на неприятеля и врубились в пехоту».

Эта атака прекратила храброе, но безнадежное сопротивление французов, и они положили оружие. В середине неприятельских каре кавалергарды встретились с конницей Блюхера.

Несмотря на все эти атаки, полк понес сравнительно малые потери. Убиты корнет А.И. Шепелев, 20 кавалергардов и 78 лошадей. Ранены корнет Н.Н. Петрищев, 57 кавалергардов и 88 лошадей.

Наградами за этот бой полку были 15 серебряных Георгиевских труб. Депрерадович получил золотую шпагу с алмазами, В.И. Каблуков произведен в генералы, полковники Ф.А. Уваров, Е.В. Давыдов, А.Ф. Сталь, эскадронные командиры С.Ф. Колычев, С.П. Ланской и барон Е.К. Арпсгофен и прикомандированный к полку Борисоглебского драгунского полка поручик Подольский награждены Георгиевскими крестами 4-й степени, И.И. Храповицкий — Георгиевским оружием. 30 кавалергардов получили Георгиевские кресты. Кроме того, 2 золотые и 5 серебряных австрийских медалей и 1 золотая и 2 серебряные баварские медали были розданы наиболее отличившимся вахмистрам и унтер-офицерам.

В приказах по полку особенно были отмечены кавалергарды Григорий Кравченко, который «бросился за телом убитого поручика Шепелева и вынул из колонны», Федор Беломорий и Василий Белоненко, которые «спасли корнета Гешева, вытащив его под сильным огнем из-под раненой его лошади» и старший вахмистр 6-го эскадрона Вакула Лященко, который «в атаке на неприятельскую пешую колонну под жестокими выстрелами бросился с неустрашимостью и, врубясь в оную, жестоко поражал неприятеля; с отличной храбростью бросился на неприятельскую кавалерию и поражал оную с неустрашимостью и, когда оная была опрокинута, то вторично бросился под выстрел из трех неприятельских орудий и, выдержав оный, всеми овладел».

Французы потеряли одними пленными более 5 тысяч, в том числе генералов Pacthod, Amey, Jamin, Delord, Boute и Thevenet, 60 орудий и 350 зарядных ящиков и фур. На следующий день в деревне Connantre, рядом с кладбищенской церковью, при отдании воинских почестей, перед выстроенным полком, был похоронен поручик А.И. Шепелев. Через несколько лет его мать поставила на могиле каменную плиту с надписью: «Ici repose en paix Alexandre Chepeleff, lieutenant au regiment des Chevaliers-Garde de l'Armee Imperiale Russe, tombe au Champs d'Honneur au combat de Fere-Champenoise le 25 mars 1814».

17 марта кавалергарды подошли к предместьям Парижа и стали биваком в Шарантоне. На следующий день должна была решиться участь Парижа, но, желая пощадить и жителей, и самый город, император Александр отправил утром шефа кавалергардов Уварова к французскому командованию с предложением временного перемирия.

В 8 утра Уваров подъехал к неприятельским аванпостам у Vert-Galant. Начальствующий в этом районе генерал Компан отказал ему в пропуске, но взялся передать военному министру Кларку письменные предложения союзников. Не получая на них ответ, союзная артиллерия открыла огонь.

Между тем в замке Бонди, где находилась квартира императора Александра, собралась многочисленная свита в ожидании выхода государя. Туда же привели пленного капитана de sapeurs-pompiers Пейра. Император захотел его видеть и долго расспрашивал о настроении жителей Парижа. Затем отпустил его в город и приказал передать французским властям, что он воюет не с Францией, а исключительно с Наполеоном и предлагает городу сдаться.

Вместе с Пейра государь отправил своего флигель-адъютанта кавалергарда М. Орлова. Отпуская его, государь сказал: «Я уполномочиваю вас прекращать огонь повсюду, где вы найдете нужным. Я разрешаю вам, не подвергаясь личной ответственности, прекращать самые решительные атаки и даже приостанавливать победу, чтобы отвратить бедствия городу».

Первая же попытка Орлова завязать переговоры едва не закончилась его пленением. Вслед за этим по всей линии загорелся бой и ядра орудий стали залетать в самый город. К 5 часам вечера французы были выбиты из всех своих передовых позиций и в свою очередь прислали парламентеров.

Тогда государь вторично послал Орлова. На этот раз он был принят маршалом Мармоном, с которым договорился о предварительных условиях перемирия: французы очищают все позиции, находящиеся вне городских застав. Огонь всюду прекращается, и назначаются представители для ведения переговоров. С этим известием Орлов возвратился к государю.

В третий раз Орлов был послан к маршалу Мармону. На этот раз с ним поехал граф Нессельроде и адъютант князя Шварценберга граф Парр. Переговоры затянулись, так как французы не соглашались на некоторые условия, в частности о маршрутах для отступления их войск. Нессельроде возвратился к государю, для получения дополнительных указаний. Орлов остался и вместе с маршалом Мармоном поехал в его дворец в Париж.

«Дворец, — говорит Орлов в своих воспоминаниях, — представлял разительную противоположность с улицами Парижа. Он был освещен сверху донизу. Тут собралось множество лиц, которые, казалось, с нетерпением ожидали приезда нашего… Так постепенно прошли передо мною все современные знаменитости Франции и в том числе глава их князь Талейран. Он пробыл в кабинете маршала довольно долго и, выходя, сказал несколько слов присутствовавшим. Воспользовавшись той минутой, что я остался почти один, он подошел ко мне и сказал: "Возьмите на себя труд повергнуть к стопам государя вашего выражение глубочайшего почтения, которое питает к особе его величества князь Беневентский". "Князь, — отвечал я в полголоса, — будьте уверены, что я непременно повергну к стопам его величества этот бланк". Легкая, почти незаметная улыбка скользнула по устам князя и, будучи, вероятно, доволен, что его поняли, вышел, не подавая виду, что понял меня».

Наконец вернулся граф Парр, ездивший вместе с Нессельроде, и «привез письмо, уполномочивающее нас привести к окончанию великое дело Парижской капитуляции».

Затем на простом листе почтовой бумаги, в присутствии маршалов Мортье и Мармон, Орловым был составлен проект капитуляции Парижа в 8 статьях.

Ст. I. Французские войска, состоящие под начальством маршалов герцогов Рагузского и Тревизского, очистят Париж 19 марта к 7 часам утра.

Ст. II. Они возьмут с собой всю артиллерию и тяжести, принадлежащие этим двум корпусам.

Ст. III. Военные действия должны начаться вновь не прежде как два часа спустя по очищении города, т. е. 19 марта в 9 часов утра.

Ст. IV. Все военные арсеналы, заведения и магазины будут оставлены в том состоянии, в каком находились до заключения настоящей капитуляции.

Ст. V. Национальная гвардия, пешая и конная, совершенно отделяется от линейных войск. Она будет сохранена, обезоружена или распущена по усмотрению союзников.

Ст. VI. Городские жандармерии разделят вполне участь Национальной гвардии.

Ст. VII. Раненые и мародеры, которые найдутся в городе после 9 часов, останутся военнопленными.

Ст. VIII. Город Париж предается на великодушие союзных государей.

Маршал Мармон прочел эти пункты вслух всем присутствовавшим и сказал, что ничего в них изменять не надо, и поручил полковникам Фавье и Дюсис подписать акт.

Было далеко за полночь, когда Орлов отправился с французскими уполномоченными в замок Бонди. Уполномоченные были приняты Нессельроде, а сам Орлов отправился с докладом к государю.

«Ну, — сказал государь, — что вы привезли нового?» — «Вот капитуляция Парижа, государь». Император прочел переданную ему Орловым бумагу. «Поцелуйте меня. Поздравляю вас, что вы соединили свое имя с этим великим происшествием».

Государь выслушал все подробности составления капитуляции, а также и поручение Талейрана «Теперь это еще анекдот, — сказал государь, — но может сделаться историей».

Ночь с 18 на 19 марта кавалергарды провели у ворот Пантен, где они получили приказание «быть готовыми к 7 часам пополуночи в наилучшей чистоте и исправности для входа в город Париж».

Но и без этого приказания войска приводили свое обмундирование, насколько это было возможно, в наилучшее состояние. Настроение у всех было накануне этого торжественного дня особенно приподнято, и ночи не существовало. К тому же уже до рассвета бивак был полон парижанами, главным образом — парижанками, предлагавшими водку, вино и… самих себя.

Еще с Германии солдаты прозвали вино «вейном», во Франции водку от «boire la goutte» окрестили «бурлагутом», а любовные похождения называли странным словом «трик-трак», и этими тремя удовлетворялись все несложные пожелания солдата на походе.

Ровно в 8 часов утра государь, в черном кавалергардском вицмундире при Андреевской ленте, выехал из замка Бонди. Под ним был серый конь Эклипс, подарок Коленкура еще в бытность его французским посланником в С.-Петербурге.

Долгожданный день отмщения Москвы наступил. Несметная толпа народа стояла у ворот Пантен. По мере приближения войск к центру города толпа все увеличивалась. Окна, балкона и даже крыши домов и деревья — все было запружено сплошной человеческой массой. Народ кричал, махал платками, бросал цветы под ноги проходивших полков, особенно — русских. Крики «Vive la Russie! Vive Alexandre!» не смолкали во все время прохождения русских полков. Первую ночь войска расположились как попало. На Елисейских Полях, в Булонском лесу и прямо на улицах Парижа.

В тот же вечер государь отправил в С.-Петербург бывшего командира кавалергардов Голенищева-Кутузова курьером с известием о взятии Парижа: «Поспешай, как наиможешь. Обрадуй матушку и жену». 13 апреля пушечные выстрелы с верков Петропавловской крепости возвестили жителям столицы о приезде Кутузова с радостной вестью.

На следующий день войска были кое-как размещены по различным казармам Парижа и в его окрестностях. Кавалергарды вместе с конной гвардией стали в Ecole Militaire. Депрерадович и штаб дивизии — в № 11, rue Madame.

Казалось, что после двух лет боев, тяжелых походов и лишений войска смогут насладиться долгожданным и заслуженным отдыхом. Но на деле вышло иначе. На армию посыпались парады, смотры и разводы, так что «солдату в Париже стало горше и тяжелей, чем на походе». Офицерам было запрещено отлучаться из казарм. Город был оцеплен двойной линией постов. Кроме того, каждый полк в своем расположении высылал круглые сутки патрули и разъезды.

Париж был разделен на три участка, во главе которых были назначены генералы. Расположение полка вошло в участок прусского генерала фон дер Гольца. Генерал-губернатором Парижа был назначен русский генерал барон Сакен, комендантом — русской службы флигель-адъютант государя, французский эмигрант граф Рошешуар. И Сакен и Рошешуар главную целью своего назначения видели в мелочных придирках и притеснениях войск, чем заслужили всеобщую к себе ненависть.

Конечно, после стольких лет походной жизни было трудно сразу окунуться в обстановку казарменной жизни. Тем более что победители Наполеона первые десять дней форменно голодали и для своего пропитания были принуждены захватывать самовольно проходящие транспорты с фуражом и продовольствием. Со временем все это наладилось. Офицерам было разрешено жить на частных квартирах и носить штатское платье. Каждому ежедневно отпускались кормовые деньги: 3 франка — корнету, 4 — поручику, 5 — штабс-ротмистру, 6 — ротмистру и 10 — полковнику. Государь выдал всей своей Армии полный годовой оклад не в зачет. Таким образом, денег оказалось много, тем более много, что банкиры легко учитывали русские векселя по простому удостоверению командира корпуса, что данное лицо владеет в России недвижимым имуществом.

Центром веселящегося Парижа был Пале-Руайяль с прилегавшими улицами и бульварами. В особенности бульвар des Italiens, на котором к 4 часам собирался весь свет и полусвет Парижа. Кафе Very и Tortini и ресторан des Freres Provencaux были излюбленными местами русского офицерства.

Однажды в кафе Very вошел кавалергард В.В. Шереметев с целой компанией офицеров. Кафе, как всегда, было полно. Среди присутствовавших были и французские офицеры, заметно навеселе. Завидя вошедшего Шереметева, они направились к нему навстречу с бокалами в руках, предлагая выпить за здоровье Наполеона. На это предложение последовал громкий ответ Шереметева: «Il faut etre un vrai m'enfichiste pour boire a present a la sante de l'Empereur Napoleon. Il fallait mourir en le defendant».

Среди офицеров полка молодой 16-летний корнет Н.Н. Тургенев отличался необыкновенной силой. В числе прочих своих молодых товарищей он часто посещал гимнастические залы Парижа, среди обычных посетителей которых было всегда много англичан. Как-то раз между ними и русскими зашел спор, кто сильней. Стали пробовать силу на особом аппарате, показывавшем на отдельной шкале силу каждого. Когда очередь дошла до Тургенева, то он не только оттянул рычаг до отказа, но вытянул весь аппарат с его подставкой. Англичане пришли в неописуемый восторг и победителя отнесли на руках в ближайшее кафе.

По распоряжению Александра I от кавалергардов был назначен караул в Мальмезон к императрице Жозефине. Они же отдали ей последние почести и несли караул у ее гроба.

Кавалергарды пробыли в самом Париже очень короткое время. 1 апреля они были переведены в Версаль и в ближайшие от него деревни. До них стояли там баварцы и до такой степени грабили население, что последнее, доведенное до отчаяния, обратилось к государю с просьбой пособить их горю. В записках современника Альфреда Лабушера описан приход полка в деревню Jouyen-Josas: «Les premieres troupes Alliees qui arriverent a Jouy en cantonnement regulier, furent les Chevaliers-Garde de L'Empereur Alexandre, lis descendirents un soir dans la vallee precedes d'une tres belle musique. Loges chez les habitants, ils resterent assez longtemps a Jouy. Le colonel Kabloukoff fut installe chez d-r Obercampf et il у vecut tres paisiblement. Les jeunes officiers appartenaient aux premieres families de Russie. Bien, eleves, aimables, ils furent remplis d'obligeance donnerent des serenades aux dames et maintinrent la plus severe discipline. On n'osait tenne se plaindre d'aucune infraction legere».

9 апреля Государь переехал в Рамбулье. По этому случаю туда было отправлено два эскадрона кавалергардов под командой полковника Каблукова. Производство Каблукова в генералы было отдано в приказе по армии лишь во время обратного пути полка в Россию. Каблукову было приказано, «так как государь император завтрашнего дня изволит быть в Рамбулье, то рекомендуется вашему высокоблагородию взять по сему предмету надлежащие меры. Особенно караул должен быть во всевозможной чистоте и исправности и соблюдать осторожность».

А соблюдение осторожности было необходимо. В густых лесах Версаля и Рамбулье скопилось и скрывалось много шаек французских и союзных дезертиров и приверженцев Наполеона. Часто происходили нападения на отдельных солдат и даже на целые транспорты. Так, 9 апреля в лесу, не доезжая Версаля, кавалергард Никита Паполита был ранен неизвестным в левую руку пулей навылет, а 28 апреля на двух кавалергардов Шефского эскадрона Сабатюка и Иванова между Версалем и Жуй напали французы и ранили первого — три раза саблей, а второму рассекли бровь.

Версальские уличные мальчишки преследовали кавалергардов криками «Barbares! Ogres russes!» Однажды, когда весь полк был в сборе на Версальском плацу, собралась толпа зевак и, по обыкновению, отпускала разные остроты и плоские шутки. Солдаты, не понимая языка, добродушно смеялись. Офицеров это изводило. Наконец, один из них, выведенный из терпения нахальством одного француза, указал на него вахмистру: «А ну-ка, проучи его хорошенько». Вахмистр, атлетического сложения, ловко подскакал к французу, запустил ему в волосы всю свою пятерню и так встряхнул, что француз вмиг оплешивел, а у вахмистра в руках болталось нечто вроде скальпа.

18 мая по случаю заключения мира полк ходил на парад в Париж, а 21-го кавалергарды начали свой обратный поход в Россию. В течение пяти месяцев, день за днем, версту за верстою, совершали они свой путь на Родину.

18 октября, под звон колоколов и криков тысячной толпы, теснившейся на улицах С.-Петербурга, кавалергарды вступили в столицу и вернулись в свои казармы на Захарьевской улице.

В.Н. Звегинцов

 

Русские артиллеристы. Картинки войны 1812 года

Русская артиллерия веками выработала свой особый взгляд на свое служение в рядах вооруженных сил России. Она выработала свои артиллерийские традиции, свой уклад жизни; свой тип взаимоотношений и даже не только среди офицеров, но и среди солдат-артиллеристов. Русская артиллерия — это особый мирок среди общего мира российских вооруженных сил.

Но дал ли этот мирок что-либо особо полезное и славное для всей армии? Мы думаем, что — да. По нам могут сказать, что «грешневая каша сама себя хвалит». А что говорят другие? Пехота? Конница? Казаки? Еще недавно (впрочем, уж не так недавно, 60–70 лет тому назад) артиллерию ругали вовсю: у них-де и «шкура толста», они-де и «штрипок не носят», они-де «резиновые калоши надевают», они-де «штатские» и «фармазоны»… Но эти разговоры шли (и печатались) в тот бесславный век, когда русская армия переживала «Плевны» и подготовляла «Ляояны» и «Мукдены».

А что было раньше, в век Державного Бомбардира, в век екатерининских орлов, суворовских чудо-богатырей и «нашествия галлов и с ними двунадесяти языков»?

Недавно мне довелось прочитать рапорт главнокомандующему князю Голенищеву-Кутузову-Смоленскому генерала от кавалерии Войска Донского атамана графа Платова о действиях вверенного ему корпуса с 13 октября 1812 г. по 6 января 1813 г. За это время корпус Платова имел свыше 26 сражений и захватил 540 пушек, 30 знамен и штандартов и более 70 000 пленных, в том числе более 4000 офицеров и 40 генералов. В огромном рапорте, в кратких выражениях, но чрезвычайно красочно, описан ход всего Платовского похода от Москвы до Данцига. При этом подвиги русской артиллерии и фамилии артиллерийских начальников не сходят со страниц рапорта.

При упоминании первого же дела (13 октября) отмечаются двое особо отличившихся, из них полковник Кайсаров — артиллерист.

19 октября тот же Кайсаров, командуя шестью орудиями, прикрываемыми егерями, составляет центр боевого порядка и снова упомянут отличившимся (в числе трех имен).

В последующие дни противник (корпус Даву) спешно отходит, пытаясь где-либо задержаться, но, «будучи всегда опрокинут искусным действием артиллерии нашей, бывшей под командой храброго полковника Кайсарова, не находит себе нигде пощады».

22 октября Платов доходит до Вязьмы, где объединились в обороне корпуса Мюрата, Нея и Даву. «Егеря приспели к неприятелю поспешно, имея за собой орудия, вступили в дело и заняли высоту, владычествующую над Вязьмой». Французы перешли в наступление, «но открывшиеся батареи наши мгновенно привели неприятеля в замешательство… всюду поражаемые; обратились в бегство — Вязьма занята».

27 октября одержана победа на реке Вопь и захвачено 23 орудия: «При сем случае командовавший шестью орудиями… войсковой старшина Кирпичёв искусным и скорым действием сбил неприятельскую батарею, на противной стороне реки Вопь бывшую, и тем много способствовал к оставлению неприятелем вышеупомянутых 23-х орудий».

28 октября «при занятии Зеленихи неприятель был опять поражен действием орудий Донской Конной артиллерии и егерями 20-го полка, под начальством известного полковника Кайсарова, где в бою взято им 2 орудия и более тысячи человек».

Дальше, «до самого Смоленска неприятель тесним был с флангов донскими полками, но в авангарде полковник Кайсаров, с егерями и артиллерией, на всяком шагу выбивал его из позиций и деревень… и поражал столь сильно и упорно, что, вытеснив его ночью из укрепления, бывшего в трех верстах впереди форштадта (предместья Смоленска), отняв последние орудия, допустил едва тысяче человек…» отойти в город.

В начавшемся большом сражении за Смоленск Кайсаров с артиллерией, егерями и казачьими стрелками играет огромную роль. Он первым атакует в авангарде, нанося удары на оба фланга противника, а в центре, оставляя одну артиллерию, ведет огонь по различным целям и т. д. В заключение, когда противник устремился (бежал), чтобы укрыться за крепостными воротами, то артиллерия наша уже оказалась «на возвышениях у самого форштадта» и «его истребляла». После Смоленска полковник Кайсаров командует уже «сильным отрядом», к которому присоединяются четыре пехотных полка. Он умудряется несколько раз обогнать главные силы неприятеля и загораживать ему пути отхода… Но это уже не артиллерия, а артиллерист, возглавивший значительные силы из всех родов войск.

Наконец, последние крупные бои у Почуленки (на Немане). Здесь выдвигается другой артиллерист, генерал князь Кудашев. В первый день он командует, и весьма удачно, массированной артиллерией. Затем на артиллерийский участок подходят три кавалерийских полка: Житомирский и Арзамасский драгунские и Ольвиопольский гусарский, и князь Кудашев, «командуя оными», «напал» на противника и «истребил в один час».

Таково свидетельство об артиллерии и артиллеристах времен Отечественной войны со стороны славнейшего кавалериста и казака того времени.

Дух, предприимчивость и твердость артиллерии той эпохи сохранились и до времен Первой мировой и Гражданской войн. Этого духа не понимали, над ним смеялись в эпоху упадка. Но его опять поняли в наши дни, т. е. 50 лет тому назад.

Б.Н. Сергеевский

Смотр российских войск под Вертю 26 и 29 августа 1815 года

Перед возвращением русской армии на родину государю императору Александру I было угодно сделать общий смотр русским войскам, находившимся во Франции в числе более 150 тысяч человек. Для смотра избрали необозримую равнину, прилегающую к городу Вертю, в Шампаньи, среди которой возвышалась небольшая гора, как бы нарочно насыпанная для того, чтобы с нее лучше можно было видеть движения многочисленной армии.

Портрет Александра I. С рисунка Сен-Обера

Войска наши собрались на этой равнине к 20 августа 1815 года, а 25-го в Вертю приехал государь император. Смотр был назначен на 29-е число, после которого должны были совершиться молебствия и церковный парад перед походом домой.

По строевому рапорту к 25 августа в рядах русских войск, собранных для смотра, было: 87 генералов, 4413 штаб- и обер-офицеров и 146 054 унтер-офицера и солдат при 540 орудиях. Командовать такими массами для одновременности действия было невозможно, почему сигналы для исполнения команд подавались пушечными выстрелами.

Император Александр I, освободивший Европу от Наполеона, хотел представить свою победоносную армию своим союзникам. Все государи, главнокомандующие союзными армиями и масса всяких иностранцев были приглашены к смотру, а потому, желая, чтобы войска показали себя молодцами, государь назначил на 26 августа репетицию парада, где сам подавал команды. С восходом солнца в этот день войска выстроились на назначенных им местах: 3-й корпус ген. Дохтурова, 4-й корпус ген. Сакена и 5-й корпус ген. Раевского с их кавалерией стали в первой линии, за серединой их поместились гренадерский корпус ген. — лейт. Ермолова и 7-й пехотный корпус, имея кавалерию по флангам, а артиллерия стала при своих дивизиях.

В 6 часов утра на горе собрались уже все русские начальники, не бывшие в строю. Вид громадного поля, на несколько верст покрытого густым строем войск, был так грандиозен, что все невольно молчали, как бы боясь нарушить и мертвую неподвижность всего окружающего.

Но вот раздался выстрел, возвестивший войскам прибытие государя на гору. Яркое солнце мгновенно блеснуло на штыках ружей, и, как один человек, вся армия взяла ружья «на плечо». Грянул второй выстрел, войска сделали «на караул», и громкое, протяжное и раскатистое «ура» полилось по рядам и на далекое пространство огласило всю окрестность. Заиграла музыка и трубы, загремели барабаны.

По третьему выстрелу полки вновь взяли «на плечо» и построили батальонные колонны, а по четвертому — вся масса войск начала строить одно необозримо-громадное каре, три стороны которого состояли из пехоты, а четвертая из конницы. Перед одним фасом каре выстроились 10 батарей конной артиллерии. Государь в это время спустился с горы, объехал при громких, радостных кликах «ура» все каре и, остановясь посредине его, стал пропускать войска церемониальным маршем.

Впереди всех шли гренадеры, причем оба батальона каждого полка, построенные в густую взводную колонну, следовали один возле другого, имея знамена впереди. За каждой пехотной бригадой шла принадлежащая ей артиллерия, за гренадерами проходили армейские пехотные полки, конница и резервная артиллерия. Первою бригадой 3-й гренадерской дивизии — Астраханский и Суворовский полки — командовал его императорское высочество великий князь Николай Павлович, впоследствии император Николай I. После церемониального марша государь возвратился опять на гору, а войска стали в тот же порядок, как и для встречи его величества. По новому пушечному выстрелу они опять сделали «на караул», и снова загремели музыка и барабаны, и снова радостное «ура» наполнило воздух.

Этот смотр, по количеству войск в нем участвовавших, остается и до нашего времени, когда команды подаются через громкоговорители, а вертолеты управляют расположением войск на парадном поле, единственным во всей военной истории. Можно сказать, что ни ранее того, ни позже ничего подобного не было и количество участвовавших войск в последующих парадах XIX века, а также и нашего столетия никогда не достигало 150 000 человек. Очевидцы единогласно писали в своих воспоминаниях, что точность, с которою выполнялись ружейные приемы и все построения, опрятность и щеголеватость одежды, блеск оружия были поразительны и превзошли самые смелые ожидания. При построении каре некоторым полкам приходилось проходить до 3 и даже 4 верст, кавалерия неслась в карьер, но порядок ни в чем не был нарушен. На церемониальном марше из 107 000 пехоты ни одна часть не сбилась с ноги!

Государь был так доволен репетицией, что промолвил: «Я вижу, что моя армия первая в свете. Для нее нет ничего невозможного и по самому наружному ее виду никакие войска не могут с нею сравниться». Слезы гордости выступили у генералов и офицеров, окружавших государя, при этих словах, и многим невольно припомнилось, что в этот день — 26 августа — исполнилось ровно три года со дня Бородинского сражения. Тогда села и города русские от Немана и до берегов Москвы-реки пылали в зареве пожаров и кровь русских воинов текла ручьями. Франция, победившая всю Европу, взяла ее с собою и привела в Бородино. При Бородине состоялась битва народов. Россия не сокрушилась под ударами соединенной Европы. И вот русские в годовщину Бородина торжествовали славу своей победы на французской земле, знамена русские развевались на равнинах Шампаньи, и эхо французских гор — за нашими полками вслед — кричало наше русское победное и радостное «ура»…

29 августа смотр происходил в том же порядке, как и 26-го, с тою лишь разницею, что в числе зрителей были император австрийский, король прусский, все главнокомандующие союзными армиями и много, много заслуженных боевых генералов. На церемониальном марше государь лично предводительствовал армией, салютуя союзным монархам. Когда, после церемониала, монархи и все присутствовавшие вновь взъехали на гору, открылась пушечная и ружейная пальба. В течение 12 минут сотни пушек и тысячи ружей изрыгали гром и молнию, воздух наполнялся дымом, армия мало-помалу скрывалась и, наконец, совершенно исчезла в густых облаках его.

Иностранцы с изумлением смотрели на густые ряды войск, проходивших мимо них в замечательном порядке, и Веллингтон, один из лучших полководцев того времени, говорил, что он «никогда не воображал, что армию можно довести до такого громадного совершенства». Хвалил безукоризненную дисциплину русских войск и Шатобриан, писавший, что Франция ожидала увидеть варваров, но варвары эти дали Европе пример дисциплины, опрятности, а в поступках их императора и благородства.

Веллингтон с таким напряженным вниманием следил за всем происходившим на параде, что заметил даже, что в одном кавалерийским полку недоставало эскадрона. Видя в Париже 3-ю гренадерскую дивизию, он думал, что люди в ней подобраны со всей армии. Другой генерал говорил, что смотр в Вертю — это «урок, данный российским императором прочим народам».

30 августа, в день Александра Невского, тезоименитства государя, на том же самом поле высилось, по числу корпусов, семь походных церквей-палаток, конница без лошадей и пехота без ружей окружили их. Туман закрывал войска. В 8 часов прибыл государь. В то же время туман рассеялся. Началось молебствие. Государь и все воины преклонили колена.

Когда иностранцы разъехались из Вертю, государь лично выбирал людей в гвардию и гренадеры, награждал и благодарил войска за мужество в кровопролитных битвах многотрудных походов 1812, 13, 14 и 15-го годов и затем приказом своим повелел им выступить из Франции в Россию.

В первых числах сентября российская армия тронулась в обратный поход к пределам своего отечества.

Ю.Н. Солодков

 

Лейб-гвардии Московский полк

Лейб-гвардии Литовский (впоследствие Московский) полк был сформирован в С.-Петербурге 7 ноября 1811 г. из 2-го батальона лейб-гвардии Преображенского полка и из отборных офицеров и солдат других гвардейских, гренадерских и армейских полков. Полку были присвоены права Старой гвардии. В следующем году полк с отличием участвовал в Отечественной войне 1812–1814 гг. и в походах за границу, вплоть до взятия Парижа. В Бородинском бою, 26 августа 1812 г., полк потерял командира полка, флигель-адъютанта полковника Удома, всех штаб-офицеров, 35 обер-офицеров и 736 солдат. Вступивший в командование полком, особенно отличившийся, командир III батальона полковник Шварц принял полк, но был смертельно ранен. Полк, совместно с лейб-гвардии Измайловским полком, отбил все атаки кавалерии Мюрата, не уступив ни пяди земли. В ознаменование подвигов полка в Отечественную войну император Александр повелел бывшему лейб-гвардии Литовскому полку с 12 октября 1817 г. именоваться впредь лейб-гвардии Московским полком.

По материалам журнала «Военная быль»

 

Белорусские гусары

В 1805 г., через два года по сформировании, Белорусский полк был двинут в Молдавию на театр войны с Турцией. Лихие дела под Бухарестом, Турба-том, Журжею и особенно под Измаилом под командой ген. гр. Голенищева-Кутузова положили начало боевым подвигам новосформированного полка. 10 октября 1809 г. в сражении под Татарицами, под командой фл. ад. полк. Ланского, полк атаковал превосходящие силы турок, опрокинул их и взял два знамени. После гр. Голенищева шефом полка был назначен ген. Кульнев, с которым полк 5 мая 1810 г. перешел Дунай и принял деятельное участие в сражениях под Бумлою, Беле и Братине, во взятии Никополя и Рущука. В 1811 г. шефом полка за боевые отличия был назначен ген.-м. Ланской, кавалер ордена Св. Георгия 3-й степени.

1812 г. Белорусские гусары перешли с армией адм. Чичагова в Польшу и отличились в бою при Любомле (17 сентября).

В кампании 1813 г. полк участвовал в сражениях под Люценом, Бауценом и Лейпцигом и особенно отличился под Кацбахом, где лихой атакой на левом фланге корпуса ген. Макдональда Белорусский полк, совместно с Ахтырским, под личной командой своего шефа ген. Ланского, опрокинул французскую кавалерию и смял пехоту левого фланга, за что и был удостоен знаков отличия на шапках с надписью «За отличие 14 августа 1813 года».

В 1814 г. полк отличился в сражении при Фер-Шампенуазе.

За участие в кампании 1812–1814 гг. полку были пожалованы 22 серебряных трубы с надписью «Белорусскому гусарскому, что ныне принца Оранского, за отличное мужество и храбрость в достопамятную кампанию 1814 года оказанные».

С 1812 до 1815 г. полком командовал полк. Данилович; 5 марта 1816 г. Шефом полка был назначен принц Оранский.

По материалам журнала «Военная быль»

 

Французы вспоминают тверских драгун

20 августа 1933 года в газете «Le Petit Rethelois», издающейся в г. Ретель (главный город департамента Арденн, во Франции), была помещена статья под заглавием «Une inscription a la memoire d'un officer russe. Enterre en 1817».

Как известно, Тверской драгунский полк был дважды во Франции. Переправившись через Рейн в декабре 1813 года, тверцы в составе Силезской армии участвовали в первых боях кампании 1814 года при Бриенне, Ла-Ротьере и Монмирай. У селения Краон русская кавалерия восемь раз бросалась в атаку, выручая нашу пехоту. За это сражение командир полка получил орден Св. Владимира 4-й степени. У села Эюори, близ Фер-Шампенуаза, император Александр I лично руководил атакой каре двух пехотных дивизий. Командир полка награжден вторично, награждены и другие офицеры, а вахмистр Войтенко произведен в офицеры. Полк участвовал в блокаде Венсенского замка. Затем стоянки его были — Венсенский замок, село Варред (вблизи Мо) и окрестности Реймса. В начале августа 1814 года полк вернулся в Россию.

Вследствие возвращения Наполеона с Эльбы полк вторично пришел во Францию, в июле 1815 года, и в составе корпуса графа М.С. Воронцова (согласно постановлениям второго Парижского конгресса, корпус этот оставался во Франции для обеспечения ее внутреннего спокойствия) пробыл там до осени 1818 года, т. е. до решения Аахенского конгресса о выводе союзных войск из пределов Франции. В этот период стоянки полка были местечко Брие, а затем — город Ретель, откуда полк и выступил обратно в Россию.

В указанной выше газетной статье говорится о том, что «еще несколько лет назад можно было видеть надгробную плиту, на которой была выгравирована надпись на русском и французском языках. Плита эта помещалась у входа в дом Леона-Валлиен. Пять лет тому назад (т. е. в 1928 году) при перестройке дома плита эта была разбита рабочими. Хозяин дома собрал разбитые куски плиты и, вместе с другими обитателями, восстановил надпись, которая гласила следующее: "1817 goda janvaria 6. Tverskago Dragounskago polka Paroutchikou Inozemtsovou от drouzey ego sotovaritchey pamiatnik"».

Газета описывает пребывание тверцов в Ретеле и описывает трагическую гибель двух молодых офицеров.

«Семьи господ Анри Домбио и Анри Гиф, обосновавшиеся в нашем городе в начале прошлого столетия, хранили воспоминание о трагических и романтических обстоятельствах смерти молодого офицера. После Ватерлоо русский оккупационный корпус оставался в Ретеле до 1 ноября 1818 года. В отношении наших граждан иностранцы держались корректно и уважали их имущество. Памятная медаль была поднесена генералу Воронцову от жителей Ретеля как знак благодарности граждан Ретеля и Визиера за дисциплину, которую генерал поддерживал в своем войске. Один экземпляр этой медали хранится посейчас в городском музее. Мало-помалу самые сердечные отношения установились между русскими и французами. Офицеры организовывали празднества и балы, на которые приглашали наших дам и девиц, восхищенных элегантными кавалерами полка "de Dragons de Tver", "одного из наиболее знаменитых и аристократических из всей России".

К сожалению, на почве романических интриг и соперничества произошло печальное событие, приведшее к трагической развязке. Лейтенант Иноземцев "descendant de l'aristecratie russe" и один из его товарищей влюбились в одну молодую и красивую француженку. Их соперничество завершилось дуэлью. Оружием были избраны "sabres de combat", "…les deux adversaires se precipitant l'un sur l'autre, se transpersent mutuellement et resterent morts sur le terrain".

Так как их не могли похоронить на католическом кладбище, то тела их были преданы земле на участке, который впоследствии был пожертвован его владельцем г-м Нобель городу.

Надгробный памятник противника Иноземцева был настолько разрушен, что надпись на нем не представлялось возможности восстановить».

Статья подписана Доктор М.

По материалам журнала «Военная быль»

 

4-й Мариупольский гусарский императрицы Елисаветы Петровны полк

С восшествием на престол императора Александра I наименования полков по именам их шефов были отменены, и 31 марта 1801 года гусарский генерал-майора Мелиссино полк принял названия «Мариупольский гусарский полк» и вошел, совместно с Тверским кирасирским, в Украинскую инспекцию. 16 мая 1803 года из полка выделены два эскадрона на сформирование Одесского гусарского полка (впоследствии лб. — гв. Уланский Ее Величества и лб. — гв. Конно-гренадерский полки) и взамен их образованы новые.

Наступает период войн с Наполеоном, и уже в кампанию 1805 года мариупольцы отправляются в поход. 13 августа полк выступает из м. Радзиви-лов в составе колонны генерал-лейтенанта Дохтурова и с армией генерала Кутузова, через Броды и Тешен, следует по Австрии. 19 октября участвует в деле у Ламбаха и 24-го в отряде Милорадовича у Амштетена. Здесь полк потерял убитым подполковника Ребиндера. В деле у Кремса два эскадрона мариупольцев находились в отряде Милорадовича и два эскадрона — в колонне Дохтурова. 20 ноября, в день Аустерлицкого сражения, мариупольские гусары вместе с павлоградцами находились на правом фланге нашей армии (у Раузница) в отряде кн. П.И. Багратиона, действуя против маршала Ланна. Согласно выписке из списка отличившихся в сражении при Аустерлице, был награжден орденом Св. Владимира 4-го класса ротмистр князь Голицын, Мариуполец, который «с эскадроном, ему порученным, храбро кидался на неприятельскую колонну и, стремление ее на наш фланг удержав, опрокинул и во все время сражения поступал отлично; напоследок, будучи в сильной атаке, врезавшись во фланг неприятеля, ранен и, когда под ним убита лошадь, взят в полон». В день Аустерлицкого сражения Мариупольский полк понес следующие потери убитыми и без вести пропавшими: 1 штаб-офицер, 13 обер-офицеров, 5 унтер-офицеров, 136 рядовых и 253 строевые лошади. С окончанием войны Мариупольский полк возвратился в Россию, став на квартиры в Подолии.

4 мая 1806 года, при учреждении 13 дивизий, Мариупольский гусарский полк вошел в состав 9-й дивизии вместе с Глуховским кирасирским и Новороссийским драгунским полками. 2 декабря у нижних чинов гусарских полков отменены косы и локоны и повелено стричь волосы под гребенку, а генералитету и офицерам предоставлено в этом случае поступить по собственному произволу.

В 1806 году возобновились военные действия, и Мариупольский полк в декабре этого года перешел с берегов Днестра к Бресту, где сосредоточен был корпус генерал-лейтенанта Эссена, имевшего задачу оборонять пространство между Брестом и Гродно. В начале 1807 года мариупольцы приняли участие во всех делах отряда генерал-лейтенанта князя Волконского, который действовал против французов у Остроленки, а в феврале того же года два гусарских полка — Мариупольский и Ахтырский — поступили под начальство генерал-майора графа Витгенштейна, которому генерал Эссен поручил наблюдать за французами на правом берегу Нарева.

29 октября 1808 года шефом Мариупольского гусарского полка был назначен генерал-майор барон Егор Иванович Меллер-Закомельский — сын генерал-аншефа барона И.И. Меллер-Закомельского, убитого в 1789 году при взятии Килии. Вместе со своим новым шефом мариупольцы в 1810 году совершают поход в Австрию (командиром полка в это время был полковник Клебек). Когда эта «бескровная война» окончилась, полк из Галиции вернулся в Россию.

В 1810 году приказом императора Александра I была переведена в Мариупольский гусарский полк известная девица — кавалерист Надежда Дурова, под фамилией корнета Александрова. Начиная с 1806 года она служила в кавалерии, участвовала во многих боях и заслужила знак отличия Военного ордена. Будучи раненной, она оказалась в госпитале, где и открылось, что она — женщина. Об этом случае было доложено государю, который заинтересовался ею, пожелал ее видеть лично и затем разрешил ей остаться в армии с переводом в Мариупольский гусарский полк. В Великую войну 1812 года она снова отличается и становится известной всей России. После Бородина она была произведена в поручики и назначена ординарцем к Кутузову. Дослужившись до чина штабс-ротмистра, она вышла в отставку.

За период от 1810 до 1812 года в судьбе полка произошли некоторые перемены: 28 октября 1810 года из полков армейской и гвардейской кавалерии составлены были дивизии и бригады, и Мариупольский полк причислен был к 7-й пехотной дивизии 2-го корпуса. 12 октября 1811 года Мариупольский гусарский полк совместно с Сумским гусарским образовали 2-ю бригаду 3-й кавалерийской дивизии. Того же числа были выделены офицеры и нижние чины на сформирование Новгородского кирасирского, впоследствии 10-го драгунского полка. 14 марта 1812 года из запасных и резервных эскадронов повелено было составить восемь новых кавалерийских дивизий; на формирование 10-й кавалерийской дивизии Мариупольский полк выделил часть людей, совместно с Курляндским, Оренбургским и Иркутским драгунскими и Сумским гусарским. 2 мая того же года Мариупольский гусарский полк вошел в состав 3-го резервного кавалерийского корпуса, совместно с Оренбургским, Сибирским и Иркутским драгунскими полками.

Поручик Литовского уланского полка А.А. Александров (Н.А. Дурова)

Когда настал 1812 год, Мариупольский полк входил в состав 1-й Западной армии генерала Барклая де Толли и в 3-й кавалерийский корпус генерала графа Палена, части которого были сосредоточены в Виленской губернии у Лиды. Вместе с армией мариупольцы совершают отход на Ошмяны — Смор-гонь — Свенцяны и 20 июня прибывают в Дрисский укрепленный лагерь.

Командовал в это время мариупольцами полковник князь Иван Михайлович Вадбольский (1781–1861), служивший в обер-офицерских чинах в лб. — гв. Конном полку, в котором был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и золотою саблею. Вся боевая деятельность мариупольских гусар в войнах 1812–1814 годов неразрывно связана с именем этого лихого командира. Под его командованием полк участвует в ряде арьергардных боев — у Ошмян, при Козянах (здесь из полка, находившегося на аванпостах, выбыло из строя 40 гусар), Бешенковичах, у Полоцка и Витебска. После сражения у Смоленска Мариупольский полк входит в состав корпуса графа Орлова-Денисова и, когда корпус этот прикрывает отход нашей армии, участвует в деле у Лубны. Здесь, по «Описанию Отечественной войны 1812 года» А. Михайловского-Данилевского, «атака Мариупольского гусарского полка и казаками была произведена с полным успехом и пехота французская изрублена на месте».

Во время движения арьергарда армии от г. Вязьмы до с. Бородина 23 августа Мариупольского гусарского полка майор Лесовской отважно и с успехом выполнил данное ему поручение с 6 эскадронами командуемого им полка атаковать «несравненно превосходнейшую неприятельскую кавалерию под личным предводительством вице-короля италианского, что самое остановило и прочие силы неприятеля», за что награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (приказ генерал-лейтенанта Коновницына).

24 августа, в Бородинском бою, мариупольские гусары снова находились в 3-м кавалерийском корпусе генерал-адъютанта барона Корфа, заменившего заболевшего графа Палена. Корпус этот занимал центр нашего расположения и стоял сзади пехотного корпуса Дохтурова, как раз напротив Бородина. Когда около 10 часов утра войска маршала Нея завладели нашими флешами, наша пехота при содействии полков Мариупольского и Сумского гусарских, Курляндского и Оренбургского драгунских, «не обращая внимания на жестокий огонь неприятельских батарей, опрокинула французов и вытеснила их из флешей» (историк М. Богданович).

К полудню, когда неприятель обратил свои усилия на наш левый фланг и французская кавалерия стала окружать нашу пехоту, командир корпуса барон Корф приказал генерал-майору Дорохову произвести конную атаку. Дорохов выполнил этот приказ блестяще: «Выстроясь немедля, ударил он поспешно с Оренбургским драгунским полком в середину, а с Мариупольским гусарским и Курляндским драгунским во фланг неприятельской кавалерии, которая быстротой сей атаки была опрокинута и прогнана до самых их батарей» (рапорт генерал-адъютанта барона Корфа от 9 сентября 1812 года).

Участвовали мариупольцы и в конной атаке, когда кирасиры и уланы Латур-Мобура были брошены на наш центр, где завязался упорный бой и атаки следовали одна за другой. Здесь был ранен картечью в голову командир мариупольцев князь И.М. Вадбольский. Рана, полученная им, не была опасна и не помешала ему вернуться в свой полк уже после оставления нами Москвы. Когда начали действовать наши партизанские отряды, князю Вадбольскому было поручено начальствовать над одним из таких отрядов, составленным из мариупольских гусар и казаков. Его отряд с успехом действовал между Можайском, Москвою и Тартутином. Когда Дорохову было поручено взять г. Верею, отряду князя Вадбольского было приказано присоединиться к отряду Дорохова и состоять в его команде. На рассвете 28 сентября Верея была взята приступом. Из регулярной кавалерии в этом славном деле участвовали Мариупольский полк и четыре эскадрона елисаветградских гусар.

19 октября Мариупольский полк был назначен в отряд генерал-майора Ожаровского, который вел малую войну, нападая на неприятельские транспорты и мелкие отряды. Затем, войдя в состав авангарда Милорадовича, мариупольцы приняли участие во всех делах этого авангарда, а также в больших сражениях при Малоярославце, Вязьме и Красном. В бою под Вильно 5 декабря 1812 года унтер-офицером Мариупольского полка Пономаренко был захвачен «орел» 9-го кирасирского полка (находится в Эрмитаже).

3 января 1813 года Мариупольский гусарский полк был переформирован в шесть действующих эскадронов и один запасный. 13 апреля «за мужество и храбрость, оказанные в Отечественную войну», полку было пожаловано 27 серебряных труб с надписью «Мариупольскому полку за отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года» (Высочайшая грамота 4 июля 1826 года).

При новом распределении полков по дивизиям (27 декабря 1812 года) Мариупольский полк вошел в состав 2-й гусарской дивизии (полки Мариупольский, Александрийский, Ахтырский и Белорусский). В составе этой дивизии мариупольцы совершили походы 1813 и 1814 годов (в корпусе генерала от инфантерии барона Ф.В. Остен-Сакена, в Силезской армии Блюхера).

Наиболее славным делом мариупольских гусар в кампанию 1813 года было участие в сражении у р. Кацбах 14 августа. Сакен приказал начальнику 2-й гусарской дивизии князю Васильчикову атаковать французскую кавалерию. Около пяти часов вечера, в проливной дождь, при раскатах грома и блеске молний двинулись гусары в атаку: генерал-майор Юрковскйй с Мариупольским и Александрийским полками с фронта, а генерал-майор Ланской с Ахтырским и Белорусским ударил во фланг неприятеля. Французская кавалерия была опрокинута на собственную пехоту и привела ее в расстройство. Построясь в каре, французы пытались остановить гусар, но были сброшены в реку Кацбах. Гусары здесь взяли 30 орудий. За эту блестящую атаку Мариупольский гусарский полк (как и другие три полка дивизии) получил знаки на кивера с надписью «За отличие 14 августа 1813 года» (высочайше пожалованы 15 сентября 1813 года).

Другое славное кавалерийское дело — 5 октября у Мекерна на р. Парте, накануне Лейпцигского сражения. Около 10 часов вечера, когда части маршала Мармона делали перестроения, Блюхер приказал 2-й гусарской дивизии атаковать французскую кавалерию. Мариупольский и Ахтырский полки, двигавшиеся в походной колонне, не теряя времени на построение в линию, кинулись на неприятеля; за ними быстро следовали полки Александрийский и Белорусский. Неприятель встретил их сильным картечным огнем, но ничто не в состоянии было удержать их. Французская кавалерия уходит за свою пехоту. Гусары преследуют ее мимо неприятельской пехоты и артиллерии до самого моста через р. Парту и берут пять орудий. Французская пехота генерала Домбровского поспешно строится в каре и поражает смелых всадников ружейным огнем и картечью. Но гусары довершают блистательный подвиг и, окружив со всех сторон свою добычу: пять орудий и до 500 пленных, прокладывают себе оружием обратный путь к частям своего корпуса.

На следующий день, 6 октября, мариупольцы принимают участие в Битве народов под Лейпцигом, наступая на этот город с севера в составе корпуса Сакена. В ночь с 19 на 20 декабря полк у Мангейма переходит Рейн и вступает в пределы Франции. В половине января, находясь бессменно в авангарде, Мариупольский полк подошел к Нанси и Бриенну.

20 января 1814 года в сражении под Ла-Ротьером гусарам 2-й дивизии довелось снова одержать важный успех. Здесь они вместе с 3-й драгунской дивизией опрокинули кавалерию Пире, Кольбера и Гюйо, прорвали неприятельские линии и овладели 24-пушечною батареей. «При этой атаке, — пишет военный историк М. Богданович, — в особенности отличились Мариупольский гусарский и Курляндский драгунский полки». За это дело пять офицеров Мариупольского полка были награждены орденом Св. Георгия 4-й степени. Князь И.М. Вадбольский, раненный в этом сражении палашом, тем же орденом 3-й степени.

В кровопролитнейшем бою 28 февраля у Краона 2-я гусарская дивизия и 2-я бригада в особенности (александрийцы и мариупольцы) по восьми раз ходили в атаку на упорно наседавших французов. В этот день «Мариупольский гусарский полк, — пишет Михайловский-Данилевский, — в течение 3 часов лишился 22 штаб- и обер-офицеров». Из шести эскадронов осталось только два. Здесь же был смертельно ранен и начальник дивизии С.Н. Ланской. (Сергей Николаевич Ланской прежде служил в Мариупольском полку, в котором в 1805 году в чине полковника был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени за дело у Рожница 8 ноября. Впоследствии был флигель-адъютантом и кавалером ордена Св. Георгия 3-й степени.) В марте Силезская армия соединилась с Главной армией, и 13-го числа мариупольцы принимают участие в сражении при Фер-Шампенуазе; прибыв к концу боя, они довершают поражение французских пехотных каре, целый день геройски отбивавшихся от русских атак.

Участвовать в битве под самым Парижем Мариупольскому полку не пришлось. 2-я гусарская дивизия, за полтора месяца потерявшая значительную часть своего личного состава, была отведена к г. Мо и несла здесь службу по наблюдению за переправами через Марну.

Уже после заключения мира мариупольцы вместе с дивизией перешли из Мо в селение Ла-Виллет, бывшее тогда пригородом Парижа. Отсюда они, в корпусе генерала Бороздина, перешли в Арденнский департамент, а в мае 1814 года двинулись в Россию и в августе вступили на родную землю, заняв квартиры в Киевской губернии, у г. Сквири. Но недолго пришлось отдыхать. Уже весной 1815 года мариупольцы были вновь отправлены в поход во Францию.

Когда гусары шли по Германии, то один очевидец так описывал свои впечатления: «Я видел в Нюренберге проход дивизии, составленной из полков Ахтырского, Александрийского, Белорусского и Мариупольского. За всю жизнь не видел я такого прекрасного зрелища; можно подумать, что люди идут на парад, и дивишься, видя солдат с двумя и тремя медалями… Лошади у этих полков таковы, что частный человек не пожелал бы для себя лучших…» В Мариупольском полку было 16 офицеров, украшенных орденом Св. Георгия, получивших эту награду в период Наполеоновских войн с 1805 по 1814 год. В половине июня мариупольцы переправились вторично через Рейн у Мангейма и в начале августа стали в окрестностях Парижа. 26 августа они представлялись на высочайшем смотре императору Александру I в г. Вертю. Бывший командир мариупольцев князь И.М. Вадбольский, произведенный тогда уже в генерал-майоры, командовал бригадой, в которую входили мариупольцы. В половине сентября русские войска вернулись в Россию.

По материалам журнала «Военная быль»

 

Русский флот во время Наполеоновских войн

Период наших войн с Наполеоном начался в 1804 году. В то время победы адмирала Ф.Ф. Ушакова были еще свежи у всех в памяти, и для укрепления русского влияния на Средиземном и Адриатическом морях была послана эскадра адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина. Эскадра эта, идя из Балтийского моря, встретила на своем пути английский флот, возвращающийся после Трафальгара под приспущенным флагом мертвого Нельсона.

В 1806 году адмирал Сенявин начал военные действия против французов. Наполеону удалось поднять против России мусульман, и у Сенявина оказался и второй противник — турки. Настоящая заметка не имеет своей задачей описания блестящих действий русского флота и его победоносных десантов под командой адмирала Сенявина, но победный гром сенявинских пушек, в самых уязвимых для Наполеона местах, при иной обстановке мог бы заглушить раскаты залпов Аустерлица.

Уже сложная политическая обстановка, после Тильзитского мира, когда французы из врагов стали союзниками, сделалась совсем необычайной. Отдельные корабли Сенявина попали в распоряжение Наполеона. Русское правительство не проявило достаточного внимания к этому театру войны и к своему флоту, а император Александр I не оценил русского адмирала, «Нельсону равного».

Наступивший 1812 год поставил перед Балтийским флотом задачу обороны Санкт-Петербурга и действия на морские коммуникационные линии Наполеона. Речные флотилии сражались в армии Витгенштейна.

Мелкосидящие французские суда проходили Голштинским каналом, вне досягаемости огня глубоко сидящих английских судов, и, пользуясь морскими путями, Наполеон старался сосредоточить на Балтийском побережье запасы, необходимые Великой армии на зиму, но в Балтийском море русские канонерские лодки и речные флотилии, под командой адмиралов Р.В. Кроуна, А.В. фон Моллера и Е.Е. Тета, беспрерывно атакуя караваны и сражаясь с французскими кораблями, не допустили их к Риге и под Митавой уничтожили все военные запасы, заготовленные для Великой армии.

За несколько дней до Бородина англо-русская эскадра произвела демонстрацию под Данцигом, и можно думать, что вести о русских морских успехах, на Балтийском побережье дошли до Наполеона накануне Бородинского боя. Так ли это, пока точно неизвестно, но благодаря удачным действиям Балтийского флота Великая армия лишилась всей части своего снабжения, шедшей морскими путями.

На суше, в Отечественную войну, сражался гвардейский экипаж. В 1912 году, к столетию войны, на Бородинском поле его подвигам был поставлен памятник. Всем известна прекрасная картина, изображающая почетный караул от гвардейского экипажа в Тюильрийском дворце после взятия Парижа.

Во время Наполеоновских войн и непосредственно после заключения мира прославили Андреевский флаг экспедиции И.Ф. Крузенштерна, В.М. Головнина, Ю.Ф. Лисянского, Ф.Ф. Беллинсгаузена и других, открывшие ряд островов и назвавшие их русскими именами, почерпнутыми в Отечественной войне. Увы, и тут сказалось общее невнимание Александровской эпохи к флоту. Правительство отказалось от всех этих приобретений, и попытки присоединения к Российской Короне вновь открытых островов потерпели неудачу.

А.С. Крапивин

Встреча трех императоров в Тильзите. Гравюра Ж.-Ф-.Ж. Свебаха и Г. Куше

 

Флот и память об Отечественной войне

Флот сделал все, чтобы славу двенадцатого года распространить возможно дальше, даже в страны, лежащие вне пяти частей света.

Привожу относящиеся к Отечественной войне названия земель и островов, открытых русскими моряками.

В Северном Великом океане — остров Кутузова (лейтенант Коцебу на бриге «Рюрик» в 1816 г.), острова Бородино (лейтенант Понафидин на корабле «Бородино» в 1820 г.), острова фон Моллера (кап. лейт. Станюкович в 1823 г.).

В Южном Великом океане — острова Ермолова, фон Моллера, князя Волконского, князя Голенищева-Кутузова-Смоленского, генерала Раевского, генерала графа Остен-Сакен (кап. 2-го р. Беллинсгаузен на шлюпе «Восток» и лейт. Лазарев на шлюпе «Мирный» в 1820 г.).

В Южном Ледовитом океане (у Южного полюса) — берег Императора Александра I, острова Бородино, Малый Ярославец, Смоленск, Полоцк и адмирала Шишкова (кап. 2-го р. Беллинсгаузен на шлюпе «Восток» и лейт. Лазарев на шлюпе «Мирный» в 1821 г.).

А.Л. Геринг

 

Казаки Отечественной войны в глазах англичан

Разгром Россией наполеоновских полчищ в 1812 г. вызвал подъем духовной жизни народов; творческий дух человека увековечил эти события в скульптуре, живописи, нумизматике, в исторических и литературных произведениях и в графике. Русские нумизматические памятки этого незабвенного года (не считая позднейшей серии медалей гр. Ф. Толстого) чрезвычайно бедны, в сравнении с иностранной продукцией; зато немало так называемых repousses, односторонних медальонов, с изображениями, выдавленными в металле; они накладывались на крышки табакерок или носились дамами как брошки. На них были изображены император Александр I (редко — и его супруга Елизавета), Кутузов (но не Барклай де Толли, кому должное было отдано позднее),

Витгенштейн и два казацких графа — Платов и Орлов-Денисов. Те же изображения воспроизводились на современных русских (и иностранных) фарфоре и хрустале (казаки особенно входили в моду).

Количественно преобладали карикатуры на Наполеона и его истерзанную армию, созданные в России Ив. Теребеневым и др. (с таким успехом копировавшиеся в Англии Крукшенком, в чем с трудом сознались впоследствии британские исследователи), и в этой области иностранцы, очевидно, были еще более плодовиты: не было страны, в которой издевки над Наполеоном не были увековечены в карикатурах. Несколько отвлекаясь от темы, интересно познакомиться с воспоминаниями современников по поводу распространения карикатур в России. В записках врача гвардейского (Французского) корпуса де ла Флиза, попавшего в плен под Красным в 1812 г., читаем следующие строки о его посещении имения помещика Покорского (Мглинского уезда): «…Покорский сказал мне посмотреть, и я заметил, что он очень желал мне их показать; он повел меня в эту комнату и с холодной усмешкой представил мне целый ряд раскрашенных гравюр — карикатур, — развешанных на стенах… Это была картина всех бедствий московского отступлении и до того верная в самом преувеличении, что она представляла уже не вымысел, а горькую действительность. И эти сцены вместо жалости возбуждали дикий хохот в русском помещике!..»

Итак, француз доктор по достоинству понял, прочувствовал и оценил русские карикатуры, но не мешало бы ему вспомнить поговорку: «Rira bien qui rirale dernier».

На русских карикатурах встречаются и казаки, но на иностранных, особенно английских и немецких, казаки доминируют и поэтому создается впечатление (у иностранцев), что «казак» гнал французов из России, что это он выиграл Лейпцигскую битву и в клетке отвез Наполеона на остров Эльба, а позднее наводил страх на парижанок…

Англичане, чествуя в Лондоне казака Землянухина в 1813 г. и атамана Платова в 1814 г., всецело отдали дань преклонения перед казаками (недаром император Александр I дипломатически прихватил с собою в Лондон одного графа Платова!). Попавшаяся мне редкая книжица поясняет, почему казаки, и только они, осуществили английскую мечту об уничтожении Наполеона. В ней доказывается, что квинтэссенцией русского народа были и есть казаки. Книга эта напечатана в Эдинбурге в 1814 г., в 16°, на 107 страницах; ее заглавие: «A Concise History of the Cossacks including a sketch of the Customs of the Greek Church, by Samuel Killte, author of lectures on the Apocalyptical Espistles…» (т. е. «Краткая история казаков, включая очерк обычаев греческой церкви, составил Самуил Киттль — автор лекций об Апокалиптических посланиях…»). Итак, автор интересуется религией и потому в своем труде анализирует православие (отдавая преимущество англиканству — очевидно); возлагает большие надежды на «Библейское общество», квакеров и т. п., начавших уже проникать в Россию при содействии кн. А.Н. Голицына и присных, и видит в казаках кандидатов в проповедников христианства — среди магометан и язычников, населявших окраины России на юге и востоке… (Кстати, следствием этих англиканских мечтаний появились «Ланкастерские войсковые школы», игравшие у нас известную роль до 60-х гг. XIX столетия).

В начале книги видим гравированный портрет в рост знакомого уже нам казака Землянухина (это — тринадцатый, не описанный, его портрет), в конце книги — Землянухину посвящены еще три страницы, описывающие его пребывание в Лондоне в мае 1813 г. (подробное повествование напечатано мною в № 4 «Военно-исторического вестника» 1954 г.).

Приступаю к краткому изложению содержания этой любопытной книжки. В предисловии автор поясняет, что предпринял он свой труд для просвещения британской молодежи — вследствие всеобщего увлечения казаками в «настоящее» время — и что все данные почерпнуты им из ряда воспоминаний путешественников по России, начиная с труда Брауна «История казаков и их войн с Польшей», напечатанного в 1672 г. В нем нашел он первое известие о казаках, а именно — что «польские казаки, служившие в войсках греческого императора в 948 г., были им рекомендованы польскому королю и, следовательно, прозвище "казаки" восходит к классической эпохе…» Казаки, мол, — народ свободный, интеллигентный; они отстаивали свои права на свободу верования и наброшенного на них позорного рабства, — вели долгие войны против Польши, и потому автор утверждает, что, истребив казаков, поляки сами нанесли себе первый удар по своей независимости. Автору безразлично, одинакового ли происхождения «русские» и «польские» казаки, а важно то, что все казаки объединены одной религией, что теперь им доверена охрана границ могущественной Российской империи, окруженной разнообразными магометанскими и языческими племенами, с которыми казаки непрестанно сталкиваются. Следовательно, автор в этом уверен, будет весьма легко навербовать известное количество казаков, которые… будут проповедовать Св. Писание среди этих непросвещенных соседей, например во время… ярмарок, причем автор ссылается на достигнутые таким способом успехи — в Восточной Индии!..

В главе о происхождении «казачьих племен» автор заявляет, что это точно никогда установлено не было; некоторые, мол, историки утверждают, что казаки — польского происхождения, как и их язык; другие — находят их предков в стране «Кассахра», части нынешней Черкесии, в соседстве «горы Кавка». Но, согласно истории, исповедуемой самими казаками, их предки эмигрировали из… Греции, не были допущены в среду «народа Азова» — и потому основали свою столицу севернее, назвав ее «Черкасской»; размножились они быстро — благодаря «конституционному закону», дающему право гражданства всем желающим стать казаком; и потому казаки являются смесью русских, поляков, татар, черкесов, калмыков, армян, греков и турок… Рассуждая об этимологическом происхождении слова «казак», автор ссылается на мнения нескольких ученых; например, что слово «казак» происходит от польского слова «коза», подвижностью которой одарены эти воины; а может быть, и потому, что казаки одевались в козьи шкуры; еще существует мнение, что слово «казак» означает «бродяга», ибо казаки неусидчивы и живут грабежами; наконец, будто это слово происходит от «каса» = «мыс»…

Две последующие главы посвящены польско-казачьим взаимоотношениям и войнам между ними; затем следует описание «знакомства» казаков с русскими: «Казаки связались с Россией не позже 1021 года, когда русские под предводительством князя "Мистислава" покорили страну, примыкающую к горе Кавказ, — Кабарду; так как Русь не ранее 900 года приняла христианство, т. е. немного ранее покорения казаков, — следовательно, включение в свою среду народа, уже ранее исповедовавшего христианство (т. е. казаков), несомненно, очень повлияло на духовную сторону русских: культурность и храбрость казаков вынудила русских отнестись к ним с особой учтивостью». Затем автор всесторонне описывает казаков: «…первое впечатление, производимое казаками, — это их чрезвычайно воинственный вид, благородный, величественный! Приподнятые брови, темные усы; высокий головной убор из черной шерсти — с мешком, с султаном и шнурами, с белой кокардой. Казак держится прямо, легко и элегантно ходит, все это выявляет его значительность; казаки одеваются богаче всех прочих русских; их форма состоит из синего сюртука на шелковой подкладке, застегнутого на груди крючками; под сюртуком — шелковый жилет, внизу прикрытый шарфом; широкие, длинные брюки — из того же материала или белого плиса; все это — исключительной чистоты; шаровары охватывают тело выше талии и спускаются на сапоги; в мирной, домашней обстановке казак носит в руке трость с набалдашником из слоновой кости; сабля одевается во время путешествий, на войне, когда казак верхом. Но, повторяю, самое красивое — это шапка, украшающая каждое лицо, она увеличивает рост и вместе с… бакенбардами придает воинственный вид самой… невзрачной фигуре. Они подстригают волосы вокруг головы, но на маковке оставляют хвост; их волосы — прямые, густые, темные. Их шарфы бывают желтого, зеленого или красного цвета, чаще всего черного; они носят большие, военные перчатки (!). Во всем свете нет народа, носящего более чистой одежды — будь то молодежь или старики; их руки всегда чисты, волосы избавлены от насекомых, их зубы белы, цвет лица чист и здоров… На действительной службе каждый (!) казак должен иметь… две лошади: одну верховую, другую — подвьючную для разных запасов. Вооружение состоит из пики, длинной в 12 футов, со стальным наконечником и небольшим флажком, пары пистолетов с патронташем; сабли без эфеса и нагайки, сплетенной из кожи, толщиной в большой палец, висящей на кисти правой руки; нагайка употребляется для подбадривания коня и против… побежденного неприятеля (!). Некоторые казаки живут очень богато, пользуясь всеми… тонкостями и роскошью самых цивилизованных народов (!). Более бедные обеспечены хорошей пищей и имеют больше водки, чем могут выпить; порядок и согласие всегда поддерживается в станицах. Казачья пляска очень похожа на английский народный танец, хотя сопровождается свистом и визгом; они поводят головой от плеча к плечу и держат руки около ушей; в общем — все схоже с китайскими и татарскими танцами…»

Затем следует подробный разбор (вопрос, близкий автору) религии казаков — сопричастной греческой; выводы автора: праздники — чуть ли не каждый день; чрезвычайное количество церемоний привело к тому, что они с большим усердием преклоняются перед пустячными, причудливыми обрядами, чем поддерживая доктрины и повинуясь заповедям; проповеди слушают редко, иногда только в Великом посту; знание катехизиса — ничтожно, и потому понятие о христианстве сведено к знакомству с внешней обрядностью; это не истая набожность, а театр; амулеты и талисманы очень распространены и носятся в карманах; они воздвигают частные каплицы в честь любимых святых и не жалеют денег, украшая картины, писанные масляными красками, называемые «Бог» и «Образ». Белое духовенство особенно не подготовлено к исполнению своих обязанностей; приходские священники еле читают и пишут; церковная служба руководится правилами, изложенными в 20 огромных томах, и т. д. (Автор, который, очевидно, никогда в России не был, ссылается тут на ряд англиканских духовных трудов.)

Следует обзор отдельных казачьих войск, начиная с Донского (между прочим, автор говорит, что в 200 милях вверх по Дону от станицы Землянской находятся остатки крепости, построенной Александром Македонским…); донские казачки в общем, «beautiful» (т. е. прекрасны, красивы), но их одежда странновата: замужние носят шляпы вроде епископской митры, а девицы — индийские платочки. Лавки главных городов хорошо снабжены всеми предметами роскоши… и в них можно найти все для комфорта и удобства цивилизованного народа… В Черкасской имеется общественная «академия», в которой преподаются разные иностранные языки, геометрия, механика, география, история, арифметика и пр., в которой воспитываются все офицерские дети… Главные города Войска Донского называются «Черкасской» и «Казанской», оба на реке Дон; дома преимущественно деревянные на столбах, ибо во время разлива реки весь город наводняется, кроме места, где высится собор. Население этих городов очень весело и общительно; часто устраиваются балы и вечеринки; был и театр, но теперь он… запрещен! В особенности празднуется день прибытия огнеприпасов, посылаемых русским правительством. Недавно казаки начали строить новый город на берегу Аксая, который будет соперничать с любым другим русским городом!.. Их церкви гораздо лучше построены (и в смысле архитектуры и внутренних украшений), чем наши английские… казачьи дома гораздо лучше русских… Количество населения точно неизвестно, ибо казаки не разрешают производить перепись населения на своей территории!.. Потом следует описания — «Сечи, или малороссийских казаков», «черноморских и запорожских казаков», «волжских», «гребенских», «оренбургских», «уральских» и «сибирских» казаков.

В конце этой курьезной, почти комической книжки, запечатлевшей (наравне с карикатурами) британское увлечение казаками 1812–1814 гг. (но не далее), находим четыре добавления. Остановимся на первом и четвертом (второе повторяет землянухинский анекдот, а третье содержит краткие географические и статистические данные о России).

Первое добавление озаглавлено: «План формирования казачьих полков»; вот дословный перевод его: «Мистер Друвилл, капитан кавалерии, вручил герцогу Йорскому, как главнокомандующему великобританской армией, проект сформирования корпуса пикинеров, или легкой кавалерии, по примеру казаков. Мистер Друвилл предлагает нижеследующий штат каждой сотни:

подъесаул — 1

хорунжих — 2

подхорунжих — 4

урядников — 8

рядовых — 86

трубачей — 2.

Итого, включая офицеров — 104.

Каждый полк состоит из восьми сотен, или 832 человек, включая офицеров, составляя 4 дивизиона. Цвет формы — зелено-травянистый с небесно-голубым прикладом. Длина пики — 10 футов, с флюгером национальных цветов, прикрепленным ниже наконечника».

Одно лишь заглавие четвертого дополнения вполне отражает апокалиптические мечты автора книжки, но тут он базируется уже на данных, доставленных прямо из Петербурга. Заглавие дополнения гласит: «Усилия для морального и религиозного усовершенствования Российской империи»; следуют сообщения петербургского корреспондента: «23 января 1813 года проект российского "Библейского общества" был предложен собранию из 40 лиц в доме кн. А.Н. Голицина (министра народного просвещения и духовных дел!). Когда присутствующие заняли места, был прочтен Императорский Указ, разрешавший учреждение "Библейского общества", с центральным управлением в Петербурге, и его устав. Председателем единогласно избран кн. А.Н. Голицын… Поражало единодушие членов собрания, состоявшего из православных, армян, католиков, лютеран и кальвинистов… Отныне (?!) проповедь Слова Божия распространится от Балтийского моря до Восточного океана, от Ледовитого океана до Черного моря и границ Китая?!!» Следующее сообщение гласило: «20 февраля 1813 года состоялось второе собрание "Библейского общества"; отчет прочел г. Попов; уже 7000 Библий было отпечатано для бесплатной раздачи… Внесен ряд предложений: 1) немедленно напечатать немецкую Библию; 2) выдать пленным Новый Завет; 3) учредить в Петербурге склад "Библейского общества", который будет снабжать Библией каждого на его языке… Император очень доволен открытием этого общества и обещал помочь; Его Величество и другие члены Императорской Фамилии всем сердцем пошли навстречу этому доброму делу…» 2 декабря из Петербурга писали: «"Общество" печатает Библию на калмыцком, армянским, финском, немецком, польском, французском, славянском, эстонском и латышском языках, намечено печатание на языках исландском, шведском и лапландском… Со всех концов России поступают просьбы о присылке Библии, а из Сибири тобольский губернатор, вместе с двумя князьями-язычниками, прислал пожертвование!!!»

Лейб-гвардии казачий чин и крымский казак. С французской гравюры

Мы обязаны автору весело проведенным временем при чтении его «казачьей истории»; подобные «истории» печатаются и в наше время…

В. Г. фон Рихтер