Крупные, мясистые, осыпанные рыжими веснушками руки Малахина, лежавшие на столе, поверх деловых бумаг, дрогнули и вслед за этим мелко-мелко засуетились, в ненужной заботе и тщательности прибирая стол, – и это была единственная видимая со стороны реакция Малахина; все же прочее осталось в нем почти без всяких изменений, если не считать еще розовую краску, проступившую у него за ушами и на складках шеи.

Всего ожидал Максим Петрович – бурного протеста, пререканий, требования подробных разъяснений, но только не того, что произошло – что Малахин после первых же слов точно онемеет и станет покорно, ни о чем не спрашивая, собираться.

Он закрыл крышечками чернильницы в гнездах на мраморной доске, – одна была с фиолетовыми, а другая с красными чернилами, для резолюций, – поставил в пластиковый стакан шестигранные цветные карандаши. Вошла сотрудница с деловым озабоченным видом, – для всех в конторе это был еще обычный, будничный, трудовой день и шла обычная, будничная работа, – подала Малахину стопку листков, сказав: «Вот эти разнарядки, Яков Семеныч, что вы хотели посмотреть». Малахин молча принял бумаги, молча положил на левый угол стола, в стопку других бумаг, под пресс, – положил, аккуратно подровняв краешки, как будто ему предстояла совсем недолгая отлучка и он должен был вскоре вернуться назад, сюда, в этот свой кабинет, за этот свой массивный, под зеленым сукном стол, к мраморному чернильному прибору и карандашам, к этим сложенным на углу стола бумагам, принесенным к нему на рассмотрение и подпись…

«Сказать, чтоб передал заму печать и ключи от сейфа? – подумал Максим Петрович. – Это всех перебудоражит… Сделаем сами, потом…»

Через конторские комнаты и длинный коридор, ведущий к выходу, они прошли рядом. Это ни в ком не возбудило любопытства, сидевшие за столами служащие даже не подняли на них глаза.

Попавшийся навстречу в коридоре сотрудник спросил у Малахина: «Вы в райисполком, Яков Семеныч?» Еще один человек, как видно, посетитель, при виде идущего Малахина поспешно отступил с дороги, поспешно снял шапку, поспешно вынул из кармана какую-то бумажку со штампом и протянул Малахину, говоря: «Вот отношение, Яков Семеныч. Нужна ваша резолюция…»

Малахин даже не повернул головы. Он шагал грузно, сгорбленно, вряд ли что видя по сторонам, вряд ли слыша обращенные к нему вопросы.