Максим Петрович едва успевал записывать.

«…я сказал ему: «Валера, выручи!», на что тот ответил, что он получил извещение об автомашине и в данный момент ему самому нужна вышеназванная сумма. Я сказал: «Что же, неужели не можешь сделать для меня, по-родственному?» Он сказал: «При чем тут родственность? Я два года ждал очереди, а теперь ты мне про какую-то родственность говоришь!» Тогда я сказал, что эти деньги мне все равно что жизнь или смерть, но он и на это не реагировал и сказал, что не даст…»

– Для чего вам нужны были такие большие деньги? – спросил Максим Петрович.

Малахин замялся.

– В прятки будем играть? – сурово сказал Муратов.

«Я был нервно настроен, и он, заметив это, спросил, зачем мне деньги. На что я откровенно признался, что так как ожидаю ревизию, мне необходимо покрыть недостачу. Он удивился и сказал: «Вон что, оказывается!», и заявил твердо, что на подобные махинации, если бы и не машина, то все равно не дал бы. Тогда я стал укорять его за черствость, закричал на него: «Ты понимаешь, что мне за это – решетка?» На это он ничего не сказал, начал ходить по комнате…»

– В доме, кроме вас и Извалова, еще кто-нибудь в это время находился? – спросил Щетинин, отрываясь от записи.

– Нет, никого не было, – сказал Малахин. – Свояченица с дочкой перед этим ушли в школу.

– Хорошо, продолжайте.

«Я подумал: что же это он молчит и ходит? Может быть, еще решится, даст? У меня появилась надежда, что он мне все же даст денег. Но он, прекратив ходьбу, остановился и спросил: «Ты коммунист?» Я ответил, что да, зачем он спрашивает, это ему хорошо известно. Тогда он сказал, что я должен пойти в прокуратуру и сам лично заявить о растрате. Я сказал: «Ты что – в уме? Меня же посадят!» После чего он засмеялся и сказал: «А ты что, думал, тебе за это орден дадут?» Меня эти его слова очень обидели, такое отношение ко мне, и я даже заплакал от обиды…»

Голос Малахина прервался, лицо побагровело, покрылось капельками пота, рука потянулась к горлу. Судорожными движениями дрожащих пальцев он снова попытался расстегнуть пуговицу на воротнике, и снова ничего у него не вышло. Тогда он с силой рванул воротник, и оторванная пуговица упала на пол, покатилась под шкаф.

– Итак, вы заплакали, – сказал Максим Петрович, откладывая исписанный лист.

«…заплакал от обиды, а он сказал, что плакать тут нечего, надо идти заявлять. Я сказал, как же я пойду заявлять, когда это для меня все равно что смерть, у меня семья, дети, я не могу их так бросить на произвол судьбы. Он сказал: «Если ты не заявишь, так заявлю я». После чего мы крепко поругались и я уехал.»

– Куда же вы уехали? – спросил Максим Петрович.

«Я уехал домой, весь день пробыл в конторе и все думал, как быть, как устроить так, чтобы обмануть бдительность ревизоров, но это было невозможно, могли помочь только деньги, а именно сумма в пять тысяч триста рублей. И вдруг я вспомнил, что Извалов В. А. пригрозил сам пойти заявить на меня, значит, никакие деньги не помогли бы. Я увидел тогда, что мне остается или идти под суд, или…»

Малахин запнулся.

– Или – что? – спросил Максим Петрович.

– Или… убрать Извалова, – тихо, почти шепотом, сказал Малахин.

– То есть – убить?

– Да.

– Тем более, – заметил Муратов, – что после смерти Извалова вы, конечно, легко бы получили заем от Евгении Васильевны. Так ведь?

– Да, сначала у меня были такие соображения, – сказал Малахин.

– Продолжайте, пожалуйста.

«…или идти под суд, или убить Извалова В. А. Но я не знал, как это сделать. Восьмого числа Изваловы всей семьей должны были приехать к нам в гости, но приехала одна Извалова Е. В. с дочерью. Она сообщила, что Извалов В. Л. остался встречать какого-то своего старого товарища и приедет только завтра, девятого. Кроме того, она рассказала, что позавчера у них было происшествие: к их дому пришел пьяный Авдохин, палкой разбил стекло и угрожал Валерьяну Александровичу, кричал на всю улицу, что убьет его. Я сразу сообразил, что для замышленного мною, то есть убийства Извалова В. А., это является очень удобным случаем, первое – что они со своим другом вечером выпьют как следует, будут крепко спать, и второе – что Авдохин грозился убить Извалова В. А., следовательно, подозрения падут на него, Авдохина. Я долго раздумывал и в конце концов у меня сложился следующий план: поехать ночью в Садовое и убить Извалова В. А.».

– Одного Извалова? – прищурился Муратов. – Ведь вы же знали, что у него ночует его друг.

– Да, верно, но я не собирался его убивать. Мне было известно, что сам Извалов спит на веранде, и я так полагал, что гостя он уложит спать в доме. А оказалось, что они спали оба на веранде, на одной кровати…

– Ну, хорошо, – сказал Максим Петрович. – А если бы Артамонов, как вы предполагали, действительно находился в доме? Ведь все равно пришлось бы и его убивать, поскольку деньги-то были в спальне?

– Я сперва не думал о деньгах, – сказал Малахин. – Это уже потом… когда все произошло…

– Допустим, – явно сомневаясь в правдивости малахинских слов, кивнул головой Максим Петрович. – Продолжайте. Значит, вы решили ехать ночью в Садовое. Дальше?

– Минуточку, – обратился Муратов к Малахину. – Машина ваша где находилась этой ночью?

«Машина ночевала у меня во дворе. Я ее заранее поставил к себе, чтобы ночью не ходить в гараж, избежать лишних свидетелей. Я так волновался, что, отъехав километров пять, лишь тогда сообразил, что у меня нет орудия убийства. Но я вспомнил, что под шоферским сиденьем имеется ящик с инструментом, в котором я видел большой гаечный ключ. Я остановил машину на полпути, разыскал ключ и положил его рядом с собой на сиденье, чтобы не искать его по приезде в Садовое. Когда завиднелось село, передо мной встал вопрос: куда деть машину? Я решил оставить ее в роще, неподалеку от изваловского дома, что и выполнил. После чего я взял ключ и пошел к дому Извалова В. А., подойдя к каковому, убедился, что там потушен свет и, по всей видимости, находящиеся в доме Извалов и его товарищ спят. Я осторожно открыл калитку, подошел к двери на веранду, прислушался и услышал сильный храп двух человек, из чего заключил, что оба спят на веранде.»

– Собака на вас не лаяла? – поинтересовался Муратов.

– Не помню… Ах да! Сперва кинулась было, но я подошел к ней, и она узнала меня, замолчала.

– Вот тут-то вы и обнаружили эту штучку? – Максим Петрович слегка приподнял над столом топор. – Так?

– Да, да… – Малахина передернуло, он заметно побледнел. – Я споткнулся о дровосеку и увидел…

– Продолжайте, – удовлетворенно сказал Максим Петрович.

«Я знал, что в доме ночуют двое, но, когда услышал храп двух человек, из которых один был мне совершенно незнаком, а другой, Извалов В А., был известен мне как человек физически очень сильный, я усумнился в надежности своего орудия – ключа. Он показался мне слишком легким. Поэтому, обнаружив в дровосеке топор, я взял его с собой, а ключ спрятал в кустах малинника. Затем я еще некоторое время постоял около двери, послушал и понял, что находившиеся на веранде люди спали глубоко. Тогда я отворил дверь и вошел на веранду, где сразу обнаружил спящих, и, подойдя к ним вплотную, изо всех сил ударил в голову сначала Извалова В. А., а потом и другого.»

– Что же, после вашего первого удара тот, другой, Артамонов, так и не проснулся? – спросил Максим Петрович.

– По-моему, нет, – ответил Малахин, слегка поеживаясь, словно от озноба, видимо, вспомнив страшную картину убийства. – Пожалуйста, – снова покрываясь потом, задыхаясь, хрипло проговорил он. – Извините…

Он вынул из внутреннего кармана стеклянную трубочку с валидолом, с трудом, промахиваясь, дрожащими пальцами вытащил из нее ватную затычку и положил в рот таблетку.

– Зачем вы поставили в сенях топор к стене? – подождав, пока Малахин успокоится, спросил Муратов.

– Ну… как – зачем? – удивился Малахин. – Чтобы не мешал искать деньги.

– Но ведь вы же только что говорили, что не думали о деньгах?

– Да, сперва не думал. А как все это произошло, тогда явилась мысль, что раз уж пошел на такое дело, так чего же и деньги не взять… Все равно ведь.

– Вы знали, где они находятся? – задал вопрос Щетинин.

– Да, знал.

– Ну, давайте, рассказывайте.

«Я знал, где находятся деньги, потому что Извалова Е. В. рассказала, как муж, получив из сберкассы деньги, положил их в ящик своего письменного стола, но она запротестовала, сказав, что это место ненадежно, поскольку комната проходная, после чего взяла и спрятала их у себя в спальне, в правом ящике комода, под бельем. Когда я убедился, что Извалов В. А. и его товарищ (Артамонов С. И.) мертвы, я поставил топор к стене и пошел в спальню с целью взять деньги из верхнего правого ящика комода. Однако их там не оказалось. Я понял, что они перепрятаны Изваловым в другое место, но нервы мои были так напряжены, что искать их сразу же, непосредственно после убийства, я был не в состоянии. Захватив с собой топор, я ушел из дома, направился к авдохинскому колодцу и кинул его туда. Выполнив это, я разыскал в кустах свою машину и поехал домой.»

– И только лишь по дороге вспомнили, что забыли на дворе у Извалова гаечный ключ, – сказал Максим Петрович.

– Совершенно верно. Уже подъезжая к дому. Но не было сил возвращаться, да и опасно показалось – наступал рассвет…

– И вы не сделали попытки на другой же день взять его?

– Как же, первым делом. Но когда мы со свояченицей приехали в Садовое, на дворе толпилась уйма народу. А я, наверно, сгоряча, позабыл, куда его сунул. Походил в кустах, поискал, но без результата… Между прочим, я много раз пытался его уже после найти. Была такая мысль, что его просто затоптали в малиннике: весенняя почва, грязь, прелая листва… Ну, вы понимаете, не мог же он сквозь землю провалиться!

– Но ведь вы, надо полагать, и деньги пробовали искать? – спросил Максим Петрович.

– Четыре раза приезжал потом, когда уже Евгения Васильевна к нам переселилась. Все перерыл, буквально… Кто ж мог подумать, что они – в пианино?

– Действительно, – согласился Максим Петрович, – кто бы мог… Ну, что ж, Яков Семеныч, теперь распишитесь. Вот тут… и тут…

И он, один за другим, стал подавать Малахину листы протокола.

Муратов выдвинул ящик стола, покопавшись там, извлек портсигар, и принялся перекладывать в него из новой пачки папиросы причем делал он это так бережно, старательно, как будто для него сейчас не было важнее и ответственнее задачи, как половчей, поаккуратней подсунуть эти папиросы под тесьмяную перемычку портсигарной крышки.

А Костя был занят своим делом.

Опустившись на корточки, он вытащил из-под шкафа закатившуюся туда малахинскую пуговицу, завернул ее в вырванный из записной книжки чистый листок и тщательно запрятал в бумажник…