Спокойствие, только спокойствие, твердила я себе. Проблему надо решать хладнокровно.

— Меня не предупредили, что вы курите, — умудрилась прохрипеть я.

— Только не сигареты, я не прикасаюсь к сигаретам. Они убивают.

Ну да.

— Но ганджубас — другое дело!

Вот оно.

— А ты любишь ганджубас? — Сквозь звон в ушах донесся вопрос Альфреда Джекмена.

Возьми себя в руки. Ты справишься. Или надо сбежать. Ральф стоял рядом с металлоискателем и все еще смеялся, показывая мне большой палец.

— Нет, мистер Джекмен, я не люблю ганджубас, — произнесла я звенящим от напряжения голосом. Хотя так ли это?

— Жаль. У меня отличная трава из Канады. Попробуй, детка.

Ужасно хотелось сесть. И несколько месяцев не вставать.

— Я думала, вы ездите в Канаду за «Липитором», «Нексиумом» и другими необходимыми вам лекарствами, — набросилась я на него. — Вот что вы мне сказали. Вот на что я подписалась.

Он выглядел слегка обиженным, как настоящий наркоман.

— Ну да, — ответил он. — Но трава там тоже очень дешевая. И она помогает унять боль.

Я собрала остатки жалости. Старик постоянно мучается от боли. Это главное. А то, что в стране не хватает лекарств для престарелых, превращает его последние дни в непрерывный кошмар. Что страшного в том, что он отыскал немного любви и заботы в косяке? Я решила взглянуть на этот казус свежим, менее мстительным взглядом.

— Сойдет и попкорн, если у вас нет чипсов, — заявил Джекмен.

«Блэкберри» пытался провертеть дыру в моем бедре, и я, даже не глядя на часы, поняла, что уже больше половины десятого. Слушание началось. Надо что-то делать. Как только журналисты подошли к пропускному пункту, я взяла мистера Укурка под локоть и твердо повела его к комнате, где заседал комитет. Когда мы проходили мимо двойных дверей зала заседаний, я увидела, что председатель уже прочел половину вступительной речи. Комната была битком набита людьми и камерами; остальные сенаторы стояли по бокам от Р.Г., выстроившись властной дугой одинаковых темных костюмов и хмурых лиц. Не успели мы проскользнуть, как Р.Г. посмотрел прямо на меня. Я отметила озабоченное выражение его глаз и поняла, что иду ко дну. Я собрала все силы, чтобы изобразить уверенную улыбку, но, кажется, это его не успокоило. Что неудивительно, ведь, судя по множеству фотоулик, попытки улыбнуться делают меня похожей на пьяную жертву инсульта. То есть свидетель из меня вышел бы не намного лучше, чем из Альфреда Джекмена.

Мы подошли к дверям соседнего кабинета. Я повернулась к древнему наркоману и снова поразилась резкому запаху марихуаны, который, казалось, исходил изо всех его пор. Только сейчас до меня дошло, что положение отчаянное. Он не сможет давать показания, и неважно, насколько душещипательна его история. Вместо большой победы Р.Г. ждет полная катастрофа. Ну что за черт!

Я не пустила Джекмена в кабинет, а повела его дальше по коридору в уединенную комнату для отдыха. Будь он менее обдолбан, удивился бы, куда я его веду. Но он, похоже, полностью покорился действию коктейля из анаши и лекарств. Счастливый, он шаркал рядом со мной, тыкая пальцем в фиолетовые точки, которые, по его словам, наполняли коридор, словно теплые, сияющие пузыри.

— Одна сидит у тебя прямо на носу, словно большая фиолетовая родинка, — сказал он, легко касаясь моего лица своим восьмидесятитрехлетним, насквозь прокуренным пальцем.

— Спасибо, я обязательно схожу к дерматологу, — ответила я, сражаясь с большим окном комнаты для отдыха. Наконец оно сдалось и открылось достаточно широко, чтобы через него могли пролезть напичканный наркотиками старик и советник по здравоохранению, которого вот-вот уволят.

«Пожалуйста, пошли нам такси, пожалуйста, пошли нам такси», — молилась я Богу Такси, помогая Альфреду Джекмену приземлиться на тротуар. В сложной ситуации я часто обращаюсь к пантеону весьма своеобразных божеств, в надежде, что они услышат мои искренние молитвы. Интересно, люди часто молятся Богу Такси? Я рассчитывала, что он вознаградит меня за внимание скромной милостью.

Как только мы вылезли в окно, к остановке напротив подъехало такси, словно манна небесная. Я помогла Альфреду Джекмену забраться на заднее сиденье и увидела в зеркале, что водитель морщится.

— Он очень старый и плохо себя чувствует, — любезно объяснила я. — Не могли бы вы отвезти его обратно в «Хиатт Редженси» на перекрестке Нью-Джерси и Конституция-авеню?

Водитель на редкость равнодушно пожал плечами. Альфред Джекмен повернулся ко мне.

— Мы едем на слушание? — спросил он, отмахиваясь от воображаемых узоров, которые обнаружил в салоне такси.

— Слушание перенесли на завтра. Я загляну к вам в отель сегодня днем, чтобы зачитать новое расписание, хорошо? — Я широко улыбнулась.

Он погладил меня по руке.

— Конечно, конечно. Знаешь, и от меня может быть толк, детка.

Нет уж, ты и так слишком много сделал.

Я протянула водителю последние десять баксов — последние до тех пор, пока не обналичу еженедельный чек (немногим более десяти долларов, старая добрая правительственная зарплата), и отправила обоих красавцев в путь.

У Ральфа не было времени — он проверял группу туристов и только удивленно посмотрел на меня, когда я через несколько секунд возникла в дверях. Сомневаюсь, что он стал бы расспрашивать, даже если бы не был занят. Несмотря на связавшую нас подземку, в сущности, я всего лишь одна из легиона юных сотрудниц, что проходят мимо него год за годом. Пока не срабатывают охранные устройства, Ральфу нет особого дела до того, почему я вошла в здание, хотя вроде бы не выходила.

Я влетела в зал заседаний в тот момент, когда председатель произнес:

— Возможно, мы не будем заслушивать сегодня показания мистера Альфреда Джекмена. В последний раз спрашиваю, здесь ли мистер Джекмен или кто-нибудь из его представителей?

Я чувствовала, что Р.Г. впился в меня ястребиным взглядом, но не смогла посмотреть на него. Вдохнув побольше спертого воздуха, я подошла к микрофону на столе перед группой сенаторов. Даже на трезвую голову ужасно странно понимать, что все эти видные политики и журналисты смотрят только на меня.

— Мистер Джекмен заболел, — проскрипела я тонким, ломким голосом. Вовсе не тем четким, плавным, уверенным тоном, который готовила для подобных минут. Более того, я еще и дрожала. Потрясающе.

— Прискорбно, — пророкотал председатель.

Я вцепилась ногтями в ногу, чтобы перестать дрожать прежде, чем решат, будто я тоже больна.

— Да, — услышала я свой голос, — мистер Джекмен приехал, чтобы дать показания, но неожиданно сказались пагубные побочные эффекты от лекарства, которое он принял для облегчения своего состояния.

Отлично, пока ни слова лжи. Я молила Бога Убедительных Объяснений улыбнуться мне.

— Как комитету, возможно, известно, мистеру Джекмену приходится ездить в Канаду, чтобы покупать лекарства, которые ему крайне необходимы для борьбы с ужасной болью. Ему восемьдесят три года, и подобный стресс легко может привести к изнеможению. Несмотря на это, он с нетерпением ожидал сегодняшнего дня, дабы рассказать о себе комитету, в надежде сыграть скромную роль в улучшении качества жизни миллионов пожилых граждан, которые умоляют своих представителей в Вашингтоне разработать для них полный план льготного обеспечения рецептурными лекарствами.

Краем глаза я заметила, как некоторые репортеры что-то строчат в блокнотах. Может, я и вправду сумею выпутаться?

— Однако, несмотря на самые благие намерения, мистер Джекмен оказался не в состоянии выступать сегодня утром.

Это уж точно.

— Учитывая обстоятельства, он понадеялся, что сможет отложить свое выступление на завтра.

Я замолчала и задержала дыхание. Наверное, лучше было дышать, но я слишком нервничала. В пятом классе я победила в чемпионате по задержке дыхания за обеденным столом, поэтому не сомневалась, что дождусь ответа, не рухнув в обморок. Председатель поправил очки и прочистил горло. Я еще не посинела? Давненько же я не тренировалась.

— Комитет надеется, что мистер Джекмен почувствует себя лучше, и собирается заслушать его свидетельские показания завтра утром, — пропел председатель.

Дыхание, милое дыхание. Уфф — спертый, спертый воздух. Я совсем об этом забыла. Но самое важное и невероятное — несчастье удалось аккуратно предотвратить. Я кивнула сенаторам и попятилась от микрофона, мысленно отплясывая победный танец.

Наверное, стоило подождать с ликованием, потому что на обратном пути я была так рассеянна, что зацепилась за шнур от камеры и рухнула прямо на сидящих журналистов. Очень полный, средних лет журналист из «Ассошиэйтед Пресс» в целом смягчил мое падение, но, отчаянно размахивая руками, я умудрилась заехать в челюсть его юному соседу из «Вашингтон Пост».

Я услышала, как Р.Г. быстро задает председателю какой-то вопрос по программе заседания, и молча поблагодарила его, что он отвлек внимание от места крушения.

— Простите, ради бога, — прошептала я своим жертвам, когда восстановила контроль над вывернутыми конечностями и отношения с силой тяжести.

— Все нормально, я даже не заметил, — подмигнул мне пухлый репортер.

Я ему поверила. Но его соседу повезло меньше. Лицо, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать красивым, украшала здоровенная царапина, очки валялись где-то под стулом. Он с таким несчастным видом шарил вслепую руками, что стало ясно — без них он ничего не видит. Я поспешила на помощь, сильно наступив при этом ему на ногу. И не мягкой ярко-красной кроссовкой, нет, но неумолимой бежевой сандалией на остром каблуке. Он завизжал от боли и треснул меня, стараясь защититься от неведомого безумного врага, решившего его покалечить. Конечно, именно так все и выглядело, но я же действительно старалась искупить свою вину. Я нашарила очки в черной оправе и ласково вложила их ему в ладонь.

— Простите, простите, пожалуйста, — снова извинилась я.

Он надел очки, повернулся ко мне, и тут выяснилось, что он ужасно похож на Кларка Кента. Когда наши глаза встретились, сердце у меня заколотилось, и пришлось напомнить себе, что сходство сходством, но я вовсе не нахожусь в обществе переодетого супергероя. Или нахожусь? Хорошо, что он журналист, — иначе я сочла бы его слишком привлекательным. Но журналисты не в моем вкусе.

— Ничего, не беспокойтесь, — неубедительно произнес он.

— О нет, я вас поранила, — ответила я, заметив, что царапина начала кровоточить.

Ну вот, я пустила ему кровь. Жуть. Я осуждающе посмотрела на свои ногти. Не лучший способ обращаться с Кларком Кентом.

— Ничего, ничего, — бормотал он, лишь бы избавиться от меня, одновременно листая блокнот и роясь в кармане куртки в поисках другой ручки.

Он вернулся к слушанию, а я беспомощно таращилась на его ошалевший, поцарапанный профиль, в то время как за моей спиной сенатор Роллингс с тягучим южным акцентом произносил обличительную речь против «систе-емы страхова-ания». Кларк Кент что-то записывал, и мне до чертиков захотелось прикоснуться к царапине на его лице. У меня есть носовой платок. Может, просто вытереть кровь? Возможно, даже не спрашивая разрешения.

— Может, вам хотя бы дать пластырь или еще что-нибудь? — прошептала я ему на ухо.

— Мне нужно слушать, — с явным раздражением ответил он.

О боже, он меня ненавидит.

— Ну хорошо. Что ж, еще раз простите, — запинаясь, пробормотала я ему в спину. — До свидания.

Спасаясь бегством, я почувствовала, что краснею. По крайней мере, я выгляжу в тон одному из своих предметов обуви.

К половине шестого, когда пора было сопровождать Р.Г. в «Вашингтон Хилтон» на прием Американского фонда исследований СПИДа, я еще толком не пришла в себя. Навестив днем Альфреда Джекмена, я обнаружила его в отключке, среди оберток от содержимого мини-бара. Я еле убедила его временно (до окончания слушаний) передать мне остатки наркоты, поклявшись, что лично отвечаю за их сохранность. Радость победы была недолгой — ее сменил парализующий страх, когда я поняла, что добровольно вступила во владение здоровенным полиэтиленовым пакетом, полным превосходной канадской анаши.

Я семенила за Р.Г. к седану с тонированными стеклами, так и чувствуя пакет на самом дне сумки, которую наивная бабушка подарила мне на Рождество. Клянусь, я слышала шелест листьев и шуршание пластика, и мне казалось, что все вокруг тоже слышат его и вот-вот опознают. Я словно стала взволнованной героиней осовремененного «Сердца-обличителя» Эдгара По. В этой версии, переделанной для ленивой толпы, сумка контрабандной травы шуршала достаточно громко, чтобы свести меня с ума и раскрыть мое преступление. Когда я села в машину рядом с Р.Г., на меня накатил приступ тошноты.

— Как себя чувствует мистер Джекмен? — спросил сенатор, приподняв бровь. Автомобиль выехал со стоянки Рассел-билдинг и влился в поток машин. Р.Г. знал — что-то стряслось, но детали его не интересовали. Мне это было только на руку, учитывая, какие именно детали.

— К завтрашнему дню он поправится, сэр. Не беспокойтесь. Я очень сожалею о задержке.

— Хорошо, — коротко ответил он. Р.Г. не собирался развивать тему, у него хватало дел вне моей скромной области компетенции. Он требовал сообразительности и результативности, и, если честно, обычно я была на высоте. До сих пор. Сегодня я немного не справилась.

Я достала папку АМФИС.

— У меня есть список гостей, в нем маркером помечены люди, к которым следует проявить чуть больше внимания. Например, Ник Саймон чувствует, что им пренебрегают. Он намекал, будто у нас слова расходятся с делом, и я заверила его…

Р.Г. перебил меня.

— Саманта…

Я подняла глаза от бумаг.

— Да, сэр?

— Вы хорошо себя чувствуете? — грубовато спросил он.

О боже, он показывает на мою сумку. Он знает. Он опознал шуршание? Альфред Джекмен настучал на меня? Ну вот, это произошло. Я уволена.

— Сэр, я понимаю, это нехорошо, но хочу, чтобы вы знали: я курила марихуану всего пять раз в жизни, последний из них восемь лет назад, и она никогда мне не нравилась, потому что на следующий день я не могла вспомнить даже самые простые вещи, вроде своего телефона. И я никогда не принимала других наркотиков, не считая алкоголя в очень умеренных дозах.

Р.Г. смотрел на меня, крайне смущенный.

— У вас скверный синяк.

Я посмотрела, куда он указывает — на желтоватые следы у меня на руке, прямо под ремешком сумки. Я знала, что это отметина от пряжки ремня Кларка Кента.

— Ах, это. Все нормально. Эта царапина не связана с наркотиками. — Я попыталась улыбнуться.

Несколько секунд Р.Г. тяжело смотрел на меня, потом покачал головой и принялся листать бумаги из папки АМФИС. Я сидела и смотрела в окно, переживая из-за своего звездного выступления. Я старалась думать о том, что Р.Г. размышляет над вопросами национальной политики, поэтому есть вероятность, что более важные вещи заставят его забыть мою случайную наркоманскую исповедь.

Какая же я дура.

Мое низвержение в водоворот ненависти к себе прервал звонок — сработало напоминание в календаре «Блэкберри»: сегодня Бруклинскому мосту исполнился сто двадцать один год. Я выключила звонок и мысленно отметила праздник, пока Р.Г. продолжал читать.

В средней школе меня заинтересовала «Большая книга праздников», которую методист хранил за конторкой. Все началось с необычного решения отмечать малоизвестные праздники, вроде Весеннего праздника древонасаждения или Дня признательности дворникам, и постепенно переросло в увлечение загадочными годовщинами. Как только я выбрала хобби, мой календарь быстро заполнился, и, что забавно, каждый день стал праздником. Я скромно отмечала их, иногда только вспоминая, иногда — не только. Например, чтобы отметить четырнадцатую годовщину публикации первой книги Дипака Чопры и рождение его империи самосовершенствования, я сводила себя в новый индийский ресторан на Дюпон-серкл. Что же делать с Бруклинским мостом? Может, лечь спать в ночнушке с надписью «Я люблю Нью-Йорк»?

Я смотрела на размытые от скорости посольства на Массачусетс-авеню, потом мы свернули на Коннектикут-авеню и затормозили перед толпой камер, журналистов и СПИД-активистов.

Р.Г. отложил папку, закрыл глаза, а когда открыл, они были ясными и внимательными.

— Пора за работу, — на удивление бодро сказал он. Минимум, что я могу сделать — ответить в том же духе.

— Совершенно верно, сэр. Это ваш народ.

Р.Г. взялся за ручку двери и покрутил головой, чтобы размять шею.

— Вы хорошо поработали над темами, — добавил он.

Я кивнула. Я знала, что они хороши. Два часа на них потратила.

— И еще, Саманта… — продолжил он.

— Да, сэр?

Он посмотрел прямо на меня, уголки его губ поползли вверх.

— Вам стоит почаще выходить в люди.

И ушел. Сотни рукопожатий и столько же обещаний. Я на секунду задержалась, чтобы собраться с мыслями, но постепенно убедилась, что это невозможно. Наконец я взяла «Блэкберри», бумаги, пакет анаши и последовала за сенатором Гэри в толпу.