© Павел Горбачев, 2016

Редактор Елизавета Горбачева

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

2006: Майские каникулы в Шоптово

Первая моя настоящая фрилансерская зима прошла необычно. Не имея необходимости каждый будний день вставать утром, я приобрел привычку просыпаться все позже и позже, пока окончательно не поменял день на ночь. Днем я спал, а ночью сидел в Интернете, разыскивая нужную информацию, готовил статьи. Такая смена режима очень сильно действовала на психику, ведь я практически не видел дневного света. Выйти из такой ловушки оказалось очень сложно, но спустя примерно месяц все возвращалось на свои места. Затем следовал непродолжительный период обычной жизни с правильным режимом, после чего все повторялось. Лишь изредка я заставлял себя не засыпать под утро, чтобы все-таки прити в редакцию за гонорарами: бухгалтерии такие фокусы были неведомы, они выдавали зарплату только в рабочее время. Когда я приходил к своим работодателям весь заторможенный с красными глазами, они одобрительно подмигивали мне, хлопали по плечу и ехидно смеялись за спиной. И постепенно прекращали со мной сотрудничество, присылая каждый месяц все меньше заданий. Гораздо позже я понял, что они подозревали во мне наркомана, который курит опиаты или «торчит» на каких-нибудь таблетках. Это никак не соответствовало действительности.

Потеряв так пару контактов, я осознал необходимость поиска новых. Так я начал сотрудничать с корпоративными бизнес-изданиями, которые в тот момент только-только готовили к печати первые номера. Необходимость ездить к спикерам для записи интервью и написания большого объема статей заставила меня взять себя в руки и снова выработать правильный режим дня. Только лишь ближе к весне я снова обнаружил себя в ясном сознании и в нормальном ритме жизни. После равноденствия 20 марта, когда световой день стал наступать на тьму, я окончательно вернулся к обычному своему состоянию и начал снова интересоваться копанием.

Вплоть до первых майских праздников я наверстывал упущенные возможности, готовил статьи и поддерживал контакты в журналах. Несмотря на свободный график, моя внештатная работа занимала не менее 8 часов в день, а иногда и больше. Когда впереди замаячили длинные выходные, то передо мной встал вопрос о том, как их провести?

Серега планировал провести все это время на даче, где было много всякой бытовой работы. Тогда я позвонил Стасу и поинтересовался его планами. Он ничего вразумительного ответить не смог, однако заявил, что может в любой момент найти себе компанию по душе, потому что у него много друзей и знакомых. Ни о чем с ним не договорившись, я положил трубку и стал размышлять о своей судьбе. Но мои тягостные раздумья были прерваны звонком Саши. В своем обычном приподнятом настроении он сообщил, что планирует ехать в Шоптово на вторые майские праздники. Я отвечал, что это неплохая идея, потому что там есть много занятных мест, где весной шансы найти что-то интересное гораздо выше, чем в любое другое время года. Саша предложил мне поехать с ним за компанию, раз уж никаких твердых планов у меня на то время нет. Недолго думая, я согласился, и с этого момента в мою жизнь окончательно вернулись определенность и драйв. В этот момент я понял, что иметь ясные ориентиры в жизни и позитивный настрой – это очень важно.

Спустя какое-то время мне перезвонил Стас и пригласил в гости, чтобы показать свое последнее приобретение – новую видеокамеру! Я ожидал, что он будет хвастаться какой-нибудь крутой моделью, но увидел маленькую недорогую камеру формата miniDV. Она записывала видео на кассеты, которые в дальнейшем при передаче изображения на компьютер можно проигрывать в реальном времени. Как мне рассказал Стас, он давно хотел запечатлеть свои путешествия на видео, но все никак не решался выбрать камеру. Мы попробовали что-то снять у него дома, изобразили бытовые сценки и тут же принялись смотреть это на маленьком экранчике. Было очень непривычно видеть себя со стороны, и все время казалось, что и ты сам на себя не похож, и голос твой звучит как-то убого. В общем, видеокамера доставила нам массу удовольствия. За чашкой чая я рассказал Стасу, что в мае снова собираюсь поехать с Сашей в Шоптово. Тут он насел на меня и принялся упрашивать, чтобы мы взяли его с собой. Стас обещал, что он закупит еды и водки, что он даже приобретет собственный металлоискатель! Таким образом, уговаривал он, у каждого будет прибор, и мы сможем найти больше. Поддавшись таким аргументам, я согласился переговорить с Сашей о том, чтобы Стас поехал с нами. В качестве условия с моей стороны было выставлено требование взять с собой в Шоптово и эту новенькую видеокамеру, на которую я бы смог впервые снять наши копательские похождения и посмотреть на все это безобразие со стороны. Стас все это обещал сделать.

При следующем разговоре с Сашей я замолвил за Стаса словечко. Саша некоторое время упирался, придумывал аргументы против того, чтобы в машине, помимо нас, ехал еще один человек.

– Понимаешь, для нас двоих и наших вещей в машине места хватит, – говорил он, – но на третьего человека и на его рюкзак грузоподъемность «Гольфа» просто не рассчитана. У меня ведь амортизаторы латаные-перелатаные, если на кочке из-за перевеса отвалится колесо, то мы улетим с трассы.

Но я просил Сашу принять во внимание, что Стас небольшого роста и весит совсем мало, что он за это возьмет побольше еды и водки. Водка, естественно, пригодилась бы не только для подпаивания Гены, но и для вечерних возлияний. В конце концов, Саша согласился с тем, чтобы Стас составил нам компанию.

О результатах переговоров я сообщил Стасу в тот же день, и спустя еще пару дней были назначены даты поездки. Мы должны были уехать в Шоптово 4 мая и вернуться обратно 10 числа, на следующий день после празднования Дня Победы.

Следуя своим обещаниям, Стас поехал и купил себе металлоискатель российского производства, чем очень обрадовал меня. Два года размышлений и взвешиваний за и против понадобилось ему, чтобы все-таки решиться на приобретение собственного прибора. Наконец-то теперь никто не будет у меня выхватывать металлоискатель! Однако же стандартную полноразмерную лопату Fiskars с оранжевой ручкой Стас так и не кпил, предпочитая носить с собой ту самую маленькую саперную лопатку, которую я ему одолжил во время нашего первого похода.

Как и было условлено, мы приехали втроем в Шоптово 4 мая. К нашему с Сашей удивлению, грунтовую дорогу от Тархово к Шоптово немного отремонтировали, отсыпав песком и гравием. Затем по ней прошел грейдер и выровнял все ямы. Мы ехали и совершенно не узнавали ее. Как позднее рассказал нам Гена, дорогу отремонтировали местные власти перед выборами в законодательное собрание Тверской области еще в декабре 2005 года.

Мы подрулили к дому, так хорошо знакомому по осенним заездам. К моему удивлению, внутри дома по стенам были развешаны всякие новогодние гирлянды, простые елочные игрушки. На стеклах были наклеены вырезанные из бумаги снежинки.

– Новый год тут справляли, – улыбнулся Гена, увидев, как я удивился этой картине.

– Так май уже наступил, – я осматривался по сторонам.

– Тут никто не живет, – отозвался Гена, который пошел за вешами к машине, – может, и мы отсюда скоро уедем, – вдруг серьезно сказал он.

Мы с Сашей разместились на своих привычных местах, а Стасу осталось довольствоваться железной кроватью с панцирной сеткой, которая ранее нам служила местом складирования бытовых вещей, плитки и грязной одежды. Стас положил на эту кровать свой туристический коврик-пенку и прилег на него.

– Подходит, – заявил он, – и стал разбирать свои вещи.

Устроив ужин и разлив водку по случаю приезда и встречи, мы все вчетвером стали обсуждать будущие маршруты. Стас не стушевался среди малознакомых людей, он быстро установил контакт с Сашей и с Геной и вот уже под третью рюмку усиленно допытывался у них про находки и про историю этих мест.

В отличие от прошлых выездов, в руках у меня была черно-белая ксерокопия карты боевых действий, которую Сашины коллеги-«деды» раздобыли через военкомат в архиве. Саша упросил «дедов» дать ему оригинал карты на время, быстро сделал с нее цветную ксерокопию. Отдав «дедам» оригинал, он дал мне задание сделать черно-белую копию с его цветной. Вот таким окружным путем мне досталась эта карта со всей необходимой для поисков информацией. Правда, я не успел как следует изучить ее и разработать план походов. Поэтому мы все вместе смотрели на нее и спрашивали у Гены совета.

– Да можно пойти на Гриву, под Карское, – перечислял Гена места, – еще на Тагощу и к Соино. На Староселье вы уже были, а в остальных местах как следует не ходили.

– На Староселье делать нечего, – Саша сказал, как отрезал, – это близко и там вы уже все подняли. Надо идти подальше. Пойдем завтра на Гриву!

Гена мотнул головой, будучи не против пойти в любую сторону. Стас внимательно слушал наши разговоры, наливал себе водку и закусывал.

Пока мужчины допивали первую бутылку, я вышел из дома и поднялся по лестнице к чердаку дома, чтобы оттуда отправить sms. Мне нужно было написать маме, что мы благополучно добрались до места, а также ответить на сообщение от редактора одного из изданий, с которым я последнее время сотрудничал.

Когда я вернулся в дом, то Стас показывал остальным свою видеокамеру, держа ее в руках так, как будто она была из хрусталя. Он поснимал немного наш быт, сделал несколько кадров того, как Саша и Гена выпивают, потом передал камеру мне и попросил снять и его тоже. После этого он забрал камеру у меня, и мы стали смотреть, что же получилось. На маленьком экранчике мелькали лица забулдыг, одетых в странные мешковатые одежды, все это действо происходило на фоне старых наполовину облупившихся стен нежилого деревенского дома при тусклом освещении единственной маломощной лампочки. В общем, объективная картина была неприглядной.

– Побереги аккумулятор для завтрашних находок! – Саша с улыбкой откинулся на стенку, закуривая сигарету. Он был доволен, увидев себя на экране. Я же попросил Стаса дать мне завтра камеру с таким расчетом, чтобы я снял наш поход как можно более информативно: как мы идем по дороге, выходим в лес, начинаем работать с металлоискателями, копаем и что-то находим. У меня возникла идея сделать маленький документальный фильм. Вообще-то я давно мечтал что-нибудь снять, но отсутствие видеокамеры было единственной помехой на пути к попытке творчества.

«Это будет мой первый опыт съемок, дебют», – так думал я о завтрашнем дне, засыпая в спальнике.

Теперь оба моих увлечения, к которым лежала душа, наконец, сольются воедино!

На следующий день Саша с Геной, неожиданно для нас со Стасом отказавшись от завтрака, помчались за Лучесу. Пропустить завтрак – это было немыслимо, потому что ходить натощак до обеда просто неразумно.

– Не хочу я есть, – как-то загадочно повторял Саша, и они с Геной ушли, обещав быть на виду.

– Как пройдете по улице до кладбища, спускайтесь вниз к реке и переходите на другой берег, – объяснял Гена нам, как добраться до места, – на пригорке и будем. Я там монеты набил без прибора, вот мы это все с Сашкиным металлоискателем докопаем.

И они ушли. Мы со Стасом, воспользовавшись таким поворотом, не спеша пообедали, медленно собрали в рюкзаки запас продуктов для обеда и, на всякий случай, для ужина. Перед выходом из дома я тут же напомнил Стасу о его обещании дать мне видеокамеру, и первые кадры делал уже в тот момент, когда мы вышли на самую высокую точку на деревенском берегу Лучесы.

Деревня весной выглядела просто сказочно! Везде были первые ростки свежей зеленой травы. Прошлогодняя трава лежала на земле пластом, и ее можно было легко сдвинуть ногой. Солнце то появлялось из-за облаков, то снова выглядывало. Погода обещала сухой день. Мы прошли по деревне и смогли насладиться извилистым берегом Лучесы и холмами за ней.

Где-то там, вдали на пригорке, копали двое. Саша стоял над раскопом, держа в руках металлоискатель, и указывал им точку, а Гена стоял по колено в раскопе и расковыривал лопатой отвалы. Засняв на максимальном приближении эту картину, я стал догонять Стаса. А тот уже наполовину прошел Лучесу вброд в своих новых резиновых сапогах. Поскольку у меня резиновой обуви не было, то пришлось разуваться и, закатав штаны выше колена, переходить вот так реку.

Стас быстро дошел до Саши с Геной и завел с ними разговор.

– Советские монеты, гильзы, пуговицы, – услышал я, как Саша перечислял свои скромные находки, подходя к ним. По лицу Саши было видно, что он уже успел получить порцию позитива от начала копания, но сам результат в виде таких незамысловатых находок его не особо радовал.

Расчехлив приборы, мы со Стасом также принялись ходить по пригорку. В этом месте старую траву уже сожгли, и сквозь угольки к солнцу пробиралась свежая зелень. На этом месте мы ничего существенного не нашли; Стас пытался разобраться с настройками своего металлоискателя и радовался каждой пустячной находке, как новичок.

Когда всем копаться в этом месте надоело, то Гена повел нас в сторону бывшей деревни Грива. Там тоже было пусто, хотя периодически нам попадались ржавые остатки от артиллерийских гильз крупного калибра. В три прибора мы прошли по плато, доминировавшему над округой, но никому ничего стоящего не попалось. Тогда мы решили зайти в ближайший лес и по нему сделать петлю, пройдя в обратную сторону к Шоптово. В лесу не было позиций, даже не за что было зацепиться. Вскоре Гене пришлось объясняться с Сашей, который начал уже показывать недовольство отсутствием находок. Мы уже почти сделали полный круг и вышли обратно к тому пригорку, с которого начинали. Тут я решил в одиночку пройти в сторону поля с выжженной травой. Не успел я подойти к окаймлявшей его роще деревьев, как увидел на ветке одного из стволов висящую ржавую железку. С одного конца у нее был некий набалдашник, отдаленно напоминавший надульник от СВТ. Я подошел ближе и понял – это и есть ствол от СВТ. Но он был очень сильно ржавый, слегка погнутый, и у него не хватало каких-то деталей. Остальные увидели, что я замешкался с какой-то железкой, и устремились к этому полю. Поскольку незаметно подступило время обеда, то было решено сделать тут на живописном поле привал, а заодно и спокойно походить по нему.

Я принялся разжигать костер, а Стас подготовил котелок для варки гречневой каши. Тем временем Саша с Геной умотали куда-то в лощину и как-то подозрительно там затихли. Оставив Стаса следить за гречкой, я пошел к ним. Подойдя ближе, я увидел знакомую картину: Саша уже вскрывает топором найденную немецкую противотанковую мину.

– Неплохая находка, – говорю им, – опять заберешь все?

– Да, не оставлять же, – отвечает Саша и, постукивая обухом по корпусу мины, ссыпает куски тола в полиэтиленовый пакет.

Что ж, место оказалось не пустым, и, значит, после еды нужно здесь поработать неспеша. Возвратившись к Стасу, я бросил в котелок с уже готовой гречкой тушенку и позвал Гену с Сашей на обед.

Быстро съели все, что было, на скорую руку заварили чай и выпили. Гена и Саша теперь сидели у костра и отдыхали, а мы со Стасом разбрелись по полю в разные стороны. Так прошел примерно час, и он принес мне в качестве находки маленькую чугунную гирьку. Она была небольшого веса, но довольно сносного сохранна, поэтому я решил ее не выбрасывать. Стасу не попалось ничего ценного, и мы, вернувшись к костру, стали снова думать о том, куда идти. Гена предложил походить возле Лучесы на противоположном от деревни берегу. Поскольку мы с Сашей там уже копали и ничего не нашли, то стали возражать. А Стас, которому не терпелось использовать свой прибор, упросил нас туда сходить. Делать нечего, а вдруг что-то найдем?

По дороге Саша вспомнил, что несколько лет назад примерно в этом же месте один его товарищ нашел непонятную тонкую жестянку в форме полумесяца. У нее с одного конца была еще на заклепке пристегнута фигурная цепочка.

– Я потом смотрел в одной книжке военные фотографии, – продолжал Саша, – и узнал эту штуковину. Это был точно горжет фельджандармерии. А тот дурачок взял и выкинул его в кусты, примерно вон туда, – и Саша ткнул черенком лопаты в густорастущие заросли, раскинувшиеся на лугу в низине.

Мы со Стасом бросились исследовать все кусты в том месте, энтузиазма было хоть отбавляй. Саша с Геной присели неподалеку и только наблюдали за нашими стараниями. Но, при этом, сами не выражали желания присоединиться к нам.

Наконец, когда я понял, что достоверность этой байки может быть подвергнута сомнению, то бросил там ходить с прибором. А Стас все крутился, пытался копать все сигналы подряд. Когда силы оставили его, то он пришел к нам и сообщил, что место зачищено, и теперь про эту историю можно забыть.

– А может, и не в эти кусты он его забросил, – задумчиво буркнул Саша, – короче, мораль сей басни такова: если что нашел – забирай сразу, выкинуть потом всегда успеешь.

Мы еще сходили для порядка на поле к Староселью, показали Стасу место падения самолета. Он там тоже вдохновенно начал копать и в результате тоже набрал кучу дюралевых обломков непонятного предназначения.

По разыгравшемуся у всех аппетиту мы поняли, что наступил вечер, и решили не ждать

заката, а сразу пойти домой. День был потрачен на пустые поиски, и лучшей стратегией его завершения будет усиленный отдых. На следующий день мы вместе решили уйти подальше от деревни. Такой точкой для нас было урочище Соино, как называл его Гена. А по карте, с которой я теперь сверялся по нескольку раз в день, оно называлось Малое Соино, причем где-то рядом было еще и Большое Соино, а также деревни Белоусова, Федоровка и сельцо Александровское. Ни один из этих населенных пунктов из них до наших дней не сохранился…

В этот день мы вышли пораньше, поскольку прекрасная погода обещала хорошее настроение. Когда мы проходили Толкачи, я решил снова взглянуть на карту. Каково же было мое удивление, когда я там увидел справа от Толкачей обозначение артиллерийского орудия. Оно было отмечено как раз там, где я наткнулся в лесу на станину от взорванной немецкой гаубицы. Поразившись точности этой карты, я стал внимательнее изучать символы. Оказалось, что всяких закорючек и знаков там великое множество, только на черно-белом ксероксе с цветного ксерокса не все они оказались хорошо различимы. Вот мы дошли до поляны в урочище Соино. Сюрпризом был толстый слой лежащей на земле травы. Недолго думая, мы подожгли сухую траву, а сами пошли по дороге дальше в лес, чтобы вечером пройти тут снова и отработать с металлоискателями зачищенное от травы поле. Буквально за десять минут огонь охватил все поле, дым от горящей травы поднимался высоко. Картина напоминала последствия боевых действий, огонь и дым принесли в эти забытые Богом места немного жизни. Мы не боялись, что огонь перекинется на лес и запустит верховой пожар: лес после затяжной зимы был еще достаточно мокрым, земля хорошо держала влагу, и кое-где на северных склонах оврагов до сих пор держались последние островки снега. Мы вышли к речке Тагоще и пошли вдоль нее в сторону одноименного урочища.

Некогда полноводная Тагоща, как мы видели, давно уж превратилась в средний ручей. Мы иногда выходили на островки посреди русла и прямо там находили лежавшие по верхам чугунные котелки, железные сковороды, ржавые петли от деревенских дверей. В одном месте я нашел вросший прямо в стенку берега немецкий противогаз. Стас чуть подальше нашел прямо в реке сгнивший противогазный бачок. Это были уже находки-маркеры, по которым можно было определить богатые на военное железо места. Все сразу забыли о спешке и принялись «пылесосить» площади, а я взял видеокамеру и стал фиксировать все, что видел. Так мы ходили примерно полтора часа – стандартное время для того, чтобы найти все, что плохо лежит. Но тут больше ничего не лежало, и мы прошли по руслу чуть ниже. Когда я заметил большой сухой овраг с молодой крапивой, оккупировавшей его, то предложил товарищам проверить этот примыкающий к берегу овраг. Мне сразу вспомнили фотографии со сталинградского форума, где копатели находили в овражных блиндажах множество всяких интересных вещей. К счастью, в этом овраге тоже были ямы, напоминавшие блиндажи или землянки. Стас и Саша наперегонки побежали осматривать с металлоискателями их брустверы и места у входа, а я с Геной пошел прямо посередине оврага. Одну за другой я выкопал там две ржавые немецкие каски. Увы, но именно середина оврага, в которой все время скапливалась вода, сгубила эти каски. Достав их из земли, я, как дискобол, стал метать их в сторону Стаса и Саши, заранее зная, что каски до них не долетят. Как только каски падали на землю, они буквально рассыпались в прах… Так у нас пошел драйв, и Саша отрыл по верху оврага две гранаты: советскую РГД-33 и немецкую М24. Металл у обеих сохранился чисто символически, но такое результативное копание уже само по себе приносило удовольствие. Пока Стас пытался определить, что же за сигнал попался ему прямо в одном из блиндажей, мы с Геной нашли и стали выкапывать патроны от советского противотанкового ружья. Они лежали плотными рядами, их сохран был неплохим.

– Тут была брезентовая сумка с патронами, – предположил Гена, – ткань сгнила, а патроны остались лежать плотно уложенными.

Он был прав, и один за другим мы вытащили из этой ямки почти два десятка патронов. Был ли тут склад боеприпасов, или здесь держали оборону советские бронебойщики? Никаких других артефактов мы больше с Геной не нашли. Набрав полные карманы патронов, мы решили «побабахать» ими на 9 мая, устроить в деревне небольшой салют в честь досточтимого праздника.

Стас так ничего не нашел в яме, поэтому его жажда находок была не утолена. Он выбрался из оврага и стал ходить по верхам. Постепенно мы все покинули овраг, удостоверившись, что все места зачистили. Сделав круг, мы по лесу подошли обратно к Соино. Трава на поле почти полностью выгорела, лишь кое-где оставались догорать маленькие островки. Мы все вышли на поле и стали тушить их. После этого настало время легкой прогулки с металлоискателем. Долго мы там ходили, но все время натыкались на очень старые ямки, следы деятельности наших конкурентов в прежнее время. Конечно, на таком приметном месте копать будут в первую очередь. Тогда мы пошли к дороге, перешли ее и решили исследовать лес, примыкавший, согласно карте, к урочищу Карское, как называл его Гена. На карте 1942 года это место было обозначено как деревня Карская.

Я то и дело останавливался, чтобы поснимать на видеокамеру наши переходы по лесу, процесс копания, диалоги товарищей и мало-мальски ценные находки. Так постепенно сложилось, что Гена ходил за Сашей с лопатой и выкапывал то, что он назвонил, Стас ходил сам по себе. Каждый нашел свою волну, работал в удобном ему темпе. Никто никого не отвлекал, никто никому не мешал.

На моих глазах Стас зашел на залитую водой полянку и вытащил из черной глины алюминиевую крышку от советского котелка. Она была в зеленой краске, почти не пользованная. На крышке снаружи было клеймо «Красный Выборжец,1938 год». Стас очень обрадовался, стал отмывать ее от грязи. Это была находка из той серии, которые он мечтал найти. После этого он поблизости от этого места выкопал пару гранат РГД-33, остатки противогаза и большие гильзы от пушки.

Саше, который копался метрах в пятидесяти от Стаса, досталась другая интересная штука – латунный рожок для подачи сигналов! Правда, он был смят, сплющен и покорежен. Саша оттер те места, до которых можно было добраться, и мы увидели слабо просматриваемое клеймо с надписями на немецком языке. У рожка были два латунных кольца для крепления к подвесу. Такие рожки были скорее символическими, нежели практическими предметами, их хранили при подразделениях и использовали для торжественных построений. Значит, тут советские и немецкие вещи перемешались в кучу, и у нас есть шанс найти здесь больше интересных вещей. Я присоединился к Саше и Гене, и мы стали ходить по небольшому оврагу, примыкавшему к этой полянке. Через полчаса к нам приходит Стас, чтобы поинтересоваться успехами. Мы ничем похвастаться не могли, зато Стас с напускной скукой в голосе сообщил, что нашел жетон.

– Вот тут, недалеко, – зевая, рассказывал он нам подробности, – рядом больше ничего не было.

– Покажи жетон-то, – взревели мы с Сашей, – хватит нас мучить!

Стас снял рюкзак медленно, поставил его на землю, стал открывать верхний клапан. Оттуда он достал полиэтиленовый пакет, в котором и лежал жетон. Вот как успел упаковать находку!

– Целенький, алюминиевый, – улыбался Стас, протягивая нам жетон.

Это был жетон подразделения Panzerabwehr-Abteilung 186, то есть «186 отделение противотанковой защиты». Все пазлы уже складывались в единую картину: этот жетон немецкого противотанкиста, катки от разбитых танков Т-34, поляна с уничтоженными советскими танками. Это были приметы большого сражения, когда советские войска пытались прорвать в этом районе линию фронта, и им противостояли специально обученные истребители танков с немецкой стороны. Можно себе представить, какая ожесточенная мясорубка тут была! Что ж, это именно то место, которое мы так долго искали.

Гена во всех наших походах ходил вообще налегке, он не носил с собой рюкзака или сумки. Лишь изредка он что-то брал себе из находок. В основном его интересовали патроны для винтовки Мосина. Как только мы находили их, он тут же принимался сортировать их по степени сохранности. Патроны с ржавыми пулями он сразу выбрасывал. Более целые он откладывал, после чего начинал трясти их у уха, стараясь услышать, шуршит ли порох внутри? Если шуршит, то это шанс, что порох остался сухим, хотя надежд на это после шестидесяти лет лежания патронов в земле было крайне мало. Тем не менее, Гена постоянно этим занимался – значит, знал, что делал. Но свою винтовку он нам так и не показал, лишь призрачно намекал, что она у него имеется…

Стас ушел один в заросли травы на довольно мокром месте. Это была поляна с очень мягким и рыхлым грунтом почти черного цвета. Там он ходил с металлоискателем непродолжительное время, после чего вышел один с пустыми руками.

– Пашка, пойдем со мной, – загадочно улыбнулся он, – я там какую-то штуку интересную нашел.

Мы пошли к месту раскопа. На совсем неприметном пятачке лежала слегка мятая прямоугольная алюминиевая пластина. Стас подошел к яме и продолжил копать. На свет влезла еще одна такая же пластинка, потом пластинка побольше. Наконец, он достал еще какие-то алюминиевые детали, наподобие проволок или тяг. Стас стал очищать все эти запчасти от земли, а я позвал Сашу и Гену. Когда все собрались, Саша взял в руки эти детали и стал их сопоставлять друг с другом.

– Похоже на какую-то печку, что ли, – мурчал Саша себе под нос еле слышно, – вот тут какие-то буквы на латинице.

Он передал эту деталь мне, и я увидел там буквы FL. U.V., рядом с ними еще маленькое клеймо с изображением немецкого орла, державшего в когтях свастику. Судя по форме крыльев, это был орел Люфтваффе.

Стас взял у меня эту деталь, стал прикладывать к другим, и у него получился алюминиевый прямоугольник. Дно у него с перфорацией, а крышка была с круглой насадкой в виде лючка. Сверху был еще крюк, за который эту вещь, по всей видимости, можно было подвесить куда-нибудь.

– Так это лампа! – воскликнул Саша, – люфтовая лампа, там еще должна быть пружина, в которую вставляли свечку. Он немного поправил погнутые стойки, и в самом деле получилась лампа с дверцей. Не хватало только стекол, но их всегда можно было вставить.

Мы поздравили Стаса с такой небанальной находкой, он убрал ее подальше, и мы продолжили копать.

Я пошел по этой полянке дальше в чащу, аккуратно ступая по мягкому и влажному грунту, и махал металлоискателем из стороны в сторону. Совершенно случайно я зацепил в самой крайней точке маха какой-то сигнал и стал там копать. Сначала из земли стали вылезать немецкие патроны, потом показались ржавые куски от корпуса немецкой гранаты М24. Я достал все это из-под земли, но в яме был еще сигнал. Пошуровав в рыхлом грунте лопатой, я наткнулся на алюминиевый предмет. Я уже было решил, что это части такой же лампы, но, по мере появления предмета из земли, его очертания показались мне более плавными. Это был целый немецкий жетон!

Наклонившись, я достал его из ямы руками, протер перчаткой и увидел такую шифровку: 3./Infanterie-Ersatz-Bataillon 216, личный номер 187. Это был жетон солдата из 3-й роты 216-го запасного пехотного батальона. Позже я установил, что солдаты из этого подразделения были набраны в 86-ю пехотную дивизию вермахта. В нее же входило и отделение противотанковой защиты 186, жетон солдата которого откопал Стас. На карте боев, в самом деле, напротив советских войск была отмечена немецкая 86 пд. Все пазлы складывались в единую картину: эти жетоны пехотинца и противотанкиста, катки от разбитых танков Т-34, поляна с уничтоженными советскими танками. Это были приметы большого сражения, когда советские войска пытались прорвать в этом районе линию фронта, и им противостояли специально обученные истребители танков с немецкой стороны. Можно себе представить, какая ожесточенная мясорубка тут была. Что ж, это именно то место, какое мы так долго искали.

Но вернемся к яме. Такой набор предметов в одном месте явно говорил в пользу того, что вместе с патронами, гранатой и жетоном должен быть и сам владелец этого имущества. Я сгреб верхний слой земли и стал перекапывать площадь метр на два метр. Если тут есть кости, то я их обязательно зацеплю. Хоть ребро, хоть берцовую – но что-то обязательно попадется. Однако ничего тут не было. Я прокопал чуть поглубже, но и там была только земля. Я отложил все находки подальше и прошел по пятачку с металлоискателем: никаких сигналов тут больше не было. А где пуговицы, крючки от кителя?

Был ли тут рукопашный бой, и погибшие остались лежать на земле? Но где тогда кости, почему их нет? Не могли же дикие звери растащить их настолько далеко друг от друга, чтобы не осталось в земли ни одной кости? А может, павших бойцов с обеих сторон потом похоронили по всем правилам? Но почему тогда не забрали с немцем и его жетон?

Впрочем, я уже знал из опыта прошлогоднего копания, что с телом в приличной могиле может и не быть жетона, как это было с тем самым гансом-пулеметчиком в лесу у Староселья.

Забрав жетон, я пошел еще глубже в чащу и через пять метров наткнулся на практически верховую советскую каску. Она была в том же ужасном сохране, что и корпус гранаты. Покрутившись рядом с этим местом еще примерно полчаса и не найдя больше ничего, я решил поискать остальных товарищей, чтобы рассказать им обо всем, что увидел и показать свои находки.

Саша просто обалдел от того, что мы со Стасом нашли такие интересные вещи, а ему самому достался только сплющенный сигнальный рожок. И как бы мы со Стасом не пытались его убедить, что такой рожок – это редкая и интересная находка, он все равно продолжал жаловаться на якобы невезение. Это день, равномерно наполненный находками и интересным копанием, быстро подошел к концу. Мы пришли в дом уже затемно и отметили находки веселым ужином. Саша старался держаться бодро.

– Ничего, – говорил он, поднимая рюмку за общие находки, – завтра я всех вас еще обскачу!

Наутро мы снова пошли за Лучесу, Гена все нахваливал нам места между Гривой и Зябриками и говорил, что в прошлый раз мы просто не дошли до нормальных позиций, что в той стороне тоже были жестокие бои, и редко кто из приезжих те места навещает.

– Егерь только туда ездит, – говорил Гена, когда мы, перейдя через реку, шли вверх по пригорку, – он там сеет овес для кабанов. Это далеко для местных.

Как только мы дошли до места, то начался мелкий дождь. На небе стало пасмурно, как-то даже потемнело. По опыту я уже знал, что у влажной земли проводимость электромагнитных полей лучше, и это будет только нам на руку. Мы разошлись в разные стороны и начали работать. Место оказалось сильно замусоренным хвостовиками от мин и осколками снарядов. Не исключено, что среди всего этого можно было найти и ценные мелкие предметы, но никому этого сделать не удалось. Помучавшись так с пару часов, прилично намокнув и устав, мы решили поискать другие варианты.

– Если есть что-то, то обычно находишь сразу, – Саша не скрывал разочарования, – нам уже не нужно что-то сверх ценное, но хоть бы было интересно копать. А так ходишь, как вымороченный, и копаешь ерунду, да лучше бы снова пошли под Карское!

Кое-как разожгли костер, сварили макароны с тушенкой, выпили чая. Тут и дождь перестал, и даже солнце стало проглядывать. Сидеть без дела было неуютно, и мы поработали на этом месте примерно час. За это время ветер подсушил траву, погода совсем исправилась, и даже стало немного припекать.

– Сегодня хочу в баню сходить, – как-то задумчиво произнес Гена, – воскресенье ведь. Давайте сходим все вместе? – предложил он нам.

Я никогда не был в деревенской бане, и в мои планы не входило ее посещение. Я всегда считал себя сугубо городским человеком, привык к своей белоснежной ванной. При слове «баня» у меня возникали ассоциации с неустроенной жизнью и отсутствием городских удобств. В самом деле, ну нельзя же каждый день ходить в баню? А вот принимать ванну и душ каждый день можно. Придерживаясь такого хода мыслей, я отказался идти в баню.

– У меня сердце, баня противопоказана, – говорил Саша, – а вы сходите, конечно!

Я продолжал упорно отказываться, кроме того, у меня не было банных полотенец, тапочек, шампуня, мыла, мочалки и всего того, с чем принято ходить в баню.

– А может и правда, сходить? – Стас сделал задумчивое лицо, отчего Гена просто просиял.

– Да, затопим баньку, полотенце я дам, – Гена засуетился, стал оживленным. Раньше я никогда не видел его в таком состоянии.

– Да, я пойду, – после некоторого размышления сказал Стас.

И они пошли вдвоем, а мы остались еще покопать в этих местах. Когда Гена и Стас уходили, солнце светило ярко, еще не приближаясь к закату. Лучи высвечивали их дорогу к деревне, где-то далеко за пригорками и речкой виднелись крыши Шоптово.

– Успехов вам, накопайте что-нибудь хорошее, – кричал уже издалека Стас. Это было дежурное напутствие, в котором почти не звучала искренность. Если бы Стас чувствовал, что у нас есть хоть какой-то шанс найти какую-нибудь интересную штуку, он бы им непременно воспользовался, и никакой баней его нельзя было увлечь. А так он еще и забрал у меня видеокамеру – уж точно не верил в то, что нам улыбнется удача.

Проводив их взглядом, мы с Сашей стали просто ходить по площадям, обреченно размахивая металлоискателями. Так постепенно мы втянулись в процесс, настроились на какую-то особую волну и погрузились в транс. Я часто обращал внимание на то, что в некоторые моменты тело продолжает делать привычные действия, а голова освобождается от тягостных ожиданий находок, желаний что-то себе приобрести. В этот момент ни о чем не думаешь, не замечаешь хода времени и начинаешь ощущать единство с окружающей природой. Так мы с Сашей ходили каждый сам по себе, почти не переговариваясь. Так прошло два или три часа, и нам уже надо было закругляться. Мы присели отдохнуть на упавшее дерево, Саша затянулся сигаретой.

– Сейчас Гена со Стасом сидят в бане, – произнес он мечтательно, – после бани водочку нальют. А что ты с ними не пошел?

– Так я не за этим сюда приехал, – отвечал я ему, – отдохнуть я могу и дома, а тут нужно вкалывать. Стас – халявщик, вот он и пошел.

С этим определением Саша согласился, снова посетовав на то, что этому халявщику вчера повезло сделать интересные находки, а ему, прожженному копателю, до сих пор в эту поездку так ничего и не досталось. Я выразил уверенность, что рано или поздно нам повезет, и просто не нужно опускать рук.

Отдохнув и немного восстановив силы, мы поднялись и медленно пошли в сторону деревни, не собираясь больше ходить здесь с металлоискателем. Стоило нам пройти так минут десять, как у меня снова буквально зачесались руки и я включил прибор.

– Все равно пока идем, вдруг что-то попадется по дороге, – пояснил я Саше, а тот ничего не ответил и продолжил нести на плече свой крутой аппарат.

Мы так шли, предвкушая хороший ужин и достойный отдых после выматывающего хождения. Проходя в одном узком месте по тропинке, мы заметили рядом в траве свежую бумажную салфетку, которую мог тут бросить только Стас. Он использовал их в качестве носового платка.

– Вот, сразу видно, что приезжали москвичи, – смеялся Саша.

Мне такое отношение показалось немного обидным, я обратил его внимание, что я тоже москвич, но вряд ли стал бы бросать мусор на землю и уж лучше бы оставил бумажку в кармане, чтобы сжечь ее в костре при случае, чем загадил природу.

Объясняясь так с Сашей, который явно не хотел меня обидеть и иногда мог сказать неприятные вещи, не желая того, я все так и продолжал размахивать металлоискателем. Вдруг он у меня сработал хорошим тоном. Мы остановились на тропинке. Справа были уже кусты, за которыми росли деревья, слева был спуск к голому длинному оврагу, который так и тянулся от леса почти до самого спуска в долину реки Лучесы.

Сигнал был слева от тропинки, буквально в самом склоне. Я остановился, чтобы проверить место, и приложил катушку прямо к земле. Что-то там было, причем звук был продолжительным. Саша стоял вполоборота, не придавая особого значения этому сигналу. Я воткнул лопату в землю, но ничего не зацепил. Сделав небольшую яму, стал проверять ее и отвалы. Детектор все так же показывал наличие большого количества металла прямо внизу. Я продолжил копать и еще на полштыка лопаты наткнулся на большой ровный лист, который лежал в земле параллельно склону.

Переглянувшись с Сашей, который уже внимательно наблюдал за моими стараниями, мы стали вдвоем обкапывать находку. Оказалось, что он довольно большого размера, при этом не мятый и не рваный. Освободив его со всех сторон, я попробовал поддеть его лопатой как рычагом, да не тут-то было.

– Стой! – крикнул Саша, – дай я покопаю.

Он обкопал его еще глубже по периметру, и мы увидели, что лист имеет характерные вдавленные ребра жесткости, а с одной стороны у него имеется ручка.

– Это крышка от ящика, – сказал Саша, – и попробовал снова поддеть ее лопатой.

Крышка лишь ненамного сдвинулась, обнажив нижнюю половину.

– Это целый ящик, – воскликнул Саша, – даже целый чемодан.

И действительно, судя по размерам, ящик был похож скорее на чемодан с ручкой, чем на какой-то сундук. Он был прямоугольной формы длиной почти полметра, полностью из металлических листов, сверху была проволочная ручка для переноски, одновременно служившая и замком. Я потянул за эту ручку, но вес ящика не дал мне легко вытащить его из ямы…

Постучав лопатой по нему, увидел сбоку дырку в слегка подгнившей боковой стороне. Приглядевшись в эту щель, я увидел, что там что-то лежит.

– Он полный! – кричу я Саше, – давай его вытаскивать и открывать!

Войдя в раж, мы за минуту аккуратно обкопали ящик и освободили его из земляного плена. Саша взял за ручку и потянул ящик вверх.

– Тяжеленный! – в неописуемом волнении крикнул Саша, я отступил в сторону, чтобы освободить ему ровную площадку. Ящик поддался, и тогда Саша, схватив его двумя руками, поднял и поставил на тропинку.

Перед нами стоял большой ящик, который еще пять минут назад невозможно было представить на этой тропинке. Мимо этого места огромное количество раз проходили местные и приезжие копатели, эта тропинка была единственным, по сути, маршрутом от реки к урочищу Гривы. Вот и Стас с Геной прошли здесь несколько часов назад, и Стасу даже в голову не пришло пройти по этой тропинке, размахивая своим новым мощным металлоискателем. Да что говорить, даже Саша не удосужился следовать своим твердым принципам и уже просто шел домой.

Мы начали открывать ящик, стараясь действовать осторожно, чтобы не повредить его. При более внимательном рассмотрении оказалось, что металл основательно подгнил. В каком же состоянии находится его содержимое? И вообще, что же там лежит?!

Я аккуратно отогнул замок, чтобы сохранить его, затем вставил лезвие своей лопаты в щель между половинками ящика и медленно начал давить. Саша в это время двумя руками держал «чемодан», чтобы он не раскрылся самопроизвольно. Медленно раскачивая лопату, я расширил щель со всех трех сторон. Когда ничего больше не мешало, мы положили ящик на землю и стали отгибать верхнюю крышку. Она, к нашему удивлению, легко поддалась, и мы буквально распахнули ящик.

Внутри была укладка для немецких гранат М24 с самими гранатами! Деревянные ручки отлично сохранились, и, поскольку ящик лежал под углом, влага внутри не скапливалась. Было видно, что он много раз намокал, дерево пропиталось ярко-рыжей ржавчиной. Мы вытащили одну из гранат из укладки и стали рассматривать, не веря своему счастью. На деревянной ручке были вдавленные клейма – год выпуска 1940 и клеймо производителя. Сами корпусы гранат были в темно-зеленой краске, без какого бы то ни было намека на ржавчину.

Мы вытащили укладку из ящика и аккуратно поставили вертикально. В ней были свободные места, из пятнадцати гранат в ящике было только девять. В укладке также была маленькая деревянная коробочка с капсюль-детонаторами.

– Вот это находняк! – Саша ликовал, он мигом избавился от хандры и обрел привычное приподнятое состояние, заметно повеселел, – а эти лохи пошли в баню! Нам с тобой везет, эти гранаты ждали только нас!

– Саша, забирай их все, – отвечал ему я, – криминал я себе не возьму.

В ответ он промолчал, но было видно, что Саша обрадовался перспективе получить весь ящик себе целиком.

– Мы тут не будем это все разбирать, – после эйфории к нему вернулась рассудительность, – дерево на сухом воздухе может быстро рассохнуться и треснуть. Надо это все целиком отнести в дом и там аккуратно разобрать, промазать гранаты машинным маслом или соляркой, чтобы законсервировать.

Мы аккуратно сложили укладку в ящик, закрыли «чемодан» и взвесили его. На мой взгляд, этот неполный ящик с гранатами весил примерно десять килограммов.

– Ах, эти ж замки, они хлипкие, – возмущался Саша, – пока буду нести – они отвалятся, что же делать?

Он попрыгал вокруг ящика, но тут же сообразил, как надо поступить. Саша достал из вещмешка моток какой-то веревки, размотал ее и перевязал ящик так, чтобы он случайно не раскрылся. После этого я взял у Саши его металлоискатель, вещмешок и лопату, а он взял этот «чемодан» с гранатами, и мы пошли домой, уже нигде более не останавливаясь.

Саше было тяжело нести этот груз, но и мне было не сладко тащить две лопаты, два рюкзака и два прибора. Однако я оторвался от него вперед, потому что мне идти быстрее было легче, чем сохранять медленную скорость Саши.

– Иди вперед, не жди меня, – крикнул мне Саша, – я потихоньку дотащу!

Так мы пошли к Шоптово. По пути нужно было подняться на горку и спуститься вниз. Саша, не желая тратить силы на подъем, предпочел обойти эту гряду, поэтому отстал от меня еще значительнее. А я стоял на вершине этой горки и с расстояния в пятьдесят метров наблюдал, как плотный коренастый человек в военной форме и с кепи М43 на голове на фоне совершенно пустынной местности несет ну очевидно тяжелый и громоздкий чемодан, попеременно перекладывая его из руки в руку. Эта картина мне чем-то напомнила кадры из видеоклипа группы Depeche Mode на песню Enjoy the Silenсe. Саша шел медленно, его взгляд был сосредоточен и спокоен. Он шел как победитель.

Я спустился с горки, перешел через реку и дошел до Шоптово, отдуваясь под тяжестью груза. Уже возле дома я взглянул на окна – оттуда на улицу смотрели Гена и Стас, переговариваясь друг с другом. Я решил не заходить в дом и дождаться Сашу, тем более, что я сильно устал.

Когда Саша догнал меня, мы вместе вошли в дом и увидели совершенно удивленные глаза наших товарищей.

Гена и Стас уже успели выпить по рюмочке после бани, и в наше отсутствие, скорее всего, посмеивались над нами.

– С легким паром! – приветствовал их Саша и, войдя в комнату, поставил ящик с гранатами возле своей койки, – дайте попить.

– Что там у тебя? – наперебой стали его спрашивать любители бани и водки.

– Золото и бриллианты, – устало отмахивался он, незаметно подмигнув мне.

– Ну, правда, Саня, хорош прикалываться, – Гена был заинтригован.

– Сейчас мы узнаем, насколько хорошо вы знаете военную историю, – отвечал он им, – вот угадайте, что там?

Гена и Стас долго гадали, среди вариантов были патроны, мины, оружие, противогазы. Никто из них не угадал. Когда Саше уже надоел этот цирк, он все-таки раскрыл им тайну, сообщив правильный ответ.

Весь вечер был посвящен тому, что мы аккуратно разбирали гранаты, смахивали с укладки и ящика рыхлую ржавчину и перекладывали гранаты внутри газетой. Так Саша хотел добиться того, чтобы дерево теряло влагу постепенно, что, по его мнению, должно было предотвратить растрескивание его на отдельные волокна. Проведя все первоначальные процедуры по консервации находки, мы накрыли ее газетами и положили под окно в другой комнате. Потом мы смотрели на видеокамере все, что успели наснимать за предыдущие дни, а я ругал Стаса за то, что он не оставил мне видеокамеру. Вот бы были отличные кадры с извлечением ящика с гранатами из земли и эпизодом, где Саша тащил его один по долине Лучесы… Стас пообещал мне, что завтра он отдаст мне видеокамеру до конца похода, и я смогу снимать все, что мне захочется.

Рано утром мы, вместо того, чтобы готовить завтрак, занялись тем, что стали снова разбираться с гранатами. Саша открыл ящик и увидел, что деревянные рукоятки все-таки подсохли и, по его ощущениям, стали хрупкими. Теперь ему стало страшно пробовать доставать гранаты из укладки: а вдруг деревянные ручки сломаются? Саша очень не хотел, чтобы его прекрасные находки утратили свою ценность, а оставлять их так в укладке было нельзя. Он тут же начал разгибать плоскогубцами стальные держатели укладки и бережно складывать гранаты в мягкий полиэтилен, поливая это все сверху машинным маслом.

При проведении этих процедур две деревянных ручки у гранат все-таки сломались, правда, эти две гранаты лежали на самом дне и больше остальных пострадали от действия влаги за шестьдесят лет. Поругавшись грязными матерными словами на всю эту ситуацию, Саша довел процесс до конца и отнес ставший уже непригодным «чемодан» с укладкой за сарай, чтобы у местных жителей и других копателей не возникло лишних вопросов. Тогда лишь мы начали завтракать и строить планы на день.

Нам предстояло пойти под Карское, чтобы еще раз исследовать место прорыва русских частей через немецкие позиции и тылы. Саша снова повел всю компанию к тому месту, где он нашел награды. И надо же было такому случиться, что Стас нашел на этих позициях еще один целый жетон! Этот жетон был сделан из цинка, он неплохо сохранился. Шифровка также показала принадлежность подразделения, в котором служил его владелец, к 86-й немецкой пехотной дивизии. Но самое интересное в этом жетоне было то, что в нем была аккуратная дырка от пули. Саша взял у Стаса жетон, внимательно изучил края пулевого отверстия с обеих сторон и сделал вывод, что пуля вошла в жетон с лицевой стороны в тот момент, когда жетон находился на человеке… Размер пулевого отверстия в жетоне строго соответствовал калибру 7,62 мм.

– Вряд ли это трехлинеечная пуля, она обычно своим острым носом рвет все на своем пути на мелкие куски. Судя по ровным краям, это пуля была выпущена из ППШ, у патрона 7,62х25 тупоконечная пуля, а высокая начальная скорость пули приводит к тому, что она «шьет» все на своем пути, минимально деформируя пробиваемое препятствие, – Саша прочитал нам целую лекцию.

Мы с большим вниманием слушали его, поскольку в оружейной теме он был как рыба в воде. Походив для верности по этим многократно хоженым местам и не найдя там больше ничего интересного, мы пошли прямиком в сторону Карского. Я шел впереди, и мне выпала возможность первым увидеть на земле верховые немецкие саперные лопатки, противогазные бачки, советские каски и фильтры от русских противогазов. К нашему всеобщему сожалению, это все были предметы, выкопанные задолго до нас другими копателями и брошенные ими как ненужный хлам. Гена подтвердил, что заезжие копатели приезжают работать, прежде всего, в это место, и местные тоже постоянно здесь копают. Невзирая на такую популярность этих позиции, здесь все время находят что-нибудь стоящее.

– Железа тут очень много, – пояснял Гена, – все тут копают, а выбить никак не получается, а каждую весну как будто снова что-то появляется, будто подбрасывают, – смеялся он.

Как только остальные увидели первое верховое железо, так сразу ринулись ходить с металлоискателями. Стас старался отбиться от всех, чтобы никто ему не мешал. Саша, наоборот, внимательно следил за Стасом, и как только тот уходил с какого-то пятачка, то Саша сразу же шел туда и проходил там, где Стас так и не прошел. Гена просто ходил рядом, подходя то ко мне, то к Стасу.

Всяких находок было много, но все они были уже нам не интересны. Штыки от трехлинейки и элементы немецкого снаряжения мы уже не считали за достойные предметы, но все равно забирали, чтобы не оставлять хлам. Я старался прибрать такие вещи себе, которые потом можно было бы отдать в школьный музей. Но откровенный хлам, найденный и не взятый другими копателями, я все-таки не брал, брезговал.

Где-то посреди бестолковых железок мне тоже удалось найти целый жетон, и тоже он был из цинка. Владелец жетона поступил в вермахт новичком во 2-ю роту 167 запасного пехотного батальона (шифровка – 2./ Inf. Ers. Btl 167). Позднее это подразделение пополнило ряды той же самой 86-й пехотной дивизии. Все найденные нами жетоны были из одной дивизии, все были целыми и лежали отдельно от костей. Я уже перестал всему этому удивляться и просто копал и складывал все интересные вещи в рюкзак. Ближе к обеду я настолько привык к плохому сохрану большинства предметов, что даже не стал забирать единственную найденную в тот день нами немецкую каску. На привале, пока варилась еда, я положил ее на сухостойный пень и стал оттачивать на ней навыки ударов лопатой. Саша глядел на это как на варварство и лишнюю суету. Он не любил шума в лесу и громких звуков, но нам со Стасом понравилось бить лопатой по каске. А немецкая каска, хоть и основательно погнила, и металл ее истончился, все равно держалась до последнего. Когда я понял, что лопатой мне ее никак не изрубить и даже не помять, то бросил ее там же на месте эксперимента, втоптав в землю.

Саша был в своем репертуаре, и после обеда он выкопал два штыка с небольшими промежутками между ними. Каждый раз он выражал полученное удовлетворение от находки и цокал языком.

– Вот, посмотри – обращался он к застигнутому врасплох Стасу, – ты здесь ходил же?

– Да, я там все проверил, – отвечал то, ничего не подозревая.

– Все, да не все, – жалобным тоном отвечал лицемерный Саша, – за тобой приходится подчищать, вот штык такой был прямо между твоих копок. Ямы-то свежие!

И Стас молчал, не желая подать вид, что это его как-то задевает. Саша, следуя за Стасом, после этого уже почти с каждой выкопанной вещью обращался к Стасу с такой же нервотрепкой и, таким образом, тешил свое самолюбие и получал садистское удовольствие. Правда, Стас через какое-то время догадался, что Саша пробует поставить его в один ряд с Геной, чтобы было над кем морально издеваться.

И Стас стал платить Саше той же монетой: найдя что-то стоящее, Стас тут же шел к Саше, как будто за консультацией, и когда тот с видом знатока объяснял тому происхождение и назначение предмета, а также благодушно хвалил Стаса свысока за неплохую находку, то Стас пояснял, что откопал это среди Сашиных ям. В общем, эти два человека друг друга стоили, и в чем-то они были как близнецы-братья.

Я же в такие игры с самоутверждением не играл, а просто шел вперед и, как правило, находил что-то интересное. Так я вырвался вперед всех и под елками нашел верховую переноску для двух штурмовых магазинов к немецкому пулемету, так называемую «переноску для кексов». Эти штурмовые магазины имели специфическую форму усеченного конуса с ребристой поверхностью, внешне похожие на известные кондитерские изделия. Рядом с переноской лежал один из таких «кексов», и когда я показал Саше эту находку, он тоже захотел себе такую, потому что до этого никогда таких вещей не видел и не находил. Постепенно наше копание превращалось в гонку честолюбий, и каждый в душе хотел найти такую же вещь, что и другие.

Вечером мы после ужином решили устроить долгожданный салют в честь 9 мая, хоть на дворе и было только 8-е число. Стас и Гена с большим воодушевлением приняли мое предложение заняться подготовкой костра для заброса туда патронов для ПТР, предварительно выпив по нескольку рюмок водки. Я же взял в руки видеокамеру и принялся снимать «салют». Саша смотрел на нас как на юнцов и отказался заниматься всей этой ерундой.

Стас выкопал небольшую ямку прямо на деревенской дороге, насобирал туда хвороста, а Гена поджег его и положил сверху пару патронов. Мы все отбежали метров на двадцать от костра и стали ждать взрыва пороха. Ожидание было напряженным, ведь мы никогда не занимались подобными вещами и не предполагали, какой мощности будет взрыв. Но опытный Гена стоял спокойно, будучи уверенным, что ничего страшного не произойдет.

Хлопок от взрыва патрона от ПТР был не очень сильный. Но мы все явственно слышали, как после взрыва над нашими головами что-то пролетело с шелестящим звуком и глухо шлепнулось на дорогу. Мы присели и дождались взрыва второго патрона: и снова какие-то внушительного размера осколки полетели в разные стороны.

После этого я пошел посмотреть на то, что же упало рядом с нами. Это был развороченный кусок латунной гильзы с острыми и гнутыми зазубренными краями. Не хотелось бы, чтобы такая железка попала в тело. Саша все-таки вышел на крыльцо покурить и посмотреть на наши хулиганства. Оценив нашу реакцию на полет осколка, он вдоволь посмеялся и поиздевался над нами. Мы решили, что больше не будем «салютовать», затушили костер, закопали ямку и вернулись в дом.

Саша, Гена и Стас стали дальше пить водку, а я – чай в двойном количестве.

Утром 9 мая мы встали поздно, всем было лень готовить завтрак. Гена пришел только к десяти утра. Он сказал, что далеко от деревни отходить не сможет потому, что должна приехать автолавка, и ему нужно там закупить продукты для семьи. Точное время прибытия автолавки было неизвестно, поэтому Гена, судя по всему, с нами в это день пойти не смог бы.

Саша был не готов к такому развитию событий, но он уважал Гену и согласился с таким положением. К нашему всеобщему удивлению, Стас заявил, что он хотел бы сегодня пропустить день копания и отдохнуть в этот праздничный день. По всему так получалось, что были готовы копать только мы с Сашей.

– Да что далеко ходить, – сказал нам Гена, – вы попробуйте перед деревней покопать, – и ушел домой.

– В самом деле, – удивился Саша такой простой идее, – мы ходили везде, а у деревни никогда не были.

Порешили на том, что Стас останется отдыхать в доме, а мы с Сашей пойдем на разведку мест недалеко от Шоптово и вернемся к обеду. Если к этому времени автолавка приедет, то Гена сможет сходить с нами куда-нибудь во второй половине дня.

Поскольку мы должны были уйти не далее, чем 500 метров от деревни, я взял с собой только лопату и металлоискатель. Так работать налегке было необычно и очень удобно. Саша не стал брать с меня пример, он все-таки взял свой вещмешок, в котором была только бутылка с питьевой водой.

Мы вдвоем вышли из дома и пошли по дороге в сторону Тархово. Буквально через сто метров мы свернули налево в заросли кустарника и оказались в начале длинного оврага. Этот овраг спускался к Лучесе, образуя высокий берег, с которого вся долина реки была прекрасно видна в обе стороны. За одним оврагом был еще один, и еще, и еще. Выяснилось, что этот берег Лучесы здесь изрезан глубокими оврагами. К сожалению, я не взял у Стаса видеокамеру…

Мы с Сашей пошли в разные места. Я принялся бегать по оврагам вверх-вниз, светил прибором по верхам, по склонам, на дне. Через полчаса я уже откопал почти на дне узкого глубокого оврага отломанный стальной ствол от ракетницы и побежал к Саше наверх хвастаться. Тот очень сильно удивился находке такого рода и очень приободрился.

– Ничего себе, – говорил он, возвращая мне находку, – здесь вообще не копали что-ли? Да тут не копано вообще!

И мы стали ходить более внимательно, чувствуя себя первооткрывателями места. На самом деле, следов от раскопок здесь не было вообще. В течение следующего часа мы ходили исключительно по двум ближайшим к деревне оврагам и нашли следующие вещи: стальной корпус советской противопехотной мины нажимного действия, штык от винтовки Мосина, затвор от ПТРД. Мы были в шоке от того, что совсем рядом с деревней в земле сохранились такие вещи. Оставив Сашу копать в том овраге, где мы нашли эти предметы, я пошел дальше в разведку. В следующем овраге на дне было пусто, но меня заинтересовала одна неровность в склоне, которую было хорошо видно только снизу. Поднявшись по довольно крутому склону, я вышел к этой неровности, которая оказалась оплывшей стрелковой ячейкой. В этой ячейке был очень сильный и серьезный сигнал, который я тут же стал копать. Грунт был песчаный, он поддавался легко, и уже на половине штыка моя лопата уперлась в твердый металлический предмет. Судя по приятным округлостям, это могла быть каска. Обкопав предмет по периметру, как водится, я нажал под него лопатой как рычагом и достал из-под земли немецкую каску с большим количеством пулевых отверстий. Несмотря на боевые повреждения, каска была очень крепкая. У нее внутри был только след от стального подшлемника, которого время и влага не пощадили. А вот сам шлем сохранил толщину всего металла, форму. Каска на вес была довольно тяжелой. Даже за вычетом прикипевшей к ее поверхности песчано-земляной смеси, она была увесистая. Я стал кричать Саше, чтобы он обратил на меня внимание. Как только он увидел меня с находкой, то кинулся смотреть. Мы вместе немного потерли шлем сверху и обнаружили под толстым слоем так называемого «ржавого пота» светло-зеленую краску! Саша тут же возвратил мне каску и быстро пошел к тому месту, где оставил лопату и металлоискатель. Стало ясно, что он осознал: наступил тот момент, когда нужно не терять времени и ковать железо, не отходя от кассы. Мне некуда было девать каску, поэтому я обстучал ее о дерево, накинул капюшон своего теплого свитера и надел на него сверху на голову эту каску. Она держалась на мне, как влитая, но отогнутые внутрь кусочки металла от входных отверстий иногда сильно давили мне на висок, особенно, когда я перепрыгивал с одного склона оврага на другой.

Мы с Сашей отработали этот овраг, но больше там ничего не было. За этим оврагом уже было ровное плато и поляна с недавно покошенной травой. Согласно карте боевых действий 1942 года, тут был хутор Починок, от которого вообще ничего не осталось, кроме поляны, пары старых коряжистых деревьев у оврага и этого ровного поля. Мы с Сашей повернули назад и решили более внимательно походить по первым двум оврагам. Примерно в середине второго мы наткнулись на несколько блиндажей, врытых прямо в склон. Но не успели мы начать разработку этого места, как услышали со стороны знакомые голоса. Это Гена и Стас кричали нам. Мы откликнулись им, и они быстро вышли на нас.

Стас рассказал нам, что автолавка приехала спустя непродолжительное время после нашего ухода. Они с Геной сходили к ней и купили все, что хотели. Что характерно, в автолавке продавалась настойка боярышника в небольших бутылочках, которую местные покупали исключительно в качестве спиртного напитка. Стас и Гена выпили по бутылочке боярышника и пошли искать нас.

Показав парням наши находки, мы ввели их в совершеннейший ступор. Стас, похоже, дико сожалел, что не пошел с нами. А Гена, похоже, и сам не ожидал, что здесь никем ранее не было копано… Мы с Сашей, будучи честными людьми, показали Стасу и Гене на блиндажи и сообщили, что третий овраг уже отработан, соответственно, есть шанс что-то найти в этом и в первом овраге. Увидев блиндажи в склоне холма, Стас кинулся туда с металлоискателем наперевес. Саша потянулся вслед за ним, а я остался в самом низу оврага, среди сухих стеблей прошлогодней крапивы. Гена присел покурить рядом, он просто наблюдал за нами, ожидая от Саши очередной просьбы о помощи в раскопке следующей ямы. Я включил металлоискатель и стал исследовать плоское дно оврага метрах в пяти метрах напротив от входа в блиндажи. Приходилось сначала ногой отодвигать сухие стебли либо приминать их, а затем уже проводить над землей катушкой как можно ближе к поверхности. Буквально сразу же я наткнулся на сильный сигнал. Дно оврага было мокрым, и рыхлый черный грунт напоминал тот, в котором я поднял целый жетон под Карским. Действуя осторожно, я обкопал место сигнала по периметру и снял верхний слой земли. Сразу под ним лежала немецкая каска куполом вверх. Я опустил руку в яму, нащупал козырек и за него поднял каски из земли. Внутри у нее сохранился алюминиевый внешний обод подшлемника, но каска, увы, прогнила насквозь в некоторых местах. Особенно ей досталось в районе козырька и лба, завальцовка по периметру тоже оставляла желать лучшего. Все обернулись, увидя такую мою находку, но никто не сорвался с места: все ожидали, что вот-вот и им достанется какая-нибудь приятная вещь. Только Гена встал и подошел посмотреть на каску. Он добродушно повертел ее в руках, постучал по ней лопатой и отдал мне.

Примерно через три минуты мы услышали Сашин радостный крик. Гена поднялся и стал помогать ему.

– Каска! – Сашиной радости не было предела, – он на секунду остановился, чтобы оглядеть нас радостными глазами, и принялся дальше копать. Но тут вскоре выяснилось, что каска-то советская, хоть и в очень хорошем сохране. Радость копателя сменилась разочарованием, которое Саша попытался скрыть напускным равнодушием.

– Да мне все равно, – бубнил он, – совковая каска – тоже хорошая находка. Да в таком сохране пойди еще найди, скоро вообще их не будет. Он наскоро отчистил ее от рыхлой земли и убрал в вещмешок.

А Стас в это время доставал из ямы рядом с блиндажом длинную ленту от немецкого пулемета. К сожалению, она очень сильно проржавела, и от металла во многих местах осталась только одна форма. Он продолжил копать в том месте, и одну за другой доставал куски таких же лент разной протяженности.

Я ходил взад-вперед по дну оврага, надеясь если не повторить успех, то хотя бы просто постараться сунуть катушку во все уголки, под каждый куст и примять каждый островок стеблей сухой крапивы. На голове у меня была одна каска, вторая каска была в левой руке, а лопата была под мышкой. Я уже жалел, что не взял с собой утром рюкзак, но оставлять место и идти за рюкзаком в деревню было бессмысленно, равно как и жаловаться на судьбу. Тут я увидел проявление закона подлости в его самом гуманном виде. Не исключено, что если бы я взял у Стаса видеокамеру и снимал бы ей, то мы с Сашей могли бы и пройти мимо этих пятачков в оврагах. Да и хорошие вещи очень не любят находиться, когда у копателя есть с собой фотоаппарат или видеокамера… Не знаю, есть ли в этом просто совпадение или же присутствует именно мистика, но в те разы, когда мы брали с собой в лес видеокамеру, нам никаких ударных находок сделать не удавалось. Зато наоборот – пожалуйста!

Когда мой энтузиазм в этом втором овраге иссяк, то я решил пройтись по дну первого оврага с начала и до конца. Для этого нужно было подняться вверх и выйти на поле. Саша и Стас, увидев, что я завершил свои поиски внизу, тоже стали закругляться. Мы все потянулись к первому оврагу. В том месте, где поле начинает постепенно «съезжать» вниз, я увидел среди сухих стеблей крапивы какую-то небольшую ржавую раму, наполовину торчавшую из земли. Поддев ее лопатой, я полностью достал ее и стал осматривать. Рама была причудливой изогнутой формы, но качество ее изготовления было высоким. К ней были приварены в разных местах разные проушины, крючки. По всему было видно, что у нее есть какое-то особенное предназначение. Я впервые видел такой предмет, Саша и Стас тоже не могли пояснить, к чему она относится. До грейдерной дороги от начала оврага было буквально десять метров, и примерно на таком же расстоянии уже лежал современный мусор, куски деталей от комбайна, битый кирпич и прочее непотребство. Пока я размышлял, Саша и Стас уже опередили меня и стали исследовать овраг. Я отложил эту раму в сторону и начал ходить по этому месту с металлоискателем. Поблизости в земле было довольно много сигналов, и я начал копать все подряд. Оказывается, рядом лежали граната РГД-33 в очень плохом сохране, разные гильзы, осколки снарядов, остатки консервных банок. Я окликнул Сашу – у него был примерно такой же состав находок. Глядя на меня, тащившего на себе две немецких каски, Стас и Саша уже держали перед глазами образы касок, и находки рангом ниже они уже никак не воспринимали. Но каски, к сожалению, в этих местах больше так легко не находились.

Голод, который я раньше не замечал, к этому времени заявил о себе во всю силу, и я сел на склоне оврага, не в силах продолжать хождения. Мне оставалось только наблюдать за товарищами, которые тоже начинали ходить медленнее из-за голода.

Мы исследовали эти пятачки еще примерно минут сорок, после чего Саша вышел ко мне и заявил, что тоже больше не в состоянии копать. Он сел рядом со мной, закурил. Мы попили воды и стали вдвоем смотреть на Стаса и Гену. Спустя еще какое-то время Гена пришел к нам. Он был явно навеселе, пытался шутить и балагурить. Стас все это время одиноко ходил между деревьев, хаотично двигаясь с одного склона оврага на другой, петляя по дну его.

Наконец и он все бросил и поднялся к нам. Было уже далеко за полдень, а мы сегодня даже не завтракали.

Общим решением было решено пойти домой и пообедать, а затем уже по настроению смотреть, куда еще можно пойти на раскопки. Я не стал забирать эту раму, поскольку так и не понял, к чему она относится.

Когда мы подходили к дому, я попросил Стаса обогнать нас и взять в доме видеокамеру, чтобы запечатлеть наше возвращение со всеми находками. Он бодро поскакал туда, и когда мы медленно втроем подходили к крыльцу, он уже встречал нас с включенной видеокамерой, комментируя то, что наблюдал в видоискатель.

Подойдя поближе, мы все начали выкладывать наши трофеи на зеленый травяной ковер перед домом. Сначала я снял с головы немецкую каску и бросил ее к ногам Стаса, затем туда же отправилась и вторая каска. Саша побросал рядом свои находки, а я пошел в дом и вытащил вообще все, что накопал в этот приезд. Стас все время снимал, а я стал раскладывать находки на траве. Когда все было сделано, то мы увидели целую гору самых разных военных вещей.

– Ничего себе, – ухмылялся Саша, – приносили вроде немного, а тут все вместе получается как настоящий музей!

И этот еще рядом не были выставлены его находки, которых бы лучше было и не выставлять на улицу, чтобы не шокировать возможных зрителей. Закончив съемку видео, Стас пошел в дом. Я собрал все и последовал за ним.

После позднего обеда настроя на дальние путешествия не было, и мы решили последовать идее исследования ближайших окрестностей деревни Шоптово. Саша повел всех нас к ставшему уже легендарным месту, где он откопал немецкую ракетницу в кобуре. Мы там ходили в очень расслабленном режиме, не претендуя на находки и не испытывая алчности, привычной для первого дня раскопок. Просто ходили по лесу, привычными движениями размахивали металлоискателями и копали сигналы, которые считали стоящими. Мы с Сашей откопали по корпусу гранат Ф-1 каждый. Стас выкопал мятый немецкий котелок, а Гена так и собирал трехлинеечные патроны. Каждый был занят своим делом, мыслями же мы были уже в своих находках. Я ходил по лесу, а сам представлял, как буду чистить каски от ржавого налета, как буду их реставрировать и красить; как буду мыть переноски для штурмовых барабанов; как буду выжигать сегодня вечером на костре тротил из корпуса «лимонки», чтобы ко мне со стороны властей не было претензий по ст. 222 УК РФ.

Как только начало темнеть, мы начали сворачивать свою деятельность и потихоньку двигаться в сторону дома. Морально мы были уже почти опустошены: заряд активности был истрачен на поиск и откапывание эха войны. Теперь нужно было снова вернуться домой, к обычным делам. Всему свое время, и мы потратили несколько дней своей жизни в эти майские праздники не зря.

Вот мы уже дома, привычно ужинаем и обсуждаем все подробности дня. О, это отдельное удовольствие – снова и снова переживать момент совершения находки! Наверное, по большей части ради именно самого процесса открытия мы и ходим в лес?..

На следующее утро мы проснулись как ни в чем не бывало и стали сразу же готовиться к отъезду. После завтрака мы начали собирать вещи и складывать все свое и вновь приобретенное добро в багажник автомобиля. Мой рюкзак в конце поездки был заметно тяжелее, нежели по приезду в Шоптово. Я едва смог уложить все находки в него так, чтобы для одежды и снаряжения нашлось место.

Занимаясь загрузкой вещей, мы увидели что по деревне едет УАЗик.

– Наши «деды» что-ли? – Саша внимательно присматривался к автомобилю, – точно, приехали!

Когда машина поравнялась с домом, Саша махнул водителю. Внутри сидело несколько мужчин предпенсионного возраста. Они были все очень грузной комплекции, и им пришлось нелегко, когда они выходили из УАЗика. Они пошли в нашу сторону, и Саша тут совсем расплылся в улыбке.

Мы поздоровались, Саша представил этим мужчинам нас со Стасом как своих напарников, но эти мужчины вообще не посмотрели в нашу сторону, как мне показалось. Они стали расспрашивать Сашу о находках, и тот начал на все лады рассказывать о том, что мы тут нашли очень много военного хлама. Стоило ему только мельком упомянуть о ящике гранат, как «деды» – а я понял, что это были именно они, – попросили Сашу показать их. Тот полез в багажник и достал пакет с гранатами. Все «деды» сгрудились вокруг них, они были очень возбуждены, причмокивали языками. По их поведению было видно, что их аж зависть берет. Саша, будучи очень хорошим прирожденным психологом, предложил самому главному толстому «деду» одну гранату забрать себе в качестве «подгона». Тот сразу же начал перебирать их в поисках самой лучшей, но Саша вмешался в процесс и как-то незаметно предложил тому одну из тех, что были очень хороши, не позволив «деду» выбрать гранату самому. Видимо, у них с Сашей были давно сложившиеся собственные отношения и система взаиморасчетов. Толстый стал активно расспрашивать Сашу о том, где мы это все нашли. И Саша не спеша, выдерживая паузы, которые явно томили толстого и тем самым доставляли удовольствие Саше, рассказал о тропинке в районе Гривы за Лучесой. За всем этим было очень забавно наблюдать.

Унеся гранату к себе в УАЗик, «дед» вернулся к Саше с какой-то трубой, в которой мы опознали сильно ржавый ствол от пулемета Максим, и вручил его Саше. Они продолжили общаться на какие-то свои темы, а мы со Стасом вернулись к процессу собирания вещей. «Деды» вскоре вернулись в УАЗик и поехали по Шоптово в сторону реки. Видимо, они решили отправиться в те местам, где мы нашли ящик с гранатами.

Закончив сборы, мы со Стасом и Сашей попрощались с Геной, традиционно вручив ему одну или две бутылки водки. Гена проводил нас взглядом, когда машина выезжала со двора на дорогу.

Мы проезжали мимо того места, где пару дней назад устраивали салют – от ямы не было и следа. Ехать по грейдерной дороге было совершенно иным делом, я вспоминал, как мы с Сашей ехали прошлой осенью по разбитой и раскисшей дороге, как штурмовали лужи и боялись засесть в грязи…

– Вот сделали дорогу, – вслух размышлял Саша, – и теперь все сюда ломанутся. Скоро в Шоптово будет аншлаг, копатели будут драться за место ночлега в доме. Эх, в следующем году в Шоптово вообще делать будет нечего, – теперь он обращался к нам со Стасом, – ваши московские опереточные копатели на квадроциклах приедут, все места с Геной выбьют и весь хлам из леса вынесут. Куда теперь ездить?

 

Белоруссия

Когда я вернулся в Москву, то после того, как хорошо выспался, сразу же стал искать на копательских форумах информацию о той стальной раме, которую нашел в последний день. Все же она мне смутно напоминала какую-то военную штуку, но вот к чему она относилась – этого я вспомнить не мог. Довольно быстро выяснилось, что эта рама – устройство для переноски на спине немецкого 50-мм миномета. Судя по количеству находок таких рам, они не были редкостью. Каждая дивизия вермахта должна была иметь в штатном вооружении 84 таких миномета. Воевавшая в районе Шоптово 86-я пехотная дивизия не была исключением, и я, судя по всему, нашел недалеко от деревни именно такую раму.

Узнав об этом, я стал себя упрекать за то, что не удосужился забрать ее. До деревни ведь идти всего пять минут неспешным шагом, а я не сообразил хотя бы сходить вечером перед сном туда и принести раму в дом. Уж вместе мы бы решили, что с ней делать и как ее везти. Да я бы и сам ее смог унести в руках, даже закинув на спину заметно потяжелевший от находок рюкзак.

Но было поздно горевать, собирать экспедицию в Шоптово только затем, чтобы забрать оттуда эту недооцененную находку, было нецелесообразно. Тогда я сосредоточился на том, что принялся чистить найденные каски. Особенно меня интересовала простреленная немецкая каска. Стоило ее только отмыть в воде, как по всей ее поверхности проступила краска, а сбоку я увидел декаль с белым вермахтовским орлом и свастикой на черном фоне. Каска была прострелена пулями разных калибров, примерно как найденная под Тагощей советская каска. Это стандартный пример последствий послевоенного подросткового хулиганства, или же русские солдаты использовали трофейные немецкие шлемы для учебных стрельб? Как бы то ни было, но именно эти отверстия спасли каску от гибели. Если бы она была целая, то скапливавшаяся в ней влага из грунта, несомненно, сточила бы металл до основания. А так – вода как сквозь сито проходила сквозь пулевые отверстия, и каска осталась в том виде, в каком ее и сбросили в эту ячейку в овраге.

Еще примерно неделю я не спеша чистил остальные находки, применяя обычную воду, мыло, соду, чистящие средства и щавелевую кислоту. Постепенно я закончил чистить шоптовские находки, и они заняли место на шкафу в моей комнате. Было приятно заходить в нее и при взгляде на трофеи вспоминать былые походы.

Наступил июнь, судя по нарядившимся в яркий зеленый наряд городским деревьям за окном, на природе «зеленка» полностью вступила в свои права. Когда мы в очередной раз встретились втроем – я, Серега и Стас – то очень долго уверяли Серегу, что наше старое доброе Некрасово по сравнению с Тверской областью бледно меркнет. После Шоптово ехать за копательским счастьем в Некрасово не имело смысла. Я показал ему свои находки, Стас продемонстрировал свои, и Серега с большим сожалением был вынужден это признать.

В один прекрасный день мне позвонил мой друг Ламкин с необычной просьбой. Он хотел съездить к своим родственникам в Белоруссию на автомобиле. Но он, как не очень опытный водитель, боялся ехать туда в одиночку, а взять с собой ему было решительно некого. Зная о моем фрилансерском образе жизни, он сообразил обратиться ко мне. Недолго думая, я согласился, но предупредил его, что за это мне нужна будет от него ответная услуга. Поскольку вся территория Белоруссии была оккупирована во время войны, то я даже не стал уточнять, где именно живут его родственники. Я сказал, что в поездку возьму с собой металлоискатель и потрачу некоторое время нашего путешествия на то, чтобы покопать там. Ламкин согласился, и мы стали собираться в дорогу. Буквально на следующий день я поехал в книжный магазин «Молодая гвардия» на Полянке и купил там карту Белоруссии. Увы, километровок в продаже не было, поэтому пришлось купить карту автомобильных дорог. Но и этого мне показалось достаточно, потому что главной целью было просто не потеряться там на местности как по пути к родственникам Ламкина, так и во время моих небольших походов уже на месте. Только перед самым выездом я спросил, куда же мы все-таки едем. Оказалось, что мы едем в деревню на территории Чериковского района Могилевской области.

Мне не составило большого труда отыскать эту деревню на этой карте, и тогда я стал изучать историю боев за эти места. То, что я узнал о будущей цели нашего автопутешествия, принесло мне большие надежды и воодушевление.

Недалеко от деревни и станции Веремейки находится река Проня перед райцентром Чаусы. Еще не приступая к чтению документов о войне в этих местах, я понял, что именно эта речка Проня как серьезное естественное препятствие при любых раскладах была задействована в боях.

Основные события на реке Проне, благодаря которым она вошла в историю Великой Отечественной, связаны с операцией «Багратион». Задача перед советскими войсками в 1944 году ставилась гигантская: освободить всю Белорусскую ССР.

Бои под Чаусами начались 23 июня 1944 года, то есть почти ровно за 62 года до того, как я собирался там покопать. В тех местах в наступление пошли 49-я и 10-я армии армией, русским войскам предстояло форсировать несколько рек, в первую очередь именно Проню, и прорвать сильно укрепленную немецкую оборону. Об это пишут во многих источниках по операции «Багратион». Но вообще-то бои в этом районе начались еще в октябре 1943 года, спустя примерно месяц после того, как был Освобожден Смоленск. Эти полгода позиционных боев на рубеже реки Прони характеризуются многочисленными попытками советских подразделений прорвать очень сильно укрепленную полосу немецкой обороны и соответствующими большими потерями. Тогда еще не было замысла единым ударов сбить немцев, и частные попытки создать плацдарм на противоположном берегу Прони были неуспешны.

Уже через два дня после начала операции «Багратион», а именно 25 июня 1944 года, город Чаусы был освобожден. Значит, немцев в итоге выбили с их мощных позиций очень быстро, и они не успели уйти оттуда сами. Это давало шанс, что очень много трофеев было брошено именно там, на местах боев. Держа все это в голове, я и ехал в Белоруссию, полагаясь на удачу и на то, что мне удастся за небольшое отведенное на копание время разобраться с особенностями местности и найти хороший нетронутый пятачок с хламом войны.

Мы выехали рано утром из Москвы, до Вязьмы мчались по так хорошо знакомому мне Минскому шоссе. В Вязьме свернули налево и доехали до Рославля. Там свернули на развязке направо и далее по прямой дороге ехали дальше, пересекли границу с Белоруссией и пообедали на обочине запасенными из дома бутербродами, вареными яйцами и картошкой. От этого места мы проехали примерно 35 км до города Кричева, потом еще примерно столько же до Черикова. Еще час плутаний по местным дорогам, и мы въехали в пункт назначения еще засветло. Общий километраж за день составил почти 600 километров. Перед самой деревней я обратил внимание на знак радиационной опасности, который стоял прямо на опушке. «Интересные места», – подумал я и стал смотреть, насколько далеко этот район от Чернобыля. Судя по карте автодорог, расстояние от этой деревни до города Припять на Украине и расположенной близ него ЧАЭС по прямой было всего-то 270 километров.

Родственники Ламкина в деревне встретили нас хорошо, мне отвели отдельную кровать в комнате детей, а самих обитателей взрослые взяли ночевать к себе в спальню.

Впереди у нас было две недели, и первые несколько дней мы решили потратить на посещение местных достопримечательностей, как их понимали сами местные. Мы за один день побывали в Могилеве, посетили рынок автозапчастей, поездили по центру города. В конце дня я все-таки начал спрашивать у хозяев про войну и про места боев, но ничего внятного от них добиться не удалось. Они просто были не в курсе дела. Насчет знаков «Радиация» на опушке они пояснили, что в том лесу собирать грибы и ягоды не рекомендуется, поэтому они ходят через дорогу в соседний лес. Там знака нет, и вроде как нет и радиации.

Сама белорусская деревня была абсолютно не похожа на то, что называют деревней в России: двухэтажные панельные дома, на окнах многих квартир были установлены спутниковые антенны, всюду был порядок и чистота. Ламкин решил выпить с родственниками за приезд и отдохнуть с дороги, все-таки он все это время был за рулем.

Я же взял металлоискатель и пошел на окраину деревни, чтобы самому увидеть, что же собой представляет белорусский лес. Оказалось, что сразу за дорогой в еловом лесу есть блиндажи. Рядом с ними были установлены самодельные брусья, турники и скамейки для упражнений на пресс. Видимо, местные спортсмены обустроили это место для себя некоторое время назад. Но было заметно, что этими спортивными снарядами давно уже никто активно не пользовался. Я отошел в лес метров на двадцать, включил прибор и начал ходить по площадям. Нужно было разведать место. Сразу же мне стали попадаться гильзы от Маузера, гильзы от трехлинейки, обоймы для патронов и осколки от мин. С одной стороны, это было неудивительно, ведь война в Белоруссии была практически повсеместно, что по 1941 году, что по 1943—1944 годам. Но чтобы вот так с первого раза наткнуться на реальные боевые блиндажи…

Я продолжил ходить по лесу, и везде была одна и та же картина: гильзы, осколки, старые консервные банки. Можно было ожидать найти остатки советских касок, более массивные артиллерийские гильзы, но ничего крупнее винтовочной гильзы я не нашел. В лесу постоянно я натыкался на протоптанные тропинки, люди ходили здесь регулярно, но современного мусора не было! Это было разительным контрастом с российскими лесами, например, с Подмосковьем, где в любом лесу поблизости от жилья обязательно будет локальная свалка строительных отходов или бытового мусора. Тут же не было и намека на подобное. Обойдя лес по периметру и уткнувшись то в дорогу, то в поляну, то в опушку, я вернулся на место захода. Разведка продемонстрировала присутствие военного железа, и теперь нужно было отправиться непосредственно на места самых жестоких боев. Уж там-то точно должны быть более интересные вещи!

Когда я вернулся домой, то местные поведали мне историю о том, как в послевоенные годы жители постоянно ходили в ближайшие леса и собирали металлолом. Теперь стало понятно, почему крупного железа в лесу нет: это все давно подчистили и вывезли.

На следующий день Ламкин загорелся идеей покататься по окрестностям на машине и посмотреть на древнюю архитектуру. Родственники тут же порекомендовали нам съездить в город Мстисласль и заглянуть в расположенный там монастырь. По их меркам, ехать до Мстиславля было недалеко, всего 50 километров. От Мстиславля до российской границы было гораздо ближе, примерно 11 километров. Но Ламкину, вырвавшемуся на свободу и потерявшему голову от низких цен в Беларуси, такие расстояния были нипочем. Мы долго собирались, взяли с собой хорошего знакомого его родственников и выехали в сторону Мстиславля только после обеда.

Ламкин был в приподнятом настроении, местный проводник сидел впереди на пассажирском сидении и показывал дорогу, мы с ветерком катились по пустым местным дорогам. Всего через полчаса мы въехали в Мстиславль, сбавили скорость и стали рассматривать город. Он был очень маленький, аккуратный, низкоэтажный. Буквально на каждом перекрестке можно было увидеть какое-либо старинное здание: колокольню храма, здание торговых рядов, усадьбы. Мы пересекли город несколько раз из конца в конец разными путями, а затем наш местный проводник предложил выехать за город, чтобы посмотреть развалины древнего монастыря, расположенного за чертой города. Поскольку наш проводник не знал точного маршрута, мы подъехали спросить дорогу у местных мужиков, которые сидели за столом и пили пиво. Нам любезно показали дорогу и объяснили, как добраться до этих достопримечательностей. Мы заехали туда, покрутились возле старинных построек, которые сложно было назвать развалинами, и которые явно находились в процессе ремонта и реконструкции.

После этого было решено ехать домой на ужин, ведь нас уже заждались к столу. Ламкин сообщил, что он уже понял все особенности движения по местным дорогам, а наш проводник был навеселе от бутылки пива и все время что-то рассказывал.

Заезжая обратно в город, Ламкин не обратил внимания на дорожный знак «Уступите дорогу», и мы на полном ходу выехали на перекресток. К нашему несчастью, справа по дороге на перекресток выехала другая машина – это был серебристо-серый «Опель». Я сидел сзади за водителем и видел все происходящее, как в кино.

Мы выехали на перекресток, и только тогда Ламкин увидел приближавшийся к нам справа «Опель». Скорость обеих машин была примерно 60 км/ч, мы стремительно сближались прямо посередине перекрестка. Наш автомобиль неумолимо ехал прямо наперерез «Опелю», и в следующее мгновение мы врезались в водительскую дверь другой машины. Капот нашего автомобиля поднялся и сложился, от инерции удара я стукнулся головой о подголовник водительского сидения и отлетел назад. «Опель» отскочил в сторону и проехал по инерции еще немного вперед, остановился на обочине.

Наша машина тоже остановилась. На несколько секунд воцарилось молчание, после чего Ламкин спросил: «Все живы?» Мы с пассажиром откликнулись, ошупывая себя, – все были целы, не считая легкого шока. Потом вышли из машины, а на перекрестке уже стали собираться местные жители, услышавшие удар.

Водитель «Опеля» не был пристегнут, он ударился головой сначала о стойку салона, а затем его отбросило вправо-вперед в сторону лобового стекла. Он головой ударился о правую нижнюю его часть, и на стекле осталась выпуклая вмятина от его головы. Водитель с трудом выбрался из салона, Ламкин нагнулся к нему и спросил, нужна ли ему помощь. Зевак стало собираться все больше и больше. Не теряя времени, я взял у Ламкина фотоаппарат и стал фотографировать место происшествия, положение машин, водителя «Опеля». У нашего автомобиля была разбита передняя часть: бампер, капот, фары. На асфальт вытекал тосол.

Через минут десять появились знакомые и родственники водителя «Опеля», они пробовали отозвать Ламкина в сторону для разговора, но он им громко и внятно сказал, что разговаривать будет только в присутствии инспектора местной ГАИ. Как я понял из перешептываний местных зевак, водитель «Опеля» ранее был лишен прав вождения за нарушение ПДД, он и сейчас явно был в состоянии легкого алкогольного опьянения. Но самая большая неприятность для нас была в том, что это мы нарушили правила, выехав первыми на этот перекресток. Перед ним с нашей стороны был установлен знак «Уступите дорогу», который, правда, был скрыт листвой и вообще не виден. Местные жители знали правила и без него, поэтому ехавшие по этой дороге всегда тормозили на перекрестке. Водитель «Опеля» ехал по своему родному крошечному Мстиславлю и даже не думал ждать опасности с дороги слева, ведь он ехал по главной дороге и не тормозил на перекрестке…

Судьба была в том, что этот водитель был одним из тех мужчин, которые еще час назад показывали нам дорогу к развалинам монастыря. Теперь мы с ним еще раз встретились на дороге, но уже в другом качестве.

К счастью, наш оппонент не получил сильных повреждений, но удар головой о лобовое стекло все-таки был для него чувствительным. Как говорили зеваки, если бы он был трезвым, то пострадал бы сильнее.

Когда приехал инспектор ГАИ, то для него ситуация уже была ясна и теперь нам предстояло оформить протокол ДТП. Вина Ламкина была очевидна всем. Со страховкой у нас все было в порядке, и самое страшное, что нам могло грозить, – это штраф водителю за то, что не выполнил требование знака «Уступите дорогу», что привело к аварии.

Наша машина не могла ехать самостоятельно, и это было самое печальное для нас. Уже сгущались сумерки, а мы были в пятидесяти километрах от дома. Дядя Ламкина к этому моменту уже успел выпить за ужином водочки и не мог приехать в Мстиславль нам на выручку.

Инспектор ГАИ после оформления всех бумаг дотащил нас на буксире до здания местного отдела милиции, и мы остались там ночевать в машине втроем. Настроение на всю поездку было потеряно. Ламкин уже считал примерные финансовые потери от этой аварии. Наш проводник был хорошо осведомлен в ценах местного рынка автозапчастей и обнадежил Ламкина, пообещав помочь найти самые дешевые запчасти для его автомобиля на разборках, а также порекомендовать знакомых мастеров в местном автосервисе.

Мы провели всю ночь в машине, сон никак не давался: мы раз за разом прокручивали в памяти всю ситуацию, каждый рассказывал свое видение. Ламкин корил себя за беспечность и за то, что не сбавил скорость на перекрестке, что не рассмотрел знак и что вообще поехал в этот злосчастный Мстиславль. Как говорится, чтобы я всегда был умным, как моя жена после.

Примерно часов в восемь утра за нами приехали деревни на машине и забрали в деревню. А наша поврежденная машина так и осталась арестованной на стоянке ГАИ до разбора ситуации. Последующие пять дней мы занимались разрешением этой проблемы. Ламкин со своим дядей ездил в Мстиславль на разбор происшествия, где обоим водителям вменили обоюдную вину. Ламкин получил штраф за то, что не уступил дорогу, а второй водитель был наказан за езду без прав. Правда, он еще и оказался в больнице с подозрением на ушиб головного мозга, и его машина, по оценке инспектора ГАИ, восстановлению не подлежала. Еще пару дней мы потратили на поездки в Минск на авторынок и поиск необходимых деталей на разборках. Дядя Ламкина нашел знакомых слесарей и договорился о ремонте машины. В итоге пришлось еще раз ехать в Мстиславль и забирать автомобиль на буксире. Ламкин по прошествии некоторого времени, подсчитав свои потери, сообщил мне, что если бы такая авария случилась в России, то стоимость ремонта в Москве и области была бы в два раза выше. А так он потерял примерно 700 долларов.

Кстати, когда мы были в Мстиславле, то дядя Ламкина заехал в гаражи к одному своему знакомому товарищу. Была хорошая погода, и многие владельцы гаражей были на месте, кто-то копался в моторе, а кто-то наводил порядок в гараже. Пока они там что-то обсуждали, я обратил внимание на очень знакомую канистру у одного из автовладельцев. Она стояла возле двери гаража, так что я мог хорошо ее рассмотреть из салона нашей машины. Канистра была очень старая, но целая, и ей явно пользовались по назначению. На ее боку были выдавлены надписи на немецком: «Kraftstoff Feuergefaerlich 1943 Wehrmacht». Мне было приятно видеть следы войны даже в таких утилитарных вещах. Ничего, успокаивал я себя, вот решим все проблемы с машиной, и я оторвусь в белорусских лесах по полной программе!

Буквально за несколько дней до того, как нам уже нужно было уезжать из Белоруссии, автомастера огорчили Ламкина. Они сообщили, что для полноценного вытягивания смятых лонжеронов требуется больше времени, еще примерно две недели. По всему выходило, что обратно нам придется ехать в Москву на рейсовом автобусе. Ламкин уже смирился с этим, а также с тем, что ему придется еще раз приехать в Белоруссию через две недели.

В очередной раз, когда мы все вместе поехали в Могилев по каким-то делам, я взял с собой рюкзак с лопатой и металлоискателем. Ламкин и его дядя что-то закупали на рынке, а я просто ехал как балласт. Но вот на обратном пути я сообщил им, что хочу выйти на трассе за Чаусами и походить в лесу за Проней хотя бы один день. Они очень удивились, согласились выполнить мою просьбу. Я пояснил, что от меня им сейчас все равно нет никакой пользы, и я все-таки приехал в Белоруссию не просто за компанию, но и по своим делам.

На трассе Могилев-Чериков мы остановились в районе деревни Дрануха, перед мостом через Проню. Мы договорились, что контрольный срок моего возвращения в деревню будет через 3 дня. Если мне понадобится, то я позвоню ему на мобильный телефон и сообщу точку, в которую нужно будет приехать за мной на машине. Но это будет в крайнем случае, а так я обещал быть не позднее этого срока дома и добраться до деревни самостоятельно. Я вышел из машины, забрал из багажника рюкзак и попрощался с Ламкиным. Машина уехала, и я остался один на один с природой. Отойдя с дороги в лес, я поменял гражданскую одежду на копательский прикид и пошел исследовать лес на высоком берегу Прони. Что я знал об этих местах из истории? Во многих документах писали практически одно и то же, повторяя из слова в слово, что на западном берегу реки немцы создали мощные оборонительные сооружения. Они состояли из трех позиций и размещались в 300—500 метрах от реки, преимущественно по высотам и опушкам. Линии траншей соединялись ходами сообщений, перед окопами были установлены ряды колючей проволоки, некоторые позиции прикрывались рвами с водой.

Немецкий берег Прони был засажен елками примерно лет 30—40 назад. Посадки прошли прямо по бывшим окопам и блиндажам. Было заметно, что сплошной линии окопов вдоль реки не осталось: на ровном поле их засыпали и все разровняли, в лесу засадили елками. Лишь в некоторых местах сохранился старый лес, который рос поблизости от окопов еще 60 лет назад. Берег был пустынным, с многочисленными тропинками. Судя по этим следам, люди периодически ходили здесь. Но тогда была середина недели и все работали, никто не шлялся праздно по лесу. Природа выглядела очень опрятно, если можно так сказать, в лесу и на полянках не было и следа от мусора. Я походил по берегу, как турист, стараясь привлечь к себе внимание людей, если бы они тут были. Когда я понял, что здесь, кроме меня, больше никого нет, то достал из рюкзака металлоискатель с лопатой и стал исследовать все ямы подряд. Так я ходил примерно час вверх и вниз по холмам, то приближаясь к реке, то отдаляясь от нее: не было никаких сигналов, как будто корова языком слизала. Тогда я решил пройти вдоль реки дальше от дороги. Может, там удача улыбнется мне?

Вот и я один на природе, рядом в радиусе километра нет никого. Только редкие машины проезжают по трассе, но их можно не брать в расчет. Я испытал какое-то сильное умиротворение, какое можно испытать только на природе, причем, пребывая в одиночестве. Точнее, я не испытывал одиночества и страданий от того, что я тут один. Мне было комфортно, я медленно настраивался на копательский лад, и все наши злоключения с аварией и ремонтом машины все быстрее отдалялись от меня.

Час спустя я уже чувствовал и дышал совсем другим временем, перед моим мысленным взором проходил 1944 год. Вот стали попадаться так знакомые по нашим прежним выездам алюминиевые баночки от рыбных консервов с надписью Aluminium Improves Quality, что было хорошим знаком. Чем дальше в чащу – тем больше сигналов. Тут был весь стандартный набор: хвостовики от мин, осколки от снарядов самых разных размеров, винтовочные и автоматные гильзы. Несколько раз я натыкался в лесу на целые минометные мины. Я не стал их трогать и доставать из ямы, чтобы узнать – прошли они канал ствола или нет? Просто засыпал обратно землей и ушел на другое место. У меня было предостаточно времени и сил, чтобы ходить по площадям, залезать в землянки, проверять брустверы и полянки перед входом в блиндажи. Хлам был, а вот интересных находок так и не попадалось. Пока я ходил причудливыми зигзагами по лесу, погода испортилась, и стал накрапывать мелкий дождь. Тогда я выбрал место повыше, чтобы там росли елки с раскидистой кроной, достал из рюкзака тент и растянул его между деревьями. Это позволило мне немного отдохнуть и переждать дождь в сухом месте. К счастью, дождь шел недолго, и я, немного подождав, чтобы тент просох на ветру, сложил его обратно в рюкзак и пошел дальше изучать лес. Судя по карте, лес на берегу Прони был относительно небольшой, со стороны города Чаусы его поджимало поле. Незаметно для себя я прошел этот лес насквозь и оказался на опушке у поля. Аккуратно выйдя из леса, я стал присматриваться вдаль и увидел вдали крыши домов в городе, услышал индустриальные звуки с предприятий и шум моторов с шоссе. Нет, современность мне неинтересна, мне нужна война. Рассуждая так, я вернулся в лес и пошел в сторону реки так, чтобы пройти туда уже новым маршрутом.

Конечно же, я был предельно осторожен в лесу и напрягал свой слух так, чтобы в случае сближения с людьми я бы первый обнаружил их. Народ в Беларуси простой и относится к органам власти с доверием и пониманием, поэтому милиция часто получает сигналы от граждан, если кто-то вдруг ведет себя неподобающим образом. Я прекрасно понимал, что приехав сюда из России с металлоискателем и отправившись на места боев по 1944 году, я себя веду совершенно неподобающе. С точки зрения белорусских законов, в Беларуси имеет право копать по войне только 52-й отдельный специализированный поисковый батальон вооруженных сил. Если меня тут кто-нибудь увидит за работой и позвонит «куда следует», то разбирательств не избежать. Самый минимум, на который можно тогда будет рассчитывать, – это потеря металлоискателя. В худшем же случае могут возбудить административное или уголовное дело.

Именно поэтому я старался шифроваться как можно сильнее и выбирать самые глухие места для хождений с прибором.

У такой строгости с раскопками есть и другая сторона – низкая конкуренция или же ее полное отсутствие. Рискуя нарваться на неприятности, я в то же время вступал как бы на территорию заповедника, где не ходят толпы копателей с металлоискателями и не ездят лихие люди на джипах и квадроциклах. Низкая конкуренция, как известно, повышает шансы для первопроходцев и позволяет организовать монополию. Судя по отсутствию раскопов в лесу, я в этом месте немецкой обороны на Проне был как раз в роли монополиста. Этим можно и нужно было пользоваться.

Еще одна опасность, которая тут подстерегала меня, это та самая чернобыльская радиация. Согласно открытым данным, примерно 70% радиоактивных осадков после аварии на ЧАЭС выпало в Беларуси. Уровень загрязнения ее территории даже выше Украины, до 20% всех лесов Беларуси до сих пор загрязнены радиацией. Соответственно, любой хлам войны, выкопанный в Беларуси, по умолчанию может нести радиоактивное загрязнение. Последствия собирания таких находок дома сложно предугадать.

Поэтому, рассуждал я, если мне будут попадаться рядовые вещи, то лучше их не брать с собой. Присваивать можно только редкие и интересные вещи, и то их нужно будет потом проверить на радиацию. Зачем же тогда ходить в Беларуси по местам боев и копать военный хлам, спросите вы? Ну, так как раз ради процесса, ведь так приятно быть первопроходцем, доставать вещи из земли и испытывать эйфорию при каждой интересной находке!

Так подошел к концу день, в лесу уже стало довольно темно, и мне оставалось не так много времени перед закатом, чтобы выбрать место для ночлега. Я решил забраться поглубже в чащу, чтобы там раскрыть тент между двумя толстыми деревьями, которые бы стояли в окружении густого кустарника. Это была моя первая ночевка в лесу в полном одиночестве, и мне предстояло выдержать испытание собственными мыслями. Ведь не секрет, что когда мы остаемся одни, то все содержимое нашего головного мозга начинает активно подавать сигналы сознанию. Человек, питаемый избытком разных идей, может и не справиться с ними. Скорее всего, именно поэтому пытка одиночеством для большинства людей становится непереносимой мукой, ради избавления от которой они готовы продать душу дьяволу.

И я почувствовал эти явления уже в тот момент, когда, раскрыв тент, стал готовить ужин на костре. Наступила ночь, в лесу стало совершенно темно, и каждый шорох в лесу моим сознанием воспринимался как звук, создаваемый другим живым существом. В голову стали приходить всякие разные образы тех, кто бы это мог быть – от лесных мышей, бурундуков и кротов до зайцев, лисиц, волков, кабанов и леших вурдалаков. Вот, к примеру, вы точно уверены, что существ наподобие снежных людей или йети в этом мире не существует? Сидя дома или даже ночуя в лесу, но в компании еще кого-нибудь, я бы на такой вопрос рассмеялся бы в лицо вопрошавшему. А оставшись в лесу один на один с природой и ее неведомыми мне звуками, я не был столь категоричен. Я стал весь внимание, которое очень сильно обострилось. Чтобы отвлечь себя от этих самых терзающих сомнениями мыслей и допущений, я стал просто что-то делать. То хворост соберу, то разожгу костер поярче, то стану заваривать чай. Во время таких занятий странные мысли отступали, и на место им приходили простые понятия: тепло-холодно, хорошо-плохо, добро-зло. Когда я научился контролировать поток мыслей, то и интенсивность звуков в лесу стала не столь пугающей. Я стал анализировать природу возможных звуков в лесу и насчитал огромное множество причин, приводящих к отсутствию тишины. Деревья качаются – звук издает кора, которая трется от ветки; падают листья, шурша на ветру; сухие ветки отрываются от дерева и с хрустом падают – они слышны очень далеко; пропрыгал зайчишка, хрустя чем-то – это нормально в лесу; птицы вьют гнезда и хлопают крыльями в вершинах деревьев – это вообще слышно на весь лес. И теперь нужно вздрагивать от каждого шороха? Да ну вас всех, дорогие лесные жители, я сегодня у вас ночую, но я тут не в гостях, а на равных с вами правах. Сказав себе это, я переключил поток сознания с того, что происходит сейчас вокруг меня на то, что могло происходить тут раньше.

Устроившись поудобнее на коврике внутри растянутого тента, я пил чай и наслаждался природой. Неожиданно мне стало хорошо и комфортно наедине с собой, я обрел гармонию в своих мыслях и постарался запомнить это состояние. Надо сказать, что ранее я не испытывал ничего подобного, и мне захотелось, чтобы это ощущение уверенности в себе и правильности того, что я делаю в данный момент, не покидало меня никогда. С такими мыслями я завернулся в спальный мешок и крепко заснул.

Утром сработал будильник на мобильном телефоне, который я поставил на семь часов утра. Выглянув из тента, я увидел остатки костра и котелок с остатками чая, брошенную мной у костра ложку и нож. При дневном свете лес выглядел куда как прозаичнее, чем поздним вечером. Посмеявшись над своими вчерашними мыслями, я стал разжигать костер и готовить завтрак.

После завтрака я походил с металлоискателем вокруг своей стоянки в радиусе примерно двадцати метров. Мне было интересно посмотреть на результат тотальной проверки площади. Получаса было достаточно, чтобы понять: осколки артиллерийских снарядов есть в любом лесу, который находился в зоне боев. Осколков было не так много, но все-таки они встречались в количестве, достаточном, чтобы оценить царившую тут обстановку при артиллерийском обстреле как смертельно опасную. Сняв тент и убрав все вещи в рюкзак, я пошел по лесу с металлоискателем наперевес, полный сил и желания что-нибудь найти. Чем ближе к реке, тем более крутым становился уклон. В один прекрасный момент я увидел перед собой живописный овраг с широким дном. Вот тут-то я разгуляюсь!

Я спустился вниз, поставил рюкзак посередине оврага и стал ходить, размахивая прибором из стороны в сторону. Здесь мне стали попадаться ржавые консервные банки, остатки стальных ящиков от боеприпасов, гвозди от сгнивших деревянных ящиков и укупорок, остатки цинков с патронами, гильзы от оружия. Всего этого было очень много, выкапывать каждый такой пустяковый предмет мне стало лень, и спустя какое-то время я подкрутил настройки металлоискателя так, чтобы он отсекал мелкие стальные и чугунные предметы.

После этого мне стали попадаться только гильзы, что значительно упростило мое хождение. В одном месте я нашел несколько алюминиевых шпенек от немецких подсумков. Правда, это была только фурнитура, а самих подсумков не было. Я все там перерыл, но их как след простыл. Так, с оврагом все ясно, а где же тут блиндажи? Ведь источники обещали на этом берегу еще и несколько рядов траншей! Забрав рюкзак, я пошел дальше вниз по оврагу по направлению к реке, и оказался в лесу, буквально изрытом сплошными линями окопов. Рядом были и блиндажные ямы, расположенные по всем правилам полевой фортификации. За деревьями был просвет, в котором ясно было видно течение реки. Было только одно обстоятельство, которое сильно отрезвляло, – это широкая пешеходная тропинка, вьющаяся между линиями траншей вдоль всего берега. Эта картина мне напомнила берега реки Нары в Подмосковье.

Что ж, подумал я, это именно те немецкие позиции, которые я искал. Надо просто включить металлоискатель и походить здесь как следует. Следов чужих раскопов я здесь не увидел, что вернуло мне оптимистичный настрой, и я сразу полез в блиндаж. В нем было много сигналов, и я стал копать сплошняком, не отвлекаясь на проверку и уточнение места. Сначала пошли целые и битые стеклянные бутылки. Я уж было решил, что наткнулся на хорошо закопанную современную помойку, но знакомого советского мусора не было – были только бутылки. Я стал их рассматривать и признал в них исключительно немецкое происхождение. Там были винные бутылки из темно-зеленого стекла, пивные бутылки из темно-коричневого, бутылки из-под шнапса из прозрачного белого стекла – тара на любой вкус. После бутылок пошли остатки консервных банок и куски трехжильной немецкой колючей проволоки, остатки кожаных подошв. Раскопав там все до материка, я понял, что это было место сброса бытового хлама из блиндажа. А куда сбрасывали боевой хлам? Я поднялся повыше и стал ходить поверху рядом с раскопанной помойкой. Буквально сразу мне стали попадаться советские патроны в одном месте, они шли и шли из ямы, я копал все глубже и глубже, и скаждым сантиметром глубины патроны становились все более чистыми, латунь становилась все более желтой. В общей сложности я достал оттуда штук двести трехлинеечных патронов, раскопав яму глубиной более двух штыков. Собрав их все и отложив на заранее првоеренно пустое место возле дерева, я продолжил ходить поверху. В метре от ямы, где были патроны, металлоискатель подал очень сильный и четкий сигнал. Я воткнул лопату в землю и стал копать. На глубине примерно один-полтора штыка я наткнулся на полукруглую боковину со вдавленными ребрами жесткости. Эта картина мне была уже очень хорошо знакома – немецкий противогазный бачок припрятан тут! Меня потрясло то, что он был в зеленой краске. Я начал аккуратно обкапывать его со всех сторон. Когда дело было сделано, я вытащил его рукой из ямы и обнаружил по весу, что он не пустой. Осмотрев его со всех сторон, я увидел аккуратное квадратное отверстие в бачке, видимо, от осколка. Оно не было сквозным, и на обратной стороне в металле был заметен четкий след от вмятины, сделанный квадратным осколком изнутри. Я открыл крышку бачка и обнаружил там внутри противогазную маску! Аккуратно вытряхнул из бачка содержимое: увы, осколок пробил не только одну из стенок бачка, но и размочалил сам противогаз. Стекла были разбиты, резина превратилась в труху, фильтр прогнил просто в хлам. А вот и сам осколок, действительно, он имеет почти квадратную форму и, потеряв всю кинетическую энергию, остался внутри, испортив такую хорошую вещь… Видимо, поэтому противогазный бачок и бросили тут из-за того, что он пришел в негодность, а потом просто пнули в яму и засыпали. Я засунул содержимое обратно в бачок, бросил туда же осколок и закрыл крышку. Немного порадовавшись такой находке, я убрал ее в рюкзак и продолжил ходить среди траншей. Далее мне попадались всякие вещи, уже знакомые по немецким позициям, но ничего стоящего мне не попалось. Я обошел вся ряды траншей, спустился к первой линии, за бруствером которой сразу же начинался обрывистый берег высотой более трех метров. Я живо представил себе, какой непреодолимой преградой для штурмовавших эти позиции советских солдат с той стороны казались эти окопы. На первой линии в брустверах было множество стреляных гильз. Имея в рюкзаке противогазный бачок, я уже грезил о касках и других знаковых предметах. Но тут больше ничего не было. Я несколько раз по диагонали прошел эти позиции, заходил с разных сторон, проводил катушкой металлоискателя между деревьев, совал ее под густые кусты, отходил в лес и возвращался – все было напрасно. Мелкого железа и осколков с гильзами было предостаточно, а ценных находок не было. Я сверился с картой. Несмотря на мелкий масштаб, все же было видно, что лесной массив этот небольшой.

Река Проня подходила вплотную к лесу буквально единственно в этом самом месте, тогда как в остальном своем течении она вилась, как змея, и была от леса на расстоянии примерно 200—300 метров. Я пошел вдоль берега и вдоль окопов прямо по тропинке в сторону автодороги, с которой пришел. Буквально через двести метров сплошные линии окопов прерывались, лес переходил в мелкий кустарник. Река отходила от берега, и сам берег становился более пологим. Вот и все, подумал я, у немцев система огня была выстроена так, чтобы занимать высоту в лесу и ближайшие подступы к ней. С той высоты, где я откопал патроны и противогазный бак, все вокруг простреливалось на километр, и подойти к этим позициям ближе – означало идти на верную смерть. Я вернулся немного назад, походил по последним траншеям, но там вообще было пусто. Копать траншеи наугад мне не хотелось, к тому же, упадок сил безо всяких часов дал знать, что наступило время обеда. Я отошел подальше в лес, приготовил еду и обнаружил, что мои запасы воды уже почти на исходе. Пятилитровая бутылка как-то быстро закончилась, и я стал думать, как мне поступить. Набирать воду в реке Проне мне не хотелось, я опасался радиации и сточных вод из города Чаусы. Никаких источников или колодцев поблизости за сутки я не замечал.

Пообедав и пройдясь еще с часок по окопам, впрочем, без особого результата, я решил завершать свой одиночный выход и двигаться в сторону дома. Немного расстроившись, что я не сумел рассчитать расход воды и запастись нужным количеством, я переоделся, сложил металлоискатель и лопату в рюкзак и пошел в сторону автодороги. Звонить Ламкину и вызывать машину мне показалось слишком простым решением для такого небанального похода. Я чувствовал в себе еще силы на рывок и решил добираться до деревни самостоятельно. Согласно карте, путь по автодороге составил бы более 30 километров. Но там дорога делала большой зигзаг, и расстояние от места, где я сейчас находился, и деревней по прямой составляло всего 15 километров. Конечно, я не собирался лететь на крыльях домой, и мне нужно было выбрать маршрут. Я решил, что поступлю следующим образом: по автодороге я дойду до железнодорожных путей и уже по путям пойду в сторону станции и одноименной с ней деревни. Так я ни за что не заблужусь, но в этом случае мне придется пешком пройти почти 20 километров с рюкзаком. Несколько лет назад я ставил эксперимент и пробежал 20 километров по Москве от станции метро «Проспект Вернадского» до станции метро «ВДНХ» буквально за 2,5 часа. Реально оценив свои силы, я решил, что с рюкзаком за спиной я пройду эти 20 километров до деревни за 4—5 часов. Если повезет, и по этой железной дороге часто ездят поезда, то я вообще смогу сократить свой путь, дойдя до ближайшей станции и подождав поезд.

Полежав на земле перед выходом минут двадцать и настроившись на марш-бросок, я встал, надел на спину рюкзак и пошел по дороге. Мои надежды оправдались, и, пройдя 10 километров, я наткнулся на железнодорожный полустанок. К счастью, там стояли люди, ожидавшие поезд именно в ту сторону, в которую мне было нужно. Через 45 минут пришел дизель-электровоз с вагонами, мы сели в поезд, и уже через пятнадцать минут я вышел на нужной мне станции. Еще пятнадцать минут пешком, и я звонил в дверь квартиры. Никто не ожидал меня увидеть в этот момент, Ламкин сказал, что если бы вечером я не позвонил, то он бы сам набрал мне, потому что стал беспокоиться. Я показал все свои находки, чем привел в замешательство всех. Они-то думали, что Великая Отечественная война осталась где-то далеко позади в истории, а она до сих пор лежит у них в лесах, стоит только пойти ее искать.

Через пару дней нам нужно было уезжать, мы собрали вещи и тепло простились с хозяевами. Дядя Ламкина отвез нас на своей машине в город Чериков и посадил на рейсовый автобус до Москвы. Мы сели в видавший виды дизельный «Икарус» в 6 часов вечера, ехали всю ночь на неудобных креслах, просыпались каждые 2 часа на остановках. Автобус шел до конечной остановки «Автовокзал Измайлово», что было для нас обоих не совсем удобно. Примерно в 6 часов утра попросили водителя остановиться в районе 43 километра на МКАДе. Там нас подхватил на машине сосед Ламкина, с которым была предварительная договоренность об этом. Этот добрый человек подвез сначала меня до дома, а потом домой увез Ламкина. Так закончился мой увлекательный и незабываемый выезд в Белоруссию, из которого я вынес несколько полезных жизненных уроков и благодаря которому значительно обогатил свой копательский опыт.

 

Некрасовский фарт

Буквально через неделю после описываемых событий мы со Стасом решили поехать в Некрасово. Точнее, в этот раз Стас уговорил меня посетить те места. Он уже давно не выезжал покопать, и теперь его было не остановить. Поиску новых мест он предпочитал посещение уже изученных старых, где, как ему казалось, всегда можно что-то отыскать. Я же, отчасти пресыщенный прошлым копанием в Белоруссии, не ждал от Некрасово никаких открытий. Те места мы изучили более чем хорошо, восторга первопроходца там уже не испытать…

Тем не менее, я согласился поехать, чтобы не терять форму и отдохнуть на природе. Стас для такого дела попросил у отчима автомобиль на выходные, я с рюкзаком приехал к нему домой в обед в пятницу, и мы с комфортом поехали на запад. Ехать по Москве в пятницу на машине – занятие непредсказуемое. Погода была прекрасная, этим обстоятельством решили воспользоваться не только мы, но и тысячи дачников, стремительно оккупировавших своими машинами неширокое Минское шоссе. От МКАД и вплоть до Можайска мы то и дело встревали в пробки и лишь поздно вечером в пятницу добрались до Серегиной бытовки. Ключей от нее у нас не было, мы поставили палатку в уже знакомой маленькой роще на поле.

Я был в расслабленном состоянии и получил большое удовольствие от сидения у костра и пребывания на природе. Стас был очень бодр, ему не терпелось, чтобы суббота наступила поскорее, и мы бы пошли копать.

Утром мы быстро позавтракали, напились чая и пошли в сторону речки Добреи. Она была в это время полна водой, и нам пришлось еще походить вдоль ее извилистого берега, чтобы найти переход на другую сторону в виде поваленного дерева.

Поднявшись по склону вверх, мы миновали старые посадки, прошли густой молодой лес и вышли, наконец, к ранее изведанным немецким блиндажам. Стас тут же достал из рюкзака свой металлоискатель и побежал к ямам, чтобы первым реализовать свое стремление к находкам. Я же знал, что здесь хлама совсем не так много, как в Беларуси и в Шоптово. Поэтому просто дежурно ходил с металлоискателем между блиндажами, изредка копая те сигналы, которые мне казались стоящими. Я скорее получал удовольствие от свежего воздуха и пряного аромата леса.

Увидев, что я хожу по блиндажам без особого рвения, Стас заподозрил что-то недоброе. Тогда он предложил уйти с этого места и поискать новые места дальше в чаще. Я не возражал, так как поиск неизведанного был гораздо интереснее, чем пустое ковыряние на старых местах. Мы сверились с картой и взяли курс по компасу на Долину Славы. Совсем скоро мы оказались в мокром лесу. Что-то мне подсказывало, что я где-то видел эти картины, что мы здесь однажды уже были. Стас не узнавал эти деревья, просветы в них. Мы прошли по этому лесу еще немного, оказались на сильно заросшей крапивой полянке, окруженной елками и осинами. Тут уже я испытал совершенно четкое ощущение дежавю и стал пристальнее осматриваться в поисках доказательств. Миновав крапиву, мы подошли вплотную к крупным деревьям, и в этот момент увидели еле заметные следы костровища между ними. Рядом лежали мелкие кусочки алюминия, остатки тюбиков.

– Стас, а не мы тут были случайно? – я краем глаза заметил пару знакомых блиндажей.

– Не знаю, не могу узнать, – он вышел из крапивы, скинул рюкзак, и мы стали внимательно обследовать этот пятачок.

Я сразу пошел к блиндажам и увидел старую зияющую чернотой яму возле входа. Точно, это был тот самый блиндаж, в котором я, копая наугад, откопал фарфоровый корпус зажигалки с клеймом «D.R.G.M.» Значит, у соседнего блиндажа Стас в свое время откопал немецкую пряжку!

Я позвал Стаса, и мы вместе стали ходить. Так и было: это место нам знакомо, и именно здесь мы ночевали почти ровно два года назад. В том походе мы нашли пулеметный станок, немецкую канистру и пряжку вермахта. Тогда нам пришлось уйти, поскольку мы истратили к этому моменту всю питьевую воду. И вот теперь мы совершенно случайно оказались в этом же месте. Теперь нам ничего не мешало задержаться тут и обыскать каждый клочок земли. Достав карту, я определил, что это место находится на небольшом удалении от реки Добреи, и теперь мы можем нанести его на карту. Стас уже раскладывал металлоискатель и готовился к работе. Имея собственный прибор, он больше не выпрашивал у меня Tesoro, он мог копать где угодно и что угодно. Я последовал его примеру, и в течение следующего часа мы ходили в радиусе двадцати метров от этого блиндажа, каждый по своей логике. Но, как известно, повторить успех в том же месте практически невозможно. Но Стас, однажды найдя пряжку у блиндажа, с тех пор стал маниакально исследовать все прилежащие к ним поверхности, словно он открыл секрет правильного результативного копания. Мы находили остатки старых консервных банок, фрагменты тюбиков и упаковки от сыра – традиционные для этих места предметы. Через час такой работы оказалось, что больше нам тут делать нечего. Тогда мы зажгли костер на старом месте, пообедали, отдохнули и пошли дальше.

Мы ходили и искали другие позиции в лесу. В самом деле, ну не могли же быть эти два блиндажа в глухом лесу единственными?

Так мы проходили довольно долго, пока не наткнулись на несколько рядов блиндажей. Под ногами валялись давно выкопанные и брошенные диски от пулемета ДП, укупорки от снарядов, укладки для немецких гранат, гильзы от гаубиц. Такое большое количество верхового железа свидетельствовало о том, что мы уже подбираемся к Долине Славы.

– Отлично, тут есть хлам, – обрадованно заявил Стас, – значит, можно что-то найти. Помнишь, как я в Шоптово на выбитом месте нашел жетон и лампу Люфтваффе?

Он подмигнул мне и скрылся в кустах, чтобы, следуя Сашиной тактике, искать там, где труднее всего искать. Я же сделал паузу, а потом стал из любопытства перебирать сложенные под деревом железки. Металл тут, конечно, очень плохо сохраняется. Чем ближе к земле, тем трухлявее железо. Многие предметы буквально рассыпались в руках, и мне очень не хотелось найти что-нибудь очень интересное в подобном сохране. Это значило бы, что все наше занятие обнаружило свою бессмысленность: забирать с собой из леса трухлявые предметы у нас уже стало моветоном.

Незаметно для себя мы подобрались к опушке леса, за которой было поле. На том месте раньше была деревня Васильки, погибшая в войну. Почти два года находилась она на линии фронта…

Мы повернули назад. Пока мы шли по опушке, всюду нам встречались куски копаного железа, всякие железные ящики, куски от магазином для ДП-27, фрагменты советских касок. Это за многие годы поисков люди накидали сюда все, что не стали забирать из раскопов. Мы даже не пробовали что-то искать у находящихся на опушке блиндажей: скорее всего, их давным-давно уже обчистили.

Мы со Стасом шли в сторону реки Добреи по азимуту, не полагаясь на память. Примерно в середине леса мы наткнулись на очередные ямы. Они были расположены в густом лесу, подлесок скрывал их со всех сторон. Даже с расстояния трех метров уже было непонятно, что находится вокруг. Мы достали металлоискатели и приступили к изучению тех мест в зарослях, куда можно было пробраться. В одном неприметном блиндаже я сразу наткнулся на сильный и четкий сигнал. Он был прямо в бруствере блиндажа, и, как уже знал по опыту, в нем может лежать что-то хорошее. Я забил шурф, грунт был влажный, глиняный. Но глина была коричнево-красного цвета – такая земля не обещает отличный сохран. На втором штыке послышался приятный звук трения крепкого металла лопаты о солидный металл в яме.

Я позвал Стаса, чтобы он был свидетелем происходящего и получил некоторое удовольствие от созерцания процесса. В его присутствии я очистил верхнюю часть предмета от глины, и мы увидели лобовую часть немецкой каски с характерным козырьком. После короткой паузы, вызванной замешательством, я вспомнил, что у меня с собой есть видеокамера! Я достал ее из рюкзака, передал Стасу и попросил его снимать все, что будет происходить в дальнейшем.

Краем лопаты я поддел за козырек каски, и она не без труда постепенно освободилась из глиняного плена. Подцепил ее рукой и достал из ямы.

Перед нами была настоящая немецкая каска м35, с целым алюминиевым обручем подшлемника внутри. Я соскоблил лопатой глину с ее купола, и мы увидели, что она совершенно целая, без каких-либо повреждений. Отличная находка! Неужели количество походов в Некрасово наконец-то стало превращаться в качество?

Я отложил ее на бруствер и стал дальше водить катушкой металлоискателя над ямой. Там еще что-то было!

Стас продолжал снимать, я снова взялся за лопату и еще через полштыка выкопал совершенно ржавую, напрочь прогнившую немецкую яйцевидную гранату М-39 с синим пластиковым колпачком. Больше в этом блиндаже никаких сигналов не было. Я передал эстафету копания в блиндаже Стасу, а сам отошел от ямы и стал чистить каску подручными средствами. Она была очень крепкая, и я решил в дальнейшем отреставрировать ее. Убрав находку в рюкзак, я вернулся к яме. Стас уже потерял к ней интерес, но его энтузиазм возрос многократно после того, что он видел своими глазами. Он начал как сумасшедший бегать вокруг и просвечивать все блиндажи вдоль и поперек, надеясь повторить мой успех.

Терять время в бездействии не имело смысла, и я тоже начал бегать по лесу. Но нам тут больше ничего не попалось, всякие копаные детали из недавних раскопов не в счет. Оказалось, что и тут побывали коллеги-конкуренты, и лишь каким-то чудом они не наткнулись на это блиндаж с каской. Мне просто повезло, и я рад был этой удаче.

Пообедав на небольшой полянке, мы решили идти дальше к Добрее, в сторону стоянки. Через полкилометра мы заприметили наши старые места. Это был гансовский блиндажный город практически на берегу Добреи, на котором мы успели много раз оттоптаться в самых разных составах. Казалось, что все мои знакомые копатели побывали тут как минимум по одному разу. Что нам было делать со Стасом? Других позиций в лесу поблизости нет, по крайней мере, мы тут больше ничего не нашли. Не придумав ничего лучшего, мы решили походить здесь наудачу. Стас надеялся на катушку своего мощного прибора и поэтому выбрал для изысканий заросшую свежей травой полянку. Я же пошел к еловым посадкам. Там были несколько блиндажей, с которых мы в свое время и начинали копать это место.

Повинуясь скорее привычке, приобретенной в Шоптово, чем желанию что-то откопать в этом попсовом месте, я прошелся снова вокруг блиндажа, пиная верховые, выкопанные нами же ранее консервные банки и хвостовики от мин. Проверил, наверное, в сотый раз, площадку перед входом, а потом сделал два шага вправо и отодвинул ногой старое бревно. На том месте, где оно лежало, вдруг металлоискатель подал сильный сигнал на режиме «Все металлы». Я удивился и подумал, что это какая-то банка осталась тут в дерне, и смахнул его лопатой. Но нет, сверху на земле ничего не было. Тогда я воткнул лопату в землю и тут же наткнулся на твердый предмет. Слегка потыкав лезвием, я понял, что он продолговатой формы. Это мог быть большой осколок от снаряда, какие мы очень часто находили почти везде. Я присел на корточки и лопатой снял всю землю, чтобы обнажить металл: если это осколок, то и копать тут дальше нет смысла. Но это был не осколок, в земле четко угадывалась ручка от немецкого штыка для 98к! Я смахнул всю землю с нее, так и есть – это ручка от штыка с кнопкой и бакелитовыми накладками. Слегка потянул ее на себя, но не тут-то было! Предмет крепко сидел в земле, и тут я решил, что этот штык может быть брошен прямо в ножнах, которые и держатся за землю и корни.

Я позвал Стаса и попросил его снова поснимать. Он тут же пришел, взял в руки видеокамеру, а я приступил к полному обкапыванию предмета со всех сторон. Примерно на линии гарды над штыком рос толстый корень, за который он и цеплялся. Когда дело было сделано, я крепко взялся за рукоятку штыка и потянул на себя. Из земли сначала показалась гарда, а затем и лезвие – без ножен. При первом взгляде штык выглядел просто классно! Фигурная рукоятка, темно-коричневые бакелитовые накладки, гарда и длинное лезвие – это была вторая моя прекрасная находка за день.

Стас громкой восхищался штыком, хвалил меня и находку, но за этим показным благодушием скрывалась легкая зависть и отчаяние. Промолчать он не мог, тогда бы это можно было счесть как презрение или ничем не прикрытую ревность. Поэтому он поздравил меня с находкой, отдал мне видеокамеру, а сам с удвоенной скоростью помчался к тому месту, где оставил свою лопату и металлоискатель. Я же принялся сбивать со штыка землю, и вскоре оказалось, что его лезвие довольно сильно проржавело и по кромке почти полностью «ушло». Гарда была ржавая, с глубокими кавернами. Но, несмотря на его состояние, которое сходу можно было оценить на что-то среднее между «двойкой» и «тройкой», под гардой на лезвии сохранился маленький островок вороненого металла, на котором виднелись остатки клейма фирмы-производителя. По-настоящему целыми у штыка выглядели бакелитовые накладки, они никак не пострадали от времени. Я убрал находку в рюкзак и стал разжигать костер, чтобы попить чай в честь такого хорошего дня.

Стас еще немного походил по полянке, но, видимо, устав копать сущий хлам, пришел к костру, и мы вместе выпили крепкого чая. Подводя итог дня, мы сошлись на том, что в этот раз мы закрасили белое пятно на карте наших путешествий.

– Находки тут есть, но мы выгребаем последнее. – говорил я Стасу, – а сохран тут такой, что жалко становится, – пытался я подсластить ему пилюлю. Глядя на выражение его лица, когда он сосредоточенно смотрел на костер, я читал его мысли. Там было горькое сожаление о том, что он, Стас, предложил поехать в Некрасово, для этого взял машину у отчима и привез нас сюда на место, сделав все, а в результате плодами его усилий воспользовался другой, то есть я.

Я же, как никто другой, знал про Стаса, что он сам очень любит «упасть на хвост» кому-либо и в общей суматохе словить удачу буквально «на халяву». Но сегодня просто был не его день, а мне эти находки дались большим количеством пустых выездов в эти места. Я с благодарностью принял от леса эти подарки, полагая, что этот момент и есть начало триумфального получения прекрасных трофеев от того занятия, которому я посвящаю абсолютно все свое свободное время.

На следующий день мы сходили в лес к колодцу, Стас снова бегал со своим металлоискателем вокруг полянки, где ранее он нашел медальон, а после него Саша надел немецкую каску и карабин, но никаких ударных находок ни ему, ни мне больше сделать не удалось. Мы вернулись в лагерь пораньше и выехали в Москву еще засветло. И снова столкнулись с пробками на трассе, которые начались уже в районе Дорохово. В город мы вернулись уже затемно, и Стас высадил меня у метро «Кутузовская», а сам поехал по Третьему кольцу домой.

Я же, переступив порог квартиры, скинул рюкзак, сходил в душ и принялся чистить находки. Уже после первоначального мытья стало ясно, что и штык, и каска находятся примерно в одинаковом состоянии. У шлема проявились дырки от ржавчины, которые нужно было заделывать. Я оставил эти находки сушиться на газете в коридоре, а сам пошел спать.

 

Аэродром Питомник

Все оставшееся лето я занимался ремонтом в квартире. Новая проводка, оштукатуривание стен, циклевка паркета и покрытие пола лаком в три слоя – все приходилось делать самому. В августе маме уже надоел этот затянувшийся беспредел с перестановкой мебели и строительной пылью. Она уехала на три недели в подмосковный пансионат, а мне предстояло к ее возвращению доделать все. Как бы я ни старался, в этот срок полностью уложиться не удалось. И тогда я еще первые десять дней в сентябре батрачил в квартире.

Еще до ремонта я начал задумываться о том, чтобы устроить большую поездку в Волгоградскую область – «в Сталинград». Когда я заходил на сталинградский форум в Интернете, то спокойно смотреть на находки местных копарей было просто невозможно. Я несколько раз звонил Саше, агитировал его за поездку туда на машине. Но он каждый раз отказывался, ссылаясь на технические проблемы с машиной: то подвеску надо чинить, то в моторе что-то сломалось, то кузов необходимо заваривать-переваривать. Наконец, я понял что он просто не хочет ехать так далеко от дома на этой машине, не будучи уверен в том, что она не развалится где-то посреди степи. Тогда я стал предлагать Стасу и Сереге поехать туда своим ходом. Что характерно, Стас в принципе был готов отправить за приключениями в Волгоградскую область, но до самого последнего момента он ожидал, что Саша согласится поехать на машине. Тогда Стас бы с радостью «упал на хвост», то есть присоединился бы к поездке. Но как только стало окончательно ясно, что ехать приедется не на машине, а в степях придется передвигаться только пешком, то Стас моментально отказался. Но истинную причину отказа он прикрывал различными отговорками.

– Я не могу понять, как можно копать на открытой местности? Вот в лесу – совсем другое дело: ты спрятался в деревьях, поставил палатку и сидишь там. А вот как в степи ходить с металлоискателем, там же все как на ладони? – заявлял он с очень умным видом, изображая из себя мудрого и осторожного копателя.

Как я ни пытался объяснить ему, что степи представляют собой не ровную площадку, а весьма пересеченную местность, он отказывался это понимать. И мои рассказы о длинных и глубоких балках в степях, где можно спрятать целый дирижабль, не имели никакого эффекта. Он просто не хотел отправляться копать пешком, вот и вся причина.

В один прекрасный момент мне этот цирк надоел, я позвонил Сереге и сообщил, что на Стаса можно не рассчитывать. Серега посмеялся и сообщил, что готов поехать в Волгоградскую область даже вдвоем.

Способов добраться из Москвы до Волгограда существовало много. Если не ехать на машине, то самый близкий к этому вариант – поездка на автобусе. Поездку на поезде мы не рассматривали с самого начала, потому что тогда пришлось бы еще придумывать, как добраться с железнодорожного вокзала в Волгограде до тех самых мест в степи. Это мне показалось весьма сложным и трудно предсказуемым занятием. Гораздо проще было сесть в автобус и попросить водителя остановиться где-нибудь на трассе недалеко от интересных мест. Я точно знал по опыту возвращения из Беларуси, что поездка на автобусе имеет ряд недостатков, например, неудобные сидения, тряску в дороге, невозможность принять пищу с комфортом и так далее. Но, вместе с тем, именно автобус, ехавший по стандартному маршруту из Москвы в Волгоград, двигался по трассе М6 «Каспий» как раз по местам боев…

Я предложил Сереге такой вариант, на что он согласился и сказал, что во всем мне доверяет. Это означало, что заниматься организацией поездки от начала и до конца придется только мне.

Я выбрал момент, когда в моем квартирном ремонте образовалась пауза, и поехал к Павелецкому вокзалу. Там была стихийно образовавшаяся стоянка автобусов, выезжавших из Москвы и приезжавших в Москву по междугородным маршрутам. Никакой официальной автобусной станции перед вокзалом не было, просто на ближайших к зданию вокзала улицах стояли большие междугородные автобусы, на которых были прилеплены таблички с указаниями городов назначения. Возле автобусов сновали предприимчивые люди, которые негромким голосом предлагали уехать в тот или иной город «недорого». У этих людей я разузнал все о расписании отправлений автобусов в Волгоград, все оказалось очень просто: цена билета 600 рублей, отправление в 16:00 каждый день, остановки для похода в туалет и «поразмять ноги» будут каждые 3 часа, поездка будет длиться 15 часов.

Там же в районе станции метро «Павелецкая-кольцевая» я увидел вывеску магазина «Камуфляж и снаряжение», зашел туда из любопытства. Там на приалвке увидел очень интересную фляжку какой-то из иностранных армий, она по конструкции была очень похожа на фляжку вермахта, хотя и была сделана из современных материалов. По состоянию она была совершенно новая и стоила всего 120 рублей. Продавец рассказал мне, что это фляжка армии ГДР. Вспоминая свой последний поход и ночевку в Белоруссии, когда у меня внезапно закончилась питьевая вода, а также держа в уме грядущую поездку в жаркую Волгоградскую область, я купил эту фляжку и поехал домой.

В июле я решил сделать себе подарок на день рождения и на почти что все имевшиеся у меня в тот момент сбережения купил любительскую видеокамеру Panasonic NV-GS500, которая на тот момент была топовой моделью в своем классе и была признана лучшей любительской видеокамерой 2006 года. За видеокамеру и очень качественную сумку-переноску я заплатил тогда 28000 рублей, что тогда на 11000 рублей было больше средней зарплаты в Москве. Я успел летом слетать в Екатеринбург по заданию редакции одного из журналов, чтобы посетить Ирбитское мотор-шоу и написать статью о нем. Там же я впервые снимал этой видеокамерой и понял, что снимать видео и монтировать фильмы мне нравится почти так же, как и копание.

В первых числах сентября я уже почти доделал ремонт, мне оставалось только смонтировать фурнитуру для шкафа-купе и собрать полки, установить двери на полозья. На эту работу у меня ушло два дня, и, когда все было сделано, я позвонил Сереге и сообщил, что готов ехать.

Серега взял отпуск на 10 дней, и мы решили выезжать вечером в понедельник 11 сентября. Я был очень рад тому, что могу сменить обстановку и отдохнуть от штукатурных и малярных работ. Этот затянувшийся «небольшой» ремонт меня очень сильно вымотал, и предстоящее хождение по степям с рюкзаком за спиной я рассматривал исключительно как активный отдых.

В 16:00 автобус отправился от Павелецкого вокзала в сторону Волгограда, мы с Серегой заняли места в середине салона и стали морально готовиться к испытаниям в степи и к отличным находкам. Время в пути шло очень медленно, водитель автобуса выдерживал скорость на трассе в пределах 60—80 километров в час. Я рассказывал Сереге все, о чем читал на сталинградских форумах копателей, о сталинградском «котле» и том удивительном сохране, который там встречается почти везде.

Мы ехали и мечтали найти множество немецких наград, касок, штыков и других интересных предметов. Собираясь в поход, я предупредил Серегу, чтобы он взял с собой как можно больше консервов и круп, запасся емкостями для воды и, самое главное, не забыл захватить с собой GPS-навигатор. Хоть у меня и была очень хорошая карта-двухкилометровка, но подстраховаться было бы нелишним. Серега все мои просьбы выполнил, а также взял с собой маленький фотоаппарат, чтобы запечатлеть наше путешествие во всех подробностях. Для этих же целей я взял свою новую наикрутейшую видеокамеру. В будущем я хотел все-таки организовать большую экспедицию в Волгоградскую область, и мне нужны были наглядные аргументы для Саши и Стаса.

Я старался поспать в автобусе вечером и первую половину ночи, так как нам нужно было не пропустить место высадки. Я заранее уточнил у водителя, сможет ли он высадить нас за Самофаловкой, на что получил положительный ответ с ремаркой, что Самофаловку будем проезжать ранним утром, буквально на рассвете.

Будильник на мобильном телефоне разбудил меня в 4 часа утра, я стряхнул с себя сон и стал смотреть в окно, чтобы понять, где же мы сейчас едем. Оказалось, что мы уже рядом с Волгоградской областью, по названию населенных пунктов я стал отслеживать наше перемещение по трассе. Примерно через час я разбудил Серегу и посоветовал ему быть начеку. Затем я провел экспресс-анализ на карте и выбрал точку, где нам надо высаживаться – это место перед развязкой дорог за Самофаловкой, рядом справа по карте в качестве ориентира был поселок Новая Надежда. Я пошел к водителю и обо всем с ним договорился.

Солнце первыми лучами только начало пробиваться через степь, пейзажи за окном из серо-сиреневых стали превращаться в серо-желтые. В очередной раз водитель сделал остановку по требованию в поселке Иловля, и, пока несколько пассажиров выгружали вещи из автобуса на остановку, через открытую дверь в автобус заползла прохлада. В салоне к утру стало душно и холодно. Я старался терпеть эти лишения и с надеждой смотрел на выжженную траву за окном, которая явно свидетельствовала о том, что днем здесь обычно очень жарко. Предрассветная мгла медленно уступала место утру. Где-то вдали виднелись пологие холмы с белыми вершинами – это были меловые горы.

Я следил за дорожными указателями и то и дело поглядывал на водителя. Наконец, мы подъехали к развилке дорог, и водитель открыл двери для нас. Мы с огромными рюкзаками протиснулись через узкий проход между креслами и ступили по ступенькам вниз из салона автобуса в неизвестность.

Под ногами был местами разбитый асфальт, обочина дороги, где мы оказались, представляла собой толстый слой песка и пыли. Двери автобуса закрылись, мотор чихнул, и автобус укатил вдаль. Мы остались стоять одни на обочине, я предложил Сереге пройти вперед до развязки и там уже сойти с дороги в поле, где сделать первый отдых и наметить маршрут.

Мы шли по пыльной обочине, все вокруг было необычным. Первые впечатления от Волгоградской области: южные деревья, сухая трава, редкие посадки вдоль границ полей,

смесь свежего чистого воздуха с мелкой пылью, ветер и яркое солнце.

Когда мы отошли от трассы на полкилометра и уже двигались по обычной грунтовой дороге, внезапно далеко впереди послышался грохот моторов, за низкими деревьями посадок показалась пыль, поднимаемая тяжелой техникой. Гул приближался к нам. Мы решили остановиться и посмотреть, что же это такое.

Из-за посадок с грохотом выехала огромная самоходная установка! Лязгая гусеницами, она повернула налево и поехала мимо нас. За ней показалась еще одна, затем еще и еще. Мы сняли рюкзаки, Серега завороженно смотрел на эти машины, которые мчались по грунтовой дороге с задранными кверху стволами пушек. На башне каждой самоходки сидел танкист в форме и черном шлеме. Откуда они ехали и куда? Мы совершенно не ожидали увидеть военную технику в таких количествах, но продолжали смотреть на это зрелище. Серега достал фотоаппарат, и мы по очереди сфотографировал друг друга на фоне колонны самоходок. Наконец, последней машиной в колонне проехал грузовой КАМАЗ, видимо, со снарядами для пушек.

Мы подождали, пока пыль на дороге гусениц самоходок осядет, и пошли дальше. Впереди был хутор Новая Надежда. Нам предстояло пройти мимо него, пересечь за ним автодорогу между хутором Степной и аэропортом «Гумрак».

Через час после восхода было уже достаточно жарко, сентябрьское солнце тут светило и грело так, как редко оно греет у нас в Подмосковье даже в июле. Мы сразу обратил внимание, что воздух здесь сухой. Буквально за час с небольшим наши с Серегой лица приобрели легкий загар. Идти с рюкзаком было тяжело, но мы упрямо шагали вперед. Когда мы добрались до автодороги, то сделали еще один привал. Серега посмотрел в свой навигатор и выяснил, что мы прошли уже примерно 5 километров. Я показал ему карту и примерное место назначения, оно было за хутором Красный Пахарь. По грубым оценкам, до этого места по прямой было еще около 17 километров.

– Надо, значит надо, – вздохнув, ответил на Серега.

Мы немного передохнули в поле, попили воды и увидели группу людей, которая работала в поле. Я предложил Сереге дойти до них и узнать у них про эти места, поспрашивать о копателях и вообще внаглую выяснить обстановку на местности.

Нас заметили издалека, один мужчина остановился и стал нас рассматривать. Видимо, образ пеших туристов с большими рюкзаками за спиной был тут не очень популярным и редко встречался. Мы свернули с дороги и направились прямо к нему. Поздоровавшись, я начал с простых вопросов: как называется ближайший населенный пункт, где можно набрать воды и сколько нам идти до хутора Красный Пахарь. Мужчина отвечал, что они живут в Новой Надежде, воду можно набрать в канале, прокипятив перед использованием, а до Красного Пахаря пешком по прямой через поля – примерно пять километров.

Тогда я решил поспрашивать о том, встречаются ли ему в поле какие-нибудь следы войны?

– Здесь уже ничего такого нет, – отвечал он, – все поля запаханы и сюда после войны навезли слой чернозема высотой с метр. Но есть у нас тут «умники», которые что-то находят. Одного придурка недавно посадили: он где-то нашел пулемет и на 9 мая не придумал ничего лучше, чем в пьяном пострелять из него по самолетам. Тут же рядом аэродром… В общем, вычислили его, сделали обыск и забрали гору оружия.

Мы с Серегой посмеялись, хотя мужчина, видимо, совершенно не шутил. Я отвечал ему, что мы приехали из Москвы и хотим посмотреть на сталинградские степи и посмотреть на эхо войны.

– Понятно, – продолжал он, – а что-то конкретно ищете? Людей, оружие?

– Нет, – уточнил я, – что попадется. Оружие не ищем, за это же сажают. Вот каску или немецкую пряжку – это с удовольствием, у нас в Подмосковье такого уже давно нет.

Тогда мужчина стал показывать нам руками направления в разные стороны и пояснять, что слева есть балки, чуть подальше есть тоже балки, и за Красным Пахарем есть балки, куда часто ездят копатели из Волгограда.

– А где здесь так называемая Австрийская балка? – спрашиваю его, – Вроде историческое место, много читал, а что это такое – непонятно.

– Не знаю, где она конкретно, – мужчина задумался, – тоже много раз слышал, но ведь у нас тут везде балки. Вот вам бы, на самом деле, знаете, куда стоит попасть? – тут он сделал мечтательное лицо, – за Степным и за Россошкой есть такие огромные балки, и их там так много, что их просто невозможно все ходить переходить. Вот там до сих пор много всего лежит, может, даже техника запросто найдется, не говоря уже о касках или пряжках.

– Так сколько же это километров отсюда до тех мест? – мы с Серегой уже раскрыли рты и поняли, что наш собеседник стал говорить начистоту.

– Это больше двадцати километров отсюда, ребята, – завершил он с сожалением в голосе, – там безлюдные места. Раньше там везде были хутора и поселения, а теперь там голая степь. Еще бы вам попасть за Дон, но это уже совсем далеко: нужно переправляться на другой берег, там вообще без машины делать нечего.

Мы поблагодарили нашего визави, попрощались и пошли дальше по совхозной дороге по общему направлению к хутору Красный Пахарь. Рассказанного нам было достаточно, чтобы пробудить в нашем с Серегой сознании самые яркие картины брошенной техники, военного имущества и живописных картин с балками, полными хлама периода Сталинградской битвы. Ноги стали идти быстрее, тяжесть рюкзака на какое-то время перестала ощущаться, глаза смотрели за горизонт. Но далеко нам идти не пришлось. Стоило нам дойти до высоты, образованной складками местности, как мы увидели слева начало глубокой и широкой балки. Если земля вокруг нее была покрыта сухой выжженной травой, то в самой балке трава была ярко-зеленая и густая. Через балку была протянута толстая труба явно сельскохозяйственного назначения. Скорее всего, это был водовод для орошения полей. На склонах балки виднелись ярко выраженные оплывшие блиндажи, они вытянулись в ряд по всей балке. Рядом за камышами был тот самый канал, откуда и забирали воду, но она там была очень непривлекательная на вид, явно была не проточная, в канале квакали лягушки, и мы не решились набирать там воду для питья. Но у нас был еще достаточный запас, который мы уже начали экономить. Однако блиндажи были уже рядом, и мы с Серегой, возликовав, решили спуститься с дороги в балку и начать копать прямо здесь.

Стоило только скинуть со спины тяжеленные рюкзаки, как сразу же жизнь заиграла яркими красками. Мы огляделись по сторонам. В некоторых местах земля была как будто вскопана несколько лет назад, кое-где были свежие покопки. Присмотревшись повнимательнее, я увидел смятую ржавую канистру, которая валялась прямо на земле недалеко от выхода из блиндажа. Пока Серега курил, сидя на трубе, я пошел к канистре и, подняв ее, обнаружил хорошо различимые буквы на одном из ее боков, избежавшем повреждений: «Kraftstoff Wehrmacht». С этой канистрой в руках я вернулся к Сереге и дал ему заценить раритет. Ржавой канистра была только поверхности, а в целом же ее металл сохранился очень хорошо, была даже видна краска под ржавчиной. Если бы канистра не была помята и бесповоротно испорчена, я бы взял ее с собой.

Уже было понятно, что дух войны отсюда никаким сталинградским ветром не удалить. Достав из рюкзаков металлоискатели, мы начали обшаривать ими балку. Над нами то и дело пролетали самолеты, это аэропорт жил своей обычной жизнью.

Гильзы, ржавые банки из-под консервов, остатки укупорок от боеприпасов – всего этого в земле было предостаточно. Немного изучив состав почвы в виде первых незамысловатых находок, мы с Серегой пришли к единодушному мнению, что здесь постоянно копают. Но делают это как-то халтурно, потому что многие предметы я выкапывал буквально между недавно сделанными ямками.

Мы еще немного пожарились на полуденном солнце в этой балке, а затем, полагая, что нам нужно исследовать как можно больше мест, поднялись обратно на дорогу и пошли дальше. Вскоре канал слева завершился то ли дамбой, то ли шлюзом, а вместе с каналом и широкая прямая дорога между полями превратилась в более узкую и извилистую грунтовую. Впереди, согласно карте, было просто ровное поле, а в реальности там везде были балки между полями, посадки и островки мелких деревьев, растущие в разных местах, без какой бы то ни было системы.

Когда спустились в ближайшую балку, то снова обратили внимание на большое количество оплывших блиндажей. Именно такие картины я видел на фотографиях с местных форумов. По самому дну балки протекал узкий ручеек, по берегам которого росла высокая трава. Мы опять не рискнули довериться этой воде, и продолжили пить еще московскую из баклажек. Тут в дело пошла моя фляжка, у которой в комплекте был алюминиевый стаканчик с мерными рисками внутри. Мы наливали в него воду и пили ее, отмеряя дозу нужным количеством рисок. Оказывается, вполне можно утолить жажду двумя-тремя глотками.

В этой балке я нашел крышку от диска ППШ, обломки штыка от трехлинейки, всевозможные элементы от немецких деревянных ящиков и прочую сопутствующую фурнитуру. Конечно же, везде были гильзы как от стрелкового оружия, так и от артиллерии. За пару часов копания в этой балке мы с Серегой подержали в руках столько хлама, сколько не выкапывали и за год мытарств у Некрасово.

Тут нам стало так горько, что мы, оказывается, так бездарно потратили огромное количество времени в безрезультатных хождениях по подмосковным и смоленским лесам.

Обойдя все самые интересные ямы и пройдя по низу балки, мы решили, что с нее достаточно. Здесь явно не было крупного хлама, и мы перешли дальше, в соседнюю балку. К этому времени солнце перешло из зенита на юго-запад и освещало окрестности так, что игра света и тени становилась все более отчетливой.

Вместе с вечером пришел и ветер, его порывы по мере приближения заката становились все более сильными. Он не холодил, а только сушил. Состав находок в этой балке был примерно идентичным предыдущей. Мы уже привычно реагировали на сигналы, практически угадывая, что же скрывается там в земле. Почти все предметы лежали не глубже десяти сантиметров под землей, поэтому копать было удобно и приятно.

Примерно на середине этой балки мы обнаружили маленький ручеек, который шлее прямо по дну. Мы понимали, что эта вода вытекает в каком-то месте из того самого канала. Но вода эта была уже прозрачная, такой можно было уже умыться, что мы и сделали. Я снял фляжку с пояса, отстегнул от нее стаканчик и зачерпнул им моду. Отражаясь от блестящей внутренней поверхности стаканчика, вода выглядела вполне пригодной для питья, хотя в ней и были мелкие соринки. Солнце уже бросало последние прощальные лучи, мы не успели и оглянуться, как прошел день. Решили заночевать в этой же балке, растянув тент в небольшом ее ответвлении. Проблем с дровами не было, достаточно подняться наверх к дороге и пройти в посадки: там можно было совершенно спокойно насобирать хворост в любом количестве. Поскольку мы хотели посидеть при костре допоздна, то я сходил в посадки еще раз и приволок оттуда сухой повалившийся ствол. Мы приготовили ужин на местной воде, предварительно прокипятив ее, как следует, заварили чай в котелке и принялись получать удовольствие.

Ночь опустилась очень быстро, мы постоянно провожали глазами садящие и взлетающие из аэропорта самолеты. Летное поле освещалось очень хорошо, между ним и нами было большое расстояние. Кроме огней аэропорта, вокруг не было практически ничего. Где-то далеко в небе было мутно-желтое зарево от городского освещения Волгограда. Вся жизнь была там, здесь же в округе не было никого. Мы с Серегой сидели у костра в степи, как кочевники, не привязанные ни к чему и вынужденные постоянно переходить с места на место. От места высадки до места ночевки по прямой было примерно 8 километров, но реально ногами мы за первый день прошли в два раза больше.

Второй день начался с того, что я на рассвете пошел умываться к ручейку. Все тело болело, ничего делать не хотелось. Лучи солнца светили почти параллельно земле и уже пригревали, а все углубления в балке были в тени, и там было прохладно.

Я зажег костер и стал кипятить воду для завтрака и чая. Вскоре проснулся Серега, и мы вместе стали хлопотать по хозяйству. После завтрака мы решили еще немного походить по балке с металлоискателями. Увы, ничего наподобие наград, немецких пряжек и других стоящих вещей все не попадалось. Уже в тот момент, когда я забыл обо всем, мне попались две алюминиевые пуговицы с зернистой поверхностью. Их диаметр был немного больше стандартных кительных, на обратной стороне были клейма «Berlin». Я показал их Сереге, и мы пришли к выводу, что это пуговицы от шинели. Вдвоем мы переворошили это место, но больше пуговиц там не нашли. Не думая даже унывать, мы отдохнули, допили чай и, собрав вещи, пошли через голое поле по направлению к хутору Красный Пахарь.

Примерно через 2 километра мы вышли к хорошо накатанной грунтовой дороге, за ней виднелись пруд и крыши хутора. Вода блестела на солнце через невысокие камыши, и картина вокруг была достойна пера художника. Рядом с дорогой тянулась роща, и мы с Серегой поспешили укрыться в тени деревьев, чтобы перевести дух. Но долго сидеть праздно не хотелось, и я взял металлоискатель, чтобы пройтись между деревьев. Пока Серега отдыхал, я накопал там множество осколков, гильз и прочего шмурдяка. Он посмеялся над этими находками, я выкинул их обратно в кусты, и мы пошли к пруду купаться.

Поскольку Серега был все-таки в отпуске, а я тоже все лето малярничал и столярничал с полной отдачей, то нам полагалось и расслабиться. Мы подошли к берегу, скинули с себя одежду, разложили туристические коврики и стали загорать. Где-то вдали шумели тракторы, изредка проезжали легковые машины на хуторе.

Здесь, у воды, мы были как на курорте, оторвавшиеся от забот и предоставленные только сами себе и своим интересам. Я обрисовал Сереге наши ближайшие действия: надо дойти до хутора, в местном магазине купить воды, чая, сахара и свежего хлеба, после чего сделать марш-бросок через поля к Австрийской балке. Совершенно не представлял, где она расположена и как выглядит, но надеялся, что кто-нибудь из хуторских нам что-нибудь подскажет.

Нагревшись на солнце, мы пошли купаться в пруду. Вода была прохладная, но достаточно комфортная. После купания мы снова плюхнулись на коврики и стали обсыхать, греться и загорать. В этот момент я поймал себя на мысли, что так хорошо мне не было уже очень давно, примерно лет десять я не купался так беззаботно и не лежал на берегу пресного водоема под жарким солнцем.

Набравшись сил и энтузиазма, мы снова надели рюкзаки, запылили по дороге и спустя полчаса вошли в хутор Красный Пахарь. В местном магазине не было покупателей, по моей просьбе продавщица за прилавком собрала все, что нужно, и спросила, как я буду расплачиваться. Ответил ей, что, как обычно, – наличными. Это ввергло ее в секундное замешательство: «Ну, надо будет посмотреть, а то, может, я не наберу сдачу».

В этот момент в магазин зашла женщина, она по-соседски мило пообщалась с продавщицей, взяла хлеба и молока и напоследок попросила записать на ее счет. Продавщица привычно махнула ей вслед, мигом достала журнал в коленкоровой оплетке с разлинованными страницами и вписала долг в пустую строчку напротив фамилии. Я сообразил, что на хуторе местные привыкли рассчитываться в магазине только сразу после зарплаты, и наличные тут видят пару раз в месяц. Я постарался расплатиться под расчет, чем успокоил даму за прилавком.

На выходе из магазина я рассказал всю эту историю Сереге, который сидел в тени рядом с рюкзаками и курил.

– Вот бы здесь арбуз купить, – мечтательно сказал он, выпуская дым.

– Где же мы найдем тут арбуз? – я недоуменно стал смотреть по сторонам.

– Вот же корки свежие валяются, – кивнул Серега на сваленный у стены дома мусор.

В этот момент на площадь хутора выехал трактор и остановился у магазина. Из трактора вышел молодой парень и лихой походкой пошел к ближайшему дому. Видимо, фермер приехал домой пообедать. Через пару минут он вышел из ворот, и я подошел к нему с вопросом про арбуз. Парень пригласил меня зайти к нему во двор и предложил выбрать из небольшой кучи у ворот. Я некоторое время колебался, не зная, какой взять. Тогда он сам взял один из кучи понес его мыть к колонке с водой. Под струей воды арбуз выскочил у него из рук, упал на бетонный пол и треснул. Фермер домыл арбуз и вручил его мне, категорически отказавшись от денег.

Тогда я спросил у него, как нам добраться до аэродрома Питомник и Австрийской балки? Он задумался, а потом сказал, что таких мест тут не знает. Но показал дорогу из хутора в сторону поля и добавил, что в той стороне как раз начинаются балки. Я поблагодарил его и понес арбуз к Сереге. Там же мы разрезали его, съели с огромным наслаждением и выбросили корки в мусорное ведро на автобусной остановке. Серега еще раз покурил, и мы вышли из хутора в указанном направлении. Примерно через полтора километра дорога уткнулась в перекресток. Перед ним перпендикулярно дороге проходил канал с бетонными берегами. Под дорогой он был закатан в трубу. Мы с Серегой остановились у канала и стали смотреть, сгодится ли нам эта вода для приготовления пищи? Вода была довольно прозрачная, в ней плавали мальки. Серега взял у меня стаканчик от фляжки, зачерпнул ею воду из канала и стал рассматривать. Потом подумал, и сделал небольшой глоток.

– Вроде нормальная, – сказал он, – сделал из фляжки еще пару глотков.

Я удивился, что Серега так смело пьет сырую воду из непроверенного водоема. Но стояла такая жара, и было так сухо, что я последовал его примеру, выпив несколько глотков из стаканчика. Водка как вода, и мы заполнили из канала все свои бутылки. Уложив емкости в рюкзаки, мы набросили их на плечи и пошли дальше. Мы смотрели по колее: чем толще и накатаннее дорога, тем больше шансов, что она не закончится в скором времени в чистом поле. Впереди на полях мы заметили какую-то активность: люди что-то собирали на поле в мешки и грузили в самосвалы. Так мимо нас проехали несколько КАМАЗов, доверху груженых этими мешками. Далее в поле нам под ногами стали попадаться луковицы, и мы поняли, что сегодня на этом поле убирают лук. Подобрав с обочины дороги несколько больших и сочных луковиц, мы прошли мимо рабочих. Это были граждане какой-то среднеазиатской республики, которым до нас не было никакого дела. Где-то на середине поля я почувствовал, что у меня поднимается температура, и я начинаю чувствовать слабость.

Решив, что это мне напекло голову на солнце, я собрал все силы и решил не сдаваться. Мы прошли это первое поле и добрались до перекрестка, за которым было еще одно поле.

Правда, на втором поле не было вообще никакой активности. Мы прошли и его. За вторым полем было третье поле, которое выглядело совсем уж заброшенным. Оно было больше, чем первые два, но за ним мы увидели высокие опоры ЛЭП. Мы решили дойти до этой ЛЭП и там уже осмотреться на местности. На грунтовой дороге было совсем уже мало свежих следов, и мы поняли, что забрались туда, где начинаются местные дебри. Солнце клонилось к закату, надо было искать место для ночлега. Мы с Серегой зашли в посадки и решили растянуть тент прямо в них, благо за 3 метра в этих деревьях уже ничего не было видно. Я чувствовал слабость, ноги еле слушались меня, а голова соображала очень плохо. Мы разожгли костер, и я пошел собирать дрова с топором в руках. Шум машины я слышал издалека, и казалось, что она проедет по дороге мимо. Я все так же открыто рубил сухие ветки на дереве, что, видимо, не ускользнуло от внимания водителя. Он остановил машину, открыл дверь и вышел.

– Кто здесь? Что вы там делаете? – громкий мужской голос был обращен ко мне.

– Сейчас выйду, – крикнул ему я, и начал продираться через цепкие ветки деревьев.

Я вышел на дорогу и увидел, что там с работающим мотором и горящими фарами стоит темно-красная «Шевроле-Нива», рядом с ней ходит мужчина средних лет, одетый в каумфляжную одежду. Увидев меня, он заглушил двигатель и повторил вопросы.

– Мы костер хотим сделать, – отвечал я ему, – заночуем здесь, а потом дальше пойдем.

– Сколько вас? – он все стоял у машины сбоку, а я стоял перед ней, покачиваясь от слабости и боясь выронить из руки топор.

– Двое нас, мы с палаткой, – у меня начала кружиться голова, и стало совершенно безразлично, что обо мне сейчас подумают.

– Вы сами откуда? – мужчина стал говорить тише, но вопросы задавал не менее настойчиво.

– Мы из Москвы, приехали покопать тут у вас, – я уже наплевал на всю нашу конфиденциальность, – приехали покопать в Сталинград, а вы кто?

– Я директор совхоза, – бросил он мне в лицо, но его тон стал гораздо более мягким.

– Угу, понятно, – тут я сообразил, что надо быть повежливее и решил перевести разговор в мирное русло, – подскажите, где тут аэродром Питомник?

Мужчина выдержал паузу, потом огляделся вокруг, что-то сказал, но ветер унес его слова от меня.

– … только не шумите тут, деревья не спалите, – это была единственная фраза, которая донеслась до меня.

– Так мы аккуратно, вот переночуем тут и пойдем дальше искать, – совсем уж миролюбиво говорил я ему, а сам даже не видел во тьме лица и из-за головокружения еле стоял на ногах.

– Хорошо, спокойной ночи! – бросил он уже, садясь с машину, завел мотор и поехал дальше. Скоро звук мотора пропал где-то в степи, и стало совершенно тихо.

Я вернулся к Сереге, который уже поставил котелок на огонь. Я присел рядом и лег на коврик. Мне было плохо, и тут я почувствовал, что у меня еще и расстройство желудка. Я не стал ничего есть, потому что еда просто не лезла в горло. Каким-то образом я заснул и проснулся утром, ощущая огромный упадок сил, головную боль и «вертолетики» в глазах. Серега чувствовал себя хорошо, и тут я стал думать, что же со мной произошло. Методом исключений мы догадались, что так мой организм среагировал на сырую воду.

Серега, как опытный потребитель алкоголя, имел более крепкий живот, поэтому несколько глотков воды из канала, сделанных вчера, никак не повлияли на его проспиртованные внутренности. А я же подхватил пищевое отравление, которое сопровождалось всеми симптомами. Только этого не хватало! Я попросил Серегу заварить крепкий чай и постарался выпить его, но он тут же пошел обратно. Заснул – как забылся.

Утром проснулись рано, пока Серега завтракал, я лежал в спальнике и приходил в себя. После этого стало полегче, и я даже оказался в состоянии что-то делать. Мы еще пару часов посидели у костра, и это было весьма кстати, потому что накопившаяся за прошедшие дни усталость давала о себе знать. Потом мы убрали тент, взяли рюкзаки и пошли дальше.

Солнце уже светило со всей мочи, Серега кинул с себя майку и намотал ее на голову. А меня, наоборот, морозило и хотелось укутаться. Пока ноги шли, я старался не поддаваться немощи. Наконец, когда мы добрались до ЛЭП, то поразились тому, насколько высокими были эти опоры – больше пятиэтажного дома. Слева от дороги в поле мы заметили рощицу, в которой можно устроить привал. Свернув на поле, мы прошли мимо множества старых блиндажей, которые были заметны только вблизи. Вот тут мы и остановимся на какое-то время!

В тени деревьев мы сбросили рюкзаки, разожгли костер и поставили на огонь котелок с водой. Пока она закипала, мы с Серегой решили размяться у ближайших ямок с металлоискателями. Я нашел рядом с нашей стоянкой очень ржавый затыльник от ППШ, неизвестный мне шомпол, штык от трехлинейки и множество всякого стандартного для этих мест хлама. Серега самоотверженно копал на поле, и ему попадалось примерно то же самое. На меня приступы слабости то накатывали, то отступали. Когда силы заканчивались, я просто садился на траву и сидел. Серега, виляя такое мое состояние, старался держаться поблизости и не убегал далеко. Так мы провели время до полудня. В самую жару находиться под солнцем было просто невозможно, и мы провели три часа после обеда, просто валяясь в тени деревьев и обсуждая все, что происходило с нами за последние дни.

После шестнадцати часов жара немного спала, и мы выдвинулись с рюкзаками по направлению вглубь степи. Через три километра мы увидели очень уютную рощу на поле, не имевшем признаки сельскохозяйственной активности в этом году. Я предложил Сереге пока что сделать привал у этой рощи, а самим пойти на разведку за посадки. Там виднелось начало балки, которая уходила далеко на юго-восток, почти прямо в сторону солнца. Сверившись с картой, мы предположили, что находимся недалеко от хутора Дубинин и Дубининского пруда. Если так, то мы можем остаться покопать здесь. Для этого нужно будет разведать состояние пруда, и в самом лучшем случае мы получим доступ к воде для своих нужд.

Серега остался с рюкзаками, а я пошел к балке на разведку, взяв с собой только лопату и металлоискатель.

За эти несколько дней степи мы привыкли к расстояниям, огромным пустым пространствам и к долгим переходам пешком под палящим солнцем. Когда я подошел к окраине балки, то увидел, как она величественно простирается вдаль, и где-то там играют солнечные блики на водной поверхности.

Я вышел с поля и спустился в балку, здесь у начала она была не очень глубокая, но уже с этого места можно было увидеть большое количество ям от блиндажей, врытых в ее склоны в несколько рядов. Я решил не терять время на хождение с металлоискателем, а пройти эту балку до конца и добраться прямо до воды. Судя по времени, которое занял у меня путь, это расстояние составляло не меньше полутора километров. Чем ближе я подходил к этим бликам, тем глубже становилась балка. Но вот я дошел до самого низкого места, и оказалось, что здесь земля сухая, и дно пруда представляет собой толстый слой потрескавшейся глины и ила. Вода в пруду действительно была, но ее было очень мало. Пруд высыхал буквально на глазах. Возле дамбы была вода, далее по окружности вода переходила в густую грязную жижу, еще дальше от центра была просто немного влажная грязь, и эта грязь медленно высыхала. Как раз к тому месту, куда я вышел, эта грязь высохла и потрескалась так, что по ней можно было ходить, как по камню. Дальше идти по ней я не решился, чтобы не повторить ошибку как в истории с навозным болтом и не погрязнуть в жиже по колено. Возле дамбы на склоне балки стояла ветхая и старая бытовка, возле нее были развешаны сети и какое-то тряпье. По берегу с противоположной мне стороне ходили несколько человек, они на мелководье собирали рыбу руками и складывали в тазы, уносили их наверх к бытовке.

Ощущая слабость в теле, испытывая последствия пищевого отравления, я смотрел на всю эту картину, и она казалась мне совершенно не похожей на то, что я ожидал увидеть. Это была не Волгоградская область, а какая-то экваториальная Африка с высохшими озерами и незамысловатым бытом аборигенов. Надеяться на воду в пруду было невозможно, и с большим сожалением о несбывшихся надеждах я пошел в обратный путь, чтобы рассказать Сереге все, что видел. По пути я увидел недалеко от пруда свежую яму с отвалами. Подойдя ближе, я заметил на этих отвалах огромное количество мелких и средних металлических предметов. Любопытство взяло верх, и я начал рыться в кучке этих ржавых вещей. Это было похоже на склад оружейной мастерской. Тут были затворы от карабина Маузер 98к, ударники и пружины к ним, наборы для чистки 98к в футлярах и россыпью, автомобильные номера, надульники для чистки немецких карабинов в большом количестве, ручка взвода и спусковой крючок от немецкого пулемета МГ-34, карабинчики для оружейных ремней и прицельные планки, различные пружины и мелкие запчасти. Я разложил все на земле, отбросил самые ржавые детальки в сторону. Среди надульников мне особо бросились в глаза три экземпляра размером побольше. Это были надульники для пистолета-пулемета МР38. Два надульника были в очень хорошем для копаной вещи состоянии, а третий сильно прогнил. Я забрал все мало-мальские хорошо сохранившиеся детальки, сложил их в пакет и уложил в рюкзак. Хоть мой воспаленный мозг и настаивал на отдыхе, но все-таки нутром я чуял, что нужно забирать все.

Еще полтора километра обратной дороги по степи к роще совершенно вымотали меня, а вот Серега, наоборот, успел восстановить силы и был готов идти к балке на раскопки. Я попросил его смилостивиться и дать мне время на отдых, к тому же, несмотря на вечер, было еще очень жарко.

Мы разожгли костер, набрав сухих веток в роще, стали пить чай. Ветер в этом месте дул все время, только его порывы то усиливались, то стихали. Пить на ветру горячий чай из алюминиевой посуды воспаленными от жажды пострескавшимися губами, сидеть на сухой пыльной земле и смотреть на бескрайние поля – этот опыт я получил впервые именно там. Серегу отравление, слава Богу, не коснулось.

Мы поставили тент, закрепили его колышками на земле и сложили туда рюкзаки, вытащив оттуда, на всякий случай, самые ценные вещи, видеокамеру и фотоаппарат, деньги и документы. Вооружившись только лопатами и приборами, мы пошли к балке копать у блиндажей.

Среди стандартного хлама я через пятнадцать минут выкопал на дне балки какую-то очень плотную и фигурную железяку. Я обстучал ее лопатой, и ржавая земля осыпалась, обнажив крепкий и блестящий металл, на его поверхности были видны клейма и цифры. Это был затвор ППШ, он был очень увесистый.

– Видишь, первое же вскапывание – и такое счастье! – я убрал затвор в карман брюк, а Серега мигом оживился и пошел кругами вокруг блиндажей.

Тут мы стали замечать, что кое-где были старые и достаточно свежие ямки. Наметанным глазом мы определили, что это следы работы копателей, которые ходили с настройками на цветном металле.

– Награды искали, – подмигнул я Сереге, доставая из земли мощное кустарное зубило, сделанное из танкового пальца.

Ясно же, что при работе на режиме «все металлы» такой массивный предмет невозможно не заметить. А на месте этого зубила вполне мог лежать штык от Маузера! Осознав то, что здесь в балке не было тотальной зачистки, мы стали идти вперед шаг за шагом, без спешки проверяя металлоискателем все на своем пути. Еще через двадцать шагов я наткнулся на очень хороший сигнал, начал его копать и, когда увидел в земле знакомые очертания каски, то позвал Серегу, чтобы он выкапывал ее, а я снимал бы этот процесс на видеокамеру. Мы смахнули со шлема верхний слой земли, и тут выяснилось, что купол каски проломлен.

Снимать видео про это мы не стали, просто вытащили каску на поверхность и стали рассматривать. Она лежала тут на дне балки, по которой неоднократно проезжала тяжелая техника. Скорее всего, по каске проехали колесом еще в 1943 году, когда немцы капитулировали и бросали все прямо на землю. Потом весной каску втянуло в грязь, и она так оказалось под землей. Блиндажей в балке было очень много, во время войны тут было много людей, а сразу после войны сюда стали наведываться охотинки за трофеями. Можно только представить, какие интересные вещи отсюда из блиндажа вытаскивали. Ну а такие ломаные и мятые каски никого не интересовали. Поучается, что мы теперь подбираем крохи за прошлыми поколениями собирателей военного хлама. Но у нас было преимущество – наши классные металлоискатели!

Я предложил Сереге забрать каску на память, как антуражную вещь, но он не позарился на нее. Тогда я сам взял ее, чтобы вечером устроить натюрморт и сделать несколько снимков со всеми находками дня.

Нам везло, и вскоре я выкопал там же на дне балки мятый и пробитый во многих местах каким-то твердым предметом с квадратными краями немецкий противогазный бачок. Он был очень крепкий, и я бы точно взял его, если бы Серега не взглянул на меня с укоризной: «Что же ты хлам всякий собираешь, уж я-то точно знаю, что нас впереди ждут ценные находки в виде целых вещей!» Уточнив, что это все возьму только для фотосессии, дальше я передал инициативу Сереге. Я присел на края блиндажа, а он стал дальше ходить по дну балки один. Так он выкопал алюминиевый колышек от палатки, пуговицы от плащ-палатки и фурнитуру от немецкой Y-портупеи.

Когда солнце начало садиться, то буквально за десять минут от жары и след простыл. Земля еще какое-то время отдавало тепло, а вот воздух был уже прохладный. Мы с Серегой пошли от балки к роще, где стояла наша палатка. При взгляде со стороны место нашей стоянки выглядело неброско, со всех сторон были посадки, рядом дорог икаких не было. Если кто-то захочет к нам приблизиться, то мы его заметим первыми.

Меня довольно чувствительно лихорадило, надо было как-то лечиться. Серега вспомнил, что у него с собой есть несколько пачек активированного угля. Он выдал мне одну, и я всю ее съел, запив кипяченой водой. Расстройство желудка не прекращалось, я то и дело бегал «до ветра» на другой конец рощи с лопатой и туалетной бумагой. История нелицеприятная, но из песни слова не выкинешь. Чуть попозже, когда мы уже разливали горячий чай по кружкам, я решил добавить в чашку немного спирта: у меня были с собой два флакона медицинского спирта с настойкой боярышника, припасенные как топливо для шведской спиртовки.

Спирт уж всяко продезинфецирует внутренности, рассудил я, а крепкий чай остановит расстройство. Так я выпил две кружки чая с добавлением горького зелья. Лучше не стало, но и ухудшения не было. Я заполз в тент-палатку и лег на коврик, при закрытых глазах мне начинали мерещиться какие-то кадры военной хроники, тот самый немецкий аэродром Питомник, до которого мы так и не добрались. Я заснул и ночью несколько раз просыпался в горячке.

Утром я почувствовал себя лучше, это был уже третий день неожиданно свалившегося на меня отравления. Самочувствие стабилизировалось на отметке «неплохо и ладно», и я решил в этот день никуда не ходить, просто отлежаться в лагере. Сообщив об этом Сереге, я предложил ему самому сходить к балке и покопать в свое удовольствие. Он отказался.

– Да куда я пойду? – отозвался он, – Лучше вместе посидим, а то я тоже за эти дни очень устал, – и Серега потянулся к бутылке с водой, чтобы налить воды в котелок.

Оказалось, что вода у нас на исходе, так незаметно мы вдвоем за два дня выпили больше пятнадцати литров. Что делать? Есть только один вариант: идти к хутору Красный Пахарь и там набрать воду либо в канале, либо в самом хуторе. Я выполнить это задание не мог, и миссия по добыче воды пала на Серегу. Не показывая и тени недовольства, Серега покурил и стал собираться в дорогу. Он оставил в лагере спальные вещи, металлоискатель и лопату. С собой он взял только рюкзак, бутылки для воды и фляжку, GPS-навигатор и свои личные вещи. Уходя в сторону хутора, он отметил в навигаторе точку, где была наша палатка.

– Может, я обратно короткой дорогой через поля пойду, – крикнул он мне, – заодно и общий километраж посчитаем.

И ушел по степной траве вверх по полю в сторону огромных опор ЛЭП, издалека кажущихся совсем маленькими.

Я остался в палатке, завернулся в спальный мешок и уснул чутким сном. По моим подсчетам, он должен будет вернуться примерно через 3—3,5 часа. Надо постараться отдохнуть и придти в себя, ведь нам предстоит еще скитаться несколько дней в степи, и мы должны выкопать здесь в балках по хорошему сувениру.

За эти часы я много раз просыпался и засыпал снова. В какой-то момент мне стало тяжело лежать, я вышел из палатки и – о чудо! – почувствовал себя гораздо лучше. Тогда я сходил за хворостом, разжег костер только для того, чтобы себя чем-то занять. Так прошло почти все расчетное время, и я стал периодически поглядывать в ту сторону, откуда должен был прийти Серега.

Сначала вдали показалась маленькая фигурка человека, потом она стала увеличиваться по мере приближения. Фигура раскачивалась в такт шагам, это Серега шагал своей характерной походкой! Я достал видеокамеру и заснял момент его возвращения в лагерь.

– Почти двадцать литров воды принес, – тяжело отдуваясь, сказал Серега, снимая рюкзак с плеч, – туда и обратно получилось 14 километров, все по GPS точно посчитано.

И он рухнул на туристический коврик. Я сразу же набрал воды в котелок и поставил ее кипятиться. Серега был рад увидеть меня на ногах.

– Я дошел до магазина на хуторе, купил там воды и хлеба, – Серега сбросил с себя майку и растянулся на пенке с сигаретой, – взял себе две бутылки пива.

– Уже выпил? – я удивился самой мысли, что Серега мог злоупотребить алкоголем.

– Нет, с собой принес, – замотал он головой, – чтобы выпить у костра. Я же понимаю, что пиво на жаре меня бы разморило, и я бы не дошел. И еще в канале набрал воды.

Глядя на бутылки с водой, которые стояли возле палатки, мы четко понимали, что нам жизненно необходимо, а что – всего лишь дополнительная опция. Солнце медленно опускалось к горизонту.

Напившись чая, мы пошли копать. Пройдя те места, где мы вчера были, мы добрались примерно до середины балки. Там мы увидели, что полевая дорога в низком месте выходит из степи, опускается в балку, пересекая ее, и поднимается на другую ее сторону. Дорога была очень хорошо накатанная. Странно, как мы в первый день на нее не обратили внимания? За дорогой следов раскопов было больше, но и балка становилась все шире и глубже. Зная о халтурном характере работы местных копателей, мы стали обследовать металлоискателями землю между раскопами. И там нам попадались массивные предметы! Так я выкопал алюминиевую крышку от котелка в очень хорошем сохране, и если бы не клеймо 1938 года, то при других обстоятельствах решил, что эту крышку потеряли туристы в прошлом году. Потом мы вместе накопали большое количество металлических элементов немецкой амуниции. Сигналов в балке было очень много, поэтому нельзя было ничего пропускать. Мы потратили много времени, чтобы отработать их все. Когда почти уже стемнело, я выкопал диск от ППШ без крышки. Металл диска был очень крепкий, и я забрал его с собой. Обратно мы шли к палатке в сумерках, обсуждая наши действия на следующий день. Ночь опустилась на степь очень быстро, мы зажгли костер и стали ужинать.

Здесь, вдали от городских огней, звезды на ночном небе были особенно яркие. Их было действительно много, и мы несколько раз замечали метеоры, падающие в степь. Если отвести глаза от костра, то можно увидеть периферийным зрением просто бесконечное количество мелких звезд, от этой картины просто захватывало дух.

На следующий день мы встали рано, быстро позавтракали и пошли работать в балку. У нас было время до обеда, далее начиналась жара, которая спадала только к четырем часам. Мы были уже опытные и в жару не копали – пережидали зной в палатке.

Начали мы примерно в том же месте, где и копали накануне. Балка была все больше, и железа было ей под стать. У одного из блиндажей прямо под деревом я нашел на земле смятый, но целый и полностью комплектный набор обручей для немецкого подшлемника. Рассмотрев клеймо B. & C. Berlin 1939, размера 68 n.a. 61, я удивился размеру головы 61, для которого подходила эта каска. Это была большая редкость, и я тут же спрятал подшлемник в рюкзак. Еще мы с Серегой выкопал несколько комплектов для маскировки передних фар. Сверху на крышке у них было клеймо «Notek». Такие же крышки валялись в балке и по земле, видимо, их выкопали задолго до нас и бросили как не представляющие ценности предметы. Я аккуратно собрал все это и тоже убрал в рюкзак. Дело в том, что в Подмосковье и даже в Тверской области такие предметы очень редки, а такой хороший сохран стали нам в средней полосе России даже и не снился.

Вечером мы снова пришли сюда и продвинулись уже почти к дамбе. За прошедшие дни вода в пруду испарилась, не оставив даже водного зеркала на поверхности. Это было так удивительно, ведь я же ясно видел в первый день яркий солнечные блики от воды. А теперь там были лишь следы ног в грязи, которые оставили собиратели рыбы. Мы поднялись наверх и увидели множество блиндажей, они окружали пруд со всех сторон. Отметив про себя все это, мы пошли по верхам и стали натыкаться на свежие ямы. В отвалах лежали остатки обуви, сгнившие цинковые пуговицы, гильзы, гвозди. Недалеко от ям прямо на земле лежал бак от мотоцикла БМВ, он был помят и прострелян в нескольких местах. Бак был крепкий, и мы пару минут совещались с Серегой: забрать или оставить? В итоге мы решили не нагружать себя таким объемом, поскольку реальной нужды в такой вещи у нас не было. Так пусть его заберет тот, кто фанатеет от немецкой техники или ремонтирует раритетные мотоциклы. Обойдя вокруг пруда, мы еще раз обратили внимание на хиленькую бытовку возле дамбы. Там явно кто-то постоянно находился, но мы решили не тревожить человека и пошли обратно к своему лагерю. Что было дальше? Вечер, костер, ужин, чай, ветер, звезды…

На следующее утро мы обнаружили после завтрака, что у нас заканчивается вода. Надо было идти к хутору и запасаться там. Я уже окончательно пришел в норму, теперь была моя очередь идти за водой, и я был готов к этому физически и морально. В баклажке было примерно два литра, которых должно было хватить до вечера. Мы снова пошли копать в балку и перешли через дамбу. За дамбой было продолжение балки, она все дальше и дальше простиралась в степь. Мест для копания было больше, чем можно было представить и охватить вдвоем. Я уже понимал, что мы так и не нашли или, скорее, не дошли до легендарного немецкого аэродрома Питомник, хотя интуиция мне подсказывала, что он где-то совсем рядом. По меркам степи, а так до него было не менее 8 километров по прямой. За оставшиеся несколько дней нам не суждено было уже сниматься с насиженного места и делать марш-бросок в степь. Мы уже были привязаны к воде, и необходимость постоянно пополнять ее запасы заставляла быть очень осторожными. Мы все утро до обеда копали в балке, и я все чаще присматривался к этой бытовке у дамбы. По всем признакам, в хозяйстве у обитателя бытовки был бак с водой, иначе как бы он мог тут протянуть?

В вечернюю смену мы с Серегой продолжили копать за дамбой, и я предложил войти в контакт с жителем этого пустынного места. Что он тут делает? Зачем он здесь? Кто он?

Ведомый скорее любопытством, чем желанием поживиться водой, я пошел к этой бытовке, и, чем ближе, тем больше она была похожа на хибару. К нам навстречу из нее вышел щуплый мужчина лет пятидесяти с всклокоченными темными с проседью волосами и такой же бородой. У него было очень загорелое лицо, изрезанное глубокими морщинами.

Мы поздоровались, завели разговор. Я стал спрашивать, знает ли он, что тут было в войну, и что вообще знает про окрестные места.

Мужчина представился просто – Витя. Он начал нам рассказывать о хуторе Дубинин, показал нам в сторону степи и сказал, что там были дома. Где-то в деревьях до сих пор сохранились хуторские могилы. С его слов, сюда постоянно приезжают копатели из Волгограда, которые привозят ему воды, водки, хлеба, молока и других продуктов. На мой вопрос о цели его пребывания здесь, мужчина отвечал, что он здесь на посту и открывает шлагбаум на дамбе только тем, кому положено. Я не стал уточнять, но все же отметил про себя, что этот пруд и дамбу можно прекрасно объехать по балке слева и справа по грунтовой дороге.

Вблизи я успел рассмотреть нехитрое хозяйство Вити, у него под навесом сушились сети, а рядом на самодельной сушильне были понатыканы маленькие рыбки.

– Что с прудом? – спросил я у хозяина, – почему он обмелел?

– Так он каждый год высыхает, – махнул Витя, – когда год через два. Зима была почти без снега, так откуда взяться воде?

И он повел нас показывать свои запасы рыбы.

– Тут ее руками собираешь, – кивал он на грязную лужу, оставшуюся от некогда большого пруда, – из Нового Рогачика тоже приезжают, просто вычерпывают тазами.

Так мы говорили об этих местах, я рассказал Вите, что мы приехали сюда тоже покопать аж из самой Москвы, чем очень сильно удивили его. Он пригласил нас в дом и захотел угостить чаем. Мы не отказались, сняли рюкзаки, и, оставив их у входа, прошли в бытовку. Внутри обстановка была совершенно спартанская: кровать, стол и пара стульев, газовая плита с питанием от баллона. Витя поставил на плитку чайник и быстро вскипятил ее. Мы с Серегой в качестве обмена любезностями предложили Вите пузырек со спиртовой настойкой боярышника. К моему дикому удивлению, когда мужчина услышал о спиртном, он стал настолько любезен с нами, как только может быть любезен метрдотель в дорогой гостинице.

Я достал из рюкзака пузырек с настойкой и передал ему. Он тут же спрятал ее куда-то подальше, видимо, тут на посту ему нельзя было пить, поэтому он делал это украдкой.

Когда мы пили чай и разговаривали про жизнь, то вдруг с улицы послышался шум мотора. Машина подъехала к бытовке и затормозила, из нее вышли люди, хлопнув дверьми.

– Витя, здорово! Открывай, домой едем, – в бытовку заглянул худощавый парень в камуфляже. Увидев нас, он кивнул нам, как старым знакомым, мы с ним тоже поздоровались.

Витя выбежал из бытовки и стал разговаривать о чем-то с приехавшими людьми. Мы с Серегой выглянули в окошко и увидели, что у машины стояли три человека и весело разговаривали с Витей.

Я решил выйти и поздороваться со всеми. На выходе из бытовки я обратил внимание на металлоискатель Tesoro, прислоненный к стене возле моего рюкзака. «Копатели» – подумал я и сразу понял, как нужно себя вести.

А Витя, увидев нас, стал представлять нас с Серегой приехавшим, те сами нам сразу представились. Мы пожали руки и перебросились парой фраз о копании. Как я понял, люди, приехавшие сюда в степь на легковой машине, по умолчанию являются копателями. Это повальное увлечение местных молодых и не очень людей, которому каждый отдается в меру возможностей. Я обратил внимание, что один из приехавших, молодой парень примерно одного со мной возраста, был без руки. Точнее, у него вместо руки был протез.

Витя сказал, что он может снабдить нас водой из своих запасов, поскольку ему привозят воду в цистерне раз в неделю. Мы попрощались с копателями, которым тоже не терпелось поскорее вернуться из степи домой, взяли рюкзаки и пошли в сторону палатки за пустыми бутылками. Вернувшись, мы уже не застали там эту копательскую троицу, которая оставила Вите какие-то продукты. Когда мы снова зашли в бытовку, то наш новый знакомый был уже заметно навеселе: в одиночестве он явно вскрыл пузырек с нашей настойкой, от него пахло спиртом и боярышником.

– Ох, и горькая у вас водка, – так встретил он нас, – я хлебнул, как обычно, а у меня аж в легких перехватило! – смеялся Витя и тряс своими всклокоченными волосами, которые очень давно не видели ни шампуня, ни расчески.

Он подвел нас к цистерне и позволил набрать из нее столько воды, сколько влезло в бутылки. Мы были ему очень благодарны за это, потому что теперь мне не нужно было идти за 15 километров на хутор.

– Повезло тебе, – смеялся Серега, – надо было нам раньше сюда подойти.

Уже темнело, и мы, снова и снова поблагодарив Витю, пошли к нашему лагерю. Я отдал ему второй оставшийся у меня пузырек с настойкой, и он пожелал нам хорошего пути, предложив прийти и завтра, чтобы посидеть и попить чаю. Мы обещали заглянуть как-нибудь между копанием и отдыхом и на этом ушли.

До поздней ночи мы с Серегой сидели у костра, пили чай без ограничений и усиленно доедали запасы провизии: нам оставалось всего два дня на копание.

Утром после легкого завтрака мы помчались копать за дамбой. Настрой у нас был боевой, мы чувствовали себя если не владельцами, то, по крайней мере, уж точно совладельцами этой балки в данный конкретный момент. Витя, увидев нас возле блиндажей, махнул рукой и что-то прокричал, но из-за ветра слов было не разобрать. Мы так же махнули ему и продолжили копать по склону балки. Я выбрал места пониже, а Серега ходил по высоте. Возле небольшой ямы я назвонил хороший сигнал, не торопясь выкопал яму и стал доставать оттуда консервные банки, ленты от каких-то больших патронов, несколько снарядов к авиационной пушке, осколки стеклянных пузырьков. Чуть поглубже пошла ржа в земле, и оттуда я вытащил ножны для штыка к карабину 98к! Металл был очень крепкий, правда, при внимательном осмотре выяснилось, что они были немного погнуты, и в нижней трети ножен зияло осколочное отверстие. Докопав яму до материка и ничего больше не обнаружив, я пошел дальше. Серега за это время вырвался вперед. Я обратил внимание, как он походил возле одного блиндажа наверху, что-то покопал там и пошел дальше. Следуя инстинкту, я решил подстраховаться и посмотреть этот же блиндаж сам. Вокруг блиндажа и в нем самом было пусто, никаких сигналов. Но вот в двух метрах от него сверху я назвонил очень четкий сигнал. Набитой рукой привычно я выкопал в грунте квадрат, поддел его лопатой и перевернул. На дне образовавшейся ямки виднелся алюминиевый орел, который держал в лапах свастику. А вокруг зернистая поверхность…

– Пряжка, Серега!

Товарищ мой прибежал очень быстро, по его завороженному взгляду было понятно, что это было как раз то, что он искал. Я показал ему на этот натюрморт в земле, мы сфотографировали ее, а затем я ее вытащил из земли. Пряжка была в очень хорошем состоянии, металл сохранился прекрасно, не было и намека на какую-либо коррозию. Мы сполоснули пряжку водой, смыли с нее прикипевшую землю, и на свет появились эмблема вермахта и вечный девиз – Gott Mit Uns.

На этом я посчитал свою программу выполненной и дальше уже стал копать просто из удовольствия. Серега же, напротив, воочию увидел, что я не обманывал его, когда агитировал приехать сюда и показывал фотографии находок с местного форума. Он с утроенной активностью начал работать металлоискателем и лопатой. Так мы прошли еще дальше по балке, проверяя все на своем пути. Но «жирных» находок больше не было, и солнце уже поднялось так высоко, что такая работа нас вскоре полностью утомила. Мы решили вернуться к палатке для традиционного полуденного отдыха.

Серега к этому времени устал от нашего похода. Он не рвался копать, для него поездка в Сталинград представлялась неким вариантом отдыха на природе. Но наши многокилометровые марши, проблемы с водой и вообще суровый быт никак не располагали к отдыху. Да еще и климат создавал непривычные нам сложности: копать можно было только с утра и после обеда, и это в сентябре. Я боялся даже представить, какая жара тут стоит в июле!!!

После обеда мы решили, что больше не пойдем копать, а начнем постепенно выбираться из степи. Вечером мы пошли в обратный путь, чтобы переночевать недалеко от хутора Красный Пахарь. План был таков: мы ночуем в лесопосадках недалеко от хутора, встаем в 6 часов утра и быстро добираемся до остановки и садимся на автобус до Волгограда, который отправляется в 7 часов 20 минут. Когда Серега ходил за водой, он переписал расписание, и теперь нам только оставалось надеяться на то, что оно действующее.

Почти той же дорогой мы прошли через поля и как раз к закату дошли до того самого злополучного канала. С этого места были прекрасно видны крыши хутора, и мы решили забраться поглубже в посадки, чтобы наши тент-палатку и костер никто не увидел с дороги и не потревожил.

Разводили костер уже почти в темноте, а когда ночь окончательно опустилась на степь, то мы смогли увидеть огни поселков Степной и Западновка вдали, редкие фары машин, проезжавших очень далеко по дороге на Гумрак. Это была наша последняя ночь в Сталинграде, и поблизости от жилья военная романтика уже почти не чувствовалась. А раз так, то нам хотелось уже поскорее выбраться из степи и попасть в цивилизацию.

Рано утром встали по будильнику, завтракать было некогда, и мы быстро собрали все вещи в рюкзак и пошли в сторону хутора. По мере движения выяснилось, что мы идем медленнее, чем бежит время, и нам нельзя терять ни минуты.

Когда мы проходили через канал, то решили быстро умыться и навести подобие приличного вида. Дело в том, что экономя воду в степи, мы не позволяли себе умываться. Почистить зубы – это святое, а вот водные процедуры были под запретом. И вот мы, скинув рюкзаки, стали по очереди спускаться к каналу по бетонному берегу, чтобы умыть лицо и руки. Все-таки негоже было возвращаться в общество в виде зачуханных, пропыленных бродяг с грязными волосами. Серега быстро ополоснулся, и теперь была моя очередь. Я стал спускаться к каналу, но тут мои ботинки заскользили по бетонной наклонной плоскости, я поехал вниз. Как только обувь оказалась под водой, то она встретилась со скользким илом, наросшим на бетоне, и я, поскользнувшись, полетел в воду! Окунувшись по грудь в прохладном канале, я стал выбираться, но ноги скользили по толстому зеленому илу. Серега протянул мне руку и так вытянул меня.

Оказавшись на земле, я стащил мокрый свитер, выжал его и повесил на ветку куста. Также скинул футболку и штаны, выжал их, насколько хватало сил, вытер лицо мокрой футболкой вместо умывания и снова все надел. Надо было торопиться, и мы тут же схватили рюкзаки и буквально побежали к хутору. Отбежав от канала на полкилометра, я обнаружил, что оставил свитер висеть на кустах. Да и ладно, все равно он был старый, да еще и мокрый! Я махнул рукой на эту потерю, и мы еще сильнее припустили по дороге.

Буквально вбежали на главную улицу и издалека увидели стоящий на остановке с открытыми дверями и работающим двигателем старенький пыльный «Икарус». Влетев в салон, мы закинули рюкзаки на центральную площадку и мигом оплатили проезд еще сонной женщине-кондуктору. Ровно по расписанию автобус закрыл двери, мы заняли свободные места и поехали по дороге от хутора… в сторону степи! Я кинулся к кондуктору, чтобы выяснить, в чем же дело. Оказалось, что автобус заезжает еще в Степной, потом еще в Россошку и Западновку, а оттуда уже, развернувшись, идет в Волгоград, не заезжая на хутор Красный Пахарь. То есть мы все сделали правильно.

Успокоившись, мы, наконец, расслабились, и я стал рассматривать картины за окном. Солнце быстро поднималось и озаряло степи жгучими лучами. У Россошки мы увидели по обе стороны дороги два кладбища – советских и немецких солдат. Наш мемориал выглядел грозно и пафосно, печально, но триумфально. Немецкое же кладбище с его аккуратными надгробиями и идеальной геометрией вызывало скорее трагические ассоциации, сентиментальные немцы явно постарались сделать некрополь внешне аккуратным и мрачноватым.

Бывшие врагами при жизни, и после смерти они оказались разделены дорогой. Эти мемориалы в степи вызывали смешанные чувства. Всего в получасе езды отсюда до сих пор лежит военное железо, мы это видели своими глазами. Наверняка, безымянные солдаты до сих пор лежат в балках за Западновкой и дальше в степях, где заканчиваются совхозные поля. Я обратил внимание, что везде по степям были проложены дороги, колеи были везде. Значит, если приезжать сюда на машине, то можно с комфортом добраться практически до любого места, если дороги не раскиснут от дождей. А это вряд ли случится, ведь даже за 10 дней нашего пребывания в степи мы не заметили и признака дождя. Значит, надо агитировать Сашу и ехать сюда весной уже на автомобиле. Тогда эффективность от поездки будет гораздо выше. Так думал я, а в это время у меня в рюкзаке лежали всего несколько крупных предметов: затвор ППШ, пряжка вермахта, крышка от немецкого котелка и несколько маскировочных фар «Notek». Было еще множество пуговиц, крючков, зацепов для портупеи и так далее.

Примерно через полтора часа мы приехали в Волгоград. Автобус нас привез почти к вокзалу, нужно было лишь немного пройти пешком. Первым дело на вокзале мы прошли в кассу и выбрали вечерний поезд. Купили два билета в плацкартный вагон и наметили себе небольшую культурную программу: посмотреть на Мамаев курган, посетить музей-панораму «Сталинградская битва» и прокатиться на метро.

Положив рюкзаки в камеру хранения на вокзале, мы зашли в туалет. Впервые увидев себя в зеркале, я ужаснулся: худой, с воспаленными глазами, с щетиной и «командирским» загаром. Серега выглядел примерно так же. Но делать было нечего, после многократного умывания с мылом и причесывания мы стали боле опрятными.

На троллейбусе мы добрались до Мамаева кургана. Мы прошли по длинной лестнице наверх и остановились, чтобы пофотографироваться у барельефа с изображением пленных немцев. В этот момент к нам подошел милиционер и попросил предъявить документы. Мы передали ему наши паспорта, и он попросил нас пройти с ним.

В этот момент я начал переживать. Сейчас нас начнут спрашивать кто мы и откуда. У нас на руках билеты до Москвы, при нас вещей нет, лишь жетоны из камеры хранения на вокзале. Если менты захотят, они могут проследить всю цепочку, поехать с нами на вокзал и попросить осмотреть рюкзаки. Вот там-то и может случиться шоу с разоблачением, ведь у меня в рюкзаке лежит целый, хоть и ржавый, затвор ППШ. Если так будет, то проблем не избежать.

Но я изо всех сил постарался делать дебильное выражение лица, вести себя непринужденно. Милиционер отвел нас в одноэтажное здание местного ОВД при Мамаевом кургане. По одному он просил нас с Серегой зайти в кабинет и задавал всякие вопросы. Первым пошел Серега, он был спокоен, его вообще ничего не удивляло. Я ждал минут пятнадцать, и это ожидание показалось мне вечностью. Наконец, он вышел совершенно спокойным. Теперь настала моя очередь. Я зашел в кабинет к милиционеру, и он стал задавать мне вопросы: фамилия, имя, адрес прописки и проживания. Я ему отвечал как есть, на вопрос о цели посещения Волгограда ответил, что мы приезжали к знакомым на рыбалку, там пили водку и отдыхали. Такая легенда у нас с Серегой была заготовлена заранее, поэтому проколов не должно было быть. Мент слушал и кивал головой. Как только я понял, что нас ни в чем не подозревают и решили проверить у нас документы для профилактики, то стал сам задавать аккуратные вопросы. На мое недоумение, мол, почему мы привлекли внимание, мент ответил, что мы одеты не по погоде, слишком тепло для этого времени года. Он разгадал в нас неместных и решил узнать, а вдруг мы преступники-«гастролеры». Я посмеялся лишь в ответ на это объяснение, объяснив, что по профессии я журналист и работаю внештатным автором для разных профильных журналов.

На это мент отпустил меня, попросив нас обоих подождать на улице, пока он проверит наши паспорта. Еще через десять минут он вышел из здания отдела, отдал нам документы и пошел дальше обходить территорию.

Тут я выдохнул, волна радости накатила на меня! Вот теперь мы можем спокойно гулять по городу, идти в музей и вообще культурно отдохнуть. Копателей в нас не признали, и мы теперь сами думали больше не о скитаниях в степи, а о вкусном обеде и интересной экспозиции в музее-панораме.

Выполнив всю культурно-развлекательную программу, мы вернулись к вокзалу. Там мы пообедали за совсем смешные деньги в столовой на привокзальной улице – было очень вкусно. И, в качестве бонуса, посетили мемориально-исторический музей, что как раз напротив вокзала, посвященный события Гражданской войны.

Так мы провели день в Волгограде, впечатления от музеев и видов города полностью перекрыли в памяти все, что было в степи. Это были словно две разные жизни.

Мы вернулись на вокзал, забрали рюкзаки из камеры хранения и пошли на перрон. Поезд уже стоял на пути, мы забрались в вагон. Поскольку поезд был проходящий, то в нем уже ехал народ. Люди уже успели немного сжиться в плацкарте, и появление двух пыльных типов с туристическими рюкзаками всех немного озадачило. Как только поезд тронулся, мы с Серегой пошли смотреть в окно и долго еще провожали взглядами статую Родины-Матери на Мамевом кургане, балки в окрестностях Волгограда. Примечали опытным взглядом оплывшие блиндажи почти на каждой складке местности за окном.

Когда мы отъехали от Волгограда, то я пошел в туалет с мылом, полотенцем и зубной щеткой. Там я долго приводил себя в порядок: стирал носки, чистил зубы, мыл голову и умывался по пояс. После этого за мной пошел в туалет Серега. А я пошел набирать кипяток для чая. Так было непривычно, что можно открыть краник и просто набрать воды, вместо того, чтобы собирать дрова, кипятить воду…

В чистом виде было приятно выпить чай, сидя в поезде мы просто молчали и смотрели за окно. Мы пили и пили чай, Серега еще дополнительно купил в городе пиво и теперь с наслаждением потягивал одну бутылку за другой.

Еще засветло я залез на свою верхнюю полку и уснул как убитый. Проснулся на следующее утро довольно поздно. Серега уже сидел внизу и пил чай, разгадывая кроссворд. Рядом сидели наши соседи по купе, завтракали и собирали вещи. Мы уже подъезжали к Москве.

На вокзале мы вышли и смешались с толпой приезжих со всех уголков страны. Перед входом в метро мы попрощались: я решил ехать общественным транспортом, а Серега предпочел добраться домой на такси. Мы обнялись, пожали руки, и каждый поехал к себе домой.

 

Шоптово манит снова

После степи я еще долго приходил в себя. Приходил в супермаркет, скупал там несколько литров сока и минеральной воды с газом, дома смешивал это в шипучий сладкий коктейль и пил, пил, пил. Этот опыт так сильно повлиял на меня, что я на наши прошлые копательские успехи смотрел сквозь призму скептицизма. Вместе с этим пришла уверенность в своих силах и понимание того, что порой не нужно ждать подходящего случая для того, чтобы осуществить свой план. Достаточно иметь намерение и идти к цели, несмотря на кажущийся недостаток ресурсов.

Я продолжил часто заходить на форумы сталинградских копателей и понял, что мы охватили всего лишь 5% от общего количества перспективных мест. Надо было ловить момент, пока там не выбили все до последней пуговицы.

До середины октября я занимался своей фрилансерской работой, писал статьи в глянцевые и карьерные журналы, а также искал новые контакты в редакциях.

Как-то мне в очередной раз позвонил Саша и пригласил поехать в Шоптово. Он сообщил, что починил свою машину и, наконец, она способна выдержать длительное путешествие без особых поломок. Для пробной поездки он собирался выбрать Шоптово, чтобы на ухабах Рижской трассы проверить прочность перебранной подвески.

Мы договорились, что поедем туда на 5—7 дней, и если погода испортится, то сразу же свернем деятельность и уедем обратно.

Шоптово мы застали в его обычном состоянии. Дом, наш гостевой дом, стоял цел и невредим. Гена пришел к нам выпить за приезд, как обычно, и стал рассказывать байки о том, кто, где и что нашел за то время, пока нас тут не было. Он рассказал, что после наших майских раскопок за деревней там все излазили тверские поисковики, которые каким-то неведомым образом прознали про наши находки. Нетрудно было догадаться, что это Гена им все и рассказал. Лично мне было совершенно наплевать, я давным-давно перестал считать Шоптово перспективным местом, а уж после поездки в сталинградский «котел» – так и подавно. Всю дорогу до Шоптово я рассказывал ему про наши скитания в степи, описывал ему условия быта и пройденный километраж. Саша только качал головой и удивлялся возможностям человеческого организма. Я видел, что он не желал мне льстить, он на самом деле был поражен тем, что мы с Серегой действительно совершили этот выезд и вынесли всю тяжесть похода на своих ногах.

На самом деле, я поехал в Тверскую область лишь за компанию с Сашей, а он, в свою очередь, все так же упрямо верил в Шоптово как в военно-археологический клондайк тверских лесов.

Первым делом Гена повел нас под Карское, куда летом приезжали несколько групп копателей и нашли много интересного хлама. В этот раз я не стал брать с собой видеокамеру, ограничился лишь фотоаппаратом, взятым у кого-то напрокат. В лесу было очень прохладно, и изморозь на сухой траве держалась уже почти до обеда. Я уже не брал на себя инициативу по поиску мест, а спокойно шел за Геной и Сашей.

Гена вывел нас через лесную дорогу и Толкачи на какую-то приметную полянку со множеством блиндажей. Некоторые из них были копаны лет десять назад, по площадям виднелись довольно свежие следы раскопов. У одного поваленного дерева лежали сразу 5 советских касок, видимо, выкопанных очень давно или же вообще верховых. Они были очень ржавые, металл был почти как бумага по плотности. Мы сфотографировались у этого натюрморта, сложили рюкзаки на одном приметном открытом месте и разбрелись в разные стороны этой поляны.

Постепенно выглянуло солнце, правда, легкая облачная пелена не позволяла ему нагревать землю, нам приходилось все время двигаться, чтобы не замерзать. Я незаметно отдалился от этой полянки и вышел к толстым старым дубам. Помня о том, что у деревьев часто можно найти интересный бытовой хлам, я стал проверять металлоискателем вокруг дерева. Мне показался один кожаный ботинок на шнуровке по типу современных берцев, но сгнившие нитки и расслоившийся наборный каблук устранили все сомнения: это была обувь с войны. Я внимательно осмотрел ботинок и признал в нем маршевый ботинок вермахта. Отложив его в сторону, я стал проверять место дальше и обнаружил рядом второй. Пара! Некоторые люди считают, что парная обувь в лесу – примета к скорому обнаружению владельца обуви. Я снял слой дерна в этом месте, прощупал лезвием лопаты грунт, но костей не обнаружил. Возможно, эти ботинки сюда принесли после боев и так их тут забыли? Я показал Саше это место, он еще раз проверил площадь катушкой своего мощного металлоискателя, но и он ничего металлического тут не нашел. Мы вернулись к блиндажам и стали на небольшой площади работать более интенсивно.

В одной группе деревьев я заприметил небольшую ячейку и стал ее проверять. Сигналы там были, причем на черный металл, и я стал выбивать ее подчистую. Из земли показались мелкие запчасти от оружия, я копал их и копал, позвал Сашу на помощь. Он подошел, посмотрел и сказал, что тут все в основном от немецких систем, от карабинов Маузера и пулемета. Я продолжил выгребать это железо, а он отошел, пообещав вернуться и помочь в идентификации запчастей.

Для меня после Сталинграда мелкие запчасти стали привычны, я выгребал оттуда части затворов для МГ-34, различные подаватели и рычаги, пружины и тяги. Когда Саша пришел, то не увидел в этих деталях ничего ценного.

– Сохран плохой, – констатировал он, и мы покинули эту ямку.

У Саши, оказывается, в другом месте накопалась не менее интересная куча железа. Там было несколько затыльников от карабинов Маузера, и Саша все надеялся, что рядом могли находиться и сами стволы.

Но их там не было, о чем Саша горько сожалел вслух.

– Ах ты ж, вот тут он был, – от тыкал лезвием лопаты в землю, – они его назвонили и выдернули! Но как они работали, лодыри, даже затыльник не удосужились забрать!

Я посочувствовал Саше, и рассказал, как под Сталинградом тоже нашел всего лишь затыльник от ППШ, а также поведал о целой груде мелких оружейных запчастей, выкопанной кем-то до меня. Саша еще долго плевался и пошел в густые заросли мелкого кустарника, чтобы по своей технологии поиска железа в самых труднодоступных местах попытать счастья там.

А я пошел к явно выбитому немецкому блиндажу и решил проверить его бруствер. Пройдя буквально его целиком по периметру, на бруствере, что противоположен входу, я наткнулся на очень сильный и четкий сигнал. Металлоискатель орал так, что было ясно: в земле лежит что-то хорошее. Первые же два штыка лопатой в глубину – и свету явился знакомая полукруглая поверхность. Это была каска, только вот какая: советская или немецкая? Я отошел на несколько шагов, чтобы посмотреть на картину издалека. Вот блиндаж, по периметру бруствера набросаны старые отвалы. Скорее всего, когда его выбивали, то нашли тут каску, ну, конечно же, советскую, иначе бы ее не оставили. Я позвал Сашу, чтобы он помог мне разобраться, а сам полез за фотоаппаратом, чтобы перевести его в режим видеосъемки и впервые запечатлеть процесс извлечения каски из земли. Саша обкопал каску, и мы поняли по характерной форме купола, что это отнюдь не советская каска. Чистый немец! Я начал снимать видео, а Саша стал аккуратно вынимать этот шлем из земли.

Каковы же были наше общее удивление и моя личная радость, когда Саша перевернул каску: внутри у нее был вставлен внешний алюминиевый обруч подшлемника, у каски присутствовал кожаный подбородочный ремень с пряжкой. Вот это находка!

У меня сердце запрыгало от радости, я подождал, пока Саша насмотрится на каску, а затем забрал ее у него, чтобы рассмотреть самому. Каска была совершенно целой, внутри она была слегка тронута ржавчиной, а снаружи на ней был ровный слой смеси мелкого песка и земли.

Я сразу же пошел к яме с водой и начал отмывать ее. Показалась зеленая краска, потом сбоку проявился орел на черном фоне, сжимающий свастику. Это была первая моя немецкая каска в таком прекрасном состоянии. Я посмотрел на клеймо и на размер – 59. То, за чем я так долго охотился и за чем я ездил во все места, куда только можно, нашлось именно здесь!

Судя по тому, как активно копали блиндаж конкуренты, они просто в азарте забыли проверить бруствер и вот так забросали землей то место, где эта каска лежала. Она ждала меня, и вот я за ней пришел. После первой чистки я убрал каску в плотный полиэтиленовый пакет, чтобы она не поцарапалась в рюкзаке о другие находки.

Саша долго еще цокал языком, а Гена сначала радостно улыбался, а потом вдруг стал угрюм и молчалив. Кто знает, может, он на самом деле думал, что под Карским действительно больше нечего ловить, а тут оказалось, что хлам еще есть?

Энтузиазм товарищей после этой находки возрос, Саша начал копать все сигналы и даже пеерстал делать частые перекуры. Его старание было вознаграждено несколькими алюминиевыми колышками немецкого происхождения, подковами для немецких сапог, а также одним деревянным колом для палатки в неплохом состоянии с клеймом «1939» и пластмассовым командирским свистком.

На следующий день мы ходили снова в район Толкачей и Староселья, там копали на старом месте, где стояли разбитые танки. Саша опять нашел несколько деталей от советского оружия, но все они были верховыми и оттого очень плохо сохранились. Я же практически не проявлял усердия и решил надеяться только на удачу. Мне показалось, что именно такой подход дает максимальный результат. Саша придерживался плана тотального вскапывания и в таком режиме действительно мог найти что-то интересное, но только когда работал на месте в одиночку. Если же вместе с ним был еще кто-то, то самые находки Саше, как правило, уже не доставались. Такой стратегией копания «нахаляву» я владел лучше Саши, лучше меня ею владел Стас, а вот Серега – тот был единственным человеком, которому перепадали неплохие находки. Притом, что Серега за ними совершенно не гнался. Вот такая интересная получается закономерность.

Мы провели в Шоптово еще несколько дней. Пытались ходить по берегу Лучесы вдоль дороги Шоптово-Тархово, находили на склонах оврага немецкие артиллерийские позиции с небольшим количеством ржавых гильз от гаубицы. В том месте я нашел верховую немецкую каску со следами зимнего перекраса известью. К моему сожалению, при ее общей целостности металл истончился до совершенно непотребной толщины, и я ее оставил на ветке. Ни Саша, ни Гена не стали забирать ее – настолько с ней все было плохо.

Вечерами мы сидели в доме и традиционно Саша с Геной выпивали под мои рассказы о Сталинграде. Я вдруг заметил, что Саша зауважал меня после того, как мы с Серегой съездили туда и вынесли все те трудности, с которыми нам довелось столкнуться.

Гена, слушая мои рассказы, с каждым днем все грустнел и грустнел. Он смотрел на Сашу и понимал, что теперь Саша переключит свое внимание на Волгоградскую область и вряд ли приедет в Шоптово. Что же теперь делать Гене? Куда девать свое свободное время? Если Шоптово и его окрестности перестанут пользоваться популярностью, то жизнь здесь вообще встанет, а потом деревня может и окончательно умереть… Может, это звучит и крамольно, но именно приезжавшие в Шоптово из Москвы и со всей Тверской области копатели подают надежду местным людям, вроде Гены, что они еще кому-то нужны, что эти места интересны и живут на устах.

За весь поход мы больше ничего стоящего, кроме вот этой немецкой каски, так и не нашли. Может, ходили не так далеко и довольствовались уже знакомыми местами, а может и, действительно, не осталось уже тут ничего…

Лично для меня уже было ясно, что в Шоптово я больше не приеду. Чего-то неизвестного в этих местах для меня почти не осталось, а проводить здесь годы, как это получилось с Некрасово, я не собирался. Потом погода испортилась, пошел первый снег, и мы уехали из Шоптово ранее запланированного срока.

Саша твердо решил готовиться к поездке в Сталинград следующей весной. За время тестового путешествия в Шоптово и обратно по разным по качеству дорогам он понял, что достаточно основательно отремонтировал свой автомобиль, и теперь его машина была готова к сафари по степям.

 

2007: Копание в январе

Бывает и такое. Снега той зимой не было. Весь декабрь – не было. И новогодняя ночь тоже была похожа не пойми на что, без снежных сугробов за окном и кружащихся в танце снежинок. Более того, в конце декабря сообщали, что кое-где в лесу за городом и в некоторых московских парках появились грибы! Все это говорило о том, что мы поторопились закрывать сезон, что надо было ездить в лес вплоть до того момента, пока снег не стал бы мешать проходить по полям. Но в декабре никто из нас никуда копать не ездил, потому что ждали вот-вот появления снега и похолодания. А снега все не было, и температура все это время даже ночью была в среднем не ниже 0… – 5 градусов Цельсия. То есть копать-то было можно!

Только после всех январских праздников у всех нас возникло подозрение что здесь что-то не так. Я созвонился с Серегой и Стасом. Они тоже были в шоке от того, что зима, по сути дела, отменяется или откладывается. Тогда мной было выдвинуто предложение съездить в Некрасово. Если ночевать в бытовке, то никакие ночные заморозки не страшны, а копать можно почти так же, как и в любое другое время. Серега, к моему удивлению отказался, но пообещал дать ключи от бытовки, если мы вдруг решим туда поехать. Стас, напротив, согласился и горячо поддержал эту идею. Правда, его решение туда поехать стало безоговорочным после того, как я рассказал о том, что Серега выдаст нам ключи. Конечно, никому не хотелось повторять подвиг с ночевкой в лесу в холодном ноябре, как это мы со Стасом провернули три с половиной года назад в Долине Славы. Стас все время держал в голове немецкие позиции за речкой Добреей и уж точно первым делом потребовал бы, чтобы мы пошли именно туда.

Мы поехали вдвоем на машине отчима Стаса. По практически пустой дороге в пятницу вечером 19-го добрались до Некрасово и расположились в бытовке, как хозяева. Уверен, что больше никого на этих дачных участках не было, мы ночевали тут одни. Поля были безжизненно серые, сухая трава колосилась на ветру. Все просматривалось очень хорошо, и мы предвкушали, как завтра будем копать на известных нам позициях, не мучаясь с высокой травой и густыми зарослями.

У костра мы сидели допоздна, пили крепкий чай и закусывали сладостями, которые Стас всегда брал с собой в лес. Стояла сухая погода, и, действительно, пейзаж вокруг никак не напоминал январский день. Решив встать назавтра как можно раньше, мы оттащили все вещи в бытовку, разложили спальники – каждый в своей комнатушке – и закрыли дверь в бытовку изнутри. В домике было тепло и уютно, так что мы тут же уснули.

Утром я проснулся по звонку будильника, вышел из темной комнаты и выглянул в окно. За тюлевыми занавесками бытовки ничего было не разобрать, только яркий белый свет бил в наше темное царство. Я открыл дверь и увидел, что на улице метет январская вьюга! Ветер, крупные снежинки с неба… А земля вся покрыта толстым слоем снега, мокрого и плотного.

Я закрыл дверь и стал будить Стаса. Показав ему картину за окном, я надел ботинки и решил выйти на улицу. Наши дрова, которыми мы запаслись ночью, безнадежно промокли под этим снегом. Идти в ближайший лес за сухостоем совершенно не хотелось. А как же завтрак и чай? Мы порылись в ящиках, которые висели в тамбуре, и нашли там канистру то ли керосина, то ли бензина.

Я дал канистру Стасу, а сам взял видеокамеру, чтобы запечатлеть все это безумие. Стас облил дрова бензином и стал бросать туда горящие спички. Костер все не загорался, спички падали на бревно и сразу гасли. Только с пятого раза костер полыхнул, и дрова постепенно стали просыхать. Когда бензин уже почти выгорел, чадя черной сажей, бревно наконец-то загорелось само. Не теряя времени, мы поставили на огонь разогреваться ту еду, что осталась с ужина, и одновременно подставили к костру старый закопченный алюминиевый чайник с водой.

Примерно через час мы со Стасом, все вымазанные сажей от горящего бензина, доедали остатки ужина и пили горячий чай. К этому времени мои ботинки промокли от талого снега, и я чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Мокрый снег падал на нас, и от этого вся одежда снаружи была уже мокрой. Ну, скажите, есть ли в этом какое-нибудь удовольствие?

Мы смеялись над своим положением и тут же плакали. Сдаваться было нельзя, и мы, закинув на плечи рюкзаки, пошли в сторону Добреи.

Пока мы дошли через поле к реке, Стас тоже пару раз зачерпнул мокрого снега через край своих резиновых сапог. Мне же, наоборот, в осенних высоких ботинках со шнуровкой было комфортно, хоть ноги и были мокрыми от пят и до колена. На берегу выяснилось, что Добрея сильно разлилась и уровень воды в ней вырос очень нехило. Перепрыгнуть с одного берега на другой, как мы это зачастую делали летом, было невозможно. Тогда мы стали искать переход в виде поваленного бревна. К счастью, тут таких переходов было немало, надо было только дойти по сильно заросшему кустами берегу извилистой речки до нужного места.

Когда место перехода было определено, то мы срубили толстые и длинные шесты, чтобы ими опираться при переходе. Кстати, если летом воды в Добрее по колено, то в январе река превратилась в непреодолимую преграду. Когда мы измерили глубину реки в месте перехода, то оказалось, что под нами более двух метров быстро текущей мутной воды. Стас остановился перед бревном в нерешительности. Тогда я решил идти первым. Бревно было скользким, и мне приходилось очень постараться, чтобы нога не соскользнула вниз, при этом я одной рукой опирался при помощи шеста на дно реки, а другой хватался за ветки на бревне. Шаг за шагом, я перешел по бревну на другой берег, скинул свой рюкзак, вытащил оттуда металлоискатель и лопату, оставил на земле и вернулся обратно по бревну к Стасу. Там я взял его прибор и лопату и с ними так же осторожно перешел на другую сторону. Стас все смотрел на мои перемещения с недоверием. Я еще раз перешел к нему и вручил свой шест.

– Нет, он какой-то хлипкий, – стал отказываться Стас и решил найти себе шест потолще и понадежнее.

Пока он ходил вдоль берега и искал шест, я решил поснимать на видеокамеру виды природы, бурную Добрею, эту неожиданную метель и наши усилия по переправе на другой берег. Вот Стас вернулся к бревну с шестом, надел на спину рюкзак и пошел по бревну, аккуратно делая шаг за шагом, опираясь на шест.

Примерно на середине бревна Стас остановился, сделал паузу и пошел дальше. В этот момент его шест подломился, и Стас начал падать в стремительную и грязную реку. Всю эту картину я видел через ЖК-экран видеокамеры…

Стасу удалось сгруппироваться, и он коленным сгибом зацепился за бревно, обеими руками он тоже держался за него, а вторая нога и поясница оказались в воде. Я тут же бросил видеокамеру на рюкзак и кинулся ему на помощь. Без шеста и страховки добрался до него, сел на бревно так, что обе мои ноги по голень оказались в воде, и стал тянуть его вверх. Стас выбрался на бревно, тоже сел на него верхом, и так он перелез на другую сторону. Я же вернулся к своему рюкзаку, забрал все вещи, и уже с большими предосторожностями перешел по бревну на другую стороны.

Вот так, с приключениями, мы перешли на нужный нам берег, оба были мокрые и грязные. Теперь нужно было срочно разводить костер и сушить мокрую одежду. До позиций было недалеко, мы буквально добежали до них, чтобы не дать себе замерзнуть. Развели костер из сухих еловых веток как раз возле того места, где я в последний наш визит откопал немецкий штык. В дровах, к счастью, не было дефицита, и костер у нас получился большой, жаркий. А снег все падал, укрывая наши вещи ровным слоем белых хлопьев.

Мы расстелили коврики у костра, сняли обувь и стали сушить носки. Я сразу же поставил на огонь и котелок с водой, и уже через пять минут у нас заваривался чай.

Жар от костра очень быстро подсушил нашу верхнюю одежду, от брюк и курток шел пар. Нам было тепло и хорошо, попивая крепкий горячий чай из обжигающих губы металлических кружек, мы смеялись над нашими бедами и смотрели на эти испытания философски.

Через час мы просушились до приемлемого состояния, и только после этого, расчехлив металлоискатели, принялись исследовать блиндажи. К сожалению, на приятное хождение с прибором рассчитывать не приходилось. Вместо сухой травы везде толстым слоем лежал мокрый снег, и нам приходилось сперва разгребать снежные завалы, а уж потом только копать землю. Грунт был не промерзлый, но от мокрого снега земля стала липкая и тяжелая, лопата моментально становилась похожа на один большой комок грязи. Приходилось каждые пять минут соскабливать землю с лопаты, что замедляло процесс поиска и доставляло огромные неудобства.

Мы вышли на позиции немецких реактивных минометов Nebelwerfer, где в большом количестве попадались крышки от дополнительных зарядов к ним с соответствующей маркировкой. Значит, эти позиции были удалены от переднего края на 1,5—2 км. Как раз на таком расстоянии от этого места находилась деревня Васильки и Долина Славы.

Копаясь в одном заболоченном месте, покрытом тонким слоем снега, Стас откопал ножны от штыка 98к. Он так обрадовался этой находке, что все свои злоключения стал считать необходимым приложением к успеху. Рядом он нашел несколько десятков патронов от маузера, и ничего крупнее этих предметов там больше не было. Мы копались на этих позициях до темноты, а потом свернулись и пошли к бытовке. Чтобы история с переправой не повторилась, мы прошли значительное расстояние вверх по реке и обнаружили такое место, где можно довольно безопасно перейти с одного берега на другой по двум рядом лежащим бревнам.

Оказавшись снова в домике, мы сбросили там рюкзаки, сходили в ближайшую рощу за дровами и устроили жаркий костер. На нем просушивали одежду и параллельно грелись сами. К этому времени метель прекратилась, температура установилась на отметке ноль градусов Цельсия. Стало очень тихо и спокойно.

На утро воскресенья у нас было очень много планов, но накопившаяся усталость отговаривала от подвигов. После завтрака мы пошли в расслабленном режиме на те же места, где когда-то копали в самый первый раз. Пройдя чуть дальше по опушке, мы вышли к нескольким линиям окопов и блиндажей. Везде по верхам было много винтовочных гильз, выкапывать которые было очень трудно: слой снега не позволял сразу определить, что же там лежит в дерне, и из-за этого мы теряли на каждое такое действие много времени и сил. Стало ясно, что здесь сегодня можно найти что-то стоящее только по случайности. Тогда Стас, в очередной раз наткнувшись на множество сигналов в одном пятачке, стал расчищать площадку от снега и дерна и копать грунт без металлоискателя. Так он разрыл большое количество патронов от Маузера, причем они были в неплохом состоянии, некоторые были даже снаряжены в обоймы. Так он надеялся, что в месте сброса вооружения может попасться штык, значок, кокарда или пряжка. Но ничего такого не было, только патроны шли сплошняком.

Я же в этот день практически не копал. Пользуясь улучшением погоды, я снимал на видеокамеру заснеженный лес, линии окопов и четко очерченные блиндажи между деревьев; хождения Стаса по лесу с металлоискателем и его ковыряние в мокрой земле. В итоге получилась зимняя видеозарисовка, которую мы иронично назвали «Мужчины Яростного Шторма».

 

Вояж в Сталинград

Оставшуюся часть зимы я усиленно писал статьи для журналов, посещал выставки и конференции, брал интервью у самых разных людей и разрабатывал сразу несколько тем. За эти несколько месяцев я успел поднакопить немного денег, но вместе с ними пришла и усталость. Конечно, любой стресс можно снять за полдня хождения по лесу. Стас много раз звал меня снова поехать в Некрасово, но я намеренно перестал ездить в лес на выходные, чтобы не расстраивать себя мелкими и никчемными находками. К этому моменту у меня была уже твердая договоренность с Сашей о том, что мы поедем на его машине в Волгоградскую область копать на 10 дней.

Узнав об этом, Стас неоднократно подкатывал ко мне с просьбой поговорить с Сашей о том, чтобы мы взяли с собой и его. Я передавал эти просьбы Саше, но каждый раз получал в мягкой форме отказ с подробными обоснованиями.

Поскольку мы едем на 10 дней в полностью автономное путешествие по степям, говорил Саша, то нам нужно взять с собой максимально возможное количество воды и еды. Если вытащить из автомобиля задние сидения, то на образовавшейся площадке можно удобно расположить рюкзаки, плитку с газовым баллоном, несколько упаковок минеральной воды, ящики с консервами, крупами и хлебом. При этом нагрузка на заднюю ось не должна превышать допустимых значений, чтобы амортизаторы, ставшие на автомобиле самым слабым местом, не вышли из строя. А главное: при снятых задних сидениях Стасу просто физически будет негде сесть. Но Саша предложил и другой вариант, чтобы Стас взял у своего отчима автомобиль и тогда на двух машинах нам будет проще перемещаться.

Что ж, передал все это Стасу, который внимательно меня выслушал.

– Еще чего, не хватало только машину убивать на трассе и в степях, – откровенно выложил он мне свои соображения, – если Саша хочет, то пусть на своей машине едет и курочит там свою подвеску, если она ему не дорога.

Я был в шоке от этого заявления, ведь получалось, что Стас вообще ни во что не ставил чужое имущество и поддерживал отношения только для того, чтобы пользоваться этим самым имуществом. Получается, что почти три года мы вдвоем ходили в походы, имея на двоих только мой металлоискатель потому, что Стас не хотел тратить деньги на свой собственный…

Готовясь к поездке в Волгоградскую область, я в какой-то момент захотел купить себе новый нож для похода. Тот большой кухонник для мяса, которым мы с Сашей доставали немца из ячейки, все время был со мной в рюкзаке, но хотелось бы иметь маленький карманный. На известном всем самом большом русскоязычном оружейном форуме я еще зимой наткнулся на объявление о продаже немного бывших в употреблении бундесверовских карманных ножей. Они были сделаны в Швейцарии фирмой Victorinox по заказу Бундесвера, и там было все, что нужно в походе: большое лезвие, штопор, открывалка для консервов, маленькая пила и отвертка. Эти ножики, а также самые разнообразные штыки, тесаки и боевые ножи продавал некто под ником feldgrau. Я связался с ним через личные сообщения, и он пригласил приехать к нему и выбрать любой из множества имеющихся в наличии. Встреча была назначена на вечер где-то в районе Строгино. Меня на трамвайной остановке встретил мужчина по имени Александр, который подъехал на пикапе Toyota. Я сел к нему в машину, и он повез меня куда-то в подземный гараж, где у него в боксе был склад товара. Мы заехали в подвал дома, там он остановился возле одного из машиномест, которое закрывалось рольставнями. Открыв лавочку, он стал показывать мне множество разных интересных предметов принадлежности армий НАТО, которыми торговал. Тут была и одежда флектарн, и обувь, и рюкзаки. Мне были интересны только карманные ножики, да и денег с собой у меня было немного, поэтому я не стал особо увлекаться другими позициями. В общем, ассортимент этого приватного магазинчика был на уровне хорошего магазина униформы и снаряжения, которые во множестве имелись в Москве. Я выбрал два бундесверовских ножика – один для себя, а второй решил подарить Ламкину. В какой-то момент при нормальном освещении лицо моего визави показалось мне знакомым.

– Вы не были в Шоптово случайно? – вопрос мной был задан как-то машинально.

– Да, бывал, – Александр посмотрел на меня более внимательно, не как на рядового покупателя.

– Гену знаете? – я тоже смотрел на него и уже вспоминал, что этого Александра я видел как раз в тот день, когда в деревню Шоптово приехали московские копатели с квадроциклами, которых наш Саша потом еще долго называл «опереточными».

Мы узнали друг друга, и Александр стал меня расспрашивать, как мы тогда доехали.

– Потом Гена говорил, что вас с ящиком патронов вроде бы приняли мусора, – немного смущенно говорил он.

– Нет, нас тогда даже не остановили, – для меня было неожиданностью, что где-то в деревне о нас уже складывают легенды и передают из уст в уста, – все нормально было, доехали отлично!

Мы посмеялись, Александр рассказал, что его друг, с которым они тогда были в Шоптово, увлекается раритетной техникой и даже написал книгу про старинные мотоциклы. Он дал мне полистать эту книгу, и я был впечатлен тем, какие интересные люди ходят по тем же лесам, что и мы. Но еще больше я удивился тому, насколько тесен мир.

Заплатив за ножики, я поблагодарил Александра за отличное приобретение и заверил его, что обязательно обращусь к нему по ножевой тематике снова. Он отвез меня на пикапе обратно к остановке, мы попрощались, и я уехал домой.

Продолжил изучать последние темы на форуме сталинградских копателей, где почти каждый день появлялись все новые фотографии с крутыми находками и интересными рассказами о копании. Это распаляло воображение и еще сильнее мотивировало на экспедицию в «котел». Мы сошлись на том, что будем выезжать после Праздника Пасхи. Я закончил все свои текущие дела и предупредил всех, что меня не будет в Москве десять дней. Саша тоже договорился со своим начальством о кратковременном отпуске.

В первой половине дня 12 апреля мы загрузили все свое добро в автомобиль и примерно в полдень выехали по дороге М6 из Московской области. На удивление, погода как-то резко испортилась: с обеда и дотемна шел мокрый снег с градом. Солнце периодически показывалось из-за туч, но воздух был холодным от пришедшего к нам с севера циклона, и нас радовало только то, что мы едем на юг!

Саша сам предложил ехать в темное время суток. Так, по его словам, будет проще сохранять стабильный скоростной режим, будет меньше машин на трассе. К тому же, он просто любил ездить именно ночью. Я собирался уже поспать в кресле, но Саша попросил меня этого не делать и все время разговаривать с ним.

– Если один заснет, то и второй тут же «срубится», – убеждал меня он, – и мы с тобой окажемся в кювете.

Поэтому мы рассказывали друг другу разные истории, вспоминали совместное копание в Шоптово и Некрасово, а также обсуждали маршруты для путешествий по степи. Саша несколько раз просил меня пересказать все наше путешествие с Серегой, и я с удовольствием освежал в памяти эти дни, полные приключений.

Пошел дождь, за окном было темно, и капли залили все стекла. Саша ехал на свет фар встречных машин, потому что дорожной разметки не было видно. Возле какого-то населенного пункта нас остановили гаишники. Проверили документы, попросили показать страховку – все было в порядке.

– Какая это область? – Саша решил спросить у мента, где же мы находимся.

– Тамбовская, – щелкая семечки, через губу прогнусавил мент противным высоким голосом с характерной тянучей интонацией, отдал документы и ушел.

Мы поехали дальше, и еще долго смеялись над этим ответом. Примерно в три часа ночи мы въехали в полустепные пейзажи, лесов уже практически не было. Только поля и посадки, далекие огни ферм и деревень горели на горизонте. Буквально перед рассветом на обочине мелькнул указатель «Волгоградская область», и мы догнали шедший по трассе пассажирский автобус. Он был похож на тот видавший виды транспорт, которым мы с Серегой добирались до этих мест прошлой осенью.

Судя по сухим полям и отсутствию снега, зима отсюда ушла уже давно. По нашим московским меркам, здесь уже было почти лето. Вот первые солнечные лучи показались слева, осветили всю дорогу и мы увидели, что на самом деле оказались в совершенно ином климате. Воздух за бортом был еще холодный, ночной. Но совершенно четко ощущалась его сухость и знойность. Саша вел машину на скорости не более 80 километров в час, нас постоянно обгоняли разные машины, и мы так втянулись в этот скоростной режим, как стали замечать, что солнце медленно движется вверх и вправо.

К шести часам утра мы уже подъезжали к нашему прошлому месту высадки из автобуса, я начал смотреть по сторонам еще более активно и, сверяясь с картой, показывать Саше дорогу. На развилке рядом с хутором Новая Надежда мы свернули направо и поехали в сторону поселка Гумрак. Не доезжая до аэропорта, повернули направо и поехали по дороге прямо до поворота на хутор Красный Пахарь. Все это расстояние мы проскочили примерно за двадцать минут. Когда я рассказал Саше, что мы прошли с Серегой этот путь за полтора дня с несколькими остановками на копание, то он удивился нашей отчаянности.

– Ничего себе, – и вы это все пешком, с рюкзаками? – Саша просто не верил моим словам.

– Да, и это только до магазина, – кивал я, – далее мы ушли в поля, и там не было никаких ларьков.

В Красном Пахаре мы остановились, я пошел знакомой дорогой в тот самый магазин, и на меня с реальными деньгами снова посмотрели, как на чудо. Я вышел оттуда с пакетом всякой мелкой снеди, которая быстро съедается, и мы поехали дальше. По полевым дорогам мы добрались до той самой дамбы у хутора Дубинин – это еще примерно 13 километров по степным дорогам мимо полей.

Я попросил Сашу остановить машину недалеко от бытовки, а сам пошел к домику, чтобы проведать этого самого Витю. Он встретил нас на улице, я поздоровался с ним и представил Сашу. Абориген Витя выглядел все так же, был такой же всколоченный и добродушный. Но, оказалось, что он почти не помнил меня. Когда я стал рассказывать о нас с Серегой, о том, как мы тут жили десять дней в степи, Витя махнул рукой и дал понять, что узнал меня. Но в этот раз он был более отстранен и совсем неразговорчив. Саша вышел из машины и попробовал завести с ним разговор и расположить Витю к себе. Но тот замкнулся, что-то пробурчал и пошел заниматься своими нехитрыми делами у бытовки.

– Это и есть твой проводник? – поинтересовался Саша у меня

– Да, он тут был осенью, только был более приветливым, – я мог только пожать плечами.

– Да он вообще никакой, – Сашино резюме было коротким.

Мы вернулись к машине, и я предложил для начала покопать прямо в этих балках, где нашел пряжку вермахта, кучу деталей от оружия и ножны от немецкого штыка. Саша не возражал, и мы проехали через дамбу, поставили машину на склоне балки так, что бытовка была метрах в двухсот пятидесяти. Этот был первый момент, когда мы, наконец, осознали, что все-таки сюда доехали. Как-никак, а позади были 900 километров пути и почти шестнадцать часов бодрствования. Солнце уже светило ярко и на сильном ветру даже пригревало. Хоть мы с Сашей и не спали всю ночь, но сонливости не было; мы чувствовали прилив сил и желание ходить и копать.

Мне интересно было наблюдать за Сашиной реакцией. Он тут был новичок, а я – бывалый. Машина стояла возле ряда оплывших блиндажей. Когда я обратил внимание Саши на эти ямы, то он недоверчиво приглядывался к ним, видимо, ожидал от меня шуток. Но я пошел к ближайшей яме и принес оттуда два сильно смятых и во многих местах простреленных противогазных бачка.

– Вот, – говорю, – тут такого хлама и наверху полно, никто это даже не собирает. Тем, кто собирает металл на сдачу – этого мало, а копатели это и за находку не считают. Им же подавай награды, каски, штыки.

– Не может быть, – Саша просто не верил своим глазам, – да у нас любой противогазный бак из леса в любом состоянии вынесут.

Саша вытащил из машины металлоискатель и лопату и пошел к тем блиндажам на разведку. Я остался у машины и начал неспешно доставать свой прибор из рюкзака. Я уже знал, что хорошие находки тут могут быть сделаны и на ровном месте, совсем не обязательно лезть в блиндажи и привязываться к ямам. Чуть ниже по склону были набросаны какие-то военные железки, скорее всего, выкопанные ранее и брошенные за ненадобностью укупорки от гранат и снарядов. Следы свежих раскопов тут уже были, отметил я про себя с легким сожалением. Знать, местные копатели не дремлют и начинают наведываться сюда сразу после схода снега. Но если они приезжают в одни и те же места, значит, тут постоянно что-то можно обнаружить?

Пока я расчехлялся, доставал видеокамеру и снимал первые кадры на волгоградской земле, Саша успел что-то откопать. Он вернулся к машине с очень сильно измятой канистрой вермахта, которая, при поверхностном осмотре, была целой, без дырок в корпусе. Он просто не верил, что такие большие предметы здесь, на отовсюду просматриваемой местности, куда постоянно приезжают копатели, могут остаться невыкопанными. Я взял свой металлоискатель и тоже пошел копать. Не успел спуститься на пять метров вниз по склону, как увидел помятую стальную коробку от небольших снарядов или пулеметных лент, судя по фактуре изготовления, немецкую. Обратив внимание Саши и на этот предмет, пошел дальше к тем местам, на которых прошлой осенью завершил свое копание. Когда я оказался там, то не стало сюрпризом то, что мои ямы были углублены, расширены и полностью выбиты. Правда, конкуренты интересовались лишь ценными ништяками в виде наград. Они не забрали с собой, а оставили лежать на отвале: слегка мятые ножны от штыка 98к, алюминиевый стаканчик от немецкой фляги с небольшой дыркой на боку, металлическую фирменную коробочку для автомобильных свечей в синей краске с надписью «Bosch» и ржавый снарядик от авиационной пушки. Я с большим интересом поковырялся в отвале, забрал оттуда все, что мне показалось интересным, и стал исследовать место дальше. Но мой металлоискатель упорно молчал, не показывая в пределах досягаемости никакого металла. Очевидно, какие-то предметы были в земле чуть глубже, но моей катушке они уже были недоступны. Я вернулся к машине, чтоб попросить Сашу пройтись по тем площадям с его металлоискателем. Но Саша был настроен на другое.

– Тут место попсовое, – кивнул он мне на склоны балки, – все копано и выбито. Рядом дорога, а нам нужен нетронутый клочок земли, где никто еще не ходил. Судя по хламу на поверхности, таких клочков тут очень много, только надо искать.

Я согласился с Сашей, мы собрали вещи, сели в машину и поехали вглубь степи. Проезжая мимо дамбы и бытовки, я бросил взгляд на Витю-привратника. Он был занят чем-то у бытовки, не обратил внимания на нашу машину. По-моему, мы ему были совсем не интересны. А может, он застеснялся быть любезным, каким был прошлой осенью, лишь в присутствии Саши?

За хутором я попросил Сашу притормозить и показал ему на зеленые склоны балки.

– Вон там, прямо наверху, я нашел крышки от дисков ППШ и ППД, и дальше были ямы с запчастями от оружия, – пояснил я мой интерес.

Последнее слово возымело на Сашу магическое действие. Мы вышли из машины, достали металлоискатели и стали прохаживаться по зеленой траве. Ветер в этом месте дул, казалось, со всех направлений, не переставая. В пятнадцати метрах от машины мы нашли валявшийся на земле слегка помятый и продырявленный бак от мотоцикла BMW. Рядом лежала ржавая крышка от него, еще тут были остатки кожаных противопыльных очков вермахта без стекол и какой-то отрезок ремня с клеймом немецкого подразделения. Саша с интересом рассматривал эти вещи, судя по хитрому и задумчивому выражению его лица, можно было догадаться, что он бесконечно сожалел о проведенных ранее в Шоптово впустую днях и неделях. Бывало так, что в Тверской области для Саши и лопатка была хорошей находкой, а тут за несколько часов обычного хождения по балкам можно набрать столько интересных предметов, что с лихвой хватит на небольшой школьный музей. Мы же знаем, что в такие музеи экспонаты отбираются по принципу «Возьмите все, что нам не нужно».

Так мы походили по устью балки в районе дамбы, но ничего стоящего не нашли. Пока суть да дело, а первый день в степи уже клонился к закату. Я предложил Саше найти хорошее и неприметное место для ночлега, чтобы сегодня лечь пораньше и хорошенько выспаться.

Оставив эти места, мы проехали на машине еще примерно 5 километров на север в сторону Россошек и Западновки, а затем повернули направо и проехали немного в сторону посадок у поля. Мы нашли место, которое было на высоте, спереди перед нами простиралась степь с полями и балками, а сзади нас скрывали посадки и заросшее высокой травой поле. Судя по слабо выраженным следам от колес, тут редко ездили, и у нас были все шансы спокойно отдохнуть, не рискуя наткнуться на директора колхоза, тракториста или еще кого-нибудь.

Мы поставили палатку, я уговорил Сашу не жечь попусту газ, а сделать нормальный костер. Дров было в достатке, и мы, поужинав, стали ждать темноты у костра.

Вместе с ночью пришла и весенняя свежесть, все-таки воздух был еще не такой теплый. Нагреваясь днем, он быстро остывал. Но мы правильно сделали, что расположили палатку на высоком месте, здесь было хоть и прохладно, но еще терпимо. Мы надели свои куртки, расположились у костра и стали обсуждать все, что увидели за день. Саша уже понял, что в степи есть большое количество балок, оврагов, складок местности, которые легко могут скрыть от чужих глаз не только наш небольшой автомобиль, но и несколько дивизий. А если зарыться в землю, как сделали в «сталинградском котле» немцы, то можно еще какое-то время и держать круговую оборону.

Наутро мы встали, когда было уже светло. Какой-то особой активности в степи не наблюдалось. Изредка мы слышали звук мотора грузовика где-то вдали, но это никак не могло нарушить покоя этих мест.

После завтрака, собрав вещи, мы погрузили все в машину так, чтобы можно было быстро достать их и установить палатку на другом месте. С места ночевки мы проехали вниз прямо по полю и примерно через четыре с половиной километра увидели очень примечательные места. Это были склоны не очень глубокой балки, которая вилась с востока на запад примерно на четыре километра. Рядом шла накатанная дорога, но в этой балке было так много заплывших блиндажей, что проезжать мимо нее просто так было бы преступлением. Саша остановил машину у дороги, мы свернули к балке и проехали по ее склону вниз. Через пятнадцать метров машину с дороги вообще не было видно! Обрадовавшись тому, что научились пользоваться складками местности для пущей конспирации, мы достали лопаты и металлоискатели и пошли копать к блиндажам.

Тут было множество свежих ям, но мы с Сашей не сдавались, поскольку знали: все выкопать невозможно! В этой балке мы практически сразу наткнулись на сильный сигнал. Что-то большое и металлическое лежало прямо в склоне балке. Именно я своим легким прибором обнаружил это место. Но даже на глубине двух штыков лопаты ничего не попадалось – предмет был еще ниже! Саша увидел, что я разрыл большую и глубокую яму. Он пришел ко мне и стал проверять раскоп своим мощным аппаратом, который подтвердил мою догадку. Тогда Саша отстранил меня, взял в руки лопату и стал копать сам. Вот уже яма стала похожа не небольшой окоп, и только тогда в самом низу раскопа показалось что-то ржавое и металлическое.

– Бак! Или каска! – Саша вошел в раж, и готов был охотно поверить во что угодно.

Но это был не противогазный бачок и не каска, а всего лишь большая консервная банка. Саша достал ее, осмотрел и выкинул наружу. Я опустил в яму катушку, и снова послышался сигнал прибора. Мы с Сашей переглянулись, и он снова начал копать. Там была еще одна банка, а под ней виднелась еще, и далее была пустота, где виднелись большие и маленькие консервные банки…

Это была помойка, в которую немцы скидывали мусор с кухни. Но удивительное дело: эта куча железа звонила очень хорошо, и вместо множества ржавых консервных банок тут могли быть немецкие каски, штыки, винтовки и пистолеты!

– Как же они тут копают, что такую массу металла пропустили? – Саша недоумевал, и с каждой новой банкой наше мнение о профессионализме сталинградских копателей изменялось в худшую сторону.

Получается, что все их находки – награды, шлемы, личные вещи и холодное оружие – все это здесь находится в таком огромном количестве, что завсегдатаи местных форумов просто собирали то, что легко было найти. В этом нет никакого фарта и никакого особого мастерства. Вот ты попробуй найти жетон или пуговицу в шоптовских лесах или каску на выбитых блиндажах поднять! Что же до привычек сталинградцев, то они ходили, преимущественно, на настройках цветного металла, поэтому и пропускали мимо предметы из стали весьма серьезных размеров.

Как только мы с Сашей это поняли, то впереди у нас замаячила перспектива самого интересного копания за все наши выезды. Мы добили эту помойку, вытащив на белый свет огромное количество пустых консервных банок и коробочек от сапожного крема. Стоило нам только пройти три метра дальше по балке, как точно такой же сигнал проявил себя на том же склоне балки. Снова мы забили шурф, и на глубине более полуметра опять увидели такую же картину. Оставлять яму не выбитой нельзя: а вдруг под пустыми банками лежит немецкая пряжка, знак за ранение или штык? Все ямы следует зачищать до конца, и мы потратили еще час на то, чтобы выгрести весь мусор из этой помойки. Состав хлама в этой яме был совершенно идентичен яме первой.

Размявшись и получив первые полезные уроки, мы пошли по балке дальше. Саше досталось местечко с необычными гильзами. Он, будучи знатоком оружия и экспертом по калибрам, так и не смог определить принадлежность гильз. Они были явно меньше мосинских и маузеровских, но по длине были примерно равны им. При этом донца гильз были совершенно не похожи на советские или немецкие. Саша убрал их в карман, чтобы по приезду домой разгадать этот ребус. Для меня так и осталось загадкой, от какого оружия были эти гильзы.

Пока Саша продолжал копать их, я нашел недалеко от него некомплектный прицел от советского миномета. У него отсутствовали колесики настройки, этот прицел явно пытались раскручивать и разбирать. Он был в светло-зеленой краске, довольно увесистый и относительно целый. Я забрал его как сувенир, полагая, что потом можно будет его отдать в школьный музей.

Продвигаясь по балке вниз, мы не заметили, как почти прошли ее всю и оказались у дороги. Пришлось вернуться к машине и проехать до этого места. Была уже вторая половина дня, и я предложил Саше припарковать автомобиль за деревьями так, чтобы он не был виден с дороги. Мы заехали на большую полянку и спрятали машину в зарослях. По ходу дела мы обратили внимание, что здесь везде можно наблюдать старые блиндажи, а на полянке тут и там есть следы свежих раскопов. Саша решил теперь попытать счастья на полянке среди выбитых мест, а я взял металлоискатель и пошел в самые густые дебри. Снаружи они выглядели как совершенно непроходимые колючие кусты, но, если внимательно присмотреться, то можно было найти проход между ветками. Когда я оказался внутри этих зарослей, то нашел там пару нешироких ям, бывших когда-то укрытиями для личного состава или местом складирования боеприпасов. Следов деятельности конкурентов видно не было, и я начал работать с прибором. Буквально сразу я локализовал несколько мест, где были хорошие сигналы. Так я откопал три пары оправ от немецких мотоциклетных очков-«лисичек», рядом были пуговицы от мотоциклетного плаща, нашитые на куски прорезиненной ткани. Остальные сигналы скрывали множество тонких стальных саперных колышков красного цвета, к которым крепились треугольники с надписью «Achtung! Minen!»

Я вылез из зарослей и пошел к Саше, чтобы показать ему находки и посмотреть на его успехи. За это время он на полянке и у прилегающих к зарослям блиндажей откопал подметки от егерских ботинок с толстыми стальными зацепами на подошве, фигурные стеклянные бутылки, две призмы от бинокля, несколько лентопротяжек для пулеметных лент, осколки от советской фарфоровой кружки с остатками красной звезды и буквами «К.А.». Я повел Сашу к своим ямам в зарослях, и он там своим прибором выцепил еще несколько сигналов цветного металла. Каково же было мое изумление, когда Саша откопал целый ряд клапанов от саксофона! Дело в том, что я сам в школьные годы играл на саксофоне и даже участвовал в репетициях духового оркестра во Дворце пионеров, поэтому эти клапаны были мне очень знакомы. Какой-то музыкальный немец не хотел расставаться с романтикой и притащил сюда в сталинградские степи саксофон?..

День уже подходил к концу, и мы решили поставить палатку прямо возле машины в этом укромном уголке. Я сверился с картой: мы были уже недалеко от реки Россошки, которая вилась по степи очень причудливым образом. Другой берег реки был гораздо выше нашего, там стояли опоры ЛЭП, соединяющие Новый Рогачик и Котлубань.

– Интересное место, – сообщил мне Саша свое мнение, – тут надо ходить очень вдумчиво и не спеша.

– Судя по размаху сражения и количеству сидевших тут по балкам немецких войск, военного хлама на квадратный метр здесь больше, чем где бы то ни было, – я показал Саше свою карту с нанесенными обозначениями.

Это только кажется, что в голой степи делать нечего. Раньше тут везде были разбросаны хутора, между которыми были дороги в полях. До войны тут кипела жизнь, и в период Сталинградской битвы в «котле» была невероятная концентрация людей, техники, оружия и другого имущества. Конечно, сразу после боев множество ценных вещей было собрано трофейными командами. И после войны по степи ходили люди и собирали металл, оружие, посуду, одежду. Но тогда у них не было металлоискателей, и со временем что-то ушло под землю. Местные ребята за последние пять лет порядком выбили самые «жирные» места, но они, избалованные прекрасными находками, не имели того голода к хабару и нужной настойчивости в поиске военного хлама, которыми обладали мы.

К концу второго дня у нас с Сашей набралось уже очень много самых разных интересных предметов, которые вряд ли можно было вот так запросто найти у нас в Подмосковье или даже в Тверской области.

За ужином мы наметили для себя такой план действий на следующий день: исследовать берега реки Россошки недалеко от лагеря, покопать в небольшой излучине прямо в которой мы остановились, зачистить полянку возле зарослей. Когда уже стемнело, и мы сидели у костра и пили чай, то где-то далеко за рекой послышались выстрелы из тяжелого автоматического оружия. Саша сразу стал весь внимание, начал вслушиваться в степь. Вскоре выстрелы послышались снова, это была целая очередь.

– Военный полигон Прудбой, – объяснил я Саше суть дела, – это чуть дальше за Карповкой, примерно десять километров отсюда по прямой.

Саша стоял у костра с чашкой чая в руке, слушал эхо выстрелов, доносившихся с полигона.

Мы оба на минуту представили, какая канонада была тут в степи во время войны.

– Не хватало, чтобы сюда к нам случайно залетел снаряд, – задумчиво проговорил Саша.

Так мы сидели у костра, смотрели на звезды и пили чай. За высоким берегом Россошки виднелось зарево уличных огней Нового Рогачика, где-то там была обычная жизнь. Здесь в степи время словно остановилось в 1943 году. Стоило только напеть себе под нос «Темная ночь, Только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, Тускло звезды мерцают…», как военное прошлое вместе с порывами сталинградского ветра накатывало на эти деревья и на эту землю.

Следующим утром мы проснулись от стука капель дождя по крыше палатки. Я выглянул наружу и увидел, как мелкий дождь начинает забрызгивать наши вещи, оставленные снаружи. Небо было хмурым, солнца видно не было. Мы уже привыкли, что дождей тут не бывает, поэтому накануне даже не озаботились тем, чтобы убрать газовую плитку, пакеты с едой и ботинки на ночь под полиэтилен. Выскочив из палатки, я накрыл все наше имущество от дождя и втащил нашу маленькую плитку по Сашиному методу прямо в палатку, чтобы вскипятить воду. Саша к этому моменту проснулся, но не спешил вставать. Мы оба чувствовали накопившуюся за последние дни усталость от физической работы, поэтому особого энтузиазма бежать и копать трофеи ни у кого не было. Мы попили чай, доели оставшуюся с вечера кашу с тушенкой. После такого плотного завтрака меня потянуло ко сну. Саша сидел рядом в палатке и курил, выдыхая дым наружу.

– А дождь-то уже кончается, – кивнул он мне, – что сидеть тут впустую?

С этими словами он зашнуровал ботинки, взял металлоискатель с лопатой и пошел к реке. Я же решил восстановить силы и остался в палатке. Дождь не прекращался, но и не усиливался. Он все так же монотонно стучал по брезенту, и я так и не смог заснуть под эту барабанную дробь. Так я пролежал часа полтора. За это время дождь стих, и я начал уже было вылезать из палатки, как вернулся Саша с какой-то железкой в руках.

– Руки вверх! – он просунул в палатку ржавый ствол винтовки Мосина с намушником и весело заулыбался.

Я взял этот ствол, стал рассматривать. Сохран металла был очень хороший, все детали были на месте, в том числе и затвор.

– Ходил я по нашему берегу, ничего нигде нет, – рассказывал Саша, – на другом берегу мужик подошел с удочкой и стал ее забрасывать. Так он стоял там, а я ходил здесь. Потом, думаю, чего я хожу по берегу, и стал подниматься чуть повыше к траве. Что-то зазвенело, я лопатой – оп! Там винтарь! Так на глазах у мужика ее и поднял. У него аж глаза на лоб полезли.

Я поздравил Сашу с такой прекрасной находкой, ему было очень приятно снова ощутить в руках оружие войны. Как говорится, каждый находит то, что ищет. Саша не декларировал, что он ищет только оружие, – ему было интересно все. Но оружие он находил довольно легко, оно словно само давалось ему в руки. Я же еще ни разу в жизни не нашел целого ствола, и, глядя на такую находку, я быстро оделся, взял свой металлоискатель и сам собрался покопать. Тут было дело принципа. А Саша, как будто выполнив план по находкам, а скорее просто утомившись копанием под дождем, забрался в палатку и решил полежать перед обедом.

Я обошел нашу рощу вокруг и вышел на дорогу, которая шла в направлении поселка Новый Рогачик. Оказалось, что за зарослями на поле есть много свежих ям. Судя по их форме, это были недавно выбитые немецкие позиции на территории бывшего хутора. На отвалах лежали остатки немецкого пехотного снаряжения, сломанный штык от карабина 98к, проржавевшие затворы от Маузера, части от противогазных бачков и куски обуви, битые кирпичи и осколки бутылок. Мне оставалось только ходить вокруг и смотреть на эту живописную картину. Было ясно, что делать тут уже нечего, потому что выбить такие ямы под силу большому количеству людей. Покрутившись немного на этом бывшем хуторе, пошел в сторону реки, чтобы покопать на противоположном высоком берегу. Когда я подходил к воде в поисках перехода, то из кустов на берегу в воду внезапно поехало что-то плоское и темное. Я опешил от неожиданности, но вскоре присмотрелся и стал смеяться: это были черепахи! Они лежали на берегу и мирно грелись на песке, не ожидая опасности. Увидев меня, они ломанулись искать спасения в воде со скоростью зайца. Вот уж не ожидал такой прыти от столь тихих и неторопливых животных.

Перейдя на другой берег по сухому руслу – а Россошка в этом месте выглядела как пересыхающая река – я поднялся на высокий берег, откуда открывался прекрасный вид на все окрестные поля. Берег представлял собой склон с одной-двумя террасами, на которых были следы старых окопов. Это были именно сплошные траншеи с ответвлениями и пулеметными ячейками. К этому моменту солнце уже сменило на небе сплошную облачность, мгновенно стало жарко, мне пришлось снять теплый свитер и повязать его на поясе. Между траншеями на террасе я нашел довольно большое количество цинковых кружков от жезлов фельджандармерии. Кое-где на них сохранилась и красно-белая краска. Набрав этих кружков, я сложил все в карман штанов и стал ходить по берегу дальше. Здесь был и настрел от винтовок с обеих сторон, и отдельные патроны, и осколки разных размеров. Переходя от места к месту, я так прошел примерно километр вдоль реки в сторону Западновки. И на поле перед рекой, и на склоне у берега – везде были следы войны. Большие и маленькие прямоугольные ямы для техники, небольшие индивидуальные окопы, траншеи с выносными пулеметными точками: земля тут везде напоминала поле боя. Тем более странно все это смотрелось рядом с современными набитыми колеями для переправы через речку и маячащими неподалеку огромными вышками ЛЭП.

Когда я понял, что выход крутых находок мне, в отличие от Саши, не принесет, то решил возвращаться к палатке. За такими хождениями мы не заметили, как наступило время обеда. Саша все так же сидел в палатке, ожидая, когда я вернусь и начну готовить еду. Я в шутку начал погонять его: «Чего сидишь, как на именинах? Зажги плитку! Поставь котелок с водой на огонь! Найди крупу!» И Саша, к моему удивлению, воспринял эти мои шуточные приказы всерьез, мигом начал суетиться, и вот так вдвоем мы быстро приготовили традиционную походную кашу с тушенкой и заварили крепкий черный чай.

После обеда было решено привести себя в порядок. Все-таки после трех дней скитаний по степи мы выглядели не очень презентабельно. Надо было умыться с мылом, причесаться, побриться и навести лоск. Опрятный внешний вид был очень кстати потому, что мы решили выбираться из долины реки Россошки в другое место. Это означало, что нам придется на какое-то время вернуться в цивилизацию, а уж там нужно было выглядеть прилично.

Мы разогрели воду и впервые за несколько дней умылись теплой водой с мылом. Зеркала заднего вида на дверях машины мы использовали для того, чтобы побриться. У меня была электробритва на аккумуляторах, а Саша по старинке брился одноразовым станком с безопасным лезвием. Потом я достал из рюкзака туалетную воду, надушился сам и передал флакон Саше. Он тоже побрызгался, вытер лицо полотенцем.

– Запах как из дорогой парикмахерской, – довольно резюмировал Саша, и мы вместе посмеялись тому, что даже в походных условиях можно организовать некое подобие комфорта.

Приведя себя в порядок, мы собрали палатку, убрали все вещи в машину и решили перед отъездом еще немного походить вокруг нашей стоянки. Я показал Саше большие ямы на месте бывшего хутора, куда он направился с огромным энтузиазмом. Сам пошел в центр излучины перед рекой, надеясь, что там-то уж конкуренты вряд ли будут копать на пустом месте. Но мои надежды не оправдались: вдали от блиндажей и капониров тоже были следы от свежих раскопок этого года. Применив метод Саши копать между старыми ямами, я натыкался на осколки, гильзы, металлическую фурнитуру от немецкого снаряжения. Но никаких пряжек и целых штыков тут не было и в помине. Место как будто было зачищено под гребенку.

В какой-то момент я услышал стрекот мотоцикла, оглянулся на дорогу и увидел, как из степи по направлению к Саше едет старый советский мотоцикл зеленого цвета с коляской. За рулем сидел явно пожилой человек. Поравнявшись с Сашей, который активно ходил с металлоискателем вдоль раскопов, мотоциклист остановился и завел разговор с ним. Перекинувшись парой фраз, они махнули друг другу, и мотоцикл уехал по дороге в гору в сторону цивилизации. Саша продолжил копаться у дороги, как ни в чем не бывало. Я закончил свои безуспешные попытки копания на поле и вернулся к машине. У нас все было готово для переброски в другое место. Достав карту, я наметил маршрут в еще менее населенные места в этой степи – между Доном и хутором Дмитриевка.

Вернулся Саша. Он был тоже удивлен количеством хлама и горячо поддержал меня в желании уехать отсюда.

– Здесь хлама немеряно, – монотонно бубнил он, – да вот только сохран по верхам никакой, а все более-менее ценное уже выкопано. Карабин у реки тут случайно не нашли, просто на поле хватало работы. Дед на мотоцикле остановился, спросил про находки. А какие тут находки, когда все выбито?..

– Не спрашивал у него, как это место называется? – задал я дежурный вопрос.

– Ново-Алексеевка, – бросил мне Саша и принялся паковать металлоискатель и лопату в багажник, – тут каждую весну вахты проводят, в прошлом году пятьдесят человек подняли из братской могилы чуть выше на поле. В общем, надо ехать в глухие балки – показывай дорогу!

Мы сели в машину и поехали по грунтовой дороге между полями по направлению к Новому Рогачику. Справа все так и шла линия ЛЭП, которой я придерживался как ориентира. Чем ближе к цивилизации – тем больше мусора у дороги. Примерно через полчаса неспешной езды мы подобрались к окраине поселка. Теперь для нас ориентиром стал элеватор. Проехав крайними улицами поселка, мы оказались у железнодорожного переезда. Там рядом был небольшой магазинчик, и Саша вспомнил, что у него заканчиваются сигареты. Он пошел в магазин, а я остался в машине и с тоской смотрел на окружающую действительность: неприглядные строения, унылые заборы, пыльные обочины и обсыпанный мукой от земли до верха огромный элеватор.

Из Нового Рогачика мы выехали на асфальтовую дорогу и примерно через семь с половиной километров свернули на Карповку.

– Я купил мороженое, – бросил мне Саша, пока мы мчались по пустой дороге на Карповку, – давай съедим, а то растает.

Мы остановились в довольно оживленной Карповке, встали подальше от домов на обочине и с удовольствием отведали мороженого в стаканчиках. Впереди у нас была дорога в степь, и там уже будет не до развлечений. Мы бросили прощальный взгляд на обычные для этих мест одноэтажные дома, проехали по мосту мимо церкви и рванули почти по прямой дороге в сторону Дмитриевки. Дорога почти все время шла в гору, вот мы проехали пруд у Дмитриевки и, оставив сам хутор слева внизу, поехали по накатанной дороге дальше в поля. За Дмитриевкой мы заметили слева в поле холм с тригонометрическим знаком, обозначавшим господствующую высоту. Проехав это поле, мы по дороге свернули направо и остановились. Впереди была очень глубокая и широкая балка, за которой виднелись многочисленные поля, а где-то вдали можно было разглядеть меловые горы за Доном. Мы решили не ехать пока по дороге в степь, а проехать к балке и выяснить, что же она из себя представляет.

Чем ближе мы подкатывали к балке, тем больше она становилась. Наконец, Саша остановил машину.

– Там уклон уже, дальше не поеду, – он заглушил мотор и поставил машину на передачу и дополнительно на ручной тормоз.

Мы подошли к краю балки и увидели, что она скорее похожа на огромный извилистый овраг, по дну которого проходит набитая легковыми машинами колея. Если по краю балки и на поле трава была уже сухая и даже пожухлая, то на склонах балки и на ее дне трава прекрасно зеленела малахитовым цветом. Саша остался на верху, а я спустился вниз и решил пройти по балке по колее и рассмотреть все в подробностях. Примерно через каждые сто метров от центральной «улицы» балки отходили боковые «переулки». Во многих местах в склонах балки были оплывшие ямы от блиндажей, стрелковых ячеек. Я прошел довольно далеко, а она все простиралась вдаль, правда, склоны ее становились пологими. В балке были следы от раскопов, но верхового железа заметно не было. Что ж, пропускать такую балку нельзя!

Возвратившись к Саше, все ему рассказал. Он докурил сигарету и окинул взглядом всю панораму, как ковбой осматривает прерии.

– Туда можно проехать, – проговорил Саша, – и мы там сможем встать на ночь, только проедем чуть подальше за выступ. Тогда с этого места нас с дороги будет не видно.

Я остался на этом месте, а Саша сел за руль и направил машину в балку. Когда он доехал до первых «переулков», то остановился и крикнул мне снизу: «Ну как, с дороги будет видно?»

К сожалению, с дороги машину на том месте было очень хорошо видно, и я махнул ему, чтобы он проехал дальше. Когда машина скрылась за изгибом балки, я пошел вниз по склону. Глубина ее была поистине впечатляющей, и тем более это бросалось в глаза, что ее ширина была очень скромной. Поэтому у меня сразу и возникли ассоциации с улицами и переулками. Стоя на дне балки и снизу глядя на ее склоны, я бы сказал, что поле наверху находится на высоте четырехэтажного дома.

Саша остановил машину возле густого кустарника, который мог нам послужить источником дров для костра. На дне балки не было ветра, и мы решили, что стоять лагерем в низине – это хорошая идея. Мы взяли металлоискатели и пошли по балке, при этом глаза разбегались от такого большого количества мест, где можно было бы покопать. Саша выбрал себе точку на перекрестке «улицы» и «переулка», а я пошел к самому началу балки. Там я включил металлоискатель и пошел, не спеша, прямо по центру. Время от времени я сворачивал влево и вправо, поднимаясь на склоны. Сначала вообще не было никаких сигналов, но постепенно железо начало проявляться. По балке в большом количестве были разбросаны осколки от снарядов и хвостовики от мин, их было просто нереальное количество. Так я копал пустышки, пожалуй, часа полтора. На одном квадратном метре было до десяти сигналов, и нельзя было плюнуть и пропустить хоть один. Устав от такой бессмысленной работы, я пошел к Саше, чтобы посмотреть – а вдруг ему повезло больше?

Мой напарник, действительно, нашел некую жилу на дне балки. Почти рядом с колеей он за это же время накопал несколько затворов от Маузера. Причем сохран их был гораздо лучше всего того, что мы копали в балках ранее. Я присел на склоне и стал наблюдать за продолжением. Саша не торопился, он ходил и буквально вызванивал стоящий предмет. Что ни раскоп, то Саша доставал какую-нибудь запчасть от Маузера: затыльник от приклада, затвор, прилив для штыка. На моих глазах так он накопал еще столько же маузеровских затворов. Все было, как в кино, и я пожалел, что не взял с собой видеокамеру из машины. Но бежать к ней и устраивать съемку постфактум – было уже не то. По занавес Саша выкопал на противоположном от меня склоне целый штык от 98к! Правда, у него было немного погнуто лезвие.

– Вот он! – Саша был доволен, что ему снова в руки попало оружие. Теперь его нельзя было и за уши оттащить из этой балки, пока он не найдет здесь что-нибудь ценное.

А я пошел ходить по «переулкам», раз уж центральная «улица» уже досталась Саше. В первом ответвлении балки я увидел сразу несколько квадратных ячеек для пулеметных расчетов. Стоило лишь немного копнуть по брустверу, как сразу же обнаружились и пулеметные ленты, штурмовые магазины-«кексы». Сохран этих предметов разительно отличался от тех, что мы находили примерно год назад в Шоптово. Там мы копали предметы, которые можно было назвать остатками вещей, а здесь – самые что ни на есть крепкие предметы, с которых можно стряхнуть пыль, смыть ржавчину и пользоваться как новыми. Так я спокойно обыскивал брустверы и сами ямы. Мне попалась немецкая складная лопатка, несколько гильз от советского ПТР, три кавалерийских стремени и, ставший уже привычной находкой, кружок от жезла фельджандармерии. Довольный трофеями, я стал продвигаться по «переулку» к тому перекрестку, где работал Саша. Примерно на середине пути мне попался привычный уже сигнал от железного предмета. Я стал копать, повинуясь привычке, машинально сделав квадрат и поддев его лопатой. А на дне ямы, вместо ожидаемого хвостовика от мины, лежала ржавая стальная пряжка вермахта! Я поднял ее из ямы, отряхнув, обстучав о лопату, и в этот момент поймал на себе взгляд Саши. Каким образом он понял или почувствовал, что я нашел нечто не рядовое?

Он был примерно метрах в двадцати, но смотрел на меня очень внимательно, ожидая моей реакции на находку.

– Ура! Пряжка! – я был рад, что наконец-то и мне стало везти, и я смог обскакать Сашу в нашем негласном дерби по классности находок.

Пряжка была покрыта ржавчиной, орел и девиз на лицевой стороне были сильно повреждены коррозией. Но во всем остальном пряжка была целой, добротной. Саша подошел, и я передал ему пряжку в руки. Конечно, он сразу же оценил сохран, и мы вместе немного разочаровались в том, что пряжка не алюминиевая. Тем не менее, находка была засчитана, я убрал ее в карман и продолжил ходить по «переулку» с еще большим усердием. Перед глазами в это время уже мерещились железные кресты и немецкие знаки, которые я так часто видел на фотографиях с форума. Казалось, что вот еще чуть-чуть, и мы сможем увидеть все это воочию, и произойдет это здесь, в этой глубокой балке в степи за хутором Дмитриевка, на закате еще одного дня моей жизни, посвященного копанию и только копанию.

Прошел еще час, и Саша на своем пятачке откопал еще несколько затворов от винтовки Мосина, с десяток магазинных коробок от винтовок Мосина, детали затвора от СВТ-40 и один корпус от советской гранаты Ф-1 без запала. Судя по характеру предметов, в этой балке разбирали оружие, собранное в степи, отбраковывали поврежденные в бою и сломанные запчасти, которые бросали тут же. А остальное грузили на машины или подводы и увозили в неизвестном направлении, возможно, в пункты сбора и ремонта оружия. Я несколько раз прошел по этому ответвлению туда-сюда, и в очередной раз, почти у самого «перекрестка», выкопал еще одну немецкую пряжку! Она тоже была из стали, правда, деталировка ее фронтальной части сохранилась хуже, чем у первой.

– Ну вот, люди тут пряжки копают, а я, как дурак, всякий хлам ковыряю, – Саша ругался то ли в шутку, то ли всерьез. А я просто упал на землю, держа пряжку в руках, и стал дрыгать ногами от избытка чувств! Просто невозможно было поверить, что в одном месте в течение часа можно, наконец, найти то, что в другом месте тщетно ищешь долгие годы…

Мои чувства в тот можно описать как смесь восторга и экстаза, хотя довольно скоро пик эмоций прошел. Я продолжил ходить по дну балки, и уже через полчаса не испытывал никакой особой радости от того, что стал обладателем двух немецких пряжек. Мы просто копали землю и находили разные предметы, более или менее интересные, более или менее желанные с точки зрения собирательской ценности. Но для нас уже не трофеи из земли были важны, а сам процесс поиска и сам момент обнаружения интересной вещи. Как только она оказывалась в кармане, то и радость угасала, и мы жаждали снова испытать еще одну эйфорию от последующей находки.

Небо над нами еще озарялось солнечными лучами, а в нашей балке уже становилось темно. Мы вернулись к автомобилю и начали устанавливать палатку. Буквально через полчаса темно стало везде, и нам оставалось только разжечь костер и готовить ужин. В одной этой балке мы получили столько впечатлений от находок, что было даже сложно представить, что же нас будет ждать тут завтра. Она в самом деле была просто необъятная, и силами двух человек тут невозможно было бы собрать все ништяки, если бы они просто лежали на земле: ее просто было невозможно всю обойти и заглянуть во все укромные уголки. Примерно через час после заката стало заметно холоднее, мы с Сашей переглянулись – нам это не показалось, так и есть. Изо рта шел пар, температура воздуха вокруг нас приблизилась к нулевой отметке. Мы надели на себя всю верхнюю одежду, которая была в запасе. Но все равно было непривычно холодно, особенно по сравнению с двадцатиградусной жарой в полдень.

Я решил подняться из балки на поле, чтобы посмотреть на огни поселков вокруг. Удивительным было то, что в степи на верху балки было довольно тепло, там шелестел приятный свежий ветер с легким оттенком запаха пыли. Мы были на высоте, и с двух сторон было видно зарево ночных огней. Чуть ближе был Новый Рогачик, а вдали мерцали огни Волгограда. Со стороны степи и Дона была черная ночь, кромешная темнота и бездонная пропасть. В которой, правда, виднелись мелкие белые огоньки. С этого места днем можно было бы увидеть все окрестности на многие десятки километров вокруг. Я решил, что завтра мы обязательно снимем на видеокамеру какой-нибудь рассказ об этих места. Спускаясь обратно в балку, я также неожданно почувствовал, как с каждым шагом по направлению вниз температура воздуха снижается. У костра и вовсе изо рта шел пар, и это не было галлюцинацией. Саша сидел на походном стульчике рыбака, пил чай и ежился от холода.

– Кажется, мы совершили ошибку, остановившись на дне балки, – сказал я Саше, – тут стоит дубак, а на поле тепло и хорошо. Сходи наверх, погрейся!

Я занял место у костра, а Саша отправился на поле, чтобы проверить мои слова и попутно отправить sms своей жене. Проводив его взглядом, я увидел бесконечно черное небо с яркими мелкими точками бесчисленных звезд. При взгляде на все эти вселенные и галактики наши скитания по степи казались малой частью фантастических путешествий по безымянной пустынной планете. Но долго мне грезить не пришлось. Вскоре Саша вернулся поля, вместе с ним возвратилась и проза жизни: он тоже отметил большую разницу между температурой на поле и здесь, на дне балки.

Наевшись до отвала и запив чаем ужин, мы полезли в палатку спать. Я так и остался лежать в одежде и в теплой вязаной шапке, завернувшись в спальник и укутавшись с головой. Последний раз я так мерз в Долине Славы, когда мы ездили туда со Стасом в конце осени 2003 года. Только снега не хватало для пущей убедительности. Но сейчас была середина апреля, и мы были на юге!

Ранним утром я проснулся от нестерпимого холода. Преодолев сонное оцепенение, расстегнул спальный мешок и вылез из палатки. Мои ботинки, которые стояли у входа, были холодными как лед, они буквально задубели от мороза. Я надевал их на ноги, и пальцы тут же замерзали, ступня чувствовала онемение от заледеневшей стельки. Даже не зашнуровав ботинки, я вышел к костровищу и увидел, что вода в пятилитровой бутылке замерзла! Кругом на зеленой траве и на сухих ветках кустарника лежал белый иней, стекло машины было покрыто изморозью, да и весь корпус ее был почти белый от капелек конденсата. Солнце уже светило вовсю, но его лучи не попадали сюда, на дно. Я видел четкую границу тепла и холода, проходившую по склону балки примерно на метр выше крыши нашей палатки. То есть мы всю ночь провели в холодильнике, тогда как наверху в степи была приемлемая температура…

Разбудил я Сашу своими громкими высказываниями вслух, посвященными удивлению сложившейся ситуации и тому, как мы недальновидно встали в таком месте. Но что поделаешь, кто же мог знать, что дно балки мало пригодно для стоянки с ночевкой?

Зажег газовую плитку, достал из палатки пару пластиковых бутылок с газированной минеральной водой, которые не промерзли. Поставил на огонь котелок с минералкой и стал готовить завтрак на двоих. Саша отказывался выходить из палатки, только дымил сигаретой внутри и тоже громко ругался на мороз. Примерно через час солнце уже освещало наш несчастный лагерь, изморозь сначала превратилась в росу, а потом и вовсе испарилась. Мы позавтракали и запили все крепким чаем, этим согрелись и стали думать, куда бы нам уехать? В этой балке еще предстояло поработать, но вот ночевать в самом низком месте – увольте! Сошлись на том, что ближе к вечеру мы проедем вперед в сторону Дона прямо по балке до того места, где балка сама выходит наверх в поля. Там и земля будет более прогретая, и условий для локальных заморозков быть не должно. По общему эмоциональному решению, эту балку было решено именовать внутри нашего мужского коллектива «Холодной», по вполне объективным причинам.

Когда солнце уже встало почти в зенит, мы взяли металлоискатели и пошли докапывать те места, на которых вчера остановились. Саша ловким маневром повернул в сторону «переулка», ну а мне только и оставалось, как продолжить обследование центральной «улицы» и ее склонов. Вот именно на склонах мне стали попадаться довольно крупные вещи. Так, буквально рядом с местом обнаружения Сашей винтовочных затворов и магазинных коробок я откопал секторный магазин от ППШ. Он был смят и практически сплющен, но металл был крепкий. Далее мне попалась крышка от диска ППШ раннего образца со шпенькой на защелке, которая была в идеальном состоянии. В этот момент у меня закралась шальная мысль: «Может, мне удастся тут по запчастям собрать целый ППШ? Если так получится, то я впервые нарушу свой принцип и заберу все эти детали себе, чтобы впоследствии дома привести основные части в непригодное для стрельбы состояние и сделать из этих железок макет массо-габаритный. А что?»

После такого внутреннего монолога я продолжил копать и достал из земли ножны от штыка 98к в неплохом сохране, еще мне попался какой-то интересный зенитный прицел в виде овала с остатками перекрестья из тонкой проволоки. Судя по фактуре изготовления, он принадлежал какой-то европейской оружейной системе. Интуиция не подвела меня: впоследствии я выяснил, что это зенитный прицел для пулемета ZB26/30.

Саша периодически поглядывал на меня, я каждый раз показывал ему издали свои находки и озвучивал, если сразу было непонятно, что же находится у меня в руках. Наконец, я там же, на склоне, нашел алюминиевый обруч подшлемника для немецкой каски. Саша не мог похвастаться крутыми находками, ему попадались в основном осколки и хвостовики от мин, так набившие оскомину нам обоим. Мы вернулись к палатке и устроили демонстрацию найденного за последние дни хлама. Я вытащил из палатки свой туристический коврик, и мы все вывалили туда. Саша вооружился штыком от трехлинейки, который нашел у Ново-Алексеевки, а я взял в руки видеокамеру. И Саша стал лихо рассказывать о том, что и где мы нашли, при каких обстоятельствах. Надо сказать, что экспозиция находок выглядела впечатляюще, и это притом, что Саша все-таки не стал выкладывать для съемок найденный накануне карабин Мосина.

Закончив с этим, мы убрали все добро подальше в рюкзаки и стали готовить обед. Солнце уже шпарило, как в тропиках, и только сухой сталинградский ветер напоминал, что мы в степи, а не у моря. Пообедав, мы снялись с места и передвинули лагерь из глубины балки на более ровное место еще дальше от дороги, как и планировали. Вдали на поле слышен был звук работающего двигателя тяжелой техники – это бороздил землю гусеничный трактор. Он был довольно далеко, и в нашу сторону ехать не собирался. Я сразу же взял металлоискатель и пошел к «улицам» на дне балки, которые тут были менее глубокими, но не менее длинными. Ходил по склонам с металлоискателем и вызванивал предметы, за которые можно было бы зацепиться. Так прошло довольно много времени, и я не заметил, как погода переменилась. Солнце пропало, небо стало серым, пошел мелкий дождь. Он мне особо не досаждал, я уже знал, что затяжных проливных дождей тут не бывает. В одном месте на склоне балки мне попался целый диск от ППШ с крышкой и даже без сквозных дырок в металле. Судя по весу, патронов там не было, я отряхнул его от земли и сунул в набедренный карман брюк. Через десять минут я наткнулся на еще один хороший сигнал, и там тоже выскочил целый диск ППШ, правда, с небольшими утратами из-за ржавчины. Его я тоже сунул в карман брюк. От такого веса брюки у меня отвисли и, хоть и держались на ремне, но такое их ношение удобств не доставляло. Затем я откопал крышку от диска ППШ, и уже окончательно утвердился в решении собрать легендарный пистолет-пулемет по запчастям. Судя по дискам, ППШ тут отнюдь не были редкостью, а значит, есть все шансы отыскать и остальные детали от этой системы. До кучи я нашел неглубоко от поверхности земли штык от карабина 98к, который, видимо, пострадал в свое время от огня и потому был покрыт множественными мелкими кавернами. С полными карманами разных находок, придавливавших меня к земле, я вернулся к палатке, в которой сидел Саша и курил. Ему за это время попались несколько корпусов от гранаты Ф-1 и куча хвостовиков от мин. Я тоже залез в палатку, мы переждали дождь и еще немного полежали внутри, чтобы дать траве обсохнуть на ветру.

Через двадцать минут уже можно было совершенно спокойно ходить, не боясь замочить ботинки о траву. Дождевая вода впиталась в землю и очень быстро оттуда испарилась. Снова выглянуло солнце, стало припекать и добавлять позитива в настроение.

До конца дня мы ходили по балке, впрочем, без особых успехов. Саша нашел где-то у блиндажа пару немецких яйцевидных гранат М39 и одно кавалерийское стремя, которое отдал мне. Несколько раз вдали мы видели проезжающие по полевой дороге от Дмитриевки в сторону степи и обратно легковые машины. Они поднимали небольшие облака пыли, звук мотора доносился до нас только иногда, когда ветер приносил его с собой с той стороны.

– Казачки по степи катаются, – каждый раз говорил Саша, провожая глазами автомобили вдаль за горизонт

Вечер мы посвятили отдыху у костра и поеданию запасов макарон с тушенкой, которых у нас скопилось приличное количество. Чтобы не возить это все по степям в качестве балласта и, одновременно, подкрепить себя калориями, мы теперь готовили ужин по две порции на каждого. По сравнению с балкой Холодной, здесь было гораздо комфортнее. Мы решили, что эту ночь проведем здесь, а на следующий день в обед снимем лагерь и поедем по степи дальше.

Утро встретило нас теплым ветром из степи, ни о каких заморозках тут уже не было и речи. Мы позавтракали, еще немного походили по дну балки, но как-то нерезультативно. Тогда я решил сходить по ней по направлению к Дону. Саша же решил быть верным балке, где и остался копать. Я пошел вперед, но там всякие позиции заканчивались, далее был уже мелкий кустарник и просто пустые места, где вообще не было никаких сигналов. Для уверенности я исходил эти площади вдоль и поперек, все еще надеясь зацепить какой-нибудь жирный «пятачок». Но если находок в земле нет, то взяться им неоткуда. Тогда я вернулся к палатке, возле которой сидел Саша, курил и загадочно улыбался.

– Кажись, я тут нашел кое-чего, – он курил без спешки, наслаждаясь моментом и продумывая каждое предложение, прежде чем сказать фразу, – звенит как цветной металл, большой ящик. В общем, я буду копать и рассказывать, а ты снимай все это на видеокамеру! Вот будет шоу!

Мы взяли металлоискатели, лопаты, и Саша повел меня к низкому густому кустарнику, который рос прямо посередине дна балки.

– Вот, смотри, – говорил он, обращаясь к видеокамере, – везде по склонам жилые блиндажи. Чуть подальше находятся боевые посты – там сидели дозорные с оружием, которые были готовы всегда вступить бой и подать сигнал о нападении. Но вот где обычно подразделения хранили патроны, гранаты и прочую амуницию? Для этого существовали выносные пункты боепитания, они располагались чуть поодаль от жилых блиндажей. Там были попросту складированы ящики с боеприпасами. Как мне кажется, один такой пункт боепитания и находится вот тут в кустах.

С этими словами Саша влез в заросли, где в самой середине была едва заметная оплывшая яма. Он провел над ней катушкой металлоискателя – раздался мощный и четкий сигнал! Саша стал копать лопатой, и вскоре показалось ребро металлического ящика. Я подошел поближе и в видоискатель камеры увидел довольно массивную коробку, которая лежала в земле на глубине примерно 40—50 сантиметров.

– Что же там? – задавался Саша риторическим вопросом, – ведь ящик не пустой, я не могу сдвинуть его лопатой. Он обкопал ящик со всех сторон, я отложил видеокамеру, и мы вдвоем подцепили ящик лопатами, он зашевелился, и теперь его можно было относительно свободно вытащить из земли. Я снова взял камеру, нажал на «запись».

– И вот, – Саша продолжил рассказ, – мы сейчас достанем этот ящик из земли.

С этими словами он взялся руками за ящик и потянул на себя и вверх. Было видно, что эти действия даются ему с трудом. Он вытащил ящик и поставил на отвал с землей.

– Оба-на! Целый! Запаяный! – радости Саши не было предела. Казалось, он совершенно точно знал, что там может быть внутри, но на камеру говорил обтекаемыми фразами.

– Ящик целый и запаянный, вот тут есть язычок, за который можно потянуть, и тогда он может быть открыт, – Саша переворачивал ящик и показывал его с разных сторон, – но делать этого мы не будем ни в коем случае. Представьте, если нас остановят на трассе, – что у вас в ящиках? Ящики запаянные, что в них – мы не знаем.

– Саша, – тут я прервал его, – там, в яме, по-моему, еще один ящик есть.

Он отвлекся от съемки, пригляделся и тоже увидел еще один ящик, который лежал под первым.

– Вот это да! Сейчас я его тоже вытащу, а потом доснимем! – Саша преобразился из меланхоличного и неторопливого дяденьки в очень активного и инициативного бодряка.

Мы достали второй такой же ящик, поставили его рядом с первым. Саша вслух уже начал говорить, что на корпусе цинка должны быть маркировки черной краской, но никакой маркировки на ящиках не было. Внимательно осматривая находки, мы обнаружили, что на первом ящике в корпусе есть два маленьких прогнивших отверстия.

– Дырки… Теперь герметичность нарушена! – Саша хватался за голову, ведь он очень рассчитывал на то, что содержимое ящиков будет в целости и сохранности. А теперь он мог рассчитывать целиком только на второй ящик.

– Патроны не любят сырость, – объяснял Саша, – вообще, у наших советских боеприпасов слабое место – это капсюль. Если «глазки не горят», то есть при взгляде через горлышко гильзы внутри разобранного патрона не видно блестящих металлических концов капсюля, то это значит, что капсюль не сработает, и такой патрон не выстрелит. Патроны могут храниться в идеальных условиях при минимальной влажности лет десять, а потом их нужно утилизировать, списывать. Даже на стрельбище их отдавать нельзя, потому что они могут быть опасными для стреляющих, например, затяжной выстрел – это последствия долгого хранения патронов с истекшим сроком годности. Так что очень большой вопрос, что они смогут выстрелить…

Мы оттащили ящики к машине, Саша положил их под автомобиль, чтобы они просушились на ветру. Еще немного покопавшись в балке и не рассчитывая на большее, мы начали сворачивать палатку и готовиться к переезду.

Загрузив все вещи и хабор в машину, я отметил, что клиренс у нее стал ниже. Обратил на это внимание Саши, который отмахнулся.

– У нас было с самого начала много еды и запас воды, – равнодушно отвечал он мне, – потом мы воду выпили и подъели запасы: машина поднялась. Сейчас вместо этого мы накидали железа, и посадка стала снова низкая. Все в порядке, с нагрузкой по полевой дороге даже мягче ехать, а пустую машину трясло бы в разные стороны. Садись!

Мы выехали из последнего лагеря, миновали предыдущую стоянку в балке Холодной. Я бросил взгляд на то место у кустарника, где мы ночевали, – не было и намека на то, что тут недавно кто-то был. Затем Саша вырулил из балки наверх, и мы повернули направо в поля. Впереди и слева были совершенно пустынные земли, как будто и не обрабатываемые. Редкие деревья виднелись из-за холмов, которые были отрогами балок. Справа сплошной полосой шли посадки, за которыми было окультуриваемое поле. Там стояли какие-то сельскохозяйственные приспособления, вдали виднелась техника. Мы так медленно проехали по дороге примерно два километра. Саша смотрел на дорогу, а я высматривал вокруг перспективные места для копания. В какой-то момент мне показалась интересным небольшая высота слева, и я попросил Сашу остановить машину.

Мы вышли, Саша сразу закурил, а я достал металлоискатель и лопату из рюкзака.

– Хочешь сразу покопать? – Саша был настроен ехать далеко и не ожидал, что мы так скоро остановимся.

– Я схожу посмотреть и разведаю место, – отвечал я ему, отходя в сторону безжизненного лунного ландшафта. Впереди была сухая степная земля с редкими островками выжженной травы. Кое-где попадались небольшие маки, ярко-красные и сдержанно-желтые, они росли сразу по два-три цветка. Отметив их красоту в этой пустынной местности, я дошел до пологих и неглубоких балок, которые начинались за этой высотой. Дальше уже полей не было, только овраги, образованные балками. Я немного походил по этим оврагам, не увидел там никаких следов от блиндажей или окопов. Балки были слишком мелкими для того, чтобы можно было там эффективно спрятать большую группировку. Мы уже знали по опыту, что только в довольно глубоких и масштабных по размеру балках можно что-то найти, а здесь, скорее всего, никого и не было. Возвращаясь к машине, я сделал небольшой крюк и только с расстояния в пятнадцать метров заметил одиночный неглубокий окоп, который был расположен на ровном месте в степи. Он был довольно широкий, в диаметре примерно метров пять. Судя по форме и небольшой глубине, это мог быть окоп для миномета, противотанковой пушки, небольшой зенитной установки или даже просто окоп для наблюдателей. Я включил металлоискатель и начал со входа. Там было пусто, никаких сигналов. Затем переместился внутрь ямы и стал проверять дно и брустверы. В бруствере в трех разных местах были три сильных сигнала. Отметив их все про себя, я начал копать их один за другим. Буквально в первых пяти сантиметрах от поверхности земли лежал какой-то крупный металлический предмет. Я поддел его лопатой – это была складная немецкая саперная лопатка, сложенная и зафиксированная, как заступ! Деревянный черенок, естественно, сгнил, но металл лезвия был очень крепким. Отложив ее на бруствер, я принялся за следующий сигнал – это оказалась немецкая кирко-мотыга. Она была увесистая, на ее корпусе сбоку было какое-то клеймо, которое свидетельствовало о немецком происхождении инструмента. Обрадованный такими находками, я положил кирко-мотыгу к лопате и принялся за третий сигнал. Когда моя лопата уперлась в металл, то я рукой смахнул землю из ямы, и увидел спусковую скобу от оружия. Я остановился, встал и огляделся по сторонам. Наша машина была метрах в двухстах от этого места, возле машины стоял Саша и курил. Больше вокруг никого не было. Тогда я принялся откапывать предмет, и вот я увидел на дне магазинную коробку, затвор, ствольную коробку и прицельную планку. Это был карабин Маузера 98к! Я потянул его из земли, и он легко освободился. У меня в руках был целый карабин с затвором, настоящий боевой ствол! Конечно, дерева не было, но я знал, что рядом надо искать затыльник. И он тоже тут, где ему и полагалось быть! Кровь прилила к лицу, я оглядывался по сторонам, как бы ища вокруг хоть кого-нибудь, с кем можно было бы поделиться радостью от находки. Но тут я был один, а Саша был далеко. Даже если кричать ему, то он не смог бы разобрать слов, да и вообще вряд ли бы услышал хоть что-то на ветру.

Что ж, разведка удалась на славу! Я шел к нашей машине, держа в руках ржавый карабин так, чтобы он был прикрыт лопатой. Вот если бы сейчас вдруг в степи прямо передо мной приземлился милицейский вертолет, и оттуда бы вышли грозные менты, то я бы просто выбросил железку подальше от себя, и сказал бы, что это не мое. Но здесь вокруг не было ни души, и бояться нам было некого. Я подошел к Саше, который уже что-то начал подозревать.

– Там балки пустые, а на поле есть только одна ямка, – начал я ему свой рассказ, – и в ней лежало вот это.

С этими словами я вытащил из-под лопаты карабин и бросил Саше. Он не подал виду, что удивился, и стал внимательно рассматривать находку.

– Затвор на месте, – монотонно заученным тоном говорил он вслух, – ствол прямой, не сильно ржавый – подойдет!

– Ну, тогда забирай, – удовлетворенно кивнул я, – я такое не собираю, слишком стремно.

Саша еще сильнее сжал карабин, который после моих слов уже стал его собственностью, и теперь он дал волю эмоциям.

– Ничего себе, в пределах прямой видимости от дороги лежат стволы, – Саша восторгался богатством местных балок, – кому расскажи – не поверят! Он верховой был, что ли?

– Нет, в бруствере лежал, там еще лопатка была и кирка.

– А ну, пошли туда, давай там все проверим еще раз!

Саша достал свой металлоискатель, и мы снова пошли к яме. Саша долго изучал лопатку и кирко-мотыгу, и мы сошлись на том, что эта яма, скорее всего, по зимним событиям.

Мерзлую землю зимой можно взять только киркой, да и немецкая лопатка была сложена характерным образом, чтобы выгребать из ямы отбитые киркой заледенелые комья земли. Карабин тут, скорее всего, остался лежать на бруствере в снегу, при первом потеплении ушел вниз, ну а весной и совсем его затянуло в землю. Поскольку рядом нет множества блиндажей, как в балке Холодной или у Ново-Алексеевки, то и охотников искать ямы в голой степи было мало. То есть их вообще тут не было, иначе бы наши конкуренты с металлоискателями выкопали эти предметы задолго до меня. Саша еще раз посветил своим мощным прибором в яме и вокруг нее, но больше тут ничего не было. Мы пришли и забрали то, что было. Словно забрали свое, как шутил Саша. Он подхватил лопатку и кирку, и мы вернулись к машине. Оглянувшись назад с дороги на поле, мы так и не смогли увидеть там в степи эту яму, расстояние и масштаб надежно скрывали ее с дороги от случайного взгляда.

Мы сели в машину и дальше поехали с той же медленной скоростью. Еще примерно через полтора километра слева мы увидели большую балку. Она была очень широкая, и даже с дороги были видны блиндажи на ее склонах. Но с дороги в нее повернуть было нельзя, да нам и не нужно было заезжать на ее дно: мы уже знали, что ставить машину с палаткой нужно на высоком месте. Поэтому мы проехали мимо балки, поднялись на пригорок и тут слева увидели у лесопосадки съезд к полю. Правда, на обычной легковой машины проехать без проблем здесь было невозможно. Между дорогой и съездом к лесопосадкам была глубокая паханая канава. Очевидно, она защищала культуры на поле от пала в степи, когда нерадивые люди поджигают степь, чтобы в следующем сезоне трава росла гуще. Но нас с Сашей остановить было невозможно, ведь у нас есть лопаты.

Припарковав машину у обочины дороги, мы вдвоем за пять минут накидали земли в эту канаву, сделав своеобразный пандус для нашей машины. Теперь можно было спокойно проехать туда, где нас никто не стал бы искать. Саша сел в машину, аккуратно проехал через канаву, а я следом за ним лопатой откидал землю обратно. Так что не осталось и следа от нашего пандуса. Потом я пошел вперед по полю и смотрел, чтобы на пути машины не было никаких сюрпризов в виде камней, ям, острых веток и верховых железок. Мы проехали примерно двести метров, свернули немного вправо, и Саша спрятал машину за низкими деревьями лесопосадки. С дороги это место совершенно не бросалось в глаза, мы дополнительно задрапировали машину сухими ветками. Теперь можно было совершенно спокойно ставить лагерь.

Отточенными движениями мы установили палатку менее, чем за минуту. Удивившись такой слаженности, которая у нас появилась за этот вояж, мы наскоро покидали в палатку предметов для надежности, чтобы ее не сдуло ветром. А сами взяли металлоискатели и лопаты да пошли к балке, как шахтеры спускаются в забой.

На дне балки был пересыхающий ручей, который питался, по всей видимости, вешними и дождевыми водами. В это время его русло было сухим, но представляло собой довольно глубокую извилистую канаву, которую нужно было перепрыгивать. Мы начали изыскания со дна балки, и буквально с первых же шурфов нам стал попадаться путевый хлам: затворы от винтовок, крышки от котелков, смятые алюминиевые обручи от немецких подшлемников. Распределившись по дну так, чтобы не мешать друг другу, мы стали искать «золотую жилу» – каждый свою. Примерно через полчаса копания я стал обладателем стального ствола от советской ракетницы, отломанного от рамы вместе с ушком. Такое повреждение невозможно получить в ходе эксплуатации, значит, ствол был оторван в результате близкого взрыва или попадания осколка. Саша лишь на мгновение отвлекся от своего занятия, когда я издалека показал ему этот ствол, и принялся дальше ходить с металлоискателем на своей волне. Он шел, слушаясь своей интуиции, и прямо ни лисьей тропе, проходящей по склону балки, выкопал штык от Маузера 98к.

– Вот он! – ликовал Саша, – а лисы знают, где ходить надо!

Я поздравил его с очередным приобретением, а сам пошел в боковое ответвление балки и рядом с целой группой блиндажей прямо на ровном месте я откопал с десяток корпусов от гранат Ф-1. Они все были без запалов, сохран чугунных корпусов был просто отличным. Даже через легкий налет ржавчины можно было увидеть различные клейма на их корпусах. Тогда я решил, что эти «эфки» я Саше отдавать не буду, а вечером на костре выжгу из них тротил, после чего они станут совершенно безопасными сувенирами. На склоне, противоположном тому, где был обнаружен штык, Саша откопал две немецкие тротиловые шашки. Их цинковые корпуса немного прогнили по шву в паре мест, но в остальном предметы были в хорошем состоянии. Мы бы еще походили по балке, но тут надвигающийся вечер дал о себе знать, и мы поспешили к палатке, решив, что для первого пробного захода находок уже предостаточно.

Сидя у костра, я изучал карту, и единственным выводом было то, что балок здесь бесчисленное множество. Объехать их все за то короткое время, что у нас оставалось, было решительно невозможно. Даже пройти одну балку как следует, чтобы выгрести из нее все находки, не представлялось возможным. Поэтому мы применяли метод выборочного копания: подойдя к интересному месту в балке, мы начинали разглядывать его, изучать с разных ракурсов, но ходили по нему только по той траектории, которая нам казалась наиболее эффективной. Тотальное вскапывание силами двух человек при таких огромных масштабах применить было никак нельзя, чему Саша немало огорчался.

На следующее утро мы проснулись довольно поздно. Поскольку наша палатка стояла на высоком месте и из лагеря нам были видны окрестности на несколько километров вдаль. Солнце стало припекать буквально сразу после рассвета. Палатка хорошо прогрелась, ветер иногда залетал внутрь и небрежно трепал волосы. Испив чаю, мы снова отправились копать в балку. На этот раз мы пошли по центральной ложбине. Первым же сигналом у меня оказался довольно большой стальной предмет. Я уже решил, что это какая-то арматурина, и продолжил копать без особого энтузиазма. Но в арматурине был проделаны аккуратные продолговатые отверстия, в которых было легко узнать окна в ствольной коробке ППШ! Я потянул за нее, и она без труда выскочила из земли. Это и в самом деле была ствольная коробка-кожух от легендарного советского автомата, правда, больше от него деталей не было.

Отложив в сторону находку, я зачистил металлоискателем места рядом в радиусе пяти метров – кроме традиционного хлама, больше ничего относящегося к ППШ тут не было. Тогда я вернулся к ствольной коробке и стал внимательно ее изучать. У нее внутри был вставлен ствол, прицельные приспособления были на месте. Но вот геометрия ствольной коробки была нарушена, как будто по ней проехало автомобильное колесо. Кроме того, у защелки был четко выраженный след от попадания пули по касательной траектории. Она прилетела спереди, чиркнула по защелке, обнажив пружину, и, по всей видимости, попала точно в голову владельцу автомата, если он в это время из него стрелял. Это была реальная боевая находка. Я показал ее Саше, тот покрутил в руках, осмотрел со всех сторон.

– Сохран будет получше, чем у шоптовского, – говорил Саша, – то, что погнут кожух, – это ерунда. Главное, что ствол может быть даже без каверн и с нарезами.

Я не собирался восстанавливать ствол до стреляющего состояния. Наоборот, эта находка окончательно укрепила меня в мысли изготовить ММГ из всех найденных деталей ППШ. Правда, мне не хватало для полного комплекта затворной коробки, затвора и ударно-спускового механизма. Деревянный приклад всегда можно купить без проблем, такое добро предлагалось в больших количествах на самом большом русскоязычном форуме в Интернете. Для транспортировки этой ствольной коробки домой даже было хорошо, что я нашел его в таком поврежденном состоянии и с забитым землей каналом ствола: в случае обнаружения его ментами проблемы могут быть минимальными.

Закинул я эту находку в рюкзак, и мы пошли копать дальше по ложбине. Примерно через триста метров Саша наткнулся на очень хороший и многообещающий сигнал. Копать долго не пришлось, все было неглубоко от поверхности. Легкое усилие, и Саша стал обладателем еще одной немецкой каски. У нее было одно осколочное или пулевое отверстие на куполе, в остальном же завальцовка по краю была целой, да и сам металл был очень крепкий. Саша был невероятно доволен, ведь германских стальных шлемов в такой хорошей сохранности у него в коллекции еще не было.

Так мы медленно прошли по балке примерно два с половиной километра, не встречая по пути блиндажей в склонах. Лишь у того места, где балка выходила в поля и была перерезана поперек колеей полевой дороги, мы встретили еще несколько ям. Саша принялся ходить возле них с металлоискателем, а я сел возле блиндажа на землю, обессилев. Саша долго ходил вокруг без особых результатов, но, в конце концов, ему пришлось попросить меня передвинуться на другое место. Как только я убрал свой туристический коврик, Саша сразу же провел над этим местом катушкой, и прозвучал долгожданный сигнал, среагировавший на цветной металл. Я расположился поудобнее поодаль и стал наблюдать за процессом. Стоило Саше воткнуть лопату в землю, как из шурфа показались маленькие блестящие желтые патрончики с легким зеленым налетом.

– Тэтэшные! – вскричал Саша, – ну, наконец! – его интонация выражала долгое ожидание и неожиданное обретение желаемого.

Мою усталость как рукой сняло, я подошел поближе, присел рядом и стал смотреть, как Саша руками выгребает из земли советские патроны калибра 7,62х25. Судя по их прекрасному сохрану и расположению в земле, они лежали в картонных пачках. Когда Саша выкопал все патроны, то на дне ямы мы и вправду увидели остатки картона. Когда дело было сделано, Саша рассказал мне все, что знал об этих патронах, в том числе и то, почему у них на дне гильзы нет никаких обозначений.

– Патроны довоенного и первых военных выпусков производились одним заводом, – чинно вел он повествование, как заправский преподаватель, – поэтому никаких обозначений там нет. Потом уже и другие заводы наладили их производство, и вот тогда уже стали чеканить свои цифры на донцах. А эти патроны, конечно, конкретно военного выпуска, металл желтый, но вот капсюли там уже, скорее всего, пришли в негодность.

– Да, вот они с зеленой патиной на пулях.

– Это не патина, точнее, определенно сказать не могу, – парировал Саша, – но это, скорее всего, заводское обозначение патронов с трассирующим пулями. Это, кстати, и объясняет, почему их бросили. Трассерами без толку стрелять по врагам, только свое местоположение выдашь.

Мы еще немного покрутились у конца балки, за дорогу не пошли и вернулись обратно к палатке. День уже был в самом разгаре, солнце припекало безжалостно, и я напомнил Саше о традиционном для этих мест полуденном отдыхе. Эту традицию мы завели с Серегой, и теперь, когда жара в степи установилась нешуточная, вполне имело смысл следовать этому обычаю.

Забравшись в палатку, мы задремали и очень хорошо отдохнули. Впервые за много дней мы смогли поспать дополнительные несколько часов. Этот многодневный копательский марафон по «сталинградскому котлу», безусловно, выматывал, и постепенно горячий азарт и жажда приключений сменялась апатией и тупой привычкой копать. Поэтому отдых нам был необходим.

Ближе к вечеру мы организовали запоздалый обед, запили его крепким чаем и пошли копать к ближайшему от нас ответвлению балки. Недалеко от того места, где я накануне нашел корпусы от гранат, были хорошие сигналы. Саша был рядом, и я только начал копать, как он принялся выкруживать рядом. В первом же шурфе был диск от пулемета ДП-27. Он лежал плашмя, и только я достал его из земли, как Саша тут же начал вопить: «Отлично, давай еще!»

Я продолжил копать сигналы и в полуметре от первого диска обнаружил второй.

– А вот этот будет мой! – крикнул он радостно и безапелляционно. Мне ничего не оставалось, кроме как забрать себе первый диск, а Саша тут же подхватил второй и убрал в вещмешок. Оба диска были совершенно целыми, с минимальными кавернами в нижней части. Сверху на пулемете они бы выглядели очень антуражно. Я знал, что у Саши в коллекции уже есть ММГ пулемета ДП-27, для которого ему только не хватало диска и сошек. Этот пулемет он нашел по частям в Калужской области на Угре, привез его домой, охолостил и самостоятельно из него сделал массо-габаритный макет. Спустя пару минут я уже и не сердился в душе на Сашу, который так бесцеремонно присвоил мою находку. Еще через минут двадцать Саше попалась парочка корпусов от «эфок». В этой балке их было так много, что их залежи казались бесконечными. Все это было очень интересно, но слишком однообразно. Я бы предпочел копать вещи в единичных экземплярах, но чтобы все они были разными.

Когда мы продвинулись по этой боковой ложбинке совсем близко к дороге – она была метрах в пятидесяти от нас – то обратили внимание на группу из трех или четырех блиндажей. Они кучковались на одном небольшом пятачке, с дороги их не было видно. Пока я ходил с металлоискателем по дну ложбины, Саша успел взобраться на склон и уже начал проверять брустверы. В первом же блиндаже на самом верхнем бруствере у него раздался уверенный сигнал. Поскольку у меня не было ничего похожего, то я подошел к Саше и стал наблюдать за его деятельностью. Он воткнул лопату в бруствер и сразу же достал лезвием до твердого предмета. Прощупав лопатой примерную форму и размеры, Саша сделал паузу и внимательно посмотрел на еще не раскопанный бруствер.

– Винтовка что ли? – в его интонации было скорее удивление, чем неуверенность в успехе.

Саша продолжил, и вот в яме мы увидели спусковую скобу, затвор и магазинную коробку от винтовки Мосина.

– Ты смотри, и правда, – Саша протянул руку, чтобы достать винтовку за магазинную коробку, но та засела в земле намертво, – неужели со штыком?

И он продолжил обкапывать ствол, пока не освободил его весь. На свет показалась длинная винтовка Мосина, правда, без штыка. У нее снизу был прилажен шомпол, она выглядела внешне целой, без боевых повреждений.

– Обалдеть, – цокал языком Саша от удовольствия, – какой сохран! Теперь в это Шоптово вообще нет смысла ездить! Слушай, сюда надо ехать на месяц, не меньше! Я тебе серьезно говорю!

На ствольной коробке винтовки был виден номер, год выпуска – начало 1930-х. Это было весьма внушительное «весло», причем с деревянным прикладом она выглядела бы еще более бескомпромиссно. Саша докопал яму и достал затыльник от приклада, а также остатки кожаного ремня от винтовки. Оружие было поднято в том виде, в котором его тут оставили.

Так мы в этой балке копали до вечера, пока не стало совсем темно. Пробираясь по балке почти на ощупь, мы вышли к палатке и разожгли костер. Одновременно с приготовлением ужина, я выжигал тротил из корпусов гранат Ф-1. Прямо бросил их все кучей в костер и стал ждать. Примерно через три минуты тротил, нагревшись внутри корпусов, начал плавиться и медленно вытекать в огонь. Там эта текучая смесь воспламенялась, и вот уже остатки тротила внутри корпусов тоже взялись гореть. Послышалось шипение, как из реактивного сопла. Мы с Сашей переглянулись: не осталось ли там случайно остатка детонатора в гранате? Но нет, этого не могло быть, потому что я внимательно осмотрел каждый корпус перед тем, как бросить в огонь: детонаторов там внутри не было.

Это тротил выгорал из корпусов с шипением и свистом, как твердое топливо из ступени ракеты. Но мы сидели у костра, немного напрягшись. Лишь когда в костре стали трещать только ветки, стало на душе спокойно.

– А вот так однажды у кого-то в Тверской области «лимонка» рванула в костре, – задумчиво сказал Саша, – мне деды говорили. В «эфке» образовалась пробка, которая мешала тротилу выплавляться. Он там плавился, а потом внутри раскаленного корпуса взял и взорвался. Никому мало не показалось.

– Саша, я каждый корпус предварительно вычистил не только от земли, но и от тротила, – постарался я его успокоить, – тут сейчас выгорали только остатки, которые невозможно было выскрести. Зато теперь ни одна экспертиза не признает наличие внутри остатков взрывчатого вещества.

За ужином мы стали подводить итоги всего мероприятия. Получалось, что последняя балка – а мы ее уже стали именовать Последней – была нами опустошена настолько, насколько позволял нам достигнутый уровень профессионализма. Конечно, там наверняка еще что-то оставалось, но мы выгребли из нее все, что могли найти два человека с металлоискателями. Поскольку нам больше ничего тут не попадалось, на этой балке можно было ставить крест. Впереди у нас был еще один день перед отъездом, но в целом мы уже знали, что место нами отработано по максимуму. Хлама в машине было очень много. Я заранее отложил все, что накопал, в отдельный мешок, чтобы не смешивать его с Сашиными находками. У него же, судя по весу находок, добра было гораздо больше моего, и мы усиленно допивали воду и доедали все, чтобы в багажнике не было лишнего веса.

На следующее утро мы спокойно позавтракали, немного походили по балке недалеко от палатки: внезапно выяснилось, что поблизости от лагеря мы-то еще и не копали. Но тут ничего интересного не было, сигналов в целом было даже меньше, чем на дне балки. Да и то все был сплошной хлам. Так мы уверились, что оставляем Последнюю балку без артефактов, и все более-менее ценные находки тут были сделаны именно нами. Затем мы сложили палатку, я сразу же уложил все свои находки в рюкзак, от чего он стал просто неподъемным: диск ДП, десять корпусов Ф-1, ствольная коробка-кожух от ППШ, несколько целых дисков от него, штыки, лопатки, всякая мелочь. Рюкзак мой весил едва ли не столько же, сколько я сам. Попробовал оторвать его от земли, и тут лямки у рюкзака затрещали, но выдержали. Я закинул его на спину, попробовал сделать пару шагов и понял, что долго с таким весом ходить просто невозможно.

Саша каким-то хитрым способом уложил ящики с патронами на дно багажника вместе с целыми гранатами и немецкими тротиловыми шашками. Неинтересные, с точки зрения правоохранителей, находки он кинул в мешок из-под картошки. А вот все копаные стволы он сунул в чехол для удочек, сшитый из грубой мешковины, к ним прибавил спиннинг, перемотал его веревкой и сверху еще приладил удочки из бамбука. И эту инсталляцию мы с Сашей привязали веревками к багажнику на крыше со стороны водителя. Когда все было уложено, мы отошли посмотреть на наш автомобиль со стороны. Все это выглядело очень банально: машина с рыбаками едет домой. Только одна деталь могла выдать то, что мы не находились у воды, а были в совершенно противоположных местах: толстый слой степной пыли покрывал кузов, стекла, шины. Нам нужно было придать автомобилю самый простецкий вид, навести марафет и сделать так, чтобы она на трассе не выделялась в общем потоке машин. Еще мы переоделись в гражданскую одежду. Джинсы и кроссовки, причесанные волосы и запах одеколона – как будто мы прошлую ночь провели дома, а не в палатке на степном ветру. От нас даже не пахло костром, вся копательская одежда с неприятными запахами была закопана в глубине рюкзаков.

Мы медленно и спокойно выехали с поля на дорогу, двинулись по ней в обратном направлении на Западновку. Проехав хутор, мы остановились у пруда.

– Сиди, я сам быстро машину помою, – сказал мне Саша, доставая из багажника ведро и большую поролоновую губку, – только набери мне воды.

Я спустился к пруду, набрал там полное ведро воды, и Саша принялся аккуратно отчищать налет пыли с капота, с фар, с лобового стекла. Когда первое ведро воды стало черным, оказалось, что нужно мыть всю машину, и грязной водой обливать ее нет смысла. Так мне пришлось раз пять спускаться к пруду за водой. В итоге машина блестела так, будто не покидала гаража. При взгляде на нее и мысли не было, что мы на ней колесили много дней по степям. Сев обратно в машину, мы снова двинулись в обратный путь. Первые десять минут Саша ехал очень медленно, чтобы влага с кузова испарилась, и на него снова не прилипла пыль. Вот мы проехали по дороге и снова оказались в Карповке. На развилке дорог я попросил Сашу остановить машину и, сверив направление с картой, показал ему на узкую полевую дорогу, которая шла через поля.

– Не будем съезжать на трассу здесь, делая крюк через Новый Рогачик, – объяснил я ему замысел, – мы проедем по степной дороге на Западновку и Россошку, и там уже выскочим на знакомую тебе дорогу. Далее через Питомник – и вот мы уже на трассе М6 «Каспий».

– Грамотно, – согласился с моей идеей Саша, – чем меньше будем «светиться» у Волгограда – тем лучше.

И мы снова поехали через степи, пыля по грунтовой дороге. Вокруг сначала были еще признаки цивилизации, и даже когда мы проехали через пересохшее русло реки Россошки недалеко от Ново-Алексеевки, вокруг все еще чувствовалось присутствие человека. А вот дальше от реки снова появлялись глубокие балки, совершенно пустынная земля, напоминающая лунный ландшафт. Вот тут бы еще покопать, но мы твердо решили, что в этот раз мы закончили наши поиски. Может, в следующий раз мы покопаем здесь и отметимся в этой географической точке? Но вот уже снова вдоль дорог стали появляться пластиковые пакеты, принесенные сюда ветром от жилых мест. Эти явные маркеры приближения цивилизации были неприятны, хотелось как можно скорее уже попасть в саму цивилизацию, где обочины были, к удивлению, более чистыми, безо всякого мусора. Мы въехали в Западновку с каких-то задних дворов, местные коровы и собаки на улицах поселка смотрели на нас недоуменно: откуда вы такие тут взялись?

У Россошек мы проехали немецкое и русское кладбище. Я видел их уже во второй раз. Из окна автобуса в ясную осеннюю погоду эти некрополи выглядели аккуратно и мрачно-торжественно. Сейчас же, в пасмурную погоду, аккуратные немецкие надгробия и ограда мемориала резко контрастировала в мусором на траве, с коровами у плит с именами похороненных. Советский мемориал на горе смотрелся привычно, как сотни и тысячи других, разбросанных вдоль дорог от Волгограда до Москвы. Сколько мы их перевидали?

Мы снова ехали в ночь, и Саше предстояло крутить баранку те же 900 километров. Я, как мог, старался не свалиться в сон, но меня постоянно «выключало». Посередине ночи нас остановили инспекторы ГАИ, и мы уже напряглись по поводу военного хлама в багажнике… Но менты пожурили Сашу за не включенные фары. Это случилось после того, как мы остановились на заправке, и Саша забыл включить тумблер фар ближнего света. Кто знает, сколько мы ехали по ночной трассе с одними только габаритными огнями?

Пару раз и Саша уже на рассвете начинал клевать носом, да так, что он смог прийти в себя лишь после того, как водители встречным машин «моргали» ему дальним светом и отчаянно гудели.

– Ну его нафиг, – он остановил машину возле глубокого «кармана» на трассе, – так мы проснемся в канаве. Спим как минимум час.

И мы захрапели от души. Проснулись лишь оттого, что солнце хулиганисто щекотало нос и светило в глаза. Прошло более двух часов, и мы за это время успели хорошо отдохнуть, хотя сон смахнуть удалось не сразу. Не желая терять темп, Саша сразу жe завел машину, и мы поехали дальше.

До дома мы добрались в полном порядке. Разница в климате между степным сухим и холодным влажным подмосковным воздухом была нам очень заметна. Там в степи уже отцвели маки, а здесь еще кое-где в лесах лежал снег…

Я ехал на маршрутке, затем в метро. Мой рюкзак был огромен, я очень сильно выделялся из толпы горожан. Там внутри рюкзака что-то глухо позвякивало, и лишь я один знал, что именно там бренчало. С трудом дотащив рюкзак на себе от метро до дома, уже в квартире буквально уронил его на пол.

Снова я вернулся домой. И только сейчас я осознал, как соскучился по маме и родной обстановке. Все внутри квартиры мне казалось маленьким, сами комнаты были ну просто микроскопическими по сравнению с обычной площадью нашего лагеря в степи. Глаза привыкли смотреть вдаль на многие километры, а тут взгляд через три метра упирался в стену. Да и за окном ближайшие деревья были всего в десяти метрах, а самый дальний пейзаж в нашем районе, куда мог упасть взор, был не дальше шестисот метров.

 

Майская неожиданность

Вернувшись с триумфом из Сталинграда, я уже свысока смотрел на все наши предыдущие поездки. Это все можно было оторвать и выбросить – настолько велика была пропасть между копанием в Некрасово и в Шоптово и копанием в сталинградских балках. Но было бы мне так долго интересно продолжать заниматься военной историей и археологией, если бы находки попадали к нам в руки с легкостью, подобной сталинградской? Вопрос этот риторический и в ответе не нуждается.

Когда мне позвонили Серега и Стас, чтобы организовать общую поездку в лес, я не смог отказаться. Как бы мне уже ни было тошно от границы Московской и Смоленской областей, но с друзьями провести время было всегда приятно. Я предложил им добраться до деревни Величково, которая находится по другую сторону леса от Некрасово, и именно со смоленской стороны исследовать лес. Поскольку мы с Серегой уже знали туда дорогу со времени той самой поездки, в которой познакомились с Сашей, то копание обещало много интересного.

Ради такого случая Стас снова обратился к своему отчиму с просьбой взять машину на майские праздники, и тот ему не отказал. Чтобы не попасть в гигантские пробки на выезде из Москвы, мы решили ехать не 1-го мая, а немного отделиться от толпы и стартовать утром 2-го мая. Эта тактика себя оправдала, и мы домчались до границы Московской и Смоленской областей примерно за два с половиной часа. Уже в Смоленской области мы свернули с Минского шоссе налево к Величково и еще примерно через двадцать минут вихляния по довольно сильно разбитой грунтовой дороге через Величково и близлежащие дачные участки оказались на небольшом поле. Оно было знакомо нам с Серегой. Стас был здесь впервые, поэтому беспокойно озирался, словно искал опасность.

– Машину здесь оставим? – спрашивал он, – тут колеса не снимут?

– Да кому они нужны? – мы с Серегой только посмеивались над Стасом, – если бы у тебя были «Жигули» или «Лада», тогда можно было волноваться. А кому здесь подойдут колеса от «Рено Меган»?

Похоже, этот довод был весомым, и Стас оказался удовлетворен ответом. Мы вытащили рюкзаки из машины, переоделись в лесную одежду. В ней мы были снова похожи на себя, как будто только вчера мы расстались после прошлого похода. Серега был очень расслаблен, он выпил бутылку пива и, пока мы одевались, прилег отдохнуть возле опушки. Когда мы со Стасом окончательно были готовы к выходу в лес, то обнаружили Серегу крепко спящим. Как мы ни старались разбудить его, он только отнекивался и говорил, что мы можем идти без него, а он здесь поспит на свежем воздухе.

Погода была чудесная, светило солнце. Мы только немного переживали о том, что земля еще довольно холодная, и Серега простудится. Но Стас достал из рюкзака свой туристический коврик, и мы вдвоем подсунули его под Серегу.

– Теперь точно не простудится, – Стас отряхнул руки, и мы пошли по полю в сторону леса. От опушки до первых позиций было примерно сто пятьдесят метров, и мы довольно быстро вышли на первые ямы. Я был совершенно спокоен по отношению к ним и, поймав себя на этой мысли, удивился такому изменению. Раньше ведь мы со Стасом кидались копать каждый окоп, каждую ячейку. Вот и сейчас он расчехлил металлоискатель и быстро помчался обследовать блиндажи. Правда, мы с Серегой уже тут все обыскали полтора года назад, и я точно знал, что сейчас будет попадаться Стасу. Буквально через пару минут он начал один за другим выкапывать осколки от снарядов, фольгу от немецкого сыра «Tilsiter Bona», гильзы от Маузера и тюбики от мази против обморожения. У меня не было никакого желания копать, я впервые за много лет смотрел на лес просто как на лес, а не на место для поиска военного хлама. Все мои мысли по военно-археологической теме теперь были связаны с Волгоградской областью и балками в степи. Стас, казалось, не заметил моего равнодушия, он продолжал очень бодро копать, бегать между блиндажами и просовывать катушку металлоискателя под каждый куст. Набегавшись для первого захода, он выключил прибор.

– Куда дальше пойдем? – Стас явно был готов к копательским подвигам, и тогда я решил повести его дальше в лес, где мы с Серегой видели блиндажи у заброшенной лесной дороги.

Мы искали это место минут сорок, пока, наконец, не набрели на оплывшие блиндажи, расположенные кучкой недалеко друг от друга. Я оставил Стаса копать возле них, а сам пошел вперед по дороге, чтобы изучить местность. Оказалось, что эти ямы так и тянутся вдоль дороги на расстоянии примерно 10—15 метров от нее. Поэтому оттуда они не были видны. Я вернулся к Стасу, а он уже ждал меня на дороге с загадочным выражением лица.

– Пойдем, я там, кажется, нашел штык! – Стас повел меня к зарослям, где у него стоял рюкзак. Из него он вытащил видеокамеру, ту самую, которой я однажды снимал наши копания в Шоптово.

– Я буду копать, а ты сними все, что будет происходить, – с этими словами он вручил мне видеокамеру, и мы пошли к раскопу. Там мы обнаружили рукоятку от немецкого штыка, наполовину торчащую из земли.

– Вот, такого я еще не находил, – сказал Стас в камеру, – при этом я старался не засмеяться и тем самым не испортить все видео.

Стас потянул за рукоятку и вытащил штык из земли. Его лезвие очень сильно пострадало от воздействия влаги, оно по краям проржавело практически насквозь. Но Стас смотрел на находку так, как будто штык был целым. Еще бы, ведь он находил такую вещь впервые, и для него такой сохран был вполне приемлем.

– Такие штыки мы в Сталинграде пинали ногами, – сказал я из-за видеокамеры, – там это считается за хлам. А привезли мы оттуда штыки в идеальном состоянии, если сравнивать с этим.

– Не ломай кайф, – Стас пробурчал куда-то в сторону, но реплика явно предназначалась мне. Я умолк и продолжал снимать, а Стас стал что-то говорить в объектив, изображая великого копателя и невероятно удачливого человека. В этот момент я понял, что Стас очень завидовал всем находкам подобного рода, но раньше не подавал вида. Наверное, это естественная человеческая реакция, но лично мне все это казалось очень жалким зрелищем.

В этот момент мы услышали где-то в лесу крики. Обернувшись на шум, мы поняли, что это Серега проснулся и пошел нас искать. Голос был точно его, и мы стали кричать ему в ответ. Очень скоро он вышел на нас, ориентируясь на голос. Серега был расстроен, что мы оставили его одного отдыхать у машины, но мы объяснили ему, что он никак не хотел просыпаться и даже сам велел нам идти в лес без него.

– А где коврик? – Стас тут же спохватился за свое имущество.

– Я спрятал его под машину, – отвечал Серега, – у меня же ключей нет. В машине рюкзак с металлоискателем, все мое там в рюкзаке.

– А мы здесь нашли штык, – переключил Стас внимание Сереги на главную тему, – я нашел!

И они начали рассматривать штык, Стас повторил Сереге весь рассказ, который он проговорил мне в видеокамеру. Мне стало скучно, я отдал им видеокамеру и пошел покопать сам. На небольшой полянке, которая примыкала к блиндажам, росла густая трава. После зимы она вся лежала на земле, и мне приходилось ботинком раздвигать толстые стебли, чтобы добраться до грунта. На полянке было много осколков и сильно проржавевших банок от консервов. Вспоминая те помойки с консервными банками, которые мы с Сашей копали в балке, я просто плевался: «Ну зачем было ехать снова сюда в эти леса, если здесь ничего не сохраняется? Даже штыки из оружейной стали сгнивают до состояния картона…»

Так я ковырялся на полянке, пока не услышал крики Сереги и Стаса. Они звали меня к себе.

Я отыскал их среди деревьев, и увидел, что теперь Серега держит в руках видеокамеру, а Стас копает ямы. Из нее он достал еще один немецкий штык, на этот раз он был в ножнах!

– Стасу сегодня везет! – я должен был констатировать факт, и Стас удовлетворенно скривил рот в подобии улыбки. Серега искренне улыбался, глядя в видоискатель камеры.

– Здесь у блиндажей никто не копал, – продолжал вещать в кадре Стас, – мы первые пришли сюда, и я выкопал здесь второй штык за пятнадцать минут!

В своей речи Стас явно использовал Сашины интонации, его речевые обороты, он даже позаимствовал у Саши ту степень уверенности, которой сам точно никогда ранее не обладал.

«А он хороший актер! Может скопировать манеры любого человека и подстроиться под него! Возможно, это некая степень хамелеонства?» – подумал я. Глядя на попытки Стаса выглядеть перед объективом видеокамеры не тем, кем он является на самом деле, я вдруг проникся острым презрением к этому человеку. Поймав себя на этой мысли, я испугался и долго старался не признаваться себе в этом. Как же так, ведь мы же с ним друзья? Почему так получилось, что от искренней дружбы я дошел до нелицеприятного отношения к этому человеку? Чтобы не сказать что-нибудь в порыве откровенности, которую так не любил Стас, я ушел подальше в чащу, на разведку.

Возле ряда оплывших блиндажей я неожиданно для себя обнаружил прямо на земле стоящую укупорку для немецких противотанковых мин. Она была сделана из стальной рамы хитрой формы и нескольких металлических пластин. В этой переноске можно было носить сразу по две мины, а также хранить их и безопасно перевозить. Но кто принес эту укупорку сюда? Неужели она стоит тут с войны, и никто ее за все время не заметил в лесу. Приглядевшись к полянке, я понял, что здесь уже побывали наши конкуренты-копатели: по всей полянке виднелись прошлогодние шурфы. А почему не забрали укупорку? Не хватило сил или просто не было места в руках, и не хотелось бросать более интересные находки? Я поднял укупорку и понял, что уносить ее из леса будет только очень большой энтузиаст. Она весила немало, при этом сама по себе была довольно объемной. В рюкзаке ее не утащишь, и для эвакуации е из леса нужен второй такой же энтузиаст. Заприметив место, я решил вернуться к Сереге и Стасу, чтобы привести их к полянке с укупоркой. Пока я отлучался, мои товарищи зря времени не теряли: Стас выкопал у очередного блиндажа еще один немецкий штык, уже третий по счету за сегодня. Он как будто поймал удачливую волну, и теперь хватал эти штыки, как звезды с небес. Стас был очень доволен, но вот сохран штыков был, по правде сказать, удручающим. Однако его интересовал сам факт находки, а не ее воображаемая ценность или реальная коллекционная стоимость. Серега ранее не делал таких находок и, как мне кажется, сильно пожалел, что не взял с собой в лес металлоискатель. Но он не подавал вида и со стороны выглядел довольно равнодушным к этим штыкам. Может, он прекрасно видел их состояние и тоже был готов пожалеть Стаса?

Я сообщил товарищам, что дальше в лесу есть еще блиндажи, а рядом с ними есть интересная укупорка. Стас заинтересовался этой новостью и тут же начал в ускоренном режиме обследовать всю местность здесь, чтобы поскорее перейти к новым блиндажам.

Поскольку у меня после Сталинграда настроение было совершенно не копательское, то я без особых мотиваций просто ходил по лесу. Стас вскоре закончил копать в этом месте, и мы дошли до блиндажей с укупоркой. Серега и Стас тут же принялись изучать мою находку, мы все отметили прекрасный сохран металла и даже смогли разглядеть штампованные клейма с орлами приемки Ваффенамта. Вдоволь наснимав видео с этой укупоркой, мы оставили ее там, где она была. Затем настала очередь обеда, и мы разожгли костер. После сытной гречневой каши с тушенкой хотелось немного отдохнуть, и никто не спешил хвататься за металлоискатель, чтобы покопать у блиндажей. Мы сидели у костра и наслаждались теплой майской погодой, солнце светило ярко и свежий ветер приносил теплые весенние запахи. После отдыха Стас начал ходить с прибором, но здесь, на поляне, среди старых раскопов, ему ничего не попадалось. Мы с Серегой продолжали сидеть у костра и с интересом наблюдали за его работой. Примерно через сорок минут Стасу надоела пустая ходьба, и он предложил пройти дальше в лес. Мы забрали рюкзаки и пошли по карте в сторону Некрасово и реки Вори. Дорога заняла примерно двадцать минут, и вот мы оказались на берегу знакомой нам извилистой речки. По всему берегу шли сплошные позиции, окопы и блиндажи были тут в большом количестве. Но и выкопанное ранее железо было набросано по всему лесу…

Слишком много людей знало о немецких позициях на Воре, и здесь до нас успела побывать явно не одна копательская группа. Тем не менее, от множества окопов захватывало дух, и мы все начали ходить с металлоискателями в надежде выцепить то, что не досталось конкурентам. Примерно за час хождения вдоль берега выяснилось, что после немцев тут довольно долго стояли и советские войска. Наряду с немецкими двухсотлитровыми бочками, которые были превращены в блиндажные печи, тут были и траки от танков, детали трансмиссии и моторов, остатки фар и аккумуляторов, детали мостов и редукторов, самые разнообразные шестеренки и тяги от техники, которую вот так на глаз нельзя было опознать. Среди мелких железок, которые я выкопал, были и детали с клеймами на английском языке.

Вместе со Стасом мы долго изучали эти надписи, после чего стало понятно – это лендлизовская техника. Помимо этого, прямо подо мхом и дерном лежало много немецких и советских гильз от стрелкового оружия, осколки стекла и обрывки проводов. Но это не было похоже на поля жестокого боя. Более вероятно, что немцы, сидевшие на этих позиция полтора года без движения, просто оставили тут много бытового хлама. А когда ситуация на фронте стала складываться не в их пользу, то они просто ушли отсюда без боя, оставив после себя минимум ценных вещей. Эта линия обороны была тесно связана с той, которую мы видели четыре года назад у Батюшково, и там тоже немцы ушли из окопов заблаговременно, не вступая в бой с наступавшими советскими частями. Так были освобождены эти места. Конечно, сразу же позиции были заняты Красной Армией, которая превратила этот район в тыловую базу для своих войск. В общем, если исходить из реальной истории этого леса и позиций на Воре, то искать тут такие же ценные предметы, как в Шоптово, было бесполезно. Я сообщил об этих своих размышлениях Стасу и Сереге, чем немало демотивировал их. Стас уныло опустил металлоискатель и зло бросил лопату на землю.

Мы решили снова перекусить, попить чай. В этот момент как-то сразу вдруг подул холодный ветер, да так, что мы начали замерзать. Костер был очень кстати. Только мы успели набрать мелких веток и разжечь огонь между двумя елками с широкими кронами, как с неба стали падать мелкие хлопья снега! Мы разжигали костер все сильнее и сильнее, подбрасывая крупные ветки, а снег все усиливался. Через пару минут нас накрыла настоящая зимняя пурга, за десять метров уже ничего нельзя было увидеть. Но, к счастью, земля уже была теплой, и снег на ней почти сразу таял. В быстром режиме мы вскипятили воду в котелке и заварили чай, который сразу согрел нас и вернул в прежнее безмятежное состояние. Мы подбрасывали в костер дрова и вспоминали прежние поездки. Этих общих воспоминаний было так много, что за ними можно было провести весь день. Стас уже успокоился, поняв, что 3 штыка за один день – это очень хороший результат. Мы посидели так с чаем полтора часа и, когда снег прекратился, решили еще немного подождать, чтобы он окончательно растаял. Солнце так и не спешило снова появиться в небе, все вокруг было серым. Лишь Серега, посмотрев на мобильный телефон, вернул нас к ощущению времени – было уже пять часов. Скоро будет темнеть, а нам еще предстоит налаживать лагерь в роще возле машины. Так мы решили возвращаться назад к стоянке, чтобы заранее устроить наш скромный быт. У Стаса была та самая палатка, с которой он не расставался, а я в этот раз взял знаменитый большой синий тент. Он служил нам подобием палатки и шатра на берегах Нары, у Батюшково, в шоптовских лесах и даже в сталинградском «котле». Серега очень обрадовался, увидев его, сразу на нас обоих нахлынули теплые воспоминания о той поездке прошлой осенью.

Пока Стас ставил свою палатку, которая была рассчитана на установку одним человеком, мы с Серегой решали, как же нам лучше установить тент. Можно было просто натянуть его между деревьями, тогда под ним можно сидеть и даже поддерживать небольшой костер. Но спать под ним было неразумно: еще по майским ночевкам на берегу Нары я знал, что такая ночь с растянутым над головой тентом равносильна ночи, проведенной на открытом месте. Ветру наши спальные места были доступны со всех сторон, поэтому такой вариант не подходил. Но и устанавливать тент треугольным шатром, как мы это делали в Сталинграде, тоже не хотелось, поскольку в наших широтах внутри такой импровизированной палатки было бы слишком душно. Мы с Серегой долго ломали голову над вариантом размещения, пока, наконец, не решили натянуть тент между деревьями так, чтобы одна сторона его была привязана к стволам, а противоположная была бы прикреплена к кольям на земле. Получалась бы односкатная крыша, а боковины мы бы тоже прикрепили за колья к земле.

Приступив к работе, мы поняли, что идеальной конструкции у нас не получится, поэтому изобретали по ходу дела. Кое-как привязав за остатки веревок тент к деревьям, мы уложили внутрь убежища туристические коврики, занесли все пакеты с едой и поставили у головы рюкзаки. Также мы положили вдоль «стен» металлоискатели и лопаты, как это делали обычно.

К этому времени Стас уже давно сидел у костра и пил горячий чай. Он даже не спросил, нужна ли нам помощь и будет ли уместно его участие в установке. Мы с Серегой, которые все прекрасно понимали по себя и про Стаса, спокойно завершили организацию своего места для ночлега и уже в почти полной темноте присоединились к чаепитию. Долго сидеть у костра, как оказалось, было весьма сложно потому, что вместе с темнотой на землю опустился лютый холод, от которого не было спасения и у костра. Допив свой чай, все разбрелись по спальным местам. Мы с Серегой залегли в своей берлоге и быстро затихли. Лишь Стас в своей палатке что-то долго копошился, шуршал пакетами и звенел посудой. Я заснул почти сразу, поймав то самое ощущения между холодом снаружи спального мешка и согревающим теплом изнутри организма.

Утро началось с того, что я сквозь закрытые веки заметил сильный белый свет. Немного придя в себя, я тут же почувствовал липкий холод по всему телу с головы до пят. Мне показалось, что в спальном мешке образовался конденсат. Попытался вылезти из мешка, но тут оказалось, что верх нашего навеса опустился почти до земли! Выкарабкавшись из спальника, я на ощупь нашел под тентом свои холодные как лед ботинки, натянул их на ноги и выполз наружу. Все вокруг было завалено слоем мокрого снега толщиной примерно пять сантиметров! Толстая тяжелая снежная шапка лежала на нашем тенте, превратив навес-полушатер в мокрую ткань. Наш лагерь был погребен под мокрым снегом, и при первых же шагах этот снег вдавливался в землю и таял с катастрофической скоростью. Как мог, я постарался натянуть ткань, при этом снег очень быстро превратился в мокрую кашу. Когда я заканчивал перевязывать шнуры тента у дерева, то это была уже просто грязная желтая вода, вобравшая в себя сталинградскую еще пыль, засевшую в полотне тента. Вот вылез из спальника и Серега. Он тут же начал разжигать костер, но ветки, все заготовленные накануне, промокли и никак не загорались.

Стас проснулся последним, он вылез из палатки в самом прекрасном настроении и расположении духа: у него не было таких проблем с ночлегом, как у нас. Хорошая палатка обеспечила ему качественный сон и не позволила замерзнуть.

Но, только увидев снег, выпавший ранним утром 3-го мая, он тоже упал духом. Пока мы с Серегой пытались оживить костер, Стас срезал с березок бересту, и только с ее помощью нам удалось зажечь огонь. Дальше было уже проще, и через десять минут даже самые мокрые бревна уже отпаривались под жаром горящих еловых веток. Но вместе с ними начал таять и снег по всему лагерю, прежде всего, рядом с костром. Стоило нам сделать несколько шагов по мокрой земле, как тут же образовывалась жидкая грязь, которая налипала на обувь, брызгала из-под ног во все стороны и всячески портила нам и без того уже поганое настроение. Мы нарубили толстых еловых веток и побросали их в грязь, надеясь, что это спасет. Но помогала эта мера недолго, буквально через пятнадцать минут хождения по лапнику он втаптывался в жидкую грязь и становился ее неотъемлемой частью. В этих условиях мы вскипятили воду, сварили макароны и добавили туда тушенку. Внешне это блюдо было так похоже на то, что мы месили ногами, что аппетит от этого зрелища пропадал сам собой.

Вот так отдых! Вот это доброе утро! К моменту, когда по распорядку у нас должен быть чай, мы все трое были вымазаны грязью по колено, все наши вещи были забрызганы мелкими грязными каплями; рюкзаки, металлоискатели и лопаты тоже были запачканы. В общем, мы невольно оказались в положении курортников, принимающих грязевые ванны, но при температуре около ноля градусов по Цельсию.

Помучившись так еще час, мы решили, что с нас достаточно. Копать в лесу при таком раскладе совсем не хотелось, тем более, что Стас накануне вытащил при нас последние ништяки из этого леса. Поскольку никто копать и не рвался, то решено было собраться и просто уехать домой. Так закончилась эта поездка, надолго отбившая у меня желание ездить в лес и вообще прикасаться к походным предметам.

 

День рождения

Весь оставшийся май и весь июнь у меня не было настроения копать. Точнее, я не хотел снова ехать в набившие оскомину места, но каждый день вспоминал обе поездки в Волгоградскую область. Я понимал, что в настоящий момент стою перед открытыми окнами возможности побывать в тех легендарных местах и еще успеть найти весьма достойные предметы по военной теме. Вместе с этим и четко осознавал, что конкурентов в поиске раритетов становится все больше, а самих этих предметов – все меньше и меньше. Если мы в самое ближайшее время не успеем воспользоваться шансом и постараться хотя бы просто посетить максимально возможное число мест, то уже в следующем сезоне туда ступит нога местного волгоградского копателя или приезжего москвича, и тогда с этим эльдорадо можно будет попрощаться навсегда. Я предвидел, что буквально через пару лет в «котле» будут найдены практически все награды, и эта тема полностью иссякнет. Вместе с немецкими знаками и орденами выкопают и все каски, штыки и прочие предметы снаряжения, так хорошо сохраняющиеся в сухой степной земле. Что не будет выкопано, то еще через десять лет все-таки пострадает от действия времени, ржавчина подточит железо до непотребного состояния, и про военную археологию в том виде, в каком мы еще застали ее с Серегой и Сашей, в Сталинграде можно будет просто забыть. Тот отвратительный сохран, что наблюдался в Подмосковье и в Тверской области, через те же десять лет уже будет нормой и на юге. Поэтому, не гонясь за ерундой на границе Московской и Смоленской областей, а также в Шоптово, нужно как можно скорее скататься в Волгоградскую область и успеть вытащить из земли военные трофеи.

Очень долго я объяснял свое нежелание ехать с парнями в Некрасово именно этим, как бы подталкивая Стаса и Серегу однажды бросить все дела и поехать «в Сталинград». Серегу, к счастью, уговаривать особо было и не нужно, но он, в самом деле, приходил в ужас только от одной мысли о том, что нужно будет снова ехать туда своим ходом. Похоже, что повторить подвиг пешего похода в «котел» Серега не был готов. Стас, видя такое отношение непосредственного участника событий, и подавно не решался ехать туда без машины. Но машину он никак не хотел брать у отчима напрокат, то ли боясь за ее целостность, то ли не будучи уверенным в своих силах преодолеть 900 километров за рулем.

Лишь Саша, выслушав мои доводы в пользу Сталинграда, конкретно и безоговорочно поддержал меня и согласился снова поехать в степь на машине, категорически отказавшись ехать на автобусе.

– Это исключено, – говорил он с железно убежденностью в голосе, – пешком там делать нечего, а расстояния там приличные – я в этом убедился. И вот если мы там найдем что-то интересное, то без машины это ну никак не вывезти, и бросать будет жаль… Тогда какой смысл ехать туда своим ходом? Поэтому только на машине – и только вдвоем!

Так он окончательно оборвал надежды Стаса на возможность «добавиться» к нам третьим участником поездки, хотя Стас очень активно набивался в пассажиры. Он звонил не только мне, но и сепаратно вел переговоры с Сашей и старался того лично убедить. Саша отказывался наотрез, причем, как мне кажется, он не просто был уверен в технической невозможности взять третьего на борт, но и опасался, что Стас снова будет уже на месте вести себя столь независимо, что это для коллектива станет тяжелой ношей. К тому же, зная об отрицательном отношение Саши к привычке Стаса «филонить» и делать все «нахаляву», я и это тоже подводил как веское основание мягко отказать в приглашении поехать всем вместе.

Мы с Сашей предварительно договорились, что будем планировать поездку в сталинградские степи на середину осени. При этом Саша предложил ехать не на десять дней и не на две недели, а посвятить поездке целых двадцать дней! Меня такой срок вполне устраивал, это было нечто неожиданное и сулило новый опыт. Столь долгое автономное путешествие должно быть и подготовлено по-особому. Стоило только представить, как много нужно запасти тушенки, крупы, макарон, хлеба и воды, как возникали реальные сомнения в том, что небольшой Сашин автомобильчик сможет выдюжить такой запас провианта. Но Саша меня сразу успокоил.

– Дороги в степи там нормальные, – говорил он, убеждая скорее не меня, а себя, – я же там видел все своими глазами. Земля сухая, и дождей почти не бывает – не то, что у нас. Каких-то особых следов распутицы я там не видел, так что мы там нигде не сядем намертво. Вот с водой и топливом могут быть проблемы – но теоретические. За горючкой, минералкой и даже свежим хлебом всегда можно поехать в поселок, станицу и на хутор. В этом нет никакой проблемы.

– А если при нас будет что-нибудь не совсем легальное? – я уже точно знал, что такого рода предметы у нас обязательно появятся. По-другому там не бывает.

– Тогда мы все сложим в мешок, прикопаем и сделаем схрон, пустыми поедем к цивилизации. И если нас где-то остановят, что даже очень хорошо в таком случае, то мы представимся рыбаками, показываем все вещи и удочки, и дальше уже едем по своим делам. Так будет даже лучше, если мы так примелькаемся, катаясь по месту как рыбачки. Забрать свое мы всегда сможем в последний момент и, в конце концов, быстро уедем домой под покровом темноты.

Казалось, что Саша не меньше моего думал обо всех вопросах, которые могут стать очень чувствительными в нашем путешествии. И ему, как это часто бывало, интуиция и опыт подсказывали самые изящные решения и ювелирную тактику при разработке всяких рискованных дел.

За такими разговорами мы провели немало времени, и в один прекрасный момент Саша предложил, как будто невзначай, съездить в Некрасово, «просто посидеть у костра, выпить водки и отдохнуть на природе».

– Надо же поддерживать квалификацию, – шутил он, – ну, хотя бы раз в месяц подтверждать статус.

Я прекрасно понимал, к чему он клонит: ему нужно было, чтобы я показал то место, где мы со Стасом обнаружили станок от пулемета Максим. Честно говоря, мне и самому было интересно найти его снова, на этот раз уже не случайно обнаружить, а целенаправленно выйти туда, где он был нами оставлен. Хоть с тех пор прошло уже почти три года, но мне казалось, что он до сих пор там лежит. Уж очень глухими и совсем забытыми казались те места, да и подходы к тому пятачку были совершенно неочевидными с точки зрения копателей. По сути, к станку можно было выйти только совершенно случайно, и именно мы со Стасом вышли к нему. Но ведь совпадений не бывает, и чем дольше я думал об этой идее, тем больше уверялся в том, что станок нас ждет там, где мы его видели.

Я согласился снова поехать в Некрасово и попробовать найти этот артефакт специально для Саши, но только с тем условием, что я не буду его тащить на себе. Саша должен будет сам взвалить на себя эту громоздкую и тяжелую ношу, раз уж он грезит этим станком с самого момента нашего знакомства. Саша поклялся, что он дотащит его, лишь бы только я нашел то место.

И надо же такому случиться, что у нас обоих свободное время для поездки выдалось именно в мой день рождения. Должен пояснить, что в тот раз он попал на середину недели, когда нет смысла приглашать гостей. Я замыслил, что устрою праздник на ближайших выходных, а сам знаменательный день позволю себе провести на природе, в палатке у костра. Саша никак не отреагировал на то, что я еду с ним по его, в общем-то, шкурным делам в лес да еще в свой личный праздник. Казалось, он принимал это как данность, будто бы у меня больше не было никаких других забот, кроме как удовлетворить его просьбу.

Как обычно в свой день рождения, я проснулся очень рано. Мама первой поздравила меня, и мы оба отметили тот скромный факт, что в этот день мне исполнилось 25 лет. Четверть века я ходил по земле и, достигнув такого возраста, все никак не мог найти своего места, шатаясь все свободное время по лесам и перебиваясь внештатной работой вместо того, чтобы сидеть где-нибудь в редакции полный рабочий день и иметь четыре недели оплачиваемого отпуска в году…

Примерно в полдень мы с Сашей уже были на поле за Серегиной дачей в Некрасово и выходили из машины, разминая ноги. Был прекрасный летний день, солнце светило изо всех сил, с поля несло пряными ароматами трав, и вообще, воздух был очень вкусный, сочный. Мы с Сашей вытащили из машины рюкзаки, переоделись из гражданской одежды в свои копательские костюмы, и как будто вчера были наши похождения в Сталинграде! Сразу нахлынули воспоминания о степных просторах, о необыкновенных находках и особом настроении. Саша был серьезен, он обернул вокруг шеи обычное полотенце на манер шейного платка, натянул на глаза свое кепи с орлом СС и надел резиновые сапоги. Я же лишь накинул на голову шляпу с противомоскитной сеткой, обычный свой летний головной убор, бросил в рюкзак лопату и металлоискатель, а также котелок, пакет с едой, чаем и бутыль с водой. Мне хотелось устроить стандартный обед в лесу, устроившись где-нибудь на лесной полянке у сосны и просто посидеть у костра, попивая чай с шоколадкой, переваривая сытный обед. Такой день рождения меня бы очень устроил, тем более, что в данный момент я делал именно то, к чему лежала моя душа.

Мы с Сашей вместе посмотрели карту, я примерно обозначил тот квадрат, где нужно искать место. Затем я выставил на компасе азимут, мы взяли курс на речку Добрею и двинулись в путь. Сначала мы с ходу переправились на другой берег, лихо пройдя по огромному поваленному бревну над почти пересохшим руслом. Затем взошли по склону на высоту и оказались в старом лесу. Вокруг везде росла высокая крапива, но мы умело обошли эти густые заросли по редколесью. Увидев просвет в деревьях, я направился туда и, к своему удивлению, увидел выход на грунтовую дорогу. Саша немного отстал от меня, но мне не пришлось долго его ожидать. Оглядевшись вокруг, мы заметили на полянке большой пень, врытый в землю, в центре которого в выдолбленном углублении на высоте человеческой груди лежал большой кусок соли.

– Егери лосей подкармливают, – зевая, сказал Саша, – это охотничья тема. Им зимой часто не хватает соли, и вот так человек поддерживает лесную животину.

Он так быстро и просто развеял мои вопросы, что я, утолив свое любопытство, сразу пошел дальше по дороге. А эта грунтовая дорога была мне чем-то знакома. Вспоминая все обстоятельства нашего со Стасом похода три года назад, я с каждой минутой убеждался в том, что именно на эту дорогу мы с ним вышли после того, как бросили станок в лесу. Но вот сейчас вокруг были молодые деревья, а мы тогда со Стасом вышли на дорогу после пересечения вырубок, и справа было еще большое сухое дерево, которое высилось над остальными деревьями.

– Саша, там было дерево вот такое! – и я обрисовал все приметы того места, которые только мог вспомнить, – нам нужно пройти по этой дороге вперед и смотреть во все глаза. Но смотри только вправо, и где-то там в самой чаще лежит твой станок.

Саша махнул рукой, мол, веди сам, я же тут впервые. Мы пошли по грунтовой дороге, на которой не было никаких свежих следов. Она хорошо заросла травой, в колеях местами попадались глубокие лужи с дождевой водой, но все-таки эта дорога была нанесена на карту и явно имела какое-то прикладное значение в наши дни. Скорее всего, охотники использовали ее для выхода на угодья и в качестве ориентира на местности. Кроме того, даже на карте было указание, что в деревне Сергеевское, что находилось уже на территории Смоленской области, имеется охотхозяйство. Следовательно, все пути-дороги вели в Сергеевское…

Мы прошли по дороге примерно пятнадцать минут, как вдруг я заметил слева и справа знакомые места. Мы остановились, я снял рюкзак с плеч и предложил Саше отдохнуть. Он закурил, а я пошел по дороге вперед, как сделал когда-то три года назад. С каждым шагом я все более уверялся, что мы вышли с Сашей именно на то место, в котором оказались со Стасом почти сразу после того, как покинули свою последнюю стоянку у пулеметной станины. Когда я дошел до того места, где дорога поворачивала направо, то картина для меня стала предельно ясной: это совершенно точно было именно то место. Я вернулся к Саше, обрадовал его этой новостью, после чего обратил взор на запад к полянке с вырубкой.

Приглядевшись, я увидел среди верхушек сосен остатки черного сгоревшего дерева, которые очень напоминали тот самый ориентир. Мы с Сашей еще посидели у рюкзаков, я перевел дух и снова посмотрел на запад. Теперь двух мнений у меня быть не могло – это было именно то самое искомое дерево! Еще раз сверившись с картой, обнаружил, что мы находимся примерно посередине дороги между тем местом, где она выходит из Сергеевского, и где она снова возвращается в его окрестности. Когда я понял, что мы уже совсем недалеко от места назначения, то все волнения как рукой сняло. Саша, казалось, старался лишний раз ничего не говорить и просто молчал, следуя за мной. Может, боялся сбить меня с правильного хода мыслей?

Я взял рюкзак, показал Саше на дерево, и мы пошли через старые вырубки и пробивающиеся через них молодые деревца. Как бы ни было трудно продираться через густой молодой березняк, но сворачивать с пути было нельзя: мы легко могли потерять направление. А верхушка сгоревшего дерева уже пропала в кронах других деревьев, мы теперь шли по интуиции и могли лишь надеяться на точность собственного встроенного в мозг компаса. Судя по карте, нам предстояло преодолеть не менее 700 метров по этой очень непростой местности, не сбиться с дороги и, выйдя к опушке, постараться там найти по приметам знакомые деревья. Точнее, знакомые только мне одному.

– Не спеши, – кричал мне сзади Саша, – ты уже на месте, и теперь мы спокойно найдем его. Главное – не проскочить, а уж там ты узнаешь все елки и кусты.

Его подбадривания подействовали очень положительно, я сбавил темп, восстановил дыхание и, действительно, все больше узнавал те деревья, которые встречались нам по ходу движения. Наконец, все тяжелые для прохода вырубки закончились, и мы с Сашей оказались у ряда густо посаженных елок. Это была опушка леса, того самого.

Я огляделся по сторонам, ожидая встретить какие-нибудь знакомые приметы. И действительно, разглядел под елками заросшую высокой травой яму, возможно, бывшую стрелковую ячейку. А под другой елкой увидел еще одну. Повинуясь инстинкту, я бросил рюкзак у елок, и пошел налегке вперед, слегка забирая влево. Оказавшись в старом лесу среди больших деревьев, растущих на значительном расстоянии друг от друга, я как будто провалился в другое время. Точно, я попал в 2004 год. Вот мы сидим со Стасом возле того дерева и сушим на костре одежду, а рядом с нашими рюкзаками лежит большая ржавая немецкая канистра. Так, вот это кострище, правда, оно очень сильно заросло травой, и его почти не узнать. Я покрутился вокруг и совершенно точно вспомнил все подробности нашего привала на этом месте: чуть подальше от места установки палатки я набирал воду, дальше вон того дерева никто из нас не заходил, а станок.. А станок лежит позади, метрах в пятнадцати от кострища. Я развернулся, прошел по тому направлению, которое мне подсказывала память. Шел напролом, раздвигая руками широкие ветки елей, растущих очень близко друг к другу, снова вышел из старого леса на опушку и вот, среди молодых елок, прямо в корнях, увидел станок. Он лежал там, где и положено ему лежать. Я замер, стараясь не шелохнуться, и прислушаться ко всем своим чувствам. Что же происходит у меня внутри?

Я испытывал очень сложную комбинацию чувств и эмоций. Во-первых, принимал все происходящее как подарок, сделанный мне на день рождения. Загадав, получил – спасибо!

Вслед за благодарностью пришло чувство облегчения – ну, наконец-то! Затем я испытал легкий шок как сумму от первых двух переживаний, после чего пришло понимание, что все это не сон, и это все есть совершенная реальность. Я склонился к станку, который был омыт дождями, уже засыпан хвоей по-другому, да и трава тут выросла рядом новая, незнакомая. Но станок был, и я стал рукой пытаться сдвинуть его с места. Скорее пользуясь мышечной памятью, чем памятью ума, я вспомнил, что мы его не смогли вырубить из корней, поленившись помахать лопатками. Станок качался в разные стороны, его даже можно было немного приподнять, но он накрепко и насквозь был связан корнями с елкой и с землей. Я потер рукой в перчатке круглую деталь станины и вдруг снова ясно увидел на бронзе выбитые цифры. Это был номер станка, какой соответствовал номеру тела пулемета и, вероятно, номеру, выбитому на защитном щитке. Остальных деталей пулемета тут, к сожалению, мы тогда и не находили, так что я мог судить по номеру только о станке. Так вот, этот номер меня снова поразил в самое сердце, в самую душу. Это была какая-то мистика, с которой в этот самый момент соприкасался только я один, поскольку Саша еще не знал, что станок мы все-таки нашли. Саша был тут неподалеку с рюкзаками, ожидал моего возвращения из разведки.

А я сидел возле станка, смотрел на цифры и испытывал одни из самых глубоких переживаний, которые были у меня в жизни. На станке был набит номер «50792». Сегодня был как раз пятый день июля – мой день рождения, и именно в этот день все происходило. Ну, а девяносто два – это как раз номер моего дома. В этот миг я интуитивно почувствовал, что за этими цифрами кроется какое-то скрещение времени и пространства: первые три цифры знаменовали время, а последние две – пространство. Таким образом, время и пространство обозначали именно ту точку, откуда я пришел сюда. Именно в этот день случилось окончательное обретение станка.

– Саша! Я нашел, иди сюда с рюкзаками! – я кричал изо всех сил в ту сторону, где, как мне казалось, меня ждал товарищ.

Совсем недалеко я услышал знакомый голос и буквально через минуту увидел Сашу, который тащил в руках мой рюкзак и свои вещи. Его лицо несло отпечаток легкой заинтересованности. Движения его были чрезвычайно легкими, как в момент наивысшего накала страстей. Он не сразу заметил в корнях и в траве нашу находку, а когда увидел, то спокойно положил все вещи на землю, достал сигарету и невозмутимо закурил. Я принялся рассказывать Саше все, что пережил за минуту до этого и особо рассказал о номере на станке.

– Понимаешь, ведь это не может быть случайностью, – горячо объяснял я свою идею, – когда совпадают день и месяц. Мой день рождения, это как раз сегодня, это именно тот день…

Но Саша слушал меня без видимого эмоционального отклика, казалось, что он совершенно не понимает, о чем именно я ему говорю. Это меня даже как-то зацепило, и я снова стал рассказывать ему о том, что все это мало похоже на совпадение, что многие вещи во всей это истории, вероятно, предопределены.

– Не исключено, что ты прав, – наконец, проговорил Саша, затушил сигарету и полез в свой рюкзак за топором. Я выдохнул, постарался переключиться на другую тему, предоставив Саше возможность самому вырубать станок из корней, освобождать его из многолетнего плена. За пятнадцать минут все было сделано, и мы вдвоем стали вытаскивать его из земли. Станок весил и в самом деле немало. Он был совершенно цел и невредим, за исключением колес. Один обод колеса был погнут, а второй просто отделился от сгнивших деревянных спиц. Обе ступицы были на месте, и объяснений такого состояния ходовой части было два. Первое – боевое повреждение колес станка, после чего станок стал непригоден для дальнейшего применения в условиях боевой обстановки. Поэтому с него сняли сам пулемет и щиток, переставили их на другой станок, а этот просто бросили. Чинить колеса или менять их на ремонтные, возможно, было непросто, поэтому красноармейцы и поступили так. Второй вариант заключался в том, что пулемет тут изначально находился в полном комплекте, но после войны лесоустроители, которые делали тут вырубки, обнаружили на местах боев оружие, после чего со станка свинтили пулемет и щиток, а станок с колесами попробовали уничтожить трактором, проехав по нему. Так лишь повредили деревянные колеса со стальными ободами, но при этом не испортили бронзовую опорную плиту и не смогли даже согнуть ручку для перекатывания станка.

Кстати, лишь достав станок из земли и внимательно осмотрев его, мы с Сашей поняли, что станок был сложен пополам, как если бы его в последний раз перед утратой переносили на спине. В общем, загадка причины нахождения его тут ничуть не затеняла сам факт его обнаружения. Саша стал гадать, как ему лучше переносить станок, а я взял металлоискатель и пошел по окрестностям. К моему удивлению, буквально в десяти метрах от станка я обнаружил едва видимую стрелковую ячейку. В ней были сигналы, и там я откопал наполовину сгнившую советскую солдатскую эмалированную зеленую кружку, остатки овального фильтра от противогаза РККА, несколько гильз и патронов от винтовик Мосина, огрызок карандаша. Больше тут ничего не было.

Я позвал Сашу, а он, глядя на мои находки, стал подозревать, что в ячейке может быть боец. Вместе мы разрыли эту ячейку, но никаких костей или других предметов в яме не обнаружили.

– Место очень интересное, – дал Саша свое заключение, – тут могут быть еще ячейки, но вокруг вырубки. Все может быть под вырубками, по которыми проехали трактором. Сколько тут может еще народа лежать?

Вопрос был, конечно, риторический. По-хорошему, на этот место нужно приходить весной, сжигать аккуратно всю сухую траву и затем внимательно проверять все подряд металлоискателями, возможно, еще и глубинниками. Посудите сами, если в таком глухом углу лежали прямо по верху станок от пулемета Максим и немецкая канистра, то что еще тут можно найти?

Мы с Сашей еще немного походили вокруг с металлоискателями, но высокая трава буквально не давала опустить катушку пониже к земле, она и просто ходить едва позволяла. Поэтому мы и особо не зачищали этот «пятачок», хотя Саша старался обычно не оставлять после себя необработанных мест. Видимо, вся история с этой находкой все-таки сильно его ошеломила, и мы стали готовиться к возвращению со станком обратно к машине. Наша задача максимум была выполнена, причем идти назад с таким весом на плечах – это не простая задача, которую Саша, следуя нашему уговору, должен будет выполнить в одиночку. Мне совершенно не хотелось надорвать спину или живот, вытаскивая эту железяку из леса. Моя миссия была выполнена, я получил все, что хотел, и даже больше. Саша же обрел давно искомый предмет, все обязанности по эвакуации которого из леса теперь лежали исключительно на нем.

Мы пошли обратно, и мне все время приходилось замедляться, чтобы Саша мог догнать меня. Огромным облегчением для него стал наш выход обратно с вырубок на дорогу, по которой он мог пройти без особых проблем. Зато настоящим испытанием его спины, рук и ног стала последняя миля, когда мы несколько раз были вынуждены переходить русло речки Добреи.

– В луку попали, – кряхтел Саша, – в S-образную излучину, потому и переходим реку третий раз уже, – плевался он, – давай выводи на ровное место, видишь, как мне тяжело тащить!

Наконец, мы уже подошли к полю, и больше нам не потребовалось переходить через русло. Уже на поле Саша чуть не упал, оступившись в яму, и немного повредил колено. Я хотел было у него уже забрать станок, но он отстранил меня, передохнул, и последним рывком хотел дотащить станок до машины. Но тут резкая боль в колене заставила его бросить станок: дальше он уже не мог идти с таким весом, хотя до машины оставалось примерно триста метров.

Тогда я взял станок у Саши и все-таки дотащил его до машины. Ковыляя и прихрамывая, Саша спустя десять минут тоже вышел к машине. Без нагрузки он мог ходить, но со связками колена у него уже явно были какие-то проблемы.

Мы поставили палатку, развели костер, поужинали как обычно. Саша накатил 50 грамм водки и уговорил меня тоже выпить 50 грамм – за свой день рождения и за такую находку. Мы вы пили с ним по две рюмки, потом еще одну за скорейшее излечение колена. О копании на следующий день речи уже не было, мы решили просто отдохнуть на природе и набраться сил. Потом заварили чай, я напился чая, закусив его шоколадкой, и полез спать. Помню, как Саша еще минут двадцать один сидел у костра и курил, а потом и он тоже залез в палатку. Так закончился мой самый необычный за 25 лет и самый мистический день рождения. Я заснул с этой мыслью, одновременно стараясь представить, каким будет следующий?

 

Турне в Задонье

Вторая половина лета прошла в работе, хотя в ней для меня уже было мало чего нового и интересного. Я нашел какую-то свою нишу, за пределы которой было уже довольно сложно выбраться одним рывком. По-прежнему меня увлекала видеосъемка и монтаж, и в какой-то момент я даже задумал снять какой-нибудь игровой фильм. Сюжет, само собой, должен быть оригинальным, не заимствованным. Так я постепенно стал заходить на это неизведанное для себя ранее поле режиссуры и продюсерской работы. Имея свободное время в избытке, я нашел таких же свободных, независимых и идейных товарищей, которые были рады предложению поучаствовать в съемках бесплатно.

Почти весь сентябрь я провел в погружении в азы съемочного процесса и настолько этим увлекся, что даже никуда не ездил копать со Стасом и Серегой. Я помнил, что у нас с Сашей имеется договоренность о долгой поездке в Волгоградскую область, и время от времени заходил на форум сталинградских копателей. Чтобы, во-первых, быть в курсе их дел, а во-вторых, подспудно узнать про самые перспективные места. И оказалось, что в «котел», где мы были с Саше весной, из числа самых продвинутых копателей уже мало кто ездит. Более интересными с точки зрения находок выглядели места за Доном.

Изучая фотографии на форуме, я вдруг наткнулся на знакомые лица. Долго не мог вспомнить, где же и когда я видел этих людей, пока не вспомнил избу в Шоптово и процесс покупки бундесверовского перочинного ножика: на фотографиях были все тот же Александр и его друг. Их наш Саша периодически вспоминал и постоянно назвал «опереточными копателями». Эти люди протоптали тропу в Сталинград не хуже нас, они взяли себе в проводники местных форумчан и катались за Доном на своих пикапах, мотоциклах, квадроциклах. Раз уж судьба сводила нас дважды, то и третьего раза не миновать, подумал я, и твердо решил ехать именно туда, за Дон.

Примерно в конце сентября мне Саша стал очень часто звонить, и мы не спеша стали готовить экспедицию. В начале октября почти все уже было готово, однако у Саши возникли какие-то проблемы с рабочим расписанием, и нам пришлось отложить отъезд на неделю или две. Я был готов стартовать в любой момент, предупредив заранее всех своих коллег в редакциях, что меня не будет в Москве до начала ноября. Дома все дела тоже были сделаны, и примерно в середине октября Саша, наконец, позвонил и сообщил, что мы можем выезжать.

Я уложил в рюкзак свой обычный набор вещей и снаряжения, а также закупил отдельно несколько бутылок водки и много банок тушенки. Крупа и макароны добавили веса к пакетам, так что, когда я приехал к Саше, то общий вес моей нагрузки был почти равен моему собственному весу.

Саша уложил в машину свою долю провианта, среди которого были огурцы, помидоры, лук.

– Это витамины, – пояснил он, – обязательно нужно есть зелень и овощи, а то на одних консервах мы долго не протянем.

Я полностью его поддержал, и мы еще дополнительно купили яблок. С собой в машину мы, по традиции, положили две упаковки из 6 бутылок минеральной воды, и еще Саша загрузил 20-литровую пластиковую канистру с ключевой водой. Этого нам должно было хватить на первую неделю, а дальше предполагалось пополнять запасы на месте. Я взял с собой запас наличных денег, чтобы ни в чем себе не отказывать, разумеется, в разумных пределах, и чтобы иметь возможность заправлять автомобиль во время поездок.

Как и в прошлый раз, мы выехали во второй половине дня, чтобы на утро следующего оказаться уже в Волгоградской области. Перед отъездом мы зашли к батюшке, священнику отцу Павлу, с которым Саша был в очень хороших отношениях. Тот благословил нас в дорогу, подарил по толстой восковой свечке и напутствовал крестным знамением. Воодушевленные такими проводами, мы сели в автомобиль и отправились в путь.

По трассе М6 «Каспий» мы привычно «сломали» примерно 900 километров. Точнее, все время рулил Саша, а я по мере сил старался бодрить его и не давать заснуть, сидя справа на водительском сиденье. Ехали мы ночью не спеша и примерно в десять часов утра въехали на территорию Волгоградской области. Миновали Иловлю, и с этого момента я стал по карте отслеживать наше перемещение по трассе. Нам нужно было свернуть на Качалино, не доезжая примерно 35 километров по трассе до того места, где мы свернули в прошлый раз.

– Разве мы не поедем в «котел»? – спросил меня Саша так, как будто впервые услышал от меня про Задонье.

– Нет, там уже не модно копать, – отвечал я ему, борясь со сном, – нас ждут меловые горы и природный парк «Донской»!

– А я думал, что мы будем колесить по лунному пейзажу за Западновкой, Дмитриевкой, Россошками, – слегка разочарованно тянул слова Саша.

– Вот ты хотел порыбачить – будет тебе клев на Дону, так же как и «лунный ландшафт», но только в другом месте, – старался я подбодрить его и заинтриговать.

Доехав до развилки, мы повернули в сторону поселка Качалино. Ориентиром для нас был огромный элеватор. Мы миновала железнодорожный переезд, обогнули элеватор и оказались на перекрестке. Налево – дорога к переправе у станицы Трехостровской, направо – дорога в Качалино. Саша предложил заехать в поселок и купить свежих продуктов местного производства. Мы въехали на улицы Качалино примерно в полдень и вдруг оказались в самом центре бурной провинциальной жизни. Был выходной день, и, как водится, был базар.

Там продавали живую птицу, поросят, яйца, мясо, овощи. У Саши сразу сработал инстинкт кулацкой породы, и он остановил машину. Жадно разглядывая торговлю, он явно просчитывал варианты что-то купить здесь дешевле в большом количестве, чтобы привезти это домой.

– Жена про лук спрашивала, про картошку, – вслух сообщил он свои мысли, – но как мы это все сейчас повезем? Если покупать, то сразу мешок, и торговаться. Но у нас нет места, не сможем увезти. Надо будет на обратном пути сюда заехать.

Мы покрутились еще немного вокруг базарной площади, и уже собрались было уезжать, как вдруг у нас возникла мысль набрать с собой воды. За время ночной поездки мы опустошили почти шесть бутылок минеральной воды, и нас встревожил такой большой расход.

Саша вручил мне пустую 20-ти литровую канистру, и я отправился искать колодец или водоколонку. Оказалось, что в поселке Качалино так просто воду найти не удастся. На базаре мне сказали, что ничего не знают о водоколонках, а ходить по дворам, стучать в ворота и просить набрать большую канистру воды мне не хотелось. Но тут мне на помощь пришла одна женщина на базаре. Увидев мою беспомощность, она сказала, что я смогу набрать воды у нее. Мы пошли с ней к двухэтажному многоквартирному дому, она провела меня в квартиру и вытащила из ванной гибкий шланг, из которого поливали палисадник у окна с первого этажа. Я набрал полную канистру, поблагодарил любезную женщину и вернулся к машине. Саша был удивлен, увидев меня возвратившегося с полной канистрой так быстро. Мы уложили ее в багажник, выехали из Качалино и свернули к переправе.

Дорога была прямая, как стрела, и пустая, как улицы в Москве ранним утром 1-го января. Примерно 6 километров пути были одной линией, и мы медленно приближались к Дону. Меловые горы на противоположном берегу были сначала маленькими и несерьезными, по мере приближения к ним они становились все более внушительными. Хотя в высоту они не были прямо-таки огромными, но оказалось, что они находятся не у берега, а вдалеке от него. Станица Трехостровская приютилась на высоком берегу Дона, на довольно ровном плато, которое затем поднималось к природному парку «Донской». Мы подъезжали к переправе, а вокруг были такие живописные виды, что глаз нельзя было отвести. Глядя на белые меловые горы, на раскидистые дубравы в пойме и на хорошо ощущаемое присутствие большой могучей реки, вспоминались строки Михаила Шолохова и сразу два его произведения одновременно – «Тихий Дон» и «Они сражались за Родину».

Когда мы подкатили к переправе, то оказалось, что сейчас уже обеденное время, и следующего парома придется ждать примерно час. Мы с Сашей вышли из машины, впервые за время пути хорошенько размяли затекшие ноги и стали осматриваться. Ширина Дона в месте переправы была не более двухсот метров. Куда бы ни посмотреть – везде наблюдается какая-то пустынность, недосказанность. Минимализм станичной жизни сказывался в том, что никаких особых ограждения у понтона, к которому причаливал паром, не было; сразу у понтона начинались камыши, к которым в нескольких местах вела тропинка, протоптаная рыбаками. Мелкий мусор лежал в траве и на обочине дороги то тут, то там, принесенный вечным сталинградским ветром. Никто не спешил навести тут порядок, придать лоск и как-то облагородить природу. Все вокруг выглядело настолько естественным, насколько может смотреться обычная сельская жизнь, не снабженная столичными прикрасами и излишествами, к которым я, несомненно, привык.

Саша смотрел на все окружающее спокойно, но с интересом. Будучи заядлым рыбаком, при виде огромной реки он стал мечтать о том моменте, когда сможет закинуть спиннинг. Мимо как раз проходил местный рыбак, с которым Саша завел невзначай неспешную беседу, попутно выяснив все и про рыбалку, и про магазины. Яркое солнце припекало очень хорошо, и нам, вырвавшимся из холодной октябрьской погоды столичного региона, были в диковинку виды южной реки и теплые, нагретые палящим полуденным солнцем, белые высокие берега.

Когда время обеда закончилось, на другом берегу зашевелилась жизнь. Паром ожил, заработал дизельный судовой двигатель, и на паром въехали несколько легковых машин. За пять минут паром перевез их и несколько пешеходов на наш берег, и когда все выгрузились, то настало наше время заезжать на паром.

Саша вкатился на машине на площадку, а я пошел оплачивать билет за перевозку автомобиля с пассажирами. За нами въехали еще пара машин, постепенно все поручни оказались заняты людьми. Мы с Сашей тоже встали у поручня и стали ждать отхода парома. Паромщики делали все не спеша, они деловито обошли весь паром по периметру, снова завели двигатель и отшвартовались. Медленно паром отчалил от берега, и мы пошли на другую сторону. На середине реки было самое мощное течение, с которым двигатель парома справлялся без труда. Запах выхлопа дизельного двигателя, сизый дым над волнами и солнечные лучи, отражающиеся от речных волн, напоминали отдых на море, поездки на морских трамвайчиках и всячески расслабляли. Но эта пасторальная картина быстро закончилась, паром причалил к берегу, и первыми сошли на берег пассажиры. Затем паромщики откинули пандус прямо к кромке воды, и все машины аккуратно съехали на берег. Мы с Сашей не спешили уехать и пропустили вперед себя все машины: я точно не знал, по какой дороге нам лучше выбираться с переправы, поэтому, на всякий случай, сверился с картой. Но Саша больше полагался на свою наблюдательность.

– Все уехали туда, вверх, – обратился он ко мне, – это, наверное, дорога к центру станицы. И местные все тоже пошли пешком по ней.

Мы сели в машину и стали медленно подниматься по дороге наверх. В конце подъема мы увидели множество крыш вдали, четкую геометрию улиц. Это и была станица. Широкая дорога проходила вдоль улицы с высокими заборами, за которыми в тени деревьями скрывались добротные большие дома. Оглянувшись назад на станичной улице, я увидел внизу переправу, дорогу на Качалино и колеблющийся в горячем воздухе образ огромного бледно-зеленого элеватора, возле которого мы проезжали сегодня утром. А вокруг были просторы, можно было увидеть вдалеке трассу на Волгоград – ее выдавали блики лобовых стекол автомобилей, мелькавшие на солнце. В станице были слышны всякие звуки, которые обычно сопутствуют деревенской жизни, но такого оживления, как на базаре в Качалино, не наблюдалось. Станица казалась сонной и замершей, только приходящей в себя после обеда.

Мы с Сашей остановились у здания магазина. Через широко распахнутые двери можно было увидеть обстановку внутри, и там явно время замерло где-то между концом 1980-х и началом 1990-х годов. Внутри на полу было типичное советское покрытие из мраморной крошки, которое в те времена лежало абсолютно во всех продуктовых магазинах. Стеклянные витрины-холодильники, казалось, даже не были подключены к электричеству, и там внутри лежали самые разные продукты: хлеб, молоко, сахар, крупы. Эти витрины застали, наверное, еще Олимпиаду-80, но выглядели вполне чистыми и ухоженными, хотя их солидный возраст был заметен с первого взгляда.

На деревянных полках позади продавщиц лежали банки с консервами, поставленные одна на другую. Судя по толстому слою пыли, заметному даже с расстояния двух метров, консервы в станице популярностью не пользовались, но их наличие явно должно было свидетельствовать покупателям о видимом благополучии магазина и об отсутствии дефицита. Старый прилавок с плитой из грязного искусственного мрамора со сколами, на котором стоял архаичный аналоговый кассовый аппарат производства начала 1990-х годов; совсем немодный белый халат продавщиц вкупе с ее очень ярким макияжем, дополненным рядом блестящих золотых зубов, придавали неповторимый колорит всему магазину.

Единственным современным предметом внутри торговой точки был холодильник для напитков со стеклянной дверцей и подсвеченной рекламой какой-то популярной марки пива на боковине. Только этот холодильник портил картину путешествия во времени и возвращал нас в 2007 год. Ценники на продуктах были под стать основной эпохе, живущей в магазине, – это были большие крупные наклейки ярко-зеленого, ярко-малинового и ярко-оранжевого цветов с цифрами, щедро выведенными толстым черным фломастером.

Картину завершали грубо сваренные самодельные решетки из арматуры, закрепленные как внутри магазина, так и снаружи. Они защищали огромные запыленные панорамные окна с толстыми стеклами, которые стояли тут еще с момента постройки магазина. Даже довольно грубая, по нынешним временам, манера общения продавщицы, которая была местной жительницей, имеющей за плечами громадный стаж работы в торговле, и которая перенесла из эпохи СССР в наше время все свои привычки и манеры, была тут исключительно уместной. Атмосфера погружения на десять и даже пятнадцать лет назад была полная, я испытал большое удовольствие от того, что увидел в магазине. Мы купили там местного хлеба, каких-то молочных продуктов и еще что-то совсем дешевое из овощей. Выйдя из этого магазина с покупками, я подумал, что времени на самом деле нет, и есть лишь уклад жизни, который может обновляться, как это происходит в Москве и в Волгограде, а стоит отъехать чуть от большого города, как ты окунаешься в старый уклад, который доминирует за городской чертой. Сложив покупки в багажник, мы медленно отъехали от магазина и я, держа в руках карту, советовал Саше, куда нам стоит поворачивать и какой дорогой ехать.

Мы оставили позади станицу, выбрались с асфальта на широкую грунтовку и поехали по ней вперед и вверх, почти строго на запад. Эта дорога единственная вела от станицы к высотам, которые мы видели еще с той стороны реки. Забравшись на высоту, мы проехали своеобразный перевал и оказались на ровной поверхности. Дорога шла дальше в сторону степи, и если до перевала поля несли на себе следы обработки, то здесь уже на поле трава росла свободно, и видно было, что в этих местах никакой сельскохозяйственной деятельности не велось. Мы решили так и ехать по самой накатанной дороге и буквально через сто метров оказались на перепутье нескольких дорог. Недалеко от колеи на поле стоял какой-то щит с текстом. Подъехав поближе, мы смогли прочитать надпись, она гласила: «Вы въезжаете на территорию природного парка „Донской“. Запрещается проезд транспортных средств вне дорог, разведение костров и хозяйственная деятельность». Мы приостановились и стали думать, что может означать эта информация. Судя по следам машин и многочисленным колеям, местные ездили тут везде, игнорируя эти запреты. Что касается костров, то у нас с собой есть газовая плитка и баллон с газом. Так что мы можем и не разводить костры, если это для кого-то принципиально.

– Куда дальше ехать? – спросил меня Саша, – двигаемся по дороге вглубь, к «лунному ландшафту»?

– Нет, туда мы успеем еще, – отвечал я ему, приглядываясь к живописной роще, которая была не далее, чем в двухстах метрах от нас, – давай доедем до того большого дерева.

И мы поехали к роще. Большое дерево оказалось очень старым раскидистым дубом, который рос поодаль. Он был очень красивым, его ствол был не менее трех обхватов, и наверняка он застал войну. Саша поставил машину в тени дерева так, чтобы с того перекрестка крыша нашего автомобиля не была видна. Я дополнительно положил на крышу несколько веток, и тогда машина уже с десяти метров не бросалась в глаза. Полагаясь на свежие впечатления, я сделал фотоаппаратом несколько кадров с этим дубом, и сразу на ЖК-экране этот пейзаж заиграл очень интересно. Как будто фотография сделана в дикой пустынной саванне где-нибудь в Африке или в Астралии – мощное раскидистое дерево с широкой зеленой кроной стоит в окружении высокой сухой желтой травы, отбрасывая на нее большую объемную тень, а на заднем фоне видно знойное голубое небо без единого облачка. Окружающие нас виды были так необычны и так резко контрастировали с тем, что мы видели еще вчера вечером, что я даже и забыл, зачем мы сюда приехали. Саша тоже, похоже, увлекся пейзажем, он смотрел вдаль и изучал местность на горизонте. Мы решили организовать обед, поскольку голод давал о себе знать уже в полную силу. Все-таки мы сегодня даже не завтракали, поэтому прежде, чем что-то делать, нужно было подкрепиться.

Только мы успели организовать походный стол из пластикового ящика для пивных бутылок и на толстой фанерной доске разложить еду, как увидели, что к нам едет красная «Нива». Мы с Сашей были так успокоены природой, что даже не придали этому особого значения. «Нива» остановилась недалеко от нашей машины, из нее выскочил мужчина в возрасте и направился к нам.

– Приветствую! – обратился он, – не видели тут корову?

Мы с Сашей поздоровались с мужчиной и ответили, что коровы не видели, и вообще сами только что приехали. Саша демонстративно достал из пакета пузырь со спиртом, который он разводил с ключевой водой в своей какой-то особо фирменной пропорции, и разлил его нам по стаканам. Мужчина, увидев, что мы похожи на обычных туристов, махнул головой, ничего не ответил и буквально побежал вниз по склону, куда уходила роща. Там он покрутился еще минут пять, вернулся к машине и уехал в ту же сторону, откуда и появился. Развернувшись на перекрестке, он поехал дальше вглубь парка, и мы только по шуму удаляющегося мотора слышали, как он укатил.

– За приезд, – Саша поднял тост, как ни в чем не бывало, и осушил стопку. Я жестом показал, что мне наливать не нужно, и зажег газовую плитку, чтобы вскипятить чай. Мы поели мягкого хлеба с нарезанными свежими огурцами и помидорами, закусили какой-то снедью, отчего сил заметно прибавилось.

– Ну, значит, сегодня больше никуда не поедем, – Саша откинулся на походном стульчике назад, закурил и огляделся вокруг, выдохнув дым, – а копать-то будем?

– Надо посмотреть, – я дожевывал бутерброд с салом и разливал чай по кружкам, – здесь в малой излучине Дона везде бои были, так что мы уже в самом центре.

Саша кивнул в знак согласия, и мы далее сидели в тишине, испытывая удовольствие от полуденного солнца, свежего степного ветра, вкусной еды и горячего чая. Когда мы закончили трапезу, то можно было и заняться главным делом – копанием. Достав металлоискатели и лопаты из машины, мы с Сашей пошли в ближайшую рощу. Он буквально сразу зацепился за какой-то «пятачок» с гильзами и решил на нем поработать основательно, а я решил не зацикливаться на одном месте, а составить предварительную разведочную карту. В начале рощи мне тоже попадались стреляные гильзы, в середине к ним добавились уже разнокалиберные осколки и несколько целых патронов от советского ПТР, также были хорошо сохранившиеся куски от советских касок и разная стальная фурнитура от ремней, сумок, снаряжения. Были и ржавые консервные банки – куда без них! Роща постепенно снижалась, превращаясь в заросшую мелким редким лесом балку, и чем она становилась глубже, тем меньше металлических предметов там было. Когда я дошел до тех мест, где какие бы то ни было находки вообще прекратили попадаться, то развернулся и пошел к Саше.

Он все так же рутинно ковырялся примерно в том же самом месте, где я оставил его. Подойдя к месту действия, я увидел перед Сашей на отвале свежей земли с десяток советских противотанковых гранат РПГ-40, целую кучу патронов от ПТР.

– Вот это да! – вырвался у меня возглас удивления, – это ты накопал тут, в одном месте?

– Да, – откликнулся Саша, – прямо в этой ячейке все и лежало. Посмотри, я даже никуда и не ходил больше! Судя по хламу, тут никто раньше даже не копал!

Буквально в пятнадцати метрах от этого места стояла наша машина, а вон там на пригорке перекресток, на который попадают все, кто едет сюда из Трехостровской. Было трудно поверить, что война все это время была так близко от проезжих мест.

– Но это еще не все, – загадочно улыбался Саша, – смотри сюда: такое когда-нибудь видел?

С этими словами от полез под куст за спиной и достал оттуда слегка тронутую ржавчиной СВТ-40 без деревянного приклада. Я смотрел на это мощное оружие в его руках, оно выглядело так, будто его слегка припудрили мукой и сняли приклад – все детали винтовки были целыми, без глубоких каверн ржавчины и утрат металла.

– Лежала чуть поодаль от ячейки, – тихо сказал Саша, – почти рядом у входа в рощу, на глубине десять сантиметров от поверхности. У нее все целое, и затвор на месте, и сама она в изумительном сохране.

Мы вместе изучали винтовку и тут заметили, что в примкнутом магазине у нее было

аккуратное отверстие от пули.

– Попали точно в магазин, – констатировал Саша и дальше развил мысль вслух, – но, ты знаешь, это боевое попадание, если бы ее хотели испортить, то стрелять в магазин нет смысла, ведь он же съемный. И как трофей она была бы интересна немцам, они бы обязательно забрали самозарядку у убитого или у пленного.

– Согласен, это просто чудо, что она тут осталась лежать. Поздравляю, это офигительная находка! – я пожал Саше руку, – смотри, ты в первый день уже нашел такую вещь, которая окупает твое участие в поездке на все сто процентов!

– Абсолютно, – он вертел СВТ в руках, рассматривая ее в подробностях, – такого сохрана я никогда ни у кого не видел. Как-то в школьном музее была СВТ, которую привезли наши местные поисковики из Шоптово, но там было все ржавое и хрупкое. Тут же вообще все такое крепкое, что хоть прямо под восстановление. Она будет стрелять.

Мы устроили небольшую фотосессию с находками, я еще дополнительно пофотографировал виды природы. Саша сразу убрал винтовку в брезентовый мешок, и мы поняли, что на этом месте нужно остановиться на ночлег. День уже клонился к закату, и мы спокойно установили на ровном месте палатку, отметили первую ударную находку хорошим ужином и выпили по одной стопке разведенного спирта. Саша убедил меня, что в малых дозах алкоголь позволяет избежать такого неприятного явления, как накопление в мышцах молочной кислоты. Именно из-за нее на следующий день после нагрузок человек испытывает боль в руках и ногах и не может эффективно работать.

– Да и просто снимает стресс, – доказывал он, – ты расслабляешься немного и всю ночь хорошо спишь, а наутро как огурчик!

Вымотавшись за прошлую ночь, проведенную в пути, и исчерпав весь запас сил за первый день в Задонье, мы с Сашей после этого уползли в палатку и заснули богатырским сном.

А наутро мы встали по будильнику на моем мобильном телефоне, причем я сразу почувствовал легкость в теле. Пружинистой походкой я вышел из палатки, легко и непринужденно приготовил завтрак. Саша тоже встал без особых задержек, после завтрака мы привычными движениями сняли палатку и кинули в багажник. Новый день – новые надежды, и я предложил Саше сходить пешком вниз вдоль рощи и разведать балки на горизонте.

– А чего ходить? – усомнился Саша, – давай просто проедем туда на машине, тут вроде даже есть след от колес на траве, значит, туда можно спокойно заехать. А если мы там ничего не найдем, то развернемся да и уедем.

Я поддержал такую идею, ведь она очень хорошо сэкономила бы наши силы и время.

– Мы – моторизированная пехота, – кричал Саша, крутя руль и высматривая впереди колею, – и проедем везде, где можно проехать!

Но ехать далеко и не нужно было, примерно через пятьсот метров справа мы заметили очень интересную рощу и балки, которые уже давно заросли лесом. Припарковав машину в тени, мы с металлоискателями пошли к роще. Оказалось, что интуиция нас не подвела: там было множество ям, похожих на блиндажи, и кое-где между ними были оплывшие ходы сообщения. В качестве линии обороны эта местность вряд ли использовалась, поскольку была ниже той высоты, откуда мы приехали. Но как район сосредоточения войск, в том числе и различных тыловых подразделений, она вполне могла использоваться.

Мы разошлись в разные стороны, чтобы не мешаться. Саша был верен своей тактике и остался недалеко от машины, а я отправился к балкам. Оказалось, что они очень узкие и глубокие, то есть строить там блиндажи было совершенно нецелесообразно. Все ямы были расположены по верху балок, но я обошел балку вдоль, чтобы убедиться в том, что в них на самом деле нет никаких ям. Возвращаясь к полянке с машиной, я наткнулся на несколько сигналов у края балки. Достаточно было воткнуть лопату в землю, как я добрался до металла. Это были педали от велосипеда с остатками желтых катафот и резинками для подошв; зубчатые колеса для цепи, остатки сиденья. Мне были знакомы модели советских велосипедов и их детали, но это были явно очень старые запчасти. Они были очень аккуратно изготовлены, имели даже какую-то избыточную прочность. По этим и другим признакам я решил, что это принадлежности от немецких военных велосипедов. Сразу вспомнилась немецкая кинохроника, на которой запечатлены колонны велосипедистов вермахта, катящиеся по пыльным дорогам на Восточном фронте, стремящиеся достигнуть Сталинграда. Если учесть, что здесь были бои по лету 1942 года, то моя версия относительно немецких самокатных частей вполне могла иметь основания. Я продолжил копать и обнаружил еще несколько разных запчастей именно от велосипедов. Видимо, тут была какая-то ремонтная база, где в довольно спокойной обстановке немцы разбирали неисправные велосипеды и из нескольких сломанных вновь собирали один целый, а дефектные запчасти тут же и бросали.

Поразмыслив над этим и потеряв надежду найти целый велосипед, я переключился на ямы и окопы, которые мы увидели в самом начале. Саша тем временем копался где-то на полянке, прямо на ровном месте. Наверное, зацепил там какой-то хороший сигнал своим прибором и вот теперь «раскручивает» место подчистую.

У ям не было следов свежих раскопов, там вообще не было никаких признаков, свидетельствующих об активности копателей. Просто старые заросшие кустарником и травой ямы и ходы сообщения. Я зашел с краю и сунул катушку металлоискателя прямо в кусты. Раздался мощный сигнал, который придал мне энтузиазм. Я поотрубал лишние ветки лопатой, расчистил себе место для работы и принялся копать. Буквально сразу же из земли показалась большая ржавая лошадиная подкова, под ней виднелась еще одна. Я поддел их и понял, что там лежит много подков, причем лежат они целыми пластами. В итоге я откопал там более двух десятков подков различных форм и размеров. Саша закончил работать на своей точке и пришел ко мне, заинтересовавшись моей гиперактивностью. У него из всех находок была одна, которая принесла новую информацию о былых боях: обломок советской кавалерийской шашки и латунные детали ножен. Я с интересом рассмотрел латунные детали прибора шашки, на зеленой патине хорошо просматривался узор, отчеканенная красная звезда с серпом и молотом. Шашка была обломана больше, чем на половину лезвия, и из рукояти торчал лишь крепкий обрубок длиной не более двадцати сантиметров. Обломанный край шашки был ржавый, но края у обломка были ровные и аккуратные, и можно было только гадать, при каких обстоятельствах эта шашка была сломана и выброшена.

Я продолжил копать в своей яме, и дальше за подковами показалась черная кожа с зерненной поверхностью.

– Подсумок! – охнул Саша, и я уже отложил лопату, продолжив копать дальше руками в перчатках. Там было три немецких подсумка. Кожа была крепкая и сильно задубевшая. Все детали были на месте, но вот нитки, скреплявшие кожу, сгнили, и эти подсумки представляли собой скорее конструктор, чем реальную вещь. За подсумками была еще какая-то кожа, я продолжил доставать ее, и на свет показались три кожаных подвеса для штыков Маузера. Они тоже были в хорошей форме, но только внешне. Кожа подвеса задубела совершенно идентично, как и у подсумков, и такие же нитки сгнили бесследно. Мы с Сашей стали рассматривать все эти изделия из кожи и с интересом обнаружили клейма, прекрасно видимые и у подсумков, и у подвесов. Там были указаны довоенные годы выпуска и названия немецких городов, где были расположены эти предприятия: Эрфурт, Берлин. Воодушевленные тем, что мы напали на нетронутые места, мы уже вместе в две лопаты добили эту яму, но больше в ней ничего не обнаружили. Саша выглядел немного расстроенным.

– Если есть подвесы, то рядом должны быть и сами штыки, желательно в ножнах, – мечтал он вслух.

Я отнес найденные подсумки и подвесы к машине, а подковы мы оставили там же, рядом с ямой. Мой рассказ о велосипедных деталях на Сашу не произвел никакого впечатления, он не пошел туда докапывать их, а вернулся к своей полянке. Видимо, ожидал со второго захода найти еще что-то. А я направился к той роще, которая изначально служила нам ориентиром, и была, по сути, продолжением той рощи, где вчера Саша выкопал противотанковые гранаты и СВТ. Протискиваться вглубь было тяжело, густые ветки колючего кустарника цеплялись за одежду, мешали движению и очень сильно раздражали. Когда я, наконец, оказался в тени деревьев, то не увидел никаких интересных следов на земле.

В роще была такая же глубокая и узкая балка, что и по соседству, и надеяться на присутствие какого-то военного хлама не позволяла интуиция. Постояв пару минут и обдумывая пути эвакуации из этого злого кустарника, я ломанулся обратно на скорости и буквально выскочил на заросшую зеленым молодым кустарником поляну. Эти кусты были мягкие, с небольшими листочками. Вокруг них была такая же желтая и выгоревшая трава, как и везде. Я пошел с металлоискателем вокруг кустов, и в одном месте что-то загудело.

Раздвинув лопатой траву, я увидел под ней посыпанную пеплом землю. Очевидно, что в прошлом году здесь горела трава, и теперь на пепле, как на удобрениях, все растения росли с удвоенной силой. Когда я копнул землю, то сразу вытащил на лопате небольшой шомпол с большой круглой петлей. По форме он явно принадлежал к какому-то пистолету, и от этой мысли мое сердце стало стучать сильнее. В большом волнении я обошел с прибором все вокруг в радиусе десяти метров, но больше ничего не гудело. Тогда я решил почистить шомпол, чтобы хоть посмотреть на его сохран и увидеть возможные клейма. Никаких обозначений на металле не было, хотя он очень хорошо сохранился. Тогда я пошел к Саше, и он, издалека увидев у меня шомпол в руке, прекратил свою работу и выпрямился.

– От ТТ что ли? – изумился он.

– Не знаю, – уныло отвечал я, – я же не специалист.

Саша покрутил шомпол, оценил его сохранность и вернул мне.

– Судя по толщине, это не «девятка», не парабеллумовский размер, – как-то разочарованно резюмировал Саша, – что-то типа 7,65 мм или 7,62 мм. Если так, то здесь, значит, стояли тыловики какие-то. У них были пистолеты такого калибра. Но это точно шомпол не от советского пистолета. Знаешь, а может и наши собирали трофеи и себе взяли такой маленький пистолетик.

– Так нашим солдатам не положено было иметь пистолеты, особенно, трофейные. Офицеры тем более не стали бы собирать, – предположил я.

– Много ты знаешь, – усмехнулся Саша, – если бы нашему попался ствол, да еще с патронами, то он бы его не выбросил. Вот если патроны все расстрелял, то тогда бы и бросил его. Трофейных патронов на фронте было как грязи. Хотя… все могло быть.

Он отдал мне шомпол и с явной охотой вернулся к копанию. Я последовал за ним и увидел, как Саша копает какие-то стальные зацепы, элементы фурнитуры от немецких Y-портупей. Кожи там не было, только всякие зацепы, карабинчики, кольца.

– Тут везде такое по поляне разбросано, – пояснил Саша, увидев мою заинтересованность, – я уже копаю просто потому, что нельзя пропускать.

– Правильно, – поддержал я его, – вдруг там штык или «Железный Крест».

Саша стал рыть еще интенсивнее, а я пошел к машине, чтобы открыть очередную бутылку минералки.

– Давай тут в тени пообедаем, – отозвался Саша, втыкая лопату в землю.

Я не возражал, и мы быстро соорудили стол. Через пять минут мы жевали вкусный качалинский хлеб с кусочками сала, заедали это холодными зелеными огурцами и запивали все это минералкой с газом. Вместе с такой закуской пришел и настоящий аппетит, и мы разогрели на газовой плитке оставшуюся после завтрака гречку с тушенкой. От сытного обеда потянуло в сон, и мы позволили себе полежать в прохладной тени примерно час-полтора. Все равно, пока солнце находилось в зените, выходить из рощи было бессмысленно. Из степи ветром приносило теплый воздух смешанный с ароматом каких-то горьких трав, и весь этот набор ощущений создавал совершенно неповторимое состояние счастья и покоя.

Я обратил внимание, что уже на второй день мы совершенно выпали из круговорота часов и ориентировались только по солнцу. Когда оно немного спустилось к западу, мы собрали вещи и, уложив все в машину, поехали далее по накатанному следу вниз к другим балкам поблизости. Примерно через полтора километра мы достигли преграды в виде балки, расположенной поперек оси нашего движения. Где-то справа и впереди виднелась широкая колея грунтовой дороги. А здесь следы заканчивались, на гребне балки были заметны следы старых кострищ и мы, к своему огорчению, увидели плохо закопанные ржавые консервные банки, обрывки пластиковых пакетов.

Мы с металлоискателями наперевес спустились к этой балке и увидели интересные ямы, находившиеся как по склонам ее, так и на поле. Буквально за полчаса копаний мы нашли тут много разных интересных вещей. Я долго ходил по зарослям в самом низу, и мне там, помимо обычного военного хлама, попались несколько дисков от ППШ. Саше, который остался наверху, посчастливилось откопать несколько больших гильз от немецкого зенитного автомата, а также смятый магазин для этой зенитки. Мы долго изучали этот диковинный огромный магазин, по форме очень похожий на модель для СВТ или для современной СВД. Не являясь специалистами по такого рода вооружениям, мы могли только предполагать, что это было за орудие.

– Если тут стояла зенитка, то они, значит, боялись налетов наших самолетов, – размышлял я.

– Могло быть и так, что зенитное орудие прикрывало аэродром, – продолжил за меня Саша, – но они могли свои зенитки и по наземным целям применять, это вполне возможно.

– И тот факт, что такой массивный предмет до нас никто не выкопал, порождает энтузиазм, – закончил я свою мысль, держа в руках этот большой кусок железа, – в любом случае, я раньше никогда таких штук не находил, так что это все очень интересно.

– Предлагаю сегодня поставить палатку здесь, – сказал Саша, – а завтра походить рядом вокруг просто по ровным местам. Да и мне эта балка чем-то нравится.

Мне нечем было возразить, тем более, что отсюда открывались живописные виды на своеобразную долину из мелких балок, заросших кустарником. Снова мы достали нашу палатку, и вот уже возле машины колышется на ветру маленький брезентовый домик, стоит импровизированный походный стол и горит газовая плитка.

– Надо выпить за эти места, – подмигнул мне Саша, открывая фляжку со спиртом. Он налил себе и мне, мы чокнулись и опрокинули эти 50 грамм за красоту природы. После ужина Саша предложил выпить еще по одной, и я не отказался.

Мы сидели у палатки, смотрели на заходящее красное солнце на западе, кожей ощущали надвигающуюся свежесть ночи и молча вспоминали все, что было сегодня с нами. Пару раз мы видели, как вдали по дороге в сторону Трехостровской проезжали легковые машины. Значит, эта дорога не тупиковая, и нам нужно будет обязательно по ней проехаться. Зажигать костер было как-то не с руки, потому что поблизости не было никаких дров на примете, а идти в балку за сухими ветками никому из нас не хотелось. Так что, как только мы стали подмерзать в темноте, то просто залезли в палатку и уснули.

Похоже, что алкоголь в малых дозах действительно способен поддерживать организм в рабочем состоянии при длительных нагрузках. Раньше я уже на второй день раскопок испытывал ломоту в мышцах и начинал из-за этого лениться. А тут даже после двух стопок самодельной водки я утром не почувствовал никакого похмелья, наоборот, был полон сил и проснулся с ясной головой. После завтрака мы спустились к балке и снова начали ходить, мы излазили там все вдоль и поперек. Но результатом были лишь все те же принадлежности к ППШ – диски, крышки от дисков, а также магазины для немецкого зенитного орудия. Я весь исцарапался, пока лазил по густому кустарнику, а Саша вышел из психологического равновесия из-за большого количества стреляных гильз разных калибров и осколков снарядов на поле.

В общем, после очередной паузы, когда наши взгляды сошлись на полной бесперспективности этой балки, мы плюнули и, собрав вещи, решили уезжать с этого места. Дорога была только одна: назад к высоте, откуда мы позавчера начинали наш путь. Когда мы медленно проезжали мимо знакомых уже нам велосипедно-кавалерийских балок, то я поймал себя на мысли, что только при первом взгляде на эти места у меня возникали какие-то ассоциации с войной и появлялись проблески озарения, связанные с поиском находок. Во второй раз я смотрел на эти дубы, кустарники и высокую траву почти как местный житель, то есть совершенно равнодушно и без желания пойти туда и исходить там все с металлоискателем.

Вот мы выехали снова у таблички на перекрестке и, повинуясь снова возникшему в сердцах зову первопроходцев, повернули налево. Там была еще не менее накатанная дорога, которая вела направо, и мы отметили ее про себя как запасной вариант. Затем мы свернули на дорогу, идущую от Трехостровской куда-то вглубь этой излучины Дона, и медленно поехали, рассматривая из окон машины ближайшие балки и дубравы. Долго нам ехать не пришлось: через 500 метров справа мы увидели такую же симпатичную рощу, как и все остальные. Она была на удалении примерно двухсот метров от дороги. Саша взглянул на меня вопросительно, я в ответ кивнул ему, и он свернул с дороги к роще. Мы ехали прямо по полю, и наш загруженный автомобильчик приятно трясся на мелких кочках.

Поле было абсолютно диким, там не могло быть бугров от сельхозтехники или следов окультуривания. Здесь в заповеднике мы могли твердо рассчитывать на минимальное наличие следов воздействия человека на природу. Однако Саша на всякий случай дал мне задание внимательно смотреть на дорогу перед капотом, чтобы в случае появления какой-нибудь острой коряги я тут же дал ему сигнал об остановке. Но мы доехали к роще без происшествий, Саша смело зарулил прямо в тень большого дерева и даже объехал его так, что мы перестали видеть дорогу. Соответственно, вероятность того, что и с дороги нас кто-то сможет увидеть, была уже совсем мизерной. Мы вышли из машины и снова прислонили к ее кузову несколько сухих веток так, чтобы солнечные блики от машины как можно меньше демаскировали ее. Вроде бы мы отъехали совсем недалеко от мест наших предыдущих стоянок, но отсюда окрестности выглядели совсем иначе. Роща была на высоте, и отсюда мы видели очень живописный лес, расположенной примерно в трех километрах к северо-западу от нашего местоположения. Око видит, да зуб неймет.

Только мы с Сашей успели расположиться в роще, как со стороны Трехостровской послышался звук мотора вертолета, и уже через полминуты почти над нами пролетел Ми-8 с красными звездами на фюзеляже. Он пропал так же молниеносно, как и появился. Если бы вертолет завис над нами или сделал бы круг, то у нас с Саше были бы все основания впасть в панику. При том грузе, который уже был у нас в багажнике, любая встреча с любым официальным лицом могла бы принести проблемы с непредсказуемыми последствиями. Но вертолет улетел, как будто и не заметив нашего присутствия здесь. Мы еще немного постояли, прислушиваясь к ветру, но звука мотора слышно не было. Тогда мы достали из машины пакеты с едой, разложили все и начали традиционный обед. Время в степи летело быстро, и к моменту, когда мы сытые и довольные прилегли в тени раскидистых дубов, солнечные часы показывали далеко за полдень.

Отдохнув и переждав самый пик жары, мы, наконец, вспомнили про свои металлоискатели и лопаты. Саша захватил с собой вещмешок с бутылкой воды, и мы пошли в рощу искать ценности и военные трофеи. Как всегда, я вырвался вперед, а Саша остался недалеко от машины. Нам было комфортно копать в таком режиме, когда каждый мог двигаться в удобном ему ритме и с оптимальной скоростью. Мне хотелось повидать побольше мест и составить мнение о количестве интересных ям. Таким образом, я разведывал места, а Саша аккуратно зачищал то, что было ближе всего к нашим стоянкам. В роще я наткнулся на большое количество глубоких ям, покрытых толстым слоем дубовых листьев. Он был как ковер, по которому было приятно ходить. Под этим ковром было много гильз, остатков от консервных банок, фрагментов колючей проволоки. Чем-то эта картина напоминала места боев под Москвой, когда остатков блиндажей много, а вот интересных вещей практически нет.

Когда я вернулся к Саше, то увидел, что он успел в одном совсем неприглядном месте выкопать немецкий штык в ножнах! Увидев меня, он продолжил методично зачищать лопатой какой-то пятачок, на котором ему попадались крючки от портупей, немецкие деревянные колышки и остатки тюбиков. Когда все железо прекратило появляться, то Саша остановился и с гордостью продемонстрировал штык, попутно рассказав, как и где он его нашел. Это был классический для него случай: Саша засунул катушку металлоискателя в густой кустарник и там обнаружил хороший сигнал в земле, которым и оказался этот штык.

Ножны у него были слегка помяты, и со стороны казалось, что и штык в них погнут. Мы вдвоем попробовали достать штык из ножен, но ничего не вышло: лезвие крепко приржавело к внутренней части ножен. Саша прервал наши попытки, сказав, что этим нужно заниматься дома в спокойно обстановке, а тут мы, походя, можем сломать лезвие и сдуру разорвать тонкое железо ножен. В общем, он повел себя как рачительный хозяин хорошей и ценной вещи, которую, впрочем, даром приобрел не более часа назад.

Тут меня взяла злость, но только в хорошем смысле: «Что же это я бегаю по верхам, не в силах заставить себя вдумчиво ходить по таким богатым находками балкам?! Так бездарно проводить драгоценные часы и минуты в этих прекрасных местах… Надо срочно настроиться на продуктивный лад и откопать такое, чтобы Саша не имел оснований смотреть на меня свысока». Сказав себе это, я не спеша пошел вглубь рощи, остановился у огромных ям и сел на поваленное дерево, чтобы привести мысли в правильный настрой. Так я сидел минут двадцать и даже успел замерзнуть! Приведя мысли в порядок, я включил металлоискатель и старался не делать быстрых движений, идти медленно и получать удовольствие от того, что я делаю все не спеша. Через час таких усилий над собой я и в самом деле выровнял настроение и незаметно для себя оказался на противоположном краю этой большой рощи. За ней я увидел поле, на другом краю которого была роща побольше, там и деревья были выше, и росли они реже.

В общем, я направился к тем деревьям, попутно махая металлоискателем на поле. К моему удивлению, на ничем не примечательном месте на поле встречались такие же самые зацепы от немецких портупей, как и у Саши в роще. Охватить все это поле одному в этот момент мне казалось нереальным, и я, сделав несколько хаотичных кругов на поле, снова вернулся к движению на рощу. Войдя в нее, я должен был признать, что, несмотря на обманчивое впечатление, что там «густо», на самом деле там было «пусто». Деревья росли в глубокой и узкой балке, где не было и намеков на окопы. Что ж, я только что проскочил те возможные места на поле, где «табунились» гансы, и уже не хотел возвращаться. Мне хотелось идти вперед, туда, где я еще не был. Пройдя эту рощу насквозь, перелез через балку и выскочил на другом поле. К этому моменту уже ясно чувствовались усталость и легкое обезвоживание. И пожалел, что по примеру Саши не взял с собой воды. Вместе с жаждой вскоре пришел и первый упадок сил, но я твердо решил превозмочь это и дождаться второго дыхания. Идя по полю и машинально махая металлоискателем из стороны в сторону, вдруг я увидел среди травы какой-то ржавый предмет правильной цилиндрической формы, торчащий прямо из земли. Подойдя ближе, я не поверил глазам: это был штурмовой магазин для немецкого пулемета МГ-34. Неужели? Я наклонился, подцепил рукой его и поднял. Круглый магазин, или «кекс», был ржавенький, но металл был ровный, без каверн, однако у него отгнила крышка. Я немного потер самые ржавые места, и под ними проступила серо-зеленая краска. Снаружи на дне была видна полукруглая стрелка, указывающая направление движения ленты. Отряхнув магазин от земли, я положил его в огромный карман штанов на уровне колена. Стоило только мне отвести взгляд от кармана, как совсем рядом на земле я заметил и крышку от магазина. Она была в таком же крепком сохране и отправилась вслед за корпусом в карман.

Воодушевившись верховой находкой, я зашагал в приподнятом настроении к отрогу балки, за которым уже виднелась та самая большая дорога. Получается, что я сделал большой крюк вокруг рощи и довольно далеко ушел от нашей стоянки. Оглянувшись, я увидел только верхушки дерева, под которым стояла машина. Машину и Сашу видно не было. Дойти до него, чтобы показать находку? Слишком далеко и бессмысленно. Надо еще походить здесь самому, а привести сюда товарища я всегда успею.

Протиснувшись через кусты, я спустился в балку и обнаружил в зарослях несколько компактных и глубоких блиндажей. С дороги их не было видно, и даже проходя по полю, невозможно было догадаться, что они тут есть. Первым делом я обследовал область слева и справа от входа – было пусто, ни одного намека на железо. Поднявшись немного и как бы зайдя в блиндаж, я провел катушкой металлоискателя прямо над порогом, и тут из металлоискателя послышался уверенный сигнал. Развернувшись и отломав мешавшие мне ветки у кустарника, я начал копать шурф и примерно на половине штыка лопаты наткнулся на сухой металл в земле. Форма и толщина металла уже напоминали мне что-то очень хорошее, но я все никак не хотел признаваться в том, что нашел каску. А это была именно она! Только вот сухая земля поддавалась с трудом, не выпускала находку, и я никак не мог взять в толк – это советская каска или немецкая.

В последний раз, когда я откапывал шлем в подобных условиях, это были позиции бригады морской пехоты у Меккензиевых гор под Севастополем. Тогда я рано обрадовался, подумав, что копаю немецкую каску, и в итоге вытащил из окопа прекрасно сохранившуюся в крымской земле советскую каску. На этот раз грунт был менее тяжелый в работе, но я уже был согласен на любой исход. Но вот уже обкопан один бок, еще несколько взмахов лопатой, и я вижу характерный изгиб немецкой каски с вентиляционным отверстием на боку и кламмером крепления подшлемника. Поддев лопатой, аккуратно достаю ее из блиндажа. И к своему легкому огорчению вижу, что на самом верху каску уже образовалось сквозное отверстие неправильной формы: ржа на макушке проточила металл насквозь. Покрутив в руках каску, заметил, что она была небольшого размера. Возможно, что это был самый маленький из всех возможных размеров немецких шлемов. Внутри у него в паре мест и в одном месте на внешней поверхности даже сохранились остатки темно-серой краски. К сожалению, от декали не осталось даже следа, и точно определись принадлежность к роду войск было невозможно, но мне почему-то казалось, что это была краска цвета люфтваффе. Я отложил каску на бруствер и продолжил ходить с металлоискателем.

В противоположном углу блиндажа был еще один звук, на этот раз даже более мощный. Так обычно звенела либо каска, либо стальная бочка. Лопата аккуратно погружается в угол блиндажа, натыкается на металл… Через две минуты вдумчивого копания я достал алюминиевый немецкий котелок. Он был весь в темно-зеленой краске, но лишь одна деталь портила всю картину – это было маленькое пулевое отверстие на дне. Крышки у котелка не было, рядом с ним в блиндаже не было больше вообще ничего. Я положил котелок рядом с каской, присел в углу блиндажа и почувствовал свинцовую усталость. Посидев в тени минут десять, все-таки нашел силы, чтобы подняться. Каска и котелок были слишком объемными предметами, чтобы разместить их как-то на себе. Тут я пожалел, что не взял с собой рюкзак, ведь обычно я с ним не расставался: «Так всегда, если выйдешь покопать налегке на пять минут, то занесет тебя далеко и надолго, и будешь ты находить ништяки один за другим».

Снял с себя старый видавший виды китель в расцветке «флора», связал рукава между собой наподобие котомки и положил туда сначала каску, потом добавил котелок и уже в него сложил штурмовой магазин с крышкой. Поучился такой импровизированный узелок. Без кителя стало посвежее, ветер обдувал меня со всех сторон, и усталость немного улетучилась. Но жажда все-таки заявляла о своих правах, и я понял, что лучше мне найти какой-нибудь уютное место в тени и там восстановить силы. Не хватало еще дождаться теплового удара…

Прошел я вперед по балке и увидел еще пару блиндажей совсем недалеко от дороги. Она виднелась метрах в пятнадцати между кустами. Отложив металлоискатель и лопату, я бросил к ним узелок и лег на ровное место у бруствера блиндажа. Хотелось вытянуть ноги и закинуть и одна на другую, подложить под голову руку и задремать. Расслабившись на теплой земле, я повернулся на бок и закрыл глаза. Ветер трепал волосы, залетал под футболку, а солнце слегка проглядывало через ветки деревьев. Отдавшись природе, я глубоко вздохнул и почувствовал, что сейчас засну. Это было то, что мне сейчас требовалось больше всего. Саша где-то там в роще копает один, а может, даже ищет меня и зовет, а я лежу тут без сил, не в состоянии дотащить свои находки до лагеря. А надо ли отсюда уходить так сразу? Может, стоит набраться сил и снова вернуться к копанию? На этой мысли я заснул у края блиндажа.

Когда я проснулся, то тень уже ушла, и солнце ярко светило мне прямо в лицо. Потянувшись, почувствовал прилив сил и бодрости. Мир вокруг выглядел красочным, свежим. Привстав с земли, я понял, что теперь смогу еще долго ходить по балкам, и теперь мне даже не хотелось пить и есть. Организм переключился на резервную систему, и выносливость от этого только увеличилась. Хотел я было забрать китель с находками, чтобы пойти дальше, но тут одна мысль заставила меня остановиться: «Интересно, а что тут есть у блиндажа, где я спал? Вроде я тут еще ничего не успел проверить». В следующий момент я уже включил металлоискатель и провел катушкой прямо над примятой мной во время сна сухой травой. Металлоискатель выдал громкий и протяжный сигнал. Отложив прибор, я взял лопату, начал копать и ощутил необыкновенную легкость, с которой мне давалась эта работа. Вот какая разница между трудом на грани истощения и трудом с новыми силами!

Лопата тут же уткнулась в что-то твердое, я чуть поднажал, и из сухой земли показалась рукоятка штыка. Я потянул за нее, и дальше грунт освободил гарду с массивным металлическим кольцом. Неужели штык от СВТ? Я тянул штык на себя, вот показалось лезвие, и я тянул и тянул, а оно все н заканчивалось. Наконец, я полностью вытащил штык из земли, и у меня в руках оказалось какое-то длинное пырялово. Деревянные накладки у штыка сгнили, зато металл почти на всей поверхности клинка и рукоятки сохранился практически идеально. Оттерев перчаткой грязь и поверхностную ржавчину, я начал внимательно рассматривать этот длинный штык и заметил, что он лишь отдаленно напоминает ранний штык от СВТ. Гарда с кольцом была приклепана к штыку двумя толстыми клепками с полукруглыми головками, у рукоятки штыка крепление к приливу на винтовки было такое же, как у штыка к Маузеру 98к. Потрогал пальцем острие – оно было таким же острым и тонким, как шило. Спуск от дола был обычным для немецких штыков, и лезвие не было заточено. Разглядывая место, где может быть клеймо у гарды, я увидел на клинке клеймо: три буквы – «ČSZ», а под ними была одна буква «F». Это был чешский штык для винтовки и карабина Маузера. По сравнению с обычными немецкими штыками это была более редкая вещь, хотя и не все ставили их в один ряд по ценности. Такие длинные штыки чехословацкого производства – признак тыловых и вспомогательных частей, которым часто перепадало трофейное и устаревшее оружие, а также оружие со складов аннексированных стран. Наравне с чешскими штыками и винтовками Маузера в вермахте можно было встретить австрийское и польское оружие, французские и бельгийские пулеметы. Советские пистолеты-пулеметы ППШ и самозарядные винтовки СВТ были желанным трофеем для немецкого солдата, поэтому их собирали в первую очередь.

Отложив штык к остальным находкам, я стал искать ножны к нему. Теперь уже я никуда не торопился и уделил достаточно времени на обследование блиндажа внутри, «пятачка» у входа и вообще всей площадки вокруг него. К большому сожалению, ножен от этого чешского штыка тут не было, равно как и другого военного хлама. У меня сложилось ощущение, что этот штык тут бросили в одиночестве, как ненужную и слишком тяжелую вещь. Он был громоздким из-за своей нестандартной длины. Подхватив котомку, я старался и так положить туда штык, и эдак – все время он выступал из нее. Если положить его лезвием внутрь, то тяжелая рукоятка перевешивала, и так можно было легко его потерять. Если же уложить рукоятку в котомку, то тогда длинный и тонкий клинок торчал, как спица, снаружи, и это уже было небезопасно. Тогда я взял да и засунул штык под ремень, как саблю. Так он был жестко закреплен на теле и не мог поранить меня при ходьбе. После этого я взял котомку с находками, металлоискатель, лопату и направился к нашей стоянке. Идти мне пришлось так примерно километр, и я понял, что достаточно накопал один. Теперь мне хотелось показать все это добро Саше и узнать, что же успел найти он за время моего отсутствия.

Застал я его примерно на том же месте, где мы расстались. Оказалось, что Саша обошел все вокруг в этой роще, так ничего интересного там не нашел и снова вернулся на место обнаружения штыка.

– Правда, вот тут мне попались какие-то странные ножны, – спохватился он и достал из рюкзака сильно помятые длинные и узкие ножны.

– А не от чеха ли они? – спросил я, и показал Саше свой узелок с находками.

Саша удивился, и я принялся развязывать рукава котомки. Но сначала я достал штык из-за пояса и протянул его Саше. Он начал восторгаться находкой, особенно ему понравилось состоянием металла. Мы примерили штык к ножнам – они идеально подходили друг к другу. Но вставить штык в ножны не представлялось возможным по причине деформации последних. Затем я вытащил немецкую каску с котелком и «кексом» внутри. Мы разложили все находки на траву, и Саша в восхищение смотрел на них.

– Вроде бы по чуть-чуть копаем, а если собрать все в кучу – получается, как в сказке, – смеялся он.

Мы вернулись к палатке и решили устроить поздний ужин. Поскольку оба мы вымотались за этот день прилично, то желания копать уже не было. Однако наши усилия не пропали даром, и целая горка находок у палатки была тому ярким подтверждением.

Помня о надписи на табличке, мы честно готовили еду на газовой плитке, не разводя костер. Благодаря этому от нас не пахло костром, как это обычно случается в обычных пеших походах, и мы не тратили время разжигание костра. Весь вечер мы ели в свое удовольствие, пили чай без ограничений. Когда стемнело, то Саша предложил выпить по рюмке спирта, от чего я не отказался. За первой пошла вторая, и вот мы уже сидели у стола захмелевшие, слушали звуки дикой природы в степи и смотрели на яркие звезды. Разговоры наши сводились к находкам дня и к тому, как их лучше очистить и реставрировать. Сашу все беспокоил его гнутый штык в ножнах. Он без конца возвращался к разговору о нем, что меня в конце концов вынудило попросить достать его. Саша полез в машину, нащупал в темноте штык и передал мне. Я включил налобный фонарик и слегка пьяными глазами стал изучать его.

– Мне кажется, – сказал я Саше, – что ты зря переживаешь. Он у тебя там целый и не гнутый, только ножны потеряли геометрию.

– Да? Ты так думаешь? – проговорил Саша, слегка покачиваясь. Он потерял свой обычный критицизм и просто наблюдал за моими действиями.

– Его нужно немного покачать туда-сюда, – сказал я ему, – и можно будет вытащить его из ножен.

– Я пробовал, и мы с тобой пробовали, – с сомнением в голосе пробормотал Саша и достал сигареты, чтобы закурить, – его нагревать надо, и уже нагретым надо тянуть. А так может лопнуть металл.

Мне все это показалось ерундой, я взял большую фанеру, которая у нас была в качестве походной столешницы, и положил на нее штык в ножнах. Затем я аккуратно наступил на ножны так, чтобы немного вернуть им первоначальную форму.

– Они обратно не вогнутся, – сказал я Саше, который молча курил и смотрел за моими действиями, – клинок внутри не даст произойти ничему плохому.

Походив по ножнам, я поднял их со столешницы и протянул Саше рукоятку: «Тяни!»

Он взялся за рукоять, а я вцепился в ножны. Мы резко дернули, и штык выскочил из ножен. Я включил налобный фонарь, и мы стали рассматривать трофей. Он оказался совершенно ровным, без деформаций. Ножны слегка выпрямились, и в свете лампочки мы увидели небольшое отверстие в ножнах, это прогнил металл.

– Так жалко, – бормотал Саша, – я думал, что он внутри будет в идеале, а у него лезвие ржавое. Видимо, через эту дырку попала вода, и весь сохран испарился.

– Не расстраивайся, – утешал я его, – надо просто окунуть штык и ножны в щавелевую кислоту и тогда вся ржа с металла слезет, сохранив воронение. Увидишь – он еще будет в прекрасной форме!

Саша попросил научить его работе с щавелевой кислотой, и я с радостью пообещал не только научить, но и привезти ему несколько килограммов этого реактива. Мы вернулись к столу, выпили еще по рюмке спирта за наши находки и пошли спать в палатку.

Утром мы проснулись от пения птиц в дубраве. Я встал первым и, прежде всего, даже не надевая ботинок, в одних шлепанцах пошел с металлоискателем и лопатой к ближайшим деревьям. Саша выглянул из палатки и усмехнулся.

– Даже без завтрака? – он держал в руках зубную щетку и пасту в одной руке, а в другой кружку с водой.

Ничего не ответив, я сделал круг у пепелища с останками большого старого дуба, сгоревшего, по всей видимости, год или два назад. На том месте даже не росла трава, земля превратилась в мелкий песок с примесью пепла, отчего этот пустырь за рощей казался чем-то инородным. Там было очень удобно ходить с металлоискателем, и на последних метрах описанной мной окружности где-то под слоем песка и пепла что-то загудело. Я воткнул лопату и сразу вытащил из земли разобранную винтовку Мосина! У нее была удалена магазинная коробка, прицельных приспособлений не было, как и ложевых колец. Затвор отсутствовал, и это была даже не винтовка, а ствольная коробка в сборе со стволом, с чудом сохранившимся спусковым крючком. Когда я поднял винтовку повыше, чтобы через заросли показать ее Саше, то поймал на себе его взгляд, которым он сопровождал меня все это время. Сашино лицо было перемазано зубной пастой, он так и застыл с зубной щеткой во рту и кружкой в руке. Увидев в моих руках копаный ствол, он чуть не подавился пастой, выплюнул ее и радостно засмеялся.

– Давно я не видел, как люди в тапочках оружие выкапывают!

– Сам не ожидал, – отвечал я ему в приподнятом настроении, – как знал, что мне надо сюда пойти!

Уже возле палатки мы вместе рассмотрели мосинку. Металл у нее сохранился гораздо хуже, чем у предыдущих находок. Но Саша успокоил меня тем, что для определенных целей и такие вещи тоже сгодятся.

– Наши винтовки Мосина делались из хорошей стали. Скорее всего, в таком климате у нее от ржавчины не пострадали нарезы, а это самое главное, – вещал Саша, – ржавчина снаружи вообще ни на что не влияет.

– Ну, тогда забирай ее себе, – сказал я ему, – ты сможешь из нее сделать что-нибудь толковое.

Саша с радостью забрал себе этот ствол, упрятал его к остальным криминальным находкам, и мы продолжили утренние процедуры. Пока я чистил зубы, Саша разогревал вчерашнюю еду и заваривал чай. Складывалось впечатление, что я как будто знал, куда нужно идти за винтовкой. Так я еще раз убедился в силе интуиции, а Саша с видимой охотой стал выражать мне знаки уважения.

По завершении завтрака мы уже вместе в полном облачении исходили все это пепелище вдоль и поперек, но больше ничего путного не нашли, кроме ручной машинки для стрижки волос. Она была сделана из углеродистой стали, у нее были отломаны несколько зубчиков, из-за чего и была выброшена. На корпусе машинки даже сквозь ржавчину было видно клеймо с остатками надписи на английском языке и хорошо заметная надпись «USA Patent». Это была ленд-лизовская вещь, и я сохранил ее как необычный, но очень знакомый предмет. В детстве меня отец несколько раз подстригал похожей машинкой уже послевоенного советского производства, и я навсегда запомнил те неприятные ощущения, которые доставляли такие стрижки.

Когда мы вернулись к палатке и к машине, то увидели, как по дороге проехала сначала одна машина, а через минут десять еще одна. Еще через полчаса какая-то из этих машин проследовала в обратном направлении. Каждый раз мы с Сашей останавливались и провожали автомобили взглядом. Им до нас не было дела, но если мы так и будем тут стоять практически на виду, то однажды по дороге поедет тот, кому мы не обрадуемся. Конечно же, целенаправленной милицейской облавы мы не боялись, но та же самая интуиция посоветовала нам покинуть эту стоянку и перебазироваться в более скрытное место. Собрав все имущество, мы за пять минут убрались из дубравы и выехали на дорогу. Я посоветовал Саше ехать вниз по дороге в сторону Сиротинской, как гласила карта. Мы проехали ту самую балку, где я накануне выкопал каску, штык и котелок. Вслед за ней была седловина, самая глубокая часть в этой местности, и, выехав из нее, мы теперь ехали уже вверх. Через полкилометра слева мы увидели разрыв между деревьями, куда вела колея. Там можно было припарковаться и скрыть автомобиль от любопытных глаз, а самим ходить вокруг в любом направлении. Мы уже не искали глазами каких-то следов войны, поскольку весь опыт прошлых дней говорил о том, что война тут была везде, и самые интересные находки можно неожиданно сделать в любом месте.

Когда мы подъехали к ряду деревьев, то оказалось, что это очень примечательная балка, превращенная во время войны в настоящую полосу обороны. По склонам ее были врыты блиндажи, сама балка имела ярко выраженные пулеметные ячейки. То есть, мы оказались на весьма перспективном месте, где все теперь зависело от нас самих. Я решил, что не буду никуда убегать, как делал раньше, а постараюсь составить Саше компанию, чтобы мы вместе могли целенаправленно отыскать и обработать какой-нибудь «жирный пятачок». Так мы исходили эту балку от места нашей стоянки до конца вверх по склону. Это заняло у нас примерно два часа. По ходу выяснилось, что в глубине рощи есть еще одна линия блиндажей, которые еще более глубокие, но в них не было вообще ничего. Конечно, нам везде встречался военный хлам, но, поскольку наши стандарты по находкам поднялись до невероятных высот, то мы засчитывали как находки только реальные вещи. Пустыми мы вернулись к стоянке, попили воды и перекусили бутербродами с салом. Отдохнув в тени, мы продолжили изыскания, не выходя на солнцепек. Рядом с машиной была неглубокая и довольно широкая канава с вкопанными в нее блиндажами, вот в этой канаве мы и продолжили наши поиски.

Рядом с канавой росли дубы, которые кроной своей надежно защищали нас от жаркого солнца, и ходить тут было одно удовольствие. Почти сразу после начала последовали первые находки. Я выкопал целую заднюю маскировочную фару «Notek» для немецкой техники, а Саша назвонил прямо на дне канавы большую и тяжелую деталь, назначение которой он не смог определить. Он позвал меня, и я сразу сообщил Саше, что он удачно обнаружил тут немецкую машинку для снаряжения пулеметных лент. Правда, у машинки не хватало воронки для патронов, струбцины крепления к поверхности стола или к ящику, а также ручки, которая приводила весь механизм в движение. Но сам корпус машинки был очень бодрым. Увидев мой интерес, Саша с радостью отдал ее мне, отметив, что себе ее брать и не собирался. Я отнес находку к машине и спрятал ее подальше, чтобы она не мешала в дальнейшем. Возвращаясь к Саше, я уже представлял, как дома смогу аккуратно разобрать ее и восстановить работоспособность, возможно, мне удастся укомплектовать ее остальными деталями и сделать из нее работающий экспонат?

Тем временем Саша увлеченно копал какую-то немецкую помойку у блиндажа. Там были гильзы от ракетницы, целые стеклянные бутылки, какие-то пробочки и пуговицы. Не желая мешать ему, я отошел чуть поодаль и стал прозванивать бруствер на краю канавы. В очередной раз зазвенел прибор, как осколок или консервная банка. Я копнул, конечно же, и тут увидел в земле очертания рукоятки штыка от Маузера. Еще вчера вечером мы под рюмку разбирались с Сашиным штыком, поэтому этот предмет я тут же схватил и потянул из земли, как тянут из воды упавшего в речку друга. К моему изумлению, штык был в ножнах! Деревянные накладки на рукояти сгнили, но винты остались. Саша почуял, что у меня в руках какая-то ценная находка, и уже смотрел на меня со своего места самым внимательным образом. Я потянул за рукоятку, и штык довольно легко вышел из ножен. Его лезвие было чистым и отблескивало вороненым металлом. Конечно, на клинке был слой грязи, но и только.

Полностью достал штык из ножен и стал рассматривать его. Рукоятка была, конечно, ржавая, ножны тоже были ржавые. И по сравнению с ними лезвие выглядело просто потрясающе. Под гардой были четкие клейма. С одной стороны было клеймо «5353 e», такое же номер просматривался и на ножнах – то есть это были его родные ножны, что значительно увеличивало ценность предмета. С другой стороны клинка стояло клеймо «S/185 G». Качество воронения было выше всяких похвал, я кожаной перчаткой провел по клинку, и тут же на нем проступила блестящее черное покрытие. Правда, ближе к острию воронение немного сошло, обнажив блестящий металл: там пружина в ножнах прихватывает клинок, не давая штыку выпасть из ножен.

Мы с Сашей смотрели на эту находку, я дал ему это в руки и заметил, как Саша нервно взял ее у меня. На лице у него было написано, что именно такую находку он хотел сделать сам и горько сожалел, что такой штык достался не ему, а мне. Как только я понял, что именно такое настроение сейчас у него в голове, я постарался тут же забрать у него трофеем и унести его в машину. Саша еще какое-то время цокал языком, как бы восхищаясь штыком, но на самом деле это была плохо скрываемая зависть. Возможно, он ожидал, что я в качестве ответного подарка отдам ему этот штык? «Извини, но такие вещи мне нужны самому, а ты продолжай собирать стволы, в том числе и те, которые нашел я», – крутилось у меня в голове, и я решил отойти подальше от него, чтобы эти мои мысли не оказались высказанными вслух.

Мы еще покрутились у канавы, потом снова передохнули и поняли, что надо искать другое место. Каждый раз так получалось, что мы приезжали куда-то и собирали там самые сливки в первые несколько часов. Чем дольше мы сидели на этой точке, тем меньше находок было в последующем. Поэтому мы следовали кочевой тактике, стараясь ночевать каждый раз в другой местности.

Итак, мы снова поехали по той же дороге и впереди слева увидели тот самый лесок на высоте, который был виден практически с любой точки, а справа от него на некотором расстоянии была тоже какая-то приметная возвышенность, но там лес рос не так густо. Мы с Сашей проехали по дороге мимо двух этих ориентиров и ехали дальше, как и шла колея. Почти сразу же за леском справа показалась поросшая деревьями балка, и мы свернули с дороги к ней. У балки было несколько отрогов, и мы заехали прямо к центральному оврагу. Там деревья образовывали полумесяц, и на полянке в центре легко можно было расположиться лагерем. Саша проехал через высокую траву прямо за деревья, и теперь с дороги машина была не видна. Предвидя то обстоятельство, что мы тут, скорее всего, и заночуем, я предложил поужинать, отдохнуть и только потом бросить все силы на обследование балки.

Когда мы ехали по дороге и оказались между леском и высотой, то нам открывались потрясающие виды на ниже лежащие степи и меловые горы. Мы оба еще долго за ужином обсуждали дальнейшие маршруты, и сошлись на том, что в любом случае нужно будет заехать туда и насладиться пейзажем.

Уже перед закатом мы заранее поставили палатку и пошли копать. Какое-то время мы ходили вместе по окрестностям нашей полянки, а потом мне надоело, и я ушел в дальние отроги, чтобы разведать места. Преодолев два оврага подряд, я вышел к развилке между отрогами, откуда очень хорошо просматривались меловые горы за деревьями. Представив, что этих деревьев не было в 1942 году, я понял, что здесь рядом нужно искать наблюдательную точку либо огневые позиции. Ближайшие ямы прятались в кустах метрах в трех от меня! Я обошел кусты вокруг, чтобы не продираться через колючки, и оказался в оплывшей ячейке. Внутри нее все звенело. Присев к ячейке, я стал разгребать лопатой мягкий песчаный грунт, и первыми показались какие-то фигурные скобки из латуни, позеленевшей от времени и влаги. Посмотрев на них внимательно, обнаружил между стальными клепками на скобках остатки брезентовой ткани, порыжевшей от ржавчины. Это были остатки матерчатой ленты для пулемета Максим. Обрадовавшись тому, что верно угадал точку и ее предназначение, я продолжил копать в ячейке и вытащил несколько кусков ленты с остатками брезента. К сожалению, это были именно остатки вещи, от ленты осталась только латунная фурнитура. Там же вместе с нею было и некоторое количество стреляных гильз, и больше в ячейке ничего не было. Походив вокруг и прозвенев все вокруг этой ячейки, я ушел без находок.

Ноги сами несли меня дальше, я прошел еще один овраг и оказался среди нескольких глубоких блиндажей, сильно заросших кустарниками. Заглянув в один блиндаж, не поверил своим глазам: прямо на земле, поверх прелых листьев лежал алюминиевый немецкий котелок! Сбежав в блиндаж, я поднял предмет и увидел, что на котелке снизу есть довольно свежий след от лопаты, пробившей его насквозь. Очевидно, что кто-то из конкурентов нашел этот котелок поблизости, но неосторожно копал и повредил находку, после чего с досады зашвырнул его сюда в кусты. Повертев котелок в руках, я обнаружил на одной из его сторон, покрашенных родной краской цвета фельдграу, едва различимый рисунок масляной краской.

Это был белый круг, выписанный тонкой кисточкой, внутри которого были желтой краской изображены континенты, точно как на географической карте мира. Этот рисунок едва просматривался, но именно такая картинка там была нанесена. Сложно было представить, чем руководствовался бывший владелец этого котелка, рисуя на уставном предмете военного снаряжения силуэты континентов. Может, он твердо верил в победу германского оружия и уже намечал места будущих походов? Или же сюда в малую излучину Дона этот немец попал из Италии или Франции, где эстетика была превыше всего, и, руководствуясь какими-то идеалистическими соображениями, автор изобразил этот эскиз?

Сразу почувствовав какой-то скрытый смысл и всю необычность у этой, при первом взгляде, рядовой вещи, я забросил котелок в рюкзак. Пусть тот, кто нашел, случайно испортив и выбросив его, теперь будет плакать горькими слезами, а я сумею превратить этот котелок с необычным рисунком в произведение искусства.

Что же до самого блиндажа, то он прекрасно иллюстрировал правило «Большая яма пуста». Потратив на него какое-то время, я вылез наверх и пошел между кустов. Они росли очень густо, и их цепкие ветки переплелись с соседними растениями так, что в некоторых местах представляли по-настоящему непреодолимое препятствие. Рядом с такой живой изгородью я обнаружил хороший сигнал. Им оказался футляр от складной немецкой лопатки. Точнее, это были остатки от футляра: кожа рассохлась и отвалилась, лишь в тех местах, где к ней был приклепан алюминиевый уголок, куда лопата упиралась внутри футляра, сохранилось немного кожи. По сути, это была уже всего-навсего фурнитура. Теперь была моя очередь выбрасывать находку, но я не стал захламлять блиндаж, а просто бросил этот уголок в ту же ямку. Солнце почти зашло, и оставалось совсем немного времени до прихода темноты. Я пошел обратно к палатке той же дорогой, желая еще раз осмотреть овраги. Может, мне удастся заметить еще какие-нибудь ямки или остатки блиндажей? Но мне ничего так и не встретилось, и я вскоре оказался у палатки. Саша же не торопился возвращаться, и, не став дожидаться его, я разложил стол и достал продукты.

С последними лучами солнца Саша, наконец, выбрался из зарослей и зашагал к лагерю. Его лицо сияло, как будто он сделал какую-то эксклюзивную находку. Дойдя до столика и скинув вещмешок, он достал оттуда лезвие немецкой складной лопатки.

– Смотри, – улыбался Саша, – вот такой сохран! В черной краске, а сбоку на лопате клеймо.

Он протянул мне лопатку, и там на самом деле была видна надпись: «DELTAWERK SOLINGEN 1939». У лопатки, правда, была отломана или даже срезана осколком часть металлической втулки, в которую вставлялся черенок. Но Сашу это не смущало.

– Это всегда можно заменить, – подчеркнул он, – главное, что сам штык лопаты целый, в краске и с клеймом!

Еще его так долго держали в кустарнике, оказывается, монеты. Это уже было гораздо интереснее, и я стал более живо допытываться до подробностей.

– А что подробнее, – отмахивался Саша, – советские монеты, 3 копейки 1940 года, 5 копеек 1941 года. Гораздо интереснее, как от меня ушел ППШ. Дело было так: я ходил там в самых густых зарослях и везде старался просунуть катушку. Потому что во всех доступных местах были следы старых раскопов, там даже кусок советской каски валялся на траве. Так вот, по остаткам затыльников и приливов для штыка я понял, что в одном месте здесь кто-то нашел несколько Маузеров. Они взяли только сами «дудки», а все остальное даже поленились откопать. И я шел по их следам, все эти детали по одной выкопал и смотрю – по логике все идет к очень густому кусту. Я уже туда наклонился, встал на колени, протянул руку с металлоискателем и на весу сунул в кусты – есть! Кое-как пролез туда и вот – вытащил затыльник от ППШ. Жалко, ведь сам ППШ лежал ближе к открытому месту, и они его забрали, стопроцентно он был там!

Саша плюнул, с горечью махнул рукой и закурил. Я живо себе представил, как он полчаса назад лазил по кустам, и как ранее неизвестные нам конкуренты-копатели «увели» у Саши ППШ, но оставили ему лопатку в качестве бонуса. В ответ я рассказал Саше про ячейку с пулеметными лентами и про расписной котелок. Он долго не верил, пока сам не убедился, что едва различимый рисунок на котелке – не случайное сочетание пятен краски и аккуратных концентрических колец вокруг них, а имеющий смысл рисунок, символизирующий карту мира.

Уже почти стемнело, и Саша разлил спирт по стопкам, а я нарезал хлеб, сало, огурчики и помидорчики. Выпив и закусив, мы решили развести небольшой костер. Все-таки тут было много сухих веток, и сейчас в окружении деревьев наш костер никто не увидит, и никого этот огонек в степи не привлечет.

Вместе с костром на полянке появились уют, тепло и домашняя обстановка. Вот уже который день мы жили в этой степи, перемещаясь, как кочевники, с места на место, и незаметно этот природный парк стал нам очень близок и понятен. Саша разлил вторую порцию алкоголя, мы опрокинули по стопке и сели поближе к костру. Когда он стал погасать, отгребли в сторону углей и бросили туда несколько сырых картофелин, которые были у нас в запасе. Как же была вкусна запеченная картошка в мундире! Посидев какое-то время молча, стали снова прокручивать сюжеты дня минувшего, что в такой спартанской обстановке доставляло нам обоим ни с чем не сравнимое удовольствие.

Утром наша полянка выглядела более прозаично, чем вчера перед закатом. Мы умылись, почистили зубы, и после завтрака в обычном порядке жажда приключению позвала нас за собой. Решив не тратить время на тщательное обшаривание мест, где уже явно побывали конкуренты, мы поехали прямиком к так называемой смотровой площадке. Достаточно было выехать с полянки, немного вернуться по знакомой дороге назад и повернуть налево. Саша долго колебался, ехать ли ему по полю к самому краю или все-таки оставить машину на колее? Но в итоге авантюризм победил, и мы медленно прибыли на ту самую точку, откуда открывался просто невероятно захватывающий вид. Слева были бескрайние степи с большим количеством балок и безжизненный лунный ландшафт. Справа высились меловые горы, а за ними были видны другой берег Дона и цивилизация очень далеко на горизонте. Саша взял металлоискатель и захотел обследовать ближайшие к нам заросли невысоких деревьев. Я не возражал, но решил, что сам копать пока не буду, а просто пойду фотографировать все, что успел заметить глаз.

Пока я ходил по этой задонской саванне в поисках лучших кадров, прошел час. Решив использовать возможность, все-таки сделал петлю и дошел до той самой рощи на высоте. Оттуда открывались еще более величественные картины, и был даже виден Дон, а также леса и озера на противоположном берегу. Кроме того, походив между деревьями, я заметил следы войны на высоте: отдельные стрелковые ячейки, несколько оплывших блиндажей. Все это словно взывало: «Вскопайте нас!». Вернувшись к машине, я увидел Сашу, который все еще упорно ходил по полю у балки, и тоже поснимал его издали. Но вот товарищ заметил меня, потихоньку свернул свою поисковую деятельность и возвратился. К большому сожалению, так ничего и не найдя. Сообщив Саше обо всем увиденном на высоте, я достал из багажника металлоискатель и предложил ему пройтись со мной туда. Но Саша отмахнулся: «Садись в машину, поедем туда прямо по полю!»

И мы так же осторожно, объезжая кочки и высматривая перед собой камни и ветки, медленно добрались до подножия высоты. Эта гора имела как минимум одну террасу посередине склона, а на самом верху был песчаный грунт. Когда я был наверху, то краем глаза видел даже самые настоящие песчаные барханы, правда, маленького размера. Саша остановил машину перед высотой так, что с водительского места вся панорама долины Дона была как на ладони. Деревья вдали казались размером со спичку, на горизонте были видны блики машин, проезжающих по трассе М6 «Каспий», и где-то справа виднелся населенный пункт. Если верить карте, то это был поселок Иловля. А до него по прямой было больше 20 километров —вот куда мы забрались!

Мы достали металлоискатели и пошли на высоту. Саша сразу включил прибор, который сработал у него примерно на середине подъема. Он остался копать эти сигналы, а я все-таки добрался до верха и только там включил свой прибор. Стоило только внимательнее приглядеться к местности, как стали заметны большие и маленькие ямы. Чтобы все это обойти, пришлось бы потратить как минимум один день. Я решил не применять методику тотальной проверки, а просто пошел наудачу, махая из стороны в сторону металлоискателем. Везде был тот же хлам войны, что и везде. Приходилось копать каждый сигнал, чтобы не пропустить мимо и ценные предметы. На это занятие ушло еще примерно полтора часа. Я иногда поглядывал по сторонам и особо присматривался к дороге – она с высоты была как на ладони. По ней никто так и не удосужился проехать, но мы знали, что все-таки иногда ею пользуются. Саша не спеша поднялся на высоту и тоже копал железки в свое удовольствие.

Мы никуда не спешили, просто делали свою непростую работу и старались отдаваться ей настолько, насколько это было возможно. Когда все места уже были исхожены, я пошел к Саше, чтобы узнать о его настроении. Не дойдя до него метров пятнадцать, я остановился от того, что мой металлоискатель издал протяжный и безапелляционный сигнал. Саша тоже услышал этот звук и оглянулся. Воткнув в этом месте лопату и поставив на нее прибор, я все же дошел к напарнику и услышал от него рассказ, полный сожаления о выкопанном хламе и осколках. Получается, что тут на высоте все уже было собрано до нас? Или мы просто не смогли найти заветный «пятачок», пройдя мимо него? Обменявшись неутешительными мнениями, мы вместе пошли к той точке, где мой металлоискатель подал неслабый сигнал.

Убрав лопату, я снова провел над землей катушкой – мощный звук не оставил сомнения в том, что там был какой-то крупный предмет. Саша провел над землей своим металлоискателем, и результат был тот же. Я взялся за лопату и принялся разгребать песок. Копать было очень легко, и примерно на глубине одного штыка в песке показались рыжие разводы от ржавчины. Далее я уже копал более аккуратно и вытащил из песка один за другим десять увесистых дисковых магазинов от танкового пулемета ДТ! Целая горка копаных дисков лежала перед нами, и, судя по весу, они были все с патронами внутри. Легкое возбуждение охватило нас, когда я снова провел катушкой над раскопом, и металлоискатель снова загудел, как и прежде. Тогда я углубился в яму, и через полштыка в песке показались ржавые головки снарядов и блестящие латунные гильзы. Их там было двенадцать штук, и еще один снаряд на дне ямы лежал одиноко, без гильзы. Судя по размерам, это были снаряды к 45-мм советской противотанковой пушке. Сложив все находки рядом с ямой, мы стали думать, что бы это все значило, и что теперь делать с этими находками? На гильзах были четкие клейма черной краской, которые несли какие-то непонятные обозначения и вполне понятную датировку – «41 г». Саша отправился к машине за отверткой и молотком, поскольку только с помощью этих инструментов можно было разобрать дисковые магазины для ДТ и вытащить оттуда патроны. Я остался с боекомплектом наедине и сделал несколько снимков на память.

Саша вернулся с целой сумкой инструментов, и вдвоем мы раскрутили гайки на корпусах дисков и увидели, что под крышкой пружины магазинов сохранились в блестящем виде, а металл внутри сохранил черное вороненое покрытие. Оно лишь немного было подернуто ржавчиной, которая образовалась за эти 65 лет от воздействия конденсата. Высыпали из магазинов все патроны в мешок, и я сразу отдал все патроны Саше. Они были все латунные, слегка покрытые зеленоватой патиной, а капсюли на дне патрона из желтого металла сверкали на солнце, словно позолоченные. Обратно собрали все магазины, и без патронов они были совсем легкие. Разобравшись с магазинами, стали думать, как поступить со снарядами. Закапывать их обратно было совсем глупо, но и забирать их с собой в таком виде было бы уж совсем перебором. Саша взял один снаряд и пошел к ближайшему дереву. Я уже подумал, что он сейчас начнет стучать снарядом об дерево, но Саша был совсем не самоубийца. Он просунул головку снаряда между двумя ветками рогатины и аккуратными движениями влево-вправо расшатал боеголовку в гильзе. Мягкая латунь поддавалась, и так Саша разъединил снаряд на две части – саму ржавую стальную болванку и латунную гильзу. Внутри гильзы был крупный артиллерийский порох, он представлял собой желто-зеленые короткие цилиндрики, на которых сверху лежал небольшой моток из мягкой свинцовой проволоки.

– Интересная конструкция, – сказал Саша, – давно хотел посмотреть, как выглядит снаряд изнутри.

– А для чего тут эта проволока? – спросил я, рассматривая фрагменты пороха и этот моток.

– Точно не уверен, – Саша сделал паузу, словно припоминая или раздумывая о чем-то, – но вроде как стволы орудия покрывались слоем меди изнутри, ведь на снарядах были медные пояски, создававшие нужную обтюрацию и помогавшие добиться нужного давления газов при выстреле. Так вот эта проволока при выстреле мгновенно расплавлялась, и этот жидкий свинец смывал медный налет от предыдущего выстрела.

Объяснение звучало вполне логичным, и мы решили разобрать все снаряды таким образом. Порох предполагалось сжечь, а болванки и гильзы закопать в той же яме, где все это добро было обнаружено

Закопав боеголовки, мы выкопали подальше от первой ямы отдельный шурф, куда ссыпали весь порох из десяти снарядов. В яму полетела спичка, и через секунду огромный желто-оранжевый сноп огня поднялся над землей примерно на 3—4 метра. Мы с Сашей отскочили от этого реактивного костра и с напряжением ждали, когда весь порох выгорит. Через двадцать секунд, которые мне показались вечностью, все было кончено. Жар от огня улетучился вверх, шурф опустел, и мы остались стоять на высотке вдвоем в окружении распотрошенных латунных гильз и танковых дисковых магазинов. Диски мы поделили пополам, а боеголовки и гильзы кинули обратно в яму и закопали, таким образом, обезвредив опасные находки и ликвидировав эти опасные предметы для будущих поколений. Лишь две пустые гильзы от снарядов я взял себе на память, а Саша не стал брать ни одной.

Что же это было? Сброс боеприпасов с неисправного танка? Может, тут был склад боепитания для противотанковой пушки, и эти диски и снаряды были забыты в суматохе перед боем? Точно нельзя было ответить ни на один из этих вопросов, но эти предметы совершенно точно пролежали в земле с войны, и мы были рады, что их никто не нашел раньше нас.

Честно говоря, меня немного смутил тот факт, что этот пороховой костер могли увидеть издалека и приехать выяснять, что же здесь произошло. Поделился своими опасениями с Сашей, на что он сказал, что никакого шухера, по его мнению, мы не сотворили. Перед тем, как установить палатку, мы сложили все находки в мешки из-под картошки, причем Саша выделил мне отдельный мешок. Я переложил в него все свои находки, и теперь у каждого из нас в багажнике был свой отдельный склад военного хлама. Перед ужином у нас еще было время, чтобы обследовать ничем особо не примечательную рощицу на склоне балки. Она были интересна лишь тем, что почти вплотную примыкала к склону горы, на которой был этот самый «танковый схрон». Рощица была полна остатками сгоревших деревьев и кустарника. На земле сгоревшая черная трава перемешалась с золой и желтым песком. Мы начали аккуратно ходить по этому пепелищу, в котором оказалось довольно много железа. Сначала я нашел, помимо бесчисленного множества гильз, какую-то деталь от оружия. Саша определил ее как составную часть затвора СВТ. Я отдал ее ему. Затем мне по пути попался квадрат метра на метр с множеством пуговичек, крючков и зацепов, на которой я надолго застрял. А Саша за это время успел на пепелище выцепить в остатках сожженного кустарника и еле живых колючек мотоциклетный номер вермахта. Он был в очень хорошем состоянии, в том смысле, что белая цинковая краска на металле с обеих сторон сохранилась на 90%, и цифры номер с шифровкой сухопутных войск WH были четкой видны. Но номеру не повезло в том отношении, что он был весь посечен мелкими осколками. Это был явный результат закона подлости, когда целый предмет будет вытащен из земли в полусгнившем состоянии, а испорченная в свое время вещь даже спустя 65 лет лежания в земле будет выглядеть, как новая. Но Саша обрадовался этому номеру так, словно это был кошелек с крупными купюрами. Он полил его водой, потер тряпочкой, и в его руках номер и в самом деле засиял, как новый. Там даже проступил штамп фельджандармерии, выполненный красно-малиновой краской. Поздравив его с нерядовой находкой, я вернулся к своему унылому квадрату с одежной фурнитурой, а спустя минут пятнадцать Саша совсем рядом с машиной в пепелище откопал съемные сошки от советского пулемета ДТ. Они были в полном комплекте, выносная мушка на сошках была в наличии, но вот одна из ножек имела след от попадания осколка. Металлическая трубка, из которой была изготовлены сошка, была разрезана острым осколком почти наполовину, в месте попадания сталь изогнулась, как пластилин, и вывернулась наизнанку.

Вероятно, танкисты приняли тут на высоте бой, а после того, как их танки не смогли двигаться или были повреждены, то экипаж покинул машины, достал из боевого отделения пулемет ДТ и диски, после чего продолжил бой как пехота. Поскольку здесь на высоте обнаружился номер от немецкого мотоцикла, то вполне логичным было бы предположение, что наши и немцы сошлись тут в одной точке накоротке. Здесь рвались снаряды, свистели пули и осколки. Бог его знает, сколько здесь погибло людей… Когда все закончилось и бои откатились дальше к Дону, то настало время трофейщиков. Они стали ходить по месту боя и собирать оставшиеся целыми оружие и боеприпасы. Пулемет ДТ, видимо, пострадал не меньше, чем его сошки. Да и немецкий мотоцикл, исходя из повреждений номера, который крепился на переднем колесе, был полностью уничтожен. Все, что можно было открутить и снять для дальнейшего использования, было откручено и снято, а попорченное железо бросили тут же. Уже после войны основную массу металлолома собрали пионеры, комсомольцы и колхозники. Поскольку у них не было металлоискателей, то всякая мелочь, вросшая в землю, так и осталась тут. И вот теперь мы были первыми, кто пришел сюда с металлоискателями и догадался пройти гребенкой по этим сожженным во время весеннего пала травы кустарникам.

Умаявшись за день работы, мы поставили палатку так, чтобы с места лагеря был виден противоположный берег Дона. С наступлением темноты на высоте, несмотря на то, что она весь день прогревалась солнцем, стало прохладно. Мы развели небольшой костер между склоном горы и палаткой так, чтобы его не было видно. В качестве дров мы использовали сухие и наполовину обгоревшие ветки кустарника, так что нас при всем желании нельзя было обвинить в нарушении режима заповедника. После приема горячей пищи мы немного посидели у костра, выпили по паре стопок спирта и стали наслаждаться ночным пейзажем. Где-то вдалеке горели белые огни улиц станицы Сиротинской, справа вдали желтыми огнями был обозначен поселок Иловля. Степь в той стороне, куда закатилось солнце, чернела, как бездонная пропасть. Там не было ни огонька, ни просвета в небе. Только яркие созвездия в бесчисленном количестве мерцали над головой. Сидя у костра, ты не замечал их, но стоило только отойти от него и отвернуться, как уже спустя пару минут глаза привыкали к мраку, и в космосе проступали звезды, яркие и не очень.

Утром, выйдя из палатки, мы увидели, что машина была покрыта толстым слоем конденсата сверху донизу, а по днищу даже проступила изморозь. Солнце было заслонено от места нашей стоянки горой, и чуть дальше на поле, где проходила граница света и тени, можно было наблюдать любопытную картину. Там, где солнце падало на траву, все было хорошо. Зато рядом в тени трава была вся покрыта белым налетом замерзшего конденсата. В общем, в этой степи условия были, как на другой планете. Резкая смена температуры от +30 градусов днем до почти 0 градусов ночью заставляла нас акклиматизироваться два раза в сутки. Позавтракав, мы решили, что дальше копать здесь уже нет смысла. Собрав имущество и, попутно проверив запасы воды, которой еще было достаточно для продолжения автономного рейда, мы сели в машину и поехали туда, где еще не были – в направлении «лунного ландшафта». Так мы называли местность, простиравшуюся на запад. Где-то там заходило солнце, оттуда постоянно дул горячий и сухой ветер, и казалось, что там нет никакой жизни.

Тем не менее, туда на запад вилась дорога, и мы ехали по ней, подчиняясь логике тех, кто ездил по ней до нас. Вот мы спустились по склону в низину, миновали ее и стали подниматься вверх, мимо небольших приземистых рощ. Оказавшись на гребне с развилкой дорог, мы поехали дальше по той, которая была самая разъезженная. Эта дорога за перекрестком повернула налево, и вот мы оказались на довольно высоком и пологом гребне огромной балки. Слева был лесок, который через метров сто уже заканчивался, а справа было повторение такого же самого безжизненного ландшафта, как будто он воспроизводил сам себя через определенное расстояние. Солнце было как будто даже ближе к нам, оно равномерно припекало все вокруг.

Мы проехали немного по дороге и решили остановиться, чтобы в спокойной обстановке осмотреться и определить, что же это за места такие. Судя по следам тракторных колес, люди из станицы сюда ездили довольно часто. Не исключено, что здесь они собирали ветки на хворост или косили сено для домашнего хозяйства. Во всяком случае, эти полевые дороги возобновлялись каждый год, и могли считаться совершенно точными путеводными нитями. Главное было не терять их из вида, чтобы не заплутать в этой дикой степи. Я быстро достал из машины металлоискатель и пошел вдоль дороги вперед. Только материальные свидетельства из верхового культурного слоя, выражаясь научно, могли бы дать конкретные сведения об этих местах. Через полчаса можно было подводить итоги: одна лопатка из нержавеющей стали от какого-то роторного механизма современного производства, несколько пуговиц с тремя дырками от немецкой плащ-палатки и две резиновых подушки от гусениц немецких полугусеничных вездеходов времен войны. Они выглядели так бодро, что сначала я решил, что это какие-то демпферы для современных тракторов. Но, приглядевшись, заметил очень ржавые встроенные в резину гайки, к которым болтами эти подушки и прикручивались на гусеницы. Обсудив весь этот набор находок, мы решили съехать с дороги к деревьям и заночевать здесь. Саша, оглядываясь по сторонам, смотрел недобрым взглядом на безжизненные пейзажи.

– Иди впереди машины, – сказал он мне, – смотри под ноги и убирай камни и острые ветки. Если мы тут проткнем колесо, то это будет катастрофа.

Я прошел от машины к деревьям, следя за тем, чтобы на пути нашего автомобиля не было никаких помех. Саша завел машину и поехал вслед за мной, но в какой-то момент он свернул в сторону и стал обгонять меня. Когда машина поравнялась со мной, раздался стук какого-то предмета снизу по днищу автомобиля, и Саша резко дал по тормозам. Весь белый, он выскочил из машины, хлопнув дверью, и заорал на меня.

– Что там такое? Колесо целое? – его взгляд был бешеным, и я никогда раньше не видел его в таком свирепом виде.

– Колесо целое, – я взглянул на шину, которая была в полном порядке, – но его реакция смутила меня, и я «заморозился».

– Тебе же сказали – смотри под колеса! – орал Саша, – Что там такое? А?

Он оббежал машину, припал к колесу и вытащил из-под машины обломок ветки. Колесо наехало на нее, ветка сломалась и отпружинила по кузову. Ничего страшного не произошло. Но эта неадекватная реакция разозлила меня, тем более, что Саша даже не извинился передо мной за свой срыв. Он побежал обратно на водительское место, потом вернулся и прошел пару метров перед капотом, пнул ногой небольшой камень, едва торчавший из сухой земли, и вернулся за руль.

Я был в шоке от такого отношения ко мне и все никак не мог понять, чем же было вызвано такое поведение товарища? Он же такой смелый и уверенный, неужели испугался возможной форс-мажорной ситуации, когда придется в поле менять колесо или как-то еще чинить автомобиль вдали от цивилизации? Но это риск, который всегда есть. К тому же, мы вдвоем, а это значит, что любую ситуацию мы сможем исправить. Любую, кроме этого предательства по отношению ко мне. Пока эти мысли клубком разворачивались у меня в голове, Саша рывком доехал до деревьев и остановился на опушке этой маленькой рощицы.

Когда я подходил к машине, у меня еще теплилась мысль, что он скажет хоть несколько слов, способных растопить ситуацию и посмеется над своим страхом. В конце концов, извинится за крик и протянет руку, желая примирения. Тем более, что он сам обогнал меня и поехал не ровно вслед за мной, а по непроверенному направлению. Но Саша молча выскочил из машины, снова кинулся изучать днище автомобиля, не взглянув на меня. В этот момент он перестал быть моим другом, а раз так, то выяснять отношения с человеком, который для тебя никто, не имело смысла. Я тоже промолчал, но затаил огорчение и злость. Еще через десять минут напряженного молчания с Сашиной стороны все как будто прошло, он сменил маску озабоченности на свое обычное выражение лица, да и я убедил себя в том, что нужно просто дальше общаться, как ни в чем не бывало. Но все же простить этот несправедливый крик в свой адрес, сравнимый с плевком в душу, я не мог.

К этому моменту солнце уже закатывалось, и мы без воодушевления поставили палатку рядом с машиной, достали продукты и стали готовить ужин. После чая доели остатки сала и выпили по две рюмки спирта. Даже легкое опьянение не могло отменить этой неприятной ситуации, обычная беседа о событиях дня не клеилась. Я не стал поддерживать разговор в темноте, а полез в палатку спать. Последние мысли за прошедший день: «Может, надо было сразу после этого эксцесса достать свои вещи из машины и просто уйти пешком в Трехостровскую? Нет, если уехали вместе, то и вернемся вместе. Но больше вместе с Сашей копать не поеду».

Утром перед завтраком я пошел с металлоискателем побродить по окрестностям нашего лагеря и даже не испытывал чувства голода. Никаких интересных особенностей вроде линии блиндажей или каких-либо других позиций тут не было. Однако по верхам попадались осколки от мин и снарядов, даже целые неразорвавшиеся мины встречались. Значит, тут были маневренные бои, и никто не стремился оборонять эти земли. Все бои были ближе к Дону, ближе к станицам. Там были переправы, что было немаловажным для обеих сторон. А просто так биться в степях до взаимного уничтожения – не имело никакого смысла.

Очевидно, что и советские, и немецкие части тут присутствовали какое-то время, но они здесь либо проходили маршем, либо останавливались на привал. Понятно, что по дну балки в 1942 году пройти и проехать было невозможно, как и сейчас, и тогда огромные массы пехоты и техники старались двигаться как можно быстрее. А сделать это можно было по гребню балки, потому что оттуда видны окрестности, и в случае опасности можно быстро укрыться в отрогах балки. Рассуждая так, я вернулся к палатке. Саша уже приготовил легкий завтрак, и мы быстро прикончили его. Потом выпили чай, заправив организм запасом жидкости. Я сообщил Саше о своих размышлениях, и он предложил спуститься чуть пониже нашего лагеря и все-таки рассмотреть поближе заросшие деревьями отроги балок. Я согласился, и мы вместе пошли вниз по склону. За мелким кустарником в оврагах балок начинались высокие деревья, которым было по 30—40 лет. Они явно были посажены здесь после войны, а может, и сами тут выросли, без вмешательства человека. Овраги были слишком глубокие и узкие, и там не было никаких интересных ям. Все же на что-то надеясь, мы обошли все овраги, которые были в пределах досягаемости, и везде была одна и та же картина. Уже возвращаясь к лагерю, мы заметили какие-то слишком высокие деревья на краю той рощи, где был наш лагерь. Там и кусты были зеленее, и вообще растительность была гораздо гуще. Когда мы подошли ближе, то увидели под деревьями лужу. Это был родник, который бил из-под земли!

Мы попробовали воду – она была совершенно чистая, да и не могло здесь быть поблизости никакой другой воды. Это было какое-то чудо! Набрав воды во фляжку, мы с Сашей сходили к лагерю и набрали воды во все опустошенные ранее емкости. Этого запаса теперь должно было хватить еще на 5—6 дней автономного путешествия по степям. С водой у нас прибавилось и оптимизма. Принеся все канистры и бутылки в лагерь, мы напились чая и решили по традиции переждать самое жаркое время в тени.

После того, как солнце ушло из зенита, мы свернули палатку и поехали по дороге в ту же сторону, что и вчера. Через километр я увидел слева интересную рощицу, которая тянулась вдоль склона ниже дороги, и попросил Сашу остановить машину. Я взял металлоискатель и лопату, но Саша не спешил взять свои принадлежности. Уже второй день он был скептически настроен, ему явно не нравилось то, что мы забрались так глубоко в степь, и он настаивал на том, чтобы мы вернулись поближе к местам раскопок первых дней путешествия. Он присел под деревом в начале рощи и закурил, а я включил металлоискатель и пошел вдоль деревьев.

Не далее, чем через двадцать метров, мой металлоискатель загудел так, как будто я нашел под землей железную бочку. Но это был небольшой предмет. Когда я копнул лопатой в первый раз, то уже на глубине одного штыка почувствовал что-то твердое и металлическое. Грунт был песчаный с примесями камней, но копался легко. И я довольно быстро выкопал узкий прямоугольный ящик из стали. Углы его были округлые, а на боковинах рядом с ребрами жесткости были выдавлены звезды. Это был ящик для хранения лент к пулемету Максима. Ящик был очень тяжелый, внутри там что-то громыхало и переваливалось. Саша мигом подскочил и прибежал смотреть, что же я нашел. Мы открыли крышку и увидели внутри кучу самых разнообразных инструментов, преимущественно автомобильных. Ящик был покрыт рыхлой ржавчиной, и все инструменты были в таком же состоянии. Мы высыпали содержимое на землю и стали их рассматривать. Там были гаечные ключи, зубила, отвертки, патроны от лампочек, несколько ржавых свечей зажигания, штангенциркуль и еще какие-то непонятные инструменты. Все это выглядело очень неприглядно.

– Шоферская нычка, – назвал это все Саша, – кто-то собирал инструменты и спрятал тут.

– Может, это трактористы после войны тут хранили ключи? – предположил я, перебирая ржавые железки.

– Посмотри, от оружия там никаких запчастей нет? – полюбопытствовал Саша, и мы вместе еще раз перебрали все инструменты по одному. Деталей оружия в ящике не было, это были все сугубо технические инструменты.

Поскольку у меня машины не было, я предложил Саше забрать этот ящик вместе с ключами. Он посмотрел на содержимое и отказался, сославшись на то, что таких ключей у него полный гараж. Чтобы не привлекать внимание случайных посетителей этих мест, мы сложили инструменты обратно в ящик и закопали его в той же яме, где и нашли.

– Давай выбираться отсюда, – сказал Саша, когда мы возвращались к машине.

Выбираться так выбираться, и мы, развернувшись, поехали назад по дороге. Когда, наконец, за окном показались знакомые пейзажи меловых гор, то встал вопрос: ехать прямо или повернуть налево? Если прямо, то мы вернулись бы на места первых раскопок.

Соответственно, надо было повернуть налево. Крутанув руль, Саша поддал газа, и мы покатились по менее укатанной полевой дороге. Вдруг впереди за холмом мы увидели антенну, которая возвышалась над плато. Я посмотрел на карту – там было обозначение отдельно стоящего сарая. Мы решили потом подъехать поближе к этому месту и посмотреть, что же это за сооружение. А пока нам и здесь в низине хватало неизведанных мест. Дорога вела вниз, вскоре антенна скрылась за деревьями, и мы увидели справа от дороги множество интересных балок. Где-то за ними я откопал чешский штык и каску, а Саша поднял немецкий штык. Поскольку других вариантов не было, мы свернули направо и проехали вниз к этим балкам, которые образовывали полукруг с полем в центре. На поле в хаотичном порядке росли деревья, кое-где были большие ямы, предположительно, от артиллерии. В общем, даже с первого взгляда тут было интереснее, чем на «лунном ландшафте». Саша остановил машину в тени, и мы вышли на поле.

Сгорая от нетерпения, мы быстро похватали приборы и разошлись по полянке в разные стороны. Я обошел почти все ямы на поле и в результате откопал несколько ржавых гильз от снарядов, кусок советской каски и множество винтовочных гильз. Саша копал преимущественно на поле, и у него был примерно такой же результат. Не удовлетворившись первым заходом, мы снова начали зачищать полянку, на этот раз ходили ближе к деревьям. Кстати, балки тут были настолько неглубокие и неширокие, что у нас возникли сомнения в дате их происхождения. Не исключено, что эти отроги образовались лишь в последние полвека, то есть во время войны тут было практически ровное поле. Это значит, что залезать в эти заросли с густыми и цепкими молодыми кустами смысла большого не было. Итак, мы оставались на открытых местах, но и по периметру полянки никаких классных вещей нам не попалось. Несколько раз мы слышали, как по дороге туда и обратно проехал трактор с прицепом. В просвет между деревьями мы увидели, что он вез огромный воз сена, которое местные станичники тут косили для своего хозяйства. Поскольку наш автомобиль не был заметен с дороги, то мы не беспокоились о том, что наше присутствие будет зафиксировано.

С неутешительными результатами мы с Сашей встретились снова у машины и решили все-таки заночевать здесь. Торопиться нам было некуда, вода у нас была в достаточном объеме, так что горевать было не о чем. Мы поужинали быстро, и еще было довольно светло, когда я решил все-таки еще немного походить по поляне. Саша остался сидеть у палатки, нарезая сало с хлебом и разливая спирт по рюмкам. В хорошем настроении я пошел в сторону основной дороги, перелез через густые заросли и увидел метрах в двухстах несколько довольно больших блиндажей. Пошел прямиком к ним и обнаружил, что они были врыты в склон небольшой и неглубокой балки. Рядом с блиндажами валялись самые разнообразные железки, выкопанные, вероятно, другими копателями в прошлые сезоны. Тут была и сильно помятая блиндажная печка, сделанная из двухсотлитровой бочки из-под топлива, и куски колючей проволоки, и очень ржавые деформированные ящики и укупорки от снарядов; стальные гильзы от орудий, остатки железной кровати с элементами сетки и еще какие-то железки, не поддающиеся идентификации. Все это торчало из земли, но было видно, что изначально эти предметы были выкопаны с глубины, а потом брошены тут, впоследствии стали врастать в землю снова. Обрадовавшись военному хламу, я дежурно включил металлоискатель и стал ходить рядом с блиндажами. Звать Сашу отсюда было бесполезно, он вряд ли бы услышал меня, а кричать на всю степь в сумерках не хотелось. Разведаю пока это место сам, а завтра можно будет и вдвоем тут покопать, решил я. У входа в блиндажи обнаружилось несколько сигналов, я методично выбил их все. Это были алюминиевые пуговицы от немецких кителей, зацепы для снаряжения и баночки от сапожного крема. Довольствовавшись этим результатом, я пошел назад к лагерю и показал Саше немногочисленные, но многообещающие находки. Он изобразил лицом безразличие и сообщил, что водка стынет.

Мы выпили и закусили салом, посидели до темноты, а потом нам обоим вдруг захотелось есть. И уже в темноте, при свете восходящей полной луны мы стали варить гречневую кашу с тушенкой. Съев по котелку, мы выпили еще по стопке и доели все сало до конца. А луна поднималась все выше и выше и все ярче освещала бледным светом степь и черные деревья. На небе вдруг разом высыпали звезды, и мы сидели и любовались этой вечной картиной звездного неба.

На следующий день мы после завтрака пошли к разведанной мной балке. Я довел Сашу до нее и оставил копать его там одного, а сам пошел искать новые места в ближайшей роще. Чем дольше я бродил по зарослям, тем больше мне казалось, что здесь на равнине количество боевых эпизодов было небольшим. Для боя эти окрестности были не очень подходящими. Искать следы боевых позиций следовало ближе к высотам, откуда вид во все стороны был как на ладони. А в этой низине, окруженной со всех сторон высотами, ни один здравомыслящий командир не рискнул бы располагать войска в ожидании боя. Вот если опасности столкновений с противником нет, то такое местно, прикрытое со всех сторон, гораздо больше подходит для каких-то тыловых позиций, лазаретов и баз снабжения. Судя по блиндажам, здесь как раз и жили немцы зимой в конце 1942 и в начале 1943 года. Пока в Сталинграде у Волги было «большое кольцо», в котором ждали своей участи основные силы 6-й армии Паулюса, вот здесь, в малой излучине Дона, другие немецкие части оказались в так называемом «малом кольце». Окруженные со всех сторон широкой рекой и сдавливаемые атаками советских войск, они также оказались в западне, из которой мало кто вырвался. В рощах было множество гильз и осколков, но интересных находок все не было. Походив так часок, я вернулся к Саше, который тотально вскапывал площадку у блиндажей, впрочем, без особых успехов. Он нашел там несколько пуговиц, штык от винтовки Мосина и множество всяких пряжек и элементов фурнитуры от немецких противогазов. Посоветовавшись и придя к единому мнению относительно невысокой перспективности этой низины, мы вернулись к палатке, свернули лагерь и поехали искать новое место.

Мы медленно катили по полевой дороге, осматриваясь по сторонам, и тут я предложил Саше свернуть в сторону той горы, на которой была та самая загадочная башня-антенна. Он не возражал, и мы заехали наверх по извилистой дороге на небольшое плато, доминировавшее над всеми окрестностями. Плато было совершенно ровное, и, почти на самом его краю, в левом дальнем конце поля было небольшое двухэтажное строение. Саша остановил машину на краю поля, и мы пытались рассмотреть подробности, однако это было непросто сделать. Тогда я достал из рюкзака бинокль, и с его помощью мы изучили это сооружение. Здание было огорожено стандартным металлическим забором, у здания стояла «Нива». Рядом со зданием была металлическая вышка скелетной конструкции, на самом верху которой были закреплены антенны. Это была вышка для ретрансляции сигналов сотовой сети или, возможно, метеорологическая станция или пункт связи военного назначения. Во всяком случае, там были люди, которые занимались своим делом. Они нам никак не мешали, и мы тоже решили не мешать им. Повернув направо, мы поехали по полю, стараясь как можно скорее скрыться из вида. В шестистах метрах справа был очень интересный лес. За лесом была полянка, в которой мы могли припарковаться и сделать остановку. Добравшись до опушки, мы обнаружили, что находимся перед въездом на довольно большую поляну, окруженную с трех сторон деревьями, а с четвертой стороны была открытая площадка. Проехав еще метров двести, мы остановились в укромном уголке на поляне, вышли из машины и стали осматриваться. Из-за деревьев слева была видна эта вышка с антеннами, но из домика нас никто уже не мог видеть. Вокруг была тишина, иногда нарушаемая порывами ветра, солнце было в зените и так сильно пригревало, что хотелось как можно скорее оказаться в тени. На полянке в нескольких местах был выход песка на поверхность, и от этого песка, нагретого палящим солнцем, несло теплом и сухостью. Невозможно было поверить, что все это происходило в двадцатых числах октября. Где-то далеко в Москве идут дожди, и люди ходят по мокрым улицам в теплых куртках, а мы тут изнываем от жары и стремимся избегать прямых солнечных лучей!

Оставив машину в тени, мы с приборами направились к интересным барханам. Они, как оказалось, скрывали от взора проезжающих хорошо заросшие густой травой блиндажи и окопы. Обрадовавшись такой удаче, мы с Сашей принялись с жадностью «пылесосить» землю вокруг блиндажей и в них самих. И сразу пошли находки одна за другой. Сначала Саша откопал на выходе из одного блиндажа гранату Ф-1 с целой чекой и кольцом, а потом и я нашел «эфку», но с вывинченным запалом. Что ж, каждому свое. Поймав волну, Саша активизировался на поиске оружия, и теперь его уже нельзя было остановить. Еще через десять минут он уже показывал мне издалека только что выкопанный штык от винтовки Мосина, а еще через четверть часа – и саму винтовку. Тут уж я не выдержал и пошел разглядывать трофеи. Саша внимательно изучал находки, и в этот раз его радости не было предела: хоть у мосинки и отсутствовали магазин и затвор, но была на месте прицельная планка. Она была более массивной, чем стандартные.

– Это планка Коновалова, – авторитетно заявил Саша, – винтовка-то еще казачья, видимо. Видишь, у нее ствольная коробка граненая – это признак ранней модификации.

Мы поплевали на то место на ствольной коробке, где должно быть выбито клеймо с годом выпуска и номером оружия, и увидели там датировку «1927». Это поставило Сашу в тупик.

– Странно, как такое может быть, ведь планки Коновалова массово снимали с царских винтовок и уже советских экземпляров в 1930 году при модернизации. Значит, эта винтовка каким-то образом избежала вмешательств. Но как?

Я оставил Сашу дальше изучать находку в одиночестве и пошел к своим блиндажам. Там мне тоже улыбнулась удача: в песке прозвучал отличный сигнал, который при проверке оказался массивной выпуклой металлической табличкой с покрытием горячей эмалью. Там была целая инструкция, написанная на немецком языке «Gebrauchsvorschrift für den Speisenkessel», что переводится на русский как «Инструкция по эксплуатации котла для приготовления пищи». К сожалению, примерно половина текста этой таблички была утрачена из-за скола эмали. Меня обрадовала эта находка сама по себе, и я с радостью пошел показывать ее Саше. Он, как водится, взглянул на нее и с видимым интересом отозвался о немецкой основательности.

– А вот это видел? – он снял с плеч вещмешок и достал оттуда надульник от немецкого пулемета МГ-34. Наблюдая за моей реакций, которая, естественно могла быть только положительной, Саша снова полез в рюкзак и со словами, – а теперь ты просто офигеешь! – протянул мне бакелитовый приклад от этого же пулемета.

Я был в шоке от замечательного сохрана металла, но Саша перевернул приклад и показал мне трещину на бакелите приклада.

– Видишь, – показал он мне выдавленные на прикладе цифры, – вот тут клеймо с годом выпуска, и прямо рядом трещины пошли. Так жалко!

Что ж, для комплектации макета или в качестве экспоната этот приклад представлял немалую ценность. Но где же остальные детали пулемета?

– Саша, у тебя тут только передняя и задняя часть, – смеялся я, – куда ты спрятал сам ствол и лентоприемник?

Тут Саша снова полез в вещмешок и достал оттуда рычаг подачи патронов, комплект верхней и нижней частей лентоприемника и часть затвора с этого же пулемета, а также целый кусок стальной ленты на 50 патронов.

– Больше ничего там не было, – выдохнул он, – я все проверил, но крупных запчастей там не осталось. По всей видимости, разбирали пулемет по полной, и вышедшие из строя и дефектные детали заменяли целыми из ремкомплекта, а хлам сбрасывали тут же. Но ничего, это тоже пойдет.

За этим копанием мы не заметили, как прошло время. Была уже вторая половина дня, а мы все еще не отобедали. Саша пошел к машине, а я направился к холму, с которого открывалась самая обширная панорама на восток. У меня был с собой бинокль, и в него я видел находящийся в пятнадцати километрах элеватор в Качалино, микроскопические при еще большем расстоянии грузовые автомобили на трассе М6 «Каспий», дома, словно игрушечные, и едва видимую железнодорожную ветку. Приятно было наблюдать цивилизацию издалека, зная, что она всегда рядом, но при этом мы с ней никак не смешиваемся, ездим сами по себе и копаем по войне.

Вернулся к машине, и мы принялись уминать легкую закуску. На такой жаре аппетит куда-то подевался, зато с большим удовольствием мы выпили горячего чая и отправились в тень отдыхать. Накопившаяся за все время усталость уже давала знать, и нам каждый раз приходилось буквально заставлять себя снова и снова брать в руки металлоискатель. Силы восстанавливались медленнее, чем расходовались: мы с Сашей сильно похудели с начала поездки. После 16 часов, когда солнце было уже на юго-западе, мы решили найти более удобно место для ночевки. Отъехав от опушки, мы свернули направо по дороге и проехали в лесок. Деревья там росли довольно далеко друг от друга, а подлеска практически не было. Это было идеальное место для кемпинга, вдобавок ко всему, здесь на высоте было тепло и комфортно. Мы разместили палатку под деревьями, установили столик, разложили еду и стали ждать вечера. Но тут я все-таки не выдержал и пошел с металлоискателем по окрестностям палатки. Больших залежей гильз, осколков и железа не было. Оттого каждый сигнал был в радость. Таким образом, между деревьями мне удалось накопать немного велосипедных запчастей: звездочки, педали, шильда от рамы. Увидев, что здесь тоже попадается хлам, Саша тоже схватил прибор, и наступление темноты мы встретили дружным копанием среди деревьев. И все-таки награда настигает упорных: поблизости от сброса велосипедных деталей Саша откопал стальную пряжку вермахта! Она была целая, без дыр и утрат, хотя общий ее сохран мне не понравился. Но Саша не обращал внимания на мои придирки. Это был явно его день, и находки одна круче другой преследовали его от заката до рассвета. Возвратившись в лагерь, мы приготовили горячий ужин, выпили по паре рюмок спирта.

А когда совсем стемнело, то взяли бинокль и пошли с высоты рассматривать подсвеченные огнями окрестности. В черной степи редкие огоньки уличного освещения мерцали, как далекие звезды, лишь обозначая жилье. В редкие минуты, когда ветер стихал, можно было услышать едва различимый гул с автотрассы. Прямо под нами в излучине Дона была мертвая тишина, и сложно было представить, что во время войны тут побывали тысячи людей, что здесь грохотали ожесточенные бои, и многие солдаты с обеих сторон так и остались лежать где-то в воронках, ячейках и блиндажах. Притом, нам не попадались останки, не было даже намека на кости. Этому мы удивлялись, но целенаправленного желания разграбить захоронения у нас и не было. Поэтому мы искали с прибором в основном по верхам, копали неглубоко и, по сути, собирали металлолом.

Когда мы утром проснулись от ярких солнечных лучей, пробивавшихся в палатку, то воздух был уже насыщен приятными лесными запахами, среди которых был заметен крепкий запах дубовых листьев и какие-то нежные ароматы южных растений, облюбовавших склоны высоты под нами. Позавтракав, мы с огромным сожалением были вынуждены собрать лагерь и уехать из этого прекрасного места. Нас ждали впереди бесчисленные балки, которые скрывали, возможно, тот самый ценный военный хлам, за которым мы гонялись с большим остервенением. Но не успели мы спуститься с высоты и оказаться на равнине, примерно через километр у дороги справа заметили табличку с надписью. Подъехав поближе, оказалось, что это указатель с надписью «Родник Филимоновский». Стрелка показывала на рощу справа. Слева от дороги была очень примечательная гора, поросшая по периметру лесом, а ее вершина была лысая. Эту гору мы приметили еще в самый первый день, и вот теперь, сделав большой круг по плато, мы оказались совсем рядом с ней. Но для начала надо было поехать к роднику и посмотреть, что же он из себя представляет. Ехать пришлось прямо по полю, по укатанной траве. Примерно через километр колея уперлась прямо в рощу, за кустарником была видна деревянная беседка. Пластиковые пакеты, валяющиеся рядом с дорогой, а также стеклянные бутылки и консервные банки свидетельствовали о том, что родник пользуется популярностью, и сюда часто приезжают не только набрать воды, но и «культурно» отдохнуть. Беседка с навесом стояла на поле у опушки, там стоял основательный деревянный стол, и рядом с ним были две скамейки, врытые в землю.

Спустившись по добротно сделанным деревянным ступеням в низ балки, мы увидели выложенный камнями источник, над которым был сколочен навес из досок. Все это выглядело очень живописно. Вода в источнике была чистая, холодная. Первым делом мы вскипятили котелок с этой водой и заварили чай. На вкус чай из этой воды был гораздо мягче и вкуснее. Мы решили опустошить канистры, вылив ту воду, которая была у нас запасена еще из Москвы, а также избавиться от воды, набранной в квартире у доброй женщины в Качалино. Вместо этого мы набрали полные канистры из родника. Не дожидаясь наступления обеденного времени, мы достали газовую плитку и приготовили обед на родниковой воде. Сидя за столом под навесом беседки и поедая гречневую кашу с тушенкой, мы с Сашей испытывали очень приятные ощущения, как будто мы на курорте. Зная, что рядом есть источник чистой воды, не хотелось даже никуда ехать. Мы пили чай кружка за кружкой, и пришлось даже второй раз ставить котелок на огонь и делать заварку. Но так долго прохлаждаться мы не могли. Отдохнув и возвратив себе авантюрное настроение, мы поняли, что надо все-таки покинуть беседку у родника и продолжить кочевую копательскую жизнь.

– Давай посмотрим, что там есть на лысой горе? – предложил я Саше.

– Не возражаю, – отвечал он, не отрываясь от управления, – только нужно встать грамотно, чтобы нас не видно было.

– Там есть разрыв между деревьями, – я увидел, что с большой дороги ведет отдельная колея к горе, – рули туда.

Саша аккуратно въехал по следам других машин между кустов, и мы оказались на узкой дорожке, зажатой кустами с обеих сторон, ведущей прямо на лысую гору. Точнее, это была поляна с пологим холмом, возвышающаяся над плато метров на пятнадцать-двадцать. На середине горы-поляны деревья не росли, а вот вокруг нее была целая роща. Ну как было нам еще назвать это урочище? Ей подходило только название «Лысая гора». Саша свернул с дороги и поставил машину так, чтобы если кто-то и полюбопытствовал, заглянув внутрь своеобразного коридора из кустарника, то не обнаружил бы нашего присутствия. Забрав приборы и лопаты из машины, мы пошли изучать гору. Я добрался до самой высокой точки горы и нашел на вершине остатки больших круглых ям. Это были позиции зениток или крупнокалиберных минометов. Следы раскопов присутствовали и в самих ямах, и рядом с ними. Значит, копатели побывали тут. Ну а как иначе, если эта гора видна отовсюду и находится буквально у въезда на территорию природного парка? К тому же, тут и родник поблизости есть, к которому «не зарастет народная тропа».

В общем, обескураженный и демотивированный, я спустился к роще в точку, диаметрально противоположную нашей стоянке. Роща была довольно густой, деревья перемежались с мелким кустарником, у которого были противные колючие ветки. Надо было найти какой-нибудь блиндаж или окоп, чтобы можно было хоть за что-то зацепиться. Я упорно размахивал металлоискателем из стороны в сторону, и время от времени прибор подавал сигналы. Это были гильзы от винтовок, осколки от снарядов. Вдруг между деревьями я увидел небольшую ямку. Направился к ней и стал обследовать ее, стараясь прижимать катушку как можно ближе к земле. Там было разбросано довольно много гильз, на извлечение которых из-под дерна у меня ушло много времени. В один прекрасный момент вместо гильзы в раскопе я увидел характерную трубку с коленом. Это был штык от трехлинейки. Металл прекрасно сохранился, достаточно было только обстучать штык об лопату, как вся земля из трубки вытряхнулась. Я протер штык кожаной перчаткой, и на солнце заиграли грани штыка, его острие было гладким и выглядело грозно. Засунув штык за поясной ремень, я продолжил ходить вокруг ямы, но в дальнейшем, кроме гильз, больше ничего мне не попадалось.

Успокоенный одной находкой, я устало пошел в сторону машины – она была уже видна сквозь просвет в деревьях. Саша ходил где-то поблизости, периодически обстукивая какую-то очередную находку об лопату, как это я проделал только что. Мне стало интересно, что же он там нашел, и я не стал обходить куст, который лежал у меня на пути. Протиснувшись между двумя широкими ветками, я перешагнул через сухое бревно, лежавшее тут же у куста, вдруг в этот самый момент мой металлоискатель издал громкий и протяжный сигнал. Я совсем не ожидал этого звука, который согнал с меня умиротворенное настроение. Оставаясь в неустойчивой позе с опорой на одну ногу, я снова провел катушкой над тем место, где она сработала, и громкий сигнал раздался снова. Мне пришлось сделать шаг назад, вернуться обратно на исходную позицию перед кустом. Сигнал был где-то под бревном, и если мой металлоискатель почувствовал металл на расстоянии более пятнадцати сантиметров, да еще и под бревном, значит, это был большой предмет. Отодвинув бревно в сторону, я воткнул лопату в дерн, и ее лезвие мгновенно отозвалось металлическим звоном, ткнувшись в предмет под землей. Лезвием лопаты я сдвинул дерн и верхний слой грунта. Под ним была широкая прямоугольная защитная скоба и спусковой крючок… Неужели запчасти от ППШ?

Одним движением я сгреб остаток грунта в сторону, схватил рукой за спусковой механизм и потянул его на себя. Из земли вылез целый ППШ, я невольно отпустил металлоискатель и второй рукой подхватил автомат за кожух. У меня в руках был не просто увесистый кусок стали, а самый настоящий пистолет-пулемет Шпагина. Естественно, деревянного приклада при нем не было, дерево сгнило. Но металл у автомата был наикрепчайший. Прицельная планка была раннего образца, с передвижной планкой, защита мушки была съемной, и она была на месте! Автомат не имел никаких видимых повреждений, но, к сожалению, у него не было магазина и затвора. Я обстучал находку о лопату, прочистил его сухой веткой и поставил сушиться у дерева. А сам тем временем начал квадрат за квадратом обыскивать весь этот «пятачок»: нужно было найти затыльник от приклада, магазин и затвор. Еще минут сорок ушли на это занятие, но никаких других частей от ППШ тут не было. Получается, что реконструкция событий может выглядеть следующим образом: это оружие было потеряно на поле боя, а затем немцы, скорее всего, при зачистке позиций обнаружили его, разбили приклад о землю или об дерево, вытащили затвор и зашвырнули куда-нибудь подальше. Сам ствол бросили тут же, поскольку он не мог быть теперь использован против них. Однако по архивным фотографиям было известно, что русский автомат очень высоко ценился немцами как трофей, они часто использовали их. Почему же тогда немцы не забрали автомат себе? Может, у них не было недостатка в стрелковом оружии, а оставлять на поле боя брошенные русские винтовки и автоматы в исправном виде не позволяла инструкция? Понятное дело, что если бы наши трофейщики отыскали его тут в любом состоянии, то обязательно забрали бы как ремонтную единицу. В общем, так я отыскал свой пистолет-пулемет ППШ, да еще ранней модификации с передвижным целиком! Забрав находку, я пошел к машине. Саша копал уже где-то на вершине, оттуда доносились звуки детектора. Быстро закинув автомат под машину, я воткнул штык в землю, положил рядом лопату и металлоискатель и лег сам.

Счастье переполняло меня – ведь я добился того, что загадал себе. Мне даже не придется собирать ППШ из запчастей, потому что он уже лежит вот здесь, почти комплектный. Дисковые магазины у меня уже есть, один затвор я нашел осенью как раз под Сталинградом, когда мы ездили с Серегой. Ну а дерево… Приклад в сборе с затыльником можно купить в любой момент на Вернисаже в Измайлово или заказать у кого-нибудь из форумчан на самом большом русскоязычном оружейном форуме. В общем, с этой историей можно ставить галочку, и тут мне даже стало обидно, что одна из моих мечт сбылась так скоро и в полном объеме.

Тут как раз Саша спустился с горы. По его унылому выражению лица было понятно, что и ему не удалось найти в ямах на вершине горы ничего интересного.

– Я слышал, ты там что-то обстукивал, – ехидно улыбался Саша, обращаясь ко мне.

– Да вот штык от мосинки нашел, – кивнул я на находку, торчавшую из земли.

Саша устало положил прибор и лопату на землю, достал из вещмешка воду. Мы попили и немного освежились.

– И все? Больше ничего? – Саша не унимался, он словно чувствовал какой-то подвох.

– Да, вот гляди какой сохран, – я старался заговорить ему зубы и протянул штык, чтобы занять его. Он стал рассматривать «иголку» и не переставал восхищаться сохраном.

Улучив момент, я нагнулся к колесу и вытащил из-под колеса ППШ.

– Руки вверх! – скомандовал я громко на весь лес.

На Сашу мой крик не произвел никакого эффекта, он спокойно поднял глаза и, увидев ржавый ППШ у меня в руках, спокойно продолжал стоять.

– Я почему-то совсем не удивился, – сказал он, – это обалденная находка! Поздравляю!

И мы вместе стали рассматривать его. Точнее, я со стороны наблюдал, как Саша изучает все оставшиеся детали, как он удивился прицельной планке старого образца и изумился великолепному сохрану металла.

– Вот так, совершенно случайно и зацепил у куста, когда собирался уходить, – закончил я свой рассказ, – теперь у меня есть ППШ, и я сделаю из него макет.

Саша понял, что этот ствол я ему уже не подарю. Но он не подал вида и равнодушно отдал автомат мне.

– Грех из такой ляльки делать макет, – сказал он, – не спеши, просто спрячь его подальше, а потом можно будет сделать из него рабочий образец. Таких аппаратов больше не найти, так что не порти его, не пили!

Я обещал подумать. Оставив железо в машине, мы с Сашей вернулись на место находки, и теперь уже он вызвался вторично зачистить место, вероятно надеясь найти что-то, что я мог пропустить. Но и ему не удалось отыскать на этой точке ничего, что могло бы прибавить нам очков.

– Ну ладно, – сказал Саша, когда мы возвращались к машине, – не очко обычно губит, а к одиннадцати туз!

Эта многозначная фраза была общим сигналом к тому, чтобы уезжать с этой лысой горы в менее популярные среди туристов места. Выехав на дорогу, мы повернули налево. Через какое-то время машина поравнялась с уже знакомым нам столбом и табличкой при въезде в природный парк «Донской».

– Ого! А мы сделали круг! – воскликнул Саша. Он был прав, за предыдущие дни мы фактически исколесили все плато, и теперь неизведанными для нас оставались балки к югу и юго-западу от перекрестка. Мы проехали эту развилку и остановились слева от дороги.

– Если тут были бои, то, может, как раз тут, у начала плато, было жарче всего? – предположил я. Саша согласился с тем, что лучше сходить и посмотреть, чем потом жалеть о том, что не сделал этого. У дороги была роща, которая скрывала склон и спуск всего плато в низину к Трехостровской. Мы на машине заехали прямо в рощу и снова спрятали ее в деревьях, лежащих ниже по склону так, чтобы нас не было видно с дороги. Только мы успели все это сделать, как по дороге где-то наверху медленно проехал трактор, обдав нас густым облаком пыли. Переждав, пока она осядет, мы оглянулись по сторонам и только теперь увидели, что все листья в этой роще и вся трава была покрыта толстым слоем застарелой дорожной пыли. Теперь понятно, откуда она тут берется. Мы с Сашей взяли металлоискатели, и, особо ни на что не надеясь, стали ходить по заросшим деревьями и кустарником склонам. Тут, безусловно, были блиндажи и ячейки, но железа практически не было. Покрутившись еще минут сорок, мы с Сашей встретились у машины. Настроения копать в этом месте не было.

– А давай съездим на Дон к Трехостровской? – неожиданно предложил Саша, – Там можно искупаться, пока еще тепло, может, и рыбу половлю.

Я согласился, и мы с большой охотой прыгнули в машину, поднялись на дорогу и вернулись к перекрестку, свернули направо и поехали вниз по хорошо укатанной полевой дороге в сторону станицы. Правда, уже подъезжая к Трехостровской, мы свернули на одну из второстепенных улиц и попали на окраину. Но, к нашему счастью, случайно выехали к магазину. Это был не тот магазин, которым мы восторгались в первый день, а другой. Как назло, мы выехали к нему через пятнадцать минут после закрытия: обеденный перерыв.

Рядом с магазином была ограда мемориала, за ней был установлен обелиск в память погибших солдат Великой Отечественной войны. Мы решили дождаться открытия магазина, а мне стало скучно просто так сидеть в машине, и я дошел до мемориала. Давно не крашеный заборчик ограждал довольно большую площадь, но на плитах у обелиска было всего несколько десятков фамилий. На гранитной плите было высечено посвящение воинам, погибшим при обороне и освобождении станицы Трехостровской. Неужели здесь похоронено такое небольшое количество павших? Ведь масштабы сражений здесь были просто гигантские. Судя по карте, тут только в августе 1942 года против одной нашей дивизии наступали три немецких. По отчетам о боевых действиях, более двух третей состава советской дивизии полегло где-то в окрестностях станицы. Но почему тогда так мало фамилий указано на монументе? Где же упокоились две трети дивизии? В углу мемориала было несколько свежих холмиков с советскими ржавыми касками на вершине – это были захоронения бойцов, поднятых поисковиками уже в наши дни.

Я вернулся в машину и рассказал Саше все, что увидел.

– Сколько безымянных лежит, – отозвался он, – ни имени и фамилии, только кости в братской могиле и все. Где-то должны быть еще и санитарные захоронения, и братские могилы в степи.

– Так где они? – возмутился я, – за все время мы в степи не видели ни одного креста или камня, ни одной пирамидки со звездой.

Саша только пожал плечами, поскольку вопрос был явно риторический. Мы дождались открытия магазина, закупили там овощей, минеральной воды и сигарет для Саши, а также шоколад для меня. По сложившейся традиции, съели по стаканчику вафельного мороженого и поехали к Дону. Все дороги в Трехостровской вели к переправе, и мы скатились по знакомой извилистой дороге вниз, а потом свернули направо, оставив паром и очередь из машин слева и позади. Параллельно Дону вилась хорошо укатанная дорога, мы покинули территорию станицы и остановились на берегу. Саша увидел рыбака с удочкой в камышах и, почувствовав себя в своей стихии, побежал устраивать опрос. Видимо, полученные ответы его удовлетворили, и Саша, вернувшись к машине, сел за руль, и мы поехали по дороге дальше.

– Щуки тут есть, – бросил он мне, – там дальше есть протока, где они щук ловят.

Справа от дороги высились меловые горы на берегу, правда, они были не такие высокие, как в степи. Доехав до очередного большого оврага, разрезавшего горы, мы обратили внимание на два острова на реке слева. Один был большой и располагался совсем близко к берегу, образуя ту самую протоку. А второй был ближе к середине реки. Мы проехали вперед и остановились прямо напротив маленького острова. Саша взял спиннинг и пошел к реке, а я достал из рюкзака фотоаппарат и поднялся на ближайшую гору, чтобы сфотографировать пейзажи. С горы картина берега Дона, тянущейся вдоль него дороги и меловых гор по бокам напоминала знакомые эпизоды из фильма «Неуловимые мстители». Казалось, еще чуть-чуть, и из-за поворота по дороге поскачут всадники, догоняющие карету…

А еще я обратил внимание, что эти два острова как будто выстроились в одну линию, и за ними, ближе к станице есть еще один остров, который, правда, превратился в полуостров – протока между ним и берегом обмелела и превратилась в сырую канаву. Теперь понятно, откуда название станицы! Трехостровская – в честь трех островов! Я спустился с горы и пошел к Саше. А тот уже успел поймать одну небольшую щуку. Увидев, что я рядом, Саша попросил поскорее принести из машины ведро и набрать туда речной воды.

Мы посадили туда щучку, она там била хвостом и пыталась выскочить. Саша вошел в раж, и его уже нельзя было и за уши оттащить от рыбалки. Еще через пять минут он вытащил вторую щуку, и двум хищным рыбам было тесно в одном ведерке. Пришлось идти в машину и доставать матерчатую сумку. Вторую шучку мы посадили в сумку и оставили ее в воде, как в импровизированном садке. Я достал из машины свой туристический коврик, положил его на берегу, разделся до трусов и лег загорать. Как приятно было лежать на солнце и отдыхать, ничего не делать и ни о чем не думать!

Примерно через полтора часа Саша вернулся со спиннингом, приговаривая, что щуки все ушли на дно отдыхать. Мы разожгли костер из найденных тут же на берегу веток и вскипятили воду в котелке для каши. По очереди мы сходили искупаться, правда, вода в Дону была холодная, и долго в ней плескаться не хотелось. Но мы использовали эту возможность, чтобы не только искупаться, но и помыть голову с мылом и немного простирнуться. Все-таки столько дней, проведенных на жаре в степи без душа… После купания мы почувствовали себя посвежевшими, отдохнувшими и освобожденными от всех плохих мыслей. Пообедав второй раз за день, мы восстановили силы и совсем по-другому стали осознавать все предыдущие дни.

– Все-таки полезно отдыхать, – промолвил Саша, когда мы приступили к чаепитию, – шесть дней для работы, а день воскресный – нерабочий.

Я был с ним полностью согласен, и мы договорились, что до конца дня сидим тут на берегу Дона, а перед закатом вернемся в степь и выберем какую-нибудь балку для очередной ночевки.

– Уговор такой – я ловлю рыбу, а ты ее готовишь, уху сварим, – Саша хитро подвел черту под разделением труда, и я согласился. Мы сидели у костра, наши вещи сушились на солнце, и время стало тянуться медленнее. Во время активного копания мы едва успевали замечать, как проходят дни, а тут в праздности и безделье минуты тянулись как часы. Мы едва дождались вечера и с огромным удовольствием были готовы скорее поехать обратно в степь, чтобы вернуться к поиску военных трофеев. Примерно в семь часов берег опустел, рыбаки все ушли домой, и все машины разъехались. Только на противоположной стороне Дона в дубравах туристы, живущие в палатках, продолжали купаться, жарить шашлыки и пить водку под навесами у берега.

Мы надели чистое белье и одежду, положили улов в багажник и поехали параллельно берегу в сторону от Трехостровской. На карте я увидел тонкую ниточку этой полевой дороги, ведущую прямо в степь. Если карта не врет и дорога вдруг не закончится в овраге, то мы сможем сэкономить время и в итоге оказаться южнее прежних мест. Дорога от берега шла вверх между балками, с обеих стороны было пусто, и взгляду даже не за что было зацепиться, чтобы запомнить эти места. Примерно через девять километров езды в неизвестность мы выскочили на то самое плато. Дорога выходила в степи у весьма приметного холма, а затем уходила сразу и влево, и вправо. Справа вдалеке мы увидели интересную высоту, которая доминировала над окружающими ее балками. Я сделал пометку на карте, и мы, объехав холм, оказались на поле, за которым были балки. Поскольку солнце уже клонилось к закату, то нам нужно было скорее определяться с местом ночлега. Саша, оценив поле, которое было покошенным и хорошо просматривалось, решил проехать прямо по нему к балкам. Это был грамотный ход, потому что дальше это поле уходило вниз, образуя пологий бугор. Он отлично скрывал образовавшуюся низину от дороги, и мы могли там поставить машину и палатку в любом месте, не опасаясь быть случайно обнаруженными издалека.

За пять минут мы слаженными движениями установили палатку, отметив, что эти несколько часов отдыха на берегу Дона зарядили нас энергией. Оставив приготовление ужина на потом, мы без металлоискателей и лопат решили пройтись к балке, чтобы вместе разведать места. Оказалось, что прямо за палаткой в роще есть отличные блиндажи, ячейки и окопы. Сашу это еще более взбодрило, и он углубился в кусты, чтобы все исследовать самолично. А я остался и, возвращаясь к палатке, сделал крюк через опушку. Между двумя большими кустами мне попались свежие раскопы, земля была взрыхлена на большой площади, и местами на ней лежали ржавые гильзы и осколки. Я уже хотел было начать сокрушаться о том, что конкурирующая фирма опередила нас, как вдруг прямо в рыхлой земле между кусками железного хлама увидел стальную пряжку вермахта, лежащую аверсом вверх…

Орел и свастика в лучах заходящего солнца образовывали рельефную картину, и я специально наклонился к земле, чтобы удостовериться, что это не галлюцинация. Но нет, мне не показалось, это самая настоящая пряжка, вот она лежит тут прямо на земле. Я поднял ее, сдул с поверхности сухую земли и протер перчаткой. Так и есть, она целая и под тонким слоем ржавчины даже видна краска. Но почему пряжка лежит тут? Оглядевшись вокруг и оценив хаотичность, с которой земля была вспахана, я догадался, что это следы деятельности кабанчиков, которые здесь в кустах искали себе пищу и своим тонким нюхом обнаружили неглубоко под землей эти металлические предметы. Поскольку они кабанчикам на вкус не понравились, то все эти находки так и остались лежать здесь. Это была большая удача, что мы оказались в этом месте именно сейчас.

Я пошел к палатке, где Саша уже раскладывал газовую плитку и прочие бытовые принадлежности. Когда я показал ему находку и рассказал о кабаньих раскопках, то он сначала просто молчал, а потом разразился многочисленными цензурными и нецензурными возгласами удивления и восторга. Та легкость, с которой была найдена такая хорошая вещь, не была сравнима ни с одной другой находкой. Я попросил Сашу дать мне найденную им накануне такую же немецкую пряжку для памятной фотографии, и, сравнив их, мы обнаружили явные различия. Сашина пряжка сохранилась чуть хуже, при этом моя была изготовлена из металла чуть большей толщины, да и сама она по ширине была чуть больше; орнамент, надпись, орел и свастика на моей пряжке были более рельефными.

– Ну, теперь просто упасть и не встать, – смеялся Саша, – обскакал меня по находкам, так еще и пряжка сама по себе больше и круче!

Это сравнение позабавило нас, и раз уж прибытие на место принесло такую радость, то нужно было выпить за эту удачу. Но прежде этого мне предстояло приготовить уху из свежей щуки, чего я никогда раньше не делал. Темнело прямо на глазах, и я, следуя Сашиным советам, начав чистить рыбу в сумерках, бросал нарезанные куски филе в котелок с кипящей водой уже в полной темноте. Туда же мы побросали очищенный картофель, нарезанный кольцами лук. Пока я следил за ухой, Саша разливал спирт и нарезал хлеб, выкладывал на наш походный стол овощи.

Уха была просто божественная, наваристая и очень сытная. После стольких дней, проведенных на скудном пайке из круп, макарон и тушенки, рыбное блюдо казалось невероятным деликатесом. Выпив пару рюмок спирта за улов, находки и за наш поход вообще, мы легли спать, предвкушая завтрашнее копание.

А наутро мы с Сашей оба почувствовали последствия от выпитого накануне в виде похмелья и легкого недомогания. В теле была слабость, руки не слушались, было тяжело передвигать ноги, а голова вообще соображала с трудом. На этом фоне мы даже поленились приготовить завтрак, но копательский энтузиазм при этом не иссяк. И в лучах яркого солнца, когда оно еще не успело встать высоко над горизонтом, мы пошли с металлоискателями и лопатами к ближайшим деревьям. Блиндажей было достаточно, и мы распределились по ним так, чтобы не мешать друг другу. Ямы были неглубокие, и железного хлама вокруг них было достаточно, и копать его было довольно легко. Примерно через час, когда мы стряхнули с себя похмелье и зарядились энергией, то снова встретились у нескольких ям, расположенных фактически в одном месте.

Это была маленькая полянка, заросшая кустарником со всех сторон. Ходить по ней было чрезвычайно сложно, жесткие и упругие ветки мешали двигаться, копать; колючки постоянно цеплялись за одежду и так и норовили разорвать ткань. Вместе мы обнаружили в одной из ям сильные сигналы от цветного металла, которые доносились со всех углов бывшего блиндажа. Саша забил шурф и наткнулся на какие-то бесформенные куски бакелита, электрические провода. Это были остатки советских полевых телефонов. Они были полностью разбиты, от них остались только трубки, да и у тех микрофоны были повреждены попаданиями осколков или воздействием каких-то других твердых предметов. Мы вытащили остатки этой телефонии и положили на бруствер. Со стороны это выглядело так антуражно, что мы живо представили себе, как тут сидели связисты, а вокруг гремела канонада и свистели пули. Возле телефонов в земле был еще какой-то железный лист, который нам показался верхней частью какого-то ящика. Он весь зарос корнями от ближайшего куста, и мы принялись в две лопаты обрубать корни. Делать это было тяжело, лопаты постоянно отскакивали от сырых и упругих корней.

Мы решили сделать паузу, обрубить все ветки вокруг, которые мешали нам работать. Некоторые ветки мы сломали, а часть просто выгнули, как лозу, и переплели друг за друга, чтобы они не давали другим кустам наклоняться к нашей яме. Продолжив перерубать корни, мы так увлеклись, что за короткий промежуток времени вымотались и утратили ориентацию в пространстве. В один момент Саша отошел, чтобы не мешать мне рубить с размаха корни лопатой, и встал слева от меня. Я рубанул лопатой по корню, и лопата, отрикошетив, попала в одну из веток, которые были отведены за кусты. Эта ветка сорвалась с места и под действием собственной упругости стала возвращаться в свое исходной положение. Сверкнув обломанным концом, она со свистом разогнулась и чиркнула Саше по подбородку. Я даже не заметил ничего, только увидел, как Саша схватился за лицо и упал вперед на колени как подкошенный. Это выглядело так, будто в него попала пуля или, на худой конец, ему сильно ударили кулаком в лицо. Я бросил лопату и стал его тормошить. Он долго не отнимал рук от лица и сидел на коленях, уткнувшись головой в землю.

Несчастная ветка качалась над ним, и только тогда я понял, что произошло. Честно говоря, в этот момент я испытал злорадство, что нанесенное мне оскорбление вернулось к Саше вот таким образом. Испытывая смешанные чувства, а именно – волнение за его здоровье и удовольствие от того, что даже такие горлопанистые авторитеты могут падать ничком под ударами судьбы, я начал тормошить его. Он медленно поднял голову, убрал руку от лица, и я увидел, что у него слева подбородка четкое рассечение.

– Саша, прости, – у меня задрожали руки, мне и стало страшно за то, что я нечаянно нанес своему товарищу такую рану, и еще я в один момент возненавидел себя за то, что посмел позлорадствовать.

– В глазах потемнело, – тихо сказал он, – как будто с размаху боксер ударил.

Он сел на бруствер, привалился к кусту и стал глубоко дышать. Из рассечения текла кровь тонкой струйкой. Я побежал к палатке за пластырем и спиртом. Полечив раненого, сел рядом с ним. Настроение было испорчено, Саша мотал головой молча, не ругал меня за неосмотрительность и вообще ничего не говорил. Мы так посидели в тишине минут десять, и все это время я корил себя за то, что в душе посмел посмеяться над товарищем в беде.

– Бросаем все это дело и идем завтракать, – наконец сказал Саша, вставая, – а то мы тут с похмелья и с голодухи дел натворим. Ох, хорошо, что не в глаз попало!

Вернулись к палатке и стали в лучах утреннего солнца готовить завтрак. Эта история нас отрезвила и взбодрила, мы стали больше думать об осторожности и стараться не спешить в работе. После еды мы полежали, переваривая калории, а потом еще немного походили по окопам. Рядом с первой ямой Саша обнаружил прямо посередине траншеи небольшой сигнал от цветного металла и стал его копать. Я стоял рядом и наблюдал за процессом. Примерно на глубине полутора штыков в земле показался прямоугольный предмет из темно-серого металла с каким-то рельефом.

– Пряжка! – Саша уже позабыл про то, что он недавно побывал в нокдауне, и резво кинулся в яму доставать находку. Но это была не пряжка, слишком маленьким был предмет. Саша достал его, встал, и мы стали рассматривать. У него на руке лежала прямоугольная пластинка из цинка, которая прекрасно сохранилась в сухой земле. Два ее угла была прямыми, а два остальных имели закругление. Прямо посередине пластинки был рельефно в кругу изображен профиль немецкого солдата в каске.

– Вот это да! – восторженно зашептал Саша, – что это такое?

Он снова взял в руки металлоискатель и провел над ямой – там был еще один похожий сигнал. Докопав его, Саша достал из земли вторую такую же пластинку, но уже без изображений. Эти две пластинки идеально подходил друг к другу по размерам, и по каждой из их длинных сторон были видны следа разлома.

– Это спичечница, – сказал я Саше, – я видел такие на форуме. В них вставлялся обычный коробок спичек, и его можно было носить, не боясь, что он помнется или сломается. В общем, сувенир и безделица, но забавно.

– Когда я увидел профиль солдата в каске, то забыл обо всем, – отвечал он, – хорошая находка, сразу создается атмосфера окопного быта.

Саша спрятал находку в нагрудный карман, а затем мы начали работать с другим сигналом, который был напротив выкопанных ранее телефонов. Судя по мощности звука прибора, это был предмет с цветным металлом. Я загадал, чтобы это была немецкая каска, но судьба распорядилась иначе – это был немецкий противогазный бачок с зеленой краской на поверхности, но очень сильно деформированный. Он выглядел так, будто его только что смяли и выбросили – настолько крепким выглядел металл. С большим трудом открыв покореженную крышку, мы увидели, что внутри бачка находится вставка из тонкого алюминиевого листа. Именно она давала такой сигнал, и это значило, что противогазный бачок еще довоенного производства, когда у немцев еще хватало алюминия, и качество изготовления военного снаряжения было на высоте. Из бачка доносился мощный запах машинной смазки. Присмотревшись, мы обнаружили внутри шматок густого технического масла по типу того, которым покрывают военную технику и оружие во время консервации для отправки на склад. Именно благодаря этой смазке, полностью пропитавшей бачок, он сохранился так хорошо. Вода и воздух не смогли проникнуть к поверхности металла, и ржавчина на нем даже начала образовываться. Но вот что делать с тем, что он весь покорежен, скручен и измят? Саша не стал забирать этот бачок, он посчитал, что аккуратно выправить его будет невозможно, а как антуражная вещь он не смотрелся. Тогда я забрал бачок себе, предварительно вытащив из него столько смазки, сколько было возможно.

Закончив с этой балкой, мы собрали лагерь, погрузили все в машину и хотели уже было поехать по дороге на север, но, едва отъехав от рощи, решили объехать слева ее и разведать отроги этой же балки, только с другой стороны.

Машина медленно ехала по полю, Саша смотрел на дорогу перед собой совершенно равнодушно. Казалось, что ему уже было все равно – проколется колесо или нет, встретится нам на пути полузакопанный камень или нет, попадет колесо в яму или нет.

– Здесь поле покошенное, – словно угадал он мои мысли, – здесь техника ездит, и никаких сюрпризов быть не должно. Хотя все может случиться.

Мы проехали большой участок поля с покошенной травой, мимо нас медленно проплыл круглый островок, который объезжали тракторы, и оттого там густо колосилась высокая сухая трава и росли тонкие кустики. Под ними был едва различимый холм неизвестного происхождения. Отметив эту особенность как ориентир, мы дальше двигались по участку дикой травы, земля на котором, впрочем, была ровная, без кочек и неровностей. Проехав так на медленной скорости примерно пятьсот метров, мы уткнулись в стену из деревьев. От дороги нас отделяло теперь внушительное расстояние. Саша остановил машину так, чтобы между ней и дорогой были несколько деревьев. Таким образом, мы замаскировали машину от чужих глаз – этого вполне хватило, чтобы быть спокойным на этот счет. Места вокруг были очень интересными, приятными по ощущениям. Потому мы сразу решили остаться здесь на ночь, но перед этим следовало хорошенько покопать. Солнце, которое утром обещало палящий зной, вдруг скрылось за тучами. Местность внезапно потеряла контраст, все стало относительно плоским и блеклым. От этого предметы, находящиеся вдали, перестали быть различимыми.

Мы вышли из машины, осмотрелись и достали металлоискатели. С дороги, находящейся от нас примерно в трех километрах, послышался рокот двигателя. Это медленно проплыл вдали трактор типа «Кировец» с огромными колесами. Нам была издали видна только его квадратная кабина. Когда звук трактора перестал быть различимым, мы с Сашей начали не спеша «пылесосить» местность. Начали с полянки возле машины, затем передвинулись чуть ближе к дороге. Саша предпочел ковыряться на поле, а я медленно пошел в сторону деревьев и обратил внимание на небольшой склон. Забыв о времени, я начал методично ходить по нему, не обращая внимания на мелкий железный хлам, которого здесь везде было предостаточно. И в одной точке мне стали попадаться немецкие алюминиевые пуговицы с кителей. Некоторые были практически в идеальном состоянии, а другие были сильно покорежены и даже расплавлены, словно на них воздействовала высокая температура. Всего кительных пуговиц было полтора десятка. Отложив в сторону металлоискатель, я начал тотально вскапывать весь участок. Тут же мне стали попадаться и более мелкие алюминиевые брючные пуговицы, а также совсем маленькие пластиковые. К этому моменту Саша заметил, что я перестал ходить и уткнулся с лопатой в одной точке, и поспешил проведать меня. Буквально при нем я выкопал блестящую монетку 10 рентенпфеннигов желтого металла 1924 года выпуска, так хорошо знакомую по Шоптово. Это зрелище привело Сашу в восторг, он засмеялся, но тут же осекся, почувствовав боль в рассеченном подбородке.

– Только стоило подойти, как из земли монеты полезли, – шутил он, – а мне на поле надоело копать гильзы и осколки.

Я снова взял металлоискатель и еще раз проверил весь участок – больше тут не было ни одного металлического предмета, эта монета была последним. Скорее всего, именно в этом месте были брошены китель и брюки, ткань которых сгнила полностью. В земле осталась лишь фурнитура и монета, которые я все и выкопал. Объяснив Саше свое видение ситуации, я пошел дальше, а он остался на том «пятачке», проверяя своим мощным прибором: не осталось ли что-нибудь после меня не найденным? Но у меня был хороший учитель в лице того же Саши, и через пять минут он ушел с того квадрата, ничего не обнаружив.

Стоило мне пройти буквально пятнадцать метров вперед, как прибор издал сильный и четкий сигнал. Так мог звенеть только цветной металл. Поплевав на руки и стараясь не обнадеживать себя раньше времени, я начал копать и первым же штыком вытащил блестящую трубку из латуни, у которой с обеих сторон были заглушки с креплением байонетного типа. На торце одной из заглушек было клеймо с цифрами и латинскими буквами. Значит, это какая-то немецкая штука. Обстучав трубку об лопату, я вытряхнул из нее сухую землю и аккуратно открыл заглушку. Она поддалась легко, и из трубки я достал довольно крепкую латунную пружину. Она или хранилась в этой трубке или вместе с трубкой была частью какого-то непонятного механизма. На этой находке силы меня покинули, и я устало присел на склоне. Солнце едва проглядывало из-за облаков, но даже так оно хорошо пригревало. Саша ходил по полю неподалеку. Посмотрев на часы, я удивился тому, что уже было далеко за полдень. Вскоре и Саша присел рядом со мной, утомившись. Сзади нас была неглубокая и довольно широкая балка, которая пересекала поле примерно до середины. Отдохнув, мы пошли к ней, попутно размахивая металлоискателем. Но на самом поле, как справедливо заметил Саша, был только стандартный военный хлам, да и то не везде. Подойдя к балке, мы поняли, что тут надо поработать не спеша и очень вдумчиво. По обоим склонам балки были видны остатки блиндажей, и это сулило в перспективе немало находок. Со стороны дороги к балке почти вплотную подходило поле с покошенной травой, но метров за десять до склона начиналась дикая трава. Очевидно, что траву тут не косили, и поэтому эта нетронутая полоска земли на поле у балки тоже теоретически могла представлять интерес. Постояв минут десять, мы с Сашей настроились на нужный лад и лишь после этого медленно спустились вниз и включили металлоискатели.

За первый час я прошел балку вдоль по дну от начала и до конца, за это время мне попались несколько лент от немецкого пулемета, фрагмент подшлемника от немецкой каски, ножны от штыка для Маузера 98к в очень хорошем сохране, фурнитура от немецкого носимого снаряжения. Все это было перемешано с чугунными осколками от мин и гильзами всех калибров. Саша же решил работать точечно и, зацепившись за какую-то одну находку, ходил вокруг этого места по спирали, надеясь «раскрутить» эту точку на другие предметы. Во время второго захода я поднялся на склон балки и пошел вдоль брустверов блиндажей. Эта неторопливая работа также заняла у меня примерно час. Саша сменил точку и углубился в один из отрогов балки в самом ее начале. Там он копал алюминиевые гильзы от немецкой ракетницы, и среди гильз оказались несколько целых патронов. Поскольку у него в коллекции была целая рабочая немецкая ракетница, найденная им в Шоптово собственноручно, то его интерес к такого находке был понятен.

Мне по верху блиндажей попадался один мелкий хлам, лишь в одном месте на поле я нашел штык от трехлинейки. Он был в очень хорошем состоянии, на кнопке даже была видна накатка в виде параллельных линий, и кончик штыка сохранил шлицевую заточку. Не Бог весть какая находка, но это уже кое-что. Когда я подошел к Саше, то оказалось, что у него набралась могучая кучка находок, которые он не смог идентифицировать с первого раза.

– Вот есть две интересных детали, – говорил он, развязывая вещмешок, – судя по фактуре обработки, это русское производство.

– Почему так думаешь?

– Во-первых, сама конструкция не похожа на немецкие схемы, у немцев более правильные формы деталей, – объяснял Саша, – да и вот тут где-то был номер, – он крутил интересную причудливую детальку с пазами по бокам и маленьким круглым отверстием с одного бока, – смотри, как интересно! А во-вторых, у немцев всегда номер выбит ударным клеймом, а тут он нарисован от руки электрическим карандашом. Так делают на отечественном оружии.

Я посмотрел внимательно эти запчасти, за мгновение представил, на какой же системе может стоять такой узел, и понял, что тут двух вариантов быть не может.

– Саша, это замок для пулемета Максим, размеры и технологическая культура деталей говорит о том, что это архаичная система. Ты же знаешь, в каком году Максим придумал свой пулемет, – и я отдал Саше эти замки.

– Вполне может быть, – согласился он, – это как раз отверстие для бойка, а вот ударник – сюда должен попадать курок. Так, если это замки, то где должны быть сами пулеметы?

Этот вопрос озадачил нас и заставил посмотреть на балку совсем по-другому. Оказалось, что Саша нашел замки прямо на дне балки, в том месте, куда я не дошел. Настроенные на то, что в этой балке могут быть отдельно брошены мелкие детали от оружия, мы возобновили поиски и теперь внимательно относились к каждому сигналу черного металла. Эта тщательность дала свои плоды. Через пятнадцать минут Саша, который перешел на другую сторону балки, прямо в ее склоне нашел штурмовой барабан для немецкого пулемета.

– Теперь и у меня есть «кекс», – восторженно кричал он мне издалека. И продолжил копать там, спускаясь все ниже по склону.

Я не утерпел и тоже перешел на другую сторону, но начал свой путь с края поля, в той самой непаханой и некошеной полоске земли. Прямо на краю балки мой прибор начал гудеть так, как гудит обычно очень плотный металл. Я начал работать с этими сигналами и сначала выкопал какой-то короткий шомпол. Издалека показал его Саше, но тот сразу сказал, что ему неизвестно его происхождение.

– Это не от мосинки, – кричал он мне со дна балки, – у мосинки длиннее. Но и не он Маузера, там другая форма проушин для чистки. Может, от ППШ или от ППД?

Оставив вопрос идентификации на потом, я вернулся к созвездию сигналов и в следующий момент увидел в земле защитную скобу вокруг спускового крючка и очень знакомую пистолетную рукоятку.

– Пулемет МГ? – спросил я себя вслух, – Саша, Саша, тут у меня пулемет, мне кажется.

Эти слова заставили Сашу резко обернуться, он замер в ожидании, чтобы не пропустить момент истины.

– А где? – растерянно произнес он, видимо, ожидая, что я уже выкопал железо из земли.

– Да вот тут, пистолетная рукоятка и крючок, – с этими словами я поддел лопатой за спусковую скобу и поднял на лопату одну лишь пистолетную рукоятку. У нее снизу было прикреплено небольшое кольцо, к которому крепился страховочный ремешок. Это не была деталь пулемета, к сожалению. Но это совершенно точно была пистолетная рамка!

– ТТ? – с придыханием вырвалось у Саши, – а ну, дай я гляну!

С этими словами Саша выпустил лопату из рук и в три прыжка оказался на поле возле меня. Я передал ему рамку, которую сам уже успел слегка рассмотреть. В руке она лежала очень удобно, указательный палец сам попадал на спусковой крючок, но металл с нижней стороны подгнил до состояния легких каверн, и спусковой крючок с одной стороны истончился. Из рукоятки были выкручены винты крепления накладок и были выбиты некоторые оси, которые там должны были находиться; накладки у рамки отсутствовали. Магазина в рукоятке не было, но снизу было очень хорошо сохранившаяся шахта для магазина и кнопка его извлечения.

– Нет, это не ТТ, – сказал Саша, после внимательного изучения рамки, – похоже на какой-то из Браунингов, там тоже такая же система со скрытым курком. Но это не «девятка», в смысле, калибр не 9 мм, а 7,5 мм или 6,35 мм. Может, какой-то из «Браунингов» или его подражание. Ну, ищи теперь остальное, тогда будет ясно, что это за система.

И он вернулся к своей ямке, а я убрал пистолетную рамку в карман брюк и продолжил копать. В следующий момент нашел сломанный пополам намушник от ППШ раннего образца, тот самый, что был съемным и часто терялся в горячке боя. Обе половинки его лежали в земле недалеко друг от друга, и я забрал их как дополнительный образец. Целый намушник у меня уже был в составе того ППШ, который нашелся на Лысой Горе. Затем уже при тотальном вскапывании рядом с местом обнаружения рамки я наткнулся на очень интересные фрагменты бакелита. Это были осколки с характерной насечкой на лицевой поверхности, в которых я через минуту опознал элементы бакелитовых накладок от немецкого пистолета-пулемета МП-40. Накладки могли потрескаться только в том случае, если оружие небрежно бросали на что-то твердое, и тогда от бакелита могли отвалиться такие небольшие куски. А где тут в балке твердая поверхность? Здесь обычная земля, которая даже в мерзлом состоянии не способна иметь плотность металла или камня. Значит, оружие бросали на что-то металлическое, то есть, на другое оружие. Ага, если здесь была куча оружия, которое собирали и сбрасывал тут же на поле, то тогда все понятно. Вот откуда тут шомпол, намушник, пистолетная рамка и прочее. В этой балке было много оружия, которое после боев собирали, складывали прямо на том месте, где стою, а потом увозили куда-то в другое место. Стоило только мне так подумать, как еще через минуту с последующим сигналов из земли были извлечены сошки от пулемета ДТ. Они были в прекрасном состоянии, металл сохранился настолько хорошо, что на его поверхности почти не было заметно утрат.

– Саша, – я откопал тебе подарок, – крикнул я товарищу и поднял над головой сошки.

– Вот это да! А я такие ищу давно! – Саша снова подбежал ко мне и стал вертеть находку в руках, – отличный сохран! Вот ты нашел отличное место, я сейчас сюда приду! Надо тут все вокруг вскопать «на лопату», даже без прибора.

Когда мои сигналы закончились, то я уступил место Саше, а сам сел рядом на склоне. Саша самозабвенно копал по верху балки, как добросовестный дачник копает огород. Он вспахал довольно много земли, но больше там ничего не было. Это было очень интересное место, в котором, увы, остались лишь остатки былой роскоши. Можно лишь представить, сколько тут было оружия самых разных систем, которое прямо тут перебирали, раскладывали в разные стороны целые и поврежденные образцы, разбирали какие-то на части. Немного отдохнув, мы обошли всю балку по периметру, ожидая встретить подобные локальные места сбора стволов, но больше нигде ничего подобного не обнаружилось.

Стоило нам только подумать, что пистолеты, винтовки, пулеметы и пистолеты-пулеметы на самом деле когда-то лежали прямо земле, как сердце начинало усиленно биться, и мозг от этого принимался усиленно пульсировать. Если где-то чего-то мало, то в другом месте этого в избытке!

– Ты совершенно прав, – отвечал мне Саша на эту фразу, – можно десять лет ходить по убогим местам и собирать гильзы, а можно приехать в хорошее место и найти вообще все, что только можно и нельзя. С этого момента я на обычный хлам даже не буду время тратить. Оружейная сталь звенит по-другому, и даже если это маленькая деталь от ствола, то это сразу понятно.

Мы однозначно постановили, что на этом месте у балки нужно походить еще, но на сегодня весь наш запас сил был исчерпан. Вернувшись к палатке, мы приступили к приготовлению ужина и обустройству лагеря. Когда после ужина я вытащил из машины свой мешок с военным хламом, чтобы добавить туда последние находки, то меня охватил тихий ужас.

Магазины от автомата и пулемета, сам пистолет-пулемет ППШ, гильзы от пушки, несколько штыков, шомпола, пулеметные ленты, множество мелкой фурнитуры, а в завершение всего этого – рамка от пистолета сверху. Пожалуй, из-за хорошего сохрана всех предметов уже можно было признать все это голимым криминалом. Моя куча находок выглядела весьма серьезно: в репортажах милицейской хроники, где показывали задержанных черных копателей, подобных предметов было гораздо меньше. Про Сашин мешок я даже боялся подумать, у него там было несколько стволов и множество деталей от оружия, которые элементарно могли быть признаны основными частями. Стараясь не держать в голове даже образы всего того, что мы накопали, и не думать об этих вещах как о своих, я завязал мешок и убрал его на самое дно багажника. Перед сном мы с Сашей выпили пару рюмок спирта, закусили печеной картошкой и легли спать.

На следующий день мы проснулись поздно. Сквозь сон я слышал, как что-то с самого утра тарахтело не очень далеко от нас, но шум этот был монотонным и к нам не приближался. Так что особых беспокойств он нам не доставлял. Проснувшись, мы захотели снова пойти к балке, как и планировалось, но оказалось, что виденный нами вчера колесный трактор с самого утра как раз и тарахтел на поле недалеко от балки. Он ездил туда-обратно и боронил землю, поднимая клубы пыли.

Саша обеспокоился, что если он быстро обработает все поле, то это может стать для нас ловушкой: по бугристому полю с вывороченными кусками земли машина не сможет проехать назад к дороге, и мы окажемся запертыми в этом кармане. Кроме того, работать в балке на виду у тракториста было совсем неразумно. Поэтому мы поспешили собрать палатку и выехать с этого места прежде, чем трактор превратит все поле в непреодолимое препятствие. Проезжая к дороге, мы отметили, что трактор и не собирался боронить поле вплотную к деревьям, и между опушкой и полем оставалась полоса шириной метров 5—7. Но мы ехали вперед, не собираясь возвращаться на это место. Выбравшись на дорогу, мы снова поехали на север.

На этот раз мы решили прокатиться почти до той точки, где въезжали в парк «Донской» в первый день нашего увлекательного турне. Примерно через 3 километра мы оказались на очень приметном перекрестке. Там встречались несколько дорог, идущих в разные стороны, и они огибали небольшую гору. Эту возвышенность трудно было назвать холмом, она имел пологие склоны, по форме была похожа скорее на каплю, чем на круг или прямоугольник, но по высоте скорее напоминала именно гору. Эта высота доминировала над окрестностями. Справа от нее была роща, а за ней – балка и склон плато к станице Трехостровской. Слева от горы тоже были балки, которые также спускались в низину, переходящую в тот самый безжизненный лунный ландшафт. Запомнив эти места, мы по накатанной пыльной дороге добрались до уже знакомого нам перекрестка.

– Сделали круг, – обрадовался Саша, – ну что, куда теперь поедем?

– Давай вернемся назад и, не доезжая до горы, свернем направо, – отвечал я, посматривая на свою карту, – там были балки, и за ними есть еще рощи интересные на возвышении.

– Как скажешь, Пал Николаич, – заулыбался Саша, – кривя рот от боли на ушибленном подбородке.

Мы развернулись и поехали обратно, изучая окрестности. Нам было достаточно один раз увидеть место, и мы прекрасно запоминали его, а также все его особенности: сколько там дорог, сильно ли езженые на них колеи, есть ли рядом балки и большие деревья, что скрывается дальше и так далее. Добравшись до поворота к нужной нам балке, Саша сбавил скорость. Мы ехали по кромке дикого поля, на котором колосилась высокая трава. Вдруг прямо перед машиной мы увидели силуэт огромной хищной птицы, которая сидела на дороге. Саша затормозил, и птица, равнодушно оглянувшись на нас, разложила крылья, которые в размахе были точно больше двух метров, сделала несколько взмахов ими и переместилась с дороги на поле. Мы заметили ее огромный хищный клюв и мощные лапы с хорошо развитыми острыми когтями. Открыв рот, мы проследили за ее неспешным невысоким полетом.

– Ничего себе, – тихо сказал Саша, – вот это орлы тут летают! Такой лапой схватит, и не отобьешься. Он тут зайца выкруживает или лису. Хотя такой хищник может и овцу утащить, с него станется.

Орел словно услышал наше нескромное обсуждение его достоинств и решил не оставаться на поле. Махнув несколько раз мощными крыльями, он поднялся выше крыши нашей машины и улетел подальше, где мы его уже не могли видеть. Свернув по наезженной колее с дороги на поле, Саша смело поехал вниз к балке. На поле трава была скорее зеленая, чем желтая, что говорило об особом микроклимате в этом месте. То ли вода тут подходила близко к земле, то ли еще что, но деревья в балке также имели густую зеленую листву, которая почти не выгорела на солнце за все лето.

Оставив машину, мы пошли с металлоискателями и лопатами в рощу. Сразу же в деревьях увидели хорошо развитую сеть окопов и блиндажей на обоих склонах. Очертания ям выглядели как-то уж очень аккуратно, что намекало на былую популярность блиндажей у местных мародеров из станицы. Покопавшись на месте с полчаса, мы были вынуждены утвердиться в этой догадке: никаких крупных предметов тут не было, все как будто метлой подмели. Оставалась только надежда на то, что какие-то мелкие предметы могли быть пропущены мародерами и затерялись в этих дебрях. Примерно в середине балки мы увидели признаки воды – листья и ветки были черными от влаги, далее вниз по склону эта картина так и продолжалась. Очевидно, это и был тот самый родник, который питал всю окружающую экосистему. Вода распределялась в верхних слоях почвы и питала окружающие растения, и это давало жизнь всей балке.

Походив по обоим склонам примерно два часа, мы не нашли ни массовых сбросов предметов снаряжения, ни мелкого мусора, ни стреляных гильз. Только на втором заходе Саше удалось зацепиться за один небольшой участок с железом, это был целый склад новых неношеных подков для немецких сапог. Они были в прекрасном состоянии, там были подковы разных размеров. На них были четкие клейма, выполненные еще и при литье, с указанием размера подковы и ее назначения – левые, правые. Видимо, тут у блиндажа стоял целый ящик с этими подковами, который со временем сгнил, и так эти мелкие стальные предметы оказались погребены под толстым слоем дерна. Это место мы не спеша раскопали полностью, вытащив все до последнего предмета. Разделив находки пополам, пошли обратно к машине. На каждого пришлось примерно по 4—5 килограмм сапожных подков.

К этому моменту солнце уже скрылось за деревьями, и мы, находящиеся в низине, почувствовали легкую прохладу и свежесть. Наверху на поле еще можно было видеть согреваемую солнцем траву и бурьян, оттуда изредка ветер приносил сухой воздух, смешанный с пылью и горькими запахами степных растений. Мы поставили палатку за небольшим деревом и начали готовить ужин. Когда мы уже сели за стол и принялись за еду, вдруг на поле показался автомобиль. Это был бежевый УАЗ, он остановился так, что мы могли его видеть. Значит, он тоже видел нас, нашу машину и палатку. Я привстал со стаканом чая в руке и помахал рукой в сторону машины. Если им интересны мы, то они могут легко подъехать сюда по полю, так что лучше будет сразу поприветствовать этих людей и дать им понять, что мы готовы поговорить. Но УАЗ стоял на поле с работающим двигателем, из машины никто не выходил. Я сел обратно и вернулся к каше с тушенкой.

– Если надо – сами приедут, – сказал Саша, сидевший к машине спиной, и мы продолжили ужин.

УАЗ еще немного постоял наверху, а затем заурчал и задом уехал туда, откуда и появился. Мы с Сашей переглянулись и так и не поняли, что это было. Одно было ясно – мы не заинтересовали этих людей, и они не сочли нужным вступить с нами в диалог, даже просто не вышли пообщаться.

Когда мы принялись традиционно после ужина разливать спирт по стопкам, солнце зашло, и буквально через пятнадцать минут все вокруг нас было окутано полупрозрачным серым туманом. Мы с Сашей не верили своим глазам.

– Что это такое? Ты видишь эту дымку? – спросил я его.

– Да, как будто дым стелется, только гарью не пахнет, – подтвердил Саша.

Тогда я со стопкой у руках поднялся по полю к дороге, и увидел, что выше определенного уровня тумана нет, да и температура у дороги и на поле была гораздо выше, чем у нас внизу. Я прошел к тому месту, где стоял УАЗ, увидел четкие следы протектора машины и свежий окурок. Оглянувшись на палатку, я обнаружил, что сверху весь наш лагерь был укрыт легкой белой дымкой. Возвращаясь, я совершенно четко почувствовал разницу температур и чем ближе подходил к лагерю, тем прохладнее становилось.

– Похоже, что мы снова будем мерзнуть, – сказал я Саше, – как тогда весной в «котле» в балке Холодной.

Саша опрокинул рюмку и пошел к машине. Из багажника он достал старый отцовский стеганый ватник цвета хаки и накинул на плечи. Я тоже достал теплую одежду из рюкзака, и мы уже в полной темноте разожгли костер из сухих веток, чтобы было веселее пить спирт.

Утром солнце сразу стало светить на нашу полянку, и земля оказалась прогретой довольно быстро. Когда мы после легкого завтрака вышли на поле, чтобы поразмяться, оказалось, что ночью прошел легкий дождь. Мы собрали палатку, загрузив все в машину, решили переместиться из низины на более высокую точку. Поднявшись на поле, мы проехали дальше по дороге в сторону степи и остановились у другой рощи. Там деревья были довольно большими, и имелась удобная поляна для стоянки машины. С этой точки можно было ходить по всем окрестным рощам, и мы решили разойтись в разные стороны, чтобы разведать больше мест.

Эта роща, впрочем, как и остальные поблизости, очень сильно заросла мелким кустарником. Ходить там было очень тяжело, и я в течение часа сильно изорвал свой китель и брюки о колючки и жесткие упругие ветки. Стреляные гильзы, фурнитура от снаряжения и были разбросаны под кустами в достаточном количестве, и являлись приманками, которые заставляли копать каждый сигнал. И каждый раз приходилось буквально плеваться, разочаровываясь в мелочности находки. Но все-таки такая тактика дала свой результат, когда, в очередной раз выкапывая предмет по сигналу цветного металла, я достал из земли знакомую овальную пластинку. Это был целый немецкий солдатский жетон из цинка. Он прекрасно сохранился, там были видны все шифровки. Не останавливаясь на достигнутом, я сразу же стал зачищать этот участок, но больше ничего найти не удалось. Тогда я стал изучать жетон. Он принадлежал служащему из 9. /L. A. (E.) R. 262, что расшифровывается как 9-я учебная батарея 262-го артиллерийского запасного полка. Жетон имел личный номер 15, это свидетельствовало о том, что владелец поступил в вермахт еще до войны. Когда я буквально выполз из этой рощи, то пошел к Саше, чтобы узнать о его успехах и показать ему жетон. Мы вместе проанализировали, как тут на склонах могли располагаться немецкие артиллеристы, что из этого следовало, и чем эта информация могла бы нам помочь.

Выходило так, что это были позиции, удаленные от непосредственной линии соприкосновения советских и немецких пехотных частей в 1942 году. Значит, тут был смысл искать жилые блиндажи и места, где могла стоять бронетехника, автомобили; где могли располагаться склады снабжения и вспомогательные части. Что ж, это тоже было интересно, ведь в таких местах в конечном итоге можно найти вообще все, что угодно.

Мы сели в машину и проехали еще немного по дороге вперед, а потом повернули налево и аккуратно покатились вниз по узкой полянке, стиснутой двумя рощами. Когда уклон закончился, то мы почти под прямым углом уткнулись в полевую дорогу. Судя по всему, она довольно часто использовалась, и, если придерживаться ее, то вероятность заблудиться в этих балках будет ничтожной. Мы немного проехали вперед по этой дороге и за следующей рощей повернули направо, снова немного поднявшись вверх по склону. По сути дела, нам нужно было только оставить машину в неприметном с дороги месте, а затем уже пешком исследовать все эти многочисленные балки, рощи и поляны.

Припарковав автомобиль за деревьями, мы с Сашей сразу же достали из багажника металлоискатели и лопаты. Был уже полдень, и солнце хорошо припекало, но если не выходить на открытое место, то можно работать до самого вечера без перерыва: плотная крона деревьев хорошо защищала от палящего солнца. Отойдя на пару метров от машины, мы заметили несколько блиндажей в роще и сразу же припустили туда. Находки не заставили себя долго ждать. Через пятнадцать минут Саша уже крутил в руках очередной немецкий штык от Маузера. Сохран его лезвия был удовлетворительный, бакелитовые ножны были без утрат и трещин. Только одна деталь смущала: к ручке и гарде была плотно прикручена стальная проволока, один конец которой свободно болтался. Когда Саша размотал эту проволоку, то под ней мы увидели остатки клейма. Там была какая-то надпись на немецком, которая обозначала фирму-производителя, а под ней красовалась четкая цифра «1930». То есть этот штык состоял на службе еще в Веймарской республике. Саша вернулся к тому месту и еще через пару минут выкопал большой алюминиевый крюк. На нем были четкие клейма приемки Ваффенамта и еще какие-то обозначения латинскими буквами.

– Для чего крюк, для мяса? – Саша вертел в руках эту огромную штуковину, и перед глазами у меня промелькнула картина работы полевой кухни и свежее мясо, подвешенное на крюках после разделки. Но этот крюк был слишком тонкий, чтобы выдержать вес туши.

– Не похоже, – вслух размышлял я, – это скорее что-то техническое.

– Может, от оборудования связи? – предположил Саша, – штыки с проволокой я и раньше находил, мне сказали, что это заземление антенны или что-то похожее. Если так, то крюк мог быть для закрепления на дереве антенны или проводов.

Мы решили не терять время на решение этого вопроса и продолжили ходить по позициям. Всего мы потратили на копание в этом месте больше трех часов, когда, наконец, голод призвал нас к порядку. К сожалению, больше ничего интересного тут найти не удалось, хотя всякого мелкого железа и фурнитуры было у блиндажей обнаружено в изрядном количестве. Пообедав, мы сели в машину и поехали по дороге дальше в степь. Вскоре рощи стали редеть, пока совсем не закончились. Мы поднимались все выше и выше, пока не оказались на небольшой высоте, откуда впереди была видна безжизненная степь, а позади у балок шумели ветвями многочисленные рощи. Здраво рассудив, что в балках можно найти больше, чем в лунном ландшафте, мы развернулись и поехали назад. Проехали последнее место раскопок, потом миновали живописные деревья, нависающие над дорогой, и оказались почти на том самом месте, откуда выехали сегодня же утром. Получается, что мы сделали небольшой круг, и теперь неизведанных мест с этой стороны балки для нас нет. Зато противоположная сторона была нам еще неизвестна, и мы, выехав на большую дорогу, поехали на юг. Впереди уже виднелась гора, которую мы взяли за ориентир вчера. Придерживаясь одной из множества колей, накатанных на поле, мы взяли вправо и оказались у одного из отрогов этой большой балки.

Оставив машину у приметного дерева рядом с рощей, мы с Сашей пошли вместе разведать немецкие позиции. Мне как-то не везло на сигналы, хотя Саша, который шел позади, постоянно останавливался, чтобы откопать очередную гильзу или осколок. В очередной раз оставив его ковыряться с находками, я оторвался вперед и пошел вперед по роще, которая постепенно превратилась в самый настоящий глухой лес. Солнечные лучи сюда почти не пробивались, и на земле был толстый слой дерна, веток и сухих листьев. Все вокруг было серое и темно-коричневое. Я ходил по этому лесу без труда, поскольку мелкий кустарник тут не прижился. Наконец, между нескольких больших деревьев мне попался хороший сигнал. Воткнув лопату в дерн, я сразу же наткнулся на металл. Это были большие саперные ножницы для перекусывания колючей проволоки. Обе ручки были с бакелитовыми изоляторами, правда, у одной ручки отсутствовал круглый набалдашник. Благодаря этому можно было увидеть, что у этого инструмента между бакелитовой изоляцией и стальной ручкой была намотана бумага в несколько слоев. Ножницы были очень крепкие, не считая утраты набалдашника. Одна вещь, которая меня смутила, – ножницы были несимметричные, и если верхнее лезвие было целым, то нижнее выглядело так, словно у него был отломан кончик. Повертев в руках эти ножницы, я бросил их на землю, решив, что такая вещь мне в хозяйстве вряд ли пригодится, а таскать ее с собой было лень. Продолжив движение по этому лесу, я сделал круг и уже собирался выходить на поле к машине, как вдруг понял, что выхожу к совершенно другой поляне и в ином месте. Вернувшись в лес, я постарался найти свои следы и пока не вышел снова к этим ножницам, думал о том, что потерял дорогу назад. Поскольку солнце ушло за тучи, и небо стало пасмурным, я потерял ориентацию в лесу и решил все же пойти по прямой, чтобы все-таки выйти из леса на какую-нибудь поляну.

Через пять минут я дошел до одного интересного отрога балки, который был скорее похож на небольшой овраг, весной превращавшийся в ручей. Сверху там были блиндажи в немалом количестве, но я решил не тратить время на хождение там с металлоискателем, а все-таки дойти до машины, чтобы уже вместе с Сашей вернуться сюда и вместе с ним основательно все тут «пропылесосить». Впускаясь в овраг, я машинально включил металлоискатель, и вдруг рядом с небольшим кустом, который рос прямо по центру этого оврага, раздался мощный сигнал. Он гудел так, будто под землей было много цветного металла. Что за ерунда? Неужели сюда сбрасывали гильзы сверху? Повинуясь железному правилу, я воткнул лопату в землю и стал копать. Рядом с поверхностью ничего не было, я провел катушкой металлоискателя над ямой снова, и сигнал убедил меня, что предметы находятся глубже. Надо копать! Примерно на половине второго штыка я уткнулся лезвием во что-то твердое, металлическое. Нагнувшись к яме с мягкой, почти черной землей, я рукой поддел предмет и увидел, что это стальная пряжка вермахта в идеальном состоянии! А под ней лежит еще одна такая же! Сидя на коленях, я стал разрывать руками землю и вытащил из ямы еще пряжку, потом еще и еще. В очередной раз, вонзая пальцы в рыхлую землю, я достал две алюминиевых пряжки, а они в яме все не заканчивались. Я провел над ямой катушкой, и снова несколько громких сигналов огласили весь овраг и весь лес! Кровь прилила к моим щекам, у меня застучало в висках. Сквозь шум в ушах и порывы ветра мне показалось, что я слышу автомобильные гудки. Замерев на мгновение, я вспомнил, что нахожусь не в городе, а на природе, и тут не ездят машины, посему никаких гудов я слышать не мог. Это мне показалось, подумал я, и принялся снова доставать из земли пряжки. Складывая их рядом с ямой, я не верил своим глазам. Их тут было уже столько, что при беглом взгляде невозможно было сказать, сколько их тут наберется. Может десять, а может и тринадцать. Среди пряжек была и одна рейхсверовская, без свастики, а также одна вермахтовская с повреждением – с пулевым или осколочным отверстием. Рваные края металла на пряжке заставляли представить, как нелегко пришлось владельцу ремня. Причем края пряжки были выгнуты наружу, что означало попадание в спину и выходное отверстие на животе. Эта пряжка единственная была полностью ржавой, все остальные были лишь слегка покрыты ржавой сыпью, под которой легко угадывался толстый слой темно-зеленой краски. Конечно, алюминиевые пряжки были блестящими, краска с них слезла еще в 1942 году. Сложив все находки в карман штанов, я лихорадочно стал снова проводить катушкой возле куста и обнаружил еще сигналы! Снова упав коленями в рыхлую землю, я руками разгреб яму, вытащил оттуда еще две пряжки и несколько целых немецких солдатских жетонов без набивки. Они никогда не были выданы и лежали в земле как будто стопкой. Увидев, что у меня трясутся руки от волнения, а лицо буквально горит от прилившей к голове крови, я решил взять себя в руки и отошел от ямы. Передо мной была невероятная картина: в совершенно неприметном месте, посередине неглубокого и неширокого овражка растет куст, рядом с которым разрыта широкая яма. Я поднял голову и увидел, что буквально на противоположном склоне этого оврага уже виднеется выход на поле. Оставив лопату и металлоискатель у ямы, я сделал с десяток шагов и вылез из кустов прямо на него. Это было то самое поле, с которого мы зашли в эту рощу, только я прошел чуть дальше. Обрадовавшись и обретя спокойствие, я вернулся к яме и решил, что она никуда уже от меня не денется. Самые главные находки не то что поездки, и не то что сезона, а всей своей копательской практики я сделал только что, и эти находки уже лежат у меня в кармане. Надо взять себя в руки, запомнить это место и… А как же Саша? Я совсем забыл, что мы собирались всего лишь разведать позиции, и надолго разбредаться по лесу уговора не было. Когда я вышел снова на поле с металлоискателем и лопатой, то снова услышал автомобильные гудки. Это Саша нажимал на клаксон, потому что потерял меня и вообще заждался? А сколько времени прошло, пока я там копал в овраге?

Да уж, придется теперь выслушивать от него очередные оскорбления… Но нет, не придется! Когда я расскажу ему обо всем и покажу все эти находки, то он все поймет и не посмеет обвинить меня в эгоизме или в наплевательском отношении к нему. Такая удача бывает только однажды, и любой бы на моем месте потерял бы голову, если бы ему выпал такой же билет.

Я прошел буквально пятьдесят метров вдоль опушки, и уже совершенно четко услышал гудки, а еще через минуту и увидел Сашу, который сидел в машине и нажимал на гудок. Даже издалека можно было видеть его кривую улыбку, которая не предвещала ничего хорошего. Помахав ему рукой издалека, я стал кричать ему, заранее готовя его к смене гнева на милость. На каждом шагу пряжки в набедренном кармане штанов позвякивали и приятно тянули вниз.

– Саша, не спеши ругаться, – кричал я ему, – я сейчас тебе покажу такое, что ты ахнешь! И на моем месте ты бы тоже потерял счет минутам!

– Да я тут уже почти час тебе сигналю, – отвечал он мне на удивление мягко, – думал, что ты потерялся, или волки съели.

Я махнул ему рукой снова, дав понять, чтобы он подъезжал. Саша завел мотор, и остановился в двух метрах от меня, а я к этому моменту уже воткнул лопату в землю и никуда не шел. Он вышел из машины, и по его выражению лица и фигуре было видно, что моя пропажа обеспокоила его и заставила понервничать.

– Саша, ты такого никогда не видел и вряд ли еще когда-нибудь увидишь, – таинственно сказал я ему и достал из кармана первую пряжку.

– Ого, – только ответил он, взял ее в руки и стал рассматривать, – она в идеале!

– А вот еще, – я вытащил следующую и дал ему в руки, – а вот еще и еще.

– Сколько их там у тебя? – Саша отрешенно смотрел на находки в своих руках, позабыв о том, что хотел, вероятно, выругаться в мой адрес.

– Не знаю, – продолжал я доставать пряжки, – вот еще парочка, вот еще и еще…

– Ты знаешь, – говорил Саша, уже взяв себя в руки, – я почему-то совершенно не удивлен.

– Ну вот, теперь ты понимаешь, почему я пропал, – у меня было веское и справедливое оправдание, – ты бы на моем месте точно так же потерял ход времени и позабыл обо всем.

– Клев был такой, что клиент позабыл обо всем на свете, – улыбнулся Саша, – а где это все было?

– Прямо на дне ручья или оврага, – поведал я ему о месте, – это совсем рядом отсюда, да я там и не все выкопал, наверное…

– Предлагаю вот что, – сказал Саша, – мы сейчас идем туда и все тотально выкапываем, а потом все делим пополам.

– Конечно, не вопрос, – отвечал я, понимая, что такие крутые и долгожданные находки – это наша общая заслуга и добыча.

Мы сели в машину и доехали до просвета в кустах, откуда я вылез из оврага пять минут назад. Спустившись в овраг, Саша не мог поверить, что все это лежало в таком неприметном месте. Воистину, такое можно найти только случайно, но можно ли говорить о случайностях, когда мы специально приехали сюда, чтобы копать по войне? В любом случае, это место было хорошо скрыто от глаз посторонних, и благодаря этому никто раньше нас не наткнулся на этот «пятачок».

– Классический случай, – радостно делился Саша со мной своими соображениями, – никем не тронутое место. Тут был сброс вещей, пряжки и жетоны поскидывали сверху, вон оттуда. Сейчас надо будет отработать весь овраг, а потом пойдем копать наверх, к блиндажам.

И мы с Сашей вдвоем спокойно докопали яму у куста, причем он вытащил еще пару пряжек. Итого у нас получилось 14 пряжек! Это была находка сезона, и я сомневаюсь, что кто-либо здесь находил что-то подобное. Мы также докопали все жетоны, еще выкопали пару кожаных подвесов для штыков к Маузеру 98к. Чуть ниже по руслу Саша еще откопал ржавый и помятый противогазный бачок и множество маленьких коробочек с порошком из комплекта противогазов. Еще рядом валялся один деревянный колышек от немецкой палатки и несколько стальных.

Закончив работу в овраге, мы переместились наверх, и там между блиндажей Саша нашел затвор ППШ в идеальном сохране, который тут же и отдал мне. Я был благодарен ему за такой подарок, потому что знал – у него тоже был ППШ, и хороший затвор ему тоже бы не помешал. А еще я нашел на бруствере мотоциклетные очки вермахта с темными стеклами в кожаной оправе. Сначала я обнаружил какой-то кожаный кошель с ржавой кнопкой, какие повсеместно используются в современной одежде, и лишь раскрыв кошель, я увидел там внутри эти самые очки в сложенном виде и понял, что это немецкий аксессуар.

Провозившись в той роще до вечера, мы обследовали все, на что хватало глаз. Саша специально прошел рощу вдоль до самого поля и не обнаружил других мест, за которые можно было бы зацепиться. Получается, что мне действительно повезло найти в этом огромном массиве маленькую нетронутую точку с очень интересными вещами, да еще и в оптовом количестве. После такого любые другие находки уже будут казаться издевательством и пустой тратой времени.

Мы сели в машину и поехали искать подходящее место для ночлега. За час перед закатом мы приткнули палатку на уютной полянке и решили отметить такой день добрым ужином, тем более, что продуктов у нас оставалось в избытке. Выпив после еды пару стопок спирта, мы еще долго обсуждали все подробности дня и никак не могли успокоиться. Просто не верилось, что все наши мечты могут сбыться за один раз, и теперь нужно было срочно придумывать новые мечты, иначе было просто не к чему стремиться.

На следующее утро я проснулся с ощущением совершенно другой реальности. Внутри уже не было горячей жажды находок и приобретения раритетов. Я вдруг понял, что могу истратить всю свою жизнь, путешествуя по полям и лесам в поисках войны, и эти поиски никогда не закончатся. Каждый раз мы будем находить что-то ценное и интересное, со временем за редкими вещами придется ездить во все более дикие места. Но так будут поступать и наши конкуренты, которых год от года прибавляется. Металлоискатели становятся все более доступными, эта тема становится популярной и постепенно выходит из подполья. В итоге все получат возможность отыскать каску, пряжку, фляжку, штык – и каждый добьется своей цели. Рано или поздно у каждого будет своя сбывшаяся цель в виде трофея с поля боя, что, в конечном итоге, обесценит эти самые раритеты. Растущая конкуренция окончательно превратит нашу любимую тему военной археологии из элитарного занятия в удел маргинальных людей, наподобие Гены, которые будут брать количеством. И кому будут нужны эти немецкие каски, если на любом блошином рынке их будут предлагать по дешевке?

В чем будет эксклюзивность немецких штыков времен войны, если на самом известном оружейном форуме их станут предлагать по доступной цене в самом что ни на есть складском виде, прямиком из Германии? Ведь в один прекрасный день окажется, что все те крутые находки, которые мы сделали за все годы наших кропотливых изысканий, не только ничего не стоят, но и не считаются крутыми. А это будет страшнее всего.

И вот так, будто в проблеске откровения, я увидел такую перспективу совсем скорого будущего и поспешил тут же сделать соответствующие выводы: «Паша, нужно прекращать все это копательство, пока ты еще можешь начать жизнь с новой страницы и найти для себя более достойное занятие, которое не обесценится». Эти мысли промелькнули у меня в голове за несколько секунд, но засели в мозгу прочно.

Вскоре проснулся и Саша, мы легко позавтракали, попили чаю и поехали к горе, которая уже третий день манила к себе. Но дорога вилась мимо горы и дальше в степь. Гора от нас никуда не денется, и мы всегда сможем к ней вернуться. Но вот что там, за горизонтом? Не удержавшись от любопытства, мы продолжили движение еще примерно 3 километра, пока не уперлись в редкий лес на возвышенности, за которой была голая степь. Солнце скрылось в облаках, и местность вокруг приобрела безликий вид. Все было серо-желтым и неприглядным. Закапал дождь, и это было нам в радость. Взяв металлоискатели и лопаты, мы пошли на разведку в ближайшую балку. Но там нас ждала безрадостная картина: блиндажи были перекопаны, на отвалах валялись остатки железных ящиков и укупорок от снарядов, смятые железные бочки и самый бесформенный военный хлам. Очевидно, тут весной или еще прошлой осенью поработала целая бригада копателей, которая полностью вынесла эти позиции. Нам очень не хотелось подбирать остатки с чужого стола, образно выражаясь, тем более, что мы уже точно знали – нетронутые места здесь еще есть. Поэтому мы для порядка походили там примерно час, и, удостоверившись в отсутствии прикольных вещей в разведочных шурфах, сели в машину и поехали обратно к горе.

Встав лагерем в ближайшей к горе живописной рощице, уходящей под уклон в балку, мы устроили запоздалый обед. Отдохнув и набравшись сил, мы все-таки дошли до горы и поднялись на нее. Еще поднимаясь по склону, Саша нашел в едва заметной одиночной стрелковой ячейке советскую противотанковую гранату РПГ-40. Мы удивились, что никто раньше не удосужился пройти тут с прибором и посветить в этом месте, хотя склон выходил прямо на дорогу, и добраться до этого места было не сложно.

С вершины, поросшей деревьями, открывался очень занятный вид на все окрестные балки и рощи. Наверняка в войну эта высота имела определенное значение. Из-за ее небольших размеров там сложно было расположить большое подразделение, да и особого смысла в том, чтобы оборонять эту гору, нет никакого. Пушки и танки тоже размещать здесь было нецелесообразно, потому что они тут будут слишком заметны и сразу же превратятся в первоочередные мишени. Но оставить тут небольшую группу бойцов для того, чтобы наблюдать за обстановкой вокруг и сообщить остальным о передвижениях врага – это было вполне логично. Примерно на середине горы, являющейся одновременно и ее плоской вершиной, были видны несколько блиндажей. Но когда мы с Сашей подошли поближе, то увидели, что в том месте, где должен был быть блиндаж, зияет глубокая свежая яма. Снова постарались конкуренты! Но здесь по шурфам была разбросаны какие-то мелкие находки, которые из-за плохого сохрана не заинтересовали копателей. Мы стали рассматривать, что же это такое, и к своему удивлению заметили, что это спекшаяся от высокой температуры масса черного и цветного металла когда-то раньше была пряжками вермахта, пуговицами, крючками для одежды и прочей фурнитурой для формы.

– Сжигали напалмом что ли? – Саша тыкал лопатой в эти оплавленные куски и пытался понять, чем же можно было довести алюминий до температуры плавления.

Очевидно, что конкуренты искали тут в блиндаже что-то ценное, например, пряжки, награды или оружие. На одном из отвалов я обнаружил какую-то не замеченную конкурентами деталь от оружия и передал ее Саше для идентификации. Тот признал ее принадлежность к какой-то из немецких самозарядных винтовок и забрал ее себе. Мы на этот раз с Сашей решили не сдаваться и все-таки походить по этой горе. И стоило только нам настроиться на боевой лад, как Саша выкопал из земли между двух старых шурфов, сделанных конкурентами, неплохой немецкий штык от Маузера 98к.

– Невозможно представить, чтобы они не увидели сигнал от него! – возмущался Саша, улыбаясь, – вот тут они что-то выкопали, и вот здесь был сигнал. Так почему же они не стали копать сигнал от штыка? А все потому, что он из черного металла, и у них либо был настроен металлоискатель на дискриминацию черного металла, либо они работали на режиме «все металлы», и, увидев черный металл, посчитали его за осколок или за хлам, дурачки!

Я был рад за Сашу, который все так же был охоч до копания, и на которого, казалось, нисколько не повлияли наши вчерашние находки. Не желая отходить от Саши далеко и уже не стремясь утруждаться, я ходил рядом и скорее наблюдал за процессом, нежели сам стремился составить ему конкуренцию. А Саше как будто бы только и не хватало зрителя. Он каждую минуту сыпал шутками, демонстрировал весь свой доморощенный артистизм. Когда мы обошли гору с севера на северо-запад, то увидели на склоне остатки одиночных стрелковых ячеек. Саша сразу же пошел к ним и за пятнадцать минут понадергал прямо с поверхности земли несколько запчастей от самозарядной винтовки СВТ, там были спусковой механизм в сборе, стебель затвора, крышка ствольной коробки, надульник, а также верхний и нижний кожухи. Все детали были в очень хорошем сохране, и Саша еще минут сорок ходил вокруг, надеясь, что остальные запчасти окажутся лежащими поблизости. Однако больше запчастей к СВТ не было, и мы пошли к нашей стоянке. С площадки, где стояла машина, открывался действительно живописный вид на противоположный склон огромной по размерам балки. Мы видели, как вдали у деревьев ездит легковая машина, и она казалась нам крошечной. Поужинав и поставив палатку, мы стали ждать заката. Я и в самом деле уже не стремился обогащаться за счет присвоения военных трофеев, а просто получал удовольствие от путешествия и от приключений. Благодаря такому подходу многие вещи стали открываться в совершенно ином виде. Например, каждую ночь мы проводили в новом месте и каждый раз имели возможность наблюдать совершенно разные пейзажи. Вот и теперь, сидя на высоком месте, мы могли наслаждаться золотистыми отблесками лучей заходящего солнца и вдыхать свежий теплый воздух из зеленой рощи. А когда стемнело, мы развели костер и еще долго сидели, любуясь тлением углей. Стоило отвести взгляд вверх, как тут же можно было увидеть черное небо и мириады звезд, и только ради этого зрелища стоило оказаться здесь. Саша тоже уже не особо гонялся за находками, потому что относился ко всей нашей деятельности с изрядной долей фатализма.

На следующий день мы немного походили рядом с нашим лагерем, видели приличное количество блиндажей, но уже не утруждали себя работой на износ. Если с первого захода ничего не обнаруживалось, то мы просто переходили на другое место и работали с металлоискателями там. Таким образом, мы передвигались по окрестностям до обеда и в один прекрасный момент отошли от лагеря так далеко, что возвращаться к машине для того, чтобы переехать оттуда на новое место, уже было бессмысленным занятием, и мы продолжили копать там. Саша спустился в балку, а я остался ходить по склону. В какой-то момент я вдруг услышать сигналы от металлоискателя совсем недалеко от себя. Как мог Саша сделать такой большой круг и оказаться выше меня? Я остановился, чтобы прислушаться, и понял, что это сигналы от незнакомого металлоискателя. Звуки постепенно приближались ко мне, и тогда я тоже выдал звуковой сигнал от своего прибора, проведя над катушкой лопатой. В ответ я услышал голос издалека, который что-то спрашивал. Копатели! Надо не прятаться и делать вид, что мы друг друга не заметили, а пойти навстречу и взять инициативу. Включив металлоискатель на полную мощность, я стал подниматься по склону и через пятьдесят метров увидел фигуру парня ростом чуть выше меня, одетого в китель российской камуфляжной расцветки «флора» и носящего на голове такую же, как у меня, серую кепку по образцу немецкой М43. На ногах у него были кирзовые сапоги, а в руках была длинная садовая лопата и металлоискатель фирмы Tesoro, но более совершенная модель, чем моя.

– Как успехи? Нашли что-нибудь? – окликнул я парня.

Он обернулся, потом снова уткнулся в землю и продолжил названивать что-то в земле.

– Да нет, только начали, – ответил он после небольшой, но четкой паузы, во время которой он обдумывал ответ и рассчитывал, как правильно среагировать на появление незнакомца.

– А мы уже тут второй день ходим, – сказал я ему, подспудно сообщив, что я не один, и что мы уже успели ознакомиться с местностью.

– Много вас? – осведомился парень.

– Да вдвоем с товарищем, – продолжал я, – мы с палаткой.

– А сами откуда? С Калача? – копатель продолжал светить в траве и одновременно задавал вопросы, не поднимая головы.

– Нет, мы из Москвы, – выдал я главную информацию, на что мой собеседник усмехнулся слегка, покачал головой.

– Тут значки попадаются, – после очередной паузы сменил тему парень, – награды были, пряжки.

– Как это место называется? А то я по карте смотрел, вообще нет никаких привязок, – я решил разведать, вдруг парень сможет сообщить нам какие-то данные про эти балки.

– Кисляки, – отозвался он, и в этот момент его окликнули из соседней рощи, – иду!

И он быстро ушел на голос, а я пошел к Саше, чтобы рассказать об этой встрече. Сашу я застал там же в низине. Он не удивился, когда я передал ему содержание разговора с местным копателем.

– Я утром слышал, как машина ездила, – сказал он, – когда ты был в роще, там тоже по верху проехала машина и остановилась.

– Значит, они только сейчас утром сюда приехали, – я рассуждал логически и уже примерно понимал, что людей там не меньше двух, – судя по разговору, они из Волгограда. Меня спросили про Калач, значит, сами не оттуда. Если они из Волгограда, то могут вполне быть знакомы по местному форуму.

– Ну, пойдем к ним, поговорим, может, они нам что-нибудь интересное расскажут, – предложил Саша.

И мы вдвоем стали подниматься по склону, чтобы пообщаться с коллегами-конкурентами. Когда мы поднялись на поляну, то увидели припаркованный в тени большой белый внедорожник «Тойота Ленд Крузер». Возле него стояли пять человек, среди них был и встреченный мной парень. У половины парней были металлоискатели. Они были постарше меня, некоторые были младше Саши. Самый высокий и самый толстый мужчина был у них, скорее всего, главным. Увидев нас, они сразу повернулись и встали у машины в одну линию. Мы с Сашей шли к ним вдвоем, и между нами и внедорожником было примерно пятьдесят метров. За все предыдущие дни мы так отвыкли от людей, что с интересом разглядывали новые лица. Подойдя ближе, мы поздоровались примерно за пять метров и встали перед этой превосходящей нас по численности группой лиц на расстоянии примерно полтора-два метра.

– Витя Саблин, – так представился нам самый крупный мужчина.

Мы тоже представились, а остальные копатели просто стояли и смотрели на нас, изучая Сашину кепи с нашивкой СС и мою самодельную кепи М43. Мой предыдущий собеседник тоже стоял молча, было видно, что эта группа не ожидала встретить тут никого из копательской братии.

Саша начал разговор издалека, спросив про название места, про самые часто встречаемые находки. Саблин отвечал, что здесь всякое попадается, а тут на месте бывшего хутора Кисляковского несколько раз попадались награды и монеты. Мы с Сашей, не сговариваясь, старались не рассказывать ни о чем, что могло бы заинтересовать наших визави, и постоянно прикидывались неудачниками, которые вот уже десять дней ездят по степям и мечтают найти хотя бы каску.

Похоже, что нам удалось представить дело так, чтобы эти ребята почувствовали некоторое превосходство над нами, расслабились и стали больше рассказывать. Саблин добавил, что здесь были очень серьезные бои, и что в сражении за Трехостровскую могла решиться вся Сталинградская битва. Кроме того, сообщил он, тут было еще «малое кольцо», которое вместе с так называемым «большим кольцом» окруженных немецких войск в Сталинграде и ближайших окрестностях, и составило итог поражения армии Паулюса.

– А вообще, далеко вы забрались. Вы же из Москвы? – спросил напоследок Саблин.

– Из Смоленской области, – отвечал Саша, – номера смоленские.

Тут мы поняли, что они так и не увидели нашу машину, которая стояла далеко отсюда, и не могли рассмотреть ее номеров. Еще мы с Сашей спросили, куда бы нам съездить еще, где можно попытать счастья, раз ужу тут в Кисляках ничего не удалось найти. Саблин показал нам на дорогу на юг и сообщил, что дальше в степях ближе к станице Голубинской и Калачу есть много блиндажей в балках. Мы с Сашей вслух согласились с ним и поблагодарили за наводку. После этого мы все пожали руки, попрощались и пожелали друг другу успехов в копании.

Мы с Сашей пошли в сторону машины и, когда уже отошли метров на двести, то услышали, как эти копатели хлопнули дверями и спешно уехали на «Ленд Крузере» со своей стоянки, хотя мы совершенно не претендовали на их поляну. Саша предложил и нам после обеда тоже поехать в другое место, чтобы не тусоваться в слишком популярных местах. Мы быстро перекусили, собрали палатку и поехали по дороге на юг, но решили не брать прицел очень далеко, а свернуть через три километра направо и посмотреть на заинтересовавшие нас балки, которые были видны с места последней стоянки.

Когда мы медленно доехали до последней рощи за балкой, то Саша сообщил, что мы, согласно одометру га приборной панели, преодолели расстояние в семь с половиной километров. Большую часть дороги мы медленно ехали по краю покошенного поля, и это соседство с признаками цивилизации лишало балку всякого шарма. Солнце было уже невысоко, и до заката оставалось не более трех часов. Поставив машину у рощи, мы обычным порядком разошлись в разные стороны – Саша пошел наверх, а я – вниз. Встретившись у машины через полтора часа, мы предъявили друг другу свои находки: у меня был русский штык от трехлинейки в хорошем верховом сохране, а Саша накопал еще одну самозарядную винтовку СВТ. Правда, она была сильно проржавленная.

– Недалеко от поля лежала, – цокал он языком, – химикатами поля обрабатывали, вот она и погнила.

– Но все равно, – приводил я контрдоводы, – вряд ли еще где-то можно найти СВТ целиком или по запчастям, как ты нашел вчера.

– Совершенно верно, – кивал Саша, – это без базара!

Палатку поставили с видом на склоны балки, а машину – между двумя деревьями, чтобы она не сильно бросалась в глаза. Я немного опасался, что ночью будет холодно, но все обошлось. За день земли в этом месте хорошо прогревалась, и мы стояли гораздо выше места образования тумана.

На следующее утро Саша снова отправился в ту рощу, где нашел СВТ, а я обошел соседнюю. Там было много блиндажей и одиночных ячеек, но все было замусорено гильзами, обрывками колючей проволоки и ржавыми консервными банками. Работа с этим шлаком забрала у меня много сил, и когда я окончательно вымотался, то просто плюнул и пошел обратно к палатке. Я обратил внимание, что уже не испытываю серьезного интереса к процессу. Однообразие поездки и большое количество монотонной работы довели меня до эмоционального истощения. Мне уже не важны были трофеи, многие действия я делал уже машинально, и очень хотелось сменить эту поисковую деятельность на любую другую. Саша тоже выглядел утомленным, хотя и старался не подавать вида. Но факт состоял в том, что мы испытывали дефицит идей и информации. Именно поэтому мы с такой жадностью пошли общаться с другими копателями и накануне вечером еще долго обсуждали эту встречу, по многу раз прогоняя диалоги и анализируя все сказанное ими. Учитывая это состояние, я предложил Саше сменить пейзаж и поехать на юг, ближе к Голубинской, о которой говорил Саблин. Достигнув взаимопонимания в том, что нам срочно нужны новые впечатления, мы медленно поехали по полевой дороге по кромке поля, затем повернули на основную дорогу и не спеша покатили на юг.

Пейзаж за окном медленно изменялся, и если в парке «Донском» все было так похоже на африканскую саванну, то здесь уже не было полей с дикими травами и старых деревьев на полях. Сельскохозяйственная деятельность тут уже была разрешена и осуществлялась в полной мере. На полях были следы постоянной обработки, вся трава была коротко пострижена и увезена, от этого большие пространства напоминали зеленые футбольные поля. Между полями были балки, которые человек не смог отвоевать у природы, и там росли еще деревья и кусты. Но выглядело это все не так живописно. Даже из окна машины можно было заметить блиндажи в балках, оврагах. Но у нас не было никакого желания работать в таких легкодоступных местах. Чем дальше мы ехали, тем большее разочарование охватывало нас. По всему получалось так, что мы правильно начали свой маршрут, по неведению и наглости отработав самые интересные точки в заповедных местах. Затем мы выбрались на такие места в Задонье, которые были известны лишь прожженным сталинградским копарям. Теперь было понятно их смущение, когда они повстречали нас в урочище Кисляки. Наверное, они еще долго обсуждали эту встречу и выясняли, кто же из своих мог случайно или специально выдать москвичам информацию об этих местах. Через полчаса езды мы поняли, что если не повернем в степь, то так незаметно для себя приедем в станицу Голубинскую, а там и до цивилизации рукой подать. Выбрав поворот, Саша направил машину по колее прямо к посадкам у балки, за которыми вдали виднелись совершенно не живые и безликие пространства. Когда мы доехали до деревьев, то оказалось, что дорога тут и заканчивается. Дальше был пологий и длинный склон, который заканчивался в долине. Точнее, это было дно еще одной огромной балки, протянувшейся с севера на юг.

Мы вышли из машины и стали изучать место. Тут были блиндажи, отдельные окопы на склоне, но везде был современный мусор: обрывки газет, пластиковые пакеты, упаковки от чипсов, фольга от шоколада и сигарет, пивные алюминиевые банки, водочные и винные бутылки, консервные банки. Это нас сильно расстроило – здесь было совершенно бесполезно искать крупные предметы типа касок. Оставалось только попытать счастья на открытых местах и постараться найти что-то мелкое и ценное, что могли пропустить местные копатели. Ходить с металлоискателем по ровному полю с коротко остриженной травой было настолько приятно, что вскоре наше настроение сменилось. Это был своеобразный отдых и смена деятельности, которые нам были так необходимы. В одном месте на поле я прямо на земле нашел большой пинцет из нержавеющей стали, а Саша своим мощным металлоискателем все норовил отыскать монеты, и ему действительно удалось поднять несколько советских монет 1940-х и 1960-г годов. Покопав в свое удовольствие и развеявшись, мы сели обедать рядом с рощей. Эта местность была очень похожа на балки у Дмитриевки, где мы копали весной, и у Западновки, которые мы проезжали уже на обратном пути домой, выезжая на трассу. Согласно карте, тогда мы находились примерно в 20 километрах юго-восточнее тех мест, и именно вот эти балки и меловые горы за Доном мы могли тогда наблюдать. Круг замкнулся, и у нас не осталось ничего такого из задуманного ранее, чего мы не смогли бы реализовать.

После еды мы пошли в свободном режиме с металлоискателями по полям и склонам, не рассчитывая ни на какие ценные находки, а просто выключили головы и доверились судьбе. Так и получилось, что, кроме вездесущих гильз и осколков, мы тут ничего не нашли, зато мы снова обрели оптимизм и желание активной деятельности.

На следующий день мы задумали уезжать из этого бесперспективного места и решили вернуться на север к той самой горе, недалеко от которой встретили местных копателей. Все-таки интуиция подсказывала, что далеко не все балки мы там смогли обойти, и нас еще ждут интересные находки. Доехав до горы, на которой Саша выкапывал детали от СВТ, мы обогнули ее и оказались у целой вереницы рощ, раскинувшихся от балки в низине, как пятерня ладони. Переместившись в лощину между двумя ближайшими к горе балками, мы обогнули зеленый мыс из деревьев и спрятались за ним. Это было отличное место для лагеря, поэтому мы сразу поставили там палатку, разложили продукты и стали готовить обед. В это время из-за деревьев послышался шум мотора легкового автомобиля, который медленно приближался, но не со стороны поля, а откуда-то сверху. Мы подняли головы, и через полминуты над горой в полукилометре севернее нас пролетел белый легкомоторный самолет. Он проследовал от Трехостровской по направлению в степь. Проводив его взглядом, мы продолжили заниматься своими делами. После обеда самолет снова пролетел там же, но в обратном направлении. В этот раз я постарался рассмотреть его поближе, это был летательный аппарат довольно современной конструкции и весьма свежий на вид. Возможно, богатые граждане летали на прогулку над Доном из аэропорта «Гумрак», а, может, экологи или егеря обследовали владения национального парка на предмет возможный нарушений режима заказника?

Отдохнув в палатке после приема пищи, мы уже нехотя взяли металлоискатели и лопаты да через силу пошли к небольшим заросшим балкам. Ходили мы там до самого вечера и постоянно натыкались на следы старых раскопов. Моей добычей за все это время стал лишь штык от русской трехлинейки, а Саша откопал рядом с блиндажом несколько целых немецких бутылок. Это было не ахти что, но такие мизерные находки компенсировались приятным копанием недалеко от палатки. В тот же вечер мы допили последние стопки спирта и доели последние картофелины. Еда у нас оставалась, но это были гречневая крупа и макароны. Банки с тушенкой, как стратегический продукт, лежали в отдельном ящике, их там было еще с дюжину.

Следующим утром сразу после завтрака мы переместили лагерь на соседнюю поляну между балками и провели весь день в тщетных поисках военного хлама. Я обошел кругом все рощи, спустился в большую балку в низине, где искать блиндажи уже было бессмысленно, потому что эта балка была слишком глубокая. Саша копал более локально, не покоряя больших пространств и не углубляясь далеко. Он старался взять не количеством, но качеством. Тем не менее, и ему удача не улыбнулась за весь день. Мы вернулись к палатке совершенно пустыми, и мы понимали, что нам просто не повезло. В другой раз другим людям на тех же местах обязательно доведется найти награды, пряжки, оружие и другие ценные военные трофеи. Но с нас было достаточно и того, что уже лежало в багажнике автомобиля, и о чем мы старались не думать. Еще один ужин под звездами, еще одна ночь в палатке.

Утром я проснулся после Саши, который уже сидел возле палатки и кипятил воду для чая. Было уже прохладно, и мы стали замечать, что на календаре уже, на минуточку, ноябрь. В Москве давно уже наступили заморозки, и люди ходят в пальто и теплых шапках. А мы до сих пор ездим по степи и ночуем в палатке, днем изнываем от жары и стараемся пить больше жидкости, чтобы не страдать от обезвоживания. Москва, дом, мама. Все чаще я стал задумываться о том, как сейчас течет жизнь дома, что случилось в стране и в мире за то время, пока меня не было. Мы с Сашей были совершенно отрезаны от информационного поля, не слушали радио и не общались ни с кем. Подумав о том, что мы 24 часа в сутки на протяжении семнадцати дней проводим в обществе друг друга, я осознал, что это могло вполне нам надоесть. Если в первые несколько дней общий запал авантюризма гасил какие-то межличностные проблемы, то там, у границы с «лунным ландшафтом» они проявились. Потом, конечно, каждый из нас постарался замять ту историю с палкой и колесом, но дальше мы продолжили общение, в котором эта история все равно оставалась свежим воспоминанием. Дальнейшее путешествие, интересные находки и отдых на Дону, казалось бы, дал возможность забыть обо всем. И вот теперь, уже под конец нашего копательского турне, я видел, что Саша все больше сидит один в задумчивости и переваривает в голове собственные мысли.

За чаем я в разговоре затронул тему того, что мы уже вымотались за эту поездку, на что Саша неожиданно заявил, что он бы тут и дальше ездил и копал. Правда, тут же оговорился, если бы не нужно было ехать домой к жене и выходить на работу. Стоило ему напомнить мне о работе, как я тут же погрузился в эти ненужные размышления о своем сотрудничестве с различными редакциями, о своем внештатном авторстве и о своей карьере в профессии вообще. Неожиданно, сидя там же с чашкой горячего чая в руке, я захотел что-то изменить в своей жизни. И я понял, что менять нужно все, абсолютно все, не жалея ничего, как бы трудно ни было прервать свои старые привязанности.

Первым делом, подумал я, надо заканчивать с копательством и с этим образом жизни, когда вся жизнь подчинена идее свободных путешествий по лесам и выездам на места боев. Нужно оставить эту тему, пока она окончательно не засосала меня.

Из этого следует вторая задача – найти серьезное дело и хорошую работу, на которой можно будет заниматься этим делом. Раз уже мы все живем в обществе людей, то нужно найти свое место среди них. Тогда у меня большая часть времени в течении года будет посвящена малым делам, из которых, возможно, сложится карьера, успех в профессии. Если такое случится, то я смогу вырасти из выпускника университета и обычного гуманитария, каких много, в приличного человека и сделать что-то полезное не только для себя одного.

Эти мысли пришли ко мне внезапно одна за другой, и я почувствовал огромное облегчение. Словно груз с души свалился, и у меня снова появились задача и сверхзадача, снова возникло желание куда-то двигаться и что-то делать, предпринимать попытки, рисковать и добиваться. Но теперь моя мотивация не была связана с копанием, она принадлежала уже совершенно другим вещам. Я сообщил Саше, что сегодня отдохну от работы и не пойду копать, по крайней мере, прямо сейчас я буду лежать в платке и восстанавливать силы.

Саша не возражал, он взял металлоискатель и лопату и один пошел в рощу. Я же остался лежать на спальном мешке в палатке и долго и энергично размышлял о своей жизни, о своем будущем, о своей судьбе – обо всем. Так продолжалось пару часов, пока я не заметил, что возвращаюсь в своих мыслях на исходную точку. Не желая проходить по всем этим мыслям во второй раз, что мне показалось умственным онанизмом, я подхватил металлоискатель, лопату и пошел вслед за Сашей.

Оказалось, что он успел пройти почти всю балку от начала и до конца и уже копошится в кустах почти в самом конце балки, упирающейся в большой глубокий овраг. Найдя его, глубоко углубившегося в цепкие кусты внутри склона балки, я подошел со стороны дна и включил металлоискатель. Я был полон сил и легко пролез через колючки, хотя мой изорванный китель все время норовил зацепиться за ветки и остаться там без меня. Саша спокойно и методично проводил катушкой под кустами, демонстрируя чудеса эквилибристики и феноменальное упорство.

– Ты здесь уже смотрел? – спросил я его, подразумевая несколько кустов между ним и мной.

– Да, я там проходил, – отвечал он, не поднимая головы, продолжая фанатично пропихивать катушку между веток и прижимать ее к земле.

Я провел катушкой своего металлоискателя над склоном у куста, который был у Саши за спиной в двух метрах. Раздался категорический сигнал моего прибора, который не давал возможности усомниться в ценности обнаруженного под землей предмета.

Воткнув туда лопату, услышал звук бряцанья металла о металл: нечто стальное лежало почти под самым дерном.

– Металлолом какой-то? – спросил я Сашу, – ты это тут видел?

– Нет, – отозвался он, – я там ничего не копал.

Тогда я сгреб листву лезвием лопаты и увидел под ней покрытый тонким слоем ржавчины, но при этом совершенно целый и крепкий металл защитной скобы вокруг курка и боковину магазина. Потянув это все на себя, я достал из листвы карабин Маузера 98к без деревянного ложа, но он был целый – у него даже присутствовал кожаный ремень, продетый через антабку у цевья. Кожа ремня задубела и превратилась в подобие коряги, поэтому была упругой и норовила хлестко попасть мне по лицу. Саша смотрел на меня и на карабин, ничего не понимая.

– Ты говорил, что уже смотрел здесь, – бросил я ему и сразу повторно провел катушкой прибора над этим место. Мощный сигнал повторился. Я передал этот карабин Саше, а сам снова склонился над ямой. Поддев лопатой железо под листьями, я понял, что там еще лежат как минимум два карабина. Вытащил их один за другим и поднял на уровне груди, держа их на сгибах локтей, как дрова.

– Ничего себе, – тихо сказал Саша, оставил свой металлоискатель у куста, а сам протиснулся через тернии и подошел поближе ко мне. Держа в руках эти стволы, я видел, что у них даже сохранились остатки древесины в районе ствольной коробки, в некоторых местах на стволе было видно черное воронение. Стволы были прямыми, без утрат. Мы с Сашей сели на склон и стали рассматривать все три карабина.

– У двух есть затворы, – озвучивал Саша все, что видел опытным глазом, – у одного затвор отсутствует. И у первого, который ты вытащил, затвор немного перекошен – там виден патрон в патроннике! Это вообще бомба! Значит, патронник сохранился в идеальном состоянии! Что там с годами выпуска? Смотрим – два карабина 1939 года, а один 1936-го.

– Может, гражданскую войну в Испании застал, – пошутил я.

Пока Саша разбирался с карабинами, я добил яму и достал оттуда все три затыльника от приклада. Там даже сохранились куски дерева, правда, оно было совершенно трухлявое, как старый пень. А также я достал все три «катушки» из приклада и два кожаных ремня с фиксаторами-лягушками.

– Что ж, Саша, тебе повезло, – сказал я ему, и увидел его ничего не понимающий взгляд, – забирай все эти три карабина, потому что я такой криминал брать не могу. С меня хватит одного ППШ.

Саша стоял, держа в руках один карабин, два других лежали у него под ногами. У него не хватало рук, чтобы взять и унести все это.

– Находка просто обалденная, – говорил он, – я никогда не находил сразу три карабина в одном месте, да еще в таком идеальном сохране. Да их почистить железной щеткой, промыть в солярке и прикрутить ложе – они будут стрелять!

Надо сказать, что он так и не сказал мне «спасибо» за то, что я отдал ему все эти три ствола. Но мне было это совершенно безразлично, я думал уже совершенно о другом. Однажды решив, я больше уже не мог отменить свое решение. Тема копательства с этого дня для меня была теперь не закрыта, но прекращена. Лишь повинуясь огромной силе инерции, я пошел копать к Саше в эту балку. Да он и сам без моей помощи нашел бы эти немецкие карабины, стоило ему только сделать два шага назад.

– Ты знаешь, – словно услышав мои мысли, сказал Саша, – а я ведь не собирался туда идти. Я копал по склону с другой стороны и шел в другую сторону. Повезло, что ты подошел и нашел это все!

Действительно, рационально мы не могли объяснить, почему в этой балке никто до нас не нашел это оружия, хотя поле слева и справа от этой балки было в активном сельскохозяйственном обороте. И ведь конкуренты не поленились хорошо поработать в соседней балке…

В приподнятом настроении мы вернулись к палатке и стали готовить ужин, используя максимальное количество продуктов. Эта история с карабинами дала нам множество тем для обсуждения, и Саша поведал мне много интересного об устройстве карабина Маузера и о том, как можно аккуратно очистить металл от ржавчины, заново заворонить его и вообще восстановить до боевого состояния.

 

Вместо эпилога

В соответствии со ст. 78 УК РФ лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления истекли следующие сроки:

– два года после совершения преступления небольшой тяжести (когда максимальное наказание не превышает 2 лет лишения свободы);

– шесть лет после совершения преступления средней тяжести (соответственно пять лет);

– десять лет после совершения тяжкого преступления (соответственно десять лет);

– пятнадцать лет после совершения особо тяжкого преступления (при сроке наказания свыше десяти лет).