Пассажирский поезд подошел к Казанскому вокзалу. Молодой человек с небольшим чемоданом вышел на перрон. После душного вагона, в котором он несколько суток добирался из Фрунзе в Москву, приятно вдыхать свежий морозный воздух. Его привлекательное смуглое лицо с чуть выступающими скулами и раскосыми карими глазами было спокойно.

В здании вокзала он направился к закрытой билетной кассе № 18, где к нему подошел незнакомый мужчина.

— Ахмат Орозов?

— Да.

— Я от Коновалова. Вам, товарищ капитан, записка и билет в Расторгуево. Следует прибыть по этому адресу. Поезд отходит вечером с Павелецкого вокзала, — сказал мужчина и тут же удалился.

В киоске Павелецкого вокзала Орозов купил газету и, усевшись в глубине зала ожидания на деревянный диван, стал читать утреннее сообщение «Совинформбюро»: «В течение ночи на 29 октября наши войска вели бои с противником на Можайском, Малоярославецком, Волоколамском и Харьковском направлениях…»

Ахмат отложил газету. Волновала мысль: «Зачем вызвали?» Он знал, что разговор будет серьезным. Во Фрунзе специально предупредили об этом. Не зря, конечно, его ознакомили и с историей «Кокандской буржуазной автономии».

…В Ташкенте в конце ноября семнадцатого года заседал третий съезд Советов. Решался вопрос о власти. Националистическая контрреволюция созвала третий мусульманский съезд, который не признал Советской власти. Его лидеры заявили, что «пути к самоопределению мусульман не могут быть иными, чем те, которые указаны в коране и шариате…» Мусульманский съезд решил учредить правительственный комитет с условием, что в этом органе половина мест будет предоставлена местной буржуазии, а вторая поделена между русской буржуазией и Советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Третий съезд Советов отверг требования буржуазных националистов. Потерпев поражение, они бежали в Коканд.

Этот город в то время являлся одним из важнейших финансовых, торговых и промышленных центров Средней Азии. Постоянными клиентами кокандских банков были коммерсанты США, Англии и Германии. Город наводнили агенты многочисленных разведок. И вот в Коканде 27 ноября семнадцатого года и был созван четвертый мусульманский съезд, который принял решение о провозглашении «автономии» в Туркестане. Было образовано буржуазно-националистическое правительство. Не получив поддержки народа, автономисты вступили в сговор с белоказачьим атаманом Дутовым… Но это не помогло. Красная Армия разгромила всю эту свору. Члены правительства были арестованы, некоторым удалось бежать. За границу скрылся и глава «автономии» Мустафа Чокаев…

В Расторгуево поезд прибыл вовремя. Дом, который искал Ахмат, стоял внутри двора, почти на самом краю поселка. На стук к калитке вышел коренастый пожилой мужчина, в котором Орозов узнал полковника Коновалова…

Орозов первым вошел в небольшую комнату, где, прислонившись спиной к голландской печи, стоял высокий мужчина с суровыми правильными чертами лица. Его небольшие, глубоко сидящие серые глаза проницательно и ласково, как показалось Ахмату, смотрели на него.

— Борис Федорович, вот капитан Ахмат Орозов, — сказал Коновалов, представляя его генералу Чарову. — Прибыл как раз к чаю.

— Хороший гость всегда вовремя, Петр Петрович. Здравствуйте, Ахмат. Раздевайтесь, будьте как дома. Как пережили воздушную тревогу?

— Спокойно.

— Спокойно… Это потому, что на этот раз ни одну бомбу немцам не удалось сбросить на Москву. А как вам после юга показалась московская погода?

— С утра было терпимо, а сейчас этого не скажу. Морозно.

— Вот мы ему сейчас крепкого чайку нальем, сразу согреется, — сказал Коновалов, ставя на стол самовар.

— Присаживайтесь, — предложил Чаров Ахмату. — Времени у нас мало.

Орозов сел.

— За самоваром и приступим к делу… История борьбы с басмачами в Средней Азии, не сомневаюсь, вам знакома?

— Так точно! — поднявшись со стула, ответил Орозов.

— Сидите, сидите…

— Изучал в школе, много читал. Отец мой погиб в боях с бандой Иргаша.

— Все знаем о вашем отце: и то, что он с пятнадцати лет жил в ореховых лесах Андижанского уезда. Знаем и то, что ваш отец защищал Коканд. И как не удалось его отряду поймать Мустафу Чокаева.

— Значит, Чокаев жив?

— Жив. В течение двадцати лет он обливал грязью Советский Союз. А сейчас замышляет с помощью немцев создать в Берлине «Туркестанское правительство» и войско из пленных мусульман в Легионово под Варшавой. Чокаеву нужны добровольцы из пленных мусульман. Вам, Орозов, мы решили поручить очень важное дело. Через фашистские лагеря военнопленных надо оказаться в Легионово, затем во что бы то ни стало проникнуть в «Туркестанский комитет». В чем его опасность? Немцы, создавая комитет, хотят повторить свой прием, который они применили перед войной с царской Россией. Тогда Вильгельм провозгласил себя покровителем ислама. Сейчас при формировании Туркестанского легиона и комитета они делают то же самое: разворачивают знамя ислама, только теперь против СССР.

Я думаю, вы понимаете, Орозов, что в фашистском тылу вам предстоит постоянно помнить, что ислам — это не только исполнение намаза, а сложное религиозное учение, при помощи которого они хотят управлять душами попавших в плен мусульман из нашей страны. Магометанское духовенство методически будет воздействовать на сознание и психику военнопленных, оказавшихся по разным причинам и обстоятельствам в Туркестанском легионе. Оно будет проводить пропаганду, воспитывающую ненависть и злобу к Советскому строю. Все это разведывательные немецкие органы постараются использовать и при засылке пропагандистов ислама на Советскую территорию. Для этого им потребуется подготовка многочисленных кадров мулл… Для обезвреживания нашего тыла вам, Орозов, придется напряженно поработать и над этими сложными проблемами.

Чаров, допив остывший чай, встал из-за стола, медленно шагая по комнате, продолжил беседу: — Вы должны быть в курсе, Орозов, что Легионово — это место, где исторически шло формирование легионеров. Одним из создателей националистических формирований там был глава реакционного режима в Польше маршал Юзеф Пилсудский. Еще в годы первой мировой войны он сформировал польский легион, сражавшийся в Австро-Венгрии.

Разговор затянулся. Операция обсуждалась во всех деталях.

— Об информации. Вы будете закладывать ее в тайники, которые вам укажет наш человек. Как связаться с ним, вам расскажет Петр Петрович. Но это только первый этап. Нам необходима точная информация о замыслах и планах этих отщепенцев из Туркестанского комитета, о засылке агентуры в наш тыл. Для этого вы должны попасть в Берлин. Мы находим возможным осуществление этой задачи. В этом вам окажет большую услугу родственная связь с вашим двоюродным дядюшкой миллионером Сулаймановым, живущим в Берлине и поддерживающим связи с мусульманскими националистами, не грех будет напомнить и о тетке, сосланной в 30-е годы на Херсонщину. Теперь о связи. Должен предостеречь вас, Орозов. Идти на связь — это всегда чертовски трудное и опасное дело. Имейте в виду, что на этом этапе больше всего допускается провалов.

Чаров чаще стал поглядывать на часы.

— Пароль, место связи, а так же другие детали, я думаю, вы обсудите с Петром Петровичем. У вас еще остается время, а мне, друзья мои, пора.

Чаров оделся, подошел к Ахмату, пожал руку, а потом молча крепко обнял его.

На этом они расстались.

12 декабря Военный Совет Западного фронта в донесении Верховному Главнокомандующему сообщил:

«6 декабря 1941 года войска фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в решительное контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери».

На другой день вся страна узнала об этой победе. В рубрике «В последний час» «Правда» подробно сообщала о поражении немецких войск на подступах к Москве.

Чаров с карандашом в руках не спеша читал специальное сообщение и делал на карте пометки.

В кабинет вошел Коновалов.

— Разрешите? — скорее из вежливости спросил он и, не дожидаясь ответа, подошел к столу.

— Гитлеровский план провалился… — сказал Чаров и отодвинул в сторону газету. — Чего стоите? Садитесь, Петр Петрович. Ну, докладывайте, так и нет связи с тридцатым?

— Пока молчит.

— Все ли было учтено?

— И все, и не все, — Коновалов виновато пожал плечами.

— Как прикажете это понимать?

— После заброски тридцатый попал в пересылочный лагерь военнопленных в Вязьму. Там видели, как Орозова поместили в лагерь, в бывшее здание хлебозавода. Недавно из Вязьмы отправили 15 тысяч человек на Запад по старой смоленской дороге. Мы проверили: среди них Орозова не оказалось.

— Не оказалось? Хорошо это или плохо?

— Хорошего мало.

— Почему? Что говорит пленный?

— Полковник Рит только что скончался. Рана оказалась смертельной, врачи не могли его спасти. По заявлению полковника Рита, в лагере оставалось еще 10 тысяч человек, а в Смоленск из 15 тысяч дошло всего лишь две тысячи… В самой Вязьме из десяти тысяч оставшихся шесть тысяч погибло от голода и расстрелов. Так, по крайней мере, утверждал Рит.

Чаров помрачнел.