В дождливое утро начала июня Ян Карлович Берзин вернулся в Москву. На вокзале его никто не ждал. Странно. А впрочем, нет. Ведь он не телеграфировал о своем приезде.
Квартира в доме на набережной была пуста. Сын Андрей жил у маршала Блюхера в Хабаровске. Послал сыну телеграмму: «Приезжай. Папа».
На Родине Берзина ждала высшая награда — орден, запечатлевший дорогие черты Ильича: «За выполнение правительственного задания...» Еще одна большая радость: приказом наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова корпусной комиссар Берзин назначался начальником Разведывательного управления РККА. Вскоре ему присвоили звание армейского комиссара 2-го ранга. В петлицах появился четвертый ромб.
Вот и дом шоколадного цвета по Большому Знаменскому переулку, 19 — здание, где издавна помещается Разведывательное управление Красной Армии. Берзин и не думал, что так разволнуется. Третий этаж. Дверь без таблички. Вот и его кабинет — капитанский мостик, на котором долгие годы — и какие годы! — нес он бессменную вахту. Карта двух полушарий на стене. Старый стальной сейф. Больше двух лет — со дня отъезда на Дальний Восток — не был здесь Берзин. Все в кабинете почти так же... и совсем не так. На дворе — лето 37-го...
Сразу захлестнул его миллион дел. Комкор С. П. Урицкий сдал все «хозяйство» в самом лучшем виде. И каждый день слушал Берзин голос свободного Мадрида по радио, не пропуская ни одной военной сводки. Чтение утренних газет начинал тоже с сообщений из Испании. Читал Михаила Кольцова и завидовал ему: Кольцов в Испании, где он, Берзин, оставил часть своего сердца. И всей душой переживал он новое наступление на Брунете, кровавые бои под Мадридом, наступление Франко на севере, сражение под Сарагосой, падение Хихона...
Из Хабаровска приехал наконец сын. Берзин водил Андрейку на испанскую кинохронику, волновался до слез, видя на экране репортажи Романа Кармена: знакомые места и лица, «Телефонику» — мадридский небоскреб — и окопы в Каса-дель-Кампо. Вскоре он от души поздравил бывшего советника в Испании К. А. Мерецкова, получившего еще в мае назначение на пост заместителя начальника Генерального штаба РККА.
В наркомате ему настойчиво предлагали отдохнуть после Испании, взять отпуск, поехать на юг. Нет, не время отдыхать. Стрелка барометра падает, показывает на «бурю». Мир стремительно катится к большой войне. Остались считанные годы... И в редкие часы отдыха лишало его сна предчувствие, предвидение грозной опасности. Пропал испанский загар. Лицо осунулось, пожелтело, горячечный блеск вспыхивал в воспаленных бессонницей глазах.
Положение в мире было тревожным. Требовалось срочно отвыкать от узких испанских рамок, брать в расчет мировую военную конъюнктуру. Для этого требовалось днем и ночью читать разведсводки со всего мира, отчеты, анализы, прогнозы. Нужно было прочитать все радиограммы Зорге, донесения генерала Заимова из Болгарии. А сколько их всего было, разведчиков! Берзину порой казалось, что он вернулся с другой планеты и пробыл он на той планете не год, не два — десятки лет.
Много времени потратил Берзин на подробный доклад об оружии врага, в первую очередь Германии и Италии. Это был один из основных итогов его и других советников работы в Испании. С партийной остротой освещал Берзин в докладе значительное техническое отставание РККА, ссылаясь на рапорты Я. В. Смушкевича по авиации, Н. Г. Кузнецова по флоту, Р. Я. Малиновского, H. H. Воронова, К. А. Мерецкова и многих других по армии. Героизм и самоотверженность не заменят пулеметы и орудия. Лихие тачанки не чета танкам. Конница не устоит перед мотомехчастями. Небесные тихоходы обречены на вымирание в век «мессершмиттов» с тысячесильными моторами.
Берзин достаточно хорошо разбирался в народном хозяйстве, чтобы отчетливо понимать, что и за вторую пятилетку невозможно покончить с промышленным отставанием от передовых капиталистических государств, а без этого нельзя было должным образом перевооружить армию. Советские люди — строители Днепрогэса, Магнитки, Кузбасса — творили чудеса, но слишком жесткой мерой отмерила им время история. Сам Сталин говорил: «Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Заявление трезвое и своевременное. Какое уже покрыто расстояние? Две трети пути? Любое отставание в канун войны обернется роковой трагедией.
Со своей стороны Берзин делал все, что было в его силах. Разведка снабдила военную промышленность страны верными эталонами, критериями, мишенями для качественного и количественного развития оружия. Не требовалось тратить годы на изобретение велосипеда.
В отчете Берзин ссылался на образцы трофейного оружия, посланные им из Испании с советскими пароходами. По возвращении на Родину выяснилось, что их так здорово кто-то засекретил, что эти образцы и отыскатьто долго было нельзя.
Основываясь на испанском опыте, Берзин подробно освещал новые тенденции в оперативно-тактическом искусстве, рекомендовал быстрейший переход к крупным авиационным и танковым соединениям, которые были призваны заменить таранные массы пехоты времен Гражданской войны и отпора иностранной интервенции. При этом, беря за основу наступательные силы и средства, он настаивал и на обороне, на средствах заграждений, включая массовое применение эффективных мин. Вновь писал он, что в силу самой природы германского нацизма и итальянского фашизма — Берзин не смешивал то и другое, знал силу и слабость этих родственных, но не тождественных режимов — враг попытается напасть внезапно и поведет ничем не ограниченную войну, войну на уничтожение не только советского строя, но и советского народа. В Испании Берзин разглядел врага крупным планом. Необходимо было максимально использовать уроки, оплаченные кровью целого народа и сотен советских воинов.
Особый раздел отчета Берзин посвятил испытанию нового советского оружия в Испании: самолетов, танков, мин. Среди многих новинок, впервые примененных в боевой обстановке на Пиренейском полуострове, намечалось в обстановке предельной секретности испытать и истребители с принципиально новым вооружением: реактивными снарядами. Пятеркой таких истребителей командовал прославившийся впоследствии летчик Анатолий Серов. Весной 1937 года Берзин очень ждал эти истребители. Но они так и не прибыли на советских пароходах: командование посчитало рейс чересчур рискованным изза усилившейся морской блокады Испании. Отдать новое, мощное оружие в руки врага — нет, на это никто не мог пойти. Серов прибыл в Испанию без реактивного оружия.
В отчете Берзин полемизировал с теми нашими военными, кто вынес из Испании ошибочный вывод о ненужности крупных танковых соединений, который вел к расформированию механизированных и танковых корпусов, к использованию их в составе пехоты. Он настаивал на скорейшей модернизации авиации, широком развитии средств связи, переводе артиллерии с конной тяги на механическую, многократном увеличении кадров летного и бронетанкового состава.
Много внимания уделил Берзин разведке и партизанскому движению в Испании. Управление уже пожинало плоды умело поставленной разведки. Давали себя знать и действия XIV армейского корпуса — партизанского диверсионно-разведывательного соединения. На месте исчезнувшего Северного фронта осенью 1937 года под руководством обученных специалистов этого корпуса действовало не менее 18 тысяч партизан, среди которых отличались астурийские шахтеры.
Как ни старался Берзин в Испании следить за бегом событий на Родине, вернувшись, он быстро почувствовал, что поотстал от победного марша страны. Читал запоем газеты и журналы, пошел в «Хронику» на Тверском бульваре. Жадно глядел на улицы и площади Москвы, смотрел рекламные щиты — Погодин: «Аристократы», Афиногенов: «Салют, Испания...» У подножия памятника Пушкину увидел массу цветов: год 1937-й был годом Пушкина — исполнилось 100 лет со дня смерти поэта. Надо будет подарить Андрею новое издание Пушкина. Ведь именно Пушкин открыл его отцу, латышу, прекрасный и светлый мир русской поэзии.
Но сейчас художественная литература, театр, опера, балет — все это не для него. Дай бог успеть переварить поток информации по службе, проанализировать его. Время не ждет. Бикфордов шнур второй мировой войны уже горит — в этом он наглядно убедился в Испании. Дорог каждый час, каждая минута.
И кабинет прежний, и лица все знакомые, родные: его заместители Давыдов, Никонов, начальники отделов Стигга, Басов, Звонарев...
— Таковы, — заключая доклад, говорит Ян Карлович Берзин, — наши основные выводы, которые я доложил наркому. Все это подводит к мысли, что пора, самая пора нам с вами составить перспективный план нашей разведывательной деятельности в канун мировой войны. Да, да, да! Я не оговорился. Война не за горами, товарищи. И вы это должны знать лучше других. Этот план должен быть предельно конкретен. Он должен определить методы и средства нашей работы в Германии. Прошу представить проекты по планам отделов через месяц. Нет, через три недели. Товарищи Давыдов, Никонов и Стигга обобщат весь материал и наметят основные новые направления и объекты, поставят цели. Наша задача — не допустить внезапного нападения, сократить сроки войны, сберечь кровь бойцов Красной Армии.
Берзин умело пользовался своим огромным авторитетом в Управлении: авторитетом он окрылял, а не подавлял. А это умеют лишь талантливые руководители. Поэтому многие его помощники были ему лично преданы. Они понимали, что если им здорово повезет, если они добьются успеха в своем трудном деле, совершат подвиг, — об этом обязательно узнает Старик. И пусть больше никто не будет знать — секретность! — для них это высшая награда. Она помогала мириться с неизбежной в профессии разведчика безвестностью, со всеми опасностями и даже с возможным позором, если дело требовало, чтобы разведчик влез в обличье врага, надел его мундир, чтобы еще больнее ударить изнутри...
С первых дней возвращения на свой старый пост Берзин занялся кадрами. Кадры решают все. Где-где, а в разведке трижды правильны эти слова. Сколько сюрпризов и неожиданностей в личном составе с апреля 1935 года, когда он покинул Управление! Труд проделан титанический. Горы своротили. В основном «старики», известные Берзину по именам и по псевдонимам. Но много и новых имен, работники, судя по их делам, уму, энергии, весьма перспективные. Именно такие и нужны в предстоящей большой войне.
Особый интерес Старика вызвало дело полковника Маневича. Плохо с Маневичем: сидит в итальянской тюрьме, в Кастельфранко дель Эмилия, близ Модены. А как здорово начинал «Этьен», «Конрад Кертнер» в Италии! Какие давал сведения! И вот он в фашистском застенке. Может просидеть пожизненно. А Берзин, приговоренный в свое время к вечной ссылке, знал, что это такое. Но, будучи оптимистом, он не спешил списать Маневича, нет, напротив, приказал выяснить все возможности освобождения полковника Маневича из тюрьмы и представил его к следующему званию — комбрига.
Быть может, то было первое представление к очередному званию командира, находящегося в плену, во вражеской тюрьме. Оно было самым поразительным доказательством доверия Старика к своим соратникам. И он не ошибся: в 1965 году Лев Ефимович Маневич был удостоен (посмертно) звания Героя Советского Союза.
В кабинете Берзина шло очередное секретное совещание: армейский комиссар 2-го ранга знакомился с новыми кадрами разведчиков. Один из них — Шандор Радо, псевдоним — «Дора», он же «Альберт». Член Коммунистической партии Венгрии с декабря восемнадцатого, с 18 лет.
— А Советская республика в Венгрии, — отметил Берзин, — победила в марте девятнадцатого. Так?
— Защищал республику, будучи комиссаром артиллерийской колонны, — информирует Никонов. — Делегат III конгресса Коминтерна. В 1923 году принимал участие в классовых битвах в Германии, занимая пост начальника штаба Среднегерманского ревкома в Лейпциге. Жена — Лена Янзен — в прошлом секретарь Клары Цеткин, бывший работник ЦК КПГ. В момент прихода к власти Гитлера товарищ Радо преподавал в берлинской марксистской школе. Бежал с женой в Вену. Идейный антифашист, интернационалист до мозга костей, стопроцентный большевик. Хорошо показал себя в Париже. По специальности он картограф, географ, знаток государственного права и юридических наук, всесторонне образованный человек, интеллектуал. Знает основные европейские языки. Обосновался прочно в Женеве, создал научно-географическую фирму «Геопресс». С августа тридцать шестого вышел в эфир, завязал широкие и многообещающие связи.
— Прошу передать «Доре»: беречь силы до большой войны. Интересоваться прежде всего гитлеровской Германией. Никоим образом не нарушать законы Швейцарии. Никаких контактов с местными коммунистами. Быть готовым к мобилизации всех возможностей по первому сигналу Центра... Таких групп мы обязаны иметь больше в Германии и вокруг Германии.
— Думаю, — уверенно заявил Никонов, — мы сможем установить нужное число надежных форпостов, используя в первую очередь подобранные вами в Испании кадры. Все зависит от того, сколько у нас осталось времени до большой войны.
— Года два-три мы еще имеем в запасе. Как у «Доры» со связью?
— Пока одна рация. Слышимость нормальная. На случай войны предусмотрены две-три рации в Женеве и Лозанне.
— Надо повидаться с радиоконструкторами, посмотреть, чего они добились в разработке коротковолновых раций, поставить им задачу скорейшей ликвидации нашего явного отставания в этой области. Надо показать им портативные абверовские рации, которые мы захватили в Испании... Кто у нас следующий?
Берзин открывает папку с личным делом Леопольда Треппера. Весьма перспективный разведчик. Выходец из Польши, жил в Палестине и во Франции, с 17-ти лет — в коммунистическом движении. Уже несколько лет живет в СССР, журналист, сотрудничает в Коминтерне.
Леопольд Треппер — в будущем «Отто», резидент агентурно-разведывательной сети в трех странах Западной Европы, руководитель антифашистской организации, получившей в гестапо название «Красный оркестр» («Красная капелла»), — вспоминает о встрече с Берзиным в своей книге «Большая игра».
«Он принял меня для беседы, хорошо сохранившейся в моей памяти. Да и могло ли быть иначе, если этот день оказался решающим для всей моей дальнейшей судьбы как человека и коммуниста?
— Я вам предлагаю перейти на работу к нам, потому что вы нам нужны, — сказал он мне. — И не сюда, в аппарат. Тут вам не место. Нет, вы должны создать в Западной Европе базу для наших действий.
После моего первого разговора с Берзиным мысль о переходе в разведку л борьбе в ее рядах прочно засела в моем сознании. Я не сомневался — близится момент, когда гитлеровские орды хлынут в страны Европы.
Мне было ясно, что в грядущих сражениях роль Советского Союза будет решающей. Сердце мое разрывалось на части при виде вырождающейся революции, ради которой я вместе с миллионами других коммунистов отдавал все, что мог. Мы, двадцатилетние, были готовы пожертвовать собой ради будущей жизни, прекрасной и молодой. Революция и была нашей жизнью, а партия — нашей семьей, в которой любое наше действие было пронизано духом братства.
Мы страстно желали стать подлинно новыми людьми. Мы готовы были себя заковать в цепи ради освобождения пролетариата. Разве мы задумывались над своим собственным счастьем? Мы мечтали, чтобы история наконец перестала двигаться от одной формы угнетения к другой. И кто же лучше нас знал, что путь в рай не усыпан розами?»
Совещание, как обычно, затягивается до полуночи. Допоздна горит свет в кабинете Берзина. Он устало потирает голову с застрявшей в черепе пулей карателя.
За большим Старик умел видеть малое. Однажды летом машина Берзина остановилась у дома № 13 на Большой Пироговской. Несмотря на неотложные дела и заботы, армейский комиссар выбрал время, чтобы повидать черноглазых ребятишек Испании — тех самых детей, которых он отправлял в марте на «Кооперации» и других советских пароходах в долгое и опасное плавание в далекую страну, ставшую для них второй родиной. Его водили по палатам, показали столовую. Смуглые ребята ходили за ним стайкой и пришли в восторг, когда он обратился к ним по-испански. Вид ребят ему понравился — здоровые, сытые, чистые. Но сердце у него ныло: нелегко сиротам без материнской ласки и заботы, без знания русского языка. Многих по прибытии пришлось сразу отправить в больницы и санатории, всех посадили на усиленную диету. Хорошо, что еще в Испании Берзин. настоял на увеличении числа педагогов и медицинских сестер, отправляемых с партиями детей в СССР. Маэстра — учительница малышей — показала рисунки детей. Они все еще жили войной: воздушные бои, бомбежки, фронтовые атаки.
Вскоре после возвращения в Управление Берзин — недаром он был учеником Дзержинского, друга беспризорных детей, — написал важный документ:
«Народному комиссару обороны Союза ССР Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову от начальника Разведывательного управления НКО СССР, армейского комиссара 2-го ранга Я. К. Берзина.
Рапорт.
В конце марта 1937 года принята группа испанских детей в количестве 72 человек и 6 взрослых испанцев (четыре педагога и две медицинские сестры). Дети для отдыха были помещены во Всесоюзный пионерский лагерь «Артек», где они находятся по настоящее время. Для указанной группы детей совместно с московскими организациями мы приступили к оборудованию специального детского дома. Московским Советом для этой цели был передан дом на Большой Пироговской, 13, занимаемый различными школами.
...Учиться дети будут в 39-й школе, Фрунзенского района (Большой Трубецкой пер., 6/1), где распоряжением Московского гороно выделен первый этаж в качестве отделения начальной школы. Сейчас школа ремонтируется. Школа расположена от детского дома в 10 минутах ходьбы, причем дети никаких трамвайных линий не переходят».
Давным-давно, на заре века, Петер Кюзис (он уже почти забыл свое настоящее имя!), поступая в Гольдингенскую учительскую семинарию, мечтал учить детей. И вот рапорт через 33 года, рапорт — кардиограмма, безошибочно указывающая: нет, не загрубело в революциях и войнах большое сердце Старика.
Поток информации ширился. Все труднее становилось осваивать ее с должной быстротой и без потерь. Берзин давно уже осознал, что чересчур многое из этой лавины перерабатывает он сам. Необходимо было разгрузить мозг, увеличить штаты в информационном отделе. Он уже мечтал об автоматизации основных процессов обработки информации, захлестывающей Управление.
«Германский запас шведской высококачественной фосфорной руды, необходимой для производства стали, может быть растянут не более, чем на два-три года...», «Германская агентура в Англии потерпела новый провал. Группа немецких шпионов предстала в Маргейте перед судьей Гривз-Лордом по обвинению в нарушении „Оффишл сикрэтс акт“...», «Главными шпионами-диверсантами Германии в Дании являются Вальдемар Петш и Кнуеффкен. Последний работает также и на Интеллидженс сервис...», «Полковник Морузов, шеф „Сигуранцы“, заявил, что к концу года с иностранными агентами в Румынии будет покончено...», «В Брюсселе абвер имеет своего агента в ближайшем окружении короля Леопольда. Его имя ...», «Граф Ежи Потоцкий, польский посол в США, сделал на приеме в посольстве следующие профашистские заявления...».
Сведения, подтверждающие друг друга и взаимоисключающие, сведения разной ценности и степени достоверности, точные и неточные, сведения стратегической важности и пустые, свежие и устаревшие, сведения злонамеренно и невольно дезинформирующие.
Отделить существенное от случайного, докопаться до ядра явления сквозь шелуху — не это ли задача разведчика! Но есть по закону диалектики и другая сторона вопроса: надо разобраться в существенности случайности, понять тонкую связь ее с необходимостью, проникнув в сущность явления. Разведка и есть поиск, раскрывающий необходимость за случайностями.
Берзин размышлял, анализировал, делал выводы, планировал ответные шаги. Он строил свою работу так, чтобы не подчиняться обстоятельствам, а встать над ними, подчинить их своей разумной воле, В этой борьбе он многого достиг. Он не знал, что вскоре обстоятельства окажутся выше его и уже ни один из его планов он не сможет осуществить.
Берзин все сильнее уставал и, чтобы отдохнуть, шел в подвал слесарить. Верстак под лампочкой, зубило, молотки, Берзин привычно закрепляет в тиски кусок металла, драчевым напильником снимает с него темно-рыжий налет ржавчины. Мысли его улетают в Ригу, к своему первому верстаку и первым в жизни рабочим инструментам. Но не только об этом думает он.
С силой, гораздо большей, чем в осажденном Мадриде, сердцем и мозгом ощущал Берзин растушую мрачную тревогу, порой цепенел от предчувствия непоправимого бедствия, горестных испытаний. Идет осень 1937 года. Уже арестованы и расстреляны как враги народа высшие командиры РККА — М. Н. Тухачевский, В. М. Примаков, И. П. Уборевич, И. Э. Якир, А. И. Корк. Аресты не обошли и Разведупр — исчезли ближайшие его сотрудники, старые чекисты А. X. Артузов, А. М. Никонов... В Разведуправлении разгоралась кампания по выявлению все новых и новых «врагов народа». Берзин был самой подходящей мишенью, но проходили дни, пропадало все больше разведчиков во всех органах военной разведки, а начальника Разведупра никто не трогал. Пока не трогал...
Усилием железной воли Берзин брал себя в руки, гнал прочь бесплодные раздумья, крепче держал штурвал своего корабля. В необходимости и важности для партии, народа, армии того дела, которое он делал, той службы, которую он нес, он никогда не сомневался.
Ключ вырезан. Теперь нужен личной напильник. Затем — бархатный. Ключ надо начистить до стального блеска, потом — отполировать. Готово. Десятки ключей изготовил он в те последние дни...
В ноябре Берзин отметил два последних праздника в своей жизни. Седьмого он отмечал 20-ю годовщину Октября в окружении блестящей плеяды помощников. Ближнее окружение — работники Управления и разведотделов в войсках. Но есть и дальнее — закордонники, разведчики в оперативных командировках во многих и многих странах мира: Абсалямов, Анулов, Басов, Биркенфельд, Бортновский, Винаров, Григорьев, Давыдов, Жигур, Зося Залесская, Зальберг, Зорге, Кидайш, Кирхенштейн, Колосов, Мамсуров, Маневич, Мрачковский, Петренко, Аня Рязанова, Салнынь, Скарбек, Стигга, Сухоруков, Треппер, Альфред, Поль Арман и Мария Тылтынь, Туманян, Урицкий, Чуйков... Всех не перечислишь. Прометеево племя. Искатели и укротители огня.
А 25 ноября все друзья и сослуживцы поздравляли Старика с днем рождения. До последнего дня находился Берзин на боевом посту. Он был готов к схватке, великую ощущал в себе силу. «Барометр» — так порой называли Берзина в Генштабе — теперь неизменно показывал «бурю»: военный циклон надвигался, ширился его грозовой фронт, резко росло давление в международных отношениях. С нарастающим беспокойством анализирован он сообщения о встрече дуче и фюрера в рейхе. Ему стало также известно, что в рейхсканцелярии состоялось важное совещание, в котором приняли участие Геринг, фельдмаршал фон Бломберг, генерал-полковник фон Фрич, адмирал Редер, министр иностранных дел фон Нейрат. Гитлер выступил с речью, заявив, что Германия начинает борьбу за «жизненное пространство», что он твердо решил разделаться в ближайшее время с Австрией и Чехословакией, бросить дерзкий вызов великим державам Европы. Вермахт должен быть как можно скорее приведен в боевую готовность.
Со всегдашней энергией Старик начал продумывать и планировать ответные меры в рамках своей службы. Но дни Берзина были уже сочтены.
28 ноября 1937 года произошло непоправимое. Ян Карлович Берзин был арестован.