1

"Стоило, конечно, взять билеты на прямой рейс из Мадрида, но надо было раньше о том подумать. А так - все билеты проданы. Курортный сезон, всё такое…"

И в самом деле, пока старушка Европа заливается холодными осенними дождями, не вредно съездить на недельку другую в тропики. Позагорать, лёжа на белом, мягком коралловом песочке, поплескаться в тёплом Карибском море, погулять по знаменитому Малекону, где на протяжении последних двадцати лет каждый вечер устраивают фантастически прекрасные голографические представления. Но Диего Веласко Серменьо приехал сюда не отдыхать.

Он историк. Специалист по всякого рода загадкам истории вроде египетских пирамид, раскопанных древних городов Урала или гигантских рисунков пустыни Наска. Его статьи публикуются во многих научно-популярных изданиях, по его книге "Утраченное наследие" недавно был снят документальный фильм-исследование. Но, в отличие от прочих коллег по интересу к загадкам прошлого, Серменьо не пытается всё чохом объяснять влиянием иных цивилизаций. Девять из десяти исследованных им феноменов имели вполне земное происхождение, и он смог это убедительно доказать. Но и в инопланетное происхождение тех десяти процентов явлений, которые так и остались вопросами без ответов, не очень-то верил. По его сугубому мнению, древние были куда умнее, чем считалось до недавнего времени. Но почему те знания были утрачены? Снова вопросы без ответов… Однако в Сен-Доменг его, исследователя исчезнувших цивилизаций, привела некая странность, обнаруженная ещё в конце двадцатого века видным историком из России Львом Гумилёвым.

"Это всё равно, как если бы исследователь древнеегипетских мумий вдруг занялся историей Египта новейшего времени, - хмыкнул Серменьо. В зале ожидания было много народу: туристы, прилетевшие в Теночтитлан, теперь ждали, когда начнётся регистрация на местные и региональные рейсы. А кулуанские курорты славились не меньше, чем сен-доменгские и кубинские коралловые пляжи. - Я препаратор цивилизаций-загадок далёкого прошлого, но чтобы лучше понять свой предмет, должен изучить сходную цивилизацию, появившуюся по историческим меркам совсем недавно и дожившую до наших дней".

Землетрясение шестидесятых годов почти стёрло с лица земли старый Теночтитлан. Нынешняя столица Кулуа[Как же было отмечено ранее, Кулуа - индейское название Мексики - было возвращено ей после получения независимости.] - новый город. Здесь историку фактически нечего делать. Разве что посетить музеи и побывать в чудом уцелевшей церкви Девы Гваделупской, построенной в конце семнадцатого века на месте сражения, решившего судьбу бывшей испанской колонии. Гораздо интереснее было бы посетить древние ацтекские пирамиды, где в дохристианскую эпоху жрецы приносили человеческие жертвы. И ведь не из какой-то особой кровожадности они это делали. Просто верили, что, питая богов человеческой кровью, спасают мир от неминуемой гибели… Серменьо здесь уже бывал, проездом. Но тогда, глубокой ночью, аэровокзал Теночтитлана показался ему похожим на все остальные. А сейчас, днём… Впрочем, и днём здесь была такая же суета, как и в любом другом аэропорту мира.

- Объявляется регистрация пассажиров рейса номер семьдесят четыре, Теночтитлан - Сен-Доменг!

Приятный женский голос произнёс эту магическую для начинавшего клевать носом Серменьо фразу по-испански, а затем повторил ещё дважды - на науатль и французском. Диего встрепенулся, подхватил сумку и поспешил к терминалу, свободной рукой доставая из нагрудного кармана пластиковую карточку с изображённым на аверсе государственным флагом Испании. На реверсе была нанесена его фотография, имя с фамилией и общепринятые кодовые значки - на тот невероятный случай, если вдруг выйдет из строя сканер или слетит прошивка микрочипа.

- Ваш паспорт, сеньор, - миловидная девушка чисто индейского типа в униформе таможенной службы очаровательно улыбнулась - должно быть, в двести пятидесятый раз за сегодня.

- Пожалуйста, сеньорита, - Серменьо подал ей карточку. Девушка помахала ею перед сканером, и на мониторе сразу высветилась идентификация.

- Ваше место двадцать третье в первом салоне, сеньор, - убедившись, что всё в порядке и билет действительно забронирован этим конкретным иностранцем, девушка одарила испанца ещё одной ослепительной улыбкой и подала ему паспорт вместе с цветной бумажкой, буквально выскочившей из тонкой щели в столе. - Будьте добры, получите билет и сохраните его до конца рейса… Прошу вас, сеньора, ваш паспорт! - и она уже улыбалась какой-то пожилой японке, явно соблюдавшей старые традиции Страны восходящего солнца - дама была не в обычном лёгком курортном наряде, а в красивом розовом кимоно.

Краем уха Серменьо слышал, как японка, не знавшая испанского, что-то говорила девушке на ломанном французском. Но терминал регистрации быстро остался позади… Диего нисколько не обольщался отсутствием громоздких проёмов-сканеров, ещё лет десять назад стоявших в каждом аэропорту, и суровых дядек в полицейской униформе. После двух терактов, устроенных исламскими фундаменталистами в отместку за ликвидацию их главаря, шейха Махмуда, меры безопасности были усилены. И теперь за каждым, кто проходил регистрацию, следили микрокамеры, микросканеры… Никто не удивился бы, узнай, что в систему вставили и наноботов - нанотехнологии как раз в это десятилетие стали переходить из разряда фантастики в реальную жизнь, их уже вовсю применяли в медицине. А если наноботов можно запрограммировать исследовать состав крови в левом желудочке сердца или убрать тромб, то нет никакой гарантии, что их нанособратья не побродили по сумке и карманам Серменьо, пока он ждал регистрации. Ну, а в случае неслышной тревоги, поднятой невидимой следящей техникой, за суровыми дядьками в униформе дело не станет… Что ж, если за безопасность призывают заплатить некоей долей гражданских свобод, то пусть лучше это происходит незаметно. Здесь исследователь погибших цивилизаций вполне разделял стремление спецслужб оснастить гражданскую авиацию по последнему слову техники, и совсем не разделял призывов ультралибералов отменить любые ограничения. Самовыразиться, мол, никак нельзя, если что-то запрещено. Серменьо только удивлялся, насколько эти господа в дорогих цивильных костюмах сходны в своих призывах с экзальтированной левацкой молодёжью, хоть эти две прослойки общества ненавидели друг друга всеми фибрами души. Но поскольку прослойки эти были достаточно тонкими, на их слегка истеричные - и на взгляд Серменьо, гораздо более эгоистичные, чем они хотели показать - призывы мало кто обращал внимание.

Зато летать стало безопасно.

 

2

К Сен-Доменгу самолёт подлетал около часа ночи.

Огромный город, раскинувшийся на южном побережье у устья реки Осама, сиял, как море света. С другого борта, где сидел Серменьо, царила тропическая безлунная ночь - чернее чёрного, только звёзды пронизывали этот мрак. А самолёт заходящий на посадку, казалось, опускался прямо в чёрные воды… Никогда не бывавшему в Сен-Доменге Серменьо на миг стало страшно. Он читал, конечно, о знаменитом на весь мир аэропорту столицы старейшей республики Нового Света, устроенном на искусственном полуострове. Огни города и взлётно-посадочной полосы пилоты, понятное дело, видели за много десятков километров, но для пассажиров с "тёмного" борта ночная посадка в аэропорту "Хенераль Касадо" всегда была незабываемым приключением.

"И почему мы до сих пор летаем на этих бензовозах? - спросонья подумал Диего - в салоне было так тихо, что удалось часок вздремнуть. - Ведь говорят же, что идут испытания каких-то супер-пупер двигателей, которым углеводороды не нужны… Вот так всегда - всё лучшее детям, всё новое - военным… или космонавтам…"

Таксист отвёз сонного пассажира в гостиницу Олимпийского комплекса: осталось от олимпиады девяносто шестого года, не пропадать же добру. Взял, как потом выяснилось, ещё по божески - всего двадцать пять "дохлых генералов", хотя, ехать было каких-то четверть часа. Таксисты всех стран, насколько Диего знал, не сговариваясь между собой, дружно игнорировали электронные платежи, предпочитая "живые деньги". Поэтому он ещё в аэропорту снял со счёта около тысячи евроэкю по курсу в ливрах, имевших статус общеамериканской валюты. Пока Европа была единственным сообществом государств, принявших наднациональную денежную единицу, а не пользующихся валютой региональных лидеров, но и в Америке уже шли переговоры насчёт перенять европейский опыт.

Серменьо предъявил в гостинице свой красно-жёлтый пластиковый паспорт и тут же получил карточку поменьше, с голографической наклейкой и трёхзначной цифрой - ключ от номера. После чего заперся и завалился спать. Устал. Да и поздновато уже.

При свете дня Сен-Доменг не впечатлял. Обычный тропический город, только большой. Белые или желтоватые стены домов, пальмы и прочая карибская растительность вдоль дорог. Узкие, мощёные камнем улочки и старинные дома исторического центра. Ночной Малекон, такой красивый на рекламных проспектиках сен-доменгских отелей, днём выглядел широкой, пусть вымощенной красиво уложенным камнем, но обычной для южных приморских городов пешеходной авенидой… Дневной свет уравнивал всех, и в то же время подчёркивал некие неуловимые черты, присущие только этому городу, и никакому другому более.

Серменьо поймал такси и поехал в исторический центр.

Таксист-мулат, тот ещё прощелыга, содрал с туриста целых тридцать ливров за доставку в старый город. Набережная Пасео Эскобар - единственная улица этого района, по которой было разрешено движение автомобилей, и проходимец замотивировал дороговизну тем, что для возвращения в район Олимпийского центра, где ему сегодня положено дежурить, придётся сделать изрядный крюк. Приврал, конечно: на набережной он наверняка подцепит пассажира, с которого слупит не меньше. Но Серменьо приехал сюда не торговаться с таксистами за несколько ливров. Ему нужны были музеи, начиная от Каса де ла Монеда и заканчивая Алькасар де Колон, превращённому в музей сто лет назад, когда было построено новое, более современное и вместительное административное здание - Темпль де Женераль. Впрочем, сам исторический центр, если верить рекламе туристических фирм, был музеем под открытым небом. Диего не отказал себе в удовольствии пройтись по улицам, напоминавшим ему родную Испанию… На Лас Дамас он задержался надолго: первая в Новом Свете европейская улица, первая в Новом свете крепость Осама с Башней Чествования, первая в мире улица, на которой было введено в эксплуатацию керосиновое, а девять лет спустя и электрическое освещение… Ощущение, которое Серменьо испытал здесь, было сродни тому, что он почувствовал внутри пирамиды Хуфу. Вот она, загадка, совсем рядом. Можно протянуть руку и коснуться, но где на неё ответ?… Почему именно в этом далёком колониальном городке, отбитом французами у испанцев, вдруг появляются вещи, фактически породившие нынешнюю мировую цивилизацию? Может быть, сыграла свою роль именно удалённость от Европы, в те времена кипевшей от войн? Так ведь в Мэйне тоже было неспокойно. Может быть, то, что власти дерзко провозгласившей независимость республики видели в развитии науки единственный шанс удержать своё государство на плаву? Но если так, то эти самые власти должны были быть чертовски дальновидны, раз сделали ставку на науку, а не на армию, как было принято в семнадцатом столетии. А подобная дальновидность редко присуща людям вообще и пиратам в частности. Наконец, загадочная фигура появившегося словно ниоткуда Мартина Ланге. В те времена его имя произносилось как "Лангер", но современный хох-дойч несколько отличается от своего прадедушки. Впрочем, после Тридцатилетней войны в Германии ещё долгое время была такая неразбериха, что документы, свидетельствовавшие о ранних этапах жизни великого учёного, могли быть просто утрачены. Особенно если он был родом из глубинки. Не удалось установить даже то, в каком году и в каком городе он родился. Известно лишь, что он был католиком, но был ли он таковым всегда, или принял католичество уже в Мэйне - никто не знает. Единственным документом, не относящимся к сен-доменгскому периоду его жизни, так и осталось письмо алькальда Картахены дона Альваро де Баррио-и-Баллестероса губернатору Маракайбо, в котором Мартин Ланге упоминается как секретарь, записавший сие письмо со слов господина. "Зато мы знаем его как изобретателя пироксилинового пороха, резины, крекинга нефти и электрогенератора, - Серменьо, поднимаясь по Лас Дамас к Площади Независимости, прошёл мимо Каса де Бастидас - одного из старейших испанских зданий Нового Света. - А в последние годы жизни он работал над беспроводной связью, но так и не довёл работу до конца. Завершил - восемь лет спустя после его смерти - один из учеников, Анри Оттон. Изобретения Ланге изменили мир до неузнаваемости. Вот была личность! А если бы ему не создали условия для полноценной научной работы, так и остался бы секретарём… Страшно подумать, сколько подобных ему гениев сгинуло в войнах и в нищей безвестности…"

В таких раздумьях Серменьо поднялся по каменной лестнице на Площадь Независимости. И эта площадь неправильной формы, окружённая старинными домами и вымощенная красивым местным камнем, помимо дворца Алькасар де Колон имела ещё две достопримечательности. Два памятника. Один шестнадцатого века - Николасу де Овандо, губернатору испанского Санто-Доминго. И другой века восемнадцатого - Алине Эшби, основательнице республики пиратов и свободных колонистов. Два человека, вложившие свою душу в этот город. Что о них знал палеоисторик из Испании? Практически ничего. При одном из этих людей Санто-Доминго сделался фактически столицей испанских колоний Америки, в котором находился - и до сих пор находится - главный католический собор Нового Света. А при другой этот же город под именем Сен-Доменг разросся в восемь раз, стал политическим, торговым, научным и производственным центром обеих Америк. Это то, что Диего учил ещё в школе и университете. Всё остальное ему предстояло раскопать здесь. В Алькасар де Колон, где собран наиболее полный архив документов конца семнадцатого - начала восемнадцатого веков.

Женщина в мужской одежде военного покроя, фасона конца семнадцатого столетия. В высоких сапогах. Памятник, как было написано в электронном туристическом путеводителе, который Серменьо закачал в свой коммуникатор ещё в гостинице, поставили в тридцатых годах восемнадцатого века. Скульптор изобразил её не в той надменной позе, в какой было принято увековечивать королей, а словно вот только что она зашла к нему в мастерскую и завела разговор. В одной руке бронзовая дама держала какую-то книгу, другой небрежно откинула назад тяжёлый эфес абордажной сабли. Лицо её показалось Диего неприятным. Возможно, из-за тонковатых губ, на которых угадывалась недобрая усмешка. Возможно, из-за слишком уж холодного взгляда, который вообще не красит ни одну женщину. Во всяком случае, ему куда больше понравился её портрет на столивровой купюре, скопированный с голландской гравюры семнадцатого века. Там Алина Эшби и выглядела помоложе, и во взгляде читалось больше оптимизма.

"Стоп, - подумал Диего. - Я не могу так поверхностно судить о женщине, жившей триста лет назад, фактически ничего о ней не зная. Нужно как можно скорее заняться изучением архивов".

 

3

Для посещения туристов была открыта небольшая часть Алькасар де Колон, и Серменьо весь день двенадцатого октября посвятил изучению общедоступных данных. Картины, библиотека, предметы быта хозяев этого дворца - всех, от Диего Колона до генерала Виктуара Жирардена, построившего новый правительственный комплекс в 1899 году. "Крохи, - думал Серменьо. - Верхушка айсберга. Здесь я не найду ничего, что может дать мне ключ к отгадке".

Директор музея, пожилой француз по имени Бенуа, принял его приветливо. Серменьо приехал в Сен-Доменг с рекомендациями своих коллег из музея Прадо, но директору оказалось достаточно взглянуть на гостя.

- Какие рекомендации! - запальчиво воскликнул он. - О чём вы, месье? Ваш фильм наделал шума в нашем осином гнезде, именуемом Учёным советом - своими выводами вы осмелились задеть за живое всех исследователей древних камней!

- Мои выводы не более, чем одна из гипотез, имеющих право на существование, - сдержанно улыбнулся Диего. - Вы позволите ознакомиться с архивами?

- Какой период?

- С тысяча шестьсот семидесятого по тысяча семьсот семидесятый. Это для начала.

- О, чутьё вас не подвело, - старик Бенуа лукаво прищурился, отчего его сморщенное лицо сделалось похожим на печёное яблоко. - Поверьте, это самое интересное столетие в истории нашего райского островка… Пройдёмте.

Серменьо на миг представил себе стеллажи до потолка, набитые древними фолиантами, пахнущие старой бумагой, пылью и мышами. И тут же улыбнулся своей мысли. Подлинники во многих архивах мира давно хранились в специальных помещениях с особым микроклиматом, а их сканы были записаны на лазерных и кристаллических носителях. В зависимости от степени секретности их можно было либо найти в мировой сети, либо купить сертифицированную копию, либо получить доступ через связь с правительством. Серменьо на всякий случай запасся разрешением, но оно не понадобилось. Все документы, хранившиеся на терминале Алькасар де Колон, были рассекречены. За давностью лет.

- Я бы предложил вам сделать копию и просмотреть документы в более удобной обстановке, у себя дома, но там слишком большой объём, - сказал Бенуа, включая архивный терминал. - А кроме того, невозможно понять историю Сен-Доменга, находясь в тысячах километров от него. Нужно дышать этим воздухом, видеть это солнце, слышать наше море. Здесь, как в ваших древних камнях, записан каждый миг истории… Впрочем, я позволил себе излишний романтизм, - рассмеялся директор. - Но вы, как палеоисторик, должны меня понимать. Иной раз камни бывают красноречивее любых документов.

- Здесь мне нечего возразить - вы совершенно правы, месье, - с уважением произнёс Диего. - Камни о людях иногда могут сказать больше, чем люди о камнях.

- Я помню, это ваше излюбленное выражение. Вы даже вынесли его в предисловие вашей книги… Итак, вот ваш терминал, он подключён к главному банку данных музея и к мировой сети. Сидите здесь сколько хотите. Напротив, через площадь, есть недорогие закусочные. Если задержитесь, ночной сторож вас выпустит, я его предупрежу. Если вам понадобится моя консультация, вот мой номер. Всегда буду рад вам помочь.

- Спасибо… Скажите, месье, - вдруг добавил Серменьо, остановив директора своим возгласом буквально в дверях, - вы случайно не потомок генерала Фернана Бенуа, разбившего знаменитого англичанина Нельсона у Трафальгара?

- Увы, нет, - улыбнулся старик. - Мне часто задают этот вопрос. Но я всего лишь однофамилец.

- Простите меня, месье.

- Поверьте, мне даже лестно, что меня считают родственником столь знаменитой персоны. Он умер бездетным. Где-то на западе Сен-Доменга живут потомки его брата, но я не из их числа… Удачи вам в поисках, месье!

Первым делом Серменьо поднял данные, которые и заинтересовали его ещё четыре года назад. Нашёл в мировой сети страничку со статьёй Гумилёва, посвящённой этому вопросу. И только после этого открыл вкладку в электронном каталоге музея с соответствующими архивными документами.

Дневники генерала Алины Эшби, относящиеся к позднему периоду её жизни. Более ранние, к великому сожалению сен-доменгских историков, были утрачены в 1742 году, когда франко-английская эскадра захватила город. Отступавшие защитники во главе с пожилым генералом Оскаром Магнуссоном увезли в горы что смогли. Что не смогли - уничтожили. Погибли многие ценные документы, и в их числе - ранние дневники женщины-генерала… Но и то, что сохранилось, до сих пор вызывает споры исследователей. Гумилёв сумел убедительно доказать, что Алина Эшби делала личные записи на диалекте русского языка, близком к современному. Из отличий можно отметить лишь большее количество непоятных жаргонных слов и заимствований из языков романо-германской группы, но последнее легко объяснить долгой жизнью среди западных европейцев. Всё бы ничего, но Гумилёв утверждал, что в конце семнадцатого века ни один из существовавших тогда диалектов русского языка не был настолько близок к современному! Что это? Ловкая мистификация? Или Алина Эшби была лингвистом, предвосхитившим появление общерусского литературного языка в середине восемнадцатого столетия?… Кто даст точный ответ?

"Ладно, Бог с ней, с этой лингвистической загадкой, - думал Серменьо, пролистывая сканы дневников. Пожелтевшая бумага и порыжевшие от времени чернила донесли до исследователя крупный размашистый почерк женщины-генерала. Таким почерком пишут обычно люди властные. - Возьмём на заметку и идём дальше. Где переводы?"

Переводам Гумилёва стоило верить: он же русский, ему лучше знать. Кстати, они были встроены в программную оболочку. Выбрав французский язык, Диего начал читать, время от времени наводя указатель сенсорной "мышки" на активные закладки в тексте…

…Угадайте, кто сейчас у меня старший помощник? Вот ставлю сто ливров против ломаного су - ни за что не угадаете… Что ж, прошу любить и жаловать: лейтенант Александр Даниэль. А по-русски - Александр Данилыч Меньшиков… Удивительно, как его ни адмирал Эскобар, ни парни до сих пор не прибили? Ведь подворовывает же, хоть и офицер отменный. Петлёй грозилась - не действует. Ибо живёт мин херц Данилыч по старому нашенскому принципу: не пойман - не вор…

"Кто такой этот Меньшиков? Почему она выделила его из прочих? Откуда он ей знаком? Ведь не прославился на родине ничем, кроме недолгой службы в Преображенском полку, воровства и бегства… Загадка!"

Вчера я подала в отставку. Всё, износились извилины. А когда у главы военного и дипломатического ведомств выпадают заклёпки и образуется дырка в голове, самое время уйти. Хосе справится. Он отлично себя зарекомендовал в Гааге, а если не так сведущ в военном деле, как надо, то на что мы платим жалованье адмиралам?

Итак, ухожу со всех постов, кроме одного: я ещё могу быть и буду до самой смерти капитаном "Гардарики"…

Запись была датирована 1706 годом. Где-то далеко от Сен-Доменга отгремела Русско-Шведская война, которая вывела Россию к берегам Балтийского моря и изрядно подсократила территорию Швеции. Царь Алексей Васильевич - читай, его неугомонный дядюшка Пётр Алексеевич, фактический правитель страны, в следующем году унаследовавший престол после хилого племянника - повелел строить новые верфи в Ревеле и Риге вместо сожжённых во время сражений со шведами. В Англии царствовала королева Анна, последняя из коронованных Стюартов. Царствовала, между прочим, в обход отца, герцога Йоркского, так и не успевшего примерить корону: в 1685 году после смерти Карла Второго престол захватил Вильгельм Оранский. Престарелый король Франции Людовик Четырнадцатый, ставший свидетелем плачевных результатов собственных войн, совсем недавно произнёс горькую фразу: "Всё преходяще в этом мире - и слава, и величие трона". Его внук готовился под именем Филиппа Пятого воцариться в Испании, но война за наследство бездетного Карлоса Второго так истощила Францию, что у царственного деда были все основания сожалеть о содеянном… Новое оружие радикально изменило картину боевых действий на суше и на море: стройными каре и линиями больше не воевали. В кузницах стучали по раскалённым болванкам тяжёлые паровые молоты. Инженеры нескольких стран работали над усовершенствованием паровой машины с тем, чтобы применить её в качестве двигателя - им не давали покоя "самодвижущиеся корабли" Сен-Доменга, способные ходить в полный штиль, против ветра и даже задним ходом… Одним словом, в Европе тогда было крайне интересно. А в Сен-Доменге? Капитан де Витт только что вернулся из плаванья в Тихий океан, где нанёс на карту восточное побережье земли, известной ныне как Новая Голландия[В нашем мире Австралия до первого плавания Кука тоже носила название Новая Голландия.], и острова Новой Зеландии. Капитан Дюпри пошёл по следам Дампира и нанёс на карту покрытые льдом земли южнее мыса Горн. Закончилась война с индейцами-команчами, проведена чёткая граница между континентальными провинциями Сен-Доменга и Республикой Кулуа, погрязшей после смерти Диего Суньиги в долгих гражданских войнах. Техас у кулуанцев просто купили, как двумя годами ранее купили у французов Луизиану…

Курьёз получился с адмиралом де Граммоном. Этот французский дворянин, служивший республике, всегда отличался удивительным везением. Не повезло ему в жизни только раз: когда он рассорился с капитан-губернатором Контитентальных провинций Владимиром Волковым - кстати, братом мадам Эшби - и в сердцах вышел в море на своём фрегате "Великий Могол". Больше его никто и никогда не видел. По слухам, примерно в то же время на Флориду налетел ураган…

Капитан Вальдемар оказался примером самой блистательной карьеры за всю историю флота - от корабельного кока до губернатора земель, по размерам сходных с Россией тех времён. Дожил до старости, увидел взрослыми не только шестерых детей, но и около полутора десятков внуков. Ему же принадлежит заслуга мирного присоединения земель Северной Кулуа, основанная на договоре с местными испанцами и индейцами. По слухам, чуть не каждый второй житель столицы Техаса - города Эль Капитан - хвастается тем, что является его потомком. Но верится с трудом: в городе около миллиона жителей…

Судя по записям в дневниках тех лет, женщина-генерал сама прекрасно понимала, в какое интересное время ей довелось жить. Но было ли ей самой от этого радостно? Ох, вряд ли. В 1706 году ей было около шестидесяти лет. Возможно, пятьдесят семь или пятьдесят восемь. Она уже десять лет как потеряла мужа, старший сын сделался адмиралом российского флота, младший командовал Дарьенской эскадрой Сен-Доменга. Она почувствовала признаки ослабления памяти, давали о себе знать старые раны. Неудивительно, что эти дневники содержали в себе куда больше грустных ноток, чем радостных событий.

…Только об одном молю Бога: чтобы дал мне пять минут молодости. Всего пять минут, хоть бы они были последними в моей жизни. Этого хватит.

Последняя запись, датированная 11 мая 1718 года. Неделю спустя капитан Эшби погибла в бою с пиратом Чёрным Жаном - полнейшим ублюдком, за полгода своей "деятельности" уничтожившим более пятисот ни в чём не повинных мирных жителей побережья Кулуа, Новой Испании и Юкатана. Команда "Гардарики", скрытно высадившись на побережье, атаковала лагерь Чёрного Жана. Револьверная дуэль между полным сил молодым мужчиной и старой женщиной, после которой оба умерли на месте от ран, стала ещё одной легендой, которыми и без того обросла жизнь "морской волчицы". Её похоронили в семейном склепе, а голову Чёрного Жана обозлённые гибелью капитана флибустьеры выставили на всеобщее обозрение, чтобы остальным неповадно было… Гибель последнего сколько-нибудь значимого джентльмена удачи стала последней точкой в истории карибского пиратства. И примечательно, что точку эту поставила женщина, заслужившая в своё время прозвище "генерала Мэйна" именно за успешные пиратские набеги. Почему? Что заставляло её неизменно быть благородной по отношению к побеждённым врагам и беспощадной - к откровенным мерзавцам? Романисты Дефо и Сабатини обращались к этому персонажу. Дефо многое свёл к чистой дипломатии - "генерала Мэйна" современники часто упоминали как успешного политика - а Сабатини чрезмерно этот образ романтизировал, хоть и вывел Алину Эшби в повествовании под вымышленным именем. Романистам Серменьо не особенно верил. На то они и романисты, чтобы показывать действительность через призму своих представлений о ней. Истину же предстояло искать в документах.

"Что ж, - Диего со вздохом закрыл дневники "генерала Мэйна", - надо отдать Всевышнему должное: свои пять минут молодости эта женщина всё же получила".

 

4

- Как говорил генерал Бонапарт: "Сперва ввяжемся, а там посмотрим".

- Потому его и отстранили от власти?

- Не иронизируйте, друг мой. Русские никогда не потерпели бы диктатора-иностранца.

Серменьо усмехнулся. За неделю, которую он провёл, копаясь в документах, многое прояснилось, многое наоборот, породило новые вопросы без ответов. Но главное… Он совсем не ожидал того, что в конце концов с ним произошло. За строчками старинных документов, записок, дневников он увидел людей. Живых людей, а не просто имена, даты и события. Иногда от этого становилось страшновато: эти люди принадлежали прошлому, в настоящем жили последствия их дел. Зачем он тревожит их тени, казалось бы, навсегда оставшиеся на этих стенах и мостовых?

Но… Разве не тем же самым он занимался, скажем, в Египте?

Господин директор между делом напомнил ему о любопытной странице истории России - свержении династии Романовых в конце восемнадцатого века. Так случилось, что после Петра в царской семье не осталось наследника-мужчины. Только женщины. Три дочери самого Петра, три дочери его старшего брата Ивана, две дочери племянника Алексея. И вот между этими принцессами - Петровнами, Ивановнами и Алексеевнами (за последними стоял родственный им клан Голицыных) разгорелась ожесточённая борьба. Царевны и их потомство двенадцать лет вырывали друг у друга власть, пока не победила та, за которой стояла гвардия - младшая Петровна, Наталья[В нашей истории у Петра действительно была дочь Наталья, которая умерла в возрасте девяти лет через две недели после смерти отца.]. Эта оттеснила от трона всех, даже двух малолетних племянников. Затем она продавила через сенат решение о своём замужестве. Муж её, принц Вюртембергский, честно говоря, был больше похож на егеря, чем на принца. И спустя лет пять после рождения наследника - будущего Петра Второго - благополучно погиб на охоте. Болтали всякое, но мало кому захотелось спорить со всесильной Натальей Петровной. Её беспрецедентно долгое царствование до сих пор называли золотым веком русской монархии. Победа над прусским королём Фридрихом, развитие науки и торговли, появление среднего класса и его усиление к концу царствования Натальи Первой, двухэтапная отмена крепостного права в семидесятых годах, стоившая императрице грандиозного конфликта с родовитыми дворянами. Впрочем, ей, легитимной и весьма решительной императрице, нечего было опасаться: дворянство она поприжала, а на первые роли в государстве давно уже стала выдвигать талантливых разночинцев… Но вот с наследником ей не повезло: удался в отца. Нет, он не был ничтожеством. Просто посредственностью. А посредственности на тронах могут удержаться только при наличии поддержки сильной личности из своего ближайшего окружения. Пётр Второй таковой поддержки не имел: его министры были ещё серее, чем государь. Зато генерал Голенищев-Кутузов, герой русско-турецкой войны, имел поддержку в армии… Нетрудно догадаться, чем закончилось бесцветное правление бездетного и бездарного государя императора Петра Фёдоровича. Потерявшая всякую поддержку народа и церкви, монархия в один прекрасный день просто перестала быть. Императора арестовали, заставили подписать отречение и отправили доживать свою серую жизнь в Петровом посаде. Образовался триумвират - Кутузов, Ушаков, Бонапарт. Генерал русской армии Наполеон Бонапарт[Самое интересное, что только случай помешал Наполеону (в нашей истории) поступить на русскую службу.].

- Бонапарта погубила самонадеянность, - проговорил Бенуа. - Он решил, что сможет справиться с Россией в одиночку. Увы, несоответствие масштаба личности и страны - залог поражения.

- Кого - страны или личности?

- А это, друг мой, зависит от многих обстоятельств. Как правило, от того, что это за личность. Вот, скажем, генерал Касадо…

- Ваш национальный герой?

- Да, он.

- Неужели он пытался…

- Не пытался. Но вполне вероятно, что замышлял. Ещё бы: народный герой, спасший Сен-Доменг от захватчиков, организовавший восстановление страны, вернувший в кильватер отечественной политики отложившуюся было Кубу… Однако есть документы Учёного и Торгового советов тех лет. В этих бумагах явно чувствуется напряжение между ними и Советом капитанов. Такое возможно лишь при одном условии - если два совета прилагали все усилия, чтобы ограничить чрезмерную активность третьего. И Касадо сдался. Он решил, что лучше быть живым героем, чем мёртвым диктатором.

- А Бонапарт, в таком случае, забыл, когда следует остановиться… Что ж, логично.

Малекон есть Малекон. Здесь можно и смешаться с шумной толпой, и остаться в одиночестве - кому что любо. Два человека - старик директор музея и сорокалетний палеоисторик - присели на лавочке в тени пальм. Теперь они могли говорить предметно, а не отвлечённо. Серменьо сумел прикоснуться к духу изучаемой им эпохи. А Бенуа жил в нём большую часть своей жизни. И не только потому, что был директором музея.

- Вы спрашивали меня о возможном родстве с генералом Бенуа, - неожиданно сказал он. - И я сказал вам чистую правду: с генералом Бенуа меня не связывает ничто, кроме общей фамилии. Но я связан, так сказать, генетически с одним героем изучаемого вами периода. Вы, надеюсь, успели прочесть об адмирале Роулинге?

- Да. Списанный на берег по старости, он всё сожалел, что умирать придётся на шёлковой постели, а не на палубе, как положено пирату. Он ваш предок?

- Я потомок его дочери Маргарет.

- Ирония судьбы: вам всё время приписывают родство с совсем другим, куда более известным человеком.

- О, адмирал Роулинг не так прост, как кажется, - улыбнулся Бенуа. - Он не любил выскакивать впереди толпы, хоть и сделал блестящую карьеру на флоте. Вы знаете, что Сен-Доменг первоначально был его идеей?

- Нет, - опешил Серменьо. - Но как…

- У моего предка часто возникали хорошие идеи, но не всегда он имел возможность и способности их реализовать. Поэтому реализация проекта под названием Сен-Доменг выпала другому человеку, который имел желание и способности, а возможности создал сам.

- Вы говорите о первом генерале - об этой женщине?… Видите ли, месье Бенуа, я до сих пор не могу понять - зачем вообще она это сделала?

- Очень просто, мой друг: чтобы выжить.

- Простите, не понимаю.

- Так ведь она жила среди пиратов, - Бенуа лукаво усмехнулся. - Единственное, почему её вообще по первому времени держали на борту и старались не трогать, так это потому, что считали девушку талисманом удачи. Одна оплошность - и ей пришёл бы конец.

- Даже когда она завоевала их уважение и захватила лидерство?

- Даже тогда. Она ввела новые правила, и ей пришлось жестоко расправляться с теми, кто демонстративно их нарушал. Наконец, она захватила Сен-Доменг в первую очередь для того, чтобы у её людей появилась своя земля, где они могли жить по своим законам. А чтобы не превратиться в разбойничий вертеп и не нажить во враги весь мир, ей волей-неволей пришлось строить торговую республику. Но и этого было недостаточно для выживания, и она принялась щедро финансировать науку… Кстати, вы знаете об одной интересной подробности? Система мер и весов, предложенная Лейбницем, практически по всем параметрам лишь на доли процента отличается от современных эталонов, имеющих привязку к длине меридиана. Откуда он взял тогда эти метры с килограммами - загадка. А предсказанное Порт-Ройяльское землетрясение? А знаменитые сен-домегские карты и лоции? Некоторыми из них пользуются до сих пор… Можете мне поверить, мой друг, загадки могли загадывать не только египтяне с шумерами. Наши предки, оставив нам всё это в наследство, забыли - или не пожелали - объяснить некоторые детали. Наконец, войны и нелепые случайности уничтожили много бесценных документов, способных пролить свет на эти загадки.

- А как вы, лично вы, можете объяснить себе эти загадки?

- А я, друг мой, тоже не знаю на них ответа. Как и вы не знаете, откуда в Вавилоне взялись электрические батареи и почему древние египтяне вдруг принялись строить колоссальные пирамиды - самые наглядные загадки прошлого… Мы здесь, в Сен-Доменге, просто живём, принимая все загадки нашей истории как данность. Принцип таков: если случилось - значит, было возможно. А раз предки воспользовались предоставленной им возможностью, они молодцы.

- Но как же быть с нарезной артиллерией? Кое-кто из специалистов считает, что изготовить её в то время было нереально.

- Нарезка ствола была изобретена в тысяча шестьсот тридцатом году Куттером, - с хитрой усмешкой ответил Бенуа. - Казённое заряжание - это ещё раньше, тысяча пятьсот девяносто седьмой год, некий Лорини. Бертье оставалось додумать самую малость - конический снаряд - и он справился со своей задачей.

- А сталь для стволов? А станки для протачивания? Или мастерам приходилось изобретать их на ходу, для исполнения заказа?

- В точку. Одно изобретение порождает второе, второе порождает третье - закон неумолим. Только благодаря этому закону мы видим мир таким, каков он есть сейчас…

Сегодня было уже двадцатое октября. Завтра вылет домой, благо, свободных билетов на прямой рейс до Мадрида было достаточно, и Диего забронировал его заранее. Затем предстоит работа: нужно свести воедино полученные данные и приниматься за работу над новой книгой. В следующем две тысячи восьмом году будут отмечать столетие первого полёта человека в космос. Многие учёные и исследователи постараются посвятить этой дате свои труды, и Серменьо не исключение. У него в кармане уже лежит приглашение в Звёздный городок под Москвой. Выступление с докладом на конференции, посвящённой такому юбилею - это практически гарантия большого интереса к представляемой работе. Нужно предельно тщательно взвесить каждое слово и аргументировать каждый вывод, чтобы не ударить в грязь лицом, как говорят русские… Загадки истории… Как сказал господин директор - они принимают их как данность? Что ж, большинство людей точно так же принимает как данность телевидение, понятия не имея о том, как устроен телевизор. Большинство ездит на бензиновых и электромобилях, не вникая в тонкости их конструкции. Ребята в автосервисе разберутся, если вдруг что-то сломалось…

"Может, это и справедливо, - думал Серменьо, сняв модные в этом сезоне плетёные сандалии и с наслаждением шлёпая босыми ступнями по мокрому коралловому песку. - Может, потому мы и сталкиваемся на каждом шагу с загадками, что ответы на них знают лишь считанные единицы. Когда эти люди уходят, то, что представлялось им ясным и вполне объяснимым, становится ларцом без ключа… Сен-Доменг, по выражению Бенуа, дал прогрессу хороший пинок под зад. Но вот вопрос: если бы Сен-Доменг погиб в начале своей истории, или пираты отказались бы финансировать науку - что было бы тогда? Скорее всего, пинок прогрессу дал бы кто-нибудь другой. Та же Англия, например. У неё для этого были все предпосылки, но они не выдержали жёсткой конкуренции сразу с тремя морскими державами - с Францией, Голландией и Сен-Доменгом. А если бы выдержали? Скорее всего, я бы сейчас исследовал загадки английской истории… История - довольно устойчивая штука. Не тот, так этот, но результат всё равно будет одинаков".

И всё же что-то мешало Серменьо согласиться с собственным выводом. Но что именно?

Он обернулся. Волны кое-где полностью слизнули его следы, прочие были изрядно подмыты. "Вот так и события, - подумал он. - Как следы на песке у кромки прибоя. Воды истории сглаживают их, кое-какие полностью стирают со страниц. Но что-то всё же остаётся. В самом деле, как тени, шаги, голоса предков, записанные в камнях здешних мостовых. Если бы научиться читать эту летопись, сколько всего мы могли бы узнать!"

…Я больше не могу жить будущим. Как можно жить тем, чего у тебя нет? Но теперь я железно верю в будущее Сен-Доменга, этот корабль спокойно обойдётся без такой развалины, как я. И эта вера - одна из немногих наград, которые я получила от жизни.

Строчки из дневника старой женщины, жившей три столетия назад, заставили Серменьо надолго задуматься. Да. Это точно не следы на песке. Голоса предков нужно слышать не умом, а сердцем. Только тогда они становятся понятны.

А для этого нужно сперва хорошенько поработать над собой.

Надо полагать, в той ветви истории вряд ли получило популярность слово "шоу".

Науатль - язык ацтеков.

Дословный перевод с испанского названия Торре дель Оменахе.

Антарктический полуостров.

Вероятнее всего, этот город основали на месте, где в нашей истории расположен Даллас.