Обширное и многообразное литературное наследие Томмазо Кампанеллы не раз ставило в тупик исследователей его политических и философских воззрений. Более 30 ООО страниц, книги по астрологии и математике, риторике и медицине, богословские трактаты и политические памфлеты, латинские эклоги и итальянские стихи. Но сложность не в плодовитости автора и не в разнообразии его сочинений: широта интересов и универсальность познаний не удивят нас в мыслителе XVI–XVII столетий. Поражают противоречия в мировоззрении философа.

Страстный противник испанского владычества, составивший заговор и поплатившийся за это десятилетиями тюрьмы, пишет трактат об испанской монархии и подает королю советы о подчинении Нидерландов, обосновывает права испанской короны на западное полушарие и представляет рекомендации о способах увеличения доходов в Неаполитанском вице-королевстве.

Создатель коммунистической утопии проповедует идеал всемирной монархии под эгидой папства.

Уличенный в ереси узник инквизиции хлопочет об обращении в католицизм всех народов земли, опровергает лютеран и кальвинистов, убеждает церковных сановников учредить конгрегацию «Пропаганда веры» для подготовки ученых миссионеров.

Защитник Галилея составляет астрологические трактаты и гороскопы и пытается магическими действиями отогнать смерть от папы Урбана VIII.

Обличитель макиавеллизма дает подчас такие советы государям, каким позавидовали бы самые ревностные почитатели флорентийского секретаря.

Последователь материалистического учения Бернардино Телезио, убежденный сенсуалист сочиняет многотомный богословский труд и вступает в теологические дискуссии о свободе воли и предопределении, о непорочном зачатии богородицы, о воскресении и благодати.

Наконец, не раз обвиненный в безбожии, он пишет детальное опровержение безбожников — знаменитый «Побежденный атеизм».

В свете столь очевидных противоречий ясно, что прежде, чем использовать произведения Кампанеллы для суждения о его взглядах, необходимо поставить и решить обязательный для всякого исторического исследования вопрос: могут ли — и в какой мере — сочинения Калабрийца служить для характеристики его подлинных воззрений.

Сомнения в искренности мятежного философа, высказанные впервые врагами Кампанеллы — инквизиторами, экспертами из Конгрегации Индекса запрещенных книг, членами капитула Доминиканского ордена, возродились в трудах новейших исследователей жизни и творчества автора «Города Солнца».

Создателем теории симуляции Кампанеллы в его филоиспанских и теократических произведениях явился Луиджи Амабиле. Пораженный видимым расхождением между радикализмом Кампанеллы — организатора смелого заговора против испанского владычества — и религиозно-политической позицией автора «Испанской монархии», «Монархии мессии» и «Побежденного атеизма», Л. Амабиле пришел к заключению, что подлинные взгляды философа выражены им лишь в ранних натурфилософских сочинениях и в «Городе Солнца», все же происпанские и богословские его произведения, противоречащие либерально-антиклерикальному представлению о Кампанелле — борце против испанского владычества и католической церкви, «не могут служить выражением внутренних убеждений автора, но являются скорее выражением крайних обстоятельств, которые теснили его со всех сторон» (77, стр. 147).

Концепция эта поддержана новейшим советским биографом Кампанеллы. «Многие произведения Кампанеллы, — пишет А. Э. Штекли, — будут вызывать недоумение, если их пытаться осмыслить в отрыве от конкретных обстоятельств его жизни. Почти все работы Кампанелла писал в тюрьмах. Безвыходное положение заставляло его хитрить и притворяться. Из-под его пера нередко выходили вещи, в которых он, желая обмануть судей, давал заведомо неверное истолкование своим действиям и своим мыслям» (75, стр. 283–284).

Пророчества — чтобы запутать инквизиторов. Политические афоризмы — чтобы привлечь к себе внимание власть имущих. Астрология — чтобы использовать суеверия папы Урбана. Борьба с реформацией — чтобы обмануть католических прелатов.

Таким образом достигается задним числом очищение мыслителя XVI–XVII вв. от всего, что могло бы скомпрометировать его в глазах читателя XX столетия: от магии и астрологии, от утопии всемирной монархии, от теологических тенденций в натурфилософии.

При этом ради сохранения во что бы то ни стало цельности мировоззрения Кампанеллы приходится жертвовать нравственной цельностью мыслителя и политика. И рядом с образом материалиста и революционера, атеиста и утопического социалиста неизбежно вопреки намерениям создателей теории симуляции возникает образ ловкого и хитрого лицемера, умело лгавшего всю жизнь — не только на допросах перед судьями, что понятно и оправданно, но в главном деле своей жизни — в богословских трактатах, в политических памфлетах, в посланиях к сильным мира сего и в письмах к друзьям, в стихах и в гороскопах. Ибо слова поэта — это его дела. Точно так же как философские творения мыслителя. Точно так же как публицистические выступления политического деятеля.

Ибо книги имеют свою судьбу. Не только в веках, но и в современности. И судьба эта зависит не от тайного умысла автора, но единственно от объективного содержания книг. И проблема моральной ответственности писателя возникла не вчера и не 300 лет назад.

Поэтому, не касаясь пока существа концепции, ставящей под сомнение искренность Кампанеллы в его богословских и филоиспанских сочинениях, я хотел бы предварительно коснуться вопроса об их объективном значении.

Показания Кампанеллы на допросах во время следствия, его объяснительные записки и мемориалы, представленные судьям, испанским властям, прелатам римской церкви, в которых он ради спасения своей жизни и жизни своих товарищей по калабрийскому заговору изображал себя верноподданным испанской монархии и ортодоксальным католиком, не выходили за пределы судебных канцелярий и не имели значения вне рамок процессов о заговоре и ереси.

Но когда речь идет о литературных произведениях неаполитанского узника, то не следует забывать, что по самой природе своей они предназначались для широкого читателя и так или иначе участвовали в формировании европейского общественного мнения. Его книги распространялись в списках и печатались (в библиографии Л. Фирпо учтено 60 списков «Испанской монархии», 29 списков «Политических афоризмов», 20 — «Монархии мессии», 26 — «Речей к итальянским государям», 8 — «К Венеции», 7 — «Политического диалога против лютеран, кальвинистов и иных еретиков» и т. д.; «Испанская монархия» в 1620–1709 гг. была издана 12 раз на латинском, немецком, английском языках, «Речь о Нидерландах» в 1617–1632 гг. издавалась 6 раз в латинском, голландском и немецком переводах) и не могли не иметь широкого резонанса в политической и духовной жизни Европы первых десятилетий XVII в.

Когда «Речь о Нидерландах» появилась в списках в Германии и Голландии, перед читателями не возникало вопроса об искренности автора и о конкретных обстоятельствах написания этого политического памфлета. Они исходили из содержания книги, и только этим определялось их отношение к ней. «Речь фра Кампанеллы о том, как привести Нидерланды под власть испанского короля» была издана дважды в 1618 г. в голландском переводе, причем одно из этих изданий было осуществлено по распоряжению Фрисландских штатов. «Испанский крючок, или Речь фра Кампанеллы, в которой он указывает испанскому королю пути и средства, какими он мог бы изловить и привести под свою власть Германию, Францию, а в особенности Нидерланды» — так звучало название этой главы «Испанской монархии» в немецком переводе, изданном «в предостережение всем евангелическим верхним и нижним немцам» в 1630 г.; как видим, советы неаполитанского узника испанской короне воспринимались современниками достаточно серьезно.

«Испанская монархия» имела большой резонанс в Европе. Современники видели в ней не только программу достижения Испанией всемирного владычества, но и изложение политического учения Кампанеллы, его полемику с идеей государственной необходимости, его утопию всемирной монархии. Немецкий перевод книги осуществил Христофор Бесольд, близкий к кругу Тобиа Адами и других немецких друзей и поклонников Кампанеллы. Ко второму изданию своего перевода, вышедшему в свет в 1623 г., Бесольд приложил собственное полемическое сочинение: «Желательно ли, чтобы все христианские государства подчинялись одной-единственной верховной власти?» Полемика была вполне серьезной: никого не интересовали предполагаемые уловки заключенного, решившего любой ценой открыть себе двери тюрьмы; спор шел о политической ориентации, о политической доктрине, о политической программе. В межгосударственных конфликтах, разворачивавшихся на Европейском континенте в первые десятилетия XVII в., сочинения Кампанеллы принимали участие на равных основаниях, без скидок на особое положение автора. Голос Кампанеллы-политика достаточно громко звучал в этой борьбе и в определенной степени влиял на ее исход.

Когда в руки Гуго Гроцию попали «Политические афоризмы» Кампанеллы, «отец международного права» снабдил их своими замечаниями — иногда одобрительными, иногда критическими, часто остро полемическими. Гроций не мог принять антиреформационную полемику Кампанеллы. Он оспаривал выдвинутый Кампанеллой идеал всемирной теократической монархии. Кампанелловой программе всеобщего религиозного единства он противопоставил идеал веротерпимости и свободы исповеданий (28, стр. 227–245). Гуго Гроций имел дело с определенной политической доктриной, в чем-то он соглашался с автором «Афоризмов», с иными идеями спорил. «Политические афоризмы» в латинской переработке были дважды изданы при жизни Кампанеллы. В борьбе различных направлений политической мысли XVII в. нельзя обойти учение Кампанеллы.

Начиная с ранних сочинений, с «Политического диалога против лютеран…» и до последних лет жизни Кампанелла выступал против идей Реформации. Полемике против лютеранства и кальвинизма посвящены в его литературном наследии сотни и тысячи страниц. Друг и поклонник философа Тобия Адами, восхищаясь учением Кампанеллы, не забывал сделать оговорку относительно религии. Даже в тайной переписке с Адами Кампанелла оспаривал лютеранское учение. Не случайно, издавая философские труды учителя, Адами опустил наиболее резкие выпады против Реформации. В религиозно-философских спорах своей эпохи Кампанелла резко и определенно выступил против учения Лютера и Кальвина о предопределении. Он не ограничился литературной полемикой: и в Неаполе, и в Риме, и в Париже ему удалось убедить некоторых лютеран и кальвинистов обратиться в католичество. Возможно, он делал это неискренне, желая доказать церковникам свою преданность католической вере. И все-таки несколькими католиками стало больше. Его грандиозный план пропаганды веры вызвал к жизни обширное сочинение «Вспомнят и обратятся к господу все края земли». Уже из Парижа Кампанелла направил послание Марии Бурбонской, королеве Англии, жене Карла I, и его планы обращения Англии в католицизм вызвали естественное беспокойство среди политических и церковных деятелей страны. Конгрегация «Пропаганда веры» была учреждена, и Кампанелла, уже находясь в Париже, переписывался с ней и давал советы ее руководителям. Авторитет и ученость Кампанеллы были использованы кардиналом Ришелье в его борьбе с протестантизмом — Калабриец фактически возглавил возрожденную всемогущим кардиналом академию в Сен-Викторском аббатстве, ставшую важнейшим центром антигугенотской полемики. Чем бы ни были продиктованы выступления Кампанеллы против реформационного движения, это было вполне реальное участие в идейно-политических конфликтах эпохи, и новейшие исследователи вынуждены считаться с ним не в меньшей мере, чем современники — участники этой борьбы.

Вместе с тем, когда римская инквизиция запрещала опубликование теологических сочинений Кампанеллы, когда капитул доминиканцев осуждал воззрения на предопределение опального члена ордена, когда Сорбонна в зависимости от ориентации, преобладавшей среди наиболее влиятельной части богословского факультета, то разрешала, то запрещала издание его трудов, и сторонники, и враги Калабрийца исходили из реальной позиции, занятой им в ожесточенных богословских дискуссиях 20—30-х годов XVII столетия. Теологические споры, в которые страстно вмешивался Кампанелла, не на шутку занимали его современников; тут было не до игры: обвинения в ереси раздавались с разных сторон. Занимая определенную позицию в дискуссиях, восстанавливая против себя католическую иерархию, или хотя бы значительную часть ее, Кампанелла неизбежно брал на себя немалую ответственность — и перед современностью, и перед историей.

Четыре издания «Астрологии» Кампанеллы, его пророчества и гороскопы вызывали живой интерес современников и — самое меньшее, что можно в связи с этим сказать, — уж никак не способствовали преодолению астрологических предрассудков.

Когда разразился конфликт между папством и Венецианской республикой — конфликт, находившийся длительное время в центре внимания европейских политиков, — Кампанелла из неаполитанских застенков выступил против Венеции, опровергая «лжебогослова» Паоло Сарпи. Можно по-разному объяснять мотивы, руководившие Кампанеллой. Но не правы ли были правители Венеции, когда, обнаружив рукопись этого сочинения в бумагах Гаспара Шоппе, они конфисковали опасное для них сочинение?

Но если политический публицист в острейшем политическом конфликте выступает на стороне своего врага, в данном случае на стороне Павла V, против Венецианской республики, то может ли его оправдать стремление вырваться на свободу? Подобное лицемерие граничит с продажностью и ренегатством — ведь не так уж важно, что послужит ценой: деньги, свобода, карьера, жизнь. Так концепция Амабиле — Штекли приводит от сомнений в искренности писателя — Кампанеллы — к сомнениям в нравственной ценности приписанной ему позиции.

Сомнение неосновательно. Кампанелла не был лицемером. Он не продавал свое перо и свою мысль — ни за деньги, ни за свободу. «Ты знаешь, что я не продажен», — писал он, обращаясь к Венеции в 1606 г. (30, стр. 34). Парадокс Кампанеллы не в раздвоении личности, а в сложности и противоречивости его мировоззрения.

И так ли уж убедительно предпринятое Л. Амабиле разделение литературного наследия Томмазо Кампанеллы на те произведения, в которых он выразил свои подлинные взгляды, и те, в которых выражена чуждая ему и противоречащая внутренним его убеждениям тенденция?

Сам Кампанелла во всяком случае подобного разделения не производил. Когда из подземелий неаполитанских тюрем он обращался с письмами к сильным мира сего, стремясь привлечь их внимание к своей судьбе и добиться свободы, он, перечисляя свои книги, в одном ряду называл «Испанскую монархию» и «Город Солнца», «Астрологию» и «Апологию Галилея», «Богословие» и «О способности вещей к ощущению», «Метафизику» и «Побежденный атеизм». Когда в Риме, добившись уже относительной свободы, он диктовал Габриэлю Ноде, в те времена еще другу и ученику, «Сочинение о собственных книгах», где ему не было нужды вспоминать произведения, созданные на случай и вынужденные тягостными обстоятельствами минувших лет, он не опустил в своем перечне и тех книг, которые приводят в смятение биографов. В планах собрания сочинений, начиная от разработанных еще в тюрьме и кончая последним, опубликованным в приложении к парижскому изданию «Рациональной философии» 1638 г., Кампанелла распределил по десяти томам предполагаемого свода и «Метафизику», и «Богословие», и публицистику, и натурфилософию — за год до смерти он не считал нужным отрекаться ни от одной из своих книг.

Всю жизнь Кампанелла добивался издания своих книг. Он послал в Германию не только «Город Солнца» и «Апологию Галилея», но и «Политику», содержащую происпанские тезисы и апологию теократической монархии. Находясь в Риме, он не только, преодолев чудовищное сопротивление врагов, опубликовал «Побежденный атеизм», но сумел в обход падре Мостро в маленьком городке Иези издать «Монархию мессии» и «Речи о свободе и счастливом подчинении церковному государству». В Париже наряду с «Побежденным атеизмом» он издает трактат о предопределении и «Против языческой философии», дополняет «Реальную философию» с ее «Политикой» и «Городом Солнца» заключительным трактатом «О царстве божьем», завершает и готовит к печати «Богословие», безуспешно добивается присылки ему из Рима задержанной врагами рукописи книги «Вспомнят и обратятся к господу все края земли», рассчитывая опубликовать и ее.

Все свои книги Кампанелла рассматривал как части одного огромного свода «наук, восстановленных фра Томмазо Кампанеллой в соответствии с собственными принципами, на основе двух божественных книг — Природы и Писания». В основе многообразного литературного наследия калабрийского философа лежит общая система взглядов, именуемая философией Томмазо Кампанеллы. Системе этой свойственны глубокие противоречия, но это именно внутренние противоречия системы, а не внешние несовпадения отдельных книг.

Так, если начать с политических взглядов великого утописта, то внимательное изучение всей совокупности произведений Кампанеллы приводит к выводу, что в основе их лежит одна мысль о преодолении того распада общества, к которому приводит частная собственность и разделение человечества на враждующие государства. Выступая против предпочтения частного, личного интереса общему, государственного интереса интересам всего общества и человечества в целом, Кампанелла создает единую утопию справедливого общественного устройства, основанного на ликвидации частной собственности, и всемирного объединения человечества в одном государстве, преодоления национальных, государственных, религиозных противоречий. «Город Солнца» не противостоит в политической утопии Кампанеллы идеалу всемирной монархии, в которой должна осуществиться мечта его жизни — «едино стадо, един пастырь». Этому идеалу подчинены многочисленные сочинения Кампанеллы, его «Монархия мессии» и «О царстве божьем». Этой же цели подчинены миссионерская деятельность Кампанеллы и создание книги «Вспомнят и обратятся…». Политическое единство человечества должно было, по мысли утописта, сопровождаться религиозным объединением. Коммунистическая утопия «Города Солнца» находится в органическом единстве с другими сочинениями Кампанеллы. Идеал общности имуществ проповедуется и в «Политических афоризмах», прекращение войн, раздоров, голода и эпидемий в объединенном человечестве — в рассуждении «О царстве божьем»; на «Город Солнца» ссылается автор «Речей о свободе и счастливом подчинении церковному государству». И в многотомном «Богословии» он не только неоднократно цитирует свое раннее утопическое сочинение, но и воспроизводит основные его идеи в «Образце государства всего рода человеческого», где идеал всемирного единства сочетается с коммунистическим идеалом общности имуществ, всеобщего труда и справедливого общественного устройства.

Космологические воззрения Кампанеллы, известные нам по его «Реальной философии» и «Апологии Галилея», нашли вполне адекватное выражение в третьей книге его «Богословия». Вообще этот богословский труд Кампанеллы никак не противостоит другим его философским произведениям. Он не только пестрит ссылками на «Метафизику», «Реальную философию» и т. д., в основе его лежит та же система понятий, что и в главных философских сочинениях Калабрийца. Разумеется, «Богословие» вступает в противоречие с модернизированным представлением о Кампанелле — материалисте и атеисте, но на деле оно оказывается тесно связанным с его гилозоизмом, с учением Калабрийца о всеобщей одушевленности природы.

Если бы Кампанелла свои богословские сочинения писал для того, чтобы ввести в заблуждение церковников, казалось бы, проще всего для него было бы имитировать господствующие в тогдашнем ортодоксальном богословии воззрения. Но оказывается, Кампанелла и в теологических вопросах непрерывно вступал в конфликт с иерархией, с Доминиканским орденом, с современной ему схоластической доктриной. Отказавшись строить теологию на аристотелевской основе, он вызвал против себя бешеную вражду томистов. По вопросу о предопределении его позиция резко разошлась с господствующей в Риме и вызвала осуждение инквизиции. Не следует забывать, что бунт в теологических вопросах был куда опаснее, чем в чисто научных или натурфилософских концепциях. Приспособленцы не плывут против течения.

Кампанелла и в своих теологических сочинениях оставался самим собой. Создание своего «Богословия» («В соответствии с нашей метафизикой», — говорил Кампанелла) рассматривалось им как важнейшая составная часть борьбы за новую систему наук. И не в посланиях к папе и к кардиналам, а в письме к Галилею в 1614 г. Кампанелла сообщал: «Я пишу новое „Богословие“, где покажу, что Священное писание и раввины, и самые древние авторы — все придерживались этого мнения; я дошел уже до четвертой книги».

Что касается астрологии, то убеждение Кампанеллы в истинности этой «науки» (мы ставим это слово в кавычки, но не следует забывать, что сам Кампанелла рассматривал астрологию именно как науку, и притом точную), разделявшееся к тому же многими из его современников-астрономов, было искренним и глубоким. Даже Галилея он пытался убедить в истинности астрологических построений. Гороскопы он составлял не только папе Урбану VIII, не только на рождение дофина, но и близким друзьям, и самому себе; и те магические действия, которые он когда-то в Риме предписывал суеверному первосвященнику, он применил и к себе в свой смертный час.

И наконец, едва ли не самая важная проблема философии Кампанеллы — его полемика против эпикуреизма. Ею наполнены многие страницы сочинений Калабрийца; опровержению философии Эпикура и Демокрита посвящены значительные разделы «Богословия» и «Метафизики», он оспаривает древних материалистов в книге «О способности вещей к ощущению». Французские друзья и покровители Кампанеллы во главе с Клодом Пейреском были вместе с тем друзьями и последователями философа-эпикурейца Пьера Гассенди. И однако, еще в письмах из Рима, выражая свое восхищение научными трудами Гассенди, Кампанелла писал ему: «Радуюсь тому, что ты рассеял аристотелевы туманы, но что привлек к себе эпикурейские ветры — одобрить не могу» (25, стр. 37). И даже тогда, когда Клод Пейреск упрекал Кампанеллу в том, что он дурно отзывался о Гассенди, Кампанелла, доказывая свое искреннее расположение к французскому философу («Я всем свидетельствовал, что это человек отличнейших и истинно философских нравов, великий математик и астроном и удивительный наблюдатель и что я был очень рад познакомиться с ним»), считал необходимым подчеркнуть свое глубокое расхождение с философией атомизма: «Что же касается эпикурейской философии, которая заключается в учении об атомах и пустоте, то я, отвечая на вопросы лиц, говоривших по этому поводу с насмешкой о господине Гассенди, сказал, что я считаю эту философию недостаточной для объяснения причин всех вещей…»

Ссылаясь на свою «Метафизику», Кампанелла противопоставлял эпикурейскому учению об атомах свою философию: «Не удовлетворившись причинами, я пошел к исследованию начал, и далее — к прималитетам, видя, что ни атомы, ни элементы, ни их физические качества не могут дать удовлетворительное объяснение явлений природы» (25, стр. 302–323). А в письмах к самому Гассенди, доказывая, что не «случай», а первая мудрость («которую называем богом») правит миром, Кампанелла ссылался, в частности, на недавно изданный «Побежденный атеизм» (25, стр. 257).

Итак, «Побежденный атеизм» — самое известное после «Города Солнца» сочинение Томмазо Кампанеллы. Написанное в неаполитанских застенках узником инквизиции, обвиненным в ереси и безбожии, опровержение атеизма вызывало сомнения и подозрения уже у современников философа. Враги Кампанеллы обвиняли его в неискренности, требовали сократить враждебную вере аргументацию, дополнить философские рассуждения ссылками на отцов церкви, убрать опасные астрологические рассуждения. Даже то обстоятельство, что доводы атеистов были напечатаны более крупным шрифтом, чем их опровержения, вызывали подозрения и обвинения в «протаскивании под видом критики» антирелигиозных взглядов.

«Ему поставили в вину, — писал в своем словаре итальянских писателей Джаммария Мацзукели, — что он скорее поддержал, нежели опроверг атеизм, с большим пылом приводя доводы в его защиту, чем свои опровержения, и придумывая такие аргументы в его пользу, до каких не додумались и сами атеисты, из-за чего и говорили, что это сочинение более заслуживало названия „Побеждающего атеизма“, нежели „Побежденного атеизма“» (49, стр. 151). Поэтому, прежде чем использовать эту книгу Кампанеллы для характеристики его собственных взглядов, необходимо решить вопрос, где звучит голос Калабрийца: там, где он приводит доводы атеистов, или там, где он их опровергает.

Между тем В. И. Рутенбург (не разделяющий в других вопросах мнения Амабиле) излагает опровергаемые в «Побежденном атеизме» доводы как подлинные взгляды Томмазо Кампанеллы, ссылаясь на то, что «первая, атеистическая сторона звучит у него значительно сильнее и убедительнее, чем вторая, ортодоксально-христианская», и приводя старинный аргумент противников Кампанеллы: «К тому же текст доводов в пользу атеизма был набран более крупным шрифтом, чем их опровержения» (70, стр. 34). Авторы новейшей «Истории свободомыслия и атеизма в Европе» без колебаний приводят атеистические тезисы «Побежденного атеизма» как мысли Кампанеллы (см. 59, стр. 84–85). Наконец, А. Э. Штекли полагает, что Кампанелла, который «многословно опровергал атеистов», на самом деле «в душе был убежден, что атеизм, который он назвал „побежденным“, в борьбе с христианством окажется победителем» (75, стр. 205).

Мне представляется, что ссылка на большую убедительность атеистических аргументов в «Побежденном атеизме» вообще не идет к делу. Большая или меньшая убедительность в полемике вообще ничего не говорит о позиции автора: меня могут не убедить доводы самого фанатичного сторонника неприемлемого для меня учения.

Еще менее существенной представляется ссылка на разницу шрифтов. В издательской практике того времени это был самый обычный способ выделения комментируемого или опровергаемого текста.

Поэтому единственным путем разрешения проблемы атеизма Кампанеллы является анализ содержания книги в связи со всеми остальными его сочинениями. Если доводы последовательного атеизма, опровергаемые в «Побежденном атеизме», выражают собственные мысли Кампанеллы, то они должны найти соответствие в других философских его произведениях.

Между тем ни в одной из книг Кампанеллы, в том числе и в тех, относительно которых не возникало и тени сомнения даже у сторонников концепции Амабиле — Штекли, мы не найдем выражения последовательного атеизма и материализма. Воззрения автора «Философии, доказанной ощущениями», «О способности вещей к ощущению и о магии», «Рациональной философии» никак не могут быть определены как атеистические. Даже в «Городе Солнца» Кампанелла не выступает как атеист. Не предрешая результатов дальнейшего рассмотрения философских взглядов Калабрийца, отметим, что наличие в его системе сенсуалистских и материалистических тенденций не дает достаточных оснований для столь радикальной ее оценки.

Даже инквизиторы, выдвинувшие вначале против Кампанеллы обвинение в атеизме, вынуждены были в ходе следствия снять его и ограничиться процессом о ереси.

Какие же взгляды опровергает — искренне или лицемерно — Томмазо Кампанелла в «Побежденном атеизме» и какие им противопоставляет?

Нелишне в связи с этим напомнить, что само название книги — «Побежденный атеизм» — Кампанелле не принадлежит. Его дал сочинению неаполитанского узника Гаспар Шоппе, которому Кампанелла вручил рукопись в тщетной надежде на ее опубликование. Название пришлось автору по душе и было сохранено. Но первоначальным авторским названием книги, написанной в 1605 г. по-итальянски и завершенной в латинском варианте в начале 1607 г., было «Философское обоснование истинной всеобщей религии против антихристианства и макиавеллизма».

Против четырех противников ополчается автор «Побежденного атеизма». Определить их не составляет труда при внимательном чтении книги. Это: 1) эпикурейская философия; 2) аристотелизм, в особенности в радикальном аверроистском варианте, с его отрицанием сотворения мира и бессмертия души; 3) макиавеллизм с его культом частного интереса и государственной необходимости; 4) Реформация с ее учением о предопределении и отрицанием свободы воли.

Поэтому, решая вопрос о том, где в «Побежденном атеизме» выражены подлинные воззрения Кампанеллы, пора перестать говорить об «атеизме» вообще и внеисторически. Вопрос о том, был ли Кампанелла тайным сторонником опровергаемых им воззрений, стоит только так: придерживался ли он материалистического учения древних атомистов, радикального аверроизма падуанской школы, макиавеллизма и реформационных идей?

Выше было уже показано, что полемика против эпикурейской философии не была в творчестве Кампанеллы исключительной принадлежностью «Побежденного атеизма»: он оспаривал ее и в других своих философских произведениях, и в частной переписке, и в устных диспутах, в которые с присущей ему страстностью вступал в Париже. Не зря осторожный Пейреск советовал своему неугомонному другу: «Стройте собственную философию, не стараясь убедить других в смехотворности философии Эпикура» (82, стр. 256). Но именно об этом писал автор «Побежденного атеизма»: «Разумеется, смехотворно то, как Лукреций объяснял случаем происхождение мира из атомов, движущихся в пустоте, и выводил строение мира из их случайного соединения» (12, стр. 34).

Еще более последовательно — от юношеских до предсмертных своих произведений — боролся Кампанелла против религиозных, философских, нравственных и политических идей Реформации. Именно антилютеранская полемика была главной причиной, из-за которой друг Кампанеллы Тобиа Адами не опубликовал «Побежденный атеизм». «Антилютеранское послание к северным философам и государям, преимущественно германским, о восстановлении религии» вместе с «Ответами на возражения Тобиа Адами на антилютеранское послание» и «Приложением», в котором объяснялось, что «всякая ересь граничит с атеизмом», составили значительнейший раздел книги Кампанеллы «Вспомнят и обратятся к господу все края земли» (27, стр. 107–194). Антилютеранская позиция Кампанеллы в этом сочинении полностью совпадает с аналогичными разделами других его работ, и в первую очередь «Побежденного атеизма». Характерно, что в «Ответах на возражения Тобиа Адами» Кампанелла применяет тот же полемический прием, что и в «Побежденном атеизме», — он приводит 8 положений лютеран по вопросу о свободе воли и 21 тезис в защиту лютеранского учения против католицизма, а затем свои доказательства. Правда, никому, кажется, еще не приходило в голову зачислять на этом основании Кампанеллу в тайные сторонники Реформации.

Первым печатным выступлением молодого Томмазо Кампанеллы была «Философия, доказанная ощущениями», или, как он сам называл ее в письмах, «Восемь книг в защиту Телезио против аристотеликов». Так началась борьба Кампанеллы против аристотелизма. В одном томе с «Побежденным атеизмом» (в парижском издании 1636 г.) был напечатан небольшой трактат Кампанеллы «Против языческой философии», где он ополчался на современную ему схоластику, требуя отказаться от слепого следования авторитету Аристотеля. Он одновременно доказывал несовместимость аристотелизма и с новой наукой, и с христианской религией. Кампанелла привел 14 пунктов, в которых формулируются атеистические или деистические тезисы сторонников аристотелевой философии. Здесь и отрицание бога-творца и промыслителя, и утверждение, что бог действует в силу необходимости, и отрицание бессмертия души, посмертного воздаяния, существования ангелов и чертей, ада и рая. Речь шла прежде всего о радикальном варианте аристотелизма, вошедшем в историю европейского свободомыслия под условным наименованием падуанского аверроизма.

«Против них, — говорит Кампанелла, — я написал „Антимакиавеллизм“» (13, стр. 35). А в «Предисловии» к парижскому изданию 1636 г., в котором были объединены обе эти книги, он поставил рядом «Побежденный атеизм» и «Против языческой философии» как сочинения, направленные против двух «рогов» антихриста — атеизма и аристотелизма.

У нас тем меньше оснований сомневаться в искренности антиаристотелизма Кампанеллы, что полемика эта не могла принести ему в обстановке начала XVII столетия ничего, кроме новых конфликтов с господствующей тенденцией официального католического богословия. Гаспар Шоппе предупреждал Кампанеллу об опасности ниспровержения перипатетической философии, «которая пустила в церкви столь глубокие корни, что вся схоластическая теология, и прежде всего сочинения святого Фомы Аквинского, строится на принципах, аксиомах и мнениях Аристотеля… Весьма неприятно также и то, что ты считаешь Аристотеля предтечей антихриста; ибо тогда получается, что схоластические богословы приуготовляли путь антихристу, а подобное мнение о столь великом множестве святых докторов, по общему суждению, будет граничить с нечестием» (82, стр. 47). Спор с последователями Стагирита вызвал возражения и цензоров «Побежденного атеизма», а по поводу трактата «Против языческой философии» римские инквизиторы пришли к выводу, что автор «под предлогом нападок и хулы на Аристотеля подрывает здравое в философском отношении учение, всеми принятое и пролагающее путь святому богословию» (35, стр. 163).

Полемика против аристотелизма настолько органическая и неотъемлемая часть философии Томмазо Кампанеллы, что, отбросив ее, мы рискуем превратить в груду развалин и все здание. Кампанелла вел борьбу не против отдельных сторон перипатетической философии, но против аристотелизма в целом. И делал он это с тем большей настойчивостью, что видел в нем — в аверроистском его варианте — главный источник ненавистного ему макиавеллизма.

Главный враг Кампанеллы в «Побежденном атеизме» — политическое и нравственное учение флорентийского секретаря. Во всех своих политических сочинениях, в письмах, в теоретических трудах по этике и политике он обличает как «чуму нашего века» макиавеллизм, «основывающий государственный интерес на себялюбии» (25, стр. 26). В послании к Шоппе, которое должно было служить предисловием к «Побежденному атеизму», Кампанелла четко определил, против каких философских и политических воззрений направлена его полемика: «Сущность учения о политической необходимости, которую наш антихристианский век именует государственной необходимостью, заключается в том, чтобы ставить часть выше целого, самого себя выше, чем род человеческий, и выше, чем мир, и выше, чем бога. Эти подлые рассуждения являются порождением себялюбия, немощи и невежества» (25, стр. 100).

Таким образом, опровергаемые в «Побежденном атеизме» воззрения эпикурейцев, аверроистов, лютеран и макиавеллистов не находят соответствий в других произведениях Кампанеллы, в то время как полемика против них пронизывает все его творчество. Более того, даже в «Городе Солнца» (относительно которого никто, кажется, не выдвигал сомнений в адекватности его подлинным взглядам автора) мы не найдем атеистических положений. Солярии «ненавидят… Аристотеля» за учение о вечности мира и «непреложно веруют в бессмертие души», а «о местах наказания и награды в будущей жизни они держатся почти одинаковых с нами воззрений»; их философия в точности соответствует учению Кампанеллы о прималитетах («мощи, мудрости, любви»). Именно в «Городе Солнца» сформулирована мысль о почти полном тождестве «естественной религии» («закона природы») с христианством, «которое не добавляет сверх природных законов ничего, кроме таинств, способствующих их соблюдению», что «служит весьма веским доказательством в пользу христианской религии как самой истинной и той, которая, по устранении злоупотреблений, будет господствовать на всем земном круге… чтобы все народности объединились в едином законе» (5, стр. 109–119).

Углубленный научный анализ философского наследия Калабрийца возможен только на основе всей совокупности его произведений. Как справедливо писал итальянский историк-марксист Н. Бадалони, «суждение Амабиле, который во всей литературной продукции Кампанеллы воспринял лишь аспект лицемерия, нуждается в радикальном пересмотре. И пересмотр этот должен исходить из того, что подлинная мысль Кампанеллы может, учитывая все обстоятельства, быть восстановлена со значительной степенью достоверности путем тщательного чтения его сочинений и изучения постоянно наличествующих в них центральных идей» (90, стр. 285).

Томмазо Кампанелла действительно не был свободен в своих сочинениях и в своей деятельности. Но эта несвобода определялась не влиянием небесных светил и не божественным провидением — недаром ведь Калабриец считал, что поведение человека, его выбор зависят от свободной воли. А волю его не смогли сломить ни неаполитанские тюремщики и палачи, ни римские инквизиторы и богословы. Ни папе, ни императору, ни неаполитанскому вице-королю, ни кардиналу Ришелье не дано было определять ход мысли философа. И если научные воззрения сочетаются в книгах Кампанеллы с астрологическими фантазиями, если сенсуализм приводит его к доказательству бытия божия, если страстная мечта о справедливости и о единстве человечества выражается в миссионерской проповеди, а коммунистическая утопия принимает очертания всемирной теократической монархии, — то лишь потому, что свобода мыслителя была ограничена его эпохой и теми социальными силами, чьи интересы он выражал. Противоречия мировоззрения Кампанеллы определялись противоречиями исторического процесса, и именно в нем следует искать их причину.