Смертельный азарт

Горохов Александр Сергеевич

Часть вторая

ВСЕ НА СВОИХ МЕСТАХ

 

 

Глава 1

Май, в котором праздников и выходных дней едва ли не больше, чем рядовых будней, пролетел незаметно и быстро. Отпраздновали 50-летие Великой Победы над фашизмом, отметив ее двумя парадами — на Красной площади и на Поклонной горе. Смысл такого раздвоения заключался в столь высокой политике, что простому человеку происходящее было невдомек.

В середине июня на Москву навалилась неожиданная жара — сухая, удушающая, с застоявшимся выхлопным газом автомобилей в узких переулках. Кроме того, почти всех жителей столицы, даже в центре — по ночам мучили комары, кусачие и злющие, спасу от них не было. Жара привела к тому, что чуть ли не впервые на улицах Москвы мужчины появились в шортах — соотечественники, а не иностранцы. Времена менялись — в коротких штанишках, правда, щеголяли только модники до 30 лет, а те, кто постарше, продолжали возмущенно фыркать, глядя на голоногих, стоически парясь в шерстяных брюках.

Вечером, во вторую пятницу июня, Илья собрал в большую сумку дорожные вещи, освеженный и отглаженный в химчистке смокинг, кинул туда же с полдюжины чистых сорочек и решил, что багажа и белья на несколько дней праздника в Сычевске ему хватит. Хватит и компаньонов. Но тут ему пришла в голову шалая мысль, которая поначалу показалась несуразной и дикой, а потом уж не такой, чтоб вовсе сумасшедшей.

Он взял трубку телефона, и, когда Мария спокойно сказала: «Я вас слушаю», он на радостях залепетал быстро и маловразумительно:

— Мария, это, попытайтесь вспомнить, если забыли, Илья Пересветов. Я давно не звонил потому, что был очень занят, но все время не могу забыть вас, потому что не могу! Вы чем заняты в эти выходные?

Пауза затянулась настолько, что Илья решил — оборвалась связь.

— Алло, Мария!

— Я слышу. Просто думаю, чем я занята. И прихожу к выводу, что ничем особенно. Но это вовсе не значит, что мое свободное время — ваше.

— А все-таки попробуем так! — обрадовался Илья. — Завтра утром я уезжаю в некий город Сычевск, где будет проводиться «Славянская ярмарка», быть может, слышали. Я думаю, что там будет весело. Праздник в национальном стиле! Если хотите, я вас приглашаю. Обязуюсь через три-четыре дня доставить домой в полном здравии! — Он боялся остановиться, чтобы не напороться на отказ, и потому выпаливал все соблазны разом. — Там будут известные артисты, шоумены, в общем, много представителей московского высшего света. Очень интересная программа! Я буду ждать вас завтра утром в восемь часов, скажем у гостиницы «Метрополь». Буду ждать ровно час. Ну, плюс еще тридцать минут.

Она ответила сразу:

— Я никогда не опаздываю больше, чем на три минуты. Когда прихожу. До завтра.

И положила трубку. Сначала Илья ничего не понял, потом — не поверил, что это «завтра» будет. Скорее всего, его, как и прежде, небрежно, словно прилипчивого и не в меру надоедливого щенка, отбрасывали пинком в сторону. Но к «Метрополю» следовало подъехать, раз обещал. Да и чем черт не шутит?!

Как будет, так и будет — решил Илья, не обольщаясь особыми надеждами.

Корвет с Риммой с неделю как уже были в Сычевске, присматривались и устраивались, и, кажется, там же уже суетился Куприянов.

Илья решил как следует выспаться перед дорогой и предстоящими трудами и уже выключил свет, как зазвонил телефон.

— Илья, это Алла Череда… Вы меня помните?

— Да. Конечно! — ответил Илья и сразу непроизвольно напрягся.

— Не знаю почему… Мне показалось, что вам будет интересно…

— Что?

— Алексей, мой муж бывший, в общем, Алексей Череда — здесь. Моя подруга видела его в Москве. Вас это интересует?

— Конечно, — живо ответил Илья, хотя и не знал, насколько эта информация могла быть интересной и полезной.

— Ну вот, пожалуй, и все.

Она колебалась, и Илья чувствовал, что ей хочется сказать что-то еще из того, что трудно говорится. На миг мелькнула мысль, что вот ее-то и надо было бы взять с сыном на праздник в Сычевск, но он тут же сообразил, что это никак невозможно. Он и сам не знал, чем мог кончиться для него этот так называемый «праздник».

— Алла, я завтра уезжаю ненадолго, а как вернусь — позвоню. Хорошо?

— Да. Если Череда встретится мне… Или придет. Мне говорить, что вы его ищете?

— Лучше не надо.

— Я поняла. Спокойной ночи.

Положив трубку, он заснул сразу, не думая более ни о чем.

Поутру Илья вывел из гаража свой почти новенький «мерседес». Автомобиль он купил в рассрочку, значительную часть суммы покрыл за счет того, что продал старый «форд», а остаток новоиспеченный закадычный друг Куприянов милостиво разрешил отдать до Рождества — без процентной накидки. После Рождества — включал счетчик. С учетом грядущих заработков Илью подобное не по сегодняшним возможностям приобретение не пугало! Все-таки «мерс» — это «мерс» — машина дипломатов и бизнесменов высокого полета.

К восьми часам он подкатил к «Метрополю», нашел свободное место у тротуара, выключил мотор, вышел из автомобиля и даже не успел еще закурить, как неподалеку от него остановилась черная «волга», задняя дверца распахнулась, и оттуда появилась Мария.

Сердце у Ильи гулко ухнуло, замерло и провалилось в пятки. Но тут же вернулось на место уже без всякого радостного трепета.

Потому что из-за руля черной «волги» выбрался Лученков Леонид Митрофанович, собственной персоной.

Приехали, слегка ошалел Илья — дракой, что ли, дело запахло? Но предполагать Лученкова своим противником в рукопашной схватке было бы смешно, если б даже они были ровесниками. Лученков, конечно, и в юности был аккуратным и послушным мальчиком, из тех, кто драк чурался. Да и вообще — мы люди цивилизованные и хотя порой и в Госдуме устраиваем лихие кулачные побоища, но все-таки большей частью проблемы решаем говорильней.

Мария приостановилась у машины, поставив на тротуар сумку, а Лученков ровным шагом двинулся к Илье. Ни улыбки, ни подчеркнутой мрачности на лице его не было. От жары он спасался элегантной короткополой шляпой и светло-синим костюмом в талию. Если бы он «клеил» девочек в метро, то вполне мог бы выдавать себя за сорокапятилетнего.

Он остановился напротив Ильи и сказал сухо, не подавая руки:

— Здравствуйте, Пересветов.

— Добрый день, Леонид Митрофанович, — стеснительно ответил все еще не опомнившийся Илья, даже приблизительно не предполагая, на какую тему сейчас начнется разговор.

— Выбросьте сигарету, — ровно сказал Лученков. — Это неприлично — курить, когда разговариваете со старшим по возрасту, тем более что формально я остаюсь вашим начальником.

— Конечно, — машинально ответил Илья, уронил сигарету и прижал ее подошвой к тротуару.

— Не скажу, Пересветов, чтобы ваши действия приводили меня в восторг, но я не из тех, кто любит силовые методы выяснения отношений. Предпочитаю ясность и взаимную откровенность. Чего вы хотите от моей подруги?

— Видите ли, Леонид Митрофанович…

— Отвечайте честно и прямо, — поморщился Лученков.

Илья слегка разозлился.

— Я сам еще не знаю, чего хочу! Она мне нравится, вот и все! Вроде я уже вышел из того возраста, когда мальчики мечтают нырнуть под одеяло с любой девчонкой. Я хочу ее видеть, слышать, я хочу, чтоб между нами возникли ОТНОШЕНИЯ, а что из них получится — то и получится. Вот и все. Непонятно?

— Отнюдь. Весьма понятно, — одобрительно и невозмутимо кивнул Лученков.

— И уж поверьте, все это я делаю совсем не для того, чтобы нагадить своему начальнику!

— Тоже понятно, — согласился Лученков. — Кстати, вы знали, что я улетаю сегодня в полдень в Германию?

— Понятия не имел! — искренне воскликнул Илья.

— Я тоже думаю, что вы не могли этого знать. И все же, коль скоро вы воспитанный человек, то начинать надо не с Марии, а лучше было бы поговорить со мной. В конце концов, даже в ресторане, если вам так уж невтерпеж потанцевать с чужой дамой, вы ведь спрашиваете разрешения у ее спутника.

— Да. Конечно. Извините.

Лученков будто бы его и не слышал.

— Я ничего не имею против того, чтобы в мое отсутствие Мария достаточно интересно проводила время. Я, так сказать, «не сторож брату своему». Тот, кто сторожит, не свободен сам. А потом, — он улыбнулся тонко и иронично. — Чем усиленней сторожишь, тем больше шансов на потерю. Итак, какая у вас программа развлечений? Ведь я, надеюсь, имею право знать это?

— Конечно, Леонид Митрофанович. Мы поедем в Сычевск, это рядом со Смоленском. Там проводится «Славянская ярмарка», состоится спортивный праздник и прочие развлекательные мероприятия в провинциальном стиле. Думаю, будет достаточно интересно, поскольку я один из организаторов развлечений «Русские потехи».

Лученков невесело улыбнулся.

— Значит, вот чем теперь приходится заниматься русскому ученому?

— Что поделаешь, Леонид Митрофанович.

— Я не собираюсь вам пакостить, — еще раз заверил его Илья. — И я рад, что мы оба откровенны друг с другом.

Лученков мягко тронул Илью за локоть и сказал негромко:

— Тебя ждут большие разочарования, малыш… Но такие вещи только закаляют настоящего мужчину. — Лученков оглянулся и жестом подозвал Марию. — Это твой «мерседес»?

— Мой.

— Молодец. Бриллиант требует достойной оправы.

Фраза была непонятной, в том смысле, кого Лученков числил бриллиантом, но уточнять Илья не стал.

— У вас там приличные бытовые условия, в этом Сычевске? — озабоченно поинтересовался Лученков.

— Да. Для Марии уже сняли номер-люкс в лучшей гостинице.

Мария подошла к мужчинам, опять поставила свою сумку на тротуар, открыла заднюю дверь машины и нырнула в салон.

— Она всегда сидит сзади, — пояснил Лученков.

Илья поднял сумку и положил в багажник.

Лученков нагнулся, сказал Марии несколько неразборчивых фраз, закончив громко, чтобы расслышал Илья:

— Хорошо, Маша, через неделю я вернусь, и мы подумаем, куда нам съездить на отдых. Турецкие курорты мне надоели. Дешевка и скука. Поищем что-нибудь повеселей. Всего доброго, Илья Иванович.

— До встречи, Леонид Митрофанович.

Не оглядываясь, Лученков пошел к своей машине и через миг уехал.

Надо бы осмыслить этот разговор, осмыслить неожиданно возникшие новые отношения со своим шефом, понять хотя бы — о чем они говорили и о чем, в конце концов, договорились? Илья сел за руль, тронул машину и тут же услышал, как Мария насмешливо спросила:

— Ну как, твое место под солнцем уже определили?

— Получается так, — кивнул он, на миг оглянувшись. — Хотя и твои действия несколько — как бы это сказать — странные…

— Я разве тебя не предупреждала, что никогда ничего не делаю за спиной у ближнего? Не люблю дешевых скандалов.

— Меня это вполне устраивает. Все прекрасно! — Он весело засмеялся. — Но честно говоря, чувствую, что делаю какую-то глупость, только еще не знаю — какую! Кстати, там в баре, в спинке кресла — шампанское, виски, пиво.

— Пока ничего не хочу. Я хочу вести эту машину.

— У тебя права есть? — подавил легкое удивление Илья.

— Хорошо, проедем Москву и поменяемся.

Он приостановился на красный свет светофора, тронулся на желтый, и в этот миг Мария неожиданно перемахнула через спинку кресла на переднее сиденье. На Илью пахнуло густым запахом горячего женского тела, тонкими духами, во рту у него пересохло, и он с трудом пролепетал:

— Я мог бы остановиться.

— Незачем терять темпа. — Она поудобнее устраивалась в кресле.

— Ты же, кажется, любишь сидеть сзади.

— Никто не знает, что я люблю, а что нет, — с неожиданным раздражением ответила она. — Не лезь мне в душу, уж это я не люблю наверняка. Лученков нанял тебя своим холуем, а следовательно, ты и мой холуй. Крути баранку и держи курс на свой вонючий Сычевск.

— Я могу отвезти тебя домой.

— Не можешь. Это тебе только кажется.

— Это еще почему?!

— Потому что и я, и ты, и Лученков только пешки в руках тех, кто делает настоящее дело.

— Чьих руках? — Илья уже ничего не понимал.

— Как чьих?! — Она резко засмеялась. — Господа Бога, конечно! Мы ничего по своей воле не делаем. Что написано в Книге Судеб, то и происходит.

Он вдруг почувствовал и понял, что его спутница напряжена до холодной ярости, что она ненавидит его, Илью, лютой злобой, а причины происходящего совершенно неясны. Лучше всего в такой ситуации — молчать. Не давать раздражению зафиксироваться в сознании и чувствах. И в себе тоже не надо было накапливать ни злости, ни раздражения. Как бы там ни было, а рядом сидит женщина мечты, и пусть поначалу отношения с ней складываются нелепо до дикости.

Он замолчал, и Мария тоже словно забыла, что собиралась пересесть за руль.

Километры накатывались на колеса с легким шипением, мягко и стремительно. Тяжелая мощная машина словно парила над дорогой, не касаясь шинами асфальта.

На сто двадцатом километре от Москвы Илья пришел к выводу, что вся затея взять с собой на праздник в Сычевск Марию — оказалась пустопорожней и попросту лишней. И без нее мероприятие сулило быть суетным, рискованным, требующим предельной концентрации и абсолютного внимания.

Итак, Корвет и Римма уже действуют. Корвет звонил накануне и сказал, что вся затея настолько подозрительна, что совсем ему не нравится. Он высказался в том смысле, что это «чужая игра», в которой у них с Ильей роли подчиненные, так что они не знают ни смысла, ни конечной цели всего дела. Все это, по мнению Корвета, очень напоминает апрельскую «стрельбу по живому зайцу» — тем более что опять же дело происходит почему-то в Сычевске!

Илья несколько успокоил его, но сам отчетливо понял, что они действительно влезают в какую-то опасную историю при совершенно непредсказуемом конце. А тут его дернула нелегкая пригласить на этот праздник Марию, что, как выясняется теперь, было совершенно лишним.

Нельзя смешивать работу и чувственные увлечения — доброе старое правило, и от сознания совершенной ошибки у Ильи даже заныло сердце.

Но он несколько успокоился, едва они после полудня въехали в Сычевск. Город активно готовился к празднику и ждал именитых гостей. Уже на непрезентабельной окраине мелькнули афиши, сообщающие о концертах идолов современной отечественной эстрады. Перед въездом же в центр висел яркий транспарант, просто вопиющий своей нелепой безапелляционностью: «ВОЗРОДИМ СЫЧЕВСК — ВОЗРОДИМ РОССИЮ!» В двух-трех местах Илья приметил легкие новенькие павильончики под пестрыми шатрами. Около стадиона гарцевала на вылощенных до блеска конях дюжина казаков. Такого размаха Илья даже не ожидал.

Едва он остановился около гостиницы «Днепр», как к машине подскочил невысокий крепыш с копной жестких волос, блеснул яркими птичьими глазками и затараторил.

— Господин Пересветов? Имею честь встречать вас! Местный абориген-адвокат Арсентьев Петр Николаевич! Весь к вашим услугам, прошу любить и жаловать. Я весь в ожидании ваших распоряжений, вашей даме приготовлен лучший номер в лучшей гостинице нашего богоспасаемого города!

Илья и без того относился к адвокатскому сословию с подозрением, держа их сплошняком за отъявленных взяточников и мошенников, а уж этот юркий, нахрапистый, бесцеремонный человечек тем более никаких симпатий к себе не вызывал. Хотя и очень старался — Марии поцеловал руку, подхватил багаж и, беспрерывно рассыпаясь в дробной скороговорке, проводил их к стойке администратора гостиницы, где за три минуты ей оформили номер-«люкс».

— Отдыхайте до вечера! — улыбнулся ей Арсентьев. — А затем мы предложим вам наши скромные провинциальные развлечения! А нам, Илья Иванович, придется поработать! Но все на радость женщинам, все только для них!

Они отошли от стойки администратора на несколько шагов, и манера общения Арсентьева вдруг совершенно неожиданно изменилась, пропала суетливость, словно «визит королевы» уже закончился, а в зале остались одни лакеи. Он спросил Илью с небрежной требовательностью большого начальника.

— Так ты привез своих гладиаторов?

Интонация Илье весьма не понравилась, но поначалу он спокойно ответил:

— Будут вечером.

— Учти, народ собирается серьезный, деньги крупные, тотализатор запускаем на полную катушку. Если твои бобики устроят нам дешевый балаган, не дадут крупного зрелища да настоящего азарта, то сам ответишь. Достойные бойцы?

Илья отвернулся в сторону, зевнул, огляделся, словно его очень заинтересовала бригада рабочих, засыпающих к празднику свежим горячим асфальтом дыры в тротуаре, потом двинулся к пивному ларьку.

— Слушай, ты! — Арсентьев грубо схватил его за руку. — Я тебе, кажется, задал вопрос!

Илья медленно повернулся, ухватил адвоката за галстук и пригнул к земле.

— Ты с кем это разговариваешь, сопля вонючая? — пинком ноги он подтолкнул его к куче дымящегося асфальта. — Хочешь, я твою рожу сейчас сюда окуну? Ты на тотализаторе куш жирный сорвать хочешь, а люди на смерть идут, жизнь свою на кон ставят! Кости друг другу ломать будут, кишки выпускать!

— Тише, тише, не надо так! Кругом же народ, меня здесь все знают! — заверещал Арсентьев. — Мы с вами в одной связке!

Илья отпустил адвоката и брезгливо вытер руки о его галстук.

— Вот именно. Так что знай свое место.

Но тот оправился очень быстро, профессионально нашел нужный тон, хотя жесткий урок, кажется, усвоил. Сказал, уже не на равных:

— Вы, Илья Иванович, ввели меня в заблуждение. Впрочем, я сам виноват. Думал, что вы эту королеву Марию привезли кому-то. Ну, вроде шофера-исполнителя.

— Куприянов здесь? — оборвал его Илья.

— Так точно.

— Скажи ему, чтоб зашел ко мне в гостиницу «Центральная» вечером. И можете быть свободны.

— Но я же должен с вами… — попытался что-то возразить адвокат, но Илья уже сел в машину и захлопнул дверцу. Ему не нужны были соглядатаи и свидетели его действий.

Он осмотрел зал, где предполагался смертельный бой, убедился, что его гладиаторы прибыли на место, провел с каждым из них последний инструктаж, перекусил в кафе, заехал к Корвету, но дома того не оказалось. Хозяйка квартиры не могла объяснить, куда он исчез.

В ранних сумерках Илья прибыл в гостиницу и получил тот же номер, который занимал в мае, когда приезжал сюда для разведки.

 

Глава 2

Куприянов явился через час. Как всегда подчеркнуто элегантный, он небрежно бросил в кресло зонт и шляпу и требовательно спросил:

— У тебя все готово?

— Все. А у тебя?

— Тоже! Зрителей будет больше, чем предполагалось! Помимо тех, кто набежал сюда на ярмарку, и моих друзей, здесь проходит еще одно мероприятие. Очень уважаемые люди собрались.

Илья засмеялся.

— Воровской круг, что ли, на свое толковище слетелся? Съезд мафии?

— Сменил бы ты свою терминологию, Илья, — поморщился Куприянов. — Все-то у тебя воры да мафиозники! Помалкивай. Делай, что тебя касается, и проживешь долго и сытно.

— А члены твоего клуба «Белый дракон» прибыли?

— Частично.

Длинно зазвонил телефон. Илья взял трубку, и Мария протянула вызывающе-капризно:

— Мне скучно, дорогуша. Где же обещанные радости?

— Зайду через час. — Илья постарался говорить весело и непринужденно. — Впереди целая ночь развлечений и радостей.

— Как мне одеваться?

— Ну, как будто мы приглашены на коронацию английской королевы.

— Что ж… Жду тебя через час.

Илья положил трубку и напоролся на ехидную улыбку Куприянова.

— Многоплановый вы человек, Илья Иванович… И ученый, и бизнесмен, игрок, любитель роскошных женщин, и все — в одном лице.

Илья не успел достойно ответить. В номер ворвалась Римма, а следом за ней показался и приостановился в дверях Корвет.

— Какой будет праздник! — завизжала Римма, а увидев Куприянова, возрадовалась еще больше. — Какие люди собрались! Андрей Андреевич! Вы опять будете соблазнять меня на Большую Любовь?!

Куприянов непроизвольно приподнялся в кресле, и лицо его отобразило целый коктейль чувств — и радостное удивление, и мгновенно вспыхнувшее желание, и — страх. Но последнее скорее всего относилось к Корвету, который смотрел на него с насмешливой угрозой.

— Значит, все в сборе, — проговорил Куприянов неприязненно. — Но я не был об этом предупрежден, Илья Иванович.

— Это мои помощники, — пояснил Илья. — Я сам с ними расплачиваюсь.

— Чем мы тебе не нравимся, дорогой? — Римма всем телом прильнула к Куприянову. — Ты знаешь, какой у меня сегодня номер на ночном представлении? Я отдаюсь прекрасному мужчине прямо на эстраде! На подиуме! На том самом ринге, где сойдутся гладиаторы! Не хочешь быть на месте моего рыцаря?

— Откуда еще такой номер взялся в программе?! — взвыл Куприянов.

— Это ее личная инициатива, — пожал плечами Илья. — Если ей что-нибудь взбредет в голову, то нипочем не остановишь.

— Чего тут такого? — обидчиво надула губы Римма. — У нас на Сириусе этим номером заканчивается всякий праздник! Окровавленный победитель поединка получает посреди цирка самую красивую девушку! И что самое забавное — у него, победителя, не всегда получается! Ой! Какая идея, Андрей Андреевич! Присоединяйся к нам, будем любить друг друга на эстраде втроем! Ты же хочешь, я вижу!

Как ни был испытан Куприянов коловращениями своей жизни, в каких неимоверных передрягах ни побывал, но такое предложение даже его передернуло.

— Посреди зала? Любовь втроем?!

— А что?! Чего тут особенного? Такие сексуальные игрища очень горячат публику перед кровавым побоищем!! — уверенно убеждала его Римма, и глаза ее горели сумасшедшим огнем. — Кровь и любовь, как это прекрасно, как возвышенно! Вальпургиева ночь — это чудесно! Я обязательно доложу на Сириусе, что земляне совершенно не отстают от Всекосмической цивилизации!

— Еще немного, — неловко хохотнул Куприянов, — и я действительно поверю, что ты с Сириуса!

— Окончательно поверишь, когда познаешь любовь сириусиянки!

От всех этих сумасбродств у Ильи голова пошла кругом. Он глянул на Корвета и спросил глазами, все ли в порядке. Тот утвердительно кивнул и протянул Илье пачку листов с текстом, размноженным на компьютере.

Римма уже успела достигнуть высочайшей степени экстаза и, видимо, в качестве репетиции перед вечерним выступлением обняла Куприянова за плечи, подпрыгнула и обхватила его ногами вокруг бедер. Куприянов не удержался и вместе с ней грохнулся на пол. Но, как сказали бы китайцы, — «лица не потерял».

— Какая женщина! Да я о такой мечтал всю свою проклятую жизнь! — заорал он, катаясь в обнимку с Риммой по затертому и давно не чищенному ковру номера. — Все вон! Официант, шампанского!

— Подождите до ночи! — заорал Илья. — У нас еще полно дел! Римма, Корвет — топаете по своим делам! Андрей Андреевич, мы с вами не договорили! Если уж решили огрести миллионы, так их надо отработать.

Корвет подхватил Римму и вынес ее из номера.

Куприянов поднялся с ковра, в некотором смущении поправил прическу и галстук, бормотнул «зажигательная женщина» и тут же вновь стал сдержан, элегантен и независим — как всегда.

Илья протянул ему отпечатанные листы, которые принес Корвет, и сказал резко:

— Ознакомься. Это нечто вроде программы ночного действия. Чтобы избранная публика знала, с чем имеет дело. Арсентьев полагает, что это увеличит ставки тотализатора.

Куприянов сел в кресло и принялся читать. На веленевой бумаге хорошим шрифтом было отпечатано следующее:

БОЙ ЧЕСТИ

В далекие древние времена, когда честь мужчины считалась среди народов Кавказа его главным достоинством — позор смывался только кровью. Месть из-за угла, удар кинжалом в спину обидчика считались делом позорным и недостойным. Настоящий мужчина должен сходиться лицом к лицу со своим врагом. Однако совершенно ясно, что природное и потому случайное превосходство одного из противников в физической силе, ловкости или разница в возрасте — могут дать ему несправедливое преимущество. Для того чтобы поставить противников в равные условия, народы Кавказа разработали методику «боя чести», в которой оба единоборца оказываются в равных условиях. Иногда этот бой называют «боем слепых». Суть его заключается в том, что на головы каждого из бойцов надевается глухой капюшон, сквозь который ничего не видно. Противники сходятся один на один и ищут друг друга. Единственный ориентир — это хлопки в ладони свидетелей, секундантов и судей поединка. Принцип прост — чем ближе сходятся слепые противники, тем громче хлопки окружающих. Если сражающиеся разошлись на недосягаемую для разящего удара дистанцию — хлопки прекращаются вообще. И — достигают максимальной силы, когда оба находятся в зоне смертельного поражения друг друга.

Сегодня вы станете свидетелями боя чести. Один из бойцов нанес смертельное оскорбление другому, оскорбление, которое не терпит извинений, оскорбление Женщины. Вдвоем этим людям жить на Земле невозможно.

Данные.

Белый капюшон. Рост 182, вес 89, возраст 29 лет.

Черный капюшон. Рост 183, вес 80, возраст 27 лет.

Куприянов дочитал до конца, потом принялся читать по второму разу, затем поднял глаза на Илью и спросил тихо:

— Это все действительно так?

— Да. Так или иначе, оба джигита без этого боя все равно не обошлись бы. У меня близкий друг во Владикавказе, боксер в прошлом. Можешь мне поверить, это дорого стоило, зазвать их сюда и провести бой здесь.

— Что, они затребовали высокий гонорар победителю?

— Нет. Это же бой чести, а на Кавказе с этим строго. Те деньги, что выделены на гонорар победителю, пойдут семье погибшего.

Куприянов передернул плечами, словно ему стало холодно.

— Черт, я слышал, что все эти дела делаются проще. Существует нелегальная фирма, которая имеет свою схему.

— Я знаком с этой фирмой, но такой бой интересней. Ты же хочешь показать своим гостям, на что способен, не так ли?

— Да. Здесь хитрый трюк для разжигания азарта. Весь фокус в том, что в зрелище оказываются втянуты зрители. Эти хлопки в ладошки, словно сам участвуешь в побоище… Теперь я понял, почему Арсентьев сказал мне, что касса тотализатора уже трещит по швам от ставок.

— Так ты с ним уже побеседовал? — обидчиво спросил Илья.

— А то как же? Неужели ты решил, что если прогнал его, то останешься вовсе бесконтрольным? Доверяй, но проверяй, девиз достаточно разумный. Я всегда ему следую и потому до сих пор на свободе. А ты подумал, что будешь делать с трупом погибшего?

— А тебе и об этом информация нужна?

— Спокойней, конечно, если ничего не знать. Но все-таки ты — продумал?

— Все будет нормально. И с живыми, и с мертвыми.

— Я вынужден тебе верить. — Он взял свой зонт и шляпу и уже шагнул к дверям, но задержался. — Черт! Забыл! Коль скоро ты привез сюда Корвета, то у меня к нему будет одно предложение. Он где остановился?

— Улица Каштановая, дом три. Он не любит гостиниц.

— Разумно, кстати. Будь здоров. До вечера отдохну — и начнем. — Он вдруг лукаво улыбнулся. — Арсентьев сказал, между прочим, что ты явился сюда с шикарной дамой?! Ну-ну, приятно, конечно, но, смотри, чтобы она не помешала основному делу, — ехидно посмеиваясь, Куприянов вышел из номера.

Куприянов вышел из номера, но отдыхать он отнюдь не собирался. Неторопливо дошел до центра городка и на площади нашел небольшое кафе, хозяин которого вынес столики прямо на тротуар и даже установил над ними солнцезащитные зонты.

Под одним из зонтов сидели двое мужчин, неприметно одетые, молчаливые, лениво жевали пиццу, и единственное, на что можно было обратить внимание — оба по характерным чертам лица были азиаты. Каковых уже немало толпилось на базаре Сычевска.

Куприянов остановился около их столика, присаживаться не стал, сказал весело:

— Привет, Мурат! Привет, Батыр!

Они посмотрели на него снизу вверх и ничего не ответили.

— Корвет здесь, — обронил Куприянов.

— Где? — напряженно спросил тот, что старше — Мурат.

— Скажу, где… Но только так, мужики. Делаете свое дело и туг же смываетесь. В Ташкент, Алма-Ату или куда там вам надо. Я с вами в расчете, и наше знакомство кончилось.

— Расчет будет, когда мы отомстим, — тихо процедил Мурат. — Отомстим за смерть нашего брата Рамазана.

— Это уже ваши дела. Я с вами в расчете. Корвет живет по улице Каштановой, дом три.

Он вскинул зонт словно ружье, развернулся и легкой походкой двинулся прочь. Куприянов не испытывал никаких угрызений совести. Ему надо было «сдать» Корвета, чтобы мстители за погибшего мотоциклиста не расправились с ним самим. Куприянов знал, что Мурат и Батыр провернут свое дело умело, незаметно и никаких неприятных последствий для него, Куприянова, не будет.

Мурат и Батыр молча доели пиццу и опорожнили бутылку минеральной воды. Они ни о чем не говорили, не разрабатывали и не обсуждали никаких планов, потому что все было давно оговорено, а приговор убийце двоюродного брата Рамазана давно вынесен на общем сборе всех родственников в далеком отсюда селе, прижавшемся к отрогам гор.

Они выследили Корвета еще в Москве, еще в столице прижатый к стенке Куприянов объяснил, что именно Корвет каким-то образом убил мальчишку-мотоциклиста — при обстоятельствах сомнительных, но все равно — убил. А он, Куприянов, тут ни при чем. Однако затем Корвет исчез и не появлялся на своей автостоянке. Теперь он всплыл здесь (как и предполагал Куприянов), и расправа над ним была лишь делом техники, которой оба мстителя владели в абсолютном совершенстве.

Они расплатились и пошли искать улицу Каштановую, дом номер три.

А самому Корвету настолько не повезло, что он был замечен в Сычевске и еще одним человеком, имевшим к нему тоже очень весомые претензии, правда, несколько иного свойства! Приметный облик Корвета настолько впечатался в мозг фельдшеру Воронкову, что тот его сразу узнал, встретив случайно на улице, в первый же день приезда Корвета в Сычевск. До этого — долгое время Воронков мучился, не зная, как подступить к рискованному делу своего быстрого обогащения путем элементарного шантажа. Все у него было уже на руках. По номеру автомобиля Воронков установил (специально ездил в Москву, специально хитрил в Центральном ГАИ), где живет Корвет и чем занимается — но как начать шантаж и, главное, как при этом самому не пострадать, все еще не мог придумать. А тут — такая удача! Корвет объявился в Сычевске! Воронков разумно объяснил появление Корвета открытием ярмарки и понял, что времени для достижения своей цели у него, Воронкова, не так чтобы очень много. Целую неделю Воронков отслеживал Корвета, кое-какой план у предприимчивого фельдшера уже созрел, и теперь требовалось формировать его исполнение. Придуманный план казался Воронкову очень тонким и безопасным в своей реализации.

В этот день он зашел на почту, купил конверт и листок бумаги, сел к столу и очень старательно — печатными буквами — написал.

«Я знаю, кто в апреле месяце около Лягушачьего озера убил мотоциклиста. Я буду молчать, если ты дашь мне 1000 (тысячу) долларов. Деньги положишь под крыльцо бани у Лягушачьего озера там, где закапывал винтовку. Сегодня вечером».

Воронкову эта схема вымогательства казалась верхом совершенства. Оставалось только подсунуть письмо адресату и ждать результатов. Он знал, что Корвет поздно просыпается и поздно приходит домой. И потому эти предвечерние часы вполне подходили для свершения его намерений.

Для уверенности Воронков выпил стакан портвейна и неторопливо двинулся на улицу Каштановую. Он уже так часто сидел в засаде около дома номер три, что знал, как подойти к нему задами, через огороды, оставаясь незамеченным для любопытных глаз.

Воронков укрылся за сараем и через полчаса наблюдения убедился, что обстановка ему благоприятствует. Сумерки уже сгустились, а света в окнах дома номер три не зажигали. Следовательно, решил Воронков, ни Корвета, ни хозяйки еще нет дома. То, что и надо.

Он вышел из-за сарая, поднялся на высокое крыльцо и положил свое послание в почтовый ящик.

Он уже шагнул от дверей, уже поставил ногу на ступеньку крыльца, когда двери за его спиной резко распахнулись и, не успев понять, что происходит, Воронков повалился на землю от сильного удара сбоку по шее. Ему показалось, что рубанули саблей и у него отлетает голова. Он заверещал, приподнялся и, даже не вставая с коленок, устремился к калитке. Но его тут же схватили, зажали рот, легко четыре руки оторвали от земли и внесли в дом.

От страха Воронков сперва ничего не соображал. Пока под потолком в маленькой комнатке не вспыхнула люстра.

Он увидел перед собой два раскосых яростных лица и слабо пискнул.

— За что, мужики? Что я вам такого сделал?

Мурат и Батыр, в свою очередь, ошеломленно смотрели на него, и по их круглым лицам расплывалась гримаса полнейшего недоумения.

— Ты кто? — первым опамятовался Мурат.

— Я фельдшер, фельдшер! — стонал Воронков.

Батыр мрачно зафиксировал очевидный факт.

— Это не он, Мурат.

Из угла послышалось какое-то невнятное мычание, и, оглянувшись, Воронков обнаружил, что не он один оказался в таком незавидном положении. На узком диване лежала связанная бельевой веревкой пожилая женщина. Рот ее был плотно заклеен широким лейкопластырем. Она дергала ногами, из ее глаз лились слезы, и всеми своими телодвижениями она требовала если не полной свободы, то хотя бы возможности говорить.

— Сними с нее пластырь, Батыр, — приказал Мурат, решив хоть как-то прояснить ситуацию.

Батыр наклонился над женщиной и тихо сказал:

— Только не орать, тетка, понятно?

Она активно закивала головой. Батыр осторожно снял с ее рта пластырь, и она тут же зашептала испуганно:

— Да съехал, съехал утром мой постоялец! К нему кто-то приехал из Москвы, и он съехал! Вы бы хоть спросили, прежде чем меня пеленать!

— Что делать будем? — потерянно развел руками Батыр и посмотрел на Мурата.

Тот тоже не сразу принял решение.

— Свяжем обоих и уходим.

Воронков не сопротивлялся, когда его быстро скрутили веревкой по рукам и ногам и оставили на полу. Перед уходом Мурат сказал:

— Вы на нас не обижайтесь. Немножко ошиблись. Нас немножко обманули. Лежите немножко тихо, и будет лучше, если никому потом ничего не скажете.

Он выключил свет, и оба азиата бесшумно исчезли.

Воронков сразу же приступил к активным действиям по своему освобождению.

— Ножницы! На столе ножницы! — простонала хозяйка дома.

Воронков встал, обнаружил на столике около швейной машинки ножницы, умудрился зацепить их связанными за спиной руками и за какие-нибудь полчаса перерезал веревки на руках женщины. Через минуту он был свободен и сам.

— Вот, сдавай жилье всяким бандитам! Заплатил-то хорошо, но ведь так можно было и жизни лишиться! — причитала хозяйка дома.

— Лучше молчи и никому ничего не говори, — посоветовал Воронков перед тем, как уйти. — Веди себя тихо, тут целая банда орудует.

Сам же он тихо себя вести отнюдь не собирался. Урок не пошел ему впрок и даже не насторожил. Даже невдомек было Воронкову, что он не своим делом занялся, делом, для которого у него ни мозгов, ни опыта не имелось. Происшедшее только разозлило его, укрепило в жажде победы, а в материальном плане его злость вылилась в решение потребовать с Корвета за свои страдания уже не тысячу долларов, а как минимум — две.

 

Глава 3

В номере гостиницы Илья наскоро побрился в ванной, надел белую сорочку с кружавчиками, смокинг и глянул на часы. Времени до свидания с Марией оставалось всего ничего. Но самое скверное заключалось в том, что он почувствовал — у него нет желания встречаться с ней. Точнее, быть может, — попросту не хватило сил. Илья уже понимал, что переоценил свои возможности как физические, так еще в большей степени и душевные. Вся эта опасная затея с гладиаторским боем показалась ему вдруг предельно рискованной и крайне ненадежной в самом своем замысле, в той организации кровавого зрелища, которую он, Илья, осуществил.

Но самым страшным было понимание того, что он полностью потерял контроль над ситуацией, оказался рядовой шестеренкой в каком-то громадном механизме, который проворачивал все свои громоздкие колеса и рычаги, управляемый неведомой и необоримой силой. Он чувствовал, что даже при самом благоприятном развитии событий ему не миновать жесточайших ударов со всех сторон, и шансов вывернуться без потерь насчитывалось удручающе мало. То же самое сказал по телефону Корвет, только он выразился короче.

— Мы влипли, Илья. Заказывай по себе панихиду. Я — уже.

— С какой стати?

— Я чувствую опасность задницей.

Но теперь рассуждать было поздно. Илья помчался в гостиницу «Днепр» — увеселять чужую любовницу, которую ему поручили из чувства глубокого доверия. Или все в этом мире не так, а совсем наоборот?

Мария ожидала его в своем номере — статная, сверкающая, в бело-золотистом платье до полу, с открытыми плечами и белым мехом невиданного пушистого зверя, перекинутым через предплечье. Она стояла у окна, словно уже застыла на пьедестале памятника истинной женской красоте и соблазнительности. Ослепительно, конечно. Можно восхищаться, падать на спину и махать в воздухе всеми четырьмя лапами от восторга — если бы глядеть на это чудо со стороны. А вот как с ним управиться — задачка посложней щенячьих восторгов.

Она улыбнулась снисходительной и горделивой улыбкой женщины, готовой к восхищению и поклонению, и сказала:

— Я, как видишь, готова. Какая все-таки у нас программа?

— Поначалу — ресторан с варьете. Часа в два-три ночи — закрытая презентация одного мероприятия.

— Компания, я надеюсь, приличная?

— Черт его знает, — откровенно признался Илья. — Люди с деньгами, если тебе этого достаточно.

— Достаточно, — спокойно ответила она. — Ты мне нравишься сегодня. Выражаешься определенно и ясно… Кстати, час назад я дозвонилась до Леонида в Мюнхен… Он пожелал нам хорошо провести время, но ЧЕРЕСЧУР не увлекаться.

— Спасибо, что определили мне уровень моих полномочий, — проворчал Илья.

— Этот уровень определяю Я. И никто другой.

Силы небесные! Выдрать бы у тебя из рук эти меховые хвосты, содрать с жаркого, тугого тела золотое платье, да повалить в стиле женщин Сириуса на грязный ковер посреди номера-«люкс», вот ведь и все, что надо! А более того, к сожалению, ничего и не требуется, да и нет у тебя ничего больше.

— Иди ко мне, — охрипшим голосом сказал Илья и обнял ее за гладкие, сильные плечи.

— Не торопись, — улыбнулась и легко отодвинулась она. — Раз уж я здесь, то не убегу.

— Когда не убежишь? Сегодня? А завтра? Послезавтра?

— Посмотрим.

Неугомонный фельдшер Воронков носился по городу, все больше зверея с каждой минутой. Он нигде не находил Корвета. Ярмарка, открывшаяся в полдень на центральной площади Сычевска, к вечеру переместилась в парк, на танцплощадки, в клубы и рестораны. Воронков обежал все, что мог, но Корвета нигде не засек.

Он решил выследить его около входа в самый лучший отель «Днепр». Решил, что будет торчать там хоть до утра, и топтался возле отеля до тех пор, пока неожиданно не увидел Илью. Его Воронков тотчас вспомнил — именно ему-то он и перевязывал раны в тот день около баньки. Одна компания! — возликовал Воронков Значит, должны сойтись вместе. Он проследил, как расфранченный Илья с шикарной дамочкой под руку двинулся в ночной бар «ПОЛУНОЧНЫЙ КОВБОЙ» — очень и очень злачное, позорное заведение, которое, по мнению Воронкова, лица города не украшало

Около бара Воронков прокуковал часа два и медленно наливался лютой злобой, глядя, какая сытая, наглая публика подкатывает на лимузинах и заваливается через стеклянные двери внутрь — на встречу музыке, теплу и свету. А два швейцара наперебой открывали им двери и кланялись.

А вот Воронкову вход туда был заказан. Он сознавал, что будь у него в кармане и 100 миллионов, его бы в этот бар все равно не пустили. Потому что швейцар глянул в его харю и ни за что не поверил бы, что у Воронкова хоть лишний рубль в кармане есть. Ему только в бистро «НА ХОД НОГИ» забежать да выпить рюмашку дешевой водки со склизким мягким огурчиком.

Чего, собственно, ожидал Воронков этой душной темной ночью у дверей бара — нормальному человеку не понять. Надо родиться шантажистом и печенкой-селезенкой чувствовать, что в данный момент что-то где-то произойдет, хотя на первый взгляд произойти ничего не должно. Мы бы с вами ни хрена не дождались. А вот Воронков — дождался.

В третьем часу пополуночи из бара потянулась на воздух хмельная (но не очень) публика, от одного вида которой у Воронкова скулы свело. Все сычевские жулики и богатеи, торговцы и шашлычники, мало того — банкиры и владельцы саун, в которых черт знает что происходило, как это хорошо знал Воронков, будучи коренным сычевцем. А вместе с ними вальяжно вываливались из бара и незнакомые приезжие, переполнившие город в последние дни, садились в роскошные иномарки, хохотали — радовались своей подлой жизни.

Через четверть часа Воронкова удивил тот факт, что большинство прожигателей жизни, покинув бар, направлялись не по домам, то есть в центр, а поворачивали куда-то к окраине, в район жилых деревянных домов, где никаких увеселительных заведений не было, кроме спортивного комплекса, давно прекратившего работу по оздоровлению трудящихся. И даже приезжие («не сычевцев» Воронков определял сразу) тоже не возвращались ни в «Днепр», ни в другие гостиницы, а разрозненными компаниями, кто на моторах, кто пешком — устремлялись на окраину. Не общей толпой, конечно, шли — будто это первомайская демонстрация былых времен — уходили разрозненными группами, но явно было видно, что влекла их куда-то единая цель. Воронков насторожился. Он еще не успел хоть как-то оформить свои подозрения, как из бара вышел Пересветов со своей бабой, а на той (застонал Воронков) платье переливалось чистым золотом — груди, как у коровы-рекордистки вымя, задница… И слов не найдешь. Эх, взять бы такую нежно за талию и спеть потихоньку на ушко:

Приходи ко мне за баню, У меня как у коня, Я тебе…

Но — не дано. Не дано Воронкову петь таких завлекательных песен на ушко красавицам, хотя бы потому, что жить ему оставалось всего около суток, правда, сам он об этом, конечно, не знал. И хорошо, что не знал. Иначе бы за Пересветовым с его бабой не пошел.

Поначалу, когда Пересветов повел золотую мадам к автомобилю, — Воронков отчаялся, что они сейчас рванут и не догонишь. Но ему повезло. Он увидел, как к Пересветову подскочил адвокат Арсентьев и громко сказал:

— Илья Иванович, мы решили пешком до комплекса дойти, голову проветрить! Вы без нас не начинайте!

— Хорошо, — махнул рукой Пересветов и полез в машину.

Так! — завертелся в мозгах Воронкова персональный компьютер. «Комплекс» — это понятно, спортивный комплекс, туда идти совсем недалеко. Но что там собираются «начинать», если спортивная жизнь в его залах давно погасла по причине отсутствия денег?

Воронков решил долго не думать, а действовать. Иди на комплекс! — толкнула его в спину та богиня, которая покровительствует удаче шантажистов. Он и пошел, не зная, что сделал свой первый шаг навстречу смерти.

Через четверть часа он убедился, что «компьютер» сориентировал его правильно. Публика ночною бара, группами и поодиночке, пригасив шумные разговоры, потихоньку исчезала в узких дверях служебного входа в спортивный комплекс. Туда же тишком ныряли и личности, появляющиеся со стороны, из других, видать, баров-ресторанов.

Странно, подумал Воронков, что это им всем захотелось после выпивки спортом заняться? Потом вспомнил, что даже если бы эти толстосумы и захотели физкультуры после полуночи, все равно бы ничего не получилось, поскольку весь спорткомплекс на корню закупила фирма «Комфорт», устроившая здесь мебельный склад.

И вдруг Воронков рассердился! Что же это такое получается, когда всякие буржуи и денежные мешки беспрепятственно, ночью, входят в общественное, пусть и бывшее, здание, а ему, Воронкову, получается — нельзя?! А почему нельзя, кто это сказал? И он отважно шагнул вперед, к узким служебным дверям комплекса. Шагнул, но не дошагал. Из темноты возникла фигура, на плечо Воронкова легла тяжелая рука, а фигура вежливо спросила:

— У вас, господин, простите, входной билет есть?

— Какой еще билет? — с независимой горделивостью пискнул Воронков. Всю жизнь у него спрашивали пропуска и входные — в хорошие места — билеты, которых у него никогда не было.

— Такой. На представление.

— Нет у меня никакого билета! А где его купить?!

— Можно у меня. Вам подешевле или получше?

— Лучший! — решительно заявил Воронков.

— Пятьсот долларов, — ответили ему, и он даже ахнуть не успел от возмущения, как получил такой удар в нос, что мешком с мукой мягко осел на зад. Но его с вежливой нежностью поставили на ноги, развернули и опять же беззлобно дали пинка, присоветовав:

— Вали отсюда. Здесь закрытая презентация городской мэрии.

И такой поступок был ошибкой стражи, потому что Воронков осерчал до ледяного гнева. А разгневанные, обиженные «воронковы» — это люди столь же опасные, как подраненные, но не добитые тигры.

Ни с кем не вступая более в пустые пререкания, Воронков ушел во тьму, бегом обежал здание и ринулся на задворье. Пути бесплатного проникновения в комплекс Воронков прекрасно помнил еще со светлых времен своего босоногого детства, когда надо было без билета посмотреть соревнования борцов или боксеров. Он был твердо уверен, что ничего не изменилось — нет такого зрелища, на котором отсутствуют безбилетники.

Чтобы забраться на пожарную лестницу, ему пришлось подкатить под нее бочку, на поиски которой ушло минут десять. По этой лестнице он вскарабкался на третий этаж (четвертого не было), аккуратно и бесшумно прошел по покатой крыше и вышел к другой пожарной лестнице, уже с противоположной стороны. По ней спустился и спрыгнул на землю, слегка подвернув ногу. Потом добрался до солидного забора, в котором был лаз, и так же, как в детстве, он был прикрыт досками и разным всяким мусором, но так же можно было пролезть сквозь него. Далее следовало передохнуть и оглядеться, потому что зона до окон на первом этаже комплекса всегда охранялась.

Воронков терпеливо выждал и не ошибся — минут через пятнадцать из темноты вышел сторож — рослый парень с овчаркой в поводу. Парень шагал неторопливо и курил — это его сторожевая небрежность, дым его сигареты не позволил овчарке учуять притаившегося Воронкова, и они исчезли за углом.

Воронков метнулся к окнам, обследовал их, и, как ожидалось, одно из них оказалось разбитым и едва прикрытым фанеркой, отодрать которую не представляло ровно никаких трудов.

Непосредственно в тот небольшой зал, где, как правило, и проходили соревнования, Воронков проникнуть не рискнул. Да и нужды в том не было. Местечко, чтоб все увидеть, имелось и получшe. По крутой лестнице он поднялся почти до чердака и оказался около будки, где располагалась киноустановка. Он осторожно толкнул двери в эту будку и выставил перед собой руки, чтоб в темноте не расшибиться о что-нибудь. Он сразу услышал, как снизу, из зала, раздавались какие-то ритмичные хлопки в ладоши. Не аплодисменты, а так — хлоп, хлоп, хлоп. Смысл этих хлопков показался Воронкову очень странным и непонятным, но обдумать сего Воронков не успел, потому что приложился-таки носом о проекционный аппарат. Из и без того уже разбитого носа опять потекла кровь. Воронков изобиделся еще больше, дошагал до торцевой стенки, на ощупь нашел заслонки окошечка, сквозь которое на экран подавался луч проекции, и тихонько отодвинул эту заслонку. Выждал пару секунд и выглянул.

Середина небольшого зала была освещена. Были видны и первые ряды с публикой, окружающей центральную площадку. Зрители, сидя на скамьях, ритмично хлопали в ладоши.

А в центре топтались двое рослых парней. Головы обоих были умотаны в капюшоны — один в белый, другой в черный. Они топтались, вращались в слепых поисках друг друга, и Воронков не сразу разглядел, не сразу понял, что в руке у каждого из бойцов поблескивало по длинному кинжалу. Никакого судьи не было. И Воронков вскоре смекнул, что они ищут друг друга, ориентируясь на эти хлопки зрителей.

Сердце у Воронкова заледенело. Он понял, что перед его глазами, так же как перед глазами зрителей, проходит смертоубийственный поединок. Что нравственным и государственным законом, естественно, напрочь запрещено.

Белый боец делал короткие, колющие броски в пустоту, и так же разрезал воздух кинжалом Черный. Они отскочили друг от друга на добрых полдюжины шагов, и хлопки смолкли. Оба бойца потоптались, развернулись, пошли в разные стороны, потом осторожно двинулись по кругу и оказались лицом друг против друга, после чего снова послышалось тихое похлопывание ладоней… И оно стало громче, усиливалось с каждым шагом гладиаторов, приближавшихся друг к другу.

Воронкова прошиб пот. Он сразу понял, что для двух парней это дело серьезное. Они вслепую собирались устроить кровавую расправу. Длинные сверкающие кинжалы отметали возможность какой бы то ни было шутейности этой леденящей душу забавы. Через несколько секунд Воронков даже услышал хриплое, тяжелое дыхание бойцов, запыхавшихся в своих глухих капюшонах. Они сблизились, на миг сцепились, публика взвыла. Белый полоснул перед собой кинжалом по плоскости на уровне плеч, и кончик клинка зацепил левую руку Черного. Зрители застонали. Черный сделал жест, обозначавший, что это пустяки и он готов продолжить бой. Никто его и не собирался прекращать, и Воронков тотчас сообразил, что исход поединка возможен лишь один — летальный.

Бойцы вновь потеряли друг друга, хлопки поутихли, и теперь Воронков наконец присмотрелся к зрителям.

Как он и ожидал — весь цвет города Сычевска! Все денежные тузы, торгаши, хулиганы и буржуи! Почти весь состав городской мэрии на передних скамьях! Известный адвокат Арсентьев курит и вопит что-то непотребное. Юрка-банкир! — Соломатин тут же. Директор школы Юлия Востокова — а ей ведь детей воспитывать. А это кто?! Воронкову показалось, что он сейчас в обморок хлопнется, как дамочка, и он всмотрелся внимательнее. Нет! Ошибки не было! Матушки святы! — на почетном месте в кресле сидел — ЛИДЕР ПАРТИИ, за которую Воронков собирался голосовать на декабрьских выборах в Государственную Думу России! Он самый, родной. Из Москвы изволил приехать собственной персоной, радетель Отечества, защитник национальных интересов, русский из русских до мозга костей! Сколько раз видел его Воронков по телевизору, сколько раз восхищался его прямой и ясной до хрустального звона речью! Как он понятен и доходчив всем — от дворника до профессора! Но как его теперь-то понять ему — Воронкову?! А может — это все в зале законно, и Воронков попросту чего-то не разумеет по своему провинциальному скудоумию?

В зале закричали, и аплодисменты усилились до грозового грома. Черный боец взмахнул своим кинжалом и пропорол бедро Белому. По ноге Белого заструилась кровь, оставляя следы на брезенте, которым был покрыт пол. Белый отскочил, перехватил кинжал левой рукой, бросился вперед и колющим ударом попал в плечо Черного, отчего тот упал, сделал обратное сальто и упруго вскочил на ноги.

Лидер партии кричал что-то в полный голос, девушка в сарафане и кокошнике поднесла ему рюмку водки на подносе и бутерброд с красной икрой (икринки сверкали в свете прожектора как рубины). Лидер одним махом, по-русски, забросил в рот рюмашку, отожрал бутерброд, смачно поцеловал девушку в губы и закурил сигару!

Воронков разглядел, что в одном из углов зала началось шевеление, туда озабоченно метнулся человек в белом халате, видать, врач.

Лидер встал с кресла и гаркнул:

— Слабонервных просим удалиться! Это русская потеха, русская национальная игра! Продолжайте, ребята!

— Ура! — сорвали глотки с десяток мордоворотов вокруг Лидера.

Воронкову уже было ни до сидевшего невдалеке от Лидера Пересветова с его бабой, ни до Корвета и остальных. Ужасные сомнения раздирали смятенную душу Воронкова. Как быть с декабрьским голосованием? Как разобраться в эдакой ситуации?

Бойцы вновь принялись кружиться друг вокруг друга. По ногам и рукам обоих, прикрытым спортивным трико, текла кровь. Но ни в одном не чувствовалось ни усталости, ни слабости от ран.

Но все кончилось внезапно и с едва уловимой глазом стремительностью. Словно учуяв друг друга, бойцы ринулись вперед, и Черный взмахом кинжала рассек капюшон на голове Белого, видимо задев его лезвием по макушке, а Белый, в свою очередь, ударил снизу, по траектории крутой дуги, в живот. Кинжал вошел под ребра, пронзил тело насквозь, и кончик его вылез из спины. Зал ахнул и замер. В полной тишине Черный тяжко грохнулся на пол…

 

Глава 4

Поверженный гладиатор лежал неподвижно, и алая кровь медленно растекалась по полу из-под его тела. На зал обрушилась мертвая тишина.

Илья привстал, нашел глазами Корвета и махнул ему рукой. Из дальних дверей выскочили двое парней в белых халатах и с носилками, добежали до поверженного бойца. Нервное движение и глухой ропот волной прокатились по залу.

Илья повернулся назад и снова дал знак — свет в зале резко притушили, и в темноте было видно, как приставленные к этому делу специалисты укладывали труп на носилки. У мертвеца свисали с носилок обе руки, как перебитые крылья птицы. Оставшийся победителем Белый гладиатор сорвал с головы капюшон и, потный, окровавленный, страшный, — проводил торжествующим взглядом труп уносимого врага.

Неожиданно послышались громкие аплодисменты в одиночку — Лидер партии аплодировал победителю. Следом за ним послушно зааплодировали его прихлебатели, затем — избиратели. Илья расслышал, как Лидер негромко, но внятно сказал:

— Народ понимает простые вещи, я всегда так считал.

Илья почувствовал, как Мария схватила его за руку, прижалась к плечу грудью, жаркая дрожь ее тела охватила и Илью так, что он повернулся к ней, слегка испугавшись.

— Тебе нехорошо?

Глаза Марии горели нечеловеческим возбуждением, губы кривились, и она еле слышно хрипела:

— Идем, идем скорей ко мне или к тебе! Это было так здорово! Я только в кино такое видала, но это же… Это прекрасно! Идем сейчас же, плюй на все, идем!

Острое желание оттолкнуть от себя это раскаленное, жаждущее тело охватило Илью до помутнения в глазах. Оттолкнуть и бить ногами по полуобнаженной прекрасной груди, по животу, предназначенному для рождения следующих поколений, по ангельски-порочному лицу.

— Ты что — вампир? — с трудом улыбнулся Илья, но она его не расслышала.

— Пойдем. Скорее, прямо в машине, до отеля далеко, быстрей пока я на взводе, быстрее, я умоляю.

Труп вынесли с площадки, и Куприянов выскочил на свет и прокричал:

— Господа, прошу внимания! Наше представление продолжается! Как мы вам и обещали, вальпургиева ночь будет длиться до утра! Сейчас вы увидите не менее прекрасный номер, но совершенно в ином плане! Космическая любовь втроем!!

Вновь ярко вспыхнул под потолком свет, и на сцену во всем блеске своей стройной и тонкой мальчишеской фигуры вышла абсолютно голая Римма, а фонограмма выдала в зал диковатый космический туш.

— Я здесь при деле, — резко проговорил Илья и отодрал от своей руки когти вцепившейся в него Марии. — Мне еще надо кое-что сделать. Сиди, смотри дальше.

— Ты об этом пожалеешь, идиот! — прошипела она.

— Я скоро вернусь. Надеюсь, ты еще не остынешь. Представительница Сириуса не даст тебе передышки, будь уверена.

Он сошел с небольшой трибунки, где на скамейках располагались зрители, вышел через боковые двери, по переходам добрался до фойе, а потом оказался во дворе.

Около белого санитарного автобуса суетилось несколько человек. Носилки с трупом погибшего заталкивали в автобус через задние двери. Тут же оказался и Арсентьев. Он приостановил толстого человека в белом халате, нервно спросил:

— Как он?.. Этот?

— Умер на месте. Сердце задето.

Арсентьев отпустил врача, заметил Илью, судорожно улыбнулся и сказал с испуганными вибрациями в голосе.

— Такие вещи все-таки не по мне. Но дело сделано, Илья Иванович. Класс организации вы показали высокий. Все подробности и расчеты — утром.

— Мне надо еще вывезти и похоронить погибшего. Через час вернусь, — ответил Илья и полез в автобус.

Арсентьев отошел в сторону, чувствуя, что не справится с судорогами в желудке. Он успел добежать до ближайшего темного угла, и его мучительно вырвало.

Фельдшер Воронков уже выбрался из зала, служебным ходом спустился вниз и оказался на улице. Погрузка убитого гладиатора прошла на его глазах, а сам он в общей сдержанной сумятице остался незамеченным. От волнения и страха Воронков не сразу сумел упорядочить мысли, что завьюжились в его голове. Поначалу промелькнуло соображение — а нельзя ли и это жуткое событие как-то использовать для своего блага, но неожиданно в нем заговорила гражданская совесть, и он понял, что существуют ситуации, когда «общественное» должно превалировать над «личным». В душе он даже возгордился собой, обнаружив собственную способность и к таким высоким гражданским позициям. Он успел заметить, как убитого загрузили в санитарный автобус, и, поскольку уже пришел в себя, — запомнил номер автобуса и даже сумел понять из реплик водителя, что увозить труп они собираются куда-то в сторону Смоленска.

Воронков неторопливо отошел в сторону, а когда оказался на неосвещенной стороне улицы — со всех ног, на пределе своих сил, кинулся в ближайшее отделение милиции.

Он бежал, задыхаясь, сердце, непривычное к таким нагрузкам, колотилось уже не в груди, а где-то в голове и между ног, но он все ускорял свой бег, потому что из далекого школьного детства память его неожиданно выдала трагическую и великую историю — вот так же в Древней Греции бежал в Афины из последних сил воин, сообщивший о победе. Бежал он ровно 42 километра 195 метров, и эту дистанцию на веки веков назвали марафонской.

Воронкову пробежать надо было много меньше — всего метров 300, но и они его вконец измочалили. И потому, когда он ввалился в дежурное отделение милиции, то не сразу смог выговорить хоть слово.

— Ну, что у вас? — без всякого волнения спросил дежурный капитан.

— Убийство! — выдохнул Воронков. — Публичное, организованное убийство! На глазах всех! В спортивном комплексе!

Капитан Токарев отнесся к сообщению спокойно, и причиной тому были два анонимных телефонных звонка — уже донесших ту же информацию.

— Кого убили? — спросил капитан.

— Не знаю.

— Как убили?

— Кинжалом!

— А где труп?

— Увезли!

— Куда?

— Не знаю!

— Так зачем прибежали?

Последний вопрос довел Воронкова до взрыва неподдельного возмущения.

— Послушайте, о чем вы спрашиваете?! Там труп, убийцы, и они его сейчас закопают, и концы в воду!

— У нас сегодня праздник, — вразумительно сказал Токарев. — К полуночи уже был один труп и один человек покалечен в драке на танцплощадке. Конкретно вы что-нибудь можете сказать?

— Да, конечно, могу! — взвыл Воронков. — Труп погрузили в медицинский автобус, номер 34–96, и сейчас везут в Смоленск! Или куда-то в ту сторону!

— Вот это уже дело, а не донос! — одобрил капитан и тут же взялся за трубку, чтобы сообщить куда надо о задержании автобуса с означенными номерами.

Воронков еще не успел отдышаться, еще билось в груди его перенапряженное сердце, а капитану уже позвонили и сообщили, что указанный автобус задержан на выезде из города. И мало того — экипаж автобуса не позволяет провести досмотр машины. Сообщение не столько насторожило капитана, сколько рассердило. Он был усердный службист и терпеть не мог, когда кто-то не признавал его служебных прав. Поэтому капитан решил заняться вопросом лично, передал дежурство своему помощнику, прихватил с собой сержанта при автомате Калашникова и приказал немедленно подать машину. Он хотел пригласить с собой и Воронкова, но оказалось, что того уже нет в дежурной части!

Всплеск гражданской сознательности как взбудоражил душу Воронкова, так сразу же ее и покинул, испарился, исчез. Воронков вдруг смекнул, что, помимо того, что он очевидец событий, он еще и свидетель на возможном в будущем суде, а это его ни в коем случае не привлекало. И потому он потихоньку выскользнул из дежурки, но домой опять же не пошел, а поспешил обратно — к спортивному комплексу, поскольку вновь вспомнил о Корвете и своих интересах, связанных с ним.

Когда капитан Токарев подъехал к опорному пункту ГАИ на восточной окраине Сычевска, то оказалось, что обстановка там вполне спокойная. Белый медицинский микроавтобус стоял около освещенного стеклянного «стакана», а группа людей возле него переговаривалась на тонах средней напряженности. Но жизнь приучила капитана Токарева к неожиданностям, и потому он действовал осторожно и бдительно.

Токарев неторопливо подошел к группе (сержант с автоматом прикрывал его со спины) и задал резонный вопрос:

— Кто главный в автобусе?

После некоторой заминки к нему шагнул рослый парень и сказал с уверенной улыбкой:

— Пожалуй, я.

— Документы есть?

— Есть. По документам я — Илья Иванович Пересветов.

Малорослый инспектор ГАИ подскочил к Токареву и торопливо доложил:

— С документами на машину и рейс — у них все в порядке! Приехали, говорят, из Москвы в нашу больницу! Но обыскивать не дозволяют! А нам же приказано было…

— Вы из Москвы? — спросил Токарев и сделал своему сержанту-автоматчику неуловимый знак глазами. Тот понял (был неплохо вышколен) и отошел в сторонку, так что всех подозрительных держал в секторе возможного обстрела из своего славного и страшного «Калашникова».

— Из Москвы! — бодро ответил Илья. — Принимали участие в ярмарке!

— Куда сейчас следуете?

— В Смоленск. Чтобы утром привезти команду боксеров. Транспорта не хватает, а праздник продолжается и завтра!

— Продолжается, — согласился Токарев. — Откройте, пожалуйста, машину.

— Не желаю! — ерепенисто ответил Илья.

— По-че-му? — многозначительно спросил капитан.

— Потому, что вы намерены устроить обыск! А на это требуется санкция прокурора!

— По-моему, вы хотите только потянуть время…

Илья подумал, что капитан, безусловно, прав. Можно было бы еще покривляться, поупрямиться, но из опыта своего общения с правоохранительными органами он знал, что перебирать в этих вопросах лишку не рекомендуется. Милиция, потерявшая терпение, становится очень опасной.

— Я хочу законности! — выдал Илья последний аргумент.

— Что ж, гражданин Пересветов, — без удивления и даже охотно подхватил Токарев. — В таком случае я по закону задержу вас здесь до утра, по закону получу санкцию прокурора, а потом по этому же закону, виноваты вы или нет — задержу вас на тридцать суток до выяснения всех обстоятельств. Вас это устраивает?

— Ни в коем случае! — Илья засмеялся весело и беззаботно, повернулся к автобусу и крикнул водителю: — Василий Никитич, откройте дверь машины! Допустите осмотр, а сами станьте как положено — руки на капот, голову вниз, а ноги — пошире!

Токарев взглянул на Илью и благодушно усмехнулся.

— Артист, да? Цирк устраивать любите? — и положил руку на рукоятку пистолета, торчащую из кобуры на поясе.

Илья совершенно непроизвольно оглянулся, оценивая обстановку, и обнаружил, что уже и без того стоит под дулом автомата в руках побледневшего мальчишки-сержанта. Ясно стало, что скажешь сейчас неосторожное слово или, упаси Бог, дернешься (а народ сейчас нервный), и тотчас загрохочет автоматная очередь, полетят во все стороны куски разрываемого мяса, брызнет кровь, и через пяток секунд, при темпе стрельбы «Калашникова» 600 пуль в минуту, — наступит тишина. Кладбищенская. Переигрывать явно не следовало.

Илья прошел к автобусу и сам открыл дверцу. Внутри салона вспыхнул свет.

Токарев отодвинул Илью в сторону и заглянул в автобус. На двух параллельных койках вдоль бортов машины лежали двое полуобнаженных, атлетически скроенных парней.

— Здрас-с-сте! — вежливо сказал один из них.

— Ого! Милиция! — обрадовался другой.

— Досмотр, — не ответил на приветствие Токарев. — Выйдите из машины.

Оба атлета, усмехаясь, беспрекословно выпрыгнули из салона.

Капитан сдернул с коек одеяла, под которыми ничего, разумеется, не оказалось, потом заглянул под койку по левому борту, там стоял ящик пива.

Под койкой же по правому борту — лежал длинный пластиковый мешок с застежкой «молния» во всю длину.

Токарев повернулся через плечо и спросил ровно:

— А это что, господин Пересветов?

— Мешок, — пожал плечами Илья.

— Вытащите его.

— Вам надо, вы и тащите.

Сержант оказался умненьким и, не дожидаясь приказа, — разрядил обстановку. Ухватился за мешок и потянул его наружу. Без всяких церемоний выдернул его из салона, и мешок с тяжким стуком упал на землю. По звуку этому Токарев понял, что проиграл.

— Откройте, сержант, — тем не менее приказал он.

Сержант легко растянул застежку. В мешке лежало что-то, завернутое в белую простыню, покрытую красными пятнами. Угадывались голова и плечи человека.

— Открывать? — дрогнув голосом, спросил сержант.

— Да, — буркнул Токарев.

Сержант размотал тряпки. И выдернул из них чучело куклы — голова, руки-ноги, кукла, набитая опилками для тренировок борцов как классического, так и вольного стиля.

А Токарев от расстройства так поглупел, что спросил:

— А это что?

— Кукла, — услужливо пояснил Илья.

— Наша кукла! Не обижайте ее! — дурашливо крикнул один из атлетов, схватил куклу и тут же мастерски выполнил борцовский прием — бросок через бедро.

— А что ВЫ собирались там обнаружить? — спросил Илья.

— Куклу, — спокойно ответил Токарев. — Следуйте своим маршрутом, артист… Вы шуточки любите… На нервах людей поиграть любите… Попомните мое слово — доиграетесь.

Фраза прозвучала спокойно, без угроз и даже без напора, но Илья вдруг понял с предельной ясностью — он доиграется. Не может не доиграться по всем законам и правилам жизни. И все же какой-то незримый бес, который гнездился в его груди, снова дернул Илью за язык.

— Господин капитан! А вот эти пятна на простыне вас не смущают?! Может, отправим на экспертизу? А вдруг это кровь, скажем, невинно убиенного младенца?

— Эти пятна меня не смущают, — отчеканил Токарев. — Следуйте своим маршрутом.

Капитан отвернулся, чтобы не видеть больше перед собой лицо этого нахального парня. Симпатичное в принципе лицо, но Токареву нестерпимо хотелось сейчас заехать в него кулаком. Ну что за подлецы люди! Знают ведь, как разгулялся в России «криминоген», как тяжко работать милиции, а дурят голову черт знает каким балаганом.

Токарев уселся в машину и приказал ехать обратно — в милицию. Но по дороге вспомнил, что по сообщению телефонных анонимов, да и Воронкова — «убийство» происходило в помещении спортивного комплекса. Ради полной очистки совести Токарев решил заглянуть туда.

И заглянул, чтоб испить еще одну чашу позора и издевательства над собой.

Через парадные двери он прошел вместе с автоматчиком в холл, и два охранника в дверях никаких препятствий чинить ему не стали. Даже наоборот — вежливо провели в зал.

А в зале, на сцене, — хоровод девушек в национальных костюмах исполняли всеми, во все времена дозволенные народные танцы под музыку двух гармонистов в алых рубахах. И если здесь и просматривалось какое-то нарушение общественного порядка, то заключалось оно лишь в том, что в зале покуривали и, кажется, выпивали.

Токарев хотел уже уйти, никого не пугая без надобности, но на него вдруг наскочил невысокий, крепенький мужик в добротном костюме и широком ярком галстуке. Токарев его мгновенно узнал — это был Лидер партии, к которой сам капитан относился с большим подозрением.

— В чем дело, капитан? — нахраписто попер Лидер на милиционера. — Я приехал к своим избирателям на праздник города, на ярмарку! Встречаюсь с русским народом, настоящим неиспорченным народом из глубинки, потому что гнилая московская публика не народ, а отбросы! А как вы меня принимаете? С автоматом в зал вламываетесь, добрых людей пугаете! Вы что — выполняете чей-то заказ по срыву моей предвыборной кампании?!

Больше всего капитан сейчас желал, как раньше и Пересветову, заехать кулаком в морду народному избраннику. Но — это депутат Госдумы. Может быть, на следующий год выбьется в президенты. Изволь стоять навытяжку и выслушивать наставления, коли не хочешь служебных неприятностей.

— Все в порядке, — с трудом нашел силы на спокойный ответ Токарев. — Обычная патрульная проверка. Все-таки уже глухая ночь. И курят у вас в зале. Не положено.

— Ну, за это извините! — широко улыбнулся Лидер. — Так уж получилось, не доглядели. А что, капитан, от тягот службы не желаешь причаститься? Махонькую рюмашку на ход ноги?

Выпить Токареву хотелось, но скользкому в своих речах и поступках Лидеру он не доверял. Отказался — сославшись на службу.

Капитан Токарев уже было уходил из здания спорткомплекса — хоть и злой, но несколько успокоенный за порядок, но тут на сцену вылетел полупьяный, расхристанный мужчина и заорал в полный голос:

— Господа! Нас надули, как детей! Кинули нас через бедро! Мы свои деньги платили за чепуху! Цирк нам здесь устроили, а не настоящий бой!

Лидер поспешно сказал капитану:

— Выпил человек на радостях! Мы его сейчас угомоним своими силами.

Токарев поколебался, но кивнул — не все же дела должна решать милиция, что-то могут взять на себя и сами граждане во главе со своими вождями из Госдумы.

Илья вернулся в гостиницу на рассвете, взял у сонной дежурной ключи и поднялся на второй этаж. На миг мелькнула скучная и безрадостная мысль, что надо было бы заглянуть в отель «Днепр», хотя бы из вежливости: проверить, как там — почивает ли Мария мирным сном или с жарким нетерпением все еще ждет его, Илью. Но мысль эта настолько не взволновала сознания, не пробудила никакого желания, что тут же и исчезла. Но все же он в рассеянном раздумье прошел мимо своего номера, чертыхаясь, вернулся к нему, и впотьмах, на ощупь вставил ключ в замок. Открыл двери, шагнул — и тут же получил такой удар по голове, что, полностью потеряв все чувства и разум, упал на пол.

 

Глава 5

Поначалу он еще чувствовал, что его куда-то несут на руках, а потом везут на тряской машине. После этого долгое время не воспринимал вообще ничего, а когда слегка всплыл на поверхность из тьмы, лишенной красок и звуков, то ему показалось, будто он в самолете, а тот с воем идет на взлет, поминутно проваливаясь в воздушные ямы, так что желудок подпрыгивает под горло.

Его вырвало, и, открыв глаза, он увидел над головой серый потолок, который затем побелел и разделился четкими линиями теней от переплетения окна, сквозь которое врывалось солнце. Голова трещала, но соображать уже было можно, хотя тема для соображений оставалась решительно неизвестной.

Он привстал на диване и сразу понял, что находится в гостиничном номере, не своем — а «люксе» Марии. Нет, все же он ошибался, ибо, покосившись на окно, обнаружил, что видит едва ли не весь Сычевск сверху. Выходит — действительно, в отеле «Днепр», но только не у Марии, а в таком же номере, на самом верхнем этаже.

— Очнулся, родимый? — прозвучал за спиной насмешливый голос, и, повернувшись, он увидел того, кого и ожидал увидеть.

Куприянов сидел у круглого стола перед бутылкой шампанского, в косо посаженной на голове шляпе, а за его спиной, истуканом вытянувшись на стуле, торчал жлоб с дубинкой на коленях.

— Соображать можешь? — спросил Куприянов.

— Могу, — прохрипел Илья. — Налей.

Куприянов не стал жадничать, поднялся, достал чистый бокал из серванта, налил шампанского, переждал, пока осядет пена, и долил до краев.

Илья выпил — и полегчало.

— Мальчик, — укоризненно начал Куприянов. — Ты думаешь, что ты самый умный. Что родился на свет для того, чтобы топать по земному шарику и обдуривать всех болванов. Хорошая позиция, но неразумная. Где ты нашел своих трюкачей?

— Не все ли равно? — Илья не узнал своего разбойничьего голоса.

— Да все равно, конечно, но — профессиональные ребята! Отлично работали! И кровь хлестала, и даже кинжал через спину вышел! Но номер не проскочил. Не на тех ты нарвался, мой милый.

— Ну и что?

— А то, что теперь придется расплачиваться за грехи свои. Я бы тебе свои долги списал, предположим. Но можешь представить себе хоть на секунду, КОГО ты столь пошло надул?! И на какие суммы?! Цены входного билета, тотализатор — все надо возвращать, мой дорогой! Это же казна английского королевского двора разорится!

— Хрен с ней, с казной, — пробурчал Илья.

Куприянов повернулся к своему охраннику и бросил коротко:

— Слушай музыку, Петя.

Охранник тут же послушно натянул на голову наушники магнитофона и включил музыку, которую только он и слышал. Но и сам отрубился от звукового мира номера-«люкс».

— Сколько времени? — спросил Илья.

— Девять утра. Ты все еще в Сычевске, на двенадцатом этаже гостиницы «Днепр». Из окна не выпрыгнешь. По своей воле, во всяком случае. Корвет на помощь тебе не придет, поскольку мы за ним приглядываем, а пришелицу с Сириуса я приручил. Так что надейся только сам на себя. Хотя, быть может, уже поздно.

— Почему?

— Кретин безмозглый! Да неужели ты не догадываешься, в какую компанию ты попал? Кого ты «продинамил»?

— Обычных жуликов, — попытался усмехнуться Илья, но в голову ему словно топор вонзился, и он застонал от боли. — Извини, жуликов крупного масштаба.

— Нет, мой милый. Когда жулик достигает крупного масштаба, он автоматически становится достойным членом общества. При власти, законе и даже неприкосновенности. И ты очень обидел именно таких людей. Но обиды они все-таки прощают. Зато не прощают своих финансовых потерь и надувательства.

— К чему ты все это плетешь? — поморщился Илья.

— Да к тому, что на кон поставлена твоя жизнь. И учти — не Я теперь руковожу игрой, а ВСЕ, кого ты оскорбил. Ты их вчера видел.

— Дальше что?

— Дальше лишь то, что я пытался тебя защищать. Но они требуют твоей крови… Я сказал, что сегодня ночью или завтра ты выйдешь драться сам. Бой до… конечного результата. Ты же все-таки бывший боксер, чемпион. Люди должны получать удовольствие за свои денежки.

Илья сообразил, что если сейчас засмеется, то от боли в черепушке потеряет сознание.

— И с кем драться? С тобой?

— Уволь. Я тоже обманутая тобой сторона. Противника тебе подберут. Если вообще примут это мое предложение. В чем я не очень уверен. Большинство обиженных желают видеть тебя в могиле.

— Но что они будут с этого иметь?

— Удовольствие выпить на твоих похоронах. Впрочем, у нас народ изобретательный. Может, тебя продадут в рабство на всю жизнь или еще что похлеще… В общем, за все приходится платить, мой дорогой.

— Куприянов, — с трудом напрягся Илья. — Какие новые торги ты опять начинаешь?

— Поймешь, — помолчав, тихо ответил Куприянов. — Поймешь, если не дурак.

Он встал, снял с головы своего охранника наушники и закончил весело:

— А чтоб тебе думалось энергичней, я тебе помощницу пришлю… Кстати, не пытайся выскочить. Вся гостиница — в наших руках. В коридоре двое сторожей, будут стрелять без раздумий. Хватит, Илюшка, дурить. Работай серьезней и солидней.

Он шагнул к дверям, но Илья окликнул:

— Андрей Андреевич, как понимать, в «наших руках»? В чьих?

Куприянов приостановился, склонил голову по-лошадиному набок, словно одним глазом звезды на небе увидеть захотел, и сказал:

— В наших. Разве не понятно?

— Мафия, что ли?

— Ох уж, эти словечки пошлые, — кисло сморщился Куприянов. — От тебя я даже не ожидал. Есть у меня клуб хороших друзей при моем ресторане.

— «Белый дракон»?

— Вот именно. О своей судьбинушке подумай, Илья Иванович.

Он кивнул охраннику и вышел. Илья остался один, но о побеге даже не стал и думать. Не до того было при таком грохоте в голове и противной слабости в коленках.

Он прошел в ванную комнату, нашел бритву, побрился, потом набрался сил для того, чтоб сполоснуться под душем, и повеселел.

Вид телефонного аппарата на столе заставил его задуматься о разных вариантах связи с внешним миром, но в этот момент двери раскрылись и в номер вошла Мария — нечесаная, помятая, в какой-то пестрой длинной тряпке, укутавшей тело.

— Привет! — радостно воскликнул Илья.

Она обожгла его коротким злым взглядом, дошла до дивана и рухнула на него..

— Какая ты дрянь, Илья! Тоже мне — устроил выезд для развлечений! Подняли меня с кровати, а я раньше полудня не встаю.

Илья не понимал, ЧТО во внешнем облике Марии его так остро насторожило, ЧТО заставило настолько напрячься, что даже боль в голове прекратилась.

— Извини, — сказал он искренне, — что так получилось. Я этого не хотел.

— Хотел или не хотел… Скажи, когда ты меня домой отвезешь?! Если Лученков узнает обо всех этих безобразиях, тебе очень не поздоровится.

— А ну-ка, встань, пожалуйста, — тихо попросил Илья.

— Зачем? — Она удивленно взглянула на него.

— Я влюблен в твою фигуру. Хочу посмотреть, как ты смотришься в этой тряпке.

Она непонимающе улыбнулась и медленно встала — рослая, молодая, сильная женщина, затянутая в черный шелк, по которому выбились золотые драконы с разверстыми огнедышащими клыкастыми пастями.

Словно вспышка электросварки блеснула не в глазах, а в мозгу Ильи, и эта вспышка мгновенно высветила все минувшее в ином, плане, в ином свете. Ему стало ясно — почему он оказался здесь, стал понятен смысл событий, из-за которых он сидит теперь на двенадцатом этаже гостиницы города Сычевска.

— Ну как, налюбовался? — с тщеславной улыбкой спросила Мария.

— Ты не напрягайся, — улыбнулся в ответ Илья. — Я помогу тебе выполнить твое задание.

— Ты про что это?

— Да про это кимоно, в которое ты приодета!

Он подошел к ней и потянул кимоно за полу, отчего драконы ожили и заволновались, а из-под кимоно показались длинные и гладкие, стройные ноги.

Такое же кимоно было на Куприянове, когда он вошел в ресторан для встречи с Ильей, и Куприянов определил одежонку как униформу интеллектуального клуба «Белый дракон». Но что более существенно — в таком же кимоно стоял на медицинских весах Леонид Митрофанович Лученков в раздевалке бассейна! В тот день, когда Илья заглянул туда, ревниво разбираясь в отношениях своего шефа с Марией! И получалось, что между Куприяновым и Лученковым имелась четкая связь — клуб «Белый дракон»! Невероятно — директор института и профессиональный бандит в одной компании! Но все это, быть может, лишь домыслы, приостановил себя Илья. Хоть и редкого покроя да расцветок эти кимоно, но могли оказаться у их владельцев случайно, без всякого сговора между собой.

— Это твой халат или Лученкова? — спросил он.

— Я вещей с чужого плеча не ношу! — насмешливо ответила Мария. — У меня свой, у него — свой. Такой же.

— И все вместе вы члены клуба «Белый дракон», а эта тряпка у вас — униформа?

— При чем тут клуб? — пренебрежительно пожала она плечами. — Просто, чтоб сохранить свои накопления от инфляции, Леонид Мирофанович вложил почти все деньги в дело. В этот кабак Куприянова. Чего тут такого?

— Ага. Ничего, конечно. Молодец, Лученков, разумное помещение капитала, — одобрил Илья, и тысячи комбинаций из фактов и деталей минувших событий в сумасшедшем вихре стали складываться в его мозгу. Получалось, что все началось с того дня, когда он изображал мишень — «живого зайца», и по нему стреляли из винтовки здесь же, в Сычевске. И здесь же, судя по всему, сегодня завершалось.

— Подожди, Мария… Я хочу рассказать тебе одну историю, а ты меня поправишь, если я начну ошибаться. Давай только выпьем для разогрева мозгов.

Он кинулся к серванту, где приметил запечатанную бутылку шампанского, быстро открыл его, но Мария сказала презрительно:

— Я с утра шампанского не лакаю.

— Прости, водки нет, — рассеянно ответил Илья, сосредоточиваясь на своих мыслях. — Значит, история такая. Жил-был на свете гениальный Академик, который однажды со своим Учеником сделал великое научное и техническое открытие. Во всяком случае, Академик так считал. Решил, что придумал очень полезную для человечества вещь. Академик был честным человеком и потихоньку, без рекламы, свое Изобретение довел до ума. И тут вдруг — помер. И толком никто не знал, есть Изобретение или его нет! Хорошее оно или ничего не стоит! И вообще, куда это Изобретение делось, если оно есть, тоже никто не знал… Вместо Академика пришел его Заместитель. И он-то быстро догадался, что Изобретение свое Академик передал либо своей дочери, либо своему Ученику.

— Ничего я из твоих басен не понимаю! — резко прервала Мария. — Эти сказки меня до того довели, что действительно выпить захотелось. Налей немного.

— С удовольствием! — Илья наполнил бокал и подал ей. — Но ты меня все-таки дослушай. Ведь и ты в этой истории заметная фигура. Так вот. Чтобы раздобыть это Изобретение для своих целей, Заместитель принялся его искать… А в это время Ученик, получив Изобретение как законное наследство Академика, согласно его предсмертной воле — не торопился, скажем так, им воспользоваться. Быть может — ждал, пока на товар поднимется цена. И вот Заместитель принялся опутывать Ученика своей липкой сетью… Втягивать дурачка-Ученика в разного рода темные делишки. Во всяком случае, в один из моментов Заместитель пошел даже на то, что подсунул Ученику свою любовницу, то есть тебя, мадам, чтоб ты у меня кое-что прознала про Изобретение. Так? Есть у тебя такое задание?

— Про что ты бормочешь? — застонала Мария. — У тебя крыша поехала?

— Возможно. Но все вяжется в очень зримую и жестко склепанную цепь! Вернемся к началу! Заместитель Академика с помощью Бандита взял в заложники некоего Спартака, чтоб через него надавить на Ученика и заставить его отдать Изобретение! Сорвалось! Подослал человека на дачу Академика, в дом Ученика, чтоб поискать следы Изобретения — сорвалось! Параллельно он искал Изобретение у дочери Академика — сорвалось! А потому нанял убийцу и уничтожил дочь Академика, когда оказалось, что она об Изобретении ничего не знала! Но — узнала и стала опасна! И снова Заместитель принялся опутывать Ученика Академика всеми способами — через своего партнера по клубу «Белый дракон», бандита в законе Куприянова! Действовали хитро! Теперь ясно, что предложение провернуть дельце с ворованным «мерседесом» — тоже работа! Лишь бы я поглубже увяз, лишь бы взять меня покрепче за горло!.. Господи, какой же я дурак! Да ведь этот Заместитель и нашего секретчика Харламова на свою сторону привлек! Харламов же меня тогда у себя в деревне вокруг пальца обвел! Он на Заместителя работал, а не сам по себе! Да как же все оказалось просто!.. Но финал будет непростой… За смерть Валентины Всесвятской придется отвечать. И я докажу, что некто лаборант Череда действовал по команде и указке этого Заместителя!.. Тонкие ходы! Даже своей любовницы не пожалел, увидев, что я испытываю к тебе страстные желания!

— Видела я вчера твои страстные желания, импотент! — презрительно скривилась Мария.

— Я не люблю кровососок. А ты — кровососка. Тебя вид крови будоражит, тебе бы только с мясниками спать. Но не сбивай меня с мысли… Тут у меня какой-то прокол в логической цепи. Если сей Заместитель улетел в Германию на неделю, то кто замещает его здесь? Кто держит все под контролем? Ведь полностью такие дела родному брату не доверишь! Бандит Куприянов?.. Маловероятно. Куприянов свое дело справно сделал. Он меня поймал в западню. Я теперь должен кучу деньжищ целой шайке взбесившихся гангстеров! Живым они меня не выпустят, пока деньги не получат. А таких денег у меня нет и быть не может! — Он возбужденно захохотал. — Кранты! Можно заказывать похоронный марш по себе! А может, у тебя есть какое-нибудь предложение? — Он возбужденно посмотрел ей в глаза. — Может, и ты связана с этой бандой по- настоящему?

— С какой бандой, дурачок? — мягко усмехнулась Мария. — Если б ты знал, с кем я провела сегодня ночь, то…

— Ах, как трудно догадаться! — весело воскликнул Илья. — Да этот вождь и защитник русского народа — такой же вампир, как и ты! Поздравляю, дева Мария! У тебя появились блестящие перспективы! Коли повезет, станешь если не первой леди России, то мадам Помпадур! — Илья примолк потому, что его осенила новая мысль. — Послушай, а этот Лидер, он не связан с делом охоты на Изобретение? Он не жаждет зацепить его?

— Ты совсем зарапортовался! Откровенную чушь понес, — обидчиво сказала Мария. — Он — политический деятель и от всяких махинаций чист! Ладно, мне все это надоело.

Она изящно допила шампанское, небрежно бросила бокал на пол и потянулась к телефону. Бокал разбился с тихим звоном, а Мария набрала номер, помолчала с минуту, потом сказала решительно:

— Это я! мне осторчертели ваши игрушки!.. Он все знает. Приходи сюда сам и разбирайся с ним как знаешь! Я спать хочу!

Она положила трубку, а Илья изумился.

— Так значит Лученков и в Германию не улетел? Здесь же в этой гостинице сидит и исподтишка контролирует события?!

— Он считает, что дела, связанные с тобой, поважнее Германии, — сухо ответила Мария и встала, собираясь уйти.

— Подожди! — заторопился Илья. — Это мне очень важно знать. Ведь я тебе ничего плохого не сделал. Я тебя по-настоящему любил в какой-то момент. Романтически даже, что ли. Но мы очень разные люди. Просто — разные. Еще день назад я ради тебя в огонь бы прыгнул. Ты сейчас свою личную жизнь построишь по своему разумению. Держись Лидера, быть может, у него светлое будущее. Да ты и без моих советов не промахнешься! Скажи только одно. На карту, как я понимаю, поставлена моя жизнь. Что Лученков собирается делать с этим Изобретением, если получит его в руки?

Она подумала, качнула головой, сказала неуверенно:

— Я не знаю всех этих тонкостей… Что-то там о способе защиты денег от подделки… Ты правда меня любил и собирался ухаживать, как за девчонкой?

— Да. Это так… В юность собирался возвращаться, а то и в детство. Ты мне безумно нравилась. Со всех сторон. Сначала, конечно, ну… физически… что ли, но потом что-то во мне нарастало, нарастало… И, извини, сгорело.

— Наверное, мы много потеряли? Коль не свершилось?

— Наверное, — пожал плечами Илья.

Она вздохнула, шагнула к выходу, взялась за дверную ручку, но обернулась, произнесла без уверенности:

— Точно я не знаю. То Лученков кричит, что он спасет от гибели ваш институт… То вдруг заявляет, что это ваше Изобретение можно выгодно продать за границу. Не знаю. Разбирайтесь сами.

— Спасибо, Мария, — благодарно сказал Илья.

— Теперь ты повторишь, что любил меня? — насмешливо спросила она.

— Повторю. Потому что так оно и было.

— И возврата — нет?

— Нет… Но если ты немного подождешь, то я вспомню все слова, которые хотел сказать тебе. Во время прогулок под луной…

— Не надо. Момент для таких слов потерян. Не тот душевный настрой, и слова будут пустыми. Экая я дура. Ну, прощай…

Дверь в номер без стука отворилась, и появились Лученков в паре с Куприяновым. В телодвижениях Куприянова сразу появилась лакейская услужливость — он поспешно пододвинул Лученкову кресло, а тот не то что не здоровался с Ильей, но даже не смотрел на него, пока не уселся плотно и удобно.

— Мне вас оставить, Леонид Митрофанович? — осведомился Куприянов.

— Да. Так будет лучше.

— Вы с ним осторожней, Леонид Митрофанович, парень непредсказуемый.

— Я вооружен, — сухо ответил Лученков.

Илья с интересом рассматривал своего директора. Что там ни говори, а мужик красив и силен. Для своих шестидесяти лет крутить такие сложные дела, иметь надежды на длинную, динамичную жизнь с успехом и радостями — это вам не хухры-мухры!

— Проект «Дельта» у вас в руках, Пересветов? — ровно спросил Лученков.

— Возможно…

— Положите его на стол.

— Как погода в Германии? — язвительно спросил Илья.

— Не знаю. Вам, Пересветов, не реализовать этого дела.

— Отчего же? Нынче все продать можно! Был бы товар, а покупатель найдется! Продам за доллары, марки, фунты, за любые пиастры! — с вызовом сказал Илья.

— Я вам предлагаю более высокую цену. Собственную жизнь. В связи с минувшими ночью событиями я ВЫКУПЛЮ вас, Пересветов. Иного выхода у вас нет.

— А отчего бы нам не поторговаться? На вашей совести все-таки труп?!

В лице Лученкова ничто не дрогнуло, и он спросил:

— Чей труп?

— Да как же! Вы ж поначалу полагали, что Всесвятский-Лада оставил «Дельту» своей дочери, чтоб она не маялась в нищете всю жизнь! Подбили Череду, он полез сначала на дачу Всесвятских, а потом — махнул в Крым, за Валентиной. Путного у Череды ничего не получилось, и, чтоб ваши намерения не всплыли, Череда получил приказ на уничтожение Валентины. Ни в каком Париже ваш убийца, понятно, не бывал. Валю убили вы!

Лученков ответил медленно:

— Я не понимаю и половины ваших слов. Вы, Пересветов, мерите всех людей меркой вашей извращенной морали.

— Ах, какая же высокая ваша собственная мораль, Леонид Митрофанович! — с вызовом засмеялся Илья. — Ваша мораль позволила вам спариться с бандитом Куприяновым и войти в его ресторанное дело!

— Я просто защитил свои накопления, — пожал плечами Лученков. — Инфляция и…

— Ага! Деньга уже не пахнут! А потом вы уверовали в реальность мифа о «Дельте» и принялись за ней охотиться! Харламова ведь вы привлекли к этому делу, так?

— Харламов выполнял свои служебные обязанности. Как мог. Но я не намерен вступать с вами в ненужные дискуссии. «Дельту» на стол. И можете быть свободны. Я выплачу ваш долг за это ночное представление. За обман.

— Даже так?

— Даже так.

— И ваша совесть ученого, директора института стерпит подобный сговор с бандитами?

— Вы, Пересветов, других методов не понимаете и не признаете. Это ВЫ вынудили меня на такие поступки! Я неоднократно намекал вам, что «Дельта» нужна институту.

— Не притягивайте сюда интересы института! Теперь нам всем на эту лавочку наплевать! Она скончалась и возродится, когда уже не будет представлять для нас никакого интереса! Вы боретесь за свои выгоды, так и будем это называть! А я сражаюсь — за свои!

— Вы просто игрок, — жестко подвел итог разговора Лученков. — Вы и сейчас торгуетесь, не имея козырей. Ваша жизнь висит на волоске.

— Спасибо вам за создание такой ситуации!

— Благодарите себя.

— Вы меня вовсе до нитки хотите обобрать?! — возмутился Илья. — «Дельта» — это же моя идея! Я ее родил, а Всесвятский разработал! Ну, выделите хоть что-нибудь! Ведь «Дельта» моя последняя надежда на обеспеченную старость! Откиньте хоть какую-нибудь долю! — Илья продолжал с азартом торговаться, ощущая радостное возбуждение от борьбы, в которой у него не было никаких шансов победить. Но борьба — прекрасна и сама по себе! Даже без надежды, без тени на возможный успех.

— Хватит, — прервал его Лученков. — Вы смакуете ситуацию, вам нравятся такие забавы. Где «Дельта»?

— Да не с собой же я ее вожу! В Москве! Поедем в столицу и там рассчитаемся!

— Вас отсюда не выпустят, пока я за вас не расплачусь. Слишком вы здесь нашкодили. А в Москву я с вами не поеду. Вас нельзя отпускать отсюда. Вы слишком хитры, чтоб давать вам еще и лишнее время. Если «Дельта» в Москве, то мы придумаем что-нибудь попроще, как ее сюда доставить.

Лученков встал, подошел к дверям и позвал из коридора:

— Андрей Андреевич!

Оказалось, что Куприянов послушно сторожит у порога. Да не один!

— Я подумал, что легкий завтрак, вернее, по времени уже английский ленч, нам не помешает.

Он отодвинулся от дверей, и столик на колесиках, обильно сервированный всякими закусками и кофе, вкатила Римма! В черном маленьком платьице, в белом фартучке, то ли действительно официантка, то ли школьница.

— Привет, инопланетянка! — весело крикнул Илья.

— Здравствуйте, — строго ответила Римма и вдруг вытаращила глаза, незаметно от других указав Илье взмахом ресниц на бутерброд с колбасой, лежавший на тарелке как бы в сторонке от остальных. Это еще что за номера? Предупреждала, что его собирались отравить?

— Жрать охота, жуть! — заторопился Илья, налил себе кофе, ухватил роковой бутерброд, приметил одобрительный кивок Риммы и надкусил его, тут же почувствовав, что в бутерброде, кроме хлеба и колбасы, присутствует инородное тело. Довольно жесткое. Будто лезвие бритвы в упаковке.

— Андрей Андреевич, — сдержанно обратился Лученков. — Возникла проблема с доставкой некоторых документов сюда из Москвы. Нужен фельдкурьер, которому Илья Иванович укажет — что везти, где взять и когда доставить.

— Это не проблема. Если дело достаточно важное, я сам слетаю.

Илья уже не только прожевал бутерброд, но незаметно вытащил из него инородное тело, когда вытирал рот салфеткой, после чего сказал решительно:

— За документами поедет Корвет! Больше я никому не доверяю.

— Он пропал! — развел руками Куприянов. — Мы не видим его с ночи!

— Это в его стиле! — засмеялся Илья. — Он прячется и выжидает момент для удара с фланга! Найдете его в маленькой гостинице «Чайка», у него там отдельный номер на первом этаже.

— Хорошо, — обрадовался Куприянов. — Сейчас пошлю человека.

— Нет уж, Андрей Андреевич, — уверенно прервал Лученков. — Дело достаточно важное, чтобы, извините, я попросил вас лично его выполнить. Приведите Корвета.

Лученкову и в голову не пришло, что он отправил этими своими словами Андрея Андреевича Куприянова прямо на тот свет.

К слову сказать, Куприянов туда, во тьму иных миров, не торопился. Он вышел из номера, спустился к себе, глянул в окно, прикинул, что надвигается, судя по всему, дождь с грозой, надел ботинки на толстой подошве, прихватил зонтик, спустился вниз и у дежурного спросил, где находится гостиница «Чайка».

Дежурный скривил физиономию от пренебрежения к такому низкопробному заведению, но дорогу объяснил. Андрей Андреевич Куприянов твердыми шагами двинулся навстречу своей кончине.

Оставшись в номере вдвоем, Лученков и Илья почувствовали, что говорить им больше толком не о чем, следовало только дождаться Корвета и Куприянова, а для этого не обязательно было напрягаться в неприятных разговорах с неприятным собеседником. Лученков оставил телефон своего номера в этом же «Днепре» и вышел. Прикрывая за ним двери, Илья убедился, что два громилы продолжали торчать в коридоре — охраны с его персоны не снимали.

Илья развернул салфетку и обнаружил в ней записку, плотно упакованную в станиолевую обертку от шоколада. Подавиться можно было, а уж от текста записки Риммы — запросто сойдешь с ума.

«Илюшка, крепись! Мы держим ситуацию под контролем! Продержись до вечера! Ровно в полночь с Сириуса прилетит мой межпланетный корабль-истребитель, и мы тебя выручим.
Целую, Римма».

Бедная девчонка, охнул Илья, совсем с катушек соскочила. Если все кончится благополучно, нужно будет пристроить ее на лечение в хорошую клинику.

Поздно пришла Илье на ум такая благая мысль, поздно.

Корвет, как загнанный в клетку зверь, метался в своем номере, страдая от полного отсутствия информации, а потому не зная, что ему делать. Он привык за последние годы, что если Илья не давал ему прямых указаний к действиям, то хотя бы подавал сигнал, хоть какой-то знак. Когда Корвет понимал общее направление необходимых усилий, то он проявлял исключительную самостоятельность, а сейчас, пребывая в полном неведении, боялся навредить своими действиями. Кроме того, он явственно ощущал вал грозной опасности, надвигающийся непосредственно на себя. Отчего-то ему (!) было страшновато даже в этом уютном номере тихой, грязноватой, вполне мирной гостиницы. Корвет знал, что предчувствия никогда его не обманывают, и потому подготовился к любым неожиданностям как мог. Скверно, что его номер оказался на первом этаже. Но переселиться не было никакой возможности — в Сычевске праздник, и все номера оказались переполненными. Скверно — потому, что Корвету все время казалось, что кто-то заглядывает к нему в окно, кто-то держит под контролем все его действия, даже в замкнутом, глухом пространстве сортира. Потому Корвет с первого же дня приезда в Сычевск столь часто менял места своего проживания.

Он напрочь забыл про существование фельдшера Воронкова, потому что даже имени его не знал, а в Сычевске ни разу не приметил.

А Воронков, предполагая, что уже целые сутки, как он вышел на след и преследует членов всероссийской мафии (наслышался жутких разговоров на рынке), засек Корвета поутру около гостиницы, когда тот выскочил за пивом. Засек случайно, но уже не выпускал из виду, надеясь проследить все связи этого самого страшного, с его точки зрения, Крестного отца залетной московской мафии. ЧТО он лично, Воронков, со своих трудов будет иметь — фельдшера уже не заботило. Он вошел в азарт слежки и сыска и превратился в охотника «чистой идеи», без корыстных побуждений.

Андрей Андреевич Куприянов немножко поблуждал по окраине Сычевска, прежде чем согбенная старушка указала ему своей клюшкой на трехэтажное кирпичное здание с вывеской, которая сообщала, что это гостиница «Чайка» и ничто иное.

Андрею Андреевичу до входа в гостиницу оставалось меньше полусотни шагов, когда его вдруг зажали с обоих боков чьи-то железные плечи и что-то твердое и острое уперлось ему под ребра. Андрей Андреевич остановился и увидел, что блокирован своими азиатскими друзьями — Муратом и Батыром. И у обоих от ненависти уже побелели глаза.

— В чем дело? — дернулся, но в душе остался насмешливо-спокоен Куприянов.

— Продинамить нас хотел? Обмануть? — змеей прошипел молодой Батыр.

— Как это — обмануть? — осведомился Куприянов.

— Нет никого улица Каштановая, дом три! Один дурак там есть, старуха старая есть! Ты — убийца и Корвет — убийца! Веди сейчас нас к Корвету!

Куприянов не испугался. Жизнь у него была такая пестрая, что давно отучила пугаться подобных придурков с ножичками.

Мурат сказал твердо и серьезно:

— Хватит вилять, Куприянов. Мы будем судить и тебя, и Корвета. Вы оба виноваты в смерти нашего брата. Идем.

Болваны, насмешливо и облегченно подумал Куприянов. Наличие Корвета в разборке уравняет силы даже количественно, не говоря про качественный перевес. Не вашими сувенирными кинжальчиками пугать такого профессионального разбойника, как Корвет. Да и сам я еще не промах, и у меня газовый пистолет в кармане.

— Я и иду к Корвету, — легко сознался Куприянов. — Ножик свой от моих ребер убери. Рубашку попортишь.

Движением обеих рук он легко отстранил от себя обоих мстителей и все той же фланирующей походкой двинулся к гостинице, имея у себя в кильватере двух настороженных, взвинченных до предела азиатов.

В тесном и темном холле гостиницы дежурная сообщила им, что Корвет проживает в номере семь — первый этаж.

Сплоченной группой они прошли сумрачным коридором до седьмого номера и остановились.

— Стучи, — еле слышно прошептал Мурат и слегка пощекотал жалом ножа позвоночник Куприянова.

Куприянов кончиками пальцев шлепнул Мурата по щеке и уверенно постучал в двери номера. Но постучал затейливо, с паузами, морзянку отбил, чтоб хотя бы насторожить Корвета.

— Кто там? — послышался его голос из номера.

— Свои! Это я, лучший друг — Куприянов!

Щелкнул замок, и, когда двери чуть пошли в сторону, оба азиата в два плеча мощно и резко втолкнули Куприянова в номер, прикрываясь его телом, как щитом, от возможного удара. Но Куприянов сыграл роль не щита, а тарана — грудью он сбил Корвета с ног, и оба они рухнули на пол, запутавшись в своих ногах-руках. Юркий Батыр тут же плотно прикрыл двери.

Первый раунд выиграли представители Азии — Корвет и Куприянов валялись на полу и едва могли расцепиться.

Второй раунд мстители тоже не собирались проигрывать — Куприянов жестоко ошибся относительно их арсенала. Ножички — сами по себе, но сейчас старший Мурат вытащил из-под куртки короткий автомат «скорпион», а в руках Батыра вороненой сталью зачернел старый и надежный ТТ, ныне — производства китайского. Батыр закричал истерично:

— К стенка становись, к стенка! Умирать будешь!

— Ты мусульманин? — вдруг спросил Корвет.

— Да, — от неожиданности серьезного вопроса младший потерялся, но пистолет не опустил.

— А я христианин, у меня тоже Бог есть. Убьешь так убьешь, но дай нам своему Аллаху помолиться перед смертью.

— Какой твой Аллах? Твой Бог какой? — подозрительно спросил Батыр.

— А вон на столе стоит, — кивнул Корвет на стол, уставленный бутылками. — Нам, православным, положено перед смертью стакан водки принять. Это вам Коран не позволяет, а у нас вот так.

— Пей, собака! — презрительно сказал Мурат. — Пьяный умрешь!

Корвет поднялся на ноги, быстро глянул на Куприянова, даже подмигнул ему, и тот смекнул, что у Корвета есть план атаки, и изготовился. Хотя какая там, к чертям, атака на автомат и пистолет в полутора метрах от груди!

Корвет подошел к столу, аккуратно поставил на столешницу два стакана, помедлив, еще раз посмотрел на Куприянова, взял в руки большую бутыль водки темного стекла (вид бутылки насторожил Куприянова), медленно повернул винтовую пробку… И вдруг рванул пробку, а бутылку швырнул под ноги противников. А сам тут же упал за спинку кровати — какое-никакое, а укрытие.

Бутыль взорвалась с мощностью противотанковой гранаты. Начиненная обломками гвоздей, дробью, мелкими шариками из подшипников, она представляла собой страшную бомбу, особенно учитывая замкнутое пространство номера. Все ветхое здание гостиницы вздрогнуло, окно вместе с рамой вылетело наружу, дверь сорвало с петель.

Корвету не удалось уйти от собственного взрыва без потерь — кровать защита плохая. Осколки посекли ему обе ноги, задели живот, и несколько картечин застряли в селезенке. Его оглушило, но он успел попрощаться с жизнью навсегда.

Куприянову оторвало голову, и он умер, еще не упав безголовым на пол.

Оба азиата оказались попросту размазаны по стене, и неопытные санитары, прибывшие на место происшествия, свалили их тела на одни носилки, так что судмедэксперты не сразу разобрались, что это два человека, а не один.

Стена гостиницы дала настолько глубокую трещину, что в дальнейшем комиссия признала здание аварийным, не подлежащим ремонту, и, следовательно, гостиница «Чайка» в городе Сычевске прекратила свое существование… Жизнь трех людей, какими бы они ни были, оборвалась в одно мгновение. Жизнь еще одного висела на волоске… Вот и все…

Ах, да! Как же! Здесь недобор! Виталий Сергеевич Воронков засек на подходе к гостинице азиатов и Куприянова. А потому, подчиняясь законам слежки, сопроводил их до жилища Корвета, в окно которого затем его потянула заглянуть любопытная богиня шантажистов. И как раз в этот момент грянул взрыв. Раскаленный кусок стали пробил виски фельдшера навылет, Воронков упал под окна в кусты, и его нашли самым последним. Окончательный итог: четыре трупа и один наверняка умирающий, за кем остался последний раунд — решайте сами.

Илья проснулся, когда его кто-то легко тронул за плечо. Он перевернулся на диване и открыл глаза. Лученков стоял около стола хмурый и сосредоточенный.

— Где Корвет? — спросил Илья сонно.

— Не знаю, — в голосе Лученкова прозвучала неуверенность. — Вo всяком случае, нам надо придумать иной способ доставки материалов.

Остатки сна покинули Илью, и он сказал напористо:

— Леонид Митрофанович! Вы опять передергиваете!

— Я не передергиваю. Куприянов и ваш Корвет погибли. В этой гостинице, судя по разговорам, взорвался в подвале газ. Они оба как раз находились там в это время. Гостиница рухнула.

— Газ?! Ну, да. Газ в водочной бутылке. Вот, значит, как. Вы их трупы видели?

— Я не любитель таких зрелищ. Послушайте, Пересветов, с меня требуют вашу шкуру. Я вас ВЫКУПАЮ. Будем называть вещи своими именами. Выкупаю за немалую цену. Плачу все ваши долги. Но «Дельта» должна быть здесь.

— Будет, — согласился Илья и подошел к телефону. — Сколько вы можете заплатить за доставку?

— Мне еще и платить?

— А вы надеетесь получить Синюю Птицу даром? Тысячи долларов не жалко?

— Пятисот хватит.

— С миру по нитке — голому веревка. — Илья набрал номер автоматической связи и через минуту прокричал в трубку: — Спартак?! Это Пересветов…

На другом конце провода послышалось удивленное восклицание.

— Спартак, слушай внимательно и действуй решительно. Сейчас пойдешь ко мне домой. В соседней квартире живет парнишка — Денис. У него есть ключи от моей квартиры, он балуется на моем компьютере. Откроешь квартиру и спросишь у Дениса, где мой тайник. Вытащишь оттуда кассету с микрофильмом, больше там ничего нет. Возьмешь кассету и привезешь ее в Сычевск. Гостиница «Днепр». За всю эту работу Леонид Митрофанович Лученков платит тебе пятьсот баксов.

— Шикарно! — завопил Спартак. — Примчусь мухой! Как раз вовремя! Ты знаешь, один поклонник Валерии подарил ей мотоцикл и даже купил права! Летает как птица! Мы утром…

— Никаких мотоциклов, да еще с купленными правами! — закричал Илья. — Сядешь на полуночный экспресс и в пять утра ты уже будешь здесь!

— Пятьсот баксов, точно?!

— Точно! Давай.

Он положил трубку и повернулся к Лученкову.

— До вашего счастья осталось менее полусуток.

Лученков помолчал, глянул на Илью непонятно и сказал:

— Мы по-разному понимаем счастье, Пересветов. А уж друг друга не поймем никогда.

— Иное поколение, — пожал плечами Илья.

— Не в поколении дело. А в принципах, которых у вас нет.

От такой наглости Илью даже закачало.

— А у вас есть?

— Есть. И вы в этом убедитесь. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. В пять утра встречаемся в холле.

— Да. Вас разбудят и проведут. Охрана не снимается. Я вам не верю и не поверю до последнего момента.

— Я вам тоже. Спокойной ночи.

Ровно в полночь инопланетянка Римма поднялась на двенадцатый этаж гостиницы и принялась искать двери на чердак. В полночь с планеты Сириус должен был прилететь боевой межпланетный корабль, чтобы спасти Илью и забрать из реанимации Корвета. По телепатической связи командир корабля уже заверил Римму, что вся эта работа для них сущий пустяк и будет выполнена за несколько секунд.

Римма нашла дверь на чердачную лестницу, с наивным замком на дверях справилась без труда, поднялась наверх, спугнула стаю заснувших голубей и нашла смотровое окно на крышу. Она посмотрела на часы. До появления соплеменников оставалось несколько минут.

Она нашла в свалке разного чердачного барахла лестницу, подставила ее под окно и выбралась на крышу.

С верхотуры перед ней открылась темная панорама сонного Сычевска, а за его окраиной в призрачном лунном свете едва просматривались бескрайние поля, луга и темная кромка леса. Небо над головой было густо-синим, бездонным, с россыпью ярких звезд. Сверкающую точечку межпланетного корабля среди них Римма нашла почти сразу. Она помахала руками, чтоб ее скорее приметили, и корабль послушно изменил курс.

Успеем, подумала Римма, успеем спасти Илью и забрать Корвета в прекрасную сириусианскую больницу, а там его обязательно поднимут на ноги. Успеем.

Космический корабль на этот раз оказался светящимся шаром, сияние от которого через секунду заполнило полнеба. Сияние такое, что больше ничего не было видно вокруг. Римма различила, как открылся люк и ей протянули навстречу руки. Она засмеялась и весело шагнула к люку…

Ветер Сириуса ударил ей в лицо, и, продолжая смеяться, она летела бесконечно долго…

Тело ее на тротуаре перед гостиницей «Днепр» обнаружили через двадцать минут. Удивительно было то, что вся изломанная и искалеченная, она лежала с совершенно чистым и нетронутым лицом. Она улыбалась и смотрела в небо ясным, открытым взором. Только жизни в нем не было. Быть может, она, жизнь, отлетела на Сириус.

Но для прибывшей на место катастрофы милиции, а тем более служащих гостиницы картина представлялась абсолютно очевидной. Горничные и дежурные в один голос утверждали, что у девчонки давно «крыша поехала», что она такую ахинею несла и такие фортели выкидывала, что странно, почему до сих пор еще оставалась в живых.

 

Глава 6

Дождь с грозой, которых убоялся покойный Куприянов еще в полдень, грянули далеко за полночь. Тяжелый гром сердито перекатывался в низко нависших над городом тучах, словно кто-то ворочал мешок с булыжниками.

Илья проснулся, прислушался к могучим неторопливым раскатам летней ночной грозы и вспомнил, как бабушка в таких случаях крестилась и приговаривала: «Это, Илюшенька, твой прадедушка Илья Ильич Пересветов на своей телеге кирпичи везет, дом строить».

А ведь до часа свидания с прадедушкой Ильей Ильичом, судя по всему, осталось совсем немного, невесело подумал Илья. По логике и динамике развития событий, у Лученкова и его компании попросту не оставалось никакого иного выхода, как только его, Илью, уничтожить, а тело скрыть. Другого просто и не дано — после того, как «Дельта» окажется в руках Лученкова.

Бог даст день, Бог даст хлеб, — решил Илья, на секунду забылся, а когда проснулся, то прадедушка его на своей грохочущей колымаге с кирпичами уже уехал, небо было сереньким и тусклым — в Сычевск неторопливо приходил рассвет. 04.31 утра.

Илья едва успел побриться, как дверь его отомкнули, появился Лученков, раздраженным жестом руки отослал прочь сопровождавшего его телохранителя и сказал:

— Доброго утра я вам не желаю, как и себе. Нам пора, если Спартак будет точен.

— Точность — его достоинство, — ответил Илья.

В замкнутом пространстве лифта они держались подальше друг от друга и молчали.

В холле гостиницы было пусто, сумрачно и тихо. Портье читал книжку, в дальнем углу под пальмой в глубоком кресле спал какой то мужчина, прикрыв голову шляпой, а тело газетой: не досталось места бедолаге даже в общих номерах. Больше в холле никого вроде не было. Впрочем, вряд ли кто-то примется убивать его именно здесь — после того, как Спартак передаст «Дельту». Ну, не здесь, гак где тогда?

Во всем этом деле оставалась какая-то непонятная, неясная нестыковка. Для полноты картины в сцепке фактов и событий явно не хватало нескольких звеньев. Илья повернулся и спросил:

— Леонид Митрофанович, проще все же нам было осуществить передачу дела в Москве.

— У меня иные соображения, Пересветов, — машинально ответил Лученков, думая о чем-то своем, но Илья уловил в его голосе легкое недоумение.

— Мне-то все равно…

— Дубина нет, — Лученков нервно оглянулся. — Послушайте, Пересветов, когда вы вызывали его сюда, то не подали какой-то скрытый сигнал тревоги? Не насторожили его? Я вас очень серьезно предупреждаю, что в таком случае…

— У нас нет с Дубиным шифра связи. Сейчас четыре пятьдесят две минуты. У него еще восемь минут.

Илья глянул через стеклянную стену холла на улицу и в сереньком рассветном тумане Спартака не увидел, зато разглядел свою машину! Свой «мерседес», за который теперь уже не надо было отдавать последнего взноса Куприянову!

— Это вы подогнали мою машину сюда?

— Да, по моему указанию, — небрежно ответил Лученков.

— Пойду, взгляну? Не беспокойтесь, я не убегу.

— Вам некуда бежать.

Это прозвучало как разрешение. Илья двинулся к выходу, по дороге подивившись на мужика под пальмой — неужели можно спать в такой скрюченной неудобной позе?

На улице было по-утреннему знобко и сыро. Он дошел до машины и отпер двери. Заглянул внутрь. Зря, что не захватил с собой в Сычевск никакого оружия, как советовал Корвет. Сейчас бы пригодилась даже какая-нибудь пустяковая газовая игрушка. Хотя бы дамский баллончик для самообороны уже прибавил бы если не сил, то уверенности.

За спиной Ильи послышался противный грохот мотоциклетного мотора, и, повернувшись, Илья заметил в тумане сверкнувшую фару. Мотоцикл заложил вираж, подкатывая к гостинице, и поначалу Илья определил, что эта машина — роскошной американской модели «харлей дэвидсон», а потом вдруг разглядел, что на заднем сиденье торчит Спартак Дубин, а в рога руля вцепилась Валерия.

Илья быстро отступил за машину, чтоб брат с сестрой его не заметили, но они остановились у ступенек лестницы отеля спиной к нему Спартак сполз с сиденья, стянул с головы шлем и пошел внутрь гостиницы. Валерия осталась сидеть в седле, по-мужски широко расставив ноги для равновесия.

Вот так, с неожиданной ревнивой злостью подумал Илья, еще одна продалась за дорогую и роскошную игрушку. Хорошо, что хоть за «харлей», а не за велосипед. Но Мария собиралась продаваться за старый синий «форд», так что у девочки Валерии еще есть перспектива.

Спартак уже исчез за стеклянными дверями гостиницы. А что мешает сейчас исчезнуть ему самому? Сесть за руль родного «мерса», дать по газам — и открыты все пути, все дороги? А еще умней — потому что только дурак убегает на автомобиле, а умный убегает на своих двоих, еще умней — скользнуть в ближайший переулок и дальше, дальше, в леса-поля, затаиться, выждать время, подумать: что делать? Однако надо учитывать и то, что под мотором родного «мерса» вполне может быть укреплена бомба и кто-то только и ждет, чтоб он, Илья, дерганул в поля-луга, а второе — с чего это он решил, что остался без присмотра? Вполне возможно, что именно сейчас его черепушка хорошо выглядит сквозь призмы оптического прицела. Так запросто его бы не отпустили, чтобы попрощаться с машиной. Попытаться рвануть в поля-луга все-таки можно бы. Но здесь остаются Спартак и эта девчонка… Не Бог весть какие близкие ему люди, но все же…

Илья запер дверцы автомобиля и пошел к гостинице. Валерия сидела к нему спиной и, глядя в зеркальце, подкрашивала губы. У каждого свои задачи в это туманное утро.

Илья вошел в холл и уже издали увидел, что Спартак базарно скандалит с Лученковым. Спартак был в своем репертуаре.

— А деньги? Деньги за доставку?!

— Сейчас получите.

— Без Пересветова — не отдам!

— Привет! — сказал Илья и хлопнул Спартака сзади по плечу.

— Привет, — Спартак нервничал. — Мы достали кассету из люстры. Это то, что надо?

— Да. Отдай Леониду Митрофановичу.

— А деньги?

Скривившись, словно глотал лимоны без сахара, Лученков подал заготовленный конверт, но Спартак не был бы самим собой, если б денежку не пересчитал. А пересчитав, посмотрел на Илью и спросил:

— А ты что-нибудь получишь? Как я понимаю, это же «Дельта»?!

— Если получу, то с тобой поделюсь. Но сомневаюсь. Отдай Кассету, садись на мотоцикл и рви отсюда с предельной скоростью.

Илья понимал, что сейчас что-то должно случиться, именно сейчас возникнет то неизвестное звено цепи, без которого вся картинка разваливалась.

Спартак вытащил из кармана кассету и положил на открытую ладонь Лученкова.

Звено появилось. За спиной Ильи послышались ровные, четкие, солдатские шаги, и, обернувшись, он увидел, что мужик под пальмой уже не спит, он подходит к ним, и это славный чекист из бывших Станислав Васильевич Харламов. Все на месте! Или еще не все?

— Дайте мне это, — требовательно сказал Харламов Лученкову и протянул руку. Лученков спокойно отдал ему кассету — все шло по расписанному плану.

— Руки, Пересветов. Протяните ко мне руки.

И это предполагалось. Илья протянул руки, и Харламов с ловкостью фокусника защелкнул на кистях кольца наручников.

— Вы арестованы, гражданин Пересветов, за попытку передачи за рубеж государственной тайны.

Ты что! — заорал в душе Илья, за дурака меня принимаешь?! Да такие спектакли даже в детском саду не разыгрывают! Только Лученков тебе поверит, а Спартак — так и вообще ничего не понимает!

Но спектакль (а может, вовсе не спектакль?) продолжался. Харламов повернулся в темную глубину холла и щелкнул пальцами. И еще один фигурант вышел на сцену, и хотя он был знаком, но все равно ситуации до конца не проявил.

Рихард Зонне, фальшивый (а может, не фальшивый?) иностранец, вышел из тени в свет, дошагал до Харламова, с дружеской улыбкой кивнул всем и принял из рук Харламова кассету с микрофильмом. Дальнейшие его действия отличались высоким профессионализмом. Он отошел в сторонку, к лампе дежурного портье, вытащил из кармана сильную лупу, вытянул из кассеты около метра пленки и внимательно принялся рассматривать ее сквозь лупу. Удовлетворенно хмыкнул, свернул ленту и вернулся к Харламову.

— Все в порядке. Это шифр и личный знак академика Всесвятского-Лады.

И покойный здесь! Во всяком случае, его беспокойный загробный дух! Вот теперь наконец все в сборе! Сейчас бы — хорошенькое землетрясение, чтоб всех накрыло обломками, после чего человечество вздохнет спокойно — парой-тройкой мерзавцев на земле станет поменьше. Но мысли эти Илью ничуть не веселили. Землетрясение в Сычевске не предвиделось.

— Хорошо, Рихард, спасибо, — Харламов взял кассету и положил ее в карман. — Можете быть свободны.

Зонне откланялся и исчез.

— Идемте, Пересветов, — голосом вежливого палача сказал Харламов. — Поедем в то место, которое вы заслужили.

— За что заслужил?

— За предательство родины.

— Но я еще, изволите видеть, не успел предать.

— Не сумели. Но замышляли. За это вам будет скидка. Спасибо, Леонид Митрофанович, спасибо, гражданин Дубин — вы тоже проявили сознательность.

— Но… Кассета? — удивленно спросил Лученков. — Это же научная работа, и институт намерен ее восстановить. Это наше будущее!

— Конечно, конечно, Леонид Митрофанович, — убедительно ответил Харламов. — Само собой, что это научный труд, но пока это вещественное доказательство. В ближайшие дни мы вам ее вернем.

Вдруг Спартак заорал истошным голосом — до него наконец дошел смысл происходящего.

— Я вам деньги не отдам, Лученков!

— Оставьте их себе! — раздраженно отмахнулся Лученков.

— Я не то хотел сказать! Я вам и Пересветова не отдам! На каком основании?! Предъявите ордер!

— Предъявляю, — тихо ответил Харламов, и через долю секунды под носом Спартака оказалось дуло пистолета. — Достаточно? Радуйся, что сам не гремишь за содействие в предательстве.

Спартак мужественно и железно простоял на ногах пять секунд, пока Харламов держал у него под носом пистолет. Но его боевой пыл испарился, способов дальнейшей борьбы он не видел. Зато Лученков сказал неожиданно:

— Станислав Васильевич, вы ведь в Москву едете? Я с вами, с вашего разрешения.

В глазах Харламова мелькнуло недовольство.

— Сопровождать арестованного вообще-то…

— Ай, оставьте! Мы с вами так удачно проделали эту операцию вместе, что я тоже, можно сказать, оказался среди чекистов. Я хочу поговорить с вашим начальством, чтобы материалы «Дельты» были немедленно переданы институту.

Харламов не успел ответить.

— Всем стоять на месте! — прогремел в утренней пустоте холла жесткий голос. — Не двигаться! Служба охраны Президента России!

Илья охнул — новые действующие лица, совершенно не предусмотренные никем, вступали в игру! Из дверей служебного кабинета вышли трое в пятнистой камуфляжной форме, в черных масках с прорезью для глаз, что и само по себе выглядело жутковато-угрожающе, да тут еще по автомату в руках двоих рослых мужиков и пистолет — у коренастого мужчины с погонами полковника на плечах.

Илья истерично захихикал.

Полковник выдернул из кармана синюю с золотым тиснением книжечку документа, махнул ею перед глазами Харламова, повторил сквозь глухую маску хрипло:

— Служба охраны Президента. Без фокусов.

По лицу Харламова скользнуло недоумение.

— Послушайте, мужики, у нас опять накладка, что ли?! Я уже арестовал предателя…

— Молчать! — явно заводясь, рявкнул полковник и размахнулся, намереваясь ударить пистолетом Харламова.

Но тот уже разгадал ситуацию, вскинул свое оружие, и грохот трех выстрелов подряд расколол утреннюю тишину. Полковник мгновенно пригнулся и отпрянул.

В ответ на выстрел Харламова затарахтело четкое стаккато автомата, и как-то сразу все стихло, только с веселым звоном прыгали на мраморном полу отработанные автоматные гильзы.

Илье померещилось, что он вдруг оказался где-то в сторонке и смотрит на сцену, где застыл, словно окаменевший, Лученков, рядом присел, обхватив испуганно голову руками, Спартак, а на полу валяются Харламов и рослый человек в пятнистой форме с выпавшим из рук автоматом. Харламов лежал неподвижно, и голова его, размозженная десятком пуль, уже не имела лица. Его раненый противник еще был жив. Он со стоном приподнялся на коленях, конвульсивным движением содрал с головы маску, попытался судорожно вздохнуть, захрипел, из горла хлестнул фонтан крови, и он упал на пол.

Лишь на мгновение Илья увидел его лицо — и узнал, вспомнил этого человека, после чего ему, Илье, наконец-то стал ясен смысл происходящего, ясен и состав новых лиц, ввязавшихся в схватку.

Полковник хладнокровно управлял ситуацией. Сжимая пистолет в правой руке, он шагнул к телу Харламова, перевернул его, вытащил из кармана кассету микрофильма.

От стойки администратора раздался истошный крик.

Полковник резко обернулся, и женщина примолкла. Но уже хлопали на этажах двери, и слышно было, как постояльцы поспешно бегут вниз по лестнице.

Полковник повернулся к своему оставшемуся в живых помощнику.

— Позовите группу! Вызовите врача! — Он повернулся к Илье и приказал: — Следуйте за мной!

— Что происходит? — отчаянно выкрикнул оживший Лученков. — Куда вы его забираете?

— В тюрьму! Под следствие! — Полковник уцепился за наручники на запястьях Ильи и потащил его к дверям.

Лученков поспешил следом.

— Я ничего не понимаю! Ваша служба, конечно, последняя инстанция по надежности, но я как директор института…

— Оставайтесь на месте, директор! — раздраженно осадил его полковник. — С вами сейчас разберутся!

Какие неведомые и неясные силы поднялись в душе Лученкова — неизвестно, но сдаваться он вовсе не собирался.

— Простите, но я непосредственно участвую в этом деле и не могу его так оставить! Я дам подробные показания по делу Пересветова! Я все знаю!

В холле уже нарастала волна криков и взволнованных голосов. Слышно было, как оставшийся боец из Службы охраны Президента громко рявкнул:

— Соблюдать спокойствие! Разойдитесь!

Лученков все так же навязчиво поспешал за полковником и Ильей и с каждым шагом становился все настойчивей.

— Нет, товарищ полковник, я по долгу службы обязан вам все объяснить! Вы не имеете полной информации!

— Хорошо! Следуйте за мной!

Полковник упорно волок Илью за наручники, не заботясь о вежливости. Илья крикнул Лученкову:

— Беги домой, дурак! Домой!

Лученков глянул на него и сказал с обидой:

— Как не стыдно, Пересветов! Я хочу вам помочь, быть может, вас не расстреляют!

— Рви отсюда когти, осел! — успел еще крикнуть Илья, но полковник ловко ударил его рукояткой пистолета за ухом. Илья упал на колени, но тут же был вздернут на ноги сильной рукой полковника. Сквозь гул в словно расколовшейся голове Илья услышал:

— Молчать, Пересветов! У нас не шутят! Вперед!

Они распахнули двери отеля и оказались на улице.

Едва не падая, Илья проковылял по ступенькам вниз, до тротуара и на миг увидел расширенные от страха глаза Валерии — она стояла около мотоцикла с мотоциклетным шлемом в руках и, конечно, не могла ничего понять.

Все здесь теперь понимали только два человека — Илья и тот, кто носил погоны полковника.

Заплетаясь в собственных ногах, Илья оглушенно волочился за своим конвоиром. Они прошли мимо «мерседеса» и оказались на краю автостоянки отеля. Так ничегошеньки и не сообразивший Лученков продолжал скулить и суетиться рядом.

— Не дурить! — для убедительности полковник ткнул Илью еще раз стволом пистолета в зубы.

Он открыл дверцы черной «волги» с тонированными, почти непроглядными стеклами.

— Пересветов — сесть назад! А вы — рядом со мной!

Лученков чуть ли не с радостью полез в машину. Илья молчал — быстрей среагирует пистолет полковника, чем что-либо поймет Лученков.

Полковник сел за руль, и машина, взвизгнув резиной колес, рванулась с места.

По пустым и серым от утреннего тумана улицам города они промчались стремительно, даже не притормаживая на перекрестках.

На выезде из города миновали пикет ГАИ, их не остановили, да Илья на это и не надеялся — либо у полковника все документы в полном порядке, либо он просто проскочил бы мимо. В этом уж он промашки не сделает, если столь успешно провернул стартовую фазу операции. И все так же, на всякий случай, не снимает с лица глупой маски, хотя только Лученков мог не догадываться, кто скрывается под ней.

На развилке повернули не к востоку — на Москву, а пошли на север. Лученков и этого не заметил — привык начальничек полагаться на водителя и за дорогой не следил.

Голова у Ильи гудела — удар рукояткой пистолета оказался достаточно тяжелым. Илья чувствовал, как из-за уха по шее у него стекает струйка теплой крови.

Лученков окончательно пришел в себя, ровное уверенное движение машины его успокоило, и теперь ничто его не смущало, даже то, что полковник все еще не снимал с себя своей шерстяной маски. Видать, так положено по уставу охранников Президента.

— И как это у вас такая накладка произошла?! — сокрушенно покачал головой Лученков. — Два ведомства, вроде одно дело делаете, а вот ведь как получилось… И Харламов погиб. Ведь будет расследование, не так ли?

— Он был враг, — уверенно заявил полковник.

— Да что вы?! Он же так четко контролировал действия Пересветова… Каждый его шаг знал.

— Он был враг. Хотел похитить «Дельту» и с ней убежать за границу!

И эту ерунду доверчиво проглотил Лученков! И даже возмутился.

— Значит, он и меня обманывал?!

— Обманывал.

Илья проговорил неторопливо и очень спокойно, чтоб не взбесить полковника раньше времени:

— Леонид Митрофанович… Скажите, разве можно быть таким болваном, как вы? Ведь вы так и не понимаете, что вас сейчас убивать будут?

— Не порите чепухи, Пересветов! — возмутился Лученков, а полковник засмеялся.

Машина на высокой скорости вошла в негустой лес, начала торможение, и Илья крикнул в полный голос:

— Да поймите же, дубина, это не арест! Это не служба Президента!.. Осторожней!

Поздно. Илья еще попытался ткнуться головой в спину полковника, но тот оторвал правую руку от руля и ребром ладони почти без размаха ударил Лученкова рубящим движением в кадык. Удар на поражение, коли его выполняют правильно. А исполнение прошло профессионально. Илье даже показалось, что он услышал, как хрустнули хрящи в горле Лученкова. Директор института икнул, уронил голову на грудь и обмяк.

Машина даже не вильнула при этом маневре. Полковник плавно закончил торможение, прижался к обочине, остановился, вышел из машины, обошел ее, вытянул из салона бесчувственное, а может, уже и безжизненное тело Лученкова и отволок его через кювет за кусты. Тут же вернулся назад, покопался в багажнике и сунулся к Илье с белым нейлоновым шнуром в руках. Тихо засмеялся и сказал:

— Давай-ка, Илюша-джан, я тебе и копыта стреножу. Ты человек горячий, сейчас сидишь, варианты считаешь и можешь всяких глупостей натворить.

— А дальше что, дорогой начальничек?

Шершов стянул с головы маску, улыбнулся и принялся туго перетягивать ноги Ильи шнуром.

— Не спеши. Мы еще успеем, Илья-джан, и поговорить, и оскорбить друг друга, и снова помириться. У нас с тобой впереди прекрасная, даже шикарная жизнь.

Шершов сел за руль, врубил скорость, разогнал машину и спросил весело:

— Давно понял, ху из ху?

— Минуту назад. На твое счастье. Нет. Минуты три назад. Когда Харламов пристрелил твоего холуя — аквалангиста Череду. Что ж ты его бросил в холле, может, он жив?

— Второй холуй о нем позаботится, — беспечно ответил Шершов. — Ему за это уплочено. Да ты и рад должен быть, что Череде крышка! Он же тебя чуть не утопил на берегах Крыма!

— Куда мы едем, Шершов? — спросил Илья.

— Слушай, неужели трудно догадаться? К полудню пересечем границу одной прибалтийской республики, тайной тропой, понятно, мимо всяких там постов. А через день-другой будем в Швеции… А там нас встретит твой хороший знакомый — Рихард Зонне.

— Подожди! — поразился Илья. — Так Зонне все-таки иностранец?

— Чистой воды! — засмеялся Шершов. — Самый натуральный иностранец, самый лихой представитель одной оч-чень крупной фирмы, которая и обеспечит наше с тобой будущее. Харламов поймал на крючок господина Рихарда Зонне года два назад, да не сдал куда надо, потому что о себе заботился. И они крутили всякие мелкие делишки. Ну, а у меня с господином Зонне вполне нормальные, коммерческие отношения.

— Провернешь дело, Шершов? Уверен?

— Ты же видишь, Илюша-джан, как у нас складно все выстраивается! Один только раз ты меня чуть не застукал.

— Ага. Когда ты на дачу Всесвятских полез в поисках «Дельты»… Вот черт, и как я не догадался, что ты потом неделю дома отсиживался, больным сказался, чтоб никто не видел у тебя порезов на лице от стекла! Ты ж окно мансарды собственной башкой пробил!

— Хоть поздно осмыслил, но правильно, — одобрил Шершов.

— Послушай, — напряженно раздумывал Илья. — Ты мне голову пистолетом разбил, я что-то туго соображаю. Зачем я-то тебе нужен?

— Голова твоя подживет, потому что она нам нужна. Нужна, чтобы разобраться в «Дельте». Я в этих вопросах нанесения скрытых знаков на деньги и всякие документы ни хрена не понимаю. Меня бизнесмены запросто обмануть могут. С тобой надежней. Я не жадный, из пятидесяти процентов работать будем! Главное — не продешевить, Илюша-джан! У нас в руках драгоценный метод! Весь мир за него ухватится, все казначейства!

— Может быть…

— Не может быть, а точно! Потому, что рядом с тобой — я! Ты в своей науке силен, а больше ничего не умеешь! Так ведь и не понял, как события вокруг тебя разворачивались, а? На Лученкова, на Куприянова бочку катил, а ведь все дело под своим тайным контролем держал — Я! Просто смешно было наблюдать, как Лученков с помощью своего компаньона по бизнесу Куприянова принялись тебя уголовной сетью опутывать! Ну, уж и выдумка! Не первого, прямо скажем, сорта! А почему ты не отдал «Дельту» Лученкову? Ведь он на тебя нажимал, я же знаю.

— Были причины… Да и просто не хотел. Это же моя работа и Всесвятского. Что бы я за нее получил? Орден?

— Логично. Ты когда понял, что идет охота на «Дельту»?

— Не сразу, — вяло откликнулся Илья. — Я одно звено в цепи выпустил… Всесвятский-Лада сам сделать копию микрофильма не мог. Он заказал ее сделать лаборанту Череде, и тот, пока делал копию — понял, что к чему.

— Пока правильно, — кивнул из-за руля Шершов.

— Но сам Череда в таких сложных вопросах дурень дурнем… И потому пошел к тебе. Услышал, наверное, что ты монографию Всесвятского составляешь. Ну, вы поняли друг друга, начали искать «Дельту». На даче Всесвятских, у меня, потом прижали Валентину и убили ее, чтоб она ничего мне не сказала. Примитивно ты работал, Шершов… Куприянов с Харламовым хотя бы потоньше были — они параллельно тебе действовали. Хоть на какую-то психологию опирались, втягивали меня в свои тенета… Харламов под их руководством провокацию через Зонне устроил, а я ее понял лишь наполовину. Но ты выиграл. Они не подозревали, что ты контролируешь каждый их шаг.

— Кое в каких деталях ты ошибаешься, но в целом модель правильная. А что касается примитивности, то простые действия и маневры — самые лучшие. Это кто сказал, Илюша-джан? Это сказал Наполеон! Да и задача у нас была простая! Дождаться момента, когда «Дельта» всплывет на поверхность. Вот она и всплыла.

— Глупо это все, Александр Викторович. Особенно побег за границу. Сейчас и здесь можно неплохо раскрутить «Дельту».

— Нет, Илья-джан, — строго сказал Шершов. — После того как в октябре девяносто третьего года из танков по парламенту стреляли, я понял — это не страна! Не страна для нормального человека. В ней могут жить только уроды! Процветают здесь только жулики! Все воруют! И «Дельту» ты здесь не продашь! Украдет у тебя ее тот же Лученков, уж поверь мне! К черту этот перманентный российский бардак! Во всей нашей истории не было ни единого десятилетия, ни единого года, когда русские люди жили сытно, свободно и счастливо! Ни одного года за тысячу лет! Такого рекорда не поставила ни одна нация мира! У всех были и трагичные, и счастливые времена! Мы — в постоянном дерьме. Были, есть и будем!

От навалившейся внезапной слабости у Ильи не хватило сил на возражения, да и что тут возразишь? Он попытался усесться поудобней. Со скованными руками и связанными ногами сделать это оказалось непросто. Случайно он бросил взгляд в зеркало обратного обзора и вдруг увидел, что за ними сверкает на дороге мотоциклетная фара… Мотоцикл явно пытался догнать «волгу»… У «харлей дэвидсона» достаточно мощности, чтобы действительно догнать их, да толку что? Что они сделают — девчонка и вечный полуинвалид?

Шершов пока преследования не замечал. И требовалось отвлечь его.

Илья сказал игриво:

— Послушай, Шершов-джан, а меня твои планы не устраивают!

— Что так?

— Да неохота мне отсюда сваливать!

— Брось, Илюшка! К новой, красивой жизни быстро привыкнешь!

— Само собой, — Илья не отрывал глаз от мелькающей в зеркале мотоциклетной фары. — Но, понимаешь, мне здесь нравится.

— Нравится?!

— Ну, да! Покарабкается ли Русь-матушка наверх или рухнет в пропасть, но это все-таки наше болото! Давай останемся?

— Поздно, Пересветов, — ровно ответил Шершов. — Кровь у нас на руках. Обратной дороги нет… А это что еще за фокусы?!

Восклицание относилось к ревущему мотоциклу, который почти догнал «волгу» и теперь повис на «заднем колесе».

— Это что, Спартак, что ли? — удивился Шершов.

— Не знаю.

Шершов весело засмеялся и вдавил педаль акселератора. Мощный форсированный двигатель рванул автомобиль так, словно его пнул в зад слон. Они промчались через лес и вылетели на участок дороги, круто забиравший по насыпи в гору.

Но мотоцикл не отставал.

— Ну, ладно! — захохотал Шершов. — Сейчас я покажу этим цуцикам, как старый автогонщик обрывает хвосты! Они меня запомнят!!!

Илья медленно подтянул связанные ноги почти под подбородок и повернулся лицом к Шершову. Шины автомобиля завизжали на предельной скорости, которую только мог предложить мощный мотор.

Упрямый мотоцикл висел на хвосте, и предугадать его маневр было невозможно, а скорее всего у мотоциклиста и не было в уме никакого маневра, а просто катился следом, чтобы проследить направление и конечную цель поездки.

Шершов полностью сосредоточился на гонке. Краем глаза он косился на догоняющий мотоцикл, выжидая момент для маневра.

Они взлетели почти на вершину подъема, и Шершов резко ударил по тормозам, швырнул машину вправо, потом круто вертанул руль влево, и по замыслу прекрасно выполненного трюка мотоцикл должен был неминуемо воткнуться в левый бок автомобиля, чтобы потом, кувыркаясь, долго лететь вниз с высокого откоса.

Однако вышло — наполовину. Потому, что за секунду до броска влево Илья вскинул ноги и всех сил ударил пятками в ухо Шершова так, что голова того дернулась и ударилась о боковое стекло. Шершов на миг выпустил руль, а Илья бил и бил связанными ногами по его голове, но это продолжалось недолго — «волга» вильнула по влажному асфальту, мотоцикл протаранил ее багажник, и оба его седока вылетели из седла.

Но и «волга» не удержалась на дороге. Через секунду выскочила на обочину и скапотировала с высокого откоса, закувыркалась вниз, а следом за ней скакал по круче «харлей дэвидсон» без седоков — Валерия и Спартак распластались на асфальте.

Словно пара горошин в пустой консервной банке, Илья и Шершов болтались в машине, вытворяющей многократное сложное сальто. От ударов отлетело колесо, хрустело сминаемое железо, надрывно еще рычал мотор. Они скатились почти до подножья насыпи, ударились боком о ствол могучего дуба, и машина почти переломилась пополам. По кузову тут же побежали игривые красно-синие огоньки, охватывая весь искалеченный корпус — от двигателя до багажника.

Илья не понимал — в сознании он или нет. Наручники на руках и веревки на ногах сковывали движения, он слышал, что мотор продолжает работать, — и попытался, извиваясь, выбраться из развороченного кузова «волги». Не получалось. Двери не вышибались, хотя Илья дважды ударил в них плечом так, что перед глазами поплыли радужные круги.

Словно сквозь мутную пелену он видел, как сверху, с откоса, к машине бежит девчонка с голой, как арбузик, головой, и через миг она рванула дверцу, неимоверным усилием открыла ее, схватила Илью за плечи и с не девичьей силой выдернула из салона развороченного, все еще взахлеб ревущего двигателем автомобиля.

Илья мешком вывалился на траву, попытался приподняться, отпрыгнуть подальше от загорающейся машины — но снова упал. Валерия схватила его за ноги и, словно труп, потащила по земле.

Бензобак «волги» взорвался с глухим хлопком. Пламя взметнулось вверх, опаляя крону дуба. Крыло огня накрыло Илью и Валерию самым своим краешком, но им, уже затлевшим, удалось выскочить из кольца разбушевавшегося пламени… Они судорожно отползли в сторону и беспомощно растянулись на траве, тяжело дыша, а машина продолжала гореть, и что-то в этом костре звонко потрескивало, ухало и жалобно пищало.

Потом пламя опало, и пришла тишина. Откуда-то сверху, с насыпи, послышался тоскливый голос Спартака:

— Эй, там! Что вы отдыхаете?! Я опять ногу сломал!