По сравнению с Украинской таможней – греческая, в Афинах, представлялал из себя утренюю перекличку детишек в детском саду. Какой-то ленивый человек в форменной фуражке, с обглоданным бананом в руках, глянул в документы, что-то чиркнул, где-то ударил штампом и ляпнул по русски, не глядя в лицо прибывших.

– Добро пожаловать Греция!

Все вьездные бумаги ему могла подавать дрессированная обезьяна, все одно он бы её не заметил.

Едва Леня с Викой вышли из здания аэропорта, как на них накатилась свора горластых мужчин – все на одно лицо, черноглазые и черноволосые, и очень настойчивые в своих предложениях. Леня не сразу и понял, что это все та же братия таксистов, предлагавшая везти кого угодно и куда угодно, лишь бы платили:

– Доллар?! Драхм?! Дойче марк?!

– А пошли-ка вы к чертовой бабушке. – с приятной улыбкой сказала Вика и повернулась к Лене. – Нас должны встречать. Не церемонься с этими нахалами, они к вежливому обращению не приучены.

К вежливому обращению и московские извозчики не приучены, хотел было резонно ответить Леня, но Вика вдруг отвернулась, заулыбалась и быстро шагнула навстречу старому «фиату», затормозившему рядом. Леня видел, как из-за руля этого автомобиля, мечтавшего о свалке металлолома, вышла пожилая женщина, расцеловалась с Викой и они принялись о чем-то говорить. Следовало понимать, что весь маршрут у Вики был не только расписан по минутам, но на контрольных точках её ждали заранее оповещенные люди.

Взмахом руки Вика подозвала Леню к себе, кивнула на женщину, сообщила быстро.

– Ее зовут Вероникой, по русски едва говорит. Едем.

– Куда?

– В порт. До Крита надо добираться на пароме или пароходе.

Леня остановился у окрытой дверцы «фиата», сказал недовольно.

– Вика, эта гонка твоя... Здесь все же Греция... Эллада... Акрополь и прочее.

– Тебя интересует вся это историческая рухлядь? – нервно спросила Вика.

– Да хоть глянуть надо! Это же колыбель цивилизации.

Вика перегнулась в салон к уже сидевшей за рулем Вероники, обменялась с ней несколькими словами, а потом сказала Лене.

– Ладно. Мы тебя высадим в центре гророда. Свой Акрополь, он же Парфенон найдешь сам. Я приеду туда в полдень. По местному времени.

Леня полез на задние кресла машины и они тронулись. Почему эта перекосившаяся, дребезжащая машина ещё могла передвигаться – оставалось технической тайной. Впрочем, как заметил Леня через полчаса, – на узких улочках города машина Вероники была далеко не самой выдающейся археологической раскопкой.

Едва он увидел через окно автомобиля взметнувшийся ввысь силуэт Парфенона – сразу сказал.

– Остановите. Отсюда я дойду.

Машина скрипнула, грохнула железом и зарылась носом в землю. Леня выкарабкался на тротуар.

– В двенадцать по местному! Переведи часы! – ещё успела предупредить Вика, и «фиат» укатился, изрыгая из выхлопной трубы черный дым.

Неторопливо двигаясь по узким улицам, застроенным невысокими домами, Леня попытался припомнить все, что он знал о Греции. Память выдавала скудные обрывки информации: колыбель Еропейской цивилизации, стартовая площадка высокой культуры. Ренесанс – сиречь Возрождение, но это, кажется, уже Италия, а не Греция. Осада Трои, Ахиллес, Одиссей тоже к Элладе имели косвенное отношение. Афинская демократия. Гомер.

Через несколько минут Леня впервые в жизни понял, что дремуч и невежественен до позорной убогости. И даже к Парфенону ему подыматься нет никакого смысла, поскольку чтоб любоваться древностями, чтобы они «разговаривали» с тобой – надо знать их язык, надо иметь хоть какую-то начальную информацию для этого «разговора». Иначе перед тобой будет выситься просто груда камней – более или менее красиво сложенных. И все красоты древней Европы, все музеи, галлереи, выставки будут просто кучей кирпичей, раскрашенных холстов, не вызывающих никакого отклика в душе и пользы для ума.

Эти размышления плавно перевели Леню на рассуждение об общей его готовности к жизни в современном мире. Древним грекам было хорошо: чтоб числиться человеком к жизни готовым, достаточно было уметь «читать и плавать», как то сказано в трактатах. Но умея и читать, и плавать, Леня вдруг понял, что ему здесь, на Земле, скорее всего, по настоящему – не ужится. Ни одного иностранного языка – не знает, понятия не имеет, как работать в системе «Интернет», сведения о историческом процессе развития Цивилизации имеет настолько общие, что всерьез их принимать нельзя. Кроме того: ничего не соображает касательно компьютера, лазерной техники, истории религии, не играет ни на одном иузыкальном инструменте, мастерством шахмат не владеет, вообще дикарь! – единственно что: умеет водить автомобиль, да пользваться сотовой связью. Маловато. И виноватых в этом факте искать бессмысленно – время, когда надо было впитывать в себя жизнь и качества своей эпохи ушло на танцульки, спорт и просто неизвестно на что. Можешь теперь догонять. А можно и ничего не делать, живи как живешь, тоже ничего не случится: медведь всю жизнь не умывается, а в тайге – хозяин!

И все же когда Леня остановился метрах в шестидесяти от Парфенона великая стройка времен Древней Эллады его поразила. Отложила чувственное впечатление на каком-то подсознательном, зверином уровне. На долю секунды интуитивно Леня осознал, что и за много тясяч лет до него – действительно существовала полнокровная жизнь, а люди были ничуть не глупее сегодняшних.

Толпы туристов (сезон, как оказалось, – в разгаре) щелкали фотоаппаратами, по большей части снимали видеокамерами – друг дружку, на фоне Акрополя. Чтоб увековечить исторический документ «Я И ПАРФЕНОН». Самые заядлые и профессиональные землепроходцы – подбирали с земли осколки мрамора и припрятывали их себе на память. Леня решил поступить так же хоть какую-то память о посещении Эллады для себя оставить. Он прошел вдоль восточной стороны здания и поднял с земли белый с розовым отливом кусок камня, напомнающим наконечник стрелы. За спиной его прозвучало насмешливо, по русски, с легким акцентом.

– Друг мой, вы делаете ошибку по своему невежеству. Извините.

Леня обернулся. Немолодой мужчина в светлой шляпе, солнечных очках и несколько помятом костюме был явный русак, акцент свой приобрел, надо полагать, долго проживая заграницей.

– Что так? – спросил Леня.

– Каждое утро, на восходе солнца, когда вся Эллада ещё спит, сюда приезжает грузовик, наполненный этим щебнем. И вываливает его сюда, чтоб туристы могли себе взять камешек на память. – он засмеялся, словно забулькал кипяток в чайнике. – А не будь этого маневра, так туристы растащили бы по камешку все древние здания, всю Грецию. Но... Но этот осколок в вашем кармане тоже видел славные героические времена. Не расстраивайтесь.

Леня решил, что стреловидный камень сохранит – в конце концов, пусть не у крыльца Парфенона, но все равно по этому камешку ступал нога Ахиллеса, Агамемнона, и прочих славных героев.

А можно допустить, что никогда не было древней Эллады и все это лишь плод человеческого воображения? Леня, в попытках определить свое историческое прошлое, никак не мог углубиться далее жизни прадеда – тот родился и скончался в девятнадцатом веке. Так что все, что было «до того» Леня уже не воспринимал. Да и вообще жизнь Человечества началась только в день его собственного, Лени, дня рождения.

На витринах сувернирных лавок блистала такая откровенная халтурная дешовка, что Леня решил – его осколок куда ценней и весомей, благо добыт самостоятельно, трудами праведными, а потому имеет тайную ценность.

От лавчонок Леня вновь в поднялся к Парфенону и с высоты откоса долго смотрел на синеющее море. По спокойным лазурным волнам скользили черные лодки, белые катера и теплоход. Море с Леней – уже разговаривало. Даже казалось родным, таким же как в Крыму.

Вика словно из глубин этого синего моря вынырнула – разгоряченная, стремительная, полностью лишенная каких-либо проникновенных волнений в этой исторической атмосфере, она схватила его за руку.

– Ищу тебя уже почти час! Идем быстрей, наш паровоз уже разводит пары!

– Какой паровоз?

– Паровоз, пароход, паром, бригантина – какая разница?! Немного поплывем по морю и будем на Крите!

По крутым улицам они спустились с Акрополя и все та же Вероника отвезла их в порт. Собственно не туда, где у пирса тесно стояли вполне приличные суда, а несколько в сторону. Та посудина, на которой Лене с Викой предстояло добираться до острова Крит, оказалась едва ли не самой грязной на побережье. Маленький, толстый и длинноусый капитан лично получил с них плату за проезд в долларах и при этом скорчил такую кислую рожу, словно его обмишурили до оскорбления, а детей его оставили даже без молока.

Через несколько часов, когда Леня и Вика уже изнывали от жары и нетерпения на палубе, оказалось, что времени отправления никто не знал. Публика на судне относилась к этому совершенно равнодушно, располагалась на верхней палубе словно у себя дома, пили-ели и даже пели под аккордеон.

С приближением сумерек началась погрузка в трюм какой-то неимоверно вонючей продукции в больших джутовых мешках, а когда солнце коснулось горизонта – отчалили. И тут же так закачались, что едва не черпали бортами воду.

– Не доплывем. – уверенно предположил Леня. – Потонем в ближайщий час. От силы – два.

– Плохо, что через час. – ответила Вика. – Будем уже далеко и до берега вплавь не доберемся.

С темнотой – поднялся ветер, упругий и соленый. Спускаться вниз, где, кажется, предлагалось место в каюте, (за дополнительную плату) было невозможно – уже у трапа так шибало в нос прогорклой вонью, что они остались на верхней палубе. Как впрочем и почти все остальные пассажиры.

Берега полуострова с его огнями таяли в темноте, волна становилась круче, а водоплавующее корыто, как ни странно – приобрело остойчивость, пошло быстрей и ровней. Леня и Вика нашли свободное место на корме, потом он отыскал какие-то матрацы. И на них растянулись, покачиваясь на волне и глядя в темно-фиолетовое южное небо, успыпанное яркими, немигающими звездами.

Вика почти тот час заснула и, как казалось Лене, дышала тихо, в такт неспешной перевалке судна с волны на волну. Он боялся пошевелиться, смотрел в небо, прислушивался с гулу машины и чудилось ему, что если весь этот шальной вояж и не имел большого смысла, то ради такой минуты стоило сюда срываться. Быть может, для него это была лучшая ночь в жизни, ночь, которая больше никогда не повторится.

Потом над морем полосами пошел струистый туман, судно то ныряло в молочное облако, то снова выскакивало в зону ясной видимости. Прозрачный рассвет застал путешественников уже ввиду возникшего торчком прямо из моря скалистого острова. Это и был Крит, как следовало понимать по обещанному в Афинах расписанию движения.

Вика открыла глаза и сразу сообразила, что к чему.

– Прибыли?

– Да. – ответил Леня и, как оказалось через полчаса, – ошибся. Маршрут, по соверешнно неведомым причинам, по воле длинноусого капитана или по метеоусловиям – изменили. Предстояла четырех часовая остановка на островке Андикитира, что вызвало гневную ярость всех пассажиров. После ожесточенных криков и споров – Андикатиру оставили-таки справа по борту и пошли строго на Крит, как пояснил Лене на смеси англо-французско-немецкого языка пожилой грек, или турок. Это известие Леня сообщил Вике, присовокупив:

– Чтоб там ни говорили, а Российский бардак вовсе не самый худший.

Когда добрались до Крита и ошвартовались у пирса, обиженный капитан перекрыл выход, заявив, что пассажиры дожны заплатить ещё по паре долларов или драхм – черт его разберет – за какие-то услуги: то ли кому-то кофе в койку подавали, то ли от солнца тент над головой натягивали. Но требования капитана оказались вздорными и публика отреагировала на них в местной манере. Обоих матросов у трапа – попросту смела разгневанная толпа, катапитан полетел с борта в воду, и всей дружной компанией пассажиры вывалились на причал, тут же рассосавшись по узким улочкам.

– Ну, вот мы и не потонули! Прибыли! – засмеялась Вика и вопросительно взглянула на Леню. – Что дальше, повелитель?

– Надо где-то устроится. – Леня оглянулся, за спиной сверкало море, небо казалось словно промытым до голубого блеска, солнце обрушивало на плечи раскаленные лучи. – Немножко можно будет передохнуть, искупаться.

– Я не о том, повелитель. Отель, который рекомендовала Вероника называется «Олимп», он недорогой, а главное – русифицирован. Как впрочем и все дешевенькие гостиницы Средиземноморья. Ну?

– О чем ты? – не понял вопароса Леня и тут же увидел, как потемнели и стали отчужденными глаза Вики. Она произнесла внятно.

– Мы – прибыли на место. Я – тебя довезла. Я – с тобой. Ну?

Леня ускользнул взглядом от её требовательных глаз и сказал в сторону.

– Твой банк называется «Sollo». Но как ты там выйдешь на абонент Лимоновой и разрешат ли тебе залезть в её сейф...

– Разрешат. – жестко оборвала она. – У меня все документы. О её смерти и мои права, как единственной наследницы. Пойдем, найдем этот «Олимп». В конце концов ты прав, если у нас свадебное путешествие, то так и будет.

– Подожди, Вика. – осторожно начал Леня. – Мне не хочется тебе да и себе портить настроение, но лучше сказать сразу... У Ольги Федоровны остался муж. Живой и здоровый. Так что если делить наследство...

Она оборвала его короким жестом.

– Не держи меня за дуру! Этому соломенному мужу я дала тысячу долларов на операцию, у него раковая опухоль. А он мне подписал отказную бумагу.

– В Петербурге? На прошлой неделе?

– Да. – бросила она и по крутой тропинки пошла в гору.

– Это ещё не все. – в затылок ей заторопился Леня. – Твои конкуренты, которые тоже мечтают об этом наследстве, они, по-моему, ищут совсем что-то другое.

Вика повернулась и спросила насмешливо.

– Надо полагать, с тобой адвокат Помяловский разговаривал? Он тебе выдал такую информацию?

– Он...

– Ну, так тем лучше. ЧТО ищут мои конкуренты, на то мне наплевать. Мы поделились. И тебя я тоже выкупила на свою сторону.

– Как это – выкупила? – ошалел Леня.

– Так. К тебе больше приставать не будут. Держись за меня, повелитель, и живи спокойно.

– Да кто они, Вика?! И чего хотят?!

– Я знаю только Помяловского, а он лишь представитель, адвокат. Больше меня никто не интересует. Кроме тебя, повелитель.

Жесткий тон Вики покоробил Леню, но хоть он и числился в звании «повелителя» власти своей не ощущал, а потому сказал, пытаясь улыбнуться.

– Иногда у тебя такое лицо, словно ты готова убить кого угодно, коль тебе помешают.

– Да? – она обернулась на ходу, взглянула на него быстро и искоса. А я уже убила. Трех человек.

– Ты что?

– То. Если помнишь, лет десять назад на станции метро «Автозаводская», обрушился эскалатор?

– Помню что-то, я вовсе был мальчишкой.

– А я девчонкой. Я стояла на этом эскалаторе. И когда люди полетели вниз, в шахту, на эти зубчатки колес, я уцепилась за перила или за светильники, до сих пор не знаю за что. И повисла на них. А на мне повисло несколько человек, тянули меня вниз.

Она примолкла и Леня сказал.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно! Я брыкалась руками и ногами, пока эти люди не оторвались от меня и полетели вниз! И все разибились, их перемололи какие-то колеса. Двое или трое. Я не могла их на себе удержать. Понимаешь? Я их убила.

– Ернуда. – Леня попытался изобразить убежденную легкость тона. Видишь ли, если ты читала Булгакова «Мастер и Маргариту» то помнишь, что редактор Берлиоз поскользнулся на луже масла, которое разлила Аннушка. Берлиозу отрезали голову трамвайными колесами. Но Аннушку никто не обвинял. Виновата судьба.

– Не судьба, а Воланд, Дьявол. – поправила Вика без улыбки. – А ты всегда в своей жизни опираешся на литературные примеры?

– Как тебе сказать. – заколебался Леня. – Есть люди с которыми мне было бы о чем поговорить и очень бы хотелось. С Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, Пушкиным, или тем же Лесковым. А вот с Достоевским и Толстым мы бы друг друга не поняли. Не о чем толковать.

– Круто берешь. Толстой! Пушкин! С ними уже не поговоришь, если и захочешь.

Леня попытался возразить, чтоб пояснить свою абстрактную мысль, но Вика метнулась от него к проходившей мимо немолодой паре и принялась расспрашивать, как добраться до отеля «Олимп».

Отель – побитое морским ветром, прожженое солнцем, двухэтажное здание оказался в двух кварталах, а портье, лишь увидев Вику с Леней, воскликнул радостно по русски.

– Добро пожаловать! Вы хотеть спать на море, или на горы?

Через минуту добросовестно владеющий русским языком портье выдал ключи от номера с видом на море и затребовал оплаты на три дня вперед.

Номер оказался маленьким, с белеными стенами, двумя солдатскими койками, заправленными синими, казарменными одеялами. Аскетизм полный шкаф, маленький телевизор, и крошечный туалет – Леня при своих габаритах и дверь за собой закрыть не мог. Чистотой помещение тоже не блистало, если не считать кипельно-белых, большущих подушек на каждой кровати.

– Сдвинь койки вместе. – сказала Вика. – Я пойду спрошу, где здесь у них душ. Если таковой имеется.

Оказалось – имеется, в конце коридора, за отдельную плату, при холодной воде, так что лучше было бы, по мнению Вики, сбегать к морю и искупаться.

– Сбегаем. – согласился Леня.

– Нет. Завтра. Я пойду поищу этот банк. А ты... Походи по местным лавочкам, сообрази что-нибудь на ужин. Рыбу, прочий продукт... И найди вино «озо». Дрянь несусветная, но надо придерживаться местных вкусов.

– Ты здесь бывала? – подивился Леня.

– Нет. Просто знаю.

Они разошлись у парадных дверей «Олимпа» и Леня своего сопровождения не навязывал. Вика перекинула через плечо плоскую сумку и сказала беспокойно.

– Встречаемся на закате. Ужин делаешь ты. На кухне отеля можно хозяйничать бесплатно. Умеешь?

– Что-нибудь соображу.

Через полчаса экскурсии по городишку, Леня пришел к выводу, что более всего он напомнинает ему Керчь или Феодосию. В нескольких местах ему даже показалось, что он когда-то был здесь, пил в местных кофейнях кофе и просто сидел на каменных лавочках, любуясь на море.

Вино «озо» долго искать не пришлось и Леня купил здоровенную бутылку, оплетенную соломой и заткнутой пробкой – настоящей пробкой, а не пластиком. Леня прихлебнул из бутылки пару глоков и решил, что это нечто вроде портвейна, только погуще, с терпким привкусом смолы.

Несколько раз он натыкался на русскую речь, звучащую на улицах и в кофейнях. Соплеменники, насколько их расслышал Леня, и здесь вели все те же разговоры Российской тематики – вот де, живут люди, тихо-спокойно, никаких тебе тревог о девальвациях, росте цен, многого не требуют, но живут – «как человеку положено», а не на лихорадочный и издерганный русский манер.

Алый до прозрачности диск солнца уже прижался к линии горизонта, когда Леня вернулся в отель и в номере застал Вику – возбужденную и взволнованную.

– Где ты таскался столько времени?!

– «Азо» искал. И рыбу. – ответил он, вываливая покупки на стол. – Как твои успехи?

– Закрыт уже этот чертов банк! Они тут работают, как им бог на душу положит. Давай сбегаем, окунемся, потом напьемся и – спать. Укачало меня до смерти на этих пароходах и этим солцем.

– А ужин?

– И ужин.

От солнца осталось лиш половина диска и радиальные лучи, пронзавшие загустевшее в синеве небо, когда они спустились извилистой тропинкой к узкой полосе пляжа. Молча они пошли вдоль кромки прибоя и люди попадались по дороге лишь изредка. Да и то, как приметил Леня, закатом никто не любовался, а большинство принимало процедуры в лучах уходящего солнца. Одни делали «глубокое дыхание» по системе йогов, другие укрепляли здоровье в модели китайской гимнастики. Судя по дряблым телам физкультурников, можно было заключить, что от дней своего отдыха они пытались взять все. А потом придет зима и ни один из них даже не присядет лишний раз, наклон-разгиб по утру не выполнит, полагая, что несколько дней у моря заложат фундамент здоровья на весь год.

За изгибом резко выдающегося в море мыса не было уже никого. Вика на ходу сбросила с себя легкое платье, потом – все что ещё на ней оставалось, скинула туфли и вошла в воду.

Леня, шагая за ней, подобрал всю одежу и голова Вики уже мелькала в небольшой волне метрах в пятидесяти от берега, когда Леня ступил в воду. Он догнал Вику, поднырнул и всплыл наверх, так что она разом оказалась на его спине и охватила руками его шею. Леня чувствал на себе её гибкое, гладкое тело, которое то прижималось – при взлете на очередную волну, то отрывалось, когда они скатывались с волны вниз.

– Назад, мой дельфин. – засмеялась Вика. – Мы уже далеко и солнце село.

Они выплыли в пену прибрежного прибоя, зацепились ногами за дно и Вика засмеялась.

– Возьми меня на руки и неси куда хочешь!

От этого лукавого смеха Лене стало жарко, небо стремительно темнело и жарища сменилась мягкой прохладой. Леня подхватил Вику на руки и уже через несколько шагов от сознания его отлетели и море, и закатившееся солнце, и завтрашние заботы. Едва он зашел за обломок скалы, как Вика в его руках рванулась так, что оба упали на теплый песок – мокрые, соленые, разгоряченные купаньем. Она опрокинулась на спину и сильным движением потянула Леню на себя. Ему показалось, что Вика, как и он, безоглядна искренна в своем жарком порыве, она больно укусила его за ухо, царапала спину и все для Лени пришло к своему завершению – ради чего он и жил последнии дни.

... За несколько тысяч километров от Лени, примерно в эти же часы, лежал в строжевой засаде его надежный друг, «человек чести» Вася Блинов. Луна светила ему в затылок, комары впивались в шею, но Вася лежал в кустах уверенный, что делает святое дело – выручает друга. Ситуация выстраивалась таким образом, что нигде не находя Леню уже несколько дней, Вася проделал огромную работу в поисках пропавшего: обзвонил все морги, не опознал дюжину трупов, побегал по центральным отделениям милициии, но от излишней осторожности не сделал самого элементарного: не позвонил на фирму «Кураре», где ему все бы обьяснили внятно и в достаточной степени точно: «невеста увезла Леню Волохова в свадебное путешествие». Вася же, полагая, что друг погряз в делах криминальных, посчитал, что его личное появление в «Кураре» может привнести там панику, расспросы и, в конечном счете, пойдет во вред другу.

Вася был из тех, кто всегда предпочитал самые сложные приемы решения элементарнейших проблемм – боковые пути при заходе на прямую цель казались ему надежней. Совершенно разумно предположив, что поиски Лени следует начинать от последней информации, Вася выследил адвоката Помяловского, сел ему «на хвост», следом за ним на электричке доехал до Малаховки и совершенно неожиданно для себя оказался возле того самого цыганского дома, где всего несколько дней назад шла великая битва со стрельбой, а он, Вася Блинов, на всю жизнь был отмечен боевыми шрамами, украсившими его портрет.

Сейчас Помяловский сидел там – за бревенчатыми стенами цыганского притона. А Вася лежал в кустах, не отдавая себе строгого отчета – чего он, собственнно говоря, ждет? Самым практичным казалось предположение, что в этом же доме, в глубоком подвале – томится и Леня. А может – там уже закопан его хладный труп.

Будет не лишним отметить, что Вася Блинов часто становился жертвой своего неуемного воображения. Дело доходило до того, что он переживал, страдал по поводу тех событий, которые только должны были ещё произойти. Он успевал проигрывать эти события в своих фантазиях – до их свершения. А затем и верил в случившееся, даже если ничего в реалиях жизни не происходило. Он частенько путался, не в состоянии отличить – что было, а что оказывалось плодом его воображения. И сейчас, в кустах засады, он тоже уже успел найти остывший труп друга, отбить его у врагов, похоронить Леню и сказать над его могилой трагичную, страстную речь. В своих ярких фантазиях он обгонял реалии скучной жизни иногда на день вперед, а иногда и на десяток лет – так он уже давно видел себя на гребне славы, популярным человеком со всемирной известностью. В какой области деятельности снизошла на его чело эта Слава – он не конкретизировал: иногда видел себя космонавтом, иногда – истребителем международного терроризма, чаще всего человеком-невидимкой, который наводит Всемирный порядок, убивает бандитов и всякую мразь рода человеческого, спит с красавицами Голливуда, проникает в военные секреты врагов России и безграничными возможностями своими «человека-невидимки» становится равным самому Дьяволу. Более того: хорошо быть невидимкой – власти в руках оказывается поболее, чем у Господа Бога.

Шел уже двенадцатый час ночи и Вася прикинул, что если вернуться в Москву, чтоб спокойно уснуть в собственной кровати, то следует успеть на последнюю электричку – где-то около часу ночи. Следовательно, время, выделенное на засаду, должно было ограничиться половиной первого. Или ждать до утра.

Но цыганский дом был столь тихим, столь не напоминал сегодня никакого притона, что Вася решил до утра не оставаться. Если – ничего не произойдет.

Комары в кустах засады вовсе озверели и Вася уже устал с ними бороться, когда поначалу распахнулись двери подконтрольного дома, а потом и ворота. В конусе света вспыхнувшего фонаря Вася без всякой радости увидел в низкорослую, похожую на раскормленного поросенка белую собаку с острой мордой. И тут же вспомнил, что это бультерьер – бойцовый пес, известный своей свирепостью и несокрушимостью в драках со смертельным исходом.

Только этого и не хватало! Но пес остановился в воротах, а когда мимо него из гаража выехал автомобиль – потрусил следом за ним. Машина на малой скорости выкатилась на улицу и бультерьер устремился за ней, неловко перваливаясь с боку на бок. Кто-то невидимый крикнул из салона автомобиля.

– Не отставай, Джеки! Догоняй, догоняй, дыши глубже!

Вася не сразу понял, что таким манером собаковод свершает со своим псом вечернии прогулки – сам на машине, а собака поспешает за ним.

Ворота и двери дома оставались открытыми и то ли комары, то ли вовсе неведомая сила – вырвала Васю из кустов и устремила вперед. Он проскользнул на подворье, поднялся на крыльцо и втиснулся в приоткрытые двери, не распахивая их шире.

Совершенно бесшумно, ступая на ципочки, Вася сделал несколько шагов по короткому коридору, прислушался к звукам телевизора где-то в глубине дома и заглянул в приоткрытые двери гостиной. Первое, что поразило Васю, было полное отсутствие в интерьере каких-либо признаков цыганского быта! Строгая классическая мебель, портреты Пушкина и Льва Толстого на стенках, стеллажи с книгами в старинных переплетах, громадный аквариум с яркими экзотическими рыбками – с разгульным и неряшливым бытом цыган (насколько с ними был знаком Вася) – никак не вязались. И уж менее всего можно было допустить, что какая-то цыганка-гадалка или тот же цыганский барон работает на компьютере, стоявшем на письменном столе в углу простороной гостиной с камином.

Вася сделал ещё несколько шагов и пристановился возле застекленных дверей. Сквозь них он сразу разглядел Помяловского. Тот сидел у круглого стола и лениво, но с невероятным изяществом тасовал колоду карт. Потом легко принялся сдавать карты несуществующим партнерам, манипулировал картами, делал какие-то хитрые вольты, пальцы у него казались резиновыми и Вася понял, что Помяловский профессиональный игрок, а скорее – и шулер. Однако беседа с Помяловским в данный момент не входила в планы Васи следовало поискать хоть какие-нибудь следы Лени Волохова.

Но этой задачи он выполнить не успел. На дворе послышался гул автомобиля – собаковод закончил прогулку. Вася собрался было поспешно удалиться из дому, но не получилось – на пороге коридора показалась низкорослая белая псина, запыхавшаяся, со свесившимся на бок языком.

Собака тяжело раздувала жирные бока и тупо смотрела на Васю красными, как у алкоголика, глазами. Агрессивности в бойцовом поросенке не ощущалось, или у него была замедленная реакция и он ещё не решил, как понимать этого незванного гостя?

На крыльце послышались неторопливые шаги и Вася очень плавно, спиной, в несколько щагов достиг лестницы на верхний этаж. Он умудрился даже не споткнуться, добравшись до верху – все так же спиной.

– Что, Джеки, умотал я тебя?! – прозвучал из коридорчика веселый голос. – Ну, то-то! Вот так и будешь со мной гулять теперь дважды в день! Я с тебя быстро лишний жир спущу!

Следом за тем вновь послышались шаги и тот же голос произнес.

– Тренируешся, адвокат, пятого туза из колоды вынуть? Давай, давай, дело полезное. Какого лоха мы сегодня наколем?

Ответа адвоката Вася не расслышал, не эти пустяки его теперь заботили: белая жирная псина целенаправлено и упрямо карабкалась к нему по лестнице. Стало ли бультерьеру скучно в коридоре, или пес решил все же выяснить, что за незнакомый человек проник в дом, но намерения у животного были самые определенные – в красных глезенках мерцали кровавые огоньки, язык уже не болтался тряпкой, а клыки казались весьма внушительными.

Вася все так же спиной отодвинулся на несколько шагов, нащупал рукой дверь, открыл её, вошел в темную комнату и мягко прикрыл за собой двери. Собака все же тявкнула, но очень негромко и без признака тревоги.

Вася оглянулся – кроме толстого ковра, устилавщего весь пол, здесь не было никакой мебели. Зато всю стену украшал громадный фото-портет йога: истощенный индиец сидел в позе «лотос». Вася понял предназначение пустой комнаты – здесь медитировали, принимали различные осаны и все это, опять же, быта цыган никак не напоминало. Йог цыганского происхождения – это, простите, нонсенс.

С изрядным облегчением Вася обнаружил, что окна второго этажа решетками не забраны, до земли не так уж далеко, так что путь отступления гарантирован – следовало лишь дождаться, пока в доме успокоятся.

Однако минут через пятнадцать все произошло как раз супротив его предположениям: на улице загудели автомобильные моторы, Помяловский выскочил во двор и распахнул ворота. Вася разглядел, как в свете фар вкатились две машины. Здоровенный черный внедороджник «ниссан», а следом белая «волга». Приехавшие в притон (??!)гости ничего не стеснялись, не таились, громко здоровались и восхищались чистым воздухом пригорода видать истомились за день в раскаленной солнцем удушающей Москве.

Из всей компании Вася с удивлением отметил известного театрального режиссера, популярную кино-актрису, а затем и более того – без труда опознал владельца фирмы «Кураре» Степана Степановича Куравля! Да и трудно его было не опознать – такой бороды со сверкающей лысиной впридачу, по столице более не сыскать. Фирмач был одет в летний костюм модели «сафари», правой рукой держал под локоток стройную молодую женщину, (на голову выше его) а в левой нес черный кейс. Куравель был нервно-весел и ступив на крыльцо заявил громко.

– Однако, господа, приготовьтесь! Сегодня мы с моей супругой дадим вам настоящее сражение! Милостью Божей, пощипем вас за перышки!

Кто-то засмеялся и через минуту на подворье никого не осталось. Вася уразумел, что Куравель прибыл на карточную олимпиаду вместе со своей юной женой, которой Вася никогда не видел, но знал, что зовут её – Дина.

Все эти странности были необьяснимы – компания картежников собралась куда как репектабельная, при женщинах, а потому его наблюдение здесь суть пустопорожнего занятия, ровным счетом никакого результата не обещающего. Ну что с того высосешь, коль определил, что Куравель играет в картишки, (при жене-ассистентке) а к тому же знаком с Помяловским? У адвокатов широкий круг знакомств, и у процветающих фирмачей – тоже. И уж совсем нелепымой оказалось соображение, будто в подвалах этого дома гниет труп друга-Лени.

Через четверть часа Вася и вовсе потерял всякий интерес к своим занятиям: внизу поужинали, немного выпили, поговорили о бизнесе, женщинах, и начали играть в карты. Как сумел определить Вася составили две партии на две компании: в преферанс и покер. До ушей Васи доносились лишь сдержанные сообщение: «Семь первых.... Мизер без прикупа... Пас-пароль... Еще две карты... Стрит... Две пары... А у меня флеш-рояль!»

Вася пришел в полное огорчение: приличная компания, нормальная атмосфера серьезной игры – не более того. Но ведь приезжал же сюда на шальную игру прохиндей Тимофей, напали на него грабители по выходу – это как совместить с великосветской игрой сегодняшнего дня?!

Пора было подумать о том, как бы успеть на последнюю электричку. Вася выглянул в коридор, убедился, что собаки там нет, перешел в другую комнату, которая оказалась спальней на две кровати. Окно здесь было притворено, но открылось легко и, как оказалось, выходило на заднюю часть двора. Вася принялся за маневр отхода с занятых позиций, что не казалось трудным делом, поскольку на дворе никого не было.

Он бесшумно вылез из окна и повис на подоконнике. Он уже примерился приземлиться на усыпанную гравием землю, как услышал хлопок автомобильной дверцы, покосился из подвешенного положения, и увидел, как из «ниссана» вышли двое мужчин. И неторопливо закурили. Что было ещё хуже – в руках каждого было по короткому, помповому ружью.

С некоторым запозданием до Васи дошло – охрана существовала! Её просто не могло не быть, коль скоро игра была серьезной, в чем не было никаких сомнений!

Свет фонарей не достигал Васи, он висел на подоконнике в темной зоне, но каждое его шевеление могло обратить на себя внимание охраны. Вот именно – охраны, о существовании которой он и не подумал. А следовало бы, учитывая опыт первого визита в этот притон.

Охранники лениво переговаривались, Вася слышал каждое слово.

– А твой бригадир почему не пришел в картишки переметнуться?

– Зачем ему? Он по мелочам не работает. Вот обдерут его «шестерки» лохов, так наш Кривоглазый их на «счетчик» поставит.

– Хорошо тебе Кривой башляет?

– Ты не вздумай его где так назвать! Я оговорился сдуру. Мужик серьезный, башляет без обид.

– Авторитет? Или вор в законе?

– Много спрашиваешь. Давай лучше для порядка обойдем двор.

Пальцы Васи уже окоченели, он едва удерживались на подоконнике, но по счастью охрана сделала ошибку – не разделились, чтоб обходом охватить дом и двор с двух сторон, а двинулись вместе за угол, исчезнув из поля зрения Васи.

Но тут и ему не повезло. Он с таким шумом грохнулся о земь, что залаяла собака за забором.

Вася вскочил и метнулся к ограде, вновь ошибившись – забор на задах оказался едва ли не трехметровым, сплошным, доска к доске, а поверху увит колючей проволокой.

За спиной своей Вася уже услышал торопливые шаги и сдержанный оклик.

– Эй, кто там? Стой!

Вася промчался вдоль забора и попал в полосу света. Почти тот час позади звонко хлопнул выстрел, а потом из-под ног Вваси брызнул сноп искр, раздался противный визг и вой разлетающейся картечи. Но Вася понял, что это ещё не выстрел на поражение – стреляли пластиковыми пулями, которые издавали пугающий визг, расчитанный на звуковой испуг. Однако следующий патрон в магазине ружья мог оказаться настоящим.

– Стой, тебе говорят! Стреляю!

Почти тот час весь двор словно солнцем озарился – с четырех углов вспыхнули прожектора.

Вася забежал за сарай, пометался и обнаружил под нижней кромкой забора лаз. Прорыли его собаки, или кошки – оценивать было некогда. В нормальных условиях в эту дырку втиснуться даже крысе было бы сложно, не то что Васе. Но то – в нормальных условиях. А Вася сейчас пронырнул под забором, как намыленная змея! Грязный и поцарапанный, он выскочил с другой стороны, бросился в кусты, услышал грохот очередного выстрела и повторившийся визг пластиковой пули.

Вася опрокинулся в придорожную канаву, на четырех конечностях, пригибаясь, добрался до перекрестка, а там, оказавшись в темноте – вскочил и припустил полным аллюром, уже ничего не остерегаясь.

До станции он добрался без приключений, зато уже через пять минут в фантазиях своих пережил занова смертельные опасности, которым подвергался: кровавый бой с озверевшей свиноподобной псиной, нашел труп друга в подвале, отстрелялся от шулера Помяловского – попал ему пулей из пистолета «смитт и вессон» прямо в лоб, чуть выше бровей. Но главное – определил крестного отца местной мафии – Кривой! Так было его имя. Или – «кривоглазый», разница небольшая.

Когда последняя ночная электричка подкатилась к платформе, Вася уже абсолютно не смог бы разобрать, что с ним произошло в реальности, а что он домыслил. Но тот факт, что друг-Леня ещё сохранял шансы оставаться в рядах живых, Вася все же выдернул из общей картины своих приключений. Значит, положил себе Вася, следовало продолжать поиски, какими бы опасностями это не грозило...