Демографическая катастрофа славян в СССР привела коммунистический режим к экономическому, идеологическому и политическому тупику. Вся экономическая система государства держится главным образом на русских. Даже советская Средняя Азия с её огромным избытком трудовых ресурсов без притока русских в города и на производства, без постоянно возрастающей экономической помощи России откатилась бы в историческом развитии до уровня слаборазвитых, нищих и колониальных регионов мира. Но при таком положении дел сама Россия, требующая для освоения Сибири и Дальнего Востока постоянного увеличения численности русских, а так же экономической помощи извне, вынуждена вести сверхэксплуатацию опять же русских, выделять явно недостаточные средства на социальную инфраструктуру мест их компактного проживания, что ведёт к падению рождаемости собственно русских.

Русские загоняются в замкнутый круг, в исторический тупик. Плотность заселения России 8 человек на квадратный километр — одна из самых низких в мире. При такой плотности заселения транспортные расходы пожирают колоссальную часть валового внутреннего продукта, потому что регионы, не имея возможности создавать широкую структуру производства, вынуждены получать средства жизнеобеспечения, товарную продукцию из других, чрезвычайно удалённых регионов.

К примеру, на трети территории России, называемой Дальним Востоком, проживает меньше людей, чем в Москве, и там нет трудовых ресурсов, чтобы создать собственную строительную индустрию. На Дальний Восток приходиться везти строительные материалы из Европейской части России, а потому себестоимость квадратного метра жилья в Комсомольске - на - Амуре в три раза выше, чем в среднем по стране. Экономика Дальнего Востока из‑за слабой заселённости русскими оказывается крайне неэффективной, и решительное повышение уровня жизни проживающих там реально только при интеграции региона в экономическую систему Японии и её клиентов. Если кризис, в который вползает наша страна затянется и поддерживать столь неэффективную хозяйственную жизнь на Дальнем Востоке России окажется больше невозможным, не окажется ли такой шаг единственным спасением региона от экономического и политического хаоса, голода? И не породит ли это стремление воссоздать Дальневосточную республику с собственной экономической и политической линией поведения, независимой от Москвы?

В свете подобных проблем становится более понятной непростая задача выбора реальной политики, которая встала перед советским номенклатурным правящим классом. Либо под звон церковных колоколов и разговоры о христианстве втихую душить русское самосознание окончательно и усиливать миграцию в исконно русские земли чужеродных и социально неразвитых орд из южных республик, способных качественно изменить ситуацию с заселением России, но при этом подорвать достигнутый уровень культуры промышленного и сельскохозяйственного производства. Либо начать возрождать русское самосознание до уровня государственного национализма, способного с помощью русского общественного мнения поставить и решать задачу увеличения численности русских в полтора–два раза в ближайшие десятилетия.

Создать материальные предпосылки для увеличения рождаемости русских возможно лишь через резкое возрастание общей национальной, в том числе производственной, дисциплины и быстрый подъём уровня жизни именно русских. А сделать это нереально без отказа от любых обязательств по оказанию помощи советским республикам и прочимздать материальные предпосылки для увеличения рождаемости русских возможно лишь через резкое возрастание общей национальной, в том числе производственной, дисциплины и быстрый подъём уровня жизни именно русских. А сделать это нереально без отказа от любых обязательств по оказанию помощи советским республикам и прочим "братьям" и без переориентации внешней политики России на сближение с Европой, в первую очередь с Германией. Чтобы спасать русских и государство, рано или поздно придётся пойти против интересов других республик, других государств просоветской ориентации и даже на разрыв с ними. братьям"и без переориентации внешней политики России на сближение с Европой, в первую очередь с Германией. Чтобы спасать русских и государство, рано или поздно придётся пойти против интересов других республик, других государств просоветской ориентации и даже на разрыв с ними.

Сознают это или нет, хотят этого или нет, но российские парламентарии именно по этому вопросу вынуждены будут выбирать принципиальную позицию в той борьбе, которая ведётся вокруг судьбы России в новых политических обстоятельствах. Именно потому, что культурный и политический уровень российского парламента будет заметно выше общесоюзного, поляризация по вопросу самостоятельной политики России станет принципиальной. Общесоюзные органы власти будут оказывать давление с требованиями постоянных уступок от российско–русского самосознания, тогда как российский парламент будет следовать за требованиями России усилить тему русского самосознания, пусть и в некой переходной форме российского самосознания, в которой собственно русское самосознание не будет явно выражено. Для балансирования на этом очень тонком политическом канате нужен весьма поднаторевший в кремлёвских интригах деятель, отъявленный политикан, способный стать временным лидером России.

Однако национальное самосознание мало, что даёт само по себе, то есть если оно не порождает развитие идеологической платформы, определяющей, что есть прагматический национальный интерес и как его достигать с набольшей выгодой в конкретных реальностях — внутриполитических, внешнеполитических, хозяйственно–экономических, исторических и пр. И как раз проблема выработки национальной идеологии окажется действительно самой сложной, потому что для её решения потребуется сначала восстановить традицию развития интеллектуального русского самосознания, которая подавлялась коммунистическим режимом семь десятилетий, давно потеряла связь с политической практикой и способность быть организующей русских людей силой.

сентябрь 1990г.