Федот ждал их у машин. Вячеслав предпочел пока проигнорировать выражение лица друга. У них еще оставалось достаточно нерешенных вопросов, и он не собирался это спустить на тормоза.

Проигнорировал Боров и взгляд, которым малышка глянула на Федота. Обиженно, насуплено, из-под своих сдвинутых бровок. Поджав при этом губы. Ну, точно, поняла, кто ее сдал. Федот ответил на этот недовольный взгляд ухмылкой. А Агния, похоже, собралась что-то сказать, даже повернулась. Но Боров прервал ее, снова ухватив за плечо и не дав начать:

— В машину, — отрывисто напомнил он, махнув рукой в сторону автомобиля.

Удостоверился, что она именно туда и пошла, а сам развернулся к Федоту:

— Не вздумай сейчас слинять, — предупредил Вячеслав друга, — мы еще не закончили с тобой.

— Не, ну у меня и свои дела есть, вы тут сами разбирайтесь, а я двину…

— Ты за мной двинешь. Я сейчас ее домой отвезу, а ты меня дождешься, и мы завершим разговор, ты мне так и не сказал, что натворил. А я не идиот, чтоб поверить, будто ты не при делах. Не сейчас, тем более, — выразительно глянув на церковь, «намекнул» он.

— Слышь, Боров, твоя девка сама просила, чтоб я не светил ее. Так что нечего на меня наезжать, — Федот раздраженно бросил окурок под ноги и втоптал в снег. — Кто я такой, чтоб мешать человеку ее же деньги на ветер выкидывать? Если мозгов нет — свои ты ей не вложишь, а если умная, то рано или поздно до нее дойдет, что ни хера не выйдет из этого, и никакие ее пожертвования попам твоих грехов не отмолят.

— На твоем месте, я бы молча сел и поехал за мной, а не пытался умничать, — предупреждающим тоном рыкнул он, и пошел к своей машине. — И не нарывайся, уже и так лоханулся по полной.

Злоба плеснулась в Вячеславе с новой силой. Причем так, что захотелось тут же заехать Федоту по морде. За все. За клуб, с которым еще ничего не успели выяснить и решить, так как Бусинка во дворе церкви появилась. За то, что раньше ничего про деньги и ее чудачества не сказал, а девчонка на голодном пайке сидела. За то, что сейчас лез с гребанными комментариями, в которых Вячеслав не нуждался. Бусинка, конечно, зря деньги на ветер выбрасывала. Только его бесило, что Федот так об этом отозвался. Боров еще сам не знал, как относиться к ее заявлению и поступку.

Серьезно, он во всю эту хрень с душой и отмаливанием в церкви — слабо верил. Вообще, не верил, по ходу. Но когда Федот прикалываться начал… Не его это долбанное дело, в конце концов! Она, между прочим, о нем заботится, пусть и в такой… ну, ладно, и правда дурацкой форме. И ему даже приятно, наверное. Хоть и тупо столько денег выбрасывать черт знает на что. И все-таки Боров не хотел, чтоб Федот глумился с его Бусинки и ее поступков, таких же чистых и открытых, какой и была вся она. Даже детских, по сути, а все равно, выворачивающих у него все изнутри.

Пытаясь хоть на какое-то время успокоиться, он рванул двери и тяжело опустился на водительское место. Завел машину и только тут понял, что рядом никого и нет. На пассажирском месте, где всегда сидела Бусинка, ее сейчас не было. Он резко обернулся к заднему сидению и глянул на малышку. Она сидела по центру, обхватив себя руками за пояс, все еще в дурацком платке, почему-то разозлившем Вячеслава больше всего остального, и смотрела на него грустными и настороженными глазами.

У него в груди словно кол по центру вколотили, так закололо. Совсем как пять минут назад, когда этот поп велел Агнии отойти от него и остаться в церкви, а Вячеслав на какую-то пару мгновений поверил, что его малышка именно так и сделает. Так и захотелось обхватить ее двумя руками и прижать к себе с дурным рыком: «мое! Не пущу! Никому не отдам!». И как же его попустило, когда Агния сама к нему прижалась, не послушав долбаного попа. Что бы там между ними не происходило, а она его выбрала, к нему потянулась. Только сейчас с какой радости назад залезла?

— Ты чего? Ты боишься меня, малышка? — у него голос осип от этой треклятой колющей боли внутри. И страха, что и правда боится. Вот же ж, блин.

В настороженных глазах Бусинки появилось недоумение:

— Нет, Вячеслав Генрихович, — она мотнула головой и как-то неуверенно сжала губы, — а надо, да? Вы сейчас очень на меня сердитесь?

Он отвернулся. Закрыл глаза и только теперь понял, что вцепился в руль мертвой хваткой. Разжал пальцы, вздохнул и покачал головой, отвечая на ее вопрос:

— Если не боишься, то чего, вдруг, сзади уселась? — продолжая свои попытки совсем успокоиться, уточнил он.

— Ну, я думала, что вы злитесь. И сейчас так думаю, если честно, — Агния неуверенно повела плечами. — Не хотела вам мешать или раздражать вас еще сильнее. Я ж не специально, Вячеслав Генрихович, — она вдруг наклонилась вперед, стараясь заглянуть ему в лицо. — То есть, специально, конечно, — потупилась Бусинка, наткнувшись видно, на его недоверчивый взгляд. — Я специально приходила в церковь, и знала, что делаю. Но злить вас этим не хотела. И чтоб вы знали, тоже не хотела.

— Это я как раз понял, — он хмыкнул и завел двигатель. Выехал со стоянки, удостоверившись в боковом зеркале, что Федот едет следом, а не смылся. — Ты мне другое скажи, как тебе такое, вообще в голову стукнуло? С какой стати ты бабки решила сюда выбрасывать? — Боров глянул на нее в зеркало заднего вида и вдруг ругнулся, вновь зацепившись глазами за ее платок.

Это его бесило Конкретно. Будто бы показывало, что кто-то другой имеет на нее большее влияние. Тот же поп, который его малышку еще и за руки хватал, когда Боров вошел в их церковь.

— Сними это с головы, блин! — зло потребовал он.

Бусинка удивленно моргнула, но послушно потянула платок. А ему аж дышать легче стало, когда он увидел ее волосы. Его она. Только его. И никому Вячеслав между ними стать не позволит.

Агния как-то неловко свернула ткань, сжала в руках, перебирая пальцами. Но на свой вопрос ответа он что-то не слышал.

— Бусинка, я тебя еще раз спрашиваю, ты с какого дуба рухнула, что решила на такую чушь деньги тратить, а сама голодная сидела?

— Ну, не голодная, что вы, совсем, — попыталась возразить малышка.

— Ты еще поспорь! Че я, не помню, как у тебя в холодильнике ни хрена не было, и ты даже чая себе купить не могла? Еще и от денег отказывалась, блин! — он даже по рулю хлопнул ладонью, опять начав заводиться. — Сколько ты сюда денег отнесла? — он глянул на нее в зеркало заднего вида.

Бусинка смотрела на пальцы, дергающие этот дурацкий платок. На него глаз не поднимала. И молчала

— Бусинка, — с предупреждением в голосе произнес Вячеслав.

— Две семьсот, — едва слышно буркнула она в ответ на это предупреждение.

— Сколько?! — Он не просто офигел. Боров даже обернулся, отвернувшись от дороги, уставившись на девчонку. — Ты что, вообще себе денег не оставляла?! Ты с голоду решила подохнуть? Или просто дура?

— Вячеслав Генрихович! Мы же так врежемся!

Ого, теперь он видел разницу, Бусинка и правда испугалась. Так вцепилась в спинку его сиденья, что пальцы побелели.

Было б с чего. Он же не идиот, посмотрел сначала, что дорога пустая. И скорость у него черепашья.

— Тьфу на тебя, нашла когда бояться, — фыркнул Вячеслав, сев нормально. — Ты чего переполошилась так?

— Так ведь разбиться можно, Вячеслав Генрихович, — все еще испуганным голосом пробурчала малышка. — Врезаться в столб. И насмерть.

Он со смешком покачал головой.

— Не боись, малышка. Не пропадем. Сам подохну, тебе не дам, — со смешком пообещал Вячеслав, пытаясь ее успокоить. Подмигнул он Бусинке в зеркало. — Ты с темы-то не спрыгивай, давай, объясняй, как ты до фигни такой додумалась, и все бабки на это ухнула? — он повернул руль, заехав в ее двор.

— Не все. У меня часть была уже. Я раньше откладывала понемногу с каждой зарплаты. Ну, думала, вдруг вы меня уволите, или случится что-то, надо же, чтоб были какие-то деньги. Так что я не всю зарплату, не думайте. И мне хватало на все, и сапоги я же новые купила…

— Твою ж… — он оборвал себя, глянув на ее лицо в зеркале. Ну, что с ней делать? — Не всю зарплату. Бл…ин! Да, зато все, что до этого копила — спустила! И на что? А про сапоги, лучше молчи, вижу я, что ты купила, — скривился он. — Ради чего, Бусинка? Ты мне объяснить можешь, как ты до такого додумалась?! — Боров заглушил двигатель и обернулся к ней.

Она снова уставилась на свои колени.

— Ну, вы сами, наверное, в церковь не ходите, да? — непонятно, спросила или констатировала она, — а много всякого… — Бусинка закусила уголок губы. — Я не мешаюсь, не думайте. И ничего такого. Просто… профессия у вас, такая…вы много чего делаете. И делали, наверное, — бессвязно и путанно бормотала она, глядя на свои ладони. — Нет, я понимаю, что вы так… не знаю, ну привыкли, может. Или надо вам так, и вы не хотите иначе. Но и просто знать, а ничего не делать, я тоже не могу, Вячеслав Генрихович, поймите. Вы обо мне заботитесь, помогаете, поддерживаете. Ну, а я о вас, о том, о чем вы, может, и не думаете. И неважным считаете. Или не положено вам… Но ведь не так это. Вы не сердитесь только. Но это же ваша жизнь, ваша душа… И важно… Очень.

— Для кого важно?! — он даже голос повысил, пытаясь достучаться до нее, донести, что бред это.

А Бусинка упрямо сжала губы.

— Для вас, — решительно заявила она ему. — И для меня, тоже, — после небольшой паузы добавила его девочка, так и не подняв глаз.

Он даже не знал, чего ей сказать. Вот честно. И смех, и грех с его Бусинкой.

И обнять ее хотелось, в волосы зарыться, даже «спасибо» сказать, что вот так свою заботу о нем проявила. Что не пустое место он для нее. И думает, и беспокоится. И не просто так, как о знакомом, там. За Семена вон, непосредственного своего начальника, деньги в церковь не носит же. Только вот, зачем же так? Надавать бы по одному месту, чтоб головой думала перед тем, как сделать что-то. Девочка, девочка.

Вячеслав протянул руку и сжал ее ладони, заставив прекратить заламывать пальцы и глянуть на него.

— Бусинка, ты хоть понимаешь, что фигня это все? Не верю я в это. И ты прекрати дурью голову забивать. Эти попы из тебя все деньги вытащат, обвинят во всем, чем только можно. И ты им еще по гроб жизни должна будешь. Лучше бы себе что-то купила. А ты… — он покачал головой. — Я ж, даже, не в курсах: крестили меня или нет, а ты и подавно. А деньги на ветер бухаешь. У них же своя мафия, левых не отмолят, а деньги с тебя все равно сдерут. Ну что ты, в самом деле, как маленькая? — постарался он донести основную идею как-то помягче. Чтоб не совсем расстраивать и не прямо сказать, что профукала она эти деньги без толку.

А Бусинка уставилась на него как-то удивленно. И не сказала ничего. Просто смотрела. Даже голову к плечу наклонила и чуть нахмурилась. Рот открыла, но ничего не сказала.

Боров сам решил выяснить, чего ее беспокоит, но тут во двор зарулил Федот, припарковавшись рядом с его машиной, и он вышел на улицу:

— Давай, выходи. Мы еще не закончили о глупостях твоих говорить, — велел он, правда, со смешком, и повернулся к Федоту, который закурил, не успев выйти из машины. — Я сейчас тоже поднимусь.

Вячеславу и самому пекло закурить. Он даже пачку уже достал, не задумавшись. И зажигалку.

Девчонка послушно выбралась из автомобиля, но продолжала все так же странно на него глядеть.

— Вячеслав Генрихович, — она вдруг остановилась между ним и Федотом.

— Что? — так и не решив, то ли рассмеяться, то ли серьезно отругать ее, спросил Боров, щелкая крышкой зажигалки, но еще не прикуривая.

— Вы что, правда, не верите в это?

— Ну? Не верю, дальше что? — Боруцкий вскинул брови.

— Совсем-совсем? — с явно слышимым недоверием переспросила малышка.

— Бусинка, ты оглохла, что ли? Говорю тебе, чепуха это, и развод на бабки.

— А в Бога верите? — все с тем же непониманием спросила она.

— Слушай, ты меня, вообще, слушаешь? — скривился Боров.

— Но… — Агния уставилась на него. — А как же тогда… — ее взгляд скользнул по нему.

И ни с того ни с сего, малышка вдруг начала краснеть, опустила глаза в землю.

— Что? — не поняв ее реакции, переспросил Боруцкий. Глянул на Федота, который с явным интересом и весельем наблюдал за этим цирком. Однако, не похоже, чтобы и друг что-то понимал.

— Ничего, — еле слышно выдохнула Бусинка, и вдруг пулей рванула в подъезд, так и продолжая пялиться себе под ноги.

А Федот вдруг закашлялся. Боров, до этого момента с непониманием глядевший девчонке вслед, перевел глаза на друга. Тот, похоже, откровенно ржал, только пытаясь скрыть это за мнимым кашлем.

— И что смешного я пропустил? — вновь начиная раздражаться, холодно уточнил он.

Блин, и курить расхотелось. Он сердито сунул пачку в карман, продолжая ждать ответа от друга и щелкать крышкой зажигалки.

Но Федот не смог ничего внятно ответить. Только головой замотал. Даже про тлеющую сигарету забыл, пытаясь подавить хохот, и начал матерился только когда пепел ему на пальто посыпался. Но и то, продолжая смеяться.

— Блин, Андрюха, я тебя сегодня все-таки прибью, — честно пообещал Вячеслав. — Достал ты меня. Нарвался по-крупному. Сейчас вернусь — договорим. Советую подумать, и все вспомнить.

Зло глянув на друга, Вячеслав пошел в подъезд следом за Бусинкой.

— И чего это было? — догнал он ее у дверей, когда малышка раздраженно и нервно дергала ключ в замке.

— Заедать стало, — с тяжким вздохом пожаловалась она, но к нему не обернулась.

— Я о твоем вопросе и бегстве, — напомнил Боров. Отодвинул девчонку и сам провернул ключи. Толкнул двери, мысленно согласившись, что замок фигачит. Тут и так, той двери: что есть, что нет при умелом обращении. А с таким замком… — Надо поменять.

— Да, — кивнула Агния, не дав ему договорить. — Я завтра же слесаря вызову.

Она заскочила в квартиру и, сбросив куртку и сапоги, метнулась к себе в комнату. Чет, разговор не очень клеился, по ходу. Вздохнув, Боров пошел за ней.

— Слышь, Бусинка. Давай, договоримся. Прекращай это дурное дело. Больше никаких церквей, попов и денег. Нечего тратить…

— Нет.

Она сказала это достаточно громко и решительно, чтобы заставить его замолчать и глянуть на нее с удивлением. Агния уселась на диван, отвернулась к окну. И всем видом демонстрировала упрямство.

— Что значит «нет»? — хмыкнул Боруцкий. — Ты не будешь больше тратить свои деньги на эти глупости. Ясно? Спасибо, конечно. Но это не обсуждается, малышка. Лучше купи себе чего-нибудь. Хотя бы нормальные сапоги. Или серьги еще одни, а то так все те же и таскаешь. Вот, — он отложил зажигалку, которую все это время вертел в пальцах, на стол и достал бумажник, не считая вытащил несколько крупных купюр.

— Нет! — она не просто поднялась, Агния вскочила на ноги. — Я не возьму у вас денег, Вячеслав Генрихович, и я вам это уже говорила! — с реальной злостью заорала она на него. — Вот, взрослый человек, вроде бы, а не хотите меня понять! — Бусинка глянула на него с обидой. — Я относила свои деньги! Те, которые заработала! И не надо мне ничего давать!

Воспользовавшись тем, что он слегка оторопел, не ожидая от нее такого напора и крика, девчонка оттолкнула его ладонь с деньгами.

— Так, Бусинка, прекращай. Поигралась, и хватит. Я все услышал и понял, что ты серьезная и гордая, но теперь, давай нормально, — Вячеслав нахмурился. У него и так настроение «не фонтан» было. А она еще и спорит с ним, когда сама глупостей натворила. — Ты три штуки на ветер спустила. Ладно, бывает. Может, научишься чему. Но на голодном пайке сидеть — хватит!

— Нет! И это не глупости! — ничуть не сбавив тон, девчонка еще и скрестила руки на груди. — Я ходила в церковь, и буду ходить. И жертвовать мне за вас деньги или нет — это мое дело! Я же не говорю вам, что бы вы перестали… — несмотря на всю ее злость, Агния глянула на него с растерянностью и печалью. — В общем, то…, ну, что вы делаете.

— Да, херня все это, неужели ты не видишь, блин! — он разозлился. Может, и не отреагировал бы так в другой день, но именно сегодня, когда уже всё и все достали. Причем не из-за ее намеков завелся, сам ведь сколько раз говорил ей, чтоб серьезно воспринимала, куда лезет, а из-за того, что малышка спорила. Уже ж был опыт, и че? Разве в прошлый раз она сама не признала потом, что он был прав? — Ты меня еще и учить будешь, что глупость, а что нет?! В прошлый раз не поняла? Я в два раза больше тебя прожил, и уж где глупость — разбираться умею. Не тебе меня учить. А то, что ты делаешь — таки конкретная глупость, Бусина.

— Я не собираюсь это обсуждать, — вдруг заявила она и снова села на свой диван, — это мое решение и мое отношение. Вас это не касается. Вы — старше, умнее, опытней — вот и живите, как знаете, — девчонка буквально цедила это сквозь зубы. И ручки свои в кулачки сжала, смешная. — А я буду делать то, что считаю правильным.

Боров ошалел от такого демарша и ее упрямства.

— Агния, ты бы попустилась немного, а? Я тебе не твоя преподша, и давлю не потому, что заработать на тебе хочу. Блин, было б мне все равно — да, гуляй себе на здоровье, хоть тем попрошайкам перед церковью все раздай, хоть в казино проиграйся — слова бы тебе не сказал. Но мне ж не по фигу! Я же о твоем здоровье, в конце концов, забочусь! — он и не заметил, когда сам начал на нее орать.

Впрочем, по ее взгляду не было видно, чтоб малышка испугалась. Скорее, раззадорилась еще больше.

— Значит, вам можно, а мне нельзя? — все еще сквозь зубы заявила она ему.

— Что нельзя, мать твою так?! — Вячеслав уже просто не выдерживал. — Тупить? Глупости делать? Блин, ты ж умная, Бусинка, сама головой подумай!

— Я и думаю! — Агния снова вскочила на ноги. — Все время об этом и думаю! И о вас забочусь, если вам самому наплевать! А мне не безразлично!

— Ну, елки-палки! — не выдержав, Вячеслав со всей дури хлопнул кулаком по столу.

И только ударив, понял, что попал не по столешнице. Рука ощутимо приложилась о зажигалку, ту самую, что Агния ему и подарила. Зажигалка подскочила от этого удара, стоило ему отдернуть руку, со звоном свалилась на пол, ударившись о ножку стола. И развалилась на две части. Корпус выдержал, а вот крышка отлетела.

— Мать твою так!

У него даже злость улеглась, когда он на выражение лица Бусинки глянул. И внутри горечь плеснула. Поговорили, блин.

Малышка молча посмотрела на две половинки своего подарка. Как-то потерянно моргнула, разом потеряв весь свой запал и колючесть. Распрямила руки, опустив их «по швам». И отвернулась от него.

— Слушай, Бусинка… я не хотел. Бл…! — Вячеслав присел на корточки и подобрал зажигалку. — Серьезно, — он понятия не имел, что она сейчас думает.

Обиделась? Или просто, как и он сам, перегорела со своей злостью?

— Я буду ходить в церковь, Вячеслав Генрихович, при всем моем уважении к вам и… — она замолчала. И пошла к двери, так и не обернувшись на него. — И не надо отца Игоря трогать, пожалуйста. Никак. Я вас очень прошу. Он хороший человек и искренне старался мне помочь. Не стоит из-за этого ломать ему ноги или вроде этого. Пожалуйста. И двери за собой захлопните.

Все это, даже просьбу, его Бусинка произнесла отстраненно и холодно. Ровно. Без малейшей эмоции в голосе. После чего просто вышла из комнаты.

А Боров пару мгновений конкретно тупил, пытаясь понять намек про ноги. Откуда она про пацанов знает? В консерватории слышала? А с ним как связала? И не сказала ведь раньше ничего.

Еще через секунду, он точно для себя решил, что размажет Федота по стенке и никакая дружба или былые заслуги того не спасут.

А еще через мгновение, когда он поднялся и собрался найти малышку, точно не собираясь уходить на таком обрыве разговора, еще, по ходу, и обидев ее, в квартире зазвучала музыка. Живая. Похоже, Бусинка играла на пианино. Точно, Семен же как-то говорил, что она умеет. Только раньше Боров тут что-то никакого пианинА не видел. Правда, была в квартире комната, куда он так ни разу и не зашел.

Сжав в кулаке две половинки разлетевшейся зажигалки, Вячеслав двинулся в сторону комнаты умерших родителей Бусинки, по усиливающемуся звуку понимая, что выбрал верное направление. И совсем для него неожиданно, уперся в дверь. Закрытую изнутри. Честно говоря, вот именно сейчас, когда внутри был гремучий коктейль из раздражения, злости и какой-то вины перед малышкой, запираться от него было не самым умным решением с ее стороны.

Боруцкий одним рывком распахнул дверь, сорвав защелку. Малышка действительно сидела за пианино и играла какую-то заунывную мелодию. На него она не глянула, проигнорировав даже хруст, с которым задвижка отлетела от наличника.

— Не смей от меня закрываться! — раздраженно проворчал он. — Тем более, когда мы говорим.

После короткой паузы Бусинка кивнула, продолжая играть:

— А мне кажется, что мы договорили.

Он аж скривился, словно кто-то гвоздем по стеклу царапнул. Приблизительно так он всегда реагировал на придушенные слезы в ее голосе.

— Слышь, Бусина, я и правда, не спецом, ну вышло так с зажигалкой. Прости, — он подошел к ней впритык, почему-то не решаясь провести ладонью по волосам малышки, хоть хотелось жутко.

— Ничего, — тихо ответила Агния, передернув плечами. — Видно, мне вовсе не стоило ее вам дарить. Одни проблемы с этой зажигалкой. Не зря, наверное, тогда и забыла. И зачем она вам? Вы и сами себе лучше купите или найдете. Глупый подарок. И зажигалка… глупая.

Она говорила так, словно, вообще, не при делах тут была. Полностью от него отстранившись. Как посторонний человек.

Ну что ему сделать? Встряхнуть ее, как хотелось? Заставить понять, что он же о ней, действительно, больше, чем о ком-то еще на свете, беспокоится? Поцеловать, наплевав на все? И с зажигалкой этой, так по дурному вышло!

— Бусинка…

— Не трогайте отца Игоря, пожалуйста, Вячеслав Генрихович, — не дав ему ничего сказать, тихо повторила она свою просьбу.

Его конкретно все задолбало. Вся эта церковь, и этот конкретный священник. Забыв все, что хотел сказать, Вячеслав снова саданул кулаком, правда, в этот раз по стене, чтоб уже ничего не задеть, в своем желании разбить кому-нибудь морду.

И вслух выругавшись, пошел отсюда. И из комнаты, и из квартиры, опасаясь, что может сказать или сделать то, чего она ему потом не простит, или о чем он будет слишком жалеть.

Она играла еще минут пять после того, как за Боруцким захлопнулись двери, больше по инерции, чем от желания, наверное. Как-то неосознанно отмечая, что инструмент расстроен и следовало бы вызвать мастера. Так много надо было сделать, когда только? А через три часа в ресторан. И надо будет петь, игнорируя всю обиду и боль, которой отчего-то скопилось внутри слишком много, даже чересчур.

Пальцы Агнии замерли над клавишами, и в квартиру вернулась тишина.

Агния не собиралась плакать. Видно уже сил просто не было, хотелось вернуться в свою комнату и свернуться клубочком на кровати. Но вопреки этому желанию, она пошла на кухню и поставила чайник, краем сознания отметила, что даже не вспомнила предложить чай Вячеславу Генриховичу. Так все спонтанно и глупо вышло.

От этого стало еще муторней на душе. Несмотря на все свое несогласие с его требованиями, эту нежданную ссору, несмотря на обиду, что он так небрежно обошелся с ее подарком — она испытала укол разочарования, что не провела с ним чуть больше времени. Тихого и спокойного.

Однако, решив не думать об этом сейчас, достала из шкафа коробку конфет, которые думала вручить Лене в качестве новогоднего подарка. Соседка до сих пор не появилась. То ли у родных в пригороде задержалась, то ли еще что. Агния решила, что конфеты как подарок уже неактуальны. А в случае чего, хватит и свечи. А вот ей самой сейчас шоколад не помешает, чтобы как-то собраться с силами и морально подготовиться к работе.

Видно Федот знал его достаточно хорошо, чтобы, когда Вячеслав вышел из подъезда Бусинки и молча сел за руль своего автомобиля, уже не спорить и не спрашивать, а поспешно затушить сигарету и выехать из двора следом. А Вячеслав не рискнул устраивать разборки на месте. Хоть искус был очень, очень велик. Но он отдавал себе отчет в том, что сейчас зол настолько, что может тупо покалечить друга. Даже если тот ответно врежет ему. Еще поубивают друг друга, совсем весело станет, блин.

Пытаясь хоть как-то согнать всю свою злобу, он сильней и сильней вдавливал педаль газа в пол, гоня автомобиль без какой-либо особой цели. Выругался вслух, резко дернув руль в сторону и едва успев объехать пацана, неясно за каким лядом выскочившего именно в этот момент на переход.

Через пять минут машина буквально вылетела на пустырь за его вторым клубом, которым обычно управлял Федот. Резко, со скрипом затормозив, Вячеслав дернул дверь и выскочил наружу.

Что-то его не попустило. Прибить кого-то все равно хотелось так, что руки чесались. И кандидат достойный имелся…

Автомобиль друга показался меньше чем через двадцать секунд, показывая, что и тот держал приличную скорость. Вячеслав даже сигареты еще не вытащил. Достав пачку, он исподлобья глянул на Федота, вышедшего на улицу.

— Говори, — отрывисто велел Боров до того, как Федот успел начать что-то спрашивать.

Друг помедлил только пару секунд.

— Я ничего твоей Бусине не говорил тогда, — сдержанно начал Федот.

Боров с явным недоверием поднял брови и все так же тяжело глянул на друга. Опустил глаза на разбитую зажигалку, которой собрался прикурить сигарету, и помрачнел еще больше.

— Слушай, я не знаю, чего там и как было, ясно? — Федот выставил перед собой ладони. — Я просто пустил ее в клуб и ушел. Все. Остальное — это уже к тебе вопросы.

Боров заковыристо выругался.

— А какого хрена врал, когда я спрашивал? — Вячеслав подошел к Федоту впритык. Но не позволил даже сказать ничего в ответ. — Какого хрена придумывал?! — ухватив Федота за шею, он резко дернул, вжав его щекой в крышу машины.

— Ты знаешь мое мнение, Боров. Эту ситуацию надо разрулить, пока все не отгребли по полной из-за того, что ты с катушек слетел. «В обчем, дело принимает социяльный оборот!», — не особо внятно из-за положения, проворчал друг.

Боров встряхнул его сильней.

— Я сейчас с катушек слечу! Так слечу, что тебе мало не покажется, — пообещал он, пытаясь хоть приблизительно представить, чем именно обернулся такой поступок Федота.

Куда Бусинка заходила? Видела его или нет?

— Бл…! — он вновь припечатал Федота мордой в машину. — Ну, кто тебя просил, сука? Ты хоть понимаешь, что я там не в крестики-нолики со шлюхой играл. Блин, убить бы тебя, Федот! — Вячеслав в сердцах толкнул друга, так, что тот, матерясь, смачно приложился носом о стекло своей машины.

Отвернулся, отпустив Федота, и жестко провел по лицу и волосам ладонью. А потом резко развернулся, и со всей дури ударил ногой, правда, не этого придурка, как хотелось, а крыло его машины, вогнув металл.

— Боров, Блин! Теперь же рихтовать придется! — начал было возмущаться Федот.

— Тебе сейчас себя рихтовать придется. По кускам сшивать будут, — искренне пообещал Боров сквозь зубы.

Несложно было понять, что именно могла видеть Бусинка, если хоть немного вспомнить ее поведение. Все эти непонятки с прикосновениями и поцелуями, после того, как все, вроде, было уже на мази.

Боров стал выставлять это условие, когда понял, что настырные и приторно-искушенные касания и откровенные лизания шлюх его не просто не заводят, а бесят. Они настолько отличались от робких и несмелых прикосновений пальчиков его Бусинки, что не давали ему ни одного шанса хоть как-то представить, что он со своей девочкой.

Потому ли она перестала приближаться к нему?

И зажигалка, эта долбанная зажигалка, о которой она сожалела, что подарила. Упоминание, что от той одни неприятности…

— Боров, ты зря на нее дунуть боишься, девчонка свернулась на тебе, не меньше, чем ты на ней. Ну, может не так, — исправился Федот под его разъяренным взглядом, вытер ладонью кровь, сочащую из рассеченной кожи на скуле, — но тоже не слабо. Ей просто надо показать, донести, чего ты еще хочешь, кроме всей этой белиберды с чаем и болтовней…

— Прибить бы тебя, стратег хренов, — Вячеслав хрустнул кулаками, испытывая желание снова заехать Федоту, только теперь в нос. Или в другую скулу, для симметрии. — Она глянуть на меня боится теперь. Ты че, думаешь, я со шлюхами миндальничаю или церемонии развожу? Или в комплиментах рассыпаюсь, что ее туда отправил? Падла! — Он еще раз саданул ногой по машине.

— Да она и пробыла то внутри минут десять, не больше, — попытался утихомирить его Федот, — чего ты… Хотя, наколку точно видела, судя по ее сегодняшнему поведению, — у него еще и хватило наглости ухмыльнуться разбитыми губами.

— Ты еще и засекал?! — Вячеслав скривился он злости и замахнулся, но в последний момент чуть ослабил свернул, все-таки заехав этому умнику по уху. Хоть и по касательной. — Сука ты, Федот. Самая настоящая.

Вячеслав отвернулся от друга, трясущего головой, и попытался понять, что могла думать по этому поводу Агния? Что почувствовала, даже если только часть увидела?

И не мог. Себя попробовал на ее место поставить, и не вышло, чуть с катушек вообще не слетел. Он убил бы, если бы кого-то не то, что с ней, а просто рядом увидел. Голыми руками задушил бы.

Ее с другим…

Он не знал, смог бы вынести, если бы его девочка пошла бы к другому. Просто не знал, и не хотел сейчас размышлять о таком варианте.

Надо было думать, как исправить то, что Федот наворотил своими гениальными идеями.

И ведь ни слова ему не сказала, партизанка. Вообще ничего, ни одного намека. Блин, он не представлял, как она могла так выдержать? Ребенок же, и он всегда сек, когда она врала… Хотя, и сейчас ведь нутром подвох чуял.

Но, может, все же, не видела ничего такого? Ну, просто там, засекла, как он уходил с девкой? И все…

Ага, надеются только придурки, особенно если есть веские факты в пользу того, что она видела куда больше.

Как он ее не увидел? Как, вообще, проворонил дверь? Нежели, настолько был на пределе и взведен?

Он прижал костяшками виски, начав ощущать ломоту и тупое опустошение в голове. Надо было быстро придумывать, как это все исправлять, а в голову, западло, ничего не шло.

— Слышь, Боров, да ладно, по ходу, Бусина твоя, не особо и струхнула. Не убежала, не прячется вон от тебя. Грехи отмаливать ходит, как и раньше…

— Ты про сопляков тех, какого хера ей растрепал? — Даже без злости уже, спросил он, опершись на капот машины Федота.

— А что, девчонка должна знать, что к чему, Боров. Всем проблем меньше будет. И ведь не струхнула, глянь. Она не просто за тебя, она на тебя молиться готова, — друг привалился к капоту рядом с Вячеславом, пытаясь полностью стереть кровь рукавом пальто. И кривился при этом от боли. — Да и потом, не такая уж и малявка она, ну че ты, не объяснишь, не покажешь? Не думаю, что Бусина ломаться бы начала, — Федот ухмыльнулся, и тут же ругнулся, когда из угла рта вновь принялась сочиться кровь. — Всю морду разбил, блин.

— Скажи спасибо, что ребра целы и почки не отбил, — огрызнулся Боруцкий, не повернувшись к другу.

Он уже думал о другом. О том, что надо как-то поговорить с Агнией и точно выяснить все, что и как? Хотя, чет Боров слабо себе представлял, как спросит у малышки, видела ли она его со шлюхой? Он в данный момент не мог вообразить, с какого боку к такому вопросу подступить. Или просто и незатейливо — спросить открыто? А как объяснять, почему вообще, все это было. Не, ясно, что она не с Луны свалилась, и в вопросах пестиков-тычинок че-то, да сечет. И, небось, сделала какие-то свои выводы.

Но…

Ведь не нужные ему, по большому счету, все эти девки. Он свою Бусинку хотел. Хотел так, что внутренности узлом сворачивало. Так, что просто боялся ей боль причинить, не сдержаться, потому и пытался хоть как-то снять напряжение. Да и не уверен был, что девочка его готова к подобным желаниям с его стороны.

Хотя, если глянуть на ее последние поступки и принять во внимание слова Федота…

Может Боров, и правда слишком зациклился на том, что она дите? Это ведь не постоянное состояние. И Бусинка его растет. Вон, как сегодня его за двери выставила. И не дрогнула же, блин. Еще и священника своего потребовала оставить в покое.

Вячеслав невидящими глазами смотрел на руки, сжатые в кулаки, не замечая припухшие костяшки пальцев.

С другой стороны, весь этот бред с деньгами и церковью можно было и по-другому ведь объяснить. Может она его кем-то, типа отца своего стала считать. Ну, приемного. Вот и поступает так…

«Для меня имеет значение»

Ее слова зазвучали у него в голове, словно Бусинка стояла тут и сейчас их ему говорила. Боров даже зажмурился, так ему хотелось, чтобы она именно тот смысл вкладывала, которого он от нее столько ждал. Черт, ведь не просто же так было все то, что она давала ему почувствовать и понять до этого треклятого случая с ее подарком и его тупым проколом!

Вячеслав честно мог признать, что не знал, как поступить. Однако решил, что, несмотря на это, все же поговорит с ней вечером. По любому.

Однако все его намерения и твердые желания пошли прахом. И вовсе не по его вине или от того, что Боров вдруг очканул. Бусинка отказалась с ним говорить. Вообще. Он ее даже не увидел при этом. Как дурак, просидел два часа, слушая ее выступление и сжимая руки из-за того, как отличался сегодня ее голос от привычного. Не было пения, наполненного силой и удовольствием от того, что она делает. В этот вечер Агния заставляла себя петь. Вячеслав слышал это. Чувствовал. Ощущал. И недоумевал, серьезно, не мог понять, почему другие не замечают этого. А ведь никто вокруг, похоже, и правда, не видел разницы. А ему будто по живому жилы тянули. Видно совесть и собственная накопившаяся вина за все — замучили. И за то, что не выяснил еще, и за сломанную зажигалку, и просто, за то, что довел малышку до такого настроения.

Блин, Боров не привык терпеть грызню собственной совести, и нельзя сказать, что сейчас ему это было в кайф.

Но от этого его успешно отвлекло появление Семена, на лице которого, пожалуй, впервые за все эти годы, что администратор работал на него, Боров заметил проблеск какого-то выражения. То ли неуверенности, то ли смущения.

Причина этого стала понятна тогда, когда администратор озвучил итог своего общения с Агнией, во время которого, как и десятки раз до этого, должен был просто передать малышке, что Боров зовет ее поужинать с ним.

Бусинка отказалась. Даже не сама пришла, а через Семена передала, что сильно устала и не хочет заставлять ждать Вову, который уже пришел. И сегодня она никак не сможет поужинать с Вячеславом Генриховичем. Может быть потом, если он еще будет так добр, что пригласит ее…

Что ж, хоть стало ясно, чего Семен «так» переполошился. Не привык хозяину плохие новости приносить, тем более зная характер Борова.

Впрочем, и в тот момент Вячеслав не собирался ее так отпустить. Фиг ей, она смоется. Они поговорят, и точка. Именно с этим намерением он и двинул в подсобные помещения, собираясь перехватить Бусинку до того, как малышка улизнет.

Но совсем позабыл о своем намерении, когда проходя мимо бильярдной, увидел потрепанного Федота, который приплелся в ресторан следом за ним. Типа, для моральной поддержки. А по ходу, как подозревал Боров, чтоб уж точно никто уже его ни в чем не заподозрил во время этой беседы: «типа вот он, глядите, никаких больше схем и козней».

Только вот сидел Федот в бильярдной не один. Перед ним стояла Бусинка. Определенно сердитая. Вячеслава всегда смешили эти поджатые губы и нахмуренные брови. Больно уж непривычно смотрелось такое выражение на лице его малышки. Особенно когда она еще кулачки сжимала. Ну, моська против слона, ей-Богу. Федот, может, Борову в росте и уступал, но Бусинки был выше на голову точно. Да и крупнее, шире в пару раз.

Впрочем, сейчас Вячеслава больше интересовало, с какой это стати с ним разговаривать девочка отказалась, а вот с Федотом базарила?

Хотя, пару секунд спустя, он ясно увидел, что разговором тут и не пахло. Когда Агния, что-то гневно высказывая его другу, а тот неуверенно поглядывал то на саму девчонку, то на Борова, которого уже засек в дверях. И тут малышка со всей дури запустила в Федота каким-то пакетом, который до этого держала в руках. Развернулась с такой злостью, что даже растрепанная коса, казалось, гневно хлопнулась на ее плечо. На секунду утратила это выражение, растерявшись, когда увидела Вячеслава в дверях. Моргнула и как-то так дернулась, что ему захотелось ее обнять, прижать к себе.

Но тут же на ее лице появилось то непривычное отстраненное выражение, которое Вячеслав впервые увидел сегодня днем. И от которого у него, сказать по правде, сводило челюсть и начинало дергать мускул на виске.

Так ничего и не сказав ему, Агния отвернулась и шустро прошагала в сторону другой двери.

— Так, стоп. Нам надо поговорить, — попытался притормозить ее побег Вячеслав.

Но девчонка даже не споткнулась:

— Извините Вячеслав Генрихович, меня Вова ждет, — не оборачиваясь, бросила она с порога таким тоном, который, очевидно, должен был дать ему понять, что говорить она, ну никак не хочет.

— Лысый переживет. Я тебя отвезу, — начиная заводиться, Боров двинулся за ней.

— Не надо, у вас своих дел полно, я уверена, — заявила она и захлопнула дверь за собой.

Офигевший от такого поведения, совсем не свойственного девчонке, Боров удивленно глянул на Федота, который так и не встал за эти пару минут. Друг тоже казался слегка ошалевшим. И только теперь Боров увидел, что друг мокрый. А на полу около стула, на его одежде, и даже в волосах Федота блестят кусочки льда, тая и стекая ручейками воды по разбитой морде. И не было похоже, чтоб это друг так себе боль облегчал. Или что ему пришлась по вкусу ухмылка, против воли появившаяся у Борова.

— Это че? Это малышка тебя так? — недоверчиво, хоть и со сдерживаемым смехом, уточнил Вячеслав, только теперь доперев, что за пакет держала Агния.

— Знаешь что? — вдруг зло вспылил Федот, кажется, даже обидевшись. О-па. С кем поведешься… Ну, прям детский сад. — Вы оба — чокнутые. Достали вы меня, вот так! — он выразительно провел ладонью у себя по горлу. — Сами разбирайтесь в себе, и в своих свихнутых мозгах. С меня хватит.

Поднявшись, Федот поплелся к выходу, вытирая с лица и шеи капли. Да уж, день у него выдался не фартовый, это точняк. Но и не самый худший, как казалось Борову. По крайней мере, Федот был живым и плелся на своих двоих.

Еще раз глянув в сторону двери, за которой смылась Бусинка, он взвесил все «за» и «против», и решил дать ей сегодня передохнуть. Пусть утихомирится. Ясно, что они днем повздорили прилично, да и обидно ей еще, наверное. Вряд ли малышка будет готова сейчас идти на диалог.

Завтра поговорят. Не отвертится.